Провинциалы. Глава 9

Футбольный паб – это место скопления брендов, лишенного всякого смысла галдежа, звона пивных бокалов, тяжелой уличной музыки, зачастую дебильных и пошлых шуток, пьяных танцев и сложных физиономий. Спустя две недели после саратовских событий Дикий сидел за барной стойкой, наслаждаясь ирландским элем, и разглядывал контингент. В пабе было много доморощенной молодежи, оккупировавшей практически все столики, подобно муравьям, облепившим смоченный медом кусочек булочки. Каждый мнил из себя крутого ультрас, который, под стать матерому флибустьеру, прошел неистовые штормы и кровавые абордажи, залихватски размахивая саблей и отправляя противника в пасть морскому дьяволу. Внешний лоск, разумеется, зачастую не имел под собой никакого стержня. Многие собравшиеся в пабе карланы никогда не участвовали в серьезных передрягах, а те, кому все же посчастливилось попасть в заваруху, прятались в задних рядах, чтобы, не дай бог, не получить по щам и не повредить изнеженное юностью личико. В среде топбоев их называли «позёрами». Зато в пабе они были объектами обожания малолетних девочек, которые приходили сюда из раза в раз в надежде познакомиться, стать частью тусы футбольных хулс.

Девочки заискивающе смотрели в лица молодых, - разодетых в модные шмотки, явно переборщив с количеством лейблов, - невинными глазками, с жадностью ловили каждое их слово и унизительно старались понравиться, подстраиваясь под пошлое настроение объектов своего вожделения. Издавна так повелось, что большинство парней в околофутбольном движе к девушкам относились, как к чему-то прикладному и лишенному всяких чувств и эмоций. Чиксу можно опускать при товарищах, игнорировать ее мнение; если она в компании, не замечать ее. По сути, телка в движе – это типичный кусок мяса, который нужен лишь для одного – удовлетворения половых потребностей. И Дикий никогда не понимал, почему сами девушки с этим спокойно мирились, почему их устраивала роль резиновой куклы с широко открытым ртом и раздвинутыми ножками. «Я тусуюсь с фанатами», - говорят эти бестолковые метелки подругам, забывая добавить, что еще ты обслуживаешь их члены, нажравшись вусмерть, не замечая, что наяриваешь уже второй круг, а клиентов все не отбавляется. Вот, например, как сейчас, в коридоре паба, где рядом с туалетом образовалась большая очередь. В кабинке какой-то е*лан пялил очередную опущенную самку, которая еще пятнадцать минут назад, как немецкий бюргер с Октоберфеста, лакала пиво, смешивая его с паленой водкой. Потом под радостный хохот таких же тупых подружек, покачиваясь и сверкая розовыми трусиками, торчащими из-под мини-юбки, она решила попудрить носик, но по пути ее подхватил обожранный выпендрёжник, опоясанный клетчатым шарфом поверх куртки. Он схватил ее за задницу, а она и рада. Повисла на нем, как предвыборная листовка на заборе, и полезла лобызаться. Но у карлана были другие мысли на этот счет, и он потащил ее в уборную. Через пару минут оттуда раздались истошные стоны. Приятели карлана смекнули, что девчонка готова на все, и тоже решили присоединиться.

Дикому стало тошно смотреть на это зрелище, и он перевел взгляд на другую группу молодежи, занимавшую столик в углу, рядом с небольшой сценой. На ней уже отплясывал очередной изрядно набравшийся позёр в футболке с «мертвой головой». Топчась на месте в такт бодрой музыке, он вскидывал руку в нацистском приветствии, а его приятели хлопали в ладоши и заряжали расистские кричалки. Новоявленный штурбанфюрер в оранжевой жилетке, одетой поверх голубой рубашки, казалось, пребывал в состоянии экзальтации, через минуту он с трудом взобрался на стул, развел руки и стал скандировать название команды, этот заряд подхватили почти все собравшиеся, и стены паба начали содрогаться от гула пьяных голосов.
В этот момент дверь, ведущая в зал, распахнулась и внутрь вошли Азимут с Хмырем. Ну, наконец-то, сказал себе Дикий, которого уже порядком напрягала царящая в пабе вакханалия.

- Здорово, стос, - подойдя к Дикому, поздоровался Азимут. – Я смотрю, ты тут веселишься по полной.

- Ага, дирижирую оркестром. Присоединяйся.
 
Азимут осмотрелся и, завидев у окна свободный столик, предложил перебраться туда. Заказав пива, троица уселась на деревянные кресла.

- Что за толкучка перед туалетом? – поинтересовался Хмырь.

- Ничего особенного, - ответил Дикий, - снимают очередной сезон Кастингов Вудмана. Говорят, требуются актеры второго плана. Ты сходи, может, подойдешь. По типажу.

Парни засмеялись.

- Слышал, мы на днях в Москву сгоняли? – спросил у Дикого Азимут, закуривая сигарету.

- Не-а, - ответил собеседник. – Неужели мутили?

- Вот именно. Мы были на матче «Сокола» с «Черноморцем». Прикинулись южанами. Потусовались на мячике, но это не главное. Главное, что после матча мы встретились с нашим другом, - Азимут подмигнул Дикому.

Дикий округлил глаза.

- Да ла-а-адно, - протянул он. – Вася Толстый? Правда, что ли?!

- Ага, - улыбнулся Азимут, стряхивая пепел. – Он самый. Ты бы видел его щи, когда мы встретились!

- Давай рассказывай! – воскликнул Дикий, устраиваясь поудобнее.

- Ну так вот. На матч их приехало рыл тридцать. И хотя мячик был в «Луже», жирную морду Васи различить на противоположном секторе было несложно. Нас приехало десять человек, рулил всем Боксер. Плюс, после того, как услышали историю с Саратовом, нам вызвались подсобить человек двадцать спартачей. Мы дождались окончания матча и направились к выходу. На другом конце саратовских уже выпаливали скауты. Нам отзвонились, сообщили, что их ведет к автобусу пара мусоров. Они движутся через восточных обход. С нами тоже были мусора, поэтому пойти за ними у нас бы никак не получилось. Тогда Боксер предложил спокойно дойти до нашего минивена, благо мы находились от него совсем близко, и сделать вид, что мы уезжаем. На том и порешали. Дойдя до минивена, мы залезли внутрь, захлопнули дверь и дождались, когда мусора свалят. А дальше, братан, ты не поверишь. Боксер замутил такую фигню. Откуда не возьмись, в его руках появляется инвалидное кресло – которое на колесиках. Где он его прятал – только одному богу известно. Короче, мы сажаем в это кресло Колю Блондина, выкатываем его на улицу, а сами становимся позади. Боксер берет кресло за ручки и катит его к тому месту, откуда вот-вот должны вырулить саратовские. Для большего фиглярства в руки Вите дали нашего плюшевого шута (Шут был главным символом «Провинциалов»). И вот представь, чувак, себе эту картину. Идет тридцать рыл, на пафосных щах, а возглавляет эту процессию инвалид с шутом на коленях. Проходящие мимо обывалы и стюарды давились от смеха. Мы же шли прямиком на противника. Завидев нас, они даже не поняли, что происходит. Мусора, сопровождавшие их, сами ржали, как лошади. И тут, когда остается метров десять, Витя сбрасывает шута на хер, вскакивает с коляски, которую тут же подхватывает Боксер, и окучивает ею шедшего первым Васю Толстого. Коляска с треском обрушивается на его голову, лицо заливает кровью, Толстый падет на колени и сразу же получает несколько пенальти. Кажется, каждый, кто был в нашем мобе, успел отплясать на его жирном теле свой пого. Боксер ему успел еще и нашу визитку в рот засунуть. Естественно, не забыли и про остальных. Отпи3,14дили мы их, конечно, жестко. Мусора очканули, поначалу вообще боялись подходить. Когда они наконец поняли, что произошло, мы уже дали по тапкам. Быстро прыгнули в свой минивен и свалили в сторону МКАДа. Вот такие дела.

Дикий, слушавший эту историю, едва сдерживая смех, под конец не выдержал и рассмеялся.

- Да, парни, жаль, меня там не было, хотел бы я на все это посмотреть своими глазами, - сказал он. – Только представлю Блондина с шутом в руках и на инвалидной коляске…Это же, блин, уссаться можно!

- Так он еще с таким лицом ехал, как будто у него кто-то из родственников умер, - давясь от смеха, добавил Хмырь.

Коля Блонидин гонял с «Провинциалами» уже пару лет. Если выражение бедовый парень нужно бы было конвертировать в реального человека наиболее точно, то лучшего претендента было и не найти. Блондин стал первым местным ультрас, которого показали по телевизору, причем по федеральному телеканалу. Этому сопутствовала неприятная история, к которой сам он причастен был лишь тем, что оказался в нужное время в нужном месте. На день города скинхеды устроили разборки со спортсменами, приехавшими на соревнования по кикбоксингу из Дагестана. Битые стекла, вой милицейских сирен, крики девочек, кровь на асфальте, «эй, слюшай, что тэбе надо» и прочие соответствующие ситуации атрибуты. Спортсмены, разумеется, вне ринга оказались не такими крутыми, как представители уличного файтинга, и потерпели сокрушительное поражение. Когда они, кряхтя и шмыгая разбитыми носами, поднимались с земли, мимо проходил Коля Блондин и случайно споткнулся об одно из еще лежащих и приходящих в себя тел. Коля был одет в черную толстовку Lonsdale и коротко стрижен, этого было достаточно, чтобы его задержать, как вероятного участника драки.  А дальше, по воспоминаниям самого Блондина, все происходило, как в кошмарном сне. Его несколько часов продержали в отделении, откатали пальцы, взяли с него объяснения, - ни о каком адвокате, естественно, и речи не шло, - а затем повезли прямиком на ИВС. «Задержан на 48 часов, а там посмотрим. Нельзя, гражданин, людей бить на улице, да еще и по национальному признаку. Придется ответить», - объяснил ему следователь. Коля, пребывая в абсолютной прострации, такой реприманд пропустил мимо ушей. Он понял, что произошло, лишь когда его завели в камеру и за спиной захлопнулась обшитая ржавым металлом дверь. Блондин увидел нары, почувствовал вонь, исходящую из ведра, называемого парашей, и ему стало грустно. Наутро дверь открылась. Блондина пригласили на выход. Он вышел, его тут же поставили лицом к спине. Затем Колю ослепил мощный белый свет. Он повернул голову и увидел человека с телекамерой, рядом с ним стояла девушка-корреспондент и что-то говорила, обращаясь к Коле. Но Коля, шокированный происходящим, ничего не понимал и мямлил что-то невнятное. Вечером по Первому каналу показали сюжет, в котором рассказывалось о нарастающей в стране волне ксенофобии. Картинка иллюстрировалась кадрами из ИВС. Всей России показывали «отмороженного скинхеда» Николая Кошелева. «Этот бритоголовый молодчик, движимый ненавистью ко всем, кто отличается от него цветом кожи и разрезом глаз, был арестован в момент страшной и кровавой бойни, которую он развязал вместе со своими соратниками, такими же отморозками, в священный для города день – день освобождения от немецко-фашистских захватчиков», - звучал голос за кадром. В этот момент камера плавно наезжала на Колю и зрителям демонстрировали его измученное бессонной ночью лицо с округлившимся от испуга голубыми глазами. По замыслу авторов сюжета, очевидно, зритель должен был возненавидеть Николая и понять, как выглядят настоящие фашисты. Через 48 часов с Блондина, который, естественно, скинхедом никогда не был, сняли все обвинения. Но очной ставке спортсмены сказали, что Колю никто из них не видел. Следователь на прощанье лишь пожал плечами и промычал: «Ну, извини, чё». Когда Коля пришел домой, мать вышла к нему навстречу и сказала: «Сынок, как ты мог?». А Коля лишь смотрел на нее влажными от слез глазами и хлюпал носом.

Компания за соседним столом разразилась лошадиным гоготом. Дикий, Азимут и Хмырь одномоментно обернулись. Оказалось, из туалета, спустя полчаса, вышла та самая девица, собравшая очередь из поклонников. Она была заметно растрепана, туш под глазами образовала живописные разводы, глаза слезились, но на лице читалась полная эйфория. Кобыла даже не врубалась, что ее несколько минут поочередно насаживали несколько бухих парней, набивая ее глотку горячей спермой. У нее все было отлично. Девочка получила удовольствие и теперь будет хвастаться перед подружками своими подвигами, которые, надо заметить, весьма сомнительны. Хотя – шалавой быть не запретишь, с сожалением отметил про себя Дикий. Нимфетка поправила торчащий из-под блузки лифчик, подошла к столу весельчаков и, как ни в чем не бывало, плюхнулась на колени к какому-то захмелевшему пижону. Ей тут же налили стопарь, она залила в себя пойло, и, скорчившись, принялась сосаться со своим новым кавалером. Тот, ни капли ни чураясь пущенной несколькими минутами ранее по кругу девицы, кажется, тоже получал удовольствие.

- У каждого свое мерило мерзости, чувак, не заморачивайся, - сказал Хмырь, заметив вялую мину на лице Дикого.

- Самое интересное, что утром она будет завтракать с мамой и с невинным лицом рассказывать о том, как приятно провела вечер в компании подружек, - буркнул Дикий, разворачиваясь к своему столу.

- Ладно, что, давайте поговорим о делах, - сменил тему Азимут. – В понедельник едем в Курск, не забыли? Боксер предлагал наведаться на матч с Белгородом.

- Конечно, - ответил Дикий. – Я уже новую капу в кипятке отпарил. Жду не дождусь выезда.

- Будет весело, - сказал Лёша Хмырь. – Уже решили, на чем покатим?

- Да, поедем на обычных маршрутках с автовокзала, чтобы не привлекать внимания копов, - начал Азимут. – Поделимся на три группы. Состыкуемся рядом с «Пушкинским», там всегда людно, так что сможем нормально затеряться среди местных. Соберемся там, когда матч уже начнется, и Боксер отзвонит их рулевым с предложением перемахнуться.

- Вроде нормальная тема, - кивнул Дикий, откидываясь на кресле.

- Первая группа поедет в 7 утра. Остальные две через час и через два соответственно. Должно выгореть. Во всяком случае, будем на это надеяться.

В паб завалилась еще одна группа хулс. Человек пять. Все они были уже навеселе, но тут же устремились к барной стойке, на ходу запевая очередную фанатскую песню. Дикий понял, что пора отправляться домой.