Я люблю тебя, Лиза!

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛИЗА.


   Яркое, солнечное, пышущее зеленью московское лето было в самом разгаре. Мы, выпускники МГУ, только что защитившие свои дипломы ждали распределения на работу и были счастливы. Наконец, можно было ощутить себя в полной мере взрослым человеком. Мы строили далеко идущие планы на будущее, впереди была целая жизнь.   
   Мне очень нравилась девушка Лиза из параллельного потока, но все не мог решиться пригласить её на свидание. Меня бударажили Лизины вьющиеся медовые кудри, закрывающие тонкую шейку, аккуратный вздёрнутый носик и зелёные глаза как у ведьмы. На вечере выпускников я отважился пригласить девушку на танец. Я держал в руке ее прохладные тонкие пальцы, кружил ее в вальсе и чувствовал, если сейчас не приглашу куда-нибудь, другого шанса не будет. От волнения на спине взмокла парадная рубашка. Откашлялся и решился:
  - Может, сходим завтра в кино, пока нас не разбросали по стране по распределению?
   Лиза посмотрела на меня своими зелёными миндалевидными магнитами, улыбнулась и легко так ответила:
- Давай сходим!
   И мы пошли. На вечерний сеанс. Сам фильм я не помню. Пока Лиза заворожено смотрела на экран, я не мог оторвать взгляда от ее лица, изящных мочек ушей, в которые были вставлены маленькие серебряные серёжки в виде букета цветов. В тот момент, помню, мне очень хотелось поцеловать её и я всё гадал, позволит ли мне Елизавета сделать это, или гневно влепит пощечину и убежит. После сеанса мы вышли из кинотеатра. В июне по вечерам ещё бывает прохладно. На ней было тонкое ситцевое платье едва прикрывающие острые коленки. Я накинул на зябкие плечи девушки свой пиджак. Мы пошли в сквер на Патриарших прудах, где прохаживались похожие на нас робкие парочки. Ели мороженное и болтали о будущем. В основном говорила Лиза, а я думал лишь о том, как сорвать с её пухлых алых губ первый поцелуй.
   Деревья сквера в тех местах, где не было фонарного столба, отбрасывали густую тень и если скрыться под одним из них, то нас никто не заметит. Я завел Лизу в тень, обнял за плечи и потянулся губами к ней. Девушка не оттолкнула меня, губы потянулись навстречу моим. Но все наши планы нарушил неожиданно начавшийся ливень. Мы так и не поцеловались. Пришлось спасаться бегством. В подъезде Лиза вернула пиджак:
- Ну, пока. Спасибо за приятный вечер, - и протянула мне свои пальчики.
   Я жадно схватил ее кисть и притянул Лизу к себе.
- А-а, - отказалась она, - не сейчас, не всё сразу.
- Мы увидимся завтра? - с надеждой спросил я.
- Может быть. - и убежала вверх по лестнице.
   А я остался один в тёмном подъезде, возбужденный, прислушивался к цокоту её каблучков, как тихо закрылась дверь квартиры. Мы так и  не поцеловались в тот вечер. Но я не терял надежды на завтрашний день.
   А завтра случилось 22 июня 1941 года. Глубокий голос Левитана сообщил об общей трагедии. Началась война с фашистской Германией. Меня как и других бывших сокурсников мобилизовали.  Лиза стояла на перроне вокзала, где собрались все призывники и нервно теребила косынку на шее.
- Ты будешь меня ждать? - тихо спросил я.
- Я обязательно дождусь тебя, Максим, - смущенно опустив свои зелёные озёра ответила Лиза. С какой нежностью она произнесла мое имя!
- По вагона-а-ам! - разлилась по перрону команда командира поезда.
Лиза молнией поцеловала мою щёку и залилась слезами.
    Поезд мчал меня в неизвестность, на войну. А я всё хранил на щеке память её мягких тёплых губ. Мы так и не поцеловались.


Январь 1943 года. Сталинград.


   Я выжил первые два года войны и дослужился до звания лейтенанта. А потом командование забросило меня в настоящий ад. Здесь, в мороз минус двадцать было пекло. В огне было всё. Горела Волга, земля, небо. Всё почернело вокруг от гари, дыма и копоти.  Большую часть домов снарядами сровняло с  землёй. С левого берега Волги, со стороны села Безродное, непрерывно поступали полчища фрицев с глазами полными страха и ужаса. Для них Сталинград тоже был адом. Переправляясь через реку, немцы знали, что идут на смерть. То там, то здесь непрерывно разрывались снаряды. Те гражданские жители, которых не успели эвакуировать, прятались в подвалах полуразрушенных домов. Женщины и дети, все как-то повзрослели и постарели разом. Даже груднички, казалось, понимали ужас происходящего и с серьезными истощенными личиками и взглядами старцев смотрели на своих изможденных матерей и старались не плакать.
    В тот день мороз опустился до минус тридцати. Не привыкшие к такой зиме немцы притихли и почти не стреляли. Не атаковали нас, даря блаженную передышку. Мерзли, наверное, гады. Я вышел из укрытия разрушенного дома на улицу, чтобы набрать в котелок снега почище. Тогда можно будет вскипятить воды и попить кипяточку. Возле дома напротив, если эти развалины можно было назвать домом, я увидел  санитарку, осторожно раскапывающей грязный снег. Возле неё стоял такой же котелок как и у меня. Сидя на коленках сестричка своими тонкими раскрасневшимися пальцами нагребала снег в котелок. Что-то знакомое показалось мне в её движениях. Из-под шапки выбилась медовая прядь.
  -Ли-иза-аа! - закричал я и ринулся к ней.
Девушка обернулась и я увидел её удивленные зелёные глаза. Это была она, моя Лиза, уже год не отвечавшая на мои письма.
- Максим! - придавленно вскрикнула санитарочка.
   Мы обнялись стоя на коленях друг перед другом.
- Что ты здесь делаешь? - моё удивление не переставало расти, - Разве ты не должна быть сейчас в Москве?
- Я не смогла сидеть в тылу и ждать, когда разгромят немцев. Пошла в военкомат и записалась в медсестры. Прошла курсы и меня отправили на фронт. Я так надеялась, что где-нибудь встречу тебя...- прошептала Лиза и уткнувшись в мою шинель разрыдалась.
- Милая, мы встретились в адском пекле. Но я счастлив, что нашел тебя.
- Мне нужно идти, - вдруг опомнилась моя медсестричка, - там, в подвале рожает женщина. Необходимо вскипятить воду для новорожденного. Прости...
   Я прижал Лизу ещё сильнее к себе и показал на дом, где находились остатки моей части.
- Видишь во-он то окно на третьем этаже? Вечером я сам пойду на дежурство. Я буду ждать тебя в той квартире. Она не так сильно разрушена как другие. И там почти тепло. Я буду ждать тебя после десяти.


    Среди кирпичной крошки, арматурин, пыли и грязи я сидел на уцелевшем стуле и высматривал из окна малейшие движения. Из развалин напротив, едва заметная маленькая фигурка осторожно пробиралась через ямы, оставшиеся после взрывов, к нашему укрытию. Даже в темноте я узнал Лизу. Неутерпел, сбежал вниз по разрушенной лестнице, чтобы встретить и проводить мою гостью.

    Мы сидим на грязном полу, на развёрнутом одеяле, которое я предусмотрительно принес с собой.
- Мне кажется, всё это неправильно. Кругом война, а мы тут с тобой сидим... - смущённо сказала Лизонька.
 - Ну, и что, что война? - возразил я. - Все, что происходит сейчас в Советском Союзе тоже неправильно. Война - вот, что неправильно. Но она не запретит нам любить друг друга. Лиза, я все время скучал и думал о тебе. И утром, когда увидел тебя здесь, в Сталинграде, понял как сильно тебя люблю.
 - Правда? Любишь? - даже в темноте было видно как светятся счастьем её глаза.
 - Больше всего на свете люблю, - заверил я.
   Лиза прижалась ко мне и я наконец, смог её поцеловать. Поцелуй был страстным и долгим. Я чувствовал солоноватый вкус ее губ, теплое, прерывистое дыхание и поднимающуюся через шинель грудь. Так долго мечтал об этом и представить не мог, что наш первый поцелуй произойдет здесь, среди развалин, окруженные войной, окруженные врагами. Она отстранилась от меня, закрыла руками лицо и тихо заплакала. Не зная как утешить её, машинально стал шарить рукой вокруг себя. Пальцы нащупали маленький холодный металлический предмет. Это оказалось кольцо от гранаты. Я быстро нашёл, что с ним сделать. Взял правую руку Лизы и одел кольцо на безымянный палец.
- Лиза, выходи за меня.
  Она перестала плакать и вытирая ладонями глаза, вдруг рассмеялась и спросила:
- А ты обещаешь остаться живым?
- Клянусь! - торжественно уверил я.
   Моя уверенность передалась и Лизе. Она рассмеялась и протянула мне такое же кольцо от гранаты.
- Тогда я согласна,- остветила Лиза и одела на мой палец кольцо и поцеловала меня.
   А потом мы сделали это. На холодном пыльном одеяле, среди развалин и тридцатиградусной зимы. В тот момент мы не чувствовали мороза. Мир вокруг перестал существовать. Были лишь мы вдвоем.
- Мне страшно, - сквозь прирывистое дыхание прошептала Лиза.
- Я всё сделаю аккуратно,- успокоил ёе я и вошёл в незнавшее до этого момента мужчины, Лизино тело.


   Мы вышли из развалин дома. Провожая Лизу я не выпускал ее ладони из своих рук. Я был счастлив. Мы были счастливы. Среди этой зимы, среди войны, среди разрушенного бомбежками Сталинграда мы нашли наше счастье.
- Теперь ты моя жена. И мы обязательно с тобой поженимся.    Чтоб все было по закону.
   Мы остановились возле её подъезда, чтобы поцеловаться на прощанье. Внезапный свет прожектора вырвал наши лица из темноты. Я успел лишь расслышать выстрелы автоматов, да свист снаряда, который упал возле нас. Мы пригнулись. Когда всё стихло, Лизы не было рядом.
- Лиза, Лиза... - ползая на четвереньках по земле, я пытался найти свою жену.
   Нашёл. Её зрачки остановлись и смотрели в холодное звездное небо. Из разорванного в клочья живота вывалились дымящиеся внутренности.
  -Лииизаааа! - закричал я во все горло, ощущая всю нереальность происходящего. Вот-вот сойду с ума.
   Рядом засвистели пули. Фашисты поливали меня из автоматов. Я упал рядом с Лизой, держал её остывающую руку. Мне было уже все-равно останусь ли я в живых, или погибну сейчас. Мне хотелось умереть здесь, рядом с ней. И почему я не потребовал с нее клятвы, что и она выживет?! Получается, своё обещание я сдержал, а она... Не знаю, сколько пролежал там, на снегу, рядом с Лизой, помню только, как чьи-то торопливые руки потащили меня за плечи в укрытие. Мертвую Лизу тоже уволокли с собой.



   Я сидел в подвале и непонимал где нахожусь. Перед глазами стояли две картинки: я и ращомлевшая подо мною счастливая Лиза, подарившая всю себя мне. И её распростершееся на снегу тело с вывернутыми наизнанку кишками. И эти картинки никак не соединялись вместе. Не выдержал, закрыл лицо руками и разрыдался как мальчишка.
- Подбери свои сопли, - ко мне подошел сорокалетний ефрейтор Смирнов. Он смотрел с укором.
- Я не хочу больше жить! - взвыл я и тут же получил жгучую мужскую пощечину.
- Сопляк, соберись! - зарычал ефрейтор. - Ты теперь просто обязан жить! Кто за тебя отомстит за нее? Кто покарает за смерть медсестрички? Или ты только по углам зажиматься можешь?
   Его слова привели меня в чувства.
- Да-да, вы правы, - ответил я, утирая постыдные слезы. - Я отомщу. Я до Берлина дойду. И кровью фашиста на стене Рейхстага напишу ее имя...


15 мая 1945 года. Берлин.


  Повсюду слышен мужской смех и русская речь. С разных сторон раздаются звуки весёлой гармони. То там, то здесь собираются советские солдаты в группки поют и пляшут, упиваясь победой и предвкушением возвращения домой к своим семьям. Двое солдат остановились возле здания Рейхстага, где несколько дней назад обитал Гитлер и управлял своими войсками.
- Хорошо выводють, - сказал первый солдат, прислушиваясь к мужскому хору.
- Эх, паршивцы, хорошо поют, - согласился второй солдат, - Табачком не поделишься?
- На-а, держи, - добродушно протянул самокпутку приятелю первый.
   Прикуривая, взгляд солдата упал на бурую надпись на стене: "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЛИЗА!"

КОНЕЦ