Выпрямление имен. Книга 2. Глава 13

Беспокойство - признак слабости и неуверенности.
 

Федор родился 28 мовтня 1891 года в Киеве, крещение евангелист-лютеранское. Отец умер в 1900 году. В Глуховской гимназии Федор учился с Георгием Нарбут, Виктором Александровичем Романовским и, что интересно, с Вадимом Львовичем Модзалевским (1822-1920). В голове моей сразу замелькали мысли о Мозгалевских в Енисейской губернии и Урянхае, о которых я уже призабыл.
Читаю: "Историк украинского колокольного литья – В. Л. Модзалевский. Прожил недолгую, но яркую в научном отношении жизнь. Благодаря своим исследовательским трудам занял особое и весьма видное место в украинской культуре. Родился 9 апреля 1882 года в Тифлисе в семье писателя и педагога Льва Николаевича Модзалевского. Его отец происходил из украинского казацкого рода с польскими родословными корнями. Его мать также дворянка, семья которой всегда имела широкие связи среди ярких представителей культурной жизни России. Предки матери Вадима Модзалевского  относились к старинным украинским казачьим родам. Большое влияние на Вадима имел его старший брат Борис (1874-1928), известный историк, пушкинист и библиограф”.

Позднее я пролистаю дневник Бориса  «Поездка в Париж и Веймар в 1908 году по делам Пушкинского дома». Обнаружилось, что он действительно  родственник декабриста Осипа Николаевича Мозгалевского. Их давние предки были братьями. В свое время Борис Львович Модзалевский обращался в Минусинский краеведческий музей с просьбой сообщить какие-нибудь сведения о Николае Мозгалевском.
Писателю Чивилихину  удалось установить, что отец декабриста Осипа Николаевича Мозгалевского и пращур известного советского пушкиниста и декабристоведа Лев Федорович Модзалевский, родившийся в 1764 году в Ромнах, были, вероятно, родными братьями, что можно предположить по «Родословной росписи Модзалевских». Она была издана  в Киеве незадолго до революции братом ученого, участником Цусимского морского сражения Вадимом Львовичем Модзалевским.

Отец Бориса Львовича и Вадима Львовича Модзалевских - Лев Николаевич  тоже оказался примечательной личностью. Это он сочинил детскую песенку — «Дети, в школу собирайтесь», которая неизменно печаталась во всех  хрестоматиях  и учебниках без указания авторства.  Или еще:

А, попалась, птичка, стой!
Не уйдешь из сети!
Не расстанемся с тобой
Ни за что на свете!

Эту песенку даже я помню по классной «Родной речи». Л. Н. Модзалевский, известный в прошлом педагог и общественный деятель, был чрезвычайно скромный человек, подписывавший свои статьи о русском языке, детском воспитании, музыкальной культуре четырнадцатью различными псевдонимами и анонимно публиковавший многочисленные стихи для детей.

Сто тридцать раз издавалось до революции «Родное слово» — хрестоматия для младших, сто тридцать раз печаталось в ней без подписи автора «Приглашение в школу», и только в 1916 году вышла в Петрограде книжка «Для детей. Стишки Льва Николаевича Модзалевского»…Вот такая длинная история Мозгалевских — Модзалевских! И что интересно, она связана и с семьей Эрнстов.
С 1912 года Вадим Модзалевский избирается секретарем Черниговского дворянства. Эта должность обеспечила ему необходимые средства для жизни исследований, творческих и научных работ. В продолжении нескольких лет он активно печатается в журнале «Украина» и «Украинском научном сборнике». Живя в Чернигове, Вадим Львович возглавлял губернскую архивную комиссию, а после революции основал Общественный Комитет Охраны Памятников Истории, Культуры и Искусства на Черниговщине. С 1918 года Вадим Модзалевский стал заниматься исследованиями старинного украинского искусства. В этом же году он переезжает в город Киев, где работает председателем Архивного отдела Центральной Рады”. На этом поприще он сдружился с Федором Эрнстем. Как никак, они вместе учились в Глуховской гимнази и занимались одним делом.

В воспоминаниях Тамары Львовны Эрнст, супруги Федора, об этом времени сохранился эпизод, касающийся сервиза Браницких: “По должности инспектора по охране памятников старины Федор Людвигович был приглашен однажды милицией для консультации в отношении серебряного сервиза, обнаруженного в подвале одного из киевских особняков. Серебро оказалось фамильным сервизом, подаренным Елизаветой роду гетманов Браницких. Федор Людвигович перевез его на хранение в Исторический музей. В конце 20-х годов, когда в Киев прибыла комиссия, возглавляемая братом Молотова Скрябиным и имевшая целью отобрать предметы искусства и драгоценности для вывоза за границу в обмен на валюту, Федор Львович, опасаясь, что сервиз будет изъят, заколотил ящики, помещавшиеся в фондах музея, и сам во время работы комиссии в музее намеренно отсутствовал. Позднее сотрудники рассказали ему, что сотрудник музея Онищук подвел членов комиссии к ящикам и сообщил им, что в них хранится серебро. Ящики были вскрыты, серебро намечено к изъятию с угрозой, что “за этот сервиз кто-то еще хорошо посидит”.

Впервые Ф. Эрнст «посидел» в 1933 году - отбывал срок в знакомых мне Карельских местах - на Медвежьей Горе и станции Кем Октябрьской железной дороги, строил Беломоро-Байкальский канал. Заведовал музеем ББК в Повенце. Предварительное расследование в Киеве и арест проводил заместитель начальника Киевского областного отдела  ГПУ, начальник СПО Моисей Чердак. После разбирательства, Федора сначала отправили в тогдашнюю столицу Украины Харьков. Там его обвинили в организации украинской войсковой контрреволюционной деятельности, в немецком националистическом подполье. Тамара Львовна рассказывала:
“При последнем свидании в Лукьяновке я уже знала, что надеяться больше не на что, так как муж мой осужден на три года. Оставалось только непонятным – за что? Прокурор Крайний, к которому я обратилась с просьбой дать мне разъяснения и указать, нет ли возможности ходатайствовать о пересмотре решения, ответил, что «три года – это фунт семечек» и, следовательно, мужу моему никаких серьезных обвинений не предъявляется, а просто нужно было его на время удалить, так как добровольно он из Киева, конечно, не уехал бы”.

О своей ссылке Федор Людвигович писал: «Я к работе своей привык и привязался – вложил в это дело массу энергии и труда, работал за всех, так как здесь нет буквально ни одного хоть крошечку смыслящего в музейном деле человека. Работал за директора, за всех хранителей будущих отделов, за заведующего фондами, за секретаря (здесь даже элементарной бумажки или протокола никто не может составить, и неграмотность потрясающая), за библиотекаря, сам лазил по лестницам, разводил палисадник при входе, возился с столярами, малярами, стекольщиками, электромонтерами, пожарными, штукатурами и т.д. и т.д.” .
Отбыв наказание, Федор в 1936 году вернулся в Киев, затем уехал в Алма-Ату в качестве заместителя директора картинной галереи. Там был вновь арестован и сослан в Уфу.

Тамара Львовна, как и ее муж не миновала репрессий. 28 апреля 1938 года была арестована в Алма-Ате, но через месяц вышла и уехала к мужу в Уфу. В ссылке Федор старался заниматься делом и в письмах к своим соратникам на Украине сообщал: „Прилагаю при сем конспект моей работы о Шевченко-художнике, и отдельно пишу Мстиславу Александровичу несколько к нему  примечаний. Для меня чрезвычайно важно, чтобы в Киеве знали и помнили обо мне и моих работах, и тем более, если о них напомнит лицо с таким огромным авторитетом, как Мстислав Александрович. Правда, я думал сперва напечатать что-либо в Москве и на русском языке, т.к. одна и та же книга, вышедшая в Москве на русском языке – будет воспринята на Украине с благоговением, а та же точно книга, напечатанная на Украине и на украинском языке, вызовет хай и лай всяких старателей. Но раз уж такой случай и такая любезная протекция – я счастлив ими воспользоваться и еще раз горячо Вас благодарю. Он даже подготовил выставку о борьбе русского народа с иностранными захватчиками. Но 16 июля 1941 года, после начала Великой Отечественной войны, он был вновь арестован  и  28  октября 1942 года  расстрелян.

Его долго не реабилитировали. В 1958 году, после ХХ съезда, председатель КҐБ при Совете Министров Украины генерал-майор В.Никитченко (тот самый, который в звании генерал-полковника руководил ВКШ КГБ) на списке  старшего следователя КГБ майора Дядюры исполнил резолюцию: “Заявление Эрнст Тамары Львовны о пересмотре решения по делу Эрнста Федора Людвиговича и реабилитации его оставить без удовлетворения”.
Жизнь Тамары Львовны после гибели мужа прошла в лагерях. Сокамерница Л.Г Щелегова вспоминала: « “Допросы были очень тяжелые, по 9 часов приходилось стоять на ногах, а у нее уже в то время страшно отекали ноги. Она отказалась подписывать предлагаемые ей обвинения. Затем Тамару этапом отправили в Сибирь. 150 км пришлось идти зимой пешком, неся с собой кое-какие вещи. Шарф, который закрывал шею, был покрыт ледяной коркой от слез, и в то время, она говорила, у нее было одно желание, чтобы разрешили сидеть сколько захочется у огня. Но этап торопили, и люди брели. Она была в лагерях в Бирикуле, недалеко от Мариининска, какой-то срок. Там она очень тяжело заболела. Заключенным давали хлеб, испеченный из зерна, которое горело на токах. В результате начиналось отравление, и из 100 выживал один. Работала Тамара. на лесоповале, где сильно простудила ноги, и они покрылись страшными язвами, рубцы на ногах у нее остались на всю жизнь. Позднее она была переведена в Суслово, тоже недалеко от Мариинска, где пробыла до своего освобождения. В сусловском лагере она работала техническим секретарем в медчасти».

Опять Суслово! Вспомнились рассказы про Чулым, когда раскулаченных из Абакана везли до станции Суслово, а дальше двигались на лошадях на гари. Воспоминания бывшего заключенного А. Шалганова, пережившего ужас Мариинского распредпункта Сиблага в январе-мае 1938 года, дают типичную картину того времени. Этот пункт, пишет бывший лагерник, «состоял из одного здания, в котором могло поместиться от силы человек 250-300. Сейчас же в нем, как говорили, находилось около 17 тысяч. Для того чтобы хоть как-то разместить заключенных, вырыли несколько землянок с печками, наскоро изготовленными из ржавых бидонов, да поставили с десяток «палаток»: ледяные, кое-как обшитые тесом стены, покрытые сверху брезентом.
В землянке, куда я спустился со своим товарищем по этапу Петром Дурыгиным, творилось что-то жуткое. Люди валялись на нарах, под нарами, в проходах — впритык. Шагу нельзя было сделать, чтобы не наступить кому-нибудь на руку. Вонь стояла страшная. Люди боялись выйти на улицу, потому что их место тотчас же занимал другой (а на дворе трещал мороз градусов под сорок).

Вповалку лежали туркмены, азербайджанцы, татары, мордва и земляки — москвичи, ленинградцы... Халаты туркменов, ветхая одежда заключенных, как маком, были обсыпаны вошью.
Ни мисок, ни ложек не было и в помине. К четырем котлам, в которых варили суп из мерзлой картошки, по-здешнему называемой баландой, выстраивалась очередь: заключенные подставляли кепки, треухи, а то и просто калоши и хлебали прямо из них. В феврале в лагере начался мор. Картошка кончалась, а воду не подвозили совсем. Мучаясь жаждой, люди горстями собирали покрытый кровавыми пятнами снег и отправляли в рот. Ослабевшие не могли добраться до отхожего места и садились тут же, около землянок. Дизентерия свирепствовала вовсю. Сначала умирало по 18-20 человек в день. Потом по 50-70. Я делал гробы: на два, на восемь человек. Потом кончился лес. Мы соорудили сарай и складывали там трупы; гора росла и росла и вскоре на два метра возвышалась над землей. С января по май в Мариинском распределительном пункте погибло около десяти тысяч человек...».

В XIX веке Мариинск был местом сибирской ссылки декабристов и вольнодумцев. Три поколения народных борцов - это дворяне-декабристы, разночинцы - революционные демократы и народники, пролетарии - социал-демократы, марксисты, большевики – прошли через Мариинск. Среди них: А. Н. Радищев, М.И. Фонвизин, В.Л. Давыдов, М.Ф. Митьков, братья Бобрищевы - Пушкины, Н.Г. Чернышевский, В.И. Ленин, И.В. Сталин, Я.М. Свердлов, знаменитый хирург - епископ В.Ф. Войне - Ясенский, сын Троцкого - С.Л. Седов, Осип Мандельштам, дочь Марины Цветаевой - Ариадна Эфрон, профессор И.Я. Башилов, получивший первые граммы платины, радия и золота из норильских руд. В XX веке ссылали и убивали опять тех же — кто хотел оставаться человеком и стоял за правду.
Освободившись, Тамара Эрнст осела в столице СибЛага Мариинске ныне Кемеровской области, где она пробыла 10 лет., там она и умерла.  Последнее время  преподавала французский язык в Мариинском техникуме лесного хозяйства. Она умерла 26 августа 1969 года, в день своего рождения.

Как ни парадоксально, но лесотехникум получил здание, где раньше размещалось управление Сиблага. Оно же, в свою очередь, было построено на месте разобранного в 1940-1941 г.г.Никольского собора. Из его кирпичей также возвели в свое время и МТС. Теперь в здании лесотехникума городская поликлиника. А 3 июля 1891 года, при возвращении из путешествия по восточным странам,  в Никольском соборе слушал молебствие наследник престола , будущий Николай II. Вот ведь какие бывают вывихи истории!
Город Мариининск был основан в 1698 году. как село Кийское; названное по расположению на р. Кия (левый приток Чулыма). Одна из трактовок названия реки Кия возводит гидроним к селькупскому слову «кы», что означает «река». Согласно другой версии, слово «кия» имеет тюркское происхождение и обозначает «каменистый склон, обрыв». В 1856 году село преобразовали в город Кийск, а на следующий год -  в Мариининск в честь жены Александра II императрицы Марии Александровны.
 Известность городу Мариининску принес Сибирский тракт, по которому в разные стороны двигалась жизнь, а позднее железнодорожная магистраль  Стоит город в 178 километрах к северо-востоку от Кемерово.  Кемерово, кстати, тоже связан с водой, потому как по-финско-угорски Кем — река. В Мариининске имеется краеведческий музей и дом-музей писателя В. А. Чивилихина. Именно в его повести «Память» я впервые прочитал о Мозгалевских и ордынских делах в России.

Тамара Львовна Эрнст родилась в Петербурге 26 августа 1905 (1906) года, в семье царского генерала Байкова. Отец ее был влиятельным лицом. Об этом рассказывала подруга последних лет Тамары Лидия Григорьевна Шелегова. «Видимо это был человек известным в своих кругах, так как на крестинах Тамары Львовны присутствовал один их великих князей, что вызывало много вопросов после ареста. Тамары Львовны со стороны следователей (была обнаружена фотография). В 20-х годах Тамара проживала в Одессе. 8 августа 1926 года  вышла замуж за Ф.Л. Эрнста и переехала в Киев.  Федору тогда было 34 года, а Тамаре 21.
Отец Тамары Львовны, генерал Байков представил для меня интерес как военнослужащий Отдельного корпуса пограничной стражи. Родился он 15 июня 1869 года в Изюме  в семье генерал-лейтенанта Льва Матвеевича Байкова.  Отец Байкова участвовал в покорении Западного Кавказа и в войне 1877—1878 гг. Издавал труды Из многочисленных его печатных произведений опубликованы: "Опыт руководства к отправлению кавалерией стратегической службы", "Применимость и производство спешивания кавалерией", "Практические советы по подготовке роты и батальона к бою" и др.

Младший Байков образование получил в 1-м кадетском корпусе, по окончании которого был принят в 1-е военное Павловское училище. Выпущен  в 1889 году подпоручиком в 16-й гренадерский Мингрельский полк. Затем служил в 26-й артиллерийской бригаде, произведён в поручики.
В 1897 году по 1-му разряду окончил курс наук в Николаевской академии генерального штаба и был произведён в штабс-капитаны. По окончании академии назначен состоять при Одесском военном округе: назначен старшим адъютантом штаба 14-й пехотной дивизии ,  произведён в капитаны. 
Цензовое командование ротой проходил  в 54-м пехотном Минском полку. С 22 апреля 1902 года был столоначальником Главного штаба, получил чин подполковника и  был назначен начальником штаба 5-го округа Отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС), произведён в полковники. В ведение пограничного корпуса входил и крымский участок границы. Далее служил в Люблине и на Волыни, воевал, окончил службу генерал-лейтенантом.

После Октябрьской революции Байков с чином генерального хорунжего был принят в гетманскую армию на Украине, затем назначен начальником штаба Отдельного корпуса пограничной стражи. В начале 1919 года  вступил в Вооружённые силы Юга России, а в 1920 году на корабле «Рио-Парда» эвакуировался из Одессы в Салоники. Проживал в Югославии, скончался в Белграде 23 ноября 1938 года. Упоминается его сын Сергей 1905-1908 гг. рождения. О дочери в справках ничего не говорится. Почему дочь осталась в России, не известно.
В книге Андрея Непомнящего о Н.Л. Эрнсте и его родственниках обнаружил рекомендации автора «для желающих подробнее ознакомиться с семьей Олтаржевских-Чакириди- Эрнст» прочитать: статью Лии Николаевны Поповой  в книге «Старый альбом: К 100-летию преображения Алушты в город, часть 1, стр. 130-137;  очерк Соболевой М.С. «Из семейных воспоминаний» в книге «Алушта и Алуштинский район с древнейших времен до наших дней». Киев. Изд. Стилос. 2002 год, стр. 237-241.
Рекомендованную статью Поповой не нашел. Нашлись другие ее материалы. Через них вышел на виллу Роз, в которой проживал Тихомиров, руководитель местной в Алуште школы, где преподавал Николай Олтаржевский; на словарь Булахова; на письма Шмелева в Севастополь Треневу, с просьбой прислать муки; на винодела Кашина (Иван Олтаржевский тоже был виноделом); на преподавателя школы Тихомирова С.И. Козлова и его жену, тоже преподавательницу по рукоделию той же школы Анастасию Христофоровну, которая по мнению историка Филоненко, была не гречанка, как сказано у Поповой, а армянка. Очень интересно. Ведь Вера Христофоровна тоже могла там преподавать и если она была Васса, то могла сойти и за Анастасию.
 
       Что касается армян. С первой четверти XVIII в. армяно-католики начали переселяться из Карасубазара в разные города России, где они, в отсутствие армяно-католических церквей и священников, вынуждены были посещать латинские храмы, что привело к их ассимиляции. Большая часть армяно-католиков, вышедших из Карасубазара, перебралась в Симферополь, где с 1863 г. имела свою приходскую церковь и церковную школу.
Надо отметить, что и армянское католическое духовенство, и целый ряд видных представителей армяно-католиков сыграли существенную роль в деле сохранения армян- ского этноса, в возрождении национальной культуры армян. Учеником Венецианской академии св. Лазаря был Карасубазарский армянский католический священник архимандрит Минас [Медици] Бжишкян, видный филолог, историк, музыкант и педагог. Он прибыл в Крым в 1821 г., и до 1846 г. проживал в Карасубазаре. В 1830 г. в издательстве Венецианских мхитаристов острова св. Лазаря на староармянском языке была издана его книга «Путешествие в Польшу и другие места, населенные армянами, выходцами из древнего столичного города Ани». В переводе на русский язык публиковались только отдельные выдержки из книги.

Другим ярким представителем мхитаристов был Габриел (Гавриил) Айвазовский, брат мариниста И.Айвазовского. Г. Айвазовский был крещен в Армяно-григорианской церкви Св.Георгия. Начальное образование он получил в Феодосийском уездном училище, а затем его отдали на обучение знаменитому Минасу Медици. Заметив в молодом Айвазовском не- обычайные способности к языкам (впоследствии Г. Айвазовский свободно владел 12 языками) и его рвение к наукам, Медици послал юношу в 1826 г. на обучение в Венецию, в Академию Св. Лазаря, при монастыре Ордена мхитаристов. В 1830 г. Г. Айвазовский был подстрижен в монахи этого Ордена, а в 1834 г. возведен в сан священника .
В Карасубазаре родился и жил известный арменовед и историк Керовбе Кушнерян (1841-1891 гг.). Он тоже учился у венецианских мхитаристов. В Крыму он стал деканом всех католических церквей. После его смерти, в Феодосии и Венеции была издана на армянском языке книга "История колонизации армян в Крыму". Этот труд не потерял исторической ценности и в наши дни. Он владел несколькими языками и переводил на армянский язык стихи Пушкина, Крылова, Лермонтова, Шевченко.
По Крыму все очень сложно и запутано. Он как болевая точка государства. В целом Россия круто замешана — чего и кого в ней только нет. В этом сила и слабость. Постоянно бродит.  Случайно обнаружилась статья Тамары Гумбатовой о деде Николая Эрнста по матери— Николае Николаевиче Неезе.