О выборе ценностей

 
Предположим, у какого-то человека есть что-то для него самое дорогое. Оно дорого ему не в стоимостном (товарно-денежном) отношении, а в человечески-личностном, как нечто абсолютно незаменимое и жизненно-важное. При самом первом приближении это можно назвать «ценностью». «Да, - скажете вы. – но это будет ценностью только для данного конкретного человека. Это ведь лично он усмотрел в чём-то ценность. А другой человек усмотрит ценность в чём-то ином. Ценность, стало быть, индивидуальна и субъективна: каждый человек сам выбирает, что для него важно, а что не имеет большого значения. Следовательно, мы, люди, делая сознательный выбор, сами создаём для себя ценности, сами рационально проектируем и конструируем их».

Такой вывод верен лишь отчасти, да и то в определённом смысле. Неверен же он постольку, поскольку всякая человеческая жизнь имеет общевидовые надындивидуальные бытийные основы, а они внерациональны. Они не с нас начинаются и не с нами заканчиваются. Каждый человек как живое существо несёт в себе частицу единой вселенской жизни, В нас проявляет себя также и «родовая воля» человечества. Она ставит пределы нашему эгоцентрическому своеволию в общности и анархическому произволу в обществе. Совершенно независимо от того, сознаём мы это или нет, «родовая воля» ограничивает нашу индивидуальную рациональную свободу воли, благодаря которой мы творим в силу фантазии и способности к игре абсолютно всё, что нам взбредёт в голову, в том числе проектируем и конструируем искусственные ценности – как для себя, так и для других.

Вот почему на самом деле мы «выбираем» не так много, зато получаем в качестве приданного судьбой значительно больше, чем нам кажется. Это касается в первую очередь того, что нам особенно дорого. Например, родителей, родину, родной язык и т. п., мы не выбираем. Нелепо спрашивать: зачем, с какой целью ты родился, почему у тебя мать и отец такие, а не иные, почему местом своего рождения выбрал эту страну, а не другую и вообще – с какой целью был сюда «заброшен»? Наивно полагать, будто философская рефлексия о нашей «экзистенциальной заброшенности» в мир способна спасти от тоски одиночества и метафизического отчаяния. Ведь эта рефлексия как раз и есть свидетельство дистанцирования и отчуждения от социума, противопоставления Эго «родовой воле». Не для того ли у многих народов существует культ предков, чтобы в предельно простой, доступной для обыденного сознания форме санкционировать и легитимировать регулярный выход за пределы индивидуального рационального сознания в надындивидуальную внерациональную сферу общностных (коллективных) переживаний, представлений и идей?

Даже там, где наш выбор кажется нам полностью суверенным, например, в выборе спутницы или спутника жизни, мы отчасти движимы наследственностью, которая проявляется в форме генетически обусловленных склонностей и предрасположенностей, бессознательных ориентаций на национально-культурные образцы, этнические стереотипы и социальные стандарты. Не потому ли мы и радуемся, как дети, абсолютной свободе нашего исключительно индивидуального суверенного выбора, когда, например, решаем, какие "культурные ценности" лучше коллекционировать. Собирать ли нам, скажем, почтовые марки или произведения "современного искусства"? Коллекционерство, если заведомо не усматривать в нём, как Ж. Бодрияйяр,  одни лишь крайние паталогические случаи, – это не иллюзорная борьба со смертью, не вытеснение эдипового комплекса и уж тем более не «анальный садизм», но реальный скачок из «царства необходимости в царство свободы», о котором, задумывая «научный коммунизм», мечтали К. Маркс и Ф. Энгельс. В коллекционерстве, как нигде, наш выбор свободен. Здесь видна игра жизненных и интеллектуальных сил человека, освобождённого от эксплуатации и сделавшего всё своё «рабочее» время «свободным».

Надындивидуальные бытийные основы индивидуально-личностной человеческой жизни включают в себя рациональное, как целое включает в себя часть, и поддерживают всё рациональное – но лишь до тех пор, пока оно не разовьётся до такой степени, что, будучи их высшим порождением, не начнёт их же и отрицать. Такое действительно случается и нередко. Конфликт двух источников и составных частей морали и религии, о котором писал А. Бергсон, увы,  неискореним. Речь идёт о сохранении родовой жизни, а оно предполагает и требует индивидуальную смерть – как естественную, так и добровольно-жертвенную. Смерть, в этом смысле,– необходимая часть жизни, в том числе и нашей человеческой жизни, естественное средство её продолжения и развития.

Подведём итоги.

Далеко не всякая ценность – результат индивидуального рационального произвольного выбора отдельной человеческой личности и не всякая ценность имеет исключительно субъективный характер. С ценностями дело обстоит скорее наоборот. Наши ценности формируются преимущественно не на рациональной основе вследствие индивидуального выбора, а бессознательно спонтанно как следствие естественного проявления в нас «всеединой жизни» и «родовой воли» человечества. Более или менее сознательно мы выбираем только те ценности, которые относятся к игровой сфере человеческой жизни либо суть традиционные культурные дериваты и эпифеномены игры (Хёйзинга).

Вот почему я полагаю, что имеет смысл различать ценности жизненно-общностные и общественно-системные. Ценности человека как члена какой-либо жизненной общности складываются естественным образом и культурно-исторически; они стабильны, поскольку обладают значительной инерцией, соответствующей социокультурному весу (значимости) конкретной жизненной общности. Ценности человека как члена какой-либо общественной системы или подсистемы, в том числе как члена креативно создаваемых виртуальных сообществ, формируются искусственно – путём проектирования и конструирования; они изменчивы, поскольку не имеют инерции в той мере, в какой лишены реального социокультурного веса (значимости) соответствующие общественные системы или подсистемы.

В силу своей гетерогенности жизненно-общностные и общественно-системные ценности сосуществуют, располагаясь в различных пластах (на разных уровнях) душевно-духовного бытия человеческой личности. Между тем они постоянно взаимодействуют и подчас накладываются друг на друга. Интерференция различных уровней ценностного сознания человека нередко проявляется, в частности, в амбивалентном отношении к одним и тем же предметам. Это, как в анекдоте, когда армянина спрашивают, любит ли он помидоры? «Кушать люблю, а так - нет».

23.06.18