Подлость
Полковник же был доставлен бортом на вторые сутки после ранения в голову, в наш госпиталь. При выдвижении колонны в районе Аргуна они попали в засаду. Выскочив из грузовиков и слетев с брони БТРов, приняли бой. Одного из бойцов ранило при попытке сменить позицию, и он оказался под перекрестным огнем. Полковник уже раненный в правое плечо, ринулся вытаскивать его. Но пуля догнала и его. Пробив каску, она прошила череп, весь головной мозг от виска к виску, и осталась лежать на противоположной стороне от входного отверстия в мозговом веществе. Боец погиб. Полковника, в состоянии близком к клинической смерти, доставили сначала в госпиталь в Северном, прооперировали, и затем, на следующий день на вертолете в Моздок, затем транспортником в Москву.
Полковника мы приняли в глубочайшей коме, на искусственной вентиляции легких и дальнейший прогноз для его жизни после выполнения компьютерной томограммы сделался еще пессимистичней. Весь мозг был нафарширован металлом и костными отломками, желудочки мозга разбиты, выраженный отек головного мозга. Изо дня в день мы боролись за его жизнь, он умирал, по серьезному, трижды и один раз при этом перенес клиническую смерть. Ситуация обострилась с развитием огнестрельного гнойного менингоэнцефалита, пневмонии и тяжелейшего сепсиса. С первого дня его нахождения в госпитале командир СОБРа появлялся у нас практически через день, за исключением времени командировок на Кавказ. Он делал все, что считал возможным и невозможным для спасения своего зама и друга. Антон, командир СОБРа, был сыном известного киноартиста, под два метра ростом, подтянутый, изящный в своей полевой форме и с лицом не бойца, а доброго учителя. Но, как говорили его подчиненные, не было в мире коварнее и жестче к врагам, чем Антон. Так, что не один моджахед купился на интеллигентные корни этого аса разведки и спецподразделений. О ранения знал министр и держал все под контролем, о ранение знали депутаты Госдумы и губернатор области. Все понимали, что спасти полковника, шансов нет, но для спасения делалось все.
Жена появилась через неделю после ранения, и это уже было первой странностью. Мы видели тысячи раненых бойцов, и если же родственники узнавали о ранении близких, не было случая, что бы они ни приезжали, даже из самых глухих уголков России и не проводили рядом все время до разрешения ситуации - перевода к месту жительства, выписке из госпиталя или же смерти. Здесь же все было, как-то не так. Жена молодая, лет на пятнадцать младше Степана (так звали нашего раненого полковника) с внешностью провинциальной фотомодели, с холодным взглядом серо-голубых глаз была сосредоточена и не эмоциональна. Она не рыдала, не плакала, и глаза ее были сухи. Речь ее была правильной, слишком правильной, правильной до театральности.
- Вы все должны сделать для спасения Степы, все, абсолютно все - сухо произносила она.
- Степа на контроле у министра. У Степы двое маленьких мальчиков. Мы все так переживаем, так переживаем. Но, к сожалению, я не могу ездить часто. Теперь мне надо много работать, что бы прокормить семью. Я пройду к нему ?....
- Да, конечно.
Она молча постояла у его постели. Он весь окутанный датчиками, трубочками, шлангами и капельницами был в глубокой коме. Осторожно погладив его руку, она тихо вернулась в ординаторскую.
- Хорошо, я здесь пока не нужна, но я всегда рядом с ним в мыслях, я буду приезжать, я буду звонить.
Тогда, ее холодность мы приняли за высочайшее внутренне напряжение и силу воли этой несчастной молодой женщины, у которой муж находился в объятиях смерти, и которая вот-вот могла стать вдовой.
Борьба за жизнь полковника продолжалась. Серия операций на головном мозге по удалению металла и костных фрагментов, искусственная вентиляция легких в течение четырех месяцев, самые современные методы лечения и вот мы практически на пороге окончания реанимационного периода. Степан пришел в сознание, стал нас узнавать и контактировать с нами, пока еще плохо, часто невпопад, но это был интелект, который восстанавливался уже не по дням, а по часам. Менингоэнцефалит был излечен, явления сепсиса практически были купированы. Степан дышал самостоятельно через трахеостому, а по сему и не мог говорить, в полном объеме двигал левой ногой и рукой, начинал питаться уже не через зонд, а через рот. Но это уже, конечно же был не бравый полковник, а человек перенесший жесточайшую болезнь с парализованной правой половиной тела, пока не могущий говорить, часто беззвучно плачущий. Но мы то знали, если он проскочил долину смерти, то в будущем все могло прийти в норму. По крайне мере хоть и парализованный, но это будет интеллектуально сохранившийся Степан, отец своих детей и муж жены красавицы. Скольких раненых в тяжелейшем состоянии за эти годы выходили, вынянчили их жены, матери. И не было случая, ни разу, что бы кто то воспринимал инвалидность после ранения, как рок. Наоборот, выжившие бойцы с тяжелыми увечьями воспринимались родными, как подарок Бога, как знак судьбы в благодарность за их любовь. Пускай инвалид, пускай израненный, пускай не совсем в своем рассудке, но живой. Живой.
Мы ждали очередного появления супруги с гордостью. Мы сделали это, мы спасли парня. И теперь, конечно же наступало время терапии любовью и нежностью близких - жены и детей.
Она вошла в ординаторскую в сопровождении тех же, с кем прибыла в первый свой визит. Но, что-то было не так. Какая-то черная аура сопровождала делегацию, отчуждение и досада, непонятное молчание в ответ на наши восторги.
Мы прошли к Степе. Он сразу же оживился, пытался приподняться, протянул левую руку к супруге и слезы покатились по его щекам. Наталья неожиданно, как от кипятка отдернулась от него, и это было подсознательно, на подкорке. Она истерично взвизгнула и ринулась в ординаторскую. Мы в недоумении, за ней. Она же подскочив к сопровождающему ее офицеру истерично-злобно зашипела.
- Это все Антоновские фантазии, это он все мне уши прожужжал, что Степа нормальный, Степа выздоровеет. Где он нормальный?- сорвалась она в крике,
- Где?!! Он же идиот! Он же полный инвалид! Нееет, я не смогу его взять домой. Ему надо в дом инвалидов. Мы только вчера с детьми вернулись из санатория, и там младший увидел инвалида-афганца без ноги, так с ним случилась истерика. Так, что, что будет с детьми, когда я заберу его в дом.
Ее трясло, она в злобе смотрела на врачей и я в ее взгляде вдруг понял, что она почти вдова Героя России с соответствующим пенсионом, почетом и уважением превращается благодаря этим врачам-недоумкам в жену -терпимицу, несущую тяжкий крест в виде мужа глубокого инвалида. И так на многие десятки лет. А она еще такая молодая, такая красивая и вот - финал жизни.
После ее ухода Степан неожиданно вновь затемпературил, погрузился в глубочайшую печаль, и слезы ручьем катились по его щекам.
Свидетельство о публикации №218062300072