Ирэна 7

Ирэна. Повесть в стихах и прозе

Предыдущая глава:
http://www.proza.ru/2018/06/19/62

Глава седьмая

Мне не сказать: прошёл ли год, прошло ли два,
Куда прошло, зачем? Кто – в лес? Кто – по дрова?
Кто влез на танк, был встречен на ура –
Теперь давно – ни два ни полтора.
При помощи наёмного труда
Он поглощает рыбок из пруда,
А рыбки – немы… Рыбки – это мы,
Нам от сумы два шага до тюрьмы.
Они ещё не сделаны пока,
И притворившаяся небылью ЧК
На новой службе дожидается прыжка,
И с новой дружбой тянется рука –
Её потом уже не разомкнуть никак –
К тем, кто в Москве и в Питере вожак
И этим положеньем дорожа,
Не ведают, когда под хвост вожжа
Влетит интеллигенции с народом
И с прочим беспортошным ихним сбродом,
Что в деле банковском не смыслит ни шиша.
Они повылезут, чумазые, из шахт,
Цивилизацию и собственность круша –
Всё то, что нажили братки и кореша, -
Тогда пиши пропало и спеши,
Пока земли тебе не дали с трёх аршин,
Где мало счастья, что в ней будешь не один.
«Что славного в такой судьбе?
Уж лучше пушки и ГБ», -
Так государственный сей муж,
Хоть в размышлениях не дюж,
Смекал, летя по-над сатрапий.
Он сдирижирует на трапе
Ментам-немчинам: пусть сыграют туш!
Уж больно крепок из запасников коньяк,
А коньяка не избежать никак:
Ведь мальчики и девочки кровавые в глазах –
Иные из Чечни, иные с Пресни…

К концу – двадцатый век. Ещё железней…
Куда меня, однако, повело?
Стихом я мечу стены как сверлом –
Всё пригодится, как стена пойдёт на слом
Под революционный первый гром, -
Сегодня ж я немного о другом.

Прошёл ли год, прошло ли два, прошло ли три,
Мой ум тощал. Перегорали фонари,
Пустела ночь, и вывески аптек
Сменялись чаще, чем упавший снег.
И рябью марсианского канала
Утопия на битву призывала –
Пока ещё совсем издалека…
Пока кто мог во мне искали дурака
И находили. Ну, вот ты скажи…
Вокруг меня скакали миражи
Парламентских и брачных партий,
Пасьянсы я из них раскладывал в азарте…
Я не успел пасьянс. Не выходил альянс.
А каждый день был как последний шанс, -
Как хорошо, что он не состоялся,
И лишь один… О том – потом.
Сердито я швырял за томом том,
Кругом смеялись: «Братец, ты набрался!»
Гуляла вьюга в опустевшей голове.
Сруби иллюзию – их сразу станет две.
Когда же кончится проклятый этот век,
Мой век… Тот белый вечер, чёрный снег –
В него упал советский человек,
Да это ж я. Как был, при бороде.
Лежит бумажка неизвестно где,
Но телефон я помню наизусть.
Чей? Да не свой. Не стала ленью грусть,
И я звоню. Звоню за разом раз.
Зачем? Чтоб свет в окошке не погас.
Зачем? – за кем! И больше ничего.
Я помнил номер. Мне казалось, что его
Нужней, надёжней знать, чем что-то там
Из паспорта, который просто хлам,
И метрики, в которой я не петрю,
И я звонил, звонил, гонимый ветром
За разом раз… И не встречал гудков.
Ведь номер-то пропал – и был таков!..
Давно сменилась метрика метро.
Но, ничего не чувствуя нутром,
Я утром поспешил родной дорогой.
Сограждане косились строго.
Видок с утра был тот ещё, наверно:
Всклокоченное мутное инферно
Слетало от таверны до каверны
По траекторьи выверенной, верной
Не раз, не два, не три…
Мелькали фонари.
Загнулась улица в Последний переулок.
Как прежде, здесь ещё не слышно гула,
Который на проспектах заменил
Нам пенье птиц… Я грустно семенил,
Как многажды ощипанный орёл.
Оседлости внутри я не обрёл.
Черта оседлости давно отменена –
Или ещё не введена?.. Вот времена!
Пестрят знамёна, даты, имена,
Я помню имя, а фамилии не знаю.
Рукой подать казалось мне до рая,
Но по пути попалась чёрная дыра…
В моих штанах – дыра. Ещё не модно,
Уже не страшно.
Вот и башня.
Хотя она не из слоновой кости –
Не открывается… Я ручку рву со злости
И раз, и два, и три…
Не врут календари:
Здесь домофон давненько, видимо, поставлен.
Когда в Москве сплошной бандитский бой,
Пришлось и башне стать сторожевой.
Сюда придя, я дела не оставлю
И в домофон звоню – и раз, и два, и три…
Сердито кто-то кашлянул внутри,
И кашель не знаком. «Кого вам надо?»
Нет, не она… И мне ничуть не рада.
«Позвольте, здесь жила… была…
Ирэна…» - «Да. Квартиру продала
Давным-давно».
Всё прахом: Дом Кино,
И музыка, и фильм про Оффенбаха…
«Позвольте, как же это, где ж она?»
Моя печаль жилице сделалась слышна
И чуть её смягчила. «Из страны
Уехала. В Германию, как будто».
«Но – адрес?» - «Нету». Всё сомкнУто.
И я побрёл… Осталось видеть сны
И верить: за лесами, за морями,
Не долетая малость до Майями
По вечерам всё так же музыка звучит,
Кому-то кто-то что-то тихо говорит…
А ты – иди. Живи. Благодари.

2018, 22 января – 22 июня