И шоб так жить нам...

Мы все всегда чем-то довольны и недовольны, окружены и ограничены границей в пределах государства, города, улицы, стенами на работе и дома, рамками закона, морали и нравственности… И даже временем и погодой на улице.

В каждом времени года есть свои плюсы и минусы. Что-то радует тебя, что-то досаждает, но без этого никак нельзя, ибо нарушится гармония в природе и обществе. Мы привыкли мерзнуть зимой, работать на даче как каторжные весной, изнывать от жары летом и мокнуть под дождем осенью.

Вот, например, военный корабль, находящийся где-то в Ионическом море, – это маленькая территория Родины, ограниченная со всех сторон леерами. Это Государственная граница. И за нее – никак нельзя. Измена, с вытекающими расстрельными последствиями.

Так и общественный транспорт – государство в государстве. Войдя в него, человек начинает жить по его неписаным законам и ведет себя совершенно иначе, чем на улице или на работе. Границы этого государства – боковые стенки, за которые, если двери закрыты, тоже не выйдешь. Тут кипят свои страсти, здесь жизнь бьет неукротимым фонтаном, бушуют эмоции, далекие от обыденной жизни.

А рынок?.. О нем и говорить не приходится.

Но все это прелюдия.

Чтобы понять жизнь во всех ее проявлениях, надо в Одессе раза три проехать в троллейбусе или трамвае да пару раз сходить на Привоз. Кто не знает – это центральный рынок города-героя и его гордость.

Одесса. Миллионный город Украины, где каждый человек – безграничен своей неповторимой индивидуальностью и свободен в своих помыслах и деяниях. Побывав только в перечисленных двух местах, создается впечатление, что все друг друга знают, любят и даже терпят.

Одесса – это огромная коммунальная квартира, где под одной крышей живут мошенники, учителя, врачи, дворники и писатели, живут дружно и весело, и непременно друг с другом ругаясь.

Говорят здесь громко и очень специфично. Каждый хочет выразить свою мысль необычным способом, без мимики, чтобы наповал сразить слушателя, ну а другое лицо без обиды и злости отвечает ему тем же.

Именно отсюда идут корни таланта Бабеля Исаака Эммануиловича, Олеши Юрия Карловича, Ильи Ильфа с Евгением Петровым, Жванецкого Михаила
Михайловича… Именно тут и рождаются многочисленные анекдоты и байки.
В этом городе, независимо от времени года, всегда жарко от кипящей энергии.

Итак, давайте проедем в троллейбусе до Привоза, постояв тихо на задней площадке, и послушаем, о чем и как говорят одесситы.

На конечной остановке уже толпится народ. Все готовы ринуться внутрь, чтобы занять сидячие места. Такое понятие, как очередность, в словаре этого города нет. Здесь все первые и все правые.

Подъезжает троллейбус, открываются двери и… жизнь закипает. Здесь уже совершенно другие люди, без комплексов и сомнений. Они бесцеремонны и развязны. Все говорят громко, порой не слыша друг друга, отчего салон гудит, как растревоженный улей.
* * *
– Сима, не чеши мне нервы. Я, сдерживая толпу, держу для тебя место, а ты ползешь, как пожилая потаскуха.

– Сара, ви шо, с мозгами повздорили? Или они давно высохли, как белье в хорошую погоду? Я стала плохо понимать намек на мой возраст.

– Просто хочу добавить в твои безжизненные дряблые мышцы эликсир мужества.
– Побереги его для своей правнучки.

– Ты шо, упала сегодня с тахты? Какая к бесу правнучка?

– Неужели ошиблась? Судя по мешкам под твоими глазами и подбородку, прикрывающему засаленный пупок, их у тебя должно быть минимум четыре.

– Я теперь с тобой не хочу даже дышать на этом свете.

– Меня это даже не раздражает. Со мной теперь Яша будет ехать. Ему в ту же сторону, шо и мне.

– Ну и сиди теперь там и не спрашивай больше ко мне вопросы.

* * *
– Фима! – закричали на задней площадке троллейбуса. – Ви читали вчера «Одесскую жизнь»?

– Я эту жизнь каждый день вижу со своего окна на седьмом этаже.

– Я не об этом.

– Догадываюсь. Но последнее время у меня от наших газет несварение желудка. И шо там могли опять соврать?

– Написали состав населения Одессы. В процентах, разумеется, как это у нас всегда принято.

– Эта новость меня сильно заинтересовала. Я внемлю тебя, Изя, всем организмом.

Троллейбус затих и тоже слушает.

– Так вот, десять процентов украинцев и десять процентов русских…
Наступило молчание.

– Изя, шо ты закрыл рот, как на допросе в КГБ?

– Я шо, больше ничего не сказал? Так остальные восемьдесят – местное население.

– И с таким положением вещей я просто обязан согласиться. Изя, мне вчера одну интересную вещь рассказала Римма.

– Это которая, с Южного или Еврейской?

– С Израиля. Ты помнишь, как сорок лет назад на ней стал мужчиной? – и он хрипло захохотал.

– Она к тебе приехала навестить? Шо привезла? Как там все наши?

– Так она мне звонила. Как-то о Южной Пальмире у нее ностальгии нет. А чего быть? Сколько цацек она не смогла тогда вывезти? Ее Леня пропал на палестинской территории. Вот уже три года. И чего его туда понесло? Помнишь, как мы его искали в Херсоне? – он снова засмеялся. – Ты знаешь, шо она мне сказала? Чан Дай Куанг не тот, за кого себя выдает.

– Хто это? Ты от преклонных лет стал вести себя удивительно филигранно.

– На твои едкие формулировки я почти не ревную. Это же президент Вьетнама!

– Не может такого быть!

– Я тебе серьезно отвечаю.

– Приятная новость! Так скоро весь мир будет в наших руках!

– А я тебе о чем…

Троллейбус, неимоверно искря на многочисленных поворотах, продолжал свой путь. И с каждой остановкой народу становилось все больше и больше.

* * *
– Может, кто-то, наконец, догадается пустить глоток свежего воздуха в салон, а то мы скоро задохнемся в собственном зловонье.

– Послушайте, деточка, когда ви будете такой же древней, как Семен Маркович, этот запах станет вам милее аромата цветущей белой акации. И лучше жить, как ви сказали, в зловонье, чем на иголке от воспаления легких.

– Плевала я слюной на вашего Семена Марковича. Я сейчас жить расположена. Да кто там сзади уже третий раз пытается на меня залезть?

– А шо я сделаю, если он мятый, и я не могу его вставить в компостер?

– Делайте что-нибудь или угомонитесь, мне эта толкотня начинает ездить по нервам. Щаз я сделаю вам скандал, и всем станет крайне весело.

– За шо ви ко мне придираетесь, как репей в сквере Мизикевича?

– Може ви двоюродный родственник дяди Севы, шо умер как поц?

– Это еще как, не разобрал?

– Стоял, стоял и упал.

– Девочка, живите и наслаждайтесь. Завтра будет еще хуже.

* * *
На очередной остановке через переднюю дверь вошли две ухоженные дамы и стали давить на явно выпившего сидящего мужчину, требуя таким образом уступить им место. Тот поднял на них хмельные глаза.

– Простите, – сказал он развязно и громко, – я пожилых женщин очень уважаю. Кто из вас постарше будет, садитесь, я уступлю ей сейчас свое место.

Женщины сделали вид, что не услышали это. Оказывается, в Одессе нет пожилых женщин, да и быть не может.

* * *
– Мужчина, – послышалось с задней площадки, – что ви ко мне так жметесь? Я не печка и не камин, – прокричала очень упитанная женщина в голубом платье с огромными кругами пота под мышками.
– Мадам, к вам нельзя не прилепиться, ви имеете в своей фигуре великолепную тазобедренную композицию.

– Ой, – прыснула слюной на пассажиров дамочка, – моли Бога, шо я к тебе обратной стороной стою. Если повернусь...

– Не делайте вызывающих движений, я сейчас высаживаюсь. Простите, любимая, не хочу, но безвременно расстаюсь вместе с вами. Прощайте! И не сдерживайте слез!

* * *
– Граждане, скажите быстро непорочной женщине: море Черное высохло?

– А шо такое?

– Со мной рядом стоит интеллигент времен Дюка де Ришелье. Так он смердит так, будто мылся последний раз в бригаде бандита Котовского.

– Мадам, не хочу вас расстраивать, но у меня все хорошо. Я себя очень хорошо знаю, а ви себе думайте, шо хотите. Если у вас жизнь временно не удалась, я готов послушать за вашу просьбу.

– Ой, не знала, шо ви такой умный на мозг. Только не делайте мине беременную голову! И уже не ходите никуда мыться. Я немного потерплю дышать, но и остальные тоже должны вкусить радость мироощущения.

* * *
– Миша, тебя буквально девять дней не было слышно на бульваре. Шо случилось? Мне Сима даже сказала, что ты умер, никого не предупредив.

– Лева, ты бы об этом узнал третий.

– Почему не второй?

– А теща? Ты о ней забыл? Именно она узнает новости Одессы первой.

– Так где ты ездил?

– К дочери в Киев.

– Чо в столице?

– Зачем тебе та столица? У меня снова свежая радость.

– Опять?

– Представь…

– То уже пятый?

– Шестой, но соображаю, не последний. Где она их берет? И опять по обоюдной любви. Но не это главное. Мы с Симой зашли на Крещатике пообедать в одном еврейском ресторанчике.

– И шо ви там ели?

– Ничего особенного, все, как дома, – винегрет, борсч, флотские макароны, причем очень холодные и компот без сахара из сухофруктов.

– И почему ты считаешь, шо этот ресторан еврейский?

– Потому, что там порция – полторы чайные ложечки, а цены – више человеческого роста. Представляешь, мне даже все пришлось отдать Симе. Кроме компота, разумеется, чтобы не открылась моя язва.

– Миша, ты всегда страдал геморроем. Откуда взялась язва?

– Статистика говорит, что она, возможно, должна быть.
* * *
– Граждане, чтобы не было лишнего скандала, добровольно сделайте шаг вперед, иначе никто никуда не уедет.

– Роза, ты не можешь подождать другого троллейбуса?

– Если ты такой щедрый, уступи даме место. У меня, Левочка, дома на плите яичница подгорает.

– Тю! Шо, Сеня не может встать и выключить?

– Лева, ты разве не знаешь Сеню? Дом сгорит, а жопу от дивана он не оторвет.

– Граждане! – вопит Лев. – Выпустите воздух. Она таки говорит правду. С их придурковатой семьей, да при такой жаркой атмосфере за окном, сгорит половина Одессы. Будьте милосердны!

– Лева, премного благодарна тебе, я вошла. Никогда не думала, шо в тебе живет столько человечности. До этой секунды ты для меня был солдафоном. Ты на Привоз? На обратном пути зайди до нас, у меня есть фантастическая наливочка. Мила с Молдавии привезла. А Сеня пусть продолжает лежать до пролежней.

– Роза, она цыгана еще не бросила?

– О чем ты такое говоришь? У нее от него уже трое детей. Все пацаны. И все – одно лицо с нашим раввином.

– Ты мине сейчас хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что выхожу. Купи мне с килограмм помидор и огурцов, я салатик сделаю.
* * *
– Давид, как поживает твоя Софа? Давно ее не видел. Она все так же вкусно готовит? Помню, девять лет назад, к празднику Песах, она приготовила мацу, так я ее тогда чуть с руками не съел. И еще ее знаменитый борсч…

– Ты тогда взял у нас поднос и не вернул его.

– Не може быть!

– Може. Я все записую, кто и шо у нас берет.

– Таки, значит, я его точно не принес.

– Софочка придумала, чтобы экономить газ, она борсч держит на подставочке за балконом, на солнечной стороне. Он всегда у нее горячий. Только часто я вылавливаю оттуда воробьев, один раз он даже завонял в нем.

– Горобець в борсчу? А крышка?

– Она его не закрывает, боится, шо может закипеть и крышку сорвет.

– И большая экономия?

– Приличная.

– Плохо, шо я живу на первом этаже. Стащат мгновенно.

* * *
– Семен Маркович, – шепчет дама соседу, – ви такой красавчик, скажите, у вас было много романов на стороне?

– Романов таки не було. Зато были Сары, Зои, Марины… Поразительно много на этом свете женских имен, всех и не упомнишь.

– Семен Маркович, а давайте-ка после рынка зайдем ко мне домой. Я вас угощу напитком такой же крепости, сколько и мне лет.

– Ой, Розочка, шоб ви знали наперед, я ж таки не пью спирт!

* * *
– Яша, мне вчера Гриша рассказал классный анекдот. Слушай: Моня похоронил тещу…

– Какой Моня – Лифшиц или Белецкий?

– Яков, ви уши слегка полоскайте водой. Я рассказываю анекдот.
– Так шо ж ви сразу не предупредили. А я тотчас начал думать, к кому на поминки идти.

– Идет он домой по Ришельевской в приподнятом настроении, как на голову ему падает кирпич. Он обратил глаза в небо и говорит: «Мама, ви уже там?»

– На Ришельевской Факторович живет.

– Яша, при чем тут Факторович?

– Вот и я думаю – при чем. Ведь его теща скончалась три года назад.

– Ваша голова с возрастом все больше походит на тухес.
* * *
– Ты знаешь, кого я вчера видела на Ланжероне?

– Не начинай тут, уже приехали. Надо постараться выйти без раздавленных ступней.

* * *
Теперь вся эта масса движется к рынку – и купить надо, и себя не посрамить.

Привоз – в полном объеме олицетворяет собой место, где философский закон единства противоположностей работает строго как часы. Здесь каждый человек индивидуум, и в то же время без другого лица он обойтись не может. Продавец и покупатель – вот фигуры, которые играют, именно играют, главные роли в этом лицедействе. На этом месте второстепенных ролей нет. А учитывая, что народу тут не одна сотня и у каждого свой монолог, поэтому здесь никто не говорит, а тоже все кричат. Гул рынка с легкостью приравнивается к извержению вулкана.

А завтра может быть все наоборот: роли поменяются, покупатель станет продавцом, а продавец – покупателем.

Побродим и мы тихонечко по Привозу, послушаем действующих здесь лиц.

* * *
– Вот гляжу я на вас, дорогая Риммочка, и крепко думаю: шо таки аппетитней на этом рынке только ви да та буженина на витрине.

- Лева, тут думать без нужды, надо взять и попробовать.

* * *
Между рядами ходит мужчина и постоянно смотрит то на прилавок, то на бумажку.

– Мужчина, ви таки забыли купить у мене морковь! Каротин вашему организму ой как потребен.

– Но у меня морковь не записана.

– Так идите сюда, я вам ее немедля допишу!

* * *
– Сима, как тебе нравится мое новое платье? Это Жорик пришел из рейса и привез много шикарных вещей.

– Извини, Соня, я спешу до мясного павильона, мне сейчас не до скандалов.

* * *
– Скажите, красавица, килограмм вашей картошки в мой кулек влезет?

– Не переживайте сильно, мой килограмм влезет в любую вашу тару.

* * *
– О вэй! Софочка, шо ви такое купили, шо вошло только в пять здоровенных сумок?

– Двадцать пять кило не вашего ума дело!

– А где же Яков? Он всегда с вами, как собака с будкой.

– Этот поц тронулся, как лед на реке.

– В какую же сторону?

– В сторону своей любимой мамочки.

* * *
– Симочка, доброго вам утра. Удивляюсь сам собой, но время нетленно над вами, ви если не цветете, то пахнете.

– Нет, ви на этого идиёта только посмотрите. Я что, по-вашему, должна вянуть и вонять?

– Ой, только не надо делать вид на королеву Великобритании. Ви с ней с одного года, но в панаме выглядите на полтора года моложе.

– И надо же барышне в лицо такое выкинуть, наглец. Шоб ты умер посреди полного здоровья перед моим прилавком! Тьфу! – плюет она мужчине в лицо.

– Дорогу туда вам, Симочка, я с удовольствием уступаю.

* * *
Одетая в ярко-красное, с огромными желтыми цветами платье, женщина с гусарскими черными усиками подошла к лотку, где продавалась домашняя колбаса.

– Дайте, пожалуйста, мне, продавец, попробовать вон ту вашу колбаску.
Она не торопясь жует.

– Солоновата, – дама пожимает плечами. – А можно попробовать вот эту?
И снова, закатив глаза под ресницы, она долго чавкает ртом.

– Нет, – наконец говорит она, – в эту положили слишком много перца. А вон ту, – тычет женщина пальцем, – можно попробовать?

И процедура дегустации продолжается вновь.

– Эта пресная. Кровянка есть? Дайте тоже кусочек.
Дама, оттопырив в сторону мизинец, аккуратно берет очередную пробу, аккуратно кладет на язык, чтобы не повредить помаду на губах.

– Жирновата... – вновь критикует она.

Обернувшись, замечает за собой выстроившуюся очередь.
– Ой, ви тоже за колбаской стоите? Извините, пожалуйста, шо я вас задерживаю.
– Ничего, ничего, мадам, не торопитесь, завтракайте, мы никуда не поспешаем и подождем, когда ви насытитесь.
* * *
– Куры, свежие куры, только что из-под топора! Еще остыть не успели даже! Дамочка, быстро подходите сюда! Посмотрите, это же не кура, это мечта!
– Я уже подошла. Так покажите мне свою мечту идиёта.

– Шо ви такое говорите? Шо вам тут так не понравилось?

– А скажите сейчас мне громко в уши, шо ви им давали кушать?

– Вам это зачем?

– Как это зачем? Може, я тоже хочу так похудеть…
* * *
– Мужчина, шо ви так мацаете мои помидоры, как в постели свою жену!

– Если бы я мацал их, как свою жену, ви бы сейчас бойко торговали томатным соком!!!

* * *
Мы на минутку заглянем в рыбный ряд. Здесь стоит такой жуткий запах, что выдержать долго просто невозможно. Но и здесь бурлит жизнь.
Перед входом в ряд взад и вперед ходит пожилая женщина с сигаретой в зубах, в замызганном платье, обвешанная связками сушеной рыбы.

– Таранка, таранка… Кто забыл купить тараньку?

– В какую цену у вас таранька?

От неожиданности та вздрагивает и резко поворачивается. Перед ней стоят в шортах и майках высокий светловолосый парень и приятная девушка с короткой стрижкой.

– Молодой человек, меня зовут тетя Софа! А вас Руслан и Людмила?

– Нет. Виктор и Наталья.

– Так даже лучше. Я вижу, шо ви недавно приехали отдыхать в наш город, город-герой, город бесчисленного количества революций и интервенции. И сейчас едете на пляж. Это то, что необходимо! Я дам вам ценный совет. Вся Одесса купается в грязи Ланжерона и Аркадии. Ви поезжайте на пляж
Лузановка или Черноморка. Правда, это немного дальше, зато и народу меньше, и вода чище. Но пляж без пива, шо Север без спирта. Возьмите этих двух лещей, не пожалеете. Потом придете еще раз, но меня уже не будет.

– Почему? – наивно спросила девушка.

– А потому, милая, шо я всю рыбу скоро распродам. Это дело пяти с половиной минут.

Продать такое количество рыбы, что висело на женщине, и пяти часов будет мало. Но без рекламы какая торговля?

– И сколько это будет стоить?

– Молодой человек, ви приехали на курорт тратить деньги или их ночами пересчитывать? Мне стыдно за вашу девушку. Поглядите, как она на вас смотрит, – как на настоящего рыцаря. А ви ведете себя, как нищий в карете. В нашем солнечном городе не принято торговаться. Эти два красавца тянут на сто пятьдесят гривен. Двадцаточку сбрасываю на вашу молодость и красоту. Сто тридцать… и веду вас к моей хорошей подруге, Риммочке, где ви возьмете янтарный виноград, румяный персик и сахарный арбуз. Рядом с ней сидит Лева. У него купите шикарную корзину, шобы ничего в дороге не помять. Ну а пиво возьмете на месте.

Софа медленно двигала Наталью и Виктора к опустошению их кошелька.
* * *
– Женщина, шо ви так долго думаете? Не надо этим заниматься без всякой на то пользы. Берите! Таки живой карп! Он десять минут назад плавал, как подводная лодка!

– А почему тогда он не шевелится? И жабры у него какие-то серые.
– Мадам, это не просто карп, это мужчина. Он застыл и побледнел от смятения при виде вашей ослепительной красоты.

– Вы так думаете?

– Я легко уверен! Даже не сомневайтесь!
* * *
Конечно, мы могли бы заглянуть и в мясные ряды, и туда, где продают молочные продукты, сходить к овощам и фруктам… А еще пойти первого апреля на Дерибасовскую…

И везде вы услышите громкий, специфичный говор, свойственный только Одессе.

Именно отсюда идут корни таланта Исаака Эммануиловича Бабеля, Юрия Карловича Олеши, Ильи Ильфа с Евгением Петровым, Михаила Михайловича Жванецкого… Именно тут и рождаются многочисленные анекдоты и байки. Именно этот город, как и болгарский Габрово, является государством в государстве.