Сергеич или квантовый коллапс муравейника, ч. 4

      Так продолжалось на протяжении нескольких недель. Казалось, ничто не нарушало эту идиллию и не предвещало беду. Но она пришла совершенно нежданно и поначалу даже выглядела, как дар судьбы: у ломехузы появилось потомство.
      Когда и где она (теперь уже не было сомнений в её половой принадлежности) успела отложить яйца, оставалось загадкой. И даже её личинки, крупные и прожорливые, до поры не давали знать о себе: жучиха спрятала их в тайно вырытой норе, которую прикрывал собой от случайных взглядов.

      Как-то утром Сергеич по привычке заглянул в погребок, чтобы убедиться, всё ли там в порядке. Каково же было его изумление, когда вместо привычной картины его взору представилось целая дюжина мелких особей, снующих по полу в поисках пищи или (что с них взять - дети) развлечений. Без сомнений это были мелкие ломехузы. Сама жучиха лежала в уголка и с упоением взирала на своё потомство.

      С появлением гостя ломехузята замерли и уставились на него бусинами чёрных глаз. Мать семейства, оторвавшись от созерцания милой сердцу картины, перевела горделивый взор на хозяина – ну, не красавица ли?! – словно ожидая от него поощрения в виде охапки свежих клеверных листков.

      Оторопев от неожиданности, Сергеич выскочил в проход и, убедившись, что не ошибся дверью, быстро захлопнул её. Замазав щели тройной порцией воска, он кинулся на поиски приятелей.

      Мнения разделились. Единственный, кто настаивал на том, чтобы оставить молодняк в погребке, был фуражир. Так и не сумев подобрать ключ к искомым нанотехнологиям, он с замиранием сердца ощутил вновь открывающиеся перспективы. Ведь молодёжь уже стала давать надои, и их качество – что было тут же им проверено – ничуть не уступало материнскому. А потому мысли его устремились в несколько ином направлении – создании стратегических запасов лома, как гарантии их нынешнего положения. К тому же задача существенно упрощалась: она сводилась теперь к отработке технологии бутилирования и консервации лома.

      С его доводами, казалось, было трудно спорить. И, действительно, как знать, встречаются ли в природе ещё столь же качественные ломехузы? И не является ли этот помёт последним? И долго ли они ещё протянут? В любом случае, запас вещества никогда не помешает.

      Для пущей убедительности фуражир предложил взвалить на себя забытые обязанности снабженца и ради достижения благой цели готов был на время утроить усилия.

      Сергеич поддавался уговорам не спешил. В отличие от приятеля, он мало сомневался в том, что любая ломехуза способна выделять вещество вполне приемлемого качества.

      – Ты же сам рассказывал мне про своего дядьку, – возразил он.

      Фуражир осёкся.

      Воодушевленным Сергеичем овладел порыв альтруизма – в нём внезапно ожили прежние, забытые на время мессианские устремления.

     – В новых условиях нам можно перейти на легальное положение. По моим прикидкам, лома должно хватить на всех. Если не так – не велика проблема. Добудем ещё ломехуз. Мы уже многое про них знаем. Поэтому этих жуков предлагаю расселить в муравейнике, а всех его обитателей ознакомить со свойствами чудесного напитка и обучить правилам его потребления.

      Говоря это, Сергеич все больше убеждался, что это сулило всеобщий прогресс, справедливость и новое качество жизни всех и каждого. Тут же ему вспомнилась давняя угроза-послание: «Я им ещё покажу!», адресованная неизвестно кому. Теперь становилось ясным, кому и что он покажет.

      В мыслях он уже видел себя вождём просветительно-освободительного движения, рисуя в воображении свою фигуру на трибуне с пучком ломехузьего ворса в лапе. И ликующую толпу под ним, выкрикивающую лозунги: «Долой царизм», «Просвещение в массы» и «Против лома нет приёма». Причем последний следовало бы справедливо трактовать, как надёжную блокировку приёма сигналов от ЦУПа.

      Буддист, последнее время усердно штудирующий трактаты Ницше и обуреваемый идеей сверхмуравья, скептически отнёсся наивным устремлениям своих приятелей.

      – Экие вы прагматики и идеалисты. И оба слабаки к тому же. Я уже давно убедился, что этот лом следует использовать, лишь как вспомогательное средство блокировки ЦУПа, причем на начальном этапе. Истинное освобождение можно обрести исключительно в собственных волевых устремлениях.

      Надо сказать, что на этом пути он добился определенных успехов и уже нередко обходился без снадобья – одних только чётко сформулированных установок и импульсов воли ему вполне хватало на преодоление квантовой запутанности с обитателями муравейника.

      С фуражиром в последнее время он уже и так с трудом находил общий язык. Он считал его суждения поверхностными, а самого фуражира ломо-зависимым. А вот Сергеича наставить на путь истинный он ещё не оставлял надежды.

      – Пойми, Сергеич, пытаясь просветить серую, безликую массу, ты лишь приумножаешь скорбь – рано или поздно ты осознаешь всю тщету своих усилий и будешь глубоко разочарован. Ибо результат твоей деятельности будет весьма неожиданным, если не парадоксальным. Интеллектуальная элита, способная расти духовно, составляет лишь несколько процентов от общей численности популяции, а то и того меньше. Нельзя доверять спички ребёнку, также, как оставлять рулон с наждачкой в сортире. Брось ты эту затею, пока не поздно. Да и не забывай, к тому же, то наш жук неспроста числится в чёрном списке. Думаю, мы уже не первые на этом пути. Нужно послушать меня и убрать отсюда всю эту братию, от греха подальше.
      - Может, оно и так, только я уже не отступлюсь, пока не разделаюсь с этим ЦУПом.
      – Беда в том, что ЦУП – в наших головах. Я много думал об этом и пришёл к неутешительному выводу. Это вовсе не то, о чем говорил наш приятель. Какая-то дума… Кстати, ты не заметил, что в последнее время он сильно сдал? Ну, да ладно. Так вот, ЦУП - это не что иное, как концентрированный свод инстинктов, прописанный, как на скрижалях, в нашей подкорке. Причем, как ты выражаешься, по принципу блок-чейна, распределённо и связно, посредством этой вашей запутанности. Впрочем, я в этом ничего не понимаю. Знаю лишь одно: ломом его просто так не взять – он всё равно со временем пробьет свой путь, найдя противоядие. Так что – или поголовная лоботомия, или медитация…

      В итоге они так и не пришли к единому мнению, что, в конечном счёте, привело к фактическому прекращению существования спитОй троицы в её прежнем виде. Большинством голосов жуки были оставлены в погребке, после чего буддист демонстративно отказался от расширителя сознания и покинул компанию. Более того, он оставил свою берлогу, расположенную у западного склона муравейника, и поселился в более уединённом месте, в брошенной норе сороконожки. Там он стал вести жизнь отшельника: медитируя и сливаясь с Брахманом, он со знанием дела погружался в тонкоматериальные слои квантово запутанного мира и блуждал по их просторам и закоулкам.

      Фуражир с головой окунулся в свои бесплодные эксперименты. Попытки создать ёмкости из подручных органических соединений не приносили результата – лом вёл себя довольно агрессивно, разъедал стенки создаваемых из подручных средств сосудов, и, быстро улетучиваясь, терял свои свойства. Но тут помог случай.

      Наткнувшись в лесу на обрывок упаковочного материала, того самого, ячейки которого издают резкий щелчок при раздавливании – излюбленное занятие некоторых невротиков, стремящихся успокоить свои нервы – он заполнил своим зельем одну из его воздушных капсул. Полиэтилен идеально справился с задачей. Окрылённый находкой, фуражир принялся стаскивать объёмистые цистерны с начёсанным ломом в освободившуюся берлогу буддиста, которую он тут же окрестил «ломотекой». Чему весьма порадовался – сбывалась его давняя мечта.

      Сергеич решил-таки пойти «в народ». Перед этим он тщательно продумал стратегию своего миссионерства и согласовал с фуражиром порядок доступа в погребок, закрепив за собой дневное время. С молодыми ломехузами пришлось немного повозиться. Подверженные ксенофобии, развившейся в условиях замкнутого пространства и отсутствия солнечного света, эти дети подземелья категорически отказывались выделять нектар в присутствии незнакомцев. Но, посидев пару дней на строгой диете, они чудесным образом преодолели недуг и стали исправно выделять лом с первого почёса.
 
     Над входом в погребок Сергеич поместил красочную вывеску «Изба-читальня», надеясь подогреть этим любопытство в среде обывателей. Но поскольку он всё ещё пребывал состоянии квантовой разобщённости с социумом, затрудняющей нелокальные контакты с ним, употребление лома пришлось на время прекратить. Результат не преминул о себе знать – уже на второй день Сергеич стал постепенно проявляться «в поле зрения» своих собратьев.
 

      Начальник патрульной партии, счёвший Сергеича без вести пропавшим, а затем списавший его по статье «Естественная убыль», встретил его с недоверием и тщательно обшарил. Убедившись в подлинности воскресшего, он тут же вознамерился отправить его на самый отдалённый маршрут. И тут же оказался первым, на ком Сергеич решил апробировать свою просветительно-освободительную технологию.

      Поначалу всё шло, как по маслу – начальник быстро повёлся на обычную пропагандистскую уловку, сулящую простое и эффективное решение всех проблем в один «клюк». Но результат оказался довольно неожиданным. Уже после первого солидного клюка этот ревностный служака, не привыкший бросать что-либо на полпути, ринулся за следующей порцией. И, уже не останавливаясь на достигнутом, быстро скатился в банальный «передоз». Но перед тем, как окончательно утратить связь с реальностью, он устроился поближе с жуком, свернулся в клубок и затих.

      Ну вот, вышел в «астрал», с огорчением подумал Сергеич: так в подобных случаях выражался буддист. Ладно, я ему ещё раз всё доходчиво объясню. Но не тут-то было – придя в себя и не слушая увещеваний инструктора, он снова потянулся к рыжей шерсти. Слизнув начёсанное, он быстро осовел и опять свернулся в комок.

      Сергеич, наблюдающий эту картину, с грустью убедился, что круг бесповоротно замкнулся – каждый раз, приходя в себя, тот потягивался, разгибал затёкшие члены, затем чесал ими бока жуку и снова переходил в комообразное состояние. Причём, во всех смыслах этого слова.

      Так патрульная команда лишилась руководства. А Сергеич – уверенности в своей затее. Впрочем, он пытался подбодрить себя – лиха беда начало. Первый лом комом. Надо опробовать технологию на представителях иных социальных слоёв, думал он.

      Но и здесь результаты не отличались разнообразием. Испытуемые успешно проскакивали освободительную стадию и, преодолев гнёт инстинктов и не задерживаясь на познавательном уровне, скатывались в «астрал». Попытки Сергеича задержать их на промежуточной стадии были тщетными – мало кого интересовал феномен запутанности или нуминозное осмысление большого взрыва. Большинство стремилось достичь состояния бездумного отупения.

      Но худшее ожидало впереди. Некоторые из новообращённых, особенно из тех, кто не прочь на досуге порассуждать о понтах и растопырить лапы, тут же бросались делиться пережитым с друзьями и знакомыми. И вскоре у входа в погребок образовалась приличная толпа, которая не рассосалась даже ночью, а с утра продолжила расти…

      Ошалевший от наплыва посетителей Сергеич с трудом пробился к выходу из погребка и выполз наружу, чтобы перевести дух. Оглянувшись, он с изумлением обнаружил, что на дверях в погребок вместо надписи «Изба-читальня» висела новая табличка – «Изба-чесальня». Он понуро опустил меченую голову и побрёл прочь.

      Между тем его имя быстро приобрело известность и не сходило с уст обывателей. А в самом муравейнике стремительно рушился вековой порядок и воцарялся хаос.

      Весть о лидере освободительного движения и его учении донеслась до царицы. Она пришла в негодование и потребовала от гвардии, пока ещё не охваченной всеобщим психозом, схватить смутьяна и публично казнить его. А наиболее отъявленных мятежников отправить на принудительные работы на Колы-муть. Так называли мутные, слипшиеся остатки, обнаруженные на дне бутылки какой-то колы. Бутылка с красной этикеткой была найдена недалеко от привала всё того же грибника. Остатки колы трудно поддавались извлечению, и многие муравьи серьёзно влипли, имея с ними дело. Но удачливых смельчаков, вернувшихся с прииска живыми и с добычей, ждала награда, а сосланных туда на принудительные работы освобождали от наказания. Добытая ими муть высоко ценилась при дворе. Она прекрасно тонизировала царских фаворитов в брачные периоды, а у царицы, как она сама выражалась, вызывала головокружительный эффект.

     Прибывшие к погребку гвардейцы оказались окружёнными толпой из ожидающих своей очереди и были быстро обезоружены. Некоторые из них не удержались от искушения отведать чудодейственное средство и, ощутив пьянящее чувство свободы, быстро переходили в стан мятежников.

      Вскоре в муравейнике практически не осталось обитателей, не знакомых с магическим зельем и не ставших его почитателем. Большинство же предавалось безудержному потреблению лома, и только единицы останавливались стадии просветления.

      От всего происходящего Сергеич испытывал ужас. Сбывалось предостережение буддиста. Голова шла кругом. Нужно было срочно что-то предпринимать. Обычно в таких случаях он прибегал к известному средству и входил в предельно запутанное состояние с информационным полем. Подчас это было рискованным занятием, поскольку грозило ему состоянием глубокой депрессии. Но теперь не потребовалось и этого. Решение было простым и доступным, как мычание коровы. Так называли писк тли во время доения. Но одному ему было не справиться, и требовался помощник.
      Улучив минуту, когда фуражир был достаточно вменяем, Сергеич сумел убедить его в необходимости принятия экстренных мер.

      Выждав момент, когда у погребка никого не было, а редкие посетители пребывали в астрале, Сергеич с фуражиром принялись вытаскивать из него ломехуз, попутно отдирая от них бесчувственные тела муравьёв. Жуков они притащили к ломотеке и спрятали там, тщательно закрыв её и замаскировав вход. Замысел удался. На всё потребовалось не более десяти минут.

      Возвращаться в муравейник они не рискнули – опасность быть растерзанным разъяренной толпой была слишком велика.

      К утру только покосившаяся циничная надпись над погребком напоминала о царящем здесь недавно оживлении. И первые его посетители, приходя сюда, испытывали недоумении и растерянности – что, черт возьми, стряслось?

      По муравейнику поползли слухи о том, что их новоявленный гуру объявил сухой закон. Возмущению обывателей не было предела. Некоторых мучило банальное похмелье, но большинство вновь стало явственно ощущать гнёт со стороны несколько ослабевших, но всё ещё назойливых команд ЦУПа, которые призывали всех к возобновлению рутинной деятельности.

      Больше других бесновался начальник патрульной команды. Он сыпал проклятиями и пинками отогнал от погребка наиболее рьяных из подчинённых. Обладающие обострённым чутьём, они дотошно обнюхивали его углы в надежде найти хоть небольшую заначку волшебного вещества. Самостоятельно убедившись в его отсутствии, он приказал всем немедленно приступить к поиску беглецов. А, главное, обнаружить и вернуть спасительных жуков. Он же и возглавил розыскную команду.
     - Обшаривайте все норы и вслушивайтесь в любые шорохи, - напутствовал он своих рысаков. - Молодняку никогда не сидится спокойно.

     К поискам пропавших подключился практически весь муравейник. Царица в бессильной злобе наблюдала, как пустеют её хоромы, и осознавала, что случилось что-то непоправимое. Казалось бы, ничто не предвещало… Она даже в мыслях не могла предположить, что всему виной был тот меченый увалень, которого она когда-то опрометчиво отлучила от двора.
    
      Вскоре до неё донеслись восторженные вопли бывших подданных, прославляющих находчивость и прозорливость начальника патрульной команды. В её же опочивальню так никто и не заглянул…

                * * *
     – Ну вот, смотрите, коллега, я так и знал. Опять эти маленькие жучки. – Пожилой энтомолог слегка разворошил безжизненный муравейник и показал своему молодому спутнику на место, около которого наблюдалась какая-то активность. Вяло ползающие муравьи копошились вокруг нескольких рыжих жучков, неуклюже отталкивая друг друга в борьбе за место возле них.
 
     –  Да, профессор, вы, безусловно, правы. Но как это похоже на то, что я видел в одной из наших деревень. Недавно я гостил у своей тётки и видел, какое запустение и упадок царят в нашей глубинке. Оживление происходит только тогда, когда к ним приезжает автолавка, привозя спиртное, и тогда из покосившихся изб к ней стекаются серые, утратившие человеческий облик жители. Жуткое зрелище.
     –  Увы, коллега, но таковы законы нашего мира. Каждый раз, когда я наблюдаю подобную картину, я вновь и вновь убеждаюсь в этом. И мы не в силах ничто изменить.

     Профессор вздохнул, вынул из внутреннего кармана куртки фляжку, отвинтил колпачок и протянул её своему молодому, слегка остолбеневшему спутнику.
     - Иногда я прибегаю к этому средству, - пояснил он. - Неплохо тонизирует, особенно в первый момент. Но больше помогает расслабиться. Главное здесь - знать меру. Иначе…
     Он с грустью кивнул на муравейник.