Черничное вино

 
 Джаз. Легкий джаз, летая по помещению словно весенний ветер, застревал нотами в пробке свежего и только что открытого шампанского. Шипящий напиток сию же секунду разливала по хрустальным бокалам бледнолицая Лиза, полюбившиеся всеми с самого ее рождения. Она была похожа на гордого лебедя. Она никогда, в прямом смысле этого слова, никогда не опускала длинных изящных рук — всегда старалась обслужить каждого посетителя быстро и без всяких скандалов. Сегодня ее шею обвивает черное ожерелье с тяжелыми каменными бусами, указательные пальцы пестрят железными перстнями. Сегодня она — принцесса дракула. А ее любящий, ее единственный живой родственник отец — король дракула. И это бесспорно. Но только сегодня ночью, в эту ночь жаркого Хэллоуина…
 
                ***



      Винный бар, можно даже сказать, что целая библиотека вина, располагалась на самой южной стороне городка, где пекло не хуже, чем на местном пляже. Заведение, как мастерски отточенное скульптором творение, было видно за километр. Потому ли, что оно располагалось на вершине холмика или потому, что кирпичное здание странно выкрашено в бежевый цвет и его стекла специально никогда не протирались? Внутри всегда было как-то шумно словно в пивном пабе. Все потому, что мистер Луи, владелец «винотеки», не видел счастья в глазах посетителей без шумной атмосферы и громкого звука органа у себя в местечке. Он часто, оставляя дочку Лизу за столиком одну, просто подходил к огромным друзьям в майках-безрукавках и играл с ними в карты до ночи. А окна выходили на прекрасный мрачный лес и на пристань, так что юная красавица могла смотреть на ночные фонарики и мечтать, сжав в руках темно-синюю книжку с «Алисой в Стране Чудес» о том, что их лиловое заведение, название которому придумала она сама, однажды станет настолько известным, что она сможет одеть на какое-нибудь награждение блестящее мамино платье.

      Словом, главной опора семьи Лизы просто не стало: мама, замечательная артистка, умеющая играть на пианино, будто бы родилась в своих темных бархатных каблуках и с самого младенчества стала ходить по подиуму. Она была невероятная. Она смогла разглядеть в обычном трубаче Луи, который никогда не мог застегнуть ремень на брюхе, вполне привлекательного мужчину. Для нее не было некрасивых. Вместо комплиментов она подбадривала дочь так: «Как может быть то, что сделано природой, богом или вселенной мерзким? Посмотри на себя — ты счастлива». Лара никогда не сдавалась. А если и сдавалась, сидя при тусклом свете с бутылкой сидра, то только из-за своей болезни. Она потеряла слух, когда ей было только девятнадцать. Она не могла жить с этим и приняла для себя решение покончить с жизнью совершенно внезапно: сидя в корабле, который вез ее в Америку. Никогда еще море так не бушевало, как в ту ужасную ночь.

      Она забыла о Лизе. Лизе было больно. И по сей день, в свои двадцать восемь, ей очень больно. Что-то очень плохо дышится, когда убираешься в винотеке, что-то колит в груди и хочет вырваться наружу злость и прочее скопление не выплеснутых чувств. Почему? Почему именно она? Совсем одинокая даже в этих родных стенах.

      Сегодня девушке было относительно спокойно: она как деревянный кораблик с алыми парусами, только заместо парусов талию обвивает веревочка от красного фартука, а на ногах новые кроссовки, привезенные из-за границы подружкой. Лиза мыла полы и расставляла все бутылочки по полочкам, вслушиваясь в хриплый баритон Армстронга. Сегодня отец предпочел поставить старую пластинку и скрыться где-то в кладовой. Его брюнетка могла только догадываться, чем занят ее любимый музыкант, отращивающий седую щетинку и густые усы. Однако это было в мрачный осенний день для Лизы интересно, хотя она понимала безбашенность Луи и не хотела влезать в его безумные «дела». Если вы любите наблюдать за людьми даже в темное время суток, вы бы уловили, как внезапно барменша прекрасного винного бара ловко переступает через металлическое емкое ведрышко, как быстро и в какой-то ярости снимает милый фартучек, топчет ногами на месте и разворачивается назад. О, симпатичное лицо такой девушки не должно было так внезапно кривиться. Оно должно улыбаться.

      Но это не была бы Лиза. Хрупкая, в то же время огненная; бесхарактерная и наивная, но в то же время стойкая и гордая. Ее бы не понял самый умный психолог и самый, казалось, мудрый мужчина. В нее сложно влюбиться. В нее и не влюблялся никто, кроме родителей и черного кота Пятницы. И то… любит ли он ее за ветчину на кухне или все-таки за большое сердце? Ей все равно. Главное, что любит.

 — Тук-тук, — сымпровизировала стук девушка, подойдя к проему в дверях, за которыми сидел папа-изобретатель.

 — Я сделал нам костюмы. Сегодня ночью будем отмечать Хеллоуин. Сюрприз! — Луи обворожительно улыбнулся и встал с крошечного табурета так вдохновленно, что казалось, что он начнет петь заводную песню из какого-то мюзикла, — смотри, там коробке. Я даже усы черные себе смастерил!

      Лиза улыбнулась, нежно погладила по голове папу и тихо приоткрыла бумажную коричневую коробку. Именно в ней однажды лежали книжки со сказками, которые по ночам родители читали своей Лизе. Тогда они жили долгие месяца в комнатке при кафе, где выступала Лара, играя на рояле. Маленькая девочка редко выходила на улицу и только и делала, что слушала Бетховена и сто тысяч раз прослушиваемую сказку про «Буратино». Каждый раз казался все интереснее и интереснее. Еще волнительно было услышать новую сказку о «Золушке», с которой потом так долго сравнивала себя Лиза: наверное, понять то, что она не одинокая, было тогда чрезвычайно важно. И засыпать под приятный сказ о том, как у забытой всем миром принцессы наконец исполняется мечта и светится бальное платье и красуется на ножке туфелька — очень приятно. Не совру, если отмечу, как в это верила юная работница винотеки тогда, спав в уголке темной комнаты совершенно одна, пока ее родители ищут работу, на которой бы их не обокрали и не обсмеяли.

      Безумцев нынче не любят. Может, и она безумна, перед сном вертя в руках мамину
шкатулку из березы. Барахлящий вальс все равно заставлял плакать.

 — Ну, чего ж тут думать? — Лиза, будто бы только что проснувшись, протерла глаза и вынула черное, как у какой-то летучей мыши во плоти шелковое платье. Это же тот самый наряд, который однажды она сама не дошила! Тот самый костюм, из-за которого у нее все подушечки пальцев левой руки испачканы кровью и изрезаны иголкой! Теперь платье по колено выглядит очень даже заманчиво и непохоже на атрибут одежды Золушки до бала, — он такое красивое! Что за образ будем демонстрировать на этот раз?..

      Вспомнив о прошлогоднем образе Вупсеня и Пупсеня, девушка скорчила гримаску и посмотрела на счастливое красное лицо папы: он редко видел в глазах дочки хоть какой-то намек на радость. Вся в работе и заботах, она редко уже мечтала о чем-то, хоть это было ее любимым занятием. Единственное проявление нежности она выражала по отношению к папиному «ёжику» на голове и к пушистым котам, клеящимся к ее ноге во время обеда. А бывало, когда в заведение заходила вечно нетрезвая вином престарелая мадемуазель, она снимала со своих ветхих пальцев какие-нибудь медные кольца и дарила их милой Лизе. Лиза благодарила ее, подливала в граненый стакан сидра и садилась рядом. Для нее начиналась целая ночь историй от овдовевшей миссис. Только представьте себе: полная луна, холодный ветер из крохотного окошка и шум моря, который можно было услышать только в полной тишине. Лиза редко слышала его: приходилось задерживать дыхание и сидеть прямо на подоконнике, как Рапунцель, спускающая свои косы. Но и у нашей барменши не было таких кос — всего лишь густые темные волосы по плечи, вьющиеся на концах.

 — Я буду дракулой, — Луи захохотал словно ребенок, сумевший спрятать дневник от наскучившей тетки, — вот, оглянись.

      Сзади на ручке бардового шкафа висел огромный костюм, еле удерживающийся на пластмассовой вешалке. Ну, конечно же огромный — на трубача Луи другой бы не налез. Это был жилет из искусственной кожи и обыкновенная сальная сорочка, которую очень давно гладила Лиза; длинный черный плащ с заплатками и алой подкладкой, парик на стуле и конечно же забытые временем темные брюки, ради которых однажды худел отец. Теперь, верно, он в них сможет выступить перед публикой ночью.

      Короче говоря, Лизе понравилось, а значит, понравится всем. Нежность в ее прекрасном воплощении села на колени трубача и поцеловала его в щеку, одобряя все, что он сделал. Луи был признателен в первую очередь его музе, так что тут же погладил пальцем фото его погибшей жены на почти что обрушившейся стене. А работница бара поскакала мерить пышное платье, рассматривая его каждую детальку вплоть до изящного гипюрового рукава.

      Секунды — и фигурка Золушки очерчена темным цветом. Мрачно, но эффектно фата прикрывает болезненно бледное лицо, которому даже не требуется грим для полного сходства с невестой дракулы. Бархатные туфельки тридцать шестого размера делали ступню девочки еще меньше и женственнее. Мало кто знает, что эту обувь делал на заказ портной Оливер, вдохновляясь добрым взглядом темных глаз нашей любимой барменши. Как настоящий художник, архитектор своей личной фабрики обуви, он углубился в данную работу с головой и продал Луи данное творение почти что задаром.

      Несмело Лиза посмотрела на себя в зеркальце. Она долго рассматривала что-то в своем макияже и долго думала, стоит ли ей так наряжаться, если ее никто не приметит за ужасно большим барным столиком. Но, видя счастливое лицо своего трубача, грех было бы на праздник прийти в повседневном сером платье. Вдруг на ночное торжество придет какая-то особая персона и просто не заметит ее в потоке бесконечных красочных нарядов?..

                ***



      Людей в тесном заведении становилось все больше и больше. Оттого ли, что винотека была единственным местом, где праздновали по полной осенний «Хеллоуин» или оттого, что Лиза наконец начала делать вкусное домашнее черничное вино. На самом деле специально на вино приходило от силы человек десять. Остальные же поверили настойчивому трубачу Луи, что будет очень весело. А музыкант не любил разочаровывать людей. Так что, еле-как наша семья справилась с уборкой малюсенького бара не без участия с улыбки и летающей пелены пыли, смахиваемой древней щеткой. Лиза, одетая в прекрасное платье, впервые так отчетливо увидела себя в отражении большого зеркала: за этим местом всегда сидели какие-то замечательные парочки. Сегодня тут мечтала несчастные пять минут барменша. Она как бы «смахнула» предательский румянец веселья с лица, присела на мягчайшее кресло и пустила слезу. В этих звездах на скучном небе она искала свое счастье.

      Через час по заведению уже раздавался добротный гул. Различные голоса — низкие, высокие, непонятные смешались в кучу. Отец и дочь, единственные работники этого местечка, неторопливо обслуживали каждого посетителя в своеобразном костюме. Мечтательница подмечала каждый раз новые детали в чьем-то образе, но все же считала, что ее костюм, как и отцовский, прекраснее всех. Она любила поглядывать на своего Луи во время работы, облокачиваясь как-то по-уютно-домашнему на столик с «эликсирами» веселья: круглое морщинистое лицо с круглым носом, всегда казавшиеся чрезмерно добрым, мигом становилось холодным и серьезным (конечно же, тоже «по-доброму»). Хрупкая девушка представляла себя только рядом с таким же плечистым маленьким комочком радости, потому что была уверена, что никак не уживется с таким же задумчивым человеком, полным грез и мечтаний. Ведь придется уходить с дома. Нет, не так — придется совсем скоро покинуть самый лучший в этом мире дом.

      Кирпичные прочные стены теперь слегка тряслись от шума. Все стучали и стучали по полу бесперебойно чужие туфли: кто-то так торопился чтобы выхватить свою выпивку. Огненно-фиолетовыми огоньками зажигался каждый уголок, а особенно шкафчики, где стояли бутылки разных цветов. И те были подобраны по гамме и по размерам. Музыка? Что музыка — она тут прекрасная. Тот же джаз и классический рок — все неизменно. То, что по душе любому бродяге, который просто сидит в баре с друзьями. Бархатистый голос Нэта и плавная мелодия, полная романтики и проницательности; прекрасная музыка Эллы Фицджеральд, который для атмосферы очень тихо звучит где-то в комнатке Лизы. Вся прелесть этих песен в том, что даже когда в баре намечается драка, то она происходит под очень романтичную и искреннюю музыку. Это всегда забавляет и как бы останавливает всякое зло, пусть и в кирпичном крошечном здании, где поместится от силы человек сорок.

 — Ух, прекрасное начало прекрасной ночи! — услышала прямо под ухом знакомый старческий голос «принцесса дракула», в задумчивости накручивая на палец темные блестящие локоны, — здравствуй, милая Лизавета.
 — Ох! — девушка неосторожно повернулась на зов миледи и чуть не оборонила красивый розовый цветок, — Матильда, здравствуйте. Мы рады, что вам тут нравится.
 — Правда, как всегда много шума, — загадочная старушка, очевидно, в костюме овдовевшей барышни, прикрыла лицо пышным веером и пристально посмотрела на Лизу, — я пришла, чтобы выпить «Кровавой Мэри» и спросить у тебя кое-что. Я давно поглядываю на тебя: ты трудишься с такой любовью, ты очень приветливая и надежная. Ты ничего не потеряешь, если согласишься пожить у меня на ферме во Франции: можешь гулять по городу, заводить друзей и быть полностью свободна. У меня есть прекрасный луг, за которым надо ухаживать. Ну, понимаешь… скот, сад, дом. Моя семья по уши в своих делах, поэтому некому ухаживать за такой красотой. Ты бы украсила всю Францию! Ты бы наконец нашла своего принца парижанина на белом коне, о котором ты мечтала все детство. Помню тебя маленькой. Твои мечты, особенно. Так что же ты молчишь, покраснев? Соглашайся!

      Вспыхнувшая, Лиза не могла опустить глаз со своего опустевшего бокала. Она никогда бы не могла подумать, что та мадам, та старушка, у которой она в детстве поливала цветы, вдруг предложит ей однажды пожить у себя в самом настоящем раю. Просто так… за красивые черные глаза цвета, мерцающие изредка как фонарики в загадочной ночи.

 — Ладно, милая, я даю тебе подумать тринадцать дней. Мой корабль уплывает тринадцатого ноября в ночь. Приходи на закате к моему нежно-синему французскому окошку. Оно будет распахнуто. Хорошо? — теплая рука без перчатки, пахнущая шоколадным приятным мылом, нежно взяла ладонь юной Лизы. Казалось, что мадам хочет одним рукопожатием присвоить себе чужую молодость, как сделала это в сказке жадная матушка Готель, — что ж, я думаю, ты очень смелая девушка. Тебе давно пора улетать из родного гнездышка.

      Плавно, словно плывя по реке, силуэт Матильды скрылся где-то за столиками, полными людей. Лиза могла услышать, как беззаботно хохочут бродяги с непонятными масками и в непонятных плащах. Могла увидеть, как Луи музицирует на своей трубе перед стайкой друзей и добродушно разливает всем по стаканам лимонад. Все это — под старую, но такую красивую пластинку с Майклом Джексоном, которая сегодня, на удивление, не заедала.

      Тем временем двери не переставали скрипеть. Серая деревянная дверь в кладовую с библиотекой вина будто бы предостерегала своим воплем сквозняка. Он напоминал чей-то злорадный крик. Входила, выходила из этой комнаты девушка с ящиками напитков — ничего не менялось. Бывало, даже бились бутылки, но и подобная мистика могла объясняться тем, что по заведению бегают мышки или кот Пятница. Но сегодня ветродуй был жуткий, а вместе с тем и вой волков — устрашающий. Всего этого не боялись городские бродяги: их сердце не билось сильнее, когда в подъезде вдруг перегорала лампочка или когда где-то в темноте возникал незнакомый образ. В отличие от…

      О, наконец!.. все гости получили по черничному вину и можно прилечь где-то в сторонке, обдумывая и приукрашивая рассказ о французской ферме. Так и хотела сделать Лиза, рассматривая свои уложенные как нельзя изысканно волосы. Ее тень уже проскользнула мимо ужасной двери, пока вдруг отец по-своему не обратил внимание всего бара на себя: он тихонечко и так звонко постучал по оловянному кубку, из которого всегда испивал свои любимые напитки. Луи стоял на сцене, прижав к груди старенький и такой любимый музыкальный инструмент. Лиза инстиктивно выключила пластинку и развернулась в сторону публики. Вернее, в сторону спин этой публики.

 — Прошу внимания, дорогие друзья! Сегодня у нас особенная ночь. Моя Лиза, моя единственная надежда на будущее, скоро исполнит свою мечту. Она будет работать на ферме и обретет свой второй дом! Это был наш маленький сюрприз сегодняшней ночью, — аплодисменты и гоготанье разлились на весь бар словно шипящее шампанское, — еще один сюрприз — наша новая с Люсианом, моим напарником, песня. Прошу сесть всех, а в особенности Лизавету, поудобнее. Да начнется ночь Хеллоуина!

      Рядом с Луи встал худенький мужчина в скучном фраке. Казалось, что этот Люсиан потратил всю свою жизнь на музыку. Даже седина появилась у него в тридцать лет! Он не жалел себя на искусство. Не жалел в прямо смысле — просиживал за фортепиано сутками, ничего не ел будто бы специально и не поглядывал на девушек, которые в глубине души вызывали у него бурю эмоций. Он любил женщин, а особенно любил, когда они слушали его музыку. Как и сейчас, горбатый и такой себе тоненький музыкант, искоса поглядывал на публику. Ничего кроме восторженных взглядов его не интересовало. Такая вот полная самоотдача. Лизе это казалось грустным, так что она не могла даже случайно посмотреть на истерзанного судьбой человека. Он казался ей героем.

                ***



      Музыка казалась все громче, все чудеснее и чудеснее. Под нее то танцевали престарелые парочки, то кружились женщины, конечно, не без кокетства. Забавляло то, что даже не переодетые в костюмы люди все равно идеально вписывались в атмосферу праздника. И вой волков далеко в лесу стал такой неотъемлемой частью этого всего. И трубы Луи и Люсиана заиграли как-то по-новому: да так по-новому, что даже малютка Лиза стала приплясывать своим башмачком и двигать плечами в такт песни. Она чувствовала себя как-то свободнее. С нее будто бы сняли цепи. Может, ей так и стоит жить дальше — без заветных мечт? Чтобы все было гладко, тихо и спокойно. И умереть в своей постели старушкой, окруженной родней…

      Все размышления закрылись на замок вместе с внезапно открывшейся входной железной дверью. Ее внезапно отворил какой-то очень сильный ветер, сломав непрочный проем. Вместе с этим в бар залетели ветки деревьев, иссохнувшие листья, которые никто не убирал с конца сентября. Все самое мерзкое, ужасное внезапно заполонило относительно тихий замкнутый мирок с вином. Как в замедленной съемке толпа людей обернулась на свист ветра и подняла удивленный взор на источник испуга. Это была неясная, даже какая-то нечеловеческая фигура, походившая на мужскую: статная, высокая, обрамленная старым черным плащом с поднятым воротником рваной рубашки. Единственное, что виднелось отчетливо — два глава разного цвета и довольная ухмылка, приманивающая к себе женские взгляды. Многие догадались, кто сорвал музыку трубы и джаз на пластинке начали уже перешептываться, собираться уходить. Но фигура не уходила с прохода. Она стояла как памятник, которому тысячу лет. А дверь сзади все скрипела и скрипела, открывая перед собой картину сверкающей грозы, которая ломала небеса на куски. Так холодно, ужасно холодно и страшно за исход этого всего праздника «чертей» под тусклыми лампами и с пьяными танцами…

 — Я прибываю на землю раз в десять тысяч лет! Ну неужели нельзя это запомнить и приглашать меня на праздники хотя бы в бар?! — наконец некто вышел из тьмы и перед посетителями, раскрывшими рты, предстал великолепно-ужасающий образ вампира.

      Это было будто бы самый блестящее перевоплощение в дракулу, которые заставило всех остальных, «переодетых людей», задаться вопросом, нормально ли они сейчас выглядят. Но слишком людское было поведение у незнакомца. Все, кем он напомнил настоящего графа дракулу, вмиг продолжили распивать свое вино и болтать. А он смирно сел где-то в уголку, положив ногу на ногу и разглядывая милый накрытый столик с розовыми салфетками. Такую картинку с сидящем на домашней мебели кровожадным созданием в разорвано-устрашающей одежде купил бы любой друг-приколист и отправил бы своему дальнему другу по почте с марочкой. Как оказалось только внезапное появление гостя всех и удивило.

      Лиза подошла ближе к незнакомцу. Ей было страшно даже находиться рядом с ним. Как его руки с длинными изящными пальцами пустились по его лицу в полной задумчивости, как он приоткрыл маленькие пухлые губы, будто бы специально показывая подошедшей барменше большие, на острых кончиках кровяные выпирающие клыки. И эти глаза — два фонаря на Лесной улице, смотрящиеся волшебно на приятном бледном лице. Что удивительно в этом лице вампира — мягкие щеки, помогающие не спутать образ с реальностью. Так казалось Лизе. Ну не может дракула быть таким… живым, дерзким и неспокойным. Он расстроен, он полон эмоций. Он напоминает ее отца Луи после длительного выступления на сцене. Он живой.

      Когда любопытная девушка коснулась ладошкой его поблескивающих черных волос, зачесанных аккуратно набок, она вмиг покраснела и убежала с подносом на руках в кладовую. «Вампир» шелохнулся, посмотрел по сторонам и вздохнул, взяв в белоснежные руки салфетки. Он хотел было попробовать их на вкус, но они тут же разорвались и испачкались красной жидкостью на заостренных зубах. Некто еще грустнее вздохнул и взялся обеими руками за подбородок. Как так люди живут? Совсем беззаботные.

 — Папа, папа! У нас т-т-там… Сидит настоящий вампир! Он правда настоящий! — испуганная девочка залезла на один из шкафчиков с припрятанной выпивкой и обвила колени руками.
 — Так налей ему своего черничного вина, — Луи, занятый своим делом, стоял спиной к дочке и хотел поскорее ее занять чем-то, — он ради этого и пришел. Но вырядился хорошо…

      Сбивая с ног компанию Люсиана, Лиза тут же принялась добывать свое оставшиеся черничное вино из всех бочонков. Наконец, заполнив свой единственный хрустальный бокал до краев, она улыбнулась и взяла ножку стакана как можно элегантнее. Поправив второй рукой вылезающие вперед волосы, сняв черную фату с лица, барменша выпрямилась и стала искать взглядом своего любимого посетителя. Она хотела хотя бы извиниться за то, что так быстро убежала от него. Хотя бы посмотреть на его посиневшие веки и запомнить образ для очередной картины, которую она обязательно нарисует.

      Он красивый.

 — Это мне? — у такого бледного и такого расстроенного создания покраснели уши и будто бы быстрее забилось сердце. Если это сердце у него есть… Он взял бокал с трясущихся рук Лизы и мигом отпил черничное вино, чтобы ни единая капелька не разлилась, — так вкусно. Я три тысячи лет не пил человеческого вина. С чем это оно?

 — С ч-черникой… — дыхание хрупкой Лизы никак не могло восстановиться. Она присела на краешек противоположного стула и удержала бьющиеся друг об друга колени теплой ладонью. Так, за подолом платья, «вампир» не мог разглядеть даже красивой ножки девушки, хоть, появляясь тут, на земле, он обожал это больше всего. Человеческую красоту и свободу, — вы любите чернику?

 — Ох, я люблю все земное, — незнакомец поднял мечтательно свой взгляд куда-то на коллекции пластинок на стене, с шумом положил руки на стол и убрал куда подальше истерзанные столовые салфетки, — я сплю в своем старом рояле долгие годы. Такое на мне тяжелое заклятье. Не могу проснуться, пока обо мне не вспомнит хотя бы один человек, что происходит… очень и очень редко. Однажды я спал пять тысяч лет. Рояль почти что загорелся, так как лестница, ведущая ко мне… это та самая лестница, которая накликает всем беду. В ней скапливаться весь людской негатив, бранные словечки и она попросту горит красным пламенем. Я вынужден терпеть свой страх каждый раз, когда чуть ли не происходит пожар.

 — Глупости! — Лиза засмеялась и уже как-то расслабилась, пока ей рассказывали историю, — вы спите под землей? Вы бессмертны? Конечно, вы похожи на настоящего дракулу, но сколько я ни читала книжек о вампирах… у них нет настолько странной истории.

 — А когда-то я был человеком, — он улыбнулся, уже не боясь показывать свои клыки, а затем сверкнул правым голубым глазом, отличающимся от левого, серого. Ему понравилась Лиза, — таким же как ты, из крови и плоти. Это было так давно… Меня зовут Мэловин.

 — Лизавета, меня зовут Лизавета, — она подарила ему свою улыбку и уже без всякого испуга положила свою руку на его, только умилившись тому, насколько у него крупная, по с равнению с ее, ладонь, — мне очень приятно познакомиться с вами.

                ***



      Прошла неделя с праздника под названием «Хеллоуин». Еще шесть дней. Все листья уже опали, лес приобрел больше зеленых красок. На улицах в ларьках уже стало появляться больше товаров, полезных фруктов и овощей, таких как: морковь, репа, большие кочаны цветной капусты. Скучный прежде городок стал расцветать, в бар приходило все больше и больше людей. Казалось, Лизе просто нельзя было скучать. Она все так же в перерывах сидела на подоконнике с книжкой, все так же расставляла в кладовой новое вино и пела под нос песни. Вот, на стене уже висит парочка новых натюрмортов с отцовской трубой, а кот Пятница стал настоящим натурщиком для нашей художницы. Даже три картины с этим наглецом теперь красуются на стене: висят себе в ярких рамках. А в углу, неподалеку от бочонка с черничным вином, лежит блокнот, в котором Лиза делает свои зарисовки и считает дни до встречи с Матильдой.

      Дни так быстро летят… Эта ужасная осень! Теперь дожди, пусть и оставляющие после себя радугу, так утомляют Лизу… Никакой пейзаж ее не привлекал. Теперь то, что раннее было для нее ценно, не вдохновляло. Когда в очередной день поздно вечером бар закрывался, можно было в абсолютной тишине услышать плач юной принцессы. Он не пришел. Он никогда больше не придет. Не выпьет ее черничного вина, не побеседует с ней о том, то так всегда тревожило ее душу, не погладит по голове ледяной рукой и не извинится за то, что чуть было ее не укусил. Это все было в один день. В день их знакомства. В первый и последний день, когда они были совсем рядом. Человек и мертвец… Она же о нем помнит. Значит, он все еще рядом…

                ***



      Еще четыре дня. Лиза лежала на маленьком бежевом диване в гостиной и плакала, пока отец не слышал ее. С каждым днем она все больше понимала, что счастлива просто потому, что разливает всем вино и видит на лицах людей улыбку. Но всю жизнь работать в баре — это точно противоречило бы всем стремлениям. Надо идти только вперед.

      В тот день было очень пасмурно. Дождь целыми водопадами лил с крыш разных величин и цветов, так что прятаться под зданиями не было бы логично. Все жители городка как можно быстрее перебирались по улице, а парочки сидели в нежно-салатовом автобусе и нежились, шепча друг другу, что дома они будут смотреть какой-нибудь фильм или слушать музыку на пластинке и наслаждаться звуками дождика.

      Только Лиза ездила на другой конец деревни, чтобы купить все для ее домашнего вина. В голове была только работа, грусть и никаких мечт. Сегодня она в черном папином плаще бежала по мокрому асфальту в галошах на три размера больше ее ножки. Звуки «чапанья» ее галош были слышны всем работающим сегодня в магазинах. Добрые женщины, выкуривая сигареты, смотрели вслед серьезной девушке и рассуждали, как можно до такого докатиться в двадцать-то лет: «Эх, я в ее годы уже вышла замуж», «Я только закончила учебу», «Мне только купили свадебное платье…», — говорили все. Говорили, и слова их рассыпались по туманному грохочущему небу.

      Тем временем девушка уже подходила к дому. В серых джинсах, испачканных лапками доброй собачки Джозефа, в большой резиновой обуви и с закрывающим почти все лицо темным капюшоном, она все же чувствовала себя сегодня полезной. Обычно, им в бар привозили ингредиенты для напитков, пока Лиза сама не начала готовить их. Для нее это стало чуть ли не самым занятным хобби, потому что оно приносило пользу людям больше всего. Итак, ей не было печально. Скорее тоскливо, проходя мимо балкончика Матильды, что она скоро окажется с ней во Франции.

      Пока шепот не испугал Лизу сильнее, чем гром среди белого облака. Девушка как ошпаренная кипятком повернулась назад, к каменной стене незнакомой постройки. Какая-то сильная рука схватила ее за запястье и потянула к себе. Это был Мэловин. Его мертвенно-холодную ладонь Лиза не спутает никогда. Его губы, которые она попробовала сейчас на вкус — это что-то сродни самой спелой черники. Это ее первый поцелуй, который оказался таким неосторожным, таким приторно-сладким, сахарным, но таким долгожданным. Сберегая каждую секунду их встречи, она обняла его крепкую спину, положила свою голову ему на грудь и выплакала всю свою тоску в ткань шелковой рубашки. Мэловин был так рад ее видеть. Был так рад взять ее лицо в свои руки, был так рад собрать все слезинки с замерзших щек губами и просто дышать ею, хоть с вампирской точки зрения запах людской плоти — отвратителен.

 — Надеюсь, ты не прикупила мне чеснока? — он засмеялся ей на ушко, прошептав что-то очень важное, что заставило Лизу покраснеть. Она в шутку оскалилась на своего дракулу и приблизилась к нему. Было все равно, смотрит ли на них кто-то. Сегодня у них свидание. С пакетом крупной черники и кислой клюквы в руках…
 — Нет! — Лиза засмеялась, подумав, а потом прильнула к сухой стене, у которой стоял Мэл, — ни за что! Ни зеркал, ни чеснока!

      Они еще долго смеялись вместе, уже даже выжимая из себя улыбку. На секундочку только дракула остановился, чтобы полюбоваться профилем своего человека. Ему этого так недоставало, так недоставало!.. Если посчитать все часы, которые он провел на земле, то число вышло бы громадное. Но он был бы готов отдать все эти бессмысленные и не очень секунды и миллисекунды на одно мгновение, когда бы улыбалась Лиза.

                ***



      Понимая, что тучки уже растворились, они взяли друг друга за руки и пошли гулять в лес. В глуши леса, как знают многие городские жители, спрятаны заброшенные могилы. За ними мало кто ухаживает. Даже венки с цветами, приносимые чьими-то родственниками год назад, уже сгнили. Но никто не знает, что кроме людей, тут захоронена и музыка. Три музыканта, которых знал Мэловин, «спят» под землей в самой глуши. Они часто, перевоплощаясь в больших летучих мышей, сидят на ветках деревьев и развеивают над поляной какие-то знакомые мелодии. Люди отчаянно верят в то, что эти песни — какое-то паранормальное явление. Поэтому духи запрещают подходить близко к этому месту, создавая некий купол между фантастическим и реальным.

 — Друзья, вы тут? — эхом раздался бархатистый голос дракулы, который вместе с Лизой пробирался через поваленные кусты, ветки, стволы деревьев и заболоченные ямы, — я хочу показать кое-кому ваше чудное поле.

      Лиза, с красными испуганными глазами и с растрепанными волосами, спрятанными под воротник плаща дракулы, который тот ей великодушно отдал, тряслась от волнения. Она доверяла своему вампиру — и это бесспорно, но где-то в глубине души она оставалась наивной папиной дочкой. Не каждый день можно встретить такую странную личность, в сущности которой барменша еще не разобралась. Трогая ручками плотную шерстяную ткань его одежды, вдыхая приятный цветочный аромат от этой вещи, она только гадала, кем на самом деле является загадочный Мэловин: не самозванец ли он, не какой-нибудь вор (а что он хочет своровать у нее с Луи?), не издевается ли просто? Вообще, она не верила в вампиров. Не верила, что парень, в которого, казалось, на влюбилась с первого взгляда — не человек. Он бы точно не понравился отцу, а престарелый трубач для нее — самый главный человек во вселенной. Что же делать? Прятаться, сказать правду или сбежать прямо сейчас? Что-то говорило ей полностью довериться ему. Хотя бы сейчас.

 — Это девушка? — летучие мыши, сидящие на ветке старого дерева, переглянулись. Они были скорее похожи на ворон, — девушка!

      По дракуле стало видно, что он сильно засмущался. Зная своих товарищей… Так или иначе, нежно взяв Лизу за плечо, он каким-то образом уберег ее от страшного свиста чернокрылых птиц над головой. Тучи снова стали сгущаться: это будто Луи зовет свою дочку домой. Но она сильнее прижалась к своему защитнику, уткнулась лицом в шею и начала щекотать носом приоткрытые бледные ключицы. Вампир обомлел. Он так привык питаться людской энергетикой, что уже и позабыл о том, что люди сами могут дарить тепло. Мрачный вампир расслабил плечи и почти что безэмоционально погладил по волосам живую душу. Это ему понравилось — он приблизился губами к ее лбу и засмеялся. В мыслях у кровожадного, казалось бы, монстра, было только одно — никогда не отстраняться от невинной и такой пугливой дочери музыканта. Продлить бы каждое мгновение, когда она ничего не боится…

      Перед героями сказки раскрылась самая настоящая долина глухих звуков, которые будто бы улетали в небеса. Далеко-далеко. Отзываясь эхом на другом конце вселенной. Какая-то музыка была знакома Лизе, а какая-то нравилась, но была услышана впервые. От звучания трубы, ассоциировавшееся у нее всегда с мелодией трубы, почти что разрывались ушные перепонки. «Отблески» иной музыки твердили о своем существовании вдали леса, на вершине опушек. Они манили больше всего, но были дальше всего. И вся эта туча звуков рассеянная, непонятная… Разбавленная людскими недовольными криками и дребезжанием.

 — Что это? — шепотом, будто боясь разрушить «могилы» странных музыкальных произведений, спросила у вампира Лизавета, всем маленьким телом прижавшись к хладнокровному Мэловину.

 — Это могила музыки, которую не приняли люди. Она похоронена тут вместе с забытыми музыкантами. Среди них нет меня, — он сверкнул правым глазом, ассоциирующимся у Лизой с хрустальной призмой, — это очень хорошо. Я бываю тут редко, чтобы убедить себя в том, что не все… так плохо.

 — Ты музыкант?

 — Ты хочешь, чтобы я тебе спел? Ну-ну, не сейчас.

 — Сейчас! — как девчонка, Лиза широко улыбнулась и преградила дорогу высокому герою как только могла, — вся моя семья тесно связана с музыкой, а я не обладаю таким даром, как пение и игра на каком-то инструменте. И в то же время… Мне страшно, что когда-то мое творчество будет также навеки мертво.

      Они в одну секунду обернулись назад на эти непрекращающиеся повторяющиеся звуки. Будто бы музыка попыталась снова быть услышанной, но и ее затмила гроза, ветки дряхлых деревьев и пустота. Казалось, что громадный портал закрылся навсегда. Лиза засверкала глазками и посмотрела на дракулу — он лишь безнадежно ухмыльнулся и поправил на ее плече свой тяжелый большой плащ.

 — Время никогда не вернуть назад, — уверенно заключил он, — держись за мою руку. Я отведу тебя в свой секретный музыкальный кабинет.
               
                ***



      Лиза больше не страшилась внезапных поворотов судьбы. В то время, как Мэловин плавно поднимался по раскаленной лестнице вверх, она расценивала высоту, на которую ей предстоит подняться и любовалась роялем, который издали казался чьим-то богатым домом. Ее практически бесчувственный спутник, дойдя до середины, обернулся назад и улыбнулся. Ему было непонятно, почему девушка стоит не двигаясь. Это же ведь так просто — шагнуть на поверхность с температурой сто-сто двадцать градусов. Дракула удивленно вскинул брови и, ничего не говоря, быстро спустился вниз. Для такого существа, как он — это было просто. Поэтому он даже не представлял, что такое физическая боль уже многие-многие годы. Поэтому так умилился, увидев на скуластом миловидном лице своего ангела страх.

      Когда храбрый вампир приблизился к дрожащей Лизе, ей стало в разы лучше. Она положила свои ладони на его горячую шею и стала жадно разглядывать взгляд жестокого существа. Она поверила в то, кем является Мэловин. Она не отвергла его, а наоборот — прижала к себе и со слезами на глазах положила голову на его сильное плечо.

 — Не надо бежать впереди меня, пожалуйста. Я еще не готова, — когда девушка прошептала это, она уже лежала в его руках, мертвой хваткой вцепившись в ледяную спину. Он тоже боится, он тоже испуган, — будь рядом. Просто будь рядом.

      Со смехом и полным ребячеством они добирались до своей непреодолимой «высоты». Звонкое хихиканье украденной бармешни разливалось на все подземное царство: ее, легкую, почти невесомую, поднимал и опускал холодный вампир. Он игрался с ней как с ребенком, чтобы она не смотрела вниз, на поднимающиеся искорки пламени. Ему было больно от этого огня, но… боль вмиг улетучивалась, когда он слышал приятный смех своей Лизаветы в своих ушах. Неужели она — та, которая нужна была ему все миллионы лет? Обычная девчонка с папой-трубачом, любующаяся всеми окружающими ее людьми. Чем отличается от всех он? Почему он удостоился быть ее первой настоящей любовью?.. Добро ли любит зло?

      «Поставив» девочку на ноги, Мэловин облегченно вздохнул. Теперь перед ними рояль. Не такой уж и большой на первый взгляд, очень даже обычный — разве что отполированный и цвет у него алый, красивый. Лиза не удержалась и первым делом обошла инструмент, трогая его ладошкой. Казалось, что глаза у дочери музыканта загорелись и никогда больше не вернутся в прежний, земной свет. Статная фигура дракулы пролетела мимо нее и села напротив черно-белых клавиш.

 — Я написал песню, пока был в заточении, — он указал на открытую крышку рояля. За ней можно было увидеть пустое отверстие, где и спал заточенный «монстр», — давай я сыграю ее.

      Мэловин играл прекрасно. Под его пальцами создавалась настоящая сказка. Даже огонь, плохой огонь, танцевал под величественную мелодию, за которой крылся такой простой, но такой важный посыл — не сдаваться никогда. Не сдаваться в заточении, когда тебя мучает уныние и безнадега. Как разноцветные фонари фонтана плясало синее пламя, подтверждая тихие слова песни, спетой дракулой. Лизе казалось, что такую сильную музыку может петь только самый сильный человек, но никак не мифическое существо, питающиеся чужой кровью. Ей хотелось сесть рядом, не прерывая прекрасной игры фортепиано, и просто наслаждаться тем, что любитель ее черничного вина — необыкновенный маг, сделавший ее существование осмысленным.

      Когда он закончил играть, опустив руки вниз, Лиза наконец оказалась ближе. Она лениво пустилась руками по холодным клавишам, не упуская практически ни одной драгоценные ноты.

 — Я забросила играть, потому что надо мной смеялись. Я не играла как все. Было проще придумывать свою музыку, чем повторять за остальными.

      Тишина. Вдруг, ладони Мэловина накрыли женские изящные пальцы и повели их за собой — заиграло что-то новое. Кажется, это та песня, под которую наши герои и познакомились.

 — «Остальные» красят тебя. Ты сама не замечаешь этого, — продолжая музицировать вместе, они не могли насмотреться друг на друга и не могли наслушаться голосами друг друга, отчетно слышимыми в полной тьме и пустоте, — твой отец Луи, чувственный и тонкий характером, подарил тебе все свои лучшее качества. Родители — это настоящий подарок жизни. Отдавая ребенку частичку себя, они медленно теряют собственные силы. Но они по-прежнему счастливы.

      Лиза тут же вспомнила драгоценные моменты своего детства, связанные тесно с папой. Он рассказывал дочке сказку о том, что мама наконец стала «настоящей звездой» и о том, что Лис из «Маленького принца» обязательно будет дружить с Принцем вечно. Она вспомнила о том, как, стоя на табуретке за барной стойкой в свои девять лет, пузатый папка-трубач держал ее сзади и помогал делать ей ее первое в жизни черничное вино. От таких красочных воспоминаний у Лизаветы выступили слезы счастья. Нехотя, как можно плавно убрав руки с клавиш, она крепко обняла своего вампира. И все-таки его музыка — его душа.


                ***

      Дни пролетали очень быстро — остался день до отплытия корабля Матильды. Это было заметно. Нет, не заметно потому, что женский плач в подушку и успокаивающее мурлыканье Пятницы были слышны всем соседним домам, а потому, что запахи кисло-сладкой черники и деревянного бочонка больше не были ощутимы. Оттого и меньше гостей стало, что ли. Луи, проходя мимо спящей горюющей девушки только поправлял подушку и молчал, чтобы лишний раз не оскорбить свое сокровище. Он понимал, почему ей было грустно. Большое отцовское сердце подсказывало ему, что она влюбилась. Влюбилась не в обычного мужчину, а в кого-то… в какого-то смелого человека, возможно даже гордого, который бы сделал ей больно.

      Полная луна. Они распрощались на той злой поляне летучих мышей, услышав издалека незнакомую песню. Целуясь посреди пустого поля, они напрочь забыли об остальном мире, пробуя губы на вкус как воздух на чистоту. Лизе нравилось обводить языком острые клыки, нравилось чувствовать тяжелое теплое дыхание вампира на себе. Мэловину было в новинку наслаждаться запахом темно-синей ягодки, исходящим от невинной девушки. Ему было в новинку ощущать волну эмоций, накатывающую в связи с тем, что бледная мягкая ладонь Лизы касалась его ладони. Так небрежно, почти незаметно… Это было похоже на электрический ток.

 — Почему ты притягиваешь меня как магнит? — мягко, но с тревогой шептала Лиза, не ощущая свою дрожь в голосе, — я не могу покинуть это место. Ты тут есть!.. Как, скажи мне, как всегда быть рядом? И возможно ли это?

 — Я нашел в тебе «ту самую», когда услышал джаз, — дракула быстро поцеловал ее ладонь, опустил ее и посмотрел во взволнованный взгляд карих глаз так, будто смотрит в них последний раз, — когда ты убежала, оставила меня одного за столиком, я впервые за долгие годы почувствовал что-то. Чтобы быть со мной, тебе предстоит пересилить себя саму. Тебе предстоит выбрать всего одну из двух дорог: ты покинешь меня или станешь моей навсегда. Приходи сюда ночью!..

      Лиза вытянула руку вперед, чтобы коснуться его в последний раз, но мрачный образ растворился вместе с долиной мертвых звуков. Девушка попыталась вернуть эти секунды назад, вспоминая дракулу: уверенного, с хищным взглядом и сухими красными губами. Пыталась ухватиться за его грациозный облик, за длинный плащ в пол и за запястья крепких рук. Но вместе с блеском разных глаз, вместе с чарующим голом все пропало. Она лежит на кровати и только представляла, что ее обнимает Мэловин. Где он сейчас?! Почему она вдруг стала снова одинокой?

      Повернувшись на другой бок, Лиза уже стала думать, что все, вплоть до знакомства с Мэловином — это сон. Она просто начиталась сказок и стала одной из загадочных героинь. Но почему тогда его тепло ощутимо до сих пор? Почему легкий запах крови до сиз пор живет на ее коже? Лиза повернулась на другой бок. Если она избежит поездки на ферму, где, возможно, она обретет счастье, то другого такого шанса не будет. Если совершить безрассудный поступок сейчас, который основан на привязанности к необыкновенной личности, то… ох, этот исход невозможно рассчитать. Мэловин все земные годы питался вниманием публики, пока вдруг все людские чувства в нем не погасли словно свечки — заинтересованные глаза зрителей и сделали его героем и убили его одновременно, заточив в рояль над лестницей. Это ли должно пугать ее?..

                ***



      Неоднократно падая и задыхаясь, когда-то хрупкая Лиза продолжала бежать навстречу тусклому свету сумерек. Мимо нее пролетали серые дома, фонари, леса и спящие бродячие собаки, взлохмаченные как никогда. Она не останавливала бег, потому что знала — каждая секунда на счету. Надо идти, не задумываясь о последствиях, о несбывшихся мечтах на этой Земле. Пусть ее охватит ужас, пусть мир перевернется на триста шестьдесят градусов, но она хочет быть смелой и быть сильной.

      Рассветает. Увидев заходящее солнце и первые отплывающие корабли, девушка сразу же отчаилась встретиться тут с дракулой. Она схватилась за лоб руками и почти упала на колени. Послышалось знакомое гоготанье — это те самые музыканты, перевоплощенные в летучих мышей. Их непонятная речь напрягала еще больше, чем напрягал девушку ветер, гуляющий среди леса. Оборачиваясь, Лиза увидела за горизонтом Матильду. Пережидая Лизавету, она мечтательно выкуривала сигарету. Девушка подняла голову наверх, на чистые лиловые небеса. Он пришел: в красном фраке, с смущенной улыбкой и, очевидно, готовностью «упасть» в ее глазах.

Так или иначе, она кидается к нему на руки и ощущает, как холодные клыки на застыли на ее шее. И словно горьковатое черничное вино льется струйка человеческой крови. Она будет счастлива.