Сказка без названия

Жила-была девочка, которая мечтала о самоубийстве. Она часто ходила на крыши, потому что там удобнее всего было мечтать. Ну, и потому что она жила в Питере, а в Питере в принципе все любят залезать на крыши. Прям весь город целыми днями так и сидит на крышах. Только если все залезают на них с целью познавательной, или туристической, ну, или чтобы, например, вдохновиться, то она залезала, чтобы вот так нетривиально помечтать.
Но как-то раз она влюбилась в мальчика. А мальчик этот был рокером. Ну, а кем ему ещё быть, если он живёт в Питере? Ведь в Питере это очень модно – быть или рокером, или художником, или актером... Весь город так и заполонили эти творческие личности. А кто не творческая, тот хотя бы делает вид… На самом деле сейчас по всей стране, и в Питере, конечно же, модно быть рэпером, а не рокером, но рокеры мне как-то ближе, уж простите.
К слову сказать, мальчик-рокер тоже влюбился в нашу девочку. И вот гуляют они по Невскому и Таврическому, обнимаются на мостах через Фонтанку, сидят в кафе на Рубинштейна… ладно, шучу, не сидят они на Рубинштейна, в столовке на Восстания едят, – как-то раз заходят на крышу. Ну, а потому что куда же ещё в конце концов в Петербурге должны были прийти влюблённые?
Заходят они, значит, на крышу, и тут у нашей девочки случается когнитивный диссонанс. Потому что крыши она любит из-за мыслей о смерти, а мальчика – из-за мыслей о жизни.
Сначала девочка подумала, что сойдет с ума, потом захотела спрыгнуть, затем решила предложить мальчику спрыгнуть вместе, но тут поняла, что это уж совсем какая-то ваниль получается, а какой рокер на ваниль согласится? И ей пришлось притормозить.
А мальчик видит, что девочку корёжит от чего-то, и не знает, что и думать. Не знал, не знал, да и подумал, что она высоты боится, и тут же понял, что должен, как настоящий мужчина, защитить её и успокоить. И обнял. И, кажется, помогло: в девочке ненадолго победила жизнь.
И вот стоят они, обнимаются, и тут на крышу захожу я, ну, чтобы вдохновиться. Я стою, смотрю на них, они обернулись, смотрят на меня. И тогда всем стало совсем неловко. Понимаете, если до этого неловко было им двоим, то теперь они и меня в это дело втянули.
Но, подождите, как они выглядели, нет, вы только послушайте. Мальчик этот, чистый рокер – в косухе и штанах с цепочкой. С цепочкой! Ну, конечно, рокеры так уже не ходят! Девочка – в большой растянутой кофте и с каре, худенькая, бледненькая, – у таких только и мечты, что о самоубийстве. И ведь самоубийства ещё очень даже в моде! Это вообще распространено, каждый день все так и прыгают с крыш.
И вот не знала я, что мне как писателю с ними делать: её с крыши уже не сбросишь, всё-таки это уже давно стало мейнстримом, а он так вообще человек пропащий – косуху носит!
И что-то мне так жалко стало их. Так жалко, что жить расхотелось.
Подхожу я к парню, снимаю с него эту косуху и говорю ему: «Послушай, сейчас уже не 2007-й год, а 2017-й. Бросай ты этот рок, становись рэпером. А ты, – обратилась я к девочке, – живи, а то вон что выдумала, диссонанс у неё». Девочка хотела возмущенно возразить, но я её перебила: «Ладно, шучу, про диссонанс же я написала, извини. Вот что, я за вас теперь писать ничего не буду, живите, как хочется».
Сказала я так, надела на себя косуху рокера, подошла к краю крыши, да и сбросилась с неё. Вместо девочки. А чего, пусть живёт, как хочется.

осень 2017