Флотские будни

Остобранник-4 в книгу: «Антилопа».


«Верное решение»

     …Где-то на Балтике.
     Конец восьмидесятых.
     Начало зимы.
     Воскресенье. Утро. Светает.
     Небо на редкость чистое, сиреневое.
     Проснувшийся легкий ветер гонит по гавани отжимную рябь к молам.
     Воздух сухой, прозрачный, морозный, но недостаточный для того чтоб ледяная корка схватила своей железной хваткой живую трепещущую поверхность воды. Многие… очень многие жены моряков ждут и мечтают об этом, – выходы мужей в море почти на полгода прекращаются.
     Рейдовый тральщик, ласково прозванный матросами «Антилопой», в пятиминутной готовности к бою и походу во всей боевой «амуниции» стоит у стенки минной гавани в дежурстве. Корабль, после прохождения на скорую руку запланированных на осень стендов, учений, курсовых задач, вместе с недавно назначенным на неё командиром, лейтенантом Стариковым Олегом Феликсовичем вновь введен в боевой состав флота, а значит, – допущен к несению всех видов дежурств. Так всегда и… везде: на самого молодого командира сыпятся все дежурные неприятности на рейде. А их, неприятностей, всегда хватает с лихвой: то буй какой сорвет, то рыбак потеряет фарватер, то, не дай Бог, что-то нехорошее вдруг всплывет со дна «пучины морской».
     Вот и теперь…
     …- Стариков, корабль на выход, – с напряжением в голосе командует командир дивизиона, неожиданно прибывший на дежурный корабль утром воскресного дня, – с тобой на выход отправится старший помощник начальника штаба бригады капитан-лейтенант Комаров.
     - Есть, товарищ «кап-три-ранга»! – коротко выдыхает лейтенант.
     - Задачу в море, поставит… штабной, – слегка поморщившись на последнем слове, продолжает комдив.
     - Есть, товарищ «кап-три-ранга»!
     - Да погоди ты!.. – Комдив, не спеша, вытаскивает из кармана мятую пачку «Беломора» и, понизив голос, нехотя цедит сквозь зубы. – Тут главное вот что, на выходе с посредником всегда нужно чётко помнить, что на корабле ты командир, а не штабной и в ответе за всё ты, не он, а значит и решение по действию экипажа принимать тебе.
     - Что-то не так, Александр Викторович?
     - Понимаешь, командир, – озабоченно тянет комдив, – примета такая... если на выход дежурного корабля прибыл посредник, жди неприятностей. Задача, значит, будет непростая, нестандартная, возможно, что и неправильная. А этот… будет давить, мешать принять решение… верное, единственное.
     - Понял, товарищ комдив, – беспечно машет рукой Феликс, – не беспокойтесь, приму… верное.
     - Да что ты понял, – беззлобно вскидывается опытный офицер, в сердцах кидая за борт только начатую папиросу, – ничего-то ты не понял! Но слушай внимательно, вникай – согласно Корабельному уставу «…корабль есть боевая единица флота, и командир лично отвечает за его постоянную боевую готовность, правильное использование оружия и технических средств, за… безопасность плавания…» и экипаж...
     - Есть, товарищ комдив! – молодцевато перебивает Стариков
    - «… за постоянную боевую готовность, правильное использование оружия и технических средств, за… безопасность плавания», – повышает голос Моряков, повторив цитату с начала, – а «…в случаях, не предусмотренных уставами и приказами, командир корабля, сообразуясь с обстоятельствами, поступает по своему усмотрению, соблюдая интересы и достоинства государства». Понимаешь, Олег Феликсович, по-своему усмотрению!
      - По-нял, – обескуражено тянет лейтенант и… спешит в рубку корабля «играть» «Большой сбор»…
     Ровно через пять минут Антилопа, как и положено дежурному кораблю, будет готова сняться с якоря, о чем Феликс по уставу доложит беспрерывно курящему на стенке комдиву.
     Ещё через десять минут к кораблю лихо подкатит под завязку нагруженный коробками продовольствия грузовой ЗИЛ, из кабины которого на ходу выскочит тощий и, оттого кажущийся особенно длинным, зловещим, как кардинал Ришелье, великолепно сыгранный Александром Трофимовым в известном фильме Георгия Юнгвальд-Хинкевича, незнакомый командиру капитан-лейтенант.
     А спустя ещё пятнадцать минут после оперативной загрузки провизии на корабль Антилопа помчит на всех своих двенадцати узловых «парах» навстречу… в неизвестность, рассекая набирающие силу утренние отжимные от базы балтийские волны…
     - Лейтенант, сколько ветер, – первое, что произносит неожиданно позеленевший старпом начштаба бригады, встав неудобно за спиной Феликса на мостике.
     - Около десяти метров в секунду, море два-три бала, – не отрываясь от бинокля, лукаво улыбается в черные усы командир, – пока штиль, но, судя по всему, ветер усилится.
     - Почему … по всему? – цепляется к словам штабной.
     - Ну, во-первых, полученный утром прогноз, – не обращая внимания на тон «каплея» и не оборачиваясь к нему, деловито рассуждает командир. – А, во-вторых, по волне, в-третьих, по небу, в-четвертых, по...
     - А что… с волной и небом не так, – брезгливо озираясь, давит СПНШ.
     - Почему не так? – веселится Олег. – Всё так, как и положено, – оторвавшись от бинокля и развернувшись, наконец, к «каплею», поясняет молодой лейтенант, – ветер… западный, в пару от нас милях уже с гребня барашек срывает, а на горизонте черные кучевые облака, заметно растут, ну, то есть движутся прямо на нас.
     - Да-а, действительно… растут, – глянув на горизонт, тянет «черный кардинал», – но… за островом нормально будет, не достанут.
     - Каким островом? – оживает Олег, - где?
     - На дальнем стенде, – поясняет штабной, – для…
     - Знаю. И что там?
     - Да ерунда… лодка, – отмахивается «каплей», - просто отшвартуемся к ней и передадим груз.
     - Лодка? – хмуриться Феликс, – подводная? Отшвартуемся к железной громадине, 90% корпуса которой скрыто водой на этом пластиковом кораблике?
     - Точно так, командир, отшвартуемся, – чеканя каждое слово, закипает «великий флотоводец». – Это… приказ, Стариков!
     Феликс всматривается в пылающие гневом глаза старпома начштаба бригады, словно что-то пытается отыскать в них, и вдруг, не произнеся ни слова, чем несказанно удивляет и… обескураживает того, привыкшего к непрекословному подчинению куда как старших офицеров и по возрасту и по званию, разворачивается  и уходит с мостика в рубку тральщика…
     В базе про капитан-лейтенанта Комарова говорят всякое.
     С одной стороны все знают его безукоризненное, можно даже сказать педантичное отношение к документации: её ведению, оформлению, знанию. Здесь он, безусловно, неподражаемый гений! Без подготовленных под его руководством карт, планов, журналов не обходится ни одно учение бригады, базы, а на оперативно-штабных учениях флота он ни единожды становился победителем в данном виде штабного искусства. А это очень даже немало для карьеры офицера: «без бумажки, ты букашка». Многие предпочитали с ним дружить, ну, или…, как минимум, не ссориться.
     С другой, – за глаза, как говорится, в курилке, – многие старожилы бригады удивляются, как могло так случиться, что молодой лейтенант, ни дня не послуживший непосредственно на действующих кораблях сразу после училища, попадает в штаб, да к тому ж не дивизиона, а бригады на одну из самых высоких должностей. Такое бывает редко, крайне редко, если не сказать точнее: такого… вообще не бывает на флоте!
     Значит… здесь что-то не так.
     Теперь, дослужившись до «каплея», в скучающем взгляде Комарова всё чаще проскакивают холодные искры надменности, пренебреженья к окружающим, особенно к младшим по должности, званию. Во всей его долгой, несоразмерно худой фигуре видится что-то змеиное, дьявольское, особенно в момент, когда чувство собственного достоинства  вдруг «взбрыкивает» у него где-то там внутри. В такие минуты тело его начинает подергиваться, извиваться, пыжиться, а голос от напряжения срываться на фальцет, визжать или даже шипеть.
     …- Лево руля, курс восемьдесят семь, – неожиданно громко хрипит динамик на мостике Антилопы, чем выводит СПНШ из состояния… непонимания.
     - Есть лево руля, – слышен ответ рулевого, – есть восемьдесят семь градусов.
     - Рубка, Мостик, вижу прямо по курсу подводную лодку, – докладывает сигнальщик.
     - Есть, Мостик, – отвечает командир, – рулевой, курс на стенд с подводной лодкой.
     - Есть на стенд, – вторит рулевой…
     Озадаченный было Комаров, увидев прямо по курсу субмарину, довольно улыбается, представив, как доложит начальнику тыла базы, влиятельнейшей фигуре во все времена и во всех родах войск, да и не только войск, об исполнении его нечаянной просьбы, точней даже не просьбы, намека. Тот, накануне намекнул ретивому капитан-лейтенанту, вечно снующему по коридорам штаба базы, о некой сложности для него с доставкой провизии на лодку, нежданно оказавшейся в начале зимы на дальнем стенде. Что там, в тылу случилось со вспомогательным специально предназначенному для этого судном, он не говорил. Возможно, его уже законсервировали на зиму или поставили в док на плановый ремонт, или ещё что не так с экипажем, командиром. Бог весть! Но в тот момент у «великого флотоводца» и «родилась» чрезвычайно «умная» идея задействовать для этого малый дежурный корабль бригады, не считаясь с «…правильным использованием технических средств…» имеющегося, а точнее совсем не имеющегося у рейдового тральщика для передачи грузов в неспокойном море.
     Феликс, к удивлению «бумажного офицера», за три долгих месяца своего командования строптивой Антилопой уже заимел свой личный боевой опыт и своё личное мнение на всё и вся. Урок первой зимней швартовки на рейде гавани, где он чуть не потерял Родьку Рудера, не прошёл зря, усвоен крепко. Молодой лейтенант нередко вспоминает слова начальника кафедры корабельным уставом их училища, в прошлом заслуженного командира крейсера: «Об тройной интеграл, товарищи курсанты, на палубе не споткнетесь…». Помнит и наставление комдива, сказанные ему перед самым выходом: «…море одинаково не терпит ни разгильдяйства, ни неоправданного геройства, просто делай то, что положено и всё, как бы там над твоим «маразмом» затем не насмехался какой-нибудь «штабной… химик» или прочий несведущий сброд».
     …- Товарищ капитан-лейтенант, разрешите доложить. – Феликс неожиданно появляется на мостике перед благодушно улыбающимся своим мыслям офицером штаба с каким-то журналом в руках.
     - Докладывай, лейтенант, – неохотно оторвав взгляд от лодки, покачивающейся на крутой балтийской волне уже на расстоянии нескольких кабельтовых, беспечно отзывается тот.
     - Согласно проведенным измерениям в настоящее время в районе стоянки лодки ветер западный с переходом на северо-западный, скорость достигла тринадцати, а порывы восемнадцати метров в секунду, – монотонно чеканит командир, – море превысило три балла. Учитывая данные метеоусловия, а также то, что подводные габариты лодки и расположение её средств жизнеобеспечения мне не известны…
     - Та-ак, –  бесцеремонно перебив лейтенанта, тянет сквозь зубы «серый кардинал», – это ты к чему клонишь, лейтенант,
     - Учитывая тактико-технические характеристики вверенного мне корабля, принимаю решение, – не обращая внимания на штабного, как ни в чем, ни бывало, продолжает рубить Феликс, - швартовку к подводной лодке не производить!
     - Ты-ы, – тянет Комаров, – принял решение? Да кто тебе вообще дал право принимать решение? – От неожиданности он задыхается, брызжет слюной и, не сдержавшись, хватает командира за грудки и, что есть сил, тянет его к себе.
     - Да при такой швартовке мы и лодку помнем, и Антилопу «угробим», и экипаж вместе с ней покалечим, –  теряя самообладание, кричит в перекошенное гневом лицо «каплея» Феликс и одним коротким отработанным на уроках физкультуры ещё в нахимовском училище взмахом левой руки легко сбрасывает «девичий» захват «штабной крысы» с отворотов своей канадки.
     - То-а-ищ лейтенант, – срывается на визг «великий флотоводец», – что вы себе позволяете, я вам при-ка-зы-ваю…
     - Сю-да, – грубо, но, совладав с собой, спокойно перебивает его лейтенант, поднеся к носу грозного Кардинала журнал, – сюда приказывай.
     - Что сюда? – «фонтанирует» тот.
     - Пиши сю-да, – брезгливо, но уверенно, по-прежнему не повышая голос, выдыхает командир, – в вах-тен-ный жур-нал, чтоб не отказался потом, а там… посмотрим.
     - Что посмотрим? – неожиданно успокаивается «штабной волк», «волчара». Поистине, нет ничего убедительней официальной «бумажки» для любого умудренного правилами «бюрократии» – теперь говорят «юриспруденции» –  человека и подписи, которую тот лично сам должен поставить под тем или иным документом.  Одно дело говорить, другое – подписаться под тем, что говоришь!
     - О твоем приказе и своем решении я доложу оперативному дежурному Базы, – с ненавистью глядя в глаза Комарова, невозмутимо льет металлом Стариков, не церемонясь и не подбирая выражений, – вот и посмотрим, кто на Антилопе «…право имеет, а кто тварь дрожащая».
     - Да я ж… тебя, – с ненавистью шипит «каплей» и вдруг, словно подавившись, умолкает, удивленно с открытым ртом глядя сверху вниз на упрямого лейтенанта.
     - «В случаях, не предусмотренных уставами и приказами, командир корабля, сообразуясь с обстоятельствами, поступает по своему усмотрению, соблюдая интересы и достоинства государства…», – цитирует Феликс, словно шлёпая по щекам штабного, нависшего над ним в нелепой позе согнутого «фонарного столба», слова Корабельного устава, напомненные ему комдивом перед выходом.
     - Да, я ж… тебя, – задыхается старший помощник начальника штаба бригады и, безнадежно, с ужасом глядя на висящий перед его носом журнал в руках командира, разворачивается и суетно покидает мостик.
     По быстро угасающему темно сиреневому небу несутся низкие лохматые тучи. Ветер уверенно срывает белые барашки с гребней волн, рисуя длинные причудливые линии на их животах. Воздух заметно теплеет и, перенасытившись влагой, больно хлещет по корме рейдовый тральщик, спешащий в гавань. Слава Богу, огни молов уже рядом, несущийся вслед за Антилопой шторм остается позади. Все технические средства корабля в этот раз исправны и работают в штатном режиме, экипаж за последний месяц сильно постарался, приведя РТ после летней спячки в порядок.
     Спасибо ему… экипажу!
     Смеркается. Вечер. Воскресенье.
     Начало зимы.
     Конец восьмидесятых
     Где-то на Балтике…


«Житейские проблемы»

     …Где-то на Балтике.
     Конец восьмидесятых.
     Начало зимы.
     Понедельник. «Мертвый час», точней два часа отведенные распорядком дня на обед, послеобеденный отдых и решение прочих личных вопросов…
     На флоте всё, буквально всё учтено и расписано в распорядке дня, всевозможных инструкциях, наставлениях, корабельном и прочих уставах. И это, пожалуй, правильно, кто бы и как из непосвященных ни думал! За многими неразумными, смешными, путанными и даже «тупыми» наставлениями, кажущимися на первый взгляд простой формальностью, данью памяти устаревшим традициям военных моряков, стоит многовековой опыт предыдущих поколений. За каждой буквой столетиями бессменных инструкций военно-морского флота – реальные судьбы, жизни. Одним из таких атавизмов на флоте является особо любимый и почитаемый моряками, а потому свято соблюдаемый до сих пор «мёртвый час». Здесь именно тот случай, когда не надо полагать и раздумать над «смыслом» бытия, тем более там, где смысла никакого нет, есть лишь факт, принятый за аксиому: «так надо, потому что – надо так». И всё!
     …Пролетевший ночью над гаванью шторм ушёл, море успокоилось и на радость многим замерзло. Лед, быстро схватив гладкую морскую поверхность в гавани, ретиво взялся и за рейд, все запланированные выходы в море, естественно, отменились сами собой. А значит пришло время решать накопившиеся за навигацию многочисленные домашние житейские проблемы. У лейтенанта Старикова Олега Феликсовича, командира рейдового тральщика, ласково прозванного моряками «Антилопой», нет теперь ничего более важного, чем найти жильё, ну, то есть, постоянное место проживания, для своей семьи, состоящей пока ещё только из него самого и жены. Съемную три месяца назад комнату у замечательной старушки Нины Егоровны, с которой они познакомились совершенно случайно в одном из близлежащих с гаванью жилых дворов, пришло время освобождать в связи с возращением её сына из командировки.
     Что делать?
     Ах, до чего ж замечательный вопрос! Сколько раз задается мы им и его спутником – кто виноват? – на всём протяжении своего Пути.
     Конечно, Олега, как и всех других, вновь прибывших к новому месту службы офицеров, три месяца назад включили в список нуждающихся в получение «жилья», но эта прекрасная перспектива для его семьи была весьма и весьма отдаленной . Он это сразу смекнул, пообщавшись с коллегами, а потому не стал сидеть, сложа руки в ожидании «у моря погоды», а с первого же дня пребывания в гавани, говоря современным языком, занялся кропотливым маркетингом: изучением обстановки и поиском неординарных идей в этом направлении. За прошедшую осень Феликс переговорил практически со всеми офицерами и мичманами, много лет «мыкающимися» в базе по съемным квартирам, выведал и оценил их опыт, перезнакомился со всякого рода писарями, оформителями, секретарями, которые, так или иначе, имели отношение к жилищно-бытовой комиссии Бригады. Выведал у них, кажется, все тайны «жилищной канцелярии, кому как не им знать все «входы-выходы» в этом щепетильном житейском деле. Но как бы то ни было, результат его поиска был пока плачевным: выяснилось, что более половины офицеров дивизиона так же, как и он, вообще не имеют никакого жилья кроме собственной каюты на корабле и, лишь изредка, в отпуске видятся с семьями, женами, если, конечно, те у них… ещё остались. Нашлись, конечно, и такие, кто, не сильно печалясь, выбрали себе «спутницу жизни» прямо здесь, в базе с жильем и удобствами. Оказались, правда, и те немногие счастливцы, кто через пару пятилеток получил-таки своё собственное жилище, дождавшись своей очереди. Но все эти варианты устройства семьи ему, молодому лейтенанту сейчас совершенно не устраивали, – ждать они с женой не могут, у них в запасе лишь три дня, точнее уже два с половиной, за которые надо куда-то съехать.
     Вот так!
     В общем, не с веселыми мыслями Феликс входит в кают-компанию офицеров дивизиона, расположившуюся в соседнем с политотделом Бригады здании, где ему только что в очередной раз отказали в приеме заявления на срочное предоставление комнаты, хотя б в каком-нибудь общежитии, подменом фонде, бараке, казарме, наконец. Что ж, остается надеяться, лишь на чудо, – на его величество случай!
     - Послушай, Олежка, – внимательно выслушав обиды лейтенанта, говорит секретарь комсомольской организации бригады Володька Прокофьев, случайно оказавшийся с ним за одним столом, – а ты был в заводских общежитиях?
     - В каких… общежитиях? – удивляется Стариков.
     - В каких-каких, – передразнивает Володька, – заводских! Их тут вокруг гавани несколько, к примеру, нашего Судоремонтного завода.
     - Не-ет.
     - Эх ты сыщик, весь город протралил в поисках съемного жилья, а на родном заводе под боком так и не побывал. Кстати, ваш секретарь комсомольской организации, Петя Скрипка, там где-то, в этих «общагах» и проживает.
     - Не может быть, – выдыхает Феликс, – а я-то, пожалуй, с ним единственным в дивизионе про то не говорил, понимаешь, он какой-то…
     - Важный, шумный, неприступный – смеется Володька, – да-да, знаю! Но вопрос «жилья» нас не только «испортил», говоря словами Булгакова, но и объединил… в соседи, а значит...
     - Спа-си-бо, друг! – недослушав, кричит Феликс уже из коридора и, немедля ни секунды, мчит на всех «парах» к флагманскому кораблю, где обычно и дислоцируется выборный секретарь комсомольской организации их дивизиона, он же боцман корабля мичман Скрипка.
     - Что-что, заводское общежитие? – возмущается Петя. – Кто вообще тебе это сказал? – Петр, в отличие от неторопливого, бессуетного Володька Прокофьева энергичен, напорист, бесцеремонен, к тому же здесь, в дивизионе он самый опытный, бывалый, служит больше десяти лет, оставшись на сверхсрочную службу. Последние пять лет мичман – бессменный выборный секретарь комсомольской организации, а попутно и её нештатный завхоз. Всё, буквально все вокруг него кипит, движется, меняется, жаль только, что из начатого им немногое доходит до логического конца, до точки. Если вдруг что-то пошло не так, комсорг быстро теряет интерес к нему, и переключившись на что-то иное, менее рутинное. – Это ж надо такое придумать? – громко на всю стенку бушует он. Эту особенность «боцмана-комсорга» Феликс уже давно хорошо разглядел, потому и решил действовать с понятным Пете напором, «нахрапом», что ли, по-другому его вряд ли удастся «заразить» действом, подвинуть на свершения.
      - Меня, товарищ мичман, к вам с комсомольским наказом направил комсорг Бригады! – также громко, с нажимом на слово «наказ» давит лейтенант.
      - Володька? Прокофьев? Вот добрая душа, – обескуражено тянет мичман, с еще большим интересом уставившись на молодого офицера, – ну-у, раз сам политотдел Бригады… с наказом, тогда другое дело. Вы у нас новый командир «Антилопы»?
      - Так точно, – серьезно рапортует Феликс.
      - Ну, и от-лич-но, –незаметно перейдя на «вы», с некоторым беспокойством тянет боцман-комсорг,– а вы, товарищ лейтенант, давно с комсоргом Бригады знакомы?
      - Давно, – не смущаясь, врет Стариков и, заметив внимательный взгляд Пети, для убедительности добавляет, – очень давно, товарищ мичман.
      - Ну что ж тогда слушайте и вникайте, – привычно тараторит комсорг, - «общага» вовсе не заводская, Володька не в курсах, она принадлежит Тылу базы, просто «повешена» на баланс завода. За нашей бригадой числится десять комнат, распределяют их теоретически на жилищно-бытовой комиссии, где Володька числится секретарем, но по факту все решает не она, а лично комендант, назначенный начальником Тыла: кто к нему вовремя и правильно «подкатит», тому он «зеленую улицу» и сделает, а уж после оформляют всякие там протоколы. Понятно?
     - Понятно! – коротко и с воодушевлением жмет Феликс, ничего в итоге из сказанного умудренным житейскими передрягами боцмана-мичмана не поняв, но, догадавшись, что всё это для него совершенно ничего не значит. Здесь главное уловить, что требуется лично от него, не показавшись при этом в глазах бывалого комсорга, как говорится, не «в теме», а то ведь птица-удача, может и помахать своим нежным крылом на прощание.
     - Ну, вот, а теперь вникайте дальше,– распаляется Петр, – два дня назад из Бригады перевели штурмана с базового тральщика в соседнюю базу.
     - Та-ак, – многозначительно тянет Феликс.
     - А за ним числится комната у нас в общежитии, которую он должен скоро сдать.
     - И что?
     - Как что? – взрывается Петр, – сдать, говорю, должен, вникайте быстрей!
     - По-нял, – снова многозначительно давит Стариков.
      - Ну, вот, поясняю, сдать-то он должен, да не сдаст, пока кто-нибудь у него этого не потребует.
     - Да-а, де-ла! – обречено выдыхает ничего не смыслящий в хитроумной под коверной «мышиной возне» лейтенант. Но, почувствовав, что во всем сказанном Петей Скрипкой есть что-то реальное, конкретное, при этом какой-то хитрый подвох с его стороны, проверка, уверенно добавляет, – мне всё ясно, товарищ мичман, будем действуем немедленно, говорите, что требуется от меня прямо сейчас.
     - Что… требуется… прямо… сейчас? – словно взвешивая слова, медленно проговаривает тот, – ваше заявление на коменданта, – вдруг неожиданно выстреливает и, хитро прищурив левый глаз, тихо добавляет, – и две банки по «ноль пять».
     - Есть, – коротко выдыхает Стариков и, не сказав ни слова, срывается с места к себе на корабль в каюту, где на всякий случай у каждого командира на всякий случай имеется «неприкосновенный запас» спирта.
     Заявление Феликса и «железные аргументы» для коменданта через пять минут окажутся в руках комсорга и, как говорил небезызвестный Остап Бендер: «…лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся». И он действительно тронулся…
     Ну-у, и кого тут повернется язык сказать, что политработники на флоте не нужны вовсе, мол, ничего они не смыслят в военно-морском деле и ни за что не отвечают. Конечно, в подразделении всегда и за всё в ответе командир и только командир, ему тяжелее всех, не понимать это может лишь тот, кто никогда не бывал в его «шкуре». Но и он, командир, кокой бы не был правильный и замечательный, нуждается в противовесе, балансе, антиподе, что ли, себя. Любое единоначалие искушает, губит… всех и каждого. Это факт! А, кроме того, никто лучше специально обученного «общественника» не способен организовать ни одно культурно-значимое мероприятие на корабле, в коллективе: культпоход, конкурс, собрание, соревнование, викторину, встречу с членами семей экипажа и даже… похороны. Увы, такое случается.  В общем, такое устройство любого коллектива, социума, возможно даже страны наиболее правильное, устойчивое. Всему должен быть противовес, баланс. Вопрос лишь в том, как его создать?
     …уже утром следующего дня, находясь в общем строю дивизиона на подъеме флага, Петя Скрипка, довольно улыбаясь, прошепчет на ухо Феликсу:
     - Срочно беги к Володьке, проси оформить решение ЖБК, пока никто не опомнился, твое заявление с одобрением коменданта у него.
     - Спасибо, друг, – искренне на всю стенку прокричит Стариков, сорвавшись с места, как только прозвучит команда комдива: «вольно, разойдись».
     - Спасибо не булькает, – шутливо прогудит тот и туже, забыв про него, с напором переключится на не успевший ещё разбежаться по кораблям личный состав дивизиона, раздавая им многочисленные поручения и команды по подготовке очередного отчетно-перевыборного собрания.
     В общем, новый день задался, полетел, помчался.
     На кораблях играют «малую приборку» плавно переходящую в проворачивание техсредств и механизмов.
     Вторник.
     Начало зимы.
     Конец восьмидесятых.
     Где-то на «старушке» Балтике…


«Всегда готов»

     …Где-то на Балтике.
     Когда-то в конце восьмидесятых.
     Начало зимы. Пятница.
     Вечерний доклад – проще, совещание – командиров кораблей и специалистов штаба в конце рабочего дня в каюте командира дивизиона.
     - Ну, Олег Феликсович, а ты у нас оказывается «гроза» не только штаба, но и политотдела Бригады, – добродушно подтрунивает комдив, вручая при всем офицерском составе дивизионе новому командиру рейдового тральщика, ласково прозванного моряками «Антилопой», выписку из протокола совещания жилищно-бытовой комиссии. – Да-а, силен, на третьем месяце службы на моей памяти в Бригаде ещё никому не удавалось хоть что-то получить, а тут целую комнату, аж на двенадцать метров, да ещё в общаге рядом с гаванью! Мо-ло-дец. Удивлён. Поздравляю.
     - Спасибо, товарищ комдив! – Феликс крепко жмет протянутую руку капитана третьего ранга Морякова под одобрительный гул коллег-офицеров.
     - Смотри, Стариков, не упусти удачу.
     - Есть, товарищ комдив, – пожимая протянутые руки офицеров, радуется лейтенант, – не упущу.
     Спустя час, после завершения рабочего дня, весь остаток жидкого корабельного «неприкосновенного запаса» Феликса благополучно подошёл к концу при выражении им безмерной благодарности всем, кто хоть как-то оказался причастен к этому долгожданному событию или просто, вовремя сообразив, без приглашения явился к нему в тесную каюту на Антилопу.
    Не зря, кстати, не пожалел!..
     - Ну-у, товарищ лейтенант, теперь вам за нашим бывшим штурманом не набегаться будет, – неожиданно, так, между делом хохотнул разгоряченный праздником секретарь комсомольской организации соседнего дивизиона базовых тральщиков, пришедший на праздник вместе с Петей Скрипкой.
     - Зачем это? – настораживается Феликс.
     - Как зачем? – добродушно улыбается тот. - А ключ забрать?
     - Ключ?
     - Ну, ко-неч-но, - тянет. – Не ломать же дверь в комнату с чужими вещами?.. Статья!.. Впрочем, можно и не бегать, он всё равно вам его не отдаст, даже не мечтайте. Продаст кому-нибудь, если уже… не продал.
     - Как это… – расширяются глаза Феликса, – продал. Кому?
     - Да мало ли желающих найдётся.
     - По-тря-са-ю-ще! – тянет Стариков и, быстро оправившись от шока, выстреливает. – Что предлагаете?
     - Как что, у вас же бумага на руках… за-кон-ная, – доверительно тянет тот, – говорю по дружбе с вашим комсоргом, ни секунды не медля, нужно срочно бежать в «общагу» к администратору и, предъявив ему выписку, забрать дежурный ключ.
     - Понятно, – с тяжелым сердцем, выдыхает лейтенант.
     - Да не падай духом, командир, – подбадривает Феликса мичман Скрипка, – коллега дело говорит, может и правда есть дубликат, хотя конечно на месте штурмана или того, кому ключ его достался, я б на всякий случай вставку замка заменил бы и...
     - Как это заменил бы? – перебивает Феликс бывалого мичмана, закипая.
     - Да вот та-ак, – лукаво глядя на вскочившего с места лейтенанта, улыбается в ответ тот, – взял бы и заменил, кто ему помешает, пока вещи его там хранятся.
     - Вещи хранятся? – сурово давит лейтенант. – Замок, говоришь, заменил бы?
     - Ну, конечно, – снисходительно жмет плечами Петя.
     - Боцман, – едва сдерживая накатившую ярость, звонко на весь корабль взрывается лейтенант, неожиданно живо выбравшись из каюты на верхнюю палубу, – старший матрос Стрельба, ко мне!
     - Товарищ командир, старший матрос Стрельба, по вашему приказанию прибыл, - докладывает, Бог весть, откуда материализовавшийся из чрева корабля перепуганный боцман. – Что случилось?
     - Топор, плоскогубцы, молоток, гвозди и навесной замок, –  грубо, не удостоив того даже взглядом, ревет, чуть не рыдает на весь корабль ошалевший командир.
     - Есть, товарищ командир, –  с присущей для боцмана расторопностью, не менее звонко и громко отвечает тот, моментально «испарясь» с глаз Феликса.
     - Электрик, – привычным для экипажа фейерверком в критический для корабля момент сыпет команды Стариков, –  старший матрос Листопадов, ко мне.
     - Я, товарищ командир, – моментально из дизельного отсека появляется взъерошенная голова матроса.
     - Отвертку, шурупы, стамеску и… фонарик.
     - Есть, товарищ командир,
     - Моторист… – было, «зарычал» Феликс…
     - Здесь товарищ командир, – перебивает его, как раз, возвращающийся на Антилопу с флагмана, где дивизионный механик проводил свое вечернее занятие, матрос Горбодей, - вот, вам старший лейтенант Морзун вставку для врезного замка зачем-то просил передать.
     - Вставку?.. Ну, конечно же, вставку, – радостно выдыхает Феликс и, глядя на быстро подоспевших с инструментом боцмана и электрика, неожиданно спокойно спросил, – готовы?
     - Так точно, –  не задумываясь, ревут те.
     - Всегда готовы, – шутливо отдав по-пионерски «салют», дурачится Ромка Горбодей, но Феликс не реагирует, улыбается, в том числе и ему, поглощенный какой-то важной необычной мыслью.
     - За мной, шагом марш, – командует Феликс, построив своё «войско» в колонну по одному на стенке гавани. – Итак, внимание, – не по уставу прямо на ходу говорит он, – ставлю боевую задачу: спешно выдвигаемся в заводское общежитие на Нахимова к комнате номер 38-а, которая сегодня на ЖБК бригады была распределена мне. Листопадов, как самый шустрый, находит администратора и под любым предлогом тащит его ко мне.
     - Есть, товарищ командир, – живо реагирует сообразительный электрик, – а если он откажется?
     - Листопадов, – повышает голос Феликс, – я ведь, кажется, ясно сказал, – под любым предлогом. Прояви смекалку, скажи, к примеру, что это команда «начальника политотдела», ну, или притащи его как-нибудь… нежно, на руках.
     - Есть товарищ командир, – хохочет электрик, по-видимому, представив, как он, тащит брыкающегося администратора на руках.
     - Стрельба и Горбодей, симпатично улыбаясь, двигают на кухню и приглашают первых попавшихся женщин, которые там окажутся понятыми для вскрытия моей комнаты, – делая ударение на «моей», режет Феликс.
     - Есть товарищ командир, –  коротко за двоих отвечает боцман. И, покосившись на смеющегося электрика, спрашивает, –  а если они… откажутся?
     - Боцман, сказал же вам, сим-по-тич-но улыбаясь, – весело тянет развеселившийся вдруг Стариков. – Ну, что тут не понятного? Скажешь, что они будут участвовать в описи имущества их соседа. От такого приключения ни одна домохозяйка «коммуналки» никогда не откажется, будь уверен.
     - Есть, товарищ командир, – улыбаются в ответ Стрельба и Горбодей, покидая строй вслед за электриком в поиске кухни по длинному с целое футбольное поле коридору старого послевоенной постройки общежитию.
     План к удивлению лейтенанта Старикова удался на все сто.
     Решительность, с какой Феликс предъявил администратору свой документ, скрепленный волшебным словосочетанием из его уст –  «команда начальника политотдела» – ни у кого не вызвал ни тени сомнения в правильности действий законного представителя собственника, которым является Бригада тральщиков, в лице лейтенанта Старикова, о чем и гласила выписка решения ЖБК. Уже через час в руках Феликса оказался подписанная четырьмя понятыми-соседками и дежурным администратором опись нехитрого имущества в два чемодана и тахты, оказавшейся за закрытой дверью комнаты. Счастливому – тем, что объявился хозяин комнаты, где давно не производилась оплата – администратору, без осложнений для электрика прибывшего в комнате на зов Феликса, достанутся оплаченные Стариковым квитанции долгов за прошедший квартал и два запасных новеньких ключа от навесного замка и вставки, которые боцман с механиком установили пока командир с комиссией готовил необходимые документы.
     Возбужденные исключительным развлечением домохозяйки на огромной кухне общежития станут с жаром рассказывать Феликсу все последние новости-сплетни и о Бригаде, о Базе, и, конечно же, о предыдущем хозяине комнаты, которые, нет никакой необходимости пересказывать здесь. К тому ж, спешащий домой за женой Феликс, уже через десять минут об этих сплетнях и сам основательно забыл, всецело окунувшись в прекрасную суету переезда семьи в своё собственное первое «жильё», комнату. Ждать и откладывать это событие, как он сам убедился, совершенно нельзя, – на флоте нет ничего второстепенного и то, что можно сделать сейчас, особенно приятное, нельзя откладывать на завтра, иначе прекрасное завтра… может и не наступить!
     Итак, последний час пятницы. Переезд в комнату номер тридцать восемь, литер «а», в дом номер 11, по улице Нахимова.
     Начало зимы.
     Когда-то в конце восьмидесятых
     Где-то на Балтике…


«Вы, товарищ, коммунист?..»

     …Где-то на Балтике.
     Когда-то в конце восьмидесятых.
     Начало зимы.
     Суббота. Утро. Дивизион рейдовых тральщиков.
     Командир рейдового тральщика с бортовым номером 229, ласково прозванного «Антилопой», лейтенант Стариков Олег Феликсович, стоит на ходовом мостике, придирчиво наблюдая за работой экипажа на верхней палубе во время начавшейся «большой приборки», и неожиданно замечает, как со стороны соседнего дивизиона по стенке к кораблю спешно приближается небольшая группа сильно возбужденных офицеров. По-видимому, их встревожила какая-то чрезвычайно неприятная весть.
     - Товарищ капитан-лейтенант командир корабля, лейтенант Стариков, – удивленно представился Феликс, спустившись с мостика к трапу навстречу вступившему на него невысокому, коренастому офицеру с приплюснутым боксерским носом, – сообщите цель вашего прибытия на корабль и...
     - Да ты, что?.. «Карасина позорная», «обурел» тут совсем… на рейдовом, – грубо перебивает тот, бесцеремонно спрыгивая на палубу рядом и пропуская за собой ещё двоих: длинного тощего лейтенанта и крупного упитанного мичмана с красным лицом. На поясе последнего Феликс с удивлением матросский ремень с ярко начищенной медной бляхой.
      - Та-ак!.. – Ну, кто ж не знает, что ни офицерам, ни мичманам матросский ремень не положен, им его и вдевать-то некуда: тренчики на офицерских брюках гораздо уже матросских. А, впрочем, и у самих матросов ремень, как правило, функцию поддержки брюк выполняет едва ли. Моряки – всем известные пижоны и форму носят всегда подогнанную «тютелька в тютельку» под себя, а иначе нельзя: во-первых, она должна быть исключительно удобна, не цеплять за всевозможные углы и приспособления на верхней палубе корабля, а во-вторых, элегантна и представительна на берегу. А то, как же иначе? Вот и у ремня есть своя функция, иная, незаметная. Он, как и «головной» убор, развивающиеся на ветру ленточки, прежде всего украшение моряка, содержится в абсолютном порядке, блеске. А, кроме того, ремень средство обороны: каждый моряк умеет одним рывком, расстегнув бляху, выдернуть его из тренчиков и, намотав на руку, занять боевую позицию для отражения неожиданной атаки. – Чего надо? – уставившись суровым взглядом боксеру в переносицу, закипает Стариков.
     - Чего надо? – сквозь зубы выплёвывает долговязый лейтенант, смешно двигая смоляными загнутыми в подкову усами. – Ты вскрыл мою комнату в общаге?.. Там мои вещи!
     - Во-рю-га, – заходя Феликсу за спину, брызжет утренним перегаром красномордый, и, демонстративно медленно намотав ремень на руку, вдруг истерично визжит, – сам признаешься, куда шубу норковую дел или в отделение оттащить?..
     - По-нят-но, – беззаботно ухмыльнувшись, неожиданно спокойно тянет командир, – а я-то думал, что что-то стряслось… Ну, что ж, товарищ лейтенант, цель вашего визита с мичманом мне ясна, – и бесстрашно повернувшись к ним спиной, обращается к коренастому, – а скажите-ка мне вы, товарищ  капитан-лейтенант, вы коммунист?
     - Что-о? – растерянно давится «боксер», вглядываясь в загорающие недобрым светом серые глаза Старикова.– Кто-о?..
     - Вы, товарищ капитан-лейтенант!.. – «Предотвращенная схватка, – выигранная схватка», но если бой с неравным противником неизбежен «…никогда не вступай в сражение с толпой обезьян, уничтожь главаря, остальные признают тебя победителем» и, конечно же «…бей первым».– Кто ж ещё? Потому как вы должны отдавать себе отчет, что, будучи старшим по званию, являетесь главарем банды, самовольно без моего, либо моего командования разрешения, вторгшейся на боевую единицу флота! И осознавая серьезность вашего проступка, прежде чем преступить к предписанным мне корабельным уставом действиям, я ещё раз русским языком спрашиваю вас: вы коммунист, товарищ?
     - Не-ет, не коммунист, –растерянно выдыхает «каплей» и, отступив на полшага от Феликса, с опаской в голосе представляется по уставу, – я, старший помощник командира четыреста тридцать первого базового тральщика, на котором служил штурман из той самой несчастной комнаты, которую он передал нашему молодому лейтенанту. – И опомнившись, – но при чем тут коммунист или не коммунист?
      - Понятно, – потеряв интерес к боксеру-старпому, отворачивается от него Феликс, - а вы, товарищ лейтенант, или вы, товарищ… мичман, коммунисты?
     - Ну-у, я коммунист! – с ненавистью выдыхает долговязый в развивающейся, словно бурка на ветру, шинели, – и что из того?
     - Очень хорошо, – радуется Феликс, с интересом разглядывая полыхающее гневом лицо, – тогда, вас, как коммунист коммуниста, попрошу вывести своих несознательных товарищей комсомольцев на стенку и проследовать вместе со мной… в политотдел.
     - Куда? – трет вспотевший лоб чернолицый, сдвинув форменную «шапку-ушанку» на затылок.
     - В политотдел, к начальнику, – лукаво глядя снизу вверх в темно-карие глаза, рубит Феликс, – для подачи рапорта о случившемся конфликте и публичного разбора возникшей ситуации с комнатой на партсобрании Бригады.
     - А не пошел бы ты… лейтенант, – с поднятым для удара ремнем, начал, было, мичман, не заметив, как зацепился бляхой за ручищу подоспевшего к «полю битвы» боцмана, старшего матроса Стрельбы.
     - Отставить, – очнувшийся от потрясения, вмешивается старпом базового – ты что, Стариков,  шуток не понимаешь?.. Но посуди сам, это ж не справедливо, когда в твою комнату вваливаются чужие, роятся там, в вещах, да ещё в придачу и замок двери меняют.
     - Чу-жи-е? – выдыхает Феликс, краем глаза замечая, как весь его небольшой экипаж в полном составе выстраивается «строем уступа» за спиной Стрельбы. – К вашему сведению, товарищ капитан-лейтенант, эта комната принадлежит не дивизиону базовых тральщиков, а тылу Базы, числится на балансе судоремонтного завода и закреплена за Бригадой, которая два года назад на ЖБК распределила её вашему бывшему штурману на период службы его в Бригаде. Вчера исполнилось ровно два месяца, как он покинул нашу войсковую часть, но ключи в нарушение условий договора до сих пор коменданту общежития не сдал, напротив даже украл запасной комплект у администратора.
     - И что из того? – не утихает длинный.
     - А то! – не оборачиваясь, снова закипает Стариков, – позавчера на жилищно-бытовой комиссии Бригады, был рассмотрен мой рапорт, согласованный с начальником Тыла Базы, директором завода и комендантом общежития, где комната была перераспределена мне.
     - И что из этого…
     - Таким образом, – бесцеремонно перебивает Олег, – со вчерашнего дня я являюсь законным её владельцем, о чем имеется соответствующая выписка комиссии. Старший администратор общежития вчера установленным порядком прописал нас совместно с женой в данное помещение, чужое имущество, по недоразумению оказавшее в моей комнате, мы вместе с ним описали и перенесли к нему на склад для временного  хранение. Деньги за неоплаченный последний квартал на коммунальные расходы комнаты я уже внес, квитанция у меня, если желаете мне компенсировать расходы за нерасторопность своего штурмана, то я не возражаю!..
     - Вот это да-а-а, - опустив руки, тянет обмякший мичман, не заметив, как лишился своего «боевого ремня».
     - Ну и чья это комната? – Феликс сердито, не мигая, буравит глаза «кап-лея». – Кто в ней чужой, да и… тут, на Антилопе, кстати?
      - Здорово, – секунду помолчав и переглянувшись с покрывшимся малиновыми пятнами долговязым лейтенантом, выдыхает старпом и, глядя в сверкающие серые глаза Олега, вдруг протягивает ему руку, широко улыбаясь, – молодец, командир, уважаю…
     Жильё. Первое собственное жильё!
     Что может быть желанней и важней для молодой семьи?
     И пусть даже это жильё будет самая-самая маленькая и абсолютно пустая комната с оборванными в ней обоями, под которыми кишат полчища насекомых, все одно - ничего важней и желанней её в этом мире для двоих молодых людей нет! Во всяком случае, не было тогда, в восьмидесятые.
     …Итак: дивизион рейдовых тральщиков.
     Антилопа.
     Идёт «большая приборка», группа офицеров соседнего дивизиона, мирно пожав руку «борзому» лейтенанту убывают восвояси.
     Суббота. Начало зимы.
     Когда-то в конце восьмидесятых.
     Где-то на Балтике…


     Автор приносит извинения за возможные совпадения имен и описанных ситуаций, дабы не желает обидеть кого-либо своим невинным желанием слегка приукрасить некогда запавшие в его памяти житейские ситуации. Все описанные здесь события, диалоги, действующие лица, безусловно, вымышленные, потому как рассказ является художественным и ни в коем случае не документальным.
     Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и терпение выслушать всё это в сто первый раз при подготовке книги «Антилопа».
27.04.2018г.