Впечатление от книги В. Смехова Здравствуй, однако

Книга В. Смехова «Здравствуй, однако», приурочена к  знаменательной дате – 80-летию со дня рождения Владимира Высоцкого.
Автор не раз подчеркивал, что не являлся ДРУГОМ Высоцкого. В том смысле, какой вкладывают в это слово прочие мемуаристы. Что, по сути, дружили они с В.С. всего три-четыре года плотно, по-настоящему, а потом жизненные коллизии свели их отношения на «нет». В силу того, что творческая жизнь обоих прошла в стенах легендарной Таганки, Смехов пишет о Высоцком в большей степени как о партнере по сцене.
То, что Таганка для Смехова – это и «больная мозоль», и Грааль, и Голгофа, и целый жизненный пласт, в котором намешано много ингредиентов, кои в «лицо»  знает только он сам, – известно многим просвещенным культурой людям. О чем бы не писал или не говорил этот человек, все в итоге сводится к Таганке. Поэтому треть книги – отчет  о наиболее запоминающихся ролях Высоцкого, что отсылает читателя не только к книге «Золотой век Таганки», но и к авторским мемуарам. Если вы не читали ни того, другого, не видели  телевизионных циклов на канале «Культура», то яркое , эмоциональное, кинодокументальное описание спектаклей легендарного тетра возникнут перед вашими глазами, что называется, «как живые». Со стопроцентным ощущением присутствия. Такова сила писательского дара актера.
Высоцкий на физическом плане – фигура ускользающая, автор тщетно пытается зафиксировать и разглядеть ее, но ВС не поддается жесткой фиксации. И потому в большинстве случаев автор лишь разводит руками в недоумении и растерянности. Он смотрит на В.С.  вблизи и на расстоянии, силясь если не приблизиться к разгадке феномена Высоцкого, то по крайней мере, объяснить по мере возможности – в чем секрет этого неукротимого таланта, каждый момент своей жизни находящийся на грани.
Плотная дружба, что называется «семьями и домами», обмен шутливыми письмами и проникновенными клятвами, незаметно для обоих ушла в пустоту. Не стала пожизненной так  много  обещавшая в начале дружба. И доискиваться причин Смехов не то, чтобы не хочет, не считает нужным. В конце концов, «песня совсем не том», и вообще, это внутренне дело обоих. А вторую сторону, увы, уже не расспросишь. Приглашать читателя на посиделки на «психоаналитической кухне» он не собирается. Для него, как для многих других, знавших Высоцкого при жизни, он, прежде всего Явление, труд осмыслить которое не многие на себя берут. Непознаваем для окружения Высоцкий был всегда. И его поступки, в сторону «минус» и в сторону «плюс» не поддавались общепринятым оценкам.
В книге вы не найдет глубокомысленных и пространных рассуждений о Бытии Гения в тоталитарном государстве, о запретах и непризнании. В конце концов, об этом много и подробно писали о Высоцком другие. Здесь – это обозначено беглыми штрихами, а в сердцевине -  совместная творческая Жизнь, полная веселья, обид, грусти, непонимания, но и удивительного братства, иногда вопреки чьей-то злой воле. Чуть смягчая, чуть резонерствуя, Смехов составляет хронику этой Жизни увлекательно и заразительно. Иной раз события дублируются, будто автор на следующей странице забывает, о чем писал на предыдущей. Вполне извинительный перехлест авторских эмоций за счет увлеченности темой.
В контексте Высоцкого, автор много и с удовольствием говорит о себе. И, конечно, у читателя возникает нехорошая ассоциация с мемуаристикой  в стиле «Я и Имярек….». Не уверена, что Смехову в полной мере удалось избежать этого, разве преобразовав «Я и Володя», в относительно безопасное «Володя и  я». Но я знаю, что мало кому удавалось обойти ловушки такого рода. Писать о гении, на мой взгляд, дело вообще неблагодарное. Отметиться дружбой, общением, вращением по одной орбите – всегда соблазнительно. Шестнадцать лет в одной гримерной, безусловно, наделяют особой привилегией. Людей, лично знавших Владимира Семеновича, осталось не так много, оттого свидетельства «уходящих натур» многократно поднимаются в цене. Но как бы при этом научится самоустраняться, чтоб в рассказе о гении свести к минимуму рассказ о себе? Или это невозможно в принципе?
Но у Смехова такое рискованное балансирование «Я и он – он и я» от слишком крепкого внутреннего сцепления с тем, о ком он вспоминает, от того, что ни «погода, не календари» не в силах разорвать эту связь. Таганское братство, это как в песне: «завещание святое/на всю оставшуюся жизнь». С другой стороны, книга весьма далека и от претенциозного «мой Высоцкий», нет присвоения собственного, крепко сшитого «Володи», что называется для индивидуального пользования.
В книге можно что-то не принять, с чем-то категорически не согласиться, как, например, с восхваления фильма «Спасибо, что живой» и его создателей. Что вызывает искренне недоумение: уж кому, как не Смехову было отвергнуть сей «шедевр»! Разумеется, «жираф большой, ему видней», но все равно непонятно за счет чего отнести эти восторги.
Коли вы жаждете иного разговора о Высоцком, более жесткого, масштабного, вне отвлекающих бытовых подробностей, без массовки, разговора камерного, с эффектом, что к комнате находитесь только вы и В.С. – то эта книга точно не для вас.
После прочтения у вас вряд ли сложится цельный образ Высоцкого, скорее, яркое, эмоциональное, подвижное мозаичное полотно. Но, я думаю, с гениями иное невозможно, ибо они слишком сложные модели для сборки, в противном случае они были бы неинтересны.
И все же, тем, кто способен отрешиться от цинизма, скепсиса, недоверия, кто не чужд сентиментальности, я рекомендую прочесть эту книгу. Веселую, прикольную грустную, ностальгически щемящую песнь по безвозвратно ушедшей молодости и настоящему Искусству.  О том, над чем только и осталось – «старчески» смеяться и плакать.
Смехов блестящий рассказчик, его книги наполнены, как праной, удивительной аурой, точно выверены по языку и стилю. От них не просто отовраться, автор берет тебя за руку, и, хочешь, не хочешь, а идешь за ним, ощущая на себе истинно гипнотическое воздействие. В самом лучшем смысле.Самое главное – эти книги хочется перечитывать. Они оставляют послевкусие, как хорошее вино, а этим могут похвастаться не многие классики. Лучшая рекомендация – строчки Окуджавы: «Как он дышит, так и пишет».
И, тем не менее, при  всей фрагментарности, разрозненности, картинки памяти сложились в единое гармоничное по доброте и волшебству,  чуткое посвящение Человеку, Поэту, Артисту. Память общей жизни, утратах, недосказанности, и разнородных нюансах взаимоотношений двух талантливых людей. Это невозможно перенести на бумагу без сколов и «помарок», без фильтрации прошедшим временем, без учета переоценок и переосмысления. В конце концов, биографию и историю нельзя написать со стопроцентной объективностью. Всякий Нестор имеет право на свою точку зрения, на свою Правду.
Но когда книга летит к концу, выражаясь словами Мастера, начинается настоящий пир духа.
Отправная точка - глава «Неспасаемый спасатель», с вынужденным обращением к болезненной теме алкоголизма и наркомании Высоцкого – теме излюбленной и измыленной, редко обходимой стороной.  Но и обойти, отговориться от темы нельзя. Смехов пишет об сдержанно и очень достойно, с горечью самокритики и вины, которая, впрочем, во многом только ему и видна. Но само наличие этой вины в прошлом, не умаляет ее в собственных глазах. Нет смакования срывов артиста, традиционных попыток и здесь в толковании «дойти до самой сути». Вплоть до хроники горестного дня прощания 25 июля – удивительно тонкое, пронзительное, сжатое до невидимых слез, очень личное, тихое – не повествование, не летопись, а хроника Утраты. Жизнь, распавшаяся на «до» и «после», что уже не фигура речи, а самая упрямая вещь на свете – факт.
И тут уж книга окончательно выдает свою силу, особую тишину, интимность звучания, что превращает ее в золотой фонд литературы воспоминаний. Будто тот человек, о котором шла речь, абсолютно для тебя незнакомый, далекий, ушедший до твоего вхождения в сознательный возраст, вдруг предстает во всем ненавязчивом, но непререкаемом величии, сложности, противоречивости, и своим талантом будто приближает тебя к себе. Голос века, нерв времени, по меткому определению Вознесенского, Высоцкий вновь становится ориентиром, мерилом вечных ценностей, которые все равно выше того беспредела, в котором мы пребываем.
По - моему весьма скромному читательскому мнению, воспоминания о Высоцком «Здравствуй, однако», из лучшего, что было написано о Поэте за все годы, что его нет с нами.
Книга согрела доверительностью интонации, спокойствием и достоинством, особенной правдивостью, без лести и преувеличений.
О Высоцком будут писать и в связи с юбилеем, и потом. И снова будет перемалывание уже тысячу раз обговоренного, и вновь из пальца будут выдавливаться «сенсации». Это дело совести тех, кто втянется в сие неблаговидное занятие. «Много врут о Вас, Володя, много врут». А книг или статей, чтоб не врали, единицы. Где Высоцкий – артист и человек, без кавычек – живой. Не некто в жутком гриме, в беспомощной попытке явить и доказать пребывание Высоцкого в нашем мире, а подлинное и незамутненное свидетельство - вот за этого живого Высоцкого огромное спасибо Вениамину Смехову.
Июнь, 2018.