ПОСКОЛЬКУ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ИДЕТ РАБОТА НАД ЧЕТВЕРТОЙ РЕДАКЦИЕЙ РОМАНА, АКТУАЛЬНАЯ И ПОЛНАЯ, РЕГУЛЯРНО ОБНОВЛЯЕМАЯ, ВЕРСИЯ ПО ССЫЛКАМ:
http://www.proza.ru/2019/08/24/972 и http://samlib.ru/editors/m/mihail_fireon/girtadrfireo.. (тут с авторской обложкой и фб2)
***
Глава 12. Фестиваль. (Пятница день)
***
Вертура проснулся от звуков музыки и громких голосов за окном. Снаружи было солнечно. Через неплотно задернутую штору в окна заглядывало ясное пронзительно-синее утреннее небо. От бравурного воя волынки и восторженных криков, от позднего утра, когда можно спать сколько угодно и не надо никуда вставать и бежать, на душе становилось легко и весело.
Печь была жарко натоплена, но было свежо: окно рядом с письменным столом было распахнуто настежь. Через него в комнату врывался радостный говор, стук колес и копыт, тянуло пряной сладостью конского навоза, нагретых солнцем листьев и трубочного дыма, веяло свежестью близкого моря и реки.
Прохладный западный ветер сильными порывами задувал вдоль улиц, с шумом раскачивал деревья. Мариса сидела за столом, щурилась на них, приглядываясь, что происходит снаружи на проспекте. Она совсем забросила свое письмо, придерживая одной рукой голову, по привычке сжимала в пальцах новенькую перьевую ручку, как будто размышляла, что бы такое написать, но все никак не могла поймать мысль.
- Я отдала твои шмотки в стирку. Встала в пять утра, чтобы успели высушить, пока ты спишь – заметив, что Вертура проснулся, сообщила она с таким лицом, как будто для нее это было подвигом – знаешь, про героев героические рассказы пишутся лучше, когда ты сам себе хозяин и никто не указывает каждую минуту что тебе делать и куда идти. А ты попробуй помечтай, когда натираешь песком подгоревшую кастрюлю или моешь пол! Сразу вся эта ваша вздорная писанина покажется глупой и бестолковой прихотью сытых девочек из той породы напомаженных бестолочей, что на папины капиталы возомнили о себе какие они умные и высокодуховные, задирают нос и рассказывают всем вокруг, как они ловко разбираются в жизни, валандаясь с фужером вина на тахте!
- Да вещать с денежками в кармане и богатым папой или мужем ума много не надо – закинув ногу за ногу, уставился в потолок, резонно ответил ей детектив.
- Ага, замкнутый круг – раздраженно бросила, пожаловалась Мариса – пока ты никто у тебя никогда не будет ни денег, ни знакомых, чтобы стать кем-то. Каждый неуч будет высказывать тебе, понукать как неправильно ты написал каждую вторую букву, что читать невозможно, как надо сокращать написанное, и, конечно же, он всегда лучше тебя знает как надо сделать так чтобы было гениальнее и читабельнее всех... Вот есть же бездарности на пустом месте, и о них трубят на всех углах, обсуждают, и никто и рта на них не смеет раскрыть. Мастера слова, таланты, нетленные гении! Вот ты погляди на него: Винсент Людвиг Гинче! Жонглер короткого рассказа из рыбацкого поселка. Куда не плюнь, везде вставит свою писанину. Изливается о своих развлечениях на конюшне, самородок, рыцарь пера и лопаты для навоза! – она схватила, продемонстрировала свежий номер «Скандалов» и тут же с брезгливостью бросила его обратно на стол – каждой бочке затычка: турниры, породы, седла, советы. И покупают, обсуждают же все. Даже кто читать не умеет, просто потому, что он такой модный, понятный и актуальный даже для подростков и тупых. Напьются и начинают: а вы видели, слышали? Да вот именно так, как он пишет только и надо, у него опыт, да как все складно, да как жизненно, как ловко всё подмечено! Вот только так надо писать, не иначе, а то читать никто не будет, а не слушаешь, значит ты дурной, учиться, развиваться не хочешь и не умеешь. Вот добьешься, станешь как он, тогда и будешь открывать рот, а сейчас слушай и молчи. Ага. Нашли себе кумира по уму. Гонорары, семинары, грамоты! Все для него. Почетным членом литературного общества стал, доктором, философом, знатоком всего подряд. А меня из-за твоего пьянства депримировали!
Заявила она со злостью, завистью и обидой.
- Да. Нехорошо… – согласился, закивал Вертура, тут же увел разговор в сторону – да лет десять пройдет, и помнить таких как этот, как его там, никто не будет. В макулатуру сдавать будут по весу, по страницам в туалете рвать. А ведь можно же придумать нескучно и про конюшню: например как какой-нибудь престарелый вульгарный сноб приторачивает на свою напомаженную лошадиномордую подружку стремена и седло, ставит ее на четвереньки…
- Все, пойдем на улицу – Мариса с силой воткнула свою ручку в вазочку с песком, очистить перо от чернил, отложила рукопись – а то сейчас ты тут мне нафантазируешь. Сядь, я тебя расчешу. Встретишь на улице свою крашеную лошадиномордую подружку с цветными глазами, наденешь на нее хомут и запряжешь в телегу.
***
Выйдя на улицу, Вертура и Мариса тут же обнаружили и источник музыки. В коляске, что направлялась в сторону центра Гирты, попала в затор, и теперь стояла припертой со всех сторон другими экипажами и телегами, сидели, развлекались со своими орудиями веселые трубачи. Изо всех сил раздували розовые от вина и натуги щеки, колотили в барабан, играли какой-то бравурный марш для сидящих в каретах следом, весело беседующих друг с другом кавалеров и их девиц.
Как сказал кто-то, через Гирту вот-вот должна пройти колонна солдат, принимающих участие в турнире, все перекрестки с проспектом Рыцарей перегорожены с самого утра и когда разрешат проход в восточную часть города, неизвестно. Выслушав эту новость, Мариса весело разъяснила Вертуре, громко и насмешливо заявила, что это во всех других, нормальных, городах и странах к таким мероприятиям все готовиться еще со вчера, но в Гирте все не как у людей, и теперь половина города перерыта и не пройти. При всем при этом, так и не поверив на слово возвращающимся от проспекта Рыцарей, что там действительно не пускают даже пеших, как и все остальные, кто хотел убедиться в этом лично, Вертура и Мариса тоже дошли до перекрестка, где и вправду обнаружили, заставу с палисадом и жандармами во главе с незнакомым горделивым юнцом, что весело и важно гарцевал по мостовой, переругиваясь с другими верховыми, изображал из себя начальника, без разрешения которого здесь никто не проедет.
- Ждем сэра Августа – разводил руками какой-то пожилой лейтенант, демонстрируя за ограждением абсолютно пустой, но закрытый для всякого прохода проспект – приказ никого не пускать.
- Ну, пойдем в обход – покачала головой Мариса и они с Вертурой, развернувшись, тоже пошли обратно, точно также как недавно потешались над ними, посмеиваясь над наивными простаками, кто шел им навстречу, не поверив в то, что там действительно не проехать и не пройти.
Вокруг было полно народу. По улицам уже ходили толпы восторженных веселых людей. Наслаждались ясной солнечной и ветреной погодой, радостно и громко беседовали, пили юво и вино, курили. Мариса и Вертура свернули к реке и тоже влились в этот нарядный праздничный поток, медленно движущийся в сторону центра Гирты. Они шли, держась под руку, глядели по сторонам, улыбались каким-то дальним знакомым и незнакомым, щурились на солнце, терли ладонями лбы, оправляя волосы растрепанные холодным, дующим вдоль улицы с залива ветром.
Пройдя мимо поместья графа Прицци, где их окликнули из модного и блестящего салатно-зеленого кабриолета и весело предложили Вертуре обменятся подарками: его меч детектива на ленточку с триколором Гирты, миновав узкий тенистый переулок, в конце которого синело ясное светлое небо, вышли на набережную, неподалеку от Университета и пошли по ней. Стояли на мосту, облокотившись о гранитное ограждение, смотрели на реку, на нарядные лодки и слепящие солнечные блики на серо-синей, бегущей воде.
- Еще ничего не началось – глядя на часы на фасаде огромного, с целый квартал, дома у моста, на южном берегу Керны, придерживая свой платок, чтобы не раздувал ветер, важно и с насмешкой громко сообщила Вертуре Мариса – открытие по программе в девять, через пятнадцать минут, и как всегда. Всех позвали, а сами еще не встали, не собрались. Впрочем, ты ничего не упустишь, все как обычно: ярмарка, порка, турнир, из года в год одно и то же. Все самое важное, умное и ценное. Пойдем к нашим в контору.
- Вначале купим вина – глядя на каких-то сидящих в повозке уже веселых и пьяных кавалеров, вспоминая Бориса Дорса и Модеста Гонзолле, возразил детектив.
- Ага! – тряхнула челкой Мариса и зашагала на северный берег, бесцеремонно расталкивая локтями, восторженных праздником и солнечной и ветреной погодой, стоящих у парапета людей.
Они миновали арку ворот за мостом, прошли мимо телеги, с которой торговали горячими бутербродами, и несущего рядом с ней вахту полицейского, что драл горло, вяло слал извозчика прочь, сыто помахивал своей плетью. В свободной руке постовой сжимал горячий бутерброд, смотрел на него так, как будто бы тот уже и не лез, подходил к телеге, угощался из большой кружки и дальше совершал свой маленький обход, делая вид, как он пытается выгнать с денежного места строптивых уличных торгашей.
Вертура с задорной и мстительной улыбкой показал на него рукой и, приняв властный вид большого начальника, желая явить Марисе все свои служебные удаль и умение, направился к нему. Подойдя, ловко откинул полу плаща, демонстрируя коллеге подвеску лейтенанта полиции Гирты.
- На каком основании торговля? Лейтенант Вертура… – разинув рот, начал было детектив.
- Карнавальные костюмы полицейских запрещены! – пьяно заревел на него постовой и с плеча замахнулся плеткой так, что Вертура едва успел отскочить.
- Как всегда, не получилось… - улыбнулся он, увлекая в толпу смеющуюся Марису.
Во дворе полицейской комендатуры царила одновременно расслабленно и праздничная, но при этом как всегда деловая атмосфера. Тренировки в дни фестиваля были отменены. Собранные сверхурочно рядовые полицейские и сержанты рассиживались на скамейках летней столовой, расстелив плащи, возлежали на земляном валу бастиона, на траве. Ожидая, когда придет их час отправиться на смену, наслаждались солнечной погодой и освежающим, прохладным, веющим с реки ветерком. Поглядывая в сторону комендатуры, не идет ли кто из старших, прикладывались к флягам, грызли семечки, ногти и травинки.
У калитки отдела Нераскрытых Дел размахивал шестопером левой рукой, лупил по обклеенному толстой лохматой веревкой столбу Фанкиль. Его серая рубашка была обмотана за рукава вокруг пояса, правая рука забинтована от запястья по локоть. Длинные волосы собраны в хвост, лицо искажено усталостью и сосредоточением. Хотя рыцарь был уже далеко не молод, Вертура даже несколько восхитился тем, насколько ловко и быстро для своих лет, тот прыгал вокруг столба с оружием, гулко, с силой, ударял булавой, отрабатывал атаку с шагом и уход, прибавлял удары ногой и кулаком, о чем он и поделился с Марисой, но та презрительно скривила рот, указала на блестящие от пота плечи и спину рыцаря, отчетливо расчерченную белыми, давними шрамами от плетей.
Заметив коллег, Фанкиль ловко перехватил шестопер обеими руками, нанес демонстративный, завершающий, самый сильный и сокрушительный удар и обернулся.
- Христос Воскрес! – приветствовал его детектив.
- Воистину Воскрес… - поморщился, ответил Фанкиль, болтая ушибленной отдачей кистью.
- Марк тут заявляет, что шрамы украшают мужчин! – с недвусмысленной насмешкой прищурилась, кивнула на его плечи Мариса.
- Если не сзади ниже пояса, то в общем-то да – бодро парировал, отозвался тот и, сняв с пояса рубаху, накинул ее на плечи, чтобы скрыть следы, начал оправдываться – не согрешишь - не покаешься. Не покаешься - не спасешься, знаете это?
- Хотели позвать вас на прогулку… – заметив в глазах коллеги жгучее недовольство, попытался замять инцидент Вертура.
- Заберите Эдмона. Он только приехал, но мэтр Тралле уже в бешенстве. Веселья с ним не обещаю, но скучно точно не будет – язвительно ответил Фанкиль – а у меня пятница, постный день.
Сегодня он был явно не расположен к дружескому общению.
***
Наверху, в зале, как всегда были настежь распахнуты все окна. В большой курильнице на столе дымила смешанная с каким-то благовонием смола, наполняла комнаты и коридоры неповторимым праздничным ароматом нагретого солнцем соснового леса. Доктор Сакс за столом дежурного, делал вид что изучает какой-то глянцевый, по виду столичный, журнал, но на самом деле словно ожидал чего-то, нетерпеливо озирался, поглядывал поверх страниц. Инга, оперев локти о стол, расположилась на диване. Солнце играло в ее длинных распущенных, как будто бы к празднику волосах, обрамлявших необычно мрачное, совсем не для такого радостного дня лицо. Рядом с ней, в белом солнечном пятне, вытянув передние лапы, лежал ее огромный серый кот Дезмонд. Через угол стола, нависнув над шахматной доской, вполоборота восседал на подлокотнике дивана, одновременно растрепанный и щеголеватый незнакомец, быть может, немногим младше детектива. В просторной и манерной, с яркими завязками, кожаной курточке и лохматой толстой русой косой над высоким воротником, он был настолько увлечен игрой в шашки, что казалось совершенно, не замечал, что его модная шляпа захвачена и сплющена лежащим рядом котом Дезмондом.
- Инга, не смотрите на меня как инквизитор на свистульку! – сверля ее веселым шаловливым взглядом, незнакомец игриво заглядывал ей в лицо, ожидая, что она ему на такое ответит, закатывал глаза в раздумьях как бы еще подшутить – я машина математической логики без стоп-крана и предохранителя!
- Диван остудите под собой, а то обожжетесь – со всей серьезностью отвечала она ему, проводя свою шашку в дамки, и, снимая одну за другой его костяшки, с нарочитой злостью застучала ей по доске.
- Ну поддайтесь же хоть раз! – возмутился незнакомец – где ваше христианское смирение!
- Смирение перед Богом – парировала Инга, кивая на свою плетку, что лежала на столе рядом – а от прохвостов типа вас, давно придумали более эффективную вакцину.
Услышав такое, незадачливый шутник, скорчил картинно-обиженное лицо, отвернулся, резко вскочил и попытался было вырвать свою шляпу из под лап кота, но тот внезапно оскалился, поджал уши и завизжал, зашипел столь резко, громко и агрессивно, что даже Вертура и Мариса вздрогнули и попятились, как бы разъяренное животное не бросилось и на них. Незнакомец же ловко, отпрыгнул в сторону, а кот, тут же удовлетворившись произведенным эффектом, зевнул, и как будто ничего и не было, отвернулся и снова высокомерно прищурился на солнце в окне.
- Для вас я сэр Эдмон Карл Самаэль Даскин! – утирая разгоряченный лоб огромным клетчатым платком, поклонился Вертуре и Марисе незнакомец, смерил детектива веселым внимательным взглядом прищуренных серых глаз – а вы, я полагаю, наши, те самые, новые влюбленные? Очень рад за вас, надеюсь, вы пригласите меня на банкет в честь вашей помолвки, а то что-то скучновато у вас тут в Гирте. Ни одного нового лица, сплошные морды. Анна, как поживает ваша сестра? Я вот как раз все ждал, когда же вы соизволите явиться, страдал в обществе этих зануд, чтобы вы проводили меня к ней!
- Возьмем его с собой? – не обращая внимания, на эту болтовню, спросила Мариса у Вертуры и пояснила – Эдмон обещал Еве свадьбу, а сам умотал в деревню. Как только она его увидит, тут же спустит его с лестницы.
- Эсквайр Марк Вертура – совершил легкий поклон, представился детектив.
- Все. Мы с вами друзья и за знакомство вы обязаны меня угостить! – взмахнул полой плаща Даскин и обратился к Инге – так, отберите мою шляпу из лап этого наглого животного! Не могу же я явиться без шляпы к моей невесте!
Инга кивнула и, недобро усмехнувшись, вынула шляпу из-под кота и от локтя запустила ее в раскрытое окно.
- Ах, простите! Шляпа упала – иронично воскликнул, развел руками Даскин – жду всех на улице.
И вышел из отдела.
- Я с вами! – как будто только и ожидая этого момента, отбросил журнал, вызвался доктор Сакс и, вскочив от стола, схватил свою шляпу и с размаху нацепил ее на голову так, что перекосились очки.
- Мэтр Сакс, а вы случайно не староваты для таких развлечений? – поинтересовалась у него Инга - фестивали, недоступные игривые женщины и пьянство могут серьезно подорвать ваше здоровье изнеженное сидячей работой и умными книгами!
- Прежде всего, я самоотверженный ученый-натуралист! – тыча себе пальцами в грудь, твердо заверил ее доктор и, осушив фужер с чаем прибавил – чтобы писать убедительно, я на собственном опыте должен познавать суть всех человеческих отношений!
- А вы? – скорее из вежливости, чем из желания видеть ее в их с Марисой компании, напоследок поинтересовался у Инги детектив, чем вызвал недовольство и без того лишенного шляпы кота Дезмонда.
- Мы с Лео дежурим – ответила она ему и желчно прибавила – не всем же в жизни только пьянство и развлечения.
Вертура, Мариса и доктор спустились во двор. Эдмон Даскин уже нашел свою шляпу и теперь ожидал остальных у столба, точил ноготь о зуб, приглядывался, ровно ли, глазел на Фанкиля, отвлекал его от упражнений.
- А как вы в Ордене отличаете друг друга в толпе, ну, если конспирация и под прикрытием? – спрашивал он.
- Вот по какому признаку бездельники узнают друг друга, чтобы собраться и напиться? – демонстрируя выходящих на двор коллег, назидательно отвечал ему рыцарь – вот и нормальные люди примерно также, только совсем по другим критериям.
- Вы такой умный Лео, а до сих пор не профессор богословия! – игриво заявил ему Даскин и, приветствовав взмахом рукава вышедших из калитки коллег, направился к ним. Отойдя на пару шагов, приложив руку к лицу, прибавил громко, словно бы так, чтобы не услышал Фанкиль.
- Вот смехачи-то какие, упасть можно! А на Страшном суде они также будут свои шуточки шутить?
- Так это вы жених Евы? – без обиняков, спросил у него доктор Сакс и затер ладошки, заиграл лицом, заулыбался так, как будто бы представил себе что-то невыразимо пошлое. Даскин не ответил ничего, отвернулся, принял оскорбительный вид, изобразил что доктор для него пустое место.
Своей отдельной маленькой компанией полицейской, они вышли на проспект и свернули к северным воротам города. Прошли два квартала по проспекту Рыцарей до того самого дома на перекрестке с проспектом Цветов, до которого в день их знакомства провожал Марису детектив. С некоторым трудом протиснувшись через собравшуюся прямо перед входом, решающую, куда сейчас лучше пойти развлекаться веселую компанию богатых молодых людей, зашли в стеклянные двери ресторана на первом этаже.
- Это к леди Тралле! – заверила смерившего полицейских недоверчивым взглядом, швейцара Мариса. Тот молча и требовательно указал на коврик, что после улицы, об него следует тщательно вытереть сапоги, и только когда эта присущая всем культурным жилищам процедура была окончена, пропустил их.
В фойе ресторана было людно, звенели тарелки и кубки. За столами сидели, восторженно переговаривались, пили кофе и сидр, веселые нарядные, похожие на столичных гостей и богатых путешественников, посетители. Глядя на проспект и синее летнее небо за распахнутыми настежь окнами, громко смеялись, вели свои шумные сумбурные беседы, показывали пальцами на проезжающих по проспекту вооруженных верховых, ярко расписанные повозки и экипированных большими плетеными корзинами голоногих разносчиков-мальчишек. Со смехом делились с друг другом и соседями картинками. Кто рисовал деревенские сараи, кто живописные уголки, где вокруг клозета-скворечника паслись куры и важно, генералом на построении вышагивал петух, и тут же в навозе валялось поломанное колесо от телеги. Некоторые запечатлевали городские башни и храмы, а на иных рисунках были самые настоящие художественные этюды, где веселый ухарь-гармонист в лихо заломленном на ухо модном берете с помпоном, и пучком ромашек в петлице на плече, откинув назад голову, сладостно поет о радостях жизни полощущей в реке рубахи и штаны девице, а рядом стоит необъятных размеров корзина, наполненная нестиранным бельем. Кто-то навел рамку и на Вертуру.
- Надо было тебе надеть броню – недобро прищурилась, показала пальцем на зевак Мариса – брали бы с них деньги.
- А я хорош и так! – одной рукой оправляя лацканы своей длиннополой кожаной куртки, другой манерно опираясь локтем на кобуру, из которой торчал эфес меча, улыбаясь, показывая язык, каким-то потешающимся над ним девицам, весело заявил Даскин и, обратившись к доктору, прибавил с намеком – Густав, это только мне одному кажется что тут как-то уныловато в вашей компании, без «Старой Гирты»?
Миновав фойе, они вошли в алый, отделанный красными с золотом обоями холл украшенный огромными манерными кадками с широколиственными пальмами. Подошли к дверям лифта, надавили кнопку, подождали, но безрезультатно: даже после еще нескольких нетерпеливых тычков, лифт так и не пришел.
- Ну и хорошо – вздохнул Даскин – пойдем так, не застрянем и не упадем. И, похоже, кто-то уже попал в этот капкан технологического прогресса, или что там, опять сидят, целуются и думают что никто не знает, не видит?
И он бодро поскакал наверх по широкой лестнице, ведущей вкруг шахты лифта.
Мариса нахмурилась.
- Обычно эту фразу говорю я – пожаловалась она детективу.
- А что там, взаправду целуются что ли? – с наигранной глумливостью и огоньком в глазах, даже не пытаясь скрыть свой скабрезный интерес, на весь холл проорал доктор Сакс, настолько выразительно и громко, что посетители у ближайших столиков обернулись к нему, чем вызвал неудовольствие швейцара, что все это время с подозрением следил за полицейскими со своего поста у дверей.
- Да! – раздраженно ответила ему Мариса и обстоятельно пояснила – малолетки. Запираются и нажимают кнопку «стоп». Как будто, мэтр Сакс, вы сами никогда так не делали! И все, избавьте нас от ваших тупых шуточек, мы еще не выпили, а вы уже надоели.
И они зашагали следом за Даскином по нарядной алой ковровой дорожке наверх.
Со второго же этажа было раздосадованный тем, что придется подниматься на седьмой этаж без лифта, детектив был приятно удивлен: по дороге, как на экскурсии, было на что поглядеть. На каждой лестничной площадке, помимо нарядных дверей с глазками и звонками обрамленными литой бронзой, под аркой окна стояла просторная удобная и мягкая скамейка, с обеих сторон обставленная большими горшками с декоративными пальмами и фикусами. Между этажей витал терпкий аромат одеколона, каким густо поливаются все приличные рыцари, прежде чем зайти в квартиру возлюбленной, и тяжелый запах прогорклой табачной смолы. Тот самый, что остается после тех омерзительных, так раздражающих всех вокруг, снобов, что считают, что в жилой комнате курить нельзя и непременно надо дымить на лестнице, ничуть не заботясь о том, что другим может быть не менее противно.
На площадке же третьего этажа Вертуре встретился уже знакомый ему рыцарь – Вольфганг Пескин, тот самый широкий усатый, и, похоже, весьма высокопоставленный кавалер, что был распорядителем турнира в доме графа Прицци.
- А, сэр Вертура, это вы! – весело приветствовал он, лихо подкручивая ус. Несмотря на бессонную ночь на выезде, он был уже при параде, бодр, расчесан и свеж, облачен в нарядную легкую бригандину с гербом, имел при себе латные перчатки и большой меч в ярко-красных ножнах. По всей видимости, ожидая свою даму, он мечтательно улыбался, смотрел в распахнутое окно, курил.
– Собираетесь участвовать в военном состязании? Блеснете снова своим мастерством? Явите нам благородное искусство лупить врагов Гирты? Сегодня вечером кровавые дуэли, приходите, я как раз намереваюсь колотить одного наглого малолетку…
- От малолетки-то и самому можно получить! – как бы между делом усмехнулся Даскин, предупредительно проскочив на полпролета вверх.
- Мальчик, спускайся сюда! – с недобрым задором поманил его обратно рыцарь – смотри-ка, что у меня интересное есть!
Но хитроумный полицейский уже был уже далеко, а Пескин за ним не пошел.
Вертура и Мариса только развели руками с досады, что им приходится краснеть за коллегу и, откланявшись рыцарю, пошли наверх. За их спинами раскрылась роскошная дверь квартиры и на площадку вышла высокая на полголовы выше своего ухажера, девица в нарядной темно-красной мантии и багровом, благородного оттенка плаще. Быстро, в последний раз, оглядев себя в карманном зеркальце, оправив заколку намотанного высоко под подбородок поверх волос и ворота капюшона шарфа, надменно задрав голову, свысока уставилась на своего кавалера. Деловито, без всяких предисловий, принялась оправлять его несколько неопрятно торчащий, выбившийся из под доспеха воротник, перевязывать его лиловый бант, отчего тот еще крепче схватился за свои ножны, чтобы от счастья не уронить их с лестницы.
Как и сказала Мариса, лифт и вправду стоял между четвертым и пятым этажом. Неугомонный Даскин уже пытался найти, куда бы заглянуть, чтобы узнать, что происходит внутри, чем смутил даже бесцеремонного доктора.
- Кончайте паясничать! – зло осадила, дернула за плечо коллегу Мариса. С каждым шагом она хмурилась все больше. Все сильнее сжимала локоть детектива, отчего ему начало казаться, что сейчас она окончательно рассердится и даст ему пощечину, чтобы сорвать на нем какую-то свою, совершенно неясную ему обиду, но все обошлось, и они достигли шестого этажа, где из-за дверей квартиры слева грохотали напористые и злые аккорды фортепиано: кто-то яростно тренировался, разыгрывал сложный учебный этюд. Миновали их, поднялись на седьмой этаж и остановились перед дверьми квартиры куратора полиции Гирты.
- Так, шутки в сторону! Все, не позорьте меня перед моей невестой! Я вас не знаю, отойдите прочь! – оправил плащ и шарф, отряхнул полы своей лесной кожаной куртки и штаны Даскин. Извлек из под плаща сверток и достал из него слегка неаккуратную, кованную каким-то деревенским кузнецом-художником розу, вытянулся перед дверью. Наддав на звонок, принял одновременно молодецкий и жеманный вид.
Ждать пришлось недолго. Дверь распахнулась, Ева встала на пороге, загородила проход, уперев в бока жилистые кулаки. Ее темно-зеленая мантия и светлая юбка были помяты от уборки или от занятий с мечом, на босых ногах красовались домашние сандалии, а светлые растрепанные, подвязанные надо лбом толстой шерстяной лентой волосы густой буйной копной обрамляли веселый и возбужденный облик. По ее разгоряченному лбу, скатывался пот, а полные румяные щеки горели.
- Ты! – только и сказала она с придыханием, но Даскин уже протягивал ей железный цветок.
- Я! – пылко ответил он. И роза моментально, так, что наблюдающий за этой сценой Вертура даже не успел сморгнуть, оказалась в руке девицы.
- Сколько вас! – приметив остальных, бросила она насмешливо, пригласила всех в прихожую – Анна, так этот тот самый ваш принц-изгнанник, который доводит тебя до слез?
- Хорошо, что не до икоты! – лукавым шепотом поделился мыслями с Вертурой доктор, на что тот только покачал головой и ничего не ответил.
- Проходите на кухню. В гостиную леди Хельга разрешает пускать только высокопоставленных персон. Анна чай и пряники где всегда, в комоде над столом, если ты уже забыла.
- Мы на фестиваль – объявил Даскин – и ты же согласишься…
- Эдмон, если я тебя поцелую, ты же лопнешь – снисходительно заверила его Ева.
- Ты жестока, как наша бессмысленная жизнь! – ответил ей Даскин – все говорят, ты не такая, но я же знаю! Пойдем гулять на улицу!
- Да, я именно такая – кивнула она – Анна, чего стоишь? Налей им, иначе они умрут, а я спрошу разрешения у леди Хельги.
Из окна просторной, чистой и отделанной по самому последнему слову столичной моды кухни открывался вид на крыши домов, крепость Гамотти на горе и проспект. Вертура слегка опасливо подошел к высокому, во всю стену от пола до потолка, расчерченному ромбическими перекрестьями рам, окну и заглянул в него. Ясное синее небо раскинулось над городом, солнечными бликами играла бескрайняя гладь моря. Покачивая нарядными белыми парусами, бойко бежали по волнам лодки и корабли. Над стенами крепости радостно поласкали флаги и расшитые золотыми, черными и красными драконами вымпелы. На поднимающихся к горе улочках старого города толпился народ. Бесконечное нагромождение крыш и колодцы дворов, желтые и голубые, потемневшие и выветренные от непогоды фасады зданий и кроны деревьев, подернутые дымами многочисленных труб, проблески начищенных к празднику перил балкончиков и флюгеров создавали чарующую панораму праздничного города, делая ее настолько захватывающей и неповторимой, что Вертура непроизвольно замер, залюбовался ей. Мариса налила ему легкого светлого вина, поднесла ему, встала ярдом с ним.
Он принял фужер из ее рук, подхватил ее под локоть, кивнул на раскинувшиеся внизу, под окнами, улицы и крыши.
- Захватывающе – только сказал он.
Мариса было на миг нахмурилась, и он даже было рассердился, что сейчас она глупо пошутит или выдаст еще какую дурную, напрочь разбивающую всю торжественность момента прозу, но она пожала его локоть и кивнула в ответ.
- Ага – ответила она ласково и тихо, тоже застенчиво глядя перед собой, склонила голову, как будто стараясь не смотреть на него – сегодня ночью будет фейерверк, надо обязательно забраться повыше. Подсветят всю Гирту.
Она чуть улыбнулась, но тут же, словно сама испугавшись своих счастливых чувств, отвернулась, резко отняла руку от его локтя и стремительно наполнила фужеры уже разместившимся за столом, и было начавшим скучать Даскину и доктору. Вернулась Ева.
Уже расчесанная, в аккуратной, тщательно выглаженной белой рубахе, светло-зеленой мантии и тяжелой темно-зеленой юбке. Ее холодные зеленые глаза мерцали загадочным огнем, на ногах блестели лакированные, почти как столичные, на манерных широких каблуках, сапожки, ладони укрыты кожаными перчатками с тесненными листьями и гроздьями похожих на виноград ягод, на голову был накинут черно-бело-зеленый платок, а на плечи плотная шерстяная пелерина.
- Уже! – изумился даже не успевший толком отпить из своего фужера и размочить в нем черствый пряник, доктор - ну и скорость!
- Это вы медленно пьете! – широко улыбнулась, зарумянилась, воскликнула Ева.
Следом за ней на кухню вошла Хельга Тралле. Как всегда в необычайно аккуратной длиннополой красной одежде и с застывшим, как на картине, лицом. Внимательный взгляд ее глаз стремительно обежал присутствующих и остановился на детективе, отчего ему стало не по себе.
- Вольно – только и сказала она, тут же вскочившим со своих мест, поклонившимся ей полицейским – Марк, я полагаю, что вам не надо лишний раз напоминать о том, что фестиваль это тоже часть вашей службы, а не баловство? И что если Валентин дал вам отгул, вы по-прежнему при исполнении и вам следует воздержаться от всяких глупостей и чудачеств, которые вам захочется совершить по пьяной голове.
Вертура с готовностью кивнул.
- Леди Тралле, я прослежу… - внезапно попыталась заступиться за него, вышла вперед встревоженная Мариса, но хозяйка сделала властный жест, приказывая ей прекратить.
- Анна, тебя касается тоже. Ты знаешь свои задачи.
- Да. Я вас поняла, моя леди – тут же притихла, с поклоном ответила Мариса.
Хельга Тралле отвернулась от нее, подошла к столу и обратилась к доктору.
- Как ваша монография, мэтр Сакс?
- Все просто великолепно! – стал серьезным, важно и гордо ответил он, кивнул на коллег – собираю материал. Как вернусь домой и отойду от всего этого, обязательно вышлю вам копию с личной благодарностью за научное содействие! Тут не как в столичном регионе. Все искренне, открыто, без притворств и ужимок! Все по-настоящему, по-серьезному, как и должно быть!
- Да – кивнула ему Хельга Тралле без всякого участия к его восторженной лести.
- Ева, сообщи мэтру Форнолле, что я подойду к пяти, передай ему мой отчет. Подожди меня рядом с сэром Булле. После ты тоже свободна. Эдмон. Этот пакет следует доставить по указанному адресу, инструкция внутри.
- Да, моя леди! – со счастливой готовностью кивнула Ева.
- Понятно – совершенно серьезно ответил Даскин.
Хозяйка коротко кивнула им и также бесшумно как и вошла, покинула их.
- Да. Шпионы Гирты, прямо название для романа – допивая свое вино, как только хлопнула дверь кабинета куратора, покачал головой, тут же высказался Вертура.
- Мы полиция – строго уточнила, блеснула холодными глазами Ева – а шпион у нас это только вы.
- Не будь занудой, а то Эдмон никогда на тебе не женится! – нахмурилась, бросила сестре Мариса и потянулась за вином, но Ева отобрала у нее бутылку, снова не дала ей налить себе.
- Поборись-ка со мной! – засмеялся Даскин, обхватил Еву со спины и потянул к себе на колени, чем вызвал у нее веселый игривый смех – всё, хватит рассиживаться! Пойдемте уже!
- Будем опять смотреть на порку и пить весь день? – с сомнением спросил у Марисы Вертура – или у тебя есть какие иные задачи?
- Тебе о них знать не положено! – с вызовом ответила она, злорадно улыбнулась и, вырвав из его рук фужер с вином, залпом, пока не отобрала Ева, выпила.
- Приглядывать, чтобы когда вас будут бить, то не до смерти! – сидя на коленях у Даскина, откидываясь на него спиной, засмеялась Ева.
- А что, опять должны? – округлил рот, с веселым злорадством переспросил доктор.
- Обязаны! – ответила она, приподнялась и с размаху села обратно. Вытянув ноги, придавила Даскина так, что, судя по виду, он был совсем не рад ее действиям.
- О да! – залпом допил свое вино, фальцетом воскликнул доктор и стукнул по столу пустым фужером – а теперь ведите!
Вертура задумчиво оглядел присутствующих. Слова Хельги Тралле, настроение Марисы и вроде как веселые, но несколько натянутые, перемежающиеся внимательными, ничуть не смешными взглядами шутки и издевки сослуживцев насторожили его. Но он промолчал и не стал развивать эту тему.
Когда они покинули квартиру куратора полиции Гирты, лифт все еще стоял между четвертым и пятым этажом. Проходя мимо него, Мариса резко подхватила длинные полы своей мантии и юбки, со всей силы застучала сапогом по двери.
- Чтоб вы там языками подавились! Недоросли сопливые! – звонко и яростно, с неподдельной жгучей ненавистью, крикнула она и, с презрением вскинув подборок, зашагала дальше вниз.
Они вышли на улицу и, медленно двигаясь в потоке гуляющих людей, направились к мосту. Даскин и Ева держались за руки, шли позади. Доктор Сакс бесконечно говорил, рассказывал о какой-то ерунде, Вертура рассеянно слушал его, делал вид, что поддерживает разговор, вяло кивал в ответ.
- Пойдемте на рыночную площадь! – внезапно спохватился доктор – я смотрел списки, там будут выступать с граммофоном и новой пластинкой группы «Профессор», а еще всякие дрессированные клоуны и прочие циркачи…
- Циркачей у нас у самих, в руководстве и ратуше каждый через один, что на них смотреть-то? – грубо бросила ему Мариса, уже изрядно утомленная его сбивчивой бестолковой болтовней.
- Напьемся и будем смеяться над чужими пьяными чудачествами! - держа под локоть Еву, нашелся, ответил ей Даскин – и сегодня снова будет порка. Порку любят все!
- Вот это счастье-то! – глумился доктор – вот развлечения в Гирте: напиться, набезобразничать, а потом радоваться, что порют не тебя, а других!
- А потом попасться нашей доблестной полиции и самому схватить плетей! – вставил сове слово Даскин – Густав, вы обещали нас угостить!
Они прошли мимо ворот комендатуры, миновали арку под башней перед мостом, где у заставы все также бойко шла торговля и гудела веселая толпа, наблюдая каких-то артистов со шляпой, барабаном и битыми бутылками по которым те ходили босиком. Перешли на южный берег Керны.
Как выяснилось на набережной, парад и обоз уже давно прошли, и дорога к центру Гирты была открыта. Теперь туда же плотной колонной тянулся и народ. На перекрестке проспекта Булле и Рыцарей стоял палисад, нес вахту патруль. Пешие дружинники с лиловыми бантами поверх доспехов важно постукивали по мостовой древками копий, прогуливались взад-вперед по проспекту, дымно курили, вели разговоры с коллегами из полиции. Конные жандармы неторопливо разъезжали в толпе, разворачивали от центральных улиц экипажи и верховых, пропускали только должностных лиц, сотрудников фельдъегерской службы, командиров, знакомых и друзей. Доезжая до застав, видя такое, горожане и приезжие с недовольством покидали свои повозки, отправляли их со слугами домой или оставляли под присмотром тех из компании, кому было все равно где пить: на рыночной площади или на улице в бричке, брали свои бутылки и корзинки с закусками, подхватывали на руки маленьких детей и веселыми толпами поднимались по проспекту на холм к герцогскому дворцу, где, по разговорам, с минуты на минуту должно было начаться открытие фестиваля Гирты.
Пройдя большой и нарядный, во весь квартал, дом у моста, полицейские из отдела Нераскрытых Дел тоже вышли на проспект Булле и, влившись в веселый и шумный людской поток, вместе с другими гуляющими, медленно зашагали наверх по склону, к арке ратуши, через которую люди выходили на площадь к Собору Последних Дней.
Ветер дул вдоль высоких и темных фасадов домов, колыхал разноцветные вымпелы, которые богатые жители центральных кварталов были обязаны вывешивать по праздникам в окна своих квартир. Разносчики с лотками стояли вдоль стен, у арок, подъездов и ворот. Продавали все: от ножей и фонариков, до горячих бутербродов, трещоток, флажков и трехцветных ленточек, глиняных свистулек в виде кошечек и дракончиков, которым полагалось дуть под хвост и наполненных дешевым вином или самогоном расписанных броскими узорами фляжек и бутылок.
Впереди шагала какая-то веселая шумная компания, и увлеченный происходящим вокруг Вертура не сразу распознал в них студентов, с которыми они с Марисой напились в день когда принц Ральф вернулся из своей экспедиции. Медленно перемещаясь в толпе в сторону центра города, школяры грозно переругивались, размахивали руками и тростями, громко смеялись, вели свои полупьяные, заумные беседы, перегородив своей большой ватагой едва ли не половину улицы, всячески мешали проходу людей.
- А! Вот и вы! – заметив Вертуру с Марисой, закричали они – мы на площадь! Пойдемте с нами! Мы устроим дуэль, а вы будете нашими понятыми, что это они начали первыми!
- Наливайте, и мой автограф с оценкой будет в вашем дневнике! – согласился доктор Сакс, демонстрируя от груди рукой, что сегодня он готов все. Ему со смехом продемонстрировали бочонок с вином и, придерживая руками, дали отпить.
- Только не как в прошлый раз! Последний раз вам верим! – прежде чем передать выпить и Вертуре, строго погрозили ему пальцами студенты.
Впереди, в конце подъема, багровела стена ратуши. Бросала длинную тень на полого поднимающийся к ней проспект. Яркое бело-голубое небо глядело через высокие окна залов заседаний, отражалось на истертой миллионами копыт, сапог и колес брусчатке мостовой, играло веселыми праздничными бликами. Из арки, вырываясь с раскаленной солнцем тесной, зажатой высокими домами, каменной площади, мощным прохладным потоком задувал сквозняк. С силой хлопал флагами, раздувал полы мантий и плащи. А высоко, над улицами, над стенами окрестных домов и нагромождениями мансард, башенок портиков и черепичных крыш, впиваясь в бездонную голубую вышину, чернела игла колокольни Собора Последних Дней.
***
Под аркой ратуши стояла толчея. Отовсюду лились звуки музыки и веселый праздничный гул голосов. Многочисленные горожане и гости города компаниями и парами сидели на ступенях и бордюрах, прохаживались в толпе. Пронзительное солнце било глаза, слепило, заставляло щуриться с тени.
Половина площади со стороны дворца была перекрыта высоким, собранным из толстых деревянных брусьев ограждением. За ним, за открытым пространством для парада и военных игр, возвышалась массивная трибуна для Герцога, его свиты и высокопоставленных гостей. Рядом работали открытая летняя кухня и просторный праздничный павильон со столами и стульями, укрытый огромным, необъятных размеров, бело-лиловым, полощущим по ветру как гигантский флаг или крылья дракона, полосатым тентом. А за ними, вдоль ограды парка, железным строем, как на выставке искусств, блестели на солнце фарами, тонированными стеклами и лакированными капотами, стояли многочисленные ипсомобили.
- Живем как в деревне! – громко воскликнул Даскин, указывая на них – нищие, в рваных штанах все, а вот сколько я всякого не в жизни не встречал, ну нигде столько этих утюгов сразу в одном месте не видел! Да даже в Столице, наверное, такого не найти!
- Это Гирта – весело и многозначительно указывая на уже знакомый Вертуре синий ипсомобиль маршала, ответила Мариса. Детектив коротко кивнул и отвернулся: больше всех его заинтересовал совсем другой экипаж. Огромный, черный, с длинным широким капотом и золотой горизонтальной молнией на борту. Как новенький рояль, барочный лакированный комод или грозный латный доспех, он был больше, роскошнее и величественнее всех остальных. Стоя на аллее за воротам парка, черной, как будто поглощающей яркий солнечный свет дырой, он особенно выделялся на фоне панорамы далекого сине-белого фасада герцогского дворца и высаженных вдоль дороги нарядных декоративных кустов и деревьев.
- А, это мастера Тсурбы – не поняв, на что он смотрит, пренебрежительно бросила Мариса – летающий гроб! В нем он возит расчлененные трупы, а когда проголодается, ест их!
Показала пальцем на такой же черный и длинный, но только без окон и дверей, похожий на положенную горизонтально колокольню собора экипаж, что стоял в самом конце ряда, у армейского обоза, под стенами счетный палаты, в тени.
- Да какой это гроб! Это ретранслятор! – демонстрируя, что только ему известно то, почему так стараются как можно ближе подойти к нему люди в модных столичных одеждах, объяснил доктор Сакс и язвительно прибавил – если вы не в курсе, у нас же тут исходящая нейропатика заблокирована. А этот выкатили к празднику для гостей сэра Вильмонта. У них же зависимость, не привыкли, неженки, что у нас тут и свет, связь и горячая вода по расписанию и то только два часа по выходным!
- Это у них пластинки такие, они на них читают и рисуют – важно пояснил школярам, с гордостью продемонстрировал свои знания и Вертура.
- Телефон значит такой? И что, куда угодно можно позвонить? – задорно кивнул Даскин Еве – ты умеешь? Давай наберем Мильду или Акору и скажем что они там вонючие козлы!
- Объявим войну – злорадно покачала головой Мариса.
- Не выйдет. Там ни диска, ни трубки нету - как преподаватель, что своим умным и невозмутимым видом может сбить с толку даже самого отъявленного шуткаря в классе, разъяснил всем ментор Лирро – хотите звонить, это с почтамта по международной линии, если деньги лишние есть.
- А что это у них там наливают? – кивая в сторону герцогской трибуны, весело спросил кто-то.
- Сто пятьдесят градусов спирта! – засмеялся бездельник Коц – а вы что думали? Наши даже законы химии нарушить сумеют!
И вправду, в глубине павильона рядом с трибуной, под мягкой тенью полога, работал буфет. Перед модной, завлекательно блестящей изогнутым стеклом и бронзой витриной холодных закусок и фургончиком, откидной борт которого был сделан в виде бара со множеством разноцветных бутылок с марочными ярлыками и этикетками, выстроились веселые очереди из пажей, оруженосцев и девиц, что подносили напитки и угощения для Герцога и его гостей.
Для остальной же публики, по другую сторону площади, перед Собором, прямо на мостовой, на палящем солнце, стояли телеги уличных торговцев и жаровни. На железных решетках, на вертелах, на углях и открытом огне пекли горячие сосиски, фарш, и ливер. Поливали их маслом и уксусом, крутили с листьями капусты, горчицей, хлебом и майонезом неопрятные, массивные бутерброды. Наливали из бочек в кожаные кружки и фляги юво, сидр и самогонный спирт.
За едой и выпивкой уже выстроились шумные толпы ожидающей начала открытия фестиваля публики, но узнав, что тут торгуют втридорога, тут брать не стали. Пошли дальше, туда, где в тени Счетной Палаты и замыкающих площадь с востока домов, расположилась военная станица. Многочисленные жандармы и дружинники ходили за забором между своих повозок и телег, проверяли оружие и доспехи, готовились к турниру. Музыканты полкового оркестра в главе со знаменосцем и незнакомым Вертуре рыцарем в полных латах и при командирском жезле с кисточками, выстроившись в каре, неторопливо маршировали кругами внутри огороженного пространства, наигрывали незамысловатый марш, развлекали горожан, солдат и герцогских гостей. Какой-то верховой укорял подыгрывающего им барабанщика оставшегося у обоза, что тот стучит слишком громко и резко, кричал идти к остальным, но у того был приказ лично от генерала Кибуцци подбадривать тех, кто в лагере, не сбавлять ритм.
Еще раз оглянувшись на павильон и трибуну, Вертура приметил на самом верхнем, третьем, ряду, под навесом самого герцога Вильмонта. С фужером в руке, тот вел какой-то бойкий разговор с графом Прицци, лукаво поглядывал на собравшуюся на площади веселую толпу, перебрасывался кивками и шутками с каким-то важным, полным и модным, облаченным в легкую парадную кирасу багровых тонов, но все же больше похожим на чиновника, чем на феодала, господином.
- А это наш мэр – обратив внимание на его пристальный взгляд, ответила на его вопрос, указала рукавом, весело сообщила Мариса – мастер Роффе. Самый честный и неподкупный в Гирте! И вон твой знакомый. Сегодня вечером кровавые драки насмерть, можешь вызвать его и убить.
Приглядевшись, детектив содрогнулся: рядом с герцогом Вильмонтом, военным комендантом и мэром, мрачно восседал высокий и торжественный как статуя героя, маршал Георг Ринья. В своей грозный и пафосной, как с картинки глянцевого журнала парадной броне и наряде расшитым гербовыми цветами – синим с золотом, он откинулся в кресле чуть менее роскошном чем у самого градоправителя. Держась обеими руками за украшенный вычурным узором обнаженный длинный меч, с достоинством глядя на публику внизу, маршал благородно кривил скулой, кивал, оценивая солдат, оружие и вышагивающих между ними сержантов и рыцарей. Неторопливо и веско высказывался, наверное обсуждая предстоящий турнир, беседовал с Графом и Герцогом. Патрик Эрсин подвинул позади него стул и, облокотившись локтями о спинку кресла своего лорда, завел беседу с Фарканто и его нарядной рыжей Лизой. Тут же, не принимая никакого участия в общении, присутствовала и принцесса Вероника. Словно ожидая чего-то, она неподвижно сидела, прикрыв глаза, как будто ее слепило яркое солнце или она сильно не выспалась. Ее алые перчатки резали глаза, контрастировали с идеально белыми, широкими и длинным, тщательно отглаженными рукавами рубахи, а вокруг шеи высоко под подбородок был повязан длинный и широкий алый шарф, укрепленный заколкой, форму которой Вертура с расстояния угадать не сумел. Временами, как будто отвлекаясь от своих раздумий, она поднимала глаза и бросала по сторонам внимательные взгляды. Рассматривала готовящихся к бою дружинников, оркестр и идущий через площадь бесконечный и яркий людской поток и, глядя на нее, Вертуре внезапно подумалось, что она устала, ей жарко, и она явно скучает за этой куртуазной, идущей без всякого ее участия между важными лордами и городскими старшинами, беседой. Но вот как будто тоже самое заметил и граф Прицци, отошел от герцога Вильмонта, галантно и низко поклонился ей, о чем-то заговорил. Он был воинственен и строг, облачен в латный доспех и лиловый с алыми стрелками шарф, что красиво охватывал его шею, был при перевязи и висящим на ней в петлице длинном мече. Наверное, чтобы не кричать в общем шуме, он низко склонился к ее лицу, коснулся пальцами ее руки, на что она благосклонно кивнула, и как будто даже радостно улыбнулась ему в ответ. Следом за графом к герцогине подошел такой же экипированный к бою начальник герцогской армии, генерал Яков Кибуцци. Высоко отсалютовав фужером, как будто похваляясь перед ней, важно и воинственно жестикулируя, начал говорить ей о том, что, судя по ее виду, она была не особенно рада слышать.
- Будут собираться еще часа два – разочарованно махнул рукавом бездельник Коц – пойдемте на Рыночную, нечего тут делать!
Когда они уходили с площади, детектив успел заметить, что на трибуну к герцогу поднялись еще двое. Высокий и сдержанный, черноволосый и бледнолицый печальный мужчина, в черной строгой мантии и с точеными чертами лица, и маленький, академического вида, бойкий пожилой человечек. Черный чуть поклонился, улыбнулся герцогу Ринья, тот также радушно приподнялся со своего кресла, стукнулся с ним локтями с поклоном и улыбкой бросил несколько как будто бы радостных слов.
- Ты про него спрашивал – пояснила Мариса – это мастер Тсурба, а с ним профессор Глюк. Гляди, еще и Элеонора-волчица подъедет.
- А они разве не враги? – осторожно поинтересовался детектив.
- А что похожи? – ответил, прокомментировал их беседу бездельник Коц.
- Друзья до могильной плиты – мрачно кивнула, поморщилась, Мариса и, оглядевшись, прибавила – Ева и Эдмон нас покинули, бросили в обществе вас, обалдуев, где там ваше винище?
С Соборной площади, в сторону рынка, где с самого утра уже во всю развлекала посетителей ярмарка, вели, спускалась параллельно проспекту, две узкие улочки. На одной, в полуподвальном магазинчике наливали юво дешевле чем на площади и у соседей. Здесь задержались надолго, весело и крикливо судили и рядили, что брать и кто будет платить. За компанией выстроилась недовольная очередь.
- Кофе – разочаровал продавца детектив. Происходящее все больше настораживало его, и он решил не пить. Ему налили большую кожаную кружку, которую за плату можно было взять с собой и ходить с ней.
- Престарелый сноб! – насмешливо осудила его Мариса.
- Нет, я же шпион и у меня тоже есть должностные инструкции, о которых тебе знать не следует – резонно ответил он ей, примериваясь к своему мягкому двухлитровому сосуду, как бы нести его так, чтобы не облиться.
- Значит понесешь меня на руках домой – согласилась Мариса, бесцеремонно отобрала у одного из студентов его флягу с сидром и начала из нее пить.
Они зашли в мясную лавку «Рожки да ножки», игривую вывеску которой, создавая затор, весело рисовали уже знакомые Вертуре и Марисе подвыпившие столичные художник со своей подругой. Купили закуски, тоже пригласили их гулять, на что те с радостью согласились. Шумной ватагой вышли к Рыночной площади и направились к первому же павильону, из которого доносились пьяные крики и смех. Бросили на входе по две медные марки в мешок вахтера, начали проталкиваться в первые ряды.
Здесь показывали какой-то веселый спектакль. Публика задорно кричала, тыкала пальцами, а клоун на сцене старался, хорохорился как умел.
- Наша славная Грита! Гирта превыше всего! Слава Гирте! – на весь шатер гордо провозглашал он. На плечах клоуна болталась мешковатая, как будто снятая с пугала, лиловая мантия с перекинутой через левое плечо неправильной, кверху ногами, гербовой лентой. Растрепанный, с торчащими во все стороны волосами и клочковатой бородой, он важно прогуливался по сцене, ломался, корчил из себя высокого начальника: по-серьезному хмурился как городской магистр или депутат, строго, с вызовом, оглядывал публику через лорнет – я вас спрашиваю, где самая большая река? А? Конечно у нас в Гирте! Где самая сладкая свекла в полях? Да, в Гирте! А где самое синее море? И тоже в Гирте! А самые железные подковы у коней? И они в Гирте! А самые черные унитазы, самые громкие патефоны, самые пузатые самовары, самые мягкие подушки и самые острые мечи? Только в Гирте! А где самые неподкупные депутаты, самые верные патриоты, самые отзывчивые священники и самая честная полиция? Всегда в Гирте! А у кого самый стойкий одеколон, самые модные бороды и самый лиловый ипсомобиль? Непременно у нас! Мы самое великое герцогство! Никто не смеет указывать как нам жить, потому что мы сами хозяева своей земли, а самая сильная армия это только армия Гирты!
Провозглашая как с трибуны эти громогласные зажигательные лозунги, паяц отчаянно размахивал руками, указывал, как будто призывая к мятежу, распалялся все больше и больше, но тут на сцену вышел второй артист. В полосатом берете с помпоном и в несуразном длинном плаще, которые в большом количестве завезли в город накануне Фестиваля и которые как-то сразу стали последним писком моды: как сказал кто-то вроде даже как самой настоящей столичной. Стремительно метнув быстрый взгляд на первого клоуна, обернулся к публике и пренебрежительно бросил ему под ноги несколько мелких звенящих монет.
- Что? Взятка? Никогда! – с оскорбленной миной, взревел первый клоун и погрозил пальцем – мы не покупаемся и не продаемся! Нет! Мы сами можем всех продать и купить! Слава Гирте! – как заклинания было продолжил драть горло, выкрикивать он, но второй клоун бросил еще пару медяков и тот внезапно замолчал.
- Ой, а что это тут такое? – переменив тон на слащаво-вкрадчивый воскликнул высоким, так несочетающимся с предыдущими боевыми кличами фальцетом – ух ты, денежка покатилась! Айайай, лови-ка пока не затоптали! - прыгнул на четвереньки и принялся ловко ползать по доскам, собирать брошенные деньги, да с такой жадностью, что потерял свои шутовскую ленту с неправильным флагом и поломал картонный лорнет. Публика залилась было хохотом, но никто не успел и глазом моргнуть, как оглушительно взревел гнусавый рожок, на сцену с грохотом выскочили полицейские и защелкали плетьми.
- Всех арестовать! Именем Герцога! В тюрьму! Не щадить никого! Измена! – грубо загремели они. Застучали палки, страшно защелкали над головами длиннохвостые бичи, толпа с криками ужаса бросилась к услужливо открытому вахтером выходу. В суматохе сбили несколько подпорок, опрокинули столик дежурного и табурет. Со всеми на свежий воздух выбежали и Вертура с Марисой, доктором и студентами. Отбежали насколько позволяла встревоженная облавой, потеснившаяся публика и, тяжело дыша со смехом, обернулись к перекошенному шатру. Через несколько секунд рухнул и сам павильон. Кто-то, кто не успел убежать, пьяно копошился под ним, потом из-под полога вылез первый клоун, под смех и аплодисменты с издевательской улыбочкой достал из широких штанов трубку с длинным-предлинным, выжженным из какой-то уродливой коряги чубуком и важно закурил. Следом за ним из-под руин шатра появились и остальные участники спектакля - второй артист и шестеро наряженных полицейскими.
- Нырок в очко большой политики! – важно проорал первый паяц, и вся труппа откланялась смеющейся, рукоплещущей публике – тайны полицейских сейфов! Голый шпионаж! Серьезные разговоры о глупом! Генерал Гандо и принц Вертура! Модест Гонзолле и Борис Дорс! Губернатор Визра, барон Эмери, хитрый поп Микке и мастер Фо! Зарисовка «Утро во дворце», пьеса «Баран и банкир» и ваша любимая рубрика «Клоака Гирты»! Не упустите: тухлые анекдоты, несвежие новости, трижды обсосанные сплетни, все и сразу после небольшого ремонта в нашем шалаше!
Симпатичная веселая девушка в красных лакированных сапожках и лохматом, заколотом через плечо на солдатский манер плаще, взяла у вахтера шляпу, пошла собирать мелочь. Под одобрительный смех публики артисты-полицейские уже снова поднимали поваленный шатер, готовили его к новому представлению.
- Да вы популярны Марк! – с улыбкой бросил Вертуре столичный художник – вас даже клоуны пародируют!
- Анекдоты сочиняют только про великих людей – согласился детектив.
В шатер кривых зеркал не пускали пьяных, так что стражник дал всей компании отворот. В следующей палатке наливали какие-то диковинные коктейли, говорили, что нет на земле выпивки, которая ударяет лучше и крепче, кто-то хотел заказать, но пить тут не стали, агент конкурирующей конторы намекнул, что если принять сразу, то ляжешь и никакого удовольствия не получишь. А вот в шатер, где показывали какое-то чудище, выстроилась длинная очередь.
- Что там двухголового бегемота изображают что ли? – раздраженно кричал на всю округу хвостист Прулле – деньги еще тратить, чего мы там такого не видели?
- Ага, по голове с каждой стороны – закуривая, проорал в ответ бездельник Коц – пошли, расширим кругозор. Не будь ботаником, стремись в доценты!
И они вошли в полутьму.
Поначалу они даже не сообразили на что смотреть, но их внимание привлек импресарио – важный, уже преклонных лет, господин с высокой напомаженной, закрепленной блестящим лаком прической и утонченным, с подведенными глазами, лицом. В потрепанной рыцарской кирасе и с потертыми тряпками заложенными за края для большего пафоса, он демонстрировал просторную клетку на телеге в которой, в сетчатом гамаке, приняв позу, развязно закинув ногу на ногу, возлежал боком, покачивался абсолютно черный человек в одних только черных, мерцающих в свете яркой беспроводной лампы, выпуклых очках похожих на глаза огромной мухи или стрекозы. С вульгарным видом обсасывал длинную и толстую морковку, в гадкой обезьяньей гримасе презрительно кривил низколобое лицо, согнув и оттопырив колено, демонстрировал публике себя спереди.
- Не подходите близко! – бодро размахивая тростью как указкой, предупреждал пожилой циркач – он хватает женщин, плюется и ворует все что блестит!
- Ну и на что тут смотреть? – возмутился кто-то из зрителей.
- Мбанги, покажи им, получишь сладкую морковку! – прикрикнул импресарио, застучал тростью по клетке. Черный человек, пренебрежительно скривил губу, ловко соскочив с гамака, встал на руки и, хватаясь за прутья клетки черными руками, закрутился на голове. Сделав несколько оборотов, сел на пол, схватил барабанчик, гулко забил в него, наигрывая какой-то дикий и быстрый, похожий на те, что выбивают оккультисты и язычники на своих нечестивых ритуалах в лесной чаще, ритм.
- Такие живут в пустынях на юге! – с видом лектора из университета пояснил, начал рассказывать, клоун-рыцарь – злодеи, каннибалы, вампиры! Пока он в клетке, пока есть твердая рука и жесткая плетка, он услужлив и добр, но на воле свиреп и жесток, особенно любит белых женщин и детей! Пьет кровь и разрывает голыми руками на куски!
Услышав это, экспонат прыгнул к решетке и, страшно зашипев, завращал налитыми кровью глазами, оскалил огромные красные клыки, чем заставил опасливо отшатнуться от клетки все еще скептически глядящих на него зрителей.
- А еще некоторые богатые шкодливые развратницы – как бы по секрету, задорно играя лицом, сообщил импресарио – покупают их сразу по нескольку штук, как рабов-невольников для своих утех!
Не успел он договорить, как экспонат резко схватил себя ниже пояса и, выгнувшись, дико уставившись на собравшихся зрителей, задергал перед собой кулаком, скривился в грубой, похотливой, омерзительной и самодовольной усмешке.
- Ахаха! Да, у тебя поменьше будет! – язвительно и нахально бросила своему кавалеру какая-то девица.
- Да ну! – крикнул кто-то из студентов: Мбанги с силой прильнул животом к прутьям, резко выгнулся, издал дикий победный рев, громко засмеялся омерзительным утробным голосом, затрясся в экстазе всем телом. Кто-то обиженно закричал, стоящие в первом ряду шарахнулись по сторонам, но было поздно. Яростные окрики попавших под брызги огласили шатер, а сам экспонат с гордостью выигравшего бой варвара-вождя с картинки выставил перед собой средний палец руки и, оскалившись, продемонстрировал его посетителям. Пожилой рыцарь-циркач в притворной ярости заколотил по клетке тростью, принялся укорять его с веселой наигранной надменностью.
- Да что ты творишь! Это же цивилизованные люди, не такие дикари и животные как ты!
- Ну и дрянь – когда они вышли из павильона, покачала головой, поморщилась, брезгливо передернула плечами Мариса,
- На кого попало, с тем из одной кружки не пьем! – весело кричал на всю улицу бездельник Коц.
- Да все сзади стояли! – сварливо ответил кто-то, внимательно проверяя свой плащ.
Рядом какой-то уязвленный господин весело упрекал свою подругу. Тряс ее за плечо.
- Вот я тебе покажу у кого длиннее!
- Давай прямо тут! – со смехом кричала она ему в ответ.
- У меня длиннее всех! – важно покачивая бедрами, крикнул им кто-то из школяров – я могу показать! Нате, смотрите!
И манерно пригибая колени, зашагал цугом, закрутил длинным хвостом своего пояса.
- Пошел вон, дурак! – крикнула ему девица и гулко ударила его зонтиком по голове.
Веселой компанией студенты и полицейские обошли еще несколько павильонов. Заглянули в шатер к гигантским, сидящим без привязи и рычащим, когда приближались к их подушечкам, грозно бьющим хвостами кошам, похожим на рысей. Посмотрели на крутящихся на головах акробатов и клоуна с циркулярной пилой, распиливающего старый поломанный рояль, вампира в темных очках с черным зонтиком и клеткой в которой спала, лениво жмурилась, огромная клыкастая летучая мышь, храброго укротителя страшных и черных плотоядных зайцев и шахматы, где вместо фигур были наполненные самогоном рюмки. Немного устав, приметили неподалеку под ивами фокусника, что за мелкую монету наливал из бесконечного чайника всем желающим какой-то необычно яркий, алхимического цвета, напиток.
- А этого не проверили – покачал головой доктор Сакс – не было в журнале таких.
Мариса протолкнулась без очереди, предъявила магу ромб полиции, заявила грозно и мстительно.
- Наливай до краев, иначе отберем! Полиция Гирты!
- Хо! – обиделся фокусник – это только иллюзия!
- Расскажешь дознавателю в отделе! – откидывая полу плаща с подвески лейтенанта, подошел к нему, предъявил и свои служебные регалии, грубо осадил его детектив, и фокусник разочарованно опрокинул и затряс свой чайник над уже опустевшим бочонком, в котором студенты носили свою выпивку.
- Может все-таки отберем? – с завистью уставился на бесконечный чайник и вытекающую из него струю, заныл хвостист Прулле – нам бы такой в пансион...
- Это какой-то портальный чайник – подозрительно прищурившись на бесконечный поток, объяснил ментор Лирро – без этого клоуна он работать не будет, присосался куда-нибудь к бочке и наливает из нее за деньги.
Дальше они смотрели на живые хищные цветы, что под веселые крики публики с хлопками ловили блестящих жирных мух, которых специально выпускали из коробки с гнилым мясом. Видели бой огромных, с голову человека величиной, невообразимо злых и омерзительных пауков, плотоядно глядящих всеми своими глазами на старающихся держаться от них подальше взрослых и детей. Медведя, что играл в шахматы, при этом курил трубку, а когда кто-то попытался сорвать с него маску, встал на задние лапы и совсем по-человечески влепил обидчику в ухо, чем очень развеселил зрителей их шахматного поединка.
Видели фокусников и артистов, жонглеров, эквилибристов и канатоходцев, шарманщиков, наперсточников и продавцов воздуха. Кулачные бои, где раскрасневшиеся пьяные мужики в рваных рубахах, под восторженный смех публики неистово лупили друг друга, бестолково размахивая руками как мельницы крыльями. И веселый столб со сладкими медовыми калачами, залезть на который выстроилась уже целая очередь. Посмотрели на звезды в специальный дневной телескоп, послушали самую новую пластинку популярной столичной группы «Профессор», заглянули в подвальный кабак, где прямо на обшарпанной стене показывали, крутили, кино. Устав, расположились прямо на траве под ивами на склоне над речными привозом, на пирсах которого было не протолкнуться от прилавков, лотков и толпящихся вокруг них людей.
- Покатаемся на лодке? – предложил кто-то, но все устали и никто не хотел никуда идти.
Наверху запел горн. Закричали глашатаи. Все было готово к порке.
- Потом будут рубить руки и пальцы. В списке вроде были мужеложцы, если их не придушили в тюрьме… – вяло сообщила Мариса, когда они начали обсуждать, не переместиться ли поближе к месту экзекуции. Она лежала на склоне, облокотившись спиной о Вертуру, смотрела на реку, на нарядные прогулочные галеасы и лодки. Пила прямо из бутылки вино, закусывала мятным пряником, который купил ей детектив.
- А что делают с мужеложцами? – с интересом спросила Элла, подруга художника, которого, как выяснилось, звали Гармазоном, и он действительно был тем самым популярным столичным иллюстратором, дизайнером и мастером визуальных историй, которого пригласила на праздник в Гирту принцесса Вероника. Всего за эти пару дней в Гирте, вдали от высоких технологий и большого города, весь лоск цивилизации слетел с этих поначалу показавшихся всеми такими важными, недоступными и чопорными, столичных гостей. Прическа модной подруги художника растрепалась, мантия и рукава рубашки были измяты и залиты сидром, шарф для удобства, как многие другие девицы, она намотала вокруг талии, а плащ по-местному заколола на плече. Потеряв свою пластмассовую, красиво разрисованную чашечку, теперь она тоже пила прямо из бутылки, лежала на траве в объятиях своего бородатого спутника, как и все показывала пальцем, громко перекидывалась с собутыльниками веселыми пьяными шутками и репликами.
- Ворам и разбойникам-рецидивистам отрубают несколько пальцев, целиком ногу или ступню – с видом старожила и знатока местных обычаев, объяснил ей доктор Сакс – ну а этим соответственно…
- А - кивнула Элла, толкнула своего друга, что сосредоточенно рисовал плывущие по реке многочисленные нарядные лодки – надо обаятельно сделать живой репортаж и статью… Вставай, пошли!
- Да ну эту порку, что мы там не видели! – отмахнулся уже совсем усталый бездельник Коц – о, так это же Кракке с естественных наук, что еще там за вакса под ручку с ним? Ну-ка, пойду сюда позову.
У помоста под дубами перед церковью еще с раннего утра было отгорожено место для заключенных. Созывая публику, жителей и гостей города, сейчас там бил барабан, грозно и протяжно, переглушая все остальные звуки ярмарки, пела волынка. В клетках на телегах везли приговоренных к наказанию. Освобождая проход для кортежа, полицейские теснили веселых, напирающих со всех сторон людей.
***
Незаметно отставшие от основной компании Эдмон Даскин и Ева проводили взглядами студентов и коллег, нестройной кучей уходящих в сторону рынка.
- Все, вечером приду! – тихо сообщил Еве Даскин. Вручив ей свою модную шляпу, нахлобучил на голову маленький шерстяной колпачок, какие носят мастеровые и жители деревни, шагнул в сторону и, быстро проталкиваясь через толпу, пошел прочь. Ева бросила ему вслед короткий взгляд, развернулась и зашагала обратно в направлении трибуны и павильона для высокопоставленных герцогских гостей.
- По поручению леди Тралле – продемонстрировала от локтя приказ, доложила она вахтерам у ограды лагеря, за которой сейчас во всю шла подготовка к предстоящему турниру.
- А подпись от сэра Прицци? – весело и строго бросил ей один из них, но она уже свернула грамоту, заткнула ее за пояс и, схватившись своими крепкими руками за высокую, почти ей по шею, балку, легко перемахнула через ограждение. Все это произошло с такой ловкостью и скоростью, что дежурные только начали открывать рты и поднимать ладони в предостерегающих жестах, когда она уже преодолела забор, и, стремительно сорвав с них шапки, с силой забросив их за изгородь далеко в толпу, пошла прочь.
- Ты! – запоздало хлопая себя по начавшей рано лысеть макушке, крикнул ей в спину первый.
- Вот дрянь! – нагнулся, придерживая копье, собрался было лезть на другую сторону, искать свою модную, не по уставу, шапочку с перьями и листьями, скорчил рожу второй. Проводил взглядом удаляющуюся от них, темно-зеленую фигуру, быстро лавирующую между бездельничающих в ожидании приказа строиться дружинников и телег.
- А ты чего вообще тут устроил? – хмурясь в осознании, что бежать уже поздно, принялся ругаться на коллегу – что, смешно? Да? Пошутить решил?
- Ну и ведьма! – с притворной злостью воскликнул, усмехнулся ему первый, мечтательно зачесал бороду и усы.
Миновав лагерь, ряды ипсомобилей и толпящихся у них веселых кавалеров и нарядных девиц, Ева беспрепятственно вошла в павильон для высокопоставленных гостей. Нашла там капитана герцогской стражи Габриеля Фарнолле, что вежливо кивая по сторонам, глухо гремя современными композитными латами, заложив за спину руки, неторопливо прохаживался по павильону, время от времени сверяясь со своей прозрачной пластинкой.
- Молния: сводка – сказала она, указала пальцем на его прибор в его руке.
- Да вижу, пройдемте – быстро сверившись с ним, ответил ей начальник стражи и продемонстрировал открытой ладонью в сторону трибуны, где, поднявшись по широкому и гулкому деревянному подъему, вежливым книксеном поздоровавшись с принцессой и ее свитой, она с поклоном подошла к беседующим друг с другом в стороне от всех, на самом верхнем ряду, маршалу и Герцогу.
- Простите, что прерываю вас, но леди Тралле приказала передать, что будет к пяти – вежливо склонив голову, сообщила она – приказала мне находиться рядом с вами до ее прибытия.
- Что ж – согласился, кивнул герцог Булле – если так, то я не вижу смысла возражать, раз контрразведка настаивает, что ваше присутствие необходимо.
- Вильмонт, вот я все поражаюсь! – громко высказался маршал, угощаясь с подноса бутербродами с рыбой – как это в ваши годы вы так ловко управляетесь с таким количеством опекающих вас заботой женщин?
- Легко! – коварно и весело прищурившись, держа в согнутой руке фужер, многозначительно кивнул ему Герцог – но, если вам завидно, Георг, могу и поделиться. Для вас, моего зятя и верного друга не жалко даже самого лучшего. Как насчет Риты Фальки? Она знает, как развлечь столь доблестного, отважного и куртуазного героя, как вы. Ночью она выйдет из зеркала у вашей кровати, сыграет с вами в шашки, а если проиграете, прирежет.
- Ахаха! – засмеялся герцог Ринья – а если выиграю?
- Тогда она вас не тронет и уйдет – многозначительно подмигнул герцог Булле и, кивая на солдат в лагере, что собрались на восточном краю площади в бесформенную шумную толпу, презрительно скривил рот – что-то Яков не торопится. Уже четвертый час, а они всё как на базаре. Скучновато как-то на нашем утреннике, не правда ли? Жорж, вы с армией лучше меня, будьте другом, поторопите там, обедать пора, а мы еще не открылись.
Маршал принял гордую позу и хотел уже было позвать кого-нибудь из своих вассалов и друзей, когда к ним, тяжело гремя латами, ловко и стремительно взбежал разгоряченный граф Прицци. Следом спешил Фарканто, нес его шлем и большой боевой меч. Тут же появилась и принцесса Вероника с моментально собравшейся вокруг нее толпой нарядных, то и дело прихорашивающихся, шумных девиц.
- У меня все готово! – сообщил граф и в знак подлинности сказанного продемонстрировал свое воинство у ворот ратуши уже построенное в аккуратный, сверкающий сталью на солнце квадрат, браво спросил – сэр Кибуцци пьян, уже бьет фужеры. Требует поединка перед боем. Разрешите?
- Разрешаю – строго, но с веселым и хищным блеском в глазах ответил и тут же, предостерег его Герцог – только голову не трогайте, а то проиграем еще одну войну, кому за поражение будем рубить? Вам Август, Георгу или Дугласу?
- Не беспокойтесь, выше высочество, голову оставлю целой! – продемонстрировав латной перчаткой, заверил его военный комендант и через ступеньку зашагал обратно вниз. Столичные и иноземные гости с благосклонными улыбками расступались перед его тяжелой, громыхающей походкой, провожали его веселыми, восторженными взглядами. Спешили следом к перилам павильона и своим местам на трибуне, чтобы за фужерами и разговорами не пропустить ничего из предстоящего действа.
На плацу забил барабан, загудела волынка. Заиграли «построение». Рыцари и сержанты на восточном краю площади засуетились, спешно, кое-как, привели батальон генерала Кибуцци в боевой вид. Последним к ним подошел какой-то высокий и худой рыцарь с папиросой, по виду князь Мунзе. Неторопливо, как будто все ждали только его одного, постукивая пальцем, сбивая пепел, докурил, щелчком отбросил окурок и тоже встал со всеми. Сержант последний раз оглядел строй, отошел на правый фланг, в знак готовности поставил вертикально украшенное черным флажком копье. Над терцией подняли знамя, приготовились к торжественному открытию турнира.
Пропел рог. Оркестр заиграл во всю мочь. Разгоряченные положенной каждому кружкой вина дружинники, положив на плечи свои алебарды, копья и мечи под грохот барабана и пение полковых флейт двинулись по плацу. Две баталии по пятьсот человек, с черными и лиловыми шарфами поверх горжетов и бригандин, совершили аккуратный маневр: двумя колоннами промаршировали кругом по площади и перед трибуной. Под приветственные крики толпы вернулись на исходные позиции, встали друг напротив друга: баталия графа Прицци в лиловых шарфах с западного края площади у ворот ратуши, баталия генерала Кибуцци, в черных, с восточной, перед зданием Счетной Палаты и Банка Гирты. Все также пронзительно светло солнце, нагревало камни, играло на куполах шлемов и лезвиях мечей, на латных перчатках, оплечьях и заклепках брони. Шумная толпа на противоположной стороне площади, напирала на ограждения. Народу уже стало так много, что было уже не протолкнуться. Кто-то встал на основание решетки Собора чтобы было лучше видно, но тут же спрыгнул с него. Где-то случился конфликт, началась драка. Раздвигая публику древками копий и алебард, в ее сторону стальной цепочкой двинулись герцогские гвардейцы.
Запоздало прибежала, запыхавшись, чуть не споткнулась на ступеньках, извинилась перед принцессой Вероникой младшая дочь герцога Вильмонта Булле, Агнесс. Притащила за руку высокого рыжего и кучерявого мальчишку с кривыми зубами и в алой броне. Кивая на строй лиловых шарфов что-то быстро зашептала герцогине. Но та отказала какой-то ее просьбе, властным жестом велела обоим сесть рядом с дочерью генерала, Оливией Кибуцци и остальными фрейлинами, что расположилась на стульях и скамейках вокруг ее кресла. Последними вернулись на свои почетные места герцоги Булле и Ринья. Приметив благосклонный жест градоправителя начинать, церемониймейстер в глухой маске, парадных латах и плаще взмахнул рукой. Барабанщики сыграли «внимание». Баталии замерли, приготовились к бою. Во главе отряда лиловых шарфов, в первом ряду встали граф Прицци, Фарканто и тот самый усатый кавалер, Пескин, что сегодня намеревался проучить какого-то наглого школяра и радушно приглашал Вертуру с Марисой полюбоваться, как он будет его бить. Все трое были в современных композитных латах и каждый с длинным, затупленным мечом для военных игр.
Церемониймейстер то-то невнятно пропищал, но, запоздало сообразив что что-то не так, покопался у себя под шарфом цветов Булле, корректируя громкость, молодцевато и оглушительно гаркнул на всю площадь «раз, два, три!» и важным, торжественным тоном объявил об открытии пятьсот шестого фестиваля основания города и приуроченного к нему военного состязания, в котором примут участие сборный батальон вассалов Герцога и дружина Лилового Клуба графа Августа Прицци.
- По личной просьбе сэра Кибуцци, с позволения нашего сиятельнейшего герцога сэра Вильмонта Конрада Булле… - начал было он. Но его прервали выкрики, гул голосов и свист толпы.
Откуда-то от обоза на публику с грохотом вывалился огромный боевой конь. Пьяный генерал в открытом шлеме-саладе, сорванном с головы какого-то пехотинца, восседал на его спине, молотил сапогами без шпор. На трибуне и в толпе зрителей засвистели, загремел смех.
- Нет, голова ему точно не нужна – нахмурился, поморщился Герцог.
- Кто сразится со мной! А? – гарцуя по площади, пьяно сверкая глазами, рычал генерал, размахивая плетью – что, найдется смельчак скрестить мечи со стариком? Или тут все трусы и женщины? Давайте покатаю! Идите ко мне!
Принцесса Вероника на трибуне с картинно-невозмутимым видом приподняла бровь. Ее рыжая подруга засмеялась, закурила папиросу. Граф Прицци без лишних слов отстегнул забрало шлема, бросил его Фарканто и зашагал к всаднику, на ходу перекладывая для удара с левого на правое плечо свой двуручный меч.
Как раз в это время генерал развернулся к трибуне, чтобы поприветствовать дам, когда командор Лилового Клуба подошел к нему и с плеча рубанул по морде его лошадь. Конь захрипел, взвился на дыбы и, забив копытами, с грохотом сбросив всадника на камни мостовой, запоздало повалился следом. Секунду генерал лежал неподвижно в растекающейся луже конской крови. А граф Прицци подозвал к себе церемониймейстера и, схватив его за плечо, прорычал ему в шею так, что его голос загремел на всю площадь.
- ваше высочество, вы спрашивали не трогать голову?
Его лицо под козырьком шлема было искажено ненавистью, глаза горели бешеным, неукротимым огнем. Герцог на трибуне поморщился и сделал брезгливый жест.
- Фужеры-то Бог бы с ними, но такое свинство - это уже перебор.
- Хоть в чем-то мы с вами согласны друг мой! – приветливо салютуя кубком, кивнул герцог Ринья.
- Моветон – разочарованно развел руками за его спиной Патрик Эрсин, разъясняя что к чему каким-то застенчивым, прикрывающим рукавами лукавые и хитрые улыбки девицам.
- Сэр Булле говорит, несите сюда! – слыша этот разговор, звонко крикнул с трибуны какой-то бравый юноша в модной серой пелерине с черным восьмиконечным крестом на плече.
Граф Прицци без лишних слов схватил стонущего, хрипящего генерала за шлем и изломанной грудой тряпок и железа с грохотом и видимым усилием поволок в сторону трибуны.
- Меч для потешного боя – переведя дыхание, деловито крикнул он – дайте топор!
- Вот ваш меч! – встала со своего места, подняла и передала одной из своих девиц оставленное у ее кресла боевое оружие графа принцесса Вероника, чтобы та передала его вниз. Девушка взволнованно схватила ножны в обе руки, прижала их к себе и, звонко стуча по доскам высокими каблучками сапог, побежала относить. Вручила оружие графу.
- Август! – приходя в себя, застонал генерал – лихо вы…
Но граф замахнулся ногой, тяжелым метким ударом пихнул его в лицо так, что генерал откинулся на доски основания помоста и, припав на одно колено, быстро выдохнув, гулко ударил его с двух рук своим длинным мечом точно по шее. Тело генерала напряглось и с грохотом обмякло на мостовой. По камням потекла кровь. Шлем с головой качнулся на куполе, мертвое лицо запрокинулось, уставилось в ясное ветреное небо.
На секунду воцарилась тишина. Граф Прицци вернул свой меч девице и, бросив ей короткое и грозное.
- Попросите ее высочество отереть кровь – взвалил на плечо свой затупленный меч для военных игр, зашагал к своему отряду, ожидающему начала сражения.
Наверху, у кресла принцессы Вероники, высокая и стройная, нарядная светловолосая девица в красивой черной с золотой вышивкой мантии, широко распахнула голубые глаза и, словно не веря, что сейчас произошло, обратила к герцогине недоумевающий взгляд.
- Вероника… леди Булле – прошептала она, поджав ладони к лицу, встала со скамьи, попятилась и едва не упала со ступеней, но ее удержала рыжая Лиза.
- Оливия, осторожнее! – воскликнула, предупредила она, придерживая ее за плечи.
Но принцесса Вероника не обратила на эту сцену никакого внимания, как и на принесенные обратно к ее креслу ножны и окровавленный меч. Прищурив свои горящие кроваво-багровые, глаза, она внимательно наблюдала за людьми, собравшимися внизу на трибуне, с интересом созерцающих мертвого генерала и спину идущего от него прочь графа Прицци. Секунду царило молчание, но полковник Гутмар, что сидел на втором ряду, внезапно громко воскликнул в тишине.
- Ей Богу, уж лучше бы пьяным с лодки в реку. Хоть без такой стыдобы!
Как будто дал команду к тут же начавшемуся волнительному, веселому и шумному обсуждению инцидента. Маршал поднял кубок и отсалютовал Герцогу.
- А девка-то хваткая! Придет время, и вашу старую башку, Вильмонт, не сморгнув, чужими руками снимет!
- Отрубили одну голову, подставь другую – мрачно, с намеком, кивнул молчаливый до этого барон Тсурба сидящий от герцога Булле по другую руку и тоже поднял фужер. Они с маршалом отсалютовали друг другу и стукнулись кубками над коленями градоправителя. Запоздало присоединился к ним и сам Герцог.
- Внимание! – по знаку графа Прицци снова бодро и громко, на всю площадь, провозгласил церемониймейстер, отдал приказ музыкантам, что тут же снова застучали в барабан, запели в рога, наддали на волынки.
- Не стоять! – грозно и хрипло, закричал своим людям граф, указывая идти в наступление – вперед! В копье! Гирта!
- Да! – провозгласил Фарканто и вскинул меч.
- Христос Воскрес! Гирта! – как на войне страшно и яростно загремели боевой клич жандармы Лилового Клуба, и воодушевленные победой своего командира, ускоряя шаг, угрожающе держа оружие наперевес, монолитным бронированным валом двинулись на баталию вассалов Герцога. Оставшиеся без командира черные шарфы, видя с какой непреклонной решимостью идут на них оппоненты, подались назад. Уплотняя формацию, как на учениях против конницы подняли алебарды и пики, и, возможно они смогли бы дать наступающим достойный отпор, с честью показать свои отвагу и умение, если бы из строя не выпрыгнул какой-то совсем юный мальчишка с регалиями капитана и, громогласно прокричав.
- Вперед марш! А ну! Барабан, наступление! Слава Гирте! – вскинув на плечо свою палку с метровым стальным лезвием, не оглядываясь, в одиночку зашагал в атаку на баталию графа Прицци.
Часть строя отважно качнулась за ним, но большинство не послушалось, в недоумении оглядываясь на старших в ожидании приказа, осталось на месте. Князь Мунзе махнул рукой, отдал приказ наступать, сам поспешил вперед за смельчаком, но было поздно: черные шарфы безвозвратно потеряли инициативу, построение поломалось, обратив монолитную стальную формацию в рассеянную толпу, совершенно не способную к ведению слаженных боевых действий. Юноша, его оруженосец со щитом, князь Мунзе, сэр Порре и еще несколько человек с ними, не оглядываясь, сильно оторвались вперед и своим маленьким строем первыми оказались перед неудержимым графом и его людьми. Юный капитан сходу всадил с двух рук своей палкой в забрало шлема Пескина, как будто только ради этого он пошел в эту самоубийственную атаку и опрокинул его. При этом он сам получил несколько тяжелых сокрушительных ударов от Фарканто в плечи и шлем. Рядом с ним упал, навалился на него сраженный сразу несколькими мечами князь Мунзе. Граф Прицци замахнулся и ударил сверху вниз юного оруженосца, тот поднял щит, начал отступать, но второй и третий удары окончательно лишили его сил так, что он упал и прикрылся щитом, чтобы больше не били. Последним, получив в броню несколько тычков тупыми пиками, споткнулся о какого-то пятящегося солдата хвастливый сэр Порре.
- Статистов лупить без пощады! – поднимая забрало шлема, загремел граф – Христос Воскрес! Слава Гирте!
Минута скоротечной рукопашной схватки, глухой грохот стали и лязг мечей и все было кончено: строй лиловых шарфов сверкающей лавиной прокатился по площади, оставшиеся в строю черные шарфы дрогнули и, бросая оружие, с испуганными лицами кинулись прочь от наседающих на них противников. Под смех и крики публики, их гнали до ограждения, до обоза и карет. Черных шарфы бежали что было сил, прыгали под балки забора в толпу, бросались на четвереньках под повозки, лезли на фургоны и телеги. Их хватали за одежду, валили, колотили сорванными латными перчатками и эфесами мечей, догоняли, на бегу давали пинков под зад, бросали в спины шлемы, кололи ниже пояса, совали в ноги древки алебард и пик.
- Вильмонт, да это же настоящие артисты. Таланты! Им гастролировать надо! Денег заработают для города! – прищурившись, громко, на всю трибуну, весело и мстительно бросил маршал Герцогу и потребовал у оруженосца новый, взамен разбитого от восторга, фужер. На трибуне и на площади смеялись, стоя аплодировали столь быстро и феерично завершившейся битве.
- Забавный сценарий. Да, необычно – тихо осведомился у герцога Вильмонта, показал пальцем в черной перчатке, барон Тсурба – кто автор? Вы?
- Нет – сдержанно кивнул, ответил Герцог. Он не особо скрывал обиду и был очень недоволен тем, какой очередной позорной глупостью вылился этот бесспорно проваленный турнир.
Еще некоторое недолгое время по краю отгороженного пространства, где разбитые черные шарфы пытались сбежать от преследования, еще стояла шумная возня. В это время граф Прицци и его люди помогли подняться на ноги четверым смельчакам, первым вступившим в битву.
- Галько, да это вы! – весело изумился Пескин, лихо закручивая свой длинный торчащий ус – вот и подрались!
- Продолжим на поединках? – отирая разбитый до крови забралом шлема рот, устало, с напором и вызовом отвечал ему молодой капитан. Он едва держался на ногах и был контужен. Его мутило и трясло от ярости и пережитого волнения.
- Да вы мне уже и так засадили… - демонстрируя белую ссадину на куполе шлема, примирительно ответил усатый рыцарь.
- Галько! Таких героев как вы к врагу надо засылать! - стукнулся с ним локтями, кивая на разбитый вражеский строй, засмеялся граф Прицци – сегодня вечером леди Вероника устраивает праздничный ужи, поедете с нами. Там будет ваша сестра. Вольфганг вы же не возражаете против присутствия вашего будущего шурина? – осведомился он тоном, не терпящим пререканий у своих клевретов.
- Конечно нет – с готовностью кивнул рыцарь.
- Как со стороны? – обратился он к князю Мунзе, обнимаясь и с ним – наступали в шаг?
- Как всегда, железно – поморщился, ответил тот. Захлопал ресницами, надевая обратно на нос свои узкие очки, которые она снял перед боем, чтобы не разбили.
- Ну все, закончили тут? – оглядывая поле боя и возвращающихся к ним разгоряченных погоней дружинников, с картинной надменностью громко спросил Фарканто – можно идти на обед?
- Вольно – согласился граф Прицци, отдал Фарканто свое оружие и шлем, зашагал к трибуне, чтобы засвидетельствовать свое почтение Герцогу и принцессе Веронике. На зрительских местах и в павильоне царило восторженное праздничное веселье. Все пили, угощались горячими бутербродами, обсуждали столь скоротечно и непредсказуемо завершившийся турнир. Маршал Ринья с Эрсином, магистр Роффе и все остальные ушли с солнцепека под навес, к столам. Герцог проводил их недовольным взглядом. Сгорбившись, облокотившись о ручки кресла, уставился перед собой, тревожно оглядывал площадь и шумную толпу за ограждением пустого пространства для несостоявшихся военных игр. Рядом с градоправителем остались только барон Тсурба и замершая по стойке «смирно» за его спиной Ева. Отдельной группой, с фужерами в руках, рядом ниже подвинули друг к другу стулья, собрались кружком депутаты и богатые горожане, завели обсуждение каких-то малосущественных финансовых и торговых дел. Все также торжественно и неутомимо, повинуясь неизвестно чьему отданному приказу, маршировал по плацу, играл бравурный марш оркестр. Толпа на площади становилась все более шумной. От стен домов отражались, долетали до трибуны отдельные неразборчивые пьяные и агрессивные выкрики: у решетки Собора отдельными кампаниями уже собирались, задирали друг друга через переносные ограды и полицейское оцепление спорщики, участники назначенных на вечер кровавых поединков. Распорядитель турнира ходил по военному лагерю, тщетно пытался организовать хоть какое новое военное зрелище, но все уже устали, измучались на жаре, сняли броню и желали только побыстрее пойти прочь, упасть где-нибудь на диван или мягкий стул и насладиться праздником за столом, в кругу друзей, знакомых и семьи.
- Ваше высочество? – подошла к задумавшемуся Герцогу, сделала вежливый книксен, спросила принцесса Вероника – мы едем на ярмарку. Разрешаете?
За ее спиной стояла Агнесс Булле и ее взволнованный столь сиятельным обществом прыщавый кавалер. Тут же оказалась и держащая в руках все еще окровавленный меч графа Прицци, с интересом рассматривающая его, рыжая Лиза. Сам граф и его свита уже недвусмысленно ожидали внизу. Оруженосцы подводили коней, рыцари отдавали им длинные мечи и шлемы, помогали своим спутницам подняться в седла.
- Ты права, весь этот фарс просто омерзителен. Идите отдыхайте – как будто отмахиваясь от нее чтобы только пошла с глаз долой, благосклонно кивнул, разрешил Герцог.
- По плану должно было быть несколько сходок - сидя рядом ниже, важно объясняли похоже не понимающему что только что тут произошло, кажется уже сильно подвыпившему, глуховато подворачивающему ухо, столичному министру начальник тюрьмы, полковник Гутмар и комендант Южной Гирты Тиргофф. Рядом с ним в компании подруг сидела, надувшись на отца и жениха, дочь полковника, красивая и молодая девица семнадцати лет. Протирая большие круглые очки, которые она сняла с продавленного оправой носа, все еще стараясь изобразить обиду, поджимала губы и одновременно с волнением и интересом глядела на поле прошедшего боя, солдат в броне и тела мертвого генерала и его лошади, которые до сих пор никто так и не приказал унести. Подле нее, с видом знатока военного искусства, мужественно покачивал модно подстриженной бородой, опирался о рукоять меча, сидел как на коне лицом к спинке стула, против ее воли назначенный ей строгим отцом в женихи, молодой майор кавалерии Симон Вритте . Не скрывая восхищения, смотрел во все глаза, беззаботно любовался своей будущей женой. От души радовался солнцу, хорошему обществу и тому, что это не его рейтарский полк, показывать который ему предстояло завтра на конном турнире, подвергся сегодня такому гнусному унижению.
- Нарушенный боевой порядок и отклонение от заранее намеченного плана, каким бы плохим он ни был, на войне это всегда верная смерть – объяснял майор – но...
- Ничего, ничего – благосклонно закивал, перебил его министр – как у вас тут все самобытно, непосредственно и мило!
- Сорок семь раненых, трое насмерть – сухо доложил Герцогу подошедший наверх армейский доктор.
- Я пойду помогу - чуть улыбнулся, как будто ему было от этого приятно, барон Тсурба – сэр Булле, разрешите?
- Да, разумеется – согласился тот, помрачнел еще сильней. С уходом эксцентричного барона, если не считать молчаливой Евы, увлеченных беседой о тактике полковника, майора, коменданта и министра, и присутствующих рядом с ними пригожих девиц, он остался совсем один.
Часы показали пять вечера. По ступеням трибуны энергичной походкой поднялась невысокая красная фигура с низко надвинутым на глаза капюшоном. Пришла одна, без всякой охраны и свиты. Высокопоставленные чиновники и жандармы расступались, отстраненно и сдержанно приветствовали ее, не пытаясь первыми заговорить с ней. Перемолвившись несколькими словами с магистром Роффе и генеральным прокурором Гирты Максимилианом Курцо, поклонившись министру Динтре, и другим высокопоставленным старшинам и землевладельцам подошла к Герцогу и встала рядом с ним.
- Хельга – даже не глянув в ее сторону, сказал он – у тебя ко мне важное донесение? Или очередной отчет о том, что ты работаешь, и нарушений нет?
- Есть, но я работаю над ними, мой лорд – преклонив колено, кивнула она и слегка улыбнулась, как будто чтобы приободрить опечаленного, брошенного всеми, Герцога.
- Вся наша жизнь это одно большое нарушение – вздохнул Вильмонт Булле и тоже чуть улыбнулся – фужер вина за Гирту?
- У меня свой напиток – ответила она, достала из-под полы плаща флягу и налила из нее в услужливо подставленный оруженосцем фужер. Жидкость была черно-багрового цвета и густой как кровь. Выливаясь в кубок, липла на стенки крупными каплями. Сидящие неподалеку молодые женщины, что всеми силами пытались утешить Оливию, дочь генерала Кибуцци, тело которого до сих пор лежало на мостовой в ожидании, когда доктор освободится после раненых и придет за ним, недоверчиво уставились на фужер в ее руке. Покосились на кровь внизу. Но Хельга Тралле не обратила на них внимания, не смутил ее напиток и Герцога.
- Пятьсот шестой год основания Гирты! – явно пытаясь изобразить торжественную улыбку, негромко воскликнул он.
- Слава Гирте! Христос Воскрес! – кивнула Хельга Тралле.
Герцог поднял свой фужер, но не ударил им о фужер собеседницы. Они выпили.
***
Когда принцесса Вероника во главе своей свиты отъезжала с площади, за ограждение для гостей прорвался какой-то жандарм, шумно разругался с караулом, вбежал в павильон, начал что-то взволнованно объяснять маршалу Ринья.
- Что там? – резко обернулась в седле, прищурилась, раздраженно спросила принцесса Вероника.
- Узнаем, догоним! – быстро крикнул Фарканто, соскочил с коня, помог спешиться своей рыжей подруге и оба заспешили обратно в павильон.
Граф Прицци подал сигнал. Пеший рыцарь в сверкающей пластинчатой броне загудел в рожок, призывая пешеходов освободить проезд, и колонна неспешным шагом двинулась в сторону рынка. Когда они были уже на половине пути, проезжали здание суда, их догнали Фарканто и его бойкая рыжая спутница.
- У Восточных ворот взорвали экипаж Элеоноры Ринья! – подъехав в упор к принцессе, бросила, по-деловому, как будто это касалось какой-то несущественной безделицы, сообщила рыжая Лиза – но леди Ринья там не было. Карета сложилась вовнутрь. В щепки. По журналу станция зафиксировала локальный гравитационный разрыв.
Принцесса Вероника чуть повела головой, как будто эта новость не произвела на нее совершенно никакого впечатления.
- Значит леди Элеоноры сегодня уже не будет – только и сказала она с легкой безразличной досадой, глядя на веселый нарядный поток гуляющих по проспекту людей – печально. Давно с ней не виделись.
***
Солнце закатывалось за крыши домов. Сизые тени потянулись по площади от башенок мансард, от стен, шпилей колоколен и церквей. В тенях становилось холодно. В прозрачном голубом небе резко светило уже рыжеющее, клонящееся к западу солнце. Громко стучал барабан. Вертура, Мариса, доктор и студенты как-то сумели занять целый столик у входа в распивочную, где в зале играл граммофон, через дверь слушали новые столичные пластинки. От перегруженных аккордов гитар, басов и клавиш, от совсем не похожих на местные напевы, быстрых ритмов, поднималось настроение. От выпитого мутило, но с каждым новым глотком как будто становилось немного легче. На помосте уже час, как пороли провинившихся. Начинали с тех, кому за мелкое хулиганство, драку или иной легкий проступок полагалось всего несколько ударов, с постепенным переходом к более серьезным правонарушителям. Столичные гости поднимали рамки, вставали на цыпочки, лезли на скамьи, с интересом вслушивались в сухие строки приговоров, во все глаза любовались этой незнакомой им экзекуцией. Детективу же и остальным было уже абсолютно все равно. Вертура сидел поперек скамейки, устало облокотившись о ладонь, пил свой кофе, перемежая его с вином, то и дело одергивал себя чтобы не захмелеть. Доктор Сакс вливал в себя кружку за кружкой, вел какие-то бессвязные, бессмысленные разговоры с такими же пьяными художником Гармазоном и его Эллой. Окончательно раскиснув, начал жаловаться, стонать, насколько он одинок и никто не понимает его, не любит и не хочет читать его познавательные научные статьи. С завистью глядя на школяров и их подруг, почти со слезами на глазах сообщил на всю площадь, что как прекрасно быть молодым, и как было бы замечательно, чтобы какая-нибудь прелестная девица села и к нему на колени, утешала и была ласкова с ним. Пришла одна, но ей пригрозили сдать на порку и она тут же под общий хохот убежала прочь и скрылась в толпе.
Так шло время. Вертура заскучал и теперь уже без всякой тени удовольствия слушал беспрерывно молотящую однообразную музыку, устало глазел по сторонам на все эти уже порядком надоевшие толпы пьяных шумных гуляк, лотки, шатры, павильоны и до омерзения лицемерных, куражащихся кто во что горазд актеров и циркачей. Вздыхал, крепко держал под руку уже пьяную, все время рвущуюся куда-то встать и бежать, похоже, уже готовую начать буянить, Марису.
- Знакомые персонажи! – внезапно приметив на помосте лейтенанта Оскара Доццо и его жену Иду, воскликнул, одернул ее за плечо детектив. Секретарь в черно-белой маске уже зачитал приговор, который Вертура благополучно, как и все другие до этого, пропустил мимо ушей. Под презрительный свист толпы - Ида Доццо была сегодня первой женщиной в списке, которой полагалось наказание, обоих приговоренных раздели выше пояса, притянули к колодкам друг напротив друга, голова к голове.
- Что выбираете? Справедливость закона, или милость Бога и Герцога? – строгим сухим голосом провозгласил распорядитель в лохматой маске черно-белого демона.
- Справедливость! – вращая сумасшедшими глазами, облизывал влажные, прокушенные губы, скривился в страшной улыбке, сдул с лица упавшие не глаза волосы, лейтенант.
- Милость… – прошептала одними губами разгоряченная от стыда и страха Ида.
- Сложите и разделите на двоих – прозвенел рядом холодный и властный голос. Проталкивающийся через толпу, волочащий за собой встревоженную, раздосадованную столь резким обращением Марису, детектив повернулся в сторону окрика и увидел в десятке метров от себя восседающую на белом нарядном коне принцессу Веронику.
- Приговор герцогини - закон! – словно бы с насмешкой согласился секретарь и отдал приказ палачам – по тридцать ударов каждому. Мастер! Приведите к исполнению!
- Ну Христос Воскрес! – тряхнул головой, страшно и отчаянно воскликнул Оскар Доццо.
На площади все также играла музыка, кричали пьяные, веселились циркачи. Люди пили, разговаривали, смотрели по сторонам. Ритмично щелкали плети. Первые десять ударов Ида Доццо жалобно и громко вскрикивала, но потом прокусила губы и язык и затихла. Слезы ручьями катились по ее окровавленному лицу. Ее муж, наоборот, только сжимал рот, при каждом ударе шумно вдыхал через плотно сжатые зубы, натужно хрипел. К концу он стал спокоен и даже как-то весел, а когда кнут последний раз хлестнул его по искалеченной, превратившейся в сплошное багровое месиво спине, расслабленно уронил голову на грудь и тяжело выдохнул. Его жена напротив, еще где-то на двадцатом ударе лишилась чувств, так что было трудно понять, живая она вообще или нет.
- Лейтенант Марк Вертура! Отдел Нераскрытых Дел! – приметив в отцеплении знакомое лицо, продемонстрировал регалии капитану Кноцци, руководителю оперативного отдела полиции Гирты, детектив, и они с Марисой прошли к помосту, с которого уже снимали бесчувственных супругов. Неверную жену и расправившегося с ее любовником мужа.
- Оскар? – подошел к нему детектив, раскрыл свою флягу с кофе, плеснул ему на лицо и в рот. Лейтенант быстро заморгал, закашлялся и подавился.
- Обычно больней…- только и выдохнул он – Марк, чертов шпион, опять вы…
- Это шок – подошел, навис над ними граф Прицци. Расстегнул поясную сумку, которую на время потешного боя он переместил по ремню за спину, достал из нее ампулы и шприц. Присел на бревна рядом с детективом.
Мариса подошла к Иде Доццо, укрыла ее своим плащом. Тут же появился, навел на лежащую без чувств женщину свою рамку и бородатый столичный художник, прошедший со своей подругой через отцепление, продемонстрировав какую-то регалию и сказав, что он важный столичный корреспондент.
- Да, жестоко – качая головой, констатировал он – но поучительно.
Принцесса Вероника подвела своего коня к ним вупор, уставилась своими кроваво-красными глазами на столичных гостей.
- Это из-за нее – без тени жалости, строго сообщила она им.
Аккуратно обойдя ее коня спереди, к наказанным подошел какой-то высокий, аккуратный и пожилой незнакомец, привел за руку нарядного мальчика лет восьми и красиво одетую девочку четырех лет.
- Надо довезти домой – с низким поклоном обратился он к принцессе - Леди Булле, я не могу просить вас о помощи, но…
- Мама… - заметив растрепанную и окровавленную Иду Доццо, заплакал, было бросился к ней мальчик, но пожилой слуга цепкой рукой удержал его чтобы он не попал под копыта.
- Мама, мамочка! – закричал громче, капризно затопал ногой ребенок, чем вызвал недовольство окруживших его людей.
- Август – властно кивнула принцесса Вероника графу Прицци – заберите их во дворец - и сурово обратилась пожилому мужчине – ступайте. Я прикажу нашему доктору осмотреть их.
- Да моя леди – смиренно кивнул дворецкий и, крепко ухватив за плечо рыдающего, вырывающегося мальчика, повел его прочь. На помост уже поднималась очередная приговоренная к порке женщина. Еще с десяток человек ожидали плетей под строгим надзором конвоиров в стороне. Поодаль, закованные в цепи, с безразличной, усталой тоской в глазах, сидели приговоренные за воровство и грабеж к отрубанию пальцев и ног воры и бандиты. Палачи уже раздували угли, чтобы прижигать раны, останавливать кровотечение. В колоду рядом с маленькими, как в камере пыток, тисками для одной руки, был воткнут увесистый топор, похожий на мясницкий.
Пескин быстро договорился с постовыми о том, чтобы те погрузили в свою повозку обоих Доццо, догнали дворецкого и всех вместе, с их сыном и дочерью довезли до Малого Дворца. Отправил вестового, сказал, позвонить герцогскому лейб-медику, доктору Фонту, узнать у себя в лазарете он или нет.
- Марк, Анна – повелительно окликнула детектива и его спутницу, что уже собрались уходить, принцесса Вероника.
- Моя леди… - вздрогнул, поклонился детектив.
- Ваше высочество… – сделала смущенный книксен Мариса, прибавила изумленно – вы помните меня?
- С чего это мне вас не помнить? – кивнула принцесса и чуть улыбнулась. Ее страшные багровые глаза на миг стали теплыми и радостными, как будто она встретила старых, давно забытых друзей – вы снова приняли участие в судьбе глупого Оскара, так что сегодня поедете со мной. Будете моими гостями. Или у вас, как у Бориса, есть более важные дела, чем приглашение леди-герцогини?
***
Длинные сумрачные тени от ив у реки, от домов, от фасада церкви в западной части площади и поднимающейся высоко над крышами колокольни Собора Последних Дней, ложились на камни мостовой, на настил помоста, на тканевые бока шатров, павильонов и тентов. Лучи уходящего за дома рыжего вечернего солнца играли в витражах, бросали холодные рыжие отблески на шлемы полицейских и острия пик.
На узких, ведущих вверх по склону холма, к Соборной площади, улочках, между плотно стоящих друг к другу, нависающих над мостовой фасадами зданий, стало темно. Вокруг, в домах, на балкончиках, во двориках, в палисадниках, на крышах и между скал один за другим загорались веселые и уютные праздничные огни. Из распахнутых окон лилась музыка. Большая группа всадников во главе с графом Прицци и принцессой Вероникой уже в сопровождении большого отряда присоединившихся к ним жандармов и их девиц, пеших, вернувшихся с прогулки по городу герцогских гостей и оруженосцев торжественной многолюдной и грозной армией неспешно следовала по проспекту. По приказу герцогини во главе колонны подняли знамя с черным драконом на багровом поле и золотым крестом. Везти его доверили кривозубому рыжему юноше, которого привела на турнир и представила принцессе младшая дочь герцога Вильмонта, Агнесс. Бил барабан, мелодично и низко пела большая полковая флейта. При виде столь торжественного и грозного отряда, горожане и гости города улыбались, отходили к домам, вставали в подворотнях, в дверях лавок и на крылечках. Снимали головные уборы и капюшоны, радостно и почтительно кланялись графу и принцессе Веронике. Та сдержанно и благосклонно улыбалась, кивала им. И если все вокруг радовались ее торжественному и многолюдному праздничному кортежу, то в глазах самой герцогини стояла плохо скрываемая усталая, напряженная тревога. Граф Прицци ехал по правую руку от нее, разговаривая с ней, держал себя властно и отстраненно, как заслуженный генерал с молодой женой или взявший на важную встречу дочь, отец. Слева ее сопровождал сейчас серьезный, и даже, как показалось детективу, страшный в своей эксцентричной непредсказуемости Фарканто и оскалившаяся, бросающая по сторонам пронзительные, хозяйские взгляды, рыжая Лиза. Капитан Галько с друзьями и кучерявой зеленоглазой девушкой, Пескин со своей дамой, что оказалась испортившему турнир юноше старшей сестрой, и многие другие уже знакомые и незнакомые Вертуре кавалеры с сыновьями, женами и дочерьми в компании домочадцев и облаченных в начищенные доспехи дружинников, кто пешком, кто верхом, кто в повозке, плотной колонной следовали за ними. Подняв на плечи оружие и копья с флажками, образовали самое настоящее и не в пример турниру искренне, праздничное шествие.
Вертура и Мариса старались не отъезжать далеко, держались первой трети отряда неподалеку от герцогини. Оба молчали. Детектив то и дело оглядывался по сторонам, Мариса, делала вид, что ничуть не взволнована столь внезапным высоким приглашением. Уставившись перед собой, подозрительно, исподлобья, поглядывала на Вертуру и едущих рядом столичных гостей. С непривычки пьяно и опасно покачивались в седлах, пытаясь одновременно рисовать все вокруг, Гармазон и Элла громко смеялись и шутили, пили из постоянно передаваемых из рук в руки бутылок и фляг и, гладя на них, Вертуре еще подумалось, что в таком состоянии им надо было ехать в повозке, а не верхом, как, будто нарочно чтобы сыграть с ними какую-то злую шутку, или проверить их, предложила им принцесса Вероника. Он хотел сказать об этом, но благоразумно промолчал. К счастью все разрешилось благополучно: как будто наконец сжалившись над ними, пока они не упали и не расшиблись о камни мостовой, кто-то указал двум юношам, подойти и, чтоб не дергали, взять их животных под уздцы. Отъезжая с рынка, Элла громко и несколько раз спросила забрать и их новых знакомых - окончательно опьяневших и начавших буйно безобразничать студентов, но принцесса отвернулась от нее, сделала вид, будто не услышала. Бросили лежать со школярами под деревьями у реки и доктора, что перепив и уткнувшись лицом в траву, впал в какую-то бестолковую и бессмысленную пьяную истерику.
Так доехали до Соборной площади. Здесь, под стенами счетной палаты, уже заканчивал свои сборы военный обоз. Большинство участвовавших в турнире уже разошлись, но некоторые остались, сидели у телег в ожидании горячей трапезы и ночного торжества, что должно было начаться после кровавых поединков. Ограждение турнирного поля уже частично разобрали, частично сдвинули к павильону и трибуне. Из освободившихся деревянных секций составили несколько рингов для боев. Перед ними за составленными в ряд, укрытыми лиловой скатертью просторными, как в суде, столами, несла свою службу городская комиссия. Уполномоченные от магистрата и жандармерии откровенно скучали, изображая работу, вяло заглядывали в свои книжки, проверяли журнал, изредка, с молчаливым раздражением, поднимали глаза на вялую дуэль, как какой-то обнаженный по пояс юноша неумело и злобно размахивал мечом перед еще более неумелым уже немолодым, но не менее разъяренным господином. Вяло и редко ударял барабан, меланхолично наигрывала колесная лира: городские музыканты, сидя на первом ряду трибуны, спустя рукава создавали на площади атмосферу торжества, сменив давно ушедший праздновать на какой-нибудь важный прием в богатом замке, полковой оркестр. В стороне от рингов чернел тентом больничный фургон. Рядом на досках лежало несколько укрытых черными докторскими саванами неподвижных тел. Безутешно плакала, прижимая к себе маленьких сына и дочь, какая-то женщина. Сидящему чуть поодаль на раскладном стуле мрачному рыцарю с мечом, доктор обрабатывал колотую рану. Тут же прогуливались, вели свои разговоры и обсуждения те, кто уже провел свой бой или, примирившись с противником, официально, письменно, отказался от заявленной дуэли. Отдельно, через забор друг от друга, сидели подавшие заявки и ожидающие своей очереди на поединок. С сомнением, недоверием и ужасом оборачиваясь на раненых и мертвые тела, показывали пальцем, махали руками, вытягивая лица, кричали оппонентам за забором «Да ты на себя посмотри!». Накуражившись, наконец доказав себе и публике, что они не сдались и не прогнулись, снисходительно бросали «Ну ладно. Что в конце-то концов?», раскрывали объятия в знак примирения, извинялись, братались и, забирая с собой многочисленных друзей и подруг, что пришли поддержать их перед боем, уходили все вместе в сторону рынка.
Павильон, где праздновали открытие фестиваля герцогские гости и откуда смотрели так неудачно сложившийся пеший турнир, опустел. Буфет уже закрыли, а фургончик с баром увезли к герцогскому дворцу, где на вечер и ночь был назначен большой, посвященный фестивалю пир. Спеша на него, в ворота парка въезжали нарядные повозки и верховые. У ограды нес вахту караул. По дорожкам прогуливались отдыхающие. Не торопясь идти в накуренные салоны и залы, наслаждаясь ясным вечером и легкими напитками, занимали удобно расставленные между нарядных клумб скамеечки и уютные, укрытые в кустах акации и шиповника беседки.
Из ворот парка, как будто нарочно рассчитав встречу у герцогиней, выехал барон Тсурба. Его экстравагантный, похожий на поваленную колокольню без окон экипаж стоял неподалеку, но сам он отчего-то восседал на спине вороного коня, чья необычно густая черная грива и такой же непроглядно-черный хвост были одного тона и как будто одной фактуры с его необычайно длинным и, должно быть неудобным, похожим на крылья летучей мыши плащом. Остановившись у ограды парка, он поклонился графу и принцессе Веронике, осведомившись о здоровье, улыбнулся так, что Вертуре стало неприятно: на миг их глаза встретились, отчего детектив даже вздрогнул. С интересом оглядывая этого эксцентричного аристократа вблизи, он внезапно осознал, что лошадь барона смотрит прямо на него точно таким же взглядом, как и всадник, неподвижно, внимательно и осмысленно. Зрачки обоих, двигались синхронно, словно принадлежали к одному разделенному надвое существу, и только, если глаза барона были просто черными и как будто поглощали свет, то в глазах лошади было нечто похожее на то, словно там копошились, перекатывались, переплетались друг с другом тугими клубками какие-то тонике и уродливые черно-серые жгуты.
- Я уезжаю – выслушав от герцогини короткую сдержанную благодарность за заботу, спокойным деловым тоном сообщил гость - если я буду нужен вам в Гирте, звоните, обращайтесь, в любое время.
- Да, благодарю вас – вежливо, но холодно, кивнула она в ответ и нетерпеливо тронула коня. Отъехал и барон. Вертура же, что был несколько озадачен этим явлением, решил для себя, что скорее всего он все-таки напился и стал мнителен.
- Все я домой – пристально глядя на него вупор, внезапно коротко и зло бросила ему Мариса. Рывком остановила лошадь перед воротами герцогского парка, напряженно замерла в седле. Ее щеки горели, в голосе и пылающих глазах сквозили обида и бессмысленная пьяная злость – иди один. Леди Булле позвала тебя. Делай что хочешь. Это твое приглашение.
- Ты должна.. – протянул ладонь, хотел коснуться ее рукава детектив, но она брезгливо отдернула локоть, нахмурилась и хотела было спрыгнуть с седла, но Вертура все же ухватил ее за руку, удержал, наклонился к ней, сказал тихо и отчетливо – леди Тралле сказала, что мы при исполнении. Я здесь непричем, я сам ничего не понимаю, ты должна поехать со мной. Видишь, что творится?
Их громко окликнули из колонны. Мариса прищурилась, как будто желая ударить, секунду смотрела на Вертуру тупым, полным ненависти взором, но внезапно опустила взгляд. Прошептала тихо так, что он едва расслышал ее за боем барабана, редкими ударами мечей, веселым говором, эхом и цокотом копыт.
- Ага, как всегда. Кто меня когда-нибудь спрашивал. Ну поехали, что теперь делать.
***
https://vk.com/id686957
Дооктор Эф.
Гирта. бывш. путешествие на север. Глава 12
© Copyright: Михаил Фиреон, 2018
Свидетельство о публикации №218062600126
Свидетельство о публикации №218062600126
Рецензии