Три сестрёнки

Светлой памяти моей мамы Ольги Макаровны

Не было, пожалуй, в их селе красивей и задористей девчонок, чем эти три сестрёнки Рачковы: старшей Ани, средней Жени и младшей Оли. Аня, конечно, была самой целомудренной, особо не допускала никаких шалостей со стороны деревенских мальчишек как в отношении к себе, так и к своим родным. Во многом была осторожной, бережливой, неподкупной. Всегда стояла на своём, если считала, что права. А правой она оказывалась частенько. В мать свою Александру Фёдоровну всего скорее пошла. Хотя по внешности сильно и отличалась от своей прародительницы.
Хозяйку этого дома в два этажа с большим семейством и своим делом все мужики, да и бабы в основном, с завистью и прилюдно в селе называли «Красивая женщина», а за глаза просто «Рачиха». Может, от фамилии это пошло, может, от того, что говорила она очень красиво и складно, хотя и была женщиной неграмотной – ни читать, ни писать не умела. Не довелось по жизни обучиться грамоте. Как-то в детстве совсем некогда было в церковно-приходскую школу ходить, ещё до революции семнадцатого года. А потом рано выдали замуж за парня из недалёкой деревни Макара, Максимовича по отчеству. Парень тот был видный, весёлый, мастеровой, не прочь хорошо поработать, да и погулять мастак. Как говорят, балагур и бабник. И рисковый ещё какой.
В царской армии в Первую мировую войну его быстро приметили. Прослужил он, сколько довелось, поваром в офицерской столовой, мужицкая сметка помогла ему разбогатеть даже. Поговаривали в селе, что после службы целый горшок золота привёз домой. Потом, правда, пришлось его сдать советской власти. Но что-то же и в дело пошло. Рачковы открыли на первом этаже своего дома чайную, это в годы НЭПа ещё было, и неплохо жили, но… как-то ушли все достатки незаметно от них при дальнейшей нелёгкой жизни, когда началось раскулачивание. Но это уже совсем другая история.
Первая дочка Аня, появившаяся на свет ещё до той самой войны, отдалённо походила на своих родителей: рыжая (это видно в отца всё же), зелёноглазая (и в кого такая пошла?), с лёгкими веснушками на лице (ну, это у многих деревенских девчонок было), невысокого роста (не в мать и отца), а характер… невзрывной, спокойный. И чего-то уж больно застенчивой была. Стеснялась что ли своих рыжих волос и веснушек? Может быть и так. Поди узнай теперь.
Вторая дочка Рачковых Женя родилась в самый разгар той войны. Заскакивал домой, когда это удавалось, батька Макар к своим родным, где ждала постоянно сладкая его жёнушка Александра. Знала она, что погуливает на стороне венчанный её муженёк, знала, упрекала за это, но умел Макар Максимович ублажить свою супружницу, подарков всегда разных привозил, да таких, что никогда и не видела та. И признавался честно, что водится за ним такой грешок, водится, но она, его Александра Фёдоровна, самая сладкая из всех женщина, что попадались  на его пути, так и говорил ей всегда. Она и верила, и прощала своего муженька. Любила же его непутёвого!
Женька родилась светловолосой с серыми глазами, как у её отца, была спокойной, жизнерадостной, верила во всё чистое и доброе, чутко отзывалась на чужую беду. Но своих обид не прощала никому. Уже потом, в Великую Отечественную, узнав о том, что пропал без вести её средний брат Сергей где-то под Будапештом, ушла добровольцем на фронт, испытала все тяготы огненных дорог, проползла немало верст под дождём и снегом с винтовкой на плече и катушкой проводов до Кёнигсберга, налаживая связь, но всё выдержала, вернулась живой назад. Боевых наград много не получила, но вот из массы таких искренне любящих свою Родину девчонок тоже складывалась Великая наша Победа.
Пожалуй, самой долгожданной и любимой стала для родителей всё же последняя дочка Оля, родившаяся в начале самых первых всех экспериментов НЭПа. Как только она появилась на свет, акушерка и медсестра больницы чуть ли не разом воскликнули:
– Кукла магазинная! До чего ж красивая!..
Да. Она родилась черноволосой и кучерявой, как кукла действительно, которых в ту пору мало кто и видел даже в магазинах, а уж у ребятишек их не было и вовсе, особенно в деревне, где росли эти три сестрёнки. Красивая была девочка, красивая. Разве что только нос слегка портил её милое личико – картошина настоящая. Это уж отец Макар такой подарил своей дочке, а в остальном она больше походила на мать свою Александру. Такая же черноволосая, радостная, даже заводная, как сказали бы сейчас, высокого роста. Мальчишки с ума сходили по ней ещё со школьной парты. И было ведь отчего!
Отчаянной она была в школе. Даже дерзкой. Да и потом, когда училась в педучилище, отличалась не раз. Припоминают до сих оставшиеся в живых соседки, как однажды в классе пятом-шестом, на спор, что не трусиха она, разделась Оля донага и пошла по селу… Очумели тут все мальчишки, закрестились за окнами своих изб старухи, даже взрослые мужики и бабы заикали и закашлялись. И надо же такому случиться – навстречу школьнице этой попалась её любимая учительница.
– Оля! – Обмерла та, чуть не сев в придорожную пыль. – Как это?.. Что?.. Что ты делаешь?
Смутилась тут ученица, увидев свою учительницу, а прикрыть наготу и нечем: одежда осталась у подружек, что сразу прыснули с ней куда-то в кусты, а кучеряшками разве прикроешь небольшие бугорки на груди, хорошо хоть руки прикрыли место, что пониже пупка.
– Как же тебе не стыдно, Оля! Ты же девушкой становишься, и такое… – не знала что и сказать больше учительница, сняла с плеч лёгкий платок и прикрыла хоть немного наготу ученицы. – Марш сейчас же домой!
Та и побежала домой и получила хорошую взбучку от матери. Хорошо хоть отца дома не было – тот опять укатил на заработки в Рыбинск, а то бы... Но спор она всё же выиграла. А спорили-то на что подружки? Да так и спорили, не трусихи ли они? Оля точно была не трусиха. И в училище это она не раз доказывала. Как-то однажды бросила на стол учителю свою тетрадку – оценка ей, видите ли, не очень понравилась, что поставил тот. Бросила на стол и пошла к двери.
– Рачкова! Сядь на место! – грозно изрёк учитель. Та замедлила шаг. – Ты, наверное, дома своих родителей бьёшь, – добавил, ехидно усмехнувшись.
Нет, родителей своих она не била, она их просто любила. Но… не всегда слушалась, часто поступала по-своему, как считала нужным. Но помогала им во всём, как, собственно, и все деревенские дети. И матери по хозяйству, и даже отцу, когда их большая семья завела чайную на первом этаже своего дома в годы НЭПа. Отец Макар сам месил тесто (как шутили в округе – своим задним местом, это чтоб вкуснее баранки получались), а дочка Оля своими маленькими ручонками помогала ему. Как казалось ей. Но её-то тогда было всего от горшка два вершка. Ну и помощь такова.
Шли годы, чайной давно не стало, в коллективизацию их семью чуть не раскулачили. Это, видимо, за прежние «заслуги» отца Макара – всё-таки служил поваром в офицерской столовой царской армии, то есть золотопогонникам, а за это можно было схлопотать и расстрел в тридцатые годы. Ну и то, что чайную когда-то держал, то есть в буржуи метил. Вот «добрые» соседи и донесли на Рачковых в соответствующие органы. Те вскоре и явились к ним. И что увидели? Да ничего такого, о чём им сообщали сексоты. Жили когда-то Рачковы не так чтобы бедно – трудились все от зари и до зари и имели кое-что, но не богато, совсем не богато. А потом и вовсе плохо стали жить.
Пришли эти органы и увидели, как говорится, семерых (семья-то у Рачковых была большая) на голых лавках. Порыскали они по дому, полазили по погребам и подвалам и… ничего не нашли. А что найдёшь у них? Было когда-то золотишко у отца Макара, так сдал он давно его любимой нашей советской власти, ничего не утаил. Потому как опасался за свою большую семью. И правильно сделал. Ушли ни с чем эти органы, оставили в покое Рачковых. Стали те жить дальше. Отец часто уходил на заработки в далёкие края. Помогал чем мог. А дома заправляла всем незабвенная его супружница Александра Фёдоровна, красивая женщина.
Подрастали сестрёнки, начали понемногу разъезжаться по разным краям. Уехала в Рыбинск Анна, дорогу-то в этот город на Волге, бывшую когда-то столицей бурлаков, отец давно проложил. Там стала искать она своё счастье. И нашла, но это случилось чуть попозже. Уже перед самой войной. Туда же и Женя скоро заспешила, но ей все планы спутала война. Хотя, счастье своё – любимого мужа Михаила – встретила она на этих фронтовых дорогах. А Оля… Оля всё пока около матери жила. Но и она подумывала поехать учиться в этот волжский город. А пока…
И в своей деревне дел хватало. Но не только же одними насущными делами жив человек, не только жаждет насыщать своё тело, но и душу хочется чем-то потешить. Красавица Оля и тешила её песнями. Как-то к ней в руки попала семиструнная гитара, перебрала она её струны, и что-то такое поднялось внутри, что девушка уже не расставалась с этим инструментом. Душа её пела под звуки гитары, и далеко над Волгой плыл чувственный голос Оли…
Что так жадно глядишь на дорогу
В стороне от весёлых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу –
Всё лицо твоё вспыхнуло вдруг…
Звучали её песни над Волгой, грустью наполняя сердца, и всё тревожнее становилось на душе, во всём мире поднималась тревога – фашизм всё увереннее заявлял о себе. Но жизнь продолжалась. Собралась и Оля в большой город на Волге, где и окончила педагогическое училище перед самой Великой Отечественной. На работу Ольгу Рачкову направили в далёкую Сибирь…
Чувство тревоги за родных не покидали девушку в эти первые месяцы войны, когда немцы всё ближе и ближе приближались к центру страны. Бои шли уже под Москвой. Немцы бомбили уже Рыбинскую гидростанцию. Нет, не могла она больше оставаться тут, в далёкой от дома Сибири, рвалась на родину, в своё большое на Волге село Столпино. И вернулась туда вскоре, в чём хорошо ей помог старший брат Саша…
Уходили молодые ребята на фронт защищать Родину, уходили туда же взрослые мужики, уходили добровольцами и девушки вслед за ними. Не могла оставаться в стороне и Ольга Рачкова. И она просилась на фронт. Но её не отпускали. И здесь, в пока ещё далёкой от гула сражений деревне, нужны были те, кто мог бы готовить будущих воинов. Вот Ольга и стала военруком в своей полевой школе, учила мальчишек обращаться с винтовкой и стрелять пока ещё по мишеням. А потом…
Пролетели суровые эти годы войны, многие сельчане не вернулись с жестоких полей сражений. Но выжившие герои постепенно возвращались домой. Первыми появлялись у родного порога инвалиды. В их числе оказался и Михаил из недалёкой деревеньки за Волгой. Израненный и контуженный во время освобождения Крыма в сорок четвёртом году, пролежавший немало времени в госпиталях, был он не очень ласково встречен родными сестрами. А братья его всё ещё воевали. Но так сложились пути-дорожки, что повстречались как-то Ольга с Михаилом, да так и не расставались всю свою долгую жизнь. Но это уже совсем другая история.

И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет…

Пока песни Оли Рачковой всё ещё звучали над Волгой.