Never look back

Never look back

Alex Sheridan & Louise Messereau

Это проект моего учителя. Но он разрешил мне опубликовать его.

Когда в цепях и каменных тоннелях,
Среди потерь и в окруженье крыс,
Тебя сломать могли, но не сумели,
Ты принял просто правила игры.
Там где то за стеной звучит надрывом
Назойливой скрипучею струной
Не колыбельной, но подобно пилам,
Мелодия твоих забытых снов.
Они входили призраками бесов
Из преисподней прихватив триптих.
Ты не забудешь этого процесса,
Но не сумеешь этот путь простить.
 
Ночь поглощает нас, и не дает вздохнуть, вытаскивая все, что днем удается от самих себя прятать.


Жизнь часто несправедлива... И исправить что-то в ней мы не можем. Но все наши решения составляют цепочку, ведущую к одному результату. Но вот дольше, или наоборот, быстрее, зависит от сделанного выбора.
Предопределен результат. Конец жизни одинаков, но насколько быстро он наступит, это уже решать нам своим выбором.

Как, когда, в какой момент все пошло не так? Лукас снова и снова мучительно пытался найти ответ на этот вопрос. Но так и не мог его отыскать. Его легенда, как  и прикрытие, были безупречны. Сотрудник посольства, он ко всему прочему обладал и дипломатической неприкосновенностью.  Русским языком владел практически как родным. Ничем не выделался из общей массы дипломатов, работающих за рубежом.  Соблюдал все регламенты, придерживался правил,  свои обязанности выполнял безукоризненно.  И в своей другой, тайной жизни, был весьма осмотрительным, следов не оставлял. Его невозможно было связать с кражей интела из засекреченных баз данных  русских.
Лукас перебирал в уме всех, с кем так или иначе сталкивался по роду своей деятельности. Не обделял вниманием даже уборщиков офисных помещений и официантов в ресторанах, которые он посещал.  Благо времени у него теперь было предостаточно. После ареста его поместили в тесное вонючее помещение с обшарпанными стенами, скрипучей железной дверью  и тусклой лампочкой, забранной погнутой сеткой. Кто-то пытался до нее добраться, не иначе. Да безуспешно. Если разбить лампочку, осколком можно вскрыть себе вены. Или проглотить стекло. В этом случае смерть будет боле мучительной…
Вот только умирать Норт не собирался. Это ошибка. Должна быть ошибка. Скоро все прояснится, и его выпустят. С извинениями. Или депортируют. Есть еще много стран, где можно работать. Не обязательно это должна быть Россия.
Но кто же его сдал, кто?
Навязчивый голос то и дело навязчиво твердил, Елизавета. Она. Больше некому. Она была близка с тобой. Она была слишком хороша, чтобы быть настоящей.  Слишком желанная, покладистая,  всецело преданная Лукасу, она обожала его безоговорочно. Он воспылал к ней ответной любовью, разумеется, хотя поначалу  опасался своих чувств, своей привязанности. Считая, и не без оснований, что она сделает его слабым и уязвимым. С Елизаветой Лукас был неизменно милым, заботливым, предупредительным, внимательным, со стороны могло бы показаться, что он и в самом деле влюблен в нее. Но никогда Норт не позволял себе растворяться в чувствах до конца и без остатка. Даже, когда они занимались любовью, частичкой рационального сознания он четко отслеживал каждое действие, каждую реакцию. Собственную и Елизаветы. Нет, она была честна с ним. Все время. Она не могла предать. 
Лишь теперь, когда Елизавета стала недосягаемой, Лукас осознал, как много она значила в его жизни. Очень быстро Норт стал воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся, постоянное и неизменное. Она всегда рядом. Нежная, ласковая, понимающая.  С ней можно было говорить обо всем. Почти обо всем. Темная сторона личности Лукаса навсегда была от нее спрятана. Для Елизаветы он был всего лишь рядовым сотрудником посольства, дипломатом,  джентльменом, ее возлюбленным…
- Полегче! – огрызнулся Лукас.
Конвоиры переглянулись и презрительно усмехнулись.
У Норта екнуло сердце. Что-то не так. Не должно так быть. Куда они его ведут?
Он надеялся до последнего. Что это не более чем кошмарный спектакль, который разыграли русские для острастки.  Надежда угасла, когда его втолкнули в камеру, захлопнув за Нортом дверь.
А несколько минут спустя, разверзся ад.
И длился восемнадцать дней без перерыва.
Пытки.
Вопросы.
Снова пытки.
- Сахарная лошадь. Что такое Сахарная Лошадь? Ты же понимаешь по-русски! Отвечай! Шугар хорс! Так понятнее? Отвечай, мать твою.
Если ее совсем недавно Лукас мечтал о душе, теперь он ненавидел воду.
Она  была повсюду. В каждой нитке его одежды, в каждой клетке его тела, в каждом нерве, в каждом проблеске его сознания, когда он появлялся между тем, как его обливали, не давая сделать вдох или выдох. Лукас знал об этой пытке, но одно дело представлять, и  совершенно другое прочувствовать все на собственной шкуре. Само это ощущение мокрой тряпки на лице вызывает приступ клаустрофобии. Тряпка воняет  блевотиной. От этого и Норта начинает мутить. Но это ничто в сравнении с тем, что происходит дальше. Вода льется непрерывно. В рот, в нос, в уши. Сначала пытаешься сопротивляться, отвернуться, вырваться. Но голову как железными тисками держать чужие руки, а тело примотано к какому-то лежаку. Все попытки тщетны. И ты понимаешь, что еще немного, и ты умрешь. В страшных муках. Дышать совершенно нечем, легкие разрываются от недостатка кислорода, хочется кричать, но нет ни сил, ни воздуха. Это как  балансировать на краю крыши и понимать, что сейчас сорвешься вниз. Когда все существо протестует против этого. И ужас неконтролируемый. Ты не хочешь падать, но и сделать уже ничего не можешь. И это чувство неотвратимости, неизбежности, что ты ничего не можешь сделать… Это и порождает иррациональную запредельную панику.
И в перерывах между пытками как из-под толщи воды, которую на него вылили, доносится голос. Грубый, прокуренный, но принадлежит он, несомненно, женщине.
- Сахарная лошадь. Что такое сахарная лошадь?
Мерзкий запах дыма дерет горло, Лукаса выворачивает, хорошо, что палач больше не держит его голову. Едва удается отдышаться, снова вопросы. Удары. Жесткие, отточенные. Но они даже приятны. Помогают придти в себя. И прохрипеть.
- Я не… я не знаю… что такое… Сахарная лошадь.
Лукас с трудом разлепил ресницы, как оказалось, только для того, чтобы встретиться взглядом со своей истязательницей. В ее глазах пустота. Нет ничего человеческого. Она затягивается вонючей папиросой, чуть прищурив глаза, выпускает дым через ноздри и кивает тому, кто еще находится в камере.
- Продолжаем.
В какой-то момент они решили сменить  вид пыток и теперь засовывали голову в ведро... наверное это даже нельзя назвать водой... сто процентов это не была вода. Но вся эта жидкость или жижа была уже не просто омерзительна - невыносима до смерти... Смерть. Почему нет? Почему не перестать сопротивляться и не позволить себе умереть? Это было бы выходом.  Но  умереть или утонуть ему все же не давали... Он только слышал сквозь полные воды барабанные перепонки звенящий и давящий голос... Что там? Лошадь? Сахарная? Ну  уж лучше молчать, иначе они придумают пытки сахаром... И он молчал. Глотал  рефлекторно эту жижу и молчал. Ожидая  только темноты... забвения... Хоть на минуту, когда ничего не чувствуешь. Не  видишь. Не слышишь, не помнишь. Пусть  только ничего не будет. Совсем. Пустой  черный квадрат. Замазанный  черной краской свет вечности... Но он-то знает что там, под этим слоем черноты... Там есть только она. Как  единственный лучик, за который хочется ухватиться и держаться...
Лукаса снова выворачивает, на этот раз в то же самое ведро, и его макают в собственную блевотину…
Веточка...
Но в сознание снова вливается поток жидкости и прокуренный голос мерзкой леди, задающей бессмысленные вопросы, на которые никто не собирается ни отвечать, ни принимать ответы. Они  понимали все, что в данном случае ответа не есть цель. Цель - вымотать его. Сломать. Сделать  из него даже не тряпку, подстилку. Видимо, на эту работу брали тех, кто получал от нее удовольствие. За  каждым из тех, кто менялся через несколько часов пыток и допросов, прятался латентный садист. Иначе  просто невозможно объяснить это наслаждение в глазах этих людей. Они  бы с удовольствие отрезали от него по кусочку плоти. Но, видимо такого приказа не было, и лишь одно это вызывало в них сожаление и разочарование. Вот  только не вид его боли. Ни  его крик. От  этого они как раз кайфовали с нескрываемым удовольствием. Только  что в ладоши не хлопали и «бис» не кричали. Вслух. Норт  слышал, как они с предвкушением наслаждения говорили «повторяю»,  и новая порция воды вливалась в него, гася надежду на то, что отпустят да еще и ... Что там должно было быть? Извинения? Да  уж, как же. Извинятся  они! Еще,  небось, и плату потребуют за промывание всего организма. Нет. Воду  он теперь ненавидел. Но,  видимо этого они и добивались. У  них что, неиссякаемые запасы воды?
И неиссякаемые запасы палачей... Или они спали тут же за стеной, чтобы не тратить время на дорогу домой, отдыхали, а потом злые как черти  в аду вымещали на нем неисполнимое желание поесть борщи и переспать с женой... но вот этой даме... как ее? Елена... вот ей точно не хватало мужского внимания. И  что она собиралась восполнить его вот таким способом? Впрочем,  чем бы ни пытался отвлечься Лукас от боли и отчаяния, его возвращали довольно быстро в реальность, предоставляя возможность искать глоток воздуха вместо глотка воды... Как же омерзительны уже эти фляги с водой, эти ведра, эта канистры... Хоть бы какое то разнообразие... Он тоскливо посмотрел на даму, пускающую серый папиросный дым ему в лицо, нет ей точно не знакомо чувство сострадания. Она с таким наслаждением глядела, как он, отплевываясь от воды, судорожно ловил всей глоткой дым и заходился в кашле надрывно и безудержно. А  если падал со стула, она вставала у его головы, чтобы не только видеть, но и ощущать, как он бьется головой о бетонный пол, и отпинывать его голову от своих сапог, если вдруг он заденет их. Потом  его рывком садили на стул, совершенно не заботясь о целости рук, затянутых наручниками назад, или ног, ограниченных короткой цепью между тяжелыми браслетами. Ну правильно, они здесь не для того чтобы заботиться о его комфорте...
Но  однажды сырость исчезла. Норт очнулся в сухой камере. Тесной  темной, с толстыми бетонными стенами, похожими на ячейки для яиц, су-хо-й. Несколько  часов он был счастлив. Абсолютно. Он  лежал на железной кровати, погрузившись в темноту, и видел только ее лицо. Все. Больше ничего на свете нет. Он  и она ... Но через какое-то время в его сознания проник звук льющейся воды.... Господи! Опять!  Лукас прислушивался еще какое-то время.... Он не ошибся. Веточка исчезла. Его  опять окружала вода.
Лукас открыл глаза. Поначалу  ему показалось, что он сошел с ума.
Но  он ошибся. Это  еще было впереди. А  пока он только убедился, что вокруг нет воды, но звук льющейся воды был повсюду. И  если там, где его пытали, он даже не пытался считать дни и ночи - он просто не знал темно или светло за окном, то тут он видел свет. И  знал, что в первый день он устал от этого звука, но терпел. Терпел. Терпел. Ночь  отозвалась головной и зубной болью. Казалось, челюсти выворачивала какая-то неведомая сила. Без  возможности вернуть их в нормальное положение.
Лукас  мог ходить. Шесть  шагов вдоль кровати. От  стены к стене - да это просто хоромы! И  два с половиной шага поперек камеры, если не дышать слишком глубоко. Утро  было встречено стоном. Он зажал голову руками, пытаясь заглушить этот звук. Вторые  сутки дались труднее. Есть  не приносили. О  воде и речи быть не могло. Никто  и не собирался поить его - и так все запасы страны ушли на его купания. Лукас  облизал пересохшие губы, зубы стучали «марсельезу». Он  и не знал, что худеть можно таким способом. За  сутки килограмм 10 слетело, а женщины все маются от желания похудеть - вот же! Стоит  попасть сюда, и твоя фигура уже близка к идеалу!
Вторая  ночь не принесла ничего нового, кроме понимания, что он не может отключиться ни на секунду. Не  может окунуться в спасительный рай с Веточкой. Дотронуться  до нее. Насладиться  безумной тишиной и мраком. Норт  мог только слушать звук воды и понимать, что хочет пить. Невыносимо. Все.
И счет. Лукас устал считать время. Как  будто организм перестал подчиняться ему. Выход  был только один. Слава  богу, его не привязали. Присесть  он не мог. Но  встать у стены, прислониться затылком к корявым выступам, потом отклониться и... первый удар не получился. Боль  разлилась по голове, отдалась в спине и ногах... глаза резануло... Но он стоял. И все чувствовал. Значит, нужно все повторить. Еще раз. Еще сколько угодно раз, лишь бы не слышать этот звук. Лишь  бы не видеть, светло или темно за подобием окна, зияющим под потолком грязным переплетом рамы. Он выдохнул и вжался в стену сильнее. Так чтобы быть на ногах, когда ударится, и хорошенько грохнуться об пол, если повезет вырубить себя хоть на мгновение. С  третьего раза у него получилось. Он валялся на полу под кроватью, куда ссыпалось его тело после отключки. Лукас конечно не помнил, сколько времени он был в блаженном забытьи. Зато  он хорошо помнил запах нашатыря и ожег на губах от ваты. Видимо,  никто и не пытался облегчить ему жизнь. Тут  все было сделано для того чтобы доставить ему как можно больше боли. Он  даже не шевелил руками и ногами, чтобы понять, что крепко прикован железными браслетами к железной раме, панцирная сетка впилась в кости. Странно, что на нем оставили одежду. Он был готов все чувствовать кожей. Ток. Ну, да. Что же еще. Как можно без тока. Видимо скоро будет и вода. Дело времени. Лишиться сознания ему больше не дадут, но качество пыток изменилось. Теперь он будет жариться под напряжением. Господи, нет... Веточка! Веточка, помоги, спаси, дай сил, дай надежду...
Больше нет Господа. Есть  только она. Единственная  и последняя надежда на жизнь.
Губы  жгло. Хотелось пить. Он не знал точно, какое число. Может  быть, у них там праздник или выходной совпал с зарплатой, но его курорт закончился. Палачи снова заступили на вахту, и никто не в состоянии ему помочь. Только она. Когда он взмолился о глотке воды, совершенно понимая, что одним глотком дело не ограничится, раньше чем услышал, «да сколько угодно!» и все началось снова. С добавлением «электроудочки». Казалось, судороги вытянут кости всего тела в одну линию или завяжут в семь морских узлов... теперь звук льющейся воды был совмещен с ее ощущением... он ненавидел воду... ненавидел...  до того момента, как услышал:
- Ты что думаешь, тебя кто-то ждет? Как  бы не так! Вот  заявление о разводе - подпиши!
Лукас, не веря ушам, залитым водой, не веря глазам, не видящим ничего кроме воды, не веря ощущению конца света... Он все еще пытался разглядеть буквы на листке бумаги, но его сердце уже рухнуло в пропасть...
«Повторить!»
Но  что может дать импульс тока мокрому бесчувственному телу?  Наслаждение? Странно ... Норт вдруг почувствовал ощущение счастья... Как надо было посмотреть на эту леди с мерзким голосом и именем, чтобы она, передернув плечами, заматерилась во всю глотку? Палач  принял ее брань за приказ подачи импульса, но она ругнулась еще сильнее. Когда голубые глаза Лукаса расширились и потемнели, а губы растянулись в подобии саркастической усмешки... черт! Он  получает удовольствие! Нет, блаженной улыбки выдавить не получилось, но вместо судорог, Норт почувствовал острое желание, чтобы все это не кончалось... ни-ког-да.
Елена сдалась. Отказалась. Хотела пустить Лукаса в расход. Ей не дали.
- Если вы не в состоянии выполнять свою работу, поищите для себя другое поле деятельности. Вышиванием займитесь, что ли. Говорят, очень помогает.
С чем именно помогает вышивание, и каким способом, Елена предпочла не уточнять. Подала рапорт на перевод, стремительно собрала скопившиеся за время службы в столице вещи, в положенные двадцать четыре часа освободила казенную квартиру и очень скоро с жуткой ненавистью вспоминала проклятого английского шпиона, гореть ему в аду, из-за которого она ехала теперь в Тмутаракань на новое место службы. Возможно, ее отчасти и утешило бы то, что проклятый английский шпион   Лукас Норт и вправду горел в аду.
Нет, он, конечно, не хотел гореть в этом чертовом аду, а наоборот, желал быть в раю и любить... Но, видимо удостоился лишь ада...
Боль дает тебе почувствовать, что ты еще жив. Лукасу прекрасно было знакомо это утверждение. И иногда он даже считал его справедливым. Но не сейчас. Сейчас он предпочел бы быть мертвым и совершенно ничего не чувствовать. Его в очередной раз посетила мысль о том, чтобы разом со всем покончить. И в очередной раз Норт осознал, что не сможет. Дело даже не в его физическом состоянии. Это может быть прекрасной отговоркой оправданием его малодушию. Тот факт, что он не может даже пошевелиться, что даже дышать больно, причем выдыхать больнее, чем вдыхать. И Лукас пытается делать резкие, короткие выдохи, дольше втягивая воздух. Но и за эти доли секунды боль успевает усилиться, вгрызаясь в его тело, в его разум, подчиняя, вытесняя все остальные мысли. Кроме одной. Пусть все закончится. Make it stop.
Лукас очень не хочет показывать своим истязателям, каких успехов в причинении ему страданий они добились. Единственный способ не потерять контроль это оставаться в сознании. Оставаться в сознании очень больно. Но, если отключиться, боль перестанет чувствоваться. Зато наружу прорвется стон, который Лукас так тщательно сдерживает. Замкнутый круг. Два выбора. Два пути. Самоуважение и страдание или передышка и демонстрация слабости.
Ради чего это все? Ради чего он терпит, страдает, держится. Давно можно было пойти на сделку и с русскими,  с собственной совестью. Это же так просто. Уступить. Сдаться. СЛОМАТЬСЯ. Вот как это называется. И перечеркнуть пять лет, на протяжении которых тогда еще Джон, ставший Лукасом, доказывал всем, и в первую очередь себе самому, что он может и достоин считаться лучшим, потому что он лучший и есть. С его фотографической памятью,  способностью молниеносно ориентироваться в любой ситуации, находить выходы из, казалось бы, безвыходных положений, на лету усваивать все навыки,  с его безупречными оперативными данными и уже солидным послужным списком, он сумел доказать всем, что он совершенство. И все же. Ради чего, ради кого? Ради Гарри? Ради Великобритании? Вона? Нет. Он делал это все в первую очередь ради себя. Свернув однажды не туда, он получил второй шанс. Как он его получил, это отдельная история. Лукасу удалось зацепиться, попасть в поле зрения, доказать свою значимость. И он ни за что этого теперь не отпустит. Норт докажет всем, что, несмотря на нечеловеческие испытания, он останется тем, кем однажды стал. Личностью. Сильной, самодостаточной, неистребимой личностью. Он пройдет все круги ада, чтобы выйти с другой стороны еще сильнее. Все, что нас не убивает…  А раз он все еще жив, значит, он будет сражаться. Даже с самим собой.
Еще три года. Следователи менялись один за другим, и Норт уже не отслеживал их индивидуальные особенности, такие как рост, цвет волос, манеру речи или даже пол. Ему было безразлично. Совершенно и абсолютно. Каким бы изощренным пыткам Лукаса ни подвергали, но так и не выдал ни слова о MI5, ее агентах и сотрудниках. Несмотря на лютую ненависть к Гарри Пирсу, которая росла с каждым днем в геометрической прогрессии. Если бы Гарри хотел, если бы он только хотел… Он бы вызволил Лукаса из этой преисподней. Видимо, не хочет. Или не может. Сколько можно искать всем оправдания? Не лучше ли найти себе оправдание этой дурацкой упорности, с которой Лукас так и остается несломленным? Ведь что проще. Сдать Гарри в отместку. И это уже не будет выглядеть слабостью. После стольких-то лет. Но всякий раз Норта что-то останавливает. Что-то, что определяет его порядочность, верность, человечность.  Кем бы он ни был в прошлой жизни, в этой он MI5. И это не изменится. Никогда.
Лукас и знать не знает, и ведать не ведает, какие страсти бушуют по милости его, казалось бы, неприметной персоны там, наверху, как говорят русские. Верхушка разделилась на два лагеря. Они точно, безоговорочно и окончательно за то, чтобы уничтожить Лукаса Норта. Пока у них еще остались здравомыслящие следователи. И таких было большинство.
Но находись и те, кто говорит, что пустить  расход этого матерого агента слишком просто. Зачем было тратить на него столько времени и ресурсов, чтобы в дальнейшем не использовать?
Кто знал, что все закончится именно так? Не попробуешь  -  не узнаешь.
Вот вы попробовали. Узнали. Удовлетворили свое любопытство. Все. Эксперимент окончен.  Подопытный доказал свою полнейшую ненужность.
Просто потому, что вы так и не смогли подобрать к нему отмычку?
Если вы такие умные, искали бы сами.
Зачем же нам самим пачкаться. На то есть специально обученные люди. К тому же, смерть слишком простой выход для такого, как Лукас Норт. Наверняка он в тайне о ней мечтает.
Сторонники устранения молча переглянулись.
Какие будут предложения?
Лушанка.

И снова Лукаса заковывают в наручники. Только в этот раз ведут не в допросную. Лестницы. Лукас никогда бы не подумал, что ходить по лестницам станет для него проблемой. Особенно наверх. Он то и дело ловит себя на ощущении, что не знает, как сделать следующий шаг. Поднимает ногу над ступенью, а опустить куда, не знает. Срабатывают рефлексы, и он переступает через одну ступеньку, сбиваясь с шага. За что получает в спину ощутимый тычок прикладом от конвоира.
Норта вводят во внутренний двор. Ему хочется посмотреть на небо. Хоть одним глазком. Но, подняв голову, он видит лишь забранный решеткой прямоугольник. Такой же серый, как и все вокруг. А снаружи, оказывается, уже зима. Снова зима. И холод пробирается под старый свитер. Заставляет ноги неметь, а губы деревенеть. И все же до чего приятно глотнуть свежего воздуха!  Морозного, пропитанного снегом, сладковатого… Свобода. Вот ты какая.
Идиллию единения с зимой нарушает звук двигателя. Во двор въезжает автозак. Конвоиры бесцеремонно запихивают Лукаса внутрь, пристегивают к скамье. Садятся сами напротив. Скамья просто ледяная. А штаны тонкие. Конвоирам хорошо, у них и куртки, и штаны ватные. А Норт незамедлительно ощущает потребность облегчиться.  Но проситься до ветру себе дороже. И он молчит.
Дорога кажется бесконечной. Мучительно бесконечной. Казалось бы, хоть какое-то разнообразие, отсутствие пыток, свежий воздух, от которого кружится голова, но неизвестность пугает. А еще этот холод. И тряска. Когда машину подбрасывает на очередной неровности, Лукас чувствует, что вот-вот опозорится. Но пока ему везет.
Норт просчитывает шансы на побег. Он сможет освободиться от наручников. Хотя бы одну руку. Спровоцировать конвоира. Выхватить у него оружие. Прикрыться от пуль его напарника телом несчастного, расстрелять второго. Найти в кармане ключ от наручников. Освободиться полностью. Вправить палец. Машина остановится. Интересно, какие у них инструкции? Будут ждать подкрепления или сами пойдут посмотреть, что за выстрелы? Есть ли здесь внутренняя связь? В любом случае, у Лукаса есть два пути. Прорваться с боем и уйти или умереть, сражаясь. Первый вариант, конечно, предпочтительнее. Но. Тут есть одно огромное НО. Допустим, Лукасу удастся сбежать. И его даже не поймают. Конечно, не поймают. Он прекрасно обучен такого рода уходам. Веточка-то останется. Незащищенная, уязвимая. Норт не оставил ей инструкций на такой случай. Как он мог? Это значило бы рассказать  все остальное. Что никакой он не сотрудник посольства, а британский шпион, которого прислали подрывать устои родного государства Елизаветы, выведывая секреты ее родины и передавая их своему правительству.  Разве мог Лукас поведать ей такое… Но теперь, если он сбежит, фэсбэшники придут к ней. Грубо вторгнутся в ее мир, разнесут там все, растопчут своими грубыми сапожищами, как три года топтали Лукаса. Но Елизавета – не Лукас. Она слишком нежная. Хрупкая. Если взять бабочку  плоскогубцами. Одно неверное движение, и она раздавлена. Уничтожена. Безвозвратно. Нет. Побег не вариант. По крайней мере, здесь и сейчас.
Когда  ответственность вырастает больше возможного запаса сил, как преодолеть противоречие? Надеяться  на себя, но знать,  что существо, зависящее от тебя не в состоянии сделать также.  Да  еще и может подвергнуться из-за тебя смертельной опасности... Ответственность превращается в шоры. Кандалы. Руки связаны. Есть движение только в пределах видимых границ. Шаг в сторону не имеет права на существование. Во всех возможных смыслах.
Наконец, машина замедляет ход, останавливается. Это окончательная остановка. Не на перекрестке.
Дверь автозака распахивается. Конвоир сразу берет Лукаса на прицел. Слишком ты преувеличиваешь мою потенциальную опасность, мил человек… После поездки по такому холоду Норт не только не способен на активные боевые действия, но и практически совершенно не чувствует собственного тела. Кажется, оно превратилось в такой же кусок льда, как и скамья, на которой сидит Лукас. Дотронься до него сейчас, и он со звоном рассыплется на тысячу кусочков. Останется лишь вымести их с оцинкованного пола автозака.
- Чего расселся?
Конвоир с широким крестьянским лицом и белесыми бровями и ресницами грубо пнул Норта по ноге.
- Вставай, приехали!
Он отстегнул наручники и дернул за цепочку, бесцеремонно поднимая Лукаса с места.
Легко сказать, вставай. Мышцы задубели настолько, что, кажется, что Лукасу уже никогда не научиться двигаться снова.
Наручники врезаются в кожу, оставляя ссадины, но Норт едва ли замечает это. Холод работает как анастетик.  Нужно встать, иначе будут бить. Жестко. Это написано на лицах всех троих конвоиров.
Лукас медленно поднимается, делает первый неуверенный шаг.
- Пшел! – его грубо выталкивают из автозака.
Не успел Лукас ощутить сильный удар от соприкосновении с утоптанным снегом, как его вздергивают на ноги и волокут куда-то. Норт пытается посмотреть, вворачивая голову. Опять серость кругом. Они специально выбирают этот цвет для казенных зданий? Ведь Лукас знал, какой многоцветной и красивой может быть Москва, Россия. Пахнет мазутом. Слышны гудки поездов и неразборчивое бормотание громкоговорителя.  Как они понимают, что говорит диспетчер? Привыкли, наверное. Или не слушают.
Миновали ворота. Вход на станцию? Идут вдоль путей. Похоже, это какой-то тупик. Или служебные пути. Разумеется, не поведут же они опасного преступника на общий вокзал…  Остановились. Лукас вновь пытается оглядеться. И снова болезненный удар по почкам.
- Стой смирно.
Он стоит, опустив голову, всем своим видом изображая покорность и обреченность. А что ему остается. Так он, по крайней мере, снижает возможность  быть побитым снова.
Стоять на снегу, когда на улице примерно минус двадцать, дует ветер, а на тебе из одежды старый свитер да штаны, очень холодно. Неимоверно холодно. Лукаса нещадно колотит. Холод проникает не только до костей, до самой души. Если это очередная пытка, то очень эффективная. От бессилия и отчаяния хочется плакать. Но слезы застынут на ветру. И будет еще хуже.
- Мне нужно в  туалет.
Зубы выстукивают причудливый ритм, из-за чего сложно понять, о чем говорит заключенный.
- Чего?
- В сортир ему надо.
 - Где я щас сортир возьму?
- Идите вон к забору. Пусть ссыт там.
Забор классический. Из потемневших серо-коричневых досок.  Снег намел немалые сугробы, так что вплотную не подойти.
Облегчаться принародно?
А у тебя есть выбор? 
Негнущимися пальцами Лукас пытается подцепить резинку штанов. Не выходит. Тогда он спускает их так, уцепившись за ткань.
Еще никогда это не было такого облегчения. Норт испытал почти блаженство.  Теперь и умирать не страшно…
 Вагон, в котором ему предстоит ехать, похож больше на товарный, нежели на пассажирский. У него тоже мало окон, и они с решетками.
 Он же предназначен для перевозки заключенных, а они не люди. Страшное дело, сам себе ужасается Лукас. Он уже мыслит такими же категориями. Он причисляет себя к разряду не-людей.  Отбросов общества.
В вагоне неожиданно тепло. В сравнении с улицей, конечно. Даже душно. Незамедлительно кожа реагирует на изменение температуры окружающей среды и начинает немилосердно чесаться. Наручников больше нет.
Одна половина вагона внутри мало чем отличается от обычного купе. Здесь едет конвой. Под столиком — сейф для «личных дел» и прочих документов.
Есть печь, на которой готовится  еда для конвоя. Заключенным дается сухой паек и кипяток.
Сейчас осужденных перевозят в столыпинских вагонах по режимам содержания — в разных купе. Так как Лукас в вагоне был единственным с таким режимом, то и ехал он в купе один. «Столыпин» — это обычный купейный вагон, переделанный под перевозку заключенных. В нем девять купе, отделенных от коридора металлической решеткой. Дверь в купе, также решетчатая, закрывается на новенький замок снаружи. Оконный проем в купе наглухо заделан металлическими панелями. Так что свет проникает в купе только из коридора через небольшие матовые окна.
Из девяти купе шесть больших — то есть обычных, с тремя спальными полками вдоль каждой стены, и еще одной полкой, раскладывающейся между вторым уровнем, — она образует для сидящих на первом уровне потолок. И еще три купе — тройники, то есть усеченные вполовину обычные купе с тремя полками. Есть еще одно купе, которое отделено от коридора не решеткой, а такими же металлическими панелями, что и окно в купе. Таким образом, в этом одном купе всегда царит мрак. Это купе используют исключительно для перевозки осужденных к пожизненному сроку лишения свободы. В таком купе и довелось ехать Лукасу.
На стенах купе наклеены две бумажки: одна называется «Запрещается», вторая — «Обязанности при конвоировании». Последний документ необходимо было бы назвать «Права и обязанности», но прав конвоируемым никто не разъясняет — одни обязанности. В этом документе, кстати, есть один любопытный пункт: «Вывод в туалет осужденных и лиц, содержащихся под стражей, осуществляется по одному. При движении по коридору руки держать за спиной».
Вывод в туалет, естественно, осуществляется только во время движения поезда, а вагон отнюдь не класса люкс, так что пошатывает его прилично. Если следовать данному правилу беспрекословно, то можно далеко не всех конвоируемых довести до нужного им места здоровыми. Поэтому, конечно, все зависит от конвоя: как правило, жестко исполнять эту норму не требуют. Вопрос: зачем тогда она нужна?
Норт  открыл выданный ему сухой паек. Каши, которые в него стали класть, реально можно есть. Печенье  тоже было съедобным, странно, но в пайки не поскупились класть нормальный чай. Это он выяснит позже.  А пока. Пока он наслаждается теплом и покоем.
Но недолго. Конвой совершает обход, поверяя, все ли заключенные на местах. Выкрикивают фамилии, в ответ заключенные называют полное имя и номер статьи, по которой они осуждены. Когда очередь доходит до Лукаса, конвойный всего лишь отвечает сам себе, стоя в дверях полутемного купе.
- Заключенный Лукас Норт. Тутачки, а куда ж ты денешься с подводной лодки.
И захлопывает дверь.
Причем тут подводная лодка, думает Лукас. Они же в поезде… Или нет… От тепла его разморило и клонит в сон. А, ну ясно. С подводной лодки на ходу не выйдешь. Как и с этого поезда не сбежишь. Русский юмор… Слабо улыбнувшись своей догадке, Лукас погружается в сон.
Но очень скоро просыпается от того, что вагон ужасно шатается и качается из стороны в сторону. Как будто он едет не по рельсам, а по перепаханному полю. У русских даже железная дорога ровной быть не может… А койка такая твердая. И никаких тебе матрацев, ни подушек. Одно дело лежать на шконке или даже на полу, когда они не двигаются. А если твое ложе ходуном ходит, норовя сбросить тебя на пол каждую секунду, тут уж не до сна. И не до расслабления. Как ни ляг, как ни сядь, все равно мотает из стороны в сторону. И каждая клеточка избитого тела отзывается тупой ноющей болью.
А спустя некоторое время начинается мигрень. Позвоночник не просто ноет, горит огнем.
Теперь Норт ненавидит не только воду, но и поезда.
В туалет выводят через определенные промежутки времени. Из-за постоянного полумрака в купе Лукас не может сориентироваться во времени. Но здесь конвоиры не такие звери. Они просто делают свою работу. Они не ненавидят заключенных. И на вторые сутки Лукас обзаводится матрацем. Стоило просто вежливо попросить. Теперь еще как-то можно лежать на полке. Но уснуть все равно получается с трудом. Состав так стучит и скрежещет, накреняется то в одну, то в другую сторону, что кажется, что он вот-вот перевернется. Это неописуемо жутко. Лукас вжимается в тощий матрас, вплавляясь в него. Вцепляется в край полки. Страх всепоглощающий, иррациональный, не поддающийся контролю.  Хотя, возможно, крушение поезда стало бы решением многих проблем… Но инстинкт самосохранения преобладает над логикой. Лукасу очень. Очень страшно.
Очередной раз повели в туалет. В коридоре произошла заминка и команда «лицом к стене», припечатала его ухо к двери купе, в котором ехали конвоиры. Взрыв хохота. Потом сквозь всхлипывающие стоны слышится один голос: «А вы знаете, чем отличается колобок-мальчик от колобка-девочки?» и через небольшую паузу: «Колобок-девочка катится и катится, а колобок-мальчик катится-катится и подпрыгивает!» Опять взрыв хохота сквозь стоны уже уставших ржать мужиков, заставляет Лукаса вздрогнуть, команда «Вперед!» раздается как раз вовремя… через пару минут его ведут обратно, за дверью конвоя все еще травят анекдоты…  А Лукас все повторяет «…катится-катится и подпрыгивает… колобок… колобок… они думают, что я колобок? Как там было?»  Он вспоминает русскую сказку, сколько их было прочитано, чтобы иметь полное представление о стране проживания…
Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя, медведь, и подавно уйду… нет… нет… тут что-то не то… дальше… дальше лиса… Лиса… Нет, он не колобок, он – Лиса. Это ОНИ думают, что помяли-поколотили ему бока, и он сдался… у НИХ есть овчарки. Злые. Жестокие. Натасканные на убийство. Но у НИХ нет фокстерьера. Ни одного фокстерьера, способного выкопать и выволочь на поверхность его душу.  А тело? Тело заживет. Куски мяса нарастут, и тело забудет о зубах овчарок. Эх, если бы еще можно было делать хоть несколько упражнений в день… ну ничего. Он будет делать их в голове. А ОНИ должны видеть только одно – колобок дрожит от страха и готов катиться и даже подпрыгивать, лишь бы выжить. Большего ОНИ не увидят.
Что только не лезет в голову, если занять ее больше нечем…

«Веточка, родная. Если бы ты только знала, как мне не хватает тебя сейчас. Твоего голоса, твоего прикосновения, твоей улыбки. Я не могу выразить словами, как  тоскую по тебе. Ты никогда не узнаешь, потому что я поклялся быть сильным. И тебе не скажу. Но я не могу без тебя. Ты нужна мне, чтобы жить. Чтобы дышать. Чтобы хоть наполнить мою жизнь хоть каким-то смыслом. Как я хочу обнять тебя сейчас, почувствовать тебя так близко… Что ты есть на самом деле. Что ты не сон, прекрасный сон, который мне приснился. Мне страшно и холодно. Одиноко. Я теряю все, что было мной. Я теряю себя.
Только теперь, когда тебя нет рядом, и я понимаю, что ты недосягаема, я осознаю как много осталось несказанным. Как много не сделано. Ты никогда не узнаешь, как же сильно я тебя люблю. Всегда любил. Знаю, не показывал, как должен был, о чем теперь горько сожалею. Если бы можно было повернуть время вспять. Если бы только…
Я помню нашу первую зиму. Как мы были беззаботно счастливы, влюблены, мы забывали обо всем на свете, купаясь в наших чувствах, как в теплом потоке. Мы не думали о завтрашнем дне, мы жили только друг другом.  Это было волшебно. Говорить обо всем на свете, узнавая друг друга, восхищаясь и все глубже погружаясь в пучину чувств. Осень, казалось бы, не время влюбляться, но мы с тобой были два исключения. Мы нашли друг друга именно осенью. И провели вместе такую прекрасную зиму… Это была моя первая зима в России. Я никогда не видел столько снега. Ты научила меня видеть красоту в этих белых просторах. Радоваться морозу, ловить снежинки и загадывать желания, пока они тают. Я загадывал лишь одно. Быть с тобой вечно. Но они всегда таяли раньше…»
Хочется выть и бросаться на стены. От этого отчаяния и безысходности. Даже мысленно написанное письмо Елизавете не приносит больше облегчения. Норт вновь загоняет мысли о ней так глубоко, что сам едва может распознать их теперь. Его единственная болевая точка это MI5. Та, про которую знает Даршавин. Он пытался вытянуть Лукаса на разговор о Елизавете, но безуспешно. Норт процедил пару презрительных слов в ответ на предложение закончить все и вернуться к жене.
- Вряд ли она меня ждет. Я бы не ждал. Я же не выйду отсюда?
Этот взгляд. Ледяной, пронзительный и отрешенный. Ни отчаяния, ни страха Даршавин в глазах заключенного не видел. Даже смирения, готовности подчиниться судьбе. Только презрительное безразличие.  Такое он встретил впервые. Тем интереснее будет сломать этого британца. Разбить на тысячу блестящих осколков, а потом собрать вновь, только уже на свой лад. Олег самодовольно ухмыляется, предвкушая. После его подвигов в Чечне, его сослали в эту тюрьму в качестве наказания. Это они так думали, отцы-командиры. Кто бы мог подумать, что наказание окажется таким прекрасным? Это все равно, что запереть сладкоежку в чулане с конфетами… Пусть посидит и подумает над своим поведением в одиночестве… Все предусмотрели. А вот это упустили.
Они вместе уже почти год. Вместе. Какое неуместное слово, чтобы описать это положение. Ситуацию. Сложившиеся обстоятельства. Один заключенный, другой тюремщик. Один палач, другой жертва.  Один кукловод, другой марионетка. Вот только как часто они меняются местами. Неет, Даршавин не ошибся, с первого взгляда решив, что это будет увлекательная головоломка. Лукас Норт. С виду ничего особенного. Довольно привлекательный, если привести в порядок, но сейчас изрядно потрепанный, по всему телу кровоподтеки и ссадины, но видно, что несмотря на побои, держит себя в форме. Впалые небритые щеки, отросшие волосы, которые лезут в глаза. Все это странным образом придает Норту этакий суровый шарм. Рельефный пресс, мускулы, как жгуты… Крепкий орешек, а? Тем приятнее будет его расколоть. Начнем с того, что посмотрим, как взбугрятся все эти мышцы под воздействием тока, а потом снова обмякнут. И так не раз и не два. Собаку нужно бить, чтобы она знала, кто в доме хозяин. Но, чтобы не обозлилась  и не превратилась в забитое жалкое существо, которое боится собственной тени, наказания чередуются с задушевными беседами. Об английских писателях-классиках, например. Человек инстинктивно рассказывает о том, что ему близко и интересно. Вот Лукас Норт любит творчество Уильяма Блейка, в частности. Охотно рассказывает о его картинах и декламирует стихи.  У Норта  прекрасно поставленный приятный голос.  Великолепное чувство ритма. Ему бы сказки детям на ночь читать… Для англофила Даршавина Норт настоящая находка. Сродни жемчужине в куче навоза.
В какой-то момент, прикрыв глаза и слушая мелодичный голос Лукаса, Олег умиротворенно улыбается и решает, что они с Нортом почти что друзья. Они уже так много знают друг о друге. Кто где родился и вырос. Кем были их родители. Вот у Лукаса отец был священник. А сын шпион… дааа… И он Олегу не друг вовсе, а самый настоящий враг. Пришел, чтобы разрушить устои даршавинского родного государства… Не то, чтобы Олег сам верит в эту пропагандистскую чушь, по большому счету клал он на это самое государство с прибором, особенно с учетом того, как с ним поступили после Чечни… тут дело в другом. Даршавину нравится сам процесс.  Разрушения личности Норта и воссоздания уже другой, послушной, покорной, зависимой от желаний самого Олега. Вот оно, то сладкое лакомство, ради которого  можно терпеть и изоляцию среди болот, и вахлаков-конвоиров, и отсутствие особей женского пола в непосредственной близости.
Задушевные разговоры чередуются с жестокими в своей бесчеловечности пытками.  Собака должна знать, кто в доме хозяин.
Олег сам его выбрал.  Его статус главного следователя позволял ему самому выбирать себе объекты для разработки. Какой прекрасный эвфемизм словам «пытки», «уничтожение», «выведывание информации», «использование»… Одного взгляда на фотографию в личном деле заключенного было достаточно, чтобы отложить его в сторону, чтобы потом досконально изучить. Так,  чтобы каждая строчка, каждая буква запечатлелась  в памяти.  Даршавин был одержим Нортом.  Нет, все же есть бог на свете. Это он устроил их встречу в этом самим богом и людьми забытом и заброшенном месте.
Даршавину потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где и при каких обстоятельствах он увидел Норта впервые. Хотя нет. Тогда он был не Лукас Норт. Андрей Богданов. Определенно, чувство юмора у тех, что делал ему документы, было. Или просто совпадение. Богданов. Богом данный. Конеечно. Как иначе.
Флэшбэк СТЗ Даршавина.
Досмотр автотранспорта на основных дорогах района, выставление подвижных КПП, проведение специальных мероприятий в населенных пунктах, выявление и задержание лиц, причастных к бандформированиям, обнаружение схронов – вот задачи, к выполнению которых приступила группа Даршавина после своего горного похода.
Серьезным успехом в тот период можно считать спецоперацию, проведенную 17 мая в одном из горных сел. Имея оперативные сведения, тщательно проверив адреса, спецназовцы обнаружили один из крупнейших найденных с начала проведения всей контртеррористической операции тайников. В доме было укрыто около 120 противотанковых мин нажимного действия, здесь же лежали многочисленные взрыватели, радиостанции, фото и видеокамеры. Последнее ярко свидетельствовало, что в руки отряда попал склад с так называемыми «комплектами подрывника». Уже несколько месяцев с окончания активных боевых действий бандиты занимались диверсиями и подрывами военных колонн. Иностранные заказчики, выделявшие финансовые средства на террористическую войну, требовали документального отчета о проделанной работе, вот почему подрывникам, помимо установки фугаса, требовалось снять взрыв и его последствия на видеопленку для отчета. Только после этого они могли получить деньги, заработанные на крови солдат, офицеров и мирных жителей республики.
Лето двухтысячного было адски жарким. Испепеляющий зной, едва спадающий к ночи, пыль, которая въедается буквально под кожу, заполняет легкие, рот, нос, саднит глаза. И это ужасное солнце. Как будто сговорилось с местными и задалось целью изжарить оккупантов, так называют русских местные жители. Большинство за глаза, а кто посмелее, кто обозлен уже до предела, кому терять нечего, те и в лицо. Олегу уже надоело при этом всматриваться в колючие черные глаза и гадать при этом, а тот ли этот мужик, недавно сбривший бороду, кто стрелял в нас несколько дней назад на горной дороге? Сейчас у него оружия нет, по крайней мере, на виду не держит. Но вполне может шмальнуть, только отвернись.
С поставкой продовольствия постоянные перебои. Воды тоже не хватает. Пополнять запасы того и другого приходится чуть ли не с боем. И это достало. Как достало! Скорее бы убраться отсюда ко всем чертям…
До наступления темноты Олег со своей группой располагается в полуразрушеном доме, откуда прекрасно видна их цель. Относительно целый домишко, где по данным разведки, должна состояться передача сверхважных документов связного боевиков представитель их хозяев. То ли америкосам, то ли немцам… Даршавину по большому счету все едино. Задача его группы перехватить связного и документы. Но это только ночью. А пока можно и вздремнуть. Посты выставлены, калаш привычно лежит под рукой. Почти идиллия.
Флэшбэк СТЗ Норта.
Самое главное при перемещении по городу ночью это не угодить под обстрел снайперов. И не попасться патрулям. Лукасу повезло. Он успешно миновал обе опасности. Удача любит подготовленных, так вроде говорят?
Притаившись в тени соседнего здания, Лукас ждет и наблюдает. Связной только что крадучись и оглядываясь, пробрался в дом. Еще минуту. Если там засада, то лучше не рисковать, идя следом. Минута, две. Все тихо. Лукас проскользнул к дому. Еще одна заминка перед дверью, растяжек нет.  Дверь бесшумно открывается. Внутри темно. Только свет полной луны проникает внутрь через зияющие провалы окон, лишенные стекла.
Медленно и осторожно Лукас продвигается вперед. Он еще не видит связного, но слышит его тяжелое дыхание и чувствует густой запах его пота. Стоп. Здесь еще кто-то. Связной не один. Какого … Сказано же было. Придешь один – передача не состоится. Хотя все прекрасно знают, что она состоится в любом случае. Уж слишком нужны MI5 эти документы.
- Хватит прятаться, выходи, - командует Лукас вполголоса по-русски. – Оба.
На середину лунной дорожки несмело, боком, как краб, выходит мужчина неопределенного возраста, а следом за ним молодой пацан. Не старше шестнадцати. Лукас буквально кожей чувствует их неуверенность и страх.
-  Какого черта ты его сюда притащил? – Норт протягивает руку, чтобы забрать пакет с документами. Но связной медлит.
- Это… это мой сын. Мне нужны … нужны гарантии… Его расстреляют, если вы не поможете… - запинаясь, произносит мужчина.
- Какие на***й гарантии! Бумаги сюда давай! – терпение Лукаса на пределе. Другой рукой он уже нащупал нож, прикрепленный к поясу.
- Отдам, если пообещаете переправить сына через границу! – отчаянно восклицает связной.
Норт быстро прикидывает шансы.
- Ладно. Он пойдет со мной. Пакет.
Дрожащей рукой мужчина передает пакет Лукасу. Тот быстро прячет его под ремень брюк, сверху натягивает снова камуфлированную футболку.
- Пора убираться. Уходим. Ты первый.
И в этот момент ночь становится днем, ослепительно ярким, оглушительно громким. В комнату влетает свето-шумовая граната. А следом вырываются бойца с автоматами и орут, чтобы все лежали мордой вниз.
Флэшбэк СТЗ Даршавина.
Когда Олег ворвался в комнату, он увидел двоих, лежащих на полу, и одного, стоящего посреди комнаты, правда, руки предусмотрительно завел за голову. Бойцы оперативно повязали лежащего. Второй был уже готов. Шея свернута. Лежащим оказался местный пацан. И пустой. Как и труп.
- Кто-нибудь объяснит мне, какого х***я здесь происходит?  - Олег обвел взглядом комнату, остановив его на темноволосом мужчине в камуфлированной футболке и потрепанных  джинсах. – Может, ты попробуешь? Ты что вообще за хрен с горы?
Здесь не должно быть третьего. Один из них лишний. Кто этот мужик? Связной? Представитель хозяев? А кто тот жмурик на полу? Кто-то объяснит. Все. И хорошо, если объяснение будет разумным.
- Армейская разведка. Документы в кармане.
Несмотря на то, что двое бойцов держат его, заломив руки за спину, хрен с горы держится уверенно. И по-русски говорит как на родном языке. Цээрушники натаскали?
Олег знаком велит найти документы и передать ему.
- Богданов Андрей Степанович.
- Он самый.
- А здесь что изволите делать?  - Олег похлопывает корочками по раскрытой ладони.
- Я не обязан отчитываться в своих действиях первому встречному.
- Даже так? А он с гонором. – Недобро ухмыльнулся Олег. – Берем обоих с собой. Там разберемся.
Ночь вспороли взрывы. Начался налет. Обычное дело. Правая рука не знает, что делает левая. Пока одна группа выполняет задание по захвату связников, другая долбит по ним с воздуха. И ничего ты с этим не сделаешь. Только уноси ноги, пока не накрыло.
Снаряд упал прямо на тот дом, в котором находилась группа Даршавина. Взрывной волной смело всех, кто находился в комнате. Осколки кирпичей и обломки мебели просыпались сверху. Оглушенный  и дезориентированный, Олег не сразу смог организовать преследование сбежавших пленных. А когда спохватились, было уже поздно.
Флэшбэк СТЗ Норта.
- Шевелись! Живее!
Но парень бежит все медленнее и медленнее, а потом и вовсе останавливается, привалившись к стене и тяжело дыша.
- Я … не могу… отец…
- Я не мог вытащить вас обоих. Или он, или ты. Он выбрал тебя,  - нетерпеливо объясняет Норт. – Так что давай. Идем.
Воспользовавшись остановкой, Лукас отдирает от футболки полосу и перетягивает кровоточащую рану на ноге.
Пацан мотает головой. Похоже он в шоке.
- Как пожелаешь.
Лукас делает шаг ближе. В его руке зажат нож.
- Н-нет, ты же обещал меня вытащить…
- Я соврал, - бесстрастно сообщает Норт и одним отработанным движением рассекает парню сонную артерию.
Захлебываясь собственной кровью, зажимая рану изо всех сил, пацан неверящим взглядом, полным страха и отчаяния, провожает удаляющуюся фигуру.
Флэшбэк СТЗ Даршавина.
Кем бы ни был этот Богданов Андрей Степанович, а добычу он у них отобрал. Оба боевика были убиты, но документы так и не найдены. Либо их не было вообще, либо этот хрен с горы забрал их. Даршавин специально проверил потом по своим каналам. На июль двухтысячного сержант Богданов А.С. числился уже полгода как без вести пропавшим. Кто обставил их тогда, оставалось загадкой. До сего момента…
Флэшбэк СТЗ Норта.
Уже потом, в безопасности, Лукас просмотрел документы, ради которых рисковал своей шкурой. В первом пакете содержался отчет командующего так называемого южного фронта о проделанной за прошедший месяц работе с указанием мест проведения диверсий против федеральных войск, ответственного за проведение теракта. Второй конверт включал в себя бумаги, по форме и содержанию напоминающие рапорта на выплату денежного вознаграждения за противодействие федеральным войскам с указанием конкретной бандгруппы, включая пофамильный список боевиков. В третьем конверте находились планы предстоящих действий с докладами замыслов и предполагаемого времени совершения диверсий. Последний конверт особенно впечатлил Лукаса  предельно подробным и четким расписанием того, как предполагается совершить теракт: там были схемы объектов, маршруты выдвижения и порядок действий диверсионных групп боевиков. Теперь русские, оставшись без этой сверхценной информации, еще долго будут блуждать в темноте, как слепые котята…
Но расплата настигает даже через много лет…
А тогда... Что было тогда? Еще бы ему не помнить. Кроме трех терактов на Кавказе, 8 августа — взрыв в подземном переходе на Пушкинской площади.
В  Москве. Погибли 13 человек, 61 человек ранен. Самодельное взрывное устройство мощностью 800 граммов в тротиловом эквиваленте было начинено винтами и шурупами. Бомба была оставлена в хозяйственной сумке рядом с торговым павильоном...
И это еще не все. Кроме отчаяния от невозможности предотвратить все это, еще и презрение руководства... Сколько потом пришлось доказывать им и себе, что он на что-то годен. Олег и сейчас бы с закрытыми глазами прошел по всем улицам там, а Чечне. Вспомнил бы каждого из этих убийц. И по именам тоже. И этого. Уж этого он не забудет точно. Его голубые глаза, отдающие металлическим блеском смерти, он запомнил на всю жизнь и выделил в особую графу.
И вот он хозяин.  Просто надо правильно распорядиться этим новым статусом и неограниченными полномочиями. И уже кто-то, а он сделает это.
Он заходит в камеру. Этот человек уже не очень похож на человека. Олег видел фото, но затравленный взгляд покрасневших глаз был совершенно не похож на прежний.
В камере кровать убирается на день. Остается стул, не сказать что лучший из всех стульев на земле, и небольшой столик. Олег проходит с видом полноправного хозяина. Сидится на единственный стул, положив папку с протоколами допроса на стол...
- Я ваш новый следователь, - его голос ровный. Без оттенков. Он не выражает ничего. Ничего личного, просто информация, подобная той, что завтра будет новый день. - Можете назвать ваше имя. Статью.
Лукас так и остался стоять спиной к окну. Точнее, к тому проему в стене, заложенному кирпичами, который когда-то был окном. Сейчас единственный источник света - это белые светильники под самым потолком, источающие мертвенный свет. От которого болят глаза и мелькают мушки.
- У вас там все написано, - выразительный взгляд на папку с личным делом заключенного. - Вы можете прочитать. А мне остается лишь ждать, пока вы мне представитесь.
Если новый следователь снизойдет до этого. Прежние не всегда называли свои имена. Но откуда Лукас может его знать? Это лицо кажется неуловимо знакомым. Но не спрашивать же, а мы с вами не встречались? Как в глупом кино про знакомство в баре...
Не показывать страха. Стоять ровно. Три года ничего не выходило, почему должно получиться сейчас?
- Конечно, представлюсь... Как же иначе... - Олег сделал вид, что внимательно вчитывается в дело. - Потерпите.  А вот мне хотелось бы знать, сколько лет вы работали на британскую разведку? Чем занимались на территории Российской Федерации? Тут про это сказано как то неопределенно...  И еще, меня интересуют все люди, с которыми вы были связаны, все пункты встреч и проживания. - Олег, как будто не видел удивленно-презрительного взгляда заключенного, как будто не читал его дела никогда в жизни, как будто не знал, что на его вопросы ответит этот человек, он сделал вид совершенно невменяемого простачка, наив которого зашкаливал до предела. Поднимая время от времени глаза на Норта, он изо всех сил показывал невероятное сочувствие и поддержку. Так, словно готов через пару минут броситься в объятья к несчастному. При этом совершенно не принимая во внимание того, что тот стоит, из последних сил пытаясь делать это. Про себя Олег уже сделал точный и единственный вывод: с этим человеком он будет работать как с самой дорогой игрушкой. - Знаете, есть такая старая английская поговорка... Как это там... «Загнанных лошадей пристреливают...» ... Вот, к сожалению, не могу ручаться за точность текста... - его слова повисли в сжатом пространстве камеры, будто ожидая реакции.
Поначалу, слушая следователя, Норт даже заскучал. И стоило его ради этого везти в такую даль? Чтобы задать те же самые вопросы, на которые он не давал ответов? Что изменилось? Да теперь он еще более изнурен, эта дорога далась ему с огромным трудом. И на пересылочном пункте отдохнуть не дали, и здесь, на зоне, хоть и посадили в одиночку, но следак тут как тут. Прикидывается валенком. Да, русский слэнг у Лукаса теперь на высшем уровне.  Учителя были отменные. Повадки волка не скроешь овечьей шкурой, так небрежно наброшенной поверх.
- Я не совсем понимаю. Что вы от меня хотите.
Воплощение вежливости и готовности сотрудничать. Только сформулируйте вопрос поточнее.
- Услышать информацию о моей деятельности и контактах или сразу пустить в расход?
Лукас склонил голову, искоса поглядывая на следователя.
- И вы так и не назвали своего имени. Или звания. Мне же нужно к вам как-то обращаться.
Подобие улыбки скользнуло по обветренным губам заключенного.
- Обращаться очень просто. - Голос Олега выражал крайнюю степень заботы. - Гражданин следователь, надеюсь, вам не составит труда запомнить? - И, не удосужившись получить подтверждающую реакцию, Олег опять сделал вид заинтересованного читателя. -  Ах, вот еще что... Вас известили о том, что никто из ваших соотечественников не интересовался вашей персоной?  Ваша жена сделала свое дело быстро и теперь уже не ваша жена... что еще... от вас нужно получить некие сведения... - Олег оторвал взгляд от бумаг. Заставляя  Лукаса чуть ли не вытянуться по стойке смирно, несколько минут прожигал его своими темно карими глазами, казалось одежда сейчас задымиться. Потом, скользнув еще раз по болтающимся тряпкам на его фигуре, которые когда то назывались одеждой, наполнил глаза таким пониманием бедственного положения, которое только мог изобразить, стараясь не показать ухмылки, полной удовлетворения.
 - Знаете, когда-то давно... Лет уже шестьдесят, как назад... Иосиф Виссарионович Сталин приказал выслать всех чеченцев с Кавказа в Казахстан. Тех, кто не хотел подчиниться приказу, просто оставляли в своих домах, - он проговорил это таким голосом, что даже идиоту из Мухосранска было бы понятно в каком качестве остались в своих домах те, кто не пожелал выйти из них. - А знаете, почему он сделал это? Потому что нет на земле более коварной, мерзкой, говенной нации... - проскользнувший оскал волка, исчез вместе с каплей ядовитой слюны...  И перед Нортом вновь сидел мягкий, большой, наивный дядечка следователь... - Вот мне интересно, какие качества будем искать у вас?
Кто бы сомневался... Еще один. Очередной. Из бесконечной череды «гражданинов следователей».
- Не составит, - ответил Лукас. Слишком резко для своего нынешнего положения бесправного существа, о чем незамедлительно пожалел, стоило следователю обратить на него свой тяжелый изучающий взгляд. Как луч рентгена, нет, как лазер, он просвечивал насквозь и обжигал. Казалось, все внутренности Норта оказались препарированными и лежали перед следователем на столе. Все еще дымились теплом его выпотрошенного нутра. А обнаженная душа Лукаса корчилась в муках и умоляла о пощаде. Бьет по больному. Сразу. Резко. Без замаха. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
- Это довольно очевидно.
Как ни старался Лукас держать голос ровно, но не вышло. Пришлось сглотнуть, и лишь потом продолжить. Все тем же севшим голосом.
- Коль скоро я здесь.
Под этим невыносимым взглядом следователя Норт непроизвольно подбирается. Вытягивается, как будто хочет показать, что он не сломлен. Назло и вопреки. Но получается диаметрально противоположный эффект.
Следователь доволен.
Но при чем тут Чечня...
Господь всемогущий, нет...
Этого не может происходить на самом деле... Это просто совпадение. Он не мог меня запомнить... Тогда зачем эти разговоры... Нет, этот следак не из тех, кто будет попусту сотрясать воздух. Это он. Тот самый. Ему я перешел дорогу в двухтысячном.
Таких совпадений попросту не бывает.
Осознание как вспышка молнии, как взрыв гранаты прямо перед ним, оглушило, ослепило Лукаса. Он с трудом смог совладать с собой и как сквозь толщу воды расслышать вопрос. «Какие качества будем искать у вас?»
- Я же не чененец... - выдавил Лукас хрипло. - Я соткан из одних достоинств...
Не надо ничего искать! Вопило его подсознание, от ужаса метаясь по черепной коробкой, как крыса в горящем подвале. Эти вопли отдавались тупой болью в висках.
- Да... вы - не чеченец. Это определенно. В наше время эту проблему решили проще и быстрее - несколько вылетов военной авиации... Ну да, о чем это я... - Олег достал  из кармана пачку сигарет, и, вытащив одну, положил ее на стол. Потом, прикурив, то же самое сделал с коробком спичек.  Некий ритуал, показывающий, что время пошло. А все, что было до этого, можно сбросить со счетов.  - Знаете, что такое «ковровые бомбардировки»?  И с какой целью проводятся такие мероприятия?
Лукас отрицательно мотнул головой, он так и не приобрел привычки курить в тюрьме. Как-то не до того было. В виски как будто изнутри кузнечным молотом долбануло. Норт пожалел о своем опрометчивом жесте, можно было сказать словами.
- Разумеется. Я знаю. Новости все смотрят. А это выражение на слуху...
Интересно, а этот станет тушить сигареты об его, Норта, кожу? Прежние этого не делали. И вообще не наносили таких повреждений, которые оставляли бы следы. Установка была такая. Что не облегчало жизнь Лукаса ни на йоту. Здесь же все может быть иначе. И Норт приготовился к любому повороту событий. Решил что приготовился. Разве к такому можно...
К чему он клонит? Тогда именно налет помешал исполнить задуманное... Намекает? Узнал?
Не спешить. Не выдавать себя. В отличие от следака, над которым начальство, что требует результатов по делу, у Лукаса есть все время мира. Он подождет, пока следак себя выдаст.
- На колени!
Это прозвучало так неожиданно и глухо, что Лукас успел поднять только удивленный взгляд на следователя. Что, надоело играть в добренького дяденьку?  Так быстро? И что теперь будет? Выбросим свой засохший пряник и возьмемся за кнут?
Олег, сделав еще затяжку, давая даже некоторое время на выполнение команды, но убедившись, что заключенный решил сделать вид, что не расслышал или не понял, сделал жест рукой. В ту же секунду в камере появились двое надзирателей. Еще через пару секунд Лукас стоял на коленях, подвешенный на вывернутых руках, закованных в браслеты, за крюк в стене. Еще через секунду и ноги были подвешены так, что ему пришлось стоять на одних коленных чашечках.
Просто стоять было нелегко. Все тело ныло от напряжения, мышцы спины сводило судорогой, а голова вот-вот готова была взорваться от боли. Но, оказалось, это было не самое страшное, что могло быть в этой камере. Сейчас ко всему этому добавилось ощущение, что все суставы выламываются из тела. Бесконечно. И это лишь начало. Первые несколько секунд. Боже, дай мне сил… Лукас крепко зажмурился и стиснул зубы.
Следователь, дождавшись пока выйдут эти двое, подошел поближе к склоненному вниз лицом заключенному. Лукас слышал, как скрипнула молния на  брюках «гражданина следователя» потом, почувствовал, ощутил, увидел, как струйка мочи стала растекаться на полу прямо рядом с его коленями, разлетаясь брызгами вокруг. Он вздрогнул.
- Ты, случайно так. Не заметил по дороге сюда, душевой… или прачечной… - раздался насмешливый голос Олега, когда дело было сделано и штаны застегнуты. – Запомни, шваль! Со мной лучше говорить.  Мои приказы выполняются беспрекословно, быстро и точно. И если я захочу, чтобы ты вгонял себе иглы под ногти или др***л, ты будешь это делать. – Олег даже не удосужился проверить, дошло ли заключенного его послание. Он просто развернулся, сел на стуле, и закурил еще одну сигарету, пуская дым в сторону Норта. – И еще одно: тобой никто не интересуется. Ты никому не нужен. Из этого следует, что я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится. И даже, если о тебе вспомнят, а твоя шкура к тому времени будет несколько подпорчена, у нас есть специалисты, которые за сутки нарисуют тебе новую шкуру.
Ужас, неконтролируемый ужас вновь начал овладевать Нортом. Напрасно он понадеялся, что чем дальше от столицы, тем более расхоложенные следаки. Этому палец в рот не клади. Вид поблескивающей на полу мочи сводил с ума, напоминая о воде, которую выливали на Лукаса еще в Москве. От запаха мутило. Теперь Лукас был даже рад, что остался без ужина. Иначе его бы уже давно вывернуло. А так дальше спазмов дело не пошло.
Аккуратно закрыв папку с делом, перевязав веревочки красивым узелком так, будто собирается на утренник в детский сад, Олег поднялся со стула и направился к двери. Потом, как будто вспомнив что-то важное, развернулся и сказал:
- К утру выучить имя, фамилию и статью. Все.
После направился к двери быстрым, твердым шагом, словно все, что здесь произошло, было само собой разумеющимся делом.  А стоящий на коленях заключенный, и должен был остаться именно в таком положении именно сегодня. Вопреки надежде Лукаса на то, что следом зайдут конвоиры и расстегнут наручники, этого не случилось. Не случилось очень долго. Ему даже казалось, что он слышит, как они переговариваются за дверью. Но никто не зашел. До самого ужина, когда вопреки обычному порядку, миску не подали в открытое окошко в двери, а занесли и поставили на столе. Но Лукаса при этом оставили все также пристегнутым к стене. Вывернутые руки затекли и болели. Колени, казалось, взрывались от боли на тысячу осколков.
 Лукас уже решил, что и ночь придется висеть на этих крюках, но ошибся и в этот раз.  Сразу после того, как со стола убрали чашку с какой-то ароматной похлебкой, от запаха которой в желудке образовался еще один очаг боли, зашли двое конвойных, отстегнули его,  довольно бесцеремонно отволокли до ими же отстегнутой шконки, пробормотав нечто вроде: «Таскай его еще! В следующий раз сам будешь добираться до постели. Чертов барин!»
Можно подумать, он их просил. Хотел огрызнуться, но не нашел в себе сил на больше, чем всего лишь подумать об этом. И в конечном итоге был благодарен даже за то, что его избавили от необходимости добираться до шконки самому. Но это ушла бы добрая половина ночи, как минимум. А так. Если просто лежать на спине и не шевелиться, то можно даже попробовать примерить на практике ту методику. О побеге в укромное место. Мысленном, конечно. Туда, где тебе хорошо, спокойно и безопасно. Туда, где тебя не достанут.
Лукасу неизвестно, пробовали ли создатели этой методики хоть раз реально перенестись в такое место… Потому что это работает только в теории. А когда твое тело как будто засунули в барабан стиральной машины и поставили режим отжима, как-то больше ни о чем и не думается. Только о том, как не заорать от нестерпимой боли, которая продолжает выкручивать все суставы.
Как известно, у всего есть предел. Даже у металла. Что уж говорить об уязвимом человеческом организме. В какой-то момент, истощив все ресурсы, мозг Лукаса взял и отключился, давая столь необходимый отдых.
 Он не помнил, как прошла ночь. Но утро началось, так же, как и закончился вечер. Зашли двое, сбросили его с кровати, пристегнули ее крюками к стене, как и положено по инструкции, потом к противоположной стене пристегнули Лукаса, и ни говоря ни слова вышли вон. Через час на столе дымилась чашка с чем-то аппетитным и стакан компота. Еще через минуту появился Олег. Лукас видел только его ноги, но отчетливо понял, что это тот самый следователь. Пройдя к столу, Олег положил на него книгу, с которой пришел. Папки с делом сегодня не было.
- Доброе утро! – голос Олега звучал чисто и весело, но, не услышав в ответ ни звука, проворчал. – Видимо, придется освежить память. - Расстегнул штаны… И все повторилось…
И Лукас понял, что пора сменить тактику. Так он долго не протянет. Чем дальше от центра, тем больше шансов на то, что все, что от него в итоге останется, это та самая папка с аккуратно завязанным узелком. А сам заключенный пропадет без вести, как это часто бывает. Чтобы выжить, Норту придется играть по правилам следака. Делать вид, что он подчиняется, сотрудничает. Можно согнуть дерево, но не сломать его. Выиграть время. Изучить своего врага. Если для этого нужно пройти через унижения, так тому и быть. Все должно выглядеть натурально.
Но лужа мочи, которая добралась до содранных коленей, была слишком натуральной. При попадании в ранки, тут же начала нещадно жечь. Лукас зашипел от боли, втянув воздух сквозь зубы. Так можно и заражение крови заработать… Без ног остаться… не самая приятная перспектива…
- Доброе утро, заключенный!
 - Лукас Норт, статья 275,  измена Родине, доброе утро, гражданин следователь! – Лукас не то что не узнал своего голоса, но и вообще не понял, что это сказал он сам.
- Вот и отлично. И напомню тебе просто так. По доброе душевной: мне абсолютно все равно как ты себя чувствуешь и чего хочешь, как будешь справлять нужду – можешь делать это прямо в штаны, если соизволишь молчать. Я буду делать свое дело в любом случае. Но мой тебе совет: лучше говори со мной. Тебе же будет легче. Ясно?
- Да, - заключенный кивнул головой, хотя и это движение отозвалось дикой болью.
- Ну вот и отлично. – Сделав знак в сторону двери, Олег сел за стол и принялся есть.
Двое конвойных зашли в камеру, отстегнули заключенного и вышли. Все так же молча.
Лукас едва успел выставить вперед руки, иначе о всего маха впечатался бы лицом в лужу мочи на сером бетонном полу. А так только макнулся в нее ладонями. Руки дрожали от напряжения, едва выдерживая вес его тела. Еще немного, и Норт окажется лежащим в это зловонной луже. Это как раз то, чего добивается безымянный следак. Ну нет. Такого удовольствия я тебе не доставлю. Злость придала сил. Лукас, цепляясь за стену, с трудом поднялся на ноги. Мокрые пальцы соскальзывали с гладкого кафеля. Но ему удалось.
Едва выпрямившись на ногах, Лукас услышал уже слышанное.
- На колени!
Тот упал на колени, будто те, кто его только что отстегивал, все еще были тут и сами кинули его на пол.
Боль пронзила все тело, но стон сдержать удалось. В этот раз.
- Руки за голову!
И эту команду Лукас выполнил мгновенно. Теперь зловонная жидкость по капле стекает на запястья, вниз по предплечью… Норт судорожно сглотнул.
- Ну вот и прекрасно! – довольный Олег отставил пустую чашку, отпил из стакана. – Очень вкусный завтрак, не понимаю, почему ты отказался, - произнес он, закуривая сигарету, и как вчера положил пачку на стол и спичечный коробок сверху.
- Что-то нет аппетита, - прошептал Лукас. Вот ему сейчас самое время думать о еде. Ага. Ни раньше, ни позже. А у этих, походу, ни сортира, ни соловки нету… все в камере делают…
- Ах, ну это вы зря, очень зря! Кушать надо! – в голосе Олега слышалось столько сочувствия и заботы, что Лукасу бы впору попросить себе завтрак, но его и слушать никто не собирался.  – Смотреть на меня. Руки держать за головой. – Окрик не давал надежды на продолжение диалога. – Я тут принес кое- что. Сегодня я буду читать тебе сказку.
Сказку? Он что, только что сказал, сказку? Если бы даже не было команды на него смотреть, Лукас все равно не смог бы преодолеть этот соблазн и держать голову опущенной. Следак, читающий арестанту сказки… Куда катится этот мир… Превозмогая боль в шее и плечах, Норт смотрел на сидящего на стуле с любопытством, смешанным с презрительным сочувствием. Так смотрят на калек, умственных и физических. К счастью, следак был слишком увлечен своим занятием, чтобы заметить взгляд Норта.
И, расположившись поудобнее на стуле, Олег начал:
«Снежная королева.
 «Снежная королева
История первая, в которой рассказывается о зеркале и его осколках.
Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем сейчас. Так вот, жил-был тролль, злой-презлой, сущий дьявол. Раз был он в особенно хорошем расположении духа: смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось дальше некуда, а все дурное и безобразное так и выпирало, делалось еще гаже. Прекраснейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей - уродами, или казалось, будто стоят они кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались так, что и не узнать, а если у кого была веснушка, то уж будьте покойны - она расползалась и на нос и на губы. А если у человека являлась добрая мысль, она отражалась в зеркале такой ужимкой, что тролль так и покатывался со смеху, радуясь своей хитрой выдумке…»
Сам того не ожидая, Норт заслушался. У следователя был низкий грубоватый голос. Но не лишенный мелодики тембр. И он так правильно и грамотно расставлял акценты при чтении, что слушать его было даже отчасти приятно. Интересно, он своим детям читает сказки на ночь? У него есть вообще семья? Слушая мужчину, Норт успевал и о своем подумать. И все бы хорошо, если бы не эта адская боль, терзающая каждую клеточку его тела. Лукас забыл  бы, какой сегодня день и час…  если бы не окрики Олега, когда заключенный лишь пытался как-то шевельнуться. Но получалось непроизвольно, онемевшее мышцы отказывались слушать команды мозга. Еще немного, и Лукас рухнет на пол, и пусть его хоть насмерть убьют, меньше все равно ему уже быть не может.
...Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого - поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его было все равно что кусок льда. Кай возился с плоскими остроконечными льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Есть ведь такая игра-складывание фигур из деревянных дощечек, - которая называется китайской головоломкой. Вот и Кай тоже складывал разные затейливые фигуры, только из льдин, и это называлось ледяной игрой разума. В его глазах эти фигуры были чудом искусства, а складывание их - занятием первостепенной важности. Это происходило оттого, что в глазу у него сидел осколок волшебного зеркала. Складывал он и такие фигуры, из которых получались целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось, - слово «вечность». Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков». Но он никак не мог его сложить.
- Теперь я полечу в теплые края, - сказала Снежная королева. - Загляну в черные котлы....
Мерный голос следователя как будто вводил Норта в транс. Он как будто тянулся за ним следом. Туда, где на краю земли замерзший мальчик выкладывал слово из кусочков прозрачного голубоватого льда.
- А ты можешь выложить слово из осколков льда? - Вопрос Олега застал Лукаса врасплох, но тот быстро сообразил  и, мотнув головой, сказал.
 - Да, конечно!
 Олег достал из кармана коробочку. Высыпал из нее на пол перед Лукасом канцелярские кнопки,
 - Извини. Льда нет, попробуй сложить их этого свое имя.
С трудом расцепив затекшие руки, Лукас принялся водить ими, разминая и передвигая кнопки по полу одновременно, лишь бы не показать как ему больно.  Опираясь одной рукой на пол, благо, лужа осталась левее, второй Норт начал расставлять и переворачивать кнопки. Но оказалось, что нужны обе руки. Иначе дело не шло. Опустившись на пятки, он вытянулся вперед. От резкой боли в спине потемнело в глазах, но все же это какое-никакое, а изменение положения. Скоро должно наступить облегчение. Скоро. Вот сейчас. Что так долго не наступает…
Имя на полу почти готово. Буквы неровные, потому что руки неимоверно трясутся. Можно было бы оставить и так, все читаемо, но Лукас Норт не был бы собой, если бы е сделал все идеально. Вот из таких мелочей теперь и складывается его жизнь. И он старательно выравнивает ряды кнопок, добиваясь идеального результата.
Когда на полу вырисовалось, ощетинившись железными иглами его имя, он услышал еще одну команду, оторопь от которой парализовала его.
 - Встать коленями на свое имя. Руки за голову! - И это была не шутка. Заминка в выполнении команды была наказана мгновенно.  Повторилось все, как и вчера. Только теперь Лукас стоял не на бетонном полу, упираясь содранными коленными чашечками в камень, а на иглах кнопок.
Боль уже стала почти привычной. Боль напоминает, что ты жив.
 Олег дочитал сказку, как ни в чем не бывало.  Потом встал, направляясь к двери, сказал, словно само собой разумеющееся.
 - Не стоит отказываться от ужина. А завтра ты почитаешь мне другую сказку. Ты же умеешь читать?
Лукас поднял затуманенные болью глаза, облизал пересохшие губы и ответил.
- У… умею…
И эти едва различимые слова, как скрежет наждачки по стеклу, были преисполнены такой ненависти и злобы. Затаенной глубоко внутри. Но это было подтверждением того, что Норт не сдался и сдаваться не собирался.
Олег вышел за дверь, не забыв проинструктировать о дальнейших действиях надзирателей. Хотя те и так были на редкость понятливыми и преданными своему делу – сам же подбирал людей для этой работы. Пусть он тут и новый человек, но возможность подобрать специалистов ему предоставили согласно его полномочиям. 
Теперь добираться до общаги. В сущности, чем он отличается от этого заключенного? Тем, что может свободно ходить куда захочет? Даже это было не совсем так. Отнюдь не свободно и уж тем более – ни куда бы он хотел. Здание тюрьмы – здание общаги, и это почти весь маршрут, если не считать закрепленной на бумаге возможности выйти в город, воспользоваться которой почти не приходится. От него требуют результат.  И он выдаст его в рекордно короткие сроки… боже, он думать уже стал как на параде, осталось еще крикнуть « Ура!» Олег мотнул головой.  Ну сроки сроками, а с этим Нортом придется повозиться. Это ясно еще из самого дела. Все, что с ним делали раньше, и чего не смогли сделать,  дает возможность сделать кое-какие выводы.  Этот парень не так прост, как можно подумать, глядя на это дрожащее под грязной тряпкой тело. Ну и не таких обламывали. Не будь он, Даршавин, Даршавиным.
А пока есть другие дела. Этот заключенный подождет. Не каждый же день ему читать сказки.  Олег прибавил шаг, пройдя через все решетчатые двери, и в последний раз кивнув на КПП вытянувшемуся по стойке смирно часовому, прибавил шагу, направляясь к зданию общаги.  Не об этом он мечтал, когда ехал сюда. Слишком уж рано он подумал, что добился своего.  И будет гулять по московским паркам, и заглядывать в лица невинным красавицам…  Вот и сосед по комнате, тоже обиженно мотнув головой после второй бутылки, в день знакомства,  поведал грустную историю радужных надежд, которые померкли на десятый год прозябания в этой дыре. «Нет тут ничего и выхода отсюда тоже нет… и для нас и для тех, кого мы тут окучиваем…»
… Эта фраза все еще крутится в голове Олега. Правда, он не привык доверять эмоциям. Вот своему шестому чувству, пожалуй, он верил. Поэтому и решил взять себе этого Норта в разработку. Если Олег Даршавин сам еще не мог даже сформулировать в сознании, зачем нужен ему этот Норт. То его подсознание отчетливо подсказало: «Он тебе нужен!» а оно еще ни разу не ошиблось. Пару дней Олег собирался заняться текущими делами и другими подследственными, не одного же этого ему навесили. Тут не дают расслабиться никому. А этим займутся хорошо обученные люди. Если что произойдет неординарное – ему доложат.
 Олег сидел за столом, перечитывая дела, внося свои записи, общага была таким же режимным объектом, как и здание тюрьмы, почти все следователи пользовались возможностью работать с бумагами не в кабинете, а тут. Хотя казенщиной несло везде. Видимо такую атмосферу поддерживали не случайно. Если между офицерами не происходило стычек, то лишь потому, что раздражение и усталость они могли с лихвой выместить на «работе».
Лукас уже и не надеялся, что его когда-нибудь отстегнут от этой чертовой стены, и дадут возможность добраться до шконки. Но его отстегнули, как и накануне, после того, как убрали со стола еду.  Правда, выполнив обещание, не потащили к кровати и не опустили ее. Лишь, как и положено по инструкции, через дверь скомандовали: « Встать!»
 Это означало, что ему нужно подняться, подойти к двери и встать ровно.
Встать. Кто бы еще  и на этот случай инструкции оставил. Как заставить свое тело, которого не чувствуешь, вместо которого сплошной узел непрекращающейся ослепляющей боли, выполнить приказания, доносящееся из-за двери.
 Лукас сделал это. Как сделал – это уже другой разговор. Куда он глотал боль и страх, все равно никто бы не спросил. А в пустом ноющем желудке места тоже не было. 
Хорошо, что у двери есть стена. К которой можно привалиться и сделать вид, что это ты ее держишь, а не она тебя.
«Отстегнуть шконку, отбой!»
Оказывается, команды бывают и приятными.
Ночь. Время, когда заключенный представлен сам себе. И время это нужно использовать с максимальной пользой.
Кран, торчащий из стены над самым толчком, явился единственный источником жизни. Хотя бы воду они подали согласно инструкции, хотя бы это. Лукас попил прямо из-под крана, понимая, что это первая и последняя возможность на сегодня наполнить желудок. Вода была рыжеватого оттенка, отдавала ржавчиной, а от вони, исходящей от толчка, едва не выворачивало. Пусть так. Зато не будет обезвоживания. Он же хочет выжить? Да, Лукас выжить хотел. Что будет дальше? Или что от него зависит в его дальнейшей жизни? Важные вопросы, но можно он подумает об этом потом? Чуть позже…
Холодная вода помогла Норту воспрянуть духом ровно настолько, чтобы, загнув изодранные штаны, смыть мочу и засохшую кровь с коленей. Как ни странно, от них еще что-то осталось. Лукас с трудом сдерживал крик, когда отскребал с саднящей немилосердно кожи присохшую грязь. Зато холод приносил облегчение.
Идеального результата достичь не удалось. Силы закончились раньше, чем отмылась вся кровь. Норт четко осознал, что если в ближайшее время он не доберется до шконки, то придется спать на полу. Шершавом, холодном, сером бетонном полу.
Провозившись с крюками, один бог знает сколько времени, он все же занял горизонтальное положение…  сон пришел не спасением, а очередной пыткой… мозг взрывался от жара, он несколько раз пытался вернуть себя к состоянию отрешенности, но боль в руках и ногах отдавалась в мозгу нестерпимым пожаром. Если так пойдет дальше, сколько он еще протянет? Но что-то ему подсказывало, что дальше будет хуже. И с этой мыслью он забылся почти на рассвете. 
Утро нового дня обозначилось привычными командами, шмоном и … Кто бы мог подумать!! Наказанием  за хранение запрещенных предметов. Лукас мог бы мамой поклясться, что ничего запрещенного у него быть не могло, но кто бы его спросил? Команда проверяющих, обнаруживших у него какую-то заточку, дружно и деловито поколотила ему бока сапогами, явно испытывая наслаждение процессом, иначе бы они услышали команду «Отставить!» с первого раза. А те, что вошли после них, уже привычно пристегнули заключенного к стене, будто все в жизни так и должно быть, просто его, Лукаса, об этом забыли предупредить при рождении… Его! Лукаса Норта!  Хотя он уже не думал об этом. Закрывая инстинктивно руками голову, когда его пинали, хотя они туда и не метили, он успевал лишь подумать, что бьют хоть и ногами, но вполне профессионально, «жизненно важные органы» будут функционировать и «в больничку» ему не светит.  Затем дымящаяся чашка, что там, интересно? Мясо? Или… Лукас ощутил очередной спазм желудка… он забыл уже как пахнут продукты? Сколько лет он не ел нормально? Когда он сможет поесть? Нет! Стоп! Если думать о еде – точно уже никогда не светит поесть. Он сдохнет прямо тут, висящим на вывернутых руках. Что-то ноги они забыли пристегнуть?
 Вот.
Эта мысль и должна вывести его из лабиринта размышлений о еде.
 Ему не пристегнули ноги. Интересно, у него есть возможность сменить позу? Колени третий день сгорают, будто их начинили солью.  Лукас пошевелился, пытаясь встать так, чтобы боль в месиве коленных чашечек не так жестоко терзала мозг. Реакции со стороны двери не последовало. Но и он пока больше не стал нарываться, давая себе возможность расслабиться на сколько было возможно в его положении. Чуть ослабив руки, чтобы суставы не так разрывались, чуть перенеся центр тяжести на голень, чтобы колени не горели.
И все равно. Смена положения принесла лишь облегчение на несколько секунд. Потом суставы вновь заломило. Вернулось ощущение, что кости медленно, но верно выдирают из суставов.  Наверное, так чувствовали себя жертвы инквизиции. Раньше Лукас только читал о подобных пытках. Дыба, четвертование… Хорошо еще, что не железная дева или испанский сапог. Вот последнее вполне возможно. Зачем им его конечности? Им голова нужна… И ее содержимое. Только не получат они ничего. Не по-лу-чат… Никогдаааа… Лукас опустил голову и начал напевать старую народную песню. Это было лучше, чем просто стонать.
Alas, my love you do me wrong
To cast me off discourteously
And I have loved you so long
Delighting in your company.
Greensleeves was all my joy
Greensleeves was my delight
Greensleeves was my heart of gold
And who but my Lady Greensleeves.
I have been ready at your hand
to grant whatever you would crave;
I have both wagered life and land
Your love and good will for to have.
Сколько времени прошло… Содержимое чашки на столе давно остыло и перестало бы  будоражить воображение кого угодно, не то, что Лукаса.  А следака все не было… Впрочем в этот день следак решил не нисходить до посещения этой камеры. Видимо выбор книги для чтения его так задержал, почти с издевкой подумал Лукас, ложась, наконец, на кровать после команды «отбой».  Или он решил проверить, сколько дней человек может прожить без еды, не иначе. Хотя какая ему, Лукасу, теперь разница, что задержало и не пустило в его камеру этого следователя. Ну какая разница…
Утро стало привычным на столько, что он даже улыбнулся, когда у него обнаружили ту же заточку, вот уж народ не блещет фантазией, впрочем, им это и не нужно. Это Лукас понял уже давно.
- Что веселого тут у нас происходит, заключенный? – один из поразительно похожих между собой надзирателей рявкнул на Лукаса, чем вызвал еще один приступ неконтролируемого близкого к истерике смеха.
- Ничего.
Норт качнул головой, отворачиваясь в сторону.
Надзиратель едва удержался от того, чтобы не пырнуть заключенного этой же самой заточной, да видать, инструкции были четкие. Если бы взгляды могли убивать…
 Правда, сегодня еще одно новшество – с чего бы? Его не приковали. Просто после ухода проверки лежащему на полу Лукасу в ухо влетела команда «На колени! Руки за голову!» Он уж решил, что это означает скорый приход следователя. Но нет… Это означало лишь то, что его не приковали и не насыпали ему под ноги кнопок… он вдруг вспомнил, что когда-то в стародавние времена напроказивших учеников ставили на горох… и к чему пришла эта мысль? Лучше бы она не приходила…
На стол поставили чашку с явно гороховой похлебкой, жутко ароматную струйку пара хотелось лизнуть языком… и чай. Боже... Настоящий английский чай? Или у него уже галлюцинации… Откуда здесь настоящий английский чай? Но эта мысль начала сводить с ума. Команды  приступить к еде не последовало, но и он же не пристегнут… сколько времени требуется, чтобы сделать вполне возможные и оправданные действия, сдаваясь перед желанием просто поесть?
Лукас успел бы выпить стакан чая, если бы он мог шевелиться быстрее, он успел бы даже попробовать похлебку в чашке, но те, кто находились за дверью, были явно проворнее и сильнее. Их же не морили голодом и побоями. 
Побои – мелочь. После очередных тычков сапогами, его вновь пристегнули в прежнее положение, не дав даже пикнуть. Но дальше… Видимо, следователь был весьма культурным человеком, ни разу не позволив себе помочиться прямо на заключенного. Эти псы просто обоссали его всего, и, убедившись в том, что на нем нет сухого места вышли вон.
 Видимо, у них это означает: «С добрым утром, Лукас».
У них определенно проблемы с сортирами.
Странно, что кнопок не принесли.  Задыхающемуся от вони и омерзения, висящему на останках  ничего не чувствующих рук еще приходит в голову сарказм? А что еще ему могло прийти в голову… что…  Ему лишь осталось понадеяться, что его не будут использовать в качестве туалета постоянно. Или и на это надеяться было уже глупо…
На ночь его отстегнули, но команды «отбой» не последовало, и шконку отстегнуть было нельзя. Те, кто находились за дверью издевались с дебильным азартом, заставляя его ходить по камере то на коленях, то задом наперед. То делать приседания, в общем, ночь выдалась славной, если не сказать, что это было хуже ада, о котором Лукас уже мечтал….
От собственного бессилия и боли Норта тошнило буквально, было так жаль себя, что впору было забиться в уголок, сжаться в комок, такой маленький, чтобы не нашли, не заметили. Исчезнуть, раствориться, перестать быть. Но разве это возможно?
Когда Лукас падал, не в силах уже выполнять приказы надзирателей, они оставляли его в покое ненадолго. То есть давали полежать и придти в себя более-менее. Но без внимания не оставляли ни на минуту. Ходили кругами, топая форменными сапожищами вокруг Норта, обсуждая меж собой то особенности его анатомического строения, причем не в самых лестных выражениях, то, что еще хуже, делились впечатлениями о происходящем в соседних камерах. Звукоизоляция была что надо, и ни крика, ни стона, ни мольбы о пощаде снаружи слышно не было никогда. Зато Лукас мог узнать обо всем происходящем практически из первых рук. Как тюремщики с упоением смаковали детали тех или иных пыток.
- Слыхал, как у него кости трещали? Как у жареного цыпленка!
- А зубы потом по всей камере собирал…
- Лежит, стонет и тут же кровью ссытся…
- А башка как перезрелая дыня лопнула…
- Там кость срослась неправильно, ему сказали, или ломать, или останешься колченогий. Кароч, он ломать не стал. В отказ пошел. Нравится человеку шлеп-нога быть, да и пес с ним.
И Лукас думал, как же ему все-таки повезло…
Олег просидел над документами несколько часов, нужно же было понять, что еще можно выжать из этой толстой папки. Но лучше и продуктивнее думается все же на улице. Как бы ни было, строго запрещено выходить за территорию зоны, все равно все офицеры время от времени отправлялись через привычную дыру в трехметровом заборе за этот затерянный в дебрях казенных бумаг мир.
Там, в другом, пусть неприветливом, но живом мире царила весна. Ранняя, робкая, но легкая и желанная. Снег еще не сошел полностью. Только вытоптанные дорожки и участки открытой воды были обрамлены полосками, клочками, островками снега. Как будто очерчен нереально белый контур, вокруг парящей болотным газом жижи. На ветвях берез и сосен тоже лежал еще снег, его не касались теплые испарения болот.  Неприветливый пейзаж местности ограничивался бетонной стеной с рядами колючей проволоки. Чтобы уж совсем наверняка ни одной живой душе не пришло в голову тут искать хоть что-то теплое и нежное…
Олег шел по тропинке между грязно-коричневых зарослей камыша, поеживаясь от сырого  промозглого воздуха, втягивая голову поглубже в ворот форменной куртки.  Ноги привычно измеряли землю в шагах, а мысли по кругу вертелись в голове, как рой надоедливых пчел, пока не приводя ни к какому порядку.
Что там было? Лукас Норт… Шпион? Предатель? Кто он, этот хрен с горы… ну, допустим, это он выяснит буквально на днях. Эти двое верзил, которых он выбрал из многих вариантов. Сделали все. Как по нотам. На редкость исполнительные и непритязательные создания. Иногда казалось, они и думать не умеют, даже не пытаются. Просто выполняют приказы да копируют жизнь из окружающей среды. Словно хамелеоны. Или орангутанги. Да, на них эти два брата-акробата похожи куда как больше. Да и пусть так. Ему надо выдать результат, и он выдаст его... Надо… Кому надо?  Для кого?
 Олег вспомнил приезд в Москву, прием в управлении… Хотя, какой это был прием? Его направили в отдел кадров, выдали предписание, назначение и инструкции. Все. Никакого приема и не было. Олегу вспомнились насмешливо-сочувственные глаза сотрудницы отдела кадров.  Вполне миловидная женщина с роскошной рыжей косой и погонами лейтенанта все ему рассказала и пояснила. Не забыв напомнить, что к выполнению предписаний он должен приступить немедленно. Задерживаться в Москве нет ни причин, ни времени. Его ждут важные для обеспечения безопасности государства дела. И вот – он здесь. Как и сотни других офицеров, видимо, как и он – они когда-то были «награждены» подобным повышением по службе. И с приказом о присвоении очередного звания получили предписание о выполнении особо секретного задания. И все. Они здесь уже десятки лет и никаких других назначений. Отсюда уходят только два пути – пенсия и кладбище. Они нужны, но о них мало кто помнит…
Олег посмотрел на часы – он гулял ровно двадцать минут. Пора возвращаться. Перейдя несколько протаявших лужиц, он повернул назад. Нужно еще набросать план действий и инструкции. Завтра отчет у начальства и новый допрос. 
День клонился к вечеру, словно красный уставший фонарь, солнце закатывалось за резной трафарет макушек вечного леса. Надежно скрывающего их унылую, пропахшую тиной и сыростью, зону. Где-то далеко горят огни больших городов, звучит музыка, люди спешат с работы в уютные квартиры, где их кто-то ждет… да хоть кот! Олег мотнул головой, прогоняя мрачные мысли. Нет, он добьется того что с ним будут считаться, он вырвется отсюда обязательно. Блестяще выполненное задание, и он опять в первых рядах.
Утром, подходя к двери кабинета начальника тюрьмы, на рядовую пятиминутку, он уже знал, что заключенный провел всю ночь на ногах, ему дали забыться на 10 минут сидя в углу камеры на полу, и он бы не услышал команды «подъем», даже если бы она прозвучала. В связи с этим его подняли «подъемным краном». На редкость расторопные и исполнительные надзиратели окатили его ледяной водой. Потом его накормили вполне сносным завтраком – овсянка и компот. Почти детский сад…. Хотя этот Норт не выходил из его головы ни на секунду. Олег все время прокручивал варианты развития событий, постоянно ждал. Когда же тот сломается и начнет молить о пощаде. А еще лучше – начнет давать показания, так необходимые для его, Олега продвижения по службе….
Если бы Олег только знал, что обольщаться ему никоим образом не стоит. Лукас не только не собирался расколоться так быстро, но, благодаря приобретенному за три прошедших года опыту общения со следователями в московской тюрьме, знал как именно себя вести, чтобы от него отделались. И желательно в кратчайшие сроки. Лукас знал и то, как и когда можно сделать вид, что поддался, вот-вот, еще немного дожмешь, и раскроется эта накрепко запечатанная раковина, обнажая беззащитную, прекрасную в своем совершенстве, жемчужину. Створки немного приоткрываются, и вот уже матовый блеск манит добытчика своей близостью. Добытчик с вожделением предвкушает близкую победу. Но створки захлопываются, оставляя добытчика разочарованным и обозленным.
Эта ночь была нескончаемой. Нескончаемой чередой отрывистых команд, ударов, если Лукас замешкается с исполнением. То стоять смирно посреди камеры. То ходить гусиным шагом по периметру. То снова стоять. А чтоб не было скучно, декламировать надзирателям похабные анекдоты. Это, конечно, не допрос. Всем известно, что ночные допросы запрещены. Просто стой и развлекай двух мужиков. Но что из этого было сложнее, Лукас не смог бы определить наверняка. Стоять, когда все тело ломит нестерпимо, ноги отказываются держать, а от боли в спине едва не складывает пополам. Или заставлять непослушный язык шевелиться, чтобы выдать членораздельные звуки. Потому то иначе снова начнутся побои.   Мозг уже отключается, глаза закрываются сам собой, Лукас уже не понимает, что происходит вокруг, а когда замолкает, резкий окрик заставляет вновь что-то говорить. Он несет совершенную ахинею, чем несказанно радует надзирателей. Сидя на шконке, его, Лукаса, шконке, о которой он даже мечтать не смеет, они покатываются со смеху, находя непотребный смысл в этой мешанине русских и английских слов.
- Что-то он у нас застоялся, а?
- Упор лежа принять!
Лукас не понимает, что слова обращены к нему. Тогда его просто  бесцеремонно швыряют на пол, а потом приподнимают за ворот одежды.
- Упор лежа! – орут прямо в ухо.
Мышечная память спасает.
- Чего застыл? Отжимайся!
Норта хватает только на пять раз. А потом он уже не в силах оторваться от пола. Оказывается, лежать на полу не так уж и неприятно. Бетон такой привлекательно-холодный. Но качается, как палуба во время шторма. Странно. Норт уже не уверен, что он не на судне, перевозящем рабов. Да, теперь все сходится. Он раб. Потому его бьют, издеваются над ним. Он бесправное существо. Никто. У него даже имени нет…
- Встать!
Лукас пытается. Но все, что ему удается, это подняться на четвереньки.
- Ладно, хватит с него пока. А то допрашивать некого будет.
Мерзкий смешок, и надзиратели выходят из камеры.
Лукас отползает в угол и сидит там, сжавшись в комок, сотрясаясь от крупной дрожи. Здесь кажется безопасно. Настолько, что Норт позволяет сну завладеть им.
Пока на него не обрушивается поток ледяной воды. От неожиданности Лукас вскрикивает, пытается закрыться руками, но второй волны не последовало. Только взрыв хохота.
- Просыпайся, спящий красавец. Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.
Лукас все еще часто моргает, пелена воды застилает глаза. Жрать? Он не ослышался? Снизошли до того,  чтобы его покормить? Или это очередная пытка?
Но на столе стоит миска. И стакан с коричневой жидкостью, на дне которого скопились какие-то куски чего-то.
Норта поднимают за шиворот и разворачивают в сторону стола.
- Особого приглашения ждешь? Или от жрачки отказываешься?
Норт интенсивно мотает головой.
- Не отказываюсь, - удается выдавить едва слышно.
И ползет к столу, к вожделенной еде.
Овсянка, если это серое клейкое варево можно так назвать, почти безвкусная. Но Лукасу все равно. Дрожащей рукой он сжимает ложку и скребет по железной миске, собирая последние капельки.
- Языком еще вылижи, - с издевкой предлагает надзиратель.
Коричневая жидкость в стакане оказалась даже приятной на вкус.  Откуда-то из глубин сознания всплыло давно забытое, оставленное в прошлой жизни слово «компот». Только у Веточки он был в разы вкуснее…
А перед приходом Даршавина даже швырнули Норту далеко не чистую, не новую и не свежую одежду. Просто сухую и не провонявшую мочой. О ее происхождении Лукас решил даже не думать. Более-менее подходит по размеру, не шибает аммиаком, и на том спасибо. В конце концов, Олег не собирался находиться в одном помещении с провонявшим насквозь заключенным.
Когда твоя жизнь перестает попадать под определение «обычная», все вещи, которые в обычной жизни были естественными, становятся чем-то запредельным. Казалось бы, что проще переодеться. У Лукаса уходит целая вечность на то, чтобы стянуть с себя провонявшие мокрые тряпки. Потом снова еще одно обливание. Уже почти привычное. Это вместо душа, надо полагать. А потом нужно надеть другую одежду. Пальцы не слушаются, руки трясутся, ткань липнет к мокрой коже. Ноги не сгибаются. Чтобы надеть штаны, приходится наклоняться. Приступ головокружения и тошноты заставляет вцепиться в край шконки. С неизвестно какого раза Лукасу удается кое-как одеться.
- Уложились, - с видимым облегчением комментирует надзиратель.  – Встать!
Лукас повинуется. Кажется, ему даже удается сохранять относительно вертикальное положение. Озноб нещадно сотрясает тело, а вокруг так темно… Что, уже снова ночь?
Утром после пятиминутки пришлось увидеть картину маслом. Этот доходяга стоял, привалившись к стене и, казалось, камера вибрирует вместе с ним.
Лукас чувствует чье-то присутствие в камере. Точно. Этот запах. Густой, горьковатый, с древесными нотками. Он вносит диссонанс в пропитанную миазмами атмосферу камеры. Норт уже знает этот запах. И не перепутает его ни  каким другим. Так пахнет его следак. Похоже, тот выстраивает у заключенного систему рефлексов. Совокупность звуков, запахов, слов, действий…
Когда Олег пришел в камеру Норта, тот стоял, как полагается, в ожидании появления следователя. Но с первого взгляда Даршавин понял, что с заключенным что-то не так. Едва на ногах держится, это как раз нормально. Но реакции на слова, обращенные  нему, никакой. Поняв, то от заключенного толку не добьешься, Олег решил привлечь к себе внимание, приподняв голову заключенного за волосы. Заглянул в глаза. Взгляд несфокусированный, затуманенный. Олег в очередной раз позвал Норта по имени, но тот даже не посмотрел в его сторону, хотя Даршавин был в считанных сантиметрах от него. Дыхание затрудненное и поверхностное, а сам горячий, как котел в кочегарке.
- Сам идти сможешь? – вопрос обычный, но не из сочувствия же он это спросил, просто с полувзгляда было видно, что сдаваться этот хрен не собирается, а сил у него не осталось даже на то, чтобы добраться до медсанчасти. Поэтому и ответ Лукаса не удивил Олега, даже наоборот – подтвердил его вывод.
 - М-могу, - едва слышно, лязгнув зубами, словно от удара тока, выдохнул заключенный.
Следак что-то говорит, но Лукас не может разобрать слов. Хоть и пытается изо всех сил. Если не будет ответной реакции, будут побои. Норт хочет попросить, чтобы следак говорит медленнее, но не находит голоса. А потом темнота.
Выругавшись в пространство, Олег заорал тем, кто были за дверью:
- Мать вашу! Этого в больничку, потом – на ковер!
Дальше он даже смотреть не стал, как Норт пытаясь идти, сделал несколько шагов в пространстве, после чего его подхватили на руки эти обалдуи. Ну хоть на это они способны – уж чего-чего, а сил у них навалом. Доставили до лазарета в момент, даже бесчисленной количество зарешеченных дверей им, казалось, и не мешало вовсе.
- Какого х*** вы с ним тут делали?
Даршавин вымещает свою злобу сначала на надзирателях.
Миша искоса украдкой смотрит на брата. Тот  молчит. Пока молчит старший, младший тоже рта не откроет.
- Мне что, вас теперь вместо него, бл***, допрашивать?
Гриша мотает головой, Миша следует его примеру.
- Отвечать, когда я спрашиваю! – гаркнул Олег.
Как ему хочется взять этих откормленных боровов и протащить мордой по полу, чтобы знали. И он мог бы. Имел и полномочия, и физические возможности. Но, как их начальник, чувствует и свою вину. Не поставил правильно задачу. И потому он злится и на себя тоже. И на Норта, что оказался таким слабаком. Даже недели не продержался. Хотя этот факт приносит и согревающее ощущение самодовольства. Раз через неделю загремел в лазарет, то скоро и вовсе бросит свои бесплодные попытки сопротивляться и выложит все как на духу.
Пришлось отправить его в больничку. А с Мишей и Гришей разговор будет серьезный…
- Да мы просто… хотели… мы думали…
- Просто? Просто здесь никогда и ничего не бывает! Это ясно? Нет? Думать вам вообще, идиотам, противопоказано! Думали они!  Я здесь думаю! Я! И больше никто! Еще раз подобное повториться, зекам позавидуете! Пятый угол искать будете! Еб***ты херовы…
Он еще долго вымещал свое крайнее раздражение на братьях, а когда выпустил пар, направился в медсанчасть.
Но и там история повторилась.
Ведьмак битый час с таким видом, будто не он осужденный, а Олег заслуживает наказания, втирал что-то про опасность заражения и обширное воспаление… Потом пришлось сгонять этих холопов в ларек, чтобы в его руках был какой-то намек на сочувствие, пусть так. Потом пара фраз в палате-боксе, потому, что одиночный режим даже в больничке нужно было обеспечить. Доктору Олег все же наказал, что фраза «посещения разрешены» может относиться только к нему, старшему следователю и ни к кому более.  Иначе он будет вынужден поставить вопрос о соответствии доктора занимаемой должности. На что Ведьмак хмыкнул, пробурчал:
- Как будто тут будет паломничество!
Действительно, кто его может там посещать? Врач да его расторопный помощник, вот и все. Тут Олег мог быть спокоен. Даже полный осуждения взгляд доктора не заставил Олега усомниться в своих методах. Вслух все равно ни одна живая душа слова не скажет, а мертвые молчат и того надежнее. Только вот этот Норт был нужен живым. И, кажется, он сам это прекрасно понял. Ну что ж. Как  раз удобный случай сменить тактику…. Немного… На время…
Олег был не просто зол... Он не выбирал выражений, хотя этим тут точно никого не удивить. Слушая доктора в изоляторе медсанчасти, которого все завали Ведьмаком, не вспоминая уже, что он имеет высшее медицинское образование. Просто надеяться на огромный выбор лекарственных средств и диагностические оборудование ему не пришлось ни разу за все годы отсидки, как и после нее - оказывается и врачей тоже иногда садят в тюрьму. Хотя его статья ничего общего с медициной не имела. Вот и тут лечить ему частенько приходилось «подручными» и «подножными» средствами,  - благо болота предоставляли огромный выбор трав и кореньев, которому позавидовал бы любой ведьмак, живущий в городе. А здесь врача даже пускали погулять, понимая, что от этого будет зависеть чья-то жизнь, и не обязательно жизнь заключенного.
Мало кто помнил его настоящее имя. Ведьмак и все. А когда-то в прошлой жизни его звали Петр Алексеевич, и была у него жена Светлана. И дочь Танюша. Но Петра Алексеевича тянуло к мальчикам. Юношам. Мужчинам. Он тщательно скрывал эту свою страсть, и проявилась она, лишь стоило Петру Алексеевичу попасть на зону. Во время отсидки он и признакомился с Николаем, Никой, как Петр стал его звать. Ника был безответным, забитым, и не скажешь, что сидит за убийство. Но исполнительным и работящим, а главное, он был бесконечно предан Петру, своему покровителю и заступнику. Ника отбывал пожизненное, а Петр, освободившись по удо, мог бы покинуть этот суровый неприветливый край. Но предпочел остаться. Кто ждал его на воле? Жена подала на развод, Таня заявила, что у нее больше нет отца, а Нику одного не бросишь… Как раз образовалась вакансия в больничке. Опыт не пропьешь, мастерство не просидишь, так Петр и Ника и нашли свое место в тюремной жизни. Со временем Петр-Ведьмак завоевал всеобщее уважение, проявив недюжинный талан и смекалку в условиях, далеких он идеальных. Ни надлежащего оборудования, ни медикаментов, а зеков и не только на ноги будь добр, ставь. В рекордно короткие сроки. И ставил же. Петр не делал различия между сидельцам и тюремщиками. Они были для него одинаково безразличны. Его занимал сам процесс исцеления. Чем сложнее был случай, тем занимательнее. Излечение для Ведьмака было сродни решения сложной головоломки. И потому он ревностно охранял своих пациентов. Не приведи господь, какой-нибудь слишком ретивый следак сведет все усилия Ведьмака к нулю. Вот как выпустят заключенного из лазарета, пусть делают, что хотят.
Олег слушал, как Ведьмак перечисляет диагнозы заключенного Норта, поглядывая на помощника доктора - щупленького мужичка, который был и санитаркой, и медсестрой, и женой этому самому доктору, по совместительству. Все давно привыкли к этому порядку дел в лазарете, лишь Олег по причине недавнего появления тут, все еще был несколько ошарашен такого рода отношениями.
- Вы мне скажите, - нетерпеливо перебил он врача, - сколько этот Норт проваляется тут? Есть ли угроза его жизни и что нужно, чтобы дело шло побыстрее, а еще - когда можно будет приступить к допросам?
 Доктор, конечно, слышал про нового следака. Слухи тут - самый главный портал развлечений и извлечения информации. Слышал он и то, что следак с крутым нравом, и то что имеет какие-то запредельные полномочия, вплоть до того что может привлекать и отстранять всех кто ниже его по должности. Да ему-то что, он тут один на всю округу - и к нему обращаются все, кто находится по обе стороны колючей проволоки. Поэтому Ведьмак вполне спокойно и церемонно продолжал.
- Поскольку у больного обширное воспаление легких, высокая температура  и подозрение на сепсис, пока я запрещу любого рода допросы. Могу позволить одно посещение в день, и то буквально на пять минут и под моим присмотром.
- Под присмотром? - Олег опешил он наглости заключенного, пусть даже и врача, и уже набрав воздуха в грудь, чтобы выпалить нечто нецензурное, вдруг передумал, и кивнул. - Хорошо, очень хорошо. Давайте-ка посетим нашего больного, под вашим присмотром.
- Ему можно  приносить фрукты и сладкое. - Продекламировал врач, так будто его спросили об этом. И эту наглость Олег проглотил молча. Он сам еще не понимал, зачем ему понадобится этот врач, но вдруг решил, что он ему нужен. Какой шестое чувство иногда диктовало ему, что и как нужно делать, он не знал, но как любой зверь, очень доверял этому чувству, и подчинялся, и всегда убеждался в его правильности.
В общем, весь вечер в кабинете старший следователь Даршавин строчил новый план допросов и отчеты по всем инстанциям. Его всегда выматывала эта рутинная писанины, словно школьнику, ему нужно было каждый день уделять несколько часов общению с сероватыми листами бумаги и шариковой ручкой. Строчки, окрашенные в черный цвет чернил его ручки, ложились на листы, заполняя пространство, словно ряды пулеметных лент…
Иногда он даже слышал звуки выстрелов, когда отчеты удавались особенно удачными и оптимистичными…  Ну хоть к медали представляй. Но не сейчас. Пока что за такие заминки в деле его могли бы и наказать, но сроков ему не ставили и в методах не ограничивали, а значит, он все еще может действовать по своему усмотрению. Главное, чтобы этот хрен был жив, а еще лучше – сломлен.
Закрыв папку с делом, Олег закрыл кабинет, прошел все посты, и направился к той самой дыре в заборе, как будто к порталу в другой мир. Скоро будет темно, и времени на прогулку почти не осталось, но Олегу хватит хотя бы выкурить сигарету в этом подобии побега от реальности. Белый дымок сигареты смешивался с морозным воздухом и последним лучом заходящего солнца. Прищурившись, Олег вглядывался в бронзовые верхушки деревьев, словно пытаясь рассмотреть там ответы на свои вопросы….  Потом скрипучая кровать в общаге, как напоминание, что он все еще не заслужил нормальных условий жизни… Отчего же он должен жалеть этого Норта, сочувствовать ему? Этот заключенный только средство, и он воспользуется этим средством для достижения своей цели. Во что бы то ни стало.
Через какое-то время он входил в тесный бокс - и тут заключенный Норт был в «одиночке», если не считать, что за дверями не было натасканных охранников, и пытки заменили уколы во все части тела.  Зато тут кормили, было чисто и тепло, и шконка была в его распоряжении круглые сутки... Вот только опять этот следак, как его...
- Старший следователь Даршавин Олег Вадимович,  - как будто прочитав вопрос в мутных глазах Лукаса, произнес вошедший следователь. - Допросы вам запрещены, а вот бананы и шоколад как раз разрешены, - и на тумбочке у кровати Лукаса появилась пара бананов и « Марс», как будто это волшебство какое-то....
Норт не понял, как он оказался в больничке. Сначала он вообще не понимал, где он находится. Все же   белые кафельные стены, только как будто ближе. Смыкаются вокруг Лукаса. Еще немного, и раздавят. Приступ клаустрофобии проявился головокружением и тошнотой. А еще паника. Неконтролируемая, бурная, всеобъемлющая. Лукас хотел сбежать из этого белоснежного капкана, но его руки и ноги были пристегнуты к шконке. Это стало последней каплей. И он в ужасе закричал.
На крик пришел Ведьмак. Он равнодушно встал у изголовья кровати Лукаса, сложив руки на груди.
- И что у нас тут происходит?  - бесстрастно спросил он.
Лукас вряд ли мог внятно объяснить. Только умолял Ведьмака выпустить его отсюда.
- В свое время, - пообещал тот.
Потом пришел Ника. Сделал укол успокоительного и антибиотиков. И Лукас погрузился в сон.
Когда он просыпался, все те же двое его кормили, кололи, умывали, всегда молча. Исключение составляли вопросы о самочувствии. Да и сам Лукас не горел желанием с ними общаться. Пока он в больничке, по крайней мере, допросов не будет.
Но с этим он ошибся. И понял это, когда увидел своего следака, сидящем на стуле у кровати. Даже находясь под действием антибиотиков и обезболивающих, Лукас не утратил способности воспринимать все с изрядной долей иронии. Выходит, ему нужно было доказательство слабости заключенного, чтобы снизойти до нормального общения. Запомним это.
- Лукас Норт, - проговорил он слабым голосом. Пока он удовлетворяет требованиям следака, тот его не тронет. – Простите, руки подать не могу. – Приподнял пристегнутые ремнями руки, показывая наглядно. – Говорят, для моей же безопасности. – Фразы были отрывистые, короткие, на длинные дыхания пока не хватало.
Не могу сказать, что рад знакомству, добавил про себя Норт, но то, что следак представился, было огромным шагом вперед.
Лукас бросил быстрый косой взгляд на угощения на тумбочке. Заставил себя не смотреть на них больше. Иначе будет только хуже. Мозг уже услужливо воспроизводил все нюансы вкуса, запаха и ощущений. Как было бы прекрасно ощутить прохладную упругую кожицу. Подцепить ее пальцами, обнажить ароматную белую мякоть… Вонзить в нее зубы… Ощутить сладковатый вкус. Нежный. Тонкий… Нет. Так дешево его не купить. Плюс, пристегнутые руки делают эти лакомства недосягаемыми.
С усилием сглотнув, Лукас снова повернулся к следователю. Его полулежачее положение давало преимущество. Норт мог смотреть почти прямо в глаза Даршавина. Но при этом тщательно следил за тем, чтобы не выглядеть слишком оклемавшимся. Благо, притворяться особо и не приходилось. Препараты притупляли боль, но вместе с ней и сознание.
- Теперь допросы будут проходить здесь?
Было страшно услышать ответ, но иллюзия защищенности, которую создавала непосредственная  близость людей в белых халатах, которые по идее не должны допустить беспредела на своей территории, придавала уверенности. Хотя ощущение прогулки по лезвию клинка не отпускало.
- Нет, врач не разрешает еще допросы, - Глядя прямо в глаза Норту, проговорил Даршавин, и кивнув в сторону стоявшего у окна Ведьмака, продолжил. - Для вас пока разрешены посещения. Вот фрукты и сладкое, витамины ... Но поскольку у вас нет родных и близких, я взял на себя роль вашего посетителя. 
Олег прошелся по палате. Желание покурить было сильным, но Олег понимал, что курить ему тут не разрешат.
От  этого дискомфорт усиливался. Ситуация  выходила за рамки желаемой. Все  должно быть наоборот. Даршавин взял себя в руки. Его  раздражение  тут не поможет. Должны  быть другие варианты.
Как это нету? Очень даже есть. Возражения напрашивались сами собой, но Лукас ограничился тем, что лишь выразительно приподнял бровь.
- Как великодушно, - улыбнулся Норт. - Но, боюсь, что не смогу в полной мере ощутить его, пока у меня связаны руки. Буквально. Быть может, пока вы здесь, Олег Вадимович, и обеспечите и мое тут присутствие, меня развяжут?
Надежда в голосе Норта была очевидной. Как он ни старался не выглядеть еще более жалким, чем эта больничная обстановка его делала, получалось как-то не очень. Но их таких двое. Несчастных в этой палате. Вон как следак мечется. Плохо ему тут. Птср из Чечни привез?
 - Вас что-то беспокоит? - участливо спросил Лукас.
Пристально глядя на врача, Олег взял с тумбочки батончик, разорвал упаковку, сел обратно к кровати Норта.
- Думаю, ваш доктор не разрешит снять повязки, так что будем кормить вас единственно возможным в этой ситуации способом,  - почти нежно говорил Даршавин, протягивая шоколадку ко рту Лукаса. - Давайте, откусывайте, это поможет вам набраться сил.
 И как будто не было ничего. Не было унижений, побоев, крика, злорадства, боли... Как будто этот человек только что прибыл из миссии «Красного Креста». Олег с невинной заботой и вниманием дал Лукасу откусить батончик, подождал, пока тот прожует, потом поднес к губам больного шоколадку еще раз...
- А вы знаете, когда я участвовал в военных действиях, больше всего хотелось съесть шоколадку и закусить ее бананчиком. Это просто мечта была, такой кайф невероятный, - и глаза Олега, потеплели, унося его куда-то  далеко из этого бокса... Может даже в детство... Или он действительно сейчас вспомнил службу в армии с таким вот теплом?
Боже правый, да он реально умом тронулся…
Если бы Лукас сам не видел только что, что Даршавин разорвал упаковку, ни за что не стал бы есть из его рук ничего. Хотя можно сделать такой незаметный прокольчик шприцем… Опять же, зачем ему это делать? Убить Нора он мог и в камере, и не раз. Лукас заставил своих параноидальных демонов внутри заткнуться  и насладился ароматом шоколада, мгновенно распространившимся по палате. Он смешивался, правда с запахом табака от рук Олега, но это были такие детали… Которые не имели сейчас ни малейшего значения. Аккуратно примерившись, Лукас откусил кусочек тающего во рту лакомства. Это было нереально вкусно. Медленно, с наслаждением прожевал, потом откусил еще. Если бы не рассказы Даршавина о его чеченских грезах, было бы совсем идеально.
Нет, он серьезно умом тронулся. Как только такого на службе оставили… Хотя. Разве это служба? Выбивать из заключенных показания. Здесь только таким и место…
- Признаться, не очень, - отозвался Лукас, осторожно посматривая на Олега. Так это он то, решил свои фантазии на Норте осуществить?
- А вы сейчас попробуете и поймете, что это вкусно. - И Олег протянул руку к тумбочке. Ника, появившийся, как всегда, бесшумно и незаметно, словно из-под земли, буквально на лету, подставил под готовый уже опуститься на белую поверхность тумбочки, батончик, на маленькую фарфоровую тарелочку (тут стерильным должно быть все!)
Олег чуть не вздрогнул от этого смерча больничного порядка, но с абсолютно бесстрастным лицом, как будто так и было задумано, опустив батончик на тарелочку, взял с тумбочки банан, раскрыл его и с таким же невероятно заботливым видом протянул Норту, для продолжения «банкета»...
Да мне и без ваших уговоров ясно, что это вкусно. И по отдельности, и вместе… Но Лукас счел за лучшее не спорить и вообще никак не проявлять своих чувств по этому поводу. Кормят и на том спасибо. Вкусно кормят – еще больше благодарны. Как у русских говорят? Дают, так бери, бьют, так беги? Пока не бьют. Замечательно.
Какие все вокруг заботливые…
И как некстати возникло так глубоко запрятанное воспоминание.
Веточка мирно спит. Ее каштановые волосы разметались по подушке. Ей снится что-то приятное, потому что милая улыбка тронула ее губы. Лукас осторожно ставит поднос с чашкой чая и блюдцем с круасаном на столик у кровати и умиленно смотрит на любимую…
Это и, правда, оказалось вкусно. Банан с шоколадкой. Вкус одного и послевкусие другого. Такое изысканное сочетание.
- Теперь я вас лучше понимаю, - негромко произнес Норт.
- Нет, нет, - почти торопливо остановил его Олег, - Вот, откусите еще раз,  - он подождал, пока Норт сделает еще один укус, прожует, а потом уже с чувством продолжил -  А теперь расскажите мне ваши ощущения.  Что понравилось? Что было лишним? Как вы находите сочетание вкусов? - Даршавин уже отложил остаток банана на ту же тарелочку и, отряхнув руки, сел на свое место, опять пристально глянув на врача. Ведьмак уже готовый было прекратить свидание, опять остановился, будто загипнотизированный взглядом Даршавина.
Олегу нужно было присутствие доктора, чтобы оценить адекватность пациента. А ведьмак своим профессиональным чутьем ощутил, что ему понравится этот эксперимент.  Ведь пациент и в самом деле должен быть в состоянии ощутить такие простые оттенки работы вкусовых рецепторов. Олегу же было важно заставить говорить Норта. При враче он должен заговорить. А потом он, Даршавин , сделает этот первый урок заученным рефлексом. Нужно  выработать у него привычку говорить, потом - потребность говорить. Только тогда с ним можно будет работать. Вот именно в этом и должен помочь доктор. Или его любимый Ника, который тут вечно крутится.
Лукас уже решительно ничего не понимал. По законам жанра, должен быть один добрый следователь, один злой. Но два в одном…
В том, что у Даршавина отклонения  психике, Лукас понял уже давно. Может, к ним относится и потеря вкуса? А так хочется вспомнить, каково это было? Но почему он, Норт, должен заполнять эти пробелы? Слишком просто. Нет, Олег так не работает. Здесь есть еще какая-то скрытая мотивация. Знать бы, какая. От этих мыслей возобновилась головная боль, рука Норта непроизвольно дернулась, но сдвинулась лишь на миллиметр. Он постарался сосредоточиться на описании вкуса. Это же не так сложно, в конце концов. К тебе с добром, и ты отвечай тем же. Кроме того, зачем лишний раз злить следователя.
- Это весьма изысканное сочетание, - начал Лукас. – Вкус шоколада прекрасно дополняется вкусом банана. Тому и другому присущи и сладость, и терпкость, и такие нежные нотки… И ощущение таяния во рту…
Непросто было подобрать слова, тем более русские. Это умственное напряжение усилило головную боль. Лукас прикрыл глаза.
Глаза Олега приобрели оттенок янтарного чая, рука сама дернулась и легла на руку Лукаса.
- Ничего страшного, постарайся протянуть подольше этот момент таяния и насладиться послевкусием....
 И пару раз погладив тонкую, холодную руку Лукаса, Олег поднялся со стула.
- Мне пора, к сожалению, а то, вон, доктор уже прожег меня взглядом, - полушутя произнес он. - Желаю тебе поскорее поправляться. Ну, и не откажи в любезности, разреши тебя посещать. А то помрешь тут со скуки....
Наверное, Даршавин и сам бы удивился, откуда это взялось столько теплоты в его словах, голосе, глазах...
Но у Ведьмака чуть челюсть не отвалилась, когда он услышал это и - главное - увидел собственными глазами всю эту картину. И это после того, как он лично обрабатывал тело этого заключенного, на котором живого места то найти было сложно....
Что вообще происходит? Кто-нибудь, ущипните меня! Хотя нет, не надо. Итак больно.
Лукас так и не нашел, что ответить, только, судорожно сглотнув, молча кивнул, а потом, широко распахнув глаза, проводил недоуменным полным смятения взглядом Даршавина,  еще некоторое время смотрел на дверь, пытаясь понять, сон это, следствие действия препаратов или все же нереальная явь…
- Ну вот, слышали, да? Поправляться надо, - назидательно произнес Ведьмак. – Так что давайте. На бочок. Будем укольчик делать. А потом спать. Сон – лучшее лекарство.
Услужливый Ника уже тут как тут с кюветой в руках.
Лукас повернулся, насколько позволяли привязанные руки. Значит, это не сон. Если Ведьмак слышал то же самое.
Прикосновение прохладной влажной ватки, запах спирта, потом короткая боль, которую болью-то назвать можно с большой натяжкой. Так, легкий дискомфорт.
- Отдыхайте.
Это эпидемия вежливости и поддельной заботы такая? Что Даршавин, что Ведьмак…
- Вы мне обезболивающее не дали.
- О, точно. Вот я старый дурень, - засуетился Ведьмак. – Ника! Ну-ка живо!
Таблетка в безвкусной оболочке, стакан воды… Нет, что-то определенно не так…
Лукас пытался об этом думать, пока его не сморил сон.
Наконец выбравшись на улицу, Даршавин дал волю чувствам и желаниям.... Черт бы побрал все это месиво нежности и участия! Но сначала - курить. Он судорожно вытащил сигарету, спичка зажглась не с первого раза, сломавшись от порывистых чирканий о коробок. Тут уж не до ритуалов. Олег глубоко затянулся, потом еще раз, словно перед казнью ... Если быть более точным - после казни. Это выглядело какой-то изощренной пыткой, которую он сам себе устроил. Первая сигарета ушла в несколько затяжек прямо у крыльца корпуса изолятора. Закинув окурок в урну уже более спокойным движением, Олег направился к забору. К черту все, отчеты, рапорты, планы допросов, всю эту писанину - потом. Сейчас он должен восстановить силы. Может быть, где-то в глубине зашоренного организма, Олег бы и пожалел этого человека, посочувствовал ему, может быть... Но не сейчас и не ему.. Перед ним был враг. Не только враг государства, его, Олега личный враг. Он должен был разоблачить этого врага. И что он делает? Сочувственно жмет его холодеющую руку? Это нормально вообще? Олега передернуло. Дым еще одной сигареты пропорционально, равномерно выпускался в такт восстановленному дыханию и упорядоченным мыслям. Ну, что ж.... Даже не смотря на волну одержимого возмущения, он заметил, конечно, что дело того стоило. И не будь он, Даршавин, Даршавиным, если завтра он не поговорит с этим Нортом с большей пользой. А уж Ведьмак, кажется, и сам понял, что от него требуется - сделать пребывание пациента настолько комфортным, чтобы у него возникло убежденное желание поделиться с окружающим миром своими эмоциями, мыслями, в общем, чтобы он захотел говорить. Говорить много и обо всем. Может быть, игра и стоила свеч? А там, в пылу безудержных бесед и проскользнет нужная информация? Или заветное желание, на котором можно будет сыграть в нужный момент?....
Через полчаса в своем кабинете старший следователь Даршавин строчил уже так надоевшие отчеты и планы.
Наступивший день не принес ничего нового. Ведьмак остался вежливым и предупредительным, Ника, как верная собачонка, преданно заглядывал в глаза и вилял хвостом. Проводил Лукаса в ванную, помог с душем. С полотенцем. Норт не чувствовал достаточно сил, чтобы противиться. Хотя от каждого чужого прикосновения вздрагивал, благо Ника делал вид, что не замечал этого.
Завтрак прошел в компании Ники, Даршавин не появился. Занят более важными делами? Что может быть важнее Норта? Он что, на самом деле ждет своего следователя? Нет. Просто не хочет быть застигнутым врасплох. Каждый раз, слыша шаги за дверью, Лукас напрягался. Но шаги проходили мимо. Не санчасть, а проходной двор какой-то…
Это постоянное напряжение не давало расслабиться ни на минуту. И насладиться часам покоя. Без допросов и избиений. Уколы и прочие процедуры не в счет. Даже привязанные руки не были основным источником дискомфорта.
Не ведись, Лукас. Он этого и добивается. Выводит из равновесия.
Ровно через сутки, Олег сидел на том же стульчике, дожидаясь пробуждения Норта. От всех этих инъекций тот спал почти всегда, но Олег с первого же раза понял, когда нужно приходить, чтобы действие дозы утреннего укола уже закончилось, а вечерний укол еще не скоро поставят. Хотя Ведьмак еще добавлял в лечебный план какие-то корешки и снадобья, главное – есть то самое нужное для Олега окно, из которого нужно извлечь максимальную пользу. Нужно будет кормить его с рук – он будет кормить. Результат будет все равно, не зависимо от чьих-то  болезней или амбиций. Уж это Даршавин обеспечит. Пусть даже ему придется каждый день наведываться на кухню местной столовки, словно как на работу. В конце концов – и ему самому не мешало бы подкрепиться нормальной едой, а не тем, что готовили местные повара. Пользуясь своими полномочиями, Даршавин выбил для себя право готовить на кухне тюремной столовой. И теперь в его руках кое-что поинтереснее шоколадки с бананом. Он, конечно, не собирался тратить все свое время на кормежку подследственного, но часок в день – ерунда. Тем более право дегустации блюда тоже принадлежало ему. Потом – сигарета перед входом в санчасть, чтобы нервы не сдали в процессе… И вот – он наблюдает, как его  враг пробуждается от действия лекарств….
И все же противостоять препаратам не сможет даже очень тренированный оперативник, а тем более, ослабленный и больной организм. И Лукас погрузился в наркотический сон. Так он называл это состояние, когда против своей воли отключаешься под действием лекарств.
Пробуждение всегда неприятное. Голова тяжелая, сознание путается. Нужно время, чтобы осознать, где ты, и что происходит. Каждый чертов раз. Хотя Лукас привык сразу четко осознавать, где он, и что происходит. Поэтому такое состояние очень выводило из себя.
Но в этот раз все было иначе. Пробуждение сопровождалось приятными грезами. О доме, о Веточке, которая приготовила что-то вкусненькое… Частичкой сознания Норт осознавал, что это все сон, и лишь это удержало его от того, чтобы заговорить с Веточкой.
 И представьте его ужас, когда, наконец, открыв глаза, Лукас увидел сидящего перед собой Даршавина. Немой вопрос застыл в глазах Норта. Не сказали ли он все же чего-то, что Олегу слышать ни в коем случае нельзя? От волнения сердце Лукаса забилось быстрее, а дыхание стало частым и прерывистым.
Его загадочный вид сбил бы с толку любого, кто решился бы попытаться даже не мысли его прочитать – кто их там читает, хоть по каким-то признакам угадать, что сейчас находится в этом черном пакете у него на коленях.
Олег дождался, когда Лукас придет в себя от удивления или ощущения нереальности происходящего.
- Добрый день, надеюсь, самочувствие улучшилось? – Бархатный голос совершенно соответствовал взгляду. Олег и не думал тут продолжать пытки – это ясно, как божий день… Или нет? - Я тут вам кое что приготовил. Не переживайте, сам снял пробу, и, как видите – жив!- Говорил Даршавин, вытаскивая из пакета замотанную в полотенце банку. Дальше последовала ложка, тщательно запакованная Олегом, во избежание досадных случайностей. Кусочек черного бородинского хлеба, как же без него.
И вот из открытой банки выпорхнул, заполняя собой все пространство тесного бокса, аромат зеленых щей. Как и где Даршавин нашел несколько свежих побегов крапивы, не смог бы сказать даже Ведьмак. Но факт остается фактом - за час до прихода сюда, Олег на плите местной столовки сам приготовил свое любимое блюдо для Лукаса.
- Вот сейчас ты в полной мере ощутишь вкус этого божественного блюда. - Ворковал Олег, поднося ложку со щами к губам Норта. - Нужно есть по чуть-чуть, смакую каждую капельку, чтобы не пропустить все оттенки этого вкуса....
К запаху табака от только что выкуренной сигареты и лосьона после бриться примешался, стремительно вытесняя их, как нежелательных соседей, изумительный аромат мясных щей. Настоящих. Домашних. Челюсти свело от нестерпимого желания отведать этого божественного блюда. Хотя осторожность и била во все колокола, что ты делаешь, Лукас, если сейчас так хорошо, подумай, как плохо будет после! Но  после это после. А сейчас это сейчас. После может и не наступить.
Норт аккуратно выпил с ложки горячую, но не обжигающую жидкость. Не проронив ни капли. Прирожденная аккуратность и осознание того, что вытирать то, что он пролил, никто не станет. Слишком быстро проскочила, Лукас даже не успел насладиться этим чуть солоноватым насыщенным вкусом. Это совершенно не то, чем его кормит Ника. Тот суп призван поддерживать жизнь в заключенном, а этот… Если бы его принес не Даршавин, Лукас сказал бы, что он сварен с любовью. Совершенно дикое предположение заставило Лукаса улыбнуться про себя. Одна из кухарок, точнее, один, воспылал к нему глубоким безответным чувством… Но как сюда вписывается следак…
Лукас даже если бы и не захотел, не смог бы не открыть рот. Но он и не пожалел, что поддался искушению и напору Олега. Из ложки в рот проникла порция невероятного  пленительного блюда. Кто  бы мог подумать, что простая крапива может так менять простые щи. Расширенные от удивления глаза Лукаса говорили сами за себя. И Олег не пропустил эти изменения в чувствах своего подопечного. И подождав, пока тот проглотит пищу, поднес ко рту кусочек хлеба, подождал пока Лукас откусит, прожует, потом дал еще  ложку щей, затем третью... Лукас, кажется, вошел во вкус...
- Можешь передать ощущения? - произнес он, глядя в потеплевшие глаза Лукаса. - Расскажи, что ты чувствуешь, когда это блюдо проникает в рот, с чем бы ты сравнил его?
- С чем? С  благородным напитком, с бархатом, - после небольшого раздумья ответил Норт. Потом прикрыв глаза и прислушавшись к своим ощущениям, он сказал. - Запах трав смешивается со вкусом мясного бульона, и не кажется грубым или отвратительным, наоборот, он раскрывает свою нежность и мягкость...
Даршавин поглядел на доктора. Ведьмак даже рот приоткрыл, да и то сказать, от аромата у него уже свело под ложечкой. Чертов следак. Он  явно спец в пытках. Нюхать  такое и не иметь возможности не то что наесться до отвала, но даже попробовать... Да его повесить мало. И уж, конечно, можно понять этого доходягу, которому этот вкус не только подарит наслаждение, но и придаст сил. Там  витаминов как для слона. Недельная  доза…  И Ведьмак сглотнул. Ника появился, как обычно, бесшумно и неожиданно.
- Укольчики, - голос с нежной хрипотцой заставил обратить на себя внимание всех присутствующих.
Лукас чуть не закричал: « Я еще не наелся!», но конечно, просто молча посмотрел на Даршавина. Тот чуть улыбнувшись, сказал:
- Не беспокойся. Я останусь, и ты съешь все до последней капли.
«Черт! кому-то все! А  кто-то только наблюдает!» - Ведьмак наблюдал внимательно. Еще  бы. Разговорить  такого пациента! Да у этого малого талант. И Ника уже снимает штаны с больного. Укол делается моментально. После чего Ника исчезает.  Вот кто здесь знает все, что и когда ему нужно сделать, и где находиться. Хотя доктор успевает послать ему воздушный поцелуй, который кажется, тоже не упустил из виду следователь, как, впрочем, и шрам на бедре Норта. Видать в разведку зря народ не берут.
- У меня такая же рана на бедре, - произнес Олег, когда Ника исчез за белой дверью. - Я в Чечне поймал из калаша. Ох  и разворотила она мне ...
Усилием воли Норт остался внешне безразличным. Хотя внутри все перевернулось. Это же тогда, в ту злополучную ночь зацепило. Пока уходил от налета и вероятной погони, не до того было. Перетянул ногу и все. Нагнало значительно позже. Хорошо, попался знающий врач на базе. Купировал воспаление, которое грозило перерасти в более серьезную проблему, вплоть до ампутации, влил в Лукаса несколько литров физраствора и донорской крови, чтобы восполнить массивную кровопотерю. Вычистил рану, привел пациента в состояние, пригодное для транспортировки, а заканчивали уже Лондонские хирурги. Потом довольно длительный курс реабилитации и, наконец, допуск к полевой работе…
Случайно Даршавин упомянул о Чечне? Поговорить хочется? Былое вспомнить? У Лукаса не было большого выбора. Кроме как побудить следака на рассказ о славном боевом прошлом. Так, глядишь, и про Норта позабудет… А там его Ведьмак погонит…
А это было до или после нашей встречи? Так и подмывало спросить.
- Сочувствую. - Сдержано произнес Лукас. – Как это произошло?
Он превратился из беспомощного пациента во внимательного слушателя. Сострадающего, готового буквально ловить каждое сказанное слово и переживать вместе с Олегом.
Попросить бы показать, но это будет явный перебор. Или не будет? Может быть, потом...
Сердце Лукаса учащенно стучало, пока он, затаив дыхание, ждал ответа.
Как произошло?
В ушах послышался звук взрыва, перед глазами поплыло облако пыли, а ногу обожгло пулей, влетевшей хрен знает откуда. Двое парней из его группы схватили осколки бомбы, свалившейся при налете на тот дом. А вот откуда была стрельба из калаша до сих пор осталось тайной. Видимо, была еще и третья заинтересованная сторона, раз и этому пройдохе досталось. А что у Норта ранение было родом из той ночи, Даршавин не сомневался. Он  мог руку дать на отсечение, их раны были близнецами. Правда  этому видать не повезло - воспаление схватил. Олега то быстро доставили в госпиталь и хирурги сделали свою работу быстро и качественно.
Олег внимательно смотрела на Лукаса. Каждый вдох, пульсация вен, выделявшихся на похудевшем и побледневшем теле Норта синими стрелками. Каждое  движение глаз, ничего не осталось незамеченным. Ему нужен был этот Норт, и он его сделает. В  любом случае этот хрен будет сотрудничать.
- Вот, давай-ка, еще поешь, - Олег уже зачерпнул щей и подносил ложку ко рту Лукаса. - Да, обычно было. Война. Эти отморозки убивали мирных жителей. Взрывали дома, автобусы, станции метро, брали в заложники беременных женщин... Кто-то же должен был их остановить... - голос Олега звучал ровно, почти устало, словно он в тысячный раз говорит это непутевому ребенку. Ложка застыла на полпути к месту назначения. И только глаза. Казалось,  он прощупывает каждый миллиметр сознания. Просчитывает  каждое движение собеседника... Но секундная задержка, будто была случайностью, закончилась, и Норт получил свои витамины в виде невероятно вкусного «изумрудного блюда»...
Правду говорят. Кто побывал на войне, никогда с нее так и не вернется. Олег, видать, не вернулся. Лукасу повезло больше Даршавина. Это была лишь разовая операция, но ему хватило. И морально, и физически. Несмотря на то, что поставленную задачу он выполнил, эта несогласованность действий, которая привела к задержке при эксфильтрации… Что пережил Норт в те несколько часов, не пожелаешь и врагу. Потом еще долго он просыпался среди ночи от кошмаров, зачастую сопровождаемых приступами боли. Хотя его врач говорил, что это психосоматическое. Чтобы снова не отстранили, Норт перестал посещать врача. Научился держать свои проблемы при себе. Научился игнорировать боль. Жить с ней. Знать бы, когда пригодятся эти навыки…
Даршавин тоже не так прост. Все такой же заботливый и внимательный. Только рука дрогнула.
Что это было? Тяжелые воспоминания или Лукас спалился? Ведь не спросишь…
Как ни в чем ни бывало, Норт проглотил очередную порцию несравненного супа. Когда еще придется отведать такого изысканного угощения? Но внутри клокотало и рвалось наружу противоречие, порожденное этим будничным тоном Даршавина. И Лукас решился.
- Вас послушать, так чеченцы сами себе устроили ад в собственном доме, - тихо заметил он. – А вы, этакий рыцарь в сияющих доспехах,  и были тем, кто их останавливал. Пострадал за правое дело. За что и были сосланы в эту дыру…
Лукас шел по тончайшему льду. Провоцируя следователя, он рисковал снова впасть в немилость. Но как еще узнать предел его прочности? Как заставить показать свою истинную сущность? Без уловок, без притворства?
Даршавин, наконец, расслабился. Он добился своего. И  теперь мог руководить этим парадом. «Клиент поплыл», ну, что ж. Продолжаем  разговор...
- Ну, да, кто ж еще? - Отравляя последнюю ложку по назначению и протягивая оставшийся хлеб, проговорил Олег. - Вот теперь, я надеюсь, дело пойдет на поправку, - сменил тему, словно до этого говорили о картошке. Или это сейчас он «о картошке». - Наша страна всегда боролась с несправедливостью. Спроси любого на улице, и тебе скажут. А эти отморозки на деньги Штатов грабили, убивали, насиловали... да что там Штатов. Сколько они получили денег в качестве выкупов за людей? Миллионы! А в качестве оплаты за произведенные теракты? И того больше. - Правда, Подумал Олег, сколько он знал генералов, да и майоров, которые продавали чеченам продукты, вооружение, боеприпасы, наживаясь на смертях своих же солдат. Но вот об этом он бы никогда не рассказал. Никому. - В июле, августе, октябре двухтысячного произведены теракты не только на Кавказе, но и вдалеке от горячих точек.  Да, вот хоть тебя взять... - Олег все еще сидел на стуле, придерживая банку, словно говорил не о боли и смерти, а про  кухню и цены на продукты. - Пока тебя купали каждый день, как младенца, по всей стране гибли люди…
Даршавин посмотрел на Ведьмака, будто прикидывая, стоит ли дальше цеплять клиента, или с него уже хватит? Что там медицина посоветует?
 Доктор подошел к пациенту, пощупал пульс, заглянул в глаза, проверяя действие антибиотиков. Чуть разгоряченная кожа запястья свидетельствовала о поднимающейся температуре. Но скоро начнется действие уколов. Потом следак уйдет. Все равно. Скоро уйдет. Ведьмак сделал знак - пять минут. Не  больше. И  вышел из палаты. Через секунду появился Ника, забрал у следователя все лишнее, как обычно, молча и проворно, словно это не человек вовсе, а вихрь, и так же, закрыл за собой дверь. Они остались вдвоем. Как два отражения одного и того же. Черное и белое. Вот только как тут различить, кто из них белый и пушистый?
- И как ты думаешь, еще было поступать с этим отребьем? - Олег был почти спокоен. Чуть вздрагивала жилка у виска, но это, может быть, от желания закурить...
- Как я думаю поступать? – переспросил Лукас. От речей ли Даршавина, или он вновь подступающей лихорадки, какое там выздоровление… Начался жар. Разгорался под кожей, как будто тлели невидимые угли. Контролировать себя становилось сложнее, но Лукас все еще старался. – Я думаю, что нужно начать с истоков. С того, с его все началось. И не смешивать причину и следствие. – Не обращая ни малейшего внимания на вездесущего Нику, даже на Ведьмака, Лукас продолжал внезапно окрепшим голосом. Негромко, но с нажимом. – А факты таковы. 23 сентября 1999 года президент России Борис Ельцин подписал указ «О мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации». Практически в тот же день начались массированные бомбардировки города Грозного и других городов и населенных пунктов Чечни. 30 сентября федеральные силы вошли в республику. Вопрос о новой войне в Москве был решен еще задолго до 1999 года - можно сказать, сразу же после завершения первой военной кампании. Несмотря на подписанный мирный договор и отложенный вопрос о статусе Ичкерии, российские спецслужбы вели активную подрывную деятельность в Чечне. Делалось все для того, чтобы дискредитировать руководство Чечни, в первую очередь президента Масхадова, которого Москва ранее признала легитимным лидером, представить чеченцев бандитами и террористами и так далее. – даты и факты легко всплывали из памяти Норта. Ведь его учили запоминать все однажды увиденное или услышанное.  - Еще летом 1999 года в одной из российских газет вышла статья «Война в Чечне начнется в октябре».  Я ее лично читал и прекрасно помню, что в ней были даже указаны номера и названия частей и подразделений российской армии, которые планируется задействовать в новой войне. Так что сегодня можно сколько угодно говорить и спорить, но никакой Басаев или Масхадов этой войны не начинал. Ее начал Кремль. Любую войну развязывает сильнейший. Ну как можно говорить, что крошечная Чечня, территория которой меньше одной Московской области, напала на Россию, ядерную державу? Москве реально не было никакого дела ни до Дудаева, ни до Масхадова, ни до Басаева или Хаттаба. При желании спецслужбы могли их ликвидировать ровно за два часа, как в свое время сказал Грачев. Вместо этого устроили здесь кровавую бойню, уничтожили тысячи людей и уже десять лет никак не могут победить каких-то полторы или тысячу боевиков. Это же абсурд. Чеченцы оборонялись. Как поступали с ними, так и они поступали в ответ. Да, они принимали помощь из-за рубежа. А что им оставалось делать? Самостоятельно с такой военной машиной как Россия, им не справиться… - Лукас остановился, чтобы перевести дыхание. Казалось, он снова попал в тот нестерпимо жаркий ад. Тело жгло и ломило изнутри, ужасно хотелось найти хоть какое-то подобие прохлады, но он был привязан к койке… Дернулся раз, другой, осознал, что он все еще в больнице и рядом следователь, шумно выдохнул. Поймал вновь нить разговора. – Люди… Люди гибнут по разным причинам по всему земному шару. Человек смертен. Так устроена жизнь. Иначе планете грозило бы перенаселение и агонистическая смерть. И я не просил нянькаться со мной. Это не было моим выбором, чтобы теперь ставить это в укор. – Сквозь зубы проговорил Норт, вложив в эти слова всю свою ненависть и досаду.
Глаза горели, как будто в них налили кипятка. Во рту все пересохло, а голова, наверное, весила тонну. Норт и не заметил, что пока произносил свою речь, приподнялся над кроватью, насколько позволили ремни, и теперь все мышцы сводило от напряжения.
Раскрасневшийся Норт выглядел уставшим ... еще бы... Даршавин был почти счастлив. Это после того, как этого субчика не могли разговорить больше трех лет... Хорошо...
Олег встал, наклонившись к изголовью кровати, дотронулся до пышущего жаром Лукаса.
- М-да... Думаю, доктор уже на пути сюда... А насчет маленькой Ичкерии... Мы защищали свою территориальную целостность. Это понятно? А в «маленькой Ичкерии» водилось столько наемников со всего света, что еще на пол земного шара хватит. Вот посмотришь, и Европа и Штаты еще захлебнуться волнами этих «сеятелей справедливости» и «защитников демократии», и еще позовут...
Дверь открылась, словно Даршавин сам не знал где она…Черт!
- Мне пора, после поговорим... Кстати, ты обещал мне почитать сказку, не забыл? - Чуть ли не как маленькому ребенку, заглянув в глаза, Олег кинул, провел еще раз рукой по волосам, взъерошивая их, и направился к выходу, на ходу заканчивая разговор. - Они позовут русского солдата. Опять  нам разгребать все это дерьмо. Вот  так. Выздоравливайте побыстрее, больной.
И закрыл дверь, оставляя Лукаса совершенно одного у тесной белой палате, прикованного, как будто у него есть силы бежать...
Даршавин почти не посмотрел на доктора. Это было просто немыслимо! Этот хрен еще смеет указывать ему на промахи руководства страны! Черт! Пошагав к выходу, он уже держал в руке пачку сигарет. Так можно и поверить этому субчику. А ему нужно, чтобы все было наоборот. Но все же, в отчетах он напишет совсем другое. Там будет о том, что даны первые показания. О том, что подследственный начал сотрудничать. И  это в рекордно короткие сроки. Да пусть хоть что говорят, а у него получилось.... Старый добрый метод кнута и пряника опять сработал... Что ж... Кто бы сомневался.
Дорожка, ведущая мимо общаги, вновь привела Олега к дыре в заборе... Скорее на волю! Вдохнуть, пусть болотный, пропахший газом, но вольный воздух. Ему уже казалось, что на войне было проще и легче, что зря он подавал рапорты на соискание этой должности. Лучше сидеть в засаде сутки напролет, чем валандаться тут то с бумажками, то с предателями...
Выдав свою гневную речь, Лукас почти лишился сил. Он с ненавистью, как ему казалось, смотрел на Даршавина, как на олицетворение всех бед, павших на чеченский народ, который так яро только что защищал, на самом деле отвоевывая собственное право на свое мнение, которое у Норта пытались отобрать уже на протяжении почти четырех лет. Знал бы он, насколько жалким и беспомощным выглядел, не стал бы так набрасываться. И этот жест Олега. Когда он потрепал Лукаса по волосам. Сразу дал тому понять, что всерьез его никто не воспринимает. Но все же. Все же. Норт не мог ошибаться. Он задел Даршавина за живое. Русский солдат будет разгребать это дерьмо. Вот как ты все это видишь. Лукасу было, что ответить, но момент был упущен. Надо говорить это, глядя в глаза, а не  спину и не через закрытую дверь. Вот так будет очень жалко выглядеть. Жалко и унизительно. И Норт предпочел промолчать.
Ведьмак мягко, но настойчиво уложил Лукаса обратно на шконку.
- Постельный режим на то и постельный. Чтобы быть в постели. Лежать, а не митинги устраивать. А то гражданин следователь сменит режим, и будет тебе вместо постельного строгий.
Ведьмак усмехнулся собственной шутке, деловито проверяя  у Лукаса пульс. Покачал головой, отошел к Нике, который мялся у дверей, что-то сказал ему на ухо. Тот кивнул и исчез за дверью.
- Вам волнения противопоказаны, - увещевал Ведьмак. – Эдак вы у нас надолго задержитесь, а это не дело.
Всматриваясь в горящее лихорадочным румянцем, который пришел на смену мертвенной бледности, лицо Норта, Ведьмак покачал головой. Столько усилий, и все насмарку. Хотя одного результат Даршавин определенно добился. Заставил Норта говорить. Да еще как… с цифрами, с именами…
Ника принес шприц с прозрачной жидкостью. Ведьмак закатал рукав пижамы Норта. Оно и понятно. Успокоительное колют в вену…
- Пожалуйста, не надо… - слабо умолял Норт. Он боялся, и не без оснований, что после укола вырубится и забудет что-то важное. А он должен помнить. Должен. Потому что сегодня этот железобетонный фасад дал трещину. Пусть Даршавин сам себе не признается никогда, но Лукас зацепил его. Заставил защищаться.
Но разве его кто послушал…
Лукас проспал остаток дня и всю ночь. Ведьмак и Ника по очереди приходили проверить, жив ли их пациент. Так тихо и неподвижно он лежал, привязанный к своей шконке. Жар спал, и только мерное дыхание подтверждало, что Норт еще покинул мир живых.
На следующее утро никто из троих не вспоминал об инциденте накануне. Ни словом не обмолвились. Ни Ника, ни ведьмак. Выполнили свои ежедневные процедуры и оставили Лукаса размышлять о произошедшем. И выстраивать линию поведения.
Как бы Даршавин ни выводил Норта, теперь тот не поведется. Подобного больше не повторится. Это все болезнь и препараты. Теперь Лукас себя контролирует. Полностью.
Если Даршавин вообще придет.
Сюда.
Продышавшись, выкурив пару сигарет, Олег отправился строчить отчеты. Если бы он знал, что еще несколько лет будет заниматься этим. Именно  этим - говорить с  Нортом, принимая каждое слово, как боль, а потом строчить эти чертовы отчеты. Что вскоре, он будет чувствовать этого Норта лучше, чем свою печенку. Что будет ждать каждого допроса. И  что ... все его труды выведут его из этих болот... Хотя как раз в это он верил. Иначе бы не барахтался тут как лягушка в кувшине.
 Пока Норт лежал в лазарете, дни проходили стабильно ровно. Правда Олег и не думал каждый день баловать подследственного новым блюдом. Еще пару раз приносил ему витамины, кормил, пока руки еще были пристегнуты. И говорил. Специально не затрагивая тему Чечни в эти дни. Слушая описания ощущений Лукаса от еды, рассказывал ему о погоде. О  птицах, поющих в лесу и на болоте. Но предпочел, чтобы больную тему Норт затронул сам, если насмелится. Чтобы тому хотелось договорить. Хотелось высказаться. Тем более и у самого были вопросики! Еще бы! Ему  не просто было любопытно, он должен бы узнать, что делал это хрен там, в Чечне. И  мало того, он все еще хотел вычислить того, кто подстрелил их. Общий друг или общий враг. Все  равно. В  любом случае этот факт мог сблизить их. Мог дать толчок к развитию диалога. Но с начала, нужно чтобы Норт чуток набрался сил.  А   то его лихорадка вынудит Ведьмака отменить посещения, а это прервет связь. Так  что пока - природа и еда. Вот и дождичек пошел. Какая прелесть. Можно полдня проговорить, вынуждая наслаждаться беседой, и тосковать по вертящейся на языке теме.
Олег возвращался в общагу по обычному маршруту, выходя за пределы территории. Он вытянул руку, чтобы поймать летящие капли дождя. Меленький моросящий дождик мог навеять тоску кому угодно, но только не ему и не сейчас. Сейчас он помогал, подсказывал, привлекал. Олег оглядел округу, тренированный взгляд уловил изменения, произошедшие за день. Снег  стаял. Весна брала свое даже тут. Солнце, прощаясь с землей, катилось за макушки деревьев. Черт! Кажется все, что он видит в жизни - это закат. Вечный, непрекращающийся закат. Можно подумать, что его дни состоят только из зарешеченных окон и дверей, провонявшей лекарствами и отварами палаты лазарета и этого катящегося куда-то на свободу солнечного диска.
Морозный воздух подхватил облачко гневного выдоха Олега и поглотил его, будто растворил досаду в смеси безмятежности и наслаждения. Чтобы ни случилось на земле, природа все это растворит, переварит и вернет обратно в виде новой, чистой энергии. Пусть  даже с примесью болотных газов... Даршавин развернулся и отправился за забор. Солнце грустно посмотрело в его спину красноватым сонным оком, и укатилось на такую желанную им и заработанную свободу. Каждому свое. И в свое время.
Он пришел. На следующий же день. Как будто ничего и не произошло. Как будто не было между ними перепалки. Как будто не поменялись они на секунду местами. Справился о самочувствии, такой заботливый… Проникновенно смотрел в глаза, рассказывал, как там, снаружи. Оказывается, уже весна. Само собой, иначе откуда крапива… Заставляя Лукаса ловить каждое слово, подробно описывал деревья, землю, даже воздух. И Лукас представлял. Пропитанный влагой весенний свежий воздух. Если бы только можно было хоть ненадолго покинуть эту опостылевшую палату… Он бы пил этот воздух большими торопливыми глотками, впитывал бы в себя эту свежесть, весну, свободу… Норт с тоской отводил глаза, зная, что его мечтам не суждено сбыться никогда. Но слушал, слушал… Самозабвенно, отрешенно. В эти редкие мгновения он не отслеживал реакции следователя и не заботился о собственных. В остальное же время Норт считывал малейшее изменение в поведении, мимике, голосе Даршавина. Олег разрабатывал подследственного, а тот в свою очередь разрабатывал его.
И то и дело замечал, как Олег замолкал, ожидая реакции от Лукаса, а дождавшись, как будто был ею недоволен, если даже не разочарован. Лукас говорил не то. Не то, чего ждал от него Даршавин. Норт пробовал затрагивать другие темы, не только принятые к обсуждению, как то погода, природа, флора и фауна Лушанки. Или, к примеру, описание своих впечатлений от очередного лакомства, которое приносил Олег. Поняв, что Даршавин любит животных, спросил, есть ли у него дома питомец. На что получил резкий лаконичный ответ. В общежитии животных держать запрещено. Развивать тему про общежитие Норту тоже не дали. Даршавин однозначно дал понять, кто здесь задает вопросы. Лукас понял с первого раза. И вопросов больше не было. Говорил, исключительно, когда его спросят. И ловил во взгляде следователя это затаенное тоскливое ожидание того самого правильного вопроса. Или реплики.
Оставаясь один, Лукас перебирал в уме все их разговоры. Анализировал каждое слово. И все больше и больше убеждался, что запретной, но такой манящей была тема Чечни. Не дает ему покоя та их встреча. Но почему не спросить напрямую? Ил хотя бы начать с наводящих вопросов? Ответ был ошеломляющий своей простотой и ужасающий последствиями. Даршавин ждет возвращения Норта в камеру. Вот там он получит все свои ответы.
Лукас с ужасом ждал этого дня. Его состояние улучшалось с каждым днем, и оттягивать неизбежное было сложнее и сложнее. Теперь Норта не привязывали к шконке, разрешая, а потом и заставляя ходить по палате. Пять шагов в одну сторону, пять в другую. Во время визитов Даршавина Лукас оставался свободным, и это был этакий вотум доверия о стороны следователя. Они сидели один напротив другого и слушали шелест дождя за окном. Вели неспешные беседы. Как ни странно, темы для разговоров находились всегда. Как оказалось, Олег живо интересовался английской литературой, чем немало удивил Норта. И в некоторых аспектах мог даже дать тому фору. Бывали минуты, когда Лукас ненадолго даже забывал, где он, и кто сидит напротив, получая истинное удовольствие от обсуждения. За что потом жестко корил себя, тут же оправдывая тем, что это же безобидные разговоры об английских писателях-классиках…
И все чаще ловил себя на ужасающей мысли, что, сложись обстоятельства иначе, он мог бы подружиться с Олегом. Но это все игра. Изощренная, тонкая, мудрая игра с его, Лукаса, разумом. И он будет в большой беде, если примет ее правила.
Норт знал, что это не навсегда. И, тем не менее, когда ему объявили, что отпуск закончен, и пора возвращаться  камеру, это было ударом.
После вполне мирного и даже уважительного разговора с Ведьмаком, Даршавин шел по коридорам Лушанки. Что там сказал этот эскулап? Состояние стабильное и физическое и душевное. Поблагодарил за помощь. Кто его просил? Даршавин не Робин Гуд. Никому помогать не собирается. Он делал свою работу и добился результата. Промежуточного результата. Это нужно подчеркнуть. Еще немного, и пора будет делать шаг вперед. Топтаться на месте - слишком дорогое удовольствие. Теперь он спокоен и доволен. Он идет не для посещения больного. Он идет на допрос подследственного. Хотя, нужно признать, несколько необычный допрос. Сегодня даже без казенной папки с надписью «Дело»... Но это уже не палата, и пачка сигарет приятно греет карман и душу. Кто бы знал, что после Чечни ему так будет необходимо курить... Сегодня опять снился старый сон... Трупы.. трупы... трупы.. Изуродованные, старые, обгоревшие и разорванные на части. Со следами пыток и червями в глазницах и ранах... чего он только там не насмотрелся. Во сне приходили те, кого он убил сам. Или  его ребята, которых он не смог сохранить...
Они разговаривали с ним, просили передать приветы родителям или женам, делились наблюдениями... Сколько раз после таких снов остаток ночи он проводил с сигаретой... Сколько пачек измятых и изорванных в клочки выбрасывал в урну... Время шло, а выстрелы становились все четче и громче. Ситуации разворачивались все с больших ракурсов. После разговора с Нортом ему уже несколько раз снилась та ночь и тот дом. Кто и откуда тогда стрелял под вой авианалета? Не отследить, ни проанализировать тогда не успевали. Его просто доставили в госпиталь, когда от пули его сперва, как в кипяток макнули, а потом от ноющей боли на пол тела, свело скулы так, что даже стонать не получилось. Пока везли, шок прошел, и укол промедола принес облегчение. Хоть это он получил вовремя. А вот у Норта, видимо история похуже. Судя  по шраму, кувыркающаяся в теле пуля разворотила там все, что могла, а своевременной помощи тот не получил, и заработал воспаление. Значит, это его тоже гложет, раз он так горячо отозвался на пару слов о той войне... Значит тоже не против бы узнать, кто ж его тогда подстрелил... Это хорошо... Это нужно использовать...
Коридор тянулся серо-коричневой лентой, однообразно и гулко. А вот и два брата... Уже сторожат. Краткий доклад о том, что в камере все спокойно, и открытая дверь.
- Добрый день, гражданин подследственный... - Четко, громко, без оттенков эмоций...
За время его отсутствия в камере ничего не изменилось. Все тот же серый пол с потеками, пристегнутая к стене шконка, гладкие крашеные стены. Заложенное окно. Угнетающая обстановка. Лукас даже затосковал по своему боксу в больничке. Там хоть пахло не так омерзительно. Они не моют полы в камерах вообще? Впервые за все свое время пребывания здесь Норт задался таким вопросом. Он готов был собственноручно драить пол, только бы дали ведро и тряпку…
- Дом, милый дом, так у вас говорят? – загоготал один из конвойных, вроде Гриша называется. Второй тут же подхватил. Дружный хохот прокатился эхом по пустым унылым коридорам, ничуть не оживляя их, впрочем. -  Заходи, не стесняйся. Чувствуй себя как дома.
Еще один раскат хохота. А потом дверь захлопнулась.
Лукас ощутил, как его колотит крупная дрожь. Ничего общего не имеющая с лихорадкой, которую он совместными с Ведьмаком усилиями преодолел в рекордные по словам того же Ведьмака сроки. Это был страх, панический ужас. Лукас помнил все. Как ни старался забыть, отрешиться от этого в лазарете, а потом подготовиться морально к возвращению, ничего не сработало. Воспоминания обрушились разом, хаотично наслаиваясь одно на другое. Вот здесь была лужа мочи. Вот здесь его собственное имя, выложенное из кнопок. Вот здесь его приковывали к стене…
Тугой спазм внезапно скрутил внутренности, и Лукас едва успел метнуться к параше. Вода была все такой же ржаво-мутной. Но умыться сгодится.
Когда они начнут? И с чего? Будут повторять все с начала? Или за время его отсутствия изобрели что новенькое?
Правда хочешь знать?
Не особо…
Лукас забился в свой привычный угол и просидел там до отбоя.
Ночь прошла почти без сна. Какой там сон, когда нервы натянуты до предела, как растяжки, только тронь, и взрыв… Но никто не тронул. От этого было еще страшнее. Отсроченное наказание как правило изощреннее.
Завтрак дали через окошко раздатки. Он же сам может его подойти и взять. Норт так и сделал. Заставил себя проглотить содержимое миски и стакана. В больничке кормили лучше. Не говоря об угощениях Даршавина…
- Лицом к стене!
Началось…
Лукас послушно выполнил команду. Нарываться в первый же день было бессмысленно. И уже по тону, каким было произнесено так называемое приветствие, понял, что хороший следователь уступил место плохому. Ужасному. Боже, помоги мне. Липкий страх пробежал своими ледяными щупальцами по телу Норта, оставляя после себя неприятное ощущение, как будто под кожей ползают могильные черви. Только показывать свой страх Лукас вовсе не собирался. Начнем с начала.
- Заключенный Лукас Норт, статья 275,  измена Родине, добрый день, Олег Вадимович.
Если Даршавин забыл, как  его зовут, Лукас не преминет напомнить.
Услышав правильный ответ, Олег прошел по камере, будто оценивая ее. Сегодня он хотел понять, что изменится. Насколько стойкий выработался рефлекс. Будет ли заключенный желать продолжения диалога. Главное, чтобы он не только желал, главное, чтобы он нуждался в диалоге. Чтобы его потребность говорить стала непреодолимой. Вот тогда с ним можно будет работать. Ну, что ж... Посмотрим.
Камеру не готовили к приему важных гостей. Она должна не только вызвать отвращение и напомнить ему о том, что тут было, но и показать ту пропасть между тем, что было до того, как Норт заговорил, и возможные последствия того, что он будет продолжать сотрудничать. Правда в такой обстановке и самому Даршавину находиться не хотелось, но он и не собирался тут торчать от рассвета до заката. Пары часов на сегодня будет достаточно. Лазарет закончился. Теперь они, как и раньше, следователь и подследственный. Но... Но в этой камере могут быть и другие отношения. Эмоции. Правила. Слова. Пусть он захочет. Подбирать слова адресованные только ему, Даршавину... Стокгольмский синдром... Это интересно... полная зависимость от палача... любовь к палачу... Немыслимость существования без палача... А? Ты такого еще не пробовал, Лукас Норт?
И Даршавин отстегнул шконку.
- Не могу же я сидеть, если тебе придется стоять.-  Проговорил он с таким видом, будто никогда ничего подобного не было. Будто воспитание ему в жизни не позволит выкинуть нечто подобное.
Вот видите. Правильно в детстве папа учил. Ты к людям с добром, и они тебе добром ответят. Хотя Лукас был слегка удивлен и озадачен. Что за игру начал Даршавин? Решил сменить тактику? Или все-таки разделить обязанности? Он теперь только и исключительно хороший и добрый дяденька следователь, а эти двое горилл за дверью будут выполнять всю грязную работу? Нет, пожалуй, это было бы слишком просто. А впечатление простачка Олег никак не производит. Хотя с первого взгляда он и походит на этакого деревенского мужика, который, как тут в России говорят лаптем щи хлебает, но  под этой личиной кроется незаурядный изворотливый ум. Способный просчитать любое развитие событий на десять шагов вперед. Даршавин не делает ничего просто так. Никогда. Что же он задумал сейчас?
Белые начинают и выигрывают. А если не ты начинаешь партию, есть шансы на победу? Есть только один способ проверить.
Но будь осторожен. Ловушки поджидают на каждом шагу.
- Благодарю, Олег Вадимович, - подчеркнуто вежливо отозвался Лукас. – Но заключенным запрещается пользоваться шконкой в дневное время. Сейчас же день?  - уточнил он. – Так что я постою.
Не двинулся с места, лишь сдержанно улыбнулся и опустил голову. Мол, я и приказа ослушаться не могу, и режим соблюдать надо. Что бедному заключенному делать… ума он не приложит…
- Садись, - кивнул Олег на шконку, - места хватит. И тут мы с тобой вдвоем. Никто  не войдет. - Он мотнул головой, пока Лукас садился, успел закурить. В этом тоже проявляя свои законодательные права. Это не лазарет. Можешь  сразу привыкать, гражданин Лукас. Внимательно наблюдая за движениями Норта, будто и правда еще никогда его не видел.
- А ранение то дает о себе знать, а? - проговорил Олег, выдыхая клуб дыма и прищуриваясь. - Это там, в Чечне? Долго воспаление лечил?
Если гражданин следователь так настаивает, кто он, рядовой заключенный, чтобы не подчиниться?
Лукас осторожно присел на край шконки, в любую секунду ожидая, что ворвутся конвоиры и накажут его за нарушение режима каким-нибудь новым извращенным способом. Наверняка же изобрели что-то в его отсутствие… Но секунда шла за секундой, а ничего не происходило. Может, это тоже часть плана. И как может этому всему помешать сам Лукас? Да никак.
Закурил. Это условный знак? Нет. Просто мерзкая отвратительная привычка. Судя по запаху, Даршавин курит часто и много. Как он держался все это время в лазарете? Железная воля у мужика…
Далось ему это ранение… С этой Чечней вместе. Так вот что он хотел сказать все это время! Один запрет и второй. Сплелись воедино. Теперь можно и курить, и расспрашивать про Чечню. Вот они. Две слабости, две болевые точки Олега Даршавина.
- Это вы про тот шрам говорите?  - слегка щурясь от дыма, который следак пускал ему прямо в лицо, Лукас посмотрел прямо на Олега. – Это я в детстве с велосипеда неудачно упал. А то, из-за чего я попал в больничку, да. Это давало знать о себе долго. И все еще дает.
Наверное, не следовало говорить так жестко. Но пусть знает. Норт не затравленный пес. Он человек. Личность. И его не поймать на такие дешевые уловки. Хотя прямой вопрос не такая уж дешевая и вовсе не уловка…
Снова это ощущение, как будто балансируешь на лезвии бритвы. Дух захватывает от страха и азарта. Не ради ли этого Лукас пошел в MI5?
Глаза Олега превратились в колючие льдинки. Несколько секунд он сверлил взглядом затылок Лукаса, сидевшего чуть склонившись рядом с ним на шконке, сквозь облачко табачного дыма.
-  Это будет в первый и в последний раз, - произнес он надтреснувшим голосом. - Запомни, больше повторять не буду. Ты будешь тут не просто говорить, но говорить правду и только правду. Я могу отличить шрам от пули АКМ от шрама от револьверной пули. И не стоило тебе говорить о велосипеде. После того, как тебя подстрелили, ты еще долгое время выбирался из-под обстрела ... Или это была бомбардировка? А потом, видимо из-за того, что ты вовремя не получил медицинскую помощь, у тебя было длительное и серьезное воспаление. Такое серьезное, что я не удивляюсь, если была угроза ампутации. Так что не нужно мне врать. Ты не получишь заслуженного наказания только сегодня в честь большого праздника. В следующий раз так легко не отделаешься. А теперь будь любезен, еще раз и с самого начала. Четко, ясно и с фактами, как в лазарете.
- Хотя... Давай так… Я скажу, а ты поправь меня, если я ошибаюсь.
Даршавин встал и принялся измерять камеру шагами. Новая сигарета заняла место старой.
- Ты попал в Чечню случайно. Скорее всего, это было задание на один-два дня. Потому тебе и пришлось долго добираться без посторонней помощи. Ты почти все сделал. И добыл то, за чем тебя посылали. Иначе ты сидел бы сейчас в другой тюрьме. Но что-то пошло не так. И тебе пришлось выбираться по плану «В». А потом - бомбардировка. Но тебя настигла пуля АКМ. Вот  только наши не стреляли. Это я могу сказать определенно. Подумай, кому ты еще перешел дорогу? Кого опередил?
Да, Лукас не ошибся, когда понял, что тема Чечни это болевая точка Даршавина. Этакая незаживающая рана. Время от времени затягивается, покрывается корочкой, но не заживает. Как нарыв. Постоянно ноет и болит, доставляя неимоверные страдания. И как нарыв, со временем болит так нестерпимо, что его нужно вскрыть. Или погибнуть. И вот появился Лукас. Тот скальпель, об который Олег вспорет свой нарыв. И даст всей боли, горечи, обиде выйти наружу. Это называется комплексом выжившего. Тот, кому посчастливилось или нет, считайте, как хотите, выжить, испытывает угрызения совести за то, что он продолжает жить, а его боевые товарищи, его друзья, погибли. И по его вине. А что самое страшное во всем этом, это то, что кроме Лукаса Олегу не с кем поделиться  своей болью.
Только не хватало сейчас проникнуться к следователю сочувствием и сопереживанием. Увидеть в нем не того, кто безжалостно отдает приказы избивать Лукаса до полусмерти, издеваться над ним, уничтожая как личность, как  разумное существо, а несчастного никем не понятого солдата, такого же почти сломленного, как сам Лукас. Понять его, заглянуть в его душу, позволить, чтобы этот водоворот переживаний, сожалений, сомнений и вины увлек его на самое дно. Откуда возврата уже не будет.
Лукас сидит неподвижно, упираясь чуть согнутыми руками в край шконки, неотрывно глядя на Даршавина. По его взгляду никак нельзя понять, что сейчас на уме у этого британца.
- Сколько времени прошло? Пять лет? Десять? Ты все еще слышишь взрывы, автоматные очереди? Видишь, как умирают твои товарищи? Чувствуешь их боль, как свою? Они приходят к тебе по ночам, просят отмстить за них? Это тяжело, Олег, я понимаю. Только я тут ни при чем. Ты переносишь образ своего врага на меня. Так бывает. Только меня там не было. – Последнюю фразу Лукас произнес раздельно, четко, с нажимом. – А рассказываешь ты здорово. Сразу видно, начитанный человек…
- Начитанный? Начитанный? - Олега трясло от бешенства. - Это я начитанный? Да во мне сидит такая же пуля. Могу поклясться всеми святыми, эти пули выпущены из одного ствола!  А ты, значит, и сам забыл, что только несколько дней назад говорил в лазарете? Че ж такая память-то короткая?  Думаю, ее надо освежить вместе с этой камерой. К утру, чтобы тут все блестело. Кажется, ты сегодня дежуришь в этой камере? Вот с тебя и спрос. Встать. Пристегнуть шконку. - Голос Олега сорвался на вопль, от которого барабанные перепонки и лопнуть могли. Он даже не взглянув на пристегивающего шконку Лукаса, сделал несколько шагов к двери.
- Что тут за бардак! - Он пинком поддел помойное ведро, стоявшее у толчка на случай «чрезвычайных обстоятельств». - Утром проверю.
Он резко развернулся, чтобы еще раз просверлить череп Норта своими черными как ягода, блестящими, глазами. И, уловив в глазах Лукаса полное подтверждение своих слов, а на лице такую надменную улыбку полубога, что захотел убить этого высокомерного хама прямо тут... Что всегда удерживает его от этого шага? Уж не то, что нужно будет писать отчеты начальству... Есть в глазах Лукаса что-то такое, чего не хватает Олегу. Что хочется познать и поселить в себе.  Олег вышел за дверь, словно ошпаренный. Он мог поклясться, что видел, как этот Норт изучает его. Чувствовал. Ощущал его в своей голове. Черт, он еще смеет! И выругавшись про себя всеми возможными выражениями, вслух Олег сказал только.
- У этого сегодня генеральная уборка.  - Гаркнул он Мише. - У Гриши сейчас отдых. Брату скажи, чтобы в живых оставил. И в здоровых. Никаких больниц больше. Всего в меру. Если  что - с вас шкуру спущу. Этому ничего не давать. Пусть моет камеру, чем хочет. Хоть  языком вылизывает. Все.   Я  в штаб... черт. В кабинет. Жду отчета после смены.
Миша вытянулся, а Олег зашагал к выходу.  Дальше день шел в обычном режиме, если не считать ярости, бушевавшей в нем. Когда после заката, он увидел луну, стало немного не по себе. Полный серебряный диск висел над болотом, словно всматриваясь в эту жижу. Олег передернул плечами. Выкинул окурок и заглянул в глаза древнему светилу. Ему очень хотелось если не найти ответы на вопросы, то хотя бы успокоиться и найти способ заполучить Норта. Они оба знали о чем говорят. И  оба понимали что нужны друг другу. Но почему Норт не идет на сближение? Что ему нужно, чтобы понять, что только он, Даршавин, имеет возможность помочь им обоим достичь своих целей. И ответы на все эти вопросы он хотел прочесть в глазницах серебряной ночной спутницы оборотней и вампиров? Да, глупее ничего нельзя было придумать... Ну, ну... Пора в общагу. Последний окурок полетел под ноги. Олег свернул на тропинку, ведущую к дыре в заборе...
Можно было бы попытаться успеть что-то ответить, но произносить возражения в спину уходящему следователю было как-то ниже достоинства Норта. Он предпочитал разговаривать, как только что. Глаза в глаза. Чтобы видеть реакции, наблюдать за малейшими изменениями в лице Даршавина. А лаять, как шавка подзаборная… Нет.
А как его эта тема-то тревожит…  Ах как тревожит… Олег итак курит немало, а тут одну за одной. И манера держать сигарету. Между указательным и большим пальцем, как будто пряча огонек от стороннего наблюдателя. Оттуда же привычку привез. И неосознанно воспроизводит, когда мысленно возвращается на войну.
Но что он так прицепился к этому шраму? Наверняка, у него тоже есть история, связанная с тем заданием. Хотя. Какая еще может быть еще история, кроме истории провала? Плюс ранение. Один стресс наслоился на другой. И виной тому Норт. И они оба это знают.
Разительная перемена в настроении Даршавина ничуть Лукаса не удивила. Теперь, когда Олег показал свое мягкое уязвимое брюшко, и Норт хоть краем глаза смог посмотреть  на него, конечно, не дотронуться. Без руки останешься… Но Лукас знает еще немного про своего следователя. Понимает его. Что дает Норту ключ к этой загадочной русской душе. Уже не такой загадочной. Что, впрочем, не отменяет того факта, что Олег все еще распоряжается жизнью и судьбой Норта. И при всяком удобном случае напоминает об этом и доказывает действиями. Сам не пачкается, не опускается до физической расправы над Лукасом, на это у него есть Гриша с Мишей.
Даршавин специально не стал закрывать дверь, когда отдавал охраннику распоряжения. Чтобы Норт знал. Что бы с ним ни произошло, в больницу его не определят больше. Читай между строк: не нарывайся, делай все, что прикажут. А приказали выдраить камеру. Причем никаких тебе моющих средств, никаких тряпок. Прояви смекалку. С каким бы удовольствием Лукас вымыл бы пол форменной одеждой Миши…
- Чего встал? Стоит, как барин на именинах! Слышал, что сказано? Убрать камеру, чтоб сверкала! Или тебе ускорение придать? Шевелись!
Легок на помине. Вовсю разорался. Как же. Ни Даршавина, ни брата… Есть, где разгуляться…
- И чем мне прибирать? – спокойно спросил Лукас, чем еще больше разозлил Мишу.
- Да хоть языком вылизывай, сказано же!
И хотел схватить Норта за шею, чтобы швырнуть на пол. Но промахнулся. Набравшийся сил в больничке Лукас легко увернулся. Миша запыхтел, как разогревающийся паровоз, а потом одарил заключенного таким взглядом, что мог бы убить, испепелить, заморозить одновременно.
- Ты че, шалава, ох***ел, что ли? Борзометр зашкаливает? Сказано было живым оставить, но не в целости и сохранности. Забыл уже? Как это бывает? Так я тебе память-то освежу. На колени!
Лукас замялся. А Миша, как будто предполагал такое развитие событий, выхватил висящую на поясе дубинку и ударил Норта по бедру. Тот взвыл от боли и упал на колено.
- А что делать, если по-русски понимать разучился, - как будто оправдываясь, произнес Миша. И тут же добавил еще и рубящий удар в область ключицы.
Заключенный рухнул на пол, корчась и поскуливая от боли.
- Вспомнил? Вспомнил? Нет?
Миша взял Норта за волосы и приподнял, повернув к себе лицом.
- Да, – прохрипел Лукас.
- Не слышу?
- Да!
- То-то же. Приступаем к уборке помещения, заключенный!
В природе любого разумного живого существа заложен инстинкт самосохранения. Они всеми силами стараются избежать боли. Лукас не был исключением. Он знал, что дальнейшее сопротивление ни к чему не приведет. Он все равно останется избитым, униженным и раздавленным. Так зачем, если можно исключить хотя бы избиения, нарываться на них?
Все еще не поднимаясь с пола, медленно он начал стягивать с себя майку. Миша не торопил, может, наслаждался зрелищем, кто его знает… правая рука практически не действовала. Боль разливалась от плеча до лопатки и вниз до кончиков пальцев. Лукас с ужасом прислушивался, не раздастся ли характерный хруст, свидетельствующий о переломе ключицы. Нет. Или обошлось трещиной, или Миша умело нанес удар, не задев ее, только трапециевидную мышцу. Но от души. Миша не подгонял больше, Видимо, задумывал очередную пакость. Их у него с братцем был просто неиссякаемый арсенал…
Только Лукас предпринял попытку подняться с пола, как Миша огрел дубинкой по хребту, заставляя охнуть и выгнуться от резкой обжигающей боли.
- Я не разрешал вставать.
Пришлось ползком на четвереньках, что затруднялось многократно почти недействующей рукой, добираться до ведра, мыть его над унитазом, потом набирать в него воду, для чего пришлось потрудиться изрядно. Держать ведро одной рукой было чертовски неудобно, плюс расстояние от крана до унитаза было не настолько большим, чтобы ведро входило туда целиком. Набрав две трети ведра, Лукас отставил его на пол и потянулся закрыть кран. Миша незамедлительно пинком опрокинул ведро снова. Хорошо, что в нем была только вода.
- Что же вы так неаккуратно, гражданин заключенный, – поцокал языком Миша.
Лукас удержался от того, чтобы понять полный ненависти и гнева испепеляющий взгляд на своего истязателя. Вместо этого он начал тереть майкой пол.
- Тщательнее, тщательнее, – с ударением на предпоследнем слоге приговаривал Миша.
Хорошо, что камера небольшая. Впервые обрадовался этому факту Лукас. Он никогда не чурался ни физической работы, и приборки, предпочитая заниматься ею сам, чем пускать в свой дом постороннего человека. Потом, когда женился на Веточке, проблема решилась сама собой. Прибрались, как и готовили, вместе или по очереди. Но то, что он делал сейчас… Это даже приборкой назвать нельзя. От ледяной воды ломило руки, шершавый пол оттереть было невозможно, майка, то есть уже тряпка, быстро превратилась в лохмотья. Миша неотступно следовал за Нортом, куда бы тот ни пополз. Вставать было все еще запрещено. Молчал, но давил. Лукас чувствовал на себе его тяжелый, пристальный, полный ненависти взгляд.
После того, как пол в камере был вымыт, ведро стояло на месте, окурки смыты в унитаз, Лукас подал голос снова.
- Я закончил.
Миша, хохотнув,  весело отозвался.
 - А я, глядя на твой зад, чуть не кончил. В следующий раз будешь пол мыть голым.
Мороз прошел по коже Лукаса от этих слов. Еще бы. О мужеложестве в русских тюрьмах ходят легенды. Те же Ведьмак и Ника яркий живой тому пример… Но, если они выбрали так жить, если им это нравится, Норта с души воротит от одной мысли о том, что чужой мужик…
- Чего замер? Предвкушаешь?
От резкого окрика Лукас вздрогнул. Исподтишка посмотрел на Мишу. А ведь он это серьезно… Такой похотливый с поволокой взгляд. Что удерживает его от изнасилования? Да только отсутствие команды со стороны Даршавина. Но он же не отдаст такой приказ? Не отдаст же? Лукас Норт принадлежит только ему. Только Олегу Даршавину. И до тех пор, пока он подогревает к себе интерес, Лукас еще может осмеливаться и надеяться, что Олег не отдаст его на растерзание этим вертухаям…
Чудовищный удар тяжелым ботинком по ребрам вернул Норта к действительности. Шершавый пол ободрал обнаженную незащищенную кожу. Бить можно. Но  не до госпитализации. Недосягаемость Норта в плане полового акта Миша компенсирует, продолжая его пинать. Лукас инстинктивно сжимается в комок, подтянув колени к груди, закрывая голову руками. Удары приходятся и по спине, и ногам. Наконец, Мише надоедает его увлекательное занятие. Наверняка, надоедает. Не мог же он устать, бугай откормленный.
- Проветрил бы тут, что ли. А то воняет непонятно чем…
Брезгливо роняет Миша и выходит из камеры.
Лукас остается один. Наконец.
В камере стоит плотный запах сырого бетона, к которому примешивается запах пота и всепоглощающего уничижительного страха.
Порыв ветра чуть было не сорвал фуражку с головы Даршавина. Олег поднял глаза к небу, будто желал спросить того, кто свыше, что это еще за шутки. А свыше... Свыше небо, еще несколько минут назад бывшее чистым и тихим уже затягивали черные тучи, из которых потек мокрый, серый снег ... И болото было уже везде - под ногами, над головой и в душе. Сколько понадобится времени, чтобы победить этого Норта? А что, если он тоже ведет игру? Что если не только Олег пытается заполучить Лукаса в союзники или в подчиненные, но и Лукас, повинуясь рефлексам, ведет свою игру? ... Что тогда? ... Должен быть план. В этом случае должен быть план «Б». И Олег, натянув фуражку поглубже, зашагал в общаге. Когда заешь что делать, считай, уже полдела сделано. А теперь Даршавин мог поклясться, что он нашел подход к этому надменному типу. Норт хочет всем показать, что он выше, лучше, на много лучше, всего этого бедлама. Что он даже в этих условиях может думать не о себе, а о долге, каким бы он не был. Что ничто на свете не может сломить его, сколько бы ни дул ветер, выворачивая с корнями огромные деревья. Сколько бы ни лилась с небес вода, в желании затопить всю землю, он, Лукас Норт, всегда будет на плаву. Ну и что мешает ему, Олегу Даршавину стать таким же непотопляемым монстром? Ох, если б знать. Но он хотя бы сделает попытку...
На ночь разрешили отстегнуть шконку.
Душ был только в лазарете. В камере такой роскоши быть не может и не должно. Все тот же кран  с ледяной ржавой водой. Лукас, как смог, смыл с себя пот и грязь. Кожа неприятно саднила, когда в ранки попадала ржавая вода. Вытираться тоже было нечем. И, как назло, ночью в камере резко похолодало. Даршавин говорил, у них там какой-то праздник. Вероятно, кочегары напились и перестали топить котел. Лукас сидел на шконке, тщетно пытаясь просохнуть и согреться. Потом бросил это бесполезное занятие и осторожно улегся. Сначала он прислушивался к каждому звуку, не может быть, чтобы его оставили в покое на две ночи подряд. Но постепенно усталость взяла верх, и Норт провалился в тревожный сон.
А то Лукас собирался провести остаток ночи, снова выполняя Мишины команды. Не было такого распоряжения? Или решили, что с него хватит?
Нет. Видимо не решили.
Шум за дверью камеры прервал чуткий поверхностный сон Норта. Ждал продолжения – как они тут говорят, получите-распишитесь.
А потом отрывистая команда, дверь нараспашку, на пороге Олег Вадимович Даршавин. Собственной персоной. Он что, не в курсе, что ночные допросы запрещены?
Даршавин появляется в камере среди ночи. Нет, не разбудившие его кошмары с грохотом бомб и свистом пуль стали тому виной.
Он прекрасно понимал, сколько времени нужно, чтобы сделать эту работу. И  как все будет происходить. Он очень хорошо знал, помнил этого Норта после всех побоев. Что из себя представлял этот человек... И он очень хотел посмотреть на него. И не ошибся. Миша еще не успел закрыть дверь в камеру, когда Даршавин вырос среди серо горьких стен казематов.
- Открывай.
Миша и не подумал возражать, как, впрочем, он и не подумал, что последует дальше.
Олег вошел в камеру один. Как обычно. Но то, что произошло потом, Миша не мог бы описать ни в одном отчете.
Когда он услышал команду войти в камеру, зрелище было сногсшибательное.
Даршавин стоял посреди камеры без форменной рубашки. Голый по пояс. Его ослепительно белая майка как на вешалке, висела на плечах заключенного. Мало  того, что размеры у них далеко не совпадали, но и Норт отощал за время отсидки. Хотя несколько дней в лазарете привели его в сносное состояние.
- Ты позволил себе бить заключенного? - странный вопрос от того, кто давал указания как раз этим и заняться ночью.
- Дык, это... - Миша все равно больше ничего бы и не сказал.
Это был показательный раунд. После получения очередного удара, Миша улетал к стене и оседал, как мешок с картошкой. Все лицо было красным. Миша бы не удивился, если нос был сломан с первого же удара.  Да и зубы, кажется, нужно будет вставлять. Олег ждал, пока тот поднимется, потом его кулак опять рассекал воздух, и Миша опять летел. К появлению на посту Гриши брат был полностью упакован. Так что старшему пришлось оттаскивать младшего за дверь, а потом еще долго ждать, когда тот придет в чувства.
И опять осталось загадкой то, что произошло в камере между Лукасом и Олегом. Криков не было слышно. Приглушенные голоса не распознавались как слова, некая размеренная мелодия, похожая на  шум барабанящего по крыше мокрого тяжелого снега....
Более того. Это не вошло ни в один отчет. Но это был шикарный, до мелочей продуманный ход.
Услышав, как открывается дверь, Лукас попытался встать со шконки. Избитое тело тут же громко запротестовало против того, что его так грубо вытряхнули из состояния покоя. Норт стиснул зубы, чтобы не застонать. Тяжело опираясь на шконку, он все же встал и как мог, выпрямился. Встречая следователя.
 Даршавин прошел в камеру. Обошел вокруг заключенного, который стоял, щурясь от яркого света, который бил в глаза нещадно. Норта мелко трясло. Не то от холода собачьего, не то от нервов. Или от всего сразу.
Кровоподтеки уже успели проявиться во всей своей ужасающей красе. Вот это от дубинки, а эти явно от ботинка. Бордово-алые, припухшие. Живописно, ничего не скажешь. И горят и пульсируют адски.
Даршавин остановился напротив Лукаса. Подождал, пока тот поднимет на него потемневшие от страдания глаза. Сколько всего в этом взгляде. Боль, непонимание, ожидание худшего, но, вместе с тем и вызов. Можете убить меня совсем. Я не сломлен еще. И глубоко-глубоко запрятанная надежда.
- Что здесь произошло, заключенный Норт? И почему вы в таком виде?
Вопрос был задан таким тоном, как будто Даршавина вовсе не интересует ответ. И Лукас пару секунд думал, стоит ли отвечать. Знает же прекрасно, что произошло. Ваши приказы выполняли, гражданин следователь…
- Уборка помещения, - глухо произнес Норт.
Даршавин вопросительно посмотрел на Лукаса, хорошо, а дальше?
- Со швабрами в стране напряженка. Пришлось найти выход.
При иных обстоятельствах Даршавин врезал бы Лукасу хорошенько, чтобы отбить желание хохмить раз и навсегда. Но сегодня он даже оценил юмор британца.
- Напряженка, говоришь. Разберемся. Дальше что было? За что украсился? Только не говори, что поскользнулся и упал. Правду, Лукас. Правду.
- Он… - начал Лукас и осекся, судорожно сглотнув. Хотелось провалиться в ад, распылиться на атомы, сгореть и превратиться в кучу пепла, только не отвечать на этот вопрос. Невыносимо вспоминать, переживать все снова…
- Он испытывал влечение.  – Лукас судорожно сглотнул. – Но удовлетворить я его отказываюсь…
Последние слова прошелестели, как робкий ветерок, играющий с листвой. Также тихо. Но предельно твердо.
Тишина повисла в камере на несколько минут. Олег отвернулся от Лукаса, тот не мог видеть его лица, слышал только тяжелое  шумное дыхание. Потом Даршавин порывисто взял Норта за шею, обхватив ладонью сзади, притянув к себе.
От резкой боли в плече Лукас охнул.
- Ты мой. Ясно? Мой. Больше ничей. – Прорычал Даршавин в ухо Норта. И тут же резко отпустил.
Торопливо, едва не обрывая пуговицы, расстегнул рубаху, содрал ее с себя, потом майку…
Ну все, подумал Норт. Ты мой, больше ничей. Сейчас и докажет… Инстинктивно отшатнулся, вне себя от ужаса. Но то, что произошло дальше, сломало все представления Лукаса о Даршавине, все его ожидания, как ураган сметает все на своем пути, закручивая в тугой вихрь, вертит, крутит, треплет, лишает равновесия и не дает сориентироваться в пространстве. Также и Лукас потерялся совершенно от того, что  сделал Олег.
Тот снял с себя майку и протянул ее Норту.
- Надевай, - скомандовал Олег. Видя, что Лукас не решается, сунул ее в руки заключенного. – Я сказал, надень ее.
Майка была теплая. Мягкая. Сухая. И пахла Даршавиным. Норт стрельнул еще раз затравленным взглядом на Олега и начал натягивать майку, морщась от боли.
- Так лучше, - резюмировал Олег.
А потом приказал Мише войти.
Спросите меня, какой день мне запомнится на всю оставшуюся жизнь, и я вам скажу. Сегодня. Точнее, сегодняшняя ночь.
Так думал Лукас, наблюдая за избиением своего тюремщика. Что он испытывал в этот момент? Удовлетворение, несомненно. Теперь ты узнаешь, каково это. Когда тебя метелят, а ты не можешь дать сдачи. Сочувствие? Жалость? Ничуть. Только странная мысль билась на периферии сознания. Это наказание за то, что Миша покусился на собственность Олега. Собственность. Теперь Лукас его собственность.
Никогда. Никогда Лукас Норт не станет ничьей собственностью. Пусть Даршавин думает и действует, как ему захочется. Разочаровывать мы его не станем. Не сейчас.
Даршавин хорош, нечего сказать. Мощный тренированный торс, при всей его габаритности ни грамма лишнего жира. Грудная клетка как бочка. Огромные бугрящиеся мышцы. Атласная поблескивающая от выступившего пота кожа. И отработанные точные движения. Идеальная машина смерти.
Даршавин остановился лишь, когда Миша перестал подавать признаки жизни. Тогда Олег крикнул его брату, чтобы тот забрал эту кучу дерьма отсюда. Гриша ожидал увидеть вместо Миши Лукаса, и был так удивлен, что Норт мог поклясться, что слышал стук челюсти об пол.
Наконец, они остались одни. Олег поднял свою рубаху с пола, Надел, но застегивать не стал. Сел на шконку, закурил. Похлопал ладонью рядом с собой, приглашая Лукаса присоединиться.
- Что стоишь, как неродной, присаживайся, побеседуем.
Норт не мог заставить себя сдвинуться с места. С того момента, как Олег отдал ему свою майку, Лукас так и стоял неподвижно, наблюдая за экзекуцией. Он понимал, что нужно выполнить приказ. Настроение этого русского подобно морскому бризу. Непредсказуемо и переменчиво. Усилием воли заставил свои ноги двигаться. Подошел и сел.
- А теперь рассказывай.
Даршавин проникновенно посмотрел в глаза Норта своими черными бусинами.
- Рассказывать что… - хрипло спросил Лукас.
- Все. Все рассказывай. Где был, чего видел.
Лукас опустил глаза, скользнув взглядом по разбитой руке Даршавина, держащей тлеющую сигарету.
- Оба теперь украсились, - усмехнулся Норт. – По милости одного и того же человека…
- Эти двое... Не обращай внимания. Пушечное мясо. - Олег мотнул припухшей рукой. - Ты можешь быть только моим. Я выбрал тебя сам. А они на побегушках. Никто никогда больше не зайдет к тебе, кроме меня. Я обещаю.
И Олег выдохнул дым прямо в лицо Норту, так близко он был. Слишком близко. Одно движение и может произойти все, что угодно Богу, и чего Бог не мог бы допустить, если бы он был...
- А я почти уснул, - Олег даже внимая не обратил на то, что Норт фактически обвинил его ... - Или уснул... Не помню уже. Потом взрывы, выстрелы, бомбежка. Мои парни. ... Их нет многих. Они приходят ко мне, рассказывают кто, что видел... Часто... А потом выстрел. Это не снайпер. С чего бы снайперу палить из АКМ. Да и шрамов после их выстрелов обычно не бывает. Запакуют в цинк и все. Когда в августе того года в Москву заявился Тенет, я подумал - не его ли агентишко с досады подстрелил меня? Во втором управлении есть досье на всех американских и британских агентов... На всех... А что, ты тогда ведь тоже ему дорогу перешел, а, Норт? Не думал об этом?
Рефлекторно прищурившись от дыма, пущенного прямо в глаза, Лукас не отвернулся. Только задержал дыхание, чтобы не вдохнуть этот терпкий дым. И вот что ему теперь? Радоваться или завещание составлять? Теперь, когда он будет принадлежать только Олегу. Он тебя сам выбрал! Какая честь! Был в этом всем и светлый момент. Он больше не увидит этих отвратительных братьев, не будет терпеть от них унижения. Но это как-то слишком просто. Слишком просто. Если Даршавин выбрал Лукаса, то произошло это не вчера и не сегодня. Что же ждал? Почему позволял, более того, приказывал так обходиться с заключенным? Даршавин ничего не делает без причины.
И вот сейчас. Сидит рядом. В своей распахнутой рубахе. Такой обманчиво открытый, даже почти расслабленный, доверительно сообщает Лукасу о своих кошмарах, привезенных с войны. Лукас не ошибся в своем диагнозе. Это значит, что он стал лучше понимать своего следователя? Еще на шаг приблизился к нему? Да. И это не иллюзия. Знать бы, зачем это Даршавину. Хочет показать, что он тоже живой человек? Раскрывается, чтобы Лукас проникся к нему сочувствием и доверием и раскрылся в ответ?
Собственно говоря, если Норт расскажет о той операции, ничего страшного не произойдет. Это было так давно… И большинство участников тех событий уже мертвы. Все. Кроме самого Лукаса и Гарри Пирса. Но Гарри недосягаем для Олега, а Лукас…
- Я понимаю тебя, Олег. – Впервые Норт назвал Даршавина просто по имени. Обозначая начало нового этапа их взаимоотношений. – Очень хорошо понимаю. Ты думаешь, что виноват в их гибели? Так не виноват. Это война. На войне люди гибнут. Так бывает. Ты не мог предвидеть всего. Никто не может. Я знаю, что словами не вернуть тех твоих парней. И ношу твою не облегчить. Кошмары не прогнать.
Лукас прерывисто вздохнул. Вот сейчас он должен начать рассказывать свою историю. Чтобы показать, что он тоже через это прошел. Чтобы его увещевания не были голословными. И нужно быть убедительным. Естественным. Как будто ему тоже тяжело носить в себе это все. И он давно хотел с кем-то поделиться. Но не мог. Засекреченные данные. Но теперь можно не хранить секреты? Теперь да.
- Я был там, да. Только мне повезло больше. Я был там один. – Лукас отвел взгляд на секунду, а когда посмотрел на Олега, в его глазах отразилась вся та боль, которую он видел в глазах собеседника. – Но мне хватило впечатлений. – Невесело усмехнулся. – Один тот обстрел чего стоил… - еще одна пауза, и загнанные далеко воспоминания находят дорогу на поверхность. Как пузыри воздуха после того, как тело уже опустилось на дно… запоздалое напоминание о том, что когда-то оно было живо.
Даршавин смотрит на Норта, не отрываясь. Каждое движение, каждый выдох и взгляд, все имеет значение. Сейчас Лукас говорит правду, и кажется, верит Олегу. Еще бы не верил, ведь и Олег тоже говорит правду. И бил этого мордоворота взаправду, нужно же куда-то выплескивать всю накопившуюся ненависть, злость и неудовлетворенность... Разгоряченное тело плавится от энергии, висящей вокруг прозрачным, но ощутимым облаком. Олег дышит глубоко и ровно, будто и не было сейчас ничего, только правая рука свидетельствует об обратном. Это будет действенный аргумент для Норта...
- Тогда, летом и осенью двухтысячного мы искали хоть какие-то данные о терактах. Люди гибли от рук этих ублюдков. Мирные, ни в чем не виноватые люди. Нам очень нужны были сведения. - Голос звучал глухо,  будто проваливаясь в пропасть тех воспоминаний, которые терзали Даршавина. -  Во Владикавказе, в Москве, в Пятигорске, Невинномысске, да еще во многих городах им удалось сделать самое страшное... Мы теряли лучших людей. Десятками, сотнями! и до сих пор никто не ответил за это. Никто! - Закурив новую сигарету, Олег опять сел, словно не находил места. Хотел разобраться и не мог понять, увидеть всей картины в целом. -  Эдмонда Поупа взяли с поличным, в его скрупулезных записях он упоминал много имен, диверсанты, шпионы, предатели, наши, американцы, он записывал всех, с кем встречался, и особенно всех, кому платил. Но был один, чьи услуги были проплачены не раз. Уорт. Знать бы кто это...  - будто в пространство выдохнул клуб дыма Олег, закрывая сигарету рукой, но при этом выпустив столько дыма, что даже из космоса бы можно было увидеть... - А когда  Тенет прилетел на тайную встречу с Путиным в два часа ночи, он очень убедительно уверял наше руководство, что ЦРУ не в курсе всей этой деятельности... Так я и поверил в эти сказки! - Олег встал, одно упоминание козней ЦРУ выводило его из себя. - Эти миротворцы оплачивают подготовку и проведение терактов и не знают, когда, кто и где будет приводить в действие взрывной механизм? Ты мог бы поверить в такое?
Теперь у нас, значит, общий враг. Америкосы с их ЦРУ. Они бомбят наши города, они платят террористам, которые придут и к вам, в вашу благополучную Европу, и не спасет вас  пролив между островом и континентом… Это они подстрелили тебя, подстрелили меня. Они зло. Давай объединимся против них. Такое направление выбрал Даршавин.
Враг моего врага – мой друг? Вовсе нет. Во вселенной Лукаса Норта враг моего врага все равно мой враг. Но уж лучше говорить об американцах, чем о себе и своей персоне. И Лукас с удовольствием принимает новые правила игры.
Некоторое время он молча наблюдает, как Олег мечется по тесной камере, оставляя за собой шлейф дыма. Как подбитый истребитель. Безжалостный белый мертвецкий свет резко очерчивает грубые контуры его лица, создавая пронзительный контраст между светлой кожей, покрытой пятнами лихорадочного румянца, и тенями морщин и складок, следами неумолимого времени и суровых испытаний. Отчетливо видны все последствия бессонных ночей и тревог, а нервные, дерганые движения дополняют картину. Нелегко гражданину следователю жить со всем этим. Нелегко.
Вот Даршавин снова опускается на шконку. Истребитель совершил аварийную посадку.
- Нет, я не думаю, что я мог бы поверить в такое, - тихо говорит Норт.
От густого табачного дыма, который заполнил слабо проветриваемое помещение, першит в горле и дерет глаза. Может, Для Даршавина это норма, а Лукас уже задыхается в этом смоге. Стресс последних суток, отсутствие сна, что само по себе является пыткой, этот ужасный дым… Боль в виске пульсирует и нарастает, заполняя все пространство под черепом, вытесняя мысли. А думать надо очень четко, сопоставлять, анализировать факты, давать ответы, которые будут правдивы, удовлетворят Олега  и при этом не навредят самому Норту.
Медленно подняв здоровую руку, Лукас потер виски. Ну и пример Олег выбрал… Эдмонд Поуп… Специально, что ли? Это был показательный процесс.
5 апреля 2000 года сотрудники ФСБ арестовали американского гражданина Эдмонда Поупа по обвинению в шпионаже (при передаче 30 тыс. долларов представителю российского ВПК). Подозреваемый был переведен в Лефортово. По данным ФСБ, разведчика зовут Эдмонд Поуп, он служил в разведке военно-морских сил США, имеет звание капитана и ныне работает в лаборатории прикладных исследований при Пенсильванском университете, а в России его интересовали новейшие спектрометры для космических кораблей и передовые технологии подводного флота.
Согласно сообщению ЦОС ФСБ, до середины 1990-х годов Поуп являлся кадровым сотрудником военно-технической разведки ВМС США, по долгу службы занимался сбором и анализом передовых разработок в области создания оружия морского базирования, участвовал в размещении заказов на их проектирование в научных центрах и университетских лабораториях.
Выйдя в отставку, он регулярно приезжал в Россию как представитель Пенсильванского университета, а затем - как руководитель малоизвестной частной фирмы «Тех Сорс Мэрин Груп Лтд.». В этом качестве Поуп посещал научно-исследовательские институты в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске и других городах, где проводятся работы, связанные с технологиями создания скоростных подводных и надводных объектов.
По данным ФСБ, «предметом пристального внимания гражданина США стала скоростная подводная ракета, разработанная на оборонных предприятий России и поставленная на вооружение отечественных ВМС». Выпускаемая с подводной лодки, эта ракета может развивать под водой скорость более 100 метров в секунду.
25 августа ФСБ выступила с официальным заявлением:
«14 августа сего года Следственным управлением ФСБ России завершено предварительное следствие по уголовному делу в отношении арестованного по обвинению в шпионаже гражданина США Эдмонда Поупа. В связи с особым вниманием, проявляемым американскими официальными лицами и государственными органами, а также средствами массовой информации к этому делу, руководством Федеральной службы безопасности Российской Федерации принято решение дать официальный комментарий происходящим событиям. По дипломатическим каналам американская сторона своевременно, в соответствии с российским и международным законодательством, была поставлена в известность о задержании и аресте Поупа, а также ей была разъяснена суть статьи 276 УК РФ, по которой гражданину США выдвинуто обвинение. Формы и методы работы Поупа, как руководителя частной коммерческой структуры, полностью укладываются в распространенную в США практику военной разведки. Так, эти органы законодательно наделены правом ведения разведывательной деятельности с использованием коммерческих прикрытий. Такое право предоставлено им в 1991 году в соответствии со специальным положением закона США «Об ассигнованиях на разведывательную деятельность в 1991 финансовом году». Указанная норма была внесена в Свод законов США и изложена в разделе 10, параграфы 431-437. В 1998 году Министерству обороны США было продлено разрешение на ведение разведывательной деятельности с использованием коммерческих прикрытий на срок до 31 декабря 2001 года. В период с 5 апреля по 25 августа 2000 года было проведено 10 встреч обвиняемого Поупа с официальными представителями посольства США в Москве. 6 декабря 2000 года суд приговорил Поупа к 20 годам строгого режима с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Американца осудили, однако спустя несколько дней он будет выдворен за пределы страны по личному распоряжению президента. Для роли просителя, скорее всего, будет выбрана жена Поупа, и президент пойдет навстречу. Таким образом, будут соблюдены все правила игры - и шпиона справедливо осудили, сохранив престиж государства, и человеколюбие проявлено. Такова дипломатическая практика - за последние десять лет не было еще ни одного случая, чтобы иностранец, обвиненный в шпионаже, отправился на российские нары: ни Ричард Блисс, ни многочисленные прибалтийские лазутчики. Как раз для таких случаев у дипломатов есть специальная формулировка: «руководствуясь стремлением к поддержанию добрососедских отношений». 14 декабря утром Поуп был помилован Путиным и уже вылетел на родину.
Мол, его-то осудили и отпустили, а у тебя даже суда не было, и вот, ты тут. В российской глубинке, в тюрьме, на нарах… Возненавидь его также, как ненавижу его я. И сдай его агента.
Если Лукас пойдет навстречу. Посветит в тайные секреты ЦРУ и их агентурной сети, кому от этого будет хуже? Лукасу уж точно нет. Но сначала он сам спросит.
- Думаешь, это был Уорт? Он тебя подстрелил?
Намеренно употребляет местоимение «тебя». А не «нас». Сейчас же речь о Даршавине.
Олег уже давно понял, что говорить Лукас будет только тогда, когда сам этого пожелает. И главной своей задачей сделал именно проявление желания поговорить. Потом - потребность. Может быть, этому рафинированному агенту и не хочется пока говорить. Вон как даются редкие реплики, в основном через кулаки и сапоги, но Олег верил, что еще немного и он будет управлять желаниями Лукаса. Манипулировать  инстинктами. Может быть Норт образованнее, умнее, изощреннее, но ему придется почувствовать всю мощь энергии Даршавина. Тем более, никаких других вариантов не маячило на горизонте. Их обоих сослали сюда для этого. Все  пути привели в это богом забытое место лишь для того, чтобы они встретились - разные разведки, разные методики, разные характеры. И нашли нечто общее, от чего они могли бы оттолкнуться в своих поисках истины.
- Я бы подумал, что это был ты, но когда увидел твой шрам... Глупо было подстрелить меня вот так, а потом дырявить себя, рискую сдохнуть от воспаления. - Даршавин вовсе не собирался выбирать слова, играя в открытую, он надеялся на открытый диалог. Никого он тут не продает и не предает, этот хрен с горы. Его пока ни разу не спросили  о «Сахарной лошади» или о МИ-5, то есть, до сих пор еще не было допросов под протокол. Если соблюдать формальности. И сейчас это не запрещенный ночной допрос, а беседа о некоторых вопросах, которые с утра до ночи нагнетают по телеку. Все. Ничего запретно-секретного. Если только не брать во внимание несколько странные методы, но о них уже было сказано - никто ничего никогда не видел. Даже Ведьмак будет писать в отчетах только допустимые фразы. Не первый год... тут...
- И потом. Одиночными из АКМ просто так не палят. Да и раны у нас своеобразные. Нас не хотели убить. Но хотели заставить думать. Или помнить. Тебе не кажется? - Даршавин перестал, наконец, курить. Или  его запас сигарет на сегодня исчерпан? Но, как бы то ни было, он не стал зажигать новую сигарету от старой, не дышал больше дымом как дракон. Он  просто смотрел в глаза, проникая в глубины мозга без дымовой  завесы.
Там был такой ад… В том полуразрушенном доме во время налета. Там даже, если тебе в ухо орать будут, не услышишь. А Даршавин у нас эксперт не только по шрамам от пуль, но по различению звуков, оказывается. Или у него там прибор с собой всегда, который частоты различает и сортирует… Забавно представить этого спецназовца, в разгар боя вглядывающегося в показания на экранчике… Лукас даже фыркнул, что могло означать смешок.
Что нужно сделать, чтобы все это закончилось, и его оставили в покое? Хоть ненадолго. До подъема. Тело ломит нестерпимо. А голова вот-вот взорвется. Ах да. Сказать, кто такой Уорт. Тем более, что ему это никак не повредит уже. Он ушел в отставку по состоянию здоровья.
- Мне кажется, нам повезло, что мы выжили в той бойне.
Говорить тоже больно. Каждое слово как удар молота по наковальне, а между ними голова Норта.
- Ему нужен местный. Уж не знаю, зачем. А когда не достался, Уорт и подумал, что его взяли твои бойцы. Отбить его хотел или просто злость вымещал. Не знаю. Его уже не спросишь.
Лукас глубоко вздыхает. Как будто это ему поможет. Кислорода нет ни в его легких, ни в камере.
- Забавно. Он принял меня за одного из вас. Вот и лупил без разбора… Многих потерял тогда? В Библии сказано. Болтовня убивает троих. Того, кто говорит, кто слушает, и о ком говорят. А ты задумывался, что пошло не так? Много раз, Да? Утечка? Несогласованность действий? Второе маловероятно. Почему с воздуха не прикрывали, а били по своим же? Если твой боевой товарищ погибает в бою, это одно. А если от дружественного огня… Это уже преступление. Если бы не тот налет, все бы разошлись каждый в свою сторону и все. А прежде положили бы того америкоса. Мешал он нам обоим. Или он тебе живой был нужен?
Наверное, это был риторический вопрос.
- Нам просто повезло, Олег. Хорошо это или плохо. Каждый сам решает.
Во рту сухо как в той чертовой пустыне.  Через которую Лукаса везли к границе. Машину трясло нещадно, как ни пытался Норт найти какое-то положение, в котором будет не так запредельно больно, все было тщетно. Хорошо, что шум двигателя и колес по песку заглушал его тихие стоны.
- Можно мне воды…
Затравленный взгляд в сторону торчащего из сены крана. Ты же не хочешь, чтобы я умер от обезвоживания, а, гражданин следователь? Тем  более, что я упомянул Уорта так, как будто я знаю о не то, что хотел бы знать и ты. Тебе же интересно узнать дальше. Сделай шаг навстречу. И я сделаю свой.
- Эй, бутылку воды, - гаркнул Олег, когда подошел к закрытой двери. - Подай мне воду...  и запомни - в эту камеру никто никогда кроме меня больше не войдет. Понятно?
- Так точно. - Далеко не бодрым голосом ответил Гриша и в руках Олега появилась запечатанная полторашка минералки.
- Возьми, оставь у себя, когда закончится, будет еще. - Даршавин подал бутылку так, будто во дворе лучшему другу, слегка толкнув в плечо. Здоровое плечо, не в то, которое и так ноет от боли. - Утечка? Да сколько угодно. А ты ... Такой орел, тебя все со всеми могут перепутать. Смотри, не заиграйся. Переодевания вещь интересная, затягивает. Но опасная. Кто-то когда-то да пустит пулю из СВД. От  нее шрамов не остается, - еще раз повторил Олег, будто и в правду предостерегая от беды. - А нам действительно повезло, уж поверь мне.
Если бы у Лукаса были силы на проявление эмоций, он бы удивился. Все, что он смог, это выдавить «спасибо». Бутылка была теплой, но даже это была роскошь. И тяжелой. Как будто весила не меньше тонны. Пришлось изрядно повозиться, чтобы отвинтить крышку непослушными пальцами. Наконец, крышка с характерным пшиком поддалась. Следующим испытанием было поднять ее, чтобы попить.  И не пролить ни капли драгоценной жидкости. Лукас уже начал забывать, какой бывает на вкус нормальная вода. В которой не ржавчина, а минералы.  Сделав несколько жадных глотков, он почувствовал, как жидкость скатилась по пищеводу в желудок. Нет, жить сразу не захотелось. И легче намного не стало. Чуть-чуть да. Плюс, пока он сражался с бутылкой, у него было время обдумать ответ.
Как будто Олег о нем заботится. Как же. Он же теперь его собственность. И предупреждает. Не заиграйся. И так легко оставил ту тему. Как будто услышал ответ на свой вопрос. Помчится теперь ворошить документы, проверять интел… А потом обратно. В камеру. Потому что не найдет ничего.
- А я про что. – Отозвался Лукас. – Хотя повезло ли? Сидим тут в богом забытой дыре, и кроме друг друга у нас и нет никого. Может, смерть в бою не так уж плоха?
Норт медленно повернул голову, чтобы посмотреть на Олега. Пред глазами заплясали мушки, но он все равно видел все. Четко и ясно.
Даршавин садиться не стал. Он даже сглотнул, глядя на Лукаса, заразительное зрелище, когда кто-то может позволить себе жадно пить воду. Сразу появляется такое же желание - напиться от души. Но...  Утро скоро, пора и честь знать. Пока Норт жадно глотал воду, будто желая напиться впрок, Олег медленно застегивал пуговицы рубашки. Так медленно, что взгляд Лукаса помутился от этого, будто в предчувствии беды. Нарочито медленно следователь обошел камеру, проверив качество уборки. Но, видимо, и ему спать хотелось, поэтому он не стал придираться и выносить выговоры и приговоры. Сказал просто.
- Отбой. Марш в постель. У тебя может и нет, а мне дел с утра невпроворот.  Может быть, в бою смерть ценнее, может быть смерть вообще ценнее жизни. Но у нас есть жизнь. И давай-ка займемся ею, - и уже у двери повторил. - Все, отбой, Лукас.
Это молчание, пришедшее на смену сбивчивым рассказам, эта медлительность вместо метаний по камере, даже то, что Даршавин не курил больше, все это было вдруг так непривычно. Лукас поставил бутылку на пол, не сводя глаз со следователя. А тот прошелся по камере вальяжной походкой, осмотрел ее всю, как будто искал, к чему придраться. Да, все слишком хорошо чтобы быть правдой. Кнут уже так и рвется вытеснить пряник… Но бури не последовало. Зато Даршавину удалось еще больше шокировать Норта. Мало того, что объявил отбой. Согласился с Нортом. Так еще и по имени его назвал…
Лукас еще долго смотрел на закрытую дверь. А потом лег на шконку, поставив бутылку так, чтобы ее можно было легко достать, не вставая. Постель. Это у вас, гражданин следователь, постель. А у нас горизонтальная поверхность, покой и есть верх блаженства…
Ну, что можно сказать, подытоживая этот день? Контакт есть? Ой, не уверен... Но Олег улыбнулся, выходя из камеры. Конечно, все что сказал Норт, нужно еще тысячу раз проверить и перепроверить. Пусть ниточки к агенту ЦРУ это не главная его задача, но если получится, это будет капля меда в этот чан дерьма, который зовется жизнь. Можно было бы и не выходить из здания тюрьмы, скоротать остаток ночи на тахте в кабинете, но Олегу жутко хотелось почувствовать жизнь. Пусть вот такую дерьмовую. Пахнущую болотом и выкуренными сигаретами, но идущую здесь и сейчас. Мимо него, бьющегося в бесплодных попытках вырваться вверх. Таким как он - без «лохматых рук» блестящих побед. Но он будет не он, если не сделает это. А Норт... Норт должен понять, что общество Олега для него такое большое благо, которого он будет ожидать, как второго пришествия.
Погода была мерзопакостная, как раз не для прогулок. И времени до рассвета оставалось чуть... Как раз некогда гулять. Даршавин хмыкнул и пошагал знакомой дорогой. Пусть спят те, кто не боится пропустить эти мгновения жизни мимо себя. А 10 минут на мокром ветру под мелким липким снегом еще никому не повредили. Черная жижа чавкала под ногами, разгоняя вокруг себя брызги грязи. Олег был доволен. Он улыбался этой погоде и этой жизни. В бою? Что ж, может быть. А сейчас не бой. И  у него есть время подготовиться к новому бою. А значит, мы еще посмотрим кто кого.
Утро нового дня наступило так быстро, что Лукас не успел еще отойти от событий прошлой ночи. Дверь камеры распахнулась, на пороге возник Гриша, с мрачной ненавистью объявил подъем и приказал пристегнуть шконку. Лукас чувствовал на себе этот тяжелый уничтожающий взгляд, пока вставал, сражался со шконкой. Одной-то рукой попробуй пристегни. Чувствовал, как хочется Грише наорать на него, чтобы шевелился быстрее, а то и пинками и ударами заставить поторапливаться. Но нельзя. Приказ вышестоящего. Справившись со шконкой, Лукас встал в ожидании появления следователя, но дверь захлопнулась, оставляя его одного.
Дарашвин спать так и не лег. Слишком много нужно было успеть сделать. Все данные, что он получил от Норта, нужно было проверить и вытащить из них максимум информации. А для подследственного Лукаса Норта уже даны все распоряжения. Все это время с ним будет вестись работа, согласно утвержденному плану. И никто не войдет в его камеру. Мало того, с ним будут говорить только в рамках необходимости соблюдения режима. То есть, ни одного слова кроме прописанных в регламенте.
Оформление бумаг и запросов в Москву, Грозный, Владикавказ, это несколько дней  бумажной волокиты. Потом еще несколько недель ожидания. Все это время Олег занимался другими подследственными. Обработка же Норта проходила под его наблюдением, но допросов не было. Даршавин хотел убить двух зайцев. Привязать Лукаса к этому делу и вызвать у него стойкое желание иметь собеседника, а если получится - потребность видеть его, Олега, говорить с ним. А еще лучше всей душой желать, чтобы он находился рядом. Где-то на расстоянии протянутой руки. И что с того, что эта рука может быть протянута не для рукопожатия? Что толку с допросов, если подследственный молчит даже под пытками. Куда как более продуктивно вывести общение между следователем и подследственным на другой уровень. В ту плоскость, где подследственный сам желает говорить, мечтает о допросе. Провоцирует его. Вот тогда можно будет получить от него те сведения, которые ждет командование. Но неделя шла за неделей, а пока ни один ответ не подтвердил данные упомянутые Нортом. Общие сведения. И только. К концу третьей недели пришел последний ответ. Пусто. Все мимо. Никакого толку с тебя нет, Лукас Норт!
 Это могло означать только одно - Норт просто нагородил кучу текста, без малейшего желания снабдить Олега нужными сведениями. Чертов муд@К! Он что, мог себе позволить шутить вот таким образом? Либо он идиот, раз думает, что такое сойдет с рук, либо идиот Даршавин, если не понял что и где искать.
Олег же говорил, что у него с утра дела. Точно. Значит, появится после обеда. Но и после обеда Норт оставался один. И на следующий день, и на следующий. Будили его теперь громкими звуками, похожими на панические вопли запертых в горящем доме людей. Потом открывалось окно раздачи, заключенному давали еду, а потом снова оставляли наедине с собой. Громкий шум повторялся безо всякой системы. Мог застать и во время еды. И когда Норт был на очке. И всякий раз заставлял вздрагивать. Лукас знал по опыту, полученному во время подготовки в тренировочном лагере, что если слушать достаточно долго, можно сойти с ума. Его уже начинало колотить, когда он слышал этот детский надрывный плач. Норт закрывал уши руками, ничего не помогало. Звук ввинчивался под череп, доставляя неимоверные страдания. И также внезапно прекращался.
Свет теперь не гасили даже ночью. И не было в тесной камере ни единого уголка, где можно было бы спрятаться от этого мертвенно-белого свечения. Он проникал даже сквозь закрытые веки, и глаза Лукаса покраснели и болели. Он потерял счет времени, потому что кормили тоже когда попало. Раз в предполагаемые сутки. Или ни разу.
Чтобы не сойти с ума, Норт занимал свой мозг чем-нибудь постоянно. Он воспроизводил в уме их разговоры с Даршавиным в мельчайших подробностях,  вспоминал каждую интонацию, жест, даже запахи. А когда зажили побои, подключил и физическую активность. В камере стоял все тот же собачий холод. Почему интересно собачий? Странные эти русские… Отжимания – приседания – выпады – прыжки. Самый эффективный комплекс упражнений,  доступный даже в таком тесном пространстве. Опустевшую бутылку из-под минералки наполнил водой из-под крана и использовал ее как гантель.
Выживание, уклонение, сопротивление, побег.
Такой была установка во время симуляции в тренировочном лагере. Сначала Лукас был в составе группы, которая выступала в роли охранников. Их задача была сломать пленных и заставить их признать себя предателями, а после сдать своих товарищей и выдать все секретные данные. В ход шли любые методы. От избиения, причем никто ни с кем не церемонился, обливания из шланга, постоянных допросов, до психологического воздействия. Твоя жена беременна? А какой цвет кожи будет у твоего ребенка? Кого они будут называть папой? Тебя или твоего друга Майка? И все в таком духе. К каждому подход индивидуальный. Благо, доступ к базе данных был свободный.
А потом они поменялись местами. Не сразу, разумеется. Прошло достаточно много времени, прежде чем Лукаса не забрали. Прямо по пути на очередные занятия. Вы под арестом, солдат. По условиям учений вы обязаны проследовать с нами.
Изначально было сказано, что учения продлятся три дня. Продержаться три дня. Что может быть проще… Но, оказалось, что это вовсе не так легко, как представлялось. Это были три дня в аду. А когда ему сказали, что учения тремя днями не ограничатся, и что полковник будет их держать тут, пока ему не надоест…
Сейчас та симуляция показалась Лукасу невинными играми в песочнице. Три года против тех трех дней… Хорошее сравнение, а?
А потом свет погас. Наверное, кто-то вспомнил, что бывает ночь. Хотя шконку как не давали приказа отстегивать, так и не дали. Все эти дни Лукас спал на полу. Да и можно ли назвать это сном. Когда организм истощал все свои ресурсы, Норт ложился и закрывал глаза, проваливаясь в гулкую бездну. Пока не просыпался от очередного кошмара, судорожно втянув в себя воздух.
Темнота была блаженством. Она дарила покой. И тишину. Так продолжалось день, может, два, может, неделю. А потом Лукаса начали посещать призраки. Они таились по углам камеры, и, сколько он ни просил их показаться, они ни за что не выходили. Окошко раздачи больше не открывалось, еда появлялась у порога камеры, пока Лукас спал. Он не видел человеческого лица уже так долго, что начал тосковать даже по мерзким физиономиям Миши и Гриши. И не заметно для себя по Даршавину. Странно устроен человеческий мозг. С течением времени он забывает плохое, оставляя в памяти лишь светлые моменты. Теперь в воображении Лукаса Даршавин представал не таким уж жестоким бесчеловечным злодеем. Он же сам никогда не бил Норта, наоборот, отходил Мишу, который поднял руку на Лукаса. Ухаживал так трогательно, когда Лукас был в больничке. Так душено с ним разговаривал… В моменты просветления Норт говорил себе, что это все уловки, и он не должен поддаваться. Но темнота и одиночество медленно, но верно делали свое дело.
Лукас продолжал свои упражнения, но разумом он был далеко от тела. Слишком далеко.
Олег влетел в камеру, как паровоз, огромный, раскрасневшийся, кричащий что-то нечленораздельное. Закатанные рукава форменной рубашки выше локтя обнажали руки, которым мог бы позавидовать поршень паровоза. Только Лукас вряд ли мог все это оценить. С появлением следователя свет в камере зажгли, что сделало ее обитателя совершенно слепым. Лукас только и успел, что обернуться на звук шагов и голоса. Да слабо улыбнуться, будто длительное ожидание дорогого гостя подошло к концу.
- Ты шутить вздумал, да? Шутить? - Олег орал в красные, ничего не видящие глаза Лукаса, - не мог сказать хоть несколько слов правды?
И руки, схватившие его за ту самую майку, которую Олег снял с себя в ту ночь, пришли в движение. Первый удар в челюсть откинул бы Лукаса к стене легче, чем тогда Мишу. Но левой рукой Олег держал майку Лукаса, а правой молотил его своими ручищами. В челюсть, в бок, в корпус, под дых... еще... и еще... и еще...
Пока Лукас не повис на его руке, как пустое тело без признаков нахождения в нем души. Почувствовав обмякшее тело, Олег остановился. Будто прозревая, посмотрел на Норта. Черт! Черт бы его побрал совсем!
- Норт! Чертов Норт! - и Даршавин начал трясти его, будто все еще пытаясь вытрясти из него душу, если не выбил ее до этого. - Воды! Воды сюда быстро!
Когда в камере появилась бутылка с водой, Даршавину пришлось встать с Лукасом на руках, отнести того к шконке, которую трудновато было отстегнуть одной рукой. Хотя этого доходягу вполне сносно можно было держать в одной руке, как младенца. Но, как и было приказано, только следователь мог зайти в камеру. Больше никто не посмел бы сделать туда и шага. Потом, когда уложив на шконку Лукаса, Даршавин отошел за бутылкой воды к двери, Лукас застонал, чуть шевельнувшись, У Олега вырвался опустошающий выдох - жив! Жив, зараза! И он лил воду на лицо и шею Лукаса, растирая грудь, пытался облегчить ему возвращение в этот мир. Когда Олег, наконец, успокоился, понимая, что ничего страшного не случилось, что его гнев не убил, даже не покалечил Норта настолько сильно, что опять придется сдавать его в больничку. Он сел на шконке, положил голову Лукаса себе на колени и стал ждать. Ждать когда Норт придет в себя, поглаживая грубой от тренировок ладонью темные волосы Норта, будто только это и мог сделать сейчас.
Лукас не успел сообразить, что произошло. Хоть и знал, что может случиться в любую минуту. Но как подготовишься к свету, когда тебя столько времени держат практически в абсолютной темноте. Ты знаешь, сколько шагов от одной стены до другой, сколько шагов между дверью и стеной. И никогда не врезаешься в них.
А потом этот ослепительный свет. В буквальном смысле ослепительный. Лукас пытался сориентироваться по шагам и голосу, но какой там. Удары. Жесткие, профессиональные. После первого же Норт потерял способность ориентироваться в пространстве, но не сознание. Он чувствовал все. Каждую вспышку боли, когда этот поршневой молот врезался в его тело. Воздуха не хватало, всякий раз, когда Лукас пытался делать вдох, в него врезался этот поршень. Но забвение так и не наступало. И когда Даршавин орал его имя, и когда тряс, как будто это поможет… Все это было как будто с кем-то другим.
Очнулся Лукас от чьих-то прикосновений. Он не спешил подавать признаки жизни. Сначала понять, на каком он свете. И кто с ним.
- Mummy?  - едва слышно спросил Лукас.
Так хорошо и уютно лежать, когда мамочка гладит тебя по голове.
- What happened?
Попытался поднять голову, чтобы посмотреть на мать, но его попытка отдалась адской болью во всем теле.
- Truck hit me? Am I dead?
- Нет, тебя раздавил гражданин следователь. - С горечью пробурчал Даршавин. - Лукас, черт тебя подери! Ну что мне с тобой делать, а? - Даршавин все водил рукой по спутанным волосам, словно еще сам не верил в то, что Лукас жив и даже разговаривает. Он-то точно знал, каким ударом обладает, и был даже удивлен тому, что этот доходяга, все еще жив. - Ты мог мне сказать хоть слово правды? Ну почему я должен бить тебя? Почему, ответь мне! Почему я подставляюсь перед начальством, как последний лох. Почему ты не хочешь мне помочь в такой мелочи - найти того, кто всадил в тебя пулю? Почему я вынужден бить тебя, а, Лукас? Слышишь меня? Зачем ты вынуждаешь меня делать это? - Даршавин причитал, как сумасшедший, уливаясь слезами, теребя волосы Лукасу и прижимая к груди его голову, будто все еще боялся, что это сейчас не он говорил, что все это было галлюцинацией. Огромные руки шарили по телу Лукаса, словно Олег мог срастить кости, если вдруг они оказались перебитыми.
Лучше бы я умер… подумал Лукас, когда осознал в полной мере, что происходит. На это потребовалось достаточно много времени, и все это время Даршавин пытался выдрать Норту волосы, и, видимо, методом пальпации определить масштабы нанесенного ущерба.
- Вам это нравится?  - едва слышно спросил Лукас, пытаясь отстраниться и принять сидячее положение. – Бить меня. Я и сказал правду. Я же не враг себе.
С огромным трудом ему удалось освободиться от лап Олега. Медленно повернув голову, Лукас все еще пытался сфокусировать зрение на сидящем перед ним человеке. Но пока видел только размытое пятно. А что, если это перманентно? Ощущение, что проглотил ледяной кол, привело Лукаса в ужас. Хотя. Если провести остаток жизни в этой камере, зрение уже ни к чему.
- Как в том анекдоте, да?
Почему вы так много лжете?
А почему вы так много спрашиваете?
Лукас усмехнулся, но жестокий приступ кашля скрутил его. Когда Норт смог отдышаться, попросил.
- Можно мне воду внутрь, а не на себя?
Защитные механизмы разума обрабатывали только ту информацию, которая поступала в данный момент. Об остальном он подумает после.
- Воды? Воды! - Крик Олега разорвал бледный свет камеры на части. - Сейчас эти оболдуи принесут воды, а ты пока подумаешь, что делать дальше. Ты понимаешь меня, Лукас? Нам нужно придумать что-нибудь такое, чтобы мы оба могли выбраться из этого ада. Ты знаешь, что такое ад, Лукас? - Все еще причитающий Даршавин прошел к двери, когда у порога камеры появилась полторашка минералки, потом вернулся к кровати, держа в своих покрасневших ручищах эту бутылку, которая казалась маленькой, будто рассчитанной на глоток воды. Очумелый взгляд его карих глаз стал превращаться в осознанный и вполне адекватный. От слез и причитаний не осталось и следа. Будто его выключили, выдернули из розетки. Скулы приобрели четкие контуры, благодаря отросшей щетине. И дыхание уже выровнялось, будто и не было еще минуту назад жуткой истерики. Будто он пришел на допрос. Будто  каждое слово, сказанное подследственным, будет занесено в протокол... Вот и разбери, что сейчас такое было и что будет еще.
Вот она, загадочная русская душа во всех ее проявлениях. Что, не сработала твоя стратегия? Пряник не пригодился? Теперь будет снова кнут? А могло бы сработать. Я уже почти поверил тебе, гражданин следователь. Твоему искреннему раскаянию. Твоим слезам и причитаниям. Но надолго тебя не хватило.
От резкого крика Лукас, отвыкший ото всяких звуков в принципе, вздрогнул.  Инстинктивно попытался отодвинуться подальше, вжимаясь в стену. Зато Даршавин поведал о своем чаянии, связанном с Нортом. Он хочет на его горбу выехать с Лушанки. И, желательно, победителем. Простите, с этим я вам не помогу.
- Я знаю, гражданин следователь.
Интуиция подсказала Норту, что именно так он должен обращаться сейчас к Олегу.
- Я знаю, что такое ад. – Норт поднял красные воспаленные глаза на Даршавина. Сейчас он видел его намного четче.  – Можно мне попить? – спросил таким тоном, как будто узнавал у официанта, скоро ли будет готово сто лет заказанное блюдо.
- Думаю, ты не вполне в курсе на счет ада. - Голос Олега становился все более мягким. Таким, словно кошка на мягких лапах подбираясь к добыче, прячется к темноте, но как только наступит момент - у добычи не будет шансов. - Попить? Попить можно, от чего же нельзя...
И Олег резко впихивает бутылку с водой в руки Лукаса, будто бы мог пригвоздить этой бутылкой. Будто бы уже давно настал предел доброты, но он все еще пытается сохранить нечто человеческое во взгляде, в словах...
 И вдруг...
- Скажи мне, Лукас, а поесть ты не хочешь? - и это не просто вопрос, это чуткая, не наигранная забота. - Когда тебя кормили в последний раз? Я проголодался что-то, может быть, закажем ужин в номер?
Быть шпионом очень увлекательно. Когда ты не ограничен в средствах, передвижениях и времени. Иными словами, когда ты свободен. Но, когда сидишь в тесной камере, и единственный, от кого зависит твоя судьба и жизнь, человек, больше напоминает невменяемого… Каким бы сильным ни был твой дух, какой бы устойчивой ни была психика, какой бы подготовки у тебя ни было, все это рассыпается кучкой пепла перед лицом суровой реальности. И неконтролируемый страх овладевает тобой, парализуя тело и волю. Но надо держаться. Надо доказать, что ты тоже личность. Тогда и отношение к тебе будет соответствующее.
Подстраиваться, адаптироваться, сливаться в одно целое с окружающей средой. Но как адаптироваться к тому, что постоянно меняется? Это и есть тактика Даршавина. Быть непредсказуемым и неподражаемым. Но что делать Норту? Оставаться собой.
Хорошо, что бутылка не стеклянная. А то несдобровать бы ему. Лукас взял бутылку, но пить пока не стал. Осторожность брала верх над жаждой. Он не сводил глаз с Даршавина. Вот сейчас снова бить начнет…
Но вместо этого такое предложение. Примем правила игры.
- Когда… затрудняюсь сказать. Часов в моем люксе нет, видимо, не предусмотрена такая опция. А от ужина, да в хорошей компании, кто откажется.
Ужин. Значит, вечер. Хотя может, и нет. Будет ночной допрос? Или в этот раз обойдемся? Соскучился, поди, за столько-то времени…
Даршавин мог торжествовать. Это будет ужин. Пусть пока Норт теряется в догадках, строит тактику защиты, возводит башни наблюдения. Пусть делает что хочет. А он, Даршавин, просто будет есть. Естественно, жадно, с аппетитом. Так, будто сам ел три недели назад. Будто все это время места себе не находил от переживаний за него - Норта. И вот, наконец, увидев его живым и здоровым, вспомнил, что голоден, как стая волков.
 - Эй, вы, что там было на ужин? - крикнул Олег, когда оказался около закрытой двери, - че затихли? Все умяли, что ли?
 - Да баланда была, не дай Бог, какая, - раздался, наконец, голос одного из братьев. Они бы и дальше выполняли приказ, но раз хозяин сам потребовал ответа, подчиненные не могут не подчиниться.
 - Баланда... Ну вот зачем нам баланда? Чего мы ее не нахлебаемся еще? - Олег опять стал походить на чуток тронутого, но все же эти слова были адресованы не пространству, а Норту. И оба это отлично понимали. Пока между ними есть натянутая нить, разговора или мысли, не важно, они будут чувствовать потребность друг в друге. - Так, отставить баланду! - гаркнул Даршавин в дверь, чутко прислушиваясь к шорохам, доносящимся из коридора. – Сгоняй-ка на кухню, принеси мой паек в двух экземплярах. И захвати еще кое-что, не перепутай только, как в прошлый раз! Ужин сюда, а не тебе, понятно?
 - Так точно, - прозвучало эхом удаляющихся шагов.
 - Ну вот, минут через десять у нас будет не шикарный конечно, но вполне сносный ужин. - Это уже Олег присел возле Лукаса и посмотрел в его уставшие от света глаза. - Ты чего не пьешь то? Вода вроде хорошая, я всегда ее пью.
Наконец можно и покурить, правда в заказе должен быть еще и коньяк. Но  пока Норту рано знать об этом. Пока путь ждет, а у следователя будет перекур. И струйка белого дыма, ввинчиваясь в атмосферу, потянулась к лампочке, словно тоже очень-очень соскучилась....
Сколько можно узнать, просто слушая и наблюдая. Сделать таких полезных выводов.
Вот, к примеру. О том, что авторитет Даршавина не бесспорен, тырят и у него пайку. То, что приставленные к Лукасу охранники интеллектом не блещут, это итак ясно. А еще, что когда Олег навещал Лукаса в больничке, он приносил еду точно не с общего стола, даже не офицерского. Сам готовил. Специально для своего заключенного, которого сам выбрал, сам теперь бьет и раскаивается. Да так искренне…
Лукас свинтил крышку с бутылки и сделал несколько торопливых глотков. С Даршавиным никогда не знаешь, то будет в следующий момент. Это постоянное напряжение. Так выматывает. А этот ужасный свет. От него режет глаза, как будто в них насыпали раскаленной металлической стружки.
И, конечно, непременный атрибут допроса. Сигарета.
Как мог Лукас скучать по Даршавину? Как мог находить что-то хорошее в их встречах? Это абсурд. Полнейший.
Норт попробовал изменить положение тела, от страшной боли поморщился, но стон сдержал. Повезло, если ничего не сломано. Хорошо, что не сидел, сложа руки, а делал упражнения, укрепляя мышечный каркас.
Интересно, а их пайка отличается от стандартной, к которой привык Лукас? Наверняка.
Интересно? Еще как. Врага надо знать досконально.
Пайка ничем особым не отличалась. Через пятнадцать минут на маленьком прикрученном к полу столе уже стояло две порции картошки с котлетой в подливе и маринованным огурчиком в придачу. А так же обычная, стандартная, видимо еще советская, бутылка спирта.
- Я же сказал - коньяка! ...  - Олег матюгнулся, злобно глядя за дверь, - Вот ничего нельзя поручить. Все сделают на от…сь. - продолжал рычать он, все же наливая прозрачную жидкость в принесенные же граненые стаканы. Хоть про это догадались.
Даршавин не боялся, что о его ночной трапезе с подследственным узнает начальство или будут шушукаться сослуживцы. Он вообще теперь мало чего боялся.
 - Эх, мать... Хуже, чем здесь, трудно уже сыскать, - пробубнил он, - А, давай-ка за это и выпьем...
И чуть запотевший стакан перекочевал в руку сидящего на шконке Лукаса. Ну, вот мы щас и посмотрим, чего стоят Английские шпионы, лукавым взглядом измерив Норта, Даршавин просто влил в рот пол стакана неразбавленного спирта, чтобы пример был еще заразительнее, закусывать не стал - занюхал отломленным кусочком бородинского хлеба. Да и то верно, разве это не удовольствие? Вот теперь можно присесть и расслабиться, наблюдая как будет пить этот дохляк.
Дым сигареты выписывал в воздухе завитушки и крендели, а сидящий на стуле Даршавин неотрывно следил за Нортом.
Вот теперь Лукас был удивлен по-настоящему. Он до последнего думал, что это все был очередной показной жест. А нет. Принесли еду. Настоящую. Которую можно есть, а не запихивать в себя через силу. А запах… Его не мог перебить даже мерзкий дым от Даршавинской сигареты.
Коньяка… Вот не может он без этой показухи. Это, видимо, у всех русских в крови. Эта тяга к широким нарочитым жестам.
Лукас, конечно, предпочел бы поесть для начала, его ослабленный организм будет очень восприимчив к алкоголю. Но Олег выбора не оставил, сунув в руку знаменитый граненый стакан с остро пахнущей прозрачной жидкостью. Водка? Какой там. Спирт. Медицинский. Неразбавленный. И смотрит. Как британец справится с этим вызовом?
От одного запаха Лукасу уже стало дурно. А когда выпьет, то с ним будет? Вот ситуация. Пить нельзя и не пить нельзя. А, к черту.
Вобрав в себя воздух, как перед прыжком в воду, Норт замахнул стакан и шумно выдохнул. Внутренности опалило огнем, а потом наступила приятная расслабленность. Спирт сработал как обезболивающее. Лукас выпрямился, отломил в свою очередь кусочек ароматного хлеба и, следуя примеру Даршавина, занюхал. После первой не закусывают. Это он усвоил давно и сразу. Также как и что между первой и второй перерывчик небольшой. И это приводило его в ужас. Но Норт с вызовом посмотрел на Даршавина. Что, не ожидал? А ты думал, вы, русские, самые крутые?
Олег, не отрываясь, следил за каждым движением Лукаса. Что он делает! Это так он долго не протянет, свалится от такой анестезии. Но с другой стороны и ему нужна разгрузка. После всего, что он выдержал, не помешает отключить некоторые функции мозга. Хочет пить, как мужик, пусть пьет, но закусить-то ему не помешает. Им слишком о многом нужно поговорить, прежде чем этот доходяга отключится. Хотя, если по нему судить, то не такой уж он и доходяга. Олег видел людей, которые ломались на первом же допросе. Хотя, что это были за люди, в которых и ломать то было нечего, так кусок дерьма... А этот четвертый год делает вид, что завтра все равно сдохнет. Крепкий орешек. Но до сих пор с ним никто не делал того, что сейчас происходит. Так что посмотрим, кто какой спирт будет глотать, и в каком далеком отсюда месте.
Олег взял стакан из руки Лукаса, опять плеснул спирта в оба стакана, и подал стакан обратно, в одну руку, а во вторую сунул кусочек огурчика.
- Знаешь, ты, конечно, можешь пить неразбавленный, но я советовал бы тебе долить одну треть воды, бутылка рядом с тобой. И закусывай. А то закуска есть, а собутыльника у меня может не стать очень скоро. И что мне тогда тут делать? Жрать все это одному с такого горя?
Олег опять вернулся к столу, взял свой стакан, огурец, чтобы все было на равных, и, повинуясь давно устоявшейся привычке хоть что-то сказать вместо тоста, развернулся лицом к собутыльнику, приподнял стакан и, буркнув « Будем!», опрокинул дозу в себя. Хотя огурец отправлять в рот не спешил, сначала все ж занюхал это дело рукавом. Спирт - дело серьезное, спешки не любит. Еще пара коротких вдохов, а уже потом хрустящий огурчик одарил благостью полость рта. Хорошо замариновали, не зря хлеб жуют...
Как в воду смотрел. Не успела первая порция прижиться, как Даршавин уже предлагает вторую. Хотя при этом заботу проявляет. Разбавить вон предложил.  Понимает, что после такого испытания, через которое протащил Лукаса, Он может просто-напросто вырубиться и свести на нет все старания.
- Так, значит, теперь выглядит сыворотка правды?
Норт выразительно посмотрел на стакан в своей руке. Разбавить так разбавить. Ему самому интересно было, к чему гражданин следователь устроил все это представление с угощением. К тому же, в его однообразной жизни арестанта вот такие ужины были приятной редкостью. Выдающимся событием. И пропустить его никак нельзя. Хорошо бы покушать. Но нарушать ритуал тоже нельзя. Опять же, Даршавин разрешил Норту пить, разбавляя. То есть по-своему. Значить, можно все до конца и не пить. Так и сделал. В то время, как Даршавин опрокинул в себя все содержимое стакана, по-крестьянски занюхал рукавом, Лукас лишь немного отпил, разбавив предварительно спирт. Получилось нечто отдаленно напоминающее водку. Не самого лучшего качества, зато с гарантией не паленую.
Предложенный огурчик съел со смаком, наслаждаясь каждым мгновением. Веточка никогда не солила огурцов. Варенья варила, а солить нет. Этот был поистине произведением искусства. Хрустящий, крепкий, не пересоленный и уксуса в меру.
Тепло разлилось по телу в очередной раз, А вместе с ним возникло нестерпимое желание поговорить. Все равно с кем, неважно о чем. Лишь бы произносить слова и видеть, то тебя слушают. Превосходная сыворотка правды. Лукас одернул себя. Их готовили невосприимчивости к большинству препаратов, но не спирта. Нужно поставить себе рамки. Что можно сказать, а что нельзя. И ни за что за пределы их не выходить. При этом выглядеть естественно, то есть опьяневшим, но не переиграть и не быть зажатым. Непростая задача. Лукас же справится? Можно подумать, у него есть выбор.
Даршавин улыбнулся нелепой уловке Лукаса. Но сделал вид, что ничего не заметил. Пусть немного продышится. Главное уже сделано - спирт сделает то, что не может сделать человек.
 - Ты сам-то есть сможешь, или тебя снова кормить? - Олег опять идет от стола к шконке, словно заправский официант несет тарелку с дымящейся еще картошкой. Вилок в тюрьме не полагается, так что сервировка еще скуднее, чем меню. Но в данном случае важно не это. Сейчас главное не еда, и даже не то, что они собираются вместе трапезничать, и даже не то, что влили в себя некую дозу спирта, сейчас важно, что бы их связь была проглочена, как наживка. Как бомба замедленного действия, она будет находиться внутри организма и взорвет барьеры в необходимый момент. Вот этого эффекта и добивался старший следователь Олег Вадимович Даршавин. - Помнишь, как в лазарете, с ложечки? или все же сможешь сам, а то зверски голоден...
От шконки до стола пара шагов. Даршавинских так полтора.  Все-таки Олег приносит Лукасу тарелку. Хотя тот может дотянуться и сам. Но надо же показать,  насколько Лукас ему важен. Еще и напоминает, как ухаживал на Нортом в лазарете.
Лукас забрал тарелку из рук Олега, кивнув в знак благодарности.
- Я справлюсь сам, спасибо.
И пусть рука ощутимо дрожит, Лукас метнул на Даршавина острый взгляд. Поиздевайся мне еще, как будто сказал этот взгляд. Сам избил до полусмерти, а теперь заботишься о моей способности даже самостоятельно поесть?
И тут же опустил глаза. Одним неосторожным взглядом можно свести все на нет.
Недопустимо.
Олег кивнул, слава Богу, ему не придется кормить собутыльника с ложечки или таскать на руках по камере его бесчувственное тело, как это было несколько минут назад. Ту вспышку гнева можно было бы побороть, но оставаться бесстрастным Олег не мог. Это значило бы запереть на замок себя, а он того и добивался, что показать Лукасу, что он человек. Пусть не добродетельный смиренный христианин, которым скорее всего был отец Лукаса, но человек с чувствами, с желаниями и с возможностями.
 Даршавин взял свою тарелку, ложку и подсел к Норту. Он не хотел отделяться от него, не хотел, чтобы между ними была хоть какая-то преграда, пусть даже это полтора метра воздушного пространства камеры. Они должны чувствовать друг друга кожей. Даршавин ел неторопливо, но с таким аппетитом, словно еда - это единственное, чего он хотел в последнее время. Любая женщина смотрела бы на него с обожанием. Видеть, как мужчина поглощает еду, приготовленную тобой, как он доволен, даже счастлив в этот момент, как он вдыхает аромат блюда вместе с твоим запахом, это возбуждает. Женщину. Интересно, как это может подействовать на мужика? Обычно, сослуживцы с любопытством наблюдавшие за Олегом, всегда попадались на удочку - пробовали из его тарелки, не веря своим глазам, думая, что ему достаются лучшие кусочки из столовой. Каждый раз Олега забавляла их недоверчивость и наивность. Но сейчас густой аромат картофельного пюре, сдобренного соусом, смешивался не с чувственным, пряным запахом женщины. Увы. С затхлым, ужасающим запахом безнадежности и безысходности. Может быть спирт позволит Лукасу хоть чуть-чуть затмить этот запах и вернет его обоняние в другой мир. В котором от еды исходит аромат, а не отторжение, желание выблевать все обратно.
- Послушай, может быть, я и глуп, но просвети тогда меня - где искать мне следы этого Уорта? Все законные способы я пробил. Молоко. Нужен выход на их агентов?
Тепло, исходящее от тарелки, грело руку. И все-таки она была тяжелой. Не поскупились, положили нормальную порцию. Лукас опустил тарелку на колени и взял ложку. Было бы удобнее вилкой, но мы же в тюрьме…
- Как у вас говорят, вилку в глаз или в очко раз? – ухмыльнулся он, аккуратно зачерпнув картошки с подливой.
Хотелось наброситься на еду немедленно, языком все вылизать, до последней капли, но нет. Норт еще не опустился так низко. Как бы ни старались его тюремщики. Лукас ел, не спеша. Как будто и в самом деле находился не в вонючей камере, а в изысканном ресторане. И алкогольные пары  его голове очень помогали создать эту иллюзию.
Пока Олег не задал вопрос. Вот оно. Началось.
Лукас прожевал кусок котлеты, отломил еще. Все так обыденно, как будто они обсуждают вчерашний матч по футболу. Спасибо, Олег, спасибо, спирт. Необходимая степень расслабленности достигается совершенно легко.
- Вот кого-кого, а впечатление глупого человека ты никак не производишь, - ответил Лукас, повернув голову в сторону Даршавина, но не фокусируя на нем взгляд. Это все еще было сложно. Ты изображаешь из себя русского медведя, мужика от сохи, но на самом деле за всей это показной простотой скрывается живой проницательный ум. Так и рвались с языка слова, но Лукас сумел остановить их. – А то, что ты ничего не нашел. Так, может, искал не там? 
- А то я теперь не понимаю, что не там! - Он ни за что не стал бы просить прощения впрямую за всю боль, что причинил Лукасу. Но, может быть, и спирт, и нормальная еда, и спокойный разговор, это и есть некая форма приношения извинений? Трудно сказать. Олег не терял Лукаса из виду ни на секунду. Даже если на его лице не отразилось благородство происхождения, то в его мозгу идет непрерывная работа. И над собой в первую очередь. Пусть все вокруг думают что он похож на медведя, им же так удобнее. А то чего хочет и чего добивается Даршавин, будет лежать совершенно открытым, ведь от медведя не нужно прятать компьютер. Прямое мышление окружающих иногда может пойти на пользу.  - А, знаешь, я так давно не был в опере. Если бы ты мог представить, как я соскучился по Иоланте!
- Очень даже могу, - убежденно произнес Лукас, отправляя в рот очередную порцию божественно вкусной еды. Как он ни пытался растянуть удовольствие, но ее на тарелке оставалось все меньше и меньше.
Странно, что Даршавин так легко отказался от начатой им же темы про Уорта. Вот об этом Лукас готов был с готовностью поведать. Но пришлось переключиться на другую тему.
- Прости за вопрос, но не могу не спросить. А где ты ее слушал?
Норт не спрашивал, когда, очевидно, что до Чечни и до Лушанки. А вот где. Ответ может многое рассказать о жизни гражданина следователя.
- О, это старая история любви. - Олег закрыл глаза, вспоминая это. - Впервые, как все советские люди по телевизору. И балет, и оперу, и симфоническую музыку, все, что принимал наш Рекорд 312, я смотрел и слушал. Потом приехала филармония. Может быть, это сложно объяснить, но было время, когда классическую музыку старались донести до каждого, кто мог ее воспринять. И знаешь, мне понравилась Иоланта в исполнении молоденькой солистки провинциальной филармонии больше чем в Михайловском театре Питера.
Его глаза потеплели от воспоминания и от мелодий, которые переполнял душу, стоило только все помнить о них. В любой дыре глобуса эти мелодии грели душу, помогали выйти живым из-под обстрелов. И плевать он хотел на тех, кто только с помощью мата мог пробить себе путь из ада. В его душе всегда жила вера в то, что только любовь может вывести из тьмы и преисподней. Только любовь может помочь в прозрении. Может быть, Даршавин был все еще ребенком в некоторых вопросах. Кому его судить? ведь верил же он, что вырвется из этой глуши. И что этот путь он должен пройти с Нортом.
- Вот петь я не умею, видимо с голосом нелады, или со слухом, - Даршавин так наивно замялся, что глупо было бы поверить ему. - Давай-ка по последней, а то прокиснет твое разбавленное поило, что тогда с ним делать то?
Усмешка не скривила его лица, наоборот, разгладила складки на лбу и открыла вечно прищуренные глаза. Будто он бросил с себя груз, терзавший его давным-давно. Он встал. Вместо пустой тарелки в руках опять был стакан - спирта осталось как раз на пару глотков. На тарелке  еще осталась пара огурчиков, а в желудке образовалась так нужная в этот момент прослойка пищи, чтобы новая порция спирта не свалилась в зияющую пропасть безысходности. - Твой тост.
И Олег присел обратно на шконку, чтобы быть рядом с Лукасом. Так близко, насколько это вообще возможно.
Советские? Тебе тогда сколько годиков-то было? Или ты так по привычке и называешь и считаешь себя советским человеком?
А вот это многое объясняет. Другой бы, вместо того, чтобы смотреть передачи с оперой и балетом по телеку, угнал бы мяч гонять или девчонок кадрить. Воспитание, привитое Олегу, еще тогда, дало свои результаты. Сквозь все эти годы он пронес свою трогательную любовь к классике. И надо же, когда вспомнил и с кем поделился. Это заслуга Норта, что он подвигнул Олега на такие откровения? Это ведь тот самый момент, когда русский мужик, найдя благодарного слушателя, поведывает ему самые сокровенные тайны своей души.  Сидит так близко. Едва не соприкасается своей обнаженной кожей с рукой Норта. А тот не отстраняется. Сидит, как так и надо. Как друг закадычный.
- Спирт прокиснет? – с сомнением переспросил Лукас. – Так и скажи, что одному пить не хочется. Я пойму. Тебе, должно быть, невыносимо тошно здесь. Среди тех, кто тебя не понимает и никогда не поймет. Никогда не поднимется до твоего уровня. А лишь будет стремиться опустить тебя до своего.
Лукас поставил пустую тарелку с собой рядом на шконку, с сожалением вспоминая все еще отчетливый вкус жареного рубленого мяска и солоноватой картошечки. Сохранить бы его на подольше. Так нет. Придется смыть мерзким разбавленным спиртом.
- За понимание.
Норт поднял свой стакан, неотрывно глядя на Олега, замечая произошедшие с ним перемены. Оказывается, гражданин следователь из тех, кто, выпив, расслабляется, становится мягче, податливее. Или это очередная уловка…
- За него, - Олег приподнял стакан, чуть встряхивая жидкость. Пара коротких вдохов и выдохов и обжигающее содержимое стакана опрокинулось в глотку. Теперь главное не вдохнуть раньше времени. - Вот как раз понимания нам с тобой и не хватает, дорогой товарищ. Давай-ка подумаем, где нам искать нашу пропажу. За какую ниточку нужно потянуть, чтобы этот Уорт выпал из колоды, словно джокер. Прикинь, своими светлыми мозгами. Ты же можешь, я точно знаю. - И Даршавин опять принялся ходить по камере. Ему жутко не хватало сигарет. Он прибежал сюда так резко, бросив факс прямо на пол у стола, а сигареты остались в кабинете, не уходить же сейчас за ними. Нужно сконцентрироваться на задаче, не отвлекаясь от некоторых неудобств. Как будто там, на Кавказе, приходилось же сутками сидеть в засаде вообще без еды и сигарет. Вода и та была распределена по глоткам, чтобы не возникало последствий в виде желания отлучиться на минутку. Эта минутка иногда могла стоить жизни. Или большущих денег... - Может быть все дело в деньгах? Сколько было заплачено этому агенту? Может быть не достаточно, чтобы он сумел проявить себя. За информацию то нужно было платить. Хотя бывало, что они платили фальшивыми долларами или вообще кидали «наивных» чеченов. А  уж сколько наших кинули, и высказать невозможно. Так, что это за призрак такой, как его искать?
Даршавин опять сел. На стул. Он мог бы еще долго метаться по камере, но какой в этом смысл. То, зачем он сюда пришел от этого быстрее не откроется.
Очередная. Уловка. Так и есть.  Разве этот фокстерьер отступится? Раз поймав добычу, из кожи вон вылезет, носом землю перепашет, а из норы ее на свет божий достанет. Вот только кто сейчас добыча? Сам Лукас или все же Уорт?
И снова эти хаотичные метания. Норту и без того трудно сосредоточиться. А этот снова включил свой режим истребителя. Только дымовой завесы не хватает. Вот и не находит себе места. А как же «стойко переносить тяготы и лишения военный службы»?
Лукас заставил себя допить разведенный спирт, но желаемого эффекта уже не достиг. Ноющая боль во всем теле возобновилась, суставы ломило, хотелось лечь и не двигаться никогда. Но это желание явно из разряда неисполнимых. Допрос только начался.
Нет, Лукас не добыча. Он дорогой товарищ. Не больше, не меньше. Он же сам хотел сдать Уорта.
- Запишешь или запомнишь? – спросил Лукас, надеясь, что Олег не заметит, как он смертельно вымотан. – Я его знал под именем Стэнли Уорт. Возможно, это был его оперативный псевдоним. Скорее всего. Первый раз я с ним пересекся в Алжире в девяносто восьмом. Потом как-то о нем не было слышно, до той ночи, когда он нам оставил с тобой по подарочку в чулочке. Мы оба, ты и я, его опередили. Я знаю, зачем он приходил, да только это была ловушка. У вас была утечка. Думаешь, налет это гнев божий? Как  гром среди ясного неба? Нас обоих подставили. А Уорт руководил процессом…
Выходило немного сбивчиво, но лучше все равно не получится. Пульсирующая боль в висках очень мешала.
- Спросишь меня, где он сейчас? Вроде на Мальте. Ушел в отставку по состоянию здоровья. Или в резерв. Почему ты не нашел ни одного о нем упоминания? А тебе в голову не приходило, что тебе просто не дали ничего найти? Вот нашел бы ты эти подвязки, распутал бы этот клубок. Ты герой дня, тебе и почести, и уважение, и продвижение. А ты нужен здееесь. Потому что ты лучший в своем деле.
Вот так и обменялись комплиментами. Два закадычных врага, непримиримых друга.
- М-да... Значит, ему хватило денег, чтобы проплатить все это... А я надеялся, дурак… - Безысходность Олега была очевидной, Да и куда было деться от этой круговой поруки, от которой бросает в дрожь любого, кто сталкивается с ней. - Да, ну их всех, мать их...
И Олег запел. Бархатный голос поплыл по камере томительным потоком несбывшихся надежд. Что еще можно было ждать от этой жизни? Может быть чуда? Но, нет. Чудеса мы можем сделать только своими руками. Все остальные варианты исключены.
Вчера я видел Вас случайно,
Об этом знали Вы едва.
Следил все время я за Вами тайно,
Тоска туманила печаль.
Нахлынули воспоминанья,
Воскресли чары прежних дней.
И пламя прежнего желанья
Зажглось опять в крови моей.
Скажите, почему
Нас с Вами разлучили?
Зачем навек ушли Вы от меня?
Ведь знаю я, что Вы меня любили,
Но Вы ушли. Скажите, почему?
Кто бы сказал, почему все так устроено? Вот именно - никто. Ну да и Бог сними. Он сделает это чудо, пусть даже там, наверху все было сделано для того, чтобы отсюда никто не выбрался, ни Лукас Норт, ни Олег Даршавин.
Да при чем тут он-то? Мы же оба понимаем, откуда ведется финансирование… Само собой, ему хватило денег. То ли перепили вы, гражданин следователь, то ли одно из двух. Хотите размотать клубочек дальше и узнать источник этого самого финансирования. Нет. Это без меня. Эдак вы незаметненько так и до меня доберетесь. Нет-нет-нет.
Лукас помотал головой, подтверждая свои мысли. Как будто Даршавин мог их слышать. Но тот был слишком занят собой и своим внутренним конфликтом, который выразился в форме песнопения. А чего удивительного. Воспитанный на классических произведениях парень мог и в музыкальную школу ходить. Интересно, на чем он играет? Олегу очень подошел бы баян.
Норт уже не знал, плакать ему или смеяться. Потому что хотелось то и другое одновременно. Это все чертов спирт. Подавляя подступающую истерику, Лукас сделал несколько глубоких вдохов.
- Лжец. – Он поднял глаза на Даршавина. – Говорил, что петь не умеешь.
- Ну, мы еще посмотрим потом, кто из нас лжец, - отшутился Олег.  - А пока тут надо прибраться. Чур, я уношу посуду, а ты моешь тут все. - И едва взглянув на Лукаса, Олег начинает собирать посуду. Кто ж ею займется еще, если Лукасу нельзя выйти, а никому другому нельзя сюда войти. Но и про него Даршавин не забыл. Если могло показаться, что спирт внес какие-то изменения в его привычки, не стоило так думать. Олег вовсе не опьянел. Этим количеством его, разве что, можно было побаловать. Даршавин с подносом отправился к двери. Пинок, и ее открыли. Видно они там тоже решили расслабиться.
- Снимай майку, - Голос Олега ворвался в камеру громом. Трудно было даже предположить, что еще минуту назад это был приятный бархатный баритон. Протестующее бубнение за дверью было прервано бранью и криком. - Скажи спасибо, что трусы снять не заставляю.
Все. Сказал, как отрезал. и через минуту появился в камере с майкой одного из братьев в руках .
- Вот, бери тряпку и драй палубу. А то сидишь, как барышня. Смотреть тошно. - И к ногам Лукаса полетела тряпка, только что бывшая майкой. Вот такие нравы. Хочешь, втягивайся в этот марафон, хочешь, жди, когда он швырнет на пол твою майку. Или тебя, что впрочем, может случиться в любой момент.
Даршавин сделал свое дело. Больше ему тут заняться нечем. И он, резко развернувшись, вышел и захлопнул за собой дверь камеры. Теперь между ними не просто преграда. Теперь они находятся в разных мирах.
Спирт закончился. Теперь два варианта событий. Либо следует продолжение разговора за очередной дозой спирта, либо Олег уже успокоится и оставит Лукаса в покое. Какой вариант предпочел бы сам Норт? Он уже затруднялся ответить. Состояние было слабо описуемое. Лукас впал в апатию. Ему было абсолютно все равно, что будет происходить. Он сидел и заставлял себя реагировать на происходящее хоть как-то.  Олег предложил прибраться. Ага. Прям завершение семейного уютного вечера. Вместе покушали, выпили, по душам поговорили, а теперь вместе прибираемся. С глуповатой улыбкой он наблюдал за Даршавиным. Для такого огромного слона, нет, медведя, он же русский медведь, так ловко перемещается в таком ограниченном пространстве. И не воспринял слова Олега всерьез, пока не прозвучала команда снять майку. Лукас вздрогнул и потянул за подол. Но его реакции были существенно замедленны, потому что не успел он стянуть и наполовину, как Даршавин снова возник в камере с майкой в руках. Увидев Лукаса с полуобнаженным торсом, лишь качнул осуждающе головой. Швырнул майку ничего не понимающему Норту и захлопнул дверь с другой стороны.
Быстро, так быстро, как только возможно, Олег добрался до кабинета. Поднял бумаги, разлетевшиеся по полу, в результате его резких порывов. Схватил сигареты и зажигалку, и скорее на улицу. Курить тут не хотелось. Слишком убого. Пусть лучше лунный свет падает на кожу, будто поникая внутрь организма и меняя его до неузнаваемости. Но только не в этом казенном, провонявшем безумием кабинете.
На крыльце, в сигаретном дыму, словно призрак, появился ошалевший, заторможенный Лукас, пытающийся стянуть с себя майку. Олег попытался отогнать видение, но новая порция выпущенного изо рта дыма, сделала образ более осязаемым. Словно уже появилось какое-то движение, словно Лукас тянет майку вверх, открывая тело, сантиметр за сантиметром... Б-рррр... Спать наверное, пора. А то похмелье проявляется каким-то странным образом. Олег задымил, как дракон. И прикурив вторую сигарету, направился к общаге. Сегодня по болотам лучше не ходить. Хотя его и не сморило, как Лукаса, но покой должен помочь мыслям собраться и, преодолев преграды продажных кабинетов, найти убийц его сослуживцев. А там и до реальных достижений будет рукой подать.
Луна плюнула ему в спину пучком дождевых капель, словно обидевшись на то, что не погулял с ней, как обычно. Не погрел ее вечно ледяной диск дымом своих сигарет. Она уже так привыкла видеть его. Так скучает по нему, вечно меряющему шагами болота, словно не находящему себе места. А сегодня он вдруг решил поспать. А полюбоваться такой красотой?
Разумеется, Лукас даже в мыслях не держал мыть пол сию минуту. Он подложил майку под голову и улегся на шконку, такую же твердую, как пол, но хоть не такую холодную. Пришлось повозиться, находя такое положение, в котором тело не будет так сильно ломить. И сам для себя незаметно уснул. Просто вырубился. Не справился его истощенный организм со стрессом. Неоднократным.
Утро нагрянуло внезапно и неотвратимо. Оглушительный грохот, властная команда Подъем! И Лукаса подкинуло на шконке. Распахнув глаза, он пытался понять, что происходит. Гриша стучал в дверь. В камере горит свет. А он вообще гаснул?
Вместе с пробуждением вернулась и многократно усилившаяся боль. Болела каждая клетка его тела. Кажется, даже волосы болели. Лукас со стоном поднял руку и провел по лицу. Что это? Приподнявшись, обнаружил под головой  тряпку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся майкой. И все события прошлого вечера как бусинки на ниточке потянулись одно за другим. Вопросы, ужин, выпивка, песня… А потом Олег приказал помыть камеру, а сам унес посуду. Вымыть камеру. Надо вымыть камеру. Лукас соскреб себя со шконки. Будь проклят Даршавин. Так его отметелил. Опять. Из-за чего все началось вообще… Опять к чему-то придрался. А потом такой добренький дяденька. Спирту дал. Нет, Лукас не имел к этому претензий. С некоторым замиранием сердца прокрутил в голове свои слова  поведение. Вроде ничего криминального не совершил. И то хорошо.
Будь проклята гравитация. Которая тянет ведро к полу. Особенно когда в нем вода. А когда Лукас наклонился, едва не потерял сознание. И виной тому вовсе не похмелье. Просто попробуйте как-нибудь посидеть в тюрьме четыре года. В адских условиях. Бьют постоянно, пытают. Не кормят по-хорошему. И вдруг! Заставляют выпить спирт. Что с вами будет? Вот придет сюда Даршавин и начнет. Что, похмелье, да? Бедняжечка. Я тебе рассольчику принес… и все в таком духе. Боже упаси. Лукас начал возить майкой по полу. И нашел в этом своеобразное удовлетворение. Мыть пол чужой майкой. Разве это не прекрасно?
Утро начиналось в своем обычном ритме, но... Черт их там дери. Или это кто-то почувствовал, что под него копают? В общем, чего искать причины, но в какой-то момент, пришел факс о проверке методов работы с подследственными. Мать их... Грядет проверка. Слава Богу, и у Олега есть связи, и предупредили заранее. Так что у него есть время запротоколировать несколько допросов. А там, дальше будет видно, к чему они пришьются. Не впервой. Прорвемся.
Олег ждал Норта в допросной. Запас бланков протоколов допроса справа. Ручки-карандаши - слева. Сигареты ( куда ж без них?) лежат прямо на «Деле...» , как будто в начале их знакомства. И все будет, как будто еще ничего не было.
Ввели Норта.
 Даршавин:
- Я следователь по Вашему делу. Даршавин Олег Вадимович. - Руки не подавать. Глаз от подследственного не отрывать. Дыхание предельно ровное, словно вчера не спирт трескал, а зеленый чай. И о личном ни слова. Только вопросы, утвержденные предоставленным планом и под протокол. Быстро, четко, ровно. -  Присаживайтесь, подследственный...
Лукас уже почти закончил уборку, когда дверь в камеру распахнулась, треснувшись об стену, на пороге возник хмурый Гриша, встал, уперев руки в боки, просверлил взглядом Норта и процедил сквозь зубы.
- На выход с вещами.
Полюбовавшись на растерянное лицо Лукаса, добавил.
- Без вещей, засранец. На выход! Я тебя сколько ждать должен? Гражданин следователь тоже человек занятой!
Бросив тряпку на пол, Лукас встал, медленно выпрямился и потащился к выходу из камеры. Интересно, что его ждет?
Сердце в груди дробно стучало, перебивая эхо от шагов по коридору. Впервые с того времени, как он оказался после пересылки на этой зоне, Лукас вышел из камеры. Оказывается, снаружи есть еще что-то… А он-то думал, что мир заканчивается в этих четырех унылых стенах.
Лукас, как мог, оттягивал этот момент. Но все-таки они дошли. Гриша ткнул дулом автомата на привинченный к полу стул.
А на другой стороне стола возвышался Даршавин. Суровый, сосредоточенный, отчужденный. Как будто не он вчера развлекал Лукаса задушевными разговорами, выпивкой и пением. У него что, аллергия на спирт случилась? И зацепила с собой амнезию с раздвоением личности? Так хочешь? Будем так.
Лукас сел за стол, положил перед собой руки, также прямо и неотрывно посмотрел на Олега.
- Благодарю, гражданин следователь.
Голос еще немного подрагивал от усилий, которые потребовались для прохода по коридору.
Олег подождал, когда Лукас усядется после вчерашнего, видимо боль была жуткой. Спирт давно не облегчал движения, а усилил страдания. Ну, может быть, это и хорошо. Хотя надеяться, что Норт заговорит, было как минимум, глупо. Даршавин даже не собирался записывать ничего кроме уже давно прочитанных фраз - «Нет», Не помню», «Не знаю». Или «Подследственный отказывается давать показания». Как на шаблоны на них нанизано дело. Ну, приступим.
- Подследственный Лукас Норт, вы являетесь агентом Английской разведки? - отстраненный голос рассыпается на осколки и падает на пол допросной. Все банально на столько, что Олег не скрывает отвращения от этого процесса.
И ему потребовался год на то, чтобы приступить к тому, с чего начали в Москве. Позднее зажигание, так говорят про подобных. Лукас ухмыльнулся про себя. Здесь не место проявлению эмоций.
- Британской, - уточняет Лукас. Хочешь поговорить об этом? Хвост прижали? Не иначе. Обложился папками как мешками в блиндаже. Как будто это поможет…
Сохранять осанку было чрезвычайно сложно. Но Лукас старался. Так это все были части одного целого. Предварительная обработка. Чтобы проще было обработать. Примитивно. А я уж было подумал, что ты не такой, как все. Разочаровал ты меня, Олег…
Олег заносит в протокол слова, будто первоклассник выводит буквы, медленно и ровно. Торопиться, в общем, некуда, а плана он должен придерживаться. И то сказать, как было бы хорошо, если бы Лукас ответил на все пунктики, и подписал все... Фантастика. Фантастика, в которую не верит никто. Ну и черт с ним. Пусть говорит, что хочет. Сегодня и это сойдет.
- Британской. Черт. - Сам бы попробовал говорить и писать всякую чушь с видом ученого кота! - Кто, где и когда завербовал вас?
Олег все так же нарочито медлителен и прост. Только колючий взгляд не оставляет пространства для иллюзий. Все всерьез. И тебе, дорогой товарищ, все это придется подписывать. Вот такой оборот колеса фортуны.
Теперь все будет именно так. Допросы, допросы и снова допросы. Ничего нового или неизвестного. Как будто от этого легче. Все еще только началось, а Лукас уже чувствует неимоверную усталость. Четыре года одно и то же. Что удивительного.
Пока Даршавин выписывает там свои каракули, его что, писать не учили? Нееет, это он специально время тянет. Знает, что с каждой минутой состояние Норта ухудшается. Думает, что Лукас сам захочет закончить допрос поскорее, ответив на все опросы. И попросится в камеру. Не тут-то было.
Если бы только Лукас знал, как про себя Олег его называл. Дохляк. Доходяга. Конечно, по сравнению с Даршавиным он, конечно, выглядел не так выигрышно. Олег превосходил его раза в два по массе, но у Лукаса были такие же широкие плечи, они были примерно одинакового роста, оба без грамма лишнего жира на теле. Только по Лукасу можно было изучать не только строение человека в плане устройства его мышц, но и костей. А временами и кровеносной системы. Когда под истончившейся кожей явно проступали вены.
Так что напрасно ждал Даршавин скорой развязки.
Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…
И от тебя уйду.
- Эм Ай  файв. Звучит знакомо?  - поинтересовался Лукас. - Military Intelligence, официально Служба безопасности, Security Service. Государственное ведомство британской контрразведки, осуществляет свою деятельность в соответствии с полномочиями, предоставленными «Законом о службе безопасности 1989 года» министру внутренних дел Соединенного Королевства. Но  не входит в структуру Министерства внутренних дел. – Лукас сделал паузу, заботливо спросил. – Вы успеваете?
Даршавин не сомневался в  сообразительности Лукаса и в его аналитических способностях тоже. Он очень надеялся , что Лукас просчитал всю ситуацию. Ему же не составит никакого труда выдать «на-гора» общеизвестные данные, которые имеются в любом  управлении разведки в мире, а уж в упомянутых странах тем паче. А он, Даршавин сделает свое дело - оформит все протоколы, как будто так и нужно было.
За окном стоял промозглый хмурый день, но даже он пах весной. Даже здесь, в тюрьме, через зарешеченные окна, чувствовался этот нежный аромат , от которого голова становилась чужой и неуправляемой. Олег иногда поглядывал за окно, вспоминая ночной дождик и лунную дорожку над болотами. Но это все не сейчас...
 Успеваете? Это он мне? Куда мне успевать? Солдат спит - служба идет. А в данный момент служба идет как минимум к очередному званию. А если протоколы успокоят проверяющих, то и на премию можно рассчитывать, усмехнулся про себя Олег, отгоняя тревожные мысли о том, что у проверяющих могли быть куда более кровожадные намерения. Ведь когда заметают следы крупных афер, свидетелей не оставляют. Хотя чего бояться туташних обитателей? Половина  из них никогда не увидит другой стороны колючей проволоки, а другая очень скоро вообще забудет, как выглядит солнце. Так, что будем надеяться на премию...
- Успеваю, подследственный, вы говорите, говорите...
Убедившись, что его не собираются тут же начинать бить снова за то, что он не дал четкого и прямого ответа на поставленные вопросы. А один так и вовсе пока что проигнорировал, Лукас продолжил. Негромко, с чувством, с толком, с расстановкой. Как лекцию читал. Если абстрагироваться от его непрезентабельного вида, заросшей физиономии с припухшими воспаленными глазами, то можно подумать, что преподаватель читает лекцию в колледже.
- Как известно, - а Лукас даже не сомневался, что Даршавину и его коллегам эти факты были знакомы, - MI5 всегда испытывала проблемы с набором новых сотрудников. Новобранцев подбирали по семейным связям, в университетах, среди общих знакомых и прочее. В результате MI5 превратилась в некий закрытый клуб выпускников Оксфорда и Кембриджа, бывших колониальных чиновников и армейских отставников. Эти люди прекрасно работали на Уайтхолле, но действовать где-нибудь в восточном Бэлфасте им было проблематично.
Лукас сделал паузу, готовый в случае необходимости повторить. Сердце пропустило удар, когда он увидел, как нехорошо усмехнулся Даршавин. Но тот даже головы от бумаг не поднял. И Норт, украдкой вздохнув, продолжил.
- Впервые изменить принцип комплектования решили только в середине 70-х, когда обнаружилось, что большинство предателей, завербованных КГБ и внедренных в MI5, закончили как раз Кембридж или Оксфорд. Тогда решили набирать людей из более широкого социального круга. Однако при Маргарет Тетчер реформа забуксовала - амбициозные молодые люди предпочитали работу в Сити, и основной поток новобранцев формировали бывшие полисмены и отставные военные.
Удостоверившись, что Олег тщательно, видимо, дословно, записывает все его слова, Лукас осмелился оторвать от него взгляд и посмотреть чуть выше. Туда, где в стене виднелось окно. Настоящее окно! Пусть в решетке, пусть закрытое, но здание времен советской постройки окна имело со щелями. И сквозь них в допросную проникал воздух. Свежий, влажный, холодный. Но это был запах свободы. Странно, что во время заключения Лукас вовсе не лишился способности различать запахи. Тем более, такие тонкие, едва заметные в тяжелой прокуренной, пропахшей отчаянием и безысходностью атмосферу допросной. Причем отчаяние и безысходность исходили отнюдь не от одних заключенных. Но и от гражданина следователя тоже.
- Лишь в 90-е годы MI5 удалось привлечь в службу другой пласт людей. Прежде всего, благодаря изощренной рекламной кампании в прессе. Так, Дэвида Шейлера, бывшего сотрудника MI5, впоследствии раскрывшего множество тайн своей службы, как человека творческого и образованного, удалось завербовать объявлением, начинавшимся фразой «Годо никогда не придет». Суть объявления - нечего ждать у моря погоды, надо брать судьбу в свои руки и идти в контрразведку.
Лукас сделал очередную паузу, позволив себе посмотреть в окно более прицельно. Оно располагалось на таком уровне, чтобы среднестатистический заключенный не смог в него посмотреть. Но Лукас выходил за рамки среднестатистического заключенного хотя бы по показателю роста. И мог рассмотреть тяжелые серо-сиреневые тучи, которые гнал по небу сильный ветер. Весна. Уже весна. Тоска защемила сердце Норта.
- Я тоже ждать не стал. И никто меня не завербовывал. Это было мое самостоятельное обдуманное и взвешенное решение.
Олег ликовал, все же не зря он выбрал этого рафинированного доходягу. Подумать только - такими темпами можно исписать тонну бумаги и предоставить такие объемы дела, что любой проверяющий поставит жирный плюсик и ни хрена не поймет. А что еще нужно было им обоим? Нет, вчерашний спирт пошел в пользу, это уж сто процентов.
И Даршавин опять заскрипел шариковой ручкой по бумаге. Если уж есть что записывать, то оно и будет записано. Не такое писали, ухмыльнулся старший следователь. Уж ему ли не знать какие протоколы допросов и кого хранятся в архивах Главного Управления. Возможно, и это дело пойдет куда повыше, для проработки и подготовки новых агентов. И без всяких там Кембриджей.
 Да, Кембридж или Оксфорд - это хорошо. Но кто ты такой, Лукас Норт? Олег поднял глаза на примолкшего Лукаса. Колючий взгляд опять приобрел цвет свинца. Или  его массу. Трудно было разглядеть то, что сейчас пытается вскрыть черепную коробку Лукаса и вытащить из нее то маленькое зернышко правды. Но, к сожалению, правды от Норта ждать не приходилось, зато информации хоть пруд пруди. Отлично. Продолжим.
- А вот, скажите мне, подследственный, - Олег говорил тихо и медленно, словно настраивая Лукаса на темп и хронометраж допроса. - Из каких слоев общества Вам удалось выйти, чтобы попасть в эту новую волну набора агентов? Трудно, наверное, было проходить отбор, гоняли Вас по всей биографии, поди?
Лукас успел вернуть взгляд к гражданину следователю за секунду до того, как тот посмотрел на заключенного. Так он всем своим видом показывал, что готов к сотрудничеству, обратился во внимание и ловит каждое слово Олега.
А тот как будто снова чем-то недоволен. Но это ничуть не смутило Норта.
Как и очередной вопрос. Ходит вокруг да около. Вопросы вроде ни о чем особенным. Но в то же время подбирается все ближе и ближе к самому Норту.  Как питон, который свил кольца округ жертвы. И постепенно сужает их. Душит.
Не он первый. Лукас уже привык.
- Гражданин следователь, - с некоторым упреком произнес Лукас. – Вы же про меня знаете больше, чем я про себя. И вам прекрасно известно, что я окончил Оксфорд. А что касается отбора. Это же стандартная процедура.  Вы и сами такой проходили. Или сразу добровольцем на фронт? Бить врага? И по рекомендации уже сюда? Или по состоянию здоровья?
Вот сейчас, в этой войне без правил, Олег был ниже Норта на метр. И тот прекрасно понял, что именно сейчас он может взять реванш.  Пусть словесный, но хоть что-то...
Куском железа по стеклу, саданул развязной репликой. Он, что белены объелся? Или он на самом деле думает, что может остаться безнаказанным?
Рука Даршавина, чуть дрогнув, оставила ручку на стопке бумаги. Еще секунда, и из-за стола вырос огромный громила, схвативший Норта за грудки и тряхнувший так, что позвоночник мог ссыпаться в штаны, но понимая, что секундная вспышка может привести в слухам о нарушении регламента, Олег не просто отпустил Лукаса, а прямо-таки, по отечески разгладил маечку на его плечах, еще чуть-чуть и похлопает по спине в знак примирения... И как только Норт, успокоившись, опускается на стул и кладет руки на столешницу, они попадают словно под пресс. Даршавин с силой придавливает руки Лукаса обычной советской указкой, слегка напоминающей обломок бильярдного кия. Навалившись всей массой на тонкие, почти прозрачные пальцы Лукаса, Даршавин смотрит прямо в глаза. Может быть так будет понятнее - без слов. Только испепеляющий взгляд и жуткая боль в глазах напротив?
 - Я на слишком много неудобств доставил вам, гражданин подследственный? - Голос противоречит всей логике. Будто он спокойно сидит, не прилагая никаких усилий. - Ты, уж потерпи, милок. Бывает и похуже, когда забредешь не туда.
Как еще дать понять этому доходяге, что правила тут устанавливает лично Даршавин? Сколько раз нужно это повторять? Сидел бы спокойно лепил свою уточку про хорошего парня, решившего стать суперагентом, так нет же, не смог удержаться от соблазна и посыпать немного соли на ... Ну, что, не солоно тебе, добрый молодец?
Лукас прекрасно знал, чем чреваты его казалось бы неосторожные слова. Но это вовсе не была неосторожность. Это был четко выверенный, хладнокровно и вовремя нанесенный удар. А нечего было демонстрировать свои слабые стороны. Незащищенные места. Врагу. Несмотря на задушевные беседы, объединяющее застолье,  даже выявление общего неприятеля, Олег Даршавн остается для Лукаса Норта врагом. А врага он  будет уничтожать. Даже зная о последствиях.
Которые не заставили себя ждать.
Даршавин аккуратно так отложил ручку в сторону, этакое затишье перед бурей, продлилось оно лишь пару секунд. И буря. Норту показалось, что на несколько мгновений душа его отделилась от тела, но потом воссоединилась, чтобы в полной мере испытать всю боль, которую  доставила эта грубая встряска. Все побои разом возопили в знак протеста. Нельзя так обращаться с тем, кого накануне едва насмерть не забил.
Опустившись на стул, Лукас почти на ощупь протянул руки вперед. В глазах потемнело от боли. А руки всегда должны быть на виду. У следователя.
А потом боль пришла с осознанием того, что да, удар достиг цели. Но уже не со стороны избитого тела. Лукас заставил себя промолчать, хотя дикий вопль так и рвался наружу. Посмотреть в совершенно безумные глаза Даршавина. Он наслаждается тем, что доставляет боль. Что ж. Лукас тоже.
- Если я скажу, что много. Прекратите?
Это риторический вопрос. Они оба знают ответ. Даршавин прекратит тогда, когда сочтет необходимым. Но выдержит ли столько Норт?
Боль прочно угнездилась внутри, в районе диафрагмы. И волнами расходится по всему телу. Не дает дышать. Думать. Еще немного, и Норт не выдержит. Заорет благим матом.
Но пока терпит. Задержал дыхание, потому что так кажется проще. И терпит.
- Вопросы здесь задаю я. - и Даршавин поднял палку, но лишь для того, чтобы перевернуть ее в воздухе и тонким концом упереть в точку между большим и указательным пальцем левой руки. - Попробуй убрать руки, я надену браслеты, чтобы было удобнее...
Что удобнее? Ну уж не положение подследственного. А пока Олег давит на болезненную точку хегу и смотрит в глаза Норту. Ждет. 
- Итак. Из какого слоя общества тебе посчастливилось выползти для службы в разведке? Каким чудом это произошло?  Как ты прошел отбор. - Олег не мог остановиться. Его злость граничила с безумием. Но как еще? как сказать, что Лукас Норт годен лишь для этого? Как сказать, что старший следователь ждет не важно чего - мольбы, крика, падения на колени, все равно чего, лишь бы увидеть его ползающим в ногах и молящим о продолжении допроса. Молящим! Чтобы он, наконец, начал не говорить, а заваливать информацией. Назидательным голосом, ровно и без агрессии - Не подскажешь, кто там у вас был куратором-то?
Лукас успел сделать вдох, когда Даршавин убрал палку, а потом снова пустил ее в ход, и руку заломило так, что проще было бы ее отрубить, чем терпеть эти страдания.
Лукас опустил голову, он уже не в силах держать ее поднятой, ему едва хватает мочи не заорать. Следователь что-то говорит, но Лукас не может разобрать слова. Только монотонное звучание этого уже ненавистного голоса. Если так пойдет и дальше, Лукас превратится в вопящий комок агонии, от которого толку не будет вовсе. Разве Даршавин этого не понимает?
- I don’t… I don’t…
Только и смог выдавить Лукас, прежде чем выдрал руку из-под палки. Орудие пытки оставило на коже кровоточащий рубец, но это было ничто по сравнению с сиюминутным ощущением свободы. Избегать боли. Так устроен человек. И Норт не исключение. Волк, попав в капкан, может отгрызть себе лапу. Так что это еще малая цена…
Господи, вот непонятливый нашелся. Ну как же хорошо начал! Лукас даже отскочить не успел, Даршавин схватил правую руку и резко дернул на себя. Вот так, не вставая с места, он просто берет руку, и как культю манекена сует в браслет наручника, прикованного к краю стола. Теперь Лукас оказался распростертым над столом. Поза крайне неудобная. Ни сесть, ни встать, ни разогнуться. Но это еще не все. Приподнявшись, Олег ловит левую руку, и она тоже занимает место в браслете. Теперь мало того, что руки в полном распоряжении следователя, но и вытянутая спина представляет собой прекрасный полигон для опытов с болью.
 - Я же сказал тебе, сучонок, что с тобой будет. - Шипит Олег, вдавливая тонкий конец кия в больное плечо Лукаса, но это длиться не долго. Лишь несколько секунд. Когда Норт начинает дрожать от боли, палка находит другое применение. - К чему было дергаться? Что тебе было непонятно в моих вопросах? Все снова!  Из какого слоя общества ты пришел в разведку! Как тебе это удалось! Кто проводил отбор! Какие были вопросы! - теперь Даршавин орал прямо в ухо Лукаса, почти лежавшего на столе и каждый окрик сопровождался ударом о стол отломком кия. Только теперь вблизи можно было разглядеть, что за орудие скрывалось до поры-до времени от посторонних глаз. - Или тебе хочется настоящей боли?
 Ну чертов же придурок! Даршавин даже чуток запыхался. Он терпеть не мог орать. Скорее всего, он бы предпочел говорить медленно и негромко. Но сейчас в этот момент орать было нужно. И все из-за этого Норта.
- Вопросы повторить еще раз, или ты, наконец, понял, о чем тебя спрашивают?
Разве может сравниться скорость реакции полуживого избитого заключенного и тренированного откормленного на казенных харчах живодера-спецназовца? Хоть и в прошлом спецназовца, но как говорят русские, мастерство не пропьешь. И Олег Даршавин тому живое яркое подтверждение. Рука Лукаса еще даже не успела совершить обратное движение, как оказалась в капкане. Теперь настоящем. А сам он распростерт над столом. А потом и вторая. Если попробовать опираться на руки, выламывает плечевые суставы. Если напрячь спину, горят от боли и напряжения не только мышцы, но и позвоночник. А поза настолько неудобная, что в испытание Лукаса на прочность включаются и его плечи, и спина, и все остальное тело. Сколько ты сможешь выдержать? Нисколько. Но пока Норт молчит. До крови закусил губу, ощутив солоноватый вкус во рту, но молчит.
Лишь когда Даршавин тычет своей палкой в плечо, которое и без того как будто через жернова пропущено, Лукас издает нечленораздельный хриплый звук. Реакции организма уже почти не поддаются контролю, и крупная дрожь сотрясает тело.
А потом как будто сваи вбивают в мозг Лукаса. И это сопровождается отрывистыми вопросами. Только Лукас подумал, что спасительное беспамятство близко, как Даршавин снова вытащил его из благословенной подступающей тьмы.
- Stop beating. Release me. We talk.
Слышал его Даршавин? Если слышал, то понял? А если даже и понял, то сделает, о чем его просят?
На столе уже образовалась лужа крови. Медленно подбирается к стопке бумаг. Так и хочется обмакнуть в нее перо и выводить ровные строчки. Этакая изысканная метафора. История Лукаса Норта, написанная кровью…
Даршавин возвышался над столом. Отсвет  его довольной улыбки, как солнечный зайчик скакал по допросной от окна к двери.
- Можешь расслабиться и получать удовольствие. - Олег смотрел на распластанное тело Лукаса почти с любовью и нежностью.  - Не стоит дергаться. Тут больше нет тебя. Больше  нет твоих желаний и потребностей. Есть только мое желание. И у меня есть все возможности сделать с тобой все, что мне взбредет в голову.
Да, слышали мы уже такое. В тренировочном лагере. Думаешь, страшно? Вовсе нет. Больно до одури, это да. Тогда боли было существенно меньше. А казалось, что это был предел. Нет, Лукас, тогда был вовсе не предел. А так. Если стоять на краю вселенной и смотреть на линию горизонта, вот где ты был тогда. А сейчас ты примерно на этом самом горизонте и маячишь. Балансируешь на краю безумия. И выбора мало. Заорать. Расколоться. Позволить боли свести с ума окончательно. Спасибо, нет. Ничего из предложенного.
Пока  Олег говорил это - он обошел вокруг стола, похлопывая ладонью по столешнице. А когда подошел к Лукасу, провел рукой по спине, задержав ладонь на заднице.
- Все, что пожелаю...
Норт замер, ожидая худшее. Вот теперь на самом деле все стало намного хуже. Если разобраться, к чему вся его подготовка к чему сопротивление, если он во власти этого психа? Он садист больше, чем следователь. В извращенном уме Даршавина такие лабиринты извращенных мыслей… А Лукас и вправду в его власти. Что он может сделать? Пытаться вырываться? И что это даст? Если Даршавин решил, он сделает. Вырубит и сделает.
От прикосновения горячей тяжелой ладони Олега Лукас сначала замер, потом, по мере того, как рука следователя скользила вниз, непроизвольно стал выпрямляться, насколько позволяли прикованные к столу руки. Можно было подумать, что он приветствует ласки Даршавина, но Лукас задыхался от отвращения.
Господи боже, нет…
Вечность спустя, Даршавин убрал руку.
Но Лукас еще долго чувствовал тепло у себя внизу спины…
И пошел дальше, обойдя весь стол кругом, опять остановился у своего места. Взял отломок кия, поставил на стол и оперся на него подбородком.
- Ну, как ты думаешь, что я захочу сделать с тобой?
Все, что пожелаешь, подумал Лукас. Только надо ли. Подумай, в чем твои приоритеты. Сломаешь меня, не получишь интел. Не получишь интел, не вырвешься отсюда. Никогда. Так что в принципе можешь делать, что пожелаешь. Мне все равно.
Лукас пытался себя убедить. Но в чем? В том, что безумный следователь сохранил каплю разума? И что остановится и не пересечет эту линию на песке?
От чудовищного напряжения мышцы начали непроизвольно сокращаться. Теперь Даршавин подумает, что это от страха. А это отвращение. Ненависть. Злость. И да. Страх.
Олег покосился на Лукаса. От напряжения тело подследственного вздрагивало. Даршавин ухмыльнулся. Страдания врага доставляло удовольствие. И почему бы не увеличить дозу удовольствия? Олег схватил Лукаса за волосы, запрокидывая голову. Лукас захрипел.
- Что же мне такое захотеть? Вот не пойму, что тут лишнее или чего-то не хватает? Как ты думаешь?
Ничего он не думал. Уже давно. Кроме одного скорее бы это все закончилось. Так или иначе.
И Олег взял ключ от наручников. Пара секунд и руки Лукаса, изодранные железом, были свободны. Но это не надолго. Еще минута ушла на то чтобы посадить Обмякшее тело Норта на стул, и застегнуть в наручники заведенные назад руки.
Вот. Вот оно. В любом другом случае освобождение от оков означало бы на самом деле освобождение, но не сейчас. Этот страх был настолько всеобъемлющим, что Норт утратил контроль над собственным телом. Его как будто парализовало от ужаса буквально. Даршавин как тряпичную куклу, усаживал его на стуле. А потом снова лязгнули наручники, приводя Лукаса в чувства. Значит, казнь откладывается. Но что его ждет…
Потом Олег вытащил из ящика стола маленькую, обтянутую черным бархатом коробочку.
- Ну, вот. Сейчас  я выясню. Есть ли на твоем теле нечто лишнее, - промурлыкал Олег, вытаскивая из коробочки опасную бритву.
Он встал перед Лукасом с видом кота перед банкой сметаны. Чуть не облизывался в предвкушении удовольствия. Откинулся назад, опершись на стол пятой точкой, одну ногу перекину через другую, для полного ощущения любования картиной. Потом, словно художник, склонил голову к плечу, прикидывая, какие штрихи нужно исправить в полотне.
А потом его улыбка стала походить на оскал. И, схватил Лукаса за волосы, запрокинул ему голову. А дальше... Дальше Даршавин начал скрести бритвой лицо Лукаса, прикусывая губу, сосредоточенно, увлеченно.
- Это ж надо, до чего ты зарос-то, - ворчал Олег. - Когда же ты у меня сам будешь мыться-бриться и в камере порядок наводить? Все тебе надо подсказывать да подталкивать. Ничего сам не можешь. Бьюсь  я с тобой, бьюсь, а толку добиться никак не могу.
А под ноги Олега падала щетина, срезанная со щек Лукаса. Зато перед глазами Олега стало прорисовываться худое, изможденное лицо Норта.
 - Да. - Разглядывая Лукаса. проговорил Олег. - Может быть, борода у тебя была не лишней частью твоего тела? А? Что-то не думаю, что ты стал выглядеть лучше, чем вчера, - В голосе Олега звучало искреннее сомнение. - Может быть, стоило отрезать тебе что-то другое...
Так все, должно быть, и происходило. Только вместо того, чтобы брить боевиков, Даршавин сразу приступал к полосованию их лиц. И в руках у него должно быть был десантный нож, а не бритва. А может, он так и собирается сделать? Вообразит себя светилом медицины, пластическим хирургом, да и начнет исправлять лицо Лукаса на свое усмотрение…
Норт не только шелохнуться не смел, он дышать перестал, да что там дышать, даже думать. Устремив взгляд в полоску окна, он неотрывно смотрел на переменчивый рисунок туч. Все-таки хорошо, что перед смертью Даршавин дал ему возможность хоть одним глазком глянуть на внешний мир. Увидеть бы закат. Было бы так романтично и символично…
Вот так, бесцеремонно и жестко хватая Лукаса за волосы, чтобы было удобно ему, Олег скреб обросшие щеки, потом шею, освобождая бледную кожу от  черных волос, как будто стриг барана. И не понято было какую степень наслаждения он испытывает. а главное - от чего? От того, что заставил Норта дрожать всем телом от страха и отвращения. Терять сознание и способность мыслить и двигаться или от того, что как Пигмалион из камня, Даршавин из заросшего чудовища вырезает очертания человека?
- Ну вот. Половина тебя уже есть на белом свете, - хмыкнул Олег, разгибаясь. - А половину меня, как не бывало! Устал ты меня, однако.
И, отложив бритву на стол, Даршавин вернулся к своему месту, ни чуть не переживая, что при этом чувствует и видит Норт. Ему просто нужны были сигареты. Как бы ни был он увлечен делом, сколько бы оно не занимало его ум и руки, ему в любом случае нужно было покурить. Привычным движением Олег достал сигарету, зажигалка, сделав свое дело, отправилась в карман, да и пачка сигарет последовала туда же. Это означало только то, что Даршавин не желает больше тратить время на лишние шаги по комнате.
Втягивая в себя первую порцию дыма, Олег поднял голову к окну. Вид ползущих вдоль стекла туч успокоил дыхание. Еще затяжка. Олег взглянул на свою работу издалека.
- Ну, что ж, стрика только началась. - Изрек он фразу из старого детского мультика, ухмыльнулся, глядя в глаза Лукаса, - Не дрейфь, и не такое еще может быть, - А на лице была совсем не ироническая усмешка. Сквозь искры смеха проступал широкий волчий оскал. И ничего с этим нельзя было сделать.
Потом Даршавин обошел стол и рука с красным горячим угольком сигареты оказалась прямо у рта Лукаса. Еще затяжка. Уголек разгорается и темнеет.... потом - дым. Олегу совершенно безразлично, что Норт не может дышать одним дымом.
- Ну, что ты морщишься, не беременный, чай, урода не родишь, так что терпи. - И Даршавин выплюнув окурок. хватает волосы Лукаса в горсть. - Продолжим...
Молчать. Не показывать эмоций. Это как кровь для вампира. Самое сладкое лакомство. Видеть, как его усилия не пропадают даром. Как ведь старается, как старается…
А сохранять каменное выражение на лице ох как непросто. Когда половина его горит, как будто вместо бритвы у Даршавина головешка прямо из костра. Это в дополнение к ломоте во всем теле. Лукас пытается хоть как-то сменить позу, пока Даршавин отходит за сигаретами. Это оказывается еще больнее, он зажмуривается от боли и замирает снова.
Могло быть еще хуже? Конечно, да. Как же можно было забыть про сигареты! Этот едкий дым мгновенно заволакивает всю комнату. Лукас чувствует подступающую тошноту и головокружение. Только не это. Если он сблюет, то на себя же… чтобы не сблевать, нужно дышать. А дышать нечем замкнутый круг.
Так хочется двинуть лбом в челюсть Даршавина… Или вцепиться зубами в эту огромную волосатую ручищу… Чтобы до кости. До ора. Потом Даршавин его, несомненно, убьет. Но это же потом…
Как будто прочитав мысли Норта, Олег сгреб его волосы и запрокинул голову. Теперь даже окна не видно. Только закопченный когда-то белый, а теперь больше похожий на мраморный, потолок…
Олег изо всех сил сдерживал злость. Если бы он мог дать волю чувствам, от этого доходяги не осталось и мокрого места... Но, повинуясь высшей необходимости, а проще говоря, надеждам на то, что этот хмырь еще пригодится, Даршавин всего лишь "слегка" давил на мозг.
- Вот скажи мне, мил человек, что бы ты предпочел закончить бритье или поближе познакомиться с пленительным вкусом моих сигарет? У меня лично огромное желание попортить твою шкурку с огоньком, но я все еще терпеливо жду ответов на мои вопросы. Всего то, разве я слишком многого хочу?
Вся наивность вопроса читалась в глазах гражданина следователя. Чего нельзя было сказать о пустых, застывших где-то в фазе ужаса глазах Норта.
Даршавин резко бросил волосы, голова Норта качнулась вперед, словно тряпичная кукла поклонилась господину. Терпение было на пределе. И кричать уже не хотелось. Олег развернулся к столу...
Если честно, Лукасу уже было все равно. Даршавин мог бы с тем же успехом убить его вовсе, он врядли заметил бы. Если все время гладить против шерсти, шерсть развернется и будет расти в другую сторону. Слишком большое давление приводит к тому, что оно перестает восприниматься. Ответов захотелось? Перебьешься. С таким отношением к подследственному никаких тебе ответов, со злостью, граничащей с безумной упертостью, подумал Норт. Оставаясь совершенно безучастным, он даже не посмотрел на Олега. Что он там не видел. Да и поднимать на него голову потребует слишком много усилий.
Да, ты хочешь слишком много. Потому что сам не знаешь, чего хочешь гражданин следователь. В себе разберись сперва, а потом тебя может быть. Может быть. Можно будет допускать к людям.
Эта мысль согрела Норта, придав ему утраченную было уверенность. Были бы силы, он бы ухмыльнулся.
Сейчас ударит. Точно ударит. Равнодушно подумал Норт. Это очень в его стиле. Считает себя непредсказуемым. Если бы. Хотел узнать, кто и как меня готовил? Да, меня учили получать и обрабатывать информацию. Не упускать ни одной детали. Прорисовывать паттерны.  Тебя я, гражданин следователь, вижу насквозь. Некоторое время тебе удавалось быть непредсказуемо внезапным. Но эти времена остались далеко в прошлом.
Олег взял в руки бритву, развернулся, посмотрел на Лукаса, словно бы тот был трупом, и его нужно было привести в божеский вид. Отвращение смешалось с безысходностью, но на лице отразилась лишь решимость сделать свое дело до конца. Потом взор пополз по стене к окну, словно ища поддержки или настроения у погоды. В конце концов, боги должны же дать хоть какой-то знак, что все получится. У Олега давно бы уже кончилось и терпение, и желание что-то изобретать, если бы не это ощущение сырого ночного воздуха и вечная вонь болот. Как же ему хотелось совсем других ощущений от природы. Вот и подумаешь сто раз что делать... и что делать конкретно в этом случае... За окном в просвете между промозглыми тучами , как стрела из лука, пролетел луч солнца. Больше ничего. один-единственный лучик прорезал свинцово серую массу безысходности. Но он был. Настоящий. Золотой. Робкий. Ну, что ж...
Левая рука привычно схватила волосы, так чтобы недобритая часть лица была перед глазами, правая занесла бритву над лицом Лукаса. Пара мгновений задержки, словно бы Даршавин решал, что ему делать дальше - брить или резать... Что резать? Горло? Уши? Или просто располосовать лицо? И долгий взгляд в убитые синие глаза, очень долгий. Будто все еще ожидая хоть какой-то реакции, Даршавин смотрел в глаза Норта. Но прошла минута, и рука опустила лезвие к коже. Скрежет бритвы заглушил все звук в кабинете. Казалось, на свете больше ничего нет. Только жесткий скрежет металла о кожу. Бритье закончилось в полном молчании. Потом Олег обошел стол. Вытащил из ящика стола полотенце, вытер руки и лезвие, сложил бритву, упаковал ее обратно в футляр. Аккуратно, очень бережно отправил все в ящик стола и сел на свое место. Все так же молча, словно вообще забыл о присутствии Норта в кабинете, он принялся выводить строчки в протоколе. Медленно, аккуратно, проверяя слова и сверяя какие-то данные с делом. В допросной повисла не просто тишина. Казалось она становилась тягучей и вязкой, пробирала до костей и мешала дышать...
Да. Давай. Сделай то, что тебе так хочется. Убей меня совсем. А сначала изуродуй. Распишись в своей полной и совершенной несостоятельности. Ну же. Чего ты ждешь!
Лукас судорожно сглотнул, подавляя крик, который раздирал горло, не позволял сделать ни вдоха. Украдкой перевел дыхание. Ничем не привлекать к себе лишнего внимания – лучшая тактика сейчас.
Как же ему хочется врезать. Но что-то останавливает. Интересно. Что. И это бритье. И допрос под протокол не в камере, а здесь. Есть что-то извне. Что-то, о чем Лукас не знает. Сколько бы Норт отдал за то, чтобы хоть краем глаза посмотреть на бумаги на столе Даршавина… Но кроме исписанных по его же диктовку листов он не видел больше ни одного. И стопка чистых. Думай, Лукас. Думай. Игнорируй горящую от грубого бритья кожу. Не обращай внимания на нестерпимую боль в спине, в плечах, в шее. Думай.
А наступившая тишина как нельзя более этому соответствует.
Вот что самое сложное это не дать Даршавину прочесть все во взгляде. Глаза – зеркало души. И Лукас отключил все эмоции, пока Даршавин смотрел в его душу, заглядывая в два бездонных синих омута. Бесконечно долго. Так и вспоминается Ницше. Если долго смотреть в пропасть, пропасть начинает смотреть в тебя. И кто из них пропасть?
Между ними пропасть. Пропасть в представлении о жизни. Пропасть между следователем и подследственным. Пропасть между столом, за которым строчит протоколы Олег,  и стулом, к которому пристегнут наручниками Лукас. Пропасть, в которую страшно заглянуть, но Олег каждый раз пытается впрыгнуть в эту пропасть, словно рассчитывает, что сможет ее преодолеть с одного прыжка. Но, понимая, что такого еще никому не удавалось, опять ищет новые ходы. Ищет, но почему не находит.  Бумага спокойно терпит, пока он поставит последнюю точку. Потом, как скрип железа по стеклу:
- Прочитайте протокол и распишитесь, гражданин подследственный, - голос Даршавина и, правда подсел после крика, но ощущение ржавости было не от этого. Просто тишина, висевшая в кабинете стала настолько вязкой, что голос не смог разорвать ее в первые секунды. Даршавин, будто не понимая, отчего это Норт не хочет подойти подписать протокол, удивленно поднимает глаза на Лукаса, - Что и собственные слова подписывать не будете? Странно, я ожидал от вас большей последовательности  действий.
И опять Даршавин обходит стол и останавливается перед Нортом. В шаге от стула, от которого Норт не может сделать ни шага. Даже движения, потому что руки пристегнуты так жестко, что двинуть ими просто невозможно. Олег прекрасно знал, что сейчас ощущает Лукас. Жуткая невыносимая боль в спине сковывает тело и пульсирует такой же жестокой болью в шее и голове. Руки изодраны металлом браслетов, иначе просто невозможно было бы пристегнуть их так, чтобы они были вытянуты до предела, суставы ноют и затекшее тело, отражаясь от боли, опять излучает только боль. Еще бы Даршавину не знать всего этого, ведь он специально вымерял, где и как должны быть закреплены наручники, чтобы не ошибиться в каждом движении, в каждом шаге. А что осталось теперь? Может быть вот это... Как возможность забыть о боли..
 И Даршавин резко, без размаха, левой рукой врезается в область солнечного сплетения Норта....
Лукасу почти удалось поймать эту мысль, ухватиться за ту ниточку, которая выведет его из этого лабиринта непоняток. Он должен  быть всегда на шаг впереди Олега. Неважно, что тот следователь, неважно, что Норт всего лишь заключенный. Здесь они почти в равных условиях. Только у Даршавина они чуть получше, свободы чуть побольше. И, как ему кажется, власти. Да, в самом деле, это не Олег сидит сейчас, прикованный к стулу. Не он медленно растворяется в агонии, как в кислоте. Но это Даршавин чувствует собственную беспомощность точно также, как и Лукас. Оттого и орет. Доорался. Говорить уже не может.
А когда говорит, несет такой бред… Как может Лукас подписать свои показания? Если он в состоянии шевельнуться. Может, Даршавин с кем-то еще разговаривает? Так нет никого тут кроме них…
И этот человек говорит о последовательности действий… Куда я попал. Господи, если ты есть. Дай мне сил не сойти с ума вместе с ним.
Лукас собрал последние силы и поднял глаза на Даршавина. Сколько ненависти, презрения, отчаяния в одном его взгляде.
Норт ждал удара. Даже попытался к нему подготовиться. Куда там. Это все равно, что поставить стог сена на пути у товарного поезда. Не будь стул прикручен намертво к полу, он бы вылетел вместе с этим самым стулом, и дверью, и не исключено, что куском стены за пределы допросной… А так Норт принял весь удар на себя. Кулак Даршавина, казалось, пробил его насквозь. Достал до позвоночника и вынес его, размазав по спинке стула. Ослепительная вспышка боли, а потом ничего.
Бездыханное тело обвисло на стуле.
Чего и требовалось доказать - дохляк! Даршавин выпрямился, встряхнул руку. Ну, дохляк дохляком, хотя пресс до сих пор в норме, вон как отбил костяшки, видать качается втихаря, когда силы есть... Так... Чет он затих как-то странно... Олег вновь склонился над Лукасом. Тело явно бездыханно. Приехали! Даршавин схватил ключи, отстегнул наручники. Вот только сейчас не хватает жмурика. И главное, из одиночки, хотя и в одиночках то повесятся, то утопятся. Но только не этот. Слишком много на него сошлось ниточек. Нет! Не этот и не сейчас! Проверка то еще впереди. И все планы к черту! Нет!
Освобожденные от браслетов руки падают, как плети, вдоль тела. Голова тоже висит, как едва пришитая. Даршавин нащупывает вену на запястье - пульса нет. Черт! Еще попытка - два пальца ложатся под подбородок.... Секунда казалась вечностью... Вторая секунда могла уже не кончиться никогда... Но... Жилка под пальцами дрогнула едва заметно, но дрогнула... О, Боже, он жив-таки! у-ух... Олег отошел к столу. Подписал какую-то бумажку и дернул кнопку звонка. Дверь открылась.
- Возьмите предписание - этого в карцер. - Олег не просто был взбешен. За эти секунды его сердце пару раз само пропустило удары и еще пару раз свалилось куда-то ближе к пяткам. Ну, что ж , по крайней мере он еще долго не сможет качать пресс....
«Беда нечаянно нагрянет.
Когда ее совсем не ждешь…»
Перефразируя популярную в недавнем прошлом песню, негромко напевал Олег, завязывая перед зеркалом галстук. Беда нагрянула вполне ожидаемая, о предстоящей проверке было известно заранее. Вот только никто не знал, а если и знал, то Олегу не сказали, что скрывается за обычным К.Н. Ливсон. А срывалась за этим такая беда, такое несчастье…
Когда Даршавин впервые увидел ее, выходящей из Уазика, он подумал, что это какое-то недоразумение. Не место на Лушанке женщине. Но это оказалась не женщина. А прокурор. Осуществляющий надзор за органами исполнения наказания. К тому же, она была старшая в группе из четырех человек. Но интересовал ее в отличие от остальных лишь один заключенный. Догадайтесь с одного раза.
Лукас Норт.
Ксения Николаевна Ливсон привыкла отдавать приказы. И привыкла, что их безоговорочно исполняют. Даршавину это понравиться никак не могло, но и выбора не оставалось. Ксения Николаевна прочно обосновалась в его кабинете, бесцеремонно роясь в бумагах, потребовала ключи от сейфа, изучала все вдумчиво и тщательно. Даршавин стоял чуть поодаль и изучал ее внимательным взглядом. Пшеничные густые волосы ниже плеч, заплетенные в ажурную косу. Обманчиво хрупкое сложение, тонкая талия и округлые бедра и бюст. Даже форма не может скрыть ее соблазнительной фигуры. Или она ее специально под себя подгоняла. Точеный профиль, высокий гладкий лоб, красиво очерченный рот, жемчужные зубки. И глаза. В зависимости от освещения  настроения Ксении то зеленые, то карие.
- Вам нечем позаниматься, Олег Вадимович?
Подчеркнуто вежливо интересуется Ксения Николаевна, но в ее голосе отчетливо слышно позвякивание металла.
- Очень даже есть.
- Так займитесь ими.
- Я не могу оставить вас в своем служебном кабинете…
- Олег Вадимович. – Легкое раздражение сквозит в голосе Ксении. – На время командировки это МОЙ кабинет. Моя тюрьма. Здесь я отдаю приказы. Это понятно?
Даршавину ничего не остается, кроме как выйти молча за дверь и, как побитому псу, понуро опустив голову, пойти в сторону столовой выполнять распоряжение прокурорши. Горячий кофе в свободном доступе по первому требованию. Что не мешает ему рисовать в своем воображении картины того, как он сношает прокуроршу во всех позах в облюбованном ею кабинете. На столе, на диване, на подоконнике, у стены…
А Лукас. А что Лукас. В карцер его. Ничего. Пусть  посидит в одиночестве и подумает. ЕЩЕ РАЗ. И  так до бесконечности, пока один из нас не сдастся.
 Первым пришло ощущение пронизывающего холода. Он проникал во все клеточки тела, как вода пропитывает песок. И влажность. Вот откуда мысли о воде. Но жажда неимоверная. Где он вообще находится?
Воспоминания медленно, но верно находили путь к сознанию Норта. Он был в камере. Потом его повели на допрос. Потом. Нет. Дальше вспоминать он не хотел. Страшная боль во всем теле рассказал всю историю. И все-таки, где он? Точно не в допросной. Там не было так сыро и темно. Снова в камере? Похоже на то.
Лукас со стоном приподнялся, чтобы осмотреться. Странная камера. Или у него клаустрофобия, или одно из двух, но стены еще больше сдвинулись, стол со стулом исчезли. Изолятор, догадался Норт. За что? За то, что у гражданина следователя было плохое настроение?
Надо встать с пола. Иначе будет хуже. Отсюда в больницу не заберут. Так и сдохнешь в ужасных условиях.
Неизвестно сколько времени Лукасу потребовалось на то, чтобы подняться с пола. Наверное, много. Потому что, как только он это сделал, окошко раздачи отрылось, и грубый голос приказал отстегнуть шконку и забрать матрас.
Сначала Лукас забрал непонятного цвета ужасно пахнущий комок тряпки и ваты, а потом стал сражаться со шконой.
Когда первый раз отстегнул шонку на ночь, Лукас увидел, что она сделана из широких полос железа, которое насквозь проржавело и мокрое. К утру матрас пропитался влагой. До конца срока он так и не высохнет и совсем сгниет… Из всех развлечений - утренний и вечерний обход, когда открывается «кормушка» и мужской голос спрашивает, сколько заключенных в камере. Как будто что-то может измениться без их ведома… Еще три мышки приходили. Одна большая, хлеб из рук брала. Но очень доставал холод. Мерзнешь постоянно, а согреться не можешь. Отжиматься и приседать поначалу сил не было. Стоять и сидеть невозможно, дрожь пробирает. Шестнадцать часов Норт медленно бродил из угла в угол, как сомнамбула. Ночью приходилось ложиться на влажный матрас.
И думать. Думать, чтобы не сойти с ума.
Написать очередное мысленное письмо, которое никто никогда не отправит, не получит и не прочтет.
Дорогая Веточка.
Чем отчетливее я осознаю, что никогда не увижу тебя, тем сильнее по тебе тоскую.
Тоска. Бескрайняя. Глухая. Безнадежная. Вот что владеет мною сейчас. От одной мысли о том, что я никогда не услышу твоего голоса, не прикоснусь к тебе, не обниму… В горле встает ком и я грызу подушку по ночам, чтобы никто не слышал, как  зову тебя. Безмолвно. Отчаянно. До исступления. Иногда я вижу тебя во сне.  И просыпаюсь счастливый и испуганный. Счастливый от того, что был с тобой, но мне страшно, то я мог назвать твое имя во сне, а кто-то услышать и узнать, что ты все еще дорога мне…
Если бы только знать, что у тебя все хорошо.  Если бы только одним глазком посмотреть на тебя. Стать бы птицей, зверем, преодолеть все эти километры, без отдыха, без сна, без еды, замертво упасть к твоим ногам, умереть счастливым и свободным…
Ксения Николаевна... Кто ж вас выдумал, нежная и жесткая... Разве может женщина совмещать в себе такое? Даршавина уже не интересовала погода, работа, проверка, даже этот Норт улетучился, как мыльный пузырь. Его захватило бешеное желание. Такое сильно, что колени сводило. До него дошло наконец, что любая хоть мало-мальски настоящая женщина возбудила бы его сейчас в момент. А тут такое! Строгость натянутая на 90-60-90. Подумать только... И он втянул воздух ноздрями так, словно она была все еще рядом. Словно надеялся уловить аромат ее духов, нежный чувственный запах кожи и молочный привкус ее груди... Ну вот, она уже и раздета. Приехали. Живо одеваться и за работу! Олег аж вздрогнул от своих же мыслей. И то верно, она же послала его куда-то... Вспомнить бы куда.. или сходить, уточнить адресок? Уж эта пошлет, близко не покажется. Хмурился и без того угрюмый Даршавин, вышагивая по коридорам тюрьмы. От кабинета до камер содержания путь не дальний. Но это когда ты туда спешишь, а если очень захотеть, в этих лабиринтах можно бродить бесконечно. А там, глядишь и прокурорша захочет чего-то погорячее, чем кофе. И Даршавин еще раз вернулся на кухню. Хоть эту ситуацию нужно держать под контролем. Хоть эту...
Неделя пронеслась, как семь часов. Ксения работала, не зная ни выходных дней, ни обеденных часов. Раз в  день выходила в столовую для персонала а остальное время сидела в кабинете, ходила по камерам, без страха оставалась наедине с заключенными. Некоторых требовала заковывать, других напротив. Оставить свободными. И поглощала кофе литрами.
Уже привычно ловя на себе очередной похотливый взгляд, она, гордо подняв голову, легким шагом шла по коридору. По утрам в коридорах собирались настоящие демонстрации. Под разными предлогами все стремились пройти там именно в то время, когда прокурорша шла на работу. Но ее интересовали лишь заключенные и их дела. Следователи в курилке чуть не шепотом обменивались впечатлениями от общения с Ксенией. И все как один сходились во мнении. Орее всего она лесбиянка и стерва еще та.
Вот настала и очередь Даршавина. Однажды утром прокурорша вызвала его в его же кабинет.
Олег давно был готов к свиданию. Хотя она называла это как-то иначе. Ну, хоть не допросами, и то - слава богу. Все дела его подследственных были в его кабинете, так что подчистить и отутюжить их все равно бы не получилось. По этому Даршавин решил полагаться исключительно на харизму и наглость. От чего он решил, что под напором мужского адреналина она не устоит? Да, потому что он уже давно не стоял ... Слишком давно... И вот, наконец, шанс. Все следаки уже побывали у нее и обломились. Ничего кроме нагоняев. Этот факт дал ему подсказку, что это шанс? метод исключения? В общем, какой бы не была логика Олега, а в назначенный час он стоял у двери своего кабинета. В служебный кабинет допускается входить без стука, ибо люди там должны заниматься работой, а не черти чем, чего ж стучаться? Олег открыл дверь, решительно, порывисто, словно ген истинного альфа-самца был в нем главным, вошел в кабинет, прошел к столу, чуть замявшись возле стула, махнул рукой и сел напротив прокурорши.
  - Ксения Николаевна, вы хотели о чем-то поговорить со мной? - кажется и голос, и  глаза, и даже носки форменных сапог, излучали не только мужественность, но еще огромную дозу наива... Вот так, хлопнуть глазками.. и получить все...
Ксения, сама того не осознавая, четко скопировала поведение самого Даршавина. Она некоторое время дописывала что-то в своем ежедневнике, потом сверялась с материалами в папках, потом закрыла все кроме своей тетрадки и подняла взгляд своих зеленых глаз на Даршавина.
- И вам доброе утро, Олег Вадимович.
Она даже приветливо улыбнулась, а потом, не убирая с лица улыбки, осведомилась так приторно-вежливо.
- А вам кто разрешил сесть?
Так могла улыбнуться акула, прежде чем откусить ногу дайверу.
И все обаяние Даршавина пропало втуне.
Все? Это все.. мысль покатилась, барабаня, как горох... Это все, все, хотя... Глядя в ее чудесные глаза, Даршавин понял одно - что бы он не сделал сегодня, он все равно получит ... обломится, в общем. На мгновение его взгляд затуманился, признавая поражение, а потом :
 - Никто. Но это расстрелом не наказывается. Не так ли, Ксения Владимировна? - И лучезарная улыбка выпрыгнула, как монета из гроба. Хотите - ловите, не хотите, как хотите. Обреченность  и не на то подвигает.
- Не наказывается.
Все также улыбаясь, подтвердила Ксения. А потом как рявкнет.
- Встать! Смирно! Совсем распоясались.
Вот сейчас она не притворялась. И показала все свое отвращение к этим захолустным мужланам, которые, увидев юбку, забывали обо всем. Как будто предел ее мечтаний переспать с одним из них. Каждый мнит себя неотразимым… А она ценит в первую очередь рабочие качества как следователя. Для нее мужики не важнее стула, на котором она сидит. Тот же инструмент. И если он не выполняет своих функций,  его нужно заменить на более эффективный.
Стул загремел куда-то в бездну, когда Даршавин вскакивал, теряя остатки самообладания от досады и неожиданно громкого вопля. Вот же стервь... Да, когда тут думать, если не знаешь какую руку к голове приложить, только чтобы эта мадам не орала, как резанная. Ноги спутались, зацепились о ножку упавшего стула, нашли наконец, свое место. Даршавин вытянулся по стойке смирно. Точно финал. Черт. Нет. Стерва.
Спокойно выждав, пока Даршавин встанет, наконец, как полагается, Ксения открыла одну из папок.
- Скажите пожалуйста, а опись документов, содержащихся в деле, вы принципиально не ведете, или вы не знаете, как это делается?
Голос Ксении снова был ровный, мелодичный и глубокий.
Ворвавшийся в открытую форточку ветерок донес до Олега аромат ее духов. Горьковато-свежий. Так тонко ощущаемый в тесном кабинете.
- Вам не холодно? Нет? Все хорошо? А то здесь так табаком пахло, работать невозможно было...  - с укоризной пожаловалась прокурорша. - Так что с описью? Не умеем или не хотим?
Очень хотелось откашляться. Голос ушел куда-то, к пяткам, что ли, вместо души со страху. Вот чертова кукла, так и знал, что все равно найдет косяки. Олег выдохнул, вдохнул. Успокоился. ну, пусть орет, пусть гладит голосом, как шелковым шарфиком, стягивая его на шее. Все  равно будет втык. Так чего так уж особо расстраиваться. Главное, чтобы не вывезли к болоту, не пустили пулю в затылок, да и в воду не пнули.. Но, кажется, она собиралась делать нечто другое. Искать, как собака, косяки - это все что она может? Точно - все?
 - Не холодно, Ксения Николаевна, - голос выполз из горла, будто посмотреть, не развели ли огонь под решеткой? Нет? А, ну, тогда...  - Не успеваем, товарищ прокурор. Подследственных много, а отчетов еще больше. Вот, хотя бы взять подследственного Норта, приходится писать отчеты по его делу аж в пять ведомств. Все хотят знать как продвигается следствие, но никто не хочет браться за него. – Уже почти нормальным голосом ворчал Олег. - Виноват, все приведу в надлежащий порядок, товарищ прокурор!
И Даршавин без команды вытянулся, словно струна души, чуть не звенит…
Ксения явно наслаждалась процессом ставить на место этих зарвавшихся кобелей. Вот это удовольствие. Пусть знают, шавки подзаборные. И не смотрят на нее как собаки на кусок мяса. Красивое тело это еще не все. Голова нам дана не только, чтобы укладки делать.
- Это вы у своих подопечных научились? Уходить от ответов?  - снова улыбнулась Ксения своей холодной змеиной улыбкой. – Интересно, чем же вы таким заняты, что не успеваете оформлять документы? Опись в деле это еще наименьшая из ваших бед. Точнее, ее отсутствие. Вы же знаете, что еще у вас не так, не правда ли, Олег Вадимович? Поверьте, меньше всего мне хочется отчитывать вас как школьника. Вопреки расхожему мнению, я здесь не в качестве карательного органа, я помочь вам хочу. Вместе выявим недостатки, вместе устраним их. Что скажете? Да вы присаживайтесь, присаживайтесь.
Теперь покурорша сама любезность и доброжелательность. Как кошка ходит вокруг ног, трется, ластится, мурлычет, в глаза преданно заглядывает…
 Как будто пропустила мимо ушей слова Олега о заключенном Лукасе Норте. Хотя заметочку себе мысленно поставила.
Ну, да. Господи, ну хоть бы что-то придумали новое. Ну, впрочем, и Дарщавин не стал изобретать велосипед. Обычные разговоры, мол, сдашь все косяки, простим и поймем, были вполне изучены и пройдены не один десяток раз. И, как и полагается, была выработана и обкатана такая же примитивная, как лом, тактика отказа. Нет, мол, ничего не знаю. Я не я и косяки не мои. Это начальство не донесло, а это подчиненные не доглядели. Все понимали эту игру слов, и все принимали ее, как данность. Как и в семейной жизни - даже, если застукали с поличным, доказывай, что это твои бесстыжие глаза увидели разврат, а мы тут просто так лежали. Без задней мысли. Вообще без мыслей… Ох, что-то не к месту вспомнились все задние и передние мысли...
 - Вместе, так вместе. - Пробубнил Олег. - Может и есть какие пробелы, не без этого. Что ж я не человек, что ли, не могу забыть или ошибиться? - И Даршавин зашарил по бумагам, разложенным на столе. - Обязательно все выявим и все исправим… вы сказали, можно присесть? Ой, как хорошо, а то я вижу-то не ахти, как раз перед назначением сюда, словно вспышкой ослепило, теперь вот, по вечерам так плохо стал видеть, - как бы не переиграть... Олег, ты бы поаккуратнее, а то эта мадам раскусит тебя, и не подавится. Даже не заметит, как ты у нее между зубов проскочишь... эх, лучше бы между ног… но... Ну, вот опять. Думай о работе, Олег Вадимович, и соображай, что сдавать ей, а о чем не вспоминать даже. Будто память отшибло вместе с совестью наших генералов. Сиди и изображай покорность и невинность. Будто  девица на выданье. Авось, не мужик, не поставит и не использует. Хотя, ЭТА, кажется, могла попользовать не хуже мужика. Ну, да, не бежать же из кабинета. Нам еще нужно одно дельце дожать до предельно положительных результатов. Ох, надо. И  рука Олега сама собой, вздрогнув, уронила дело подследственного Норта со стола. - Ох, я подберу, подберу, не стоит беспокойства.
И Даршавин исчез под столом. Вот и говори теперь с ним, Ксения Николаевна.
Ксения только скептически взирала на всю эту клоунаду, терпеливо выжидая. И вот, как будто получила условный сигнал. Когда Даршавн нырнул под стол, вскочила со стула, села на стол, крутанувшись на попе, оказалась уже по другую сторону, мягко спрыгнула на пол. Перед Олегом лишь на мгновение мелькнули стройные ножки, обутые в черные сапожки на маленьком каблучке, когда Ксения участливо спросила.
- Ой, Олег Вадимович, у вас там все в порядке? Что же вы так неаккуратно…
А потом приставила к его спине черный приборчик и нажала на кнопочку. Разряд тока прошил тело Даршавина. А Ксения и не подумала убирать шокер.
- Смотрите, не пропустите ничего. Я ведь все страницы всех дел скопировала. Бесполезно терять.
И снова дала разряд.
Отошла на шаг назад.
- Заканчивайте ваши кривляния, - холодно сказала она. – Не впечатляет. Сядьте на стул и не трогайте ничего на столе, пока я не сажу. И постарайтесь меня не разочаровать еще больше, чем вы уже сделали.
Ксения подняла упавший стул и со стуком поставила его на пол.
Казалось, что температура в комнате упала сразу на несколько градусов. Такое ледяное презрение распространяла вокруг себя Ксения. Сейчас она возвышалась над Даршавиным во всех смыслах. И взирала на него как на грязь на своих начищенных до зеркального блеска элегантных в своей простоте сапогах. Одно то, что она родилась не мужчиной, делало ее объектом насмешек со стороны этих кобелей. Насмешек, а потом похоти. Ксения научилась стоять за себя. Она могла бы одолеть Даршавина и в рукопашной схватке, но предпочитала не пачкаться об этого борова. Разряд все донесет до него превосходно.
- Довольно ваньку валять. Вставайте, - приказала Ксения.
Ну, да! Чего еще было ожидать от этой ... особи. А  Даршавин все еще ожидал. Любой пакости. Он был абсолютно уверен, что этим дело не ограничится. Ну, что ж ускользнула рыбка, ускользнула, ах, как жаль. А могла бы быть прекрасная сцена, полная страсти. М-да... но, только не сейчас. В данный момент орган страсти парализован, словно его и нет вовсе. Да и что с него проку, если она все одно пустит в ход шокер? То-то и оно - никакого толку нет. Но мысли в голове Олега двигаться не спешили. Проходила минута, другая, а он все еще лежал на полу, упершись лицом в дело, от которого устал уже порядком. Фокус не удался, факир был пьян... Казалось, еще немного и она ткнет ножкой в челюсть, и Даршавин был уверен, что не хило ткнет. Но всего-то: "Вставайте, хватит ваньку валять." О как! Настроена решительно и в рамках правового поля. Даршавин бы уже...
 Он шевельнулся. Мозг в голове откликнулся тяжким бульканьем. Но не вытек. Тело начало движение, а мозг решил малость отстать. И Олег опять завалился на пол, уже на бок. Повернутая голова увидела, наконец, эти сапожки, потом ножки, потом форменную юбку... Эх, как он мечтал залезть под эту юбку... Но  он видел ее ножки так близко... Вот интересно, сколько заряда в батарейке шокера?
Даже и не думай, идиот! Наверняка  она заряжена полностью! У этой по-другому быть не может. Даршавин встал на колени. Прекрасная поза, чтобы быть на равных с женщиной. Если бы здесь была женщина. Нет, она конечно, была. Не спроста же мозги снесло по полной. Да еще и весна. Такая адская смесь адреналина в такой дыре. Додумались кого прислать для проверки. Олег не удивился бы, если бы кто-то из офицеров подрался из-за нее. Но, это было бы в случае, если бы она хоть раз посмотрела бы на кого-то с интересом. Этого было бы достаточно. А так... Можно и подраться, но просто ради разрядки. Никакого другого смысла в драке в этой ситуации нет.
Тяжело опершись на стул, Олег поднялся и сел. Ну, вот. Готов он выслушивать все, что скажет леди. Покорен и тих. Вот только в глазах застыла  желчь. Не привык гражданин старший следователь прощать такое и снести такое он не мог. Не мог бы, а вот приходится...
С нескрываемым презрением, замешанном на крайнем удовлетворении, Ксения наблюдала, как беспомощно барахтается этот мощный мужик, поверженный ею. Слабой женщиной. Которую никто не воспринимал всерьез. Пока не познакомится с ней поближе. Вот и Даршавин удостоился такой чести. Будет теперь знать свое место. Тоже устроил тут балаган. И будет заодно знать, каково его подследственным приходится. А они тоже люди. Не все, конечно, далеко не все. Есть такие отморозки, что начинаешь сожалеть о моратории на смертную казнь. А есть и те, кого хочется поменять со следователям местами.
- Еще раз устроите представление, оно будет последним в вашей жизни. Я серьезно.
В такой глуши, как Лушанка, люди пропадают то и дело. И кто поедет сюда разбираться? Сердечная недостаточность. Острая. Не смоги спасти. Все. Олег не может этого не знать.
- Вы в состоянии продолжать разговор?  - ни тени сочувствия, только деловой интерес. Как будто не она сама стала причиной того, что Даршавин может быть и не в состоянии.
Давно могу. Хочу ли... Хотя...
 - Могу, разве я должен что-то говорить? Я весь внимание! На сколько я понял, моя функция заключается в том, чтобы выслушать вас. И я готов слушать. - можно подумать, Даршавин ни о чем больше не мечтал, как только сказать эту речь. Голос конечно не бодрый, но внимание и вправду сосредоточено только на ней. В этом, Ксения Николаевна могла быть уверена на 100%.
Ксения одарила Олега взглядом а-стоило-ли-нарываться-если-финал-предрешен.
- Никогда, Олег Вадимович, никогда не судите по книге по обложке.
Многозначительно помолчав, Ксения взяла в руки папку с делом Норта и положила к себе поближе. Но начала с совершенно другого дела.
- Кондатьев Антон Владиславович. Содержание в изоляторе свыше пятнадцати суток. Урезание нормы пайка. Систематические избиения. Нарушение условий содержания. Ночные допросы. Это лишь один пример. А из всех ваших двадцати семи подследственных таких примеров знаете сколько? Двадцать семь. В камерах мыши и крысы. Заключенных не выводят на прогулки. Это недочеты, вы считаете? Или слишком урезанный бюджет? Потрудитесь объяснить, товарищ главный следователь. Да, не забудьте еще упомянуть, почему в личных делах эти факты не указаны, хотя они имели место.
Поставь метроном и послушай Ксению. Совпадение будет идеальное.
Мозг щелкал, жужжал, трещал, но тронуться с места не мог. Олег поднял на Ксению глаза, в которых была зияющая пропасть пустоты... Потом сфокусировал взгляд на ее шее. Точнее на ямочке на груди, которая вздрагивала над верхней пуговицей рубашки. Ну, наконец-то. Сознание вернулось в голову, а не шныряет где-то отдельно от его владельца.
 - Нарушения? Крысы? Бюджет? Помилуйте, Ксения Николаевна, когда меня назначали на эту должность, я получил не только должностные инструкции, но и предписание. А там с меня требовался результат, при чем в предельно короткие сроки. Да, соглашусь, результат есть не по всем делам. Некоторые подследственные требуют особых условий содержания. К некоторым были применены особые правила допросов. Ночные допросы? Не помню такого. Ни одного протокола ночного допроса у меня нет. Беседы в неурочное время были. но, так это мне приходилось задерживаться на работе по просьбам подследственных. - Олег нажимал на то, что лишь выполнял приказы руководства, и не более...Нисколько не более того. - Что еще, Ксения Николаевна? Я что-то немного запамятовал суть вопроса...
Олегу нужно было время. Хотя он понимал, что если есть приказ его утопить, то он будет утоплен. А если все это обычный кипишь по наведению правового порядка, то прокурорша сделает новые предписания и исчезнет, как снег весной. И все пойдет дальше, как и шло. Вот ему и нужно было время, чтобы понять, чем она тут занимается - топит его по полной или просто наворачивает ужаса. Ну, еще чуть-чуть, и все станет ясно. Подождем, узнаем. Говорите, Ксения Николаевна, ваш ангельский голос, кажется, послан небесами, чтобы мы тут почувствовали, что жизнь на земле все таки существует. Хоть одна хорошая новость....
- То есть, как писал Макиавелли, цель оправдывает средства? Так? Я вас верно поняла? – таким холодом можно создать вечную мерзлоту в Африке у экватора. – Так еще и результат не по всем делам. Заключенные, говорите, требовали особых условий. Хорошо. Допустим. вУ вас не было выбора и мы приняли меры. И в то же время я не вижу ни одного приказа, ни одного акта, в соответствии с которыми эти действия были предприняты. Вы что же, думали, не пойман не вор? Как думаете, кто вас сдал? Заключенные или коллеги?
Ксения смотрела своими зелеными прожекторами прямо в душу Даршавина. И видела все его сомнения, метания, его влечение и желание. Даже загнанный в угол, он не перестает ее хотеть. Вот таракан живучий…
- И что мы с вами будем с этим делать? А, товарищ Даршавин? Исправлять? Задним числом приписывать? Вам было оказано такое доверие. Возглавить следственный отдел здесь, на Лушанке. Вы, боевой офицер, должны были сделать эту зону образцовой. Чтобы как в армии. Ни пылинки на плацу. Ни травинки вне Устава. А у вас что…
Безнадежное ты существо. И возиться с тобой толку нет. И пустим мы тебя в расход. К такому вердикту все и шло.
- Так у вас не только со зрением, еще и с памятью проблемы? Как же вы комиссию-то проходите? По блату?
Еще один камень на шею Даршавина, прежде чем сбросить его с обрыва в кипящий бурный поток.
- С памятью все в порядке. Задним числом? Я? Да что вы такое говорите!  - глаза Олег пылали праведным гневом! Ему, боевому офицеру вменяют в вину такие мерзости! Вопиющая несправедливость! И Олег наконец, достает из под рубашки папку с отчетами в то самое управление надзора, которое и призвана представлять Ксения Николаевна.  - Я же вам сказал, все мои действия зафиксированы в отчетах. Вот копии. Все до единой справки есть. А пылинки... - Глаза Даршавина потемнели до цвета угля от еще одного взгляда на ямочку в основании шеи собеседницы. Кадык дернулся, не давая возможности говорить... Даршавин выглядел таким растерянным. Боже, и это за пару секунд! И еще пара секунд для того чтобы взять себя в руки. Итак.
 - За пылинки на территории тюрьмы отвечает заведующий хозчастью. У меня были другие задачи. Если я не соответствую их выполнению - мой рапорт будет подан сегодня же.
Все. Голос будто и не дрожал, глаза будто никогда и не замирали от взора на даму. Руки будто и не дрожали от желания прикоснуться к ней.
- Держите себя в руках, Олег Вадимович. – раздражение, граничащее с желанием угостить шокером еще раз придал звучанию голоса Ксении немного скрипучие нотки. – Рапорт. Рапорт! – фыркнула она. – Так быстро готовы сдаться? 
Ксения взяла в руки еще теплую, нагретую телом Даршавина папку.
- А сейфам вы уже не доверяете? И правильно делаете.
И снова прокурорша олицетворение спокойствия и дружеской поддержки. Готова придти на помощь, только позови. И Олег позвал.
Какое-то время Ксения вдумчиво изучала документы. Не просто пробегала глазами, а вчитывалась в каждую строчку. Потом аккуратно сложила бумаги обратно в папку и захлопнула крышку.
- Ну что же. Основные вопросы мы с вами решили. Теперь остался еще один. Последний. По порядку, не по важности. Ваш пресловутый заключенный Лукас Норт. Я хочу его видеть. Здесь. Завтра. В девять ноль-ноль. С  этим не будет проблем, я надеюсь?
Ксения вопросительно приподняла бровь.
Ну вот. Могла бы вокруг да около не ходить. Как говорил там Жеглов. Этот пистолетик всех улик стоит? Вот именно. Этот Норт стоит всех остальных двадцати шести подследственных. Олег знал это. Более того, он сам сделал его еще более значимым. И  эти самые отчеты как ода этому Норту. Но скрывать, исправлять, прятать или делать что-то задним числом Даршавин не собирался. Это тебе не желание поиметь женщину. Тут дела посерьезнее. Пусть ему удалось лишь, как школьнику заглянуть на два сантиметра под подол юбки, Бог с ней, с этой красоткой… Но офицер не опустится до фальшивки. Даже не на фронте. Если нужно - пусть присылают сюда штабного, он все сделает конфеткой. Но раз уж выбрали Даршавина, все будет сделано. рано или поздно. но так, что придраться можно будет только к победителя. А победителей не судят.
Все это Ксения Николаевна могла читать в его глазах минуты три, пока он молчал. Пауза почти по Станиславскому, хоть и не театр. Наконец, Олег сделал вдох, собираясь вместе с выдохом отдать себя на растерзание этой акуле.... если у нее есть такие полномочия. В чем Даршавин уже начал сомневаться. Кое что и он прочел в ее глазах. И  это давало некоторые права.
- Проблем не будет. В девять ноль-ноль. Подследственный Норт будет в этом кабинете. Будут еще какие-то указания или я могу быть свободным?
- Свободным вы, Олег Вадимович, будете, когда на заслуженный отдых уйдете. – заметила Ксения. Она даже и не заметила затянувшейся паузы. Но свое отношение к Даршавину пересмотрела, тем не менее. Если бы не эти танцы с выходом из-за печки в самом начале разговора, глядишь, и смотрела бы на него помягче. А так… смекалистая деревенщина все равно деревенщина. – Идите. Предписания и протесты вы увидите прежде, чем ваше начальство. Больше я для вас сделать ничего не могу.
Уж простите, я понимаю, что мы делаем одно дело, но дружба дружбой, а служба службой. Так что не взыщите. С притворным сожалением вздохнула Ксения, и форменный китель на ее груди сильно натянулся. Вот-вот лопнет. Но не лопнул.
Даршавин вытянулся. Надел фуражку, козырнул. Развернулся и вышел. Не расшаркиваться же перед ней. Его губ и так уже коснулась тень улыбки. И она это видела. И довольно о ней. Может быть и есть женщины, которые не дают, но нет женщин, которые не оценят страсть, вот так глубоко и прочно запечатанную в сердце.
Теперь Норт. Даршавин зашагал по коридорам. Там все в порядке. Он хоть и в карцере, но в остальном все в норме. Даже мышей может кормить, еды хватает. Условия не Хай-люкс, но вполне тепло и одежда у него есть. Так, что еще? Миша там что-то нацарапал про следы браслетов. Но их уже не убрать. Пусть будет как есть. Браслеты еще никто не отменял.  Зубы на месте. Крысиных укусов нет. Простуды нет. Общее состояние не представляет угрозы для жизни. Да он даже побрит, черт его дери! Правда, за эти дни щетина появилась, но не те заросли, что обрамляли его худущие скулы.
Лампы в коридорах, словно маяки, вымеряли ход мыслей. Действие шокера уже прошло, но желание подстраховаться осталось. Даршавин завернул в дежурку. Нужно проверить обстановку и дать указания, чтобы не то что его вдруг не решили забыть покормить, чтобы боялись вызвать хоть малейшее его недовольство.
Дежурный вытягивался в лице, когда слушал Даршавина, У начальника, что? Ум потек? Но спорить никто не стал. Откозыряли и записали. Олег, расписавшись во всех журналах и формулярах вышел из здания тюрьмы. Ночевать тут ради того чтобы прикрыть задницу он не собирается. Это факт. Его рабочий день закончен и совесть чиста. Да завтра.
Ровно в девять утра дверь в кабинет Даршавина открылась, и явился он. Лукас Норт собственной персоной. Ксения с нескрываемым любопытством рассматривала мужчину. Сразу чувствуется порода. Манера держаться, осанка, посадка головы. Он не ровня ни здешним заключенным, ни даже Даршавину. Тем более, ему. А вот Ксения почувствовала в Норте ту чистоту крови, которую так высоко ценила.
Если его привести в божеский вид, откормить, приодеть, причесать, дать возможность оправиться от побоев, получится весьма презентабельный джентльмен.
- Наручники снять. – Подождала, пока звякали браслеты. - Свободны, - приказала она конвоирам. Дверь позади Лукаса закрылась.
Надо отдать ему должное. Не шарит взглядом по кабинету, хотя он здесь явно впервые. Не делает больших глаз, увидев за столом следователя женщину. И уж тем более, не отпускает по этому поводу плоских скабрезных шуточек. Стоит, как свечка. Прямой и неподвижный. Хотя это и дается ему с трудом. Ксения сразу отметила скованность движений заключенного.
- Присаживайтесь.
Подождала, пока заключенный усядется на стул. Если она здесь уже больше недели, и предположить, что его избили до ее приезда, но все равно Норт еще не полностью восстановился, это как же его били… Лукас сидел, глядя то в пол, то на стену. Лишь раз безразлично скользнул взглядом по Ксении. Как будто ему все равно, кто его будет допрашивать. Даже обидно.
- Я следователь генеральной прокуратуры Ливсон Ксения Николаевна. А ваше имя? - Вежливо начала она разговор.
- Лукас Норт.
У него приятный голос. Хочется слушать и слушать…
- Тот самый Лукас Норт. А вы знаменитость.
- Как в том анекдоте?
 Я так рад с вами наконец-то познакомиться! Мне столько о вас рассказывали!
 Ха! Пусть попробуют это доказать!
- Примерно, - улыбнулась Ксения.
- В вашем деле указано, что вы в совершенстве владеете русским языком. Или вам удобнее перейти на английский?
Заключенный поднял глаза на следователя.
- Все в порядке, продолжим на русском, спасибо, - чуть заметная улыбка скользнула по тонким бескровным губам заключенного.
Эту запись будут слушать и переслушивать, к чему усложнять работу следственным органам?
- Очень хорошо, - кивнула Ксения.  – В таком случае продолжим.  Вы знаете, почему вы здесь?
- Потому что меня привели на допрос? – ничего такого в голосе, он остался таким же ровным и спокойным, а вот в глазах мелькнула ирония.
- Да, это верно. Но давайте назовем это беседой. Не под протокол. Просто поговорим.
Лукас ухмыльнулся. Не под протокол, разумеется. Только запишем все видео и аудио. И только. Никаких бумаг, ни в коем случае.
- Поговорим. С приятным собеседником отчего не поговорить.
- Вас не смущает, что вас будет допрашивать женщина?
- Меня нет, а вас?
Ксения не сдержала озорной улыбки. Этот Норт все больше начинал ей нравиться. Хоть какое-то разнообразие в череде рутинных будней.
- И меня нет, - легко ответила она, обнажив в улыбке жемчужные зубки. – Тогда начнем. Итак. Вы знаете, почему вы здесь?
Она второй раз задала этот вопрос, значит, первый аз ответ ее не удовлетворил. Что же она хочет услышать?
- Потому что я заключенный, а вы следователь. Потому что я нахожусь в тюрьме, которую вы приехали инспектировать. И вы хотите что-то у меня узнать.
- Все верно. И мы к этому еще вернемся.  Имела в виду, за что в оказались здесь.
Вот так аккуратно направляет туда, куда нужно ей. Ай лиса.
- В статье, по которой я осужден, значится формулировка. Измена родине. Но дело в том, что я родине не изменял. Я был верен своей стране. И потому  здесь.
У нас тут патриот, оказывается. Ксения и не думала, что все будет так просто.
- Скучаете по Англии? – сочувственно спросила она.
- Очень,  - честно признался Норт. Глупо было бы отрицать очевидное.
- А по чему больше всего? Чего вам здесь не хватает?  - Ксения вся обратилась в слух и сочувствие.
- Да всего. Свободы. Воздуха. Света. Комфорта. Друзей. Родных.
- Коллег?
Лукас метнул на нее быстрый острый, как нож взгляд.
- Коллег тоже. Они же были частью моей жизни.
Ксения непритворно вздохнула.
- Я понимаю. Это нелегко.
Сейчас начнет рассказывать, что она тоже оторвана от семьи и друзей, что живет на работе и все такое. Смотри, как мы похожи. Ты можешь доверять мне. Ни. За. Что.
Но вопреки ожиданиям Норта, Ксения перескочила на совершенно другую тему.
- Как вы совершенно заметили, я здесь провожу проверку. Вы можете проинформировать меня обо всем, что вам хотелось бы изменить, усовершенствовать. Я могу помочь вас с этим. Уверяю вас, репрессий не последует.
Интересно, попросит улучшения условий? Или дальше будет изображать гордую самодостаточность?
- В моей камере нет окна. Там очень душно. И искусственный свет целый день. – Лукас качнул головой. – Неприятно. Санитарные условия тоже оставляют желать лучшего.  Хотелось бы принимать душ почаще, чем раз в месяц.
Лукас замолчал. Хотя сказать ему было еще много всего. Но это было несущественно.
- Вы подвергаетесь насилию со стороны следователя? Охраны?
- Бывало.
- Бывало? То есть, сейчас нет?
- В изоляторе допросы не проводят. Нет допросов, нет насилия.
- Хорошо. Я вижу, вам эта тема не очень приятна.
- Скорее, очень неприятна, - снова ухмыльнулся Норт.
- Оставим это.
Ксения встала из-за стола и, обойдя его, села на край совсем близко от Норта. Лукас понял, что она пересела не просто так, и, как и подобает воспитанному человеку, обратил все свое внимание на женщину перед ним.
- Вы мне симпатичны, не скрою.
Вот это поворот. Лукас склонил голову набок, благожелательно глядя на Ксению. Продолжайте, мне уже нравится, говорил его взгляд.
- У меня есть связи. Я могу кое-что для вас сделать.
Повисла пауза. Изумрудные глаза смотрели неотрывно в льдисто-голубые.
- Неужели передать мне напильник в батоне? – понизив голос, спросил Норт.
- Нет, хотя это тоже в моих силах, - мило улыбнулась Ксения, оценив чувство юмора Лукаса. – Я могу передать весточку вашим друзьям, родным…
На долю секунды во взгляде Лукаса полыхнуло пламя. Но тут же погасло.
- Благодарю за готовность помогать мне, но я не хочу, чтобы у вас из-за меня возникли проблемы.
- Уверяю вас, Никаких проблем ни у меня, ни у вас не будет.
Ксения доверительно понизила голос и подалась вперед. Теперь их с Лукасом разделяли примерно полметра.
- Приятный аромат, - заметил Норт. – И вам очень идет. – Впервые за всю беседу улыбнулся. По-настоящему. Открыто. Свободно. – Благодарю, но нет. Мои родные давно меня похоронили, равно как и мои друзья. А коллеги… Разве я был бы здесь, если бы они все еще обо мне помнили? Вот мы и вернулись к вашему первому вопросу. И нашли ответ.
По тону заключенного Ксения поняла, что больше он ей ничего не скажет. Да ей и не нужно. Она уже итак узнала все, что ей необходимо.
- Да. Верно.
Она вернулась на место и нажала кнопку вызова конвоя.
- Спасибо, что уделили время, мистер Норт. Можете вернуться в камеру. Было приятно побеседовать. Хотелось бы, чтобы беседа была при других обстоятельствах, но…
- Всех благ, Ксения Николаевна.
Медленно поднявшись со стула, Лукас ушел со своими конвоирами.
А Ксения вызвала к себе Даршавна.
Даршавину передали, что Ксения его ждет в кабинете. Ах, как было бы приятно, если бы она ждала его где-то на скамеечке в парке... Но, увы, она ждала лишь для того, чтобы пропесочить. Это он уже понял. Но валить не будет. Это тоже стало ясно. И, судя по всему, Лукас Норт останется под его юрисдикцией, даже возможно единственным подследственным. Потому, что именно с ним беседа была самой  непродуктивной, как донесли ему стукачи. Уши тут есть у всего, что вообще существует. И эти уши обязательно кому-то стучат. Мало ли, вдруг пригодится человечек. Вот и Олегу стучали. И если опираться на этот неровный и невнятный стук, прокурорша и Норт поладили быстро, но и толку не было. Нет протокола, значит нет ее заслуг. А если нет ее заслуг, Даршавин остается тут для того, чтобы вести следствие по этому делу. А если он остается, то значит, убивать его никто не будет. Мало того, возможно и полномочия увеличат. Хоть и не сразу. Для начала, видимо он получит выговор или порицание. Проверка должна выявить нарушения. А за нарушения несется ответственность.
 В общем размеривая шаги в такт мыслям коротким и четким, Даршавин шагал к двери своего кабинета, занятого весьма желанной, но жутко недоступной дамой...
Рука повернула ручку двери. Шаг в открытое пространство.
 - Доброе утро, Ксения Николаевна.
Ксения как обычно, восседала за столом, только на сей раз она смотрела не в бумаги, а прямо на вошедшего. И вообще. Ее или его стол был девственно чист. Ни папки, ни листочка. Даже ежедневника, с которым Ксения не расставалась, наверное, даже во сне, не было видно.
- Доброе утро, Олег Вадимович, - улыбнулась она навстречу Даршавину. Жестом указала на стул. Подождала, пока Олег сядет. – Вы, несомненно, видели запись нашего разговора с господином Нортом? Не сомневаюсь, что смотрели внимательно. Скажите пожалуйста, после просмотра этой записи. Какие вы сделали выводы? На чем бы вы сделали акценты? Какова была цель беседы? Была ли она достигнута? Можете не сдерживаться. Камеры не работают. Это все только между нами двоими.
Ксения смотрела на Олега таким открытым взглядом, полным ожидания как смотрит ученик, предоставивший на суд учителя свое сочинение. Предвкушая похвалу, высокую оценку и пятерку в дневнике и в журнале.
- Выводы? Вывод один - с этим подследственным предстоит долгая и трудная работа. Он не просто подозреваемый, он умный, хитрый, опасный, хорошо подготовленный агент. - Олег тоже предпочел смотреть в ее колдовские глаза. Если уж выпало находиться вот так рядом с ней, то пусть это запомнится. - Его слабое место - семья и коллеги. Это его ломает. Не дает покоя. Он хватается за надежду как за соломинку и выплывает каждый раз в схватке в противником. Нужно сделать так, чтобы надежды не было. Только безнадежность и беспросветный мрак пропасти одиночества и ненужности сломит его. Я думаю, вы увидели то, что хотели увидеть, Ксения Николаевна. Норт должен был показать свою волю и талант. И, думаю, он произвел впечатление умного и достойного противника.
Олег перевел дыхание. Так расписывать врага ему еще не приходилось ни в одном отчете.  Но сейчас это было нужно для дела. Она должна наконец понять, что тут никто времени даром не терял.
А когда Олег закончил, Ксения мгновенно преобразилась. Из алчущего похвалы ученика, готового ловить каждое слово своего учителя, как капли дождя посреди пустыни, в этого самого учителя, от которого ожидают похвалы. Как Олег старался, как старался. Не оставлять же его потуги без внимания.
- Вы совершенно правы, Олег Вадимович. Лукас Норт  именно таков, каким вы его описали. Противник он умный и достойный. И подготовлен превосходно. Шутка ли. Продержаться три года в Москве, а потом у вас еще полгода. И так и не нашел никто к нему подхода.
Ксения встала из-за стола и, покачивая бедрами, обошла стол, присев на край поближе к Даршавину. В руках у нее ничего не было, и это она продемонстрировала, сцепив опущенные руки в замок. Я пришла с миром, говорила ее поза. Обманчиво расслабленна и соблазнительная.
- Я все понимаю, Олег Вадимович, кроме одного. Вы ведь боевой офицер. Подготовленный. У вас за плечами множество операций. В том числе и успешных. Вы умны, образованы, подготовлены. Так почему до сих пор нет результатов в работе с Нортом? Если вы знаете его слабые стороны, почему не используете свое знание? Или вы увидели это только сегодня?
Гипнотический взгляд Ксении не давал отвести глаза, прервать зрительный контакт, она вытягивала то, сокрыто. О чем даже немой расскажет. Ей расскажет. Специально ради нее научится говорить и расскажет.
- А на данный момент все, чего вы добились, это ответы на вопросы, которые если и касаются напрямую, то только вас. Как вы долго прорабатывали вопрос с тем агентом ЦРУ. Напомните, пожалуйста, Уортом? Так? – Ксения прекрасно помнила все имена, просто хотела посмотреть на реакцию Даршавина. – Скажите, это принесло какую-то пользу нашей контрразведке? А вам? Кроме морального удовлетворения? Помогло снять с сердца груз, который вы носили с двухтысячного года? Отдать дань погибшим товарищам? Ведь эту цель вы преследовали?
Ксения, хоть и не повышала голоса, но тембр его неуловимо изменился. Стал резче, холоднее, чуть ниже.
- Вы вершили собственную вендетту, пользуясь своим служебным положением. По меньшей мере это непрофессионально.
Она резко замолчала, как будто ей было омерзительно продолжать говорить об этом. Лицо окаменело, губы сжались в тонкую линию, а глаза превратились в два ледяных изумруда.
Попробуй оправдаться, как будто говорила Ксения.
Вздернутый подбородок, скрещенные на груди руки. Поза глухой защиты и непреклонного осуждения.
Ну и чего она хотела добиться? Вот сейчас? Чтобы он вдруг стал Эйнштейном?
Даршавин сглотнул. Еще чуть ближе и пятна с шеи плавно перекочуют на лицо, и вот тогда вы увидите, как я могу желать вас, Ксения Николаевна...
 - Ну, кое-какие результаты есть, - робко, почти шепотом начал Даршавин. Голос не слушался, рука чуть заметно дрожала. Не понятно было он сдерживал ее, чтобы она не потянулась в ноге Ксении, или она сопротивлялась его желанию. Но лишних движений он не делал.  Только голос... - Отчеты вы видели. А если серьезно, сами понимаете, как тяжело на такой войне. Если бы я был на линии огня! Пф.. Несколько выстрелов и результат на лицо. А тут сражение идет без праздников и выходных. А по ночам приходят мои ребята... Их нет. А я здесь... Знали бы вы, как тяжело осознавать это... я понимаю, что должен распутать этот клубок. И я сделаю это. Будет результат, Ксения Николаевна, обязательно будет!
Олег вздохнул, провел дрожащей рукой по лбу. Ну, пусть теперь скажет, что он грубиян. Все на столько прилично, что самому тошно...
Лицо Ксении смягчилось. Она встала со стола, притянула от стены еще один стул и села прямо напротив Даршавина. Их колени едва не соприкасались. А потом наклонилась вперед и, понизив голос почти до шепота, произнесла.
- Я все понимаю, Олег Вадимович. Как вам нелегко приходится. Через что вы прошли, тоже понимаю. Как вам, боевому офицеру, должно быть, ненавистна вся эта канцелярщина. И что твориться у вас вот здесь. – Ксения протянула руку и положила свою изящную ладошку с безупречными ногтями на грудь Даршавина. – Но и вы меня поймите. Я здесь не для того, чтобы стереть вас в порошок или вычеркнуть из списков. Я хочу помочь, – доверительно сообщила она. – Мы с вами делаем одно дело. Очень важное дело. Мы защищаем нашу родину от таких, как этот самый Лукас Норт. Как бы пафосно это ни звучало, но так оно и есть. Да, он хорош. Он подготовлен, хитер и знает, как выживать. Но ведь и вы, Олег Николаевич, вы не уступаете ему ни в чем. Я вижу в вас этот потенциал. Эту искру. Дайте ей разгореться. Вам известны его слабости. Бейте по ним беспощадно. Сломайте его, пока он не сломал вас. Не дайте ему управлять вашей жизнью.
Ксения закончила почти шепотом, кротко глядя в глаза Олега, как будто он был ее единственной надеждой, ее рыцарем в сияющих доспехах.
Олег наслаждался ее взглядом, пил его, но... Дорогая Ксюшенька, ты можешь быть кошечкой, мне ли не знать... Вот только из меня мышонка не стоит делать, я в мышеловку не прыгну. Дыхание замерло, когда ее рука легла на грудь... Олег, выпрямился и вдохнул поглубже, нечего было и думать сделать ответный жест. И он остался сидеть в тое же позе. Раскрытый, доступный, но не более...
- Мы, конечно  делаем одно дело, и цели у нас одни. - А голос продолжал хрипеть, словно его борьба с собой занимала все его существо. Вошел бы сейчас кто без стука, и слава Даршавина, как покорителя сердца Ксении была бы вечной. Ну, это все лирика. А ему нужно, чтобы Норт оставался в его руках до победы. В которую Олег верил безоговорочно. - Вы видели дело. Там есть и план ведения следствия. Там расписаны все мои действия по этому делу. Пока я нахожусь в начальном этапе расследования. И результат есть. Вы видели - он говорил с вами. Как вы читали, ранее он не говорил вообще. Мне же удалось главное - вызвать его на диалог, на контакт. Дальше все по плану. Он будет говорить, и со временем, он будет говорить то, что нужно следствию. По крайней мере то, что он знает. Это я могу вам обещать. А моей жизнью управляет только наше родное управление... - Олег чуть усмехнулся и горько вздохнул... - Только наше руководство знает что мне нужно и когда мне это предоставить, не правда ли, Ксения Николаевна?
 Впервые за последние две недели искры смеха запрыгали в его глазах, делая лицо мягче и моложе. Он откинулся на спинку стула, рука Ксении соскользнула с груди, слегка касаясь торса, и ушла от его тела, будто маятник счастья отклонился от линии судьбы... Когда еще женская рука вот так ляжет на грудь? Ах, как бы он хотел взять ее в охапку и посадить к себе на колени... И кажется, все эти чувства отразились в глазах,  меняя и оживляя их, неотрывно глядящих в колдовские зеленые омуты Ксении...
Ксения убрала руку, но взгляд ее оставался все таким же теплым, а интонации мягкие и проникновенные. Как будто она не прерывала контакта.
- Я все видела, Олег Вадимович. И вы все видели. Несомненно, вы очень наблюдательный человек, и сможете сделать правильные выводы.
План он составил. Результаты у него есть. Норт с кем-то поговорил. Эка невидаль! Любой человек любит слушать звук собственного голоса. Нужно просто создать соответствующие благоприятные условия. И он будет говорить, не останавливаясь. Это Ксения и продемонстрировала во время короткой встречи с Нортом. А еще на личном примере отработала с Даршавным модель его поведения с подследственным, в роли которого выступал сам Олег. Когда на собственной шкуре прочувствуешь, куда как легче потом переносить опыт на другого. Ксения не кривила душой, когда говорила, что они с Даршавиным делают общее дело. С нее тоже спрашивают за его результаты. А Олег ведет себя так, как будто у него вечность в запасе. Но Ксении себя упрекнуть не в чем. Она сделала все, что могла, и даже чуть больше. Если и сейчас дело не сдвинется с мертвой точки, значит, Олег не тот, на кого нужно делать ставки. И будет у Лукаса Норта новый следователь.
Ксения выпрямилась на стуле.
- До конца дня я подготовлю всю необходимую документацию.
Снова отстраненный деловой тон и скользящий взгляд.
- Не желаете заняться переселением вашего подопечного в новый домик? Триста тринадцатая подошла бы как нельзя лучше. Вы не суеверны? А мистер Норт? 
Даршавин наконец выдохнул, как будто вечность не дышал. Хоть он и пытался изобразить крайнюю степень возбуждения и накала чувств, но как же утомляет этот цирк. Скорее он чувствовал себя как кролик перед удавом. И гипнотический взгляд отнюдь не успокаивал, в приводил в ужас. Может быть на Лукасе попробовать такой трюк? Чтобы он шел, как под дудочку крысолова в омут. Вот только слишком уж умен гад, не думаю, что поддастся и будет так уж податлив. Ну, да, ладно. В какую, говорите? Триста тринадцатую? Отлично.
 - Думаю мистер Норт не откажется посмотреть апартаменты, Ксения Николаевна, - ухмыльнулся Даршавин. - Ему должно понравиться некое обновление в его жизни.
Старший следователь встал со стула и прошел к двери.
- Надеюсь вам понравилось у нас в гостях, Ксения Николаевна? может быть в следующий раз вы приедете к нам на более долгий срок. Все же новые люди в этом Богом забытом месте весьма приятны, - более теплой и проникновенной улыбки Даршавин изобразить не мог.
Странный народ эти проверяющие, прилетят, наследят, оставят после себя гору документации и шлейф волнующих духов и исчезнут как мираж среди песков. А ты тут разгребай потом все это в ударно короткие сроки да еще и жди новых налетов... Эх..
 Даршавин взялся за ручку двери.
- Доброго пути, Ксения Николаевна. Приятно было работать с вами.
- Взаимно, Олег Вадимович, - улыбнулась Ксения, возвращаясь за стол. Предстояло оформить еще кучу бумаг до вечера.
Предписания, рекомендации и протесты она оставила Олегу на столе, как и обещала. Ключи отдала из рук в руки, когда Даршавин провожал ее у ворот КПП.
А потом, уже добравшись домой, выслала документы уже официально.
Ксения была чрезвычайно довольна своей командировкой на Лушанку. Она познакомилась с такими интересными особями. Убедилась, что дело не замерло в мертвой точке. И провела Даршавину мастер-класс. Разумеется, он не повелся на ее уловки. Среагировал как обычный живой здоровый мужик реагирует на красивую женщину. Но, если он скопирует эту модель по отношении к Норту, внеся некоторые коррективы, само собой, он добьется значительных подвижек. Норт в совершенно другом положении. Он один, испытывает страх, неуверенность и зависимость от Даршавина. Да, все сработает. И она будет снова на высоте. Качимов ее заметит.
А тем временем Лукас обживал свою новую камеру. Значит, все верно он просчитал. Та дамочка с хорошими манерами и безупречным маникюром была по его душу. И Лукас им нужен. Очень нужен. Ради информации? Не похоже на то. Прокурорша даже не пыталась ничего у него узнать. Они обменялись парой слов, похоже, ее целью было создать свое собственное впечатление о Норте. И что она с ним будет делать дальше? Пока не продолжится общение с Даршавиным, Лукас не узнает.
Новая камера была раза в два больше прежней. Такой же бетонный пол, но стены вложены белым кафелем. У них тут что, раньше пищеблок был?  Больше пространства, больше воздуха, кажется, даже дышать легче. А что самое главное, есть окно. Пусть под самым потолком, пусть похоже на бойницу, только расположенную горизонтально, пусть на нем решетка, но это окно! И можно смотреть на небо. Если отойти к самой двери.
Еще в камере есть стол. И стул. Свободный. Не прикрученный. Это эксперимент? Ну смотрите. Я не варвар. Имущество портить не собираюсь.
Она уехала. Как и думал Олег, оставив после себя кучу бумаг и шлейф мечтаний, правда, за этим шлейфом еще тянулись ряды тревожных размышлений. Потому что дама она, без сомнений красивая, но еще и умная. А еще более целеустремленная. И не вела бы она себя так, если бы не желала достичь какой-то, определенной этим ее желанием, цели. А вот ему, Даршавину теперь надо выбирать из всего этого месива информации зерна истины и выращивать из них ростки их общего дела. Отличная задача со всеми неизвестными.
Олег шел к новой камере, в которой теперь по предписанию прокурорши будет обитать Лукас Норт. Лампочки коридоров попеременно слепили глаза, будто тусклые лучи связывались воедино и нападали на каждого, кто проходил мимо. Вот так шаг за шагом он проклинал Нота все больше и больше, будто он был повинен в том, что Даршавин шагает по этому коридору. В принципе, что он видел за эти месяцы? Камеры, коридоры, допросы, пытки, пытки, пытки... Его тошнило уже от этих пыток. Его замучили кошмары и сомнения. Он каждый день ищет способ обойтись без пыток, но этот доходяга срывает все планы, все надежды на выход из этой пропасти пыток и унижений. И все повторяется снова. И так каждый день. Сколько  бы он сам отдал за то, чтобы не видеть больше боли в его глазах. Не понимать, что вот сейчас его тело начнет содрогаться от невыносимых мук. Но, нет же! Он как нарочно ведет всех следователей по дорожке адских страданий.
  Камера была довольно просторной, даже светлой. Кровать была почти настоящей. Не шконка, которую нельзя было отстегнуть днем. Стол и стул, в свободном пользовании. Почти номер люкс. Ну и постаралась Ксения Николаевна... фу, ты! Кажется, это он произнес вслух, потому что Норт дернулся и усмехнулся.
 - Добрый день, гражданин подследственный. - Голос Олег был вполне спокойным. Можно было бы сказать дружелюбным, если бы не знать, кто он и зачем пришел сюда. - Есть ли какие-то жалобы, нарекания, пожелания? 
Олег опять хотел начать равноправную честную игру. Бой. Схватку равных и жестоких противников. Но только бы не видеть во сне новых пыток. Новых способов сломать этого доходягу, которого еще никто не мог сломать....
Новая камера, несомненно, дело рук той прокурорши. И чем ей Лукас так приглянулся? Норт реально себя оценивал. Он знал, что в прошлой жизни легко мог бы соблазнить любую, даже любого, поставь он себе такую задачу, даже не прикладывая особенных усилий. Но после того, как он провел в камере без малого четыре года, некоторые вещи изменились. В основном, его внешний вид. Хоть его и привели в порядок перед встречей с прокуроршей, сводили в душ, дали побриться и одели в одежду по размеру, все равно выглядел Норт потрепанно, и он знал об этом. Там, где тело не прикрывала одежда, все еще виднелись заживающие кровоподтеки. Изможденное лицо. Отросшие волосы. Одно осталось неизменным. Его самоуверенность и чувство собственного достоинства. Этого никто пока что не смог у Норта отнять.
Вот и Даршавин подтвердил его догадки. Ксения Николаевна постаралась. Интересно, а это навсегда или только показательный перевод? А спрашивать страшно. Точнее, услышать ответ.
- Добрый день, гражданин следователь. – в тон Даршавину ответил Лукас. – Позвольте выразить свое восхищение, удовольствие и восторг по поводу перевода в новое место обитания. И благодарность, разумеется. Какие могут быть нарекания? Все превосходит самые смелые ожидания.
И замер, всем своим видом демонстрируя покорность и ожидание приказов. Для Лукаса ничего не изменилось с переводом в другую камеру. Он все также в тюрьме. Все еще подследственный. И всецело зависит от Даршавина. И отдает себе в этом отчет полностью.
Или делает вид. Подыгрывает. Стратегия выживания у него такая.
А Ксения запала в душу Даршавина, запала. Пришел к подследственному, а думает все еще о ней. Но пытается скрыть. Это еще одна его слабость. Воспользуемся при случае.
Олег прошелся по камере. Действительно Ксения была права - тут будет лучше. И ему тоже. Ну, что ж, плюсы есть во всем. Это хорошо. Но, что делать с Нортом? Ладно, пока пусть расслабится и отдохнет. Все остальное - после. А гражданину следователю не до отдыха. Ему еще изучить кучу инструкций и предписаний. Вот уж где постаралась Ксения Николаевна. Черт бы ее...
 - Вот и замечательно, я рад, что у моего подследственного нет поводов к неудовольствию. Значит наша работа ведется в правильном направлении.  - Такой бодренький голос, аж самому противно, но Даршавин, не сбавляя темпа, продолжил, -  Но, если будут пожелания, то мы постараемся выполнить любую вашу просьбу. Видите, у нас есть возможность .. И еще.. В это богом забытое место могут приехать и женщины... М-да. И такое может быть... - Уже давно пора было остановиться, но кажется Даршавин забыл где он находится.. И все бормотал что-то бормотал...
Олег посмотрел на Лукаса. Долгий, тяжелый взгляд Олега мог бы прожечь насквозь, если бы ненависть имела физическое воплощение.... Неужели этот доходяга думает, что ему под силу просчитать меня? Ну, что ж, посмотрим... Мы еще посмотрим кто кого... И Олег направился к двери.
 - Надеюсь, мы будем вместе работать. - Резюмировал он уже у самого окошка раздачи. Еще  секунда, и он постучит, и дверь откроется. но… - Вы же понимаете, как важно для нас обоих плодотворно работать? Это будет на пользу нам обоим. - И снова взгляд Даршавина остановился на Лукасе. Вечность... Снова вечность проходит... И Даршавин разворачивается и проходит к стулу. - А, может быть начнем прямо сейчас? Вы не против, а?
Явился. Помяни черта. А о ком еще Лукасу тут думать, как не о своем следователе? О Веточке он себе думать запретил. Правда, иногда прорывается отчаяние. И тогда Лукас обращается к ней.
Но не сейчас. Не сейчас.
Сейчас Лукас стоит и слушает своего следователя. Пришел оценить новые условия содержания. И при этом напомнить, что он тут все еще хозяин, а Лукас гость. Как будто такое можно забыть. Любую просьбу они исполнят. Вот возьму и попрошу. Интересно будет посмотреть, как сам же свои слова будешь брать обратно.
Боже, да он совсем голову потерял от этой Ксении Николаевны. Запала она ему в душу. Поймала на крючок как блесна за мошонку. От этого сравнения Лукасу стало ужасно весело. Он всегда обладал красочным воображением и представив, как Ксения держит в руках спиннинг и не спеша крутит катушку, а Даршавин с каждым ее движением, вопя и корчась от боли, приближается… Тщетно пытаясь освободиться… Лукасу потребовалась вся его сила воли, чтобы сохранить на лице бесстрастное ничего не выражающее выражение.
 Благо Даршавин вновь предпринимает попытку прожечь в Лукасе дыру, тем самым напоминая, что он не в том месте, где можно повеселиться.
А все-таки. Если бы Ксения Николаевна приказала не перевести Лукаса в другую камеру, а отправить первым рейсом в Британию, что бы тогда?
Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Вот сейчас он уйдет, а завтра и не вспомнит о том, что тут говорил. И ничего не изменится. Ксения уж далеко. А они остались тут. И с этим придется жить. Выживать.
- Я понимаю, да.
Работать вместе. Вот теперь как это называется.
А потом Лукас как будто под лед провалился. Такой же ужас, оцепенение и паника. Говорят, ожидание удара во много раз хуже самого удара. И это ожидание стало очень и очень реальным. Вишь над пропастью и видишь, как лопается канат. Одна за другой составляющие его веревки с тонким свистом разрываются на части. Еще немного, и ты упадешь. И все, что тебя ждет, это нескончаемая адская боль.
Ничего не изменилось.
Ничего не изменилось, Даршавин не мог спокойно смотреть на врага. Даже здесь, в безвыходной ситуации Норт сохранял самообладание и выдержку. Любые разговоры разбиваются о его хладнокровие, как старые бригантины о скалы у побережья. И, прежде чем сломаются эти скалы, еще много щепок будет плавать в мутной воде.
- Просто я и вправду хотел поинтересоваться у вас о пожеланиях. - Издалека начал Даршавин.  – Мы, например, могли бы устроить вам посылку от родственников. Или встречу ... - Олег не сводил глаз с Лукаса, пытаясь уловить любое изменение в настроении. - Вы же видели, сюда есть дорога и новые лица появляются иногда. Мы могли бы найти вашу жену или кого-то с работы, чтобы вы вспомнили детали, которых нам не хватает? Ведь и вам и нам это нужно? Не правда ли? - Олег все буравил глазами Лукаса, желая раньше его слов уже знать ответ. - Вы же знаете, что все у нас в руках, и от вас будет зависеть только одно - в каком статусе тут будет находиться ваш гость. Мы же умеем договариваться, не правда ли, мистер Норт?
Олег специально впервые так назвал Лукаса, почти официально, почти вежливо, почти дружественно. Но с таким нажимом от которого сломались бы все перья в ручках британского посольства. И не опускал глаза ни на секунду, словно пытаясь перекопать все мозги Лукаса и найти все ответы на вопросы....
Лукас чувствует, как пол уходит из-под ног. Он сделал жест рукой, как будто хотел за что-то ухватиться. Одновременно темнеет в глазах, шум в ушах такой, что он не услышал бы собственного крика, если бы смог закричать. Он тонет, идет ко дну, и одновременно сгорает в нестерпимо жарком пламени. Это толща воды давит на барабанные перепонки. Или пожар гудит… А Лукас все дальше и дальше проваливается в бездну отчаяния и безнадежности. Собственное бессилие еще никогда не было столь смертоносным. Если они доберутся до Веточки… В отделе Д сами смогут о себе позаботиться. А она… Кто защитит ее? Хочется орать, броситься на Даршавина, перегрызть ему глотку, только чтобы он не смел даже приблизиться к Веточке… Но этим делу не поможешь. Возьми себя в руки и спаси ее, пока можешь!
Пауза затянулась, и Лукас прекрасно это осознает. Но не может ничего с собой сделать. Тщетно пытаясь обрести голос, он судорожно глотает, пытаясь избавиться от перехватившего горло спазма, облизывает пересохшие одеревеневшие губы и пытается ухватиться хоть за что-нибудь.
- Это пустая трата времени.  – Вечность спустя, смог выдавить Норт хрипло. – Мои коллеги про меня успешно забыли, списали со счетов. Провалившийся агент никому не нужен. А жена… - тысячи острых ледяных игл впились в сердце. Это чудо, что Лукас еще умудряется оставаться на ногах. – Она развелась со мной. Я подписал бумаги.
Вот оно. Спасительное воспоминание, за которое зацепится Норт. Как он всматривался в строчки, а они разбегались, как бусинки с порванной нитки. Как заставил свои негнущиеся пальцы взять ручку и трясущейся рукой поставил закорючку, обозначавшую его имя.
- У меня нет больше ни жены, ни коллег, у меня нет ничего. Меня самого больше нет.
Лукас поднял взгляд и встретился с двумя черными провалами глаз Даршавина. Но ему было уже все равно. Меня самого больше нет. Лукас умеет следовать своим собственным установкам.
Олег был доволен. Если не считать мелочей, то вот сейчас впервые он ощутил дыхание триумфа, услышал победные залпы орудий. Увидел врага, готового выть от бессилия. Но, как же он быстро постарался сделать вид что его нисколько не трогает участь "чужих" ему людей. Ну что ж, из осколков мозаики придется собирать новую картину, нового агента МИ5. Пусть пока привыкает к мысли, что в любой момент он может увидеть собственными глазами допрос любого из фигурантов дела. А там есть фамилии, которые могут быть ему дороги. И пусть осознает, что он никто. Никто. И это уже будет навсегда. Даршавин постарается внушить ему полную зависимость от своей воли.
 - Ну, что ж вы так резко, - полные сочувствия глаза и заботливый голос обволакивает как ватой пространство вокруг Лукаса. - Кто ж вам мог такое сказать: Вас нет! Думаю, если бы вы могли поговорить с близкими людьми, то убедились бы в обратном. Но, раз пока не хотите, то пусть так и будет. Но вы можете в любое время обратиться ко мне с просьбой или пожеланием. И я лично, и администрация учреждения постараются прислушаться к вашим словам.
Вот так, смягчая голос там, где он мог бы быть вполне официальным, Олег подходил в Лукасу все ближе и ближе. Медленно и неотвратимо, будто желая заключить в объятья. Хотя Олегу казалось, что он скорее бы пожелал придушить Лукаса. Его руки, как клешни чудовища сжимались от напряжения. Вот еще секунда, еще шаг, и пальцы сомкнутся на шее врага, сжимая пространство вокруг нее еще сильнее, чем ему сейчас кажется. Так, что вдохнуть он больше уже не сможет. Вот это было бы на много приятнее, но пока Олег с удовольствием смотрел, как Лукас задыхается самостоятельно. Что ж, тоже не плохо. Такое зрелище может даже дать некоторое удовлетворение, будто весенний дождичек смывает мрак и гарь.
 - А как ваше здоровье, ничего не беспокоит?  - Олег только пытался исполнить долг, и еще немного инструкции, вот и все. Нужно же ему знать, не произойдет ли тут каких-то неожиданностей. - Может быть стоит показать вас врачу?
Вот теперь они стоят уже совсем близко, Олег и Лукас и любое движение может перерасти в схватку...
И снова это тошнотворное чувство. Когда точно знаешь, что спалился. Оно же было у Норта, когда тем ненастным зимним днем двое мужчин в одинаковых куртках скрутили его, а чтоб не сопротивлялся, шибанули шокером и запихнули в его же собственную машину. Тогда еще была надежда, что из-за густого снега они приняли его за кого-то другого, Лукас пытался втолковать им про свою дипломатическую неприкосновенность, но резкий удар под дых прекратил все его попытки. И надежда растаяла, как снег на его одежде. Стремительно и безвозвратно. Правда, пыталась возвращаться, пока не начались допросы с применением расширенных методов.
И вот опять. Норт падает, падает в бездонную пропасть. Не за что зацепиться. Хаотичное беспорядочное падение, порождающее иррациональный страх. Не только за себя, но  за тех, кого он увлекает за собой в эту пропасть.
Нет, он должен выбраться. Ради Веточки. Если не ради Отдела Д, то ради страны, которой он давал клятву в верности.
Лукас судорожно втянул воздух, заполняя легкие кислородом, которого так не хватало, несмотря на то, что в камере его теперь было предостаточно. Как будто в жизни никогда не дышал, и вот теперь сделал это впервые. Да, была минутная слабость, но она уже прошла. И теперь нужно предоставить такое железобетонное ей оправдание, чтобы не только Даршавин, но и сам Норт в него поверил.
- Я сказал мне. – С прежними независимыми и чуть саркастичными нотами в голосе произнес Норт. – Сами посудите. Я здесь уже сколько? Четыре года в общей сложности? И разве хоть раз. Хоть кто-то вспомнил обо мне? Попытался поинтересоваться моей судьбой? Состоянием? Вот разве что вы только что. – лучший способ защиты это нападение. – Не стоит, Олег Вадимович, не стоит осуществлять на мне свои мечты. Вас точно также сослали сюда. И вы точно также мечтаете, чтобы вас навестили или хотя бы написали вам ваши близкие. Мы в разных ситуациях. Что реально для вас, невыполнимо для меня. Я уже отработанный материал. Меня списали. Никто не придет за мной или ко мне. Вы же другое дело. Хоть тоже и поставили на себе крест, но визит Ксении Николаевны все изменил. Заставил вспомнить.
Странно, что Даршавин все еще слушает. И до сих пор не врезал. Ему же хочется. Ах как хочется. Волны его неприязни расходятся по всей камере, отталкиваются от стен и снова атакуют Норта. Так даже лучше. Есть, о чем подумать. Только не о близких.
- Ксении Николаевны? - Олег был настолько удивлен, что совершенно забыл, что хотел сказать или сделать? Удивлен наглостью Лукаса, хамством, жадностью, но наглец какой! подумать только! - При чем тут Ксения Николаевна? Ну, да, она немного изменила условия твоего содержания. Только и всего. Но как и прежде, в эту камеру никто кроме меня не войдет. Ты полностью зависишь от моего желания сделать хоть что-то для тебя. Никто с тобой не заговорит, если я этого не захочу. Никто не даст тебе еды, если не получит приказ от меня. И при чем тут Ксения Николаевна, скажи мне? Запал на нее? Поэтому не хочешь визита жены? - чем больше Олег говорил, тем больше его голос походил на шипение разъяренной змеи. Казалось еще секунда и его яд отравит весь воздух в камере, а последний бросок не оставит от Лукаса ничего, даже воспоминаний. - Думаешь - поговорила она с тобой и все для тебя станет тут другим? Ну уж нет! Ничего из того, на что ты мог бы рассчитывать!
 И Даршавин наконец дал волю своим рукам, жадно желавшим прикончить этого выскочку. Левый кулак сжавшись, как молот полетел в голову Лукаса,  будто желая размозжить ее, не оставив мокрого места. С большим размахом, с хрипом и матом, тяжело дыша, Олег стал разворачиваться для удара, собирая по пути всю мощь своего тела...
Лукас точно знал, на что идет. Это равносильно тому, чтобы взять палочку и постукивать по носу гризли. Это лишь вопрос времени, когда гризли тебя порвет на мелкие кусочки, переломает все кости предварительно, а потом скажет, то так и было. Дикий зверь, что с него возьмешь… Но это вовсе не означало, что Норт собирался снова безропотно терпеть побои. Не в этот раз. Не от того, кто угрожал его любимой только что. Говорят, если любишь, умрешь за того человека. А Лукас готов убить. И за Веточку, и за себя.
Ярость придала сил. Тело само вспомнило, как это делается. А разум оставался трезвым и холодным.
Норт заметил начало движения. Наверное, это и называется знаменитым «русским стилем». Больше похоже на кулачный бой. Этому их там в спецназе учат? Эффективно. Если попасть. Лукас уклонился от удара, кулак просвистел мимо, а Норт встретил Даршавина мощным ударом под дых. Сила инерции доделала все за него. Мало гражданину следователю не покажется. А если так случится, Лукас добавил еще локтем удар сверху в основание шеи.
- Like I said. Не переносите свои мечты на меня, гражданин следователь, - процедил Лукас, отступая на шаг назад.
Бешенство Олега высыпалось искрами из глаз и покатилось вдоль кафельных стен.  И удивление вслед за ним. Этот чертов Норт все еще в отличной форме.
- Бляяя, - хрипел Даршавин, задыхаясь, - что это...
Но все равно больше ничего не мог выдавить, пытаясь хотя бы вдохнуть. Схватившись руками за живот, он присел, потом упал на колени. Голова медленно разлетелась на атомы от боли. Даршавин потряс головой, словно проверяя, на месте ли она. Потом, когда удалось нормально вдохнуть, посмотрел на Лукаса, чуть развернув склоненную голову. Его хитрый прищур не мог дать понять о чем он думает, но злости не было. Это точно. Может быть чуть уважения? Если бы не все обстоятельства, такого противника хорошо было бы иметь в друзьях. Хотя и для врага он вполне подходит. Хорош, черт! Ох, как хорош!
- Ну, что стоишь? Начал, так добивай!  - почти скомандовал Олег. Ему уже и самому было интересно, чем все это закончится....
Соблазн был велик. Так велик… Сначала ногой по лицу. А потом, когда он опрокинется навзничь, пригвоздить коленом к полу, упершись в грудь, взять за волосы и лупить башкой об пол, пока вся камера не будет покрыта кровью и ошметками мозгов…
Лукас шумно выдохнул и усмехнулся. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Допустим, убьет он одного следователя. Дадут ему другого. Вернут в ту тесную камеру или на всю оставшуюся жизнь определят в карцер. И что? Чего он добьется? Ничего. Отвел душу, заставил уважать, показал, что он не баран на заклании, все пора остановиться.
- Я не вы, гражданин следователь. Я подранков не добиваю.
И столько презрения было сложено в эти слова, столько превосходства…
Даршавин еще разок хорошенько тряхнул головой, восстанавливая способность шеи двигаться. Поднялся тяжело и с хрустом, будто старик, кряхтя и охая. Пошатываясь,  сделал пару шагов в сторону от Лукаса.
- Нужно бы держаться от тебя подальше, а не то найдешь момент, укатаешь в гроб. - Заворчал он, словно перед ним был громила, а не заключенный. Будто это Лукас имеет тут власть, а не Олег. - Знаешь, у тебя отличный удар, я бы позавидовал. Вот это подготовка. Мне до такого еще пахать и пахать... Ух, до сих пор шатает. Может, дашь пару уроков, когда все это закончится, нужно же мне повышать уровень подготовки... - Даршавин начал мерить шагами камеру, будто выплескивая досаду и поражение на бетонный пол, и продолжал ворчать и кряхтеть, как старый дед и наращивать амплитуду кругов по камере. Все чаще и ближе проходя около настороженного Лукаса. В какой-то момент посылая ему в лицо кулак своей правой руки, чтобы если не сбить с ног, то спровоцировать ответный выпад.
Вот и держись, хотел ответить Норт, но не стал отвлекаться на слова. Каков артист. Целое представление разыграл. Кто другой может и повелся бы на то, что прошедшего Чечню спецназовца может вот так запросто одолеть обычный заключенный. Хотя Лукас и не был обычным. И да, подготовка у него была что надо. Но посмотрим правде в глаза. На его стороне скорость и ловкость, но в более длительном поединке ему не продержаться. Не зря Даршавин предлагал добить. В реальной жизни Лукас так и сделал бы. Но здесь… Это какой-то извращенный симулятор мира. Все наизнанку.
Даршавин не из тех, кто простит оскорбление. Он сейчас будет усыплять бдительность, а потом отомстит. Так и делает. Лукас напряженно следит за движениями Олега, и лишь это спасает от очередного удара. Норт отшатывается назад, а позади стена. Нарезая по камере круги, Даршавин заставлял Лукаса отходить. И загнал в западню.
На тот раз Даршавин решил не церемониться и не экспериментировать, точнее - пора уже и показать этому выскочке, кто тут всем управляет. Как бы ни был хорош Лукас Норт, ему все равно придется встретиться с кулаком, рвущим на части тело, словно металлический молот. Лукас, конечно попытался блокировать удар, но где там! Олег уже захватил руку Норта и уронил противника на пол, подсекая подножкой. Все, он  распростерт на полу, словно кукла. Конечно, не кричит, еще бы он издал хоть звук. Не тот типаж. Ну, что ж мы поможем ему закричать... 
- Неужели ты думаешь, что так и протянешь тут, ни разу не закричав от боли? Тебе не кажется это слишком уж чересчур?  - Заговорил Олег, справившись наконец с колпачком шприца, который вытащил из кармана рубашки. Может быть, некоторые тут и умные, ну а русский мужик, он еще и запасливый. Да и ситуацию может подвести к своему настроению. И игла вошла в руку Норта, давая возможность содержимому шприца влиться в кровь подследственного...
Пространства для маневра нет, как нет и возможности остановить несущийся навстречу кулак. Лукас ставит блок, но Даршавин легко пробивает его. Его масса теперь его основное преимущество. Захватывает руку Лукаса, вот и приемы спецназовские в ход пошли. И снова ослепительная вспышка боли, когда Олег выламывает плечо из сустава. Удар по ногам, потеря равновесия, пол бросается навстречу и жестко бьет Лукаса по спине, заставляя весь воздух лететь из легких. Какие там крики, когда дышать не можешь…  А Даршавин уже вгоняет в вену иглу. Лукас пытается вырваться, но куда там…
- No!!!
Отчаянный  крик оглашает камеру.
- Please, don't… - просит Лукас, но Даршавин и не думает останавливаться. Вводит препарат до конца, а потом, ударив наотмашь, погружает Норта в беспамятство.
Он пытается просить... мог бы сделать это раньше, а теперь поздно. Олега уже не остановить. Теперь будет первый урок послушания. Олег откинул шприц. Коротко глянул на Лукаса: ну ничего, тебе будет полезно. И наконец донес свой кулак до челюсти Норта. Чтобы действие препарата стало настоящим шоком. Иначе он просто поймет процесс.
- Ну, вот, придется повозиться, конечно, но надеюсь, ты будешь паинькой, - проворчал Даршавин и встал. Времени было достаточно, чтобы все приготовить. А приготовить нужно было многое. одними наручниками тут уже не обойтись.
Оглядев камеру, прищурившись, словно оценивая обстановку, хотя что там было оценивать. Все стоит на своих местах и нового ничего не появится пока сам Олег об этом не позаботится. А дальше все будет как по нотам. Пусть враг пока сил набирается. они ему ох, как еще понадобятся.
Олег склонился над Лукасом, оттянул пальцем нижнее веко, чтобы убедиться, что все идет в нормальном порядке. И подошел к двери. Гриша, конечно же, уже был у глаза и открыл без стука. 
- В камеру не входить. Все что там будет происходить вас не касается. - В который раз, уже как заклинание произнесенные слова. Они уже давно привыкли , что Олег теперь сам производит все, что касается методов допроса. Вот и сейчас будет то же самое. А им что? Они на посту. У каждого своя работа. И Миша с Гришей вытянулись в стойку, оставшись на посту.
 Старший следователь поспешил на склад за всеми необходимыми вещами. Там должна быть заветная коробочка и на этот случай. Вот уж где народ запасливый, так это на складе, все могут предусмотреть, почти как в сексшопе.
В этот раз проход о коридорам тюрьмы понравился Олегу больше всего. Предвкушение того удовольствия, которое он надеялся получить глядя в полные страха и боли глаза врага, и слушая его крик, не шло ни в какое сравнение даже с возможностью заехать ему в челюсть. Он уже знал, что дальше будет веселее...
Камера встретила его безмолвием и неподвижностью. Непохоже было, что Лукас пришел в себя и притворяется, чтобы внезапно напасть на Даршавина  и предпринять попытку побега. Олег усмехнулся собственным мыслям. С Лушанки убежать невозможно.
Жаль, что стул не прикручен к полу. Хотя в данном случае это не так и важно. Единственное, что сложновато усадить на него Лукаса. Он, оказывается, тяжелый. Все. Готово. Лукас привязан к стулу ремнями, руки и ноги надежно зафиксированы. Голова пока безвольно свисает. Что-то долго он в отключке. Вроде не так сильно его и приложил. Или сильно?
А пока Олег разложил на столе все, что приготовил сегодня для Лукаса. Не, ну хватит! Мне тут скучно одному!
Даршавин взял Норта привычно за волосы и поднял его голову.
- Просыпайся, спящий красавец!
А он по-своему красив. Оказывается. Правильные, но несколько хищные черты изможденного лица. Аккуратные уши. Высокий лоб. Густые брови. Губы тонкие, четко очерченные. И на скуле уже красуется кровоподтек. Для симметрии на челюсти еще один. А его это даже не портит.
Даршавин придирчиво осмотрел Норта еще раз, а потом рявкнул прямо в лицо.
- Подъем, мать твою!
Веки Норта задрожали, и он распахнул свои темные от страдания глаза. Непонимающе пошарил взглядом вокруг.
- What is goin on…
- Только не говори, что русский забыл.  Давай вспоминай.  В темпе. – С нескрываемой издевкой проговорил Даршавин.
Лукас попытался освободиться, дернул головой.
- Пусти.
- А то что будет?
Но волосы Норта все же впустил из пальцев.
Видимо, Лукас попытался пошевелиться. Потому что в следующую секунду он посмотрел таким взглядом на Даршавина, что тому даже стало не по себе. Этакая смесь ужаса, паники, отрицания и просьбы о помощи, которую Норт никогда не произнесет вслух.
- Что... что ты мне ввел? Я не могу пошевелиться…
- Сыворотку правды, - заржал Олег. Но резко осекся. – На самом деле не можешь? Так я ж тебя привязал! – Новый взрыв хохота.
- Я… я ничего не чувствую… - голос срывается на шепот, во взгляде сквозит отчаяние.
- В смысле? – Олег напрягся и обошел Лукаса вокруг. – Я делаю во так. Чувствуешь?
- Нет.
- А так?
- Нет…
Даршавин и не думал прикасаться к Норту. Но паники нагнал дай боже.
- Что происходит? Я… я что… парализован?
- Нууу… - протянул Даршавин, вновь встав напротив Норта, скрестив могучие руки на груди. – Наверное, я тебя лихо об пол приложил, что-то там и нарушилось…
- Мне нужно в больницу. Отведи меня к врачу.
Эта мольба в глазах. Бесценно.
- К врачууу? Это можно. Но прежде ответь мне на пару вопросов.
- Ты не понимаешь. Дорога каждая минута. Пожалуйста.
- Разве? А вот как по мне, так времени у нас навалом.
- Ты не понимаешь! – Лукас вот-вот сорвется на крик. – Я же останусь инвалидом!
- И останешься. Не велика беда. Мне нужно только то, что здесь, - Даршавин протянул руку и указал на голову Норта. - А остальное несущественно.
- Для тебя может, но не для меня!
Ага, заорал-таки. Значит, умеешь.
- А ты не волнуйся, не волнуйся. Навредишь себе только. Мы же договорились. Ты отвечаешь на пару вопросов, и я отправляю тебя в больницу. Договорились же?
- Да. – Чуть слышно отвечает Норт.
- Давно бы так, - ворчит Даршавин, усаживаясь на шконке. – С чего начнем…
Лукасу очень сложно сконцентрироваться на том, что говорит Даршавин. Даже на нем самом. Все вокруг как-то качается, искажается. А еще очень страшно и в то же время чуть ли не смешно. И очень хочется кому-то довериться. Рассказать, как ему сейчас невыносимо жутко как он боится остаться беспомощным инвалидом. Здесь. В тюрьме. Лучше сразу смерть. Неужели Олег правда вколол сыворотку правды. Эффекты похожи. Но, если так, то Лукас на самом деле парализован…
- Я расскажу. Да. Только обещай мне… обещай…
Это бормотание очень похоже на бред. О, повелся. А представлялся суперменом, которому все нипочем…
- Я тебя слушаю, Лукас. – доверительно склоняется к Норту Даршавин.
- Убей меня.
Дааа. Точно глюки начались.
- Убей. Обставь все как несчастный случай. Тебе поверят. Такое же случатся. Здесь. Почему бы не со мной? – горячечно шепчет Норт. – Это же так просто. Пожалуйста, убей меня. Я даже ничего не почувствую.
Даршавин всматривается в лицо Лукаса, пытаясь угадать, вот сейчас он врет или говори правду? Потому что их же готовили, делали невосприимчивыми к препаратам… нет, вроде все взаправду. Расширенные зрачки, не сфокусированный взгляд, испарина на лбу.
- Убей меня, - продолжает Лукас. – Я же все равно ничего не скажу…
Олег отшатывается от него, как будто получив удар тока. Как этот недоносок мог просчитать меня? Бьется под черепом мысль. Ну ладно. Я тебе устрою.
Он предвидел такой поворот дела. И подготовился к нему. Не будь он главным следователем.
- Ничего не чувствуешь, говоришь? Почувствуй вот это!
Он срывается с места, подлетает к столу, рывком разворачивая к себе Норта вместе со стулом. Берет с разложенного на столе наподобие несессера футляра тонкую длинную иглу и показывает ее Лукасу.
- Знаешь, что это?
Панический ужас в глазах Норта лучше всяких ответов.
 По мере того, как Даршавин приближается, медленно, как в фильме ужасов, хотя их разделяет не более пяти футов, Лукас в панике пытается уговорить себя, что он сильный, что он выдержит, но тщетно. Он хочет закрыть глаза, чтобы не видеть.  Но так еще хуже. И Лукас смотрит, не отрываясь, на блестящий кончик иглы.
- Ты знаешь. что это. Убить тебя? Не слишком ли ты торопишься? Так просто? Или ты думаешь, что ты что-то решаешь тут? Что все, что я делаю, это для тебя?  - удовлетворенно говорит Олег, наслаждаясь ужасом Лукаса. Но ему кажется этого слишком мало. Нет, наслаждение должно наполнить тут все пространство. - А ты представь, что это для твоей жены. Представил? Представь, что все, что с тобой было, я могу сделать и с твоей женой. Или ты думаешь, я и в самом деле подумал, что ты запал на прокуроршу?  - Улыбка Даршавина уже напоминала оскал. И если бы начала капать слюна, никого из них это бы уже не удивило. Омерзение и ужас читались в глазах Лукаса так же как удовлетворение и азарт в глазах Олега. - Представь себе, что твоя жена приезжает завтра сюда к тебе на свидание. Думаешь, наши специалисты не смогли ее убедить в том, что ты нуждаешься в ее визите? А теперь подумай, что мне помешает допросить ее? Кто  может изменить это мое желание? А? А я желаю увидеть ее ужас. Ее боль. Я желаю надеть блестящие браслеты на ее руки и насладиться ее обществом... А еще лучше, знаешь, поселить ее в камеру... - Даршавин обвел взглядом пространство, и без того сжавшееся плотным кольцом вокруг них. - Тут у тебя просто курорт. Не приходило в голову, что за это нужно заплатить? Тут в некоторых камерах по шестьдесят человек на двадцать коек. Спят в три смены. Но, думаю, для твоей жены и в таком перенаселенном месте найдется уголок.
Даршавин стоял перед Нортом. И теперь уже ничего не мешало ему осуществить все свои планы. И первое, что он хотел, еще ни прикоснувшись к врагу, увидеть невыносимый ужас в его глазах. И вот теперь он смотрел в эти полные бездны глаза. Потому что прекрасно понимал, что все, о чем только что сказал, Норт видел и чувствовал. Каждый удар. Который мог быть адресован жене Норта, отразился в его мозгу адскими мучениями. Даршавин опять схватил Лукаса за волосы. Запрокинув его голову. Олег смотрел в глаза.
- Очень хорошо, что ты меня понял. Прекрасно. Не думаю, что из перенаселенной зеками камеры она выйдет живой. - Пропитанное табачным дымом дыхание уже упиралось в лицо Лукаса, будто его сунули в жерло вулкана. -  Да и стоять на коленях в луже мочи ей тоже, наверное, будет не очень приятно. Помнишь, как это было? А воду? Помнишь воду, которая затекает в тебя, как в губку, и все вокруг становится звенящим от того, что вода распирает твою кожу. Хорошенечко вспомни все, что было с тобой. И чего не было пока, но могло бы быть. А теперь, подумай, стоит ли молчать. Стоит ли твое молчание всего ужаса, который завтра ей предстоит пережить.  - И сверкающий конец иглы приблизился к руке Лукаса...
Тем чудом уцелевшим клочком мозга, который еще сохранял способность рационально мыслить, Лукас понимал, что Даршавин этого не сделает. Ему не позволят. Не допустят, чтобы гражданку Великобритании, как хорошо, что Лукас настоял на смене гражданства… привезут на зону. Нет, Веточка в безопасности. Но его воображение, то самое чрезвычайно развитое, услужливо рисовало картины всего, что описывал Даршавин. Как Веточку на части рвут изголодавшиеся по женскому телу зеки. Как она стоит на коленях, а Миша с Гришей поочередно мочатся на нее, а потом запихивают ей в рот свои члены…
А Лукас ничего не сможет сделать, беспомощный калека, только умолять их прекратить…
Норт помотал головой, прогоняя наваждение. Но Даршавин взял его за волосы и заставил смотреть в глаза.
- Что, не вышло с прокуроршей, так весь мир вокруг виноват? – проговорил Лукас, не скрывая ни издевки, ни ненависти. Загнанный в угол зверь будет сражаться еще отчаяннее. – Ты можешь делать все, что тебе вздумается, извращенец х***в, моя жена мне уже не жена. Это первое. Она отказалась от меня, и мне все равно, что с ней станет. Второе. Если даже ты и сможешь каким-то образом достать ее, я скорее откушу себе язык и сдохну  кровопотери, чем заговорю с тобой снова. Так что подумай, если тебе еще есть, чем. Что стоит делать, а чего нет. Да, мое молчание многого стоит.  – Лукас скосил глаза, глядя на иглу. – Зря стараешься, я же ничего не чувствую.
Олег только ухмыльнулся и прижал руку Лукаса к стулу.
- Ну, это мы еще посмотрим, что ты чувствуешь, - и медленно стал вводить иглу под ноготь мизинца левой руки. - Попробуй, наконец, понять, что ты будешь чувствовать, что я захочу и когда я захочу, и я буду решать, кого из твоих близких стоит побеспокоить для вызова сюда.- Олегу нравился этот процесс, словно он выписывает предписание пациенту, но тот, вечно пропускает его слова мимо ушей. Вот и приходится прибегать к более серьезным мерам. А пациент  при этом еще и жутко орет, может, стоит заткнуть его рот кляпом? Первая игла заняла свое место. Доставляя Лукасу боль, от которой он все-таки закричал.
- Нет, кляп будет лишним. Мне пока нравится твой голос. - И в руках Олега была уже вторая игла. Правда он чуть замешкался, размышляя, стоит ли опять вгонять ее под ноготь....
 - Знаешь, мне что-то надоело смотреть на тебя, Олег был в каком-то порыве азарта и агонии. Откинув  голову Лукаса назад за волосы, он с силой рванул ее вперед. И всадил иглу в основание шеи, будто наслаждаясь новой порцией крика.
- А знаешь, мне нравится, как ты кричишь. Но я хочу, чтобы это был настоящий крик! Давай-ка еще разок. - И третья игла начала свое продвижение под ноготь мизинца правой руки Норта. Медленно, враскачку, словно пытаясь найти самый болезненный путь. Даршавин ждал, когда из горла Лукаса вырвется крик, похожий на тот, что ему слышится по ночам...
Ему все хотелось найти в этих муках врага отголоски тех мук, что терзали его самого каждую ночь. Каждый раз, когда он закрывал глаза...
Инстинкты вопили, избегай боли. Сознание противоречило, боли не будет, паралич же. Но она была. Да еще какая… Сначала Лукас не мог поверить, что это происходит с ним. Боль пришла с кончика пальца, свила свои клубки внутри, в районе диафрагмы, а потом начала распухать, увеличивать в размерах так стремительно, что заполонила собой все существо Лукаса, не оставляя ему возможности даже вздохнуть. Эта всеобъемлющая, подавляющая, застилающая сознание боль.
Норт пообещал себе еще в Москве. Что никто и никогда не услышит его крика. Обещание было забыто.
Это был даже не крик. Оглушительный, не имеющий ничего общего с человеческим, вопль бился в тесных стенах камеры, рвался на волю, но тщетно.
Когда Даршавин делал паузу  перед тем, как снова вогнать очередную иглу, Лукас мог судорожно втянуть в себя воздух. Чтобы были силы для нового крика.
Кажется, все пределы человеческой выносливости уже превышены. Но нет.
Лукас слышал, как сначала хрустнули позвонки, а потом что-то треснуло, и новая вспышка боли взорвала мозг.
И он кричал, кричал, пока не потерял сознание.
А Даршавин с наслаждением пил этот страх. Страх, ужас, крик, беспомощность, пил все это жадно, нервно, через край, словно боялся, что не достанется, что его оттолкнут от желанной чаши с жертвенной кровью. Ах, как жаль, что он отключился! Так хотелось смотреть в эти глаза, равные бездне и срастаться с ними в единое целое. Так чудесно было слышать эти вопли, словно наблюдать за действом высших сил в аду. Но, девятый круг еще не настал... До девятого круга нужно еще дойти, заслужить его, возродиться для него... Даршавин точно знал, что и сколько еще предстоит пройти Норту, чтобы обрести право считать себя избранным. Это тебе не отбор в МИ5, мать твою...
 И Олег, вздохнув, присел на шконку, чтобы, наконец, закурить, как будто после выпитой поллитры. Чтобы все доступное наслаждение смешалось в одном единственном теле, как доказательство его существования. Выкурив первую сигарету в три затяжки, Даршавин достал вторую. Помяв ее кончиками пальцев, прикурил от первой. Что ж если немного подождать, то он еще насладится возвращением боли в очнувшееся тело Норта. То-то он будет удивлен, когда обретет опять способность соображать и говорить... Это стоит увидеть... И Олег ждал, словно гурман, ожидающий невероятного блюда в ресторане.
Первой мыслью было осознание того, что это все же не паралич. Лукас поблагодарил бога за это. Горячо, неистово. Так он не молился даже в детстве, когда их с отцом во время рыбалки застигла буря. Отец молился, еще как, за них двоих. На то он и священник. А маленький мальчик, его сын, прислушивался к раскатам грома и думал, что, если их унесет вместе с палаткой, как Элли и Тотошку. Где бы он хотел оказаться…
А оказался в камере. Наедине с безумным психом  с садистскими наклонностями. Которому доставляет неимоверное удовольствие причинять другим боль. Просто так. С целью причинить боль и получить удовольствие.
- You lied to me. You fucken bastard.
Горло дерет как при ангине. Хотя Норт уже давно забыл, каково это. Болеть простудными заболеваниями. И в больничку попал исключительно по милости Даршавина. Как же Лукас его ненавидит…
Любая попытка пошевелиться приводит к новой вспышке боли. Лукас скосил глаза и увидел иглы, торчащие у него из пальца. Приступ тошноты удалось подавить, хоть и с трудом. Еще одна должна быть в шее. Она еще там? Лукас боится даже пошевелиться, чтобы не навредить себе еще больше.
-Why are you doing this to me?
Этот вопрос должен был прозвучать негодующе, грозно, а получилось сдавленно и робко, как будто Лукас боялся услышать ответ.
Да. Боялся. Потому что знал его. Потому что Даршавину это нравится. Ощущение власти над чьей-то жизнью. Контроля. Он упивается собственной мощью и беспомощностью Лукаса. Как вампир пьет его страдания. Ненасытно, жадно. А потом, как после полового акта закуривает свою сигарету. Как это называется? Замещение? Или это другое? Мысли все еще путаются.
Но пока Двршавин сидит на шконке, он не опасен. Нужно пользоваться этой передышкой.
К боли можно привыкнуть. Даже если кажется, что твои внутренности наматывают на зубчатый вал и вытягивают из тебя медленно, но верно. Лукас часто и прерывисто дышит, смаргивая подступающие слезы. Будь она проклята, эта непроизвольна реакция организма. Он итак уже из последних сил старается держаться. Еще немного…
Олег смотрит на Лукаса. В этом взгляде почти нежность, признательность за доставленное удовольствие. Он выдыхает ком дыма, словно другой мир, разглядывая фигуры, возникающие в нем. Что Лукас... С Лукасом все ясно, его существование здесь создано для Олега. Точнее, Олег выбрал его для удовлетворения своих желаний, потребностей, нужд. И он сделает все, что наметил в своем плане, иначе стоило затевать все это... Но, как же он мил, когда пытается не выпустить слезы. Словно непослушные стихийные бедствия, слезы неподвластны Лукасу.
 - Надеюсь, ты понял, что со мной лучше говорить? - Умиротворенный голос Олега не оставлял шансов, все может повториться в любую минуту, в любом наборе вариантов боли. - Не будешь ли ты столь любезен, ответить мне на парочку вопросов? - как же Даршавину нравился этот Норт, просто можно было чувствовать себя джентльменом. - Расскажи-ка мне поподробнее, с кем, где и для каких целей тебе приходилось работать в России? Лучше с адресами, паролями и фамилиями. Я слушаю.
Все. Точка. Дальше или последует ответ или следующая игла, которая уже в руках Даршавина сверкает, словно игрушка с рождественской елки...
- Я… я скажу.
Едва слышно выдохнул Норт. Ему жизненно необходима передышка. Тем более, вопрос задан так некорректно. Наверняка Даршавн ищет новый повод продолжить пытки. Но Лукас просто не выдержит. А он должен держаться. Нет, он не даст этой деревенщине сломать его. Как же мысли Норт расходятся с тем, как обстоят дела в реальности… Он готов на все, на что угодно, только бы эта боль прекратилась. Пожалуйста…
- Мне не собраться с мыслями, когда они там, – выразительный взгляд на иглы. Непрошенная слеза все же сорвалась с ресниц и скатилась по щеке, оставляя тонкую дорожку на впалой щеке. – Твоя взяла. Ты победил. Будешь писать или так запомнишь? – все-таки Норт остается собой даже в такой ситуации. Он не может позволить своему внутреннему стержню разломаться на тысячу осколков, пока нет. Еще нет. Ситуация еще не безнадежна. Всего лишь иглы под ногтем…
- Мешают? Странно. - Олег издевался с таким же удовольствием, что и вводил в тело Лукаса эти иглы. - Надеюсь, ты не думаешь, что по твоей просьбе я вытащу их из тебя? Глупо было бы предполагать, что я мучился, вгоняя их в тебя, для того чтобы вытащить их тут же. Посмотри, как забавно, - и Даршавин взялся за конец торчащей иглы, чуть подергивая ее из стороны в сторону. А потом, глядя на слезы, катившиеся по щекам Лукаса, произнес. - Теперь ты понимаешь, зачем я это сделал? Уж будь любезен, говори все, что мне хочется слышать, может быть, тогда мне не придется сплетать из этих иголок косичку. Хотя... я не решил еще, какие узоры я хочу видеть. У тебя есть время говорить, а у меня есть время понять чего ты достоин. 
И Олег опять сел на шконку, закуривая очередную сигарету, но уже с нетерпением и нервно, его благодушное удовлетворение было на исходе. Еще минута... и...
Лукас весь сжался, насколько позволяли его путы, когда Даршавин стал к нему подходить снова. Нет-нет-нет-нет-нет… Пожалуйста не наааа…
Тихий стон вырвался сквозь сжатые до хруста зубы. Лукас уже не пытался сдерживать слез и не стыдился их. Ему было уже все равно. Лишь бы только эта боль, эта ужасная боль прекратилась. Он не может дышать, его легкие разрываются от недостатка воздуха, как будто он  на самом деле опускается все глубже и глубже под толщу воды. Он смотрит наверх и видит лучик света, который становится все тускнее и тускнее…
Но Даршавин не дает впасть в беспамятство. Не превышает тот порог боли. Который приведет к забвению.
Да, Лукас понимает. Понимает, что его единственный путь к спасению из этого ада – это начать говорить. Что угодно. Желательно то, что устроило бы Даршавина. С Уортом же проскочило…
- Я же сказал, что буду говорить! – Лукас снова срывается на крик. Ему тошно от самого себя, но это контролировать он не может. – Понял я все… понял…
Даршавин с видом победителя возвращается на шконку, а Лукас все еще не может продышаться, погасить истерику, контролирующую его сознание и реакции организма. Уже ясно, что иглы там и останутся. Возможно, на всю ночь. Так бывало. Только не с иглами. Выжил? Выжил. И в этот раз сможешь.
Норт втягивает в себя воздух, задерживает дыхание и выпускает его. Так несколько раз Даршавин ждет, хотя видно, что его терпение на исходе.
Нужно поторопиться.
- Я работал в секции двусторонних отношений. Моим непосредственным начальником был Боб Хенсон. Советник.  От него я получал задания. Кроме него в нашей группе были Моника Сандерс, Пол Мидли и Герберт Монк. Как известно, одной из самых важных форм работы сотрудников дипломатических представительств является информационная деятельность в стране пребывания. Ее условно можно разделить на две составляющие. Это сбор, анализ и передача информации своему правительству и  разъяснение позиции своего государства по тому или иному вопросу.
Лукас сделал паузу, перевел дыхание. Даршавин слушал, не перебивая. Интересно, сколько еще он будет делать вид, что ему интересно наблюдать, как Норт излагает прописные истины, можно сказать, основы работы любого посольства.
- Вам, несомненно, знакома Венская конвенция о дипломатических сношениях?  Так вот в ней сказано, что выяснение всеми законными средствами условий и событий в государстве пребывания и сообщение о них правительству аккредитующего государства является одной из функций дипломатического представительства. Надо сказать, что работа в этом направлении отличается большим разнообразием. Источниками получения информации являются беседы, средства массовой информации, собственные наблюдения дипломатов.
И снова пауза. И опять Даршавин молчит, не перебивает. Делает вид, что весь обратился в слух. Неужели ему и правда все это интересно?
Зато Лукас смог сконцентрироваться на том, что говорит, и хоть немного отвлечься от боли. Она отошла на второй план, стала притупленной и как будто отдельно от него.
- Задача дипломата состоит в том, чтобы глубоко изучить, проанализировать события, явления, факты общественно-политической жизни страны и объективно проинформировать о них свое правительство. Иногда уже на этапе анализа и обобщения делаются предложения о каких-либо дипломатических акциях.
Тоном лектора привычного к чтению лекций благодарной аудитории, продолжал вещать Норт.
- Основными документами, в которых содержится передаваемая информация, являются шифрограммы, записи бесед, обзоры прессы, краткие информации, справки, записки, отчеты, аннотации и переводы всевозможных материалов и т. д. Наиболее срочная информация передается по каналам электронной связи, а информация обобщающего и аналитического характера направляется диппочтой. Традиционным в информационно-разъяснительной работе дипломатов в стране пребывания является выпуск и направление в МИД, диппредставительства других стран, редакции крупнейших газет пресс-бюллетеней и пресс-релизов. В них обычно публикуются строго официальные сообщения, тексты некоторых документов…
Слушая тревожный торопливый голос Норта, Даршавин впадал в нирвану. Чуть покачиваясь, он выпускал кольца дыма изо рта и прикрывал глаза, стоило все это сделать, чтобы слышать этот треп? В любом случае стоило.
- Ну, хорошо. По крайней мере, мы оба поняли, что говорить ты можешь. - Чуть с хрипотцой проговорил Даршавин. - Уже не плохо. Теперь бы понять другое. - Олег опять встал, прекрасно понимая, что одно это уже заставляет Лукаса сжаться в комок и ждать новой порции боли. Вполне хорошая реакция организма, пусть и этот рефлекс будет выработан до автоматизма. Пока следователь сидит и улыбается, как сытый кот, лучше говорить, а не тянуть время. А если следователь встал на ноги, что само по себе уже плохо. Желательно не просто говорить, а говорить правду и только правду, как на исповеди. - А теперь давай-ка мы проверим, можешь ли ты говорить правду. Как думаешь, сколько времени ты сможешь выдержать, если я не начну верить твоим словам?
Даршавин опять заходил кругами по камере. Просто желая вызвать у Норта ощущение тревоги и ужаса, хотя и без того понятно, что больше ужаса в глазах нужно еще пойти и поискать. Если конечно не сделать проще - добавить боли ему сейчас, когда действие препарата закончилось, и он будет не только чувствовать боль каждой клеточкой своего тела, но и обязательно начнет дергаться, причиняя тем самым себе еще большую боль. Эта мысль понравилась Олегу, но видеть Лукаса второй раз без сознания он тоже не хотел. Нужно давать боли столько, сколько тот сможет вынести, не отключаясь. Это Олегу нужен отдых, а Лукас должен чувствовать постоянно. Конечно, желательно, чтобы это была боль. Чтобы он говорил с нескрываемым желанием и интересом.
- А теперь я хочу услышать про твое последнее задание. Ты ведь уже все проанализировал. Что ты должен был сделать? Что успел сделать, почему тебя взяли? Где прокололся? И кто был рядом с тобой в тот момент? Кто мог знать о твоем задании кроме непосредственного руководителя? В общем все, о чем тысячу раз передумал.
Олег подошел сзади, взял голову Лукаса в руки так, будто уже и слушать не хотел, а мечтал только сделать резкое движение до характерного хруста... Но нет, он не хотел слышать этот хруст, вот так свести пальцы на шее Норта и сжать их, чтобы тот начал ощущать нехватку воздуха, чтобы в его мозгу горела жуткая красновато-фиолетовая паника, и смотреть, как он пытается вдохнуть...
Казалось, Даршавин входил в транс. А ничего удивительного, повредившийся мозгами на войне спецназовец еще и не такое может выкинуть…
Но это было лишь заблуждение со стороны Норта. Олег внимательно его слушал, а потом опять вошел в свой режим истребителя. Благо, камера была просторнее, и было, где развернуться. И начал нести какой-то бред насчет правды. А где гарантия, что сейчас только Лукас говорил НЕ правду? Или, быть может, правдой здесь считается только то, что сам Даршавин хочет услышать? Поди догадайся, что именно. А до тех пор ты обречен на вечные страдания. Хочешь остановить их – ищи способы это сделать. Легко сказать, особенно, если ты ни разу не ясновидящий. Да и ясновидящий в два счета заблудился бы в этих диких непроходимых дебрях спутанного сознания Даршавина.
Попробовать, конечно, можно терять-то нечего. Кроме собственной жизни…
Когда один человек долго заставляет другого испытывать сильную боль, тело рецепиента начинает жить отдельно от разума, подчиняясь исключительно инстинкту самосохранения. И Лукас вздрагивает, отшатывается, сжимается в комок, насколько позволяют веревки. Они больно врезаются в кожу, оставляя ссадины, но это даже не идет в сравнение с тем, что делает, делал или будет делать Даршавин.
Если бы Лукас знал, он бы набрал в легкие побольше воздуха. И все равно бы его не хватило. Он судорожно дергается, пальцы скребут воздух, на шее вздулись вены, сердце вот-вот разорвется, а глаза вылезут из орбит. Смерть была бы таким простым выходом. Но инстинкты берут верх. И Лукас сопротивляется.
Олег с ликованием ощущает в руках бьющееся тело. Его трепет сродни цветку, бьющемуся на ветру за жизнь. Или оргазму,  доводящему до конвульсий, но служащему началом новой жизни. Все правильно, все так и должно быть. Но хорошего понемногу, и Олег чуть ослабил хватку, давая возможность кислороду проникнуть в легкие Лукаса. Само по себе кислородное голодание рождает новые ощущения, способные изменить сознание. Может быть, Норт уже понял то благо, которое Даршавин пытался ему подарить?
Олег выдернул иглу из шеи Норта. Ничего страшного, возможно, она еще пригодится, если тот все еще будет тянуть с ответом.
- Так я так и не услышал про последнее задание. - Словно строгий учитель, назидательно - угрожающе произносит Олег, - Может быть все же, добавить тебе пару игл для настроения? Видимо, твои воспоминания нужно освежить. - И Олег встает прямо перед Нортом, чтобы тот видел эти иглы, готовы войти ему под ногти в любую секунду.
- Что ты должен был сделать в последний раз? Кто был рядом с тобой? Почему ты провалился, а тот человек нет? Кто еще мог знать это задание? Думай! Говори! перерабатывай кислород, иначе ты можешь лишиться и его!
Даршавин опять сорвался на крик. Ему явно не хватало зрелища мук Лукаса, чтобы оставаться спокойным....
А ведь так близко было, так близко… Лукасу кажется, что он побывал в каком-то ином, прекрасном мире, где нет боли, нет пыток, не нужно сражаться за выживание. Там уютно, спокойно, там царит умиротворение и покой.
Но Даршавин не дал остаться в этом замечательном месте. Грубо вернул Лукаса в полную страданий реальность, ослабив хватку на горле и вытащив иглу из шеи. Именно этот звук, скрипучий, многократно усиленный шумом крови в ушах, возвращает Норта к жизни.
Судорожно втянув воздух, Лукас начинает кашлять. Горло дерет уже совсем сильно. Любая попытка заговорить приводит к новому приступу кашля. А Даршавин делает вид, что не понимает, в чем дело. Или ищет новый повод вогнать свою иглу куда-нибудь еще.
Собравшись с силами, Норт поднимает голову, источник боли перемещается от руки в шею, заставляя зажмуриться. А потом едва слышно хрипит.
- Пить дай…
Господи, ну до чего же народ пошел... Но посмотрев в глаза Лукаса, Олег осекся... Хочет воды? Да, пожалуйста!
- Хочешь, иголки вытащу? - сочувственно шепнул Олег, и, получив ответ только глазами, опять шепнул. - Сейчас. Потерпи.
Олег берет вату, смачивает в спирте, накладывает на палец и вынимает иглы. Кто бы сомневался, что все это вызовет новую волну боли? Олег это знал точно и сделал все так, чтобы и этим действием насладиться в полной мере. Он смотрит в глаза Лукаса не отрываясь, пьет его боль, его крик, впитывая его муки в свою душу, как  бальзам. Отлично получилось. Ах, как хочется все это повторить еще разок... Но, пока ему хватит и этой боли, нужно же еще и информацию получить. Потом Даршавин берет бутылку с водой, стоящую у ножки кровати. Как и обещал Олег, вода у Лукаса теперь есть всегда. Другое дело, может ли он воспользоваться этой водой без посторонней помощи. Ну, это уже детали..
Оле медленно откручивает крышку и пластиковой бутылки, держа ее перед глазами Лукаса. Очень долго. Будто желая убедиться, что тот на самом деле не может обойтись без воды. Потом обхватывает голову Лукаса левой рукой, чтобы тот не качнулся или не дернулся. И подносит горлышко бутылки к губам  Норта... Вот сейчас тот должен почувствовать всю власть Олега. Его полное владение им, Лукасом. Во всех смыслах и чувствах.
После нескончаемой агонии даже изменение в интонации способно поднять такой шквал эмоций… Стоит Олегу заговорить с Лукасом иначе, не в обычной грубой и властной манере, как тому незамедлительно хочется довериться, спрятаться, сбежать от всего этого нестерпимого ада. Неужели Даршавину надоело его мучить…
Да-да, воды. Именно. Дайте…
Но вопрос совершенно о другом. Хочет ли он, чтобы Даршавин достал иголки? Это шутка такая? На себе попробуй и узнаешь, каково это… Волна злости, которую так тщательно возрождал в себе Норт, так и не поднялась. И все, на что способен Лукас, это умоляюще посмотреть на Олега. Даже кивнуть не получается. Шея совершенно онемела. Что, если он задел какой-то нерв… да не все ли равно…
Господи боже! К этому не подготовиться. Снова боль скрутила внутренности, заставила задохнуться, а потом дико заорать, выгнувшись на стуле. Лукас уже не может контролировать свои реакции. Они ему неподвластны. Боль и не думает утихать, а сил на крик уже нет.
Норт чувствует, не видит, как в губы упирается пластик. Он открывает рот, а Даршавин уже тут как тут. Держит его голову. Вот что от него ожидать? Что просто даст попить или шею свернет? Лукас уже начинает испытывать постоянный страх. Это плохо, очень плохо, это верный шаг  к погибели. Но это выше его сил. Противостоять этому чувству.
А Даршавин подождал, пока Норт продышится, сделает несколько глотков, все так же осторожно, даже бережно поддерживая его голову. Потом поставил бутылку на стол и принялся развязывать веревки и снимать браслеты, все еще стараясь сделать так, чтобы Лукас не свалился со стула. Потом помог подняться и довел до шконки, поддерживая, будто самое драгоценное в жизни существо. Ну, еще бы! столько волшебных минут удовольствия ему еще никто не доставлял! Он был на сто процентов уверен, что Ксения Николаевна не смогла бы подарить ему ТАКИЕ необыкновенные ощущения.
Присев на шконке рядом с Лукасом, Олег обнял его за плечи, чуть покачивая, будто в колыбели.
 - Ты пойми, мы же с тобой одни во всей вселенной, - тихонько, рядом с ухом Лукаса шептал Олег, - у тебя есть только я, ну представь, кто тут может быть вместо меня? Не думаю, что тебе будет приятнее в обществе Миши. Ты уж, постарайся, вспомни все. Как в кино, смотрел?
То, что происходило дальше, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даршавин не только напоил, но еще и отвязал Норта. Лукас, конечно, не в состоянии был самостоятельно даже на стуле сидеть, его тело наотрез отказывалось с ним сотрудничать, еще бы. Подвергли таким испытаниям. Если бы не Даршавин, Норт кулем свалился бы на пол. Но тот не дал. Отвел на шконку.
И в этих сильных теплых объятиях Лукас окончательно потерялся.
Так хотелось спрятаться, вжаться, пропасть… Стать таким маленьким, чтобы никто не нашел. А этот обволакивающий мягкий голос… В ответ на его доброту хочется отплатить тем же. За доверие доверием. На самом деле, кто? Кто избил Мишу, когда тот измордовал Норта? Олег. Кто так трогательно ухаживал за ним в больничке? Приносил разные домашние вкусности? Опять же Олег.
Четыре года. Четыре года Лукас провел за решеткой, и кто-нибудь, когда-нибудь отнесся к нему с таким пониманием и заботой, как Даршавин? Никто и никогда.
Вот так мозг выбирает то, что ему выгодно в данный момент. Так работает защитный механизм. Так удается выживать там, где выживание в принципе невозможно…
Лукас кивает в ответ, давясь словами, быстро говорит. От волнения акцент проявляется сильнее, но разобрать можно.
- Я должен был встретиться с преподавателем Российского государственного университета нефти и газа им. И.М. Губкина, профессором Солодовниковым. Обсудить с ним возможности стажировки студентов. По обмену. Русские в Британии, английские в России. У нас была договоренность. Он ждал меня на кафедре. Я хотел к нему поехать, но …
Лукас осекся, воспоминания придавили, как тяжелая плита.
Кто был последний, с кем он говорил перед отъездом? Перси Дункан из отдела экономики. Он еще сказал, что в такую погоду хозяин собаку из дома не выгонит. А Лукас ответил, что он-то не собака, ему повезло меньше. Посмеялись. Разошлись. По дороге Норт обнаружил, что бензин почти на нуле, хотя он всегда вовремя заправлял машину. Пришлось заехать на заправку по пути, а когда возвращался к машине…
Олег слушал. Слушал, словно именно этого и добивался. Обнимая Лукаса, как родного, покачивая его, успокаивая, чуть поглаживая по руке, он внимательно слушал то, что ему было абсолютно не нужно... Но, кто знает, что может понадобиться в этой дыре..
 - Перси Дункан? Это твой напарник? Он мог быть причастен? - Олег не менял позы, не менял интонации голоса, даже почти не дышал, лишь бы не спугнуть эту робкую птичку, со странным названием - Доверие...
 Лукас должен научиться не просто доверять ему каждую мысль, но нуждаться в этом процессе передачи любой мысли, любого слова из уст в уста.
 - Ты говори, говори, поверь, станет легче. Я для тебя все сделаю, вон ты умница какой у меня, - Даршавин опять бормотал на ухо Лукасу полный бред, словно намереваясь свести того с ума. - Понимаешь, пока ты говоришь, мы с тобой одно целое, один организм, готовый бороться и побеждать. Мы все сможем пройти и все преодолеть, слышишь? - Олег чуть-чуть прибавил силы в голос, - Ты же вон какой сообразительный, ты только подумай, сопоставь факты, тот кто подставил тебя, знал гораздо больше чем ты. И он сейчас получает дивиденты, а ты маешься тут. Разве это справедливо? Разве предатель не должен быть наказан? Думай, Лукас, думай, мой хороший. Мы должны размотать этот клубок.
 И Олег покрепче обнял Лукаса, чтобы его боль впиталась в большое горячее тело Олега, словно в губку, растворяясь в нем и притупляясь. Чтобы то облегчение, которого можно было добиться только словами и тесным контактом было достаточным, чтобы ощутить эту защиту, заботу, поддержку...
Это было такое забытое чувство. Безопасности. Тепла. Заботы. Всего того, что Норту так не хватало уже так давно. И как попавший в бурный поток хватается за торчащую над водой ветку, зная, что она не выдержит, обломится, но хоть ненадолго даст иллюзию спасения, также Лукас цеплялся за Даршавина. Буквально. Мертвой хваткой вцепился в рукав, прижался к Даршавину, вплавился в него. И все равно колотит крупная дрожь. Еще одна непроизвольная реакция организма. Последствия пережитого стресса и боли.
- Перси? Напарник? Да боже упаси. Он из-за стола вставал только для того, чтобы сводить свой зад до автомата с кофе и шоколадками. Хотя экономист был от бога. Просчитывал все на раз. Он был затворником. Полная мне противоположность.
Это было как придти из школы и в уютной светлой кухне за обедом рассказывать маме про свой день. Здесь и гордость за свои победы, и столь необходимое от нее сочувствие, если случались поражения. Такие же теплые и нежные объятия. И заверения, что ее сын самый лучший.
Вот как сейчас.
- Знаешь, сколько я об этом думал? У меня было время, поверь мне. Но не сходится ничего. Понимаешь? Не сходится. Все было просчитано до мелочей. Прикрытие было идеальным.
Что толку уже скрывать, что он был шпионом, когда сто раз подтвердил это невербально…
- Я знаешь, чего не пойму?
- М-м?
- Что ты со мной возишься. Все данные, что я знал, давно устарели. А те, что по сей день актуальны… Так у меня не тот уровень доступа…
Так что клубок размотать не получится.
Вот сейчас начнется. Разочарование. Выбросит как надоевшего щенка. И поделом ему. Ишь. Тепла он захотел. Безопасности. Самому-то не смешно?
Вовсе нет. Хоть ненадолго побыть не затравленным зверем, а человеком, судьба которого хоть кому-то небезразлична. Это что, слишком много?
- Глупыш ты, давай-ка я тебя уже уложу баиньки, а то переволновался ты сегодня. - И Даршавин начинает возиться с постелью, тихонько мурлыча какую-то песенку. - Все у тебя будет хорошо, и мне с тобой тоже хорошо, не переживай. Мы  с тобой еще горы свернем. Давай-ка, я тебе помогу, поддержу, все сделаю. Давай-ка... укладывайся...
Укладывает Лукаса на бок, словно ребенка и сидит рядом с ним, пока тот не засопит размеренно и сладко, словно это не он совсем недавно терзал его, подвергая жуткой боли. Будто не он бил его, вымещая на несчастном свои промахи и страхи.
Но и Лукас, и сам Даршавин, будто забывают обо всем, что произошло и, просидев  пол ночи в обнимку, уже и спать готовы вместе, будто братья или закадычные друзья, которых не смогут разлучить никакие беды и ссоры. Даршавин еще какое-то время сидит возле уснувшего Лукаса, потом тихонько собирает все побывавшие в употреблении предметы, все нужно будет сдавать на склад по описи. Ставит бутылку с водой у ножки кровати, проверяет еще раз все ли убрано, и как дышит Лукас и уходит, не забыв дать инструкции сторожам. Все, его дело сделано. Лукас теперь будет в рот ему заглядывать и выполнять любой каприз. Ну, а если что, всегда можно будет повторить операцию ...
Подъем по расписанию еще никто не отменял. И Лукаса грубо выдирают из небытия, в котором ему так нравится прятаться от жестокой реальности. Норта подбрасывает на шконке, он принимает сидячее положение, пытается сфокусировать взгляд.
- Подъем, мать твою! - Орут из-за двери. А кажется что над самым ухом. Лучше встать, не доводить до крайностей.
Лукас поднялся с кровати и отошел к окну. Что вчера было? Это был сон или явь? Ноющая пульсирующая боль в левой кисти подтверждает, что иглы были настоящие. Как и синий ноготь на мизинце.
Ужасно болит шея. Любая попытка поднять голову заканчивается болезненным стоном и отказом от этой мысли.
С этим понятно. Даршавин его пытал. А дальше? Дальше тоже все было на самом деле? Он убрал иголки, обработал ранки спиртом, который предусмотрительно принес с собой, они были вот тут, на столе. Лукас подошел к столу. Ни намека на то, что на нем что-то лежало. Даршавин не из тех, кто будет оставлять следы.
Лукас сел на стул и положил руки на подлокотники. Крупная дрожь прошла по телу. Вот так вчера он сидел. Привязанный. Даршавин загонял под ноготь иглы. Боль вернулась с новой силой. А одну в шею. Боже… Дай мне сил пройти через это… А потом. Да. Потом он их достал. Сложил в какой-то чехол на столе. И стал спрашивать. Про Москву. Про посольство. Нет, про это он спрашивал еще раньше. Он хотел знать про последнее задание Норта. И что тот ответил? Что… рассказал про своих коллег, которые никоим образом не были причастны к шпионской деятельности. Хоть запроверяйся. Про встречу с профессором, которая не состоялась. Целью был вовсе не сам Солодовников, а его сын. Вот кого Норт хотел завербовать с целью использовать в будущем. Но об этом он же не сказал Даршавину? Нет. Блок стоит надежно. А что было дальше… Лукас до сих пор помнит эти теплые сильные руки, ласковый голос, слова утешения.
Все у тебя будет хорошо, и мне с тобой тоже хорошо, не переживай. Мы  с тобой еще горы свернем…
Мы? МЫ???? Этого еще не хватало. Только не я. Только не со мной. Нет. Я не испытываю к нему никаких теплых чувств. Никакой привязанности. Это не Стокгольмский синдром. Этого больше не повторится. Нет.
Окошко с лязгом открывается, вот и завтрак. Пока Лукас давится непонятного происхождения сероватой массой, он продолжает вырабатывать для себя линию поведения с Даршавиным.
Вопреки ожиданиям Норта Даршавин не поступил, как в прошлый раз, когда после задушевных бесед пропадал на неопределенное время. Он пришел почти сразу после завтрака. Такой же приторно-ласковый, как прошлой ночью.
- Как мы себя чувствуем? Я смотрю, не очень. А что у нас болит? Может, дядю доктора позовем?
Лукаса тошнит от этого притворства. И он молчит. И когда Даршавин начинает задавать вопрос по поводу его работы в посольстве, тоже молчит.
- Да что с тобой, Лукас! Не с той ноги встал или что? Вчера как душевно поговорили! – возмущается Даршавин.
А Норт думает, то вчера, а то сегодня.
Олег старается изо всех сил. И так, и этак. И уговорами, и угрозами. Все как об стенку горох. Тогда он произносит эту страшную фразу.
- Сам напросился.
И тут же бьет по лицу. Потом серия ударов по корпусу. Лукас отлетает к стене.
- Что, сегодня не защищаешься? А что так?
А что толку, если от этого еще хуже? Даршавин только звереет, если ему противостоять. А Норт себе не враг.
Олег поднимает Лукаса за грудки, притягивает к себе, смотрит прямо в глаза, душа табачным перегаром Норту в лицо.
- Будем говорить или будем молчать?
 Лукас говорить не собирается, и это читается в его прямом, полном ненависти и презрения взгляде.
- Хорошо.
Даршавин с силой швыряет Норта в стену. Не дает упасть на пол, подхватывает и швыряет снова и снова. Пока тот, неудачно приложившись головой, не теряет сознания.
Так продолжается день за днем. Истязание ради истязания.
А потом обязательно фаза утешения. Даршавин может и льда принести, чтобы приложить к ушибам.  И выбитое плечо вправить. Он всегда добивается того, чтобы Лукас затих, перестал сопротивляться. Дал себе помочь. Олег как будто укрощает дикого зверя, которого сам же и растравил. Это как маятник, в высших точках амплитуды которого агонистическая адская боль и утешение, примирение, врачевание ран. Это ломает все установи в мозгу Лукаса, все барьеры. Что он поставил, с треском рассыпаются тысячей осколков… И все крепче формируется эта модель. Избиения – утешение. Пока что подсознательно.
А на деле Норт продолжает демонстрировать свою непокорность, ненависть и независимость. Он всего лишь позволяет Даршавину помогать себе. Потому что Лукас знает, что ему так будет легче, и готов переступить через гордость ради улучшения собственного состояния. Только так. Ничего иного.
Как это раньше говорили?... С чувством выполненного долга Олег вернулся в общагу. Спал не хуже Норта, словно младенец, напившийся молока. Инстинктивно посасывая воображаемую грудь... Хотя, конечно до таких прелестей не дошло, но было от чего порадоваться. Утром с прекрасным настроением на работу... И что? Как бы не бился Олег, Лукас, словно колючий ежик, фыркал и старался выпятить иголки. Вот же неугомонный, как его нужно покалечить, чтобы он, наконец, перестал изображать потерю памяти? Ну, ничего. Есть кое-что лучше побоев и пыток. Хотя и от побоев Олег не собирался отказываться. И он колотил Норта с наслаждением и чувством превосходства. А потом... Потом так жалел, утешал и сочувствовал, что и сам верил, в эти поглаживания и похлопывания по плечу.
Каждый день или через день, три раза на дню или каждый час ночи, но Даршавин методично приучал Норта к побоям и утешению после них. Его рука была и карающей десницей, и ласковой ладонью нежного и чуткого утешителя. Все равно никого другого увидеть рядом с собой Норту никогда уже не посчастливится... Эту мысль Олег тоже внушал постоянно, то вколачивая с болью, то впитывая в поры кожи вместе с нежным касанием.
Только вот не стоило думать, что старший следователь упустил хоть одно слово из всех сказанных Лукасом. Нет. Даршавин не из тех, кто спрашивают просто для галочки. Каждый  вопрос имел свою цену, и каждый ответ мог быть использован против ответившего. И ничто уже не могло изменит его участь, только время. На все требовалось время. Вот  его и пришлось принести в жертву отношениям следователя и подследственного. Сколько бы времени Лукас  ни стирал у себя на утро память о прошедшем дне, Даршавин все равно возвращал ее пытками или лаской. И так по кругу, как в аду. Только больше и страшнее - каждый день становился адом. Без выходных и праздников. Каждый день был пропитан сценарием Даршавина, словно залежалая губка грязной вонючей водой...
И всякий раз, когда Даршавин казнил или миловал, он внушал одно и то же. Здесь никого нет. Только ты и я. Никто не придет и не спасет тебя. Хотели бы они это сделать, разве не сделали бы давно? Как сам-то думаешь, легко человека с дипломатическим иммунитетом запрятать в каталажку? Между дипломатическим скандалом и замалчиванием они выбрали замалчивание. Они от тебя отказались, стоило тебе один раз оступиться. А ты так рьяно защищаешь их секреты. Ради чего, Лукас? Ради кого?
- Что ты хочешь услышать? – задыхаясь, хрипел Норт, давясь собственной кровью.
- Для начала, что ты со мной согласен.
- А потом?
- Суп с котом! – ржал Олег,  все начиналось по-новой. Побои, издевательства…
И когда в голове Лукаса сформировался этот паттерн побои – унижения – исцеление – утешение, Даршавин резко сломал его. Теперь его действия были непредсказуемыми. Он мог не выходить из камеры сутками, а мог не появляться неделю, а то и дольше. Иногда Лукаса отводили в допросную. Даршавин мог придти, задать свои обычные вопросы насчет связей Норта в России, а мог и не приходить. И Лукас часами сидел, прикованный к столу в этой ужасно неудобной позе, после которой приходилось вспоминать, как люди ходят.
И в один прекрасный ужасный день Лукаса привычно привели в допросную и приковали к столу. Он уже приготовился к долгому ожиданию, когда за дверью послышался какой-то шум. Потом в комнату ввели мужчину преклонных лет. Со следами побоев на лице, одетого, в отличие от Лукаса, в тюремную робу. Посадили напротив. Наручники так и оставили. Даршавин отпустил конвой и встал в выжидательную позу. Пауза затягивалась.
- Что, так и будете сидеть, как неродные? Поздоровайтесь хоть.
- Здрасьте, – прошамкал старик.
То ли протез забыл надеть, то ли зубы ему выбили уже.
- Да лааадно. Не так много времени прошло. Не притворяйтесь, что друг друга не узнали.
Даршавин зашел за стул старика и за волосы поднял его голову.
- Это кто? – склонившись к старику, спросил Олег.
- Не имею чести. Я этого человека вижу впервые.
Ну, что ж, не первый раз на его допросах люди теряют память... Разве Олег был бы Олегом, если бы не был готов к этому? В минуту старик оказывается зафиксированным у стола так, чтобы в распоряжении Даршавина была вся спина. Но бить Олег начинает не его, а Лукаса.
На уже уставшие, вытянутые мышцы спины опускается странное орудие пыток. В руке Даршавина мокрое очень плотно скрученное полотенце, молотит дай Боже, но следов не оставляет. Попробуй потом докажи, что к тебе вообще прикасались. Если не считать красные полосы от наручников, никаких следов насильственных действий не будет.
Несколько ударов по спине Норта, и  вопрос:
- Гражданин Норт, узнаете ли вы этого человека?
У этого человека нет ни совести, ни чести. Теперь он собрался бить старика.
- Он сказал правду! Мы не встречались!
И как в наказание за то, что ответил на незаданный вопрос, Лукас получает порцию таких мощных болезненных ударов, что темнеет в глазах. С болезненным выдохом Лукас отвечает.
- Мы не встречались… Я не могу его узнать…
Спина все еще гудит от ударов, боль проникает еще глубже внутрь. Что у Даршавина на уме? Зачем он притащил сюда этого бедолагу? Кого в нем должен признать Норт?
- Кажется вы, гражданин Норт, еще не поняли ничего в этой жизни. - И Даршавин переходит к противоположному краю стола. - Ты надеешься, что будут бить тебя, а ты уж, вроде как и привык? Думаешь, если профессор, так его точно трогать нельзя? Да ни Боже мой! Этих профессоров мочат на каждом углу, никто даже разбираться не будет, куда этот пропал. Знаешь, сколько научных сотрудников погибло за последние годы? Более семидесяти человек. И ни одного раскрытого дела. Доблестная работа, да? Так вот. Ты дал свой ответ. Смотри мой.
И то же самое скрученное полотенце опустилось на спину профессора Солодовникова. Сколько раз? Раза в два больше чем на спину Лукаса. Даршавин даже не смотрел на Солодовникова. Не слышал его крика жуткого и пронзительного. Его глаза следили только за Нортом. Ему было важно видеть, знать, понимать, что чувствует и думает Лукас.. От того и ударов было больше, от того и прикованы они были друг напротив друга.
 - Повторяю свой вопрос, гражданин Солодовников. Кто этот человек, когда, где и для чего вы встречались с ним?
Четкий, размеренный, нудный голос следователя повис в воздухе допросной... А под ним едва дышали два человека. Один не понимал абсолютно ничего. Второй все понимал и знал, что будет дальше...
Профессора? Это что, у него погоняло такое? Да, Лукас много всего понимает. Бей чужих, чтобы свои боялись. Человеку, если у него все более-менее в порядке с психикой, невыносимо видеть чужие страдания и тем более знать, что он их причина. Не выбил признания из самого Норта, так будет добивать вместо него другого. Да еще выбрал кого постарше, чтобы угрызения совести были помасштабнее.
- Прекрати! Ты же убиваешь его! – заорал Лукас, до упора натягивая цепи, которыми был прикован в бесплодной попытке остановить Даршавина. Как этот старик еще богу душу не отдал. Если ему досталось больше, чем Норту.
- Ты животное. Ты хуже. Ты тупая бессердечная скотина.
Если бы взгляды могли убивать…
А потом, когда профессор прекратил орать, обвиснув на стуле, как куча старого тряпья, Даршавин снова задал свой вопрос, но теперь назвал фамилию.
Нет, не может быть. Это подстава. Они просто притащили сюда какого-то зека, зовут его Солодовниковым, Лукас же сам называл эту фамилию.
Это показательная казнь. Мол, обещал привести на допрос твоего коллегу, вот, смотри, какой я всемогущий.
- Он. Меня. Не знает! – выкрикнул Лукас. – Оставь его в покое!
Даршавин отступил от старика. Взял у двери бутылку воды, открыл, запрокинул себе в горло, потом когда напился, плеснул в лицо профессора. Лукасу само собой никто ничего не предложил. Не заработал еще глотка воды. Возможно, заслужил наказание, пытки, муки, побои, но воды не заработал. Олег демонстративно поставил воду на стол. По стенки запотевшей бутылки стекла капля конденсата...
Даршавину хотелось курить. Очень. Но, пока рано еще расслабляться... Злость и напор ему еще будут нужны.
- Не знает, говоришь? А ты знаешь? Ты понимаешь, кто перед тобой? - Олег стоял опять готовый в любую секунду продолжить бить старика... Но пока он ждал. Ждал очередной ошибки Лукаса. ждал, как бойцовая собака ждет сигнала, а потом вгрызается в жертву мертвой хваткой, и ее челюсти уже невозможно разжать...
Нет правильного ответа на эти вопросы. Его просто нет. Скажешь, что знаешь, спалишься сам. Скажешь, что нет, Даршавин забьет профессора насмерть. Хотя профессор итак не жилец.
Лукас молча проводил жадным тоскливым взглядом ползущую по стенке бутыли каплю. Непроизвольно сглотнул, облизнулся. Капля потерялась где-то на поверхности стола, а Норт перевел взгляд на несчастного старика. Удивительно, но тот пришел в себя, когда Даршавин его облил водой, поднял на Лукаса выцветшие стариковские глаза, полные боли и мольбы о пощаде. Лукас присмотрелся лучше и обмер. Это и, правда, был профессор. Профессор Солодовников. Только постарел лет на десять, хотя прошло только около четырех.
- Я … я видел его фото… - выдавил Лукас. – Это было давно. Он… он изменился.
Получил ты ответ на свой вопрос, дальше что? Тупик? Оба сказали правду. Больше выпытывать нечего.
А посмотрите-ка на его, он начинает говорить правду, это уже становится занятным. Даршавин закурил. Как всегда жадно, словно век ждал этого момента. Как все же забавно прохаживаться между двух скованных людей и вершить их судьбы. Даршавин бросил полотенце в угол. Выглядело так, будто он собирается прекратить все это... еще секунда и он скажет - все. Хватит. Но может оно так и выглядело, но на самом деле...
- Ладно, оставим лирику. Изменился - не изменился… меня это не касается. Скажи лучше, зачем он тебе был нужен? На кой хрен тебе понадобился этот старик и как ты хотел его вербовать? У тебя же должны были быть методы воздействия на него. Очень бы хотелось услышать настоящую версию событий. - Олег выдыхал дым в лицо Лукаса, потому что наклонился к его уху и орал прямо в него, чтобы быть уверенным, что его слышат.
- Пожалуйста… Не нужно курить… У меня сердце… - сдавленно проговорил профессор.
- Вот удивил! – тут же браво ответил Даршавин. – У меня тоже. А еще печень, почки и селезенка. Анатомией займемся? Или делом?
Делом, делом. Слишком уж страшно звучало из уст Олега предложение заняться анатомией.
Лукас отстранялся от Даршавина, насколько позволяли прикованные руки и больная спина. Это отдельный вид пыток. Запахи. От Солодовникова несет мочой и страхом, от Даршавна табаком и адреналином. Этот подонок получает удовольствие от того, что истязает их двоих. 
- Я говорил уже…
- А ты еще раз скажи, а мы послушаем, так ведь, профессор?
Лукас не может видеть, как Олег залихватски подмигивает Солодовникову. Тот морщится и отворачивается.
- Я должен был обсудить с профессором Солодовниковым стажировку студентов. По обмену.
- Было такое?
Теперь Даршавин переключился на старика. Как лазерный прицел на него навел. А палец на спусковом крючке.
- Я не… я не помню… - трясет головой со спутанными немытыми патлами профессор.
Ну, что ж... Олег даже виноватым себя не чувствовал. Он сделал все что мог. Они сами не хотят работать по-человечески. Но, нет же.
Выглянув за дверь, он вернулся с резиновым шлангом, из которого торчал обрезок арматуры, чуть загнутый.
- Ответ не верный, что же это вы, профессор, совсем не жалеете человека... - протянул Даршавин и шланг опустился на спину Лукаса. Так, чтобы тот хорошенько почувствовал, что это за орудие. Тело Лукаса выгнулось, принимая удар. Профессор закрыл глаза.
- А вот этого делать не советую, гражданин Солодовников. Смотрите и запоминайте. Вам пригодится все, что вы увидите. - Приказной тон не давал других вариантов. Профессор открыл глаза, уже боясь даже взглядом не угодить следователю.
- Повторяю вопрос для гражданина Норта. Для каких целей вы отправились на встречу с профессором Солодовниковым? 
-  Я уже сказал. Обмен студентов…
Дышать было больно, говорить еще больнее. Глаза застилала черная пелена с оранжево-розовыми прожилками. Даже красиво.
- Нет, ну посмотрите на него. Ему нравится, когда его бьют. Нет, чтоб правду сказать!
Даршавин перешел к Солодовникову.
- Хоть вы-то ему скажите, профессор. Скажите, дорогой товарищ, скажите правду, и все закончится. Для нас обоих. Можете еще от себя что-нибудь добавить. Как вы там студентов вдохновляете, чтобы на ваши лекции ходили. Давайте, давайте.
Даршавин легонько хлопнул профессора по плечу, побуждая его говорить. Солодовников как будто осел, скособочился, болезненно охнул, снова посмотрел своим невыносимым взглядом на Норта.
- Дорогой товарищ  Норт, - проблеял профессор. – Будьте так любезны. Скажите этому человеку правду. Я вас умоляю. Я не выдержу больше. Скажите ему, скажите, скажите…
Под конец профессор перешел на захлебывающийся речитатив. Голова его снова свесилась, цепи натянулись.
Лукас понимал, что из-за него страдает невиновный. Но понимал и то, что Солодовников отсюда живым уже не выйдет. Или он умрет на допросе, или в камере. И ничего с этим не поделать. Умом он это понимал. Но его сердце разрывалось от сопереживания. Каждый удар по спине профессора, сопровождаемый болезненным стоном, криком, каждый пропитанный  болью и невыразимым страданием взгляд… Как кнутом по сердцу. Если сказать то что Даршавин хочет слышать, он по крайней мере перестанет истязать профессора. Но одновременно с этим он поймет, что на Лукаса можно надавить, и он сломается. И что в этом случае меньшее из зол? Жизнь старого человека или профессиональное чувство долга провалившегося шпиона?
Вся жизнь это сплошной выбор. Между добром и злом. Между большим и меньшим злом. Между двумя одинаковыми тупиками.
Допрос продолжается еще несколько часов. Солодовников уже совершенно утратил все человеческое. Он унижается, умоляет, плачет, пускает слюни и сопли, он готов ползать в ногах у Даршавина, только цепи мешают. Да и Даршавину это безразлично. Это ничего не изменит уже. Он продолжает раз за разом задавать один и тот же вопрос.
- Какова была цель вербовки профессора Солодовникова?
И раз за разом Лукас отвечает.
- Цели вербовать профессора не было. Целью была договоренность об организации обмена студентов.
Солодовников доведен до отчаяния. Он сам уже предлагает различные  варианты, для чего Норт мог бы его хотеть заполучить.
- У меня связи в министерстве науки, ресурсов и промышленности…  Я был знаком со многими выдающимися учеными… в министерстве обороны тоже… мои студенты… они очень умные и образованные… они … такие проекты…
- Так-так, профессор, думаете, целью были ваши студены? А кто именно?
Олег как бультерьер, вцеплялся  в воспоминания профессора.
- Вася… Вася Столяров. Володя Костомаров. Лидочка Шульгина. Коля Белорыбкин.
Профессор, казалось, даже духом воспрял. Он готов был рассказывать о своих студентах бесконечно. Обо всех сразу и о каждом в отдельности. Только сложно было понять, где начало его сбивчивых речей, где конец. И о ком профессор говорит в данный момент. Его мысли путались, как и слова. Натыкались друг на друга, причудливо переплетаясь…  Это могло бы даже показаться забавным, но это было страшно.
- Ты что, не видишь, у него инсульт? – орал Лукас Даршавину.
- Разве? – удивленно переспрашивал Олег, закуривая очередную сигарету. – А по-моему,  это он с тебя пример берет. Следы заметает. Все вы, шпионы, одинаковые.
- Отведи его к врачу! Немедленно! Он же умрет!
- И что мне с этого будет? Ты скажешь мне правду? А, Лукас?
Норт только молча отворачивается.
- Так я и думал.  – презрительно кривит губы Даршавин. – Продолжайте, профессор, вы так увлекательно рассказываете…
Когда Солодовников начал нести откровенную галиматью, Даршавин остановил его. И начал отстегивать браслеты.
Наконец голос разума возобладал, подумал Лукас. Но не тут-то было. Отстегнув профессора, Даршавин оставил его сидеть на стуле с запрокинутой в неестественной позе головой. А сам пошел освобождать Норта.
- Что… что ты задумал? Олег? Что ты хочешь сделать?
У Норта от ужасного предчувствия все похолодело внутри. Он точно их не для того освободил, чтобы отпустить. Кого первого…
- You take him out.
- What?????
- You heard me. You take. Him. Out.
- No, no I can’t…
Хоть Лукас и понимает, что  ему придется это сделать, что это будет что-то наподобие эвтаназии, но все его существо противится убийству. Он пытается отодвинуться, вживается в стул, вцепившись в сиденье, но бесполезно. Стул привинчен, да и Даршавин не даст.
- Да ладно тебе, Лукас, это же не первый раз. Что ты как целка ломаешься. Ты же убивал раньше. Что в этот раз иначе? Давай. Это же просто. Ты освободишь его от страданий. Ты же сам говорил, что он мучается.  Сделай это, Лукас. Помоги ближнему своему.
Как змей-искуситель Даршавин нашептывает Лукасу в ухо. Но от упрямо трясет головой.
- Я не сделаю этого.
- Нет? Тогда это сделаю я. Но это убийство все равно будет на твоей совести. Но сделаю я это по-своему.
Даршавин немного отошел, чтобы Лукасу было лучше видно, и демонстративно крутанул в руках арматуру в шланге.
- Напомнить тебе, как это чувствуется?
Он подскакивает к Норту и обрушивает прут тому на спину. Лукас вскрикнул от боли и вцепился в край стола, чтобы не упасть.
- Представляешь, теперь каково будет профессору?
Лукас сидит неподвижно.
- Хорошо. Будь по-твоему.
Он медленно приближается к профессору. Солодовнков сидит, сгорбившись, и что-то бубнит себе под нос. Заносит арматуру.
- Стой!! – кричит Лукас.
- Передумал? Сам хочешь? Давай.
И Олег повел рукой в широком приглашающем жесте.
Лукас медленно встает, опираясь на стол. Его тут же ведет в сторону, на пути оказывается стул, который и не дает упасть. Норта тошнит то ли от того, что с ним сделали, то ли от того, что он собирается сделать сам. Собрав всю волю, он отрывается от стула и, все еще держась за стол, подходит к профессору. Протягивает руку, чтобы взять арматуру.
Даршавин отрицательно качает головой.
- Нет, Лукас. Никаких подручных средств. Только ты и он.
И отходит к противоположной стене. Скрестив руки, наблюдает со стороны. Самоустранился.
Лукас заходит за спину профессора. Тот как будто чувствует его присутствие. Или просто не видя его напротив.
- Нас отпускают? Мы можем уйти?
Чуть не плача, спрашивает профессор. Его голова мелко трясется. А тело содрогается от беззвучных рыданий.
Все должно быть быстро. И максимально безболезненно.
Норт берет голову профессора в руки. Он знает, как. Усилия большого прилагать и не нужно. А что, если у него не получится, и он только продлит мучения Солодовникова? Должно получиться с первого раза. Вспомни, кто ты. Впервые за четыре года вспомни. Что тебе приходилось делать ради своей страны. Это то же самое. Он уже не жилец. Это не убийство. Это милосердие.
- Сейчас все закончится, не волнуйтесь.
- Что вы… боже… не надо… не де…
С характерным хрустом шея профессора переломилась. Его безжизненное тело упало на пол.
Если бы Даршавин не поддержал, Лукас валялся бы с ним рядом.
- Все-все, держу тебя. Ты молодец. Все правильно сделал.  Теперь можешь отдохнуть. Давай. Идем.
И так, приговаривая, Олег доводит Лукаса до камеры. Устраивает на шконке и оставляет одного.
Ни с чем несравнимое ощущение триумфа... Олег шел по коридорам Лушанки, словно Зевс по Олимпу. Казалось, он давал энергию тусклым лампочкам, и они сияли, как новогодние гирлянды. Такое провернуть, это надо было еще добиться и обосновать всю необходимость и оправданность его шагов. И он не только сделал это перед начальством, но и Лукаса подвел к этой черте. И еще раз подтвердил свои доводы - Лукас профессиональный убийца, и обращаться с ним, как с мирным торговцем сувенирами в высшей степени глупо.
Вот так вполне себе довольным собой он приперся в общагу, как всегда выкурив несколько сигарет на болоте, только луны не было. Говорят, когда на небе нет луны, ее просто заменяет "Черная Луна". Жуткая Луна Смерти. И Даршавин наслаждался ее обществом, делясь с ней своими удачами и планами. А потом во сне все любовался и любовался картиной расправы над профессором. Зачем тебе мозги, если ты не можешь отличить незабудку от дерьма? В общем, несколько приятных сновидений взамен терзающих душу кошмаров, изводивших своей регулярностью. Видимо, его пацаны тоже немного успокоили свои души этим зрелищем. Его враг был не просто повержен, он попался на такой жесткий крючок, с которого соскочить просто невозможно. Ну, разве оно того не стоило?
В первое посещение Норта после очной ставки Олег все еще был в эйфории удачно проведенной операции. И в прекрасном расположении духа. Чего нельзя было сказать о Лукасе, глядя на красные глаза и изможденное лицо. Видимо, того мучили как раз кошмары. Ну, что ж, и этот фактик можно записать в виде плюсика, точнее - крестика на могилке врага. Сколько там этих крестиков у Олега уже накопилось? Надо будет сосчитать на досуге... Хе-х.. Досуга только пока не предвидится. Но, как раз это - ерунда. Главное, что нельзя без боли взглянуть в глаза человека, который олицетворяет собой знаменитое английское спокойствие. А это что-то, да, значит.
Первые сутки после убийства прошли мимо Лукаса. Он не осознавал ничего из происходящего вокруг. Казалось, что он умер там, в допросной, вместе с профессором. Так его мозг, уже изрядно поврежденный постоянными побоями, допросами и издевательствами, защищал его от безумия. Именно сейчас было так легко переступить эту черту и соскочить в манящую бездну. Туда, где нет добра и зла. Где нет порицаний, упреков, бесконечных вопросов и сомнений. Там нет ничего. Кроме счастья. Лукас всегда считал, что сумасшедшие намного счастливее нормальных людей.  Они живут в своем мире, где никто не может до них добраться. И тем самым они защищены от всяческих внешних воздействий.
Но. Если бы Лукаса так просто было бы проводить за эту черту, он никогда не прошел бы отбор в MI5. А он прошел. И постепенно осознание содеянного просачивалось, как вода сквозь пористый камень, в его разум.
Да. Он убил человека. Голыми руками. Что теперь с этим делать? Переживать это все дальше? Раскаиваться, не находить себе место, рвать на себе волосы? И что от этого изменится? Ровным счетом ничего. Профессор УЖЕ мертв. Нужно просчитать последствия его убийства для самого Норта, для Даршавина, и как это повлияет на всю ситуацию в целом.
Итак.
Представь, что ты – Даршавин. Не приведи господь, конечно. Не отвлекайся. Ты – Даршавин. Что ты чувствуешь?
Ты заставил заключенного, которого никак не мог склонить к сотрудничеству, убить для тебя. Гордость? Да. Триумф? Несомненно. Ты думаешь, что он сломлен? Еще как. Собираешься  использовать это в своих целях? В обязательном порядке.
Даршавин думает, что Лукас у него в руках.  Нельзя сказать, что он ошибается. Определенно, у Олега появился мощный рычаг давления на Норта. И задача последнего это давление выдержать, как выдерживал до этого. И по возможности обратить в свою пользу. Как? Это   будет ясно   по ходу дела. А пока. Пока нужно смириться с тем, что сделал примириться с самим собой. Ну же. Ты же умеешь. Ты должен быть готов к этому Даршавин будет напоминать. Упиваться этим.
А помнишь, как он молил о пощаде? Помнишь, с какой надеждой смотрел на тебя? Как на своего избавителя. И что ты сделал? Что ты сделал, Лукас? Ты убил его хладнокровно. Быстро. Умело.
Да, Лукас все это помнил. В мельчайших подробностях. Как он положил руки на голову профессора. Она была такой влажной и горячей. Он помнил этот удушающий запах. Вблизи он стал еще резче. Или профессор еще раз обмочился? Лукасу не было видно, да это его и не интересовало. Моча, пот и тот особый запах, присущий старикам. Запах разложения, наверное. Под пальцами пульсировала жилка на виске, отсчитывая финальные секунды жизни. А Лукас все никак не мог решиться. Не мог заставить себя сделать последнее движение, после которого все станет уже необратимо. Он заставил себя ни о чем не думать в тот момент. Лукас сжал голову крепче, чтобы в самый ответственный момент пальцы не соскользнули. Сделал вдох. 
Никто кроме него не слышал. Последнего вздоха профессора. И этот оглушительный хруст. Лукас отдернул руки. А что, если он не убил Солодовникова, а только покалечил?  Нужно проверить его пульс.  Но Даршавин уже оттаскивает его от тела. Уводит прочь из кабинета. 
Остаток дня Лукас просидел на шконке, уставившись невидящим взглядом в стену. Его даже никто не трогал, хотя пользоваться шконкой в дневное время запрещено. Кажется, ему предлагали поесть, но, не дождавшись ответа, захлопывали окошко.
Ночь пришла с кошмарами. Стоило Лукасу закрыть глаза, как он ни пытался оставаться бодрствовать, усталость брала свое, как он видел перед собой изможденное лицо Солодовникова. И он спрашивал, снова и снова, за то Лукас убил его. Норт просил у него прощения, но профессор не слушал.
- Вы убили невиновного, товарищ Норт. С какой целью вы это сделали?
Лукас пытался вырваться из этой липкой паутины кошмара. И, когда ему удавалось, он рывком садился на шконке, крича от ужаса и боли, потом плелся к раковине, плескал в лицо ледяной водой. Какое-то время это помогало оставаться в сознании, а потом он снова проваливался в сон. И все повторялось.
И вот появился Даршавин. Сияющий, как юбилейный рубль. Истинный вампир. Пришел устроить пиршество на страданиях Норта.
- Добрый день, Лукас! Ты даже не представляешь, что там на улице делается! Такая благодать! - Как будто малость охреневший от успеха, Олег нес околесицу. Неужели таким образом можно подбодрить заключенного? Скорее позлить. - Ты только представь! А я все вспоминаю, как ты это сделал! Четко, быстро, умело! Видать хорошо вас учат там, вот бы мне так. Может, дашь при случае пару уроков? А то я боюсь находиться с тобой в одной камере. - И опять Даршавин самозабвенно нес чушь, поглядывая на реакцию Норта. Ему было важно уловить на что тот откликнется, чем его можно прошибить. Ведь  наверняка уже просчитал все ходы и приготовился ко всему. Вот только ко всему ли...
 Олег принес папку с делом. Значит, допрос будет проводиться по всей форме. Проскочив по камере чуть ли не вкруговую, Олег, наконец, занял место у стола, указав Лукасу на кровать. Мол, можешь устраиваться поудобнее, все равно я здесь хозяин, и я устанавливаю правила пользования предметами интерьера.
 - Вот, скажи-ка мне, дорогой товарищ, зачем тебе нужен был этот профессор? Что-то мне не очень верится в сказочку про студентов. Может быть наоборот? Его начальство, кураторы? Может быть, сфера деятельности? Слишком уж лакомый кусок его институт. Так, что давай-ка отпразднуем нашу победу и еще разок подумаем над тем, что нам делать с твоим фантастическим умением убивать и институтом нефти и газа. Не правда ли, гремучая смесь?
И глаза Даршавина опять вцепились в сознание Норта, словно прожигая его лазером. Ни одна черточка на лице, появившаяся за ночь, не должна проскочить мимо ока следователя. Ни один вдох или взгляд, способный дать информацию не должен остаться незамеченным.
Он страдал, это видно. Но он еще и думал. Вот какой спокойный. Куда  запрятал свои страдания? Где кроются ответы на все вопросы? В его голове. Будь он трижды проклят, но его голова стоит всех институтов...
Ну, товарищ Даршавин, повторяетесь же. Было уже это. Прикидывались простачком. И просили научить тогда, помнится, приемам рукопашного боя. Хотите, чтобы я вам подыграл? Это можно.
- Добрый день, гражданин следователь.
Устроившись на шконке, Лукас перевел взгляд на окно, а потом снова посмотрел на Даршавина.
- Благодать, говорите? С моего ракурса не очень видно. Вот если бы вы устроили мне экскурсию.. Я бы мог оценить все по достоинству. А так… Только с ваших слов.
И, так как я вам не доверяю, вполне логично предположить, что вы нарочно меня травите, чтобы еще раз подчеркнуть,  в каком поганом и  ущемленном положении я нахожусь, читалось во взгляде Норта.
- А вы не находИтесь.
Танец на лезвии бритвы. Глаза в глаза. Воля против воли.
Но Даршавин вызова не принял. Сделал вид, что пропустил высказывание Норта мимо ушей. И продолжил придерживаться разработанного плана допроса. Моя воля здесь выше твоей. Все будет так, как  решу.
Что оставалось Лукасу? Подчиниться и в этот раз.
- Не могу с вами не согласиться, гражданин следователь.
Ты давишь, я соглашаюсь. Торжествуй!
- Нефть это черное золото. Доля нефти в общем потреблении энергоресурсов постоянно растет. В 1900 году на долю нефти приходилось три процента мирового энергопотребления. К 1914 году ее доля выросла до пяти процентов, в 1939 году - до семнадцати с половиной процентов, она достигла сорока одного с половиной процента - в 1972 году и примерно шестьдесят пять процентов  - в 2000 году. По мере увеличения важности нефти в мировой экономике возникало больше конфликтов между государствами, заинтересованными в "черном золоте".  А вы знали, что вторая мировая война названа войной за нефть? Контроль над месторождениями нефти в Румынии, Закавказье, на Ближнем и Дальнем Востоке был важнейшей частью стратегии противоборствовавших сторон.
Нацистская Германия и Италия полностью зависели от поставок нефти из Румынии. Одной из целей нападения Германии на СССР была попытка получить доступ к советским месторождениям нефти. Африканский экспедиционный корпус Роммеля должен был разбить британские войска в Северной Африке и перекрыть Суэцкий канал, через который снабжались нефтью британские войска в Средиземноморье. Более масштабные планы Германии предусматривали захват ближневосточных месторождений нефти. После того, как Румыния перешла на сторону антигитлеровской коалиции, и поставки нефти в Германию прекратились, германская армия оказалась практически без топлива. Наступление германских войск в Арденнах против армий западных союзников было предпринято с целью захватить склады горючего, которыми пользовались англо-американо-французские войска. Наступление было успешным, но союзники успели уничтожить запасы горючего.
Впервые в истории Германия предприняла значительные усилия, чтобы найти замену нефти. Германские химики смогли изготовить эрзац-бензин из каменного угля. Впоследствии эта технология практически не применялась.
Это не говоря уже о том, какое значение имеют ресурсы в настоящее время. Взять ту же пресловутую войну в Чечне. Ее подлинные причины до сих пор досконально неизвестны. Одна из версий - нефтяная. Высказывается мнение, что различные силы были заинтересованы в контроле за путями транспортировки нефти, проходящими через Кавказ.
Так что да, институт нефти и газа был бы лакомым кусочком. Только моя задача была договориться о стажировке студентов. Возможно, если бы меня взяли хоть чуть позже, я бы знал, каковы мои дальнейшие задачи. А так дальше установления контакта с профессором Солодовниковым  я и не смог продвинуться. Не знаю, как у вас, а у нас следующая задача ставится после выполнения предыдущей.
Даршавин заслушался... Но… Что? Опять Чечня... Чертов ублюдок, какого... ему надо стало болтать о причинах всех войн на земле, когда мне нужно его стремление установить связи в высших эшелонах власти! Нет, он должен поплатиться за это!
- Встаааать! На колени! Руки за голову! - Даршавин орал так, что казалось, потолок рухнет на пол камеры, и если не рухнул, то лишь от того, что этот крик повис густой серой массой посреди помещения. - Неужели ты думаешь, что можешь нести всю эту хрень мне вместо ответов на вопросы? Я что, похож на того, кто не знает прописных истин? Это у вас есть возможность анализировать и дергать за ниточки, а наша страна всех этот кошмар на себе испытала! И я тут добиваюсь только одного - чтобы это не повторилось вновь! Чтобы такие ублюдки как ты не влезли в мозги страны и не поставили ее на колени из-за этой чертовой нефти! Из-за бабла, которым некоторые отморозки нажраться не могут до рыготины! Мне нужно знать, кто, где и когда может нанести удар в спину! Какое ты ко всему этому имеешь отношение! Что такое эта чертова "Сахарная лошадь" ? Она имеет отношение ко всему этому бедламу, который творится в стране?
Было непросто сохранять это выражение вселенского спокойствия и превосходства, когда внутри все тряслось как при землетрясении в десять баллов по шкале Рихтера. Но Лукас старался.  У него почти получилось. Он уже знал болевую точку Даршавина. Чечня. Надави на нее, и все. Бронебойный фасад даст трещину. Так и получилось. От крика можно не только оглохнуть, но и получить акустический удар, барабанные перепонки лопнут и все… Будем учить язык глухонемых…
Сказал бы Лукас, на кого Даршавин похож…
Но он слишком занят тем, чтобы опуститься на колени и завести руки за голову, чтобы причинить себе минимум боли. Какой там… Если на спине живого места нет…
- Я не имею ни к чему из перечисленного никакого отношения, - спокойно произнес Лукас. – Я не представляю, что такое сахарная лошадь. Наверное, название десерта…
Последняя фраза взбесила Даршавина еще больше. Он подскочил, как ошпаренный, схватив свою наборную трофейную ручку с серебряным  пером, которая досталась когда-то от одного из убитых чеченских полевых командиров, и словно желая изгнать вампира, всадил ее в мышцу предплечья правой руки Норта.
 - Когда я спрашиваю, ты должен отвечать! Правду! Это можно уже усвоить, ублюдок! - Даршавин орал над свернувшимся на полу Лукасом, не в силах ни остановиться, ни осознать, что пора уже останавливаться. Потому что не найдя его в зоне досягаемости рук, он тут же пустил в ход ноги, и начищенные до блеска сапоги мутузили тело, лежащие у его ног.
Все повторилось, по обычному сценарию. Только теперь этим сценарием управлял Лукас. Вот только понять бы для чего? Для того чтобы попробовать свою власть над Олегом, или чтобы тот после избиения снова взял его на руки, отнес в кровать, уложил, убаюкал, напевая колыбельную и подоткнув колючее одеяло, чтобы не поддувало, и тихонько, на цыпочках, ушел за дверь, скрылся для того чтобы вернуться и причинить боль...
 Даршавин курил третью сигарету... Луна появилась на небе тоненьким серпиком и висела над болотами, напоминанием того, что на этом свете все повторяется. Все, абсолютно. Главное, чтобы это все повторилось не фарсом, а новым рождением. Другой лучшей жизнью....
Да, Норт добился своего. Он заставил Олега действовать так, как нужно было ему самому. Но какой ценой… Главное, что Даршавин не продолжил допрос. Слишком велика цена? Быть избитым до полусмерти?
После того, как Олегу удалось остановить свой дикий бесконтрольный всплеск ненависти, объектом которого стал Норт, в то время как причина была в куда как большем количестве людей, начиная с правительства и заканчивая чеченскими полевыми командирами, он нагнулся над поверженным противником, который сжался в комок, поскуливая от боли. Наконец Даршавин услышал эти звуки. Они означали признание поражения, покорность, сожаление о содеянном. Так бы и стоял и слушал целую вечность… Но дела ждать не станут. Нужно проверить огромный объем наводок, которые дал профессор, а Лукас своим нежеланием обсуждать этот вопрос только подтвердил правильность избранного курса.
- Ты думаешь, ты самый умный?
Олег приподнял голову Норта за волосы. Хотел посмотреть в глаза, но они были закрыты.
- Я тебя все равно вижу насквозь. И все твои уловки. Бесполезные. Жалкие. Такие же, как  и ты сам. Ты жалок, Лукас. Думаешь, сменил тему, значит, она никому уже неинтересна? Напротив. То, чего ты избегаешь, и есть твои секреты. Неужели ты настолько глуп, что сам до этого не додумался? Немудрено, что тебя слили свои же. Кому нужен такой идиот в качестве полевого агента.
Ты меня слышишь. Можешь притворяться, сколько угодно. Но я же вижу, как дрожат твои веки. Это ты не можешь контролировать. Предпочитаешь слушать молча? Слушай дальше.
- Если ты сам не в состоянии, я просчитал все за тебя. Если, как ты утверждаешь, у тебя не было врагов, и ничем противозаконным ты не занимался, кто-то из твоих же насобирал на тебя достаточно компромата, чтобы наши спецслужбы поверили. Кому-то ты дорожку-то перешел. Никто на ум не приходит? Нет? Может, это твой Гарри Пирс? Думаешь, нет? Тогда кто?
Даршавин потянулся за сигаретами, но пачка оказалась пуста.
- Вот же черт… Ладно. Пора мне. Облекать твои недомолвки в реальные плоды разработки. А ты не лежи на полу. Еще простудишься…
Даршавин одним движением выдернул ручку. Отвратительный чпокающий звук сопроводил  приглушенный стон. Из раны тонкой струйкой начала вытекать кровь. Олег некоторое время заворожено смотрел, как алая жидкость стекает по руке, образуя на полу камеры небольшую лужицу. А потом, резко развернувшись, ушел из камеры, забрав свою папку и выпачканную в крови Лукаса ручку. Это теперь не просто предмет для того, чтобы делать записи. Это своего рода трофей. На нем кровь его врага.
Да… разозлил Лукас Олега в этот раз не на шутку. От души пинал. Всю свою злобу выместил. А этот удар ручкой. Нанесен не абы куда. А аккурат в болевую точку. Так, что рана причиняет постоянную пульсирующую боль. Мало того, что болит все остальное тело.
Надо встать и перебраться на шконку. Сейчас. Еще минутку. Может быть, боль хоть немного утихнет. Но она и не думает утихать. Лукас как будто находится под прессом с тупыми шипами на поверхности. И этот пресс давит с постоянной силой.
Дверь камеры распахивается, на пороге возникает Миша.
- Встать!
Они специально тренировались, чтобы их голоса  звучали так одинаково противно и оглушительно?
Едва не теряя сознание от боли, Лукас соскребает себя с пола.
- Подойти!
У вас сегодня что, день невыполнимых заданий?
Каждый шаг как пытка. Пол раскачивается во все стороны, норовя сбросить с себя Лукаса, но тому все равно удается добраться до двери.
- На выход.
Шествие по унылому серому коридору с рядами дверей по обе стороны длится как бесконечный переход Моисея через пустыню. Также, как жаркое солнце, глаза слепят лампы. Ужасно хочется пить. И конца перехода не видно. Только не допросная. Пожалуйста, пусть это будет не допросная…
Карцер. Впервые Лукас обрадовался, оказавшись здесь.
Но ненадолго.
Первые несколько дней Лукас продолжал вырабатывать свою стратегию поведения на допросах. Потом ему стало сложно собраться с мыслями. А потом и вовсе невозможно. Начиная думать о чем-то, Норт очень скоро понимал, что не знает, не помнит, о чем ему нужно думать. Это очень раздражало. А потом стало все равно. А потом снова раздражало. А потом он и вовсе оставил все попытки подумать о чем-то осознанном.
В темном сыром холодном каменном мешке очень скоро его начали посещать гости. То поодиночке, то все сразу. Те, кого он убивал. Первым пришел его друг, чью жизнь Норт присвоил. Он осуждающе смотрел сверху вниз, качая головой.
- Знал бы я, во что мы превратимся… ты же теперь я. Сам попросил бы меня убить.
- Я тебя не убивааал, - возражал Лукас. – Это был не я.
- А в чем разница? Если это все было ради тебя.  Думал, ты сможешь достойно прожить МОЮ жизнь, но у тебя даже на это толку не хватило. Я за тебя и отбор прошел, тебе и нужно-то было всего-навсего выполнять свою работу безупречно! А вместо этого ты провалился. Спалился. Тебя слили. Списали. Ты ничтожество.
- Замолчи! Замолчи…
Лукас зажимает уши руками, но голос звучит у него в голове.
- Ничтожество. Ты опозорил меня, ты опозорил себя, ты опозорил MI5. Зачем ты живешь? На что надеешься? Думаешь, ты выйдешь отсюда? Допустим. И что потом? Потом что?
- Я разберусь с этим.
- Очень сомневаюсь. Много ты с Даршавиным наразбирался?
- Он тут при чем?
- А ты еще не понял? Ты зависишь от него! Целиком и полностью! Что, скажешь, что не так? Он распоряжается твоей жизнью. И ты сам себе это устроил. Сааам.
- Заткнись, прошу тебя, заткнись!
Видение пропадает, а Лукас, оглохнув от собственного крика, смотрит на пустую стену. 
А потом приходят все остальные. Они окружают Лукаса плотным кругом, тянут к нему свои руки и вразнобой спрашивают  на разных языках. За что он их убил. За что… за что… От этой какофонии череп вот-вот взорвется изнутри.
- Уберите их отсюда! Пожалуйста! Пусть они уйдут!
Кто-нибудь…. Спасите меня от себя…
В этот раз Даршавин был не в настроении убаюкивать и утешать Лукаса, будто маленького. Пусть посидит в карцере, когда-то это должно принести пользу, почему не в этот раз?
А у него куча работы. Опять строчить запросы. Теперь в министерства и ведомства, связанные с деятельностью профессора Солодовникова и его учеников. И нельзя сказать, что это узкая область. Кое-кого уже нет в живых, некоторые живы только номинально - проще говоря, спились на нет, хотя их мозги могли бы привлечь западные разведки. Кто знает, сами ли они стали похожи на овощи?
 Из тех, кого назвал Солодовников подошли бы двое - Владимир Костомаров и Лидия Шульгина. Костомаров, оказалось, живет в Израиле, потому что, оказывается, носил девичью фамилию матери, и если бы не новые поправки в законодательстве Израиля, то отцовство по отцу не могло бы позволить ему стать настоящим евреем. В общем, следы терялись... терялись... Если бы не Лидия Шульгина. Что было в голове профессора в момент жутких мучений, но он дал единственно верный ответ - Лидия Шульгина не просто была его любимой и очень одаренной ученицей, она встречалась с его сыном! Она просто было по уши влюблена в него и ни одного дня не проходило, чтобы она не прибегала к профессору с каким-нибудь вопросом.
И Даршавин стал вгрызаться в эту связь. Он чувствовал, что копать надо тут, но что толку? Через некоторое время ему опять ясно дали понять, чтобы даже носа не совал в дела министерства, и к Аркадию Солодовникову в частности. Опять тупик. Об него можно было сколько угодно долбиться головой, как об бетонную стену, но пробить этот повязанный круговой порукой монолит было невозможно. Слишком быстро Даршавин понял это. Но понял и другое - копать нужно именно там. И если не сейчас, то в будущем, этот профессорский сынок ему пригодится, и подход к нему через Лидию Шульгину. Возможно Норт с его невозможно изысканными манерами истинного джентльмена и рассчитывал подкатиться сначала к девушке, вызвав у нее симпатию и понимание, а через нее и к Аркадию. Потому что иначе просто невозможно, этого вундеркинда берегут почище зеницы ока. Ну, что ж. и этот результат запишем в тайный отчет, который вряд ли кто увидит, если к этому не приведут крайние обстоятельства. А пока, не пора ли навестить нашего Узника Замка Иф?
Сколько он может сидеть один, получая несказанное наслаждение от общения с самим собой?
К тому времени, как Олег сподобился, наконец, проверить, жив ли его подопечный, Лукас был уже на грани. Еще немного, и он начал бы бросаться на стены. Сенсорная депривация это вам не шуточки. Осознание собственной вины было настолько велико в этом полутемном замкнутом пространстве, что невозможно было выбраться из-под этого давления никоим образом. Не на что было переключиться, не на что отвлечься. Как ни гони от себя эту мысль, она с завидным упорством возвращается снова и снова.
Убийца. Убийца. Шептали тени по углам.
Убийца. Убийца. Отражалось от стен многократно усиленное эхо.
Лукас пытался оправдываться, но сам понимал, насколько жалкими были его оправдания.
А потом дверь открылась. Норт уже и не думал, что такое возможно. Он был уверен, что он останется в этой камере навсегда.
Свет из коридора бил ярким потоком, прогоняя демонов прочь. Лукас поднял руку, прикрывая глаза. Хотелось броситься вперед прочь отсюда, кричать, вопить, как безумному. Но его сдерживало оставшееся каким-то чудом благоразумие. И Норт оставался на месте, выжидая.
Даршавин ждал в допросной. Он должен был сделать все, чтобы лишить Норта последней соломинки. Последней надежды на комфорт. Личный комфорт.
Лукас появился, будто из гроба. Изможденный, бледный, уставший, словно все призраки этого мира гонялись за ним. Ну, кто знает, сколько призраков на его совести, но вот с одним из них Даршавин был знаком лично, от чего бы не воспользоваться этим знакомством? Подследственный стоял у двери, чуть пошатываясь, и закрывая глаза рукой, вторая безвольно болталась в кольце наручников, будто ей забыли сообщить о том, что чел-то жив и вовсе не мертвец еще. Под черными ногтями скопились сгустки крови, и запах стоял жутковатый. Видимо именно так восстают из мертвых...
 - Присаживайтесь, гражданин Норт. - Холодно-отстраненный голос Олега мог бы заморозить любую надежду на сочувствие и понимание. Словно старый строгий учитель, он возвышался над поникшим Лукасом. - Я вот все жду, когда же ты начнешь говорить. Сколько времени тебе понадобится, чтобы понять, что ты нужен только мне и иметь с тобой дело могу только я. Про жену вообще можно забыть... Про МИ5? И зачем ты им нужен? Провалившийся агент, предатель, а ты не сомневайся, именно с такой репутацией ты и сможешь попасть на свободу, если только такой шанс когда-то вообще предоставит тебе судьба, убийца! Ты понимаешь, что запятнал себя кровью? Ты не сможешь быть хорошим агентом, никаким агентом вообще, потому что на твоих руках красная, липкая, скверно пахнущая кровь невинного человека, понимаешь ты это? Посмотри, на него, видишь? Это был тихий, безобидный, жалкий человечешко, но ты взял и убил его, словно зверь! Как теперь ты сможешь посмотреть в глаза своим коллегам? Что ты скажешь им в оправдание? Подумай! Ни-че-го! Тебя никто не поймет и не примет, сколько бы ты  не пытался достучаться до их душ! - голос Олега звучал, словно навязчивая чопорная мелодия, кружился над Нортом, обволакивал его густым липким коконом, не давая ни возможности вдохнуть, ни шанса оправдаться. Олег не кричал, не шептал, он словно пел, ввинчиваясь в утомленный мозг Лукаса, придавливая его в черепной коробке и сжимая, словно щупальцами спрута. - Подумай, посоветуйся с ним, он единственный твой свидетель, но ты же не оставляешь свидетелей. Скольких еще человек ты должен был убить еще? Где был назначены ваши встречи, как бы ты вербовал их, вспомни, какими данными ты обладал перед тем, как отправиться на встречу с профессором?
Лукас послушно сел на стул. Если бы Даршавин не разрешил, он все равно сел бы. Стоять было выше его сил.
Норт прикрыл глаза. Свет. Яркий дневной свет возвращал его в действительность. Но она была немногим лучше его кошмаров наяву. Он все еще в тюрьме. В той самой допросной, где все произошло. Где он убил человека.
Занятый своими мыслями, Лукас не очень прислушивался к тому, что говорил Даршавин. Ничего нового не скажет. Важнее было зацепиться за что-то. За что-то настоящее, что поможет выбраться из этого сумрака. Вспомни, кто ты.
Убийца.
Тебя готовили к этому.
Но не к такому!
А ты думал, работа в MI5 это прогулка по цветущей поляне? Соберись!
Так хочется влепить самому себе пощечину, но руки как плети. Они вообще еще на месте?
Лукас скосил глаза, чтобы проверить. Вроде да.
Руки на месте, ноги тоже, голова присутствует. Осталось навести порядок в мыслях.
Первое. Стабилизировать дыхание. На четыре счета вдох, на четыре задержать, на шесть выдох. Так. Уже лучше. А теперь включайся. Что там Даршавин вещает? А, пытается убедить, что Лукас бесполезный отброс общества. И нужен только Даршавину. Это даже интересно.
- Зачем я тебе? – Лукас поднял тяжелые веки и посмотрел на следователя. И отшатнулся от этого равнодушного взгляда, обдавшего могильным ходом и бесконечным презрением.
А что, если … что, если Лукас действительно уже списан со всех счетов? И Даршавин – все, что у него осталось?
Нет. Нет. У меня всегда есть я, твердит себе Норт.
- Зачем ты мне? Странный вопрос. Только я знаю, какой ты на самом деле, и ты нужен мне такой, какой ты есть. Я просто хочу помочь тебе! Помочь выбраться отсюда, найти путь из этого лабиринта смерти. Подумай, кто будет оправдывать убийцу? Кто станет возиться с тобой и ради чего? Все будут знать только одну правду. Ты жестокий хладнокровный убийца, и только я один знаю, что ты на самом деле ранимый, чуткий, умный, прирожденный агент. В твоей голове столько знаний и навыков, что им можно только позавидовать. А теперь сообрази, куда денутся эти знания тут? Ты сгниешь заживо в этой дыре. Без движения, без кислорода, без надобности. Ты можешь сколько угодно сопротивляться, но какой в этом смысл, если ты никогда не выйдешь за пределы карцера, если никогда не увидишь неба, если не сможешь быть полезным своим коллегам, своей стране? - Олег сыпал слова, словно приманку для райской жар-птицы. Теперь нужно было не только посеять зерна сомнений и страха, но и вырастить из них настоящую фобию. Он присел на корточки рядом с Лукасом, заглянул в глаза тем самым теплым, полным понимания и сочувствия взглядом, прижал его голову к груди, словно защищая от всего злобного и бездушного мира. - Глупый, я же просто хочу тебе помочь, хочу, чтобы ты выбрался отсюда, да и здесь мог бы жить не так, как сейчас. Ты будешь ходить в душ, на прогулки, будешь иметь хороший чай, словно ты находишься в Лондоне, будешь одеваться по человечески, а главное, ты сможешь работать! Подумай, разве я хочу тебе зла? Я только забочусь о том, чтобы такой ум не пропал, не сгнил. Чтобы ты мог чувствовать себя человеком, а я постараюсь вытащить тебя отсюда.
- Впрочем, если ты захочешь оставаться убийцей - я уговаривать не стану. Выбор  за тобой. - Олег встал, резко и грубо отстранившись от Лукаса, словно от мерзкой жабы. Что тот чуть не свалился на пол. - Ты сам решишь что тебе нужно. Я  все сказал. Либо ты получаешь статус убийцы и все проблемы с этим связанные, либо согласишься, чтобы я тебе помог. А я могу помочь. Ты знаешь, - холодный безучастный голос падал на пол, словно камни... Даршавин больше не предложит помощи. Это последний шанс. Последний...
Голос. Его голос. Вот за что Лукас уцепился. Как будто он висел над пропастью. А Даршавин медленно, но верно вытаскивал его оттуда. Его голос – это канат. И Лукас цепляется изо всех. Сил, потому что знает, отпустится и погибнет. Из этой бездны тьмы не выбраться самостоятельно. Ему нужен проводник. И если сейчас в качестве его спасителя выступает Олег, пусть так. Пусть он, лишь бы не бросил.
И Даршавин тянет, изо всех сил старается, играет на самолюбии Норта, на его тщеславии и жажде жизни.
Да, я хочу выйти из карцера, да, я хочу увидеть небо. Да, я хочу быть полезным своей стране! Иначе зачем это все? Зачем протаскивать самого себя по этим осколкам битого стекла? Зачем все эти страдания, боль, шрамы, главным образом, на душе? Зачем все эти смерти, если они были бесполезны? И зачем было идти так далеко, чтобы, в конце концов, оказаться в тупике?
Олег хочет помочь. Лукас в это поверил. Почти. Он уже доверчиво заглянул в глаза Даршавина. Норт почти готов был сказать, да, вытащи меня отсюда. Пожалуйста. Я не смогу так больше. Я схожу с ума. Я не хочу так. Мне страшно. Помоги. Защити. Но тот сам слишком поспешил. Если бы он выждал хоть долю секунды. Но нет. Даршавину нужно было, как обычно, продемонстрировать свою власть над Нортом.
Лукас уже потянулся к своему спасителю. И внезапно его как щенка за шкирку швырнули из состояния доверия и эйфории обратно в грубую жестокую реальность. И все встало на свои места. Даршавин вовсе не хочет тебе помогать. Он все еще твой враг. И доверять ему смерти подобно.
Лукас облизнулся, сглотнул.
- Мне… - звуки не желали выходить из горла, которое отвыкло их производить. Лукас попробовал снова. – Мне нужно время. – Сейчас Даршавин решит, что Лукас еще не насиделся в карцере. Ужас сковал его, как ледяной панцирь. Надо его заверить, что он необходим Норту. Это вопрос выживания. – Только… не оставляй меня больше. Я не… не смогу один. Сам с собой. Я с ума сойду! – если это не крик о помощи, то что это. И это абсолютная неприкрашенная правда. – Мне нужна помощь.
Ох, что-то слишком быстро он сдался. Холодок сомнения прокатился в воздухе и сжался в остром взгляде Олега. Ну, пусть. Одно из двух - либо ему совсем невмоготу, либо хорошо играет. Слишком похоже на второе. Посмотрим, что будет дальше. Мы  еще посмотрим...
 - Ну кто тебе сказал, что я оставлю тебя? Что не помогу? Ну кто еще поможет тебе кроме меня? А? Посмотри на себя, давай-ка я сведу тебя в одно местечко. Уверен, там тебе понравится больше чем в карцере. Только уговор - больше никогда ни в чем не ври мне. Твоя  ложь убьет только тебя. Сначала  морально, потом физически. Но когда ты осознаешь, это будет уже поздно. И я не смогу уже помочь тебе. По этому прошу - не лги. Даже себе не лги. - Олег уже расстегнул наручники, которыми Лукаса приковали к стулу. Уже поставил того на ноги, и взялся под руку, чтобы поддерживать его. Уже нажал на кнопку вызова конвоя, чтобы их сопровождали по коридорам тюрьмы как положено. Олег предусмотрел все. От беспомощности Норта до первого шага за пределы карцера.
Не лги. А сам-то ты, сам? Разве не лжешь? Себе, мне, своему начальству? Добиваешься своих целей. Играешь тут со мной в игры. И думаешь, что я слетел с катушек и не понимаю этого? Дружок, недоверие у меня в подкорке записано.
Но то, что происходило у Норта в голове, ничуть не отразилось на его поведении или лице. Он оставался несчастным, подавленным, обреченным, покорным. Ему отстегнули руки, которые заковали в браслеты после его попытки дотронуться до Даршавина. Конечно, он же опасен. Его боятся.
Это хорошо, Даршавин его держит. Глубоко внутри, может, и есть тот несгибаемый стержень, но ослабленное тело об этом решило не вспоминать. И не нужно особо притворяться. Только  вспомнить в очередной раз, как переставлять ноги.
Куда они идут? Обратно в камеру? Но это не та дорога. В больничку? В прошлый раз Лукас возвращался в другую камеру, и теперь не может вычислить, туда ли его провожают. Еще эти лампы. Похоже, у него выработалась стойкая неприязнь к свету. Он сам скоро станет как вампир. Обитать исключительно в темноте.
 Олег повел Лукаса по лабиринтам Лушанки, словно поводырь, иногда даже поясняя где они находятся. Когда они оказались перед оббитой железом дверью, Лукас дернулся, как от приведения, но кто ж ему даст уйти. Олег толкнул дверь и приказал охране остаться в коридоре.
Это точно не больничка. Эта дверь… Она ведет в какое-то страшное место… Почему она так выглядит?
Но это был и не карцер. Уже хорошо. Но и не камера. Сердце Лукаса учащенно забилось. Он уже не знал, чего ожидать от Даршавина.
 - Вот видишь, ты всегда будешь только со мной, никто не посмеет тронуть тебя даже пальцем. - Приговаривал он, усаживая Лукаса на лавку. Если бы у Норта не слезились глаза, он бы быстрее сообразил, что он находятся в предбаннике душевого комплекса. Но для этого еще нужно было, чтобы глаза Лукаса привыкли к более яркому свету и к отблескам от белого кафеля, которым было покрыто здесь все - стены, пол, потолок. Лучики от лампочек отскакивали и пересекались и снова отражались в гранях кафельной плитки.
Странно вот что. Хоть зрение пока и подводило Лукаса, все остальные чувства работали отменно. И обоняние, и слух. И, опираясь на них, он без труда определил, что они находятся где-то в душевой. Влажность, характерный запах дезинфицирующего средства, звук падающих капель из неплотно закрытого крана.
Душ. Об этой роскоши Лукас и мечтать не смел. Раньше его водили в душ только раз в месяц. Это было невыносимо. Это было самой страшной из всех пыток, особенно для того, кто привык держать свое тело в чистоте.
Норт задрожал от предвкушения. Неужели. Вот так просто. Сделать вид, что сломлен, и получишь все, что только пожелаешь?
- Здесь я смою свое прошлое? Все свои грехи?  - Лукас вывернул голову, чтобы посмотреть на Олега.
- Здесь все смывают свои грехи. И ты. И я.  - чуть слышно шепнул Олег.
И снова Олег возился с ним, как с маленьким или любимым человеком. Бережно поддерживая раздевал, уговаривал, нашептывал что-то на ушко и смеялся своим анекдотам. Лукас почти не реагировал, кроме того момента, когда Олег стал стягивать с него штаны, но после пары слов  о том, что бояться ему нечего. Что рядом с Олегом ему ничего не угрожает, Лукас полностью отдался этой бешеной волне заботы о нем. Наконец они оба были голые. Олег провел Лукаса в ближайшую душевую. Само мытье не заняло много времени, Лукас даже оживился и с удовольствием постоял под теплыми струями такой ненавидимой им воды. Словно все еще борясь с собой, но оставляя Олегу шанс заботиться о нем.
Был, правда, момент, который заставил  Даршавина напрячься. Он подал Лукасу мыло и потрепанную мочалку. Тот молча взял то и другое, а потом вопросительно посмотрел на Олега.
- Что? В чем проблема? Забыл, как этим пользоваться? – с притворной заботой хохотнул Олег.
- Нет, - мотнул головой Норт. – Веревка где?
- Ка-кая еще веревка? – взгляд Даршавина потемнел, глаза сделались совершенно непроницаемо-черными.
- Как же. Мыло привязать и на шею повесить, чтобы не падало, - как нечто само собой разумеющееся пояснил Норт.
Олег еще пару секунд рассматривал Лукаса, но тот спокойно выдерживал этот изучающий пристальный взгляд. А потом хохотнул, хлопнул Норта по плечу и осклабился.
- Не волнуйся. Тебе это не грозит.
Лукас только чуть заметно пожал плечами.
Потом опять проблема - Олег притащил пену для бритья и синенький одноразовый бритвенный станок, но Лукас не смог сделать даже пары движений, рука опустилась и повисла безвольной плетью. Пришлось Даршавину самому опять кружить вокруг Норта, намазанного пеной, и скрести его щеки и подбородок. Но уже не так жестоко, не так безжалостно, как в тот раз. Когда с бритьем было покончено, Олег приволок электрическую машинку для стрижки. Еще несколько минут ушло, чтобы голова Лукаса была аккуратно пострижена. И еще одно чудо, Олег притащил одеколон и в лицо Лукаса полетело ароматное облако. И все это чуть ли не с песней. Никаких криков или ворчания, так уже привычного им обоим. Потом Даршавин сам заскочил на минуту под ледяной душ, будто пытаясь изменить свою сущность. А потом - вообще странное - Олег протянул Лукасу свое белье. Не просто чистое, а новый комплект нательного белья, который приятно скользил по телу, прилегая к нему, словно истосковавшийся влюбленный. Но к этому моменту Лукас уже начал немного пошучивать и улыбаться в ответ на шутки Олега. Со стороны могло показаться, что парочка друзей, давно знающих цену своей дружбе, пришла совершить ритуал омовения.
Как в старом советском кино...  Потом Олег повел Лукаса в камеру. Все так же без наручников, и охрана не приближалась к ним, только следовала чуть позади. День подходил к концу, и Даршавин, кивнув на окно, шепнул.
- Там уже даже птицы улеглись спать. Давай-ка я уложу тебя, чтобы быть уверенным, что ты отдохнешь нормально. Без лишних мыслей. У нас все будет хорошо. Ты включишь свои мозги и сделаешь все, чтобы вернуться на родину. Надеюсь, ты сам этого желаешь больше всего на свете.
 Уходя из камеры после того, как Лукас тихонько засопел, Даршавин убедился, что тот хорошо укрыт и ему не станет холодно.
- Мы с тобой горы свернем, - убежденно, будто мантру шептал Олег. - Нам двоим смогут позавидовать все агенты мира. Главное, ты не сходи с ума. Не бойся. Сделай все как надо, а я уж позабочусь обо всем остальном...
В том, что стадия заботы последовала не после избиения и унижения, а непосредственно после просьбы о помощи не могло быть ничего удивительного. Даршавин сам много раз говорил Лукасу о том, что лучше с ним говорить, просить его о чем-то необходимом. Надеяться на то, что Лукас решил сотрудничать, было так же глупо, как и верить в то, что все правительства мира в один день прекратят все нефтяные войны и подковерные перевороты. Скорее небо упадет на землю, чем Лукас Норт выложит все секреты, о которых только может догадываться. Но... Олег так надеялся на это - " НО". Ведь может же он рассчитывать на аналитические способности Норта. Должен же он понять, что есть вещи, которых бы лучше и не было. Пусть он подумает. Разложит  все по полочкам. Пусть  осмыслит, на что себя обрекает, если не доверится ему, Олегу. Не так уж много ему и нужно от Норта здесь. А там... кто знает...
Это была первая за все четыре с половиной года ночь, когда Лукасу удалось поспать. По-настоящему поспать, а не впасть в забытье, как это чаще всего бывало, из-за полного истощения всех ресурсов организма. И обошлось без кошмаров. Которые были неотъемлемой частью жизни Лукаса еще с девяносто пятого года. Эта ночь прошла незаметно. Казалось, только лег, убаюканный фальшиво заботливыми увещеваниями Даршавина, и вот уже команда подъем. Лукас встал с койки с каким-то новым ощущением. Давно забытой легкости, едва ли не свободы. Нет скорее, освобождения. Прав был Даршавин. Лукас вчера смыл с себя свое прошлое. Оставил позади, закрыл ту страницу жизни. Если раньше он просто выживал, оправдывая свое существование то одной, то другой целью, то теперь он точно знал, ради чего это все. Даже здесь в этих сумрачных застенках, можно оставаться тем, кем он так стремился быть. Лукас Норт – это MI5. Вы еще не знаете, с кем связались, мрачно улыбался Норт, скатывая матрас.  Переиграю вас всех, вы даже понять не сможете, когда и как это произошло. Нужно только затаиться. Выждать. Адаптироваться и делать то, что от него ожидают. С адаптацией почти покончено. Почему почти? А разве можно привыкнуть к боли? Можно научиться ее терпеть, не замечать, жить с ней. Но привыкнуть к ней невозможно. Можно научиться не огрызаться в ответ на оскорбления и провокации. Можно казаться послушным и покорным. Это стратегия выживания.
Но где-то на периферии сознания бьются, словно птицы о прутья клетки, слова Даршавина. Ты жестокий хладнокровный убийца. Ты сгниешь заживо в этой дыре. Без движения, без кислорода, без надобности. И, стоит Лукасу вспомнить об этом, как леденящий страх сковывает душу, заставляя сердце биться в лихорадочном темпе, так, что становится тяжело дышать. Лукас прогоняет эти мысли обратно в тот дальний темный уголок своего персонального чистилища, где им и место.
Даршавин тоже сменил тактику. После того, как Лукас продемонстрировал свою от него зависимость, Олег всячески показывает Норту, как хорошо, приятно и полезно дружить с ним, а не враждовать. Теперь в душ можно ходить чаще, чем раз в неделю. И кормежка стала более приличной. Вместо допросов беседы. В камере. Олег больше не водит Лукаса на место преступления, боится нарушить эту хрупкую связь, что протянулась между ними двумя.
Темы для разговора Олег выбирает как обычно нейтральные. Как тогда, в больничке. Рассказывает о флоре и фауне здешних мест, например, а потом как бы невзначай спросит Лукаса о его родных краях. Норт очень осторожно отвечает на вопросы, тщательно подбирая слова, но со стороны это выглядит как непринужденный рассказ о бескрайних долинах, зеленых холмах и быстрых белых облаках, живущих в небе.  Теперь, когда Олег отбросил свой образ этакого грубоватого неотесанного крестьянина и позволил своей истинной сущности выйти на первый план, он предстал перед Лукасом как высокоинтеллектуальный, образованный и начитанный человек, который по какой-то чудовищной ошибке оказался в этом богом забытом месте. Как и сам Лукас. Смотри, сколько у нас общего, мы же так похожи, внушает Даршавин Норту. Изо всех сил старается ему стать другом, советником, поддержкой, внимательным  и сопереживающим слушателем. Но и Лукас не отстает. Оба понимают, что это представление не может длиться вечно. Но это та приятно и увлекательно, что ни один не желает пока рушить эту эфемерную иллюзию единения и взаимопонимания.
Переломный момент наступает, когда Олегу вздумалось поговорить о любимых поэтах. Это казался вопрос без подвоха совершенно. И Лукас ответил, что его любимый поэт Уильям Блейк. И продекламировал один из стихов.
Был зол на друга моего...
Но злость прошла...
И ничего..
Был зол на моего врага...
И злость мне стала дорога...
Слезами поливал свой гнев...
И день, и ночь вдали от всех...
Его под солнцем согревал…
Чтоб гнев мой силу набирал…
Растил его и ночь, и день...
И вот листва бросает тень...
На дереве сияет плод...
Надеюсь, он его найдет...
Зажжет ночь первую звезду...
И будет враг в моем саду...
Увидит солнце как взойдет...
Что враг под древом распростерт...
- Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть как мимо тебя по воде проплывает труп твоего врага? - усмехнулся Даршавин, - Но ты не хочешь просто сидеть, да? Тебе приятнее растить свою злость как прекрасный сад, в котором когда-то твой враг и будет распят? - черные глаза Олега буравили мозг, зачем этому рафинированному англичанину так уж лелеять свою злость? Разве не достаточно поступить как мудрый китаец? Просто сиди и жди. И у тебя будет то, чего ты  ждешь? А что бы сделал русский между этих двух непримиримых противоположностей запада и востока? Да, русские вечно оказываются между молотом и наковальней. Неудивительно, что их реакции так импульсивны и непредсказуемы. Русский бы навтыкал всем, потом послал всех к какой-нибудь матери, махнул рукой и ушел на рыбалку. Потому что нехрен... Теперь Даршавин усмехнулся собственным мыслям. Но все еще не сводил взгляда с Лукаса. Вот интересно, смог бы этот джентльмен угадать, о чем думает в такой момент его враг, если он русский? Учили его нашему "Авось"?
Лукас продемонстрировал одну из своих тонких понимающих улыбок, больше похожих на ироничную ухмылку. Грань была так тонка, что невозможно было ни прицепиться, ни оскорбиться.
- Жизнь слишком коротка, чтобы просто так сидеть на берегу и ждать. Она пройдет мимо. Жизнь. – Лукас помолчал, вдохнул, задержал дыхание, бесшумно выпустил воздух. – Но, учитывая обстоятельства. Мне приходится сейчас заниматься именно этим. Сидеть и ждать. Жаль, что с моей позиции наблюдения реку видно не так хорошо, как хотелось бы.
Лукас снова замолчал, держа взгляд Даршавина своим.
- А давай я угадаю твое любимое стихотворение?
В глазах Норта зажегся тот дьявольский огонь, которого Даршавин давно уже не видел. Это был плохой знак, но Олег не стал перебивать или останавливать Лукаса. Напротив, изобразил на лице огромную заинтересованность, всем своим видом продемонстрировал поощрение этого порыва Норта.
А тот на секунду сделал вид, что задумался, чтобы придать весомости собственным словам, а потом произнес.
- Мне кажется, твое любимое стихотворение это Казачья колыбельная.
- Интересно, с чего ты так решил?
Вот теперь Норту удалось безраздельно завладеть вниманием Олега. Ради таких моментов и ведется разработка. Чтобы враг раскрылся в непринужденной обстановке. Чтобы через свои суждения выявил собственные взгляды и озвучил, наконец, свою точку зрения и отношение к происходящему, пусть и опосредованно.
- Если принимать во внимание то, что стихотворение Казачья колыбельная было написано в 1838 году, когда Михаил Лермонтов впервые побывал на Кавказе и принял участие в военных действиях. По сути, Казачья колыбельная является трактовкой народного творчества. По одной из  версий, именно в станице Червленой на берегу реки Терек, где был расквартирован гусарский полк Лермонтова, поэту довелось услышать, как молодая казачка укачивает своего сына под очень нежную и красивую колыбельную. Именно она легла в основу стихотворения, но автор вложил в него несколько иной смысл, так как не мог обойти в своем творчестве войну, которая каждый день уносила жизни сотен русских солдат.
Даже поверхностный анализ стихотворения показывает, что оно выдержано в духе монолога матери, которая, укладывая спать малыша, рассказывает о том, что ждет его в будущем. Первое восьмистишье действительно подошло бы для любой колыбельной, так как в нем присутствуют все определения этой формы народной песни – ясный месяц, сказка и, конечно, желание матери, чтобы сын поскорее уснул. Но вот потом  поэт от имени женщины-казачки продолжает уже  совсем в другом ключе. Он  рассказывает  о том, что ему довелось увидеть на этой страшной и кровавой войне.
«Злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал», — эти слова совершенно не подходят для колыбельной, однако, тем не менее, отражают действительность. Равно как и следующие строчки, в которых поэт повествует о том, что отец малыша готов дать врагу достойный отпор, так как он ушел воевать за родную землю. Подобная судьба ожидает и этого младенца, который сейчас покоиться на руках у казачки, но очень скоро так же, как и отец, будет защищать свою родину от чеченских набегов. «Смело вденешь ногу в стремя и возьмешь ружье», — предрекает ему мать, понимая, что именно так сложится судьба ее ребенка. Но даже ей не дано знать, сможет ли он выжить в кровавой и непрекращающейся войне. Все, что остается в этой ситуации безутешной женщине – так это молить Бога о том, чтобы ее сын все же вернулся домой. Поэтому поэт от ее имени обещает: «Дам тебе я на дорогу образок святой». Это все, что может сделать для своего ребенка любящая мать, которая дает сыну наказ не только искать спасение в молитве, но и вспоминать ту, которая дала ему жизнь, и теперь мечтает лишь о том, чтобы ее сохранить. Трогательно, не правда ли? Узнаешь свою судьбу в этом стихотворении?
Еще несколько ударов сердца, громких, как бой курантов в наступившей тишине. И…
- Умный, да? - зашипел Олег, в этот момент Даршавин был злее всех чеченов вместе взятых и очень жалел только о том, что давно уже не брал с собой ни наручников, ни дубинки, ни хотя бы той чертовой ручки, слишком уж похожей на кинжал. Так что первый удар пришелся в челюсть, потом чуть встряхнув отвыкшую уже бить кисть руки, Олег успел дослать такой же  короткий без замаха удар в солнечное сплетение прежде, чем Лукас начал оседать на пол. - Ты же не надеялся, что твои разглагольствования останутся без внимания и оценки? А, Норт? Ты же не думал, что я буду рукоплескать твоим талантам?
И Даршавин, схватив Лукаса за руку, подбросил его, как будто куклу в тренажерном зале, нацепив на свой кулак, даже не обратив внимание на явный хруст костей. И Лукас отлетел к стене, казалось, кафель прогнулся под ударом и окрасился в нежно розовый... уж не стыд ли это? Нет, Олегу стыдно не было. Он сам был багровым от возбуждения и ненависти. Схватив врага за волосы, опять приволок его на средину камеры, видимо ему понравилось, как тело Лукаса отлетает к стене, потому что Даршавин снова приподнял Норта над полом, и опять тот отлетел от удара к стене... И какой черт его дернул шевельнуться? Но, Олег, заметив явную попытку Лукаса встать, уже не стал больше таскать его по камере, а методично отправлял пинками все к той же стене, будто футбольный мяч. Пока тряпичная кукла по имени Лукас не обмякла и не перестала подавать признаки жизни... Сколько времени может понадобиться для того чтобы расписать под хохлому, если умеючи?
Даршавин стоял, не в силах отдышаться, растирая сбитые костяшки право руки…
- Вот же черт! Вечно у меня от него болит рука! - совершенно не сожалея об избитом теле Лукаса, заворчал Даршавин. Еще бы сожалеть об этом, когда придется сожалеть о том, что нужно снова отправлять его в больничку, а это несколько нарушит планы...
 Олег присел на кровать, вытащил сигарету... Вот сейчас он успокоится, и подойдет к телу, чтобы проверить ...
Не сказать, что удар застал Лукаса врасплох. И не сказать, что он был к нему не готов. Потому кулак прошел вскользь, не причинив особого вреда. И второй в солнечное сплетение был встречен достойно. Как же хочется перехватить руку, ударить в ответ… Ведь он может. Но нет. Лукас не станет. Пусть Даршавин в очередной раз распишется в своей слабости. Пусть даст понять себе и Норту, что тот все равно выше. Что, пусть он и побит, но побежденный не он.
Даршавин применил болевой прием, если запястье не сломано, это чудо. А потом все было серьезно. Лукас еще отмечал происходящее ровно до того момента, пока Даршавин не начал его пинать. Тогда сознание померкло, и Норт утратил способность на любое сопротивление.
Олег выкурил сигарету, тянул время как мог, в надежде, что Норт сам очнется и хоть рукой шевельнет. Но минуты шли, а явных признаков жизни не было видно. Сказать, что Даршавин был встревожен? Скорее он все еще был зол, слишком зол, чтобы испытывать другие эмоции, но чувство долга возобладало, и Олег поднявшись с кровати подошел к Лукасу. Дыхание есть. Хоть это. Но дальше .. Без помощи врача не обойтись. Олег сделал знак в сторону двери. И крикнул в открывшееся пространство:
- Срочно врача! Носилки! Кислород! Минута на все!
Пока Гриша побежал выполнять приказание, Миша зашел в камеры.
- Ну, что, начальник, скажем, что это он сам на кулак намотался?  - примитивная ирония Миши была понята. Разбитых рук Даршавина никуда не деть. И что такое отчеты по сравнению с усталым, презрительным взглядом Ведьмака? В отчетах можно написать любую ахинею. И Ведьмак подпишет ее. Но что делать с его взглядом, в котором выразится такое презрение, что еще месяц будешь ползать на брюхе от чувства вины... Чего проще справиться в беззащитным, бесправным заключенным... Кулаками, дубинками, браслетами... Попробуй выиграть у него мозгами.. А, Олег? Ты смог бы победить врага одной силой мысли? Так, как он это сделал только что?
 Хотя все эти угрызения совести пришли слишком поздно. Лучше подготовиться к разговору с доктором...
Опять запах лекарств и глаза Ведьмака… Хотя Даршавин разумно решил перейти в нападение, прежде чем Ведьмак принудит его обороняться.
- Петр Алексеевич, мне нужно, очень нужно, чтобы этот заключенный в кратчайшие сроки был в состоянии давать показания. Не могли бы вы оказать ему как можно больше внимания? Это очень важно в интересах страны. – Олег очень надеялся, что доктор не станет смотреть на него как на умалишенного извращенца, а просто скажет, сколько времени нужно для того, чтобы Норт встал на ноги. Хотя понимал, что надеяться на такое глупо. Ведьмак не из тех, кто будет подчиняться как баран. Да и к тому же – ему есть, кому подчиняться. Своего начальства хоть завались.
- Ну, что вы, Олег Вадимович, смеетесь? После таких травм ему полгода нужно на восстановление...
Кто бы сомневался, что Даршавин начнет с требований. Нет, чтобы поинтересоваться, как дела у его жертвы. Будем называть вещи своими именами. Лукас Норт этот несчастный англичан, одному богу известно как попал в эту глушь российскую, стал очередной жертвой главного следователя Лушанки. И держится на удивление долго. Уже почти два года, а он только второй раз в больничке. Хотя, зная Даршавина, можно справедливо предположить, что все остальное время он просто зализывает раны в камере. И всегда Даршавин действует исключительно в интересах страны. Не в своих,  он же у нас само бескорыстие. Посмотрите в словаре толкование этого лова, рядом увидите его портрет. Олега Вадимовича Даршавина. Не покладая рук трудится он на благо отчизны. Буквально…
- Это я смеюсь? Вы же понимаете, что ни мне, ни вам таких сроков никто не выделит. У нас времени считанные дни. – резко оборвал Даршавин доктора, вытаскивая сигарету и зажигалку. – Этот заключенный мне нужен как можно быстрее! Если нельзя будет отправить его в камеру, я буду навещать его здесь.
Иными словами, доктор, сотворите чудо. Потому что я так сказал. Не в камере, Олег Вадимович, там распоряжаться будете, а здесь моя епархия. Нужен он тебе. А каким местом думал, когда насмерть забивал?
- Выслушайте, Олег Вадимович. Не бегите впереди паровоза. У него множество кровоподтеков, сломано несколько  ребер, но это скоро будет видно на снимках, и я подозреваю растяжение запястья и сотрясение мозга третьей степени. От амнезии не могу дать никакой гарантии. Слишком уж много травмирующих ударов он принял на себя. Как в бою побывал, знаете ли… - Ведьмак говорил уверенно и спокойно. Диагност он был от бога, и наплевать, что тут в его руках в лучшем случае есть рентгеновский аппарат. – Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы мои пациенты как можно быстрее поправлялись. Но человеческий организм имеет весьма ограниченные возможности. Это не механизм, где можно заменить одни части на другие. Процесс реабилитации требует времени. К тому же, сами знаете, далеко не все необходимое для работы имеется в наличии.
Тем самым Ведьмак однозначно давал понять. Гражданин следователь не получит своего заключенного прежде, чем тот восстановится полностью.
- А вам, Олег Вадимович, медицинская помощь не нужна?  - чувство долга прежде всего… И вот он – этот взгляд. Жесткий и осуждающий. Он словно пытается вытащить на свет душу и проверить нельзя ли и ее подлечить? Ведьмак буравит глазами Олега. Не осталась-таки незамеченной и правая рука в жутких кровоподтеках…
Помощь? Помощь нужна, еще как! Но кто же позволит валяться на койке? Олег, наконец, вытаскивает сигарету. Больше всего на свете сейчас он хотел курить…
Взгляд Ведьмака уничтожил бы и сигарету, и того, кто осмелился бы ее тут закурить. Но взгляды не убивают. И Даршавин закуривает. Демонстрируя сбитые костяшки пальцев припухшей правой руки прямо перед лицом врача. Все ясно и просто. Предельно.  И они оба знают, что дальше будет.
 - Хорошо, Олег Вадимович. Как только я закончу обследование, я сообщу вам результаты, а так же прогнозы по поводу лечения и выздоровления вашего подследственного.
Ведьмак разворачивается и уходит к Лукасу. Даже не бросив напоследок что-то типа «Не смею вас задерживать, всего доброго…»
 Олег стоит еще ровно одну затяжку, выдыхает облако дыма и выходит из медсанчасти. Ему тоже предстоит куча работы. Опять отчеты. Опять вносить изменения в план расследования. Опять ждать приговора Ведьмака. Что, если ему опять придется кормить Норта с ложечки? При этой мысли Олег передернул плечами… Разве недостаточно было прошлого раза? И ты сам опять устроил себе такое? Или ты хотел этого? Ни это ли называется: «Спасите меня от меня»?
Чертыхнувшись, Олег идет в кабинет. Гриша уже доложил, что в камере произведена полная генеральная уборка.  Теперь дело за малым – чтобы Лукас открыл глаза и вспомнил, кто он и что тут делает…
Опять этот уже ставший знакомым запах. И звуки. Точнее, их отсутствие. Хотя не полное. Скрипнул стул. Зашуршала одежда.
Лукас с трудом открыл глаза и тут же закрыл их. Этот свет. А еще очень хочется пить.
- Water…
- Очнулся.
Как сквозь слои ваты донесся до него мужской голос.
- Hey. I’m thirsty.
Ответа не последовало. Только быстрые тихие шаги. Дверь открылась и закрылась. Отлично. Пить здесь точно никто не даст. Придется самому. И самая первая незначительная попытка пошевелиться заставила вскрикнуть от боли. Лукас вытянулся на кровати, стиснув зубы.
Тут же в палату ворвались двое. Бросились к нему.
- Нет-нет, тебе лежать надо, лежать. Покой. Постельный режим.
Лукас почувствовал прикосновение пальцев к запястью.
- Пульс немного учащенный, оно и понятно, с того света человек вернулся.
- Water… - снова попросил Лукас.
- Чего? – Ника. Всплыло в памяти имя, ассоциирующееся с этим голосом.
- Пить он просит. Воды дай живо, - скомандовал по-видимому врач. А потом приподнял Лукасу голову и поднес к губам стакан. – Потихоньку.
Лукас жадно сделал несколько глотков. Врач опустил его голову на подушку.
- How long…
- Дак уж дней пять… Файф дейс.
- Алексеич, ты чего, английский знаешь?
- Знал когда-то, думал, что забыл. А вон, вишь нет. Ду ю  андерстэнд? – Лукас понял, что обращаются снова к нему.
- Yes, - выдохнул он.
- Ю рест. Окей? Рест.
- Yeah, thanks.
Лето укатилось, как солнце на закате, и ночи стали длиннее, а вечера томительнее…
Даршавин закончил с отчетами ближе к полуночи. Но изменять привычке, ставшей уже ритуалом,  не стал. Он стоял у шуршащих камышей, выпуская клубы дыма, словно пытаясь выдохнуть досаду и злость. Всматриваясь в глаза черноватой, как будто вымазанной грязью луны, и слушая переговоры между ветром и камышами. Вот так же когда-то он прислушивался к каждому слову, но ничего не мог разобрать…
Тогда в одном из рейдов по селам они напоролись на бой. Из его группы в живых остался он и трое раненых мальчишек, которых чудом удалось укрыть за одним из каменных заборов. А лучшие ребята, его продолжение, его надежда, все они погибли. Один из новобранцев не заметил в темноте противопехотную мину. Само собой, взрыв послужил сигналом и ориентиром для открытия огня. Со всех сторон полетели пули и гранаты. Это был настоящий ад. Парни прикрывали командира и раненых  до конца. Даршавин даже если бы мог доораться, все равно ничего бы уже не изменил – всех положили. Раненый мальчишка, Васька Поликарпов, все просил не рассказывать никому, что утром, когда они ехали в колонне, полковник заставил его и еще троих солдат стаскать ящики с машин в кусты у обочины и приказал никому не говорить об этом, что это, дескать, военная тайна. А что там тайного, когда они еще и отъехать не успели, как прикатили пара Тойот, из них повыскакивали бородатые черные и взялись таскать эти ящики в свои машины. А товарищ полковник и так изрядно запыхавшийся и употевший. Хоть и не таскал ничего, еще долго говорил с ними о чем-то и взял у них пакет. Слишком уж было похоже, что добрая часть вооружения и провианта ушла, так и не добравшись до части.  А комбат сдуру или за плату, подписать только бумаги о приемке, за которыми уже ничего не было… Ничего, только смерть… Смерть парней. Молодых, здоровых, крепких, умных. И новобранцев с ними послали, как специально, чтобы мина сработала. Потому что его бойцы так не облажались бы никогда. Тем более в таком месте, где обнаружить себя, уже означало верную смерть...
 Но самое страшное было уже после восхода солнца. Когда прибывшие группы быстрого реагирования и работники прокуратуры стали находить улики - оружие, боеприпасы, оборудование. И уцелевших боевиков….  Когда те рассказали, что все это, равно как и информация о рейде, куплено было в их же части. Буквально утром того же дня. Потому что заранее такую информацию не приобрести – пароли в штабе менялись каждое утро.
Заместитель командира бригады полковник Панасюк прибыл рано утром с обозом продовольствия, боеприпасов и пополнением. Необстрелянные желторотики – срочники. Слишком тощие и прозрачные по сравнению с огромным брюхом, обвисшим на ляжках, и щеками, свисающими на плечи полковника. Долго кряхтя и пыхтя, полковник перебирался из закрытого бронежилетами УАЗика на землю. Даршавин стоял в строю командиров, пока комбат пытался доложить обстановку на вверенной ему территории. Почему еще тогда, утром, у него появилось гадкое, мерзкое ощущение беды? Но он всегда доверял своим предчувствиям. И знал, что если так гаденько засосало под ложечкой, ничего хорошего не будет. Краем уха он слышал, что завматчастью возмущался, крича кому-то о том, что с таким пополнением и врага не надо. Сами себя не носят и еще что-то о ком-то из командования, мол, харя бы треснула, пока мы все еще живы. Но своих дел всегда навалом, и Даршавин не стал углубляться в конфликт, а приступил к последнему этапу подготовки к операции.
А потом вот так же как сейчас стоя за тонкой парусиновой стенкой палатки, пытался расслышать, что будет с этим полковником. Но что, что он услышал… Ничего! По большому счету, замкомбригу не светило никакое наказание, если не считать некоторой суммы, которую и предлагал полковник за то, чтобы его фамилия не значилась в бумагах по этому делу.  Более того, спустя минуту, он уже орал, что комбат сам пойдет под трибунал на волне борьбы с коррупцией. Потому что все бумаги подписаны вчерашним утром, и что если бы надлежащим образом была бы организована работа, то его, Панасюка уже не должно здесь быть. И что это он, Панасюк, будет свидетелем отвратительной работы руководства батальона. Полковник задыхался от эмоций и ора, покрылся красными пятнами и испариной, но продолжал орать, сотрясая не только воздух вокруг, но и жалкую раздолбанную мебель и стены палатки.
 Олег влетел в штаб, и пока все были в шоке, ринулся на Панасюка. Конечно, свалить такого борова на землю было бы трудно, если бы он мог хоть немного шевелиться. Да и Даршавин не стал отбивать руки об этот мешок с дерьмом, он рванул стол у входа и метнул в полковника. Железный профильный каркас и столешница из тяжелой прессплиты пролетели почти всю палатку и свалили с ног эту кучу жира. А дальше все было как в камере с Нортом.
С той только разницей, что таскать этого борова Даршавин даже не пытался, да и в руках у него то   и дело появлялись обломки мебели или оружия, которыми он херачил полкана словно отбивную. Он даже не орал, не матерился, потому что заглушить или переорать крики полковника все равно было невозможно. Когда Олега оттащили от тела, из обеих ног Панасюка торчали обломки костей, правая рука тоже была сломана, да Олег бы переломал все кости и выдрал кишки, если бы его не оттащили опомнившиеся от шока офицеры. Или они просто ждали, когда Олег завершит то, о чем они все мечтали? Как бы то ни было, никто, включая командира, потерявшего шанс заполучить неплохое состояние, не написал в рапорте ничего, порочащего Олега. А если учесть, что в первом полугодии две тысячи четвертого года в воровстве и хищении были обвинены сорок три командира, а тридцать пять из них были осуждены, то Олега вроде бы, как и наградили… Если бы это было так... Если бы у этого заросшего жиром отродья не нашлось денег проплатить его появление здесь. «Спаси нас бог от царской милости, да и от гнева тоже…»  Командир тогда посоветовал Олегу навестить полковника в госпитале.
Даршавин, собрав в кулак свою волю, поплелся на третий этаж большого белого здания, определенного под госпиталь.  Панасюк лежал в палате один. Да и кто бы смог тут находиться рядом с ним? Вонь от гноя, покрывающего ноги полковника не давала возможности дышать. Едва перебарывая брезгливость, Олег подошел поближе к кровати. Даже после нескольких операций ноги полковника все еще не зажили. Жир мешал процессу сращивания тканей. Сосуды, закупоренные тромбами, плохо пропускали ток крови, а мухи с удовольствием сидели на брызгах гноя и откладывали свои яйца прямо на живое тело человека. Видимо и среди медперсонала полковник не вызывал острого желания поухаживать за ним, и сам он не мог хоть немного шевелиться, помогая процессу заживления ран. Мышц у него не было. Жирный округлый живот возвышался над кроватью горой. Огромный, но никуда не годный организм гнил заживо. Панасюк храпел вместо дыхания и водил заплывшими глазками в поисках облегчения… Но, увидев Олега, он завопил, будто тот опять кидает в него стол, чтобы свалить с ног… Санитары-таки прибежали на дикий ор, утащили Даршавина из палаты. Он только и успел прошипеть, чуть наклонившись:
- Да, чтоб ты сгнил, сука…
Ох, как он хотел, чтобы эта скотина встретился с его парнями на том свете, чтобы они посмотрели, что стало с виновником их смерти…
 Луна, отяжелев от полноты и неги, завалилась на бок, равнодушно глядя на брошенные Даршавиным на влажной, пропитанной болотной жижей траве, окурки….  А длинная тень следователя уже мелькала по ту сторону забора, обнесенного колючей проволокой. Сколько бы он не проклинал тот гнилой день и адскую ночь, парней уже не вернуть. И у него уже все по-другому. Его тоже загнали сюда не для того, чтобы он вернулся обратно. И уж тем более, не для того чтобы он узнал больше, чем ему позволят узнать. Не с Нортом нужно бороться. Не с Нортом….
Олег, как обычно, сидел за своим столом, переписывая планы и строча отчеты. Его бумажные дни слишком затянулись и уже представляли собой некую изощренную пытку. Теперь уже Даршавин мечтал кормить Норта с ложечки, говорить с ним, лишь бы не это одиночество и неизвестность. Никто бы не догадался, но Олег каждый раз во время перекура поглядывал на окна лазарета, в какой-то исступленной надежде, что он догадается сам, что Лукас пришел в себя, и без доклада сможет идти в больничку. Но он не догадался, да и сколько бы не ждал, звонок стал полной неожиданностью. Ведьмак самолично пробубнил в трубку, что заключенный пришел в себя, что следователь сможет навестить его, но только в присутствии врача и всего пять минут. Сказать, что Олег был готов бежать туда бегом и еще и расцеловать там всех, включая Нику, в общем-то ничего не сказать. Нет, конечно, он не бежал, просто шел так быстро, что его лакеи все равно бы за ним не поспели. Пусть он не угадал, когда Норт подал признаки жизни, зато ему можно навещать его. И лезть с поцелуями точно не стал бы. Но как же он выдохнул, когда увидел Лукаса... Как посмотрел на него, словно душа ожила и потеплела. Потеплела настолько, что захотелось просто поговорить. Просто смотреть на него и молчать. Весь этот поток противоречий закрутился где-то в районе желудка, приводя к спазмам. И то верно, сколько вообще можно так нервничать! Он же чуть с ума не сошел, пока этот спящий красавец спал!
И все повторилось. В том же ослепительно белом боксе Даршавин подошел к постели, на которой лежал Лукас жутко бледный и осунувшийся, взял стул, сел рядом. Ведьмак встал у окна. Словно чуткий сторож, охраняющий свои владения...
- Он говорит исключительно на английском, - предупредил Ведьмак. – По какой причине, я не знаю. Это не медицинский аспект. Но учтите, если пообщаться надумаете. И еще. Никаких провокационных вопросов. Его сознание еще спутанное. Тошнить перестало, уже хорошо.
Рефлекторная рвота всегда сопровождает травмы мозга. Ему кажется, что организм отравили. Так мозг реагирует на повреждении. И старается от яда избавиться. И то, что рвота прекратилось, было на самом деле хорошим знаком.
Даршавин опешил. Отлично! Мало того что он столько времени ожидал встречи, так еще и ... Что? Что с ним?
- Доктор, Что это? Что с ним? Он сможет понимать по-русски? - Олег в замешательстве даже забыл, что они с Ведьмаком, мягко говоря, не приятели...
Повернув голову к Лукасу, он все же сделал вдох, так, для самоуспокоения…
- Hello, Mr North. How are you feeling? - Голос чуть хрипел, срываясь к низким нотам, но Олег постарался взять себя в руки...
Ведьмак только плечами пожал, мол, меня ваши методы не касаются, разбирайтесь сами.
- А кто его знает, что он понимает, а что нет. На русские слова не реагирует, на английские да. А мне с ним много общаться и не надо. Попросит чего если. Но это редко.
Самые плохие пациенты для врачей те, которые на все вопросы о самочувствии отвечают, что у них все в порядке. Плюс оборудования диагностического нет. Поди и разбери, что с этим Нортом происходит. Он как раз из таких. Что его ни спроси, один ответ.
- Fine. Thanks.
Как автоответчик. Вот и сейчас. Даже глаз не открыл, а ответ как по нотам.
- Fine. Thanks.
Даршавин отпрянул ... И как теперь? Нужно же как то раскачать этот кисель...
Но пока ... пока пусть хотя бы заговорит...
- What is your name? - Олег постарался сказать это как можно медленнее и раздельно, пытаясь донести смысл до собеседника. Еще чуть-чуть и он начнет говорить громче на три тона, чтобы быть уверенным, что его слышат хотя бы...
Эх, знать бы точно, что он все слышит, все понимает и все помнит... Или лучше, чтобы он кое-чего и не думал вспоминать?
Лукас приоткрыл тяжелые веки и сфокусировал взгляд на том, кто его спрашивал. Ни намека на узнавание или какой-то иной реакции на Даршавина. Как будто перед ним стоял стул, а на стуле находился манекен.
- Lukas. – создавалось впечатление, что лежащему на постели не хочется произносить это имя или очень трудно это сделать. Бескровные губы едва шевелились, а слова сражались за то, чтобы быть услышанными. -  North.
Ну, хотя бы знает кто он, так, хорошо…
Дальше.. Дальше, понимает ли, помнит ли – где он? Олег разволновался, дальше некуда, потому  что, если помнит где, то возможно помнит и кто перед ним, но по его реакции этого не скажешь.. А если не помнит, то что тогда? Что с него толку, если он забыл абсолютно все… Так, ладно, лирику откинуть. Выяснить самое необходимое, а выводы делать исходя из реальности.
 - Well, Mr North.  – Даршавин опять медленно и осторожно подбирал слова и тембр голоса. Чтобы не спугнуть пациента, чтобы не испортить все, - Now tell me where you are?
И опять, затаив дыхание он ждал, что ответит Лукас.  Если тот понимает и помнит где он, значит должен помнить и кто перед ним… кто…
Как было хорошо, пока не приперся этот чел. Относительно, конечно. Если не считать постоянной боли и тошноты. Тихо. Мягко. Спокойно.
Пока не посещают кошмары. Но они тоже последнее время держались подальше. Мозг блокировал их. Не пускал. С его итак хватило травматических воздействий. Лукасу постоянно хотелось спать, и никто его в этом не ограничивал. Малейшие попытки осознать происходящее вокруг приводили к усилению пульсирующей головной боли, так что он и не пытался.
На самом деле, он очнулся в тот же день, но Ведьмак, зная привычки Даршавина, об этом главному следователю сообщать не стал. Дал Норту еще немного времени, чтобы придти в себя перед неминуемыми допросами. Исключительно как врач.
- At the hospital obviously.
Эти вопросы. Их задают каждый раз. Лукас и сам задавал их. Неоднократно. Только кому и зачем… Нет, лучше не пытаться вспоминать.
Олег выдохнул и опять набрал воздуха, шумно и порывисто..
 -Very good, -  еще один вопрос и можно будет понять, что дальше… - But do you recognize me? Do you remember who I am? – вот теперь Олег дышать перестал. Потому что дальше … либо он помнит все. И можно ничего не объяснять и не спрашивать. Либо… либо история может пойти по разным сценариям.
И только Даршавину выбирать по какому пути двигаться…  А пока, Олег ждал. Затаив дыхание, что ответит этот бледный человек, состоящий только из боли и воли. И с этим тоже нужно было считаться. Как и с Ведьмаком, который уже пару раз постукал по циферблату. Но пока молчал…
Лукас ждал этого вопроса. Это на уровне подкорки. Кто ты. Где ты. Кто я. Возможны варианты. Почему ты здесь. Что последнее, что ты помнишь. И в зависимости от этого строится дальнейший допрос.
Интересно, откуда ему это известно самому? Они коллеги?
- Sorry. I’m exhausted. Please. Leave me alone…
Голубые глаза закрылись, Норт испустил тяжкий вздох, очень напоминающий стон.
И тут Ведьмак не выдержал.
- Гражданин следователь. Я настаиваю, чтобы вы покинули палату. Вы сводите на нет все мои труды.
Ему еще много чего было сказать Даршавину. И он скажет, если тот попытается возразить. Что это вот последствия его неукротимого рвения. И что здесь не допросная, а лазарет. И здесь распоряжается он, Петр Алексеевич. И он не даст одним махом уничтожить его прогресс. Когда сутками напролет он отслеживал малейшее изменение в состоянии пациента. Разыскивал по болотам нужные травки. Свежие они эффективнее. Готовил отвары. Вливал по капле в рот больного…
Опять этот взгляд Ведьмака. Даршавин крякнул в кулак. Протянул руку в Лукасу, но тут же отдернул, будто испугавшись его реакции. Нет, пока действительно, не стоит …
Буркнув нечто похожее на «поправляйся побыстрее», Олег поднялся и вышел, под конвоем ведьмака.  В палату тут же прошмыгнул Ника. Похоже, эти мужики берегут своих пациентов лучше, чем золотой запас Форт Нокса.
 И Даршавин приготовился выслушивать протесты Петра Алексеевича. Как будто выпить рыбий жир.
Ведьмак, конечно хорошо понимал, что вне его зоны влияния с заключенными могут делать все, что угодно. И он прекрасно знал, что с ними делают. Но тут на его территории, он будет глотку за них рвать.
Нет, лучше перекурить сигаретку на болоте, чем выдерживать этот немой укор при цивилизованной беседе. И Даршавин, коротко сославшись на занятость, будто отдернув руку, так же стремительно, как и пришел, пересекает узкий коридор лазарета и закрывает за собой дверь. Все. Его нет. Он должен подумать...
Ведьмак втайне торжествовал победу. Не только и не столько над Даршавным, сколько над его системой. Гнетом. Приятно иногда осознать, что у тебя тоже есть кусочек власти. Особенно после многих лет бесправного существования в чудовищных условиях, в каких даже скот в хлевах не держат. И вот появляется Шанс. В лице англичанина Лукаса Норта. В какой-то мере Ведьмак понимает, почему Норт с завидной регулярностью оказывается его пациентом. Он тоже противостоит системе. Это их в какой-то мере ставит по одну сторону баррикад. Но ведьмак не настолько наивен. Он четко понимает, что Лукас никогда не заведет с ним дружеских отношений. И то, что Даршавин будет использовать Ведьмака как свои глаза и уши в лазарете. Нику можно было бы. Его проще. Но вот беда. Английского-то он не знает…
Ника уже надел на руку Норту рукав для измерения давления. И обычный стетоскоп. Никаких вам автоматических приборов. Все вручную и на слух.
Ведьмак раздраженно повесил стетоскоп на шею. Неделю. А то и дольше. Даршавин Норта не увидит!
Олег кружил вокруг медсанчасти, как коршун, но дней десять Ведьмак запрещал посещения, будто нарочно желал потянуть время. Или позлить начальника. И Даршавину ничего не оставалось, как только смириться и думать. Все, что он знал, это то, что Норт будет молчать до конца. Каким бы жутким не был этот конец. Этот Форт Нокс неприступен для любой атаки. И что в этой ситуации делать с ним? Как поступили данайцы? Когда поняли, что Троя неприступна… М- да…
Вспомни, ему тебя учили. Чтобы победить врага, нужно самому стать им. Думать, как враг. Действовать, как враг. Влезть в его шкуру. Но враг ли Даршавну Лукас? Смотря с какой точки зрения взглянуть… Но сам Норт Олега точно другом не считает. Так что примем его точку зрения как отправной пункт.
Итак.
Я -  Лукас Норт. Упаси бог. В сторону чувства. Снова.
 Я  - Лукас Норт. Я в больнице. В чужой стране. Это очевидно, потому что вокруг говорят не на английском. Мне страшно и одиноко. Но я не показываю этого. Я выжидаю и наблюдаю за всем, что происходи вокруг. Есть врач, и есть санитар. Они добры ко мне. Они хотят мне помочь. Есть еще какой-то непонятный чел, не то коллега не то… Я не доверяю никому. Ни врачам, несмотря на то, что они ко мне добры, ни «коллеге», потому что его я не знаю. А он меня, похоже, то да.
Это в том случае, если Норт на самом деле ничего не помнит.
А если помнит. Он знает, кто его навещал. Но вида не показывает. Надо спровоцировать его на реакцию. Как? Да как угодно. Словом, действием. Придерживаться избранной линии поведения. Я его лучший друг. Очень за него переживаю, места практически не нахожу. И притворяться не придется. Все равно Лукас сейчас слишком уязвим. Он не сможет контролировать себя так хорошо, как раньше. Он ослаблен, ему больно. Только не пропустить эти знаки.
И еще одно… Английский… Олег опять вздохнул… Если придется вести допросы на английском? Что, если его знаний языка не будет хватать… Тот, кто нам мешает, пусть нам и поможет? И Даршавин притащил в кабинет любимую книгу. Пусть всегда будет рядом, чтобы в любой момент можно было взять ее с собой. Не важно, придется ли самому читать ее Норту или Норт сможет читать вслух, но пусть будет рядом. Пригодится. Но однообразные серые дни тянулись, как свитки колючей проволоки над забором учреждения… Правда, каждый день Олег старался добежать до лазарета или позвонить туда, лишь бы не пропустить момент, когда Ведьмак разрешит навестить Лукаса…Олег проскочил по коридору мимо странной пары… и обернулся… Это Ника поддерживая под руку ведет Лукаса по коридору. Это невозможно! ОН ходит! Чертов Ведьмак, он действительно творит чудеса и никому не говорит, как он это делает! Олег развернулся, будто его крутануло ураганом. 
Норт сам не уверен, как ему удалось уговорить Ведьмака, ну и имя… Или фамилия? Не все ли равно. Разрешить ему прогулки по коридору. Потому что три шага по палате и поворот очень быстро наскучили. А хотелось поскорее восстановить прежнюю форму. Судя по всему, она была неплохой.
А Ведьмак согласился быстро по своим причинам. Он хотел помочь пациенту, который занимал в его душе отдельное место с недавних пор, и, что не менее важно, противопоставить врачебную необходимость требованиям безопасности.
И вот Лукас с неотступно следующим за ним, как собачонка Никой, вышел на очередную прогулку. Он уже разобрался, как нужно ходить, чтобы каждый шаг не отдавался болью во всем теле, как нужно подбирать ритм дыхания под темп шагов. И процесс передвижения почти самостоятельно начал приносить ему некое удовольствие. Это была своеобразна гордость и ощущение независимости. Пока еще очень незначительной, но это лишь начало…
Он с первого взгляда узнал Даршавина, хотя тот и шел против света, и Норту был виден лишь его силуэт. Судорожно вздохнув, настолько глубоко, насколько позволяли тугие повязки, Лукас  приготовился к встрече. Он не собирался делать первый ход. Это не шахматы. Эта игра посложнее.
- Лукас! Черт! Lukas!!! -  От неожиданности Олег совсем забыл, что нужно сменить регистр… - Нow glad I am to see you! You're up! It's a miracle! – И Олег уже оттеснил Нику подальше, от бледного в белой пижаме с повязкой на руке и с отстраненным взглядом Лукаса... Даршавин бы и обнял Лукаса, как родного. Да Ника вовремя прошипел про сломанные ребра... Вот еще от чего его фигура показалась неестественной, неродной, что ли... – Ты не представляешь, как я рад! I am pleased tоo! I am very happy! Наконец-то ты на ногах! – и тут же, чуть отступив, Олег обращается к Нике. И по его лицу ползет слеза. Он отворачивается так, чтобы Лукас не увидел эту слезу… - Ник, дружище, как я рад, что Ведьмаку удалось это! Давай, я погуляю с ним, а ты скажи Петру Алексеевичу, что нам нужно поговорить….
И все-таки к такому подготовиться невозможно. Как ни старался Лукас, а все равно не смог сдержать дрожи во всем теле. Ничего, может сойти за обычное мышечное перенапряжение… Сейчас еще обниматься полезет… Боже, нет… Спасибо Нике, вовремя остановил. Что он несет, ахинею какую. А радость вроде неподдельная. Нику прогнал. Собственник херов. Если выбирать между двумя открытыми геями в медицинских халатах и одним Даршавиным, Лукас однозначно выбрал бы геев. Они хоть дистанцию держат.
А Ника, облегченно выдохнув, тут же исчезает... Надо сказать, что он хорошо делал свою работу. Лукас был чисто выбрит, одет в чистое белье, все уколы и процедуры получал вовремя и в полном объеме, но … Ведьмак слишком уж много времени уделял этому голубоглазому брюнету.. А Ника был уже далеко не молодым и не таким неотразимым, как даже с ввалившимися глазами и синяками по всему телу Лукас... Синяки заживут, Норт поправится. И станет еще более привлекательным. И не только для этих двоих. Такое явление в однообразной тюремной жизни незамеченным пройти не может.
Вот так, избавившись от конкурента и свидетеля, Олег  остался с Нортом наедине… хотя по-английски Ника и не шпрехает, но береженого Бог бережет…
- Как ты тут? А я, грешным делом. Пытался добиться твоего перевода в другой госпиталь… Не верил, что Ведьмаку удастся поставить тебя на ноги…  Да, молодец Лексееич, могет, когда хочет… - Олег сбивался и с мысли, и с языка, но ни чуть не смущаясь, пытался еще раз высказать то же самое еще раз. В более доступном варианте для Лукаса. - I tried to get your transfer to another hospital…   You understand? I did not believe… Не верил, понимаешь.. But I did not succeed… Они сказали, что не будут менять тебе условия содержания… Мать их…
Из всех этой стремительной речи, быстрой как пулеметная очередь, Лукас выхватил только то, что ему не стали менять условия содержания. Это еще что должно обозначать?  И он бросил быстрый, слишком осмысленный и цепкий взгляд на Олега. И тут же понял, что спалился. Даршавин, как радар, перехватил этот его сигнал. Надо что-то делать. Срочно.
- Another hospital? – переспрашивает Лукас. -  What’s wrong with this one? – Он даже остановился, как будто передохнуть, а на самом деле ему нужно видеть лицо Олега. Не меньше, чем самому Даршавину, Норту важно фиксировать малейшие нюансы. Хотя может показаться, что он всего лишь обеспокоен своей судьбой, что вполне оправданно. Зачем его переводить в другую больницу? С ним что-то не в порядке? Здешние врачи не могут помочь? Он умирает, но еще сам не знает об этом? Все это красноречиво отразилось на лице Лукаса.
Олег был рад. На самом деле рад, что выздоровление Лукаса шло такими темпами. За это Ведьмака следовало хорошенько отблагодарить. Но оставлять своего подследственного здесь дальше становилось слишком опасно. Этак придется опять начинать сначала. Когда пройден такой долгий путь.
- Everything is fine here, but why should you stay here longer? You are not tired of being too closely influenced by two gays? А? To be honest, I'm afraid to leave you here! Can we escape? Если ты согласишься вернуться в камеру прямо сейчас, я устрою тебе прогулки во дворе тюрьмы на какой угодно срок. Пока тебе не надоест гулять вообще. Подумай. Поверь, я хочу помочь тебе. – Олег даже рад был, что Лукас сам отстранился и заглянул в глаза. - I'll make it so that you can walk as much as you want ... Think about it! I want to help you! I want you to be better than here!  - Им обоим было важно видеть друг друга. Они так и стояли в коридоре. Чуть обнявшись и глядя в глаза друг другу, будто кроме них на этой земле никого не существовало, когда их нашел Ведьмак.
 Он сразу почувствовал неладное. Он понял, что Лукас принадлежит Олегу. И что Олег никому не отдаст его. Слишком уж эта пара вцепилась взглядами друг в друга. Даже их руки можно было не брать в расчет. Но взгляды разорвать было невозможно. Те секунды, которые понадобились Ведьмаку, чтобы подойти к ним, дали больше информации, чем все сказанные слова….
Не самая грамотная речь Олега, тем не менее, была наполнена эмоциями. Казалось бы неподдельными. Он  так заботился о Лукасе, желал ему самого лучшего… Что Норт почти поверил. Почти. Потому что в мозгу тревожно мигала красная лампочка и завывал предупредительный сигнал. Внимание, опасность. От этого у Норта снова началась головная боль. Но он  и не подумал уходить обратно в палату. Нужно выяснить все и сейчас.
- Your offer is generous and tempting. But I’d like to clear some issues. What is this place? And who are you?
Лукас впился взглядом в лицо Олега. Ни малейшее изменение в мимике Даршавина не ускользнет от него.
Ведьмак так и остался стоять посреди коридора метрах в трех от этой парочки. В советские времена было модно сооружать различные скульптуры из гипса и расставлять их в местах отдыха трудящихся. Так вот если с этих двоих скульптор задумал бы сваять скульптуру, она олицетворяла бы непримиримых друзей или закадычных врагов. Обрывки разговора долетали до него, и Ведьмак четко осознавал, что Даршавин намерен вернуть себе своего питомца. И немедленно. Хотя и давал Лукасу видимость выбора. Скажи нет, откажись. Ведьмак не замечал за собой способности к передаче мыслей на расстоянии, но сейчас решил попрактиковаться. И Лукас, если и не услышал, то в любом случае соглашаться не спешил.
- Господи! Ведьмак  даже этого тебе не сказал…. – Олег был так раздосадован, что английских слов не находилось… – Как бы тебе это сказать-то? – Он смотрел в глаза Лукаса, будто ища там подсказки, намека, ну сделай хоть что-нибудь, чтобы было понятно, что ты все помнишь… Но бежали секунды, а Лукас все смотрел на Олега непонимающим, немигающим взглядом.  Пойми, ты в России…  Are you in Russia… understand? – Для Олега было важно донести суть без подробностей… Хотя, какие подробности с таким знанием языка… -  You are in the prison hospital…  А врач… ммммммм…  The doctor and his assistant - they are gay. This is a couple of gays ….
Олег бы еще долго пытался объяснять, что тут к чему, но тут произошло невероятное… Ника, тихий, мирный, заботливый, безотказный Ника набросился с кулаками на Ведьмака, стоявшего в трех шагах от Лукаса и Олега. То, что он кричал, Олег бы все равно не перевел на английский, но, то как он кричал, было слишком красноречиво. 
Ника размахивал руками, рвал голосовые связки почем зря.
 - Сколько ты еще будешь бегать за ним? – орал санитар, колотя доктора по чему доставал. – Ты совсем забыл меня! Ты занять только им, - и Ника тыкал Лукаса в грудь, потому, что был в шаге от него. На что Олег встал между Лукасом и Никой, загораживая собой Лукаса от любого посягательства. А когда Ника в порыве ревности позволил себе замахнуться в сторону Лукаса, Олег просто схватил его за руку и опрокинул на пол, левой рукой попытавшись довести работу до конца – провести болевой. Но тут ожил опешивший Ведьмак. Он кинулся к Олегу, вырывая у него из рук Нику.
- Не стоит беспокойства, Олег Вадимович, мы тут без вашего вмешательства разберемся! У вас свой клиент есть. А этого оставьте мне. Я позабочусь о нем лучше. – И Ведьмак поволок орущего и брыкающегося Нику в свой кабинет, стараясь утихомирить его своими способами…. От Олега не скрылось ошарашенное выражение лица Лукаса.
Понимал ли он слова, трудно было сказать, но чувства он понимал лучше слов…
Пока Даршавин успокаивал разбушевавшегося санитара, Лукас отступил к стене и привалился к ней. Все происходящее напоминало какой-то дешевый спектакль, устроенный специально для него. Только с какой целью? Чтобы он поскорее принял предложение Даршавина уйти отсюда?
От криков и суетливого мельтешения голова разболелась ее сильнее. И Лукас предпринял попытку потихоньку вернуться в палату один. Но не тут-то было. Даршавин оказался рядом, глуповато улыбаясь, развел руками.
- Видишь, какие баталии из-за тебя разворачиваются… так что скажешь? Останешься или со мной? Will you stay or you go with me?
- I want to go back to my room. I need to lie down.
И так вовремя появившийся Ведьмак, уже один, подтвердил слова Норт.
- Больному нужен покой. Покой и отдых. – но сам приближаться к Лукасу пока не осмелился. – Олег Вадимович, не поможете пациенту дойти до палаты?
Даршавин с готовностью согласился и с удовольствием, по-отечески заботливо довел Лукаса до бокса, громко названного палатой, уложил в постель. Уходя, еще раз напомнил.
- А ты над предложением-то моим подумай. Надумаешь – скажешь.
И вышел за дверь.
Вместо него зашел Ведмак, привычно померил давление, покачал головой и спросил.
- Хау ду ю фил?
- Been better, – честно ответил Лукас.
-  Ю ин пейн?
Норт кивнул.
- Щас укольчик сделаем.
Ведьмак не счел необходимым говорить это на английском. Итак все будет понятно, когда Норт увидит шприц.
- Please. – Лукас с мольбой посмотрел на Ведьмака. - I need to stay awake.
- Как ведь скажете, – отозвался тот. – Просто обезболивающее вколем. Без успокоительного. Да? Подумать хочешь? Тебе о многом подумать надо. Это да.
Казалось, ни одному из собеседников не мешало то, что они говорят на разных языках. Они прекрасно понимали друг друга. А еще Ведьмак убедился, что Лукас помнит русский. По крайней мере, на слух воспринимает. Может, с говорением проблемы. Немудрено после того, что с ним Даршавин сотворил. Как еще жив остался.
После укола Ведьмак чуть дольше, чем нужно было, держал руку Норта в своей. И в ответ на вопросительный взгляд Лукаса сказал.
- Не боись. Я тебя не сдам. Мы, зеки, должны держаться вместе. Отдыхай. До ужина к тебе никто не войдет.
И почти бесшумно вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.
 Постояв минуту в коридоре, Олег пошагал восвояси. Говорить с доктором не хотелось, а Лукасу нужно отдыхать. К нему все равно больше не пустят.  На крыльце уже, закурив сигарету, Олег вспоминал глаза Лукаса. Эти огромные синие блюдца, полные непонимания и страха… Или он понимал? Знал? Чувствовал? Слишком большой соблазн поверить, что Лукас ничего не помнит и не понимает. Ну поверишь ты в это, и что? Полная идиллия? А если он играет? Он еще слаб. Это объективно. Забирать из лазарета его рановато. Это тоже факт. Если только он сам не решит вернуться в камеру. У Ники сдали нервы? Он почему-то подумал, что Ведьмак остался наедине с Лукасом, который уже может передвигаться… Ника, как никто другой понимает состояние Лукаса и вполне верно его расценивает. Значит тот уже может принимать решения. Тогда остается ждать его решения. В этой ситуации Даршавин может только ждать. Ведьмак ни за что не подпишет выписки пациента из больницы, пока не сочтет нужным. А это может нарушить все планы Даршавина. Теперь Лукас. Ты, Лукас. Ты должен принять решение. Тебе нужна помощь, но ты знаешь, что врач и санитар весьма нетрадиционной ориентации, и они слишком неравнодушны к тебе… Меня бы это напрягло... А Лукаса? Если он не помнит, что с ним произошло, почему он оказался в лазарете, может он счесть эту угрозу серьезной? А если помнит? Тогда оказаться в камере будет страшнее, чем между двух геев. Так. А если он ведет игру, тогда он должен показать, что не помнит ничего и сделать вид, что испугался угрозы нетрадиционной любви. То есть выбрать самый худший для себя вариант. Иначе он не может поступить. Кроме, как войти в клетку…
 Олег выбросил окурок и поглядел на небо. Скоро зима, а он все еще здесь. Сколько дней, месяцев, лет продлится все это? Как сделать  работу, чтобы вырваться отсюда, с еще и с тем условием, что этого клиента нужно вести еще многие годы. К тому же не только в России… Ох, какие же у тебя планы, старший следователь Даршавин… Попробуй сначала просчитать этого британца тут. В таком положении… А уж потом черти карту Лондона…
Лукас дал себе время, чтобы обезболивающее подействовало. Когда ушло ощущение, что голову погрузили в чан с кипящим железом, а потом оно, застывая, стало сокращаться в размерах, сдавливая череп как будто изнутри, Норт начал анализировать все, что сегодня произошло. Сначала главное. Он мысленно отделил то, что было сказано на английском от того, что он слышал на русском. Чтобы знать, как следует реагировать дальше. Получается, что он находится в больнице, которая в тюрьме, которая в России. Даршавин предлагает ее покинуть, взамен предлагая прогулки в неограниченном объеме. Его врач и санитар – это пара геев. Это в общем-то итак ясно.
Далее.
Норт проанализировал свои собственные реакции на происходящее. Это было не так просто, как раньше, учитывая его состояние в тот конкретный момент. Но смятение и ошеломленность легко списать на то, что это вызвано нестандартностью ситуации. Не каждый день тебе сообщают, что ты в тюрьме, а потом твои врачи устраивают петушиные бои в твою честь. С этим тоже все в порядке более или менее.
А Даршавин так и не сказал, кто он. Ни имени, ни статуса, ни должности. С того и начнем в следующий раз.
Уйти или остаться? Почему рядом с Даршавиным Лукас чувствует такой неконтролируемый страх, панический ужас, хотя тот ведет себя вполне цивилизованно и дружелюбно? Этот кусок пока выпал из памяти Норта. Но он точно знает, что с Даршавиным связано что-то темное, зловещее. Оттого и не хочется вспоминать. Мозг блокирует эти воспоминания, пока он не готов иметь с ним дела. Но осторожным нужно быть однозначно.
Остаться. Так диктует здравый смысл. Куда он пойдет, если ходить-то по большому счету может едва-едва. Ну и что, что врачи геи. В Британии они на каждом шагу. Зато уход и медицинская помощь на надлежащем уровне. Учитывая условия, конечно. Так что до выписки Норт остается в больничке. Решено.
И до последнего будет настаивать на том, что не понимает по-русски. Это его преимущество, лишаться его неразумно.
Вечер прошел вполне мирно, и Олегу доложили, что Лукас палату больше не покидал. Отдыхал.  Скорее всего он действительно  еще слаб.  Ну, что ж. Это меняет только одно, если он болен и действительно ничего не помнит, то он пожелает остаться в госпитале, чтобы лечиться. Там относительно безопасно. Более-менее.  Другого варианта нет. Тогда Олег будет его навещать.
В этом Ведьмак отказать не сможет. Духу не хватит. Тем более что они не будут вести допросы. Они будут читать. И Даршавин опять взял книгу. Это будет хорошая идея. Уж будьте уверены, Петр Алексеевич…
В любом случае, чтобы узнать решение Лукаса. С ним нужно встретиться. Поэтому утром первым делом Олег позвонил в медсанчасть.
 - Петр Алексеевич, я скоро приду навестить своего подопечного, будьте добры сделать так, чтобы он не засыпал на ходу. -  Даршавин был предельно корректен. Будто их разговоры записывается на пленку… хотя... кто знает, может и пишут…
 Сделав все не требующие отсрочки дела и дав все указания подчиненным, по обыкновению предупредив, что придет – проверит, Олег поспешил к Лукасу… Как на свидание… Только на крыльце  больнички он вспомнил, что нужно сделать еще кое что…. Сигарета была какой-то сырой и вонючей… Даршавин выбросил окурок в половину сигареты…
 Конечно, Ведьмак все сделал. Лукас ждал Олега.
Еще бы не ждать его.
 - Good afternoon, Lukas. – Олег постарался сказать это как можно четче и легче. Чтобы напряжение от необходимости говорить на английском не показалось напряжением в общении…. - My name is Oleg Darshavin. I'm your investigator. Только допрашивать тебя я не буду. Я хочу, чтобы ты не чувствовал себя в клетке. …. – Олег срывался на русский, это нормально. Но еще он не хотел, чтобы Лукас понимал как ему трудно. Может он сможет почувствовать… Понять…  - My English is bad? Maybe then we just read the book?
Олег ждал... ждал, как будто от этого зависела чья-то жизнь…
Лукас выслушал все с вежливым вниманием, как учитель слушает первый самостоятельно подготовленный прилежным учеником доклад. Не совсем идеальный, совсем даже не идеальный, далекий от совершенства, но он же старался. Выражение я-тебя-понимаю-у-тебя-все-получается-пожалуйста-продолжай Лукас сохранял, пока Олег произносил свою явно заранее подготовленную и отрепетированную речь. 
Когда же Даршавин замолчал, устремив свой по-собачьи преданный взгляд на Лукаса, тот в глубине души изумился, как может преображаться его следователь в зависимости от обстоятельств. Норт еще очень отчетливо помнил, как Олег швырнул на пол Нику, когда тот попытался прикоснуться к Лукасу. Помнил выражение его лица. И следом из недр его памяти тянулась цепочка других воспоминаний, как дым в замочную скважину. Только Норт упорно не позволял этим воспоминаниями выйти на свет. Одно было ясно. Олег Даршавин – очень непростой человек. С ним надо ухо держать востро.
- Your English is not at all so bad. But reading will surely help to improve it.
Лукас постарался, чтобы его ответ прозвучал как можно более вдохновляющим и воодушевленным. Если ваш следователь хочет притворяться вашим другом, почему бы нет? Может, у них в России так принято? Он протянул руку, и Даршавин вложил в нее книгу в сером твердом переплете. На обложке витиеватыми буквами было выведено:
 Oscar Wilde
И ниже:
The Picture of Dorian Gray
- Good choice, – одобрил Лукас. – So. You want me to read to you?
Судя по всему, Ведьмак свое обещание  сдержал. Не сдал Норта. Или Даршавин такой же превосходный актер… Это само собой. Как бы то ни было. Сейчас играем по его правилам.
- I would like to make my English better…  - для чего… вот это Олег пока точно не скажет…  - We can read by turns… Start you, - и Олег приготовился слушать… В любом случае, это была не просто книга.
 Слишком давно Олег полюбил ее. Слишком много потрясений было связано с Портретом Дариана Грея. А как долго ему пришлось читать ее на английском в первый раз…  Он унесся в воспоминая, слушая хрипловатый голос Лукаса, старающегося читать максимально четко, чтобы Олегу было слышно каждый произносимый звук. Конечно, долго Лукас не продержался. Уж слишком он слаб пока… Олег взял книгу в руки, когда пауза затянулась...
 - Не переживай. Давай, я попытаюсь читать. Только строго-то не суди. При нашей жизни слишком редко получается взять в руки книгу. Тем более, на чужом языке… А ты, пока отдохни, - сказал Олег, будто забыв, что их диалоги идут на английском…  И посмотрел в книгу, не слишком соображая с какой фразы начать. -  Where?  - спросил он, наклоняясь к Норту. Лукас ткнул пальцем в страницу, и Олег продолжил. Как старательный, но не слишком удачливый ученик. Хотя через некоторое время его голос стал ровнее и чище. Волнение постепенно отошло на задний план, и содержание увлекло его опять. В еще большей степени – предвкушение впечатления. Ведь это давно знакомое, желанное и любимое блюдо. И каждый раз, когда Олегу удавалось открыть страницы этой книги, он уносился в ее жестокий и фантастический мир. Потому что там было все так, как должно быть на самом деле… Так была та жизнь, о которой хотелось мечтать… Иногда Олег наклонялся к Норту, указывая на слово, чтобы тот произнес его правильно, иногда Норт поправлял Олега, который слишком грубо искажал звучание слова.
Потом Лукас не выдержал и сказал.
- Give me the book! I will read! But you listen carefully! – и опять голос Норта заставил Олега чувствовать книгу лучше, легче, глубже… Опять как будто уплывая по этому голосу, Олег оказывался в центре событий этой книги. И очень жалел, что у него нет такого портрета…
Даршавин приходил каждый день. Книгу уносил с собой. И приносил обратно. Как будто забирал и возвращал частичку чего-то общего, объединяющего этих двоих. Слишком дорогую, слишком ценную, чтобы оставить ее Лукасу.
Ведьмак не запрещал, но и не поощрял эти визиты. Иногда мог напомнить о времени и соблюдении режима.
Так постепенно они добрались уже до половины книги.
И все ближе был тот день, когда Лукасу придется покинуть гостеприимные стены больнички.
По ходу чтения Даршавин, как будто забывая, то и дело спрашивал Лукаса о тех или иных прочитанных фрагментах. На русском, естественно. Пытался вовлечь его в обсуждение, задавая довольно провокационные вопросы. Как Норт относится к тому или иному описанному событию, как бы он сам поступил на месте действующих персонажей. Лукас смотрел на Олега во все глаза, как будто пытался ухватить суть вопроса, но потом отрицательно качал головой. Прости, но вступить с тобой в дискуссию я не могу.
 - А ты не жалеешь, что не имеешь для себя такого портрета?   - Спрашивал он Норта, стараясь глядеть в глаза Лукаса, чтобы увидеть, понимает ли его Норт. Но у Лукаса в глазах можно было утонуть, лучше уж слушать голос… Хриплый, чуть шоколадный, горчащий на губах… Олег уже привык к этому голосу, от того ли он казался ему таким родным? И он хотел его слышать… А еще он хотел, чтобы Лукас слушал его голос. Чтобы нуждался в нем, скучал по нему…
Как ни странно, желание Даршавина было очень близко к исполнению. Лукас в свою очередь тоже привыкал к его постоянному присутствию. Голосу, взгляду, манере русской речи и тому, как Олег произносил английские слова. Его жесткий акцент резко контрастировал с мягкой манерой Норта. Поначалу Норта это ужасно раздражало. Со страшной силой. Для него возможность почитать книгу на родном языке было равно прикосновению к далекому недосягаемому дому. А Даршавин своим коверканьем слов разрушал эту идиллию, которую Лукас создавал в своем воображении та тщательно. Потому он и отбирал книгу, чтобы почитать самому. Но со временем его даже стало забавлять, как Олег старательно поддирается через дебри не самого простого для чтения и восприятия, особенно тем, кто не является носителем языка, литературного произведения. Особенно, когда Даршавин спрашивал, как прочесть то или иное слово или с благодарностью принимал поправки и старательно произносил вслед за Нортом правильный вариант. Это давало ощущение превосходства. Контроля над ситуацией. И Лукас хоть на время становился почти собой прежним.
Этот день начинался точно также как все остальные. Только Ведьмак не зашел с утра, как делал это ежедневно. Лукас подумал, что у него может быть какой-нибудь срочный пациент, но чутье подсказывало, что все намного хуже. К сожалению, интуиция Норта не подвела.
Ведьмак вошел в палату с каким-то виноватым видом, избегал смотреть в глаза Лукаса, выполнил все стандартные процедур, особенно тщательно осмотрев своего пациента, а потом выдал.
- Ну что, мистер Норт, пора нам с вами прощаться. Тайм ту сэй гудбай – продублировал он, хотя знал прекрасно, что Лукас итак его понял.
То, что они оба так долго и тщательно оттягивали, случилось. Не нужно было слов, чтобы описать их чувства. Щемящая тоска, страх и неуверенность со стороны Норта и почти то же самое у Ведьмака. Только страх не за себя, а за то, что будет с тем, кого вытащил буквально с той стороны, к кому успел привязаться и проникнуться симпатией.
- Я вам очень благодарен, Петр Алексеевич, за все, что вы для меня сделали.
Лукас крепко пожал ведьмаку руку.
- Даже не знаю, что и сказать, – пряча за растерянностью расстройство, отвел взгляд Ведьмак. – Хочу я тебя тут снова видеть или нет.
- Я понимаю, – чуть заметно улыбнулся Лукас.
Даршавин появился почти сразу после обеда.
- Ну что, голубь сизокрылый, полетели в родное гнездо!
В отличие от Норта, он был несказанно рад возвращению того в камеру.
- Lets go.
Лукас на негнущихся ногах шел чуть впереди Даршавина, как требовали того правила, и с каждым шагом, что приближал его к камере, ощущал все больше и больше нарастающее беспокойство, грозящее превратиться в панику. Казалось, что стены подступали все ближе, грозя раздавить этого ничтожного человечишку, которым Лукас себя сейчас вновь почувствовал.
- Стой.
Эта команда понятна на любом языке.
Лукас остановился.
- Узнаешь?
Даршавин зашеборчал ключами в двери, на корой было написано большими почти стершимися буквами НА ДВА ОБОРОТА. Как будто, если бы заключенный вздумал вскрыть замок, для него имело бы принципиальное значение, на сколько оборотов он закрыт. Но, видимо, были прецеденты.
- Прошу!
Олег широким жестом пригласил Лукаса войти. Но тот стоял на месте, не в силах пошевелиться. Ноги как будто приросли к полу, сердце колотилось о ребра, по спине сползала мерзкая струйка холодного пота.
- Ну ты чего! Заходи!
Лукас продолжал стоять, даже не осмеливаясь заглянуть в камеру.
- Заходи, кому сказал.
Даршавин взял Норта за рукав и практически затащил в камеру. Дверь с лязгом захлопнулась за ним.
И как лавина обрушились воспоминания. С момента, как его запихнули в машину на заправке, и далее все пытки, издевательства, побои, он видел перед собой лица всех, кто его допрашивал или бил.
Норт не мог оставаться один. Наедине с этим кошмаром. Он стал бросаться на дверь, колотить в нее руками и ногами, истошно вопя.
- Let me out! Выпустите меня отсюда!!!
Стоя по другую сторону обитой облезлым железом двери, Олег ухмылялся, вытягивая из пачки сигарету.
- Вот и память вернулась.
Дальше все, как обычно. Режим дня в тюрьме это святое. Обед Лукас пропустил – не совпало расписание с лазаретом, а до ужина еще далеко. Опять же не больничка, кроватью пользоваться днем нельзя. И в распоряжении Лукаса оставили только стол, стул и… воспоминания. Олег потирал руки. Он надеялся на это. Готовился к этому. А дальше... Олег отправился спать, нужно подготовиться к продолжению занятий. Это Лукасу нельзя прилечь до команды отбой. Олег сам себе режим. В порядке служебной необходимости. Такие как он могут спать в любое время в любом месте хоть на гвоздях. Тем более, что искать экстрима не нужно. Диван в кабинете вполне сносный. Даршавин повернул ключ в двери и присел на диван. Как будто Глеб Жеглов, стягивает с себя рубашку, потом начинает стаскивать сапоги, но, не успев снять второй, проваливается в сон… несколько секунд спит, сидя в одном сапоге, потом с полузакрытыми глазами поднимается, берет в шкафу одеяло, скидывает сапог и наконец, ложится нормально и проваливается в глубокий сон…. Никаких кошмаров. Как будто он излечился, успокоился, доволен.  Ровно в 21.00 Олег открывает глаза, будто был звонок будильника. Делает звонок по телефону. Приходит Миша с подносом – ужин подан. И наконец, начинается настоящая работа. Олег быстро  умывается, ест, выпивает компот уже у двери, и выходит в коридор, прихватив с собой самое главное. Книгу и сигареты, запирает кабинет на ключ. Вся дорога до камеры Норта – это путь победителя по проспекту победы до триумфальной арки…
 Если бы это было именно так, Олег бы чувствовал себя невероятным исключением из этой жизни. А пока он намерен довести да логического завершения свой замысел. И чтение вслух  очень нужно и полезно для его замысла.
 Дверь в камеру открылась, Гриша на то тут и стоит как у мавзолея, чтобы Олегу можно было в некоторых случаях только подумать, а уже свершилось…
Лукас все еще был на ногах. И выглядел, будто по нему каток асфальтирующий проехал. Чего не скажешь об Олеге. Такого подъема настроения у него давно не случалось.
- Добрый вечер, Лукас. Мы можем продолжить читать. Ты же помнишь, где мы остановились. – И Олег протягивает Лукасу книгу так, будто он расстались два часа назад и ничего за это время и до него тоже, не произошло. – Ты не представляешь, как я ждал возможности посидеть с тобой! Ты даже не представляешь. Давай, садись и продолжим.
И Даршавин спокойно садится на кровать, лязгнувшую пружинами. 
- Давай же, Лукас. Я жду! У нас еще половина книги впереди, не отказываться же от такого удовольствия от того, что тебя выписали из лазарета. По сути, что изменилось? Мы с тобой все равно вместе. Никого другого не было до этого случая, никого не будет и дальше. Все, кого ты знал, отказались от тебя. Только я могу понять тебя и простить. Только я знаю, как тебе плохо. Ты нужен мне. Понимаешь? Нужен! А я нужен тебе, и никто другой не поможет тебе.
Олег встал, подошел к так и не двинувшемуся с места, Лукасу. Заглянул в синие, потемневшие от ужаса и боли глаза.  Поднял руку, чтобы обнять... но передумал. Потом все же взял Лукаса за плечи и повел к шконке. 
- Ты пойми, тебе же нужно отдохнуть, ты только что после больницы. Сколько же раз я могу повторять тебе – давай будем читать, давай попробуем разобраться в ситуации, давай мы поговорим, чтобы все стало на свои места.  Поверь, когда ты осознаешь свое положение и смиришься, все будет легче и проще. Но если сейчас ты еще не готов, я не буду давить. Просто почитаем и я уйду. А у тебя будет время подумать, ты же понимаешь, что только я могу помочь тебе? – он усадил Лукаса на кровать, протянул ему книгу, будто желая, чтобы все нужные слова за него сказал Оскар Уальд…
Лукас ждал его. Пусть неосознанно, но ждал. Когда откроется дверь и на пороге возникнет его массивная фигура. Даршавин вносил в жизнь Норта некоторую определенность и упорядоченность. Видимость порядка посреди хаоса, который творился в голове и в душе Лукаса. Лишенный привычного окружения, которое было у него в больнице, Норт оказался в камере один. Наедине со своими демонами и кошмарами наяву. Это не просто приводило в ужас, но и подавляло, Лукас чувствовал себя как слепой котенок в бурном потоке. Он не понимал, как выбраться, был ошеломлен и растерян. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы кто-нибудь пришел и вытащил его из этого безумия.
И вот он появился. Спаситель. Пришел и рассказал, что следует делать. Неоднократно повторяя одно и то же, втолковывая это Норту, записывая алгоритм действий в его программу.
Все оказалось довольно просто. Если Даршавин просит, почитать с ним книгу. Да все, что угодно, только б не оставаться с самим собой наедине.
И все же живы и ярки были воспоминания о том, в этой самой камере Даршавин выбивал из Лукаса спесь вместе с жизнью.
Так Норт и оставался стоять посреди камеры, не решаясь двинуться с места, пока Даршавин сам не усадил его на шконку и не вложил в руки раскрытую книгу. Это казалось таким простым выходов. Читать строку за строкой, вдумываться только в прочитанное и не вспоминать слова Даршавина  том, что Норта все бросили и забыли. Не нужно об этом думать не сейчас.
Лукас продолжал читать, как будто это было самое главное дело  его жизни. Как если бы он единственной целью пребывания в тюрьме было чтение вслух для своего следователя.
Олег наслаждался, слушая голос Лукаса. Это было похоже на счастье. Он даже забыл на время зачем ему нужно чтение вслух. Просто плыл по волне чистой, ровной речи Лукаса, отдаваясь впечатлениям от содержания и накрываясь бархатным звучанием голоса… Вовсе не вдаваясь в правильность произношения слов. Нет, только не сейчас. Сейчас он на волне победы. Пока маленькой победы над  Нортом. Пока только Норт читает для него. Но в полном ощущении того, что этим сам спасается от своих призраков, донимающих его день и ночь… Хотя, нет, ночью теперь он будет под защитой Даршавина. С призраками ему предстоит бороться только днем.
Исключительно самому. А вот ночью, Даршавин предоставит ему «крышу», но за это нужно будет кое чем заплатить. Даже в дружбе не бывает бесплатного сыра…. Или это мышеловка? Заходи ко мне, мой дорогой Лукас, посидим, попьем чайку, почитаем книжку, а там, глядишь ночь и кончится… Ты думаешь страшно бывает только ночью? А не хочешь посмотреть, как может быть страшно днем, когда ты один и нет возможности отключить мозг? Выдернуть его из розетки? Попробуй, сколько ты протянешь? А  я буду приходить к тебе каждую ночь и защищать тебя от твоих призраков, успокаивать, утешать… Ты, главное, не бойся меня, я же твой друг…
 Какой-то вопрос прервал мысли Олега. Он открыл глаза, понимая, что нужно отвечать, а на что, еще не понимая…  Лукас, видя непонимание в глазах Олега, тут же переспросил:
- Вы будете читать? Или мне продолжать? – Ну, вот, встреча с русским языком и состоялась… 
- Обязательно, вот только, пожалуйста, повтори все, что прочитал, а то я кое-что не понял.
Хватит расслабляться, Олег Вадимович, тебе нужно прочесть эту книгу, ни чуть не меньше, чем ему.  И ночь пошла в обычном режиме. Лукас читал. Отвечал на вопросы, Олег читал, старательно выполняя указания Лукаса. Как учитель, Лукас был неотразим. Столько терпения… Где его только берут учителя? И откуда оно у Лукаса? Но все вопросы после. И Олег опять окунулся в книгу, но теперь уже, как инструкцию выживания во враждебной среде…
И это ему может пригодиться…. Утро наступило так же неожиданно, как и осознание того, что он не хочет покидать Лукаса… Протянув время до самого завтрака, с огромным желанием остаться, Олег собрался уходить.
- До встречи, Лукас. Мне пора, сам понимаешь, дела… - и Олег так беспомощно развел руками, словно на самом деле был не в силах уйти, и не в состоянии оторваться от книги. Или от чего? Или на самом деле ему было жаль уходить. Потому что здесь он чувствовал себя настолько значимым, что терять это ощущение очень не хотелось…. Это там, за дверью каждое его слово внималось с подобострастием и поклонением. Тут же его слова слушались с недоверием и страхом, но волна энергии держала его выше земли. Выше этого бренного мира...- Надеюсь, мы еще почитаем вместе. Как только смогу освободиться от дел, я приду к тебе. Пока ты еще слаб, допросов не будет, но ты же не против, если мы просто почитаем?
Так продолжалось в течение некоторого времени, пока книга не закончилась. Даршавин приходил исключительно по ночам, преднамеренно лишая Норта возможности поспать. Видел бы это все Ведьмак… Именно этого он и боялся. Прежде чем выписать Лукаса, он взял с Даршавина обещание о соблюдении режима, полноценно питании для заключенного и, самое главное, никаких стрессов. Иначе можно добиться противоположного эффекта. Вместо сотрудничества получить полное отсутствие какого-либо отклика вообще.
Даршавин соблюдает режим, как без этого. Только тот, который установил сам. С практически круглосуточным бодрствованием для Норта. Нет, он дает ему около четырех часов в сутки на сон. Как на боевом дежурстве. Хватит ему. Он же лучший оперативник у себя там был. Пусть адаптируется к новым  условиям.
А что оставалось Лукасу? Он адаптировался. Если нельзя было пользоваться шконкой, то на стуле сидеть не запрещал никто. Лукас умудрялся дремать сидя. И все время, когда его мозг работал ясно, думал. Анализировал. Сопоставлял события прошлого с тем, что происходит сейчас. И выводы вовсе неутешительные, а главное, не в его пользу.
Даршавин оказывался прав, как ни пытайся вывернуть события в свою сторону. Ты спалился, тебя взяли. И за пять лет никто даже не попытался вернуть тебя домой. А твоя жена от тебя отказалась. Хотя в это Лукас не верил. Это он оставлял под вопросом. Но и без развода с Веточкой проблем хватало. Не доверял Лукас Даршавину. Не мог. Если он и в самом деле такой его друг, каким хочет казаться, пусть скажет. А Лукас поймет, лжет он или нет. Его учили распознавать ложь.
И во время очередного визита Даршавина, дочитав последние строки книги, Лукас демонстративно закрыл ее и поднял взгляд на Олега.
- Один вопрос мне не дает покоя все это время, – без предисловий начал Норт. – Возможно, ты скажешь, что он не по адресу. Но я уверен, что ты знаешь. Как вашим спецслужбам удалось арестовать лицо с дипломатической неприкосновенностью и избежать скандала?
- Ты действительно веришь, что я скажу тебе это? – Даршавин грустно посмотрела на Лукаса, будто ему было жалко его. Ведь они оба были в одном положении, и случись такое с Олегом, ему пришлось бы пережить то же самое, но именно это и ставило между ними тот барьер, который заставлял действовать всякий раз все более жестоко. Олег уже подошел к двери, когда вдруг обернулся и сказал.
 – Тебя сдали твои же. Они же и обеспечили дезу. Понимаешь? От тебя отказались еще до того, как ты попал сюда. Никто не раздул бы дипломатический скандал… никто…
Дверь закрылась, восстанавливая барьер. Теперь они опять были по разные стороны. Лукас остался один для того чтобы сражаться со своими призраками. А Олег шел в кабинет, выкуривая сигарету, как едкую отраву, морщась и сплевывая. Он хорошо знал, что сейчас делает Лукас. О чем думает. Это не был акт милосердия. Это был новый вид пыток. Только и всего.
Книга закончилась. И вот эпилог. Портрет ожил и превратился в чудовище. И теперь это чудовище будет пожирать Лукаса изнутри. И это будет длиться бесконечно. Каким бы не был исход его заключения, теперь всю оставшуюся жизнь он будет думать о том, что от него отказались его же коллеги. Будет искать, где он ошибся, в чем просчитался. И так до бесконечности. Потому что мозг любого агента способен только анализировать и принимать решения. И если он не узнает, кто на самом деле сдал его, он будет искать ответ каждый день, каждую ночь, сутки напролет…
Еще одна маленькая победа. И в этот раз не пришлось даже врать, не то что пытать врага. Теперь он будет пытать себя сам.
Олег был доволен собой. В его расследовании произошел поворот. Началась новая глава. Можно вести протокол… По-хорошему, за такое полагалось выпить, но только не сейчас. Уж не знаю, как Лукас, а Олегу нужно было еще работать. От него ждали результатов. И еще ... Еще немного и его собственный план начнет приобретать вполне видимые очертания.
Сдали свои же очень удобная формулировка. А главное, она с лихвой покрывает все нестыковки и сложности, которые могли бы возникнуть при аресте Норта. Если его сдали свои же, они и искать-то его не стали бы. Сделали вид, что отозвали из страны. И притворились, как будто он сел в самолет, благополучно покинул Россию, а дальше… Дальше он уже не дипломат. И с ним может произойти все, что угодно.
Но правда ли это? Слишком удобно. Слишком гладко. Олег подогнал факты под свою линию ведения дела? Лукас не заметил лжи ни в голосе, ни в поведении. И он постоянно твердит, что он единственный, кто является другом Норта сейчас. Так и есть? Он же не мог знать заранее, что Лукас окажется в его зоне. Совпадение? Победитель не верит в совпадения. Но разве Лукас победитель?
И что теперь? Грызть себе вены? Биться головой об стену? Это может быть очередная уловка. Хорош ты будешь, если поддашься на нее. Нужно успокоиться. Прежде всего успокоиться.
Лукас прошелся по камере. От двери к окну. От окна к двери. Очищая сознание. Чтобы в который раз начать все с начала. Он уже сбился со счета, сколько было этих заходов. Глубоко внутри Лукас знал, что вывод будет тем же. Точно таким же, каким был столько раз до того, как Даршавин озвучил его. Сдали свои. Свои. А кто теперь для Лукаса свои? MI5? Гарри Пирс? Рут? У остальных не было даже доступа к его файлам.
Хорошо. Допустим. Коль скоро они оба подтверждают одну и ту же версию. И сам Лукас, и Даршавин. Иногда все и является тем, чем кажется. Его сдали свои. Почему? Знают только те, кто сдал. Что теперь? Что делать с этой информацией? Тебе дали вводную. Поставили задачу. Решай! Ты же лучший в своем деле.
Вводная получена. Задача поставлена. Найти решение в условиях ограниченной свободы, отсутствия информации и враждебного окружения.
Есть тот, кто знает всю правду. И добраться до него нужно любой ценой.
Лукас знает прекрасно, как вывести человека из равновесия. Так, чтобы довести до белого каления, заставить сделать ошибку. Показать себя. Вывернуться на изнанку. И потом манипулировать. Именно это он делал с московскими следователями. И вот чего добился. Следующий круг ада. С Даршавиным он вовсе не хочет поступать таким образом. Пробовал. Потерпел полное и безоговорочное поражение. Плюс несколько сломанных ребер, растяжение запястья, множество кровоподтеков и сотрясение мозга, как без него. А, что самое главное, Олег навсегда отбил у Лукаса желание даже осуществлять попытки им манипулировать. Он и сам прекрасный манипулятор, это Даршавин. Подчиниться. Беспрекословно. Показать покорность. Безвольность. Что он сломлен вот единственная стратегия выживания Лукаса на ближайшее обозримое будущее.
Даршавин сиял, как олимпийский рубль. И было от чего. Руководство подтвердило его старания премией, одобрило дальнейший план расследования, но главное! Главное – Лукас не просто покорно, молча и смиренно принимал все бессонные ночи и муторные однообразные дни. Но с начал давать показания. Правда к главным вопросам следствия Олег пока не приближался, давая возможность Лукасу увязнуть в мелочах, ожидая, что тот даст зацепиться хоть за какую-то ниточку, дернув за которую можно было бы распутать дела о «Сахарной лошади», но пока пусто. Что давало возможность предположить два варианта линии поведения. Либо Лукас ни сном ни духом не в курсе этого дела, и ничего не говорит потому что ничего абсолютно не знает. Либо он прекрасно осведомлен и все еще сопротивляется. А значит до покорности и смиренности ой, как далеко. Через некоторое время Даршавин ввел ежедневные шмоны в камере Лукаса. Хотя и шмонать там было нечего, и сам он там находился каждый день, точнее каждую ночь, но почти сразу после его ухода из камеры появлялась команда церберов и шмонала по полной программе, чуть ли в очко не заглядывали, и то, видимо, на это не было распоряжения.  Иначе – что бы их остановило? Неделя прошла как обычно. Потом команда церберов сменилась. И, о чудо! Один глазастелький лейтенантик разглядел на ножке стула с внутренней стороны какие-то каракули, напоминавшие текст. И еще пара закорючек похожие на английские буквы H и P… Уж не  о Harry Pears ли идет речь? Не делает ли Лукас зарубки на память? И, это может означать только одно – он и не думал подчиняться, он просто затаился, он  все знает, но говорить отказывается. Олег был в бешенстве. Новая команда охранников получила по благодарности, а Лукас получит по заслугам. И Даршавин влетел в камеру.
 - И что это? – Орал он, тряся стулом перед ошалевшим Лукасом. – Либо ты вразумительно объясняешь мне, какого черта ты тут творишь, либо я голову с тебя сниму! Шкуру спущу! 
Олег орал. И это еще мало сказано. Он бы удавил Лукаса голыми руками, но… Но все еще давал ему шанс оправдаться…
Он терпел долго. Слишком долго. Выжидал, наблюдая. Как охотник в засаде. Терпеливо и безропотно. А Даршавин торжествовал победу. Это был его триумф, конечно. Таким окрыленным и воодушевленным за все полтора года Лукас своего следователя не видал. Он то и дело украдкой проверял, не выросли ли у него за спиной крылья. Вроде нет. Или это стелс технологии добрались и до их глубинки.
Лукас терпел и допросы, и шмоны. Он выбрал линию поведения и придерживался ее. Пока Даршавин проявлялся во всей своей красе. До тех пор, пока лимит не был превышен. Норт еще мог понять, что делал Даршавин ровно до тех пор, пока дело не дошло до явной, наглой, первостатейной подставы. Этого Лука стерпеть уже не мог.
- Мы можем поговорить наедине, пожалуйста? – попросил он, когда Даршавин прекратил, наконец, орать и трясти стулом перед его лицом.
Олег знаком приказал своим прихвостням выйти.
И, как только за ними закрылась дверь, Лукас преобразился. Из ошеломленного, забитого существа он превратился в настоящего волка, хищника, который скинул овечью шкуру и предстал в своем великолепии. Горящие глаза, развернутые плечи, величественна осанка.
- Хочешь, чтобы я объяснил, что здесь происходит? Я? Знаешь, у меня есть такой же точно вопрос. Что здесь происходит? Ты говорил, что сюда, кроме тебя, не зайдет никто. Это никто?  - Лукас ткнул пальцем в сторону закрытой двери. – Ты обещал, что будешь заботиться обо мне. Ночные допросы это забота? Ты обещал, что я буду выходить на прогулки когда и на сколько захочу. Я не покинул пределов камеры ни разу. А сейчас ты обвиняешь меня в том, что я что-то там написал? Интересно, когда  чем бы я это сделал? А знаешь, что я понял? Ты лжец. Но это меня не удивляет. Все лгут. Работа такая. Но ты не просто лжец. Ты дал мне обещания. И не сдержал ни одного. Ты пу-сто-брех.
Вот так по слогам отчетливо произнес Лукас свой приговор. И уничтожил Даршавина взглядом. С таким ледяным презрением, омерзением, разочарованием и тоской. А я почти поверил тебе, говорил его взгляд.  Мы почти это сделали, а ты взял и все испортил. Как же так…
А потом взял  и отвернулся.
Только на секунду Олег опешил. Или он все еще хотел вразумительного признания с подписанием протоколов и полной выкладкой по всему делу? Что? Что он там говорит? Да, еще и пытается обвинять? Кого? Меня?
- Да как ты смеешь! – Олег дернул Лукаса к себе, разворачивая его за руку, чтобы видеть, чтобы орать в лицо, а не спине. Он еще посмел отворачиваться и уходит! Щас! – Стоять! Слушать меня! Отвечать на вопросы! Что здесь написано? Когда и зачем ты это написал? Что это означает? И не вздумай говорить, что это не ты, что ты не понимаешь о чем речь, и все такое! Мне нужны факты и данные!
Сказать, что Олег был возмущен поведением Лукаса, это ничего не сказать. Мало того, что ведет двойную игру, так еще и смеет осуждать, обвинять, выговаривать ему, старшему следователю свои претензии…  это до какой степени наглости и вседозволенности нужно было  дойти! И Олег опять орал, махал руками, тряс стулом. В конце концов, он расколотил этот стул об пол, как хрустальную вазу. Лукасу оставалось только надеяться, что Даршавин не примется тут же вгонять обломки фанеры ему под ногти.  А Даршавин все кружил по камере, распаляясь все больше и больше. Накручивая себя очередным бредом о том, что давно подозревал, давно замечал, что Лукас что-то там затаил, что он, Даршавин все видит, все подмечает, что он не позволит водить себя за нос… В общем шансов остановить это представление не было. Устав орать, Олег закурил…. Лукас было взглянул на него в надежде, что все прекратилось, но ту Олег стал умолять его сознаться. Казалось, он уже готов стоять на коленях лишь бы Лукас признал свою вину и подписал протокол. Его голос дрожал, сигарета в руке тряслась, он метался по камере, стряхивал пепел в ладонь и опять просил Лукаса сказать правду, лишь бы не мучиться от неизвестности. И как только Норт пытался сказать слово в свое оправдание, снова начинал орать. Потом опять закуривал и опять умолял…
Они оба потеряли счет времени. Сколько прошло часов, дней, месяцев… Время вообще двигалось или оно застыло в одном взмахе от спасения? Сколько человек может курить и не спать? Даршавин умолял, уговаривал сознаться. Он так искренне говорил о том, что не хочет причинять Лукасу вред, что не хочет мучить его, что легче было бы поверить во все это и признаться… Да и проще было бы в это поверить… Зря Лукас отказался от единственного верного шага… Видит Бог, Олег сделал все, что мог. А теперь… А теперь Лукас сам виноват …
Опять. Одно и то же. Раз за разом. Такое ощущение, что они ходят кругами по одному и  тому же проклятому маршруту. Они уже протоптали нехилую траншею. Их скрывает по пояс, а то и по плечи. А они все ходят и ходят. Как два осла, привязанных к колесу мельницы. И перемалывают ни что иное, как собственные жизни. Зачем? Какой в этом смысл? Хоть один из них еще помнит?
Олег пробовал и кнут, и пряник. То орал, срывая связки, то унижался, опускаясь до мольбы. А Лукас следовал за ним. Он и ненавидел, и сочувствовал, но молча. И так глубоко внутри, что внешне казался отстраненным и далеким. Как будто его разум вместе с  душой был за много миль отсюда. На самом деле Лукас просто вымотался до такого предела, что, если бы потолок рухнул ему на голову, ему было бы все равно. Или он даже был бы рад от всего избавиться.
Но ни на секунду Норт не забывал о том, с кем имеет дело. Олег мастер представлений. Он может быть кем угодно. Притворяться он мог кем угодно. Но закончится одним. Его безоговорочной победой и неизбежным поражением Лукаса. Как все будет в этот раз?
А в этот раз Олег рванул Лукаса за майку так, что разорвал ее и приказал говорить.
- Не смей молчать! – орал он, и как только Лукас сделал попытку отвернуться, ударил в челюсть. – Не смей отворачиваться и отмалчиваться! Ты будешь отвечать на вопросы, будешь говорить. – Орал Олег, вколачивая эту простую мысль в Лукаса руками. Не так, как раньше. Не до беспамятства. Ничего важного для функционирования он не задел. Он просто старался сделать больно. Потом, когда Лукас сидел на полу, Олег снова бегал по камере, стряхивая пепел сигареты в ладонь. - Когда ты поймешь, наконец, что ты будешь говорить. Я заставлю тебя делать это!
Даршавин затушил сигарету о свою ладонь. Лукас опять вспомнил то чувство, когда его кожа буквально ощущала боль от ожога, будто предвкушая его… Но Олег так ни разу и не сделал этого. Шкуру Лукаса он пока не жег. Надолго ли…
Олег развернулся снова к Лукасу. Ну, вот, что он сидит и помалкивает? Сказал бы правду и все.
- Ты, наверное, забыл. Я прекрасно понимаю, это тебя бросили и тебя предали. Это им на тебя плевать. Но не тебе на них. Ты знаешь, я могу достать людей, которыми ты дорожишь. И ты увидишь их страдания. Ты этого хочешь? Ты хочешь чувствовать свою вину за их боль? Я же только хочу помочь тебе, доказать, что я могу это сделать. Что ты не пожалеешь, если доверишься мне.
Даршавин уже сидел на полу, обнимая одной рукой Лукаса, во второй, как всегда, была сигарета. Он стряхивал пепел в ладонь, от этого запах табака и пережженной бумаги с химическим привкусом окружал Норта плотной оболочкой так, что вдохнуть было невозможно. Было только одно желание – вырваться из этого ада. Но Олег плотно держал Лукаса около себя. Он чувствовал вибрацию тела Лукаса. Прижимал его плечи еще плотнее и дышал дымом, как труба котельной.
- Давай так, ты подумаешь, и примешь верное решение. А я все сделаю, чтобы помочь тебе. – Олег пытался говорить, как можно убедительнее и напористей. Он повторял эту фразу в сотый раз за эти дни. Будто давая шанс, надежду, ключ, будто пытаясь вывести Лукаса на широкую дорогу…. А потом снова бил его и орал… Потом опять курил и умолял, и просил… И так до бесконечности… Но когда-то предел должен был настать…
 Помочь, помочь, помочь… Даршавин так свято верит в то, что Лукасу еще можно помочь. Смешно даже слышать это от того, кто даже себе помочь не в состоянии. Чего он добивается вообще? Что он хочет увидеть от Лукаса? Жалость? Сочувствие? Да, по-человечески Норту было бы жаль Олега. Он был солдатом, выполнял приказы, он прошел через ад ради своей страны. И что получил в награду? Эту адскую дыру, да в придачу упрямого заключенного, об которого того и глядишь обломаешь не только копья, но и зубы. И что ему остается? Даршавину? Делать вид, что теряет терпение и самоконтроль в надежде на то, что Лукас сделает что? Проникнется его идеям и сдаст своих? Потому что они предатели, они отказались от Лукаса, бросили его одного в чужой враждебной стране, обрекая на верную погибель? Давайте посмотрим правде в глаза. Да. Он прав по большому счету, Лукаса предали и покинули. Но это если и сделали, то от силы пара-тройка человек. А как насчет остальных? Нет, Лукас сейчас вовсе не мыслил в масштабах страны. Это было слишком смело и даже наивно. Но те агенты, которые составляли сеть в разных странах, обычные люди, которые жили себе и не помышляли о том, чтобы становится предателями, пока их не заставили/купили/запугали нужное подчеркнуть. Они не выбирали себе такой путь, который выбрал Лукас. Они сознательно не шли на службу стране, не давали клятвы охранять всеми силами ее интересы. Это такие, как Норт, несут ответственность за них всех. Мы в ответе за тех, кого мы приручили. Пусть и не лично. Но фактов не изменить. Да, Лукаса предали. Возможно. Но это не значит, что он станет предателем в ответ, или на зло или во имя спасения своей шкуры.
Так что можете и дальше стараться, Олег Вадимович. Ваши увещевания не более, чем сотрясения воздуха. Неприятные, раздражающие, доводящие до исступления, но не действенные.
Рано или поздно Даршавину тоже это надоест. И тогда. Что будет тогда? Он уже не бьет  до отключки, осознает, что себе дороже. Так что это будет нечто иное. Снова иглы? От этой мысли Лукас содрогнулся.
Если бы только отучить его от этой мерзкой привычки курить.
Куренье убивает, вы в курсе, Олег Вадимович?
Лукас ухмыляется своим мыслям.
Сигареты закончились… И Олег почти обрадовался этому обстоятельству. Не потому что курить вредно или ему надоело обжигать свои руки. Не потому что ведро у толчка было похоже на жуткую гротескную пепельницу. Просто он, вдруг ,  почувствовал жуткую усталость и голод.
- Надеюсь, ты еще раз подумаешь, Лукас. - Произнес он, вставая и поднимая Лукаса с пола. – Тебе нужно отдохнуть, давай-ка я уложу тебя поудобнее. Укрывайся, поспи и подумай, может быть светлая мысль и посетит тебя.
Олег, как раньше, подоткнул одеяло, чтобы Лукас мог почувствовать заботу о себе. Олег прошелся по камере, поднял валяющуюся пустую пачку от сигарет, бросил ее в ведро, провел рукой по столу, подобрал обломки стула. Как бы там ни было, а кое-что тут можно сдать на экспертизу… Вот только все результаты будут в лучшем случае через месяц. Нет. Олег не станет ждать так долго. Пусть Лукас думает, что это была истерика. Не долго ему осталось. До подъема вообще около часа всего.  Стула нет. Дальше…
- Завтраком не кормить, другой стул не выдавать. Так... что еще… думаю, обед и ужин он тоже пропустит, ночью свет не выключать, спать не давать.  Завтра у него трудный день.. – Все подручные получили задание. Пора подумать и о своих делах. В первую очередь поесть и выспаться.  – Так, Григорий, организуй-ка мне по-скорому… - и Гриша уже несется в каморку с припасами, чтобы у начальника был чай и бутерброды, а так же сигареты. Олег берет пакет и выходит из здания тюрьмы. Нужно хоть как-то разнообразить эти чертовы будни. Скоро рассвет. Олег направляется протоптанной дорожкой. Пусть так - он уже привык курить на пару с луной. Пусть она тоже осуждает его. Разве он виноват, что приходится защищать Родину в таком месте? Куда послали, там и работает. А делать что-то наполовину он не привык. Черт бы побрал всех этих шпионов… сигарета полетела в воду. А старший следователь отправился, наконец, в свою комнату в общаге. Сколько же дней он там не был?
 Несколько часов сна. Потом отчеты и рапорты. Согласование получено. Основания для дознания есть. Нет экспертизы, но это даже лучше. Не будет и помех. И Олег зашагал в лабораторию, чтобы все было готово вовремя и в полном объеме. Как и всегда, он привык все делать и все проверять.
 Лукаса привели, как и планировалось утром следующего дня. В лаборатории кроме кафельных стен так знакомых Лукасу, было еще так много света, как только было возможно. Люминесцентные лампы освещали не только каждый уголок комнаты, но и, кажется, просвечивали каждого, кто в ней находился насквозь.
Лукас зажмурился, а Олег не стал медлить, подвел его к стулу, усадил, и стал пристегивать руки к столу. Но наручники были не те, что обычно. Тут кругом были провода и какие-то тумблеры.
- Это у вас детектор лжи такой? – усмехнулся Лукас…
- Не торопись, щас все поймешь, - Олег вовсе не собирался просвещать его на счет того, что его ждет. Всему свое время.
И надевает резиновые перчатки. Вот тогда до Норта со всей ясностью и простотой доходит, что с ним собираются делать. Вот тогда его проняло по-настоящему. Что избиения, что иглы, что все остальное в сравнении с этим. Если эту установку и можно назвать детектором лжи, то лишь потому, что под ее воздействием скажешь все, что угодно.
Лукас пытался вырываться, за что получил удар по лицу, но едва почувствовал его. Ужас контролировал его сознание. Боль еще не наступила а Лукас уже чувствовал ее, предвидел, боялся.
- Зачем тебе это делать?  Разве ты не добился своего? Я уже итак в твоей власти!
Даршавин лишь усмехался в ответ и продолжал наблюдать за тем, как к телу Лукаса крепили электроды.
- Я знаю, зачем мне это – с нескрываемым удовольствием, предвкушая пир, ответил Олег. – Скоро и ты узнаешь. Не дергайся, бесполезно. Успеешь еще.
От собственного каламбура Даршавин заржал в всю глотку, напустив еще больше ужаса на Лукаса, который и без того уже был на грани панической атаки.
Когда все было готово, подручные Даршавина вышли из комнаты, оставляя Лукаса наедине с Олегом. Теперь никто его не остановит, никто не придет Норту на помощь. Иллюзий не осталось. Даршавин поджарит Лукаса до хрустящей корочки.
- Готов?
Рука Олега уверенно легла на тумблер. Но он решил еще потянуть с началом пытки.
- Как в том анекдоте, помнишь? Готов – пошел. Готов – пошел. Не готов? Пошел-пошел-пошел – готов.
Олег снова заржал, видимо, представляя себя в роли инструктора, а Норта в качестве парашютиста-неудачника.
А потом, не прекращая ржать, повернул ручку.
Ослепляющая боль пронзила тело Лукаса, скрутила в жестокой судороге мышцы. Казалось, что его тело сейчас разорвет на части.
Но этого не произошло. Даршавин отключил ток.
- Ну, как ощущения? – спросил он Норта. -  Бодрит?
Олег знал прекрасно, что, следуя его указаниям, Лукаса лишали еды и сна все это время.
Норт хватал ртом воздух, пытаясь запустить в легкие хоть немного воздуха, но не мог сделать достаточно глубокий вздох. Его мышц все еще сокращались самопроизвольно.
- Что… что ты хочешь… доказать … этим... – задыхаясь и стуча зубами, спросил Норт.
- Ровным счетом ничего, кроме того, что уже тысячу раз тебе говорил: Я хочу тебе помочь. Только для этого ты должен помочь мне. Это же так просто – доверься мне, и ты будешь иметь все, что захочешь, а может быть и больше…
Лукас засмеялся… А Даршавин повернул ручку прибора, добавляя напряжение и щелкнул тумблером…
-  Ты не представляешь, как может трясти человека в объятьях этой дамочки, - орал Олег в лицо Лукаса, когда его мышцы опять начали сокращаться. Тумблер щелкнул, прекращая мучения. -  Ну, что? Может быть, попробуешь улыбнуться, хотя бы? – Олег наслаждался каждой секундой боли Лукаса. – Ну, что же ты? Посмейся над тупым следаком!  Ведь я же не ровня тебе, такому умному и образованному. Тебе тут никто не ровня! Ты же выше всего этого. Выше нас. Выше нашей страны!
Раздражение, злость, ненависть Даршавина зашкаливали не меньше тока. Даже с выключенным тумблером подачи тока. В кабинете летали искры. И кругом струился ужас, Олег ловил кайф. Он втягивал воздух ноздрями и шумно с наслаждением выдыхал. Он даже не курил, настолько ему хватало адреналина.  Даршавин вышел из-за стола. Но не для того чтобы отключить провода, как показалось Лукасу. Он просто захотел разнообразить развлечение.  Олег отключил электрод с запястья Лукаса, поправил тот электрод, что прикреплен к щиколотке, и взял в руку длинный электрод, чтобы самому выбирать место прикосновения, чтобы выбрать в каком месте тела Лукаса боль будет наиболее сильной ….Теперь тумблер включен. И только прикосновение Олега может начать подачу тока или отключить ей. - Ну, что ж, начнем? Ты не против? – язвительная ухмылка скривила губы Олега. И он пронзил кожу электродом на груди Лукаса…
Ничего не осталось кроме боли. Всеобъемлющей, дикой, изнурительной, неистовой, жгучей, скрежещущей боли. Она проникала в каждую клеточку истерзанного тела, заставляя неистово орать и выгибаться на стуле так, что кажется, суставы вывернутся наизнанку. Мышцы и связки порвутся от невыносимого напряжения, внутренности давно превратились в фарш. Сердце бешено стучало где-то в горле, дышать было совершенно невозможно. Лукас оглох от собственного крика, и ему было совершенно все равно, что там говорил Даршавин. Даже если и мог бы, он не ответил бы. Остались лишь инстинкты. Которым Норт и следовал.
Поняв, что сопротивление бесполезно, он выбрал единственную приемлемую стратегию. Притворился потерявшим сознание. Хотя притворяться особо не требовалось.
- Как мне нравится, когда ты корчишься, только будь любезен, не надейся, что твой мозг отключится. Напряжение не на столько большое, чтобы ты вырубился или сдох. Я сам прослежу за длительностью сеанса, чтобы ты получил наибольшее удовольствие за короткое время. – приторно-сладким голосом говорил Олег, обходя вокруг Лукаса, пока тот приходил в себя после окончания очередного сеанса. – Я лишь хочу прощупать твое тело. Хочу знать, где ты наиболее уязвим. Только и всего, - невинным голосом закончил свою речь Олег, прикасаясь электродом к мышцам спины.
Очередная волна боли заставила Лукаса содрогаться и кричать. Секунда. И Олег убрал электрод, опять давая дышать Лукасу. Потом другая точка на теле. И опять крик. И опять Даршавин проглотил этот крик, словно горячее молоко, наслаждаясь и насыщаясь.
- Так, ну, мне кажется, этого будет маловато, а? Как ты думаешь, на счет того, чтобы чувства были острее? – и Даршавин вонзил электрод прямо в дельтовидную мышцу, пуская ток по крови…
Есть такой прием. Психологическая уловка. Когда тебе больно, найди в своем сознании место, где ты можешь спрятаться от боли. Где тебе будет уютно, безопасно, спокойно.
Так вот. Не верьте этому. Это все чушь. Нет такого места. И быть не может это все мечты, идеал которого никогда в жизни не достигнуть. Чтобы попасть в такое место, нужно сначала умереть и перестать чувствовать эту нескончаемую разрывающую в клочья боль, терзающую тело. Для того, чтобы создать убежище в своем мозгу, нужно сконцентрироваться на этом самом месте. А как это сделать, когда в мозгу полыхает пожар?
Короткая передышка, а потом кошмар возобновляется с новой силой. И вот, когда кажется, что агония достигла своего апогея, Даршавин  придумывает все новые и новые виды пытки для Норта. Что-то говорит при этом. Но его слова заглушает неистовый крик.
Олег был счастлив. Если он и жалел о чем-то, то лишь о том, что Лукас не в состоянии видеть и осознавать его счастье. Но как раз боль и крик Лукаса и питали Олега и наполняли таким зарядом наслаждения, что ему не требовались даже сигареты. Что ж каждому свое. За возможность дышать воздухом без примеси дыма, Лукас заплатил непроизвольным сокращением мышц. Немного судорог, разве это такая уж большая плата за свежий воздух?
Зато Олегу досталось максимальное количество страданий врага и крик, который он так редко мог вырвать из уст врага. Лишь не многие пытки давали Олегу эту власть.  Олег отошел от стола, положив электрод на панель прибора, сняв перчатки и выключив тумблер. Опять давая возможность Лукасу восстановить дыхание и овладеть своим сознанием.
- Думаю, ты мог бы сам все это остановить, - произнес он задумчиво, пристально разглядывая Лукаса, когда тот сфокусировал взгляд на мучителе. – Ты мог даже не доводить до этого, но нет же! Ты каждый раз заставляешь меня мучить тебя! Твое упорство и твое презрение делают тебя просто невыносимым! Неужели так трудно говорить со мной? Неужели так трудно не врать мне! Неужели ты думаешь, что я мучил бы тебя, если бы ты выполнял все правила? – С каждым словом Олег опять распалялся и повышал голос. – Хочешь, чтобы все это закончилось? Сделай правильный шаг! И все! Ничего не будет. Я все могу. И сделать для тебя невозможное, разве ты еще не понял этого? Подумай. Кто придет тебе на помощь, если не я?
 Но опять эта улыбка Лукаса! Лучше бы ты молчал! Я сотру с твоего лица это выражение превосходства! И Олег хватает ведро с водой, обливает Лукаса, оставляя сухой только голову. Ты не потеряешь сознание. Не надейся. Ты будешь чувствовать все. Абсолютно все! И все повторяется снова. Олег надевает перчатки. Медленно берет электрод с панели прибора. Поворачивает тумблер и прикасается электродом к мокрой коже. Дальше ток все делает сам, наполняя Олега чувством превосходства и восторгом обладания, а кабинет жутким криком Лукаса…
Это можно продолжать вечно. Единственное, что останавливает Олега, это ограниченные, к сожалению, ресурсы человеческого организма. Приходится делать перерыв в пытках. А потом возобновлять их.
Но все когда-нибудь надоедает. Так  Олегу надоело слушать крики Норта.  Смотреть на его конвульсии. Хочется разнообразия. Чего-то такого, что на самом деле перевернет существующий порядок вещей.
Он слишком хорош, чтобы быть заключенным. Как инородное тело в серой массе раздавленных, смирившихся со своей участью  бывших людей. А ныне влачащих жалкое существование доживающих свой век существ.  Слишком гордая осанка. Высокомерный взгляд. Ироничная полуусмешка.
«Я выше вас. Выше всего этого. Я здесь гость. Я скоро вас покину. Мы из разных миров. Я презираю вас»
Олег ненавидит Лукаса. Ненавидит семи фибрами своей души. Ненавидит так сильно, что готов задушить голыми руками. Что и пробовал делать не раз, и даже не  два. На некоторое время наступает облегчение. Какое же это страстное наслаждение смотреть, как этот рафинированный снобизм по капле выдавливается из  британца. Как Норт превращается из надменного  зазнайки в несчастное, преисполненное осознание собственной никчемности, забитое существо. Осознающее, что он больше не хозяин своей судьбы. Что она в руках Даршавина. Буквально.
Лукас сопротивляется. Пытается отцепить железные пальцы с короткими ногтями от своего горла. Отчаянно скребет по шершавой коже тыльной стороны ладоней собственными, неровными и обломанными. Лукас, который привык следить за собой, в ужасе от вида собственных ногтей. Но сейчас они могут стать его оружием, если бы только сознание не угасало так быстро. Движения становятся все более хаотичными, а потом руки Норта безвольно падают вниз, как обрубленные ветки. Небесно-синие глаза закрываются, он не может сделать спасительного вдоха.
Хлесткий удар по лицу возвращает к жизни. Даршавин всматривается в лицо Норта. И с удовлетворением ловит тот момент осознания. Все еще жив. Опять не удалось. Разочарование, смешанное с облегчением. Великолепная смесь. Будь Олег художником, он бы  обязательно запечатлел этот момент, а картину назвал бы «Пробуждение». Но Даршавин не художник в традиционном значении слова. И все, что ему остается, это ловить вот такие бесценные моменты и запечатлевать их в памяти. Навсегда. Навечно.
Даршавин ненавидит Норта. И все же он бесконечно к нему привязан. Это необъяснимое даже для Олега чувство. Для Норта и подавно. Лукас уверен, что это чистый садизм. Стремление причинить боль, и через боль заставить подчиниться. Но своими действиями Даршавин вызывает лишь противоположный эффект. Точно такой же, какой был у следователей в Москве.  Он понимает, что идет в неверном направлении, что ниточка, связывающая его с Лукасом, рвется. Олегу страшно потерять ее, эту связь. Он нуждается в Лукасе. Находит в нем отражение самого себя. Нужно сменить тактику.
Какая же это увлекательная игра…  Если не удается сломить дух, начнем с тела. Этот Норт считает его своим храмом. Держит себя в форме. Начнем с этого.
Сказано – сделано.
Теперь рельефный пресс и грудь  Лукаса украшает  изображение одной из гравюр Уильяма Блейка «Древнейший из дней», чуть ниже надпись Gnothi seauton. На его верхней части спины у Лукаса красуется надпись Dum Spiro Spero - Пока я дышу, я надеюсь. Откровеннейшая издевка. На его пояснице – MNP.
На его левом плече - Восьмиконечная Звезда. «Звезда Давида» с надписью по-французски: «Все для меня — ничего от меня» — символ отрицаловки.  На самом деле, ее татуируют на предплечье. Восьмиконечная или шестиконечная звезда. Татуировка «читается»: «Не хочу работать на хозяина, на путь исправления вставать не намерен». Татуируется на плечах.
На его левой руке  Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу. На его правой руке - парусник. Парусник обозначает - вора-гастролера.  «Вечный бродяга» или «Вечный странник». Если очень напрячься, то Лукас под сие описание подходит... ворует инфу, заехал на час…
Теперь Олег доволен. Донельзя, под завязку. Что, допрыгался? Теперь на твоей шкуре стоит мое клеймо. И не одно. Ты помечен. Теперь ты – зэк.
Но радость его длилась отнюдь недолго. Когда Даршавин осознал, какой ошибкой было оставлять Норта наедине с тюремным мастером росписи, было уже поздно. Лукас запечатлел на своем теле собственную историю.  Одно греет. Что пока они будут заживать, Норт помучается от боли. А мы ему поможем. Нет, к нему никто и пальцем не прикоснется. Есть и другие методы. Не менее действенные.
Олег уже изучил своего подопечного. Настолько хорошо, чтобы увидеть, что татуировки доставляют Норту не только физический дискомфорт. Он ненавидит свое новое тело. Свою расписанную шкуру. Даршавин ликует в душе. А допросы теперь проводит, заставляя Лукаса раздеваться до пояса. Хотел еще и зеркало в допросной установить. Инструкции по технике безопасности не позволяют. А то бы непременно поставил. Но только так, чтобы вино в него было только и исключительно Лукаса. Сам на себя Даршавин смотреть не может. Уже давно. Даже когда бреется,  избегает встречаться взглядом со своим отражением в зеркале.  Он боится увидеть там себя. Себя настоящего.
А потом, когда тело Норта заживает настолько, что можно переходить к прежним методам допроса, Олег с наслаждением наверстывает все упущенное. Время задушевных бесед прошло. Теперь настал период активных действий.
Лукас знал, что затишье не навсегда. Что очень скоро возобновятся побои и истязания. Но что-то изменилось. Неуловимо. Но разительно. То, как Олег к нему прикасается. Если не бьет. Как смотрит. С сочувствием. Извиняясь.
Ты вынуждаешь меня так плохо поступать с тобой, Лукас. Мне не хочется, но ты не оставляешь выбора.  Что ты делаешь со мной, во что превращаешь?
И, тем не менее, эти угрызения совести не мешают Олегу избивать Норта до полусмерти. Вот здесь и проявляется художественный дар Даршавина. Он с упоением расписывает тело Лукаса, дополняя свежие еще синеватые линии черно-бурыми пятнами кровоподтеков. Не забывая освежать их, как только кровоподтеки начинают заживать и меняют цвет на зеленовато-желтый.
И все, казалось бы, как всегда. Но нет. Если раньше Даршавин просто вымещал свою агрессию на Норте, то теперь он может внезапно прекратить избиение и начать разговор, скажем, о творчестве того или иного английского классика. И очень расстроится, если Лукас не поддержит беседу. И тому приходится, превозмогая головокружение и боль, выказываться по заданной теме. Причем односложные ответы Олега не устраивают, ему нужны обоснованные суждения, основанные на личном опыте восприятия. И ему плевать, что Лукасу сейчас совершенно не до  обсуждения стилистических приемов или особенностей построения повествования.
Постепенно Норт приходит в себя настолько, чтобы незаметно оказаться втянутым в беседу. И процесс уже начинает ему нравиться. Олег еще чаем угостит.  Так он называет почти черную, терпкую, но самое главное, горячую жидкость. Лукас осторожно берет стакан трясущимися руками и надеется, что этот самый чай поможет усмирить дикую дрожь во всем теле. Эта реакция на побои бесит и самого Норта, но он ничего не может с этим сделать. Так организм реагирует на перегрузки, физические и психологические.  И горячий чай и спокойная беседа это именно то, что нужно, чтобы придти в себя. Лукас избегает встречаться взглядом с Олегом. Что, если тот прочтет в его взгляде благодарность? Покорность?  Смирение?
Но Олегу не нужно даже в глаза Лукасу смотреть. Он видит, как оттаивает Норт, как расправляются сгорбленные плечи, как возвращается прежняя величественная осанка. Через боль. Привычка сильнее. Даршавин удовлетворенно ухмыляется.  Эксперимент проходит успешно.
И вот, когда Лукас почти полностью обретает былую уверенность и мнимый контроль над ситуацией, Даршавин без малейшего к тому повода, без предупреждения, само собой, набрасывается на Норта и продолжает его избивать. Методично, вдумчиво, с чувством, с толком, с расстановкой, как говорят русские.
И эта неожиданность, эта разительная перемена обстановки уничтожает почище побоев.
- У нас хорошие новости! – Олег входит в камеру, как будто выиграл миллион! Бодрый, радостный, горды. – Наконец получилось создать условия для твоих прогулок! Поздравляю!
Лицо Олега светится от удовольствия и предвкушения того, как будет рад Лукас этой новости. Лукас рад. Он поднимает взгляд на Олега, еще не веря своим ушам… Прогулки? Это правда? Губы еще не шевельнулись, но в глазах столько эмоций, вопросов, счастья, которое уже начинает проникать в его сознание…. Олег внимательно наблюдает, как недоверие и сомнения сменяются на радость и ликование. Лукас еще молчит, но в его глазах уже все написано. И вопрос:
- Когда?  When? – одними губами спрашивает Лукас. Голос отказывается еще звучать…
- А че тянуть? Пошли! – И Олег открывает дверь. – Я правду говорю, пошли на прогулку, - оборачивается Олег на стоящего,  словно столб, Лукаса. Вот же как он привык не верить… Еще бы… Посмотрим, что будет дальше… И Олег берет Лукаса под руку. - Ну не за ручку же тебя вести! Ей Богу! Инструкция не позволяет, шагай давай, - и как только Лукас оказывается за порогом камеры, звучит команда: «Лицом к стене», окончательно убеждающая его в реальности происходящего. Дальше все, как обычно, они идут по коридорам тюрьмы, время от времени Лукас слышит соответствующие обстановке команды, понимая, что все происходит на самом деле. Его ведут. Куда? Говорят, что на прогулку. Что это будет? Приведут – будет понятно.
  Наконец, открывается последняя дверь и звучит команда: «Гулять!» Будто Лукас собака… И только тут он осознает, что на улице зима. Площадка для прогулок – это бетонная коробка с решеткой вместо потолка. И черный, бетонный пол покрывает тонкий слой белого снега, будто случайно попавшего сюда. Нарушающего своей белизной этот черно-серый пейзаж. Лукас застывает в ужасе… Гулять? Где? Как? Ему выделили квадрат два на два метра, с двух сторон огороженный решеткой, а за дырявыми, как небо, стенами, гуляют другие заключенные. Лукас глянул в сторону соседей. По сравнению с ним, они просто знатно экипированы. Шапки, ватники, ботинки... Лукас опустил взгляд на ноги – его тапочки протерлись давно, и ноги уже промокли и стали замерзать. Тонкая футболка и трико из синтетического трикотажа вовсе не грели тело…
- Что встал? Гуляй.  – Это уже голос Олега. Даршавин сидит где-то над головой. Там на крыше есть скамейки для надзирателей. – Пройдись по снежку, Лукас! Ты же так мечтал о свежем воздухе!
В нерешительности Лукас делает несколько шагов....
Опять шаги. Как по камере… Нет, хуже. Тут три шага и упор. Решетка. Даршавин внимательно наблюдал, сидя на уровне крыши, там. Где были сделаны коридоры и площадки для патруля. А зеки, гулявшие в это время через решетку от Лукаса, стали присматриваться к раздетому тощему парню. Они все еще не могли понять почему он так одет, точнее – раздет… А Олег наслаждался зрелищем, закуривая новую сигарету – нужно же чем-то согреваться, кроме чувства превосходства…
- Лукас, тебе не кажется, что ты слишком тепло одет? – Бодрый голос Олега разрывал белое пространство… - Раздеться! – Вот сейчас голос Олега стал другим. Лукас встал, как вкопанный, он хорошо знает, что последует за невыполнением команды. – Я сказал, снять одежду! – рявкнул Олег.
Да, это все было бы слишком хорошо, чтобы быть просто прогулкой. Просто это не по-Даршавински. Лукас не удивился бы, узнав, что там, где Олег живет, унитаз крепится не к полу, а с стене. Если не к потолку. Мы же не любим, когда просто. Нам все с преподвыподвертом подавай. Или это правило касается только Лукаса?
Так или иначе, команда прозвучала, исполнять ее придется. Иначе одним раздеванием это унижение не закончится. Он уже чувствовал на себе, как лазерные лучи прицелов, взгляды зеков. Пока молчат. Но пожирают свежее мясо глазами. Да. Таким попадись на растерзание. Норт содрогнулся при одной мысли о том, что тогда будет. Они как дикие звери. Им нельзя показывать страха.
 Лукас стал стягивать с себя майку. В сущности, что изменится от этого?  От нее так же мало толку, что, если бы ее не было совсем, Лукас все равно бы не заметил…. Так казалось… Майка полетела на пол.
 - Дальше!
Лукас стал стягивать штаны…
- Всю одежду снять! Я что так непонятно выражаюсь? Сказано же было – раздеться, мать твою! – Олег уже стоял у края решетки, наблюдая, как негнущиеся пальцы Лукаса пытаются стянуть штаны с трусами одним движением… - Тапочки не забудь… - Уже спокойно комментирует Олег… - Ну, что же ты, Лукас? Ты же так хотел погулять! А тут? Даже не ожидал, что тебе не понравится русская зима… Нет, вы посмотрите на него! Кусок синего дерьма, прекрати трястись и топчи палубу! Твое время еще не вышло!
Постепенно в комментарии включились и зеки. Лукас понял, что контингент был хорошо подготовлен, в отличие от него. Ему не сказали даже, как это будет происходить. Просто ошарашили новостью и вывели на мороз.
По сути им и готовиться не нужно было. Любое событие в стенах этой тюрьмы было Событием с большой буквы. Тем более, такое зрелище. Посреди зимы раздетый довольно привлекательный зек. К тому же расписной.
- Начальник, пусти его к нам! Мы его согреем!
- Эй, мужик, тебе кто купола малевал? Я такие же хочу!
- Цып-цып-цып!
Зеки распалились не на шутку. Охранники поудобнее перехватили дубинки. Мало ли что. Истосковавшиеся по плотским забавам эти мужики могут и на решетку броситься.
 Холод сковывал, будто каркас железных оков. Ходить становилось все труднее. Ноги переставали слушаться, пальцы закоченели… А тут еще и скабрезные шуточки гуляющих рядом мужиков. Слава Богу между ними решетка…. Только бы она не исчезла… И когда закончится время прогулки?
Норт не знал, как ему вести себя. Хотелось сжаться в комок, стать невидимым, исчезнуть вовсе с лица земли. Он представлял прекрасно, как выглядит со стороны. Глупо, неуместно, нелепо и жалко. Унизительно. Отвратительно.
И вдруг, голос Даршавина, будто землетрясение…
- Мать их! Да, черт! Да пошли они все…
Лукас мало что понял из всего этого каскада матов, но голос был полон злости и досады. Хотя, как это может отразиться на прогулке Лукаса? Видимо, ему это не объяснят. Но все же, даже Лукас понимал, что прогулка в тюрьме не может длиться вечно. По этому, Когда Лукас услышал команду: «Лицом в стене!» Он все же выдохнул с облегчением, но понятно было, что вещи ему не дадут не то, что надеть, даже подобрать и взять с собой. А это как минимум, значит, что по коридорам тюрьмы его тоже поведут голым. Что будет дальше, Лукас даже загадывать не стал. Что еще? Вода? Дубинки? Наручники? Ток? Когда у Даршавина закончится фантазия и желание мучить его? Разве это можно предугадать? И опять неизвестность… опять новое ожидание новых унижений…
Привели его не в камеру. В допросную. Конечно. В камеру-то этим гориллам нельзя.
- Что, янки, околел? Щас мы тебя погреем.
Гриша с Мишей радостно предвкушая развлечение, похлопывали дубинками по раскрытым ладоням.
- Я не янки. – Мрачно, даже не надеясь, что его услышат, возразил Лукас.
- Он еще спорит. Ты посмотри на это.
Это и послужило сигналом.
Когда тебя бьют в одежде, это одно. Но когда ты голый, чувствуешь себя еще более беззащитным.
Этим унижениям не будет конца…
- Ну что, согрелся?
Гриша орет прямо в ухо свернувшемуся на полу Норту.
- Встать! Шагом марш!
Они заставят Лукаса ненавидеть собственное тело. Рано или поздно. Сначала тело, а потом и все остальное.
Олег был в бешенстве. В тот момент, когда только предстояло насладиться унижением и знойно-синим видом Лукаса, видимо не очень хорошо переносящего русские морозы, Гриша приволок Даршавину факс из Москвы. Его срочно вызывают и первопристольную. Вот умеют же люди все испортить. В который раз Олег убеждался в неприятном влиянии его высшего руководства на его судьбу. Ну, хоть один хороший оборот в этом есть – у него есть шанс хоть погулять по Москве. Да и деньжат как раз поднакопилось – тут-то их тратить негде. А пока Олег орал и матерился, досадуя на то, что удовольствие было так рядом…
 Естественно, в камеру к Лукасу Олег больше не пошел, даже не стал сопровождать его с прогулки до камеры. Ну не прощаться же с ним, на самом деле перед долгой разлукой. Ему хватит и прогулки, а у Олега еще полно дел перед командировкой. Нужно оформить все бумаги, сдать оружие, получить командировочные, а день уже близится к концу, так что – не в этот раз… Но, Олег распорядился на счет Лукаса. В первую очередь, когда закончится весь этот цирк,  нужно проследить, чтобы тот не сдох от воспаления легких или еще чего-то, не то Ведьмаку опять придется вытаскивать Лукаса с того света, а без присмотра Даршавина, кто знает, что у них там будет...
Опять унылая полоса серого асфальта, присыпанная снежком, как белыми кружевами,  потянулась к станции между корявых деревьев, выросших на болотах. Ухабы вперемежку с ямками, обычная российская дорога, как и тысячи других. Если не считать что ехать по ней - это уже счастье. Это выход в другой мир. Из этого застывшего в прошлом веке убогого места.
Одежду ему все-таки отдали. Перед отбоем.
От постоянных побоев все тело так болит и ноет, что спать Лукас может лишь на спине или на животе. Очень хочется смотаться в тугой клубок, как сворачиваются собаки, уткнув морду в хвост. Потому что в камере невообразимо холодно. Насколько уж Норт привык к промозглой сырости,  но вынести это за пределами его возможностей. Его колотит от перенесенного стресса и от холода, который, казалось, поселился глубоко внутри. В его истерзанном теле, точнее том, что от него осталось.  Вот потому и хочется смотаться в клубок. Только хвоста у него нет, и потому тепло все равно куда-то исчезает. Никак не удается согреться. Зато через несколько десятков минут в таком положении все мышцы, если превращенные в отбивные куски мяса на его теле еще можно так назвать,  начинают вопить от тянущей боли. Поменять положение сил уже не хватает, хочется выть и плакать от собственного бессилия. А еще от непозволительного чувства. Жалости к самому себе. Сердце перескакивает на сбивчивый ритм, дыхание становится прерывистым, неровным, еще немного, и его разорвет на части от этой чудовищной пытки, которую он сам себе устроил.
За что мне все это… Ты знаешь, за что…
Лукас с болезненным стоном вытягивается на жесткой шконке. Облегчение хоть не сразу, но все же наступает. Ресурсы организма не безграничны. И Норт проваливается в беспокойный лихорадочный сон. Так засыпали солдаты прямо на поле боя, истощив все свои запасы сил. Мозгу нужна перезагрузка, и он отключает все функции кроме жизненно необходимых. Но случаются и сбои. Зачастую во время таких отключек Лукас забывает, как дышать. И в ужасе приходит в сознание, судорожно хватая ртом воздух. Потом ему очень страшно засыпать. Но глаза закрываются сами собой. И он снова падает в черную яму беспамятства.
Москва встретила сырым пронизывающим ветром и обычной своей грязной слякотью. Стало как-то мерзко и непонятно, почему весь народ так стремится попасть сюда… Согласно предписанию, Олег устроился в ведомственной гостинице сразу по прибытии, принял душ, даже поспал немного, но вечер решил провести в городе, раз уж ему повезло прибыть в столицу вечером, и визит в контору предстоял только завтра утром…
Олег с провинциальной рассудительностью и прижимистостью взял с собой немного денег. Лишь те, что не жалко было потратить так, будто выкинуть. Которые и предназначались для этих целей изначально. Он вызвал такси. К этой гостинице такси приходит моментально. Как удобно. Корочки Даршавин тоже взял с собой. Мало ли. Пусть будут. Раз уж пистолета нет.
- Послушай, свози к девочкам, только дешевых шлюх не нужно. Убью, если какую заразу подцеплю. И притона не будет, и тебя, – выдохнул Олег водителю. Как гостю столицы ему нужно было время, чтобы найти желаемое, а времени не было. Но Олег прекрасно знал, что таксисты – самый короткий путь к шлюхам. Знакомиться и заводить романы тоже не представлялось возможным. Хотя предписание и не содержало точного срока командировки, но там было ясно написано: «краткосрочная», так что некогда искать обходные пути – нужно поспешать, но с толком…. – Только не говори, что не понимаешь о чем я. Мы оба понимаем, что мне нужно от тебя.
- Да и не нужно так резко. Все будет, хозяин. В лучшем виде. Не пальцем деланные, все понимаем. Наша клиентура любит чтоб все было на высшем уровне. Ты ж, поди, тут не первый. Щас все будет. Небось, до утра успеть надо, а, начальник? Все сделаем. Все успеешь. – и таксист нажал на газ. Даже звонить не стал никуда, значит всегда готовы, что ж… посмотрим…
Его привезли не в подворотню. Дорогой дом в районе Кузнецкого моста был похож на летящую птицу. У Олег аж дух захватило, может быть это и есть та причина, по которой народ ломится в Москву? Этот город может поразить с первого взгляда…
 Водитель указал на дверь. Сказал, что там его уже ждут. Надо же, он и не заметил, когда это таксист успел сообщить о новом клиенте. Но это уже мало интересовало Олега. Он отправился получить наконец то наслаждение, которого ждал много месяцев. Чисто, элитно, профессионально. Это тебе не какая-нибудь там жена капитана Иванова. Это спецобслуживание.
 Внутри тоже все было красиво. Как успел отметить Олег, евроремонт тут делали не скупясь. Видимо, и доход не выгоняет на паперть.
 Вопреки ожиданиям, девочек не выстроили в ряд. Еще один плюс. Сначала, ему предложили портфолио, а потом видео нескольких кандидаток.  Олег тыкал пальцем в сенсорный экран, будто выбирал капусту в супермаркете. У каждой из них была куча титулов – «мисс», «вице мисс»… В конце концов, ему надоел этот карнавал, и Олег ткнул пальцем в ту, у которой титулов было меньше всего. Правда, выглядела она почти как суперзвезда… Так ему показалось…
В номере, который представился ему почти дворцом, был мягкий свет и нежная, расслабляющая музыка… Обилие в интерьере золота и красного цвета слегка коробило. Но Олег решил сосредоточиться на деле, пусть с начала покажут на что они способны. Лично он надеялся, что эти леди могут все, даже мертвого поднять…
Она появилась незаметно. Неожиданно даже. Из одежды джинсовый комбинезон – коротенькие шорты на лямках. Пряжки лямок приходились как раз на соски. Олег сглотнул. Ему жутко захотелось сжать тонкие пружинки, поддерживающие пуговицы на лямках, и увидеть молнию боли в этих серых глазах. Олег отметил холеную кожу девушки, великолепный маникюр и тонкие духи.  Все, грудь третьего размера, талия, бедра, длинна ног, цена за ночь и даже имя Иоланта, все должно было вызвать в Олеге неописуемое желание заплатить за всю ночь и заняться наконец тем, за чем пришел.
- Надеюсь, ты не против, если я оплачу ночь полностью? – голос уже стал не таким резким, чуть хрипловатым. Да, Даршавин, вид железа на ее сосках тебя тронул, да?
 - Вполне за. Присаживайся, я угощу тебя коктейлем…
- Коньяк. Безо льда. Потом посмотрим. – и это в ответ на ее нежный, чарующий, чувственный голос? Даршавин, перед тобой же леди!
Олегу очень захотелось рассказать пошлый анекдот… а еще больше, ему захотелось приступить… но он подождал пока коньяк будет налит в широкий стакан и подан ему с едва заметным поклоном… Осушив залпом стакан, Олег решил уже не тянуть больше.
- Можно мне это сделать? – Сказал он, протягивая руку с ее груди. Та лишь шагнула ближе. Понятно чего хочет клиент. Вот только стакан с вином выпал из ее рук от боли. Глаза расширились, она закричала.
- Чего ты орешь-то? – Даршавин был даже не удивлен. Он предполагал, что этим закончится. Но соблазн сдавить ее соски стальными пружинками был непреодолим. И он сделал это, как только дотянулся. – Не говори, что ты не хочешь боли. Иначе бы надела на себя прозрачный пеньюар. Можешь орать. Мне все равно. Но дергаться не смей. Делай свою работу. Я посмотрю, стоишь ли  ты тех денег, которые я заплатил. -  все это Олег говорил присевшей от боли девушке, пока она держала руки на груди, пытаясь облегчить боль. Своим обычным скрежещущим голосом, противоречить которому почти никто не решался. – Мне нужен полный объем услуг. Начинай.
 Олег пройдясь по комнате, сел в невысокое кресло, очень удобное… слишком удобное для…
Иоланта поднялась, подошла к нему и встала на колени между ног Олега.
 - Ты будешь раздевать сразу или после? – А голос почти не изменился. Молодец. Посмотрим что она может.
- Эти штуки, она доставляют тебе боль? – она кивнула. – Значит я оказался прав. Ты любишь когда больно. А я люблю причинять боль. Начинай. Я слишком долго жду.
И он закрыл глаза, отдаваясь музыке и Иоланте. Мелодия Шопена накрывала его, как волна, а рот девушки уже завладел членом, и Олег был на грани финала. Слишком долго он не был так близок к небу.  Еще секунда, и рывок за волосы отдернул девушку.
- Подожди. Мне мало этого. – И Даршавин опять сдавливает ее соски, глядя в ее расширенные глаза с восторгом. – Уже лучше. Давай-ка я избавлю тебя от лишнего. – Олег старается снимать лямки комбинезона так, чтобы они еще раз царапнули нежную кожу сосков. Тело девушки дергается. Потом замирает. Потом еще один рывок и шорты падают на пол. Какая привычная команда... – На колени.  – Олег вспомнил, что такой же короткий окрик заставлял Лукаса вздрагивать... вот прям так же, как дернулась эта красотка. Смешно … как много в них общего… глаза бы еще, и волосы… нет... этой шлюхе нужно обрезать волосы, чтобы она больше напоминала Норта… Даршавин, перестань уже! Ты же не на работе! Но команда прозвучала. – Мне повторить? Или сразу наказать тебя? – девица бухнулась на колени мгновенно. Норту такого подчинения не достичь.  – Все же стоит наказать тебя за заминку. Чтобы понимала с первого раза. Руки за голову.  – Нет, ты в самом деле зря приехал в Москву, че, там у себя на болотах еще не надоело так же орать? Но Олег уже почти не слышал тот тонкий, шептавший ему какие-то правильные слова, голосок. Он видел перед собой только Лукаса. И хотел сейчас только Лукаса. От этого бесился еще больше, а соображал еще меньше. Как только руки девицы заняли положенное место, Олег ударил ее по груди так, что красный след заалел. Как цветок. Что ни говори, а удар поставлен профессионально.  – Продолжай, - разрешил он. - Только так, чтобы я был доволен. – И Иоланта опять принялась сосать его член, как конфету. Через пару секунд Даршавин дернулся и взвыл, отдаваясь волне наслаждения, но при этом не забыв схватить ее за волосы, поплотнее насаживая на себя. Но главное – чтобы ей было больнее. Потому, что Даршавин тянул волосы до тех пор, пока она не закричала.               
Вот это ему понравилось больше… А еще больше, он видел не ее месте этого чертова англичанина… Вдруг Олег осознал, что из всех его развлечений, Лукас не испытал только этого. Вот интересно, быстро он встанет на колени между ног Олега?
Девушка уже раздевала его, словно торопилась куда-то, она рвала пуговицы на рубашке, слава Богу, они были металлическими и оторвать их было вообще невозможно. Рубашка Олега полетела через всю комнату в дальний угол. Еще немного и чуть спущенные штаны тоже стали лишними. Олег лишь успел отследить в какой угол они свалились. А девице-то, похоже, понравилось.. Странно, вначале ему показалось, еще минута и она выгонит его, оставив деньги в оплату моральных убытков… Он еще раз внимательно оглядел Иоланту. Прямой, тонкий нос, слегка покраснел от крика, губы были слишком раздуты, скорее всего, это новейшие технологии. Сейчас слишком многие дамы грешат непомерно большим ртом. Особенно из этих.. бабочек… Миндалевидные серовато песочные глаза были просто шедевром природы. В них можно было смотреть бесконечно… Высокий лоб закрывали черные волосы, заколку с которых Олег уже выкинул, предпочитая чувствовать под руками только шелк ее волос… А где-то между колен покачивалась ее грудь… Олег посмотрел на ее раскрасневшиеся соски… О, это стоит того, что бы смотреть, а еще лучше… Олег скользнул рукой по груди девушки, будто спрашивая: «Можно?» Она придвинулась ближе, выгнула спину, подставляя грудь в его распоряжение, разрешая ему сделать то, чего он хочет… Даршавин сжал сосок, чуть скручивающим движением. Она прикусила губу, стараясь не кричать. Но стояла, не отдергивая тело. Даже наоборот, еще ближе придвинулась к нему. С каждым вдохом подвигаясь ближе…
- Можешь еще, я не против… – выдохнула она, стараясь не нарушать его желаний. – Ты такой классный. Даже не думала, что среди вас могут быть такие… Ты не похож на этих хмурых и зажравшихся страшилищ.
- Правильно, потому что я не сижу тут. Я скоро исчезну. По этому, постарайся сделать все так, как мне нравится.
- Тогда прошу в спальню. Там будет удобнее. – девушка махнула рукой в сторону другой комнаты и попыталась встать на ноги, но Олег заставил ее остаться на коленях.
Лукас всегда считал себя самодостаточной личностью. Он никогда не тяготился одиночеством. Более того, он его любил, наслаждался тишиной и покоем и отсутствием необходимости считаться с другими людьми, которые находились рядом. Норт предпочитал задания, в которых он действовал в одиночку и один был ответственен за выполнение  поставленной задачи.  При этом он был превосходный командный игрок, если того требовали обстоятельства и приказы. А возглавив Отдел Д, проявил себя как непревзойденный лидер, с математической точностью умел рассчитать весь ход операции до мелочей, такое понятие, как «человеческий фактор», было неприменимо к его команде. Лукас умел молниеносно реагировать на малейшее изменение ситуации, внося коррективы и принимая взвешенные решения в мгновение ока. Он был лучшим из лучших. А теперь все, что ему остается, предаваться воспоминаниям о прошлом, таким образом, привязываясь к реальности, не давая себе сорваться в пропасть безумия. А искушение было так велико…
И в какой момент он растерял всю свою самодостаточность?  Когда одиночество стало столь тягостно невыносимым для него?
Может, когда Лукас просидел в своей одиночной камере так долго, что перестал различать не только звуки и запахи, день и ночь, тьму и свет. Он поначалу убеждал себя, что все не так плохо. Могло же быть хуже. И намного. По крайней мере, не пытают, не бьют, не унижают, не нужно вздрагивать от каждого прикосновения или звука… Но очень скоро Лукас начал замечать, что ему как будто чего-то не хватает. Сначала списывал это на клаустрофобию. Но это была не она. Точнее, не только и не столько она. Привыкший к четкому самоанализу Норт не сразу понял, в чем причина такого его поведения. Сначала он попытался осознать, чего именно ему не хватает. Ощущений. Звуков. Запахов. Все его чувства были угнетены. По-научному это называется сенсорной депривацией.  Так вот что происходит с преступниками, отбывающими наказание в одиночных камерах. А если оно пожизненное… Это самая страшная пытка из всех, какие только можно вообразить на самом деле.
И, чем дальше длилось его уединение, чем сильнее Лукас ощущал это давление. Откуда-то изнутри, из подсознания. Жизненной необходимостью для Лукаса Норта всегда было подтверждение собственной уникальности, неповторимости, превосходства. Всегда быть первым лучшим, получать за это похвалу… восхищение… уважение… теперь, когда Лукас всего этого лишился, он чувствовал себя настолько потерянным, несчастным, одиноким, что от жалости к себе хотелось плакать. Не помогали ни физические упражнения, ни разговоры с самим собой и с Веточкой, ничто не могло вернуть душевное равновесие Норту. Даже о допросах Даршавина Лукас теперь вспоминал с ностальгией. Там он мог хотя бы демонстрировать свою несгибаемую волю. Хорошо, пытаться ее демонстрировать. Хорошо, не всегда успешно. Но все же…
- Так лучше. Тебе пойдет еще ошейник. Купи, если нет.
 Он направился к огромной круглой кровати, накрытой шелковым бельем, заваленной кучей разных подушечек.
- М-да… Сразу видно, что все это тебе не принадлежит, и ты не принимала участия в обустройстве своего рабочего места. – Сказал Олег, окинув взглядом всю комнату. Получается, кроме своей формы, ты ничего сама не выбирала? – Он склонил голову туда, где, по его мнению, должна была находиться Иоланта. Но ее там не оказалось. – Черт! Почему я должен искать тебя? – Бешенство уже овладевало Даршавиным. Он шагнул назад, хватая ее за волосы и подтащив к кровати, швырнул на пол. Вот сколько раз точно так же он рвал волосы на голове Норта… Сколько раз таскал его по всей камере… Но девушка, в отличии от Лукаса, не пыталась сопротивляться, отстраняться или возражать. Наоборот, она улыбнулась и склонилась к ногам Олега, целуя по очереди его ступни.  – Вот так-то лучше, - хрипнул Даршавин. И пнул ее в лицо, опрокидывая на спину.
Иоланта легла на полу, раздвинув руки и ноги, словно хотела казаться звездой.
Наконец Олег возвышался над ситуацией полностью. Владел ею и получал ответ взамен. Такой, на который рассчитывал. Он поставил ногу на грудь девушке, чуть наклоняясь к ней, опираясь на эту ногу.
 - Ты просто кусок швали. Это понятно? Я заплатил за то, чтобы ты была у меня под ногами. И почему мне все еще нечем тебя наказывать? Разве я не ясно выразился? Я хочу, чтобы было так. Как мне нравится.  – Олег убрал ногу с девушки.
Та на четвереньках уползла куда-то в сторону кресла и притащила в зубах ремень Даршавина. Остановилась, ожидая команды. Олег был в восторге. Ну, вот же! Есть же люди. Которые понимают его с полуслова! А не этот… Он опустил руку вдоль тела. Девушка подняла голову ровно на столько, чтобы положить ремень в ладонь Олега. Тот схватив ее за волосы левой рукой, отдернул голову так, чтобы видеть глаза. Правой рукой забрал ремень из зубов.
- Вот теперь мне все нравится. Правда. В другой раз, чтобы ремень был твой. Я не собираюсь оббивать об тебя не только свои руки, но и ремень. Усвоила? – удерживаемая мертвой хваткой Олега, она не могла даже кивнуть. По этому ее веки опустились на мгновение и опять распахнулись. Потому что команды закрыть глаза не было…  – Вот и молодец. Теперь сделай все то, чему тебя учили. И Даршавин сделал жест, приглашающий Иоланту в постель.
 Наконец-то, у нее появилась возможность сдать этот экзамен на профпригодность. Несколько раз Олег был на пике удовольствия, каждый раз заставляя Иоланту кричать от боли. И каждый раз его злость росла и затмевала сознание. Потому, что вместо ее лица перед его глазами возникал упорно не желающий покориться ему Лукас. Ненавидя его, Олег рвал волосы девушке, стягивал ее руки ремнем, выворачивая их, до хруста суставов, входил в нее сзади, чтобы ее боль и его удовольствие нарастали в одинаковых пропорциях, и достигали апогея в одном порыве. А когда они оба кричали, Олег старался достать шею Иоланты, сдавливая ее до исступления. Чтобы конвульсии ее тела передавались ему и перерастали в новое ощущение власти. Он просто упивался этим ощущением, когда где-то там, на конце его тела дрожало существо,  полностью подвластное его воли. Которое он мог лишить жизни в любой момент, а мог давать эту жизнь по капле, как лекарство от страха… Но почему, даже в этот момент, в его сознании звучал тот самый голос и спрашивал: «Ну, как тебе? Ты доволен результатом? Думаешь, изменил Лукасу, и станет легче?»
 Рассвет застал его в новом порыве злости.  Но, многолетняя подготовка, словно отключила его от этого мира, давая ему толчок к выполнению задания. Тяжело дыша, он встал на ноги.
- Мне будет не хватать тебя, Иоланта. Возможно, я даже вспомню о тебе. – Говорил он, глядя в глаза той, которую мучил всю ночь, и которая с неистовой покорностью исполняла любую его волю, любую команду, принимала все наказания и пытки, молча или криком, наполняя его восторгом…
Вот только весь этот восторг ни в какое сравнение не идет с тем, что он испытывал, вводя иглы под ногти, или, когда электрод разрывал мышцы Лукаса. Одевшись, он оглянулся на девушку. – Впрочем. Вряд ли я вспомню тебя, шлюха. Слишком мало ты стоишь в этой жизни.
Он вышел за дверь. Во дворе дома его уже ждало такси. Да, сервис этой конторы зашкаливает. Впервые в жизни Даршавин подумал, что не только не пожалел заплаченных денег, но и больше бы заплатил, если бы пришлось. Водитель закрыл за ним дверь, обошел машину и наконец появился в салоне.
- Ну, как товар? – весело спросил шофер.
- Вполне, только некогда нам. Пора в контору.
- Пора, так пора. Хозяин – барин. – Таксист явно любил поболтать. – Щас домчим, тут все так рядом…
Через десять минут Даршавин был у дверей конторы. Вот только ему даже входить в нее нельзя было одному. За каждого прибывшего командировочного должен был нести ответственность специальный сотрудник, который и сопроводил Олега в кабинет…
Иоланта осталась одна в апартаментах, превратившихся в эту ночь не в камеру пыток, как обычно, а в средство достижения наслаждения. Ей было уже двадцать восемь. Больше десяти лет она была в этом бизнесе. И каждый раз после ночи работы, подсчитывая гонорар, она сожалела только об одном, ей самой не удалось получить и капли наслаждения, которое ее работа приносила ее клиентам. Глядя на их лица и тела, она кляла эту работу на чем свет стоит. И вот, наконец, появился тот, который понял ее с первого взгляда, моментально просчитав ее поведение и натуру. Она потянулась, проведя руками по телу, пытаясь понять, не была ли эта ночь миражом, правда ли все, что с нею было или это был сон… Все тело горело и ныло от боли, но следов «товарищ начальник» не оставил. Как же – профи. Он оставил только неизгладимый запах дешевых сигарет и невероятные воспоминания, которые Иоланта никогда не сможет оставить в прошлом. Наоборот, она постарается забрать их в будущее. В этот же день она приобрела наручники, пару плеток и еще несколько мелочей, которые должны были быть с ней в эту ночь, но, увы, она и предположить не могла, что когда-то они ей пригодятся. Хотя она все еще надеялась, что он появится. Возможно даже сегодня и сделает ее работу не такой нудной и противной, как это было до него. Когда толстые старые мужики лапали ее своими потными руками, прикасались жирными губами к ее телу, и считали, что она должна быть им благодарна. Они унижали ее. От этого было мерзко и гадко на душе. Но удовлетворения ей это не приносило. И она копила деньги, чтобы уехать куда-нибудь подальше. А теперь? Что теперь? Теперь она будет всю жизнь ждать не появится ли в ее заведении этот клиент. Готовый понять ее? Как жаль, что она не имеет права сама узнать его данные, найти его и заплатить ему, чтобы не считать свою жизнь пропащей навсегда.
Безликая дверь, очередная в ряду таких же безликих дверей по обе стороны коридора. Для кого-то это дверь в лучшую жизнь, а для иных в лучшем случае в никуда.
Что ждет Олега по ту сторону? Может, сама обстановка так давит? Столица, главное управление… Все такое дисциплинированно-официальное. Здесь только обитатели кабинетов, коренные обитатели чувствуют себя комфортно и уверенно. А такие редкие гости, как сам Даршавин, как ни стараются сохранять бравый бывалый вид, но внутри-то потряхивает тем не менее. В служебные кабинеты ведь не стучат? А рука сама так и тянется стукнуть в эту добротную дверь…
Сопровождающий так и стоит над душой, потешается, небось, над приезжим провинциалом. Вот как раз этого Олегу и не хватало. Хорошей такой злости. Он решительно распахнул дверь и сделал шаг. Как будто со скалы в пропасть.
Но все оказалось не так плохо, как он предполагал. Под ногами был все тот же ровный твердый пол. Дверь с мягким щелчком закрылась позади.
- Добрый день, Олег Вадимович, - прозвучал такой знакомый голос.  – Прошу вас. Проходите.
Ксения Николаевна. Из всех людей на свете. Почему она?
Как всегда потрясающе красива, уверенна в себе, безупречно вежлива и отстраненна. Восседает за столом с видом хозяйки. Полноправной хозяйки.
Увидев только один взгляд Ксении, он понял. Она знает все. И то, что происходило на допросах Норта после ее отъезда, и то, как и с кем Олег провел эту ночь в Москве. И ему стало еще более мерзко, чем пол часа назад. И не потому, что ему не нравилась Ксения. Скорее, он вызывала в нем отторжение, как одинаково заряженная частица. Олег нутром чувствовал, что она и сама не прочь пройтись по головам своих коллег, если подвернется случай выслужиться и решить этим свои задачи. 
 Он выдержал ее взгляд и сам еще глаз не отводил. Еще больше злясь на себя, на нее, на эту чертову Москву, которая есть у нее, но отказывается быть у него. Пока отказывается.
 - Доброе утро, Ксения Николаевна, - Олег прошел было к столу, но вовремя решил, что стол – это будет слишком желанное место с кучей воспоминаний, и промаршировав мимо стульев, расставленных в ряд, сел в кресло. В конце концов, ему не указали куда садиться. – Рад встрече с вами. Тем более в такое прекрасное утро.  – Олег и правда, почувствовал себя лучше, усевшись. Еще бы хозяйка угостила чаем, цены бы ей не было. Но эту мысль Олег пока оставил при себе. Нужно посмотреть, с чего она начнет. С его успехов или накинется на него как акула, пожирая за промахи и недочеты. А там уж и посмотрим, что пить будем…
Ксения тонко улыбнулась, оценив этот по-ребячески взывающий жест. Отсепарировался и оставил между ними не только стол, но еще и значительное расстояние. Показывает свою независимость и мужественность. Пусть себе. Если ему при этом удобно. Хоть какая-то видимость того, что и здесь он сам решает для себя.
Следуя выбранной линии поведения, Ксения продолжила разговор, как будто ничего особенного не происходит. А разве происходит? Нет.
- Давно не виделись, Олег Вадимович. Как вас приняла столица? Как устроились? Все хорошо? Все устраивает?
Она развернулась в кресле так, чтобы сидеть лицом к Олегу. И всем своим видом снова демонстрировала вежливое внимание.
Щупает, прям, как миноискателем. Надо же, сколько внимания и заботы в одном флаконе… Олег расслабился. Чуть-чуть. Ровно на столько на сколько позволяла та, что умеет говорить таким мягким голосом. Он-то знал, как она еще говорить умеет. И что может сделать. И это не про электрошокер. Это про этот кабинет.  Эта дамочка пролезла сюда отнюдь не через постель. Это однозначно. Значит палец ее, как и раньше, лучше не давать. Не заметишь, как лишишься обеих рук.   
- Спасибо, устроился. И с Москвой, в некотором роде, немного познакомился. Не так, как в прошлый раз. – Даршавин смотрел в ее глаза, надеясь хоть на секунду раньше понять, что будет дальше. Какой сюрприз преподнесут эти глаза, эти губы, созданные вовсе не для выговоров… Олег опять начал тонуть в женщине. Вот же черт. Такое ощущение, что этой ночи не было совсем. Будто он только что сошел с поезда с одной только мыслью… Как же она может возбудить одним только поворотом головы… Олег шумно выдохнул, словно обшаривая пространство кабинета, не то в поисках чайника, не то пепельницы. Ну хотя бы как-то отвлечься от Ксении, хотя бы создать видимость, что ему хочется курить. Смертельно… Руки сами пошарили по карманам.. Олег пытался перевести разговор в более отстраненную форму – отгородиться бы от нее дымовой шашкой.. Ну, или хоть кольцами сигаретного дыма….
А Ксения как будто и не замечала невербальных сигналов, которые посылал ей Даршавин. Она здесь не для удовлетворения его потребностей. Не так, как в прошлый раз. Забавно.
- А как ваши успехи? Как продвигается работа следствия? Говорят, вы добились существенных успехов. Очень хочется послушать из первых уст.
Она немного подалась вперед, и ткань на ее тонкой шелковой блузке натянулась, под ней можно было без особого труда разглядеть очертания кружевного белья.
- Расскажите, Олег Вадимович, не томите.
Она так искусно изображала снедающее ее женское любопытство, что только у бессердечного человека могло бы хватить духу остаться глухим к ее просьбе.
Ну вот. Теперь еще и расскажите… А как говорить-то, если для начала хотелось бы знать, связки еще работают, или их можно списать, слишком уж пересохло в горле. Еще бы не пересохло, зачем ей такое белье? Вообще ей зачем белье… Черт.. Так, вспомни ночь и успокойся. У тебя уже было все, чего ты только мог желать, да тебе и рассказать еще нужно о том, чего бы уже добился. Спокойно, Олег. Выдохни и попробуй сказать хоть два слова…
- Успехи? Не думаю, что моих отчетов вы не читали. Есть и успехи. Правда, некоторые ниточки, которые любезно дал нам господин Норт, увы, потеряны. Ничего не поделать – люди смертны. Или склонны покидать Родину. НО я много говорил с Нортом, надеюсь у меня будет возможность говорить еще. Он очень хороший собеседник. Много знает и весьма много умеет. Но к сожалению, на мои запросы не всегда приходили вразумительные ответы из различных министерств и ведомств. А у меня есть все основания предполагать, что  с помощью Норта нам удастся размотать огромный клубок связей агентов всех разведок. Вот только сидя на Лушанке вряд ли можно дергать за ниточки. Слишком уж они тонкие, рвутся, стоит только подумать о них. Не то что дернуть… - Если бы Даршавин еще и рассказал, как Лукас сам рвал эти ниточки, по  его приказу. Но этой информации еще не время. Впрочем у Олега навалом такой информации, которую самому себе нельзя говорить даже под грифом « секретно».  И уж точно не Ксении… Если бы удалось обменяться с ней другими словами… Или вообще не видеть ее, потому что рядом с ней возникает не только желание обладать ею или комплекс неполноценности, но ощущение надвигающегося цунами. И это не про секс. Это про ее бульдожью хватку. Олег уже почувствовал, как ее нежные ручки сделали захват. Еще несколько неосторожных движений, и она опрокинет его на маты… Хорошо, если на маты, а то и соломки под бок кинуть не успеть…  А там, поминай, как звали, всю нужную ей информацию она точно не получит. Да и сама она прекрасно знает, у Даршавина найдется козырь в этой игре. И только от нее зависит, кому он отдаст этот козырь. Пусть уж постарается, чтобы он послужил ей дальнейшим стартом. И ему, конечно, Даршавину.  – Ксения Николаевна, у  меня в номере есть несколько фото. Думаю, вам будет на что посмотреть в следующую нашу встречу.
 Все, теперь он уверен, что выпить нужно. Просто необходимо! Горло пылает так, будто он на экзамене. Хотя, разве это не так?
Ксения сидела и внимала Даршавину с неизменным неослабевающим интересом.
- Отчеты это само собой, Олег Вадимович, отчеты это облеченные в сухие формальные протокольные фразы человеческие судьбы. Вы согласны? А то, что вы скажете в неформальной, - она подчеркнула это слово. – Беседе. Это совсем другое дело. Ведь так?
Услышав про фотографии, заметно оживилась.
- Вы предлагаете посмотреть на фотографии в вашем номере?
Неоднозначность фразы была очевидна. На фотографии, которые находятся в номере или посмотреть в номере. Что же он выберет?
Что пытался показать Даршавин? Уверенного в себе самца. Который одинаково комфортно чувствует себя и в своем захолустье… При одной мысли о Лушанке Ксению пробирала дрожь отвращения. Как они могут жить в таких ужасных условиях? Как им самим приятно там находиться? Свиньи в хлеву лучше ухожены, а это люди… Видимо, им так больше нравится. Это все равно, что дети, которых вырастили звери. Они не видели и не знают ничего иного. И, даже попав в цивилизованное общество, они никогда не научатся ни ходить прямо, ни говорить. С той лишь разницей, что эти несчастные дети выбора не имеют. А Даршавин… По сути у него тоже выбора как такового не было. Дали приказ, он отправился его выполнять. Но даже не создать себе элементарных человеческих условий для жизни… это-то как раз в его силах.
Хорошо, что он сидит достаточно далеко. И не так сильно чувствуется этот въевшийся в каждую его пору запах табака.
 Как бы то ни было, ближайшее время придется ей полностью менять его мышление.
В номере? Это она о чем? Кто может гарантировать, что из этого номера они оба выйдут живыми? Олег улыбнулся при мысли о том, какой может быть между ними поединок…
- Когда вам будет удобно, мой номер в вашем распоряжении. – Давно он не улыбался так искренне, почти счастливо. И всего от одной мысли – как же приятно встретить достойного соперника, и вовсе не важно, что это женщина. Правда он слишком сомневался, что она соблагоизволит опуститься до того, чтобы подняться в его номер… С другой стороны, это же не комната в той общаге. В его номере все, что полагается иметь сотрудникам этого ведомства. – Думаю, что утренняя уборка там уже давно окончена.
Мысленно Олег еще раз улыбнулся – уже себе. Интересно, как отреагирует Ксения на вид расписанного Лукаса. Но главное не это. Главное, чтобы она помогла показать эти фотки бывшей жене Норта. И Олег был почти уверен в ее содействии, тут их цели совпадали абсолютно. Психологическое давление на Норта никто не запрещал. А в этом случае – довольно гуманный метод….
Довольный взгляд Олега чуть поблуждав по Ксении, все же задержался за ее ресницы… Только бы не скатиться к губам, тогда она пожалуй подумает черти что…
Ай пошляк. Ну какой же пошляк… Все мысли только в одном направлении. Правильно говорят, мужики думают не головой, а головкой. Нет, среди женщин тоже есть курицы, которые и способны только стоять у плиты и вытирать сопли орущим детям. Но на мужиках природа отдохнула, что ни говори.
Ксения улыбнулась в ответ. Мило, открыто. Ни за что не догадаешься, что внутри ее едва не выворачивало при мысли о том, как она переступит порог его номера… разумеется, он покажет ей фото. Сядет поближе. Начнет комментировать.  А потом как бы невзначай дотронется… Обдаст своим табачным перегаром… Боже, нет.
Оттолкнуть от себя сейчас значит свести на нет все их будущее сотрудничество. А работать предстоит в тесном контакте. Вот так и он с Нортом, наверное. Нужно сблизиться, но не пересечь черту, когда привязанность будет мешать работе.
Привязанность к Даршавину? Или его к ней? Да вы о чем вообще?
- Вы умеете создать интригу! – воскликнула Ксения. – Хоть намекните, что у вас там за фото?
Даршавин даже не стал менять положение тела, лишь глаза неотрывно следили за Ксенией. В номер она точно не собирается. Но и отпускать не хочет. Хотя, понятно же, что ей он нужен, иначе не вызвала бы. Значит эти долбанные отчеты, планы, списки и докладные сделали свое дело. За ним следили, на его работу рассчитывали и наконец, это работу оценили. Олег откинулся на спинку кресла, и, выдыхая, успокоился.
- Фотографии? Да, ничего особенного. Очень хорошо вам знакомый гражданин Норт. Как будто собираясь в Москву, я мог привезти с собой снимки тамошних видов и окна, чтоб ностальгия не замучила, -  очень мило и просто улыбнулся Олег. Уже второй раз за этот разговор ему становится легче и проще. И улыбка получается открытой и чистой, будто это не он так стремился сюда, что скулы сводило от напряжения. А теперь что? Один-два шага и он может сидеть в таком же кабинете? И что ж вы думаете, Ксения Николаевна, мне придет в голову накинуться на вас, рвать с вас юбку и искать ваши губы, чтобы испортить почти два года каторжной работы? Смешно, ей Богу. Взгляд Олега опять уцепился за ее ресницы. Только теперь соскользнуть к губам уже не хотелось. Теперь ему нужна была голова это акулы. Точнее то, что находится в этой голове. Если ему хотелось попасть в такой же кабинет, значит у нее цель повыше. Понятно. И он – довольно осязаемое средство достижения этой цели.  В общем, ничего нового. Видимо, есть еще кто-то, кому достанутся более лакомые куски, если дело выгорит. Но вся цепочка замыкается в конечном итоге на Норте. Ах, какая в его руках курочка, способная снести столько золотых яиц, что могло хватить на всю компанию, желающих поживиться на этом деле. – Думаю, наша общая цель поможет нам решить некоторые вопросы, которые были мне одному недоступны оттуда, из Лушанки. Вы же понимаете меня, Ксения Николаевна? Разоблачить не одного агента, а целую сеть, это было бы, наверное, полезнее для Родины и для нас с вами? А для этого нужно совсем не много – чтобы господин Норт более охотно шел на сотрудничество. И если мы не можем привезти его бывшую жену сюда, то может быть, вы поможете сделать так, чтобы ей показали фото ее мужа. И главное – чтобы каждое движение ее души и тела в этот момент было зафиксировано на пленке. Думаю, нашему общему знакомому будет полезно посмотреть на эти кадры. Но с начала, вы сами должны увидеть снимки, которые я привез. Должны же вы оценить изменения, которые произошли за то время, что прошло с вашего отъезда. Только одно условие. Норт разговаривает только со мной. Без меня ни одного слова он, как и прежде не говорит. По этому все просто. Я должен оставаться его следователем до тех пор, пока он не захочет другого. Сам. Это важно для хода всего следствия по этому делу.
Слишком много выложил сразу. Вот вам, Ксения Николаевна, все без всяких интриг, жуйте, и не забудьте запить чем-нибудь покрепче.  А мне бы хватило и чаю. Но, кажется, в этом кабинете не наливают…
Чувство юмора у вас, Олег Вадимович, однако… Соответствует провинциальному пошибу его внутреннего состояния души. Но Ксения с готовностью улыбнулась.
- Вам, наверное, не хватает той неповторимой природы? Там по-своему красиво.
Читай между строк: если ты так тоскуешь по своему медвежьему углу, можем организовать тебе пребывание там пожизненно.
- Фотографии Норта? – удивление было почти искренним.
Кого же еще, кроме  Норта. И какого рода фото тоже уже известно. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
- И что с ним? – даже будучи осведомленной, лучше до поры не показывать всех своих козырей. – С гражданином Нортом?
Хорошо, вам удалось меня заинтересовать. И что будет дальше? А, конечно. Давайте меня агитировать, общие цели и все такое. Про Родину упомянуть. Как без нее. Мы же патриоты оба. Допустим. Вы меня призвали к ответственности. Воззвали к моему чувству долга.  Да, я и сама бы с этого начала. Все как по учебнику. Сейчас, когда я уже расположена к тебе, начнешь ставить условия.
Бывшая жена? На самом деле неожиданный поворот.
- Она покинула страну. Сейчас она вне пределов нашей досягаемости, – прокомментировала Ксения. – Она оформила британское гражданство. Бывшие коллеги Норта решили забыть про него, но бедняжке все же помогли. Но, я уверена, что показать ей фотографии вполне реально.
Записи. Показать Норту. А ты умеешь соображать, когда хочешь. Нет, это вовсе не означает то, что Ксения недооценила Олега. Просто приятно было открывать все новые и новые его грани. Что за увлекательный процесс. Когда берешь серый невзрачный камень, миллиметр за миллиметром убираешь лишнее, и вот уже видишь рождение совершенства. Сияющего прекрасного бриллианта. Только этот бриллиант занимается своей огранкой сам. Снова нужно сказать спасибо мертвой хватке провинциала. Если он захочет выбраться из своей дыры ничто и никто его не остановит. Он будет карабкаться наверх, обдирая руки в кровь, но своего добьется. Но с таким даже приятнее работать. Не нужна дополнительная мотивация. Он мотивирует себя сам. Но не забывает при этом напомнить о собственной исключительности. Единственный и неповторимый. Тот, с кем говорит Норт. Жаль будет вас разочаровывать, да и не время пока. Поживите в своей иллюзии, Олег Вадимович. А мы вам подыграем.
- А вы знаете, мне нравится ход ваших мыслей, – внимательно все выслушав, сказала Ксения. -Очень нравится. Мы в вас не ошиблись. Вы лучший в своем деле.
Немного лести. Немного поощрения. Азы работы со всеми кого хочешь привлечь на свою сторону.
- Чай? Кофе? Минералка? Что предпочтете?
Ксения развернулась к столу и нажала кнопку вызова адъютанта, снова демонстрируя, как бы невзначай, великолепные изгибы своего точеного тела. Глянула через плечо на Олега. Мимолетно улыбнулась. Такая естественная, непринужденная, своя девочка.
Ну, хоть вспомнила, что настоящая хозяйка, даже такого кабинета, должна предложить попить человеку с дороги…
- Кофе, пожалуйста.  Черный с корицей. Если можно, конечно… - Олег даже думать не стал, чтобы сделать заказ. Пусть теперь она думает кто перед ней. Его усталый взгляд скользнул по руке, талии, бедру, ножке, конечно, прекрасны... Но… Ах, Ксения Николаевна, вы могли бы уводить мужчин за пределы земного мира… Но, как я понимаю, у вас другие цели. Вот и у меня другие. В этот отрезок времени мы будем работать вместе. Не слишком уж я верю в столичное гостеприимство, но пусть время покажет кто выполняет приказы, а кто обещания.  – Так давно не пил хороший кофе, что, кажется, и вкус забыл… Там прекрасная природа, но мне уже кажется, что я изучил там каждый листок, каждую травинку. Надеюсь, мне представится возможность сравнить природную красоту разных месть нашей Родины.  – Даршавин даже не намекал, просто пытался поддержать разговор, пока сделают для него кофе. – А фотографии… Как пожелаете, не хотите посетить ведомственную гостиницу, можно отправить курьера в номер, можно посмотреть их завтра, можно сегодня поехать, я принесу их вам в холл. Варианты есть всегда. Отчего же не предоставить начальству право выбора? Может быть, когда-нибудь, и начальство предоставит выбор подчиненному. – вот так почти прямым текстом. Я же понимаю, что как только вырастут цветочки, вы это дело заберете для погон или карьеры, например, вам, Ксения Николаевна. Но, я все еще пытаюсь быть полезным не только вам, но и Родине, и себе.
Олег смотрел на нее. Он все еще хотел понять, будет эта дамочка включать его в свою схему или ограничится обычными дежурными фразами и рекомендациями. Она могла бы разговорить Норта. Но уже поздно. Лукас мой. И он теперь тоже об этом знает. А вы, милочка, бесподобно милы, но в игре двух мужчин, вы уже не сможете занять то место на к которое рассчитываете… Впрочем, одно у нее прекрасно – эта акула ради своих целей сможет все. И достать бывшую жену Норта даже в Англии. Так что – да. Пока нам по пути. И не важно, поднимитесь вы в мой номер или нет. Не важно даже как вы отреагируете на новый облик Лукаса. Главное – дело. А вот тут я могу быть спокоен. В делах вы ас.
- А есть в Москве нечто такое, что стоило бы посмотреть обязательно? А, конечно, не о Красной Площади. Надеюсь, с нашим удостоверением все еще можно прорваться в оперный или в Большой? – Олег и правда хотел успеть увидеть хоть один хороший спектакль. В конце концов, проститутки есть везде. А хорошую оперу найти трудно. И Даршавин опять зацепился за глаза Ксении, пока она еще перебирает в уме, что сказать. Пусть немного подумает не по казенным шаблонам. Даже ей это полезно…. И это говорит мужик, в первую очередь побежавший к шлюхе? Да. Ну и что? В туалет я сходил еще раньше. Это что тоже не подобает образованному человеку. Если она изучала досье, то прекрасно должна знать все, что там написано, даже между строк. А она умеет читать между строк….
Ксения передала просьбу Даршавина адъютанту, а себе попросила как обычно. Не вдаваясь в подробности. Незачем всем и каждому знать ее предпочтения и привычки.
Потом снова повернулась к Олегу с приветливой улыбкой.
- Сейчас принесут. Надеюсь, ваш требовательный вкус будет удовлетворен.
Несколько секунд молча всматривалась в лицо. Это не усталость с дороги. Это печать. Та самая, которую обретаешь, проводя многие годы, занимаясь тяжелым неблагодарным трудом. Ксения видала такие лица. Как правило, они были у рабочих, крестьян. А Даршавин? Он разве может быть отнесен к их числу? Никто не заставлял его идти в армию. И никто силой не принуждал самому избивать заключенных, он сам выбрал этот путь.  А теперь сидит ту с видом великомученика. Если ты так устал, мог бы отоспаться в своем номере, а не шляться по проституткам, имея их в своей изощренной манере.
- Скажите пожалуйста, – начала Ксения с видом искренней заинтересованности. – Олег Вадимович, Вы с какой целью приехали в Москву?
По мере того, как она договаривала фразу до конца, в ее голосе отчетливо проступали металлические нотки.
Адъютант вошел без стука, руки у него были заняты подносом, но задержался в дверях, давая возможность притормозить разговор. Для его ушей он не предназначался, хоть и записывался.
По комнате тут же разнесся чарующий аромат свежесваренного кофе. Адъютант поставил поднос на стол, разве что честь не отдал, взглядом спросил у Ксении, будут ли еще распоряжения, получив отрицательный ответ, испарился.
- Угощайтесь, Олег Вадимович, прошу вас.
Поднос с чашками так и стоял на девственно чистом столе Ксении. И Олегу пришлось бы вставать с места, чтобы взять чашку или попросить Ксению передать ее.
А она неторопливо и элегантно взяла в руки свою чашку, поднесла к губам, сделала малюсенький глоточек и поставила ее обратно. И вопросительно воззрилась на Олега. Я-жду-ответа-на-свой-вопрос. Все-еще.
Олег ухмыльнулся настойчивому желанию Ксении изменить его дислокацию в ее кабинете. Ну, что ж… хороший повод. Вы сами этого хотели, Ксения Николаевна. Играем.
Олег встал, подошел к столу, взял с подноса чашку с кофе и опершись на стол пятой точкой, остался стоять рядом с ней. Пусть будет так. Пусть он будет рядом. И не просто рядом, а возвышается над столом, словно божество… А параметры его тела могли сойти за некое подобие совершенных форм.
Теперь она сидела, и чтобы посмотреть на него, должна была поднять голову, запрокинуть ее. А ему нужно было склониться над ней, то ли защищая ее от нападения, то ли нависая над ней... Интересно это вам, милая леди?
-  С какой целью? Странный вопрос, Ксения Николаевна, не я вызвал себя в командировку. Но, если уж я тут, то посмотрел бы с удовольствием оперу. Могут же быть у простого человека свои небольшие слабости?  -  целей у меня тут вагон и маленькая тележка. И по большому счету ни одна из них не достигнута. Даже шага в нужном направлении еще не сделано. Знать бы сколько времени у меня тут будет, вот тогда можно было бы планировать. Но посещение института Нефти и газа, все же будет первым после конторы… а там только списочек открыть… - Вот, еще – кофе.. – и Даршавин прикрыл глаза, вдыхая нежный аромат и тончайшими нотками корицы. – У вашего адъютанта просто дар готовить этот кофе именно по классическому рецепту.  – И еще один глубокий вдох аромата. Вот теперь можно еще день не курить и не вспоминать о коньяке, выпитом слишком намеренно. – Интересно, на такие должности долго учатся? – вот теперь Олег был доволен поездкой и почти счастлив. И улыбка стала походить на улыбку. А то все оскалы какие-то…
Что он себе позволяет, мужлан. Привык сидеть своим задом везде и всюду. Сиди, пока можешь. Скоро припечет так, что седалище загорится…
Ксения невозмутимо отъехала вместе со стулом чуть дальше от стола, прихватив с собой и свою чашку. Поставила ее на другой край и снова посмотрела на Даршавина. Казалось бы, снизу вверх, но позиция фигур на доске имеет значение только в шахматах. Здесь же игры совершенно другие. И правила придуманы даже не ею, и уж точно не Даршавиным. И не ему их менять.
- Да, Олег Вадимович, с какой целью? Это же простой вопрос.
Ксения слегка приподняла и развела руки, улыбаясь, но уже совершенно другой улыбкой. И она не предвещала ничего хорошего.
- Для чего вас вызвали сюда, мне известно. И мы к этому еще перейдем. – Не сомневайтесь. Еще как перейдем, говорил ее ставший колючим взгляд и более официальный тон. – А вы сами. Что бы хотели нам сообщить? Быть может, поделиться методами работы? Наблюдениями? Предложения выдвинуть?
Или мне сразу перейти к опросу на манер тех, который вы устраиваете своим заключенным? Ксения буквально сверлила Олега взглядом, от гостеприимной хозяйки не осталось и следа. Теперь это была полновластная хозяйка положения, так что лучше оставить все свои иллюзии где-нибудь на задворках сознания.
Олег улыбнулся еще шире. Будто кофе был замедленного действия, и только сейчас начинается  его настоящая магия. А она действительно акула. Значит он не ошибся и тогда, и в этот раз. Он ей совершенно не нравится – ну не пряник, чтобы всем нравиться. Переживем. И она только что, как по схеме отклонилась от одинаково заряженной частицы, как на уроке физики. Значит и она чувствует, что они одинаковые. Может и не осознает, но чувствует.
Ничего, скоро осознает. Романа у нас не получится. Да и не нужно. Кто угодно, только не она. А вот поработать придется. Это она сейчас так дистанцию держит. Как же ей тяжело доказывать всем и каждому, что она больше профи, чем этот адъютант. Еще бы. Плавали – знаем. Олег опять улыбнулся.
- Давайте так, я привезу вам некоторые бумаги – мои планы по этому делу. И фотографии, конечно. Потом мы обсудим методы работы и порядок исполнения рекомендаций и регламента. В общем все, что полагается. Кое-какие предложения я уже изложил. Чуть позже добавлю еще несколько соображений. А дальше вам решать кто на что годен. Идет?
И опять Олег широко улыбнулся. Он бы подал руку, если бы тут был мужик. Но у дам преимущество – если она захочет подать руку, то он был бы рад сотрудничеству. И нафиг ему не хочется знать какого цвета белое белье на ней надето….
Ксения не сводила холодного далекого взгляда с Олега. Она прекрасно видела, чего он добивается. Он ее тестирует. Проверяет. Оно и понятно. Каждый шаг как по минному полю. Ошибка может стоить карьеры лишь в лучшем случае.
Но нет, она не малолетка, сразу после академии желающая самоутвердиться. Да они и не была такой никогда. Ксения сразу знала, где ее место. И каковы границы ее полномочий. Знает и теперь. Нет, она не станет устраивать истерику и орать, хотя так хочется. Иначе этот тупоголовый сброд не понимает. Что поделать, значит, будем воспитывать. Но не опускаясь до их методов.
Ее тоже прекрасно обучили методам уклонения, которые так наглядно сейчас демонстрировал Даршавин. Но Ксению не так легко вывести из себя.
И она снова повторяет.
- Какова. Ваша. Цель. Приезда. По вашим словам, у вас имеются и документы, и фотографии. По вашим словам – подчеркнула она – Но предоставлять вы их не желаете. В чем дело? Олег Вадимович? Хотите продать себя подороже? Не доверяете мне? Объяснитесь, будьте так любезны.
Ровный отчужденный тон. Непроницаемое выражение лица. Спокойные отточенные движения. Когда она подносит к губам чашку и ставит ее беззвучно на стол.
Надо же, она помнит его трюк с документами. Олег улыбнулся. Мило. Он пригубил почти остывший кофе и закинул ногу на ногу, словно показывая, что ему тут вполне комфортно. А ее строгость так мила, что просто хочется посмотреть, что будет дальше. Еще глоток. Последний. И еще вдох. Хотя, аромат еще немного повитает по кабинету…
 - Как вы догадались, что я не смог бы оставить бумаги в номере? – Олег разворачивает торс к ней. Вот сейчас нужно поймать ее взгляд и держать его пока она не успокоится. Нет никаких причин для паники, беспокойства или скандала… Все не просто хорошо, а просто замечательно…  - На самом деле я и сюда не мог их взять. Простите, но в нашем деле доверять можно только себе, да и то не каждый день. Они в надежном месте, но за ними действительно нужно ехать. Такие вещи должны надежно храниться. А цели очень простые. Выполнить задание Родины на все 105%... Вы же сами тут работаете. И сами знаете, что и как тут делается. Я бы вообще предпочел кое-что сюда не носить. Но если вы обеспечите безопасность, я открою тайник. Слишком уж время неспокойное. Вы не находите, Ксения Николаевна? Без гарантий даже коров пасти невозможно.  А  у нас дела посерьезнее.
Наконец Олег встал и, поставив чашку на поднос, удалился в свое кресло, хотя и был готов мигом оказаться на пути к тайнику. Глупо было подумать, что он не сделает все возможное, чтобы подстраховаться. Но еще пара минут в кресле не повредят.  Не кипишуйте, разлюбезная Ксюша, никто не собирается посягать на вас…  и уж я – тем более.
Есть такие мужики, которые думают, что все женщины должны быть у их ног только потому, что они женщины. Многих таких же самостоятельных, как и сама Ксения, которые сделали свою карьеру мозгами, а не передком, приходят в ярость и стремятся поставить таких зарвавшихся кобелей на место. Ксении же это не нужно. Даршавин может хоть на голове перед ней ходить, и она не удивится, если он станет.  Как только он не старается выставиться перед ней в наиболее выгодном свете. Да все напрасно. Между ними непреодолимая пропасть. И никогда она не исчезнет.
- То есть, если я вас правильно поняла, вы боитесь, что на вас совершат нападение? В столице нашей родины. На боевого офицера с опытом военных действий. По пути из ведомственной гостиницы. Сюда?
Все такой же отрешенный спокойный голос. Чуть удивленный, так ведь есть, чему удивляться. Слегка разочарованный. Она считала Даршавина более решительным и смелым. И не таким явно выраженным параноиком.
- Если вам так будет спокойнее, я снаряжу вам в помощь отряд спецназа ГРУ. Они сопроводят вас, куда скажете. Хоть в преисподнюю – легко пожала плечами Ксения, оттолкнувшись ножкой от пола, приехала на место и поставила чашку рядом с Даршавинской. Только столовой утвари есть место рядом. Только их чашкам.
- Не скажете, чем обоснованы такие опасения? Считаете, у нас утечка? Или вы сами поставили в известность кого-то о своем визите?
Хочешь, чтобы вокруг тебя водили хороводы? Будь осторожен в своих желаниях. Они ведь и исполниться могут.
Даршавин взглянул на Ксению. Что это с ней? Еще минуту назад она производила впечатление умной женщины и профессионала, что случилось с тех пор? Он на столько ей противен, что готова провалить дело? Как угодно.
- Ксения Николаевна, вы можете вызвать сюда хоть дивизию спецназа ГРУ. Только ВАМ это как поможет? Насколько я понимаю свою задачу, я должен обеспечить не только, и даже не столько признательные показания Норта, сколько возможность его перевербовки и работы на нашу страну. И я сделаю эту работу, если мне не будут мешать вот так – с размахом. Но для того чтобы чужой агент стал работать на тебя, нужно иметь на него некоторые данные, способные убедить его сделать выбор в пользу тебя. Я не слишком сложно объясняю?  - долгий взгляд и пауза. Почти театральная. Долгая и напряженная. Олег был в бешенстве. Похоже, ему можно задержаться в этом кресле, но задерживаться в Москве ни смысла, ни возможности может не оказаться. – Но все это можно сделать только при безупречном раскладе. Утечка? И это вы спрашиваете меня об этом? Если вы сомневаетесь, то я совершенно уверен, что это здание течет все насквозь. И не только по собственным нуждам, к сожалению. Есть основания полагать, что информация может уходить к нашим оппонентам за рубежом. И если вы настроены провалить дело, я мешать не буду. Но и сотрудничать смысла не вижу. Это вы сможете устроить и без меня. И без моих данных, методов и наработок. Там у меня есть прекрасные условия для работы. Свежий морозный воздух и никакого спецназа. Когда я могу быть свободен?
Олег положил руки на подлокотники кресла так, чтобы встать и уйти раньше, чем мгновение канет в лету. Если сказать, что Ксения разочаровала его, это значит ничего не сказать. Нельзя же быть женщиной настолько… Он смотрел на нее и не верил своим глазам и ушам. Даже все, что он сказал, готов был забрать из воздуха, повисшего липким туманом между ними, лишь бы его первое впечатление о ней осталось верным….
Впервые за все время разговора Ксения продемонстрировала истинные эмоции. Показала, насколько ей был противен сидящий напротив самовлюбленный эгоист. Глаза ее превратились в льдинки, а на лице застыла каменная маска отвращения И только голос остался ровным и бесстрастным.
- Вы забываетесь, Олег Вадимович. Если вы не даете отчета, где вы находитесь и с кем разговариваете, я вам напомню.  Это у себя на Лушанке вы царь и бог, здесь же вы ничто. И если вы настолько одичали, что напрочь забыли, что такое субординация, и сексизм туманит ваш разум, это я вам тоже напомню.
Ксения встала, в два шага сократила расстояние, отделяющее ее от вольготно расположившегося в кресле Даршавина и, оперевшись руками на подлокотники, нависла над ним, окутав облаком горьковатого свежего аромата духов.
- Незаменимых нет. – четко проговорила она. – Вы отстранены от дальнейшей работы с Лукасом Нортом. И на Лушанку вы больше не вернетесь. Ваш тайник не такое уж тайное место, как вам хочется думать. Считаете себя умным? Возможно, так и есть. Но есть люди с подготовкой как лучшей, чем ваша. И они готовы сотрудничать, а не выпячивать свое эго, причем совершенно необоснованно.
Она выпрямилась и отступила назад, как будто перед ней была лужа блевотины.
- Документы на ваш перевод будут вам переданы. Вас проводят. Можете идти.
И вернулась на свое место, совершенно утратив интерес к Даршавину.
А в дверь кабинета вошли двое крепких мужчин в камуфляже и с масками на лицах.
- Следуйте за нами. Пожалуйста.
Этакий завуалированный под вежливую просьб неоднозначный приказ. И наглядная демонстрация шокеров и дубинок. Плюс к превосходной физической форме и подготовке.
Значит, он ошибся. Очень. Ну и они, слишком уверены, что не ошибаются. В том тайнике, который они найдут или нашли, те же самые отчеты, что и тут. Да еще и в хаотично разбросанном виде. Олег тоже не дурак, когда, пользуясь рекомендацией на счет сохранения документов, использовал указанный тайник как отвлекающий маневр. Его собственный тайник не найдет никто. А шокеры и дубинки… Ну, что ж, и это мы знаем. Сами пользовались.
- Ох, до чего же вы знойная женщина, Ксения Николаевна! Даже не думал, что с вами будет на столько приятно работать, - широко улыбнувшись, Олег начал вставать с кресла, пытаясь, как и в прошлый раз, хоть взглядом задеть ее за живое… Скользнуть по телу, превратить прощальный момент в жгучее приветствие. Тем более, что было понятно, что его и так очень горячо сейчас поприветствуют эти дяди без лиц. – Куда уж Лушанке до московских прелестей. Тут все гораздо милее...  Ах, да! Мои дела, отчеты, доклады … Позаботьтесь о них, вдруг и вам чего сгодится, - Олег уже почти забыл о ней, почти оставил ее в прошлой жизни, но вдруг обернулся, - Вы знаете, я не слишком буду скучать по вам. Можете не навещать меня, вряд ли это будет приятно нам обоим.
Рука Олега поднялась, будто бы помахать на прощание, но скользнув по небритой щеке характерным жестом сожаления о несбывшихся планах, упала вниз.
 - Вы, как, мужики, вязать будете или как друганы пройдемся? – теперь Олег забыл о Ксении абсолютно. Ее нет. Дым. Пыль. Мрак. Нужное подчеркнуть.
… Может, после того, как его продержали в карцере несколько недель (это по его ощущениям, а на самом деле всего десять дней). Почти в абсолютной  темноте и полнейшей тишине. Свет пробивался через щели неплотно примыкающей к косякам двери, что обеспечивало еще и постоянный сквозняк. И, так как свет не выключали ни днем, ни ночью, Лукас не мог определить, какое было время суток. Вместо шконки был лишь брошенный на пол тощий матрас, состоящий их одних комков слежавшейся воняющей затхлостью ваты.  И параша в углу у двери. Вот и все удобства в этом номере класса люкс.
Поначалу Лукас обрадовался возможности побыть одному.  Без допросов, избиений, и даже комковатый матрас казался роскошной периной. Он вырубился, едва лег на него, и проспал несколько чалов к ряду. Проснулся от жуткого ощущения, что его сдувает. Буквально. Сквозняк из щелей у двери был настолько сильным, что мог вполне унести отощавшего Норта с его матрасом в придачу.  Жаль только, некуда было. Глухие шершавые стены окружали со всех сторон. Лукас пробовал перемещать матрас по всей площади тесной камеры, но его попытки скрыться от сквозняка так и не увенчались успехом. Оставалось лишь сидеть, подтянув колени к груди, и стучать зубами от холода, тщетно уговаривая себя, что ему тепло. Не срабатывало самовнушение в таких условиях. И найти в своем сознании спасительный уголок, в который можно было бы сбежать, оставив собственное ненужное тело и дальше околевать от холода, тоже не удавалось. Все эти методики были разработаны для тех, кто подвергается нежелательному воздействию (так он обозначил для себя пытки), лишь незначительный  промежуток времени. И кто точно знает, что вот-вот появится кавалерия из-за холмов и спасет его. Иными словами, у кого еще осталась надежда. У него самого надежды больше не оставалось.  Она давно скончалась в агонии. И татуировка Dum spiro spero была как надгробная надпись на ее могиле. 
Он очень хотел умереть. Смерть казалась ему таким простым и приятным выходом из создавшейся ситуации, что он мечтал о ней. Но его инстинкт самосохранения вступал в конфронтацию с его желаниями. И не позволял выбирать такой заманчивый в своей тривиальности путь. Это он, треклятый инстинкт, принуждал Лукаса съедать всю бурду, которую просовывали ему в окошко в двери. Это он  заставлял вставать и ходить по камере, наматывая бесконечные круги, а потом и отжиматься, как только  Норт более-менее оправился от побоев. Это он внушал что глупо, пройдя такой длинный путь, сдаваться.
Но против сводящего с ума одиночества даже живучий инстинкт  был бессилен. Это было ужасное ощущение. Осознание того что ты никому не нужен, что про тебя все забыли, живут своими обычными благополучными  жизнями и  даже не вспоминают о Лукасе Норте… Это было невыносимо горько. Обидно. Больно. Хотелось лезть на стену. И если бы Лукас был уверен, что сработает, он непременно попробовал бы. Но он знал, что не сработает. И вместо этого снова и снова гонял себя по кругу, потом отжимания, и так до полного исступления, пока не сваливался обессилено на матрас. Однако  в этом были и свои плюсы. На некоторое время  ему становилось  тепло, и мысли отступали, и он мог поспать несколько благословенных часов.
А потом он вновь просыпался от холода. Это были самые ужасные минуты. Сразу после пробуждения. Когда его сознание еще не включилось полностью в работу, зато все тщательно скрываемые от самого страхи и наихудшие опасения находили себе дорогу на поверхность и выходили на первый план.
Все о тебе забыли.
Ты никому не нужен.
Ты отработанный материал, тебя давно уже списали.
Нет-нет-нет!
Еще как да. Много ты слышал историй о счастливом избавлении из русского плена? То-то и оно. Тебя уже похоронили заочно, поставили на тебе большой жирный крест и в тот же вечер забыли, как только папка с твоим личным делом перекочевала в архив. Разве ты не знаешь, как это бывает?
Или вот.
В ходе выполнения заданий тебе приходилось убивать. Ты точно знал, кого, когда и каким образом ты планировал убить. Тога чем ты отличаешься от обычных убийц? Тем, что тебя послало твое правительство? То самое, которое бросило тебя здесь? Отказалось, забыло. Ты ненужный. Ты лишний.
И так бесконечно.
Поначалу Лукас и сам верил в то, что за ним придут, и его каким-то образом вызволяя из заточения. Не зря же его здесь держат так долго. Не было бы у русских на него планов, давно пустили бы в расход. Узнать бы, в чем заключается их гениальный замысел. До сих пор они всеми силами пытались достать из него все, что он знал, будучи старшим офицером с высоким уровнем доступа. Их попытки особым успехом не увенчались. Но почему-то всякий раз, практически убивая Норта, они впоследствии предоставляли ему возможность восстановиться, даже приводили к нему доктора, оказывали помощь, кормили обезболивающими и антибиотиками, чтобы, не приведи господь, не соскочил раньше времени от инфекции или болевого шока. Банальная перевербовка? Иначе зачем столько усилий? Так пора уже понять, что не пойдет он на это. Хватит, сделал ошибку уже однажды.  Пошел против своей страны. Но потом, сам того не ведая тот, кто заставил его совершить это преступление, дал ему шанс на искупление. Или это все изначально входило в его планы…
Слишком долго мыслить трезво и рассуждать становилось с каждым днем все сложнее и сложнее. Как будто мозг отказывался сотрудничать в таких условиях.  Мысли путались, уходили совершенно в другом направлении, наслаивались на какие-то образы, которые Лукас зачастую и разобрать не мог.
Потом стало тяжело вставать с матраса. Голова кружилась, тело отказывалось повиноваться, но зато ему больше не было холодно. Внутри разгоралось жаркое пламя. Оно пожирало заживо. Вот и хорошо, думал Лукас. Гореть в аду, это как раз то, что я заслуживаю.
- Мужик, ну ты шутник! Мы под ручку с клиентами не гуляем, – низкий гортанный смех одного быстро подтвердил огромный кулак в солнечное сплетение другого. Олег согнулся, пытаясь вдохнуть…  Два бугая заржали.
Олег кое как схватил глоток кислорода…
- Ксения Николаевна, вы уж не забудьте, что я вам сказал. – Все же драться при даме, хотя она и глубоко неприятна, как-то не комильфо, но... приходится. И уже отворачиваясь от Ксении, Олег вставил свой кулак между ног тому, кто только что ударил его. Ну не об бронежилет же руки обламывать… Один загнулся, другой попытался отстегнуть дубинку... Ну неприлично как-то заставлять человека ждать. И Олег зарядил уже в челюсть. Чтобы было поприятнее. Он не видел, конечно, но представлял, как по зданию бегут штук десять таких же в масках, стараясь успеть прийти на помощь боевым товарищам. Уж кто-кто, а Ксения нажмет кнопку тревоги и не станет ждать пока Олег направится к выходу. Но Олег успел-таки выйти в приемную.  Потому что самое неприятное в это истории и было присутствие Ксении в его делах. Пусть делают что хотят. Но без нее. Они все сделали. Устали жутко. Ну, само собой, поколоти-ка человека одновременно и ногами, и дубинками. Про шокеры они, видимо, забыли. Но Олег ошибся, когда его привели в камеру, это уже после того, как полили водичкой, слава богу не кипятком, и привели в чувства, так вот, когда его привели в камеру в подвале конторы, про электрошокеры вспомнили. И еще некоторое время он был в отключке. Вход в этот мир был болезненным и чувственным. Тело ныло. Голова раскалывалась. Олег отметил особую чистоту и приятный запах помещения. Поди сюда и генералов приводют, ухмыльнулся Даршавин. Забавно… Хоть бы кто тут записочку оставил, типа: «Здесь был генерал-майор Иванов» … Смеяться было больно, кто и чем заехал в челюсть, он не усек, но кровь из губы капала при каждой попытке улыбнуться.
Олег встал, дошел до кровати. Довольно сносная постель. Лукас о такой только мечтал. Синяки останутся. Олег вспомнил, как специально оставлял синяки на теле Лукаса, чтобы тот ощущал боль еще и визуально. А потом тату. Олег наслаждался и видом Лукаса, и его реакцией на этот вид. Интересно, ему сделают татушки? Вот бы они с Лукасом сравнили свои тела… Конечно, Лукас сейчас разрисован, как пасхальное яйцо. Тело Олега куда как скромнее. Пока. На плече левой руки знаменитая летучая мышь, как символ незаметности, коварности, бдительности, доблести и чести. На левой груди так же есть небольшой знак спецназа ГРУ и десанта – два самолета на фоне парашюта. Если бы Олег служил только срочную службу, он может быть еще и наколол бы всякую ерунду вроде номера отличительного знака части. Но в его случае это было бы разглашением военной тайны. Что уже влекло бы проблемы. А группу крови, еще подростковую наколку, пришлось сводить. Глупая была затея – повелся на уговоры приятелей. На внутренней стороне запястья правой руки остался шрам. Ну это все равно лучше, чем лишняя информация для врага. Так, что если с ним не будут делать то же самое, что он делал с Нортом, то тягаться с ним – пустая затея. Олег скорчил рожу и охнул от боли. Из губы опять закапала кровь. Так, что-то за три минуты с пробуждения, слишком часто память подкидывает образ Норта. Как звали тут проститутку? Может, воспоминания о ней станут более приятным ощущением. Олег попытался представить Иоланту здесь. Опять захотелось поржать. Но чем это закончится, он уже знает. Поэтому даже думать о ней не стал.
Олег сел на кровать. Ничего. Да тут либерализм. У нас бы уже прилетели цирики и навставляли. Даршавин лег. Какая в, принципе, разница кто, когда, и по какому поводу будет его бить? Но никто не приходил. Ни в этот день, ни в последующие. В окошко давали еду. Вполне приличная мебель была удобна и проста. Санузел был на уровне. Не сравнить с ведерками, в которые ходят их заключенные,  ценят, значит удобства в конторе-то. Холодильника и телевизора в камере не было. Но несколько книг могли бы скрасить унылость вечеров. Олег выбрал Конституцию. Это в первый день. Потом он прочитал и Уголовный кодекс, и гражданский, и еще несколько кодексов. Но «Капитал» Карла Маркса вызвал у него непреодолимое желание спать. От того на второй неделе отсидки, он с тоской вспоминал Лукаса, особенно чтение Портрета… Да, Оскара Уайльда он бы почитал. Жаль, нет возможности… Такой вот ограниченный выбор. А то он бы не отказался от «Тюремной исповеди», все ж лучше, чем «Капитал».
Почему-то Олег у было приятно находиться в одиночестве. Правда, первые пару дней он пытался спросить, который час или, когда за ним придут, но после короткой фразы: «Не положено», он прекращал попытки заговорить, а потом и вовсе не начинал их. Курева не было. И если бы не книги, можно было бы сойти с ума. Когда гас свет, и читать было невозможно, Олег начинал мечтать. Потому что кошмары хуже того, что мог вспомнить Олег наяву....
В одном из кошмаров пришла Ксения.
- Ммммм… Теперь ты готов, чтобы стать моим… - произнесла она с мягкой улыбкой, после того как прижалась к нему и втянула в себя побольше воздуха. Конечно, запах табака уже давно выветрился, и Олег пах только тем, что было в камере. А тут во время уборки, ему выдают хорошее средство для мытья плов. А для бриться не самую дешевую пену для бритья. Иногда даже позволяют принять на себя дозу одеколона из пульверизатора. Олег пытался проснуться. Честно. Но Ксения так нежно пахла… А потом она стала раздевать его… А че там раздевать-то? Рубашка полетела куда-то к двери. Олег отследил. Куда полетела майка, сорванная с него вслед за рубашкой, он не понял.
- Ксения Николаевна, я же просил вас. Не приходить, - простонал Олег. Он прекрасно помнил, что она не в его вкусе, и пока она не добралась до штанов, он постарался схватить ее за руки. Кажется, синяки после себя он не оставил, но прекрасно помнил, что очень скоро ее руки уже ласкали его тело. Олег опять попытался освободиться из ее цепких ручек… Не вышло.
- Ну, какая же я тебе Ксения Николаевна, зови меня просто Ксюшей, - Боже, как пошло…
Через несколько секунд она была уже на нем. Забавляясь с его достоинством. Олег застонал. Он хотел схватить ее и откинуть подальше, но почему он не сделал этого? Почему впился губами в ее сосок? Может быть хотел услышать ее стон? Но услышал только собственный.
Когда он наконец, вынырнул из этого ада, все было кончено.
Дверь открылась…
- Долго спите, Олег Вадимович…- в дверях стоял Аркадий Качимов, собственной персоной. Ничего себе времена настали… Хотя, может быть для этого заведения. Такие вещи в порядке вещей. Олег еще раз вспомнил, сколько тут перебывала всяких больших шишек. Поди и маршалы были. А он что – так. Мелкая рыбка. Да и Качимов, тоже не столько великий чин, чтобы гнушаться такими местами. Вот только бы отойти от сна. Олег даже не посмел заглянуть под одеяло. В упор смотрел на начальство. Седой, весь уже в морщинах, хотя до дряхлости ему еще ой, как далеко. Подтянутый, не то, что многие распустившие пузищи офицеры, Качимов всегда держал ход расследования каждого своего дела под личным контролем. Как бы не был хорош следователь, ведущий любое дело, Он всегда должен был и отчитаться перед Качимовым, и согласовать все планы расследования. В случае с Даршавиным, кажется, поступили еще осторожнее. Его не просто вели, его еще и перепроверили. Это Олег понял сразу. И то, что результаты проверки говорили в пользу Даршавина, тоже было ясно. Иначе бы сам Качимов сюда не появился, да и тело Олега не нежилось бы тут. Наверняка есть камеры и менее комфортабельные. – Думаю, вам пора принимать дела и продолжать следствие в установленном порядке. Когда вы сможете приступить к своим обязанностям? – мягкий, обволакивающий голос и отеческий взгляд Качимова отнюдь не мог сбить с толку Олега. Уж он то знал этого старого лиса. Ему только палец в рот сунь... Сразу видно, кто стоял за Ксенией. Его ученица, не иначе. Техника, опыт, тактика. Ему бы с английской королевой поговорить, вот бы она была очарована таким собеседником.
- Если можно, через 5 минут! – даже не бодро, а с агрессией ответил Олег. Не он же виноват, что начальство приходит до команды подъем. Хотя и в этом есть тактика Качимова, застать человека в таком состоянии, когда он не то, что маму, себя не помнит. И не готов, а сделает все, чтобы этот «товарищ» поскорее исчезнет из его жизни. Ну тут другая ситуация, но момент был не самый лучший для Олега.
 - Хорошо. Жду вас в своем кабинете через 8 минут. Вас проводят.
И он исчез. Мягко улыбнувшись, словно милая кошечка мышонку, исчез. В камере осталась только улыбка чеширского кота. В виде конвоира. Что ж придется свои дела делать при нем. Ну и хрен с ним. Его проблемы. Олег откинул одеяло, давая свободу и своему телу и запаху своего ночного кошмара. В конце концов, он никого не приглашал в гости …
Несколькими днями ранее.
Ксения уютно устроилась в удобном кресле, потягивая кофе из тонкой фарфоровой чашечки. Она наслаждалась спокойствием, ощущением уверенности и превосходства. Не над хозяином кабинета, нет. Это он как раз внушал ей все эти чувства. Ксения осознавала свою исключительность и непогрешимость, она была лучшей, и Качимов не уставал беспрестанно подтверждать это. Такой самоуверенной и самовлюбленной карьеристке, как Ксения, другой мотивации и не нужно было. Ради Аркадия она могла горы свернуть. Разумеется, предварительно проработав детальный план и согласовав его все с тем же Качимовым, ее руководителем, наставником и протектором.
Они только что еще раз вместе просмотрели запись ее разговора с Даршавиным, позади был и разбор полетов. Ксения получила свою долю похвалы и в качестве добавки к устному поощрению ложечку превосходного коньяка в кофе и обещание премии в конце месяца.
И теперь она могла наслаждаться, просто сидя напротив Аркадия, пока тот перебирал привезенные из номера ведомственной гостиницы фотографии. Снимки были и в самом деле занятные. На них со всех ракурсов был запечатлен небезызвестный Лукас Норт. Во всей своей татуированной красе. Ксения уже полюбовалась ими, когда забирала их из номера.  Теперь была очередь Качимова. При всей своей внешней расслабленности, Ксения четко фиксировала все происходящее, и ни единое проявление эмоций на лице сидящего напротив не ускользнуло от ее взгляда. У нее уже сложилось отношение ко всему произошедшему с Нортом, теперь она ждала оценок от Качимова.
Отдав, наконец, должное этим запечатленным на фотобумаге шедеврам Аркадий аккуратно положил пачку на стол. В этом он был весь. Предельно педантичный, внимательный к малейшим деталям, всегда собранный и требующий того же самого от своих подчиненных и коллег. Поэтому Ксении так легко было с нм работать. Она и сама была такой. Перфекционисткой. Наверное, и Лукасу будет комфортнее с Качимовым, потому что в нем присутствует эта утонченность, стиль. Все то, чего не хватает Даршавину.
- Интересно, – задумчиво произнес Качимов. – Кто выступал в роли дизайнера для этого произведения искусства?
Он посмотрел на Ксению, улыбаясь, но глаза за стеклами в черной пластмассовой оправе остались неподвижно-холодными. Ксению это уже давно перестало смущать. Она уже привыкла к манерам Аркадия. Этот взгляд был у него для всех и для всего. Хвалить, ругать, для своих, для чужих, другого просто не было.
- Уильям Блейк, я полагаю, – легонько повела плечиками Ксения. – И вместо этих… – она помолчала, подбирая соответствующее описание, но так ничего и не нашла. – Ужасных куполов… Я бы предпочла видеть великого красного дракона. Он смотрелся бы великолепно на этом полотне.
Качимов поставил чашку на блюдце и снова взял в руки фотографии.
- Пожалуй, ты права.
Аркадий отложил фотографии, и чашка оказалась в его руках. Слишком  крупных и на первый взгляд неуклюжих, чтобы держать такой изящный предмет утвари. Но это было обманчивое впечатление. Качимов с одинаковой ловкостью и легкостью управлялся и с хрупкими чашечками, и с любыми видами оружия.
- А почему их восемь?
Они оба знали, что количество куполов соответствует количеству проведенных в заключении лет. А Норт отбыл лишь около пяти.
- Может, это любимое число Даршавина. Или Норта. Да это и не имеет принципиального значения, по сути. Важно другое. Даршавин сделал это по собственной инициативе. Как думаете, Ксюша, в этом случае его инициатива будет наказуема?
Снова этот испытующий с хитринкой взгляд. Значит, от Ксении требуется не просто однозначный ответ, а развернутое рассуждение, обоснованное и аргументированное.
- Даршавин уже продемонстрировал свой норов, за что был подвергнут наказанию. – Негромко, но уверенно начала Ксения. Здесь не принято было повышать голос. А вот мямление категорически не приветствовалось. И Ксения научилась выбирать золотую середину. – Если мы снова проявим недовольство его действиями, он возомнит себя этаким непонятым оппозиционером. И ничего, кроме сопротивления с его стороны мы в итоге не получим. Так что эту его инициативу следует принять и представить как часть нашего собственного плана. Тем более, что этот бодиарт будет полезен нам в будущем.
Качимов удовлетворенно кивнул. Не ошибся он в этой девочке. Как не ошибся и в Норте. Пусть этот алмаз пока и погребен в куче дерьма. Настанет день, когда он вновь засияет всеми своими лучезарным гранями.
- А тот инцидент со смертью профессора Солодовникова на допросе?
- Там довольно много белых пятен, которые требуется заполнить. Отчеты не дают полного представления о том, что произошло в допросной в тот день. Кто стал исполнителем. Даршавин, Норт или у бедняги профессора просто не выдержало сердце, как и указано в отчете медэксперта.
- Я займусь этим, Ксюша, а к тебе у меня будет другая просьба…
Кабинет Качимова по сути состоял из двух частей. Одна та, что может называться рабочей зоной. Здесь стоит стол, выполненный из массива дуба под старину. А то и аутентичный. С резными массивными ножками, толстой широкой  столешницей, обтянутой кожей  и вложенной в рамку из того же массива. А позади располагался камин. Очень похожий на настоящий, но все же имитация. Хотя умел и греть, и светить.  А если повернуть один завиток под каминной полкой, то откроется проход в другую часть апартаментов. Туда вхожи были лишь немногое избранные. В ней были мягкие удобные кресла, низкий кофейный инкрустированный столик, пушистый ковер под ногами, шторы с ламбрекенами вместе офисных жалюзи на окнах…
Но сейчас встреча происходила в официальной зоне. Качимов уже нетерпеливо поглядывал на часы. Восемь минут истекли, а Даршавин все не появлялся. Но тут дверь распахнулась и на пороге возник он. Встречайте-радуйесь, было написано у Олега на лбу большим красными светящимися буквами. Но Аркадий и не подумал.
- Проходите. – коротко сказал он. – А вы Ее величеству Елизавете второй родственником часом не приходитесь? – поинтересовался Качимов, криво улыбнувшись. Левая половинка рта была менее подвижна, чем правая.
 Олег даже не помылся – вылил на себя сколько успел воды… точнее – на него. Того, кто сегодня заставил его сойти с ума. И так не вовремя. Бриться некогда. Все остальное по ходу дела. Надеюсь чай все же будет. Такого помятого вида у Олега не было со времен войны. Но это и была война. Только под одеялом. Убил бы эту пошлую бабу. Сколько ей нужно наглости., чтобы залезть в его сны!  Да еще как вырядилась… почему красное белье? Почему не белое? Она все делала назло Олегу. Лишь бы досадить и разозлить. Хорошо, хоть Качимов пришел в этот момент, а не она. И Олег в первый раз за утро выдохнул с облегчением.
Сколько там осталось идти? Этот провожатый едва шевелит ногами!
- Эй, уважаемый, мы не могли бы двигаться быстрее?
Олег был зол. Его часы, прикрывавшие тот самый шрам от неудачной татушки,  показывали предел по времени. 
Провожатый все равно бы прибавил шаг, потому что Олег наступал на пятки. О! Оказывается, его сюда спускали на лифте, а он и не помнит. Коридоры вились, как стружка дорогого дуба. Казалось, еще чуть-чуть и запахнет хорошим коньяком….
Наконец. Дверь.
Качимов, как всегда,  само спокойствие и непринужденность. Еще бы. У него другая работа. Пушечное мясо тут Даршавин.
- Ну, что вы, я простой неотесанный чурбан… Какие там, королевы… - Даршавин широко улыбнулся, будто сто лет ждал этой встречи.  – Я все же так рад видеть Вас! Представить страшно, что мы могли не встретиться…
Никто не знает, сколько усилий стоило Олег так вот вести себя, словно он был желанным гостем, а не только что освобожденным из камеры офицером. Сколько гнева и обиды он мог бы показать, сколько досады на себя в том числе, билось в его сердце. Клокотало… Но Олег прекрасно понимал тут не место его обидам. В этот кабинет не  ходят предъявлять претензии…
- Потому что можете себе позволить опознать на встречу, да еще явиться в таком виде… Хотя нет, Ее величество себе такого не позволит. А вы после ночи в борделе выглядели получше, да. Теряете форму? А, голубчик?
Качимов выдержал паузу, так и не предлагая сесть. Насиделся уже и належался. Постоять тоже полезно.
- А что заставило вас думать, что мы не увидимся?
Взгляд что перекрестье лазерных прицелов.
Олег бы мог смутиться, но он уже проснулся. Нормальный вид для арестанта. Ну немного не в форме, может я заболел?
-  Что? Может быть сапоги тех чудаков, которые решили что я ковер? – Олег осмотрел себя, будто в первый раз увидел. Но рука сама потянулась к щеке.  - Вот жаль, что не успел побриться, это уж простите, в следующий раз, когда буду сидеть в камере, обязательно усну с бритвенным станком.  – И Олег сделал тот самый жест рукой по шершавой щеке так, что искры высыпались на пол, едва не поджигая ковер. – О, да у вас тут все приготовлено! Не в этот ли коврик вы заворачиваете тех, кто опаздывает?
Наконец, Качимов оценил шутку,  улыбнулся.
- Будьте так любезны. В следующий раз уж лучше с бритвенным станком усните в руке, а не с собственным, - в тон Даршавину ответил Аркадий. - А вы знаете, вы первый. Не желаете стать испытателем? А вдруг да понравится?
И внезапно улыбка сползла с его лица, как будто ее и не было.
- А профессора вы во что завернули? А пленку? В старое одеяло?
И снова этот пристальный пронизывающий взгляд.
Олег наконец то понял, что все только начинается. Ни чая тебе, ни кресла… ясненько.
– Профессора? Дак, зачем же было заворачивать во что попало? Старик слишком измучил себя угрызениями совести. Я пытался ему объяснить, что измена Родине, это не так уж и смертельно, но … Жаль старика… А Норт! Как он был потрясен! А ведь профессор скончался во время очной ставки, и у Норта  была жуткая депрессия. Еще бы стать свидетелем такой сцены! – Олег был полон раскаяния и сожаления. Еще бы! Первый раз в жизни на его допросе погибает человек. – Вы же понимаете, если бы я мог предотвратить! Если бы я мог знать, что профессор действительно предал Родину! Мне же в голову не могло это прийти. Я же был уверен, что старик как старый леденец верен и чист, как снег.
- А он оказался предателем? Ваш старик-профессор? И как же он вас предал, позвольте спросить?
Голос Качимова, как и выражение его лица оставались мягким, но взгляд как самонаводящаяся ракета. Захватил цель, теперь не отпустит.
Олег был зол. Сколько можно стоять вот так? Ни тебе пожалуйте на стульчик, ни не хотите ли чайку… М-да, это вам допрос, а не аудиенция. Хорошо, хоть на мягком ковре приятно стоять. Даже в ботинках ноги ощущают некое подобие комфорта. Качимов не отрывает взгляд, ну да и мы, не лыком шиты. Олег всверливается в глаза Качимова. Его черные очи просто неотрывно следят за начальством, совсем как за ними наблюдают местные блюстители государственных интересов.
- Ну, тут все просто. Видимо, господин Норт не был единственным, кто хочет подобраться поближе к нашим стратегическим ресурсам. Вот старика и заинтересовали некоторой суммой. А много ли ему надо? Чуть поправить здоровье, да сына обеспечить до старости. Сущий пустяк. Но я просто представить не мог, что человек советской закалки сможет пойти на такое. Вот и получилось, что свидетель понял свою вину и осознал всю тяжесть ответственности за свое предательство. Но сказать, как и кто его купил, он не успел. Это конечно полностью моя вина. Я должен был все проверить и все предусмотреть.  И я уж конечно ни в коей мере не снимаю с себя ответственности за этот инцидент.  – Даршавин мог бы Оскара  ожидать за этот кадр. Но тут скорее пулю дождешься, нежели премию. Но он продолжал смотреть в глаза Качимову. Вот именно сейчас это было важнее всего на свете.
- Но вы же проверяли, – мягко, но с нажимом возражает Качимов. – Норта проверяли. Иначе зачем так хлопотать и устраивать очную савку. Да не где-нибудь, а на Лушанке. Расскажите, как вам удалось организовать похищение профессора Московского университета, уважаемого человека, из самой столицы нашей родины? Какие неопровержимые доказательства этой необходимости вы предоставили? Вы же могли провести нить, да не нить, уже целый канат. От Норта к Солодовникову. Прошу, не стесняйтесь, похвастайтесь. А я послушаю да поучусь уму-разуму.
Аркадий совершенно спокойно выдерживал взгляд Даршавина. Вопреки распространенному убеждению непрерывный визуальный контакт не свидетельствует о том, что человек говорит правду, напротив. Он смотрит в глаза своего собеседника, чтобы проверить, удается ли скармливать тому ложь.
Олег спокоен. А что ему беспокоиться? Все уже произошло.
- Было необходимо закрепить показания Норта. Вы же знаете, он несколько лет отказывался давать показания вообще. А мне удалось добиться нескольких слов. Их нужно было проверить и закрепить результат. Чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. И она сдвинулось. Норт давал и будет давать показания. Рано или поздно, я вытащу из него все, что нужно по этому делу. А профессор просто отправился в поездку по стране. Он каждый год ездит по провинциальным ВУЗам, по все тому же пресловутому обмену студентами и одаренными детьми.  Его ведомство не предъявило никаких претензий. Он не пропал без вести. Не был убит в подворотне, как десятки других ученых. К сожалению, охота на лучшие умы ведется серьезная. И кто должен победить в этой борьбе? Неужели мы будем отдавать наших ученых одного за другим в лапы американцев и британцев? Вот и все доводы. Я им не сказал ничего из того, чего бы они не знали. И они согласились, что поездка по стране довольно обыденная причина, чтобы никто не хватился профессора раньше времени. Кто же знал, что случиться… что уже случилось. К сожалению, в нашей работе бывает разное. И такое тоже.
Олег уже и не ждал приглашения сесть. По этому жестикулировал как мог. Не держать же руки в карманах….
Качимов продолжал оценивающе изучать взглядом Олега, акцентируя внимание на его выборе слов.
Добиться.
Вытащу.
Его блеф может быть и сработал бы. Где-то в другом месте. Но Качимов, этот ходячий детектор лжи и без того, что было ему известно, не принял бы слова Олега за правду. Язык тела говорил  вещи, противоположные произносимым словам. Для следователя, который работает со всяким сбродом, это приемлемо. Но не для того, кто должен перевербовать британского агента. Одно из лучших британских агентов. Сломать его у Даршавина, возможно и получится. У каждого есть свой предел прочности. Но мозги этого Норта ему принадлежать будут врядли.
- Олег Вадимович, вы молоды и целеустремленны, я понимаю это.  – подождав, пока Даршавин закончит свою убежденную речь, произнес Аркадий. - И даже приветствую. Более того, мне это импонирует. – пауза. - Но у вас нет того, что появляется лишь со временем. Мудрости. Вот послушайте.
Царь попросил своего управляющего обойти замки и земли и созвать на Рождество как можно больше своих друзей. Тот обошел замки и земли, но вместо друзей пригласил всех царских недругов. Когда царь их увидел, то содрогнулся до глубины души и удивленно спросил, зачем тот это сделал. Управляющий ответил:
— Твои друзья, царь, приходят к тебе в любое время и в любой час года, и ты их с радостью принимаешь. Но когда ты случайно встречаешь своих недругов, то лицо твое затмевает темная туча печали. Оттого я и привел сюда этих людей, чтобы твое приветливое лицо и добрый пир обратили их из твоих недругов в друзей.
- Конечно, я не имею еще мудрости, мне не хватает знаний и опыта. Но для этого и есть вы, который всегда поможет, подскажет, направит и научит. – Олег даже не выбирал слова. Потому что это и так понятно. Но вот что ему было непонятно – успеет ли он сделать свое дело? Другими словами -  куда его пошлют теперь? На Лушанку или…  - Но даже там, на Лушанке мне удавалось учиться. Например, английскому языку.  Хотя и кроме этого, удавалось приобрести некоторые знания. Правда, до вас мне еще слишком далеко, недаром же вы тут сидите. Это что-то да значит.
Олег у до рвоты не хотелось говорить всего этого. Невыносимая неприкрытая лесть.  И понятно, что впустую. Но инстинкты дергали за ниточки….
Качимов покивал в ответ, а потом указал на стул перед столом.
- Ты садись, чего стоишь, как неродной.
Подождал, пока Олег уселся. Подвинул ему пачку сигарет и пепельницу в виде черепа.
- Пошлятина, знаю, а что поделать. Подарок. – вздохнул, глядя на пепельницу как на чемодан без ручки. – Как думаешь, зачем я рассказал тебе эту притчу?
Говорить ты мастак. А слушать? А анализировать? Тебе не только до меня, тебе и до Норта ох как далеко… Вот тебе и дан шанс реабилитироваться. Смотри, не упусти.
Аркадий снова поднял глаза на Олега. Ничего не пропустить.
Вот что-что, но сесть уже давно было пора. Поэтому  Даршавин весьма охотно приземлился на стул, хотя конечно, не забыл, что это не только не его кабинет, но и не его день. Все правила субординации должны быть учтены. И прикурить – раз хозяин разрешает, тем боле можно, а не просто хочется. Бог с ним, с чаем.  Олег постарался скрыть наслаждение от вдыхаемого дыма. И глаза не опускал, держал взгляд Качимова, но его настроение скрыть было невозможно. Ему явно стало легче. И думать, и говорить.
 - Ну, не буду утверждать, что я гений аналитики, что Норт для меня как открытая книга, и что я могу обойтись без вашего руководства. Потому что это буде ложь. А притча… Я бы сказал проще – держи друзей близко, а врагов еще ближе. Думаю. Врага нужно любить... почти, как женщину, чувствовать. Если не каждую мысль, то каждое движение, каждый шаг. Смотреть в глаза и видеть руки. Хотя, такое сближение чревато. Ведь и враг будет тебя чувствовать, не правда ли?
Олег выпустил очередной поток дыма. Он сел, немного откинувшись на спинку стула, чтобы не заставлять Качимова дышать  сигаретным дымом. Качимов не Норт, его нельзя мучить. Его нужно бояться. Уважать. У него нужно учиться. Хотя все это относилось  бы и к Норту. Но… Олег опять вспомнил глаза Лукаса, его тело, избитое и дрожащее… У него даже дыхание сбилось, глаза сузились.. закрылись на мгновение… когда же Норт перестанет вызывать в нем такие ощущения? И черт его дери, но больше всего на свете Олег сейчас хочет быть не в Москве, а в камере Лукаса.  Вот в чем проблема…
Олег Вадимович Даршавин весь соткан из привязанностей, привычек, к которым он сильно привязан, и которые его контролируют, а он им исправно служит. Даже не давая себе в этом отчета. В принципе, это неудивительно. В Даршавине заложены некие modus vivendi и modus operandi,  которым он следует, что обусловлено условиям его существования. Одна его слабость тяга к табаку, а другая  - к Норту. Для него Лукас не более, чем живая полномасштабная игрушка. Олег думает, что может перепрограммировать его, как заводного робота. И заставить действовать по своему разумению и хотению. Если бы все было так просто…
- Вы совершенно правы, Олег Николаевич. – Качимов улыбнулся, демонстрируя ряд безупречных белоснежных зубов. - Врага нужно не просто любить. Или понимать. Его нужно чувствовать. Самому стать им. Мыслить, как он действовать, как он, знать о нем все до малейших подробностей. Вот вы, к примеру, знаете, какой у Лукаса любимый цвет? А блюдо? Время года? Вид спорта? Любит ли он музыку? Умеет ли танцевать? Казалось бы, незначительные детали, но они в общем и целом составляют самую сущность человека, жизненно важный конгломерат его особенностей.
- Но, говоря о Лукасе Норте, в первую очередь необходимо помнить, что он обученный оперативник. Один из лучших. Был. Хотя мы с вами знаем, что бывших шпионов не бывает. Так что и вам, Олег Вадимович, предстоит стать если не шпионом, то, по крайней мере проникнуться самим духом этого состояния.
Качимов остановился, ожидая реакции на свою вдохновенную речь. В тайне мечтая о том, чтобы этот разговор поскорее закончился. Но на то он и контрразведчик, чтобы любого собеседника не просто терпеть, но и подвести к определенному решению, в конце концов. И если для этого приходится дышать дымом его сигарет или есть палочками всяких морских гадов, он сделает это, не поморщившись даже.
Олег и вправду мало когда думал о таких вещах, хотя не просто изучил Лукаса, в его шкуру старался влезть. Понимал, что Лукас будет сопротивляться до последнего. Знал, почему он делает это. Но его скорее интересовал процесс подавления, разрушения. Что ж… это еще раз доказывает его предчувствия. Ему нужно успеть сделать не просто свою работу, но и сделать кое-что для себя. Лукас должен стать не просто перевербованным агентом, он должен стать его, Даршавина, личным запасным аэродромом. Не важно, на какой случай. Важно, чтобы Олег был уверен в нем на тысячу процентов. Вот это его задача. И обеспечить ее решение он должен. Получится выскочить на этом деле еще и по службе – отлично. Значит не такой уж дурак, как Качимов считает.
- Танцевать умеет, музыку, думаю, еще долго выносить не сможет, как и весенний дождик. Но вы правы, мне еще многое нужно узнать о нем и понять в нем. Может быть, тогда и результаты по делу будут более значительными.  – Повинную голову меч не сечет? Посмотрим, посмотрим, - Если позволите, я постараюсь проникнуться до макушки его духом. Влезу в шкуру, в мозги, в печенки. Я должен выполнить задание, и я выполню его.
Олег был уже не просто зол, взбешен. Но показать это, значит лишиться этого шанса. А это уже недопустимо. Вот тут как в засаде, главное терпение.
Расширенные методы допроса, разумеется. Странно, что за шесть лет Норт сумел каким-то непостижимым образом сохранить не только человеческий облик, но и способность здраво рассуждать, а еще и сопротивляться. Это подтверждали не только рапорты самого Даршавина, в них он мог написать все, что сочтет нужным. А вот Ксюша не будет подтасовывать факты. Без прикрас поведает все, как есть.
- Ценю ваше рвение, Олег Вадимович. Вот на таких людях держится наша страна. Наша система правосудия. Без преувеличения могу сказать. – Если уж обмениваться комплиментами, так масштабно. – Только, пожалуйста, не переусердствуйте. Лукас Норт нужен нам полностью функционирующий как физически, как и умственно. Это как раз зависит от вас. И я уверен, вы понимаете всю ответственность, на вас возложенную. – Многозначительная пауза, подкрепленная не менее многозначительным взглядом. – Хотите узнать свою дальнейшую судьбу?
Которая всецело зависит от меня. Осознай это и присмири свой норов. А то того гляди огнем пышеть начнешь. Эмоции свои контролировать надо, Олег Вадимович…
Ну, вот. Настала эта минута… наверное перед казнью было бы легче.  Олег сглотнул, хотя нихрена не помогло – горло как трещинами покрылось. И одна мысль – только бы поскорее туда, к нему… ты ж в оперу хотел, чудак! Да какой там опера, если тут все равно продохнуть не дали. Обойдусь местным цирком. Хватит с меня…
- Еще бы не хотел! – Олег не сказал это – выдохнул вместе со всем воздухом из легких. Теперь там такой вакуум, что кажется грудь разорвется от перепада давления. – Я готов служить Родине где угодно. И вам решать, на каком месте я буду полезнее. А я выполню любое поручение ... – он бы еще сказал партии и народа, да времена чуток не те… - абсолютно любое ваше поручение. Работа такая, приказов не обсуждать, - чуть горьковато пошутил Олег. Хотя сейчас он бы молился любым богам, лишь бы вернуться к Лукасу в камеру. Лишь бы еще раз…
И опять эта дуэль взглядов. Олег не отрываясь ищет ответ в глазах Качимова. Качимов пронизывает словно лазером, чтобы подчиненный ни разу не усомнился в его превосходстве и всемогуществе. Да  кто тут сомневается? Вот  щас скажет - Вали-ка парень в Тьму-Таракань, и поеду же. Как миленький, вот только все пойдет прахом. Все труды, все муки….
Аркадию очень нравится не отвечать сразу на поставленный вопрос. Или не требовать ответа, если от него пытаются уйти. А сделать вид, что так и надо. Так и пляшет товарищ Качимов под вашу дудочку. А потом, когда мысли собеседника заняты совершенно другим, вернуться к обсуждению предыдущего момента и застать врасплох.
- А я ведь не зря рассказал вам эту притчу о друзьях и врагах. И как вы совершенно правильно заметили, друзей нужно держать рядом. Потому что кто есть человек без друзей? Что без родины. Без семьи. Без корней. Без поддержки. Тяжело ему и неприютно в большом холодном мире. Вы согласны, Олег Вадимович?
Боже. Как будто я занимаюсь там с Нортом чем то другим. Я и пытаюсь заменить ему все маму, папу, жену, любовницу и даже солнечный свет!... ну допустим…
- Конечно, я полностью согласен с вами, вырви цветок с корнем, он продержится дольше чем срезанный стебель, но все равно засохнет. А подай ему хоть мало мальскую подпитку, глядишь, и расцветет на радость всем. Окружи  теплом и заботой врага, и он еще тысячу раз подумает, кто ему враг, а кто друг.
А вы видали Стокгольский синдром наоборот? А я видел. Вижу. Прямо сейчас. Ну Лукас. Вот это подготовка. Вот это мастерство…
Качимов еще больше захотел заполучить этого Норта себе. Но всему свое время.
- На самом деле, я говорил о нас с вами я же вам не враг. Мы по одну сторону баррикад, а вы от меня их воздвигаете. Как же так, Олег Вадимович? 
Как вам совесть позволяет обманывать того, кто вам только добра желает? Было написано на лице у Качимова.
Качимов конечно не дурак, и вполне понимает, что Даршавин прячет кое-что. Не зря же он тут сидит. Но и Олег тоже не погулять вышел. Синдром? Да пожалуйста! Я в курсе, что Лукас из головы не идет. А причины… пусть будет синдром.
- Уж поверьте мне, я не воздвиг ни одной баррикады между нами. Но некоторые события привели меня к убеждению, что в это здании есть против кого возвести баррикады. Некоторые мои запросы и отчеты имели весьма неадекватный результат. Из этого я сделал некоторые выводы. Вот и все. Ничего личного. Ничего лично против вас. Уж простите, если я заставил вас так думать.
Невиновность на физиономии зашкалила. Грех свелся к области пяток. Чистый херувим, не иначе. Кто ж еще будет спасать родину, как не Даршавин?
- В этом здании, как и в любом другом работают люди. Живые люди. И у каждого есть свое мнение, которое кажется им единственно верным. Так уж они устроены. С этим ничего не поделаешь приходится либо мириться, либо сражаться. Но есть и третий путь. Адаптироваться. Но я не об этом сейчас. Здесь только мы с вами. И я, как мы выяснили, вам не враг. Так почему же вы не говорите мне всей правды?
- Потому что как только я получил некоторые сведения от Норта и сделал запросы, появилось ощущение горящей земли под ногами. А это значит только одно – эти запросы попали в руки тех, с кем и нужно бороться. Я понимаю, их нужно выявлять и удалять из системы. Поверьте, профессор Солодовников, это мелочь по сравнению с засилием в органах власти. Эти люди не только имеют доступ к ресурсам, но и страной руководят. Я вовсе не могу подозревать всех и каждого. Я адаптируюсь. Отчеты посылаю в обычном порядке. Но я все еще надеюсь, что Норт сможет помочь нам в нашем общем деле. Возможно, он и проникнется мыслью о том, что с нами стоит сотрудничать. Если увидит и нашу работу.
Заставить теряться в догадках. Срочно вспоминать все, что сказано. И наблюдать. Что может быть лучше этого зрелища…
И снова он цепляется за Норта как за последнее спасение. В чем-то он и прав.
- От ответа уходить вы умеете, это очевидно, – похвалил Качимов. – Говорить много и ни о чем. Это не всякому дано. У вас это получается так естественно. Вам бы в депутаты баллотироваться. Не думали об этом? – он улыбнулся. – А вот насчет профессора вы мне сказали не все. Что же произошло тогда на допросе, Олег Вадимович? - По прежнему улыбаясь, спросил Аркадий.
Олег вдохнул, выдохнул и свесил голову ниже плеч. Он бы вообще ее смял и выставил на всеобщее обозрение на площади. Да не справится в одиночку.
 – Вы правы, ах, как вы правы! Я виноват! Должен был сам проверить. Должен был почувствовать. Да и медика мог же пригласить на допрос. Глядишь, и спасли бы успели бы, если что.. а тут… и меня не выпустили тогда за пределы территории, и на запросы пришли расплывчатые ответы. И профессора доставили с такими предосторожностями, что тому видимо плохо стало еще по дороге. Впредь – урок мне. Тяжелый, болезненный урок… Даршавин был просто раздавлен раскаянием. Столько его было во взгляде, что казалось, еще чуток и крылья прорежутся…
Качимов сочувственно кивал, мол, какая неприятность…
- Да, да… Плохие вещи случаются… - он даже поцокал языкам, сокрушенно покачав головой. – И это привело к тому, что труп профессора со следами насильственной смерти на теле был захоронен на территории, прилегающей к зоне?
- А что было делать? Нет, конечно, в последнее время несколько десятков научных сотрудников найдено то в парках, то в подворотнях со следами насильственной смерти, и еще один труп бы не вызвал ни лишнего шума, ни ажиотажа. Все так же и спустили на тех же тормозах, что и остальных. Но так хоть у старика покой есть после смерти. Он свои грехи искупил, что ж было его мучить еще и после смерти?
Олег понимал, что еще немного, и Качимову надоесть этот балаган. И тогда… Но что было делать. Идти до последнего. Вот что. Кто знает, что дальше будет, а так есть хоть это. Уже не мало.
- Что. Произошло. На допросе. – Четко и раздельно произнес Качимов. Он больше не улыбался. Сейчас решается судьба Даршавина, и он не может не понимать этого. Можем ли мы доверять друг другу и работать в команде? Если нет, незаменимых нет. Как и было сказано.
- Кто его устранил? Вы или Норт?
И Олег понял, что предел наступил. Этот взгляд Качимова дорогого стоит.
Он успокоился. Сел на стуле ровно, будто на школьном уроке. Поднял голову, посмотрел в глаза  Качимова.
 – Как он мог бы такое сделать? Ну, если бы это сделал Норт, оно мне нужно было бы так подставляться? Я бы свалил на него еще пару убийств и дело в шляпе. Хоть к ордену представляй. В том и дело, что я дожал старика. Я же говорю – весь спрос с меня. Вот в чем беда. Простить себе не могу. Случись такое на вашем допросе, что бы вы сделали?
Качимов тонко улыбнулся. Олег только что ответил на его вопрос. Невербально. Но он сказал все. А как он защищает Норта… Только позавидовать остается. За Аркадия бы кто так сражался…
- Ровно то же самое, что и вы, – удовлетворенно кивнул он. – Вы свободны. Отдохните. Выспитесь хорошенько. – Намек был однозначный. Никаких визитов к проституткам. – А завтра в восемь двадцать семь я жду вас. Здесь. Можете идти.
Аудиенция окончена.
- Да, чуть не забыл, - чтоб Качимов что-то забыл или упустил... - Завтра явитесь с вещами.
Олег встал. Протокольное рукопожатие осталось висеть в кабинете. На душе хреновато, но за то есть негласная правота. Он оберегает Норта. От кого? Это уже не важно. Время для визита Качимов конечно назначил в своей манере, еще бы…восемь двадцать семь… он всегда дает понять, что в его расписании дорога каждая минута. А если вы хотите- то вы теряете свое время. Не его. В дверях Олег остановился, как и положено было, надев фуражку, повернулся к Качимову и козырнул. Все. Прикрыв за собой дверь, увидел своего провожатого. Вот уж где натасканный чел. Как полкан ждал его, чтобы довести до выхода. Что ж, выход из этой ситуации еще вполне сносный. Конечно, хрен ему, а не опера. К Иоланте его уже не повезут. Тут приказы, видимо, распространяются быстрее скорости света. Ну хоть побриться-помыться-поспать будет возможность. Не в камере, хотя и вполне комфортной, а в номере хорошей гостиницы. Надо будет поесть в ресторане, может, хоть там будет хорошая музыка… как же он скучал по ней. Дорога до гостиницы пропала за тонированным окном черной волги, которая ждала его возле ступенек конторы. Какой сервис, его трудно назвать ненавязчивым, но, однако, как все предусмотрено.
Даже вопросов тебе не задают. И ты сидишь, как пень, и не знаешь, что спросить…
Хотя, нет – знаешь. Ничего спрашивать нельзя. Каждое твое слово будет использовано против тебя. И что бы там не говорил Качимов, но историю своей страны и этой конторы Олег знал отлично. Так что лучше помолчать.
На ресепшене гостиницы его опять встретили как родного, провели в номер, будто вчера он вышел отсюда и уехал в бордель… можно быть уверенным, что в номере и вещи все лежат так, как он их оставил. Несмотря на шмон, который точно был в номере. Как без этого. Вот что тут хорошо – так это то, что «на чай» давать точно не надо. А никто и не ждет. Как только он вошел в номер, его провожатый исчез, будто и не было.
Ну кто бы сомневался. Фоток и документов нет, а вот чистое белье, которое он приготовил, чтобы переодеться, когда вернется, на месте. Что ж – вернулся. Пора в ванну.  Олег тронул кнопку звонка. Горничная возникла как по волшебству.
– Приготовьте мне, пожалуйста, ванну. Хотелось бы освежиться… - Олег был вежлив и обходителен. А чего еще-то? Тут нет Лукаса. Нет его закадычного врага. Все остальные ему не интересны. Даже эта еще не старая женщина, с копной золотисто-розовых волос под форменным колпаком. Нет, их форма смахивает на наряд для ролевых игр… но – увы… горничная кивнула головой,
 - Да, конечно, - полтора слова … а больше и не надо. Когда она появилась в дверях ванной комнаты, еще одна дежурная фраза. – Вам ничего больше не нужно, Олег Вадимович? 
 - Спасибо, нет. Я мечтаю только о хорошей, наполненной пеной ванне. – Она кивнула и удалилась. А Олег, наконец начал раздеваться. Стоя у окна, словно с манекена, снимал с себя рубашку, майку, брюки, обнажая тело, будто осеннее дерево… никому не нужное и готовое к своим ритуально-тяжелым испытаниям. Скинув трусы, он прошелся по комнате, будто разминая тело, накачивая его кислородом и желая чуть замерзнуть, чтобы, погружаясь в теплую воду, получить наслаждение, а не просто переместиться из одного состояния в другое.
Сколько времени он провел в воде? Кто знает. Олег просто лежал, прикрыв глаза, ощущая нежное прикосновение пены к телу, и ни о чем не думал. Хватит на сегодня. И так завтра снова думать. Вдруг он вспомнил про обед . Ха! Наконец-то…  скорее всего время обеда прошло давно. Что ж до ужина придется обойтись чаем и легкой закуской. В номер можно заказать. Не так дорога получится. Тем более, что деньги то остались. Не было возможности истратить. Олег оглянулся. Ага - и тут есть кнопка звонка. Прекрасно. Он протянул руку, чтобы нажать на кнопку. И опять закрыл глаза. Легкое колыхание воздуха свидетельствовало о том, что горничная уже здесь. И точно...
– Олег Вадимович, какие будут пожелания? – Какие! Мне, пожалуйста, устриц, кальмаров, осетрины, болоньезе под пармезаном, а еще маминых пирожков и сухого красного вина, желательно Chateau Calon-Segur 2000 года, думаю, одной бутылочки хватит…
- Пожалуйста, - сказал Олег, даже не открывая глаз, и вовсе не заботясь о том, что видит прислуга. Хотя он точно знал, что она стоит в дверях и можно быть абсолютно уверенным – не пялится на него. Выучка.
– Мне нужно пообедать. Что можно заказать в номер? 
- Можно заказать полноценный обед, я принесу меню ресторана.
– Нет, я не хочу сейчас полноценный обед и не хочу ждать меню. Принесите мне хороший салат, пирожное и чай. Черный.
– Да, я знаю. Английский. Без сахара. Как пожелаете…
И она опять исчезла. Как пожелаете... сказал бы он, как желает. Но Олег уже хорошо усвоил. Все что он желает, может дать ему только Лукас. А все остальные только корчат из себя незаменимых в эго жизни людей. На самом деле они ему или не нужны вообще, или только в качестве прислуги. Он был уверен, что ему принесут винегрет и салат из свежих овощей. В его досье есть и кулинарные пристрастия. Раз уж она знает про чай. Все-таки в этой конторе есть некоторые преимущества. Лишних слов говорить не нужно. Иногда это радует. Вода остыла, пора выбираться. Бритвенный станок был, конечно, одноразовым, но довольно дорогим. На полочке стояли гель для бритья и бальзам после бритья тоже не из дешевых. Как однако, заботятся они о престиже. Даже странно. Не слишком ли большие расходы на содержание… хотя – платят же налогоплательщики, чего экономить то на людях, охраняющих страну. Но все это только тут. В Москве. Стоит отъехать пятьдесят километров, и картина изменится так, что позабудешь, как тебя зовут и когда день рождения – и никто стакан бочкового чаю не плеснет. Олег запил пирожное чаем. И сел за письменный стол. Как бы то ни было, привычка составлять планы еще никуда не делась. Тем более его отдых закончился. Хорошо, хоть нет Ксении. Отчего-то каждая встреча с ней, осталась шрамами на душе. И вовсе не томительным воспоминанием о б обладании или о мечтах об обладании. Увы.  Ксения вызывала только неприязнь. И эта неприязнь каждый раз находила свое физическое воплощение в виде ее козней.
Вечер наступил в рабочем режиме. Олег успел позаниматься английским. Написать несколько соображений по поводу его разговора с Качимовым и пропавших планов посещения Москвы. Опять все сорвалось, что опять же доказывало правильность его надежд на Норта. К ужину Даршавин оделся, чтобы спуститься в ресторан. Давно не приходилось этого делать. Но все же здесь люди в основном находятся по работе, так что переживать не о чем. Все должно быть в рабочем порядке.
Олег прошел по залу до указанного столика в сопровождении менеджера. Потом взял меню из рук официанта, слишком уж смахивающего на гея. Но – не будем делать скоропалительных выводов. Тем более. Такие детали его касаться не должны. Он заказал-таки устрицы, а так же шампиньоны под сырным соусом. Уж очень давно не ел сыра с плесенью, хоть этот вкус увезти из столицы. И конечно вино. Сухое красное  Chateau Calon-Segur двухтысячного года, слава богу, карта вин содержала этот напиток. Музыка звучала современная. Конечно, оперную тут никто играть не будет. Но теперь Олегу уже было хорошо и под  Pink Floyd в перепевке местных музыкантов. Осталось выполнить последнее задание Качимова – выспаться и явиться утром вовремя.
Поднявшись в номер, Олег даже света включать не стал. Достаточно неонового рекламного освещения. Разделся и лег в кровать. Он проснулся в час тридцать четыре. Он даже не понял, что это было. Пока окончательно не обрел способность соображать. Сначала ему казалось это сном. Опять тем же кошмаром. Но в конце концов он сознал, что звуки ритмично скрипящей кровати и истошные крики дамы – это не сон. Это доносится из реального мира. Еще бы не из реального… когда чуть ли стены не дрожат! И снова « АААААх….АААААААА… Ах Ах…» Олег ухмыльнулся и перевернулся на другой бок, натягивая на себя одеяло. Но, увы. Уснуть было не суждено. Стоны и крики дамы продолжались еще  и еще… через пол часа Даршавин отправился курить… хотя это не он сейчас получил дозу наслаждения. Нервно покусывая гильзу фильтра сигареты, он выпускал дым изо рта. Одна, другая… вновь резкие звуки скрежещащего железа. Что у них там за кровать? И опять надрывный вопль дамы… Олег прикурил от сигареты… 
Когда он увидел на часах цифры 6:00, он был просто счастлив. Хотя и понял, что задремал прямо в кресле, но голова гудела так, словно всю ночь его пинали по ней. А Качимову то будет все равно. Олег направился в ванную, нужно побриться, чтобы хоть щетина не выдавала его бессонной ночи. Одна надежда теперь – выспаться в поезде. В Москве его все равно не оставят. Это было ясно. Не ясным пока оставался маршрут движения поезда. Ну, да скоро и это перестанет быть секретом….
Хоть чему-то Даршавин научился. По крайней мере, не опаздывать. Пришел даже на пару минут пораньше. Качимов видел все, происходящее в приемной, на мониторе. Некоторые вещи все же не меняются. А именно, помятая физиономия Олега. Всю ночь он провел в номере, никуда не выходил, кроме ресторана, еду заказывал еще в номер, отравился что ли? Или это тоска по Норту на нем так сказывается? Что с тобой бедняга будет, когда разлука затянется? Хотя там, куда ты отправишься, скучать тебе будет некогда. Дай бог до койки к концу дня добраться.
За Даршавиным пришел полковник Метелев, подтянутый, моложавый, совершенно не выглядевший на свои сорок шесть. А если сравнить с Даршавиным, так и тому фору дать мог бы.
- Доброе утро, Олег Вадимович, прошу следовать за мной.
Даршавин предсказуемо пытался возражать, что у него назначено к Качимову, на что Метелев невозмутимо и твердо заявил, что Аркадий Александрович в курсе. Более того это его прямой приказ. Даршавну ничего не оставалось кроме как подчиниться. Как приговоренный к расстрелу через повешенье, Олег покинул приемную, сжимая в руке небольшую дорожную сумку.
Все та же тонированная Волга повезла его через утреннюю Москву. За ночь подморозило, и пешеходы осторожно пробирались по обледенелым тротуарам, спеша скрыться в наполненных искусственным светом бесконечных лабиринтах подземных тоннелей. Московское метро по праву считается самым красивым в мире. А Даршавин так и не удосужился спуститься туда в этот раз и в театр не попал. И на аудиенцию к Илоланте тоже… Если составлять список всего, что он собирался сделать в Москве, но не сделал, он получится  довольно длинным. 
Ад начинается, когда всевышний дает тебе возможность увидеть то, что ты мог  бы сделать, должен был сделать, сделал бы, но не сделал. Пришла на ум цитата Данте. На английском она звучит куда как эффектнее. Все эти модальные глаголы… Лукас, наверняка бы процитировал точнее. Раз обратившись к Нору, мысли Олега уже не желали сворачивать с этого пути. Как он там… кто с ним сейчас рядом… Тоскует ли он обо мне также сильно, как я о нем? Знает ли он, как муторно и гадко без него? Олег опять закрыл глаза, подавляя стон. Как и ночью, когда крики за стеной стали пыткой для души и тела. Нет, Олег сначала хотел позвонить на ресепшен, уже взял в руку трубку, но потом подумал, что это будет слишком уж... Мужик он или нет? И еще долго ходил по номеру, пытаясь отвлечься от всего, что представало перед глазами под воздействием этих звуков... Потом в бешенстве, рванул бордовую скатерть со стола, будто желая отвести душу на старом тяжелом бархате. Но, уже сообразив, что за порчу имущества с него могут и спросить, а отдавать деньги вообще не за что... Потому что в номере могло не остаться ровным счетом ничего целого, он как-то не собирался. Еще пара сигарет, и Олег сел в кресло у стены, через которую и были слышны эти звуки. Женщина то кричала, то стонала так, что казалось ее там не сношают, а лупцуют почем зря....
Машина выехала за город, водитель прибавил скорости. Время, потраченное в пробках, нужно было наверстывать. А Олег так и смотрел невидящим взглядом в тонированное стекло, а перед его мысленным взором представал Лукас Норт… Олег затих в кресле, словно неживой. Он слушал крики женщины и смотрел в глаза Норта. Провалившиеся от бессонниц, с тонкой потемневшей кожей на веках... И чувствовал, как наливается желанием, пульсирует и упирается в натянувшуюся ткань штанов его член. Рука тянется к штанам... Олег, еще пытаясь взять свои действия под контроль, отдергивает руку, кладет ее на подлокотник. Нет. Никакого Лукаса! Он сам себе хозяин! Но новая волна воплей сносит все запреты. Торопливо расстегнув ширинку, Даршавин стягивает трусы и выпускает на свободу жаждущий разрядки член. Ладонь привычно обхватывает его, и по телу проходит сладка судорога предвкушения. Как будто на пробу Олег проводит ладонью вверх-вниз, закрывая глаза, возбуждение нарастает, Даршавину представляется, как его руки смыкаются на шее Норта, как тот хрипит, как расширяются от ужаса подступающей смерти его небесно-голубые глаза… И Олег принимается неистово двигать тазом, сжимая член руками. Да ну его к черту! Но лицо Лукаса не исчезает, он плывет над обезумевшим Даршавиным... А потом... Потом Олег принимается бить Лукаса. От неожиданности увиденного Олег распахивает глаза... Из-за стены доносится протяжный вой со всхлипами, словно волчицу раздирают демоны... Руки Олега снова начинают ритмично двигаться в такт бедрам... А перед глазами стоящий на коленях Лукас умолял о пощаде, получая новые и новые удары....
Движение машины укачивало, давая воспоминаниям завладеть и телом и разумом Даршавина... Он опять чуть не застонал, выдыхая... Еще бы чуть-чуть и он сделал бы тоже самое, что и ночью... Когда струйка спермы вылетела из него, освобождая от напряжения и спазмов и оставляя на душе ощущение предательства...
Его тюремщики забили тревогу, когда заключенный в течение суток не притронулся ни к еде, ни к воде. Сначала они решили, что Норт снова решил устроить голодовку в качестве протеста. Этот вопрос решался легко и быстро. Трубку через нос и насильственное кормление. После нескольких таких процедур заключенные махом отказывались от своих бредовых идей о голодовках.
Два брата Миша и Гриша служили охранниками, сколько себя помнили, а именно сразу после армии. А где еще работать? Градообразующее предприятие тут одно. Зона. И их ставили всегда в одну смену. Потому что поодиночке от них толку было как от козла молока, а от двоих хоть чуть да маленько…  не блистали парни умом. А им и не нужно было.
Они по очереди смотрели на заключенного в глазок на двери карцера.
- Ну, чего? – спросил Гриша, младший.
- Чего-чего, - буркнул Миша в ответ. – Лежит и не шевелится.
- Так это… Час назад также было. Может, он того?  - Гриша скрестил руки на груди и очень убедительно изобразил покойника.
- Типун тебе на язык! – испуганно разозлился Михаил. – Если он откинется, нам Даршавин яйца оторвет без наркоза!
- Этот? Этот еще долго не откинется. Он тут на пожизненное, - ухмыльнулся Гриша, но тут же стер усмешку с лица. – Пойти поглядеть надо. Может, он там уже холодный…
- Да прекратишь ты! – рявкнул Миша.  – Иди и проверь.
И полез за ключами.
- Нее, я не  пойду, - попятился назад Гриша. – Я мертвяков жуть как боюсь.
- Если ты сейчас не прекратишь … - угрожающе понизил голос его брат. – Я все укажу в рапорте. И вот тогда бояться будет уже поздно. Я доступно объясняю?
Когда Михаил начинает говорить словами Даршавина, с ним лучше не спорить.
- Лаадно. Открывай.
Тяжелая дверь бесшумно отворяется. Гриша заставляет себя переступить порог. Боком-боком он подходит к лежащему на матрасе. Сердце гулко стучит  в груди  где-то в горле. Грише кажется, что если он наклонится к заключенному, его сердце через рот выпадет на пол. Чувствуя на себе тяжелый взгляд брата, осторожно опустился на корточки и протянул руку. Дотронулся до лица заключенного и отдернул в ужасе руку.
- Холодный!
Казалось, что от ужаса у Гриши глаза вот-вот вылезут из орбит.
- Вот ты тупень! Пульс проверь у него! – громким шепотом приказал Миша.
Гриша снова потянулся к лежащему на матрасе. Что там проверять? Видно же мертвяк. Восковая кожа, бескровные губы, ледяной, как пол в погребе…
Приложил пальцы к шее. Даже не надеясь ни на что. И не поверил сам себе, когда почувствовал под кожей слабое биение пульса.
- Жив! – вне себя от радости проорал Гриша. Спасены. Заключенный Даршавина не двинул кони в изоляторе.
- Чего орешь! – Гриша уже оказался рядом, грубо нарушая инструкции. – Давай в лазарет его.
А дальше все было уже по накатанной. Ведьмак с Никой окружили Лукаса заботой и теплом. Со смешанными чувствами острого сочувствия и некоего неправильного удовлетворения от того, что Норт снова был с ними. Процедуры, отдых, кормежка. Все как всегда. И только Олег не приходил. Дни пролетали за днями, а он так и не появлялся.
Зато в палате было настоящее окно. И через него Лукас мог наблюдать все, что происходило снаружи.  А там царила зима. Белое великолепие. Что бы только Лукас не отдал, чтобы побывать там, снаружи… Пройтись по белому снегу, похожему на кружева, Налюбоваться кронами деревьев наряженными, словно на свадьбу... поймать на ладонь немного снежинок и разглядеть их нехитрые, но бесподобно чудесные пропорции... А еще лучше… Исчезнуть из всего этого мрака и очутиться на берегу Темзы... как же он любит этот вид на старый Лондон...
Олег дернулся и выпрямился на сидении. Нет, лучше уж смотреть в окно, чтобы уж понимать, куда его везут, чем смотреть в себя и переживать эту жуткую несправедливую недостижимость Лукаса... Это не просто мерзко, это так же грязно, как ошметки снега, летящие из под колес машины, или встречных длинномеров, заливающих грязью этот красивый, блестящий шедевр советского автопрома. Лукас его и только его, он найдет способ добраться до него. Он сделает все возможное и не очень, лишь бы увидеть Лукаса... или он не Олег Даршавин.
Полковник Метелев уже ждал Даршавина в пункте назначения. Интересно, как он умудрился попасть туда раньше Олега? На вертолете что ли? Или у них в конторе несколько таких Метелевых на все случаи жизни? Один провожает, другой встречает… И такой же безупречно-вежливый, холодно-отстраненный.
- Поездка была комфортной, я надеюсь.
- Да, все просто замечательно.
- Казармы у нас вот там, – скупой жест рукой. – В вашем распоряжении пятнадцать минут. После чего вас проводят…
- Что это за место?
Даршавин и не собирался стелиться перед этим лощеным офицером. И потому довольно бесцеремонно перебил его.
- … в учебный центр. – С хладнокровием, какому мог бы позавидовать автомат, закончил фразу Метелев. – Именно там вы получите дальнейшие инструкции относительно вашего пребывания здесь.
Было ясно, что ни на одни вопрос Даршавин ответа не получит. Ему будут сообщать лишь то, что надлежит ему услышать. Это что, воплощение слов Качимова «побывай в шкуре врага»? Почувствуй, что чувствует Норт?
По пути к казармам Олег смог немного рассмотреть то место, где находился. Это была не то воинская часть, не то… нет, все-таки это не зона. Хотя очень похоже. Прочищенные до асфальта дорожки, выровненные лопатой сугробы, стандартные серые коробки бараков, только что решеток на окнах нет. И ни души.
М-да. Качимов в своем репертуаре. Этого и следовало ожидать. Он просчитал Олега в два счета. Спец. Что дальше? Олег дернул на себя красную железную дверь. Как бы не было на улице, в помещении все равно теплее. Это серое промозглое безмолвие безветрие, безропотность… Все это вместе взятое становилось невыносимым. Хотя Олег знал что именно ему невыносимо. Мысли о Лукасе. Что там с ним? Как ему без Олега живется? Наверное уже отъелся и стал гладким и толстым… Олег закрыл глаза, подавляя стон.
В казарме почти все койки, стоящие как обычно в два этажа, были пусты. Это он отметил сразу. Он насчитал не более пяти кроватей с признаками обитания. Ему указали на крайнюю вертикальную пару. Мол, выбирай любую. Не долго думая, Даршавин открыл сумку, достал полотенце и повесил его на верхний ярус кровати. А сумку задвинул в тумбочку. Теперь нужно спешить в учебку. Времени ему давалось не так много. 
Еще одна вылазка на улицу. Олег передернул плечами. Температура воздуха не была на столько низкой, но промозглость и сырость делали свое дело. Выходить на уличу было крайне нежелательно. И еще эти горки снега. Вспомнилось такое знакомое – круглое – нести, а квадратное катить… Олег мотнул головой, только не это. Всего этого было уже невесть сколько раз. Дорожки вели к одноэтажному зданию. Чуть ли не сплошь обвешанному агитками. А вдоль дорожки аккуратно прочищенные ряды плакатов. Все как обычно.  Только где народ? Еще одна красная дверь. Слава Богу, в теплое сухое помещение. Олега встретил сухощавый майор в полевой форме и краповом берете. Ну стоило ожидать – куда ж еще могут послать как ни к своим.
- Майор Петренко. Можно Александр Витальевич. – Козырнул майор на вопросительный взгляд Олега. – Добро пожаловать. Проходите в аудиторию.
Олег уж точно не заставить себя ждать. К его удивлению в аудитории почти не было мебели. Вдоль одной стены стояли несколько столов, а стульев не было вовсе. Как и преподавательского стола. Правда все стены как и положено были в агитках. Ну, хорошо, даже если тут никого нет, кроме него, то чего тогда гнать в аудиторию? Значит должен быть кто то еще. Олег развернулся к двери, стараясь быть готовым ко всем неожиданностям….
Их было пятеро. Тех, кто вошел в класс после Даршавина. Крепкие парни, сразу видно далеко не салаги. Еще через мгновение вошел и майор Петренко.
- Встать, построиться. - Голос, как труба, мертвого поднимет. - Поздравляю вас, товарищи курсанты с началом учебных занятий. А теперь можно и… - Олег уже было решил, что сейчас можно будет погалдеть, познакомиться, покурить, но... - Приступить к занятиям. Официальные церемонии оставим на вечер. Слушай мою команду! Раздеться! - Олег не верил своим глазам, но его соседи стали шустро стягивать с себя одежду, укладывая ее на столы. Пока на их телах не осталось даже часов. Он, конечно же, последовал их примеру, не стоять же столбом. Хотя, вот. - Построиться! Десять километров, бегоооом маарш!
И все. Олег, следом за остальными, голым выбежал на улицу, еще пять минут назад казавшуюся сверх некомфортной... И это были целых десять километров бегом по лесу, дороге, болоту, чуть покрытому коркой льда, но лед подламывался., обдавая голые тела черной жижей, дальше опять рощица, потом еще поле, ровное и открытое, как лунная поверхность... А когда они вернулись к учебному корпусу, их уже ждали...
Его нет. Еще один день. Его не было вчера, позавчера, и так уже неделю. В милицию идти бесполезно. Лиза была там. Над ней от души посмеялись грубые мужики, не упустив случая бросить пару нелестных отзывов о нем и пару предложения ей, ради шутки, или издеваясь… Но она туда больше не пойдет. Сегодня она была в посольстве, и вчера была, но ее уже начинало казаться. Что это один нескончаемый день… или ночь… мгла... ад  без него. Без Лукаса. Она уже начала приучать себя к мысли, что мир вокруг нее рушится, и она не в состоянии это остановить.
Отойдя от окна, Лиза села на тахту. Поправила сбившийся мягкий плед с шоколадными розочками по центру. Подняла с пола газету, откладывая ее на тумбочку, ей показалось знакомым лицо на первой странице… Но, нет. Это не Лукас. Как она уже устала вглядываться в каждое лицо, каждый кадр теленовостей. Каждую минуту ожидая чего-то определенного. Но и в этот раз ничего. Все тот же мрак. Она обхватила себя руками за плечи, и, пытаясь подавить крик, всхлипнула. Нет. Она будет сильной. Лукас бы одобрил… Еще один вдох был уже предвестником истерики. Ей нужен был выход, но где его брать? Вот было бы здорово, если он вот сейчас откроет дверь и войдет он, источник ее радости, счастья, другой жизни, других ощущений…  опять запретив себе плакать, Лиза решила заняться делом. Знать бы каким! Стоя посреди большой комнаты, Лиза очень отчетливо увидела выражение лица Норта. Он такой милый, когда не может говорить. Зато она прекрасно знала, Лукас обожает порядок. Во всем. Оглядев комнату, Лиза подобрала еще пару журналов с пола и отправилась в ванную. Наполняя ведро водой, она по старой привычке смотрелась в зеркало. Если бы она была чуть красивее… Но Лукас всегда говорил, что любил ее. И у нее не было поводов не доверять ему. Тем более в этом вопросе. Ее взгляд упал на тоненькую одноразовую бритву Лукаса, лежащую возле пены для бритья…И прикрыв рот рукой, издала, наконец тот звук, которого так старалась избежать… Ааааааааааааааа… За что? Господи, за что ты лишил ее всего, что было у нее? За что столько боли? Вода текла через край стоящего в ванне ведра. А у Веточки началась новая истерика. Она упала на колени, прислонилась к ванне и завыла в голос… Сколько еще ей искать и ждать того, кто просто исчез? Ни сказав не слова, не предупредив, не позаботившись о ней.  А он обещал заботиться! И что? Сколько стоят его обещания?  Но все равно, злость уступала место тоске по Лукасу. И Лиза опять плакала, закрывая руками рот, чтобы не дай бог, соседи не услышали и не прибежали.
- Лукас, миленький, любимый, вернись…. Господи, помоги, Господи, верни мне его… - Лиза уже не знала, как и что говорить. Все ее слова не имели никакого действия. И она снова заплакала, сотрясаясь всем телом, но изо всех сил сдерживала крик. Все что угодно, только бы никого не разбудить и не привлечь к себе внимание….
Иногда она сама поражалась ее невероятной любви к Норту и какого-то странного здорового, если не меркантильного, честолюбия. Лукас конечно обеспечивал ее не только настоящую жизнь. Лукас очень хорошо умел обеспечить будущее. Может быть, она полюбила его именно за это?
День за днем один и тот же вопрос бьется в голове. Почему мы. Почему это случилось с нами? Почему не с какой-нибудь другой семьей? Почему это должны были быть именно мы? Столько пар вокруг живут счастливо. Почему мы не могли?
Но со временем этот вопрос трансформировался в другой. Почему я. Почему он поступил так со мной. Что теперь делать? Как жить дальше? Кто я без него? Что я без него? Кто даст ответ на все эти вопросы? Страх, отчаяние, безнадежность владели Елизаветой безраздельно. Столько  вопросов.  Кто на них ответит? Кого теперь спросить?
Деньги подходили к концу. Да, у нее была работа, и неплохая, но после исчезновения Лукаса Лиза взяла отпуск без содержания, а теперь отчетливо понимала, что не сможет вернуться туда. Видеть все эти взгляды, слушать бесконечные вопросы, на которые у нее ответов нет… Возвращаться к родителям было тоже не просто нежелательно, невозможно. Отец после перенесенного инсульта даже не узнает никого, кроме матери, а та не отходит от него круглосуточно. Еще Лиза придет со своими проблемами. Нет. Сама их создала, сама и будет решать.
Квартира, в которой они с Лукасом жили, была ведомственной. И это был теперь лишь вопрос времени, когда ее попросят ее освободить. Хотя это и внесет некоторую определенность. Если Лукас больше не является сотрудником посольства, то … то что? Он бросил работу, жену, исчез в неизвестном направлении. Ради чего или кого?
Чем больше Лиза думала об этом всем, тем больше приходила к выводу, что она совсем не знала человека, с которым прожила почти три года. Который клялся в своей любви, доказывал ее своими действиями каждый   день. Елизавета действительно была за мужем. Как за каменной, нет, за железобетонной стеной. Он всегда решал все вопрос. Легко, элегантно. Может быть, слишком легко? Может быть, он был связан с криминалом, оттого у него были всемогущие друзья и знакомые повсюду? И что теперь будет с Лизой?
Она тянула до последнего. А потом сходила и написала заявление на увольнение. Домой шла как в тумане. Она оборвала последнюю ниточку, которая связывала ее с прошлой жизнью. Теперь осталось только собрать свои и его вещи. И покинуть эту ставшую чужой квартиру.
Три дня ушло на сборы. Вещи Лукаса Елизавета аккуратно сложила в коробки и отправила на хранение на какой-то склад. Сидя в опустевшей комнате, обводя тоскливым взглядом безликие стены, шкафы, светильники, окна без штор… Она вдруг поняла, что ей некуда идти. Пока она собирала вещи, у нее была какая-то цель. И вот. Цель оказалась достигнута. Она собралась. Чтобы двинуться дальше. Только куда дальше?
- Боже, Лукас, за что ты так со мной? За что, за что, за что????
 Слезы сами потекли из глаз. Как ей было жаль себя, своей несостоявшейся жизни, своих надежд и ожиданий…
Она сидела и плакала. Пока не иссякли слезы. А потом решила. Раз Лукас вычеркнул ее из своей жизни так легко, то и она сможет.
Елизавета вытерла слезы и взяла телефон, чтобы набрать номер родителей. Первое время поживет там, будет ухаживать за отцом, потом найдет работу, снимет комнату, ей одной хватит. Да и не хочет она больше шикарных квартир. У нее с ними плохие ассоциации.
Звонок в дверь был настолько неожиданным, что Лиза едва не выронила из рук телефон. Сердце пропустило удар, а радостно забилось. Лукас! Он вернулся! Лиза бросилась к двери. Но у него же ключи. Может, потерял. Но он предупреждал не открывать никому, прежде чем не убедится, что это безопасно. И Лиза крадучись подошла к двери, прислушалась, робко спросила.
- Кто там?
- Елизавета Владимировна, я коллега вашего мужа. Лукас послал меня к вам. Откройте, пожалуйста, нам нужно поговорить.
Коллега… Лукас послал его…
- Где он? Почему не пришел сам?
- Елизавета Владимировна, я не могу говорить такие вещи через дверь. Пожалуйста. Если вы не хотите впускать меня, я буду ждать вас в сквере напротив вашего дома.
Лиза думала недолго.
- Хорошо. Я сейчас выйду. Ждите меня на улице.
Услышав шаги на лестнице, метнулась к окну. Как учил Лукас, вжалась в стену и осторожно посмотрела сквозь стекло. Была бы штора, было бы проще. Из подъезда вышел человек в темном пальто, без шапки, хотя на улице все еще было прохладно. Значит где-то недалеко его машина. Но ее не видно. Хотя места для парковки во дворе предостаточно. Я становлюсь такой же параноичкой,  как Лукас, подумала Елизавета. Мужчина не спеша пересек двор и пошел вдоль аллеи в сквере, тщательно обходя лужи. На ее окна даже не посмотрел.
Елизавета быстро оделась и вышла к незнакомцу. Тот представился Дональдом, как он и сказал, они коллеги с Лукасом. С великолепной выдержкой он очень вежливо и предельно корректно перенес все атаки Елизаветы, не ответив по сути ни на один из ее вопросов относительно местонахождения Лукаса. Дипломат, что с него возьмешь. Сказал только, что Лукас сейчас не может лично присутствовать, но просил позаботиться о Елизавете. И назвал кодовое слово, которое Норт предусмотрел, видимо, вот на такой случай. А потом сообщил, что Елизавете предстоит переезд в Лондон. То ли ей так хотелось, чтобы это было правдой, то ли она сделала выводы из сказанного Дональном, а точнее из его туманных намеков, но Лиза почему-то решила, что Лукас ждет ее в Британии. И потому легко и быстро согласилась на переезд.
Самое страшное было сообщить матери о своем отъезде. Но все прошло на удивление просто и безболезненно. Мать Лизы всегда хотела для своей дочери самого лучшего, а что может быть лучше, чем уехать из нестабильной страны, которая уже трещит по всем швам, в благополучную Европу?
На следующий день Лиза заехала попрощаться с родителями, со слезами на глазах она обещала, что как только она устроится в Лондоне, заберет их к себе. Устроит отца в клинику, а мама будет просто жить в свое удовольствие. И обе женщины в этот момент верили в эту прекрасную несбыточную сказку. Им так хотелось надеяться на лучшее, верить, что будущее есть.
Их было так же шестеро. В полном обмундировании и вооружении. Олегу достался здоровый мужик, который и по весу, и по росту превосходил его. Хотя, другим повезло не больше. И в любом случае, все они были подготовлены. Пора вспомнить как сдавать на Краповый берет. Тут было еще по божески. Одна разница – не было ни одежды, ни оружия. Но и это не фактор признавать свое поражение. Громила попер на Олега, пытаясь просто кулаком свалить с ног. Даршавин усмехнулся про себя. На лице не дрогнул ни один мускул. Захват, переворот, и партнер уже на снегу. Даршавин чуть поодаль. Есть секунда сделать несколько вдохов, восстанавливая дыхание после бега. Громила поднялся моментально, и правда, предоставляя только секунду на передышку. Еще одна атака, уже с ножом в руке. Но они же не будут его тут убивать? (точно не будут?) Для чего его сюда послали? А кто его знает. Еще раз – уйти с линии атаки, предоставляя противнику воевать с воздухом, обводной, и Олег уже за спиной врага. А теперь захват, правая рука и шея противника уже во власти Олега, давай подумаем, кто кого тут будет убивать. Даршавин встряхнул громилу, как мешок, заставляя упасть на колени, и потом на землю ничком. Отходить и давать ему подняться он дольше не стал, поставив свое колено ему на спину, завладев обеими руками, сдернул наручники с его же пояса. Теперь самая малость – надеть наручники и понять, что с ним делать дальше. Может все же грохнуть его? У остальных его партнеров, бои еще продолжались, одному пареньку было тяжеловато, но сидящий на своем сопернике Олег, схватил такого же мордоворота за ногу, лишая того возможности победить, а голый паренек, довольно быстро сообразил, что и как делать. Ну здесь же не юнцы собрались, на сколько понял Олег, в этот центр попадают не просто так с улицы.  А дальше откуда-то с воздуха прозвучала команда : «Все в класс!», и запыхавшиеся парни побежали к зданию учебки, словно и не было тех, кто остался лежать на снегу. Кто и как их будет поднимать, никого не волновало.
Все в той же аудитории их ждал тот же майор Петренко.
- Здравствуйте, товарищи курсанты, - браво гаркнул он, оглядывая на состав группы. – А вам, товарищ Даршавин, первое замечание. У нас индивидуальные занятия.
- И что? Смотреть как соседа мочат? – Олег предполагал, что ни за помощь соратнику, ни за этот вопрос по головке не погладят, но возмутился. Все равно возмутился.
- Еще одно замечание. – посчитал Петренко. – Теперь, вы находитесь в центре подготовки. Это была утренняя зарядка. Поскольку для вновь прибывших расписание чуть сдвинуто, она прошла не в шести утра, а чуть позже. Далее все по плану занятий. Час теоретической подготовки, час практики. Предметы вы будете узнавать в начале занятий. Сейчас «СП-1», дальше по расписанию. Одеться. Привести аудиторию в надлежащий порядок. Тут уборщиц нет. Время пошло.
Дальше все «по плану», Олег даже удивился поначалу, как много можно сделать за один не полный день. Окончание занятий оказалось в 22 часа. Час на личные дела, потом отбой. В 5:30 подъем и все по новой. Одно хорошо – кормили довольно плотно. Будто понимая, что в таком графике не долго и копыта откинуть. «СП» - это специальный предмет. В форме преподаватель появлялся только на занятиях. Все остальные и ученики, а их было  6 человек в группе, и охрана, кажется их было раза в два больше, и комсостав, ходили в штатском, хотя, кто бы принял их за штатских?  Но, их учили как раз тому, что в любой толпе, они должны сливаться с массой людей, ни чем не отличаться от обычного прохожего. Видеть все, что происходит. И уж тем более видеть то, чего не происходит. Следить за объектом, обнаруживать слежку. Олег, как, неверное, и большинство из его группы, проходил подобную подготовку ранее. Но все же некоторые вещи он не знал, может быть чувствовал, но не понимал до конца. Чтение шифров увлекало, даже очень, потом – язык. …
Олег вспомнил Лукаса. Как давно он не вспоминал Лукаса? Но каждый раз, когда за шифром «СП5», следовала команда «Приступить к занятиям», Олег видел бледное лицо Лукаса и благодарил его за уроки английского. Хотя, кажется, это было единственное время в учебке, когда образ Лукаса всплывал в памяти. Все остальные часы, даже сон, не давали повода предаваться мыслям об оставшимся где-то далеко Лукасе. Если только иногда, когда в его сознании всплывали слова Качимова, «Нужно поставить себя на место врага». Иногда, когда узнавал на занятиях о западной культуре или музыке, об истории некоторых государств, он с еще большим обожанием, думал о Лукасе, понимая может быть его чуть лучше. Может он слишком старается влезть в шкуру врага? Что-то не то с его мозгом, если, узнавая врага больше, он все больше его любит. Любит? Это открытие сделанное, посреди пробежки, чуть не стоило Олегу пары ребер, или ноги, которую можно было запросто сломать падая, но он не позволил себе сбиться с ритма или проиграть бой. Чтобы там ни было, он должен победить и вернуться. Его ждет Лукас.
 А на занятиях опять – взрывчатые вещества, их подготовка, применение, обнаружение и обезвреживание. И снова час теории, затем час практических занятий, чтобы в голове осталось все, что висело в воздухе аудитории. Потом были яды, закономерный вопрос – зачем они им, витал, конечно в умах, но просочиться наружу так и не посмел. Никто из группы не пошутил на тему, что яды больше подходят бабам. К концу часа теории большинство уже понимало, что в их работе яд, иногда лучший выход, чем крупная война. Современные яды давали возможность устранения противника, даже не приближаясь к нему. Для этого подходила даже письменная корреспонденция, хотя и старые добрые способы отравления все еще были популярны. Для практических занятий тоже не было оборудованной аудитории, хотя в первый раз их водили в нее. Сразу предупредив, что это будет единственный раз, а дальше – в реальной работе никаких лабораторий не будет. Все, чему тут научат, будет применяться без спецсредств. Только голова и руки, и те вещества, которые будут под руками или которыми агент будет снабжен. Иногда у Олега возникал вопрос, владеет ли Лукас и этими навыками, может ли он отравить его вот так – не выходя из камеры. Слишком уж многие вещи были доступны.
И вообще, все его издевательства над Лукасом… Он их чувствовал? Он вообще ощущал боль? Чем дольше шли занятия, тем больше сомнений было в душе Даршавина. И опять же – нестерпимо хотелось быть лидером и тут, и не для того, чтобы те замечания, которые каждый раз означали несколько кругов кросса перед сном, больше не появлялись. Олег на многое не мог не отозваться. И помогал товарищам, особенно тому пареньку, которого завали Ваней, и каждый раз пробегая штрафной круг, улыбался. Зато Ванька и в этот раз был счастлив, побеждая своего спаринг-партнера. Да и другие парни были по душе Олегу. Он любил их всех. К концу четвертой недели занятий дыхание при беге уже не сбивалось и бои стали походить на детские забавы. Но и руководство было в курсе этого, так что на в расписании появились некоторые изменений. Если последние две недели их заставляли бежать на время, то сейчас в это время нужно было пробежать на 5 километров больше. Через неделю – еще 5 километров. Понятно. Нагрузки будут увеличиваться, словно снежный ком. И партнеров для боя теперь появлялось не по одному, а пара – учитесь, как нужно работать.
На занятиях по изготовлению документов Олег иногда удивлялся, почему он раньше не знал, что такое возможно. И еще – некоторые зеки, они что, тоже в разведшколах учились, или это у них врожденное? Похоже, учиться навыкам разведчика вполне можно было в тюрьме, стоило только понаблюдать повнимательнее и прислушаться получше. И не нужно будет отправляться в такое турне невесть куда, так далеко от Лукаса… черт! Он не может его забыть. Вообще никак не может забыть его. И это враг?
Конечно, рацией их пользоваться учили, но сейчас больше нужно было постигать компьютерные программы. Вот уж где невероятное поле для передачи информации. И большая часть занятий была посвящена передачи или приему информации с помощью новейших технологий. Разведчик должен не только выявить любого хакера, но и обыграть его на его же поле. Хотя самый большой интерес и желание постичь у Олега вызвали «СП» по психологии. Это даже лучше, чем бои. Круче, чем компьютеры. И безграничнее, чем вселенная. Такое небольшое устройство, как мозг человека дает столько информации к размышлению и повода узнать его побольше. В этой же дисциплине были и бесконтактные бои. Не в боевых спаррингах или  спортзале, а в психологических схватках. Именно тут можно было на практике понять, что может сделать твой мозг, и чего ждать от мозга противника. Это было лучше шахмат, с которых и было начато первое занятие… Когда оно было первое? Сколько времени прошло с тех пор, как белая заснеженная дорога в никуда, оказалась пробежкой без одежды по пересеченной местности?
В аэропорту Елизавету встретил молодой человек, назвавшийся Томом Куином. Интересно, это его настоящее имя? А впрочем, неинтересно. Он был такой любезный, предупредительный, но за этой милой внешностью симпатичного пупсика Лиза безошибочно угадывала беспощадную хищную натуру. Такую же, как у Лукаса. Теперь, когда она перестала идеализировать Норта, она вспоминала все новые и новые подробности, на которые не обращала внимания, пока они были вместе. Но сейчас, глядя на людей, которые окружали, Лиза понимала. Это не простые смертные. Она отнюдь не была наивной дурочкой,  иначе Норт просто не посмотрел бы даже в ее сторону. Он выбрал Елизавету, потому что она была ему ровня. По интеллекту так точно. И теперь, когда она вновь обрела способность мыслить ясно, она четко осознала. Лукас работал либо на правительство, либо на криминальные структуры, если это не одно и то же, и если не на тех и на других одновременно. Лиза перестала задавать вопросы, на которые ответа ей все равно бы не дали. Она только спросила, когда Том проводил ее в дом, который принадлежал когда-то Норту, а теперь становился ее собственностью.
- А когда приедет Лукас?
Том открыто улыбнулся, поставил сумки на пол.
- Как только закончит дела.
- И он их закончит… Через день? Через неделю? Через год?
Том прекрасно владел собой, с таким в покер играть не садись, но никто не отменял женскую интуицию. Эта милисекундная заминка перед ответом. Это едва уловимое движение глаз. И Лиза поняла. Том сам не знает ответа на ее вопрос.
- Вам не стоит беспокоиться по этому поводу, Елизавета, уверяю вас, все разрешится очень скоро и с благоприятным исходом.
Лизу так и подмывало спросить, а по какому поводу ей стоит беспокоиться, но она также непринужденно улыбнулась и промолчала.
Том оставил свой номер на визитке, кроме имени и ряда цифр на ней ничего не было. И, заверив Елизавету, что она теперь среди друзей, покинул дом.
А раньше она была среди кого?
Дни складывались в недели, недели в месяцы. Елизавета устроилась на работу в российское посольство в Лондоне, обжилась в доме, даже завела друзей. Жизнь вошла в привычную колею. Но Лукас так и не появлялся. А вместо него на пороге дома Лизы однажды появился Том Куин с предложением оформить развод. И Елизавета очень легко и быстро согласилась.
Прошел уже почти год, а от Лукаса не было вестей. Лиза чувствовала себя вдовой при живом муже. Ее тяготила эта неизвестность, она хотела свободы, независимости, а еще она злилась. Злилась на Норта за то, что он вторгся в ее жизнь, перевернул ее с ног на голову и благополучно исчез.
Нет, ей не нужна помощь Томаса с бракоразводным процессом, спасибо. Она сама найдет адвоката. Отныне и всегда. Все свои проблемы. Елизавета будет решать только сама. Она хочет контролировать свою жизнь. И она не позволит больше никому вторгаться в нее и получать контроль. Никому. И никогда.
В тот же вечер Елизавета начала поиск адвоката. Как удобно, когда есть интернет. Можно найти все, что угодно о ком угодно. Только не о Лукасе Норте. А вот с поисками адвоката ей повезло. Выбрав четыре подходящие кандидатуры, Лиза закрыла ноутбук и отправилась спать, решив, что завтра с утра она обзвонит всех и отдаст окончательное  предпочтение одному из них.
Елизавета поняла с первого взгляда. С этим человеком она хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь. Чарльз был воплощением основательности, стабильности и спокойствия. Именно того, чего так не хватало сейчас Лизе. Она проводили довольно много времени вместе, составляя необходимый для развода пакет документов. Лизе было легко с Чарли, а он никогда не выходил за рамки приличий, хотя она неоднократно ловила на себе его заинтересованные взгляды. Потом они поужинали вместе, сходили в оперу, провел уик-энд в пансионате на берегу живописного озера… И, как только развод был официально оформлен, Чарли сделал Лизе предложение. На которое она, ни секунды не задумываясь, ответила безусловным согласием.
Свадьба была скромной. Лиза и не хотела пышных торжеств. Ей это было без надобности. Все, что она хотела, у нее теперь было. Стабильность, положение, уверенность в завтрашнем дне, постоянный доход, британское гражданство… Если это и был брак по расчету, это ее ничуть не смущало. Она уже один раз вышла замуж по любви. И, слава богу, легко отделалась.
Больше она такой ошибки не совершит.
Елизавета настояла, чтобы Чарли переехал из своей квартиры в ее дом. Она переоформила его на свое имя. Теперь он принадлежал ей безраздельно. И сделала ремонт, полностью преобразив интерьер. Лиза не хотела, чтобы хоть что-то напоминало ей о Лукасе. Он в прошлом. Его больше нет.
Олег пыхтел, надевая смокинг. Нет, ему очень понравились несколько уроков по «СП16», было довольно приятно ощущать себя не просто центром вселенной, а неким подарком для всех. Уроки этикета. Любой, кто хочет научиться искусству слежки, должен научиться сливаться с любым обществом, так почему же высшее общество не должно изучаться кропотливо и скурпулезно? Как раз там и скрываются все тайны мира, хоть некоторые вещи и легче узнать в рабочих кварталах. Но быть в своей тарелке на любом светском вечере, это надо уметь. И еще – танцы. Олег, имеющий абсолютный слух, тоже получал удовольствие от музыки Штрауса и Вагнера. Пусть хоть так, но он не зря приехал в Москву. Правда, они постоянно менялись, кто за мальчика, кто за девочку – оно и понятно – тут нет лишних людей. Но и это имело свою оправданность и свои плюсы. Некоторые вещи можно понять, только увидев их изнутри…. Но, ох уж эти ложки, вилки, ножи… Если бы можно было обойтись танцами, пением и прогулками под луной… Да, и снова, Олег бегал штрафные круги. В этот раз он помог другому парню, подсказал что-то о ноже и вилке для морепродуктов. Практически все курсанты были тренированными, даже одаренными людьми. Может быть кто-то не имел идеального слуха, зато чувствовал двигатель внутреннего сгорания за версту. Кто-то не запомнил с первого раза названия всех столовых приборов, за то мог драться с десятью противниками. Олегу было не трудно и не завидно. Он видел достоинства всех парней. Но так получилось, что он был старше и опытнее их всех, и почему-то чувствовал ответственность за них. Как и за свою группу в Чечне. Он просто привык быть командиром. Привык закрывать собой своих парней, потому что знал, что они в любой момент закроют его. Вот и в этот раз, он получал замечания чаще не за свои ошибки, а за желание прикрыть товарища. Помочь. Ввязаться в боя, словно в разведке боем. Зато бегая под круглой луной он мог вспомнить болота, Лушанку, Лукаса… Правда, с куревом не повезло. Тут это было невозможно. Первые две недели нервы были просто как натянутые канаты. Потом все как-то улеглось. Хотя Олег подозревал, что в такую вкусную и сытную еду подмешивается некоторая доза спецпрепаратов. Всегда так было, почему сейчас должно быть не так? Ну и пусть прикармливают. Через некоторое время после окончания прикорма их действие пойдет на убыль. А человек без вредных привычек чаще вызывает больше ненужного любопытства, чем тот, с кем можно выпить стакан виски и выкурить хорошую сигару.
 Занятия по аналитической работе проводил очень пожилой профессор, вот уж кто напомнил ему Лукаса и старика Солодовникова.. Олегу было просто невыносимо смотреть на него. А нужно было слушать, запоминать, учиться, действовать. Как всегда, урок теории подкреплялся часом практики. Группа хоть и готовилась к оперативной работе, но анализировать полученные сведения они должны были уметь сами на начальных этапах сбора информации.
Но самое сложное было на занятиях по «СП13» - противостоять допросам. Это то, чем в совершенстве владел Лукас. Что Олег видел собственными глазами. Чем в тайне был восхищен. Физическое воздействие… Ну, это мы проходили. Ворчал про себя Олег, которому связывали руки. Вот интересно, тут будут бить, как он Лукаса. или все же, все будет вполне культурно? В общем, били  их вполне профессионально, следов не оставалось никаких. Но каждый из них знал и умел это делать. Другое дело – Олег. Он оставлял отметины на теле Лукаса, чтобы насладиться его отчаянием, его унижением, его болью.
Работу полиграфа и психотропных средств тоже изучали сначала в теории, потом велись практические допросы. Они менялись друг с другом, издевались друг над другом, изматывали себя и своего партнера. Так, что вымышленные имена, которые они получили при зачислении в школу, вскоре все равно стали не нужны. Они уже знали друг о друге все, потому что это была их работа.  Олег понравился парень, который и спал рядом с ним. Игорь. Он был с Дальнего Востока. Сирота. Он остался на сверхсрочную, потому что какая ему разница в какой казарме жить. А потом, в Чечне, оказалось, что он феноменально запоминает любую речь. Любой язык и практически через десять минут может свободно говорить с местными жителями так, что они принимают его за своего. Впрочем, Кавказскими языками и диалектами дело не окончилось. И Игорь стал быстро продвигаться по службе, особенно его ценили в разведке. Имея удивительный слух, голос, который в состоянии говорить с собеседником на одной волне, и феноменальную память, он и тут выделялся своими успехами. Правда кросс все еще давался с трудом, но как раз это дело тренировок. А этот парень был нацелен на покорение довольно значимых вершин. Олег частенько улыбался, глядя на него. И работая с ним в паре? побаивался. Потому что понимал силу его личности. Такому трудно противостоять, особенно если в тебя вкачали шприц с «сывороткой правды». Во многом, Олег старался учиться и у парней. Наблюдал за их реакцией  и сравнивал с Лукасом. Если в первые пару недель, он вспоминал Лукаса, только скучая по нему, то потом все чаще он восхищался подготовкой и характером Норта. Все чаще его глаза виделись Олегу в ночном небе, как недостижимый идеал, достойный подражания….
Как пролетело время в этом кромешном, как перекрестный огонь, аду? Олег даже удивился и огорчился, но приказ поступил – его нужно выполнять. Он сдал все необходимые нормативы. Группа признана способной выполнять задания особой секретности. Даже детектор прошли все, что дало руководству повод убедиться в том, что обучение своего рода испытательный полигон, умение входить в контакт с людьми, умение выбирать нужных людей, умение ставить вопросы, которые интересуют страну и руководство, умение быть психологом и аналитиком. В общем преподаватели могли бы гордиться своей работой, если б не были так засекречены. Им ведь приходилось изучить учеников настолько, чтобы поручиться за него, как за свою правую руку. Хотя частенько по рукам, ногам и торсу ученикам доставалось не так и уж мало. Олег мог бы поклясться, что это был ад. Если бы не парни, с которыми пришлось провести это время.  Теперь он будет вспоминать их…
А пока, пока он едет в той же машине на вокзал. Выезд из зоны, как и въезд в нее, окружен такой сверхсекретностью, что, наверное, даже преподаватели не знают в какую сторону нужно двигаться, чтобы попасть домой.
Потом поезд, как невероятное, невозможное, но такое долгожданное отправление…
Проводница качала бедрами мимо его полки, словно намекая на приятное времяпрепровождение… Олег пожалел, что не хочется курить.  Смотреть на нее было конечно приятно, но не более. Ничего в невысокой, светленькой фигуристой проводнице не вызвало никакого отклика. Даже завитки волос, как нимб, окружавшие нежное курносое личико с небольшим ртом и розовыми щечками, ничего и никакой реакции… Олег перестал на нее смотреть, не желая обнадеживать даму частыми взглядами. Пусть качает бедрами в другом месте. Вагон большой– народу хватает. Отвернулся к окну и постарался расслабиться. Нет ничего. Только высота  и покой. Все отделилось, выгорело, унеслось. Тело осталось где-то на вагонной полке, а сознание отправилось исследовать тот мир, в который еще предстоит попасть…
На ночь бокс не запирали. Дверь была закрыта, но не на ключ. И Норт пользовался возможностью погулять по больничным коридорам в полном одиночестве. Когда и сколько ему хотелось. Заодно разведывая и запоминая расположение пожарного щитка, дверей в соседние помещения и план эвакуации при пожаре.
В ту ночь стихия разбушевалась не на шутку. Неистовый порывистый ветер сбивал с ног, снег заметал все дороги, тропки и проезды. В районе было объявлено штормовое предупреждение.
А в зоне оборвало ветром провода. Так все думали поначалу. Пока не обнаружили, что они перерублены топором, который пропал с пожарного щита. А вместе с ним и ватник из раздевалки для персонала больницы, пара валенок и огнетушитель. Тревогу забили, когда обнаружилось, что помимо всего перечисленного пропал и находящийся на лечении в стационаре заключенный Лукас Норт.
Зона буквально стояла на ушах, гудела, как растревоженный улей. Еще бы. Побег. В истории Лушанки такое впервые. Как это вообще стало возможно?
Допросили всех и каждого, кто дежурил в ту злополучную ночь. Начали, конечно, с Ведьмака и Ники. Оба в один голос заявляли, что Норт никак не смог бы совершить побег. При этом украв с пожарного щитка топор, перерубив им кабеля электропитания, никем не замеченным пересечь тюремный двор, перелезть через забор с колючей проволокой, отогнать собак, брызнув на них из огнетушителя. Но улики подтверждали именно это. Клочки ваты и ткани от ватника на проволоке, засохшая пена на собачьей шерсти… А потом следы оборвались. Снег слишком надежно замел их.
Он не мог уйти далеко, как мантру твердили следователи и поднятые по тревоге и снаряженные на поиски охранники. Самое главное было успеть до возвращения Даршавина.
Но не успели.
Олег был в бешенстве. Не только потому что сбежал его подследственный, а просто сбежал тот, кого он хотел видеть больше всего на свете. Еще в поезде он ощутил укол беспокойства. Словно какой-то чужой голос говорил: «Торопись. Он уходит. Ты теряешь его». Олег еще не осознавая, что и где происходит, гнал шофера, будто коней на финиш. Но это был только старт. Только самое начало. Охрана и ведьмак с ними, все свободные от смен, бегали  до болот. Но снег закрыл даже те следы, которые еще вчера были видны. Буран не ждет, когда люди сделают свои дела. Ему все равно.
Даршавин вызвал Ведьмака. Этот не только был ближе всех к беглецу, но и болота знает. Может сказать хоть что-то. Все остальные приходили и уходили из кабинета, не сказав ничего нового или существенного.
- Слушай, Николаич, давай поближе к делу и по существу,- начал Даршавин, едва сдерживая раздражение и тревогу. Это у них тут ЧП, а у него кошки уже всю душу выскребли. Не просто так Норт ушел. Вот видит Бог, у него  что-то такое на уме, от чего волосы дыбом встанут. – Что ты ему говорил. Про какие травки и тропки рассказывал. Особенно что ты говорил про зиму. Это сейчас главное.
 - Да, что я такого мог сказать, Олег Вадимович? Ну говорил, что там чуть подальше за болотом чистый сухой лес, так ить это когда было…
- Ты сдурел? – заорал Олег, - Ты совсем отупел? Он погибнет там! Какой к черту топор! У него нет ни опыта, ни навыков выживания на болотах, в тайге, зимой. Он мог уйти туда только умереть! Ты это понимаешь, идиот голубой! Живо соображай, куда он мог пойти, в каком направлении. Иначе воздух нюхать заставлю! Землю жрать! – Олег орал, мало что понимая, но отчетливо, с каждой минутой осознавая, что спасти Лукаса шансов мало. И эту малость он терять не собирался.
 - Зимой… Зимой… В буран… когда света белого не видно… он значит, тогда вырубил электричество… устроил аврал и утек под шумок. Топор конечно дело нужное, но это хорошо, если сообразит, как им пользоваться. – Ведьмак уже и сам испугался. Дошло наконец, что дойти до Лондона даже идиот не попытался бы отсюда. А больше Лукасу идти некуда. Значит нужно искать тут. Не далеко, но там, куда никто не уйдет…. – Я говорил ему еще тогда, кода он по аглицки лопотал. Я понял, что он понимает по-русски. Он вроди, спал, а я ему вместо сказки рассказывал местную легенду. А он возьми, да переспроси меня – мол, где это? where is it located? Ну я и сообразил, что он понимает что я говорю ему.
- Николаич, отрежу нахрен все лишнее без наркоза. Говори, что за легенда.
- Да там, за болотом есть гора, если ее обогнуть, то можно найти пещеру. А из нее как вроди, еще никто не вернулся, но вокруг находят самоцветы. Редко. В сотню лет раз. А всю жись тут ищут людей с белыми глазами. Племя такое в древности было – то ли люди, то ли боги. Звали их мери. Они знали все тайны земли. Умели двигать горы и останавливать время…
- Николаич, мать твою! Какого хрена! Где это!
- Вот, и он так же спросил. А я что? Надо идти на запад по солнышку, долго идти. А когда гору увидишь – сам поймешь, он в виде медвежьей головы. Это Бог такой был Велес. Он в медведя превращаться умел…
 - Николаич, сказочник хренов! Собирайся, по дороге расскажешь!
Лукас не был экспертом по партизанской войне в условиях крайнего севера. Да, он проходил базовую подготовку и отбор в тренировочном лагере, но это было другое. Норт все же был больше городским шпионом. Но сейчас приходилось импровизировать на ходу. Буквально.
Первая заповедь того, кто скрывается от погони. Не беги, сломя голову. Затаись. Выжди. А когда погоня промчится мимо, иди в противоположную сторону. В данном случае в противоположную сторону означало бы обратно на зону. Вот уж нет. И пришлось Лукасу просидеть на дереве до следующей ночи, рискуя насмерть примерзнуть к стволу. Хорошо, что густые еловые ветки скрывали от посторонних глаз и от пронизывающего ветра. А снег замел все следы. Собаки лаяли где-то совсем близко, но их лай был не азартным от предвкушения добычи, а радостным, что представилась возможность побегать по сугробам вне зоны. Они, как и Лукас, радовались свободе.
Хорошо, что зимой темнеет рано. В темноте никто не стал продолжать поиски. Вскоре все стихло. Лукас осторожно спустился с дерева, но валенки не самая удобная и подходящая для этого обувь, а мышцы так одубели от холода, что, несмотря на все старания, он все же сорвался вниз. Спасло его то, что ветки затормозили падение, а снег смягчил. Тем не менее, ощущения были не самые приятные. Хорошо, что не закричал. А так хотелось… И хорошо, что ничего не сломано. А синяки и ссадины это уже настолько привычно, что Норт перестал обращать на них внимание.
Когда удалось подняться на ноги, Лукас двинулся вперед. Куда вперед? Отсюда. Подальше от зоны. Как можно дальше. Нет, он не хотел сбежать, чтобы быть свободным. Он хотел умереть свободным. А перед тем насладиться этим пьянящим ощущением. Свобода. Воля, как говорят русские. Буря мглою неб кроет, вихри снежные крутя… Жаль, что не видно звезд. Лукас так хотел бы посмотреть на темный бархат неба, на эти светящиеся точки на его фоне… Они так любили смотреть на звезды… с Веточкой…
Вперед. Не останавливаться. Погоня пойдет с первыми лучами солнца. К этому времени нужно найти себе убежище. Чтобы встретить там свою смерть. Умереть от гипотермии не так и страшно. Это как уснуть. Будут галлюцинации. Если повезет, Лукас еще раз увидится с Веточкой. А пока нужно идти.
Туда, где по слова Ведьмака стоит гора, похожая на медведя. Но разве в такой буран увидишь гору? Только бы не сбиться с пути и не придти обратно за зону… Человек, заблудившись, ходи кругами. Норт знал это и корректировал свой курс.
Идти было неимоверно сложно. Глубокий снег так и норовил стащить с ног валенки. А ветер содрать с костей то мясо, что осталось. Но Лукас приветствовал эти трудности, преодолевая их. Это и значило быть живым.
Сколько он уже прошел? Милю? Полмили? Ведьмак говорил, нужно идти на запад. По солнышку. Хорошо ему рассуждать. Он по ночам в лесу не шарился. При дневном свете свои травки собирал. Да и не пошел бы Лукас в указанном им направлении. Именно там его и станут искать. Даршавин первым делом опросит всех, кто контактировал с ним. Ведьмак и поведает свою легенду, коих он знал десятки, если не тысячи. Если гора на западе, то Лукасу надо на восток. Или на север. Без разницы. Отсюда.
Лукас шел всю ночь. А когда забрезжил рассвет, перед ним встал выбор. Продолжать идти, остановиться или снова залезть на дерево и ждать ночи. Третий вариант отпал тут же. У Норта просто не хватит сил, чтобы даже подтянуться на ветке. Остаться посреди леса? Просто так сесть под дерево и ждать смерти? Не так устроен Лукас, чтобы принять этот вариант. Снег все не прекращался. Природа на его стороне. Идти, пока есть силы. Вперед.
И Лукас шел.
То, что день сменил ночь, не сильно помогло. Видимость была почти нулевой. Едва можно было разглядеть, есть впереди дерево или нет, чтобы не врезаться в него. Но внезапно деревья пропали. И перед Лукасом открылась полоса белой равнины. Река, догадался он. Замершая река. Значит, и болота рядом. Только в какой стороне? Куда идти нельзя? Лукас начал вспоминать, чему учил его отец. Как по берегам определить направление течения реки. Но сейчас берега в снегу. А вода подо льдом. И ничего в нее не бросить. Придется полагаться на чутье.
И Лукас двинулся туда, куда направил его инстинкт.
Видимо, ему не суждено было погибнуть в этих лесах. Сначала Норту показалось, что у него начались галлюцинации. Потому что посреди белого кружения он увидел нечто темное. Он проморгался, но видение не исчезло. Что ему было терять? Лукас пошел к темному пятну, которое при ближайшем рассмотрении оказалось небольшим бревенчатым домиком. Некоторое время потребовалось, чтобы откопать дверь. Но оно того стоило. Внутри Норт обнаружил все для того, чтобы отсрочить свидание со смертью. Небольшой стол, две скамьи по обе стороны от него, железная печка, запас дров, посуда и немного еды. И даже сухие спички. Все просто, грубовато, но добротно.
Растопить печку было проще всего. Мягкое тепло, исходящее от нее, обволакивало Лукаса, наполняло тесное пространство домика, убаюкивало. Собрав одеяла со всех лавок, Норт устроился на одной из них, водрузив их все на себя, и вскоре уснул.
Олег подтащил Ведьмака к карте.
- Показывай!
Доктор, поблуждав немного между точек и линий карты, ткнул пальцем в зеленую высотку. Километров 30 отсюда. Олег уставился в карту. На запад гора, а чуть севернее речушка, отделяющая гору от Лушанки. Но сейчас зима, река подо льдом, болото тоже вполне проходимо сейчас. Это тебе не лето, когда ряска покрывает все сплошным ковром без разбору. Красота сказочная, но непроходимая и смертельная…
 - Со склада мне два полных комплекта термобелья, комбез, две пары снегоступов, топорик… и термос мне сделай, -  это была команда для Гриши, который неотступно следовал за хозяином. Лицо Гриши вытянулось.
- Я не умею ходить на снегоступах…
- А тебе и не надо. Еще пару лыжных палок, ну там все есть на складе. Выдадут.
 - А кому вторая пара? Ведьмак пойдет? – нарушая все правила, перебил Гриша, за что мог бы и получить, но не сейчас…
- Я пойду один. Ясно? А вторая пара для Норта. Не тащить же мне его на себе по снегу. Сам пойдет. На своих двоих. А ты если еще раз вякнешь, я тебя в самом топком месте привяжу. Ясно? - Гриша икнул. – Выполнять. – Гриша исчез. Теперь к Ведьмаку. – Приготовь мне аптечку. Что вколоть, чем напоить, чем перевязать, в случае глубокого обморожения или ранения. – Ведьмак тоже едва не икнул и рванул в медпункт. Такого Даршавина ему еще не приходилось видеть. Собирая аптечку для Лукаса, он подписал каждый препарат и каждую упаковку, все еще надеясь, что Даршавин возьмет его с собой, хоть и слышал его слова, или хотя бы лично объяснить Даршавину какой препарат в какое место нужно ставить. Как набрать шприц. Еще он сильно сомневался, сможет ли Олег поставить прямой в сердце или сделать инъекцию в вену. Но, если дело касается жизни Лукаса, то Ведьмак готов не только проинструктировать Даршавина, но и сам отправиться на поиски Норта. Собрав сумку, доктор отправился к воротам….
Даршавин перехватил его по дороге.
- Николаич, давай по следам. Он в ворота не ходил, и нам там делать нечего.  – Даршавин еще раз оглядел место, где Лукас преодолел ограждение. Но лезть на колючку не стал. Драть новенький спецкомбинезон не стоило. Если бы Лукас знал или видел, то пройдя несколько метров, он оказался бы у дыры в заборе. Но – нет. Он не знал и не видел ночью этой тропки. Они с доктором прошли вдоль забора, потом пролезли в дыру и оказались по другую сторону ограды. Опять вернулись к тому месту, гда Лукас спрыгнул на землю. Миша и Гриша следовали за хозяином чуть поодаль, словно боялись пропустить команду… Даршавин остановился, поджидая доктора.
- Ну, что, Николаич, куда дальше?
- Да вон, - махнул рукой Ведьмак, - вон там та гора.
 - А следы куда ведут?
- Вон, - Ведьмак прошел по насту чуть вправо проваливаясь и матерясь.
- Эй, Николаич, не ходи, там болото. – из-за ветра на улице приходилось орать. И это слишком утомляло. А Олегу уже нужно было идти. Время работает против него. В этой ситуации было именно так. – Давай аптечку и иди на службу. Я один. Не нужен мне никто.
- Так там препараты… Как ты справишься-то? – Ведьмак сник. Он все еще надеялся доказать свою необходимость для спасения жизни Норта. –Ты хоть один укол в жизни ставил?
- Не беспокойся. Нас этому учили, – станет Олег рассказывать Ведьмаку, как зубрил названия всех этих медикаментов на латыни. А потом тренинги по оказанию медицинской помощи. Их действительно учили если не всему, то многому.  – Иди, Ведьмак, доставлю я тебе твоего любимого пациента, - проворчал Олег, забрав сумку и надевая ее через плечо.  – Хоть живым, хоть мертвым.
Доктор взглянул на Даршавина, пытаясь прочесть в его глазах судьбу Норта. Но поймав только твердый уверенный взгляд Олега, кивнул, похлопал Олега по руке.
- Давай, Вадимыч, я буду ждать. Вас обоих. Живых. Давай.
Олег подождал, пока ведьмак скроется за забором. Потом сделал знак - и его церберы, Миша с Гришей тоже исчезли. Сейчас ему не нужен никто.
Олег повернулся к болоту. Втягивая воздух ноздрями, словно пытаясь уловить запах Норта. Но, увы, буран замел все следы, а ветер выдул любое упоминание о незадачливом английском шпионе, которому надоело сидеть в камере. С чего бы это? Слишком откормили? Сила в руках появилась? Голова стала работать? Черт! Стоп! Олег начал злиться. А это недопустимо. Никаких эмоций. Нельзя идти на поводу своих чувств. Нужно отключить сознание и стать Нортом. Это все. Что было нужно ему сейчас, всего лишь стать Нортом.
Олег закрыл глаза. Треннинг треннингом, а на практике отключить себя от сознания и подключиться к конкретному Лукасу Норту он пытался впервые… И это было не так просто – стать Лукасом… Не так сразу… Но мало-помалу, орущий и рвущий ветки и одежду буран исчез. Тишина окутала его вязким коконом… Сознание отделилось от тела и поднялось над верхушками деревьев… Белая равнина искрилась под высоким солнцем, вычищая наст от бурана, чтобы можно было разглядеть следы одинокого путника, решившего свести счеты с жизнью довольно оригинальным способом.
 Ну кинься ты под перекрестный огонь вертухаев или утони в болоте, или вон, ляг на снег и усни. Легкая, нежная, ласковая смерть… Нет, он почему-то решил бежать к какой-то берлоге, а потом к горе с ходячими призраками, о которых никто ничего не знает... Олег замер... следы не вели к горе. Попетляв по болотам, Лукас пересек их и вышел к вытекающей из них речушке. А там… Он опять углубился в тишину… Летом собаки бы не взяли след по воде. Сейчас завывающий буран не дает им шансов почувствовать добычу. Но Олег не собака. Он чувствует не обонянием. Он ощущает Лукаса глубинами своего сознания. И там, в этих глубинах, буран не имеет никакого значения. Есть только Норт. Лукас Норт, который уходит от преследования единственно верным способом – идет не туда, где его будут искать, а в другую сторону, на другой берег реки, хотя сейчас перейти ее по льду вообще не проблема. Вот что значит – для бешеной собаки сто верст не крюк. Вот это о нем. Но, слава Богу, сто верст он не успел пройти, и у Олега есть шанс.
Даршавин надел плетеные снегоступы, взял палки и сделал шаг. Потом еще. Он был абсолютно уверен, что идет туда, куда шел Норт. След в след за Лукасом…
Еще никогда Лукас не просыпался с таким ощущением. Свободы. От всего и от всех. У него всегда были обязанности, роли, которые он должен был исполнять. Мужа, сотрудника посольства, заключенного и с первыми секундами пробуждения мысли об этом моментально формировались в его голове. Норт никогда не выпадал из реальности, разве что после побоев Даршавина. Но сейчас речь не об этом.
Это было ни с чем несравнимое ощущение воли. Теперь Лукас прекрасно понимал выражение русских зеков Век воли не видать. Кажется, он как раз век ее не видел. И все бы ничего, если бы не решился на побег и не познал ее. Волю. Как описать ее? Даже грамотный красноречивый Лукас не смог бы подобрать верных слов. Это когда кажется, что твоя душа парит в небесах, такая легкая, невесомая, когда тебя переполняет ощущение ликования, счастья, восторга. Когда ты радуешься тому, что ты просто жив.
Реальность вторглась в радужные мысли Лукаса ощущением холода. Печка почти погасла, нужно было встать и развести огонь снова. Зачем? Не легче дождаться смерти просто так, завернувшись в одеяла? И пропустить все веселье? Не растянуть эти сладкие мгновения свободы? Когда сам можешь решать, вставать с койки или нет. Сам регулировать температуру в своем жилище. Сам можешь приготовить себе еду…
Это был лучший день в его жизни. В этой, нынешней жизни.
Олег не слышал ветра и не чувствовал снега, резавшего лицо, словно тысячи иголок. Ему было легче чем Лукасу, в том смысле, что экипировка позволяла передвигаться достаточно быстро и не мерзнуть от пронизывающего ветра. Конечно, для полноты картины можно было надеть драный ватник и едва живые валенки, но тогда был риск потерять то время, что оставалось у него. Все же фора у Лукаса была больше, чем в сутки. Это много. А снегоступы позволяли идти со скоростью примерно раза в два, два с половиной большей, чем мог передвигаться Лукас. То есть если Норт прошел  около двадцати километров к тому времени, как Даршавин появился на Лушанке, то догнать его можно еще не раньше чем через сутки. Если двигаться хотя бы 3-4 километра в час. И Олег шел. Привыкнув к немного необычному движению, он шел, будто точно знал куда. Понимая, что Лукас выберет одно из двух – либо будет идти, чтобы только двигаться и не замерзнуть на снегу, либо остановится и решит, что с него хватит. И Олег очень боялся опоздать к этому моменту. Что бы там ни положил Ведьмак в аптечку, а мертвого уже не поднять. У Лукаса не было солнца. Не было часов. Не было снегоступов, не было опыта нахождения в лесу зимой. Правда, у него не было страха, но этот адреналин, который пьет человек, вырвавшись на волю, когда-то да закончится. Наступит усталость, и ему просто захочется поспать и поесть, конечно. А что он будет есть в лесу, не кору же обдирать. И Олег упорно шел, стараясь сократить расстояние, разделявшее их как можно скорее, понимая, что помощи Лукасу ждать не от куда, да и не за ней он отправился. Посреди белого великолепия зимы, пусть даже через буран, слишком хорошо заметна местность. Болота. Что окружают Лушанку, Олег преодолел так же свободно, зимой хорошо видно куда можно идти. Снег, возвышающийся над замерзшей водной поверхностью или сушей, давал возможность идти свободно. Позади остались булькающие от газа протаявшие от подогретой природным газом прогалы – бездонные и страшные. Олег задерживался иногда, проходя мимо них, чтобы подтвердить свою уверенность – Лукаса там нет. Он не попал в них, хоть и шел ночью. Молодец хоть в этом. Дальше. Нужно идти дальше, и Даршавин, шел, считывая следы и ощущения Лукаса. Ему было холодно, но он шел, лишь бы уйти. Лишь бы встретить день  свободным.
Вдохнуть первый луч солнца и насладиться его светом, никого не видя и не слыша. Олег тоже радовался свободе. Как давно он не был так счастлив. Так свободен. Пусть он тут по службе. Но деревья и снег, окружавшие его давали возможность дышать другим воздухом. Видеть другой мир. Свободный от всех придуманных человеком условностей. Наконец, болота остались позади. И время, скользнув закатным лучом за горизонт, стало ощущаться, как будто мягкий нежный бархат смерти… Но полной темноты тут не наступает очень долго. Сумерки растягиваются на несколько часов, сохраняя хоть и не большую, но видимость. А это хорошо. Можно идти дальше. Можно не останавливаться еще некоторое время. Олег проводил солнце за горизонт тоскливым взглядом, мне будет не хватать тебя, возвращайся скорее…
И двинулся дальше. Он чувствовал, что конец пути скоро. Не может быть, чтобы идти нужно было слишком долго. По его ощущениям около двадцати километров он успел пройти за почти весь световой день. Значит где-то рядом… где-то … уже вот-вот…
Деревья исчезли.  Открылась равнина, почти плоская, но вполне обозримая. Это река. Одежда деревьев разделилась на два рукава. Олег остановился. Вот сейчас нужно увидеть, что сделал Норт. Куда он отправился. Если свернул в сторону горы, то нужно перейти по закрытой льдом реке и направиться на запад. А если нет? То куда? По полотну льда, ровному, похожему на дорогу или в другую сторону, уходя подальше от цели, лишь бы его не нашли? Олег закрыл глаза и вдохнул. Давай, дорогой, покажи себя. Ты нужен мне. Ты  и только ты можешь открыть мне дорогу…
Нет ничего. Нет боли, обиды, страха, есть только снег и Норт. И он близко. Совсем рядом. Он дышит. Жив. Олег ощущает биение его сердца. Это чуть не выдергивает его из тишины, но он опять подавляет эмоции. Нельзя. Не сейчас. Потом порадуешься этому. Пока смотри, где он, чувствуй! Внезапно запах дыма выводит его из транса. Дым? Откуда тут дым? Жилье? Костер? Огня Олег не видит, но среди рвущегося ветра он уверенно идет на ощущения. Никогда нельзя перепутать запах дыма от березовых поленьев от вони сигарет или дыме еловых веток, обычно горящих в случайных кострах… Этот запах ведет его на берег реки к охотничьей сторожке, вот оно что... Логово. Ты все же, волк, Лукас. Ты нашел Логово, чтобы переждать пургу и добраться до цели. Вот, оказывается, за что я люблю тебя. Ты всегда верен себе. В любых ситуациях.
Через пару часов Олег толкнул дверь сторожки.
За окном сгущались сумерки. Буран стих. Давно уже угас последний луч заходящего солнца. И небо сначала огненно-рыжее, потом багровое, потом нежно-розовое, фиолетовое, стало темно-серым. Очень скоро наступил темнота. И Лукас увидит звезды. Как ему не хватало этого обычного казалось бы зрелища. Норт неотрывно смотрел в окно, ждал их появления. Но раньше, чем он увидел звезды, он услышал шаги. Скрип снега под ногами. Это мог быть только один человек.
Норт вжался в стену, вцепившись руками в скамью, на которой сидел. С замиранием сердца слушал, как скребут за дверью, убирая с дороги снег. А потом дверь открылась, и на пороге возник он. Даршавин.
- What took you so long.
- Ну что, долго ты собираешься загорать тут?
Они задали свои вопросы чуть ли не хором. И все же Лукас опередил Олега на долю секунды.
- Я первый спросил. Отвечай.
Он все еще не желал отказываться от этого ощущения контроля. Такого пьянящего и до ужаса приятного…
- Ни хрена себе гостеприимство! – усмехнулся Олег, закрывая дверь. – А печку ты принципиально не топишь? Хочешь сделать сюрприз мужикам, которые приедут весной на охоту или рыбалку? Юморист! – Олег еще раз хмыкнул, растягивая губы в улыбке. Как же он был рад сейчас. Рад что этот отморозок жив и здоров, рад что нашел его, рад, что они тут вдвоем. Не там, где кругом уши, глаза и вонь, а тут, где только они, снег и воля. Дурманящий запах белого безмолвия, заставляющий любого нормального человека двигаться, хотеть жить. Неужели Норт тронулся умом? Неужели он так и не захочет встать и затопить печку, чтобы не сдохнуть от холода и голода? Это же так просто. – Вот не поверишь, хотел сделать тебе сюрприз, но пришлось пол страны объехать, чтобы купить настоящего английского чая. – Нарочито ворчливо выговаривал Даршавин, роясь в рюкзаке. Слишком долго, чтобы казалось что он ищет тот самый чай. Не так уж там много вещей. Белье и снегоступы для Лукаса, термос, пара свертков с бутербродами и … чай. Пачка чая.  - Эрл Грей. Как тебе такой чай? Правда белой скатерти и чайного сервиза я не захватил. Извини.
Олег все еще улыбался, ощущая невероятный прилив адреналина. Он не только нашел Лукаса, но и сделал это быстро. Так быстро, что сам был удивлен. Вот и хорошо, что еще скажешь?
Сколько мыслей пронеслось в голове Норта, пока он наблюдал, как Даршавин по-хозяйски располагается в домике. ЕГО домике. Это Лукас нашел его. Это его убежище! Внутри все бушевало от такой несправедливости, но внешне Норт оставался непроницаемо спокоен. Лишь учащенное сердцебиение могло бы его выдать. Но Даршавин был слишком занят, чтобы прислушиваться.
Нужно было остаться среди леса. Нужно было зайти в болото. Нужно было… Много чего. Но жажда жизни и свободы оказалась сильнее. И вот они сидят, беглец и преследователь, одни в бескрайней ночи. И беседуют о чем бы вы думали? О чае!
- Право, не стоило. Но я польщен. – Легкий наклон головы, но взгляд все равно цепко прикован к Даршавину. – Но, раз уж мы оба тут, за окном ночь, идти нам некуда, устроим чаепитие.
Лукас помолчал, а потом добавил.
- Я не очень понимаю у конструкции этого агрегата, – кивнул на печку. – Она не входила в программу моей подготовки.
Норт усмехнулся.
Теперь можно и не отрицать больше, кто он есть. Это тоже своеобразная свобода.
- Займешься?
Даршавин посмотрел на Норта. Нет, видимо у того крышу снесло от мысли, что он вырвался на волю. Иначе бы мог он себе позволить помыкать своим следователем. Ты с ума сошел, Лукас!
- Хорошо, я растоплю печь, а с тебя хороший чай. За водой-то хоть сходил днем? Вот только не говори, что тут ни посуды, ни продуктов. В жизни не поверю!
Даршавин еще раз хорошо оглядел избушку. Вот странно – керосиновую лампу у него хватило ума зажечь, а печку растопить – нет? Смех, да и только. Но пусть думает, что Даршавин может купиться на такой примитив.
- Только не вздумай опять бежать или еще что-то… больше не получится. Поверь мне просто на слово. – И Олег опять вперился взглядом в Лукаса. Таким колючим, что иголки снега были нежными пушинками по сравнению с ним. – Дуй за водой. Или снега набери. Лучше снега. Быстрее будет. А то пока ты воду найдешь, рак на горе свиснет. А я хочу попить хорошего чая в хорошей компании. – опять принялся ворчать Олег, укладывая дрова в печке и зажигая их, как будто каждый день топил этот агрегат….
Больше. А больше и не надо. Одного раза вполне достаточно.
- Ты же знаешь, я не вернусь – непринужденно ответил Норт. – Так что зачем бежать? Бессмысленно.
Отрешенно пожал плечами и, протиснувшись мимо Даршавина, взял ведро и вышел на улицу. Вот он. Прекрасный момент. Садануть своего следака по башке поленом, забрать у него нож и покончить со всем под какой-нибудь живописной сосной, глядя на звезды. Рука сама потянулась к лежащему на полу куску дерева. Но Даршавин предупреждающе произнес.
- Не советую.
- А что, на опережение сработаешь? – ухмыльнулся Лукас. -   Ты хоть знаешь, что такое работать на опережение? – и сам себе ответил. -  Подавиться отравленным пирожком?
Сел на свою скамью, сверля взглядом обтянутую бушлатом спину Олега. Еще одна ночь? Пусть так. Пусть не в самой желанной компании, но Лукас даже не против присутствия Олега.
Иронию и колкости Олег пока решил не брать во внимание. Не сейчас.
Олег закрыл дверку топки. Огонь загудел в трубе, навевая воспоминания детства о вампирах и призраках. Тени их фигур от тусклой лампы были широкие и причудливые, а начинающий прогреваться воздух стал чуть раскаленным. Лукасу явно было не по себе от того, что Олег нашел его. Но что делать? Другого варианта развития событий Олег предложить не мог.  Увы. Пока придется пить чай. А потом… Они оба знали, что будет потом. Но, видит Бог, от чашки хорошего чая ничего в их дальнейших действиях не изменится. Олег поставил ведро со снегом на плиту, прикрыл крышкой, чтобы испарение не задерживало процесс таяния.
- Скоро закипит, чуток растает, и быстро закипит, – как будто успокаивая Лукаса объяснял Олег. – Может, расскажешь, как дошел до жизни такой? Стоило мне на недельку отлучиться, как он свалил! А дождаться не судьба была? А я скучал. Подарок для тебя искал. Ох, не ценишь ты мою дружбу, не ценишь…  - Сокрушался Даршавин искренне. Потому что и вправду скучал. Потому что и вправду искал этот чертов чай – едва нашел! Был бы у него выбор, а то дали пятнадцать минут на то чтобы добежать от автостоянки до вагона поезда. Вот и попробуй успей найди на вокзале лучший чай… Эх…
Лукас постепенно снова стал расслабляться, и его ирония была уже не столь наигранной, а скорее, естественной, почти как в прошлой жизни.
- Как в летнем лагере, да? – он подтянул одну ногу к груди, уперевшись в нее подбородком. – ты бывал в летнем лагере? Тоже будем друг другу страшилки рассказывать?
Немыслимо!  Олег сам начал рассказывать о том, где был! Или он считает Лукаса в доску своим по какой-то одному ему ведомой причине, или тоже готов к тому, что отсюда в итоге выйдет лишь один из них. Так или иначе, Норт решил не нарушать эту милую теплую почти дружескую атмосферу.
- Вот не поверишь, если расскажу. Вышел я с зоны и по снегу, по снегу. Через лес, через болота. Так и дошел.
Решив поучаствовать в процессе, не сидеть же, как гостю, Лукас расставил на столе чашки, снял крышку с сахарницы и развязал мешок с сухарями.
- Ну а ты? Где был? Что видел? Или так был занят поисками чая, что об остальном забыл? Где ты его нашел-то? И напрасно ты говоришь, что я неблагодарен. Потому что я очень благодарен. Вот сижу и не знаю, как это благодарность выразить, столько ее скопилось…
Присев на противоположной лавке, Олег откинулся спиной к стене. Расслабленная поза и опущенные ресницы еще не значат, что он на самом деле расслаблен. Хотя отдых и ему не помешает, но неужели Лукас думает, что Даршавин сможет рассказать ему, где он был? Или чему научился там? Что эта дорога к нему лишь придала ему сил, взбодрила. Дала уверенность в своих знаниях и возможностях?
- Где? – голос Олега прозвучал глухо, будто тот уже засыпал. – Да вызвали в командировку.  Начальству виднее, где мне нужно находиться. Жаль только, что ты меня не дождался. Но сюрприз у тебя получился. Это я могу сказать с полной уверенностью. А страшилки? Чего их рассказывать? Спать нужно. Утро вечера мудренее. Не думаю, что смогу тебя напугать хоть чем-то в этой жизни. Или есть то чего ты боишься? – Олег даже привстал, чтобы увидеть лицо Лукаса. Ему очень хотелось знать, на самом деле Лукас не знает, что такое страх и боль. Что такое чувства. Это были очень важные вопросы. За ответы на которые Олег бы дорого дал.
Спать? Вот уже чего Лукас не собирался делать, так это спать в свою последнюю ночь. На том свете отдохнет. А еще он не собирался откровенничать с Даршавиным. Олег сам начал этот разговор. Никто его за язык не тянул. Полстраны он объехал. Слушай и завидуй, так? Да, Лукас завидует. Да, он хотел бы поменяться с Олегом местами и по-настоящему покинуть зону, а не так… Не так. Не хочешь разговаривать? Тем лучше.
- Спи, раз нужно. Обещаю даже не пытаться убить тебя во сне. Хотя мог бы. – Норт сделал паузу. – Потянет на страшилку? – недобро ухмыльнулся. – Боюсь ли я чего-нибудь? А чего я могу бояться? Все самое страшное со мной уже случилось. Это у тебя вся жизнь впереди, а моя уже почти окончена. Вот ты и бойся.
Норт улегся на свою скамью так, чтобы в окно можно было смотреть на звезды. Очень скоро он станет одной из них. Так хотелось в это верить.
Олег все еще сидел. Куда торопиться? Если Лукас считает, что ему бояться нечего лишь по тому, что он видел худшее, то в этом он не прав. Но пусть себе заблуждается. Пока. А страшилки и ему самому рассказывать не охота – слишком уж будет интимно. А как бы не были они близки, но они были и есть враги. Этого ни один из них не забыл. Да и не забудет никогда. Но сейчас они вдвоем в одном доме, и кто будет лидером, тот и будет править бал. Ведро забулькало на плите. Ну хоть что-то в этом мире происходит вовремя. - Давай, ты чай завари, а я еще подброшу дров. Чтобы до утра было тепло. – сказал Олег вставая. Отставил ведро на край плиты, потом открыл дверцу топки. Может у них тут и уголек имеется? Но выяснять это ночью он все равно не будет. А в сенях  угля нет точно. Значит, они будут вдыхать березовый аромат всю ночь, чтобы он покрепче остался в памяти. Дрова затрещали, высвобождая энергию для тепла. – Я обожал в детстве смотреть на дрова в печке. Казалось, все сказки вселенной слетаются ко мне на огонек…. – мечтательность Олега зашкаливала. И было от чего…
Нет, у этого человека дар все портить! Только Лукас настроился на звезды, позволил своему сознанию устремиться туда ввысь, к завораживающим мерцающим огонькам, к нежному бархату темного неба, как влез Даршавин со своими требованиями. Раскомандовался. Не на зоне. Лукас еще несколько минут лежал, игнорируя приказ. Но желание напоследок попить настоящего пусть не английского, но чая, а не подкрашенной воды, как в камере, было сильнее. Он сел на скамье, распечатал пачку, вдохнув аромат высушенных листьев, смешавшийся с запахом горящих поленьев, и это было бесподобно. Щедро насыпав в чашки заварку, он зачерпнул из ведра ковшом и ловко залил чай.
Значит, ты у нас парень деревенский. И в детстве слушал сказки у печки. То и выбрал сначала Снежную королеву, а потом Портрет Дориана Грея. Что дальше? Пушкин? Браться Гримм? Ах да, дальше же ничего не будет…
Аромат потек из чашек. Кажется, не наврали. Чай просто бесподобный. Пить можно все, начиная с запаха…
Олег затопал ногами около печки, пытаясь стряхнуть с ног налипший мусор. Потом взял веник и обмел мелкие соринки древесины. Все еще вдыхая нежно – терпкий аромат, он уселся на скамью. Обхватил двумя руками чашку. Поднес к лицу. Вдохнул запах. М – мммммм.
 - Божественно… Подожди.  – Спохватился Олег, протягивая руку к рюкзаку.  - Есть же кое-что. – И он снова исчез в глубине полупустого мешка. Можно подумать, там много чего взял. – Не переживай, оружия я не взял. Если ты мечтаешь сдохнуть, я не собираюсь помогать тебе в этом. Наоборот… Но это после.  Вот. – И Олег вытащил из мешка два пакета. В одном – «бутерброды» - хлеб с колбасой и хлеб с котлетой. В этот раз было не до запасов. Завернули и положили все, что нашли.  Он развернул второй пакет. Там лежали два пирожных картошка. Олег очень надеялся, что Лукас оценит его заботу о нем. И очень хотел попить настоящего чая….
А Лукас и не торопился. Хотя все внутренности сводило от предвкушения. Почувствовать на языке этот терпкий горьковатый вкус. Насладиться каждой каплей. И ароматом. Впитать эту ночь каждой порой. И унести это ощущение с собой.
Норт молча и неподвижно наблюдал за манипуляциями Даршавина. Тот как заправский Санта-Клаус вуживал из своего рюкзака все новые удивительные вещи. От запаха настоящей еды Лукас облизнулся и проглотил слюну, стараясь сделать это незаметно.
- Это ж надо было. Всего лишь уединиться в лесном домике, чтобы устроить очередной романтический ужин, – улыбнулся Норт, несомненно, имея в виду тот первый раз, когда Даршавин кормил его и поил спиртом. Еще и романсами развлекал. Да, этим двоим определенно есть, что вспомнить.
Не собирается он помогать. Попробуй помешать, подумал Норт.
- Сегодня только чай? Ничего покрепче не прихватил?
Интересно, сколько Даршавин будет позволять Лукасу так себя вести? Или надеется отыграться в будущем? Так ведь нет его, будущего…
Олег широко улыбнулся.
– Тебе понравился спирт? Ты алкоголик? Вот уж не мог предположить! – Даршавин покачал головой. Не может быть, чтобы Лукас мог вот так сдаться. Да, нет! Он же видел его взгляд. Лукас не мог быть алкоголиком. Он был выше всего этого… - Жуй лучше прироженки. Спирт на сегодня отменяется. Хотя в аптечке точно должен быть. Но нам уж поверь, лучше углеводы принять на душу…. – Олег еще пошарился в мешке, но скорее всего это было самое весомое, что  мог успеть взять Олег.
 И прикрыв глаза, Олег насладился глотком чая.
- Романтический? Ты захотел развлечься? Чего изволит сударь? – осталось только встать и отвесить пару поклонов. Но Олег побоялся отвесить пару тумаков. Поэтому остался сидеть за столом, отличный наблюдательный пункт. Зря Лукас не захватил для себя это место. Чего доброго смотреть на небо всю ночь…
Норт не удостоил Олега ответом. Это был риторический вопрос, как и все последующие. Лучше не портить последнюю ночь пустыми разговорами с тем, с кем и разговаривать не хочется вовсе. Вместо этого он отдал должное превосходному чаю. Поел от души бутербродов, а напоследок и посмаковал пирожное. Потом подкинул дров в печь.
- Спасибо за угощение, Олег. Это было правда неожиданно и оттого еще более приятно, – совершенно искренне поблагодарил Лукас. – Когда пойду ночью до ветру, не сочти за побег.
Бежать мне некуда, добавил про себя Норт. Я выбрал себе место для того, чтобы обрести покой.
 И он улегся на скамье, снова устремив свой взгляд в бесконечное звездное небо. Окно в домике было маленьким, но это лучше, чем ничего. И если смотреть в одну точку, она может занять все пространство. Так и небо Лукаса. Он было огромным.
Чай закончился. Заваривать еще не хотелось. Не чаи гонять же они пришли сюда. Олег собрал посуду, накрыл все полотенцем и растянулся на лавке. Теперь нужно чуть отдохнуть. Не потому что устал слишком, просто чтобы голова завтра работала нормально. Лукас затих, но не спал. Понятно, не хочет говорить, не хочет видеть его, не хочет возвращаться. Кто бы сомневался. Из тюрьмы бегут не затем, чтобы вернуться в нее с еще одним сроком за спиной. Правда у Лукаса чуть другая ситуация. Приговор ему еще никто не выносил и лишение свободы его все еще незаконно. Поэтому за побег ему никто ничего не добавит. Даже тот самый прокурор. А вот Даршавин может. Даже хочет. Но нужно еще уговорить Лукаса пойти обратно. Даже если этот волчара и обрадовался появлению Олега, то уж никак не перспективе вернуться на нары. Его упрямству и целеустремленности можно только позавидовать. Но вот только что это за цель – умереть? Пусть даже и таким оригинальным способом. Нет… нужно заставить его найти себе другую цель… Олег прикрыл глаза. Сон, закружился под потолком, укрывая тонким прозрачным покрывалом, только чуть прикасаясь к сознанию. Тело может отдыхать. Дышать мерно посапывая… Но сознание должно работать почти в авральном режиме…. Олег еще раз вдохнул витавшего над ними запаха березовых дров и старых деревянных стен, перевернулся на бок и отключился, желая предоставить не столько отдых себе, сколько Лукасу возможность выбора…
Когда он открыл глаза, Лукас все еще лежал, глядя на звезды. Или так и спал с открытыми глазами, но выключив все признаки бодрствования кроме глаз. Даже если до прихода Даршавина Лукас тут отдыхал, даже если спал в ненатопленной избе, все равно ему было мало этого, чтобы быть уверенным в своих силах. Тем более на голодный желудок. А сейчас небольшой ужин мог вполне дать ему шанс расслабиться и ощутить блаженство….
- Ты думаешь о ней? Хочешь увидеть ее? Узнать какой она стала с тех пор, как ты видел ее в последний раз? – голос Даршавина разорвал тонкую накидку сна, словно паутинку. Кто сказал, что покой вещь постоянная. Он неуловим и неощутим, как легкая паутинка. Как счастье. Пусть пока подумает, о ком он думает? О той, которая осталась в его доме или о той, что встретит его, если он, конечно, доберется до своего дома…..
Ненавижу тебя, в очередной раз подумал Лукас. Надо было нарушить свое обещание и убить тебя во сне. Что остановило? То, что у самого не хватит духу покончить со всем потом?
Лукас вздрогнул и  часто заморгал, за ночь глаза совсем засохли. Черт тебя пробудил так рано.
- Думаю о ней? Ты мою камеру имеешь в виду, не иначе.
Разумеется, он думал о Елизавете. Каждую секунду, вспоминал ее, воссоздавал ее образ в своем сознании, чувствовал ее присутствие, прикосновение, слышал голос. Но если Даршавин наивно полагает, что Лукас поделится с ним самым сокровенным, то он еще глупее, чем хочет казаться.
- Что ты хочешь услышать?
Голос Лукаса звучал глухо, устало, отстраненно, как будто он одной ногой уже стоял по ту сторону. И ему было совершенно все равно, что дальше предпримет Олег. Начал он, в принципе, правильно. Решил пробудить интерес Лукаса к жизни. Но Норт не печка, чтобы подкинуть в нее дров, и огонь разгорелся с новой силой. Если он погас, то уже ничто не поможет.
Такого неоднозначного задания у Ксении еще не было. Были всякие. По-разному сложные, по-своему тяжелые, но это… Скорее всего, дело в том, что для выполнения его Ксении пришлось примерить на себя очень непривычную роль.
Прежде чем всего она тщательно изучила объект наблюдения. Вся жизнь Елизаветы Старковой была построена на удовлетворении потребностей ее семьи. Утро начиналось с пробуждения ее сына. После всех утренних процедур Елизавета с ребенком вместе готовила завтрак для своего мужа, провожала его на работу, убиралась в доме, потом отправлялась на прогулку в близлежащий парк. После она шла домой, кормила сына  укладывала спать. Вечером она была вновь в распоряжении мужа и ребенка. Наблюдая за всем этим, Ксения подумала, что свихнулась бы от такой жизни, даже наблюдать за этим было утомительно.
Для выполнения поставленной задачи ей все же пришлось на время стать такой же курицей-наседкой. Правда, на несколько часов в день. Она превратилась из преуспевающего офицера-оперативника  в няню полуторагодовалой девочки. Правда, ребенок ей достался сущий ангел. Элис никогда не капризничала, была тихой и молчаливой. Ксения подумала было, что у девочки аутизм, который не выявил родители, но Элис живо реагировала на все происходящее вокруг, просто в своей своеобразной молчаливой манере.
Ксения стала ходить на прогулки в тот же парк, где катала коляску со своим сыном Елизавета. Начать разговор было проще простого. Молодые мамочки быстро находят общий язык. А потом как будто случайно обронить пару фраз на русском. И готово дело. Как бы ни старалась Елизавета оставить прошлое позади, но по России она скучала. И встретить соотечественницу, приехавшую по рабочей визе, она была бесконечно рада.
Девушки стали встречаться не только на прогулках, они вместе ходили по магазинам, сидели в кафе, пока их дети дремали в колясках. Потом Елизавета осмелилась пригласить Ксению в гости. И та впервые увидела дом, где раньше жил Лукас. Конечно, Лиза все здесь изменила, но все же…
Первый этап, включавший знакомство и вхождение в жизнь Елизаветы, завершился успешно.
Интонации Лукаса надежды не давали. Но и тащить его силой в такую даль было сложновато. Как среди снега удержать человека рядом, да еще и заставить идти его обратно в камеру? Пистолета Даршавин с собой не взял. Просто потому, что он вряд ли помог бы ему. Ну, допустим, взял Лукаса на мушку и повел, дальше что? Если ему только того и надо, что умереть. Что он предпочтет? Само собой - выстрел. Олег вздохнул, выпуская из себя весь энтузиазм с выдохом. Чтобы и у него голос стал таким же безжизненно-глухим. 
- Черт. Значит, зря я привез ее фотографии.  Нужно было заморачиваться с этим, если тебе все равно? Ладно, вернусь обратно, все сожгу нахрен, чтоб лишнего в кабинете не валялось. А то смотри на них и вспоминай тебя. Оно мне надо? - Подождав выдоха Лукаса, будто согласия, продолжил. – Вот и я думаю, что не надо. Мне твоя жена без надобности. Я только хотел сделать тебе приятное. Думал, что привезти тебе, раз уж образовалась такая поездка. Скучал по тебе. Неужели ты не чувствовал, что я каждый день вспоминал тебя? Неужели ты мог подумать, что я брошу тебя? – В голосе Олега была не просто обида. Неприкрытый упрек в предательстве! Как он мог уйти, не подумав, что будет с Олегом, когда он вернется и не найдет его? Не увидит?  - Надо было бросить тебя тут одного! Чтобы в следующий раз ты подумал, кто будет скучать по тебе!
Если раньше были пытки, то это было ничто в сравнении с тем, что с ним творил Даршавин сейчас. Хотя он мог и блефовать. И нет у него с собой никаких фотографий. А если и есть. Лучше Лукасу не смотреть на нее. Он может терпеть боль. Долго. Его учили. Он привык. Но видеть любимое лицо и гадать, при каких обстоятельствах сделаны эти снимки, угадывать в милых чертах ответы на свои вопросы, не находить их и мучиться всю оставшуюся жизнь… Нет. Норт не сможет пройти через это. Он сорвется и даст своим хозяевам все карты в руки.
С превеликим трудом Лукас заставил бешено колотящееся сердце стучать хоть немного тише. Не приведи господь Даршавин услышит и догадается.
Лучше сосредоточиться на чем-нибудь другом. Даршавин наговорил целую кучу всего, да еще сколько осталось недосказанным. Проанализировать его слова. Интонации. Это поможет настроиться на рабочий, без эмоций диапазон.
Вспоминай тебя? Они что, расстаются?
Сделать приятное, раз образовалась такая поездка. Он был в Москве? Видел Веточку? Фотографии, чай… Вполне даже может быть.
А вот дальше одна фальшь. Никто не стал бы скучать по Лукасу. Никто. Включая и Елизавету, и Гарри, и … список можно продолжать до бесконечности. И кроме горечи ничего эти перечисления не принесут.
Лукас невесело усмехнулся.
- Только не говори, что у тебя было время даже подумать обо мне. Я понимаю, я тебе нужен. Но только лишнего пафоса не нужно, ладно? Мы же взрослые люди. Оба все понимаем. Попытка была неплохая. Я даже почти поверил. Почти. Но я не настолько в отчаянном положении. И в моем досье должно быть написано, что я не сентиментален. Если нет, впиши сам. Даже если бы у тебя были фотографии. Зачем мне смотреть на ту, кто отказалась от меня? Она выбрала развестись со мной. И правильно сделала. Так что мы теперь чужие люди.
Лукас мог собой гордиться. Как это было сказано. Ровно. Спокойно. Без тени эмоций. На полном контрасте с детской обидой Олега.
Оооо, да он еще и говорить не разучился! Прекрасно! Еще бы научился понимать, что и его можно любить! Любить? Да, черт! Любить! Вот так – не забывая о нем, даже когда не можешь шевельнуться, чтобы встать в туалет, все равно вспоминаешь этого черта, его волю, и идешь шлепая босыми ногами по бетонному полу, а перед глазами его лицо…
 - Да, как хочешь! Не верит он! Больно надо - твоя вера! Не было у меня времени, ни на что! Да и зачем оно, если все равно тебе наплевать на меня! Это я считаю тебя лучшим другом. Это мне ты нужен! И уж, конечно, я понимаю, что тебе я в хрен не упирался! Убил бы гада! Спи, давай. Всю ночь спать не дает, пыхтит лежит, слов нет на тебя! Зла не хватает! Это надо же – не верит он! Да и хрен с тобой – не верь! - Олег был в бешенстве. Вот сейчас бы пистолет! Но этот волк увернется же от пули, уж это ежу понятно.  - Не нужна жена, которая предала? А друг, который не предал? Как он? Ты подумал, осел несентиментальный? Все! Спать. До рассвета еще часа два. Как хочешь, что хочешь делай со своим неверием и со своей долбаной свободой. А я спать хочу.
Олег отвернулся к стене, отгораживаясь от Лукаса, как от прокаженного, завесой обиды. О чем можно говорить с тем, кому ты не нужен? Для кого ты столько сделал, а в ответ? Только претензии. Да еще и сплошной поток недоверия. Нужно было брать табельное. Хоть бы попугать его было чем. А так… он же даже не поймет, что Олег пришел к нему без оружия, полностью доверяя ему. Даже в этом. Белье ему волок, чтобы не замерз, сволочь, снегоступы, чтобы не обдирал ноги о наст. Еду, чтобы не сдох с голоду. Да что с него брать-то…
А вот это было по-настоящему. Это было без притворства и без фальши. Лукас даже приподнялся посмотреть на Олега в момент, когда тот произносил свою пламенную речь. Бывает же такое. Стокгольмский синдром наоборот. Жизнь полна сюрпризов. И вот один из них. Как его прорвало… Лукас итак заметил, что после отсутствия с Олегом что-то произошло. Он как будто изменился. Только Лукас не понимал, как именно. И вот. Даршавин высказал все, что думал. Впервые. Честно. Без попыток манипулирования. Норт даже ощутил укол совести. Где-то глубоко внутри. Все правильно. Все отказались от него, все бросили, забыли, а Олег… Он нет. Он пришел за Лукасом, нашел его, накормил, отогрел, заставляет спать, черт подери, он заботится! Единственный, кто заботится.
Норт шумно выдохнул.
Поздно. Слишком поздно. Решение принято. Назад дороги нет и не будет.
Прости. Прости, Олег, не в этой жизни.
- Ты прав. Нужно поспать.
Как-то сдавленно ответил Лукас, глядя в широкую спину Даршавина, излучающую обиду и олицетворяющую оскорбленное в лучших побуждениях достоинство.
А потом лег обратно на скамью и закрыл, наконец, глаза. Отчего бы не поспать? Можно и поспать.
– Спать? Спать он собрался! – Олег подскочил, как ошпаренный. В секунду оказался над Лукасом, вздернул того за грудки, будто пытаясь вытрясти душу. - А сколько ночей я не спал, глядя в твои глаза, осел ты чертов! Сколько раз я видел тебя, будто ты помогал, подсказывал, учил! Да откуда ты можешь что знать!  Вон, посмотри в рюкзаке, там белье для тебя, чтобы тебя мороз не взял. И заметь, оружия я нет. Не хочешь идти со мной – одевайся и шуруй на все четыре стороны, только не сдохни, идиот! Я с ума сойду, если ты сдохнешь, как ты этого понять не можешь!  - Даршавин с силой швырнул Лукаса обратно на лавку, схватил рюкзак и вытряхнул на Норта упаковки с термобельем и комбинезоном. – Черт! Извини, ботинки не нашел твоего размера. Да и валенки зимой тоже не плохой фасон, хоть в них и сложнее, но зато надежнее. Прости. Я правда не нашел ботинки.
Даршавин так расстроился, что забыл про ботинки, когда собирался идти за Лукасом, полный комплект термобелья защитит все участки тела. Но в валенках с непривычки ходить довольно сложно. Олег просто не подумал об этом, пока не увидел глаза Лукаса… соврал конечно, что размера не нашел. Просто не подумал. Тогда было главное, чтобы защитить его, и только сейчас он понял, что Лукас просто ноги отмотал, таскаясь по лесу в валенках олег ушел на свою лавку, будто пытаясь исчезнуть, испариться… - Извини, спи. Действительно нужно спать. В любом случае, рассвет скоро, а силы нужны. Зима, это тебе не шутки. Спи, не обращай на меня внимания. Я старый идиот, не смог учесть все. Так мне и надо. – Заворчал Олег, уже привычно укладываясь на лавке…
Лукасу так хотелось ответить что-то язвительное, саркастичное в своей обычной манере. Что-то вроде, я тебя об этом не просил, щедрость ваша не знает границ, хорошая попытка, все просчитал, даже Станиславский сказал бы, что верит… Но не смог. Он даже не заметил удара об лавку. Хотя приготовился к очередному избиению. Но Олег, вместо того, чтобы выместить на нем всю злость, лишь опустошил рюкзак, в котором и правда был второй комплект термобелья. Так хотелось верить, что Даршавин всего лишь предусмотрительно решил позаботиться о том, чтобы заключенный был доставлен обратно в тюрьму целым и невредимым, но поведение Олега, его взгляд, слова, все это шло вразрез со всеми правилами, крушило ожидания Норта, ошеломляло и приводило в такое замешательство… вызывая такие противоречащие здравому смыслу чувства…
- Я…
Лукас снова сел, спустив ноги на пол. Столько мыслей теснилось в голове.
- Ты…
С чего же начать? А может, пошло оно все? Хоть раз в жизни сказать то, что думаешь? Олег же смог. Здесь кроме них двоих ни души на многие километры вокруг. Все равно эти его слова никто не сможет использовать против Норта, потому что самого Норта уже к тому времени не будет.
Еще несколько минут ушло на то, чтобы вновь обрести способность говорить более-менее связно. Снова это тошнотворное ощущение необратимости, которое должно уже стать привычным, но никак Лукасу с ним не смириться.
- Думаешь, одному тебе было плохо? Одному тебе тоскливо? Ты уехал, просто взял и уехал. Бросил меня одного подыхать в карцере и уехал. Лучше бы я умер там. Чтобы не видеть тебя никогда, будь ты проклят. Ты хоть представляешь, каково это чувствуется? Когда ты один постоянно? Когда от безысходности хочется на стены бросаться? Вены себе перегрызть? Каково это быть забытым и ненужным? Никому не нужным? И знать это? Откуда тебе это знать! У тебя таких. Как я. Полная тюрьма. А у меня нет никого и ничего! Я был лучшим! А теперь я ничто.
Лукас остановился и продолжил уже тихим, угасшим голосом. Как будто пружина, которая так долго была на взводе, наконец, распустилась, и иссяк его запал.
- Этот побег… Я знаю, ты ненавидишь меня за него. Но я не мог там оставаться. Больше не мог. Я хотел умереть. I should have died. But I did not have heart to do it. Не хватило мне духа. И вот я здесь. И ты здесь. И мы оба знаем, что никуда ты меня не отпустишь. Трекер в белье? Или ты меня грохнешь при попытке к бегству? Окажешь мне услугу. Или сам пачкаться не станешь? Это же пятно на репутации. Да что я тебя спрашиваю. Все рано не скажешь. Делай, что хочешь. Обратно я не пойду.
- Go to hell! Не хочешь идти в новом хорошем костюме – прись в своих лохмотьях, быстрее замерзнешь! Следить за тобой? Оно мне надо? А за карцер… прости. Я тогда подумать не мог, что так все будет. Зол был как черт. И на тебя, и на начальство. Зато не зря съездил. Кое-что привез оттуда. Но я понятия не имел, куда и на сколько еду. Не скажу, что это был ад, но без тебя это был бы ад. Фу, ты, достал. Наверное, только ты можешь так достать человека.  Ты же понятия не имеешь куда собрался. Все эти то ли люди, то ли боги белоглазые, может и легенды, но вот я сводки успел глянуть, пока Ведьмак для тебя аптечку собирал, так оттуда и правда никто не вернулся за последние десятилетия. А что раньше было, может, только Ведьмаку и ведомо. Но, говорят, они могут многое. Может и тебе помогут, кто знает…. Там в сумке –лекарства тебе от простуды, от болевого шока, если обморозишься, в общем, что могли сделали для тебя. Слишком уж я перепугался, что ты решил помереть. Кольнуло так, хоть святых выноси. Ведьмак сначала не понял, пришлось ему втолковывать, что ты не в бега подался, а на смерть. Вот тогда он и сказал про легенду и лекарства собрал. Там скорее всего, все на латыни или на английском, он тоже смерти твоей не хочет. Всем остальным и правда похрен. Им какая разница – живой беглец или мертвый? За мертвого премия больше… Когда пойдешь, смотри, чтобы с пути не сбиться. Я не знаю встретишь ты там кого-то или нет, получишь ты там то, что хочешь понять или нет. Я постарался выбить для тебя разрешение изучить дело. Я думал, может хоть ты в нем разберешься. Но может быть ты и прав, эти боги, они, наверное, помогут тебе больше чем я. Я-то, уж точно не бог...  – Олег все говорил, говорил, будто боясь остановиться, будто если он остановится – Лукас тут же исчезнет, даже не попрощавшись. А он хотел, очень хотел хотя бы попрощаться с ним. – Только если наденешь термобелье и снегоступы у тебя больше шансов добраться. Это дальше чем до тюрьмы. Ты дал крюк. И часов у тебя нет. Предложить тебе свои? Или ты опять подумаешь, что я прикручу к тебе жучка? Да как хочешь. Нам осталось с полчаса и станет светлее. До восхода еще далеко, но выходить нужно уже скоро, чтобы использовать все время, когда светло. Ты позволишь проводить тебя?  - Олег осекся. Проводить, попрощаться… это все? Сейчас он оденется толкнет дверь и все? Олег отвернулся. Все, что мог, он уже сделал. Большего он сделать не мог…
Олег все говорил и говорил. А Лукас мечтал об одном. Заставить его замолчать. Но не мог и слова вымолвить. Слушал, как завороженный, как Олег рассказывает о своих переживаниях. И, черт подери! Так хотелось верить, что так оно и есть! Что это не изысканный способ манипуляций, а кому-то правда не все равно.
Внутренний голос твердил, не поддавайся, он только этого и ждет. Вспомни, как он бил тебя до полусмерти.
Но потом же раскаивался. Ухаживал. Заботился.
Потому что ты ему нужен!
Да хоть кому-то! Хоть кому-то...
Давай, еще на шею ему бросайся, плачь, раскаивайся, прощения проси. Тебе же стыдно за то, что ты его так подвел. Он к тебе со всей душой, а ты... Что ты за человек после этого...
Да, он заботится. Так  сложно понять, что так еще может быть?
Тебе просто хочется обмануться. Обманись. Прими желаемое за действительное. И посмотри, чем все закончится. И не говори, что я не предупреждал.
А в самом деле, что, если уйти? Отпустит? Как далеко? А потом? Проследит, куда пошел? Какое направление выбрал? А что, если это все. Побег. Встреча. Ночевка вместе. Очередная проверка? Только чего? Каких качеств?
А ты возьми и проверь.
Возьму и проверю.
Лукас молча подбросил поленьев в печь. Раздеваться, так в комфортных условиях. Не глядя на Олега, как будто его здесь и нет, он встал, повернулся лицом к скамье, на которой было разложено белье, и начал раздеваться. Руки немного подрагивали от волнения. Каждую секунду Лукас ожидал окрика, удара, но ничего не происходило. Только треск поленьев в печи и скрип старых половиц, да шорох одежды. Сначала ватник, потом свитер и майку. Потом валенки, штаны. Чтобы надеть термобелье, пришлось одеваться сидя. Но на Даршавина Лукас так и не взглянул. Хотя все время чувствовал на себе этот сверлящий пристальный неотрывный взгляд.
Поверх белья надел свою одежду, сунул ноги в валенки и пошел к выходу. Положил ладонь на ручку двери.
Вот сейчас.
Олег замолчал, как выключился. Сидя на своей лавке он просто смотрел на Лукаса. На лице Норта пронеслась буря эмоций. Так и оставшихся закрытыми, не высказанными. Норт молчал. Как будто боялся, что как только он заговорит, уже не сможет уйти. Олег видел это. В каждом движении Норта. Он не хотел верить. Боялся. Это понятно. Еще бы ему не бояться. Но хотел воспользоваться шансом. И это понятно. Но почему не хотел воспользоваться другим шансом? Не верил? Не понял? Олег следил. Надеялся. Терпел.
Лукас встал. Подошел к печке, подбросил дров. Посмотри-ка, у него уже получается вполне сносно. Быстро учится. Молодец.
Потом отошел к лавке, отвернулся и стал раздеваться. Олег смотрел, как падают на лавку его вещи. Как чуть вздрагивает от холода спина и руки. Как Лукас снимает штаны… Олег вспомнил пробежки без одежды по морозу. Вот интересно, в Англии есть такие тренинги? Он-то может теперь добежать до этой чертовой горы вообще голым и вернуться оттуда. Чтобы там ни говорили сводки. А вот Лукас смог бы? Олег все еще смотрел на его голый зад … что будет, если предложить ему такое? Наверное, сочтет Олега сумасшедшим. Лукас сел, надевая немного тесноватое, точнее – плотно прилегающее к телу термобелье. Иначе его просто не надеть. Все. Он готов. Молча и молча, да что ж такое! Что, как истинный англичанин, уйдет не прощаясь? Это скорее по-свински, чем по-английски…
Олег напрягся, как тетива лука, упер руки в колени и опустил голову, будто не веря в происходящее. Будто все еще надеясь, что Лукас хоть спасибо скажет. Хотя…
Ну кто в наше время ждет благодарности?
Олег выдохнул, вдохнул, открыл рот…. Как же не хотелось говорить первым. В этой ситуации… как это было … не то…. Но… А рука Лукаса уже легла на ручку двери. Вот сейчас он толкнет ее - и все. Выйдет.... Еще секунда... другая...
Норт все еще не верил, что это происходит с ним на самом деле. Что вот сейчас он откроет дверь и беспрепятственно выйдет из домика. Пойдет прочь. Неважно. Куда. Прочь. Отсюда. И никто его не остановит? Ни словом, ни выстрелом?
Он открыл дверь. Морозный воздух ворвался в тесное пространство комнаты, как будто хотел уничтожить тепло, осмелившееся поселиться там. Лукас перенес ногу через порог. Все еще ничего не происходит. Если Даршавин организовал засаду, то очень грамотно. Бойцов не видно, не слышно, они ничем не выдают своего присутствия. Или Лукас просто поддается паранойе? Станут его окружать. Снайпер снимет его одним выстрелом.  Но он же нужен живым? Или уже не нужен?
Норт обшарил взглядом все деревья в зоне видимости, но снайпера не увидел. Хотя профессионала он и не вычислил бы все равно. Опять же, откуда здесь профессиональный снайпер?
Не сходи с ума. Хочешь уйти, не ищи предлогов остаться.
Ты хочешь уйти или нет?
Прежний Лукас ответил бы на этот вопрос однозначно и не задумываясь. Но теперешний… Страх, неуверенность, и, о ужас! Зависимость. И от кого! От собственного палача! Не давали Лукасу принять решение. Он все-таки вышел из домика, закрыл за собой дверь, даже сделал несколько шагов в сторону, но это был его предел. Норт знал, что идти ему некуда. Рано или поздно он остановится, ляжет на снег и даст себе умереть. И почему-то эта перспектива не казалась ему столь привлекательной. Как раньше.
Не надо было останавливаться в этом чертовом домике.
Не надо было позволять найти себя.
Надо было сразу идти на болота.
Не сразу, так сейчас.
Пусть жители горы с белыми глазами найдут себе другую жертву. Лукас выбрал свой путь.
И, пока решимость его не покинула, Норт так быстро, как позволял покрытый настом снег, проваливающийся под каждым его шагом, уверенно двинулся в сторону болот.
Идиот! Нет, ну какой же он все-таки идиот! Нахрена было тащит ему снегоступы, если он их в упор не увидел! Олег усмехнулся, подкинул поленьев в печь и поставил ковшик с водой на огонь. Пусть Лукас сколько хочет, плюхается в снегу. Поговорить с ним можно будет чуть позже. Хотя обида и злость клокотали в сердце, головой Олег понимал, что Норт не мог не использовать этот шанс, пусть и так глупо, по-детски, даже по-свински. Бог с ним. Олег налил кипяток в чашку. Охотники нынче пошли, притащили же сюда китайский фарфор! Раньше бы кроме советских алюминиевых кружек, которыми напрочь обжигали губы, тут вряд ли что нашлось. А теперь вона, как культурно… Даже англичанин спокойно попил чайку вчера вечером. А сегодня рванул с утреца, ни тебе чаю, ни тебе, спасибо, гражданин следователь, ни тебе – до свиданья, Олег, увидимся на том свете! Ну, что ж… не хочешь на том, увидимся на этом. И на много раньше, чем ты предполагаешь. Иди себе с Богом, а у меня чай стынет!
Олег допил чай, собрал вещи с лавок, вымыл посуду, убрал со стола. Оставить в сторожке было нечего. Может быть когда в другой раз, а теперь:  «Спасибо этому дому, а нам пора отсюда». И Даршавин стал собираться. Хоть ему и некуда спешить, а все же душа была не на месте. Не дай Бог волки, этот доходяга еще чего доброго не станет сопротивляться. Или просто не справится со стаей волков. А оружия у Олега нет, чтобы прийти на помощь издалека. Так что придется быть поблизости, чтобы Лукас боролся только сам с собой, и никакие внешние факторы ему не мешали.
Хотя Олег все еще надеялся, что этот идиот вернется, захочет поговорить, спросить совета, помощи, но понимал, что этого не будет, что нужно просто ждать. Ждать, когда он будет готов умереть. Вот тогда и задать тот вопрос, который заставит его встать и идти к цели. Иначе Норт просто не может. Не сможет он увидеть цель, пока весь его мозг занять только поиском смерти. Он горит, и это пламя должно сожрать все его силы, иначе он просто не увидит за его языками тот выход, который может предложить Олег.
Даршавин вышел на улицу, улыбнулся восходящему солнцу, подпер дверь батожком, как и положено было сделать. Надев снегоступы на ботинки, прихватил пару снегоступов для Лукаса. Теперь, главное, не обнаружить себя раньше времени, но и видеть Норта.  Бурана нет. Легкий ветерок ласкает кожу, будто извиняясь за иглы, резавшие щеки еще вчера. Чистый белый снег, сверкая в лучах восходящего солнца, отражается сиянием в глазах. Вот что надо было взять – так это очки от солнца, но кто думал об этом? Ну, ничего, можно любоваться видом полосы деревьев за рекой, стараясь не смотреть на заснеженную равнину реки, так будет легче, тут все же не Арктика, чтобы сжечь глаза так уж быстро. Глазу есть, за что зацепиться среди сверкающего белого великолепия. Олег смахнул иней, висящий на еловой ветке и двери сторожки. Пора. Он улыбнулся и сделал шаг по следам Норта. Ну, что, ты же ждешь меня, Лукас? Жди, я иду….
Снаружи было поистине великолепно. Белоснежные просторы, куда ни кинь взгляд. Снег искрится на солнце, в небе ни облачка. Лукас уже начал забывать, как выглядит небо. Оказывается, оно может быть не только бархатно-синим и черным, а еще и интенсивно-голубым. А воздух! Свежий, чистый, холодный, его хочется хватать ртом, упиваться этим ощущением свободы.
Жаль, что некогда просто постоять и понаслаждаться этим чудом. Цель поставлена, нужно ее достичь.
Идти только на первый взгляд казалось легче, чем думал Лукас. Бурана не было, это да, он видел, куда нужно двигаться, но снег был все такой же глубокий, валенки также в него проваливались, каждый шаг отнимал чертову уйму сил.
Зачем трекеры? Подумал Лукас. Когда есть следы.  Глубокие, четкие. Да, со снегом идти было тяжелее, но следы он скрывал. И как тебе это помогло? Не очень? Даршавин-то все равно тебя нашел.
И отпустил.
Что-то здесь все равно не так. Какой-то во всем этом есть подвох. И нужно понять, что не так быстро. Пока нет погони или засады. А еще лучше поскорее добраться до болота. 
Лукас попытался прибавить шагу. Но ноги только сильнее вязли в снегу. Зато без ветра и снега зловонные испарения болот чувствовались острее. И Норт знал, что идет в правильном направлении.
Лишь на минутку он остановился, чтобы перевести дыхание. Болота уже были в пределах видимости. Еще один переход, и вязкая жижа с готовностью примет его в свои объятия. Заберет себе все сомнения, страдания, растворит в мутной воде. Разве о таком конце ты мечтал? Если умереть, то сражаясь.
Сражения хочешь? Постой подольше, подожди Олега. И будет тебе сражение.
И ты знаешь, чем оно закончится.
 Так что вперед. Пока не поздно.
Пол дня прошло тихо и спокойно. Лукас шел. Вовсе не к горе. Как ни странно, он шел в сторону болот. Впрочем, чему было удивляться? Тому, что Норт решил свести счеты с жизнью так гадко и банально? Стоило тащится за ним, чтобы видеть, как он тонет в грязной вонючей жиже? Олег был почти разочарован. Лучше бы он решил замерзнуть на снегу. Это хоть как то романтичнее… Но пока, держать в тени деревьев и стараясь идти точно по следам Норта, Олег преследовал своего любимого врага. Молча, спокойно, без нервов. Рано было дергаться. Еще рано. Пусть идет. Во второй половине дня, когда уже болота тали ощущаться по характерному запаху, но еще не были видны, и Олег почти успокоился, миссия то у него сводилась к самому простому – подоспеть к Норту, когда ему еще можно будет вытащить из воды. А для этого нужно держаться ближе. Нужно прибавить шаг и сократить расстояние. Это довольно просто. Но ветер стал чуть сильнее, и в спину, а значит, Лукас может почувствовать его запах, вонь от болот стала не так заметна. Это плохой признак. Будь Олег на месте преследуемого, он бы уже понял кто и на каком расстоянии идет за ним. Хотя и Лукас наверняка это знает, если не знает, то чувствует. Значит нужно обойти его. Сойти со следов и сделав крюк, оказаться рядом, но чуть в стороне. Куда прощу. Олег не сомневался в скорости своего передвижения. Да и в правильности выбора направления. Ему не нравилась только мысль покинуть зону следов Норта. Это обстоятельство несколько теребило душу. Но помедлив секунду, Олег свернул в сторону и пошел чуть дальше за деревья, стараясь осторожнее выбирать куда наступать. И Лукаса терять из виду не хотелось. Он в очередной раз поднял голову, чтобы видеть Лукаса и сделал шаг. Как все произошло? Единственное, что смог Олег, это сгруппироваться, еще даже не понимая, что с ним происходит и заорать что-то вроде «Твоююю маааааать»… после того, как он не гладя перенес тяжесть тела на ногу, которой сделал шаг, земля разверзлась перед ним с хрустом и треском, а потом приняла его в свои объятья мерзким чавканьем. Все. Он в огромной яме. Какая тварь выкопала ее, когда и как. Это было уже не важно. Важно другое – выбраться самому нереально. Стенки ямы, словно назло чуть ли не отполированы, и высота их явно больше двух метров. Это ж надо было так упираться ее создателям. Одно хорошо, что кроме болотной воды, которая, впрочем довольно чистая, хоть запах газа имеется, но фильтрация почвы не дала просочиться сюда грязи, да и зима – все насекомые и водоросли все равно сейчас не смогли бы выжить. Вопрос в другом – сколько времени человек тут сможет выживать? Вообще-то это Норт хотел умереть, а не Олег. Черт! Норт! Норт же!
- Норт! Норт, мать твоя! Иди сюда! North, help me! save me! – Олег орал что было мочи. К сожалению, термобелье - это не водолазный костюм. И пары секунда Даршавину хватило, чтобы промокнуть и начать чувствовать леденящий, да еще и пронизывающий холод воды чуть ли не по пояс охватившей его. Хорошо хоть кольев тут нет. На какого бы зверя не была рассчитана яма, хозяин ее не хотел мгновенной смерти, а значит скоро про эту ловушку не вспомнит. Барахтайся тут до скончания века, Олег Вадимович!  - Ноооооооорт! North, help me!.... Да, что же он, не слышит что ли, мать его за ногу! – Даршавин перешел на мысли вслух, потому что теперь это было хотя бы веселее… - Но-о-о-орт! Я нашел для тебя способ умереть, если ты так этого хочешь! Только вытащи меня от сюда, я то как раз умирать еще не собирался! Черт! Черт! Черт! И сигарет нет! Какой идиот решил избавить меня от привычки покурить! Щас бы хоть было чем заняться! Или согреться, продолжал Олег, с намерением постучать зубами…. - North, help me! …
Лукас и в самом деле знал, что Даршавин  рядом. Точнее, позади. Идет по следу, буквально дышит в затылок. И пусть он даже бросил курить, и без запаха табака можно узнать, что это он. Болота уже совсем близко. Еще буквально пара сотен метров. И все будет кончено. Почему стало так тяжело идти? Это Лукас выбился из сил или он ищет себе отговорки, чтобы оттянуть неизбежное? Нет. Не в этот раз. Назад пути нет. Решил, так иди до конца, каким бы он ни был.
Втайне от самого себя Норт стал умолять всевышнего подать ему знак. Умирать-то ох как не хочется. Да, это будет конец для него. Больше никаких мучений, истязаний, унижений.  А что, если это все испытания? Отец же говорил, что Господь дает человеку ровно столько испытаний, сколько тот может выдержать? Позади почти шесть лет в заключении. И что же? Норт очень даже жив, он не сломлен и даже в данный момент свободен. Может быть, для него еще есть шанс?
Если Лукас проходит пять стадий принятия неизбежного, то сейчас он остановился на этапе торгов. Интересно, сколько он на нем задержится? Пока не позволит Даршавину поймать себя снова?
Какой-то явно выбивающийся из сформировавшегося паттерна звуков зимнего леса звук заставил Лукаса остановиться. Замереть и прислушаться. Несколько секунд было тихо, а потом раздались истошные крики.
Очередная ловушка? Лукас медленно, как будто боясь увидеть то, что позади него, стал поворачиваться. Но лес оставался величественно- спокойным. Ни намека на присутствие Даршавина. Даже запах его исчез.
Олег продолжал звать Норта на помощь, а тот никак не мог решить, уйти ему или остаться. Крики Даршавина врезались в мозг, как ледяные иглы. Лукас закрыл уши руками, но не помогло. Пробовал идти дальше, не слушать, не слышать. Не сработало. Он не мог уйти просто так.  Ему нужно было увидеть это своими глазами.
- God damn you bastard, – прошипел Норт сквозь зубы и медленно, как будто каждый шаг мог быть последним, двинулся на крики.
Чем ближе он подходил, тем яснее становилась картина произошедшего. На снегу отчетливо была видна цепочка следов, которая внезапно обрывалась у какого-то темного пятна на снегу.
- Не ори ты, иду я, – крикнул Норт, чтобы только Даршавин заткнулся, наконец.
А когда подошел к яме, не смог сдержать кривой торжествующей улыбки.
- Fuck me, – только и смог вымолвить Лукас, с каким-то садистским наслаждением созерцая стоявшего на дне ямы в мутной грунтовой воде того, кого так ненавидел. Того, с кем желал поменяться местами. Кому хотел отомстить так сильно, что скулы сводило. И вот. Свершилось. Охотник попал в западню.
- Как это у вас говорится? Не рой другому яму?
Тонкие губы Лукаса растянулись в хищной улыбке.
Олег дернулся, едва удержавшись на ногах…
- Фу, ты , черт, напугал! – поднял голову, усмехнулся, увидев Лукаса, все же пришел. А мог же ведь и не соизволить… - Я не рыл ее! Я только хотел спасти тебя. Дурак ты чертов! Неужели тебе приспичило умереть, если есть шанс хотя бы узнать кто сдал тебя? Не думал об этом? Что вот так и ушел бы без сожаления, что какой-то козел гуляет на свободе, а ты паришься в тюрьме?  - Олег лязгнул зубами… – Вот уж не думал, что ты фаталист. Да, хрен с тобой, умирай! Я вот тут тебе и местечко присмотрел, - Олег сделал жест рукой, типа, давай, тут вполне себе ничего… - Только меня вытащи, я вообще-то еще не покурил даже, не то чтобы умирать собраться.  Ну, как махнемся плацкартами?
Олег напряженно вгляделся в лицо Норта. Без него ему не выбраться. А без Олега Лукасу ни за что не остаться живым, если он вдруг с дуру, решит вернуться или пойти пешком до Англии. Все равно – путь Норта теперь может пройти только через Даршавина, а путь Олега прервется без помощи Лукаса. Вот так. Выбирай, дорогой, кто, как, где и когда умрет. Мы с тобой тут и скоро, или твой тайный поклонник, чуть позже, но обязательно. В этом Даршавин был уверен.
Норт присел на корточки предусмотрительно подальше от края ямы. И продолжил внимательно рассматривать Олега, как будто собирался сделать заключение по его состоянию. Ни дать, ни взять, судмедэксперт на месте преступления.
- Ты не в том положении, чтобы оскорблять меня.
Таков был вердикт Лукаса. Беспристрастный, холодный, отрешенный. Как он сам.
Даже злорадства не было. Только безразличие. Каждый получает то, чего заслуживает. Зато теперь никто не помешает Норту осуществить задуманное.
- Я не просил тебя идти за мной. Ты сам меня отпустил, помнишь? Так что не старайся меня уговорить. Я не поддамся на твои уловки. Больше нет. Может, тебе и повезет. Может, ты продержишься, пока помощь придет. Ног, скорее всего, лишишься, да тебе они и ни к чему. Допросы проводить можно и в инвалидном кресле.
Зато сто раз подумаешь, прежде чем поднимать на заключенных руку. Не в том будешь положении. Да, каждый получает то, чего заслуживает.
- Так что побереги силы. Они тебе еще пригодятся во время реабилитации.
Позитивно настроенный Норт это то еще явление.
Лукас поднялся на ноги и повернулся, чтобы уйти.
- Да, вали! Вот уж не думал, что ты не воспользуешься шансом. Только в тюрьму не вздумай возвращаться. Без меня ты до нее просто не дойдешь. Без меня ты не сможешь вернуться лаже в Англию. Как тогда ты узнаешь кто тебя сдал? Не думаю, что местные колдуны назовут тебе имя. Выбирай. Пора уже. У нас времени осталось чуть. А помощь не придет.  Ждать бесполезно. Я знаю.  – Олег сделал шаг в сторону и осекся, словно подкошенный проваливаясь в воду, темная жижа подхватила его, словно обнимая и принимая в себя. Так крепко, что выбраться из этих объятий было почти невозможно, только хриплый крик вырвался из ямы, чуткое предвкушение конца….
Лукас и не думал возвращаться в тюрьму. И в Англию он знал, что не вернется. И колдуны не зовут ему имя… Он знал это все, знал.
И знал, что будет ненавидеть себя за этот выбор.
Жалеть о нем.
Горько.
Постоянно.
Зачем он делает это? ЗАЧЕМ?????
Но Лукас уже крикнул.
- Hang on!
Путаясь в одежде, содрал ее с себя. Кто бы знал, что термобелье можно использовать еще и в качестве спасательного средства? Руки сами вспомнили, как вязать узлы. Удержать импровизированную веревку будет нереально, руки слишком замерзли, да и весит Даршавин куда как больше, чем сам Норт. В спешке оглядевшись, Лукас увидел не так далеко молодую березку. Выдержит? Или стала хрупкой от мороза? Сколько на улице? Градусов двадцать ниже нуля?
Лукас лихорадочно привязывал конец импровизированной веревки к стволу березы. А потом бросился к яме, опуская второй конец вниз.
- Держи!
Не замечая ни холода, ни ветра, который будто только и ждал, пока Норт разденется, чтобы снова подуть, Лукас напряженно вглядывался в темную колышущуюся жижу, в которой исчез Даршавин. И ждал.
Ждал, что тот вынырнет.
Хотя еще несколько минут назад готов был оставить его подыхать в этой яме…
На секунду Олегу показалось, что земля уходит у него из-под ног…. И это все? Ты с ума сошел? Ты только что упрекал Лукаса в нежелании жить, а сам собрался тонуть даже не в болоте – в луже по пояс!  Ум то включи! Мать твою! Только тут Олег сообразил, что это не земля ушла из- под ног, это с ногами что-то случилось, может от холодной воды, но тонуть точно еще не время. И изо всех сил рванул вверх, к небу, к воздуху, к Лукасу. Руки сами ухватились за что-то, Олег не понимал за что. Но ему это и не нужно было, он схватился за какие-то тряпки, и тут же полетел вверх. вода, будто не желая отпускать свою добычу, задержала его, всасывая обратно, но Даршавин уже видел выход. Он дернулся еще раз, отбрыкиваясь ногами от этого смертельного объятья. Ну уж нет! Не в этот раз! И полет продолжился, будто в кино, он быстро преодолел край ямы, падая на снег, веревка, которую Олег схватил, повинуясь одним только инстинктам, выскользнула из окоченевших рук, а там внизу было на много теплее. Вот только сейчас он понял, как на сомом деле холодно на снегу под темнеющим небом,  да еще и в мокрой одежде. Но он был на снегу, а не под снегом!
- Господи, спасибо тебе за то, что вразумил этого балбеса! – взмолился Олег. - Лукас, ты сумасшедший! Нахрена ты поперся в бега! С какой дури ты решил сдохнуть! Господииии, помоги мне… –  Олег схватился за левую ногу, подтягивая ее к животу. – Лукас, кажется ногу-то я сломал. Твою ж мать, только этого еще не хватало!  - Олег сел, желая разглядеть что с ногой. Но к сожалению этого было мало. Нужно было освободить ее от одежды. Да и себя тоже. И Даршавин принялся стягивать с себя комбинезон. Руки дрожали и он едва смог расстегнуть замок комбинезона…. Как развязывать шнурки, хрен его знает…
Изо всех сил стараясь вытащить эту тушу из ямы, при этом не свалиться туда самому, Лукас  не прекращал материться про себя. А когда все было кончено, и Олег валялся рядом, мокрый, грязный, но живой и относительно невредимый, Лукас, сидя на снегу, уже вслух проговорил.
- Fuck you Ol'eg! Fuck you!
В сердцах ударяет кулаком по снегу, а в глазах стоят слезы. То  ли от чрезмерного перенапряжения, то ли от сожаления о собственном принятом решении.
- Я ведь и передумать могу, – мрачно произнес Норт и встал, чтобы отвязать то, что осталось от термобелья. – Еще раз назовешь меня каким-нибудь словом. Отправишься обратно в яму.
И это не были пустые угрозы.
- Что там у тебя. Дай посмотрю.
Он бесцеремонно отстранил руки Даршавина, сноровисто ощупывая ногу Олега.
- Жить будешь. Только ботинок не снимай. Обратно надеть не сможешь. Ничего не сломано. Просто связки порвал.
Кое-как отвязав узел от березы, Лукас бросил кофту от комплекта Даршавину.
- Одевайся. Быстрее.
А сам стал натягивать на себя свой старый свитер, а поверх украденный ватник. Хорошо что и штаны остались целы. А те, что от комплекта, пришли в негодность.
- Оригинальные ты выбираешь способы заставить меня раздеться, – усмехнулся Норт, приглядываясь к спасительной березе, но уже с прицелом использовать ее в ином качестве.
Олег смотрел на Норта, едва разбирая, что тот говорит. Но выполнил все, что было сказано. Ну и слава богу, что он рядом, что передумал умирать.
- Ты передумал? А, Лукас, ты передумал? – повторил Олег, словно боясь, что Лукас не разобрал по-русски, - скажи мне только одно, ты умирать передумал, мы возвращаемся? И можешь хоть сто раз макнуть меня в эту жижу, только сделай их всех! Найди этого гада! Ты же не будешь ждать, когда он сам сдохнет?  - Олег суетливо скидывал с себя мокрую кофту, натягивая вместо нее сухую, которую отдал Лукас.   – рассиживаться долго некогда. Время идет, а они уже не так хорошо одеты, чтобы валяться на морозе, отдыхая. Вечереет и мороз крепчает. Олег встал, стараясь не наступать на больную ногу. Как идти? Ну это будет видно. Пока нужно, чтобы организм включился в работу…
- Не искушай, - мрачно процедил сквозь зубы Норт, осознав, что с этой березой ему не справиться. Она вон Даршавина выдержала. Не сломалась. Но транспортировать его до зоны как-то надо. Идеальный вариант сделать носилки и утащить его по снегу, но опять же нужны целых две длинных крепких палки. Плюс посередине чем-то проложить. И пока они доберутся, Даршавин превратится в ископаемое во льду. Нет, придется ему топать самому. Движение жизнь.
- Слушай меня внимательно. Слушаешь?
Лукас понимал, что у Олега шоковое состояние. Да и сам он был не так далек от этого. Но из них двоих кто-то должен сохранять ясность мысли.
- Посмотри на меня. Вот так. – Держа Даршавина взглядом, Норт четко и ясно начал говорить. Настолько четко и ясно, насколько позволяли стучащие от холода и стресса зубы и онемевшие губы. – Нам нужно. Дойти до зоны. Ты же помнишь дорогу? – Это Олег кивнул или просто его так трясет? – Я знаю, что тебе больно. Поверь, мне в Чечне было еще больнее. Я справился. И ты сможешь. Держись за меня.
Норт встал рядом с Олегом и закинул его руку к себе на плечо.
- Готов или нет, мы выдвигаемся. Туда? – вопросительно посмотрел на Даршавина.
Олег поднял голову, стараясь не упускать Лукаса из виду. Сосредоточиться на его глазах – так. Поймал. Теперь услышать слова. Он зовет с собой. Куда? На зону? Нет, на зону немного правее, и Олег вскидывает руку.
- Пошли туда, тут уже ерунда осталось, за пару часов дойдем. Только ты держись ближе ко мне. Так надо. – с небольшим перестуком зубов Олег пытался говорить четко, чтобы его речь не вызывала ощущение полного бреда. -  Жаль, что нога болит. Мы бы добрались минут за сорок. А так. Может, я погорячился что пообещал тебе еще пару часов? Может быть больше. Давай пойдем – сами и узнаем. Лучше медленно идти, чем стоят и разглагольствовать. Олег, чертыхнулся, наступив на больную ногу. – Слушай, сруби хоть небольшую ветку, как костыль. Топор то не забыл? Или тоже в сторожке оставил? А то так трудно будет идти и ты устанешь, вымотаешься. Не пойдет так. Ты не Валуев, чтобы таскать такого громилу как я.  – Даршавин опять много говорил. Только бы не упускать внимание Норта, только бы не дать ему ни минуты, чтобы передумать, поменять решение…
А то я сам не догадался! Зло подумал Лукас, вытаскивая валенок из снега вместе с ногой. Сам-то. Притащил кучу лекарств и оставил в домике. А я должен идти подыхать обязательно с топором! Заботливый какой. Где ты раньше был со своей заботой!
Лукас шел молча, сосредоточившись на каждом шаге. После того, как Даршавин угодил в яму, он внимательно рассматривал снег впереди себя, хоть и знал, что это бесполезно. Все равно не знает, что искать.
А Даршавин все говорил и говорил. Последствия стресса. Но лучше уж так, чем ступор и неподвижность.
Валуев… Валуев… А. вспомнил. Такой спортсмен – живое доказательство, что человек произошел от обезьяны. Да, если сравнивать его с Нортом, то последний явно уступил в габаритах. А вот что касается выносливости. Тут еще спорный вопрос. Вот если бы этого самого Валуева заставили после отсидки в одиночке с постоянными пытками и побоями проделать марш-бросок по глубокому снегу зимой за полярным кругом. Вот бы Лукас на него посмотрел.
- У нас ничего нет. И ты это знаешь не хуже меня. Я твой костыль сегодня. Привыкай к этой мысли.
Норт и сам прекрасно понимал, что далеко они так не уйдут. Но и сдаваться не намерен был. Злость, обращенная на себя, потом на Олега, трансформировалась в какое-то иррациональное упрямство. Чем же оно было порождено? Времени много, ноги можно переставлять и одновременно с размышлениями. Итак. Что такого сказал Олег, что заставило Лукаса передумать?
То, что Олег так самоотверженно последовал за ним? Даже собственная жена Норта отказалась от него. А Даршавин нет.
Или то, как он заботился? И продолжал это делать? Даже после того, как Лукас подвел его? Поставил под вопрос его компетентность и репутацию?
Или все-таки его слова о том, что есть шанс узнать, по чьей милости Норт находится за решеткой? Ведь что им двигало все эти годы? Любовь? Преданность? Надежда? Всего лишь отчасти. Главным мотиватором была жажда мести. Однажды Лукас сможет вернуться и выяснить, кто же сдал его. И хорошо, если этот человек будет к тому времени мертв. Потому что иначе Норт сам заберет его жизнь. Без тени сожаления.
Но сначала нужно вернуться. На зону. Потом в Британию. В MI5.
Шаг за шагом. Медленно, но верно.
Тени стали длиннее. Скоро стемнеет. Сколько они прошли? Треть? Половину пути? Спросить Даршавина значит расписаться в собственной слабости. Этого Лукас никогда не показывал, и начинать не собирался.
- Отдых десять минут.
Лукас прислонил Олега к дереву, а сам медленно, с наслаждением потянулся. Потом зачерпнул пригоршню снега и отправил в рот. Обезвоживания еще не хватало. Хорошо, что здесь, в отличие от той же Чечни, со снегом проблем нет. А значит, и с водой.
Олег уже, кажется, рассказал все анекдоты, которые когда-либо слышал в жизни. Ни тени улыбки. Ни вздоха, напоминающего смех. Норт его или не слышал совсем или не понимал юмора. Хотя как раз про юмор сейчас Олег бы не стал говорить. Вот чего он не мог понять, так это как помочь Норту сейчас? Понятно, что тащить на себе такой вес он долго не сможет. С другой стороны – они оба поддались эмоциям, когда нужно было быть профессионалами. А теперь что? Отдыхай, Олег Вадимович на хрупких плечах Лукаса? Этого еще не хватало. Олег, выболтавшись до сухости во рту, смолк, наконец, как только Лукас посадил его на привал. Десять минут? А часы то только у Даршавина, он быстро вскинул руку.  18:43,  еще несколько минут и солнца за их спинами не будет. Правда еще около часа будет светло. Потом станет темнеть. Быстро. А до зоны совсем немного. С одной стороны им лучше вернуться по темноте – так меньше шансов, что кому-то взбредет в голову стрелять. Просто побоятся попасть в следака. С другой стороны – идти по морозу, который уже усилился, как и положено на заходе, нужно хотя бы быстрее. Иначе потом и Ведьмак не спасет. Олег кивнул, в знак того что он засек время. И закрыл глаза. Только на минуточку. 18:53. Рука сама взлетела, поднося циферблат командирских часов к глазам. Черт бы ее побрал эту привычку спать строго по расписанию. Олег встал, опираясь о дерево. Норт все еще был на снегу, это плохо. Нужно поднимать его.
- Лукас! Лукас, вставай. Нельзя лежать вот так! Давай! – Олег склонился над ним, пытаясь разбудить его без рук.  Норт открыл глаза, но видимо не очень соображал и видел. Потому что рука Олега мгновенно была захватом заведена за спину, а сам Норт тут же оказался позади него, второй рукой запрокидывая голову, будто собираясь свернуть ее, как старику профессору.  Даршавин понял, что вот сейчас лучше бы не делать резких движений,  в особенности – не стоит кричать. Иначе Норт грохнет его прямо во сне. Пара вдохов и выдохов, будто задавая Лукасу ритм дыхания, будто заставляя его дышать вместе с собой, и вот уже хватка ослабла, дыхание успокоилось, Даршавин сделал шаг в сторону, высвобождаясь из-под руки Норта.
- Вот ты молодеееец, это надо же так! – Почти шепотом восхитился Олег.  - Теперь понятно, почему ты до сих пор еще жив.  А теперь давай, не торопясь пойдем-ка. У нас времени осталось как раз только вернуться, пока  мы еще видим, куда наступать. Там по болотам тропинки то узкие, нужно будет мне идти как-то самому. Давай, Лукас, нам чуток осталось. Пошли, ну нужно тут ждать, когда мороз сделает свое дело. Слишком уж многие ждут этого момента, давай не дадим им повода для радости.
Теперь можно было подумать, что Олег ведет Норта. По сути это так и было, он был его следователем, он знал дорогу, он был сильнее, но он не мог идти без Лукаса, не рискуя остаться инвалидом. Так что они опять были нужны друг другу, словно сиамские близнецы. Очень нужны. Жизненно необходимы. Через полчаса стали видны очертания зоны. Теперь главное – пройти по болотам. А это только может показаться, что вот так просто можно преодолеть притяжение этой вонючей булькающей жижи… На самом деле, они еще больше часа выбирали места для проходов. Как Лукасу удалось во время буруна, ночью пройти тут – одному Богу известно. Вот уж действительно везение. И этот везунчик собрался умереть! Уму не постижимо! Да кто ж ему даст! Олег шел, поглядывая на крышу Лушанки… Как же он сам мечтал свалить от сюда… как ему ненавистна стала вся эта серость и убогость…. Нет, Норт нужен ему! Нужен во что бы то ни стало! Вперед! Только вперед!
- Давай, Лукас, держись! Мы почти уже дошли. И ничего не бойся – я с тобой. Щас дойдем, я тебя Ведьмаку сдам, пусть посмотрит, пусть убедится, что с тобой все в порядке! Давай, Лукас, только дойди!
У Даршавина просто дар действовать на нервы. Мало того, что трещал, как радиоприемник, который забыли выдернуть из сети, так еще и полез со своими потугами разбудить. Если бы он только знал, какой чудесный сон видел Норт… Разозлившись, Лукас едва не придушил Даршавина, да вовремя спохватился. Еще нет. Еще не время.
 Зачерпнув еще горсть снега, Лукас протер лицо, чтобы хоть немного взбодриться. Помогло, но ненадолго. Олег был прав, зимой в здешних местах темнеет стремительно. А впереди самая страшная часть путешествия. По болотам. Идти придется по одному.
Или не ходить? Остаться здесь. Позволить себе умереть.
И никогда не узнать, кто его подставил? Даршавин конечно, мог это все и нарочно сказать, чтобы только вернуть Лукаса на зону. Но Норту так не казалось. Он еще умел отличать правду от лжи.
Болота они миновали уже почти потемну. Лукас промочил валенки, и теперь с каждым шагом внутри мерзко чавкали, а ноги от холода почти ничего не чувствовали. Каково же Даршавину, у него-то ботинки давно мокрые. Плюс связки порваны.
Еще пожалей его. Он тебя жалел?
В подступающей ночи можно было уже рассмотреть огни вышек, прожекторы, освещающие периметр, услышать лай собак.
- Немного осталось, может, сам дойдешь?
Даршавин посмотрел на Лукаса.
Тот саркастично улыбался.
- Да ладно, передумай. Мы оба знаем, что как только ты вернешься, начнется обратный отсчет. От тебя только будет зависеть, как скоро ты вернешься домой. Ты же хочешь домой?
Олег вглядывался в лицо Норта, больше похожее на гротескную маску при отсутствии дневного света. 
- Никто меня не отпустит. Ты меня не отпустишь.
- Давай сначала вернемся живыми, а потом поговорим.
- Не дай мне повод разочароваться в тебе окончательно, Олег. – Хмуро произнес Лукас и, снова закинув руку Даршавина на плечо, двинулся навстречу мерцающим огням.
Можно ли назвать везением то, что они вскоре напоролись на поисковую группу. В сложившихся обстоятельствах, наверное, да.
Старший группы, не кто иной, как Гриша, крикнул Норту, чтобы тот лег на землю и завел руки за спину.
- Если я его отпущу, он упадет.
Норт невозмутимо взирал на направленные на него дула автоматов. Охранники окружили со всех сторон. Сейчас бы спровоцировать их, изрешетили бы обоих. Вот это был бы справедливый финал…
- Назад! – Олег рявкнул так, что Лукас вздрогнул и чуть не отпустил руки, пытаясь отшатнуться от ставшего вдруг прежним Олега. – Все назад. Лучше Ведьмака поднимите и проводите нас до дверей.  Нам нужно тепло и подкрепиться. Григорий, еды, коньяку и сигареты! Одежду для нас прихвати. А Ведьмак пусть возьмет все для перевязок и диагностики переохлаждения. Выполнять!  - Половина встречающих исчезла. Те трое, что остались просто шли следом, пытаясь не попасть под новые распоряжения. Тольку с них ноль. Они так и не решились пройти через болота, спасатели чертовы. Хоть не пристрелили, и то хорошо. Олег был зол, что ни один из них даже не предложил помощь, но уж лучше опираться на уставшего Лукаса, чем на этих недоносков. – Нам нужно в тридцать шестую. - Опять скомандовал Олег, когда понял, что их хотят увести в камеру Лукаса.  – Вы как будто глухие или отупели совсем? Отморозки! Я сказал, нам нужен душ и еда. А вы тащите в камеру где ни воды ни стола приличного. Пяти минут на вас не глядел, а уже надоели. Вон с глаз! Без вас доберемся. Они шли вдвоем сквозь все зарешеченные двери, которые открывались перед ними, а просто с лязгом захлопывались за спиной. Чем дальше они шли, тем больше ужаса внушал этот звук, закрывающихся дверей. Будто каждый раз говорящий: «ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ» все, больше ничего не будет. Ничего хорошего, доброго, светлого, все – пошел отсчет. Обратный отсчет жизни… Тридцать шестая камера – это нечто виппалаты. Образцово-показательная камера, в которой никто никогда не сидел. Зато прибывающие комиссии частенько тут и на ночлег оставались. Тут был и нормальный санузел, с вполне пригодным для жизни душем. И стол, и несколько стульев. Тумбочки около кроватей,  и хорошие, хоть и не деревянные, кровати с удобными матрацами. И постельное белье, которое не вызывало рвотные позывы. В общем грязные, оборванные, замерзшие следак и заключенный диссонировали с обстановкой камеры. Олег не сделал хозяйский жест рукой, мол, располагайся как дома. Он просто сказал.
 - Падай, где хочешь. Только меня брось в душе. А потом ты. Я постараюсь побыстрее, понятно, что ты тоже далеко не с курорта. – И как только Лукас подвел его к душевой, опять заговорил.  – Полотенец тут нет, но там в тумбочке есть простыни, возьми себе и мне, иди, я справлюсь. – Когда Лукас исчез за дверью, начал стягивать с себя одежду, ставшую больше похожей на вонючий драный хлам. Как же было здорово оказаться под упругими теплыми струями воды. Чистой и теплой, а не той грязной вонючей и ледяной жижи, которая впиталась уже в кожу. Еще нужно додуматься теперь отскрести этот запах. Олег довольно быстро устал стоять, опираясь только на одну ногу, но нужно было выходить. Не хватало еще упасть тут и разбить себе что-нибудь о чугунные трубы или раковину.
Это тебе не евроремонт, чтобы не бояться травм. Олег даже не пел, чтобы только экономить силы…  или чтобы Лукас не услышал его счастливый голос? Ему сегодня удалось такое, что любые травмы можно было считать досадной мелочью, в сравнении с тем, как он привел Норта обратно. Ордена ему не дадут, а чувство полного удовлетворения сочилось из него, как газировка из автомата… Пора выходить из этого рая в одном маленьком ограниченном пространстве… Черт! Опять придется звать Лукаса!
 – Лукас, Лукас, помоги! Я не могу сам, черт! И простынь захвати, а то голый я выскользну, как угорь, из твоих рук.
Что я делаю… Что. Я. Делаю! Почему я здесь? Зачем…
Лукас затравленно смотрел на охранников, пока они суетливо роились вокруг них с Даршавиным, не зная, как подступиться к главному следователю и его заключенному, которого он доставил обратно. Хотя это еще вопрос, кто кого доставил. Интересно, мне это зачтется? Или просто прибавлять к сроку за побег? Но суда же не было. И срок не определен. Что я наделал… что наделал…
Лукас как во сне прошел по коридорам, таща на себе Даршавина. Хоть бы кто догадался ему костыли предложить… Так нет. Как испарились. Когда их надо, никого нет!
Хотелось кричать и бросаться на стены от отчаяния  и безысходности. Если бы у Норта были на это силы, он обязательно так и сделал бы. Но он был опустошен. Физически и морально. После того, как притащил Олега в какую-то выбранную Даршавиным же камеру, сел на ближайшую койку, обхватив голову руками и так и сидел, вспоминая этот искрящийся снег, чистый морозный воздух, покрытые снежными шапками лапы елей, переходы цвета на сугробах… И отчетливо понимал, что больше он не увидит этого никогда. Никогда. Никогда он не увидит неба, не почувствует, как тают на лице снежинки. Не почувствует прикосновение ветра. Не услышит его пения в верхушках деревьев. Он добровольно отказался от всего этого. Отказался от свободы. От выбора. И ради кого? Ради чего?
Крики Даршавина из душа были ответом на его безмолвный вопрос.
Нет, с этим как раз все понятно. Не мог бросить человека на произвол судьбы. Олег все же человек, несмотря ни на что. Брать еще один грех на душу…
Хоть себе-то признайся! Он пообещал тебе нечто такое, от чего ты не смог отказаться! Лукас, Лукас. Малодушное же ты существо. Призрачную надежду вернуться домой ты поставил выше свободы. Пожинай теперь плоды своих деяний.
Норт с трудом встал с койки, прихватив с собой первую попавшуюся под руку простыню. Приплелся в душ. Ноги вновь ощутили сырость. И только сейчас до него дошло, что он так и не снял промокшие валенки. И ватник. Забавно он, должно быть, смотрится сейчас рядом с голым Олегом в душевой. Но смеяться как-то не хотелось.
- Я что. Тоже буду мыться здесь?
Лукас подал Олегу простыню, не понимая, что происходит. Только сейчас он осознал, что они находятся вместе в одной камере. Камере! В общем-то ничего удивительного. Даршавин доверия сейчас даже у своих не вызывает. Он пошел за беглым преступником, шпионом, вернулся с ним в обнимку. А не перевербован ли он? Конечно, в изоляцию его. Но почему вместе с Лукасом? Понаблюдать за обоими? От попыток подумать к боли во всем теле добавилась еще и головная боль.
- На мне одежда грязная. Не лучшая идея. Давай я позову конвойного. Он поможет.
Не согласится ведь. Предстать перед подчиненными в таком виде. Сам Норт не согласился бы. На его месте. На своем… что только уже не претерпел.
- Или костыли принесут… я не знаю… тут есть костыли вообще?
Лукас появился. Недовольный, угрюмый, готовый сам орать от досады, злости и боли, но он появился. Олег с благодарностью посмотрел на него, принимая и простынь, и помощь.
- Костыли? Конвойного? Да ты с ума сошел! Никто нам тут не нужен. А потом Ведьмак все принесет, что нужно или что есть. Я не знаю.  Ватник конечно надо было снять, ну когда в душ пойдешь – снимешь. Пошли пока так. Я же не вымазаться боюсь. Я боюсь, что ты промерз. Так что живо в душ. Горячий! – Олег опять оперся на Лукаса, хоть и понимал, что тот вымотан до предела. Где он этот предел? Кто его может установить и осознать? Предел Норта точно еще не знает даже он сам. Этому бедолаге кажется вообще не ведомы пределы.  -  Только ты себе простынь возьми сразу, а то придется мокрому по камере бегать потом – Олег даже так, но пытался заботиться о Норте. Пусть с него толку нет физически, хотя это временно, но хоть словом, ему хотелось оказать Лукасу услугу.  Они добрались до ближайшей кровати, и Лукас с видимым облегчением сбросил руку Олега с плеча, даже не пытаясь выпрямиться…  – Надеюсь скоро будет и еда, и Ведьмак. Нам бы поскорее принять во внутрь хоть чего-нибудь…  Иди, там в душе отдохнешь и согреешься. Иди уже скорее, я подожду и тебя и еду. - Лукас ушел в душ. Олег остался на кровати, до которой мог его довести только Норт. Никого. Их что там контузило?...
Олег огляделся - все в камере было стандартно, ничего не поменялось с тех пор, как он был здесь в последний раз. Давно, несколько месяцев назад. Как то спал тут после  очередных чтений с Лукасом…. Черт, даже такие места уже вызывают ностальгические воспоминания… надо же, сколько общего накопилось у них с Нортом… Тогда он был утомлен и доволен, сейчас чувства глубже и ярче, не смотря на боль и усталость. Сейчас он горд и чертовски утомлен. Где же еда, мать их…
Дверь камеры открылась, пропуская Ведьмака с целой тележкой на которой разложенные инструменты и приборы были прикрыты стерильной салфеткой, и Гришу и подносом, который просто свел с ума запахом. Олег икнул… наконец-то!
- Николаич, только не говори, что сначала процедуры! Я сдохну с голоду, да и Норт тоже. Давай, пожрем, а потом уж все остальное. Гриша, где?  - Гриша тут же вынул из-за полы бушлата бутылку коньяка и пачку сигарет. – Отлично! Живем! – Даршавин вытащил сигарету из пачки с таким ритуальным апломбом, что даже Ведьмак не выдержал и прыснул от смеха.
- Ну, ты, Вадимыч! Даром, что поспать не дал, хоть насмешил. Ну и перепугал же ты всех! – Ведьмак выдохнул с облегчением… - А где наш виновник? Где Норт? – Ведьмак шарил глазами по камере, чуть ли не обиженно, будто подозревая, что Даршавин уже спровадил Норта в одиночку.
- Да в душе он. Ты думаешь, мы из болота вынулись сразу такими красавчиками. - Олег махнул простыней, будто флагом. -  Нормально все, устал он и грязный, как водяной. Промерз. Это у меня нога что-то сбрендила. Посмотришь потом, - говорил Олег, выпуская клубы дыма изо рта и ноздрей, словно дракон, пожирающий солнце…..
Стоило Даршавину оказаться в привычной, знакомой обстановке, как он снова начал командовать и проявлять заботу, или как там у него это называлось. Рассказывать об очевидных вещах с таким видом, как будто без него Лукас никак не догадается, что душ должен быть горячим, а ватник предварительно нужно снять. Да, он вымотан, да промерз до костей, и до сих пор не может избавиться от поселившегося глубоко внутри холода. Хотя лицо пылает, как огонь в печи в той избушке…
По камере голым бегать… Лукас содрогнулся, когда вспомнил, как это было. Чтобы не слушать дальше разглагольствования Олега, уплелся в душ. Двери в санузел не было, она конструктивно даже не была предусмотрена. А нечего зекам уединяться без присмотра потому что.
Норт стянул ватник, бросил его прямо на пол. Потом валенки, свитер, штаны, все это полетело в общую кучу. Подпалить бы эту свалку…
Заставить себя встать под душ было еще одним испытанием. Но горячие тугие струи приятно согревали, унося с собой ощущение грязи и холода. Лукас уперся руками в стену и закрыл глаза. Шум воды не заглушал доносившиеся из камеры голоса. Они были слишком громкими. Ведьмак здесь. Хорошо. Норту совершенно не хотелось оставаться с Даршавиным один на один. Вот бы остаться здесь навсегда. Пока вода не проникнет в каждую клеточку тела, не размоет его, как речной песок и не унесет куда-то в сторону болот…
Надо выходить. Иначе вытащат конвойные.
Лукас закрыл воду и замотался в простыню, которую не забыл-таки взять. Сделал глубокий вдох и вышел в камеру под прицелом взглядов Олега и Ведьмака. Сел на противоположную койку, глядя в пол. Обреченный, готовый к худшему. Опять.
- Ну, вот он, наш орел! – Даршавин почти с гордостью кивнул на Лукаса.  – Смотри, Николаич, ты обещал сначала поесть! Так?  - опять этот взгляд, от которого любой бы залез под лавку. Олег старался не выпускать из поля зрения своих собеседников. Хотя для Лукаса сегодня было послабление. Олег видел, что тот устал так, что едва держится, чтобы не свалиться в кровать. Да и сам вымотался, если бы он тащил Лукаса, было бы намного легче. – Так что, давай, Лукас, за наше спасение! – Лукасу в руку был ловко всунут граненый стакан с жидкостью, явно содержащей спирт, хорошо хоть не медицинский. Кажется, Ведьмак за секунду успел и пульс пощупать, и температуру тела просканировать… шустрый же, Олег даже поразился, как быстро он это сделал. В прищуре Даршавина крылось и восхищение, и угроза. Попробуй, тронь Лукаса и посмотришь, что будет. Бутерброды разошлись по рукам, закуска требовала продолжения банкета, и Олег наливал, глядя в глаза Ведьмака. – А, Николаич, ты бы видел, как он меня спас! Как тащил! Это же не мужик – золото! – фальшивость нот в голосе Олега явно превышала выпитый алкоголь. Давно уже он так не волновался, как сейчас, когда Ведьмак, опять подавая Лукасу стакан, встал и, обойдя кровать, оказался за спиной Лукаса, который все свое внимание сосредоточил лишь на том, чтобы не выронить попавший в его руки стакан…
- Вы пейте, пейте, батенька, - Ведьмак будто нарочно, был не просто вежлив и внимателен, он будто сливался с образом Лукаса, проростал в него…
Олег напрягся, ему очень нужна было помощь Ведьмака, но допускать его к подвыпившему уставшему Лукасу казалось еще опаснее, чем  остаться без врачебной помощи. Олег попробовал еще раз отвлечь доктора от такого увлекательного занятия, как пальпация…
- Слышь, Николаич, а ты ногу-то мою посмотри, Лукас вон сказал, что жить буду. И даже ходить! Я верю ему, конечно, но ты уж глянь! – И Даршавин задрал ногу на стул, стоящий рядом с кроватью. Чтобы у Ведьмака была возможность разглядеть все получше. – Там что, рентген, поди, заставишь делать?
Ведьмак, который уже предвкушал удовольствие от прикосновения к этому разгоряченному душем телу, как ощутит под руками шелковистую кожу, напряженные мышцы, вынесет вердикт что нужна госпитализация и останется один на один с этим совершенством… В своих фантазиях Ведьмак уже рисовал всяческие процедуры, которые предполагали, что пациент будет обнажен и в полной власти своего доктора…
Но Олег, как обычно, стащил одеяло на себя. Кому же еще уделять внимание, если не ему? Но что-то в его голосе заставило Ведьмака повнимательнее прислушаться и присмотреться к следователю. Неужели ревность? Она самая. В том, с какой гордостью он рассказывает о подвигах Лукаса, которые сам Норт, впрочем, таковыми, не считает, как практически отгоняет от него врача, не дав даже завершить осмотр.
Ведьмак напоследок провел рукой по плечу Норта, и Олегу показалось, что тот как кот, едва ли не потерся об руку ведьмака. Нет, точно показалось. Алкоголь и усталость делали свое дело.
- Да где ж я его возьму-то, рентген этот самый. У нас его отродясь не бывало.
Ворча себе под нос, Ведьмак обогнул кровать Лукаса и опустился на корточки перед Даршавиным.
- Где вас так угораздило-то?
Ведьмак начал сноровисто, но аккуратно осматривать, прощупывать голень Олега.
- Вы же тут каждую кочку знаете.
Это можно было расценить и как сочувствие, и как неприкрытое издевательство. Как можно, зная болота, как свои пять пальцев, имея в распоряжении снегоступы, залезть в трясину, да еще и покалечиться?
И потом заставить Норта тащить его на себе. Это только представить. Около центнера живого веса. По снегу. Километров с дюжину. Как Лукасу это удалось. А главное, зачем?
Непостижима душа этого британца, непостижима.
- Что я могу сказать, - закончив осмотр и поднимаясь, произнес Ведьмак. – Лукас был прав. Жить будете. Ходить тоже. Но не сразу. Пару дней нужен покой. И без возражений. Я здесь врач. – А потом пояснил. – Перелома нет, вывиха тоже. Связки порваны. Но до свадьбы заживет.
Ведьмак подкрепил свои слова выразительным взглядом и, взяв из сумки бинт, начал накладывать повязку.
- Это вы еще легко отделались. Могло быть хуже.
Закончив с повязкой, Ведьмак отошел к двери и   стукнул по ней кулаком. Конвойный тут же возник на пороге, недоуменно взирая на доктора.
- Так. Слушай мою команду. Возьми пакет. Только не дырявый. И принеси с улицы снега. Чего встал? Выполнять! – рявкнул Ведьмак, как будто всю жизнь только тем и занимался, что отдавал приказы.
- А потом…?
- Себе в штаны засунь, ебт. Чтоб кровь от червяка отлила да в голову пришла, дурень ты окаянный. Сюда принесешь. Мухой!
Дверь захлопнулась, ключ повернулся в скважине.
Лукас безучастно сидел на своей койке, даже не прислушиваясь к тому, что говорили участники этого спектакля, что тут устроили Ведьмак и Даршавин. Ему было совершенно наплевать, что происходило там между ними.
Жидкость в граненом стакане шибала спиртом, но таковым не являлась. Норт залпом опустошил стакан, даже не почувствовав вкуса, только внутри опалило огнем, согревая. Потом принялся жевать бутерброд, как-то отстраненно осознавая, что он, оказывается, голоден. Ему стоило немало усилий держать глаза открытыми, все тело ломило, хотелось лечь, свернуться в клубок и перестать существовать. Но по укоренившейся привычке бодрствующая часть сознания фиксировала все, что творилось в камере, чтобы потом восстановить ход событий в уме. Пока на него не обращают внимания, это уже само по себе хорошо.
- Вот и чудненько, ты не представляешь, Николаич, как не охота мне делать все эти процедуры – рентген, гипс, костыли… нахрен! Лучше вот так – по-домашнему. - Олег влил себе в рот остатки коньяка из стакана, будто это была вода, и ее вкус был райским наслаждением и закурил. Как долго бы еще действовал запрет на курение, если бы не этот стресс? Кто его знает. Но сейчас Даршавин ловил наслаждение в каждом вдохе. – Слышь, Николаич, а укольчика мне не полагается? Как болящему? – И Олег заржал, совсем не как болящий. Потом подождал, пока Ведьмак укутает ногу в снег, потом в одеяло, чтобы процесс таяния чуть задержался.  Потом пускал дым кольцами, будто играя как пацан, только что обучившийся этому трюку.
-Ты еще из ушей пусти как в трубу, и считай, отопление готово. - Ведьмак тоже после пары глотков расслабился.  – Может по спиритусу? У меня с собой было… Зачем тебе укольчик? Ты и так, как бык. Это вон твоего спасителя нужно поддержать витаминчиками, а то того и гляди вырубится и не встанет. Может «в больничку» ему организуешь? Тебе-то это раз плюнуть, а ему будет полезно.
- Я подумаю. Не суетись. А Лукас и тут хорошо отдохнет. Че ему до больнички тащиться. Вон места сколько. – Олег подождал, пока Ведьмак разольет спирт, вместо закончившегося коньяка, разбавит необходимым количеством воды и поднял стакан. - Ты, Николаич, Лукасу то так не наливай. А то потеряем на ходу моего спасителя. – И Олег выпустил из носа порцию черного дыма. - Лукас, давай за тебя! Ты сегодня герой! – Олег поднял стакан в знак тоста, подойти и чокнуться они не могли оба. Лукас просто был не в том состоянии, а Олег рад бы, да нога. Хватило ей сегодня. – Теперь нам нужно решить наши ребусы, и ты будешь победителем. Я обещаю. – Спирт полился в рот, как и положено, после того, как воздух из легких был выдохнут трижды. Есть же наслаждения в жизни.  И теперь Олег был почти счастлив. Но как ни крути – усталость давала о себе знать. Закуска тоже подошла к концу. Ждать когда принесут, тоже не хотелось. А спать хотелось очень. – Николаич, давай мы уже будем отдыхать. Ты иди, все будет в порядке. Давай. До завтра. – Даршавин подождал, пока закроется дверь за Ведьмаком.  – Лукас, слышишь? Лукас, ложись давай. Хватит тебе уже сидеть как изваянию. Я же вижу, что ты ничего не соображаешь. Даже когда этот черт голубой тебя лапал, ты не шелохнулся, будто и не заметил. Давай спать. Завтра поговорим. – Даршавин чуть ли не свалился с кровати, пытаясь дотянуться до Лукаса, но тот сидел слишком далеко.
На другой кровати. Просто выпившему Олегу казалось, что его руки хватит, чтобы преодолеть это расстояние. Но она упала вниз, потянув за собой обмякшее тело Даршавина, пришлось хвататься за воздух зубами, чтобы не грохнуться с кровати. Нет, лучше уж спокойно лечь и спать, чем делать лишние телодвижения. Олег успел только заметить, что Лукас завалился на бок, будто кукла и голова не попала на подушку, но Лукас этого уже не заметил. Эх, надо бы поправить подушку, а то к утру будет череп раскалываться…..- это последнее что подумал Олег, отключаясь от внешнего мира…
Вот в этом весь Даршавин. Демонстрирует свое превосходство, навязывает свои правила, доминирует. Надо было оставить его в той яме, надо было.
И хватит говорить обо мне, как будто меня нет в камере! Бесит. На полноценное возмущение не было уже сил, и Лукас ограничился тем, что подумал это. Лениво, без эмоций.
Даршавин снова дымит, как паровоз. Это тоже бесит. Он, наверное, курит только в помещении. В лесу от него даже табаком не пахло.
Укольчик ему. Спирту налакался, чем не обезболивающее…
Ведьмака Николаичем назвал, а тот и не возразил…
Так что дальше это представление можно и не смотреть. Ничего интересного не будет. Один будет строить из себя государя всея тюрьмы, а другой подхалимничать и поддакивать. Эх Ведьмак, разочаровал ты меня сегодня. Гомик это не ориентация. Это состояние души.
И Норт позволил себе больше не сопротивляться обволакивающим объятиям сна.
Он не слышал, как вышел Ведьмак. Не видел, как завалился спать Даршавин. Не помнил, как уснул сам.
Проснулся через пару часов, как обычно, от боли. Попробовал сменить положение. Все тело превратилось в сплошной агонизирующий нерв. Пока устраивался на койке, взгляд его упал на соседнюю. Соседнюю? Откуда в его камере еще одна койка? Это же не его камера. Он спит в одной камере с Даршавиным! Опять…
Кто разрешил такое, интересно. Следователю находиться в одном помещении с заключенным, да еще и в нетрезвом виде, да еще и наедине… Это неправильно. Лукаса здесь быть не должно.
Превозмогая усталость и боль, Лукас встал с койки и, держась за стену, добрался до двери. Ударил в нее кулаком.
Охранник, как будто этого и ждал, отворил дверь немедленно. По всему было видно, что он готовился придти на выручку Даршавину, если до того дойдет. Но Лукас опасности не представлял, и  охранник убрал с лица свирепое выражение, сменив его на пренебрежительно-выжидательное.
- Чего надо?
- Гражданин следователь приказал доставить меня в камеру. В мою. Триста тринадцатую.
Оставалось лишь надеяться, что за время отсутствия Норта ее никто не занял.
- А сам он чего?
- Утомился, спит. Хочешь, проверь.
Охранник, несомненно, проверил, поставив Лукаса предварительно лицом к стене. Даже пульс пощупал.
- Да он бухой… -  с нотками зависти в голосе протянул охранник. – Ладно, пошли.
Когда дверь за Лукасом захлопнулась, оставляя его наедине со своими мыслями, он лег на шконку, спрятав лицо в подушку. Она надежно заглушала все звуки. И лишь судорожно вздрагивающие плечи выдавали Норта. Наконец он дал волю столь долго сдерживаем эмоциям. Он мог умереть свободным, а вместо этого добровольно вернулся в заточение.  Спас своего врага, своего палача. Поддался на его уговоры, погнался за призрачной надеждой. Какой же он был идиот…
Лукас плакал, пока не уснул.
Олег шел по коридорам Лушанки, словно не было нескольких недель отсутствия его здесь, словно не было побега Лукаса – он опять шел в его камеру, к нему на допрос. Правда, чуть прихрамывая. Ведьмак разрешил-таки ходить. Одного Олег понять не мог – почему утром после той ночи Лукаса не оказалось рядом с ним. Конвойный сказал, что это его, Олега приказ, вернуть заключенного в камеру. Олег не помнил. Но кто знает – может и приказал, только как? Он отчетливо помнил, как ушел Ведьмак. А потом утром проснулся от того что доктор возится у его кровати, пытаясь осторожно осмотреть ногу.  Все, что было между этими событиями, память стерла, сколько бы он не пытался найти объяснение этому факту. И предпосылок такого поступка он тоже найти не мог. Он тогда еще день провалялся в той випкамере, хотя точно помнил свое намерение пробыть там с Лукасом, стараясь направить его в русло поиска предателя. Именно этот мотив и должен был подвести Лукаса к перевербовке и работе под контролем. И Олег никак не мог понять, с чего это вдруг он поменял все планы. Потом Ведьмак добыл-таки где-то костыли, заставил перебраться в общагу и приходил пару раз, пока не вынес вердикт – здоров. Темы Лукаса они в разговорах не задевали. Даршавин не хотел обсуждать ничего ни с кем, а доктор только осуждающе смотрел и молчал. Правда, иногда казалось, что он придушил бы Олега, но какой-то, одному ему ведомой силой, сдерживал все порывы своей души. Ну не от страха же нового срока? Куда уж дальше то, и так обрек себя на вечную тюрьму. Не за деньги, ни за веру, если только за одну нестандартную любовь он тут похоронил себя заживо? Но это его проблемы. Олега интересуют свои. И первая – это Лукас. Что с ним? Как он оказался не в той камере? И будет ли он работать с Олегом. Осуществится ли план Олега так, как он его задумал? Самая большая загадка для Даршавина – это Норт. Он вызывал бурю эмоций. От ненависти до восхищения. И все эти эмоции сходились в одной точке, завязывались в узлы и не давали покоя сутками напролет. Вот и сейчас, выкурив, как это бывало в течение стольких месяцев, сигарету под тихое осуждение луны и смрад болотного газа, Олег отправился к Лукасу. Ей Богу, как будто на свидание. Даже рубашку надел не форменную голубую, а белую, с запонками, будто на парад. Да все равно – куда еще надевать такую рубашку тут?
Дверь лязгнула, будто жалуясь на сырость и вечную вонь, и открыла Олегу проход в другой мир. Мир Лукаса Норта…
А в этом мире все было без изменений на первый взгляд. Лукас на своем любимом месте, у окна, одетый в белую же майку и темно-синие тренировочные штаны. Стоит с таким видом, как будто они только вчера расстались.
Но что на самом деле творилось здесь с того дня…
Первые трое суток Норта никто не беспокоил. Ведьмак заходил, осмотрел еще раз, предложил перебазироваться в больничку, но Лукас наотрез отказался. Тогда Ведьмак, явно превысив свои должностные полномочия и, по сути, совершив подлог, распорядился от имени Даршавина, что у заключенного облегченный режим. Охранники выпучили глаза, такого они еще не слыхали. Ведьмак терпеливо пояснил, что это значит, что со шконки гонять его нельзя, третировать нельзя, кормить по расписанию и раз в три дня водить в душ. Охранники не все поняли, но суть уловили.
А потом все пошло как обычно. Подъем, завтрак, обед, ужин, а между ними тягостные раздумья. Ответа на главный вопрос как не было, так и нет. Зачем Лукас спас жизнь Даршавина и вернулся в камеру? Хотя вариантов было превеликое множество. Начиная от самого гуманного и человеческого, и заканчивая совершенно уже запредельно нереальным, в котором Лукасу каким-то волшебным образом удается поменяться со следователем местами и самому диктовать свои условия, да так изощренно ловко, что тот даже не догадывается, что пляшет под чужую дудку.
Но все эти размышления не имели ни малейшего смысла без главной составляющей. Самого Даршавина. Лукас ждал, пока тот придет и внесет хоть какое-то подобие ясности в происходящее. Одно дело моделирование ситуации, совсем другое, когда видишь живого человека и его реакции на происходящее.
Но Даршавин приходить не торопился.
Ладно, допустим, не может. Из-за ноги. День не может, два. Хорошо, три.
Опять выжидает, как у него это принято, выдерживая Лукаса в одиночестве и неведении. Возможно.
Или его вызвали снова на ковер с отчетом о ЧП. Побег заключенного это же ЧП?
Загреметь, что ли, на самом деле в больничку? Там хоть Ведьмак может намекнуть… но от самой мысли о том, что снова придется видеть этого двурушника, Лукасу становилось муторно.
Бесконечность серых дней нужно было чем-то заполнять. И, как только мышцы перестало скручивать от боли, и каждое движение не отдавалось агонистическими спазмами во всем теле, Норт возобновил свои тренировки. Это помогало скоротать время, растратить все восстановленные силы, чтобы, по крайней мере, спать несколько часов по ночам. Но от мыслей не спасало.
Лукас очень хотел видеть Даршавина. Но, когда тот соизволил появиться на пороге камеры, нарядный, отдохнувший, как из санатория, Норт понял. Напрасно он изводил себя мыслями о своем следователе. Напрасно рисовал в воображении картины их встречи. Олегу нет до него никакого дела. Норт для Даршавина не более, чем еще одна единица среди ему подобных, заполнивших ячейки этого мрачного игрового поля, их тюрьмы. Он всего лишь нудная обязанность. И тот факт, что он спас Олегу жизнь, даже вряд ли стал строчкой в записях личного дела заключенного. Этот факт благополучно замяли, забыли, не помню, значит, не было. Даршавин снова его обставил. Обещанию дают, чтобы их нарушать.
Лукас посмотрел на Олега долгим, полным презрения, разочарования, ненависти взглядом и отвернулся.
И будто железный занавес опустился за его спиной. Непреодолимый барьер. Непрошибаемая стена. Не обойти, не перелезть, не протаранить.
Даршавин даже опешил. Он ожидал чего угодно, но только не этого всепоглощающего мрачного, давящего молчания! Он, конечно, перешагнул порог, за ним, конечно, закрыли дверь, но что от этого изменилось?  Ему показалось, даже воздух в камере предназначен только для Лукаса, а ему тут дышать нечем, будто воруя его воздух, Олег вдохнул, жадно хватая ртом пространство. Боже, сколько ненависти, презрения. Чертов Норт! Да что же с ним нужно сделать, чтобы он хотя бы смотреть стал, как на человека, а не как на блоху, не смеющую претендовать на право называться скотиной?
Даршавин прошел и сел на шконку. Уж что-что, а самоуверенности ему хватало, чтобы колени не подкосились в этом душном мире. Что там говорили? Нужно чувствовать, как враг, думать, как враг, действовать, как враг? Опять? Он только что мечтал о том, что они будут по одну сторону. В одной упряжке. Но этот заносчивый британец воистину не собирается никуда впрягаться. Это выше его достоинства на столько, что умереть в болотной жиже было бы большей честью. Вот же дьявол, волк, а не человек! Олег уперся взглядом в напрягшуюся спину Лукаса. Пусть стоит как изваяние сколько угодно, но Даршавина это не остановит… Звенящая пустота заполнила сознание… Разочарование? А что он ждал? С чего бы вдруг, он очаровался Даршавиным? Неужели, он спасал его не за посулы содействия в деле, а лишь за одну заботу о нем? Нет. Поверить в такое, значит самому очароваться Лукасом. Восхищаться им. А мало я им восхищался, когда он тащил меня через заснеженные болота до самой камеры? И что в благодарность? Презрение! Что? Что ему вечно не нравится? От чего этот вид оскорбленной невинности? Неужели он мог подумать, что теперь он тут на привилегированном положении? Да кто позволил бы ставить  в исключительное положение беглого зека!  Радовался бы, что не забили до смерти, да собакам на съедение не отдали. Что потащился за ним черти куда, лишь бы спасти его. Ну пусть мы квиты, но с чего так уж напрягаться тогда?  Олег встал. Прочистить горло было  бы признаком волнения… нужно постараться, чтобы голос без этого прозвучал твердо, даже угрожающе...
- Зачем ты это сделал? – вопрос повис в густом, как смесь перцев, воздухе. Каждый вдох отдавался тысячью порезов в душе. И голос прозвучал сдавленно и хрипло.  Олег даже усомнился в том, что он вообще прозвучал, если судить по реакции Лукаса. 0! 0! Ничего. Хоть бы дернулся, чтобы показать, что еще жив!
Боже правый, он еще спрашивает! Это что, разновидность пыток такая? Расскажи мне о своих самых громадных сожалениях. Разочарованиях. Провалах. Неудачах. А самое главное, вывернись наизнанку, пройди снова по всем кругам ада, который сам себе же и устроил, в этот раз это именно так! Никто не сдавал, Лукаса, не подставлял, не заставлял поступать так, как он выбрал поступить. И винить-то некого. И злиться не на кого. И Даршавин ни при чем. На его месте мог оказаться кто угодно. Кто угодно? А кого угодно ты бы стал тащить из ямы и через снега обратно в свою клетку? Не лги себе, Лукас. Это малодушно. Уж в этом прежде ты себя упрекнуть никак не мог. Так нечего и начинать.
Зачем. Ты. Это. Сделал.
Потому что идиотом был. Поверил тебе. Побоялся подохнуть. Цеплялся за жизнь, что было мочи. Искал себе предлоги не умирать.
Гнев снова подкатил к горлу удушливой волной, мешая дышать. Вдохнуть бы поглубже, но Даршавин смотрит, глаз не сводит. Зачем Ведьмаку рентген, вон есть уже один. И снова доминирует, показывает кто тут главный. Можно подумать, кто-то забыл. Да, Лукас знает, что его побег нивелировал его заслуги по спасению следака.  Или наоборот. Так или иначе, они вернулись к тому, с чего начинали. Судьба Лукаса всецело в руках Олега. Оттого Норт и злится. На себя злится. Что послушал эти сладкие обещания. Позволил себе в них поверить. Но показать свою злость это все равно, что вручить Олегу пульт. Лукас уже опутан с ног до головы оголенными проводами лжи. Нажми на кнопку и пусти по проводам ток. Докажи, что это все чего Норт заслуживает. Бесконечные страдания. А страдать-то не хочется. И Лукас молчит. Не оборачивается.
Олег встал за спиной Лукаса, теперь их разделяет только два слоя ткани и несколько миллиметров воздушного пространства, будто нарочно сгустившегося так, что может стать непреодолимой преградой, если не для тел, то для сознания. Олег пытался, но Лукас закрыт. Те обрывки ощущений не сулили ничего хорошего, но и они были слишком похожи на большие четные дыры, где найти ответы? Как обрести полную картину ощущений Норта, если и в своих-то ощущениях разобраться трудно. Вот сейчас, когда руку даже протягивать не нужно, чтобы прикоснуться к Лукасу, так хочется это сделать, так хочется сказать что-то доброе, теплое, чтобы эта ледяная стена отчуждения растаяла, рухнула, полетела к чертям! Но Олег медлит… он все еще ждет от Лукаса хоть какого-то напоминания, что они были одним целым те долгие несколько часов, когда Лукас тащил Олега на себе … Битый небитого везет? Именно! Он смог сделать то, от чего Олег не просто восхитился им – зауважал его! Почему же он опять стал прежним заносчиво-отчужденным Нортом? К чему это теперь? Рука поднялась, будто в порыве лечь на плечо друга… Но, нет. Лукас не считает Олега другом. Даже человеком не считает, видимо… секунда прошла…. Олег опустил руку, так и не решившись прикоснуться к Норту… Отступил чуть назад, предоставляя воздуху образовать некоторую мембрану, которая должна усилить впечатления… Он застыл в своей ненависти, в своем презрении? Возвел стеклянную стену? Ну, что ж, я покажу ему, как рушится стекло всего только от звука. Олег вдохнул, выдохнул, будто грея воздух перед собой, еще вдох…
- Развернись ко мне лицом, ублюдок чертов! Я задал вопрос! Зачем! Ты! Это! Сделал! Отвечай! Быстро! Быстро, я сказал, не думая! – Олег орал так, что казалось, слышал звон стекла, рушившегося искусственного барьера, возведенного тут без его не то, что позволения, без его ведома! Как он вообще посмел пытаться изображать из себя бог знает что! – Что, пыток снова захотелось? Ностальгируешь? Может мне пустить ток по твоим жилам, тогда ты вспомнишь, что я тут присутствую?
И Олег сделал шаг к двери, будто желая выйти и приказать вести Норта в допросную. Будто там уже все готово – только Лукаса и ждут….
Норт весь сжался, как  в ожидании удара. Олег стоял так близко, что Лукас чувствовал его тепло. Такое долгожданное. Такое приятное. Столь необходимое. И как жаль, что такое враждебное. И никак его не вобрать, не насладиться этим прекрасным ощущением, не понежиться в нем. А ведь совсем недавно, каких-то сто миллионов световых лет назад они были единственным источником тепла друг для друга, так тесно сплавившись в единый конгломерат. Чтобы выжить. Тогда только это имело значение. Выжить. Добраться. И вот они оба живы.
Только между ними стена лжи и предательства. И ты еще смеешь спрашивать?
Лукас не видел, но почувствовал движение рядом с собой. Чего ему только стоило не уклониться, не отшатнуться, остаться величаво-неподвижным. Что-то остановило Олега. Неужели Лукас вспомнил, как это делается? И у него получилось навязать свою волю даже следаку?
Нет. Не получилось.
Оглушительный крик вспорол вязкую тишину камеры, как ледокол крушит с треском вечные льды, как штормовой ветер рвет с треском паруса. 
И это было тем самым триггером. Который смел все тормоза в сознании Норта.
Резко обернувшись, он ничуть не тише заорал стоящему у двери Олегу. И плевать, что его услышит если не вся тюрьма, так охрана по ту сторону двери так точно.
- Затем, что идиотом был! Что поверил тебе, лжец ты проклятый! Послушал твои увещевания. О возвращении. О свободе. О том, что поможешь мне найти того, кто сдал меня! Я же поверил тебе, Олег! По-ве-рил!  Я тебя столько раз мог прикончить, но не сделал этого! Почему? Да потому, что ты единственный, кто мог бы вытащить меня из этого ада! Ты уже забыл благополучно, что это значит, когда твоя жизнь от кого-то зависит! Ты снова тут главный, а я никто. Ты просто отымел меня. И выбросил из своей жизни за ненадобностью. – Как будто выдохся, Лукас оперся спиной об стену. – Давай. Запускай свою адскую машину. Что от тебя еще ожидать. – С горечью обреченно закончил Норт. Но в его взгляде все еще полыхали отсветы того зарева гнева и ярости. Они никогда уже не потухнут. Их не убить разрядами тока. Не залить водой. Не вытравить иглами.
- Отымел? Ты сказал – отымел? – Олег был не просто зол, его как кнутом полоснули, какого черта он еще смеет орать, да еще и такое?  Даршавин развернулся от двери, проверив только, что она закрыта, и двинулся к Лукасу, - Что, ты сказал, я с тобой сделал? Ты, кажется,  не вполне знаешь русский язык! Может быть, мне стоит поучить тебя? Давай-ка я тебе сейчас наглядно объясню, смысл слова отымел! Чтобы в следующий раз ты употреблял его правильно. – Олег приблизился к Лукасу, будто неотвратимое наказание, и так будучи больше него по габаритам, он, казалось еще увеличился, от возмущения и гнева! То, что Лукас мог сопротивляться или даже убить его, Олег уже не могло помешать. Норт заговорил, а значит раскрылся. Теперь осталось вспомнить уроки по бесконтактному противоборству. Они мало чем бы отличались от фокусов, если бы не проводились в таком заведении. Олег вскинул руку вперед, будто пытаясь отгородиться от Норта, на самом деле, наоборот, подчиняя Лукаса своей воле, даже если бы он попытался сопротивляться или кинуться в драку, он просто падал бы на колени и плакал как беззащитный ребенок. Даршавину очень понравились наработки профессора Бехтерева, жаль только курс был слишком коротким, но на Норта его умения точно хватит. Уже приблизившись вплотную, Олег захватил руку Лукаса и завел ее за спину, заставляя его развернуться в ту же позу, в которой и находился Лукас за пару минут до этого, как будто он и хотел только, что исполнить свое намерение похлопать Лукаса по плечу и попытаться поговорить с ним. Но нет же, сейчас это выглядело куда внушительнее и стремительнее, обе руки Лукаса были вздернуты за спиной, как тогда, когда его ставили на колени и подвешивали за крюк, до безумно боли в суставах, до потемнения в глазах, правой рукой Олег уже сдернул треники с бедер Лукаса, словно и не было их, и уже расстегнув ширинку на своих брюках, вытащил уже увеличившийся член…
Конечно, Лукас пытался вырваться, конечно, пытался кричать, только больше распаляя и без того озверевшего Даршавина, который и забыл, что восхищался Нортом всего то пять минут назад. Сейчас он изо всех сил хотел унизить этого зарвавшегося сноба, высокомерного говнюка, лишь бы показать ему, что на самом деле он – ничто, и ничтожество! Что он не может ни влиять на ситуацию, ни управлять ею, ни выйти из нее победителем. Вообще. Никогда он вообще не сможет  стать ни другом, ни врагом, потому что он не достоин ни того, ни другого! Олег секунду замешкался, вводя член в задний проход Лукаса, не особо заботясь о том, что разрывает, травмирует его, уж что-что, а это точно его не волнует! Теперь его волновал только сам процесс акта. Он чуть ослабил хватку, все равно теперь Лукас уже никуда не денется, правой рукой захватил горло Лукаса, как давно он мечтал именно об этом? Очень, очень давно! Вот так сжать его в руке, словно мразь, и придавить… Лукас захрипел, Олег чуть ослабил хватку, наращивая темп движений. Как только Лукас сделал пару судорожных вдохов и выдохов, Даршавин опять сжал его горло, заставляя дрожать от конвульсий… А это довольно чувственно, когда он дрожит, это доставляет еще и наслаждение, не только удовлетворение властью. Олег опять ослабил захват шеи, опять чаще задвигал бедрами, будто играя с жертвой, будто танцуя, и заставляя Лукаса танцевать но по горящим углям, а не в паре с ним.
– Теперь ты понимаешь значение слова отымел? Понимаешь, что ничем и никем в этой жизни ты управлять не можешь, даже собственным задом? – орал Олег, задирая руки Лукаса назад так, чтобы заставить его наклониться еще ниже. – Отвечай, когда я спрашиваю, слышишь? Ты все понял?
Лукас надолго запомнил этот кошмар. Хорошо, если бы это был сон. Но все происходило на самом деле. По выражению лица Даршавина Лукас понял, вот он, момент истины. Два волка не могут жить на одной территории и не установить, кто из них альфа, а кто омега. Как ни пытался сопротивляться Норт, Олегу все равно удалось подчинить его себе. В тот момент Лукас прочувствовал в полной мере, что значит оцепенеть от ужаса. Пронеслась в голове мысль, а не этого ли ты хотел. Искал смерти – вот она. В том, что Даршавин его убьет, сомнений не оставалось.
Лучше бы убил. Потому что то, что он сделал с Нортом, было хуже смерти, хуже казни, хуже самой страшной пытки. Лукас испытывал раньше боль? Это ничто по сравнению с тем, что было сейчас. Норт теперь точно знает, что чувствуют люди, когда их сажают на кол. Все попытки сопротивления ни к чему не привели. Лишь усугубили ситуацию.
Лукаса раздирало изнутри, каждая клетка его организма вопила от боли, сам-то он вопить не мог. Не то, что вопить, даже дышать. Крик раздирал сверху, а снизу… Лукасу казалось, что сейчас он разорвется, как если бы внутри сработал детонатор, прикрепленный к тонне семтекса.
Даршавин что-то орал, но все звуки слились воедино, в одну симфонию боли вместе с застрявшим в горле криком самого Норта, что звучал лишь у него в голове.
Кажется, эта агония длилась вечно.
Но в какой-то момент к вящему ужасу Лукаса к ощущению боли приплелось еще одно. Совершенно неконтролируемое, иррациональное, невозможное! Он начал получать удовольствие. Более того, почувствовал эрекцию. Как? откуда это все взялось? Лукас ненавидел себя еще больше в этот момент, но ничего не мог с собой поделать. Его собственные руки были заломлены за спину, а произнести даже звук возможности не было. Оставалось метаться между этих двух огней в своем разуме, сгорать от испепеляющей боли и не менее огненного желания.
Олег и не ждал ответа, хотя и желал бы слышать сейчас голос Лукаса, униженный, молящий о прощении, трепетный…  Но трепет тела Лукаса действовал сильнее чем любой стимулятор, Олег двигался будто хотел усилить этот трепет в сотню раз, еще раз сдавил горло Лукаса, прерывисто дыша, он хотел, чтобы тот перестал дышать вовсе, чтобы не отвлекался даже на дыхание, чтобы все его существо наполнилось только Олегом и диким необузданным трепетом… А потом он с силой оттолкнул Лукаса, швыряя его на пол перед собой, и закончил это безумие, обхватил член ладонью, будто горло Лукаса. Будто хотел показать ему, что в его понимании он как раз где-то на уровне члена. Несколько движений бедрами высвободили поток спермы, наслаждения и крика. Даршавин больше не стонал и не сдерживал себя, видя, как его сперма остается на поверженном теле вздрагивающего от конвульсий Лукаса. Это было волшебно. Оказывается, его не нужно даже бить, чтобы наполнить разум и тело невероятным, дурманящим, всепоглощающим ощущением превосходства и восторга.
- Это было волшебно! Ты слышишь? – Олег все еще стоял перед Лукасом, поглаживая разбухший член, успокаивая разгоряченные ткани. Падать рядом с Лукасом невозможно, а сделать пару шагов до шконки он еще не мог. Ноги были расставлены так широко, насколько позволяли спущенные штаны, но еще пара секунд и он упадет, последние капли наслаждения атаковали мозг, давая ему еще порцию гормонов счастья. Олег попятился, чтобы не упасть, потом сделал шаг в сторону шконки, нужно сесть. Наклонился, натянул штаны вместе с трусами, и сел на шконку. Откинулся к стене, стараясь выровнять дыхание и успокоить  новый прилив жажды. Нет, на сегодня хватит, иначе он вообще не выйдет из этой камеры, предпочтя дикие танцы страсти всему остальному миру. Вот теперь он получил то удовольствие, о котором даже и мечтать не мог. Потому что не знал, что оно существует. Даже Иоланта, с ее желанием получить как можно больше боли не могла сравниться с Лукасом, с его ненавистью и презрением, которое можно было просто растоптать, порвать, как анус. Олег закрыл глаза. Лукаса он не боялся. Даже если бы тот и смог попытаться броситься на Даршавина, вцепиться ему в глотку, все равно теперь Олег был опьянен своей победой. Безоговорочной и совершенной. Пусть это было грубо и жестко. А разве победа бывает другой? Ей все равно, в каком обличии она приходит. Она просто занимает все пространство, сметая любые барьеры, выстроенные противником. Вот и сейчас откинувшись к стене, опираясь на широко расставленные руки, Олег слышал звуки своей победы и наслаждался ими.  Пусть недолго, но это было волшебно.
Олег открыл глаза и посмотрел на Лукаса. Он хотел видеть его теперь. Он жаждал этого так давно, что не мог пропустить этот момент. Насладиться не только тем, что клокотало внутри, но и тем, что представало взору. А там. Слишком медленно, стараясь быть незаметным, стараясь не делать лишних движений, даже вдохов, Лукас пытался натянуть штаны на бедра и отползти подальше от Даршавина. Зубы стучали, тело содрогалось, будто цунами смыла всю силу Лукаса, оставив ему боль, только боль и ничего кроме боли. Вид вздрагивающего Лукаса вызвал новую волну желания. Нет. Олег опять закрыл глаза, но он все равно видел только одно – содрогающийся Лукас на полу камеры. Все. Других картин его мозг выдавать не хотел. Отказывался от всего разнообразия красок мира, ради одного этого зрелища.
 - Я пойду, пожалуй, ты можешь сколько угодно питаться своим хваленым самообладанием, но сегодня я показал тебе, кто кем обладает на самом деле. Пойми это и постарайся запомнить, чтобы мне не пришлось повторять этот урок еще раз. – Голос Олега был хриплым и уставшим, но таким уверенным. Ему просто больше не нужно было ничего никому доказывать. Все другие оттенки были не нужны.  Он встал, даже не пытаясь проверить, все ли в порядке с его одеждой, не заметит ли кто-то по его виду, чем он тут занимался. Он просто встал и направился к двери.
Часто после сильного нервного потрясения люди теряют разум. Или память. Или замещают травматичные воспоминания другими. Так или иначе, их мозг ставит некий защитный барьер между памятью и сознанием. К сожалению или к счастью, Лукас не относился к таковым. Он помнил все в малейших деталях. И не мог отключить это не мог заблокировать. Он должен был принять случившееся, осознать это и решить, как ему поступать дальше в сложившихся обстоятельствах.
Но это когда он вернет способность мыслить. А пока он был не более, чем куском агонизирующей плоти. Даже не пытался пошевелиться, может, примут за мертвого и оставят в покое.
Сколько прошло времени с той поры, как дверь за Даршавиным закрылась? Час? День? Год?
Лукас действовал лишь на инстинктах. Это там, с той стороны двери, за пределами его камеры жизнь шла привычным чередом. Подумаешь, эка невидаль. Следователь отодрал заключенного. Да такое тут сплошь и рядом. Но для Лукаса это был конец всего. Его мир рухнул в одночасье. Мыслей не было, только необходимый минимум команд его рукам, ногам и телу, чтобы осуществить задуманное.
Не с первой попытки удалось подняться с пола. Тело было как будто чужое. Да впрочем, так оно и было. Это был ненавистный кусок мяса и костей, от которого Норту нужно избавиться как можно быстрее. Чтобы стать свободным, наконец.
Он даже не задумался, откуда на шконке появилось белье. Просто отодрал от простыни полосу ткани. Соорудил петлю. Подтащил стул на середину камеры, свободный конец простыни привязал к так предусмотрительно кем-то ввинченному в потолок крюку.
Петля была перед ним. Тихонько покачивалась, как будто приглашала.
Лукас взялся на нее обеими руками. Его трясло от отвращения к самому себе. Это не был страх что сковывал движения. Это была ненависть. Он ненавидел себя до такой степени, что едва мог заставить свои руки сделать эти простые движения.
Готово. Голова просунута в петлю. Теперь осталось сделать лишь один последний шаг.
И он будет свободен.
Олег добрался до кабинета и рухнул на кушетку. Ее даже диванчиком то трудно назвать. Так – некое спальное место на случай ночных посиделок на работе. Только сейчас он ощутил, как устал. Он даже не смог вспомнить, сказал он Лукасу, «Меня не жди, я теперь еще долго не захочу видеть тебя», или просто подумал так. Нет, Лукас не Иоланта, он хотел его видеть, но если они сделают это еще раз, то уже никогда не остановятся…  Примерно с этими мыслями Олег уснул. Или, скорее – выключился. Если бы выключился… казалось, он все еще с Лукасом, все еще чувствует его дрожь. Все еще видит его глаза, когда он, пытаясь сопротивляться, не может сделать ничего, даже двинуться с места. Олег даже во сне продолжал наслаждаться полной безраздельной властью. Сны сменялись, будто картинки фильмоскопа, пока Олег не ощутил всем телом импульс. Что это? Опять этот запах смерти, разрывает мерзкую вонь тюрьмы. И опять лицо Лукаса отдаляется, пропадает за шторой тумана… Еще секунду Олег спал, пытаясь прогнать наваждение… Но едва осознав, что он видит, тут же разорвал сон, будто бумагу. Нет! Только не это! Не для этого он тащился по болотам! Олег резко встал, сделал пару выдохов. Нет. Ощущение беды и запах смерти – это не сон. Это на самом деле. Лукас! Черт его дери! Олег помчался, не закрыв дверь кабинета, по коридорам Лушанки. Только не это! Этот сумасшедший не может, не имеет права сделать это! На каждом повороте эти чертовы решетки. Нужно ждать, пока откроют, впустят-выпустят, проверят, Господи, когда же, наконец, его камера. Миши с Гришей резались в карты, а что им еще делать, если все равно приближаться к Лукасу нельзя? Олег заорал, что есть мочи, еще не побежав до дверей.
- Открываааай! Быстрооо! Мать вашу, поубиваю к херам!  - Миша подскочил на ноги, пытаясь попасть большим железным ключом в проем скважины, что у него плохо получалось. – Твою ж мать! Ты вообще куда-нибудь можешь попасть? Или заправлять надо? – Гриша заржал, но Даршавин глянул на него так, что тот осекся и подскочил к двери. Оттолкнув брата, моментально распахнул дверь.
Успел. Не «черт его»… Не, «О, Господи, помоги…», а облегченное – «Успел!»
Лукас шагнул со стула прямо в руки Даршавина. Как он мог решиться на такое! Как! Олег был возмущен до предела! Но, вытаскивая Лукаса из петли, он не сказал этого, он только гладил Норта по голове, по плечам и рукам, и утешал. Утешал, как маленького мальчика, порезавшего палец. Стянув петлю с Лукаса, как змею, с отвращением содрал с крюка и отбросил подальше, а Лукаса взял на руки покрепче прижал к себе. Нет, он не отдаст Лукаса никому, даже смерти. Тем более смерти! Как это уже бывало, Олег донес Лукаса до шконки и сел, все еще не решаясь выпустить его из рук. Так надежнее. Олег всегда приглядывал за ним, вот и сейчас присмотрит…..
Лукас никогда не бывал в коме. Бог миловал. Но его текущее состояние очень напоминало коматозное. Он был как будто пленником своего тела, более того, своего разума. Он как будто раскололся на несколько частей. И каждая жила своей собственной жизнью.
Его тело как будто пропустили через жернова, предварительно вывернув наизнанку. Каждая клеточка агонизировала адской болью. И то, что его пичкали, таскали, совершенно не прибавляло удовольствия.
В сознании тоже царил полный раздрай. Лукасу было отвратительно каждое прикосновение Даршавина, он страстно хотел вырваться из этих медвежьих объятий, желательно при этом еще врезать Олегу хорошенько промеж глаз. Но одновременно ему было безгранично все равно, что с ним происходит. Норт был как тряпичная кукла, которую привязывала к жизни петля. Петли не стало, и из него как будто выдернули все ниточки. Вместе с желанием жить.
Все, на что он был способен, это процедить сквозь зубы.
- Leave me alone.
Как ни странно, Даршавин почти послушался. Он отпустил Лукаса, и тот отполз к стене, свернулся в клубок, как смог, натянул одеяло и закрыл глаза, отсекая от себя внешний мир.
Ему нужно было со стольким разобраться.
- Why did you stop me. You shouldn’t have.
Лукас и не осознал, что сказал это вслух.
Это были его последние слова. Больше от него никто ничего не слышал в течение очень долгого времени.
Норт отказался от еды, только пил воду из-под крана. Целыми днями он сидел у стены, прижавшись к ней спиной, неотрывно глядя на проем окна в противоположной сене. Он знал прекрасно, что теперь его держат под неусыпным наблюдением, и повторение попытки самоубийства не допустят. Да он и не хотел. День за днем Норт снова и снова прогонял в уме все случившееся. Раз за разом. Не упуская ни единой детали. Анализировал, рассматривал с разных ракурсов, подвергал разбору. Как будто искал причину провалу миссии. Но так отстраненно, как будто это было и не с ним вовсе. Он  был слишком хорошо подготовлен, чтобы дать себе сломаться из-за такой ерунды. И уже презирал себя за допущенную слабость. Правда, это в равной степени не означало, что он стремится выжить. Лукас просто проводил день за днем в ожидании, что ситуация разрешится извне. Сам он решения пока не находил.
Похоже, сложившаяся ситуация устраивала и Даршавина. Он не предпринимал никаких мер довольно долго. Приходил в камеру, заводил разговор, натыкался на стену неприятия и равнодушия и оступался. Это нехарактерное поведение следователя беспокоило Норта, но не так сильно, чтобы он начал его анализировать. По правде говоря, Лукасу было очень хорошо и уютно в своем закрытом мире. И почему он раньше до этого не додумался? Все пытался что-то кому-то доказать, себе наверное, больше никому это и не нужно было… А толку? Все равно все свелось к одному. Вот к этому Самодостаточная личность? Так вот что это значит.
Олег сидел в кабинете. Лукас все еще не сказал ни слова. Все попытки вывести Норта из состояния прострации не давали толку. Олег решил вытащить Лукаса из камеры. Попытаться хотя бы переменой обстановки лишить Лукаса привычной уже атмосферы и дать ему возможность встряхнуться. Ну и попытаться показать ему, что Олег намерен выполнить свое обещание, данное на болотах. Сказать, что Даршавин чувствовал свою вину? Скорее нет, чем да. Олег даже не злился на Лукаса. Он ждал. Может быть, последние события показали характер Норта. Другой бы давно ползал на брюхе, лизал сапоги следователя и всячески выражал бы покорность. Но Лукас не другой. Если он даже сломлен, он все равно будет отличаться. Но что-то подсказывало Даршавну, что все не так просто, как кажется. И Олег все еще пытался понять, вывернуть Лукаса на изнанку. Прочувствовать его, будто оголенный провод. А для этого нужно было взяться за него, слиться в одно целое. Как раз это и сделал Даршавин в том акте. И к чему себя винить, если результат его вполне устроил. Он стал чувствовать Норта лучше, чем до побега. И теперь, отключая сознание, он блуждал в темных коридорах мыслей Лукаса, и видел апатию. Только апатию и ничего кроме апатии. А это лечится только одним способом – стрессом. Хотя Даршавин все же решил показать ему дело. Попытаться заставить Лукаса увидеть строчки, слова, запятые. Почувствовать хоть какие-то эмоции, в связи с упоминанием имен его начальника или его жены. Должно же что-то вырвать его из лап угнетения. Олег чувствовал, что он на верном пути. Главное – не заблудиться на этой дороге.
Пребывать в своем замкнутом мирке Лукасу очень понравилось. Хоть он и думал, что  создал его сам. Увы. Это было не более, чем защитная реакция его мозга на слишком сильный, даже оказавшийся непомерным, стресс.
И оттого неприятно екнуло сердце, когда дверь в камеру распахнулась, и на пороге возникли два брата.
Приказав Мише с Гришей доставить заключенного Норта в допросную, Олег не стал цеплять к столу наручники, как это бывало раньше, не приготовил дубинки или шокеры. Ничего. Только он, Лукас и дело. Пусть постарается просто понять и поверить. А там будет видно. Будь моя воля. Так вообще бы его на улицу позвать. Чтобы он мог вдохнуть другой воздух. Но пока – нет. Пока только другое помещение. Даже конвой меня смысла не было. Потому что этих псов можно использовать  в любых вариантах. То, что другим нужно объяснять три часа, братья поймут с полувзгляда. И это дорогого стоило. Пора собираться. Лучше подождать Норта самому, чем оставлять его наедине с собой.
Ничего в допросной не изменилось. Тот же стол с поцарапанной видавшей виды столешницей. Сколько носов об него было сломано… А сколько зубов выбито… Те же стулья. До дрожи знакомая обстановка. Только нет ничего, что помогло бы заковать, укротить, покорить. Тот и так был укрощен до предела. Теперь нужно приручить его. Сделать так, чтобы он сам захотел стать агентом Даршавина. Не просто возвратиться в МИ5, но и помочь Даршавину, когда понадобится. И Родине, конечно. Как Лукас не отличал себя от МИ5, так и Олег вовсе не подразумевал себя вне России. Все, что он намеревался сделать, должно быть не просто ему приятно, но и полезно для Родины. Вот в чем весь фокус. Они оба не могли представить себя без своей работы, будто без воздуха, которым дышали. Олег прошел до допросной, стараясь, быть там прежде Норта. Первым зашел Миша – а вдруг следователя еще нет, это нужно было проверить. Убедившись, что Олег на месте, Миша открыл дверь и дал знак Грише. Последовала команда Вперед, и появился Лукас. Даршавин видел все, что впрочем, было написано на лице Норта огромными буквами: «Не хочу, не буду, не знаю!»
- Проходи, присаживайся. – Олег показал на стул, стоящий напротив него. Как только Лукас сел, развернул к нему папку и, чуть оттолкнув от себя, придвинул поближе.  – Можешь ознакомиться с твоим делом, надеюсь, тебе будет не только интересно, но и полезно. Ты не передумал еще найти того, кто упек тебя сюда? – Молчание не было бы столь несносным, если бы не абсолютно безразличный взгляд Лукаса. Уже через минуту стало понятно, что тот не увидел ни единого слова в деле. Он даже не смотрел, оттого и  не видел. Он просто сидел с открытыми глазами. Вот и все. – Может быть тебе нужен перевод? Я мог бы кое-что постараться прочитать для тебя по-английски. – Но и эти слова не сделали Лукаса ближе к действительности. Стоит ли вертеться возле него, если толку все равно – ноль? Может быть, отправить в камеру и дальше ждать, пока овощ станет человеком? А станет ли? Нет. Тут нужно что-то другое. Олег смотрел в глаза Лукаса, будто пытаясь вырвать из его сознания ответ на этот, скорее, риторический вопрос. А в этих глазах можно найти много ответов, если постараться….
- В камеру его, - скомандовал Даршавин, после того, как по сигналу кнопки, в допросной появился Миша. – Гришу ко мне, а ты подождешь за дверью. Клиент хочет подышать. – Миша подошел к Норту, тот встал, завел руки за спину, развернулся к двери. Значит все реакции вполне адекватные. Значит, он понимает и видит все, что происходит вокруг. Тогда…. Тогда не стоило бы… Олег подал знак Грише, чтобы подошел поближе. Ему не нужно было и минуты, чтобы дать задание. – В «чертовом» коридоре сделай так, чтобы зеки получили урок послушания.
- Как это? – Грише нужны были подробные инструкции.
- Как? Намекни, что хотел бы попользоваться таким нежным мальчиком, будто девочкой. А когда тот попытается отреагировать, показательно уложите его. Только особо не старайтесь, он и так на фарш похож.
- Ладно, сделаем, не впервой.
- Потому и говорю – не усердствуйте. Слегонца. Но чтобы зеки все видели и слышали, чтобы знали, что любого из них можно прикончить, если мы этого пожелаем, но Норт при этом не пострадал. Все. Иди. Не думаю, что вы провалите такое простое дело. – Олег явно был не в себе, если позволил побить своего дорогого Лукаса! Гриша был немного поражен услышанным, но кивнув головой, вышел за дверь.
Как только дверь за ним закрылась, Олег встал и направился к выходу, прихватив лишь сигареты. То, что он хотел увидеть, должно было взволновать его. И он очень надеялся, был почти уверен, что ему понравится вид побеждающего Норта. Это должно было сработать. Если судить по безвольным глазам Лукаса, ему нужен был стимул, чтобы победить эту чертову апатию.
Довести Норта до его камеры можно было двумя путями. Но почему конвой выбрал другой путь для возвращения, Лукас даже не задумался. Да он и не заметил вначале, что его ведут другой дорогой, пока они не попали в коридор, где двери на камерах были решетчатые. Что это за камеры? Их специально держат в такой холод в таких помещениях, чтобы не возникало даже мысли о тепле и комфорте? Кажется, это единственная мысль, пришедшая в голову Лукаса. Или успевшая прийти… Но, как только он миновал решетку первой же камеры, у Гриши прорезался голос…
- Мишк, а ты не хотел бы засадить этому красавчику? Очень уж его попка напоминает мне Маринкину. Помнишь Маринку, а Миш? – Гриша заржал, а Миша чуть привстав, обернулся на Лукаса, казалось еще секунда, и слюна капнет ему на рубашку.
Это заставило Норта напрячься. Нет, они же не посмеют. Даршавин запретил. Но они продолжали.
- Надо подумать, - в нарушение всех инструкций, Миша обошел Лукаса, и теперь оба брата были позади Норта, будто нарочно, причмокивая, делили, кто первый отправится позабавиться с ним.
А к решеткам камер уже подходили зрители. Лукас сбился с шага, чуть не упав, и вдруг понял, что они же сделают это. Обязательно сделают это с ним, может быть даже прямо тут! При этих вот ублюдках, свистящих от радости, что увидели шоу. 
- Норт! И ты что, позволишь им сделать это? Убей их или сам сдохни! Слышишь? – это Даршавин, который следовал чуть позади процессии, решил подогреть страсти. – Если не убьешь их, я отдам тебя им, понял меня? Ты понял меня, чертов волчара?
Норта затрясло. От страха ли, от безграничного ужаса, от осознания неизбежности предстоящей экзекуции или оттого, что все его существо противилось этому, восстало против, встало на дыбы, выпустило когти… Этого не будет. Никогда. Лучше умереть. Сражаясь. И теперь это не просто громкие слова. Не красивые фразы. Не отговорки. А самая что ни на есть суровая реальность.
Он отшатнулся к стене. Вжался в нее. Наручники впились в запястья. Холодный беспощадный металл. Такой же холодный и беспощадный, как взгляд Гриши и Миши. А ведь они это сделают. И Даршавин. Стоит и смотрит. Как патриций на гладиаторов на арене. Свысока, пренебрежительно, но превкушающе и хищно. Сложись обстоятельства иначе, Лукас ни за что не поддался бы на такую дешевую провокацию. Но сейчас. Сейчас все иначе.
За криками улюлюканьем не было слышно, как хрустнул сустав. Норт даже не заметил боли. Адреналин шикарное обезоливащее. Левая рука свободна. Еще одно движение, и палец на месте. Гриша первым шагнул к Лукасу. По праву старшинства, что ли.  Потянулся, чтобы отлепить Норта от стены. Уже даже взял за руку выше локтя.
- Избушка-избушка, повернись ко мне задом, - гоготнул он.
Удивление промелькнуло на его лице, когда Лукас врезал ему по переносице зажатым в правой руке браслетом от наручника. Не давая опомниться, добавил коленом под дых, а потом еще и по шее сверху рубанул. Издав болезненный хрюк, Гриша обрушился на пол к ногам Лукаса, а тот лишь брезгливо отодвинул его ногой.
На мгновение в коридоре воцарилась мертвая тишина. А потом раскаленный ледяной воздух взорвался криками. Заключенные, конечно, ждали иного зрелища, но то, что увидели, оказалось им еще больше по вкусу.
- Мочи вертухаев! Смерть падлам! Мочи козлов! – понеслось со всех сторон.
Миша не сразу понял, что произошло. Он беспомощно переводил взгляд с Лукаса на Даршавина, потом на лежащего на полу брата и мычал что-то нечленораздельное вроде как-так-то и он-же-в-наручниках-был.
Зато Даршавин был горд. И не скрывал этого. Он хотел подойти к Лукасу и одобрительно похлопать его по плечу, но Норт увернулся, с ненавистью прошипев сквозь зубы.
- Don't you dare.
Даршавин ухмыльнулся и обратился в Мише.
- Так и будешь стоять? Это же брательник твой!
 Эффект неожиданности был утрачен. Миша знал, что у Лукаса свободны руки. И рисковать, повторяя ошибки брата, считая Норта безобидным полудурком, не стал. Вытянув из-за пояса дубинку, похлопал ею по ладони второй руки.
- Борзый, да?
Из-за решеток слышались дикие вопли сидельцев. Уж очень многим хотелось поразвлечься.
- Слышь, начальник, потом кинь его нам, не жадись! – крикнул рыжий мужик, ростом чуть не до потолка, и толпа дружно загудела, поддерживая предложение
- И мы, и мы хотим… - будто эхо каталось по потолку из края в край коридора…
Миша довольно мило ухмыльнулся:
- Вон, послушай, как тут все тебя ждут, так что лучше сразу встал бы на колени, да и дело с концом… - Миша гоготнул, толпа опять подхватила обрывки слов… - ой, про конец-то как хорошооо, давай его сюда,  даваааай…
А Миша тем временем подошел чуть ближе, чем для удара дубинкой, будто собирался достать его голыми руками, но это же Миша. Сам ростом чуть ли два метра, гора мышц, снабженная резиновой палкой, которая может стать в его руках чем угодно… Миша перехватил дубинку, развернув ее вдоль руки, так, чтобы закрыть предплечье от возможного удара противника…..
От этих криков у Лукаса закружилась голова. Зачем он только знал русский... Не позволять липкому страху контролировать себя. Пусть себе сползает тонкой струйкой холодного пота вдоль позвоночника. Больше Норт никому не позволит над собой надругаться. На мгновение утраченная злость и самоуверенность вернулись, помогая очистить разум. Крики как будто стали тише. Уже не так мешали, по крайней мере. Значит, так ты хочешь, чтобы все было, да? На чужих ошибках мы не учимся, мы свои хотим совершить. Давай. Подойди ближе. Еще. Чуть-чуть.
Был бы Лукас зверем, он бы выглядел устрашающе. Шерсть дыбом, глаза горят... А так ... Просто вжавшийся в стенку, чтобы не напали сзади, обычный человек.
Растягивать шоу Миша не любил. А брата любил. Так что Норту можно гроб заказывать. Ах, да, тут хоронят без гробов… Миша ухмыльнулся при мысли о способе устранения Норта и сделал обманное движение  левой рукой, само собой встретив на ее пути преграду, как бы не выглядел Норт, но руки у него заточены как надо. Но кто сказал, что руки Миши не из того места растут? Дубинка, защищающая правую руку, встала на пути контрудара Лукаса, вот теперь пора достать этого выскочку. И Миша коротким, без замаха  ударом левой руки, достает корпус Норта… Боковой в печень – это как раз то, чего заслуживает тот, кто обидел брата….
От удара тело Норта подбрасывает в воздух. Он врезается в стену, резко выдохнув, а вдохнуть уже не получается. Перед глазами красная пелена, боль разливается по всему телу, заставляя сложиться вдвое.
Дубинка обрушивается на спину, пол напрыгивает на Лукаса, ударом ноги в грубом сапоге его отбрасывает к решетке. А там жадные похотливые руки тянутся к нему со всех сторон, хватают за одежду, как будто норовя затащить в  свою камеру сквозь узкие промежутки между прутьями…
Лукас в ужасе пытается отползти, отбиться от них, но пальцы, как крючья, цепляются и цепляются…
Истошный крик разрывает полумрак коридора.
- Leave me alone!
Отчаяние придает сил. Лукас все же встал на ноги, пошатываясь, отошел подальше от опасной решетки. Поднял взгляд на Мишу. Чего он ждет?
А Миша и не ждал, пока Лукас карабкался, отлипая от опасных своей пустотой железных прутьев, Миша наклонился к брату, пытаясь привести его в чувства.
- Гриня, мать твою, нефиг валяться, давай-ка обломаем этого субчика… - Миша опасливо поглядел на Даршавина, но тот с непроницаемым взглядом возвышался над этим низменным миром.  – Начальник, он что у тебя, премиальных попросил? – Миша был в недоумении, но почувствовав движение за спиной, опять подскочил на ноги, Норт ждать не будет, эх, надо было его сразу погнать дубинкой, да Бог с ним, щас догоню… И Миша перехватил дубинку на бой. Как защитная мера она была очень даже действенна, еще некоторое время Лукас не сможет бить в полную силу, ощущая последствия контакта с этой штукой. Делать обманных движений Миша больше не стал, к чему? На согнутую спину Лукаса обрушивается не дубинка, злость Миши. За себя, за брата, за все месяцы, сколько их было в этой вонючей каменной глыбе… Мише казалось, он будет бить этого недоноска вечность, но после первого же удара его рука зависла в воздухе.. что это? Кто посмел? Миша оборачивается с огромным желанием окоротить наглеца и видит Гришу, тот едва держась на ногах, но все же держит дубинку брата так крепко, что Миша не может даже опустить ее. Вот те номер!
- Ты что? Дай, я щас его замочу! – Миша аж взвизгнул.
- Не сейчас. Позже. Нам отдали его для другого. Голову включи! – Гриша сам казалось, забыл включить голову, когда вставал на ноги. Да на хрена он… а впрочем… И  Миша отворачивается от Норта, цепляясь ногой за брата, едва не падает на пол… чертов Норт, возле него даже стоять невозможно без проблем…
Новый удар едва не посылает обратно на пол. Но слова Гриши.
Нам отдали его для другого.
Это как дроссель, который открывает заслонку вторичной камеры. Как искра, поджигающая следующую ступень ракеты.
Для другого.
Нет.
Никогда.
Лукас даже не пробует встать, он припадает к полу, в невероятном пируэте производит подсечку, и с вящим удовлетворением видит, как Миша теряет равновесие и навзничь падает на брата, как в замедленной съемке пытаясь ухватиться за воздух, но тщетно.
Казалось, вся тюрьма сотряслась, когда два мощных тела обрушились на пол. А потом наступила тишина. Мертвая. Оглушительная. Зеки в камерах замолкли как по команде. Они не верили глазам. Такого просто быть не может, не должно. Чтобы какой-то зек в чем только душа держится, после того, как его отделал Миша, сам уложил обоих братьев-вертухаев!
- Да кто ты такой, мать твою… - удивленно прошепелявил один из сидельцев.
И понеслась.
Крики, свисты, улюлюканье, даже ставки стали делать… кто на зека, кто на охранников…
Даршавин возвышается над всем этим цирком, словно величественный монумент. Отойдя чуть подальше от решеток, он привалился к противоположной, скрестил руки на груди, словно ему все равно кто кого поимеет в этой ситуации… На самом деле, он едва сдерживался, чтобы не ввязаться. Но нет. Не сейчас… хотя, как раз сейчас! На шум уже бегут вохры, Олег оборачивается к подбегающим, вытягивая руки вперед, дает понять, что их тут как раз и не хватало.
- До моей команды ни единого движения, даже ни слова. Кто вякнет, того сам отымею! Ясно?
И четверо охранников кивая головами, отходят, но так, чтобы уже насладиться всем происходящим….
 А из-за решеток вопят от « Когда ж они его выдерут-то?» до « Да он сам их щас драть будет!»
 А Миша с Гришей, охнув невпопад, будто по команде, отталкиваются друг от друга и откатываются к разным стенкам, оставляя пространство перед Лукасом абсолютно свободным. Еще одно движение, и они оба будут на ногах…. Два вооруженных головореза, сообразивших уже, что перед ними не кисейная барышня, а серьезный соперник, но он один, а их двое…
Мыслей не осталось. Только рефлексы. Казалось, это чувство было утрачено навсегда. Там, в камере, на полу. Но нет. Это можно отнять у Норта, лишь убив его насмерть.
Так быстро, как он смог, Лукас поднялся на ноги. Миша уже пер на него, замахиваясь дубинкой. Лукас не стал разрывать расстояние между ними. Напротив, он шагнул вперед, ломая траекторию удара, делая его невозможным. По инерции рука Миши опустилась, дубинка рассекла воздух, но попала по пустому месту. А Норт, перехватив руку выше локтя, как палку сломал ее об колено. Миша взвыл от боли, но Лукаса это не остановило. Он ударил его локтем в челюсть, отбрасывая обратно к стене. Периферийным зрением Норт уже видел атаку Гриши, развернув неподъемную, но ставшую податливой, тушу Миши навстречу удару, прикрылся ею, услышал смачный звук удара и отпустил. Миша снова оказался на полу, вопя от боли. Видимо, Гриша, сообразив, кто перед ним, скорректировал траекторию удара и не стал убивать брата.
Дубинка так и осталась лежать на полу в нескольких шагах от Норта. Если бы он мог поднять ее… Но злобный рык и свист рассекаемого воздуха заставили его отказаться от этой идеи.
Олег улыбнулся… Вот теперь он мог бы дать руку на отсечение, что Лукас стал собой. Жестоким, хладнокровным, профессиональным убийцей. Теперь его можно хотя бы просчитать. А то с тем тряпичным Нортом можно было только в туалет ходить. А это бесило Даршавина больше всего. Смысл угрожать или помогать тряпке? Для этого нужен человек. Или вот -  зверь.
 Налитыми кровью глазами, Гриша глядел то на брата, то на Норта, он даже говорить не мог от удивления и возмущения, единственное его желание – убить врага, читалось по губам…
- Да что ты с ним возишься! Разведка, мать твою! Не знаешь как надо?  Возьми за шкварник и сломай его пополам! – голос из-за спины чуть с хрипотцой был весьма самоуверен.
- Василенко, а самому-то слабо сломать? Только советы давать можешь? Мать твою! Давай иди - сам все сделай! Посмотрим, на что десант способен, раз вас разведка не устраивает! – Даршавин был зол.  Нашелся умник! Это его ребята. Да! Они не убийцы и не головорезы. Но их никто и не учил стоять против такого профи. Посмотрим, как этому гвардейцу удастся выстоять хотя бы три минуты.
Пока Гриша оттаскивал брата подальше в глубину коридора, к Норту направился Вовка Василенко. Высокий, улыбчивый парень, которого даже пятый год каторги тут еще не научил ходить по коридорам с видом угрюмого гнома. Он поддерживал себя в форме и надеялся попасть на настоящую службу, постоянно подавая рапорты на участие в боевых операциях. Но что-то не везло ему, не торопились пускать его на пушечное мясо…
 А тут – сам бог велел, подумал Вовка, вот отличусь – и повезет! Он встал в стойку, будто в спортзале, готовясь атаковать. Что тут работы-то? Сейчас правой-левой, потом в солнышко, потом уже дубинкой по почкам, и пусть лежит, отдыхает.
- Ну, давай, поглядим, кто кого, - пара слов перед боем же лишними не будут? И Вовка двинулся на Норта, предполагая, что отсутствие матов на полу ему лично никак не повредит…
Десант, разведка. Против обученного убивать. А не сражаться. Убивать. Быстро, тихо, эффективно. В отличие от Миши с Гришей очередной боец был другого типа. Эдакий герой, рубаха-парень. Техничный, возможно. Сильный, быстрый, не исключено. Но все его бои были показательно-учебные. Ему бы в фильмах каскадером сниматься… А все туда же. Отслужил срочку в разведке, и что? Бога за бороду поймал?
Он начал как в зале на тренировке. Со стандартной связки. Корпус-голова-корпус-боковой слева. Лукас без труда блокировал все удары. После соприкосновения с дубинкой еще сложновато было делать уклонения.
Вовка отскочил назад, танцуя перед Лукасом, как боксер на ринге. Слишком много лишних движений, подумал Норт.
- Вот так вот, да? Это мы еще только начали, – зубоскалил Вовка. – Разминочка такая. Как сам-то? Нормально все?
Ты бы лучше о себе волновался, подумал Норт, не сводя взгляда с противника.
А Вовка решил сменить тактику. Сделал шаг в сторону, носком ботинка подцепил дубинку, подбросил в воздух и поймал на лету.
Лукас хмыкнул, оценив трюк. Но, пока Вовка отвлекался на свои вы***ны, Норт времени не терял. Он на долю секунды опередил Вовку с атакой. Прямым в челюсть дезориентировал, коленом под дых, но и Вовка оказался не лыком шит. Врезал Норту по ребрам дубинкой, а потом, поймав в захват, бросил на пол. Добавил еще удар ногой в живот.
- Ну как? Нравится?
Озверело улыбаясь, слизнул кровь с рассеченной губы.
- Нравится? Я тебя спрашиваю!
Лукас с пола ответил яростным взглядом. Интересно, как он придет добивать? А он придет. Уже идет.
Как же Даршавин хотел заорать! Он сцепил руки на груди, привалился к стене, но – черт! Если бы глазами можно было убивать! Вовка был бы уже далеко не такой подвижный и угрожающий… но – нельзя. Норт должен все сделать сам. И Олег с деланным равнодушием и в расслабленной позе наблюдает, как посланный им боец собирается выбить из Лукаса остатки сил и воли? Так? Да. Так. Пусть собирается. Это его дело. Дело Лукаса не позволить это сделать. Олег выдохнул сквозь зубы, чуть откинул голову назад, следя глазами, точнее прорисовывая дальнейшие движения обоих бойцов. Он отвлекся только чтобы грозно глянуть на Гришу, пусть подождет. Чуть позже. И вот Лукас на полу. Черт же!
Правая рука Вовки уже прямым движением доносила дубинку к голове Норта… Олег бы поставил все на свете на то, что Норт уделает этого сопляка, как бог черепаху. Ты только глянь, как он открыт, боже, с кем воевать приходится. Правильно, что не отвечают на рапорты. Мал еще. Зелен. Сплошные понты. Если бы это был бой в реальных условиях, Вовки бы уже не было. А тут, возможно Лукас только чуток поучит, как надо родину любить…. Олег опять выдохнул и посмотрел на всех вохров с видом явного превосходства.
- Ну вот, учитесь сопляки. Десант вам не разведка…  – вот только не стал уточнять, у кого нужно учиться. Щас сами поймут...
Лукас успел перехватить взгляд Даршавина. Вразрез с его словами, он кричал, скажи, что это так задумано, что ты не сдался, что это тактически прием! А в следующее мгновение он уже перехватил дубинку в считанных сантиметрах у своей головы, дернул на себя, лишая Вовку равновесия. И когда тот, стараясь удержаться на ногах, сделал шаг вперед, Лукас, как ножницами, своими ногами захватил его. Вовка летать не умел, законы гравитации преодолевать тоже, потому упал на пол, но успел сгруппироваться, сориентироваться, вывернуться и вцепиться Норту в шею своими пальцами свободной руки. Вторая рука все еще сжимала дубинку. Типичная ошибка. Когда в руке оружие, так тяжело с ним расстаться… И просто для любого контрудара. Лукас работал не на публику. Он был занят собственным выживанием. Вовка аж глаза выпучил от напряжения. Норту уже не хватало воздуха, и липкий страх заполз в душу. Вот также душил его Даршавин. Столько раз… Но Вовка не Даршавин. Злость придает много сил. На один лишь рывок, но хватит. Лукас отшвырнул от себя Вовку ногами. Не теряя ни секунды, вскочил, ожидая новой атаки. Но ее не могло быть. При падении Вовка мощно приложился затылком об стену и затих там под ней.
Лукас тяжело с хрипом дышал. Это еще далеко не конец.  А силы почти уже на исходе.
- Ну, кто еще? – Даршавин обвел публику горящим взглядом, - Понятно, нет желающих. Иди, Григорий. А то все мозги запыхтел. - И Олег махнул рукой, совершенно расслабляясь. Гриша зол. Он может драться. Но Норт-то не дерется. Вот в чем дело. Они все думают, что это просто показушная драка. Один Норт знает, что это бой на выживание. Что ему придется глотку перегрызть, но выйти из этого боя победителем.
 Пока Гриша разминал мышцы, словно собираясь йогой заняться, расстояние между ним и Лукасом сократилось до предела. Дубинки в руках нет. Злость и самонадеянность Гриши легко читались на лице. Прямо сейчас он собирался разорвать Норта на кусочки голыми руками, вопреки всем инструкциям и приказам. Правда, совершенно забывая, что как раз Норт мог убить голыми руками. Убивал. Прямо тут в Лушанке. Гриша оскалился в улыбке, доставая из-за рукава нож. Обычный штык-нож. Стандарт. Но Олег не видел этого. Это зрелище было предназначено только для Норта…
В опытных руках это страшное оружие. Намного страшнее, чем дубинка. А в том, что у Гриши хватает опыта обращения с это штукой, у Лукаса не возникало. Тем более, что тот уже видел, на что способен противник. Видел, как он обороняется и контратакует. И он идет не просто успокоить зарвавшегося зека. Он идет убивать, мстить за брата и за коллегу. Это будет очень короткий поединок. И победитель останется жить.
Норт взял свободный браслет от наручников в правую руку. Да, тем самым он предупредил Гришу, как он собирается ему противостоять, но возможно, и увеличил свои шансы. Гриша ухмыльнулся, мол, не спасет.
И бросился вперед.
Как ни странно, Лукасу хотелось жить. Как тогда на болотах и в заснеженном лесу. Непонятное, необоснованное, иррациональное желание жить. На чем оно основано? На надежде, которую неоднократно растоптал грубым сапогом Даршавин? Или это просто Лукас Норт был так устроен? И бесполезно искать причину, она запрятана так глубоко, что не найти ее…
Лезвие штык-ножа блеснуло в бездушном свете неоновых ламп. Движение Гриши было стремительным и четким, как бросок кобры. Лукас отшатнулся в сторону, пропуская мимо себя руку со смертоносным оружием. Тут же обвил цепью от наручников запястье Гриши, резко дернул вниз, отпустил браслет, оказавшись за спиной Гриши, ударил между лопатками. Тот по инерции сделал шаг вперед, но на ногах устоял. С разворота врезал Норту по лицу, хорошо, что не ножом, следующим ударом он должен был уже добить Лукаса. Вложив всю ненависть, всю злость, он попер как ледокол. Вперед. На проклятого шпиона.
И слишком поздно понял свою ошибку. Видя перед собой только противника, он перестал замечать, где он сам находится, и что вокруг него творится. И когда Лукас в последний момент отскочил в сторону, Гриша угодил рукой прямо между  прутьями решетки. Тут же на его руке повисли сразу несколько зеков. Штык-нож был выбит из пальцев, а сам Гриша припечатан к решетке.
Перед ним скалились, брызжа слюной, демонстрируя гнилые зубы, арестантские рожи.
- Ну что, начальничек, поквитаемся?
Гриша рванул руку, опираясь на левую, будто пытаясь стряхнуть с себя кучу скорпионов, облепивших свежую добычу.
- Да пошли вы все! Мать вашу! – злобный рык Гриши почти отпугнул эту свору, но тот, кто вцепился в него мертвой хваткой, закричал.
- Эй! Ты не кипишуй, начальник, мы все быстро сделаем! Пусть нам только дадут шанс!
И тут на помощь пришел тот, на кого можно было положиться всегда. Мишка! С разбитым лицом, сломанной рукой, едва держась на ногах, но встал и выдернул брата из клещей жаждущей театра и расправы своры, одной здоровой рукой, хватая Гришу за одежду. Теперь их опять двое. Двое против одного. Изрядно потрепанные. Вовсе не  на вершине рейтинга ближайшего окружения. Явно напросившихся на крупные неприятности у начальства, (видимо все произойдет без вазелина), но явно нежелающих сдаваться одному захудалому шпиону.
Даршавин опять напрягся, опасаясь, что сил у Норта не хватит, чтобы покончить со всем этим достойно.  Но пока решил не вмешиваться. Рано. Пусть реализуется до предела, если он есть у него.  Почему он так верил в этого британца? Видимо, потому что успел узнать его. Или слишком хорошо узнал его, слишком близко. Иногда Олегу казалось, что он чувствовал его лучше, чем себя. И вот сейчас он чувствовал, что сил осталось не много, и нужно рассчитать каждое движение. Чтобы ни одной калории не истратить без пользы. Взгляд Олега будто привязался к лицу Лукаса. Не отпускать ни на секунду. Владеть ситуацией полностью. Если так пойдет дальше, то скоро самому Олегу понадобятся все силы, чтобы держаться на ногах…. Пока братья барахтались перед решеткой, Даршавин еще раз напомнил вохровцам, чтоб не галдели. Наблюдать  - вот их задача. Иначе кое-кто последует прямиком за десантурой в лазарет. Вовку утащили-таки, добавляя работы Ведьмаку, но Миша, придя в себя, конечно, ринулся на выручку брату. Этого следовало ожидать. Но как он выручит брата теперь, когда они оба стоят перед убийцей?
Лукас мог бы оставить все, как есть. Просто сдаться тому же Даршавину. Пусть сажает в карцер. Хотя он сам это и устроил. И прекращать не собирается. Значит, бой будет, как Норт и предполагал. До последнего оставшегося в живых. Вопроса, с кого начать, в общем и не стояло. Начинать нужно с более опасного. И таковым был Гриша. Хоть и лишенный своего грозного оружия, штык-нож остался у кого-то из зеков, странно, что они им еще не воспользовались. Наверное, не сообразили. Но он-то сам уже просканировал обоих братьев, их позы, ритм дыхания, выражения лиц. Стоят, вцепившись друг в друга, знают, что поодиночке шансов в два раза меньше. Но задача Лукаса в том и состоит, чтобы разъединить их. Он снова берет в руку браслет от наручника, показывая свое намерение.
И не просчитался.
Гриша среагировал на его провокацию. Ломанулся вперед. Лукас ринулся навстречу, но, пропустив кулак Гриши над собой, пригнувшись, врезал ему в солнечное сплетение зажатым в руке браслетом, который он успел перехватить. Собственная энергия, помноженная на встречную Норта, привела к плачевно-разрушительным последствиям. Гриша, напоровшись на преграду, громко охнул, сделал еще шаг и стал заваливаться набок. Миша бросился на подмогу брату, да что он мог. Лукас, проскользнув мимо, пропустил его вперед себя и, оказавшись за спиной, накинул на шею цепочку от наручников. Миша тщетно пытался освободиться, скреб по железу пальцами здоровой руки, хрипел, закатывая глаза, стал оседать на пол. А Лукас и не думал ослаблять хватку. Хоть и опускался на пол следом за Мишей. Ему было не удержать эту тушу. Еще немного, и Мишины глаза вылезут из орбит,  язык вывалится изо рта, а багровый цвет лица сменится на синюшный.
Еще немного… и… на плечо легла чья-то рука…
- Хватит, ты доказал уже все. Хватит… Enough. Let go... – голос Даршавина вырвал Лукаса их небытия. Пора становиться человеком… - Пошли, тут тебе больше нечего делать. - Олег был горд. Очень горд. Он почти не скрывал этого, лишь пытался быть спокойным и последовательным. Пока.
Олег смотрел, как Лукас завязывает эту композицию, и восхищался. Хотя еще пару секунд назад он одними глазами прокрутил весь рисунок боя. Все должно быть прекрасно. Уйти от удара, потом браслетом, будто кастетом в солнышко, потом захват противника, к чему еще на руках эти штуки, как не для укрощения незадачливых вохров?
Олег помог Лукасу встать, тот все равно сам бы не встал. Правда, он ни за что этого не покажет и ни за что не попросит помощи, поэтому Олег помог весьма своеобразно. Будто подталкивая и матерясь, он выдернул Лукаса из-под тела Миши, рывком поставил на ноги, привалив к стене, чтобы Лукас не свалился от усталости раньше, чем покинет арену и орущих от восхищения зрителей.
- Эй, Кондратьев, остаешься за старшего! Раненых в больничку, пусть Ведьмак посмотрит, что можно сделать. А этих, - и Даршавин указал на орущих зеков, - этих успокоить хорошенечко, что-то они у вас тут разгорячились! Руки! – Даршавин смотрел на Норта. – Руки! – Лукас протянул окровавленные руки с болтающимся закрытым браслетом. – Вот и прекрасно, я думал тут все гораздо хуже, - ворчал Олег, осматривая содранную железом кожу. – Думаю, мы можем обойтись без Ведьмака, вот так будет лучше. - Олег расстегнул браслет, впившийся в кожу левого запястья. Стараясь не задевать раны, лишь быстро сунул наручники в карман,  - Руки за спину, вперед! – а потом чуть тише. - Давай, Лукас, пошли, дальше будет легче. Главное ты уже сделал.
Они покидали ристалище победителями. Пусть даже Олегу вслед летели маты и проклятья, он был горд и счастлив. Его эксперимент завершился более чем удачно. И плевать, что никто этого не понял. Главное, что он, Даршавин это знает…
Названный Кондратьевым очумело смотрел на безумие, да чего уж там, беспредел, творившийся в коридоре. Зеки беснуются, орут, на решетки бросаются, легко сказать, успокой их… Тут  слезоточивый газ впору применять. Вкупе с водометами. Да только это в кино показывают. А здесь, на Лушанке, мера пресечения одна. Оставить без пайки, пока не придут в себя настолько, чтобы осознать, что голод не тетка, и бунтарство сытому желудку не товарищ.
- Эй, Вадимыч, это чего было-то сейчас?
Перекрикивая галдеж зеков, недовольно бросил в спину Олегу Кондратьев.
Даршавин остановился, уже по его взгляду было понятно, что ничего хорошего Кондратьев не услышит.
- Мозги включи! – презрительно ответил Олег. – Внеплановая проверка готовности к внештатным ситуациям. Которую вы, голубики, кстати. Не прошли. С одни заключенным справиться не смогли! Тоже мне, разведка, десант. Оклемаются, зае***ся мне рапорты писать. Я уже не говорю о том, что премии до конца года не видать.
И двинулся дальше по коридору, след в след ступая за причиной всех бед Лушанкинских обитателей.
А сам Лукас шел вперед. Гордо подняв голову, развернув плечи, пока адреналин заглушал всю боль, он мог себе это позволить. Изрядно потрепанный, но не побежденный. Не в этот раз. Миша с Гришей получили свое. За все их издевательства. За побои. За унижения. Они-то были с Лукасом в камере одни, а Норт унизил их прилюдно. Да еще как… Чувство злорадного удовлетворения переполняло Лукаса. Он был как хищник, утоливший жажду крови. Разве что сыто не облизывался. Внешне оставаясь по-прежнему непроницаемым, в душе ликовал и торжествовал. Вот ради чего он выживал все это время. Вот его Олимп. Это будет его первая, но далеко не последняя вершина. Он заставит уважать себя.
Но, как и полагается профессиональному шпиону, он сделает это так незаметно, что они все и знать не будут, что давно уже пляшут под дудку Норта. Иллюзия того, что он покорился, будет сохраняться. Лукас увидел свой путь. И свет в конце тоннеля.
Даршавин довел его до камеры молча. Лукас даже был рад увидеть эти белые блестящие стены. Странно, даже не карцер. Даже не заботясь о том, который час, осторожно уселся на койку. Отходняк уже начался. Тупая боль начала захватывать все тело. Клетку за клеткой.
Олег беспокоился только о рваных ранах на запястьях, все остальные синяки, ссадины и шишки – были уже привычны, хотя скоро боль заполнит сознание Лукаса, и его глаза будут сверкать уже этой болью, а не ощущением превосходства.  Даршавин внимательно смотрит в лицо Норта, пожалуй, он сейчас вообще мало что понимает, будто меда обпился… ну тут без аптечки не обойтись, и Олег выходит в «предбанник», там у братьев все припасено, правда в этот раз ему не понадобятся дубинки и шокеры, там есть перевязочные материалы, перекись, пара шприцов с промедолом, но это на случай более сильного шока. Посмотрим, как дело пойдет через пару часов. Олег возвращается с коробочкой, пахнущей анисом, создавая в камере новый букет ароматов… Адреналин начинает растворяться в этом новом наборе запахов. Все же сегодня его концентрация была запредельной. Может нашатырь? Даршавин открывает маленький флакончик, отбрасывает на ватку чуть жидкости, проводит по вискам и у губ Лукаса. Тот чуть дергается, фокусируя блуждающий взгляд на следователе.
- Ну, наконец-то! Ты тут? Может быть, хоть скажешь пару слов, чтобы я понял, что с тобой все в порядке? Лукас, ты понимаешь меня? Ты хоть узнаешь меня, герой?  - Олег усмехнулся, но пока нужно смазать запястья и перевязать. – Скажи мне, как дела? how's it going? – Олег пытается дублировать вопрос, чтобы Норт хоть среагировал на английскую речь…
Даршавин выходит из камеры это само по себе против всех правил, ведь дверь-то он не запер… Но Лукас даже не помышляет ни о каком больше побеге. Нет, его место здесь. Пока что здесь. Пытаясь уйти от боли, Норт прибегает вновь к технике побега в защищенное место в своем сознании. И у него почти получается. Но мерзкий резкий запах, а потом ощущение влажности на лице возвращает к реальности. Зачем… Мне было так хорошо… Норт досадливо морщится и пытается отстраниться. Да, со мной все в порядке. Было. Пока ты не полез.
- I'm fine.
Все я понимаю. Только разговаривать желания никакого. Особенно сейчас особенно с тобой. Но Даршавин никогда терпеливостью не отличался. Ему нужны все ответы. Сразу.. немедленно. И он не отстанет. И Лукасу это известно слишком хорошо.
- Все я понимаю. Нет у меня сотрясения. Сказал же, в порядке.
Слишком жестко, даже грубо. Не перегнул ли? Спишем на стресс.
Олег выдыхает, усмехается - чертов хрен с горы! Ну кто бы в нем мог сомневаться? Отлично сработанный трюк. Олег горд больше Лукаса, еще бы. Вывернуть такого профи на изнанку. Это дорогого стоит. Но пока мысли, пока только мысли…  Даршавин достает бинт начинает обматывать сначала левое запястье – ему досталось больше всего. Мазь в аптечке, конечно, есть, но для такого случая он бы применил что-нибудь получше.  Потом правая рука подвергается тщательному осмотру, Олегу вовсе не интересно теперь, чтобы его подопечный болел или уходил в депрессию. Нет. Он очень надеется на сотрудничество. Настал другой этап работы, и эксперименты с уничтожением личности можно прекратить. Сейчас эта личность нужна для продуктивной работы. Пора бы уже. Качимов будет требовать результатов. Да и самому Даршавину уже не терпится их увидеть. Он присматривается к реакциям Лукаса, кажется, все в порядке. Тот в шоке, но не на столько, чтобы не понимать, кто он и где находится.
- Тебе нужно отдохнуть, а потом мы поговорим. Надеюсь, ты возьмешься, наконец, за ум и посмотришь дело. Или ты дрался просто, чтобы мышцы поразмять? – Олег знал, конечно, ответ, но ему хотелось закрепить в сознании Норта мысль о сотрудничестве. Ему это было необходимо. Лукас должен понять, что работа сейчас лучший выход для него. И вот как раз теперь, ох, как не хотелось ошибиться в Норте. Именно теперь, когда он доказал, что способен на бешенство и взрыв. Теперь можно доказать, что он еще может быть последовательным и логичным.
- Давай-ка, скажи мне, что ты успел заметить в своем деле, что там не так?
Самая интересная игра – это та, в которую можно играть вдвоем. Особенно если твой напарник/противник/оппонент уверен, что он умнее тебя, и все развивается в строгом соответствии с его планами, а ты знаешь, что это вовсе не так. И что он пляшет под твою дудку, сам того не подозревая, и кукловод-то ты сам, ты дергаешь его за ниточки, ты пишешь сценарий, а он лишь следует по дорожке из хлебных крошек, которую ты ему оставил.
Лукас молча и терпеливо позволил Даршавину заниматься его ранами, мечтая лишь об одном. Чтобы тот побыстрее закончил и оставил его одного. Кажется, к тому и шло, но этот вопрос, что в его деле не так, убил зарождающуюся надежду Норта на скорый отдых. Он посмотрел на Олега с таким видом, как будто хотел сказать, серьезно? Ты хочешь обсудить это прямо сейчас? Из всего, что ты мог бы спросить, ты выбрал это?
- Дело шито белыми нитками, - хотел убедиться, что он не забыл русский, убедись. Не только не забыл, так еще и идиомы к месту употреблять может. – Так что даже при беглом ознакомлении ясно, что арестовали меня не ради получения информации. Нет, возможно, изначально так оно и было. Но дальнейшие события доказывают, что задача поменялась в корне. Так чего ты хочешь, Олег? Чтобы я работал на русских? – Лукас выдержал паузу, не сводя с Олега внимательного взгляда темных от затаенного страдания глаз. – И что мне с того?
Сколько можно быть добрым и терпеливым? Столько сколько нужно. Это факт. Олегу не  нужно   было долго думать. Все что он должен был сделать – давно прописано в приказах и циркулярах.
 – Тебе? У тебя появится шанс вернуться домой. Разве тебе этого мало? Скажи, что ты хочешь сдохнуть в этих болотах! Скажи, что тебе плевать на то, что тебя предали! Скажи, что ты все забыл! Что не хочешь узнать, кто это сделал! Скажи, что ни разу за все эти годы ты не думал, как вернуться!
Скажи мне, что  ты дрался сейчас, защищая лишь свой зад!  И что из того что ты поработаешь на русских, если при этом ты решишь все свои задачи? – Олег закружил вокруг Лукаса. Но теперь это была на ненависть. Он просто хотел показать, что неравнодушен к судьбе Норта. Что переживает за него. – Ладно, ты можешь сколько угодно делать вид, что тебе все равно. Но подумай, как много ты мог бы сделать для своей страны! И ты предпочтешь сгнить тут?  Вот уж  не поверю в это. Никогда не поверю.
Махнув рукой, Олег принялся собирать медикаменты. Его желание поставить промедол Лукасу выплеснулось вместе с эмоциями. Не девочка – потерпит! И если уж тебе так дорог твой зад – сиди на нем. А у меня есть дела поважнее…
Олег впервые заговорил про возвращение домой прямым текстом. Да еще с таким жаром. Как будто это он, а не Лукас, жаждал попасть в Британию. Если до этого Даршавин делал упор на том, чтобы Лукас разобрался в том, кто его предал, сейчас он конкретно сказал, шанс вернуться домой. Если это не первый из многих шаг, то что это? А что если… Нет, больше на самотек Лукас этого не пустит. Все будет происходить по его сценарию. Да уже начало.
Изобразить удивленное ошеломление было не так сложно. Как ты догадался? Ты прочитал мои мысли? Да, я только об этом и мечтаю!
И пока Лукас сидел, осознавая сказанное, подбирая слова для ответа, Олег потерял терпение, сложил лекарства в сумку и, громко топая, раздраженно вышел из камеры, хлопнув за собой дверью.
Это было явно лишнее. Лукас поморщился, когда вибрации отдались во всем теле, вызывая неприятную боль.
Оставшись один, он осторожно, чтобы не навредить себе еще больше, улегся на шконку. В камере было холодно, зверски холодно, или это последствия того, что адреналин покинул тело, а ресурсы были истощены практически полностью… Лукас завернулся в тощее колючее одеяло. Никто не придет и не заставит его встать. Миша с Гришей в больничке, остальные слишком заняты  усмирением бунта, который  Даршавин же и организовал.
Милая Веточка. Если бы ты только знала, как это тяжело. Когда у тебя на сердце и в голове столько всего, а рассказать некому. Это так угнетает, подтачивает изнутри. Мне хочется избавиться от этого груза, эта ноша непосильна. Но я не могу довериться никому. Никому. Здесь столько людей вокруг. И они бы с удовольствием меня послушали. Да, они ловят каждое мое слово как манну небесную, чтобы многократно изучив со всех сторон, проанализировать и потом использовать против меня же.
Я сожалею о стольких вещах теперь. Мне жаль, что я сделал неверные выборы. Мне жаль, что не выбрал иной путь. Мне жаль, что ты встретила и полюбила именно меня. А не обычного человека с обычной жизнью. Потому что ты достойна только самого лучшего.
Я знаю, я не говорил тебе многого. Но не потому, что не хотел, я не мог. Я хотел уберечь тебя. Уберечь от правды. Правда забавно звучит. Ирония. Ирония в том, что тебе безопаснее без меня. Мне так хочется верить, что у тебя все хорошо. И что эта тьма, что окутывает меня, тебя не коснется никогда. Потому что если будет иначе… Я не знаю, как я смогу жить с этим…
Эти противоречия внутри меня разрывают на части. Я уже не знаю, что правильно, а что нет. Я хочу выбраться отсюда, очень хочу. Но я боюсь оказаться в мире людей таким, каким меня сделали. Я знаю, ты меня уже не примешь. И это правильно. Смогу ли я принять себя…
После таких мысленных разговоров с Елизаветой Лукас чувствовал небольшое, но все же облегчение. Даже этого было достаточно. Так он снижал уровень стресса, как будто открывал вентиль, чтобы уменьшить давление, пока оно не достигло критического уровня. А резервуаром был он сам. Этаким котлом, наполненным болью, страданиями, злостью, отчаянием. Он был готов взорваться в любую секунду. Но не имел на то никакого права.
С того дня прошло уже почти два месяца. Многое изменилось за это время. В тот день произошел перелом в отношениях Лукаса и Олега. Они не были больше заключенным и тюремщиком.  Хотя ими и оставались. Но при этом перешли на новый уровень. Теперь они скорее были, как равноправные партнеры, только один был лидером, а другой ведомым. Так, по крайней мере хотелось видеть это Даршавину. На деле же он даже не замечал, как подчиняясь, Лукас манипулирует им. Исподволь, незаметно, но неизменно эффективно.
День Норта начинался рано. Подъем. Пробежка вокруг тюрьмы по периметру. В любую погоду. Хотя по календарю было лето, погода этого как будто не знала. Редкие солнечные относительно теплые дни перемежались с холодными и дождливыми. Но ни одному из этой пары погодные условия дискомфорта не доставляли.
Затем следовал завтрак. Вполне сносный, но не настолько сытный, чтобы прибавить в весе. После у Норта было время на самообразование, как он про себя называл чтение доступной литературы. Если раньше в тюремных библиотеках можно было найти книги разных жанров, то теперь только религиозную литературу и фолианты по уголовному праву. Иногда Лукас ловил себя на том, что тосковал по тем временам, когда она с Даршавиным читали «Портрет Дориана Грея».
Потом обед. После могли быть допросы, а могло их и не быть. Вечерами Олег иногда выводил Лукаса на прогулки по болотам. Но чаще всего его приводили на тренировки в спортзал. Обветшавшее обшарпанное помещение с забранными решетками окнами, щелястым облезлым полом и облупившимися стенами.  Здесь Даршавин заставлял Норта учить его приемам, которые знали лишь прошедшие подготовку в Херефорде.  Сначала Лукас неохотно делился своими познаниями в области того, как нанести противнику максимальный урон, приложив минимум усилий. А потом вошел во вкус и стал находить некую такую особую прелесть в том, чтобы, пользуясь статусом инструктора, оторваться на Даршавине. Тот был способным учеником, а бои были вовсе не учебные, доставалось обоим, но все равно Лукас был доволен. Это и означало чувствовать себя живым.
А в это время в Лондоне.
Ксения смотрела на Елизавету, на ее некрасивое угловатое лицо и в очередной раз задавалась вопросом, что мог Лукас найти в ней такого, чтобы не только взять в жены, но и так самоотверженно защищать даже за решеткой… Она знала Лизу уже не один год, изучила ее достаточно хорошо, и все равно не могла этого понять. Есть такие, может быть, некрасивые внешне, но с каким-то внутренним огнем, с теплом внутри. Узнаешь их ближе, и понимаешь, за что ты мог бы полюбить этого человека. Они симпатичны. Душевны. Они живые. Елизавета же… как просчитанный автомат. Эмоции выдает ровно выверенными порциями. Нет, сына она безоговорочно любит, а кроме него? Хотя бы привязанность к кому-то испытывает?  Ксения следила за тем, как Елизавета говорила, едва разжимая губы, и понимала, как глубоко она ненавидит эту курицу.
- Я видела его. – Заговорила Ксения. – Там, в тюрьме. Он держится. Из последних сил, я не знаю, за счет чего, но он держится. И остается верен себе, своей стране. И тебе. Там, в этих нечеловеческих условиях. – Она остановилась, чтобы унять дрожь, ее трясло от ненависти к Елизавете. – А ты. Ты живешь тут на всем готовом, не знаешь себе отказа ни в чем, и еще смеешь утверждать, что ты жертва?
- Ты не знаешь, через что я прошла…
- Это ты не знаешь, через что проходит он! Каждый день! Круг за кругом, он проходит через ад! – Ксения понизила голос и подалась вперед. – Ты должна ему, Елизавета. Ты обязана ему. Все, что ты имеешь, дал тебе Лукас. И если ты. Не примешь мои условия. Ты потеряешь это все. Ты меня поняла?
Ксения швырнула на стол фотографии.
Елизавета не сразу осмелилась даже взглянуть на них. Потом дрожащими руками стала перебирать, всматриваясь в изображения.
- Что… что с ним сделали…
Слезы застилали глаза, но она не могла оторваться от фотографий. Его фотографий. Отчетливо понимая, что все еще любит Лукаса. Несмотря ни на что.
- Они пытались сломить его. Но не смогли.
Потрясенный вид плачущей Лизы был отрадным зрелищем для Ксении.
- Если ты будешь работать на нас, Лукас сможет вернуться. Подумай об этом. Я знаю, тебе намного лучше без него теперь. Но чисто по-человечески, Елизавета. Неужели тебе его ничуть не жаль?
Лиза злым резким движением втерла слезы.
- Мне жаль его. Да. Но себя мне жаль еще больше.
Ксения собрала фотографии и молча спрятала их обратно в сумку. Также молча встала и оставила на столике несколько купюр, придавив их блюдцем.
- Тогда приготовься к запредельным сожалениям, – сухо бросила она и быстрыми шагами пересекла кафе, выходя на улицу.
- Ты не посмеешь! – выкрикнула вслед Елизавета.
- Watch me, - тихо, как будто разговаривала сама с собой, ответила Ксения.
Вечером того же дня на Чарльза было совершено нападение на подземной стоянке. У него отобрали бумажник и дорогие наручные часы, избили его и бросили у машины. К счастью, его вовремя нашла какая-то домохозяйка, которая забыла в своей машине любимую игрушку ребенка и спустилась на парковку. Она и вызвала скорую. Помощь Чарльзу была оказана своевременно.
Елизавета не верила в совпадения. Набрав номер Ксении, она произнесла лишь два слова: Я согласна.
Елизавета была полной противоположностью Ксении. Если Ксюша добилась всего своим умом и трудом, ни капли, не надеясь ни на обстоятельства, ни на мужчин, то Елизавете не нужно было даже работать. Ей достаточно было сделать полные боли глаза и сказать. Ты даже не представляешь через что я прошла! – и дело в шляпе. Главное знать кому и когда это сказать. Есть такой тип мужчин, который в лепешку расшибется, коршуном будет летать над нуждающейся в покровительстве, женщиной, но предоставит ей ту жизнь, на которую она рассчитывает. А Лукас был как раз таким мужчиной. Он и представить не мог бы на какой крючок он попал, когда женился на Веточке. Но видеть ее глаза и не дать ей того, чего она достойна, было невозможно. Конечно, она заботилась о нем, конечно, любила. Как иначе?  Он сделал ее своей любовью. Страстью. Объектом поклонения. Они действительно были созданы друг для друга. Она для того чтобы ее жалели и заботились о ней. Он для того чтобы жалеть ее и заботиться о ней. Идеальная схема. Но как только эта схема осталась без одного из элементов, второй элемент осознанно или нет, но нашел ему замену. Потому что иначе жить не умел. Любой человек позаботится о ботинках, в которых ему выходить под дождь. Но это вовсе не значит, что он думает лишь о ботинках. В первую очередь он думает о себе. Чтобы ему не промокнуть и не простыть, не тратить силы и деньги на лечение. Так вот любовь Веточки была сродни этой любви к ботинкам. А способность вызывать сочувствие, жалость и желание заботиться о ней были вообще почти запредельными. Вот так и становятся довольно посредственные женщины центром вселенной… Чего нельзя было сказать о Ксении. Если она и станет центром вселенной, то это будет вселенная, которую она выстроит сама, своими руками, по своему плану.  Учитывая эту разницу, Ксения никогда не сможет понять и принять Веточку. И уж точно – она ни за что не пожалеет ее. Все ее действия будут продиктованы только жестким расчетом. Никаких соплей.   Никаких эмоций. Ксения лишь показала Елизавете, что случится с ее жизнью, если та откажется от сотрудничества. Все просто до смешного. Но Елизавета поняла правильно -  любого человека можно убрать из ее жизни точно так же как Лукаса. Что тогда останется у нее? Кто будет смотреть в ее полные боли глаза? Кто даст ей эту, ставшую такой привычной, жизнь? Кто обеспечит ее и ребенка? Уж не она сама – точно. А поиски другого самца с врожденной потребностью носить на руках Елизавету займут некоторое время.. Вот ей и пришлось начать беречь то, что у нее есть – свое счастье. Раз уж оно у нее есть…
Беречь и защищать.
И от этого она еще больше возненавидела Лукаса. Он причина ее невзгод. Даже по прошествии стольких лет тень его присутствия в ее жизни все равно омрачает существование Елизаветы. Только теперь у нее есть то, ради чего она глотку перегрызет. Ее малыш. Ее ребенок. Лиза понимает, что откажись она, угрозами Чарльзу все не закончится. Допустить подобного она не может. И как только малышу исполнится два года, Елизавета пойдет на работу в российское посольство.
Подумать только… Она уподобится тому, кого возненавидела. И тоже будет лгать своим близким о своей работе. Будь ты проклят, Лукас Норт.
Полная луна повисла над болотами… сколько миллионов лет она висит тут? Сколько тут воняют эти болота? Кто знает. Но уж точно на миллионы лет дольше, чем гуляют по опасным, как минное поле, тропинкам эти люди. Но раз уж они вынуждены тут ходить, то могут и поговорить. Отчего бы им не перекинуться парой слов, глядя на ярко желтый диск луны.
Лукас привык уже к этому величественному изображению, будто именно для красоты и висящему тут. Он остановился на тропинке, поднял голову, всматриваясь в странное лицо, будто вывешенное напоказ. Пока Даршавин курил в сторонке, Лукас вдыхал ночной воздух, как лекарство, как бальзам, иногда чуть прикрывая глаза, чтобы именно чувствовать, а не просто видеть…
- Что ты спросил?  - встрепенулся Лукас, понимая, что только что так отдался чувствам, которые Даршавину и знать не обязательно, что потерял контроль над ситуацией вокруг него, хотя иногда он мог позволить Олегу думать, что это он главный тут…  - Первая миссия?
- Да, Лукас, - отозвался тоже уже пьянеющий от этого воздуха, Олег. - Что это было? Какие масштабы операции, ее задачи? В общем, попробуй вспомнить как можно больше из того, что ты когда-то знал.
Олег пристально следил за Лукасом. Он видел, что тот наслаждается и теряет контроль. Он мог позволить Лукасу немного помечтать. Чтобы его ощущение жизни заставляло дорожить каждым моментом даже тут. Почему – даже? Может, быть нужно было сказать – тем более тут! В таком фантастически красивом месте, пусть воздух иногда и наполняется едким взрывоопасным газом, но зато какой вид на луну открывается тут! Вот и Лукас оценил его. Он часто просит погулять с ним по болотам, прекрасно понимая, что это ощущение свободы можно получить только здесь.
А ощущение, память о свободе, это и есть то, что нужно лелеять в Норте. Чтобы он отчетливо понимал, чего он может лишиться, и к чему может стремиться. А он понимал, еще бы нет! Хоть ему и нравится колошматить следака на тренировках в спортзале, но гулять тут ему точно нравится больше. Уж это можно было видеть невооруженным взглядом.
 Олег выбросил окурок и проводил взглядом точку, летящую в небе. Вот бы и ему однажды оказаться где-то далеко-далеко отсюда… а возможно там же, где можно встретить Лукаса Норта. Это было бы идеально…  но до этого момента еще слишком много времени, чтобы не позаботиться о нем уже сейчас.
- Как думаешь, Лукас, люди в том самолете, все еще верят, что впереди их ждет рай?
Лукас нашел на небе мерцающую точку и проводил ее взглядом. Он почти уже забыл, каково это, летать на самолете. А раньше ему приходилось частенько это делать.
- Рай? Зависит от того, кто летит на этом самолете. Какую религию исповедует, к какой концессии принадлежит. Вот, к примеру, по христианским канонам загробная жизнь делится на два этапа: до второго пришествия Иисуса души находятся в раю и аду, каждая соответственно своим земным деяниям. А после пришествия  грешники останутся на прежнем месте, а праведники вернутся с неба на измененную и благословенную Землю. И в православных, и в католических книгах рай описан достаточно скупо. Самую полную картину можно узнать из «Откровений Иоанна Богослова», где рассказывается о городе из чистого золота и драгоценных камней, по улицам которого ходят «спасенные народы», и где никогда не бывает ночи. О том, что будет делать человеческая душа, почти ничего не сказано, но строка из Библии: «...ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж», позволяет предположить невозможность каких-либо половых отношений в загробной жизни.
Норт с удовольствием делился почерпнутыми из книг и систематизированным знаниями с Олегом. Это было сродни тому, что он делал в прошлой жизни. Обрабатывая огромные объемы информации, потом представлять ишь самую суть в кратких, но емких отчетах. Ему даже нравилось сейчас слушать свой голос, плавно стелящийся над болотами, как пелена тумана. И чувствовать такое эфемерное, но столь желанное превосходство, видя, как Даршавин жадно ловит каждое его слово.
- В исламе блаженное посмертное существование предусмотрено для всех праведных мужчин и женщин. В представлении мусульман правоверные после смерти попадут в чудесный оазис, с реками, полными молока и меда, зелеными садами и чистыми невинными гуриями. А кроме того, все верующее вновь соединятся со своими близкими: жены с мужьями, родители с детьми. В иудаизме очень мало сказано о рае: есть такое понятие, как Эден, в котором праведные души ждут возвращения на Землю, где они обретут вечную жизнь. Грешников ждет небытие. Буддизм резко отличается от остальных мировых религий тем, что не определяет «хорошие» и «плохие» поступки. Это верование учит понимать связи между причиной и следствием, когда человек - сам себе судья, и только от осознания своей нынешней жизни будет зависеть будущее перерождение. Поэтому у буддистов нет рая и ада, а вечное существование представляется в виде бесконечной цепочки реинкарнаций. Есть такое понятие, как «нирвана», но это не место, а скорее состояние души. Но есть и другая трактовка, согласно которой в буддизме существует понятие многоуровневого ада, где мучаются грешники. А уровни соответствуют тяжести проступков и длительность пребывания в них разная. Другое дело, что пребывание в аду не вечно, как только карма исчерпана, сознание уходит из адского мира в иное воплощение. Также аналогом адского рождения может служить мир голодных духов. Аналог рая - это миры богов и полубогов, лишенные грубых видов страданий, а также миры неформ, миры чистого сознания. Но рай не считается высшей ступенью бытия и конечной точкой эволюции сознания. Лишь  временным благим рождением и не благим в том смысле, что человек теряет в этот период возможность заниматься практикой Дхармы, дабы достигнуть высшей цели – Нирваны, достигнуть которую, в силу ряда причин, можно лишь обретя человеческое рождение или родившись в Чистых Мирах Будд.
Понимая, что он уже слишком увлекся, Лукас деликатно подвел итог своим разглагольствованиям.
- Бесспорно, описания рая во многих религиях перекликается, имеются лишь небольшие отличия в деталях. А вот на вопрос, есть ли рай в действительности, каждый должен ответить сам. Эти   знания не получить научным путем, можно только верить или не верить. А ты, Олег, веришь в рай?
Вовлечь Даршавина в разговор Норт считал самым большим своим достижением. И всякий раз, когда ему это удавалось, рисовал очередную звездочку на фюзелже.
Олег посмотрел на Лукаса… Его черные глаза выражали лишь сочувствие… сожаление…
- Рай? Для большинства людей в том самолете рай  это земля. Они молятся лишь о том, чтобы самолет совершил мягкую посадку в порту назначения. И никто из них не желает отправиться в какой-то другой рай. Другими словами, рай – это то место, где ты хочешь оказаться. И если у тебя есть возможность попасть туда, ты счастлив. Если есть непреодолимые препятствия, то с годами ты теряешь силы, смысл, желание... ты гаснешь без своего рая, и вскоре ты становишься лишь оболочкой, в которой если и есть жизнь, то она уже не видит рая. Не хочет его больше. Она молится только об избавлении от ада…  в котором томится многие годы. Тебе не кажется, что мы имеем один и тот же ад, и мечтаем об одном и том же рае? В этом смысле, у  нас с тобой одна вера. Один Бог. – Пока Даршавин говорил, он не сводил глаз с Лукаса… - К чему рассуждения о библейских садах, когда в саду своей души еще прорва работы? Рай.  За долгие годы продвижения в « светлое будущее» большинство народа уже не верит ни во что. Можно сколько угодно искать рай в толстых книгах.  А можно просто любить то, что имеешь и наслаждаться этим ощущением счастья. Разве это не есть рай? Объективно мы с тобой находимся в аду. Каждый круг которого страшнее предыдущего...  но стоит выйти в ночь,  встать под лучи полнолуния и наполнить душу этим светом. И разве ты не ощущаешь невероятный прилив чувств? Разве это не стоит того, чтобы подумать о рае?  Для которого ты всего лишь согласился на сотрудничество. И вот уже круги ада страшного и неотвратимого уходят на второй план, заполняя твою жизнь более приятными ощущениями. Уверен, ты представляешь рай совершенно другим. Но в данный момент можешь позволить себе только этот. Вот и береги его. Не стремись к аду. Он и без того ждет тебя за дверью… создай себе рай.
Даршавин уже был похож на монумент, раскинутые в стороны руки, будто держали над головой бархатное одеяло вселенной, простирая его над болотами, собой и Лукасом.  Блин луны вершил эту экспозицию. И Даршавин поднял лицо вверх, будто глотая весь этот великолепный набор вечных символов жизни. Слишком уж он был похож на властелина вселенной…
Норт мог бы много всего ответить Олегу. Согласиться с ним в том, что у них один ад на двоих, и с тем, что рай это то место, где бы больше всего хочешь быть. И, хотя Лукас страстно стремился туда, в свой рай, но знал, что путь туда будет очень длинным и непростым. И мечтать о нем было бы по-детски наивно и глупо. Что не отменяло того факта, что Норт будет прилагать все усилия, чтобы обрести его. И если Даршавину так хочется ощущать свое величие, превосходство, свою власть над Нортом, хорошо, мешать он ему с этим не будет. Он согласится с каждым его словом. Будет демонстрировать покорность и послушание.
Лукас подождал, пока Олег вдоволь насладится своим моментом триумфа, а потом, когда глаза Даршавина, приобретя более-менее осмысленное выражение, сфокусируются на нем и ответил.
- Откуда мне еще черпать знания, если не из толстых книг, коль скоро это и есть мое основное чтиво в данный момент? И мне так хочется поделиться мудростью этих произведений… с тобой.
Лукас постарался вложить в свои слова как можно больше душевности и проникновенности, доверия и отчасти ожидания похвалы. Так собака, принеся хозяину убитую под крыльцом мышь, ожидает похвалы за свой поступок. Хотя ее никто и не просил охотиться, но она считает своим долгом всячески угождать хозяину.
- И ты абсолютно прав, Олег, у нас один ад на двоих. Он ждет нас вот там. – Лукас указал рукой на огни тюрьмы, мерцающие в тумане. – А рай… Если для меня это возвращение домой, то что это для тебя?
Норт продолжал вести нить разговора, хотя у Даршавина складывалось точно такое же впечатление. Увлекательна игра. Навязывать свою волю, когда человек думает, более того, пребывает в полной уверенности в том, что это он здесь всем рулит.
А луна и в самом деле была прекрасна. Яркая, круглая, как будто зрелая. Она безразлично взирала с небес на копошение людишек на земле, благосклонно принимая их восхищение, обожание суеверный страх или поклонение. Лукас был уверен, что в целом мире нет такого человека, который мог бы остаться равнодушным, глядя на это бледно-молочное великолепие.
Сам Норт мог бы смотреть на нее часами, пока рассвет не убьет своим светом ее величественное сияние.
Олег усмехнулся, к сожалению или к счастью, кто знает, но и рай, и ад в данный момент находятся в одном месте, а вот к чему он стремится…  разве ж он поделится этими планами? Скорее всего, он промолчит, чтобы не нарушать идиллию момента… ведь жизнь состоит из этих самых моментов. К чему тогда портить их криками или ударами током, если это можно сделать в другой раз… хотя, ни того ни другого давно уже не было даже в аду, к которому они оба так не хотели возвращаться, растягивая лирический настрой этой странной полемики как можно дольше.  Они всегда знали, зачем идут на болота, зачем возвращаются в тюрьму. Вот завтра и поговорят про первую миссию. В конце концов, как бы Норт не уводил этот разговор, он прекрасно понимал, что он состоится. Уже потому, что он согласился сотрудничать. Благоразумные решения всегда приносят больше результатов, чем упорное движение сквозь бетонную стену. Лукас набил немало шишек об эту стену, Олег в кровь расхлестал свои кулаки. А результаты? Согласие и мирные договоренности принесли больше пользы, не правда ли? Или нет? Луна может светить только, отразив свет солнца, когда то не затмевает ее своей реальной силой. А их мирные соглашения стали возможны лишь после того, как они оба познали возможности друг друга и смогли убедиться, что ничего не добьются войной. Вот и заключили мир. Перестав ломать и калечить друг друга, научились извлекать нужные сведения почти из воздуха, из невысказанных слов, прочитанных между строк фразах, едва уловимых взглядов, предназначенных лишь для того чтобы дать понять, что ни один из них не сломлен. Ни один не откроет своей самой сокровенной тайны. А вера в рай – это ли не есть тайна, которую нужно хранить?
- Мой рай? – Олег будто очнулся от своих мыслей, понимая, что давно пора ответить, дано пора идти обратно в ад, давно пора услышать ответы на свои вопросы. – Мой рай ни чем не отличается от твоего. Если ты думаешь о доме. Пошли уже. Нужно будет записать твои показания и оформить протокол допроса, а тут ни стола, ни ручки… да и фонарь наш довольно тускло светит уже… - вот и пойми, Лукас Норт, в каком месте сейчас шутил следователь….
Странный ты человек, Олег Вадимович. О каком доме ты мечтаешь? О теплом уютном месте, где тебя ждет верная жена с борщом наготове? В таком случае, что тебе мешает его обрести? Только не говори, что работа. Ты сам ее выбрал. Ты сам выбрал быть здесь. А я не выбирал. Вот и вся разница между нами. И рай у нас совершенно разный. Так что не равняй меня с собой, гражданин следователь.
Вслух этого Лукас разумеется, не сказал. Он больше не вступает в открытую конфронтацию с Даршавиным. Больше нет.
- Мы грубо нарушаем все инструкции, предписания и правила…
Последний раз посмотрев на луну, как будто прощаясь с ней, заметил Лукас. Когда он увидит ее снова, она будет уже другой.  Другого размера, формы, даже располагаться будет в другом месте. Она дольше не будет прежней.
Ничто уже никогда не будет прежним. Ничто и никогда. Хорошо это или плохо? Здесь и сейчас Лукас должен решить для себя этот вопрос. Чтобы идти дальше. Чтобы не оглядываться и не переспрашивать себя, туда ли я свернул тогда? Быть может, нужно было пойти другим путем? Отчасти это, конечно печально. Есть в прошлом моменты, которые хотелось бы повторить, пережить снова. Но есть и то, что хочется оставить позади, как можно дальше позади. Наверное, не стоит задумываться о том, что хорошо или плохо. Не давать оценку себе и своим действиям, по крайней мере, не в таком философском ключе. Если цель – выживание, об остальном придется забыть.
Интересно, Даршавин записывает весь бред, который иногда с таким умным видом выдает Лукас в качестве ответа на его вопросы? А потом целая команда аналитиков ищет в них скрытый смысл. От этой мысли Норту даже стало весело. Хорошо, что тьма скрыла выражение его лица. И Олег не заметил усмешки, скользнувшей по тонким губам.
- Идем.
И они зашагали в сторону тюрьмы.
Луна все еще смотрела им вслед, пока они не скрылись за забором. А потом укрылась облаком, как покрывалом. Не то обидевшись, не то просто решим, что и ей пора отдохнуть.
Ночные допросы запрещены. Это правило теперь не нарушалось. Поэтому никто не собирался записывать показания прямо сейчас. Олег довел Лукаса до камеры, как положено, надев наручники у дверей корпуса. Будто бы они пересекли границу бытия. Вот только что они были почти в раю, а теперь, приблизившись к аду, они должны надеть полагающиеся ситуации маски. Но это только внешние атрибуты, полагающиеся для достоверности ситуации. Потом все коридоры и решетчатые двери, будто сито, отсеивающее жизнь от душ. Даршавин убедился, что в камере ничего не изменилось, он-то понимал, что каждая стена имеет уши. И совсем не рвался подставляться под удар, и уж тем более подставлять свои планы на счет рая, в который хотел бы попасть… и уж это не захудалый домик в деревне…
Лукас относился с пониманием к необходимости создавать видимость того, как следователь конвоирует заключенного. Хоть и неприятно было прикосновение холодного металла к запястьям, но это мелочи. Особенно, если сравнить с тем, что предшествовало такому вполне мирному сосуществованию, то можно и пожурить себя за излишнюю чувствительность к такому сравнительно легкому дискомфорту. Тем более, кратковременному.
 Потом, закрыв дверь камеры, Олег кивнул проснувшемуся Грише, который теперь любил свою службу за то, что ему позволялось валяться в служебном помещении почти всю вахту, потом его сменит брат, который тоже не собирался особо напрягаться. Все уже привыкли к тому, что тут почти курорт, если не считать редких проверок руководства, которые капали дегтем на медовую жизнь этой парочки. Ушибы, ссадины, переломы и гематомы Ведьмак залечил так же быстро, как премиальные и новый режим работы залечили их злость и жажду мести. Даршавин отправился в кабинет. Чтобы не терять время на прохождение всех дверей и постов, а постараться поспать остаток ночи до начала рабочего дня. Благо, диван все еще служил вполне пригодным пристанищем для него.
Сегодня день начался, как обычно, с раннего подъема. Пробежки не было, видимо, Даршавин решил, что вчерашняя прогулка успешно ее заменит. Лукас сделал обычный комплекс упражнений и приготовился к допросу. В том, что он последует незамедлительно, сомнений не было. И тему Норт уже предвидел. Тот вопрос, на который он так и не ответил вчера. Увел разговор в сторону. Хотя, положа руку на сердце, признаем, что это Олег задал второй вопрос, не дождавшись ответа на первый тем самым определив приоритет ответов. И Лукас ответил на тот, который интересовал его следователя больше, разумеется.
 Миша вел Лукаса на допрос. Как бы это странно не звучало, он совершенно забыл о том, что он был причиной его пребывания в лазарете. Напротив, если бы не Лукас, он не нашел бы такого приятного места в тюрьме. Так что теперь он был благодарен Лукасу за незапланированный отпуск, и иногда перед тем, как оставить его в камере одного, совал ему в руку шоколадку. Молча. Резко. Будто стесняясь, но регулярно делал это. Вот и теперь, Лукас уже знал, что на обратном пути в его руке останется небольшая шоколадка, чуть подплавленная в кармане Миши, ее запах уже витал вокруг охранника… Но он так же знал, зачем его ведут в кабинет Олега. Начало дня. Что ж еще делать, как не записывать показания.
Эта традиция русских выражать свою благодарность в виде подношений шоколада поначалу немного казалась Лукасу странной. Хотя этот обычай существовал во многих странах, но у русских он был каким-то гипертрофированным. А проявление благодарности со стороны Миши Норт так и вовсе находил трогательным.
 Олег ждал у окна. Летнее солнце не дает надежд на долгий сон, но зато греет, будто желает извиниться за все остальное время в году.  Даршавин улыбался, отдаваясь этому теплу. Черт с ним со всем, что так дальше будет. Сейчас есть солнце. Вот-вот появится Лукас. Он, конечно, не солнце и не рай, но он может стать пропуском в тот рай, о котором можно только мечтать. И зря он думает, что он всем тут руководит, как серый кардинал. Всем руководит солнце, а и Лукас, и Олег, и все тут подчиняются или сопротивляются его ритму. На столе уже лежит стопка листов бланков допроса, несколько ручек, мало ли, вдруг придется писать много? Нужно быть готовым ко всему. Даршавин усмехнулся, глядя на сигареты и массивную зажигалку, которой пользовался только здесь. Кажется, Лукас уже привык к дыму его сигарет, или научился мириться с этим не так явно морщась, когда Олег начинает дымить. 
Миша привел Норта ровно в девять. Дверь открылась, вошел Норт. Затем Миша протиснулся в кабинет, снял наручники, подтолкнув Норта к столу, вышел за дверь. Эта грубая любовь была видна невооруженным взглядом, но Даршавин не возмущался. Ему было интересно наблюдать за этим новым Мишей. И поучительно. Где  еще найдешь такие перевоплощения, как не тут?
- Садись, уже, че стоять то… - Олег тоже решил быть чуть погрубее, зато иметь возможность испытать новые ощущения, глядя на Лукаса.  – Так. Давай запишем твои показания, чтобы у нас потом весь день был свободный от писанины. Так, что ты там вчера говорил-то о своей первой миссии-то? – Олег будто и забыл напрочь, что вчера Лукас ни словом не обмолвился об этом, что игнорируя его вопрос, разразился речью об аде и рае. Какое это имеет значение, если записать вчера показания они все равно не могли? А теперь как раз могут. Олег взял верхний лист, уже заполненный в полях с галочками, ручку и поднял глаза на Лукаса….
Если раньше Норт ловил каждый взгляд, каждое движение Даршавна, чтобы предугадать, то может ожидать его в следующую секунду,  то теперь он довольно спокойно относился к нюансам настроения своего следователя. Которое было переменчивым, как облака на небе. Только теперь, когда Лукас был уверен, пусть не на сто процентов, в том, что он необходим Олегу, он мог позволить себе немного расслабиться и, по крайней мере, не выглядеть таким затравленным как прежде.
Не с той ноги встал гражданин следователь? Или луна спать мешала?
Лукас не ошибся. Вопрос был именно про его первое задание. И Норт не смог удержаться от того, чтобы позлить Олега еще больше. Он сел к столу, оценив масштабы проведенной подготовки. Столько бумаги, ручек… Интересно, сколько это будет на бумаге, прожитое Нортом событие, оставившее неизгладимый след в его памяти?
- Мое первое самостоятельное тактическое задание? – переспросил Лукас.
- Нет, бл***, про то, как ты первый раз в унитаз поссал, а не в горшок! – сверкнул темными глазами Даршавин из-под насупленных бровей.
Норт лишь слегка пожал плечами, я просто уточнил, что так заводиться-то.
- Свое первое задание как полевой агент я получил в марте девяносто восьмого. Место проведения операции – Лондон.  Мы с моим напарником должны были присутствовать на встрече агента Моссада с его связным. Нам было известно время и место встречи. Но нам не было известно, как будут выглядеть наши объекты.
- Это как? – Недоверчиво спросил Олег. – Вас что, послали вслепую?
- В нашей работе случаются непредвиденные ситуации, - невозмутимо возразил Норт. – Это была одна из них.  Я могу продолжать?
Даршавин махнул рукой, разрешая. Прикурил новую сигарету и снова взял ручку.
- Мы наблюдали с другой стороны улицы.  Я и мой наставник, Джеффри Уинфри. Мы фильтровали всех, кто проходил или стоял в том месте, примеряя на них роль агента и связного. Мое внимание привлек один мужчина средних лет. Он вел себя не совсем обычно. Подошел к одному магазину, посмотрел на вывеску, потом прошел дальше, вошел в магазин детских книг. Я указал на него Джеффу. Он отметил, что это мог быть отец семейства, который зашел приобрести книжку для своего младшенького. Допустим. Но почти сразу за ним в магазин вошел молодой человек, больше спахивающий на бродягу, чем на ответственного отца ребенка. Мешковатая одежда, капюшон спортивной кофты на голове. Это мог быть только наш объект. Джефф и я пересекли улицу и вошли в магазин. Там нам пришлось разделиться, чтобы найти обоих. Их нужно было взять после того, как моссадовец осуществил закладку, а его связной заберет ее. Людей  в магазине было не очень много, но оба консультанта были заняты, и наши объекты никто не тревожил предложением помощи в выборе.  Я видел обоих. Они стояли у прилавка с книгами, тот, что постарше, взял в руки одну и листал ее с глубокомысленным видом. А молодой парень явно чувствовал себя не в своей тарелке. Хватал со стеллажа то одну, то другу открытки с поздравлениями по поводу рождения малыша, совал их обратно и то и дело посматривал на старшего мужчину. Вел себя совершенно непрофессионально. Тогда я уже начал думать, что это не настоящее задание, а очередная тренировка, причем актера на роль связного выбрали не самого лучшего.
Наконец, агент положил книгу на место и направился к выходу. Парень-связной тут же кинулся к ней, судорожно пролистал и, выхватив какой-то предмет, заложенный между страниц, сунул его в карман и бросился к выходу.
У нас с Джеффом на такой случай была договоренность. Он берет агента, я связного. Соответственно, я бросился след за парнем. Я догнал его через несколько кварталов, хотя бегал он быстро, и маршрут отхода продумал сложный. По проулкам, узким, что вдвоем не пройти, заваленным какими-то ящиками, пакетами с мусором, которые он успевал бросать мне под ноги. Но я его догнал. Он не успел избавиться от посылки, хотя у него была для этого масса возможностей. Я связал его и привел обратно к магазину, у нас там была машина.
Джефф ждал меня один. Под глазом у него был кровоподтек, а на лбу ссадина. Он пояснил, что агент оказался более подготовленным, чем Джефф ожидал, и тому не удалось его задержать. Это показалось мне странным, потому что, несмотря на возраст, а Джефф уже собирался уходить в отставку, он был в превосходной физической форме. Но кто я, чтобы ставить под сомнение слова своего наставника?
Когда мы вернулись на базу, и техники проверили флешку, которую я забрал у связного, она была пустая. То есть абсолютно. Даже отформатированная. Было ясно, что вся эта операция была подставой. Только кем она была затеяна и ради чего. Было неясно.
Лукас остановился, Даршавин, воспользовавшись паузой, встал и прошелся по кабинету. Он как будто перенесся вслед за Нортом в тот апрельский день, оказавшись с ним в центре Лондона, а теперь было несколько непривычно видеть за окном залитый солнцем тюремный двор. Ветер принес в открытое окно запах цветущих болотных трав.
Олег вернулся за стол, кивнул Норт. Продолжай.
- Своими подозрениями по поводу Джеффа я поделился Гарри Пирсом. Он велел изложить все в рапорте. Разумеется. Кто я был против Джеффа? У него была репутация, имя, солидный опыт за плечами. И я. Вчерашний стажер с чрезмерно раздутым эго.
Я дождался Джеффа на служебной парковке. Он сел в свою машину и  уехал. Я последовал за ним. Джефф приехал домой. У него не было привычки зашторивать окна, и мне все было видно. Все, что происходило в его доме. Джефф зашел на кухню, налили себе выпить, достал что-то из холодильника и поставил в микроволновку. Потом сел ужинать. После ушел в гостиную и включил телевизор. Все как в любой из вечеров после любого рабочего дня. Но во всем этом бела какая-то неправильность. Как будто он делал это напоказ.
Мне уже стало казаться, что я зря теряю время и подозреваю ни в чем неповинного заслуженного агента MI5. Когда Джеффу кто-то позвонил на сотовый. У меня в машине был портативный бинокль. И мне стало интересно, что скажет Джефф. Назначит свидание? Отменит? Технику чтения по губам я усвоил давно. И без труда мог разобрать, что говорит Джефф. Он стоял посреди гостиной лицом к окну. Как нарочно.
Добрый вечер, да, уже почти ночь. Улыбнулся. Да, разумеется. До встречи.
Вот и весь разговор.
А потом он ушел в спальню, там шторы оставались закрытыми все время. Я уже подумал, что он ляжет спать, но решил убедиться.
И через некоторое время Джефф вышел из дома, сел в машину и уехал.
Разумеется, я последовал за ним до парка Хэмпстед-хит…
Олег тут же нарисовал в уме справку по поводу этого парка. Хэмпстед-Хит -- огромный парк в Хэмпстеде, что в Северном Лондоне. В длину парк 10 км и в своем составе имеет 25 водоемов, сотни высоких деревьев и большое количество полей для игр.Hampstead Heath, буквально «Хампстедская пустошь» — лесопарковая зона на севере Лондона, между деревнями Хампстед и Хайгейт в административном районе Камден. Эта холмистая местность площадью в триста двадцать га — не только самый обширный парк на территории Большого Лондона, но и одна из самых высоких его точек. Законодательно запрещено вести строительство, загораживающее вид на Лондон, который открывается с Парламентского холма. Помимо этой обзорной площадки, интерес для туристов представляет архитектурно-художественный музей Кенвуд-хаус.
- … Джеффри оставил машину у входа в парк, я чуть поодаль. Он пошел по темным аллеям, я за ним. Я очень боялся потерять его из вида. Но он шел довольно медленно. Скорее всего, не очень хорошо видел в темноте и боялся оступиться. Джефф вышел на лужайку в форме неправильного круга, со всех сторон окруженную густыми  деревьям, уже покрытыми свежими листьями. Идеальное место для встреч. Уединенное и защищенное от любопытных глаз.
Пришедший на встречу с Джеффри  не заставил себя долго ждать. Это был тот самый мужчина из книжного магазина. Они обменялись парой реплик, из которых однозначно было ясно, что вся эта операция от начала до конца была спланирована и устроена лишь для того, чтобы подставить того парнишку, дать уйти моссадовцу, с чем Джефф блестяще справился. Зачем они это все устроили? Об этом можно было узнать только от этих двоих. Моссадовец передал Джеффу какой-то пухлый пакет. Поблагодарил за содействие и собирался уйти. Я не мог допустить этого. Мне уже разрешено было носить оружие. Я вышел на поляну и приказал этим двоим лечь на землю и завести руки за голову.
- Неужели послушались? – скептически приподнял бровь Олег.
- Разумеется, нет. Джефф начал говорить, что я все не так понял. Он даже не спросил, что я там делаю. А сразу оправдывался. Этим он себя и сдал. Я понял, что передо мной предатель.
- И что ты сделал? – Даршавин подался вперед, впившись взглядом в лицо Норта.
- Я повторил приказ. Тогда моссадовец выхватил ствол и выстрелил в Джеффа. А я выстрелил в него.
- Убил?
- Нет, зачем. – Лукас высокомерно повел плечами. – Пуля раздробила коленную чашечку. Это, должно быть, очень больно. Я забрал у моссадовца оружие, про которое он мигом позабыл, пошел проверить Джеффа. Он уже не дышал. – Лукас глубоко вздохнул. – А потом я позвонил Гарри и вызвал группу.
- И что там было, в том пакете?
- Сам не догадываешься? Документы с фотографией Джеффа, но на имя гражданина Соединенных Штатов, билеты на самолет, наличность и ключ к банковской ячейке. Джефф хотел обеспеченной старости после отставки. Разве можно его за это винить…
- А моссадовец? Он каким боком во всей этой истории?
- Я не знаю. В то время у меня не было допуска, чтобы знать такого рода информацию.
- Понятно, что операция чистый блеф. Что  все спланировано для видимости, хотя странно другое… При том, что сама операция совершенная пустышка, но все ее участники просто должны были уйти от преследования. И все попали в твои руки? Новичка-стажера? Ты откуда? И как тебе удалось попасть в МИ5? - Олег сверлил Лукаса взглядом, будто хотел вывернуть наизнанку сознание и увидеть, что там скрыто. - Хорошо. Ты отлично бегаешь. Быстро соображаешь. Стреляешь  так, что любой ворошиловский стрелок может позавидовать... Но твой наставник... Он как попал во все это?  Неужели в конторе его не просекли? Почему он вел себя так нарочито? Отчего за ним следил один ты, да еще и без санкции? Тебе не показалось странным, что все было так уж грубо пристроено, будто детские кубики?
Лукас воспользовался небольшой паузой в потоке слов Олега, чтобы ответить.
- Для начала. На тот момент я уже не был стажером. А о том, как я попал в MI5, вернее будет сказать, поступил на службу,  уже рассказывал. В самом начале, помнишь? Посмотри свои записи там должно быть все.
Это был прямой намек на то, что  память Даршавина подводит. И уход от вопроса, разумеется. Что касается самой операции, не  ее разрабатывал. Но, судя по результату, мои действия были верными. О действиях остальных я судить не могу. Тем более, по прошествии стольких лет.  Вероятно, у них были на то свои основания.
Олег, казалось, пропустил мимо ушей все возражения и замечания Норта. И продолжал, как будто общаясь сам с собой.
- Гарри Пирс... Он в первую очередь должен был обратить внимание на твои подозрения. Но  он пустил дело на самотек…  Из это следует два вывода. Первое - даже твой наставник не знал, в какой операции и в каком качестве он участвует. Однозначно,  это была проверка для тебя и уж конечно не на то, как ты бегаешь. А эти "агенты"? Ты их потом нигде не видел? Они  что - расходный материал? У  вас так много народа в конторе чтобы на проверку одного сотрудника пускать в расход троих? Или  ты настолько ценный кадр? Хотя  если судить по тебе, и десятерых бы уложили, лишь бы удостовериться в твоих возможностях... Одно смущает - слишком уж все топорно, если ты все рассказал так как было. Особенно  работа Гарри Пирса. Или  ты не все сказал или ты не все знаешь. Ты  вообще думал о Гарри, как о том кто мог тебя сдать? Вообще, как часто он расстается со своими сотрудниками? И  как такого сотрудника, как ты, можно было сдать врагам? Как можно было отказаться от того, кого сделали таким безупречным и ценным? Почему  тебя? - вопросов было как всегда больше чем ответов. Олег волновался. Больше  оттого, что все это дело было похоже на фарс. А Лукас не вписывался в него никак. По всем понятиям его должны были беречь как зеницу ока. А  его просто вычеркнули из жизни. Как  такое могло случиться. И  еще - откуда он взялся этот Лукас Норт? Его  подготовка не соответствует его способностям. Хотя этот вопрос не давал покоя ему слишком давно. Слишком... Олег закурил, глядя в окно. Он не боялся Норта, хотя чувствовал, что он способен на многое. Но  не здесь. Здесь  он лишь для того, чтобы вырваться отсюда. Они  оба знали это. И  это осознание давало возможность повернуться спиной к этому хищнику. Потому  что Олег не мог быть его добычей. Тогда - кто? Кто был его добычей изначально?
В отличие от Олега, Норт оставался совершенно спокойным и невозмутимым внешне, как и в начале допроса.
- Мне нужно отвечать на эти вопросы, или мы сойдемся на том, что они риторические? Допустим. Мы сейчас докопаемся до истины, той, в которую нам вместе и по отдельности нравится верить. Подгоним под нее версии факты. Выстроим логические цепочки. Что нам это даст? Что тебе это даст? Потому что мне ничего. Ровным счетом. Эта история давно сдана в архив. Ты просил рассказать о моем первом задании, я рассказал. Хочешь услышать домыслы дополнительно к фактам?  Фантазии вместо описания реально происходивших событий? Ты не производишь впечатление человека, который будет заниматься строительством замков на песке.
Лукас откинулся на спинку стула, мечтая вернуться в камеру и попить воды. От дыма сигарет Даршавина горло немилосердно першило. Хорошо, что в приоткрытое окно с улицы заносит чистый воздух.
Олег докурил, посмотрел на Лукаса. Чем  больше он узнавал Лукаса Норта, тем яснее понимал, что узнать его полностью никогда не удастся. Но  одно было ясно - они с Нортом могли иметь только такие отношения, которые у них сложились. Лукаса может вывести из зоны комфорта только безумный взрыв, который он тут же проанализирует и направит в нужное русло. И такого агента нужно перевербовать? Олег усмехнулся. Кто кого тут перевербует? Ну, бог с ним. Он  выполнит свою работу. И сделает это как положено. Олег сел за стол...
- Нужно подписать протоколы, если конечно тебе больше нечего добавить. - И стопка листков проделала путь к другому краю стола. Все, как обещал записать. Подписать. Ничего не упустил?
Лукас нехотя выпрямился на стуле. Протянул руку и взял со стола стопку бумаг. Довольно неприятное чувство. Перечитывать собственное описание событий более чем десятилетней давности, записанные чужим человеком, чужим почерком на казенной бумаге. Как будто он только что поделился куском своей жизни с Даршавиным, сделал то, что было только и безраздельно его, собственностью следователя тоже. Норт внимательно читал строчку за строчкой, слово за словом. Странно, но теперь они начинали жить своей жизнью, как будто отказались от него, или это он от них отказался? Как будто все это было написано про кого-то постороннего, от имени другого, совершенно незнакомого человека.
Так сознание Лукаса ограждало его от стресса. Чтобы потом когда он останется наедине с собой, в тишине ночной камеры, обрушиться на него со всей безжалостной ясностью. И эхом будут отдаваться слова Даршавина.
- …ты настолько ценный кадр?
- Ты  вообще думал о Гарри, как о том кто мог тебя сдать?
- Вообще, как часто он расстается со своими сотрудниками?
- И  как такого сотрудника, как ты, можно было сдать врагам?
 - Как можно было отказаться от того, кого сделали таким безупречным и ценным? Почему  тебя?...
Лукас будет изводить себя этими вопросами снова и снова. Зная, что ответы на них есть, они где-то там, за пределами его досягаемости. Надо просто вернуться. А для этого для начала выжить. А чтобы выжить, надо сохранять ясность разума и держать себя в форме. А это значит, надо поспать. И он заставит себя уснуть, пока очередной кошмар не заставит его отказаться от этой идеи.
А пока он вдумчиво и сосредоточенно изучает каждое слово, хотя и знает, Олег не станет подставлять его на этом. Они нужны друг другу.
Олег и Лукас как два существа, существующих в симбиозе. Они так тесно вросли друг в друга. Им уже никак нельзя поодиночке. Они не выживут. Они питаются жизненными соками друг друга. Им в равной степени необходимо,  чтобы рядом был кто-то, кто подержит, поймет, иногда посочувствует, восхитится, подтвердит  уникальность другого. К кому можно придти и поговорить. Или просто помолчать вместе. Или  послушать.  Поделиться.  Из  таких вот, казалось бы, мелочей и состоит жизнь. Кто вовремя будет рядом. Кто скажет, что ты ему важен.
Эта зависимость становится все сильнее с каждым днем, пусть даже ни один из этой странной симбиозной спарки не дает себе в этом отчета.
Олег смотрел на Лукаса. Как тот читает. Затем подписывает лист. Как и следовало ожидать дотошно, методично, вдумчиво… и каким-то невероятным, ожесточенным отвращением… будто все что было написано воняло хуже, чем, вообще, сама атмосфера тюрьмы… Но молчал. К чему вмешиваться в процесс, когда можно спокойно дождаться его завершения? А дальше? Дальше, Даршавин дождался, когда Норт подпишет последнюю страницу допроса. Спокойно собрал листы, сложил их в папку и… Наверное, Даршавин не был бы собой, если бы не сделал чего-то подобного - все записи допроса полетели в урну. Незамедлительно и демонстративно. Глядя в расширившиеся глаза Лукаса, он пожал плечами и сказал:
- Надеюсь, ты не против избавиться от этого хлама? Ты же понимаешь, что все, что ты сказал, от начала до конца, не может сойти за правду. Пока ты излагаешь свои факты, напрашивается куча вопросов, и это только у меня. Думаю, что нас завалят вопросами. По этому, давай-ка снова, да ладом. Ты вспоминаешь каждую деталь своего первого задания, и все, что возникло вокруг него. Постарайся перенестись в те условия. Постарайся увидеть то, чего ты не видел. На что не обратил внимание. Особенно меня интересует роль Гарри Пирса.  Но не только в твоей подготовке и первом задании. Подумай, в какой ситуации поведение Гарри тебе показалось неоднозначным. Только не говори все это с таким видом, что сейчас обрыгаешься. Я не хочу в этом участвовать…  Я хочу слышать нечто другое. Я хочу видеть работу твоего ума. А он работает лучше любого процессора. Не вздумаю уверять меня в обратном. – Олег подвинул к Лукасу стопку чистых листов и ручку.  – Мне нужно выйти, начинай пока без меня. Вернусь через несколько минут, надеюсь к тому времени, ты найдешь те детали, о которых я говорил.
Олег даже смотреть не стал в удивленно-озверевшие глаза Норта. И так было понятно, что ему не понравится эта идея. Но Даршавин хотел, должен был заставить Лукаса выйти из зоны комфорта и увидеть нечто большее, чем обычные воспоминания. Дверь закрылась…
Лукас проводил Даршавина недоуменным взглядом. Он ничуть не притворялся. Норт на самом деле не понял, что это сейчас было. Акт протеста или  жест отчаяния. Он задумчиво посмотрел на лежащие в ажурной пластмассовой еще, наверное, советских времен, урне бумаги. Зачем этот фарс? Чего от него хочет Даршавин? А самое главное, что делать сейчас самому Норту? То же, что он уже давно решил. Хорошо, недавно. Сравнительно недавно. Изображать готовность сотрудничать, оказывать любое содействие и быть честным.
Так что, когда Олег вернулся в кабинет, Лукас избрал лучший способ защиты – нападение.
- Я не понимаю. Серьезно, я не понимаю. Зачем ты устраиваешь эти показательнее выступления? Если тебе что-то не понятно, просто спроси. Зачем вести себя как капризный пятилетний ребенок, который вымещает свой гнев на собственных игрушках?
Лукас сделал паузу, ожидая, что Даршавин сейчас выместит свой гнев на еще одной своей игрушке. Как ни странно, этого не произошло. То есть он согласен с такой постановкой вопроса? Хорошо, меняем тактику.
- Мое имя Лукас Норт. Не Александр Пушкин, не Ганс Христиан Андерсен, мне не суметь придумать историю со всеми подробностями вот так слету. Мне, конечно, лестно, что ты считаешь меня способным на подобное, но, Олег. Я рассказал тебе правду. Зачастую правда принимает такие искаженные формы, что ее проще принять за вымысел, нежели принять, как есть.
Норт положил руки на стол ладонями вниз. Это было чревато, и он это знал, но это и был своеобразный жест доверия. Потом поднял взгляд на Даршавина.
- Я согласен, что в этой истории полно белых или темных, как угодно, пятен. И у меня самого было до черта вопросов. И до сих пор на многие ответы так и не найдены. Помоги мне разобраться со всем этим. Давай сделаем это вместе. Пожалуйста. Одному мне этот путь не пройти.
- Кто сказал тебе, что нужно придумать эту историю? – начал Олег. - Я сказал – посмотри, перенесись туда и посмотри, что ты упустил. То, чего ты не увидел тогда. Но твой мозг видел все. В твоем подсознании есть все необходимые факты, их нужно просто вытащить оттуда. – Он встал против света, так, что Лукасу не было видно его лица, глаз, все расплывалось в темнеющее пятно у окна. -  Пушкин тут не причем, хотя он гений. Я знаю, тебя учили и готовили, ты обладаешь хорошей техникой работы с сознанием. Иначе  ты просто не выжил бы тут после того, что с тобой делали, уж в этом я убедился. Тебя учили хорошей продуктивной технике боя. Но, что такое русский стиль, ты, возможно, слышал, но, конечно, не знаешь. Но ты хорошо подготовлен, так что научиться работе с подсознанием тебе будет на много проще, чем, например, Мише с Гришей, если ты понимаешь, о чем я. Ни для кого не секрет, что человек использует пять - десять процентов возможностей своего мозга. Причем десять процентов используют единицы, это почти предел. Ты относишься к числу таких людей. Твой мозг можешь зафиксировать то, что не видит глаз. Нужно лишь научиться трансформировать эту информацию в доступную для сознания. Иными словами – войти в транс и раскопать залежи твоего подсознания, вытаскивая все, что там есть. Большой объем информации увидеть невозможно. Это могут быть лишь локальные детали, связанные с конкретным событием, способные раскрутить логическую цепочку связи этого события с предыдущим или последующим. Чтобы войти в состояние транса, тебе нужно не много. Во-первых, убрать все лишнее, что тебе помешает, и оставить все нужное для работы. В данном случае – мы будем обходиться бумагой и ручкой. С диктофоном опыты не получатся. Вспомни, наконец спящего Кейси. Чтобы тебе стало понятнее то, о чем я говорю тебе.
С рук нужно убрать все детали, вплоть до обручального кольца. Слава богу, на тебе нет даже наручников, но учти это, когда будешь на свободе. Любой предмет на руках задерживает периферийное кровообращение, и продвижение нервных импульсов, а тебе нужна бесперебойная связь мозга и нервными окончаниями. Ведь кончики пальцев помнят то, к чему они прикасались в тот момент, а это и есть тончайшая связь подсознания с сознанием. Теперь – бумага и ручка. Если пророк Кейси говорил во сне, а ассистенты записывали за ним, у тебя не будет никого. Ты будешь писать все, что выдаст тебе мозг, сам. Увы, издержки работы спецагента. – Олег усмехнулся, будто ему самому приходилось проделывать эту работы тысячи раз, но другого выхода так и не нашлось. - Писать можешь на любом языке, в твоем случае, видимо, лучше всего будет английский. Родной язык в твоем подсознании будет чувствовать себя свободно, а это главное условие работы мозга. С первого раза не получится, и с одного раза не получится тоже. Чтобы научиться видеть нужную информацию в своей же голове, тебе придется заходить туда много раз. Но, каждый раз ты сможешь видеть больше и больше. Технике отключения сознания от окружающей среды тебя обучали. Можешь даже не говорить, что это не так. Я видел, как ты это делаешь. – Олег сел напротив Лукаса, заставляя продолжить разговор только глядя в глаза, и никак иначе. – Твой мозг лучшее хранилище информации. Он видел в тысячу раз больше, чем ты осознал, но это не значит, что ты не можешь понять все, что есть в твоем мозгу. Он, конечно, ставит защитные барьеры, чтобы оградить тебя от лишних знаний, вспомни библейского царя Соломона, но опять же, это не значит, что ты не имеешь права воспользоваться этими знаниями. Стоит лишь научиться находить их там. Давай попробуем еще раз. Ты можешь убрать со стола все, что мешает тебе. Оставить только то, что посчитаешь нужным. Только делай это не думая. Доверься своему мозгу, подчинись ему. Руки сами уберут лишнее и оставят нужное. – голос Олега звучал как монотонное жужжание пчелы, а глаза все еще держали взгляд Лукаса прикованным к себе. Тому, кто наблюдал бы это со стороны, можно было подумать, что сейчас прозвучит признание в любви, до того эта сцены казалась интимной. - Поставь задачу. В данный момент можешь сосредоточиться на роли Гарри Пирса в этой истории. Ведь ты хочешь узнать, не он ли подсунул тебе такого наставника, который мог научить только предательству? Только он знает, к чему тебя готовили. И только он мог использовать тебя именно в том качестве, к которому тебя готовили.
Дальше, доверься своим инстинктам, но лишь до поры, как только почувствуешь барьер, когда инстинкты подожмут свой хвост, сделай шаг вперед – они взвоют от страха, это нормально. Значит, ты сделал шаг в правильном направлении. В первый раз это страшнее, чем убивать человека. Потому, что ты убиваешь свой собственный инстинкт самосохранения, поставленный мозгом как раз для того, чтобы ты не зашел дальше, чем он тебе разрешает. Возможно, он вытолкнет тебя обратно. Это тоже нормально. Тебе придется делать первый шаг много раз, чтобы приучить и себя и его к твоему присутствию. Когда исчезнет страх, можно повертеть головой, поискать, куда двигаться. Там опять можно довериться инстинктам, они выведут на нужную дорогу, тогда делай новый шаг. Подсознание может сопротивляться, обязательно будет это делать. Будет пытаться игнорировать тебя, выталкивать тебя обратно в сознание. Но ты справишься с ним. Не можешь не справиться. Как раз в этом, я уверен. Теперь я уйду. Попробуй сделать, как я сказал. И не напрягайся, просто расслабься и получи максимальное удовольствие от борьбы с самим собой. Тогда в бонус к полученным знаниям, ты еще получишь невероятное ощущение победы. Только не опьяней от него. Оно действительно заставляет терять голову от эйфории. Ну, это ты поймешь потом. Сначала справься с первым шагом. Удачи. Я в тебя верю.
Олег встал, похлопал по плечу Лукаса, будто пытаясь выразить свою поддержку, и снова вышел, оставляя Норта наедине с собой и своим подсознанием. Давай, Лукас, делай, как я, а я посмотрю на что ты способен… Хотя, Олег действительно был уверен, что Лукасу под силу освоить то, о чем он говорил. Более того, Даршавин был уверен, что тот может больше. Хотя, даже по приказу руководства, если бы вдруг такой поступил, чего не могло случиться в принципе, Олег ни за что не показал бы Норту некоторые вещи, которым он обучился в командировке. Потому, что как раз он знал, что Норт обязательно освоит и воспользуется этими знаниями. И никто не даст гарантии, что в пользу России, вообще, или Олега, в частности. Дверь закрылась. Лукас остался в кабинете….
Да, верно говорят русские. С кем поведешься, от того и наберешься. Или с тем. Зависит от контекста. В данном конкретном случае больше подходит первый вариант. Не то, чтобы это стало откровением для Норта, подобного рода разглагольствования Даршавина. Лукас давно знал, что его следователь вовсе не такой простачок-валенок, каким прикидывался довольно долго. Но такие пространные речи были явно для него нехарактерны. Скорее, сам Норт прибегнул бы к этой уловке, чтобы уйти от ответа на прямой вопрос. Надо, видать, чем-то заменять рукоприкладство.
Уйти от ответа не получится. Не после таких четких инструкций. К тому же, положа руку на сердце, признайся себе, разве не хочется самому попробовать такую технику? Норт слышал о подобном, но, как правило, такие сеансы проводят в паре. Один вводит в транс и задает вопросы, а другой совершает мысленное путешествие в свое прошлое и рассказывает о том, что видит, слышит, чувствует. Олег предлагает ему самому стать собственным гидом в своем подсознании.
Какое доверие! Неподдельное, абсолютное. Доверие и вера в возможности Норта. Ты справишься, ты не можешь не справиться. Мотиватор хренов. Если бы Лукас сам не хотел провести с собой этот эксперимент, Даршавин мог бы весь остаток жизни потратить на то, чтобы пытаться заставить Норта сделать что-то даже близко похожее.
Я делаю это не для Даршавина, я делаю это для себя, решил и делаю.
Лукас встал, обошел стол и сел на место Даршавина. Если он должен исключить все, что будет мешать и препятствовать, создать себе максимально комфортные условия, он должен сидеть за столом, а не у стола, едва дотягиваясь, чтобы подписать что-нибудь. Придвинул стул. Положил перед собой стопку бумаг. Ручку. Закрыл глаза, расслабился.
С чего начать?
Лукас знал, что нужно заставить подключиться все органы чувств. Воспроизвести все запахи, звуки, нюансы освещения и температуры окружающей среды.
Вернуться в тот день. Какой тот? Когда Гарри ставил задачу перед Лукасом и Джеффри Уинфри. Начать лучше, пожалуй, с этого.
Итак. Это был прохладный пасмурный день. То и дело начинал моросить дождь. Поэтому на куртке  Джеффа были такие мелкие темные пятнышки. Он вошел через  стеклянные вращающиеся двери, поздоровался с Томом, Малкольмом и Лукасом. Он был в хорошем настроении, несмотря на ранний час. От него пахло одеколоном после бритья и только что выпитым кофе. Рукопожатие  было твердым и теплым. Ладонь немного влажная, но Лукас списал это на то, то Джефф только что снял с себя мокрую куртку. Но она не была настолько мокрой…
Потом… Потом Лукас готовил сводку за прошедшую неделю…
Дальше можно перемотать. До того момента, когда Гарри вызвал их с Джеффом к себе. Вот они заходят в кабинет. Лукас сдвигает дверь и пропускает Джеффа. Как  требуют приличия и протокол. Джефф старше по возрасту и по рангу. Джефф заходит в кабинет. Садится за стол по правую руку от Пирса. Лукас занимает место напротив.
- Так что стряслось, Гарри? Судьба мира снова в наших руках?
Джефф настроен благодушно. Он шутит и улыбается. Но Гарри не разделяет его веселости. Напротив, он какой-то озабоченный и мрачный. И, не отвечая на реплику Джеффа, сразу начинает инструктаж.
- Сегодня в восемнадцать часов состоится встреча одного из агентов  Моссада с его связным с целью передачи ценной информации.
- Мы знаем где?
Это Джеффри.
- Знаем. -  Гарри утвердительно  кивает.
- И знаем, кто?
- Нет.
- Что значит нет? – Удивление Джеффа было неподдельным.
Лукас помнил, то он тоже тогда испытал удивление. Но промолчал. Он же был в Конторе без году неделю, в то время он держал рот закрытым, а глаза открытыми. Ем более, то Джефф уже задал животрепещущий вопрос.
- Стой-стой, Гарри, а как мы узнаем, кого брать надо?
Гарри недовольно поморщился.
- Джефф, не разочаровывай меня.
И метнул взгляд на Лукаса. Как будто проверял его реакцию. И  было в этом взгляде ее что-то. Как будто Пирс хотел спросить, ты все понимаешь, что сейчас происходит?
Потом был инструктаж, его Лукас не очень хотел переслушивать по-новой. Он хотел смотреть. Видеть. Как Гарри говорил, а Джефф слушал. Но ничего особенного в этом процессе Лукас не рассмотрел. Он несколько раз пересматривал этот эпизод, как будто перематывал пленку. Процесс Лукасу понравился. Оказывается, он так тоже умеет. Снова и снова.  И ничего.
Потом они хотели уже уходить, чтобы разработать план действий, когда Гарри попросил Лукаса задержаться. Жестом указал на место у стола. Лукас сел.
Так. Стоп. Он посмотрел на стол Гарри. И там была папка. Папка. С надписью For your eyes only. И имя. Там определенно было чье-то имя. Чье? Лукас вглядывается в надпись.
Jeffry Winfrey.
И тут же все встало на свои места.
Вот почему Лукас проявил инициативу. Вот почему начал несанкционированную слежку. Пирс уже начал подозревать Джеффа, и его подозрительность передалась Лукасу. Нарочно ли Гарри тогда остановил Лукаса, задержал его для «отеческого напутствия», оставив на виду папку? Был ли это тест? Так или иначе, Лукас сделал именно так, как от него ожидали. Или не ожидали. Но он поступил правильно.
Норт откинулся на спинку стула, все еще держа глаза закрытыми. Он испытывал облегчение, и вместе с тем неимоверную усталость. Как будто только что несколько часов подряд спарринговался с Даршавиным. А на самом деле, он всего лишь заглянул в глаза своему прошлому.
 И это был лишь первый шаг.
И их будет много впереди. В этом Норт был более, чем уверен.
Даршавин ухмыльнулся, глядя на монитор.
- Ну ты за это еще поплатишься, чертов сучонок, – прошипел он, наблюдая, как Норт усаживается в его кресле и раскладывает предметы на столе. Дальше было на много интереснее, чем в первый раз. Норт действительно вполне хорошо подготовлен. Ему осталось сделать всего один шаг, и он успешно преодолел полосу запрета в своей голове. Олег ловил каждое движение мышц, каждое изменение выражения лица Лукаса. Движение руки Лукаса, когда она, чуть вздрагивая, стала оставлять на бумаге ровный голубоватый след. Значит, он выработает привычку записывать свои видения. Это как раз то, что требовалось. Иногда Олег сам был в восторге от выполнения некоторых предписаний. Он уже сто раз поблагодарил Качимова за те несколько недель ускоренных курсов. Правда, сегодня, он сделает пару несанкционированных шагов, но проучить Норта необходимо, агент должен знать, кто находится у него за спиной.
Как только руки Лукаса безвольно упали на стол, Олег вышел из аппаратной. Пора. В кабинет Олег ворвался сразу после того, как Лукасу удалось открыть глаза. Расширенные зрачки Норта блуждали по пространству, а Олег уже орал.
 - Вот интересно, с чего это ты взял, что можешь прыгать в мое кресло? Честное слово, будто шлючая гимназистка, так и норовит отправиться в койку учителя! Не слишком мягко тебе? Давай-ка записи, хочу увидеть, на что ты способен, и вали с моего места, расселся тут! – Даршавин брезгливо взявшись за шиворот обвисшей майки Норта, вытолкнул ничего не понимающего Лукаса с кресла, ни сколько не заботясь, будет ли тот держаться на ногах или рухнет на пол от потери сил. Его больше интересовало то, что было написано на лежащих перед ним листах. – Оооо! Значит Пирс имел зуб на твоего наставника… Он убирает неугодных он чужими руками… Какой молодец! Понятно… Чистеньким жить, оно конечно, приятнее. Ты никогда не думал, почему выбрали именно тебя? Чем ты заслужил это назначение? И к чему тебя готовили, хотя, как я успел заметить, у тебя многоплановая подготовка. Профи. Это хорошо, - гудел голос Олега, пока Норт добирался до стула с другой стороны стола. – А я разве не сказал тебе, что после эйфории будет похмелье? Ну, ничего страшного, я знаю один прекрасный способ преодолеть этот синдром безвозвратно. Давай-ка, пошли, - рванул с места Олег, едва только задница Лукаса коснулась сидения стула. – Давай-давай. Я научу тебя справляться с этим. Пошли!
Норт еще не полностью вернулся из своего изматывающего путешествия в прошлое, когда настоящее грубо вторглось в его реальность. Даршавин решил вспомнить, что он следователь, и его задача не создавать подследственному комфортные условия, а с точностью до наоборот. Превращать его жизнь в подобие ада.
Комната качнулась, и Лукас едва успел вцепиться в край стола, чтобы удержаться на ногах. А Олег уже что-то орал, сравнивая Норта с гимназистками. Так и хотелось врезать ему промеж глаз за такие слова. А еще за то, что захапал исписанный Лукасом лист.  Он бы все равно его заполучил, но сам способ. Грубый. Бесцеремонный. Бесит.
И снова эти вопросы. Даршавина, наверное, ночью разбуди, он выдаст: Почему выбрали тебя?
Это зависть. Ни что иное, как всепоглощающая черная зависть. Потому что Лукас превосходит его. Во многом. Даже сейчас, в положении бесправного заключенного, он все время дает Олегу ощутить, насколько он лучше. Даршавин даже к прошлому Лукаса ревнует. Вон как беснуется. Потому что чем он может похвастаться сам? Парой наград за боевые заслуги, да парой успешно проведенных операций в Чечне? Возможно, их было бы даже на одну больше, если бы не Норт.
Лукас победоносно ухмыльнулся. Почему-почему… Да потому, что я лучший. Всегда был и останусь.
Вот сейчас снова запрет в камере на несколько дней. Книг не даст. Приходить не будет. Посиди и подумай, так у него это называется. А сам будет находить способы смириться с собственной неполноценностью.
Но Лукас ошибся, полагая, что Даршавин отведет его в камеру. Они оказались на заднем дворе тюрьмы. Есть там такой закуток. С трех сторон стены, вдоль одной мусорные баки. А впереди виден только кусок забора, украшенного витками колючей проволоки. Стены давят со всех сторон, кажется, что они вот-вот сойдутся и раздавят того, кто окажется между ними.
Весьма странный выбор места. Мусор заставит перебирать, что ли…
Олег даже не остановился, чтобы надеть наручники Норту, Миша так и бежал за этой парой, с виду очень похожей на умалишенных. Особенно Норт. В его глазах все еще витали призраки былых видений с добавлением мелькающих стен. Даршавин быстрым шагом приближался к выходу. Само собой Олег не повел его в застеленный матами спортзал – слишком мягко будет! Пусть падает так, чтобы помнил об этом. Долго помнил. Да и лишние свидетели ему как раз были не нужны.  А там, куда увел Олег Лукаса не было никого, ни окон, ни свидетелей, ни надежды, Мишу он тоже прогнал, ибо нечего тут!
- Ну, как? Готов? – рыкнул Олег. - Скажи-ка мне, сколько времени нужно, чтобы подготовить реальную операцию? Чем у вас там в МИ5 занимаются, если посылают вас на дело, даже не имея словесного описания объектов?  - Олег уже снявший рубашку, все ждал, когда Лукас, наконец, сообразит, что от него требуется. – Не возись, давай быстрее, у тебя было достаточно времени, чтобы прийти в себя. Я жду! Нападай!  - Даршавин не просто не давал минуты на отдых, он хотел вывести Норта из себя еще больше. – Как думаешь, если бы ты действовал не в заданном русле, тебя бы остановили? Щелкнули бы по носу, если бы ты сунул его не в ту дырку? Тебя там точно так же повязали убийством, как и тут, никакой разницы, если бы тот массадовец первый не выстрелил, тебе бы пришлось это делать. С другой стороны, ты уверен, что за тобой не было хвоста. Они могли предполагать, что ты в сговоре с наставником? Почему ты не посмотрел назад, когда шлялся по своей голове? Что трудно было? Ну, это дело поправимое, более того, уже скоро эти путешествия не будут отнимать столько сил, скорее покажутся несколько нудными, и ты захочешь научиться новым трюкам. Я жду тебя. Начинай уже работать.  – Рычал Олег, стоя посреди дворика, и с отсутствующим видом наблюдая, как Лукас пытается подойти к нему. Все, что делал Олег, это держал будто на привязи левый зрачок Лукаса, заставляя его упираться будто в стену, в свое биополе. – Я долго буду ждать тебя, чертов ублюдок! Прекрати тыкаться как слепой котенок! Думай! Нападай!  - Олег уже орал на Лукаса, явно довольный его беспомощностью. И это еще только обычная оборона. Он пока даже рукой не пошевелил. Как тебе такое упражнение, Лукас Норт? Сообразишь, что нужно сделать?
Лукас ровным счетом не понимал, что от него требуется. Это допрос? Или бой в условиях, максимально приближенным к реальным? Как он ни пытался заставить свой мозг пробудиться, ничего не получалось. И он делал в точности то, чего ожидал от него Даршавин. Предпринимал бесплодные попытки хотя бы приблизиться к нему. Но безуспешно. Осознав всю тщетность своих попыток, Лукас отступил. Нужно было что-то, что заставило бы его пробудиться от этого странного состояния, когда мозг как будто законсервировали в банке с киселем. Норт тряхнул головой, прогоняя наваждение. На секунду ему показалось, что это Гарри стоит и орет на него, нет, не Гарри, Джефф!
- Get lost! You're dead! – Отчаянно выкрикнул Лукас, отступая назад, пока не уперся в стену.
Олег, видя, что результат эксперимента оказался не совсем таким, какого он ожидал, не на шутку перепугался. А не перегнул ли он палку, не завел ли Норта за пределы его возможностей? По всему было очевидно, что Лукас так и остался  прошлом. И как его оттуда доставать? Проверенным испытанным способом. Даршавн подошел к Норту и хорошенько врезал ему по лицу. Раз, потом еще.
Это было как раз то, что нужно было Лукасу. Боль привела в чувства, заставила разозлиться. Он контратаковал, но удары наткнулись на невидимую преграду. Это разозлило еще больше. Но вместе со злостью вернулась и способность анализировать события и выбирать наиболее оптимальный вариант.
Олег хочет, чтобы Лукас на него нападал. Но каким-то образом окружил себя непробиваемым защитным полем. Хорошо. Раз не проходят удары, слова-то точно пройдут.
И еще. Визуальный контакт. Олег держит Норта как в перекрестье прицела своим взглядом. Лишим его этого. И посмотрим, что будет.
Лукас снова разорвал дистанцию, опустил руки. Устремил взгляд на витки колючей проволоки, как будто это были кусты прекрасных роз. И начал говорить. Монотонно, безэмоционально.
- Операции бывают разными, как и вводные. От этого и зависит время, отведенное на их подготовку. Обычно это занимает несколько часов. Бывает, что недель, месяцев. А бывает, что времени на подготовку не остается совсем. Жизнь полна сюрпризов. Гибкость, адаптивность, быстрота мышления, все это необходимо для принятия решения, за которое впоследствии будешь нести ответственность. Чтобы не быть голословным, приведу пример. В июле двухтысячного твою группу точно также послали помешать передаче данных. Все, чем ты располагал было место и время встречи. У тебя не было описания ни боевика, ни его контакта. Иначе ты повел бы себя совершенно по-другому. Не стал бы тратить время на проверку документов. Не попал бы под авианалет. Твои бойцы остались бы живы. По крайней мере, в той операции.  Сколько раз ты также, как я сегодня возвращался в ту ночь? Проигрывал различные сценарии развития событий? Сколько что, если ты перебирал в уме? Ты еще помнишь, как все было на самом деле, или перекроил все на свой лад так, чтобы дать себе возможность оправдаться и спать по ночам? Мое прошлое это мое прошлое, я с ним смирился. А ты?
- Ох, ну ты молодец! – Олегу очень захотелось подойти к Лукасу снова и врезать еще пару раз. Чтобы новый виток неадекватности не занес его еще дальше от реальности, но уже через минуту его монолога, Даршавин понял – Лукас как нельзя более, адекватен. Он просто нашел путь. Вот же умен черт! Не зря Олег восторгался им и его способностями. Мало того, что он понял, что от него требуется и нашел возможность обойти барьер, он еще и понял, как снять защиту биополя. Конечно, вывести из состояния равновесия, конечно  словом. Еще бы – такой реальный раздражитель. Правда, не учел одного, еще там, на курсах, на тренингах, Олег исползал на карачках все свое подсознание, в поисках ответов на вот эти самые вопросы. И тогда понял свою ошибку и свою беду, и то, что не только Лукас Норт были тому виной. Так что вывести из себя именно этими вопросами у Лукаса не получится, но сам ход! Оцените господа скорость реакции и красоту мысли! Этот хрен с горы может думать быстрее, чем любой вычислительный центр! Как его могли сдать врагам? Как? Вот главный вопрос, но, думаю, он найдет ответ и на него. Этот – обязательно найдет! Не будь я – Олег Даршавин! Впрочем, его восхищение Лукасом вовсе не давало последнему надежды на победу. – Ты молодец. Я поставлю тебе плюсик за сегодняшний день, - голос Олега зазвучал так же, как и голос Лукаса, чистая передача информации. Никаких оттенков мысли, настроения, будущего. - Будем считать, ты нашел путь. Попытался найти. Смотри на меня! – окрик заставил Лукаса непроизвольно взглянуть на Олега. На долю секунды, но этого хватило, чтобы сделать выпад, - будто огненный шар ударился в плечо Норта, разворачивая его вокруг своей оси назад, от Олега. Когда Норт оказался повернут к Даршавину спиной, совсем не много понадобилось времени чтобы завести руки за спину и заставить Лукаса нагнуться вперед, используя руки как рычаг и как болевой раздражитель.  – Ты не забыл, случайно, с кем имеешь дело? Не советую тебе говорить так со мной. Ты умен, но я не поделюсь с тобой своими секретами, не надейся. Когда я окажусь в твоем положении, вот тогда и будешь диктовать условия и задавать вопросы. – Монотонный голос Олега звучал уже совсем рядом с Лукасом, заставляя того вздрагивать от гадкого предчувствия. Даршавин остановился за спиной Лукаса, все еще держа свою правую руку вытянутой в сторону Норта. Подавляя любое его движение. – А впрочем… - Олег резко опустил руку и, развернувшись на 180 градусов, ушел на исходную. - Хочешь показать, какой ты крутой? Пожалуйста! Я снял барьер, нападай! – Давшавин ухмыльнулся, глядя на шатающегося Норта, но приготовился к реальному бою. Этот противник стоит многих других. Уж это он видел и знал…
Лукас даже не пытался сопротивляться, пока Олег демонстрировал свои секретные технологии. Он просто выжидал. Со стороны это было похоже на то, что он был подавлен, дезориентирован, сломлен. И он добился своего. Олег счел его не таким опасным. И «снял барьер». Какое великодушие! Воплощение благородства…
Ничего Лукас показывать не хотел. Даже не думал об этом. Но слова Олега задели его за живое.
Когда я окажусь в твоем положении…
Будь осторожен в своих желаниях.
Норт прекрасно отдавал себе отчет, что у него всего одна попытка, один шанс, одна атака.  И он не собирался тратить ни время, ни возможности. Его бросок был подобен броску кобры. Такой же стремительный, молниеносный и точный. Удар раскрытой ладонью в горло, парализуя всяческую двигательную активность, еще и сбил дыхание и причинил немало боли. Тут же Лукас оказался позади Олега, заломив ему руку за спину, заставил упасть на колени, пригнул к асфальту. Склонился к самому уху Даршавина и прошипел.
- Вот так оно чувствуется на моем месте. Нравится?
Если бы Олег не знал с кем имеет дело… Хотя он сразу понимал, что с этим соперником невозможно быть готовым абсолютно ко всему, но все равно, готовился… Тело послушно свалилось к ногам торжествующего Норта, как приятно доставить человеку возможность побывать на вершине Олимпа! Но не за свой же счет! Кто давал ему право реванша? Ах, да! Сам! Но Олег уже давно не думал, лишь, подчиняясь импульсам тела, двигался, находя лучшее положение для соответствующего момента. Как только правая рука по воле Лукаса вздернулась вверх, а боль от удара по горлу перестала лишать возможности сделать вдох, Олег начал движение вдогонку за рукой, отталкиваясь от асфальта левой рукой, которую и закрывал телом, готовя ее к подобной ситуации.  Переворот получился бы таким, как учили, если бы не сбившееся дыхание, но правая рука вывернулась из захвата, хотя, может быть вывих Олег и заработал, но приземлиться на ноги не получилось, конечно, от боли и нехватки воздуха, хватаясь за горло, Олег тяжело упал на землю, перевернувшись еще пару раз, и лишь тогда встал на ноги, из последнего переворота, когда смог взять ситуацию под контроль…
- Нравится? А может, еще раз попробуем? Кому из нас понравится больше? – голос не слушался, но теперь это было уже не важно, лишь бы крупная дрожь, закономерное последствие кислородного голодания, перестала сотрясать тело так заметно, а то зубы клацают как у волка…
Вот бы не дать ему освободиться. Дожать, добить. Так хочется. И ведь мог бы. Но что–то помешало. Что-то? Хоть с собой-то будь честным. Ты знаешь, что тебе это ничего не даст. Уже сбегал. И что толку? Ни побега как такового не удалось, ни… В общем, нету смысла в этом. Отвел душу, показал, что не один Даршавин тут кое-что может. Так что пора заканчивать этот спектакль. Но достойно. Не просто взять и сдаться. Так что…
- Да не то слово, я в восторге просто.
Лукас оскалился, как хищный зверь. Отступил на шаг назад. Даршавин хоть и выглядит неважно, но это не значит ровным счетом ничего. Кажись слабым, когда чувствуешь силу. Основы основ. Классика боевого искусства.
- Продолжаем, Олег. Твой ход.
- Еще как продолжаем, уж не думаешь же ты свалить от сюда? Или в камеру захотел? – Олег все еще клацал зубами, и в этом перестуке ощущалось желание победы. Настоящей победы, не той, что всегда может позволить себе любой вохровец, что обычно позволял себе Даршавин.  Куда проще сейчас свистнуть, и набегут с дубьем и шокерами,  братки. Да только разве это победа? Это будет даже не драка, так – мочилово. А Олегу до стука зубов захотелось выйти на ринг с этим убийцей, потому что тогда, он не позволил себе этого. А сейчас, почему – нет? – мой, говоришь? Вот странно…  Когда я хотел сделать ход, ты решил, что ты крутой, когда я хочу посмотреть на твой ход, ты отдаешь его мне… зачем?
Но Олег не просто говорил, конечно, не за тем, чтобы поболтать… В его распоряжении лишь доли секунды, когда Лукас смотрит на него, когда его глаза заняты расшифровкой движений губ, между клацаньем зубов, а в это время нужно успеть…
Даршавин сделал шаг, бросок.  Но удара не было. Пяткой правой ноги, он зафиксировал левую ногу Лукаса так, чтобы в нужный момент это незаметное движение стало подсечкой.  Далее – захват руки. Обходя Лукаса, во вращении описывая дугу, Олег оказывается сбоку от него. Еще доля секунды, рывок, и Лукас вылетает за ногу Даршавина к земле, вот только его рука уже в захвате, и рывок отдается в ней острой пронзающей болью… Лукас в один миг оказывается распластанным на асфальте, Олег садится на нижнюю часть спины, будто в его планах переломить тело пополам, заламывая руку за спину так, чтобы получился эффект дыбы…   
Познай врага своего, как самого себя. Чего-то не учел, что-то не просчитал. Повелся на обманное движение и не распознал замысла Даршавина. И, как результат, попался. Рука в захвате, сам на земле, Даршавин сверху. И снова это всепоглощающее чувство запредельного ужаса, которое сводит с ума.
Возможно, все закончилось бы иначе, если бы не этот животный страх. Если бы Лукас не стал сопротивляться. Если бы осознал тщетность попыток и уступил. Но он так отчаянно хотел вырваться.
Последнее, что помнил Норт, это одному ему слышный хруст в позвоночнике, потом ослепляющая вспышка боли и собственный нечеловеческий крик.
А потом чернота.
Чуть оглохнув от крика, Олег тряхнул головой… руки Лукаса обмякли, Олег отпустил их, встал на колени рядом с ним. Просунул руку под шею, нащупывая пульс…
- Вот же… слабак... И чего я сделал не так? Вроде, все стандартно... – Олег недоуменно смотрел на распростертое тело Лукаса на асфальте… -  Может об асфальт приложился жестковато?  - Олег уже пожалел, что приволок Норта сюда, ведь можно же было пойти в спортзал. Да, что уж теперь. Олег свистнул, из-за угла тут же появился Миша. Вот это выучка.
Миша уставился на Лукаса…
- Что ты с ним сделал? Зачем! – едва ли взгляд Миши сулил нечто лучшее, чем смерть…
- Да не ори ты! Лети в больничку к Ведьмаку! Да скорее. Он жив, но что с ним… Лети, в общем! – Олег махнул рукой в сторону корпуса, где была санчасть. Когда Миша скрылся из виду, Даршавин провел руками над Лукасом…  Ведьмак конечно гений, но и сам Даршавин теперь кое-что мог… Нет, Лукас жив. Потерял сознание от боли. Но он сам виноват… кто заставлял его лезть на рожон?  Эта его вечная самоуверенность... напыщенный сноб! Олег ухмыльнулся…  чтобы не врать самому себе, он не боялся Норта, но понимал, что вступил в бой с серьезным соперником… и был больше удивлен такому исходу дела, чем горд победой. А с другой стороны… Ну вот чего вдруг, Лукас возомнил себя самым совершенным бойцом? Сказали – ищи ответы на вопросы, вот и сиди – ищи. А не лезь, куда не надо… вскоре послышались шаги... Олег встал. Еще чуть-чуть усилий, и уже через десять минут с величайшими предосторожностями и необыкновенным пиететом, Норта доставили в до дыр знакомую палату-бокс. Все возвращается на круги своя?...
Ведьмак, мрачный, как грозовая туча, выставил всех за дверь, несмотря на протесты со стороны Даршавина и Ники. Если первый хотел присутствовать, чтобы показать свою значимость, проконтролировать ход осмотра, узнать все из первых уст, и, положа руку на сердце, убедиться, что ничего серьезного, точнее, непоправимого не произошло, то Ника стремился быть полезным и Ведьмаку, и Норту. Но оба оказались в коридоре. Где их дожидался, переминаясь с ноги на ногу, Миша.
- А ты какого рожна тут забыл?
Даршавин выместил весь свой гнев на ни в чем не повинном охраннике.
Миша только похлопал глазами и промычал нечто неразборчивое.
- Марш на пост!
И, хоть охранять было некого, Миша отправился в служебку рядом с камерой Лукаса. Матеря про себя всеми словами Даршавина. Много позже, уже сменившись с поста, он обнаружил приготовленную для Лукаса шоколадку. И закусил ею водяру. За здоровье Норта, чокаясь с собственным отражением в засиженном мухами мутном зеркале.
Когда, наконец, Ведьмак вышел из бокса плотно прикрыв за собой дверь, Олег бросился к нему, с надеждой заглядывая в глаза.
- Ну, чего там? А?
- Чего-чего! Да х*** его знает, чего! У меня ни рентгена, и мрт! Поди и узнай, чего!
Ведьмак, матерясь вполголоса, стал стаскивать резиновые перчатки.
У Даршавина все похолодело внутри.
- Так серьезно все? - спросил он упавшим голосом.
- Бл***, я не по-русски что ли сказал? Не знаю я! Сломал ты свою игрушку! Моли бога, чтоб хоть от шока оправился…
И Ведьмак пошел прочь, швырнув перчатки прямо на пол. Ника незамедлительно подобрал их и засеменил следом, не решаясь подойти ближе и пойти рядом. Таким Ведьмака он еще не видел.
Но Даршавин – не Ника. Ему нужны ответы, и он их получит. Догнав Ведьмака, он взял его за руку выше локтя, молча вывел на крыльцо больницы, прикурил сигарету и сунул врачу. Потом еще одну, уже для себя.
- Рассказывай.
Ведьмак глубоко затянулся, впустил дым через нос.
- Да чего рассказывать… - от былого запала не осталось и следа. Осталась лишь безысходность. Она сквозила в позе, в голосе, в жестах, во взгляде. И это пугало до чертиков. – Поврежден позвоночник в районе пятого поясничного. На раздражители не реагирует. Пока в шоке. Я успокоительными накачал, проспит до завтра.
- Что значит поврежден? – с запинками произнес Олег.
- Да то и значит! – снова огрызнулся Ведьмак. – Я как тебе без диагностического оборудования скажу? Никак я не скажу! Я не господь всемогущий!
В две затяжки прикончив сигарету, он отбросил окурок в сторону злым резким жестом.
- Нет, ты мне скажи, Олег Вадимович, ты каким, бл***, местом думал? Мало тебе было всего того, чего этот несчастный от тебя натерпелся? Так ты его еще и инвалидом решил сделать? И зачем? Что тебе с него теперь проку? Ты идиот, каких еще поискать, так не сыщешь! Нет, это надо догадаться! Пиз*** бл***!
Ведьмак уже не мог сдерживаться и разразился потоком отборной брани.
Олег подождал, пока тот выдохнется, и выдавил.
- Так делать-то что?
Ведьмак развернулся к нему всем корпусом, испепелил взглядом и процедил.
- Будь Лукас конем, я бы сказал пристрелить его, чтоб не мучился.
И ушел обратно в здание, оставляя Олега наедине со своими мыслями.
Олег  готов был сам разразиться потоком  брани, да рядом все равно никого, даже Миши… Да и откуда было знать, когда они с Лукасом начинали этот поединок, что он закончится вот так? Нормальная честная драка. Ну хотел показать кто тут главный… хотел чуток охолонить его напыщенность и зазнайство….  Не одному ему присуще ощущение превосходства… Да что уж теперь-то говорить… Олег пошел на «место преступления»… еще раз прокрутить все в голове… пройти по шагам… понять где ошибка… Остановившись между мусорных баков, закурил. Летний вечер обещал спокойную тихую ночь. Все  еще светлую, как крыло лебедя. Даршавин проматывал все события дня. Прекрасный  был день. Главное – Лукас так много научился в нем. Зачем… Зачем было… Внезапно, Олег почувствовал панику. Неужели Норт просто испугался? Чего? Этих баков? Он, что, думал, я заставлю его копаться в мусоре, как в собственной голове? Что дальше? Ну, понятно, страх … Но с этим-то он прекрасно справился… вон как меня отделал... Самому стало не по себе, когда дыхание потерялось, и пока Норт нам наслаждался ощущением победы, мне хотелось только одного – сделать, наконец, хоть какой-нибудь вдох… хоть маленько хватануть кислорода… Что еще? Злость? Это тоже нормально. Олег ухмыльнулся – хороши бы мы были, если б ни один из нас не разозлился, чтобы вздрючить другого… Но, как я мог швырнуть его так, чтобы переломить позвоночник. Да  нет, не в этот момент. Это  случилось позже, когда Норт, как дикий зверь, пытался вырваться из захвата. Откуда ему было знать, что из этого захвата выхода нет… да, и необходимости такой не было, никто ничем ему не угрожал… Или … Или он опять захотел умереть… если только это.. тогда все становится на свои места…
Олег выкинул пустую пачку в бак, развернулся и пошел в общагу. Смотреть  на луну не хотелось…
Прошла уже неделя, а ничего не изменилось.
Лукас ни с кем не разговаривал. Не потому, что на почве стресса случилась амнезия, он просто выбрал ни с кем не говорить. А что толку? Никто не говорил, что с ним не так. Хотя он пытался узнать. Ведьмак говорил, что нужны дополнительные исследования, Ника просто отводил глаза, а Даршавин и вовсе не появлялся. И если бы кто-то вдруг. Мало ли. И такое бывает. Поинтересовался бы, как он себя чувствует. Не физически. С этим как раз все понятно. Нескончаемая всепоглощающая боль. Но страшнее ее был страх. Неизвестность. Неопределенность. Что происходит с человеком, когда перед ним встает неразрешимая задача? Он ищет пути решения. А если для решения не хватает вводных? Тогда человек их сам моделирует. И окрашивает в самые мрачные тона. И Лукас Норт вовсе не отличался от обычных людей, когда речь заходила о страхе. Времени у Лукаса теперь было хоть отбавляй, и он перебирал в уме все то, что он никогда не сделает.
Он никогда не сможет ходить. Сидеть-то врядли.
Он никогда не выйдет из этой тюрьмы. Кому он теперь нужен.
Он никогда не увидит Веточку.
Он никогда не вернется домой.
Он никогда не сможет самостоятельно даже в сортир сходить.
И этот список из никогда удлинялся и удлинялся.
Не хотелось никуда смотреть ничего видеть… Забыться, исчезнуть, пропасть… Олег после еще одной выкуренной пачки сигарет забылся хрупким и тяжелым сном… Было то нестерпимо дышать от ужаса, то казалось, что голова разлетится на тысячи осколков… Утром, позвонив Ведьмаку еще из общаги, Даршавин узнал, что перемен нет. Точнее – перемен к лучшему. Наконец, его голова начала работать. Где-то в середине процесса одевания он вспомнил, что Ксения когда-то дала ему свою визитку, чтобы будучи в Москве, он мог связаться с ней или спросить совета в экстренном случае.
- Куда уж экстреннее и катастрофичнее! – выдохнул Олег, так и не надев штаны полностью. – Черт, куда же я выкинул эту чертову визитку! Вот что значит не любить женщину.  – Олег ворчал, матерился, орал, рычал. В общем, чего он только не делал, пока переворачивал в комнате общежития вверх дном все, к чему додумался прикоснуться… Но результата не было. Наконец, он вспомнил про штаны, торопливо засунул вторую ногу на положенное ей место, застегнул брюки, выглядевшие весьма странно, но это его уже не интересовало абсолютно. Еще раз прошелся по комнате, заглядывая везде, где был уже и куда еще не посмотрел… - Значит не здесь…
Дверь хлопнула, если быть совершенно точным, грохотнула так, что штукатурка полетела брызгами в разные стороны, дополняя картину разгрома… Ввалившись в кабинет, Даршавин принялся за поиски с тем же рвением, но через пару минут остановился.
- Что тут не так, как в комнате? Его взгляд прошаривал кабинет. Потолок, стены, стол, сейф, диван, шкафы… портрет! В комнате нет портрета Путина. - Черт же побрал бы эту привычку "доверять" президенту самое ценное! – Олег с облегчением выдохнул и рванул к портрету. И точно с обратной стороны под рамочку были подоткнуты несколько визиток. Но визитка Ксении Николаевны торчала немного в стороне,  -  Наконец-то! Ну, Ксюша, одна надежда на тебя и твою любовь к этому чертову Норту! Если мы не спасем его, кто еще? Рука, чуть вздрагивая, набирала номер телефона, который значился на карточке.  Гудки.. потом монотонный голос автоответчика извиняется и диктует другой номер телефона… Олег чуть не выронил трубку, точнее – чуть не швырнул ее в стену, но потом сообразил, что нужно просто записать другой номер и перезвонить… А дальше.. дальше хоть до бесконечности, сколько бы других номеров ему не диктовали – перевзанивать до победного! Даршавин обернулся к столу, схватил ручку, приготовившись запечатлеть в ежедневнике телефон Ксении Николаевны. Как только в трубке загундел механический голос, Олег напряженно поднес ручку к бумаге… через минуту он уже набирал другой номер телефона, гудки… Гудки… Кажется прошла вечность перед тем, как в трубке послышался нежно-сонный голос Ксении.
- Алло, кто это? – Почему Даршавину показалось, что она просто спросонья взяла трубку, иначе просто бы не стала отвечать на незнакомый номер?
- Доброе утро, Ксения Николаевна. Это Олег Вадимович Даршавин Вас беспокоит. Мне нужна Ваша помощь! Срочно! Дело касается нашего общего знакомого, но может быть нужен другой номер телефона, на который я мог бы Вам перезвонить? – Олег выпалил в трубку прокрученный в уме текст, стараясь все же говорить четко и напористо. И все еще сомневаясь, будет ли Ксения иметь с ним дело, пока не услышал ее голос…
- Это и есть другой номер телефона, я слушаю вас. Говорите!
Команда прозвучала, теперь нужно быстро и четко передать суть дела, что Даршавин и сделал.
– Тот наш знакомый, он получил травму, но диагностировать в местных условиях невозможно, помочь ему тоже нет средств. В общем, я выехать за пределы территории без санкции тоже не могу, обращаться к самому… вы понимаете, что это может только осложнить дело?
- Что за травма, как он ее получил, можете говорить конкретнее? – Голос Ксении уже не был нежным и сонным, скорее – жестким и раздраженным, но то, что она поможет, уже было определенно решено.
- Я не знаю, что за травма.  Но что-то связанное с позвоночником. Он в сознании, но не говорит. Двигаться не может объективно.
- Как получил?
- Это был учебный поединок. Я показал прием, но что-то пошло не так, в общем, в пылу борьбы, видимо захват был сильнее, чем следовало. Одно могу сказать точно – бой был обычным, ничего запрещенного не присутствовало.  – Олег очень хотел бы  говорить конкретнее, но и сам еще толком ничего не знал и не понимал. Только вот Ксении это было до лампочки. Она скрежетнула зубами, буркнула что-то про время, и наконец, сказала в трубку.
- Ждите. Перезвоню через пятнадцать минут. Приготовьте несколько машин, возможно, понадобится спецтранспорт, пока не знаю, сообщу чуть позже. Будьте на связи.
Вот конкретная женщина – быстро четко, громко… Она перезвонила через 15 минут.
- Слушайте внимательно, Олег Вадимович, а лучше – запишите. Через два часа  будет  организован к вам спецборт. Нужны будут два автомобиля для пассажиров и одна машина для спецоборудования. Готовьтесь. Я дополнительно сообщу вам точное время вылета и прибытия к вам. Дальше по погоде, хотя сводки я уже посмотрела, никаких неожиданностей быть не должно. Все остальные инструкции позднее, будьте на связи.
И все. На связи. А это значит, выйти из кабинета даже в туалет он не сможет. Хоть об***ись, а сиди тут! Да Олег и не возражал. Он просто подтянул к себе телефон для местной связи (хорошо, хоть в этом можно быть спокойным, звонки будут приходить на разные телефоны) и заорал в трубку:
- Гриша, живо в кабинет! Брата захвати и еще сообщи дежурному, чтобы поставили меня в известность, когда появится начальник тюрьмы. Все! Живо сюда! - гаркнул Даршавин, вот что ему нравилось, так это то, что приказы были похожи на повеления богов. Их не то, что обсуждать, глазом моргнуть не пытались. Просто через две минуты Гриша стоял в дверях, запыхавшийся и мало одетый. Слава Богу – лето. Вот бы он так зимой пробежался…
 - Слушай внимательно, как только появится начальник – сообщи мне. А пока нужно приготовить машины, будет выезд в город. – Мало что понимающими глазами Гриша таращился на следователя. Нет, он слышал, конечно, от брата, что их подопечный в больничке, но что там было, он, похоже, не знал и не понимал, что тут к чему вообще. – Лукас в плохом состоянии. Скоро прибудут оборудование и врачи из Москвы, нужно их встретить, доставить сюда, разместить, накормить и организовать диагностику и лечение Норта. Это ясно?  - на властный голос хозяина Гриша кивнул – яснее не бывает! – Пока все. Как только начальство появится – я на планерку. Там все согласую, но и без того понятно, что машины и все остальное нужно приготовить в лучшем виде – приказ будет позже. Иначе времени может не хватить. Выполняй.  Докладывай все что необходимо.
Гриша исчез за дверью, а Олегу предстояло самое трудное, если верить народным приметам… Ждать… Ждать… Ждать… Когда минуты сливаются в часы, когда кажется, что прошла вечность, а стрелки едва сдвинулись на пару делений… и даже не знать, что там, как он себя чувствует, что делает… Но зато, Олег улыбнулся, зато, Лукасу помогут быстро и квалифицированно. А сидеть тут и вообще не знать, чего ждать было еще хуже, еще страшнее… Нет уж, лучше ждать Ксению с отрядом спасателей или инопланетян, но быть уверенным в исходе дела, чем тупо смотреть на лицо Лукаса и понимать, что помочь не можешь… Беспомощность, вот что убивает, а подождать – это ерунда. Ничего сложного…
Мерный гул двигателей усыплял. Но Ксении было не до сна. Хотя теперь она уже могла позволить себе расслабиться. Позади самое сложное. Или только впереди? Но то, что она провернула в такие рекордно сжатые сроки, могло бы стать превосходным примером оперативности действий, скорости мышления и проявления организаторских способностей, помноженных на личное обаяние. Если бы только не было строго засекречено.
После звонка Даршавина Ксения пришла в ужас. Что там такого могло произойти с Нортом, что Даршавин сам позвонил ей, несмотря на их не самые приятельские отношения? И ведь ясно, что к Качимову он не обратился из страха. Дорога ему своя шкура. Потому что Аркадий потребовал бы объяснений. И спустил бы эту дорогую шкуру даже по телефону. А Ксения… Она выступила как демпфер. Приняла на себя роль переговорщика. Чтобы в разговоре с Качимовым сгладить углы, спустить все на тормозах, но лишь только затем, чтобы потом при личной встрече с Даршавиным самой спустить с него шкуру. Медленно с наслаждением. Отрезая кусочек за кусочком. Этот раздолбай следователь почти спустил в унитаз так тщательно разрабатываемую многоходовку, в которой Норту отведена не последняя, далеко не последняя роль. Что, напрасно Ксения втиралась в доверие бывшей Норта? Этой каменной бабы Елизаветы? Зря потратила столько времени, усилий? Один плюс пожила в Лондоне. И тем не менее. Ксения очень высоко ценила результаты своей работы, чтобы позволить какому-то провинциалу свести все на нет. Моли бога, Даршавин, чтобы все оказалось поправимо.
… Это был учебный поединок…
… Я показал прием, но что-то пошло не так…
… В пылу борьбы, видимо захват был сильнее, чем следовало...
… Бой был обычным…
Только бы от своей задницы отгрести! Если бы все было обычным, то не лежал бы сейчас Норт в лазарете, а Ксения не бросила бы все дела и не летела бы лично проконтролировать весь процесс…
Как же она ненавидела Даршавина! Если от первых их встреч оставался лишь налет неприязни, то теперь она готова была собственноручно его прикончить. Голыми руками. И, что самое главное, знала, что могла.
Вот что можно было такое сотворить с этим поистине непоколебимым человеком? Не смог сломить его морально, так решил в прямом смысле этого слова? Зла не хватает.
Ксения обвела взглядом своих спутников. Тех, кто был откомандирован с ней вместе в спасательную миссию. Она просила лучших, а кого дали… Покажет только время и  результат. Ксения старалась не думать о том, что он может быть отрицательный. На этот случай у нее тоже были четкие указания. Но Ксении очень не хотелось бы, чтобы все закончилось плохо. Не только потому, что это нарушило бы их с Качимовым планы. Но и потому, что в этом случае ей пришлось бы отдать приказ… Нет. Она бы сделала это сама. Норт заслуживает хотя бы элементарного к себе уважения. И того, чтобы его не утилизаровали, как расходный материал. Если ему суждено умереть, то он умрет достойно. И только от ее руки.
Но и в этом есть свои плюсы. Даршавин ненадолго переживет своего подследственного. Его отправят туда, откуда не возвращаются.
Знал бы ты, Лукас, сколько жизней от тебя зависит…
Сразу, как только самолет приземлился, Ксения на правах старшей группы и той, кто уже была знакома с местной обстановкой, стала отдавать распоряжения касаемо разгрузки оборудования. Личный состав, состоящий из рентгенолога, хирурга и вертебролога и инженера стоял чуть поодаль, проявляя чудеса сознательности и терпения. Вот что значит, столица. Вот что значит, культура воспитания.
Телефонный звонок вывел его из оцепенений, Олег рванул трубку к уху
- Я слушаю!
-  Слушайте и запоминайте. Желательно с первого раза, потому что повторять некогда.  – Резкий голос Ксении был похож на нож гильотины, но Даршавину было все равно, главное – ЧТО она сделала и что скажет, а не каким голосом. – К вам вылетает спецрейс. Оборудование и специалисты для диагностики и лечения. Нужно будет встретит в аэропорту борт, приготовить помещение для работы оборудования. Не менее пятидесяти квадратных метров площадью и с высотой стен не менее трех метров. Система электропроводки должна иметь стабильную надежную защиту. Так же подготовьте группу подсобных рабочих, чтобы быстро и квалифицированно осуществить установку аппарата. Думаю, шесть человек будет достаточно. Надеюсь не нужно говорить, чтобы люди были с мозгами, а не урки? – Вопрос был явно риторическим, так как Ксения не остановилась ни на секунду. -  О машинах я уже говорила. Будьте добры обеспечить исправную подходящую по габаритам технику – высота фургона не должна быть менее двух метров, длинна не менее пяти метров. Помещения для специалистов и довольствие постарайтесь подготовить самое лучшее – это и в ваших интересах. Вылет через час. Посадка через три часа. Ждите гостей.
Дальше только гудки. Секунду постояв, Олег набрал местный номер:
- Миша, быстро в кабинет! Мигом! – рявкнул так, что даже по телефону было слышно, как брякнули Мишины зубы, но ничего. Ему тут не до еды будет.
На экстренный случай сюда посадить Мишу, а самому теперь сидеть некогда. Времени в обрез.
Олег уже и не помнил время, когда передвигался в пространстве только бегом, но он почти не замечал этого. С начальником тюрьмы согласовано все было довольно быстро, возможно и он получил необходимые инструкции, не один же Даршавин приказы выполняет. А дальше все зависело только от скоординированности действий. Завхоз быстро выбрал нужных спецов среди заключенных, уж чего, а талантов в тюрьмах всегда хватало. Были и самородки, были и инженеры, это не вопрос. Помещение – вот это сложнее, но Ведьмак давно облюбовал кабинет для рентген аппарата, так что быстро решили, что подходящее по габаритам и параметрам помещение нечего искать где-то у черта на рогах, все должно быть, как и положено – в том же корпусе где и медчасть.  И там уже во всю командовал Ведьмак, время от времени проверявший состояние Норта. Даршавину там делать было нечего, и он бегал в общагу и в столовую, договариваясь о помещениях и провизии. Благо общага была не слишком далеко от медчасти, значит можно не оборудовать комнаты отдыха с нуля. Просто нашли еще пару заключенных, которым можно было доверить отделку комнат. Еще какую! Если бы не сантехника, то номер-люкс в городской гостинице бы выглядел бледнее! И вся эта свистопляска продолжалась вплоть до того момента как, на предложение Даршавина заехать сначала в гостиницу Ксения ответила решительным отказом.
- Я сюда не для этого приехала, - смерив Даршавина уничижительным взглядом, ответила она. – Сейчас мы поедем на зону. И вы мне покажете помещение, отведенное под рентген-лабораторию. Но прежде я должна повидать Лукаса.
И собственными глазами увидеть то, что ты с ним сотворил, омерзительная ты тварь, читалось во взгляде Ксении.
К такому себя подготовить невозможно. Как ни старайся. Знаешь, что зрелище будет удручающим. Но настолько…
Сама атмосфера тюремного лазарета была как будто соткана из отчаяния, боли и страданий. Были, конечно и те, кто преднамеренно попадали сюда, чтобы, как они называли это, «перекантоваться» по той ил иной причине. Оттянуть неизбежное,  выиграть себе время, просто сменить обстановку… Но Лукас здесь был вовсе не по своей воле.
Белая крашеная дверь. Снаружи засов. Засов! Здесь не надеются на ключи, постояльцы могут с ними справиться на раз. Ксения набирает в грудь воздуха, задерживает дыхание, медленно выдыхает. Что бы она ни увидела. Она должна быть сильной. Ради Лукаса. Ради себя.
Одноместная палата, именуемая боксом. Очень точное название. Она и есть. Коробка. С дверью и окном, занавешенным белой тряпкой на две трети снизу на манер советских кухонных шторок. Они, наверное, жутко раздражают Норта. Потому что Ксению стали раздражать, стоило их ей увидеть. Хотя Лукас может на них и не смотреть. Окно сбоку от кровати.
Принято сравнивать бледность лица с белизной наволочки. Не тот случай. Лукас вовсе не был бледным. Это потому что Даршавин выпускал его на пробежки по утрам. И легкая небритость, которая лишь придавала шарма этому суровому лицу. Но взгляд… Как у побитой собаки. Полный невыразимой тоски, обреченности, боли и едва заметный намек на надежду.
Смотреть в глаза Норта было невыносимо, но пауза затягивалась, а ни один из присутствующих разговор первым не начинал.
- Неу.
Ксения предпочла общение на английском. Полагая, что Норту будет проще так раскрыться.
- Неу.
Ответил он с таким выражением, как будто они только вчера расстались. Чего-чего, а самообладания ему не занимать.
- Можно? – спросила Ксения, указав взглядом на кровать. Она собиралась сразу максимально сократить дистанцию, установив тесный дружеский контакт.
- Конечно, - ответил Лукас. – Только там твердо. Щит под матрасом.
- Постараюсь пережить, - улыбнулась Ксения, осторожно присаживаясь на край кровати, чтобы не потревожить Норта и не причинить ему еще больше боли.
- Выглядишь усталой, - заметил Лукас, вглядываясь в лицо Ксении.
- Кто бы говорил! – улыбнулась Ксения. - Долгий перелет, - легко отмахнулась она. – Плюс смена часовых поясов. Я подремала в самолете, так что все в порядке.
- Ты была в Лондоне?
- Как ты… Откуда ты знаешь?
Если быть честной, то до конца и во всем. Иначе разговора не получится.
- Я слышу, - чуть заметная улыбка скользнула по губам Норта. – В прошлый раз у тебя был немного другой выговор. Безупречно правильный, но другой.
- Ах ты… - Ксения рассмеялась, и как будто рухнула преграда между ними. Ушла напряженность, не было чувства, как будто два хищника снова принюхивались один к другому, оценивая, можно ли доверять и подпустить ближе. – У тебя абсолютный слух, да? Ты, наверное, и поешь неплохо?
- При других обстоятельствах я бы обязательно исполнил серенаду под твоим балконом.
- Я бы послушала.
При других обстоятельствах. Если бы она не была русским следователем, а он британским шпионом. Если бы их не разделяла эта пропасть протоколов и условностей.
- Лукас…
- Да?
- Я знаю, как это прозвучит, но я все равно скажу. Ты живое олицетворение детектора лжи. – Так и хотелось сказать, что он ходячий детектор лжи, но при сложившихся обстоятельствах это прозвучало бы как издевка.  – И поймешь, лгу я или нет. Я здесь сейчас не как следователь. Не как проверяющий. Я здесь как твой друг.
Ксения несмело протянула руку и нашла на одеяле ладонь Норта. Прикоснулась кончиками пальцев. Он не отдернул руку. Не вздрогнул. Не запротестовал. Напротив. Развернул руку ладонью вверх и легонько сжал ее пальцы. Это был жест доверия. Который сказал больше, чем могли сказать все слова в мире.
- Я знаю, тебе неприятно вспоминать об этом. Но я прошу. Расскажи мне, как все было. Я должна знать. Я хочу помочь. Я здесь, чтобы все исправить. Я привезла врачей, оборудование, я сделаю все, чтобы ты поправился, - горячо шептала Ксения, не сводя своих изумрудных глаз с Лукаса. – Я пойду до конца. Я не отступлюсь.
Как ему хотелось верить, что у Ксении все получится! Ему отчаянно нужно было услышать что-то вот такое. От кого угодно. От Ведьмака, от Даршавина, да хоть от Ники, но все избегали брать на себя ответственность. Никто не хотел становиться сопричастным. Как будто болезнь Лукаса была заразной. Как будто проявление дружеского участия, сочувствия, да просто обычное человеческое внимание станет переносчиком вируса отчаяния. Беспомощности. А Ксения не побоялась.
- Мне очень нужен друг сейчас.
Лукас произнес это на грани слышимости, но Ксения его поняла. Она сжала его руку, проглотила подступивший к горлу ком и, шумно втянув в себя воздух, выдохнула.
- Я твой друг, Лукас. Я не откажусь и не поверну вспять.
- Спасибо.
Ксения не могла сдержать эмоций. Есть ситуации, в который просто невозможно оставаться холодным отстраненным профессионалом.
- Прости, я…
Она отвернулась и быстро подняла руку, вытирая слезы, которые не в силах была сдержать. Сделала глубокий вдох и снова повернулась к Лукасу.
- Все. Я готова. Прости. Я тебя слушаю.
- Не стоит, Ксюша, не стоит плакать из-за меня, - Норт печально улыбнулся.
- Не говори так, - упрямо мотнула головой Ксения. – Если мы разучимся сочувствовать, в кого мы превратимся… Лукас.
- Риторический вопрос… Но ты же не на него хотела услышать ответ, правда? – Норт на секунду прикрыл глаза, переносясь в тот день. Когда он открыл их, взгляд его был далеким и чужим, устремленным в какую-то выбранную им точку на стене.
- После того, как я дал согласие на сотрудничество, - Норт тщательно подбирал слова. – Олег стал заниматься моей подготовкой. Физической. Он выводил меня на пробежки по утрам и проводил тренировочные бои. Во время одного из боев. Он провел захват.  Я оказался на земле. Он сверху. Я… я просто … я не знаю, что пошло не так…
- Ты просто что, Лукас?
Ксения чувствовала, что за всей это видимой простотой описываемых событий стоит нечто более глубокое, страшное, потаенное… Нечто, что тщательно скрывают и Даршавин,  Норт. Что между ними двумя произошло?
- Я… - судорожный вздох. – Я запаниковал.
Запаниковал? Это совершенно не вязалось с тем Лукасом Нортом, которого знала Ксения. Она вмиг ощутила, как ледяной ужас, сковавший Норта, когда он заново переживал те мгновения, передался и ей. Более не будучи уверенной, что она хочет знать всю историю, Ксения, тем не менее заставила онемевшие губы шевелиться.
- Почему. Почему ты запаниковал?
Лукас долго медлил с ответом. Он искал в себе силы признаться самому себе, что в произошедшем целиком и полностью его вина. Как было просто сваливать все на Даршавина! И как сказать об этом Ксении? Но кому-то он должен сказать. Иначе это убьет его медленно, но верно.
- Мне показалось… что мне … что я…
Нет, он не сможет.
- Это просто был несчастный случай.
Ксении хотелось закричать, заплакать, заключить Лукаса в объятия и успокоить, все одновременно. Даршавин что-то сделал в Нортом. Прежде. Что-то необратимое. Но давить сейчас бесполезно. Лукас только сильнее закроется.
- Хорошо. Несчастный случай. Мы можем прояснить некоторые детали? – мягко спросила Ксения, надеясь, что дрожь в голосе не будет заметна.
Лукас кивнул.
- Ты сказал, ты оказался на земле. На земле? Все происходило не в зале?
- Во дворе тюрьмы.
За одно это Даршавина уже можно было к стенке поставить.
- Вы были одни? Там больше никого не было?
- Нет.
- И Даршавин сделал что? Бросок? Подсечку?
- Сначала подсечку, потом бросок, моя рука оказалась в захвате… и…
Лукас учащенно задышал, рука его непроизвольно сжала ладонь Ксении. Она едва почувствовала боль.
- И ты запаниковал.
- Да.
- Что ты вспомнил в тот момент?
- Он меня отымел.
- Что?
Так вот как это бывает, когда земля уходит из-под ног. Когда рушится мир. Когда забываешь, как дышать.
- Ты слышала.
Многие знания – многие печали. Ты хотела знать. Теперь ты знаешь. И что ты будешь делать с этим знанием?
Ксении потребовалась пара секунд, чтобы придти в себя. Она все-таки профи.
- Послушай меня, Лукас. Посмотри на меня! – приказала она. – Вот так. А теперь слушай. Все уже случилось. Уже. Понимаешь? Ничего не изменить, не вернуть и не исправить. Теперь нам предстоит иметь дело с последствиями. И знаешь, что? Мы справимся. У нас все получится. Слышишь меня? У нас все. Получится.
Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя…
Лукас так долго смотрел в свою бездну, что теперь, когда Ксения держала его  за руку и уводила прочь от края, он не мог решиться и последовать за ней. Но все же кивнул.
- Да. Получится.
- Я в тебе никогда не сомневалась, - Ксения легко и искренне улыбнулась.
- Только обещай мне.
- Конечно, все, что попросишь.
- Если все пойдет не так. Ты понимаешь, о чем я. – Ксения кивнула. – Ты поможешь мне со всем покончить.
Вот так просто. Норт предложил ей решение сам.
- До этого не дойдет, ясно? Думай позитивно. Хорошо? А теперь отдыхай. Завтра мы начнем. Тебе понадобятся все твои силы. Увидимся утром.
Обменявшись теплыми улыбками, они расстались.
Странное дело, но Ксении лазарет больше не казался таким ужасно подавляющим местом…
Ну Даршавин и не ждал, что Ксения бросится к нему в объятья. Он ждал то, что она и сделала. Оборудование и врачей. А теперь нужно, чтобы все это не просто заработало, но и сработало. Четко, быстро, и главное, с положительным результатом. Как только Ксения Николаевна представила Даршавину всех, от кого теперь зависела жизнь Лукаса, она тут же направилась в медчасть. Понятно дело к Норту. Хирург и вертебролог проследовали в гостиницу в сопровождении приставленной к них охраны. Их, конечно предупредили куда и зачем они едут. Предупредили, что пациент необычный, что от них зависит большое дело по обеспечению безопасности страны и конечно взяли расписку о неразглашении. В общем жути нагнали еще в Москве, а уж тут сама атмосфера ужасна, и нагонять ничего не нужно.
 Рентгенолог же остался с Даршавиным, который и повел его в помещение, приготовленное под аппарат, ему же предстояло и руководить установкой и сборкой. Конечно, Даршавин дублировал указания, бегал по поручениям и крутился, как белка в колесе. Странный тут народ. Заключенных спасают, словно президентов, а старший следователь, как его представили, на побегушках, как савраска.
Даршавин метался по кабинетам, коридорам, где угодно, только бы не зайти в тот самый бокс, как он ему надоел, черт бы его побрал, только бы не увидеть лицо Лукаса, только бы не читать осуждение в глазах Ведьмака… Он делал все, что было в его силах, забыв еще вчера позавтракать… А сегодня организовывая ужин для гостей, он услышал напоминания желудка о полном вакууме внутри… Да что толку? Заткнулся бы. Жрать все равно некогда, и Олег хватанул стакан воды с подноса, поди не заметят… Дальше все снова – установка аппарата, понадобился электрик, и Олег побежал в другой корпус, потому что дозвонится ему невозможно, телефона у него нет – не барин, а зека. Хоть и в камере не сидит, пожилой мужик мог бы давно выйти по УДО, но некуда ему было возвращаться, мать умерла, а жена привела в дом нового мужа. Да и то – не ждать же своего незадачливого супруга все 10 лет в одиночестве. Мужик был немногословный и спокойный, вот уж кто никогда никуда не спешил. Даршавин готов был уже на руках тащить его до больничного корпуса, лишь бы побыстрее доставить. Но тот посмотрела на следака прищуренным глазом и произнес:
- Не суетись, начальник, целее будешь. – Сказал, как отрезал, и пошел. Будто сам Эверест с места сдвинул. Олег выдохнул, да и зашагал, наконец, около него, вспомнив заодно, что он не только не ел, но и просто обычным шагом не ходил уже второй день – только бегом. Мать его, этого Норта!  Но как бы то ни было, а Олег бы до Москвы бегом побежал, лишь бы вытащить Норта из той ямы, в которую он все норовит свалиться….
Посетив Норта, Ксения отправилась посмотреть, как продвигаются дела в рентген-лаборатории. Работа по установке оборудования шла полным ходом. Без лишней суеты и показухи, присущей такого рода мероприятиям, что не могло не порадовать.
Все не зря.
Не зря она пустила в ход все свое обаяние и неплохие организаторские способности, чтобы разыскать «ненужный» аппарат и убедить Качимова разрешить его транспортировку и установку на Лушанке. Или это Норт такой везучий, или она сама, что тот, кто на нас сверху смотрит, благоволил ей. Ведь как было бы обидно потерять все уже достигнутые результаты, и потенциальные. Это было чистое самолюбие, так решила для себя Ксения. Она так упорно и кропотливо работала не для того, чтобы лишиться всего в одночасье. И только поэтому она из кожи вон лезла, чтобы спасти свой самый главный объект инвестиций – Лукаса Норта.
А, если задуматься, получалось так, что и президент России поучаствовал в миссии по его спасению. По президентской программе были выделены ассигнования на модернизацию оборудования в одной из ведомственных клиник. И почти новый, всего пару лет отработавший рентген аппарат был списан и законсервирован для хранения на складе. Пока не возникнет в нем необходимость. Вот она и возникла. Конечно, если бы не вмешательство Качимова, не видать ей аппарата как своих ушей. Пронырливые чиновники с предпринимательской жилкой загнали бы его какой-нибудь коммерческой больнице. Вот, наверное, проклинают ее сейчас… Впрочем, это Ксению мало волновало. С годами выработалась привычка, своего рода иммунитет ко всяческим злопыханиям.
Удостоверившись, что установка под контролем инженера, прилетевшего с ней из Москвы, который на пару с рентгенологом как коршуны зорко следили за каждым этапом, идет по плану, Ксения решила, что и с нее на сегодня довольно. Она прекрасно помнила расположение коридоров еще с первого посещения, и отказалась от провожатых.
И уже на выходе из здания она буквально столкнулась с Даршавиным. Он несся куда-то, сломя голову, едва замечая, что происходит вокруг.
- Остановись, мгновение, ты прекрасно, - иронично произнесла Ксения.
- Уже остановился, мадам. - Олег встал, как вкопанный, чуть склонившись, будто послушный манекен. - Чего изволите пожелать еще? – И откуда столько покорности? Даршавин удивился бы сам себе, но не в этот раз, не сегодня, не здесь. Здесь и сейчас он был благодарен Ксении за все, что она сделала, действительно готов был выполнить любой приказ, просьбу, намек … Все, лишь бы ее работа была вознаграждена выздоровлением Лукаса. Откуда такая забота о Лукасе у Олега? А еще интереснее, откуда такая забота о Лукасе у Ксении, хотя они оба в один голос бы сказали, что действуют исключительно в интересах государства, вот и пусть это будет той правдой, которую нет смысла оспаривать. – Может быть, проводить Вас в столовую или до гостиницы, или будут особые пожелания? Тут, наверное, все по Вам скучали, может быть, Вы тоже скучали по нашим местам? – Олег, как мог, старался завязать разговор, а главное – узнать, что будет дальше, и почему Ксения прилетела сама, ведь она ни словом не обмолвилась об этом, а значит, это могло означать пришествие новых неприятностей на его шальную голову. Ну, уж, к ним ему не привыкать, не в первый раз попадает в переплет…
- Прекратите паясничать, вам не идет.
Ксения была олицетворением брезгливого презрения. Она и не скрывала того, что разговаривает с Даршавиным лишь по необходимости.
- Дорогу в столовую я найду. В гостиницу меня отвезут. Но есть одно место, куда сопроводить меня можете только вы. Объяснять не нужно? Я хочу видеть, где все произошло. Хочу, чтобы вы мне все рассказали в малейших подробностях. И показали. Как случилось… - Ксения сжала кулаки, но сдержалась. – То, что случилось, - отчеканила она.
Это же надо быть таким бездушным чурбаном. Да, для тебя Норт не более, чем заключенный. Но неужели по-человечески не совестно перед ним? Или это уже вошло в привычку? Добиваться результата любым способом? Цель оправдывает средства? Да, Ксения сама не ангел. Чтобы надавить на Елизавету, ей пришлось подослать людей, чтобы они напали на ее мужа. Но он же не остался калекой! А этот… еще и комедию ломает. Хватает же наглости.
Даршавин, конечно, предполагал, что Ксения захочет побывать там, сам бы сделал точно так же. Впрочем, опасаться ему нечего, сколько бы раз он не прокручивал весь ход того поединка в уме, так и не нашел никаких ошибок, кроме невероятного рвения Норта, объяснения которому найти так и не смог. Но подозревал, что говорить с ним Норту будет еще болезненнее, чем драться, вот и заходил навестить больного, когда тот спал, благо спал он много.
- Конечно, Ксения Николаевна, не вижу никаких препятствий. Более того, сам готов был предложить это, ведь Вы должны понять, что, где и как произошло, - Даршавин опять заговорил много и без толку. - Сам сто раз думал, ходил туда, все хотел найти ошибку, проходил все события шаг за шагом, ничего найти не смог. Норт сам отдал мне ход, сам отстранился, что уже странно, а потом – почему он сделал все во вред себе… не могу понять, сколько не пытался... -  Олег показал рукой, куда нужно идти, и пошел чуть, пропустив даму вперед, но корректируя путь. - Вот налево, и еще раз налево, - да и что там было идти то? Пройти вдоль корпуса тюрьмы и завернуть за угол. И вот они уже на месте.
Увидеть место, где все произошло, было не меньшим испытанием, чем увидеть самого Норта на больничной койке.  Ксения медленно прошлась вдоль баков с мусором. Подавила вздох. Не показывать своих эмоций. Пока не время.
- Как все было? Показывайте.
Пока Олег рассказывал и показывал, подробно, как она просила, описывая события того дня, Ксения представляла все, как будто смотрела документальную хронику. Теперь, когда она знала, почему Лукас повел себя именно так, оказавшись в захвате, она хотела лишь услышать версию Даршавина и наложить эти две истории одну на другую. И посмотреть, насколько они совпадут. В общем и целом картина оказалась одинаковой. Единственное, что на вопрос о причинах такого поведения Норта Олег не смог дать однозначного ответа.
- Я все поняла.
Ксения как будто собралась уже уходить, но вдруг, стремительно развернувшись к Даршавину, ударила его раскрытой ладонью в горло. Точно также как это сделал Лукас. Нет, Норт не делился с ней подробностями боя, не описывал их и Даршавин. Просто говорил, ударил, провел подсечку, захват… Она не могла знать. Просто это был очень болезненный и эффективный удар. Не дожидаясь, пока Даршавин придет в себя, она оказалась позади, ударила ребром стопы под колено, сбивая противника на землю. Одной рукой она осуществила захват его руки, проведя болевой прием, а другой вцепилась в волосы, практически лишив Олега возможности даже шелохнуться.
- Каково это чувствуется, а? – заорала Ксения  прямо в ухо Даршавина. – Беспомощность, страх? И ожидание неизбежного кошмара! Повторение неизбежного кошмара! Да я знаю, что ты сделал с Нортом, кусок дерьма! Я не говорю про то, что произошло здесь, это все следствие твоих действий. Твоих идиотских! Необдуманных! Действий! Как тебе в голову только пришло такое! Ты знаешь, что делают в тюрьме с опущенными! Да как он только руки на себя не наложил! Моя бы воля, лично бы тебя, гниду, пристрелила, да пули жалко на такое дерьмо расходовать! Ты и ногтя Лукаса не стоишь! Ясно тебе?
И Ксения в сердцах приложила Даршавина лицом об асфальт пару раз.
- Это чтоб запомнил. Чтобы знал. Я не дам тебе испоганить все то, что задумано и осуществлено даже не тобой. Ты вообще никто. Чуть больше, чем пустое место. Винтик. Который заменить ничего не стоит. Лукас нам нужен. Ты. Нет. Понял меня? Не слышу?
Она хотела видеть, слышать, знать… Даршавин все показал, рассказал… Пока он рассказывал, чуть прохаживаясь по этому закутку, куда если и приходил кто, то лишь в определенное время, а пока пустому и забытому, Ксения была спокойна и внимательна, будто вся обратилась в слух. Да он все это уже сто раз проматывал, написал в отчетах, нового ничего ни сказать, ни вспомнить не мог. Как и на вопрос о причинах поведения Норта, не мог сказать ничего определенного, он просто не понимал этого поведения. Она сказала «Я все поняла» и собралась уходить, так могло показаться. Все, что произошло дальше, Даршавин уже и не видел даже, стремительный удар, которым Норт тогда заставил его потерять дыхание, потом подсечка, бросок – и вот он, серый, твердый, немилосердный асфальт…  Она орала, заставляя барабанные перепонки содрогаться вместе с телом задохнувшегося Даршавина… Вспомни, Олег, сколько раз ты вот так же орал в ухо Лукаса, но он же как-то пережил? Но, может быть, ты заслужил это? Да что толку во всем этом, как бы ни тяжело было это унижение, ответить на него ты все равно не посмеешь, как и Лукас. Только с одной разницей – Лукас заключенный, а ты никогда не ответишь Ксении, и не только потому что она женщина, к тому же выше тебя по званию… Ты перед ней точно так же бесправен… ах, да! Тебе еще и ответить нужно на ее вопросы…
- А вы с Нортом не в одной конторе приемам обучались, а, Ксения Николаевна? – хрипло прорычал Олег. - Чета больно ваши методы воздействия схожи, как я погляжу.  Я  запомнил, не стоит так орать, -  выдавил Олег, глотая воздух, - запомнил, и все понял. Да и пристрелили бы, чего уж! - Боль мерно растекалась по телу горячей волной...
Интересно, сколько времени Ксении понадобилось, чтобы научиться так драться… Мог бы восхитился бы этой бабой... Хотя он и без того был восхищен ею... Но вот не мог представить ее своей женщиной... никак не мог...
- Не искушай, - прошептала Ксения.
А потом так же стремительно, неуловимо и грациозно, как уложила Даршавина, оказалась уже на ногах, поправляя одежду.
- Ни одна живая душа не должна знать, что ты опустил Норта. Иначе операция будет сорвана. И не одна. Объяснять не нужно, что это будет значить для тебя?
Ксения перешла на ты, чтобы ее объяснения звучали привычнее и доходчивее для Даршавина. Она с огромным удовлетворением смотрела на его расцарапанную грязную физиономию. Иногда таких местных царьков нужно спускать с небес на землю.
- Распорядитесь насчет транспорта для меня.  Я поеду в гостиницу. Завтра важный день. Нужно отдохнуть. И вам не мешало бы.
Ксения направилась обратно к зданию, чтобы выйти с другой стороны, элегантно покачивая бедрами, как будто только что не превращалась в воинственную фурию и разделывала Олега как бог черепаху.
- Завтра в восемь машина должна быть у входа в гостиницу, а аппарат к девяти часам установлен и отлажен. Начинаем обследование Норта.
- Вот еще бы кто знал, - зыркнул Даршавин на Ксению снизу вверх. - Он же не сказал вам, что я его из петли вытащил после этого? –  нет, судя по ее расширенным глазам. – Вот то-то и оно, и об этом никто не знал и не узнает, - говорить было трудно, еще труднее подняться, но Ксения уж точно не собиралась подавать руку помощи. 
Олег, наконец, встал. К весьма помятому виду его одежды, можно было еще добавить изодранную кожу лица о довольно неровное и пыльное покрытие площадки. На припухших губах грязь смешалась с кровью, по всему лицу в царапинах остались комочки земли или камешки, что еще больше делало заметными царапины. Переносица опухла, черные круги под глазами  предвещали немалую опухоль на утро. Горло саднило так, что вдох до сих пор давался с трудом.
Да нет, он не удивился тому, что она его уделала (он с первой встречи понял, что она может это сделать, если понадобится), и тому, что она вообще захотела это сделать, и что захотела это сделать собственноручно. Он даже не удивился, что нисколько не зол на нее. Даже где-то в глубине души, он благодарен ей за это.  Его беспокоил только один вопрос – сколько времени ему придется носить свой позор вместе с распухшей, расцарапанной рожей, да, в конце концов, и это можно пережить…
Главный вопрос пока оставался без ответа.  Можно ли будет помочь Норту, и останется ли Даршавин его следователем.
И это не праздный вопрос, а весьма насущный. Ему понятно было, что от сюда, с Лушанки выбраться теперь невозможно, хотя он и добился результатов, но то ли Олегу так не везло, то ли болота эти прокляты на сто веков, но все, кто попадают сюда, тут и остаются.
 Или все же не все? Кто-то же должен вырваться из этих заколдованных болот.
 - Да, машина будет,  как положено.  Работы будут вестись до полного завершения без перерывов. – Олег выдавил из себя пару фраз, отряхивая штаны и рубашку, лишь бы не смотреть на Ксюшу, зачем ему ее победный взгляд? Достаточно того, что он выглядит теперь как полное чмо. Впрочем, почему – как? В ее глазах он чмо и есть. Ничуть не выше….
Достал из петли? Ксения задохнулась, когда новая волна ненависти и омерзения к этому человеку, стоящему перед ней, накрыла ее с головой, как цунами. Но бросаться на него  с кулаками второй раз она не стала. Во-первых, и одного хватило, это было видно невооруженным глазом, а во-вторых, не в ее правилах было давать волю чувствам. То, что она протащила Даршавина мордой по асфальту, было не более, чем воспитательной мерой. Иногда приходится опускаться до их уровня, чтобы доходчвее было объяснение.
Конечно, Лукас не стал говорить о таком. Боже, это через какой же ад протащил его Даршавин… Но ни слова в отчетах и рапортах. Ни слова. Но теперь сказал. Оправдывался? Хотел показать, что и в нем есть искра сочувствия, и что ему тоже небезразлична судьба заключенного? Еще бы. От Норта зависит и его собственная. И Ксении. И еще большого количества людей. Если бы только он видел всю картину… Нет, слава богу, он не видел. Не его это уровень. Он на своем-то справляется едва.
Ксения выровняла дыхание. Олег был слишком занят своими проблемами, чтобы заметить ее реакцию на свои слова. Да, там есть о чем переживать. Красавчик, ничего не скажешь… Интересно, как он собственное разукрашенное лицо объяснять будет? Шел, поскользнулся, упал, очнулся, гипс? Скорее всего, будет огрызаться, мол, не ваше дело. И поползут слухи по зоне. Когда создается вакуум, его требуется заполнить. Незавидна ваша участь, гражданин следователь…
Говорить было не о чем. Да и не хотелось. В полной тишине Ксения прошла к выходу из тюрьмы и села в машину. Завтра важный день. Важный и решающий.
Лукас вынырнул из наркотического сна, как он называл это. Когда Ведьмак, стараясь угодить ему, как же иначе, пичкал Норта седативами и погружал в сон без сновидений. Безусловно, это было как раз то, что нужно самому Норту, но пробуждение было не самое приятное. Но спать без снов… что может быть прекраснее?
Утро вернуло ощущение страха, усилив его ужас перед неизвестностью. Ксения, безусловно, молодец. Пригнала целую армию специалистов, даже достала оборудование… Ясно, что не за красивые глаза, и Лукасу придется с лихвой отработать потраченные на него ресурсы. А что, если он не сможет? Хорошо, если Ксения сдержит свое слово. А если нет? И он останется до конца жизни прикованным к койке в тюремной камере? Это вам не благополучная Европа, где среда адаптирована для людей с ограниченными возможностями. Здесь он заживо сгниет в своей клетке и только.
Стоп. Одернул себя Лукас. Еще ничего не произошло, чтобы хоронить себя. То, что Ведьмак некомпетентен, еще не значит, что приговор вынесен. Когда все случится, тогда и будем волноваться. А сейчас нужно собраться с духом и пройти весь этот путь. Это даже не пытки. Так чего бояться?
Первым заявился Ведьмак. Произнес вдохновляющую речь о том, что светила медицины, прибывшие из самой столицы, обязательно сотворят какое-нибудь врачебное чудо. Надо лишь думать позитивно и надеяться на лучшее. Он говорил и говорил в несвойственной манере, повторяя одно и то же разными словами, чем немало утомил Норта. И Лукас был несказанно рад, когда пришла Ксения и одним своим появлением заставила Ведьмака испариться из палаты. Она не стала говорить громкие слова, за что Норт был ей несказанно благодарен. Только тепло улыбнулась и объяснила, что его ждет.
- Я буду тут неподалеку, - заверила она. – Чем бы все ни закончилось, мы найдем выход.
Вот так иногда пары слов хватает, что чтобы прогнать всеобъемлющую панику и внушить хоть какую-то уверенность.
В назначенный час Лукас отдался на милость московских светил от медицины.
Как все же по-разному течет время, когда находишься по одну или по другую сторону. Для Лукаса все прошло довольно быстро, хоть и далеко не самым приятным способом. За время, проведенное в тюрьмах, он так и не привык к тому, что ему задают личные вопросы и прикасаются к его телу. Но в этом случае пришлось быть предельно честным и откровенным. Чтобы врачи могли поставить верный диагноз.
Для Ксении же это ожидание казалось бесконечным. Теперь, когда все подготовительные работы были завершены, и контролировать было некого, деятельная натура Ксении тяготилась вынужденным простоем. И она предпочла побыть наедине с собой, чтобы не притворяться при ком-то еще, что она совершенно не волнуется. Все равно врачи отчитаются в первую очередь ей.
И вот она сидит позади тюрьмы на положенной на два чурбана доске, вероятно, это место является курилкой для местных охранников. Об этом свидетельствует стоящее рядом старое алюминиевое ведро с окурками на дне. Правда, сейчас никто даже не подумывает о том, чтобы выйти посреди рабочей смены и покурить. Никто не нарушает ее уединения.
В такие моменты Ксения даже жалеет, что не курит. Наверное, помогло бы успокоиться и отвлечься. Но эта омерзительная привычка не стоит того. От одного запаха с души воротит.
Ксения смотрит сквозь слои сетки на деревья вдалеке и думает о Норте. Вот сейчас раздастся телефонный звонок, и она услышит вердикт. А если все необратимо? Но это лишь одно мнение, основанное на весьма скудных материалах далеко неполного исследования. Тогда она узнает, насколько транспортабелен Лукас. И заберет его в Москву. Она не отступится. Ни за что. Ксения итак зашла слишком далеко, чтобы взять и повернуть вспять. Он видела прекрасные перспективы внедрения сначала Норта, а потом и других агентов в британскую разведку. Это станет отличным стартом для ее карьеры. И никто. Никто и ничто не сможет ей помешать.
Так она была устроена. Поставив себе цель, пойдет до конца. Она будет притворяться, манипулировать, симулировать чувства, которых в помине нет, да так искусно, что сама почти поверит в их существование…
Телефон завибрировал в кармане джинсов, заставив вздрогнуть от неожиданности.
- Мы закончили. Готовы сообщить результаты.
- Сейчас буду.
Ксения вошла в кабинет Ведьмака, который временно был отдан в распоряжение столичных врачей. Она надеялась, что ее растерянность и напряженное ожидание надежно скрывает маска вежливого внимания, с которым она слушала хирурга.
Видимо, не так хорошо ей удалось все скрывать. Или это профессиональное у них… Но хирург прежде всего заверил ее, что не все так плохо, как могло бы быть. Что бы это ни значило.
Диагноз звучал устрашающе. Как и все эти медицинские термины. Кто их только придумывает… Вентролистез. Оказалось, что это не более, тем банальное смещение позвонков. Рентген перелома не показал, так что лечение будет консервативным. И будет включать в себя нестероидные противовоспалительные препараты для устранения боли, снятия воспалительных процессов. Вытяжение. Еще одно страшное слово. Процедура заключается в растягивании позвоночника, что позволяет добиться правильного расположения всех позвонков и проводится на специальном столе, на котором пациента закрепляют с помощью ремней. В результате процедуры снимается боль, расслабляются мышцы, а позвонки постепенно принимают естественное положение. Врачи рекомендовали пройти семь-десять сеансов. После каждого из них результат нужно закреплять массажем или гимнастикой.
Ксения слушала не перебивая, ловила каждое слово, стараясь предугадать следующее. И, когда хирург замолчал, только тогда произнесла.
- И тут мы подходим к самому важному и животрепещущему вопросу. Вы ни словом не обмолвились о параличе Норта. Это следствие смещения? Но, насколько я могу судить, опираясь на свои весьма скудные познания в области медицины, подобного рода травмы могут вызвать лишь онемение или неприятные ощущения в конечностях, но никак не паралич. Или я не права? Просветите меня.
Судя по лицам светил от медицины, вопроса этого они ждали и боялись. Потому что ответ…
- У нас нет однозначного ответа на этот вопрос, - осторожно начал хирург. – В текущих условиях…
- Я понимаю, что это не Кремлевская больница. И что условия не те, к которым вы привыкли, - с некоторым нажимом ответила Ксения, бесцеремонно перебив его. – Да, некоторые виды исследования невозможно провести для постановки точнейшего диагноза. Но вы же такие опытные специалисты. Вы видели еще и не такое. Давайте отбросим научные постулаты. Что вам подсказывает ваше сердце?
Повисла гнетущая тишина.
А после вертебролог тихо сказал.
- По результатам анализов, на основании собранного анамнеза и после проведения консилиума, я выражу общее мнение, сказав, что проблема у пациента вовсе не в позвоночнике. А здесь.
Он дотронулся пальцем до своего лба.
- Если вы спросите меня, я скажу. Его парализовала не травма. А страх. 
Даршавин сидел в кабинете, день тянулся нескончаемым маревом зноя… А вестей из больнички все не было. Звонить тоже было бесполезно – трубку никто не брал. Промаявшись несколько часов в бесплодном ожидании новостей, Олег решил-таки узнать из первых уст. Сунул в карман пачку сигарет и зажигалку, закрыв окно, Даршавин вышел из кабинета. Два оборота ключа резанули слух, но возвестили о том, что пора и двигать… пломбировать кабинет Олег не стал, хоть и положено было, но сказав на КПП, что вернется еще в кабинет, Даршавин вышел на улицу. Зря наверное, предполагал возвращаться, все равно летний день, каким бы длинным он не был, катится к закату. Еще час-другой, и от жары останется только краснеющий полукруг солнечного заката и роящиеся тучи кровососущих насекомых. Вот и все. Но лицо Даршавин атак опухло, что даже комары не нападали на него – просто исчезали в пространстве, будто уступая дорогу… вот и отлично, а то не хватало еще и расчесать до крови укусы этих тварей…
В медчасти царил покой, будто в мавзолее. Полная тишина, жутко напоминающая вакуум. Олег дошел до палаты Лукаса. У дверей его встретил дежурный.
- Извините, Олег Вадимович, не положено!
- Ты в своем уме? Как это мне не положено? - возмущение старшего следователя можно было понять, но отменить приказ могла только Ксения, а она таких распоряжений не давала, о чем и поведал дежурный. - Ну хоть скажи, его уже обследовали? Что слышно-то?
- Я же сказал, Олег Вадимович, не положено нам говорить… -  с видным презрением дал от ворот поворот дежурный.
Ну тут все понятно – приказ. Ладно. Попробуем к Ведьмаку сунуться, хотя холодок в груди уже шепнул Олегу, что и это пустая трата времени. В чем старшему следователю и пришлось убедиться лично. Кабинет Ведьмака был закрыт. Даже Ники рядом не было, будто все вымерли. Искать Ксюшу? Олег попытался поспрашивать у больных, но те конечно не могли сказать ничего определенного. Они были явно навеселе, по поводу ослабления внимания к ним, и невероятно забавным видом рожи Даршавина. Ну теперь злость и досада туманили сознание следака. И ежу было понятно, что тут без приказа Ксюши не обошлось. Поэтому ему никто не позвонил, и трубку никто не взял. Либо все еще заняты с Лукасом, либо консилиум уже давно сделал свои выводы, но ставить в известность Даршавина было запрещено. А кому охота попасть под раздачу? Понятно – никто не нарушит приказ. Помотавшись еще по медчасти, да все безрезультатно, Олег вышел на улицу. Жара стала спадать, и воздух стал тягучим, почти мелодичным, от пения цикад и мерного гула жужжащей мошкары. В пищеблоке тоже царила тишина – время ужина давно закончилось, но Даршавину удалось найти дежурного, который выдал ему сухпаек, тут уж ему никуда не деться. И все же поведал, ввязавшись в беседу со следаком, что московские гости давно пообедали и уехали в гостиницу.  Откуда ему было знать про приказы, царящие в медчасти. Хоть  что-то…
Даршавин был зол. Нет. Волна ненависти и бешенства поднималась, распирая его изнутри. Вот и понадейся на кого-то, кто обещал сообщить о результатах обследования. Ну найду я этого Ведьмака, долго помнить будет! Мать его так… Хотя в глубине души Олег понимал, что есть главный источник неприятностей для его задницы. И это, увы, не доктор. Перекусив в пищеблоке, Олег отправился на улицу, лучше уж сходит на болота, чем торчать тут посреди зоны – все равно смысла никакого, а ловить на себе косые, насмешливые и любопытствующие взгляды ему было совсем не интересно…
За забором, будто вернувшись домой, Даршавин выдохнул с облегчением, ну их всех, с их запретами. Он поднял взгляд на едва видимый силуэт луны. Пока солнце еще не село, луна была полупрозрачной, как странный отпечаток сознания, затуманенного сном… И почему бы не попробовать узнать все у самого Норта? Несколько дней тот был под действием седативных препаратов, и Даршавин даже не пытался почувствовать его. Что толку, если тот просто спал, почти не приходя в себя. А теперь, после всех процедур, скорее всего он находится в полном сознании? И, закрыв глаза, Олег попытался, как тогда, зимой увидеть мысли Норта… Несколько интенсивных вдохов и выдохов, чтобы провентилировать легкие и прогнать побольше кислорода к мозгу, послужили началом процесса…
Но сколько бы Олег не пытался, ничего не вышло… Он раз за разом, натыкался на точно такую же тишину, что встретила его в медчасти. Будто и там царили Ксюшины приказы. Или она поставила защиту на подсознание Лукаса? Выругавшись, Олег полез в карман, чтобы вытащить сигареты, понятно было, что куда бы он не сунулся, кругом только лоб отобьет, а ничего не добьется.
Крикнула какая-то вечерняя птица, рука дрогнула, и пачка сигарет полетела в воду, булькнувшую вонючим газом. Прекрасно! Еще и это! Да, что же это происходит, мать твою... Слов у Олега уже не осталось, по крайней мере литературных,  теперь каждую секунду вырывалась только брань… мало того, что зря поперся в медчасть, только ноги оттоптали народ насмешил, но даже покурить не получилось. А самое хреновое - больше сигарет в запасе не было, а ларек давно закрыт, мать его… Выругавшись на все на свете, Олег поплелся в общагу, напрочь забыв, что обещал дежурному вернуться, чтобы опломбировать кабинет.
Первое, что увидел Даршавин, войдя в комнату, на месте не оказалось плитки. Прекрасно! Уже и тут воруют? А он рассчитывал пожарить пару яиц, а то после пары суток без еды, этот сухпаек показался ему насмешкой над аппетитом. Опять, что ли, идти к дежурному?
Но на вахте сказали, что по правилам противопожарной безопасности не положено держать в комнатах общежития электронагревательные приборы – для этого в корпусе есть пищеблок. Вот открытие! А раньше что было?
- Я не знаю, что тут было раньше, - ответил дневальный, - но столько народу из Москвы тут точно не бывало, вот комендант и решил подстраховаться. Вдруг еще и комиссия нагрянет на его голову. В общем, Олег даже дослушивать не стал, весь этот лепет, бред сивой кобылы. Махнул рукой, развернулся и побрел в комнату. После поисков номера телефона Ксюши, тут все еще царил беспорядок, едва ли не полный бардак, но Олег точно знал место, куда был спрятан небольшой походный электрочайник. Хоть это у него осталось. Щас попить чайку, да и хоть немного распихать по своим местам вещички, а то в таком хаосе и самому потеряться можно. Вытащив из-за шкафа коробку, спрятанную еще в то время, когда он получил первую зарплату, и притащил из магазина этот походный чайничек в надежде на то, что он когда-нибудь сослужит ему добрую службу, Даршавин опешил, - угол коробки был полностью сожран. Мыши ли крысы, мать их.. Но какие-то поганцы похозяйничали тут на славу.  И понимая уже, что чаю ему не пить, Олег открыл коробку. Так и есть… абсолютно новый чайник был, конечно, цел, что ему сделается, он же из нержавейки! Но провод… эти сволочи изгрызли провод подставки так, что от него остались только клочки оголенной меди. Да что ж это такое! Даршавин с силой хлобыстнул чайник об пол…
Сделал – отчитайся. Таково неукоснительное правило любой структуры. Особенно силовой. Особенно, когда отчитаться есть о чем. Когда есть успех, и есть прогресс, и есть результат, хоть и промежуточный.
Ксения не доверяла стенам гостиничного номера. Хоть и проверила все, и оставляла метки, которые были нетронуты, и тем не менее. Положив в сумочку увесистый спутниковый телефон, уходила на болота и там связывалась с Качимовым. Она докладывала кратко, но конкретно. О каждом этапе миссии. И о результатах исследования доложила тоже.
- И что это, позволь узнать, Григорий Иванович имел в виду, когда говорил, что Лукаса парализовал страх, а не травма?
- Аркадий Александрович, вы не представляете, через что прошел Норт…
- Ксюшенька, не нужно драматизировать. Это непрофессионально, а кроме того, ты же понимаешь, что как правило, это единственный способ добиться сотрудничества. Тем более, когда мы имеем дело с кем-то вроде Лукаса Норта. Он сам усложнил себе жизнь. Сам. Мог бы давно сдаться и облегчить свою долю. Но нет. Он предпочел путь мученика. И все, что он навлек на себя, сам же и заслужил. – Качимов помолчал, ожидая ответа или возражения Ксении, но его не последовало. – Ты ведь не собираешься теперь снаряжать группу для психологической реабилитации Норта?  - ирония в голосе Аркадия была очевидной.
- Нет. Но я останусь здесь до тех пор, пока Лукас не встанет на ноги.
- Ты же не серьезно?
- Разве несерьезность свойственна мне?
- Вот потому я и удивлен. Ты же понимаешь. Могут пройти недели, месяцы, даже годы, а результат не будет достигнут! Если, как ты говоришь, все у Норта в голове. Человеческий мозг очень деликатная и малоизученная субстанция. Никто не может дать гарантию, что он не останется в таком состоянии навсегда, твой Лукас Норт.
- Я понимаю, Аркадий Александрович. И даю себе полный отчет обо всех последствиях своих действий. Я готова нести за них ответственность…
- Да кто бы сомневался в твоей ответственности! Дело даже не в этом…
- Именно. Дело не в этом. – Ксения, пожалуй, впервые в жизни позволила себе перебить Качимова. – Вся тщательно подготовленная операция под угрозой. Столько трудов, и все впустую? Лишь потому, что мы откажемся поверить в возможности Лукаса? Он шесть лет доказывал свою уникальную способность выживать и адаптироваться. Там, где другие не просто ломались, погибали. И вот с ним произошел несчастный случай. И что, мы сразу спишем его со счетов? Не дав ему даже шанса? Позволим какому-то захолустному следаку уничтожить наши наработки? И что после? Все с нуля? Искать новую жемчужину в куче навоза? Вы говорили о времени. А сколько мы потратим на подготовку замены Норта?
Качимов усмехнулся в трубку.
- Вот в ком я не ошибся, так это  тебе, Ксюша. Умеешь ты убеждать людей. Или манипулировать? М-м?
- Аркадий Александрович, мы оба знаем, что я права.
- Хорошо. Поступаем следующим образом. Срок тебе месяц. Если по истечении этого периода  Норт не встанет на ноги, придется менять всю концепцию.
Ксения судорожно сглотнула.
- Я поняла, Аркадий Александрович.
- Держи меня в курсе. Отчеты по протоколу. Удачи тебе, Ксюша.
- Спасибо, Аркадий…
В трубке послышались короткие гудки.
Что делать мужику, если не то,  что покурить - поесть, даже чаю попить невозможно?
Правильно, выпить. И Олег пыхтя, опять полез в угол за шкафом. Вот уж где можно было быть уверенным в целости и сохранности предмета вожделения. Там хранился «стратегический запас» - коньяк, привезенный им с Кавказа. Это вам не то поило, что можно купить в супермаркете, это настоящей нектар, живая вода…  И уж точно никакие мыши или крысы не смогут его уничтожить. Об этом хранилище не знал никто, от того и вытащить заветные бутылки на свет божий было не просто, но как запрятал. Так и вытащил. Пару бутылочек на сегодня должно хватить… Открыв бутылку лучшего в мире напитка, Олег опрокинул ей в рот, будто умалишенный, жадно втягивая в себя жидкость, с крупными бульками, вырывающуюся из горлышка, сколько минут нужно, чтобы пол литра коньяка перекочевало из бутылки в желудок? Думаю, для профи, совсем немного. Жидкость кончилась, Олег, чуть сморщившись, поставил бутылку на пол, нужно было хоть встать перед тем, как начинать процесс лечения.  А в том, что это было лечение, сомневаться не приходилось. Вот только сидеть в душной комнате и жрать коньяк в одиночестве Даршавин не любил, но и собутыльника сейчас искать не хотел, не то настроение у него сейчас.
Олег встал, взял еще одну бутылку, откупорил ее, чтобы после не мучиться, вышел за дверь…
Луна встретила его во всем своем великолепии. Погода чудная. Просто жить, да радоваться. И что ему спокойно не сиделось, нужно же было влезть черти куда, да еще и туда. Где баба руководит всем… Олег опять икнул. Глотнул из горлышка пару раз, и пошел нахоженной тропкой за забор, чтобы тут ненароком, никто не заметил его и не прицепился с разговором…
Вот только за забором его ждал сюрприз… Та, которую он так тщетно пытался разыскать пол дня, стояла тут, во всем своем невероятно прекрасном естестве… И откуда берутся такие бабы, чувственные красивые, но такие сссууу… Даршавин осекся, чувствуя, что совсем неподходящее слово вот-вот сорвется с языка, а это будет уж точно перебор!
- Добрый вечер, Ксения Николаевна, не хотите ли составить компанию? Мы пьем седьмую за день за то, что все мы сядем, и может быть туда, куда летим…  -  продекламировал Олег слова старой песни. - Как думаете, все тут сядут куда нужно? Давайте, выпьем за выздоровление Лукаса Норта, а то что-то вся душа изболелась, может, просветите, как там у него дела, а? Я был бы вам несказанно признателен…
Даравин действительно был бы признателен, действительно  единственное, что хотел знать, так это как дела у Лукаса, все остальное давно ушло на задний план, даже не проникая в подсознание можно было прочесть в его чуть унылых глазах… Еще бы сто грамм, и мог бы увидеть в этой бабе шикарную женщину, но…  Может быть, в следующий раз, может быть сейчас она будет более предусмотрительным руководителем, чем той самой стервозной бабой?
Хорошо, что Ксения уже успела закончить разговор. И убрала телефон обратно в сумку. И просто стояла, любуясь совершенством идеально круглой яркой луны. Если присмотреться тщательнее, моно заметить еще один светящийся круг вокруг спутника Земли. Как шифоновый наряд. Тонкий, прозрачный, едва заметный.
Чего не скажешь о приближающемся мужчине. Чужие здесь не ходят. Кто-то с зоны. Свои, условно можно считать. Сумка на плече Ксении, хоть и элегантная, но довольно большого размера. Такая с успехом может заменить и вещмешок. И содержимое в ней соответствующее. Так что первую атаку этим импровизированным оружием отразить можно вполне. Только вот пришедший врядли станет нападать. Еще не видя и не слыша, кто там, Ксения безошибочно уловила запах свежего перегара. Не какого-нибудь там спирта или самогона, а хорошего коньяка. Удивительно. А еще более удивительно видеть, кто сей благородный напиток потребляет. Да вы, батенька, гурман! Не чем попало горе заливаете.
А то, что Даршавин горевал, было очевидно. Хотя по его изрядно опухшему лицу было сложно сто-то прочесть. Это скорее его язык тела, уж не говоря о словах, и как они были сказаны.
- А давайте выпьем, Олег Вадимович, - легко согласилась Ксения, обернувшись к Даршавину. – Что мы нынче дегустируем?
Протянув руку, повернула бутылку, не забирая ее у Олега, этикеткой к себе. Прищелкнула языком, оценив уровень напитка.
- Если Лукас и достоин, чтобы за него пили, то самого лучшего. Это как раз подойдет. А мы посуды не держим, не? Да и ладно. Можно и так.
Аккуратно взяв бутылку, поднесла к губам и изящно отпила. Проглотила благородный напиток, отдав должное превосходному вкусу, и вернула бутылку Даршавину.
- Просветить вас? А что же вам никто ничего и не сказал?
Еще бы сказали. Это только кажется, что заключенным терять нечего. На самом деле, много всего. Жизнь, например… А врачам московским и подавно. Ни одна живая душа не смела бы пойти в обход таких вежливых приказов этой надменной высокомерной холодной, как айсберг, стервы.
- С ним все будет хорошо. Перелома нет. Позвонки сместились, так это поправимо. Завтра приступаем непосредственно к лечению. Лукас боец. Он справится.
Когда Ксения говорила про Норта, она не скрывала своего уважения и гордости по отношению к нему, как будто он был ей родственник или, по меньшей мере, близкий друг. Он был ее самой главной инвестицией в будущее. Ну, и человек был неплохой.
- Да. Боец. Да. Он справится. Уж в этом я могу быть уверен, жаль только, он закрыт на все замки, как золотовалютный запас родины. А я так надеялся помочь ему, - Даршавин отхлебнул глоток из горлышка, стараясь не касаться бутылки, просто вливая в себя жидкость с некоторого расстояния, чтобы Ксения видела, чтобы не побрезговала пить с ним из одной бутылки. Лишь бы она побыла с ним. Лишь бы поговорили. Как же измотало это одиночество. Когда был здоров Лукас, как все было просто. Захотел поговорить – милости просим в камеру Норта. А сейчас? Хоть самому вешайся, словом перекинуться не с кем! – Спасибо, хоть просветили, а то я извелся весь, гадая, что с ним да как… – Олег протянул бутылку Ксении, чтобы разговор был обоюдным. Она опять сделала пару аккуратных глотков, посмотрела на Даршавина, будто видела впервые. - Может быть, нам пора возвращаться на территорию? Нас не хватятся? – она конечно искала повод выйти из этой ситуации, говорила тихо но твердо, протягивая Олегу бутылку обратно. Он взял, опять влил в себя дозу, стараясь не касаться стекла.
- Неа, никто нас не хватится до утра, хоть всю ночь тут песни пой, тут же уйти нельзя, только утонуть. Так. Что когда начнут искать, то будет поздно… Извините, плохая шутка… но это правда.  Пойдемте, хотя вы и зря боитесь. Приставать и не собирался, да и спаивать тоже, так получилось. Луна тут больно красивая, то ли от газа, что застилает небо и кажется, что смотришь на нее через шифоновый шарфик… и цвет, и вид ее просто завораживают… Пойдемте, я провожу вас, думаю в гостиницу ехать уже поздно, там в общаге приготовлены комнаты, можете переночевать там. Ничего страшного не случится, а комнаты готовили по высшему разряду, чтобы вы перепутали их с московской квартирой. - Олег усмехнулся, а вы даже и не заглянули, поди, а, Ксения Николаевна?  Они прошли уже забор и повернули к корпусу общаги, чтобы никого не будить, Даршавин достал ключи от  гостевых комнат, он же руководил встречей гостей – вот все у него и осталось.  - Вы можете располагаться, там есть все необходимое, а утром уже решите, как вам будет удобнее… - говорил Олег подсвечивая зажигалкой дверь, чтобы не включать свет во всем коридоре, нечего всей общаге быть в курсе того, кто с кем тут гуляет. Ключ сделал два оборота, дверь открылась, Олег протянул руку, щелкнул выключателем. -  Пожалуйста, - сказал он протягивая ключ в руки Ксении, - можете быть спокойны, все будет хорошо... - Олег как всегда много говорил, когда не знал что делать...
Еще бы не было. Никто не знает, что она здесь. А если и знают. Кто посмеет? Она ведь шмальнет, не задумываясь.
- Благодарю. – Ксения забрала ключи и вопросительно воззрилась на Даршавина. – Что-то еще?
Олег отрицательно мотнул головой. Хотя по его виду было ясно, что, наступив на пробку, он совершенно не против поговорить с кем-то. Предпочтительно, чтобы говорил он, а его слушали. Нетипично для следователя. Или наоборот? Всю дорогу достает из заключенных признания, а душа просит исповеди? Только нету при зоне часовни. И падре нету. Вот и получается. Что  Ксения единственная, кому может приоткрыть глубинный своей души Олег. Ответственно и трогательно. Было бы. Не будь она той, кем являлась. А посему она без зазрения совести закрыла дверь перед носом Даршавина, повернула ключ дважды, мельком подумав, что у него может быть и дубликат. Оглядела комнату. Вполне сгодится на один ночлег. Не Амбассадор, но и не приют для бездомных. А дверь все-таки подперла стулом.
Уже засыпая, привычно нащупав под подушкой Макаров, унеслась мысленно в больничный бокс. К Лукасу. Мы победим твой страх. Пока не знаю, как, но победим. А пока спи и набирайся сил… Кому были адресованы последние слова. Норту или самой себе.
Да разве это важно? Сегодня она отвоевала его снова. И отвоюет еще столько раз, сколько понадобится. Ксения привыкла добиваться поставленной цели. Несмотря ни на что.
Дверь закрылась. Олег тяжело навалился спиной на полотно двери, опрокидывая остатки коньяка себе в рот. Легче стало, но курить все равно хотелось, еще охота было поговорить, выплеснуть радость, все же одну хорошую новость Ксения ему поведала, а это была действительно хорошая новость. Но, если сигарету можно было стрельнуть у любого дежурного, то поговорить было не с кем. Миша с Гришей не собеседники, Ксения ушла, и это понятно – он ей не ровня, а Лукас… Лукас наверное спит, хотя, в любом случае, путь к нему пока закрыт для Даршавина… А больше он никому тут не доверял. Он знал, успел уже узнать, кто стучит, кто никогда этого делать не будет, но о многом и с ними говорить было нельзя, потому что и стену тут имеют уши, он мог довериться только Лукасу. Хотя прекрасно понимал. Что как раз Лукас никогда ему не доверится. Но и не предаст. Вот в чем парадокс.
Олег выдохнул протяжно и тяжело и направился в дежурку, все-таки сигарету стрельнуть надо… скоро утро… в комнате бардак…  Поговорить с дежурным можно только про понаехавших из столицы гостей, и то весьма осторожно, но покурить…
Олег нашел дежурного на крыльце, дымящего в чудесное звездное небо…  Стрельнув сигаретку, задымил на пару, любуясь звездами и луной и ворча  о ненаписанных отчетах. Дежурный покивал головой, поворчал в унисон, и через 5 минут они разошлись каждый в свою сторону.  Пора было  спать, давным-давно пора, черт с ним, с бардаком, завтра Миша тут все разберет, главное оставшиеся пару бутылок коньяка спрятать, мало ли, за выздоровление Норта нужно будет выпить…  К черту все, главное, чтобы было с кем поговорить в этом котле безысходности…
А потом дни понеслись быстро. И относительно легко. Потому что появилась какая-то определенность. И вместе с ней надежда. Врачи объяснили Норту, что его травма вполне излечима, объяснили, в чем будет состоять курс лечения и реабилитации. И все равно у него осталось ощущение, что ему не все договаривают. Но Лукас находился не в том положении, чтобы прижать врача к стене и заставить все выложить как на духу. Он просто выходил из палаты, не говоря ни слова. Не гнаться же за ним, в самом деле…
Утро начиналось с процедур, потом небольшой перерыв, потом снова процедуры, обед, отдых, снова процедуры. А там и день закончился… Лукас чувствовал себя какой-то подопытной зверушкой, потому как врач на его примере рассказывал и показывал Ведьмаку, как нужно проводить те или иные манипуляции. Передавал эстафету, делился опытом. Было ясно, что московские спецы не сегодня-завтра отправятся восвояси, но каждое утро Лукас к своему удивлению видел их снова и снова…
И, конечно, Ксения. Она была рядом, ненавязчиво и деликатно. Навещала Лукаса каждый день в перерывах между процедурами и перед отбоем. Неизменно справлялась о состоянии его здоровья, а потом они беседовали. Обо всем и ни о чем. Эти беседы не имели ничего общего с допросами. Помогали лучше узнать друг друга, несомненно. Но в отчеты их содержание не шло никогда.
Лукас все собирался задать один вопрос, но нужный контекст не находился. Пока однажды Ксения не объявила о том, что их миссия выполнена, и в скором времени она и ее группа врачей возвращаются в столицу.
- Как скоро?
- В ближайшие пару дней.
- Даже так…
- Ты кажешься обескураженным. Что-то не так?
- Нет, все в порядке, просто… Меня не может не волновать мое будущее.
Пришла пора поговорить начистоту. И они оба это понимали.
- Что именно, Лукас?
- Мое состояние. Мой паралич. Как источник информации я негоден. Она вся давно устарела. В каком качестве меня будут использовать? Как аналитика? Консультанта? Или… - Лукас судорожно сглотнул, нервно облизнулся. – Или … Тогда зачем столько усилий? Или стоило попробовать и сказать, что сделано все возможное, но увы?
- Что ты говоришь такое, Лукас, - Ксения тепло улыбнулась и дотронулась до руки Норта. Их жест доверия. – Ты поправишься. И все договоренности остаются в силе. Ты работаешь на нас, со временем возвращаешься домой…
- А Даршавин?
- А что с ним? – Ксения невольно напряглась.
- Я не видел его уже пару недель. Он больше не будет моим следователем?
- Почему ты о нем спрашиваешь?
- Потому что мне небезразлично, что с ним будет.
- Небезразлично? – Ксения внимательно вгляделась в лицо Лукаса. – Почему у меня создается впечатление, что ты его защищаешь?
- Может, потому, что он мой следователь? Потому, что я знаю его довольно долго? Потому, что я откажусь сотрудничать с кем-то другим?
- И это после всего, что он с тобой сделал!
- Он выполнял свою работу. И мы оба знаем, что каждый может ошибиться.
- Это ты называешь ошибкой? – Глаза Ксении потемнели от гнева. – У тебя Стокгольмский синдром, Лукас. Ты не мыслишь ясно.
- А что, если и так? Разве не этого здесь добиваются? Не абсолютного единения следователя и подследственного? Не тотальной зависимости? Даршавин и я уже сложившаяся действующая команда. Замените его, и придется начинать все с нуля. Или полностью закрыть эту миссию. На меня наплевать, я расходный материал. А вот где окажетесь вы, Ксения Николаевна.
Ксения посмотрел на Лукаса долгим взглядом, а потом улыбнулась.
- А вы еще опаснее, чем я думала, Лукас Норт. Такой изощренный манипулятор. Такой достойный противник. Что лучше иметь вас в друзьях. Я навещу вас позже. Постарайтесь отдохнуть.
Олег каждый день приходил в кабинет Ксении, узнать о состоянии Норта. Она коротко, спокойно, вполне себе,  дружелюбно говорила о деле, не проявляя явной неприязни, но и не позволяя перейти границы субординации. Но к самому Норту Даршавина так и не пустили. После визита в кабинет Ксении, Даршавин шел к себе, строчить отчеты, отписки, составлять планы допросов, потом производил допросы подследственных. Если бы не они, то его дни стали бы похожи на сущий ад, тем более, что и на улице поднималась адская жара с несметными полчищами гнуса м мошкары. Так, что даже ночью на болота выходить было довольно неприятно, оставалось только ждать, когда жара умерит свой пыл, и комарье станет не таким нестерпимым бедствием.
Но все равно, выкинуть из головы главный труд своей жизни - Лукаса Норта,  Олег не мог. Он злился, выкуривая сигарету за сигаретой, щелчком откидывая окурки, будто мерзость какую-то, но тут же совал в зубы новую мерзость…  И все пытался понять, угадать, что будет дальше, что будет с ним, что станется с Нортом, увидит ли он  Лукаса вообще, вопросов было как всегда, вагон и маленькая тележка, а ответа не было долгое время. Он знал, что Норт так и не встает. Паралич не прогрессировал, но и не оставлял тело Лукаса. Глядя на луну через затуманенное стекло окна своей комнаты, Олег пытался проникнуть к Лукасу в голову, но ему почти ничего не удавалось.
 Он понять не мог, что происходит, но повторял попытки время от времени. Пусть они пока были безуспешными, но надежда оставалась. Раз столичные светила ничего не смогли сделать, то может быть, ему выпадет шанс? Увидеть бы Лукаса, поговорить с ним, наладить контакт, тогда…
 И Олег, опять матерясь, шел спать.
 А утром, зайдя в кабинет Ксении Николаевны был ошарашен новостью.
Без лишних предисловий, как профессионал профессионалу, изложила все, как есть. Что сегодня вся группа сворачивается и отправляется обратно в Москву. Врачи свою задачу выполнили, она проконтролировала, больше здесь делать им нечего.
О последнем разговоре с Качимовым она умолчала. Было больно и неприятно вспоминать его. Ксения горячо настаивала, чтобы Лукаса перевели в Москву. Уже сейчас. Чтобы завершить реабилитацию и перейти в следующей стадии его вербовки. Но Аркадий однозначно дал понять, что еще не время для этого шага. Кроме того, это за пределами компетенции Ксении. Принимать такие решения самостоятельно. Вернешься, тогда и поговорим, сказал Качимов и прервал связь.
- Вас, вероятно, интересует, что будет дальше? С вами, с Нортом? Да, Олег Вадимович?
Даршавин не нашел голоса, чтобы ответить, только кивнул в ответ.
- Сегодня особенно душно. Не прогуляться ли нам? Подышу свежим воздухом напоследок, а то потом снова нюхать выхлопы от машин…
В том, что разговор будет серьезный и конфиденциальный, сомнений уже не оставалось. Олег молча последовал за Ксенией, отмечая про себя, как легко она уже ориентировалась в его, а он считал тюрьму своей, вотчине. Хотя за пару-то недель уже и можно…
- Так вот, - как будто продолжая начатый разговор, произнесла с расстановкой Ксения, хотя они проделали весь путь до болот в абсолютном молчании. – Насчет вас. Все остается без изменений. Вы по-прежнему работаете с Лукасом. Как его следователь и куратор. Дальнейшие указания будут поступать по обычным каналам в рабочем порядке.
Ксения остановилась и посмотрела на поросшие тростником болота. Великолепие красок впечатляло. Покрытые сочной зеленой травой кочки чередовались с участками открытой воды, в которой отражались облака в голубом небе. А ближе к берегам росли маленькие белые цветочки, названия которым Ксения, городская жительница, не знала. И в этой простоте, незатейливости природы в этих краях, была своеобразная прелесть. Переходы цветов, оттенков светотени, солнечные блики на воде…
- Физически Лукас вполне способен ходить. Проблема в том, что его травма психологическая.  После того, как вы его изнасиловали, любой намек повторение инцидента мог спровоцировать непредсказуемую реакцию в его сознании. И спровоцировал. Физическая травма наложилась на психологическую. И вот. Результат. Норт решил, что он парализован.
Ксения все еще стояла, повернувшись к Олегу спиной. Смотреть на него было выше ее сил. Не исключено, что желание утопить его в этих болотах будет настолько сильным, что она не сможет воспротивиться.
- При других условиях можно было бы провести психологическую реабилитацию. Но что толку говорить о том, чего никогда не будет. Норта надо заставить пойти. Нужен настолько сильный стимул, который заставит его забыть обо всем, кроме того, что он должен двигаться, чтобы выжить. Или, в его случае более вероятно, чтобы спасти того, кто ему небезразличен.
Духота в боксе стояла невыносимая. Марля на окнах спасала от гнуса, но постоянное гудение снаружи выводило из себя ничуть не меньше. Простыни липли к телу. Ужасно хотелось сходить в душ. И что самое главное, Лукас знал, что санузел в паре шагов, совмещен с палатой. Но добраться до него было невозможно. А просить каждый раз Нику … ниже его достоинства. Норт ненавидел свое тело. И уже подумывал о том, как бы незаметно стащить шприц и устроить себе воздушную эмболию. Но бдительность больничного персонала была на высоте, и шприц стащить не удавалось.
Процедуры вносили некоторое разнообразие в его беспросветное существование, но вскоре и они стали рутиной. А еще Ксения поведала, что на следующий день они уезжают обратно. Это значит что? Сделали, что смогли, простите, что результат не оправдал ожиданий?  И она так и не ответила на его вопрос касаемо будущего. Да, такие вещи нелегко сообщать. Проще оставить вопрос висеть в воздухе, превратив его в риторический, ведь ответ, в общем-то итак ясен. Тогда почему Норт все еще в больничке? Гораздо логичнее перевести его обратно в камеру.
И Даршавин не заходит. Наверняка его отстранили. Хоть бы попрощаться пришел… Как-то не по-человечески все это…
И Ксения. Она же обещала, что поможет Лукасу покончить со всем. Тоже соврала?
Определенность была мнимой и кратковременной.
Надежда снова угасала.
Сказать, что камень с души свалился,  это вообще ничего не сказать… Олег готов был схватить Ксюшу на руки и кружить, пока силы не кончатся…. Готов был орать на всю вселенную… готов был… Но он спокойно выслушал Ксению Николаевну, кивая головой в нужных местах… Она говорила, он слушал, а душа пела…. Она уже набросала примерный план работы и список необходимых мероприятий, ох уж, эта душа следователя… все бы ей планы строчить… Олег постарался  взять себя в руки. Предстояло довольно много работы. Но сначала – проводить гостей, принять дело Норта в разработку. А уже потом все необходимые мероприятия для того, чтобы поставить его на ноги. Не будь он Даршавиным, если не сделает того, что стало не под силу столичным докторам. Они и представления не имеют, с кем им пришлось встретиться…. Они представления не имели, что нужно было сделать, чтобы Норт захотел встать на ноги.
Ксения и ее подопечные уехали, оставив в распоряжении Ведьмака вполне новое диагностическое оборудование, и тот тоже был в диком восторге, в таком восторге, что подписал все бумаги, которые принес ему Даршавин, почти не глядя.
- Вы хотите забрать пациента из медчасти? Теперь? – глаза Ведьмака начинали приобретать осмысленность, но было уже поздно, бумаги подписаны, Давшавин пришел с конвоирами, будто кто-то тут собирался бежать… - Да он не может даже идти!
- Поздно, Лексеич, ты же видел заключение врачей, не хуже меня понимаешь – пациент физически вполне здоров, то, что он не хочет ходить, вовсе не значит, что он не может этого делать… - Даршавин сгреб бумаги, тряхнув ими перед сникшим Ведьмаком, и вышел из кабинета. Уж, кто-кто, а Ведьмак понимал, каким образом Лукасу Норту придется научиться ходить… Да что он теперь мог? Засунуть все диагностическое оборудование себе в зад? Надо было внимательнее наблюдать за гостями из столицы, а в особенности – за Даршавиным… Мать его…
 А старший следователь, махнув конвоирам, уже шагал к палате Норта.
 - Добрый день, Лукас! – Олег был рад видеть его, но еще больше он был рад тому, что теперь они опять будут вместе. Как давно, кажется вечность назад, они не были вместе…. – Надеюсь, тебе надоело тут валяться, до чертиков! А, Лукас? Может, тряхнем стариной, и свалим отсюда? – Олег был слишком оживлен, и это еще Норт не видел конвоя за его спиной.
Движение и суета в коридорах медчасти говорили об одном. Гости отбывают обратно в столицу. Лукас ждал, что Ксения придет хотя бы попрощаться, но она не пришла. Оставляя Норту право самому придумать ей оправдания, почему она этого не сделала. Не было приказа, или напротив, был приказ. Не делать этого. Она слишком расчувствовалась и боялась показать свои эмоции? Это из области фантастики. Не хватило времени? Чушь собачья. Чтобы у нее да не хватило. Перебирать варианты можно до бесконечности. А толку? Так заняться все равно нечем.
Пока в палату не ворвался чрезмерно возбужденный Даршавин. Как молодой бычок,  которого выпустили из стойла на лужок. Разве то не взлягивал, а так сходство полнейшее. Такой же диковатый взгляд, такое же нетерпение, кипучая энергия бьет через край. Вот только как-то незаразительно.
Выходит, Лукас был прав. Медицина поставила на нем крест, и его переводят в камеру, чтобы выжать все, что в нем еще осталось, а потом оставить подыхать, как бродячего пса в канаве. Но не в правилах Лукаса было сдаваться без боя.
- Стало быть, Ксения Николаевна прислушалась к моим рекомендациям, - заметил он, перебираясь в кресло-каталку. – И вас оставили на занимаемой должности.
Подчеркнуть свою ценность и значимость, меньшего Даршавин от Норта не ожидал. Но то, что он, оказывается. Просил за него перед Ксюшей… Хорошо, что   позади Норта, и тот не мог видеть, как вытянулось лицо следователя.
- Мы же с тобой одна команда! – преувеличенно радостно воскликнул Олег, положив руки на плечи Норта. – Да?
- Конечно, - счел за лучшее согласиться тот.
Камера оказалась прежней. Это вселило некоторую надежду. Хотя и очень зыбкую.
- Ну вот мы и дома!
Лукасу определенно не нравился этот новый жизнерадостный Даршавин. Как будто за то время, пока они не виделись, Норта пичкали стероидами и витаминами, а Олега накуривали коноплей… И так и не отпускало.
Олег оставил Лукаса с пожеланием отдохнуть хорошенько, ведь скоро в его жизни произойдут кардинальные изменения. Как без них, мрачно подумал Норт.
- Я тебе больше скажу, - с видом фокусника, который вот-вот вытащит кролика из шляпы, сказал Даршавин. – Тебя ждет незабываемый сюрприз.
Отстегивать шконку с инвалидного кресла было еще тем испытанием. В конце концов Лукас кое-как справился. Потом переполз на нее с кресла. Так он и до подъема не управится…
Выйдя из кабинета Ксении, Олег был полон решимости горы свернуть, но добиться результата… Но, стоило ему увидеть Лукаса, как вся его решимость подернулась пеленой сомнений и осталась за дверью камеры, в которую он собственноручно вкатил кресло-каталку. Конечно, он и не подумал проявить жалость или сочувствие, конечно, тут не будет расторопного Ники, и Лукасу придется самому себя обслуживать, но поможет ли это в таком непростом деле? Слишком трудно было представить, что нужно сделать, чем мотивировать этого упертого шпиона, еще труднее было видеть скукоженое тело Норта…  Даршавин окинул взглядом камеру, будто понимая нечто большее, чем мог сказать, похлопал Норта по плечу:
- Ты тут располагайся, будто и не выходил отсюда, а завтра займемся делами, - и вышел, закуривая сразу за дверью, завтра… делами… какими, черт возьми, делами, в голове было пусто…
И только он устроился на шконке, как в коридоре послышался шум. В замке заскрежетал ключ, дверь распахнулась. Странно, но в коридоре свет не горел. Только луна светила в окно. На пороге возникли две темные фигуры. Одна крупная, мощная, вторая миниатюрная и хрупкая. И вместо головы у нее было темное пятно. Мешок, догадался Норт.
- А у нас гости! – нараспев произнес Даршавин. – Смотри, кого я тебе привел! Спой, светик, не стыдись! – и он дернул за руку того, кто пришел с ним. – Давай, не стесняйся! Поздоровайся со своим мужем!
Лукас приподнялся на локтях, всматриваясь в того, кто пришел с Даршавиным. Света луны хватало настолько, чтобы привыкшие к темноте глаза различили выбивающиеся из-под мешка на голове темные волнистые волосы.
Этого не может быть.
Он же обещал!
- Ты обещал, что не тронешь ее! – отчаянно выкрикнул Норт. – Ты обещал!
- А я соврал, - хохотнул Даршавин.
- Lukas… help me… I’m scared…
Мешок заглушал и искажал голос, но сомнений не было. Веточка. Они добрались-таки до нее. Лукас почувствовал, как его сердце, описав мертвую петлю, ухнуло куда-то вниз. Если Даршавин так издевался над ним, то что он сделает с Веточкой? С такой беззащитной, хрупкой…
- Она ни при чем! Это между мной и тобой! Отпусти ее! Я убью тебя, клянусь! Отпусти ее!
Лукас исступленно орал, метался на шконке в бессильной злобе. А Даршавин только плотнее прижимал Веточку к себе, заставляя ее вскрикивать от ужаса.
- Она нужна тебе? Иди и забери. Спасай свою ненаглядную. Свою любимую. Пока не поздно. Мы будем тут, неподалеку. Приходи. Вместе будет веселее.
И Даршавин, сделав шаг вперед, своей ручищей сгреб за поручень кресло-каталку. Подтянул к себе, толкнул в него Ветоку и ушел прочь.
А она все звала, Лукас, Лукас… И ее крик болезненным эхом отзывался в душе Норта.
Почти не давая себе отчета в том, что он делает, Лукас сел на кровати и спустил ноги на пол. Если понадобится, он ползком доползет, но вырвет Веточку из рук Даршавина. Повинуясь какому-то подсознательному приказу, он попытался встать на ноги. И, как ни странно, у него получилось. Даже не задумываясь, как он это сделал, Норт, поймав равновесие, сделал первый неуверенный шаг. Потом еще. Как ребенок, который учится ходить. Не понимая, что он делает, но осознавая, что это правильно, медленно, но верно двигался вперед. Так он добрался до двери. Она так и осталась открытой. Перевел дыхание. Сердце бешено колотилось, по спине ползла струйка пота. И куда теперь? Впереди темный коридор. Звать ее? И выдать свое присутствие? Не вариант. Чувства снова обострились до предела. Лукас снова стал из жертвы хищником, выслеживающим добычу. Прислушавшись, он услышал какой-то шум. Похожий на приглушенные голоса. И двинулся туда. Держась за стену, делая один мучительный шаг за другим.
Наконец, он добрался до двери, из-под которой выбивалась полоска света. Лукас даже не знал, что будет делать, когда откроет ее. Он не думал. Он был ослеплен яростью и стремлением спасти Веточку. Любой ценой.
Подобравшись ближе к двери, он рывком распахнул ее, и…
…Замер на пороге, обводя неверяще взглядом тесную камеру.
- А… где… как это…
Только и смог выдавить он.
У стола, стоящего у противоположной стены, сидели Олег и Ксения. И ни намека на присутствие Веточки. Только на столе лежал темный парик с длинными волнистыми волосами.
- И вы снова оказались правы, Ксения Николаевна! – Даршавин победоносно улыбался, демонстрируя свои редкие белые зубы. – Он за ней и в огонь, и в воду! Да ты заходи, его стоишь, как неродной. – Это уже адресовано Лукасу.
Ксения тоже улыбалась, но иначе. Если Олег был рад тому, что его план удался, Ксения радовалась за Норта. Она встала и подошла к нему, дотронулась до предплечья.
- Проходи, поговорим. Ты заслужил объяснения.
Лукас уже понял, что стал участником любительского спектакля. И как он мог повестись на такой дешевый розыгрыш? Но наряду с досадой он испытывал и облегчение. Веточки здесь нет, и никогда не было. И он пришел за ней, хоть и напрасно, но он пришел! Сам! Чудо это или еще что…
- Это была моя идея, - начала Ксения, когда Лукас сидел на ее месте и слушал, как она говорила. Ровно, бесстрастно, как всегда говорила о делах.  – После обследования я знала, что твоя травма не могла привести к параличу. Знала я и  то, что говорить тебе об этом было бы бесполезно. Ты можешь быть таким упрямым… - она усмехнулась. – Поэтому мы с Олегом решили устроить небольшой спектакль.
- Решили загнать меня в угол. Бейся или беги. Хм. Сработало. Вы гений, Ксения Николаевна. Непременно запатентуйте ваш метод по возвращении в столицу. Так, глядишь, и Нобелевскую премию получите.
- Лукас, зачем ты так… Я хотела, как лучше.
- У вас получилось. Если это все, могу я вернуться в камеру? Подъем здесь рано бывает.
Вот и все. Норт закрылся от нее наглухо. Как в свое время закрывался от самого Олега. Даршавин наблюдал второе действие спектакля и получал не меньшее удовольствие, ем от первого. Лукас снова стал собой. Возможно, со временем он оценит то, что сделала для него Ксения, но пока она объект его ненависти и предатель в его глазах.
Но и Ксения была профессионалом. Обида лишь на мгновение промелькнула в ее изумрудном взгляде, а потом она коротко кивнула.
- Вы можете вернуться в камеру. Я вас не задерживаю.
Обратный путь был еще большим испытанием для Норта. Отвыкшие от нагрузки мышцы дрожали, спину ломило, а голова кружилась. Добравшись до шконки, он вытянулся на ней совершенно без сил. Обо всем произошедшем он подумает завтра. Сегодня уже нет… И Лукас провалился в тяжелый, больше похожий на беспамятство, сон.
Но когда в дверном проеме его кабинета появилась Ксения… Даршавин опешил, кашлянул… и ухмыльнулся – неужели она влюбилась в Норта, да еще на столько, что готова ослушаться приказа Качимова? Но, как только он услышал план спасения Норта, понял, что о любви и речи не идет. Не баба – сплошной расчет!
Но удивиться тому, что Ксения решила во что бы то ни стало довести дело до конца мог бы кто угодно, только не Даршавин. И ее план спасения Лукаса вызвал у Даршавина ироническую ухмылку, да, ни жалости, ни сочувствия… Вот тебе и Ксения Николаевна…  Если судить по ее плану, то дама долго, упорно и кропотливо изучала дело Норта, много наблюдала и отлично проанализировала его характер, его поведение, его мотивы, его возможности… Вот и прилетела спасать его от чего? От любви? Ох, кто угодно может сколько угодно говорить о любви, а Олег просчитал Ксению в момент. Ох, не любовь движет ею, далеко не любовь…
 И то, как она посмотрела на Лукаса, каждый шаг которого стоил ему невероятных усилий.
- Я вас больше не задерживаю, - будто лед колет, а  не с человеком говорит…  Да, Даршавину было чему поучиться у этой женщины. Это у него одни эмоции, у нее же в кулаке зажата цель, и все пути, что ведут к ней, будут проанализированы и просвечены не том самом аппарате, который достался в подарок счастливому Ведьмаку.
- Извините, Ксения Николаевна, я на минуту. - Олег поднялся и вышел, он не мог не проследить, добрался ли Лукас до камеры, не нужна ли ему помощь, не мог отказаться от него с видом гордого, холодного айсберга.
Запоздалые сожаления. Так называемый разбор полетов. Еще одна из привычек, которые формируются, когда работаешь в системе. Почему обязательно сожаления? Кто знает. Потому что они всегда норовят перекрыть все плюсы и достижения. Ксения летела в Москву в еще более расстроенных чувствах, чем когда готовилась ко встрече с Нортом. Так и не смогла она его постичь. Казалось, подобралась так близко, так старалась ради него… Ради него! Себе-то хоть не ври! Ксения горько усмехнулась, благо никто на нее не смотрел. Чтобы хоть раз в жизни она сделала что-то ради кого-то, а не себя? Нонсенс. Да, была пара моментов, когда она даже сочувствовала Норту. По-человечески. Но никогда. Ни на секунду она не забывала, какова ее цель. И до тех пор, пока сочувствие не мешало ее достижению, Ксения могла себе позволить эту маленькую шалость. И, в конце-то концов, все вывернулось так, как ей было нужно. Лукас встал на ноги. Даршавин… С ним еще не закончили. Врач со странной кликухой Ведьмак получил новое оборудование и бесценный опыт.  А сама Ксения вновь доказала свою способность решать казалось бы неразрешимые проблемы. И все правильно. Тогда откуда это мерзкое чувство неправильности?
Утром Лукас проснулся впервые, не совсем понимая, где он находится. Он всегда по пробуждении четко осознавал свое положение во времени и пространстве. Даже под пытками. Даже, когда обливали водой. Или  мочей. Или когда он висел на цепях у стены… Но сегодня Лукас не понимал. Было ли произошедшее вчера сном или он на самом деле видел Веточку? Или не ее… И он ходил. Сам. На своих ногах.
Норт вывернул голову и осмотрел камеру. Инвалидного кресла нет нигде. Но  он точно помнил, что Даршавин привез его в камеру. Оставил одного. А вот то, что было после… Сон? Явь? Есть только один способ проверить.
Лукас попробовал пошевелить ногой. Получилось. Он специально смотрел на свою стопу под простыней. И это не было галлюцинацией. Он видел и чувствовал, как шевелит ногой. Значит…
Норт решительно отбросил простыню. Надо вспомнить. Просто вспомнить. Сначала одну ногу, потом вторую. Перебираясь руками по шконке, принять сидячее положение. Боль в спине была даже приятной. Значит, есть чему болеть. Было непреодолимое желание встать и походить хотя бы по камере. Но Лукас не спешил. Как будто боялся одними слишком ошеломляющими впечатлениями вытеснить другие.
А нужно было разобраться с тем, что произошло вчера.
Ксения. В роли Веточки. Даршавин. И сам Норт. Участники этого гротескного спектакля. Вот сейчас Лукас был уверен, что все, что было ночью, произошло на самом деле. И он злился, в первую очередь на самого себя, что поймался на такую примитивную наживку. Как? Почему? За все эти шесть лет Норт ни разу не обмолвился о Веточке. Только подписал документы на развод и все! Он не давал ни малейшего повода использовать ее как рычаг давления. Ни на себя, ни на нее саму. Ксения… Десятиядерный процессор вместо мозга. Как она ловко его просчитала! Ведь он был осторожен. Играл в ее игры, но … Вот именно. Думал, что они на равных. А Ксения так красиво его обставила.
Лукас досадливо поморщился, сжав в руке простыню. Так и будешь себя казнить до скончания времен? Или подумаешь, как сделать лимонад из этого лимона? Какими бы средствами Ксения ни воспользовалась, результат-то достигнут. Норт преодолел свою болезнь. Не полностью, но первый и самый главный шаг сделан. Теперь все будет зависеть исключительно от него самого. Так что хорош корить себя, досадовать и предаваться унынию. Впереди ждут великие свершения. Победа над собой. И в конечном счете, над всей этой системой.
Собравшись с силами, Лукас оттолкнулся руками от шконки и встал. Медленно выпрямился.
Не на того напали. Настанет день, и они все падут. А он останется стоять. Также гордо и независимо.
Как только Лукас выпрямился, открылась дверь. Влетел Даршавин – само воплощение движения.
- Собирайся! Нам давно пора, сколько тебя еще ждать прикажешь? – тараторил он, бегая вокруг мало чего понимающего Лукаса. 
- Собирайся? Я? Куда? – вопросы и вправду были насущными. Куда может собраться человек только что вставший на свои ноги?
- Как куда? Ты что не понимаешь? Это невероятно! – Даршавин стал волной возмущения при невероятно необратимом броуновском движении. - Нас с тобой давно не видели на пробежке! Сколько тренировок ты пропустил? Не считал случаем, на досуге? – теперь волна возмущения залила щеки, перекрывая все возможные способы достучаться до разума следователя. Лукас смотрел на него как на сумасшедшего, а Олег делал вид, будто все идет именно так, как и должно идти. И Лукас просто только что, опоздав к команде «Подъем!» более чем на четверть часа, допустил какую-то невероятную ошибку, а не стоял посреди камеры, только что научившись пользоваться ногами.
- Тренировок? – Олег как будто не заметил горечи в голосе Лукаса. - О каких тренировках ты тут говоришь? У тебя что, не все дома?
- Видимо, это у тебя не все дома! – заорал Олег, довольно громко заорал. - Тридцать секунд на сборы!  Не  слышу? - голос Даршавина стал металлическим. - Что ты позволяешь себе? Тебе сказано – собирайся на пробежку, выполняй приказ!
Даршавин почти рычал. Всего несколько месяцев назад Лукаса бы в лучшем случае упрятали в карцер. А сегодня… Олег улыбнулся одними глазами… Сегодня… Через полтора часа, после довольно продолжительных затянуто-скрипучих сборов, Олег уже гонял Лукаса на древней как ограненный камнем обсидиан на древней стоянке неандертальца, беговой дорожке. И почти не прятал самодовольную улыбку. Он нашел выход, нашел решение, нашел способ. Пусть теперь скажут, что он ни  на что не годен. А он будет горбатиться и доведет свою работу до конца.
Будь осторожен в своих желаниях, в сто тысячный раз повторял себе Лукас. Хотел землю грызть, но вернуться в прежнюю форму? Пожалуйста. Только вместо земли тебе этакий суррогат.
Когда Даршавин залетел в камеру Норта, Лукас первым делом отметил эту все еще не проходящую повышенную возбужденность. Что с ним происходило, пока он не появлялся на глаза Норта? Складывалось ощущение, что Ксения Николаевна не только держала его вдали от Лукаса, как наркомана подальше от дозы, но еще и напоследок намазала ему скипидаром пониже копчика… А если серьезно, то его можно понять. Норт является важным стратегическим субъектом, если можно так выразиться. Это он уже превосходно осознал. Не только следователи его просчитывали и изучали, но и он их. И теперь всяк, кому не лень, будет использовать его как инструмент, при помощи которого он или она продвинется по карьерной лестнице. Он как ледоруб, который вбивают в вечный лед, чтобы покорить престижную вершину. Только в отличие от ледоруба у Лукаса тоже есть свои амбиции, планы и стратегия.
Сначала Норт не понял, на что он смотрит. Он уже подумал, что Даршавин назвал тренировкой очередную пытку или медицинскую процедуру… Но это… Этого даже в кошмарном сне он увидеть не мог.
Беговая дорожка.
Олег включил самую минимальную скорость. Но и это было тяжелейшим испытанием.  Каждый шаг отдавался в пояснице болезненным ударом. Обычно, когда человек ходит, он не замечает этих ударов, все происходит естественно, они амортизируются, но когда в опорно-двигательной  системе сбой… каждый шаг превращается в мучение. Агонию. И кажется все, следующий шаг уже не сделать. Но делаешь. Еще один, потом еще.
Все тело вопит от боли, каждая нога весит не меньше тонны, переставлять их все сложнее и сложнее. Но сказать, чтобы Олег прекратил эту пытку, Лукас не может. Не потому, что он боится репрессий. А потому, что он делает сейчас именно то, что и сам хотел. Но куда как проще оправдаться тем, что тебя заставляют. Вместо того, чтобы самому заставить себя. Да ты еще спасибо Даршавину сказать должен.
Но на это просто нет сил. В горле все пересохло, вся влага из организма вышла наружу потом, Лукас весь мокрый, как будто в болоте искупался, но он упрямо переставляет непослушные ноги одну перед другой. Пот попадает в глаза, щиплет, но чтобы стереть его, нужно будет отцепиться от поручня. А это неминуемая потеря баланса и катастрофа. И Норт терпит. Сцепил зубы и терпит, глядя прямо перед собой.
Боли нет. Она существует отдельно. Все так, как должно быть. Сконцентрируйся на дыхании. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Никаких задержек. Ровный ритм.
Олег знал, что делает. И  главное – с кем он это делает. Норту не нужно никакой другой мотивации, кроме боли, через которую он должен пройти. А сейчас боль для него – жизнь. Движение. Движение отдается дикой болью в каждой клеточке тела и концентрируется в мозге, взрывая сознание, будто воздушный шарик, наполненный водородом. И если Норт решил, что тренировки это единственное или самое трудное, чем они будут заниматься, то Олег сделает ему сюрприз… Но после…  После тренировки вымотанного и почти ничего не соображающего от боли Лукаса Олег ведет в кабинет, усаживает за стол, придвигает к нему стопку чистой бумаги и ручку…
 - А теперь будет тренировка, если ты не забыл, то мы начали с твоей первой миссии… Но кое-что осталось несделанным. Вот именно теперь, когда твой мозг не чувствует ничего кроме боли,  - говорил Олег глядя в потемневшие глаза Норта, будто и правда, проникая в его голову. - Теперь, ты должен научиться свободно передвигаться в своей голове. Отключай тело от мозга,  уничтожай боль в принципе, борись с ней, как будто это она держит тебя в этих застенках. Без нее ты равен Богу. - Олег не отрывал взгляда от глаз Лукаса. - Ты сейчас можешь сделать больше, чем проникнуть в свое подсознание, ты можешь пройтись по воде и совсем не почувствовать боли, а главное – понять, что ты значишь для Пирса. Кто ты для него – игрушка, рядовой сотрудник или тот, на кого были сделаны ставки, тот, ради кого не жалко было пустить в расход пешек. Проникни в тот день, найди зацепки, размотай это дело.  – Изнывающий от боли Лукас слышал только этот ровный проникающий в каждую клеточку мозга голос, зовущий его туда, в прошлое, и никто другой, кроме него не смог бы понять смысла этих слов. Но Лукас понимал, это важно для него. Одна беда, он понимал и другое – теперь его сознание открыто для Даршавина, он не только может проникнуть в него, что проделывал не раз, но и управлять им, а этого допускать было нельзя… или можно? Можно было научиться управлять сознанием Даршавина, если их проникновение будет взаимным? Ведь теперь они оба в одинаковых условиях. Глаза в глаза, вселенная во вселенной… и тихий проникновенный голос сливается с бархатным звуком ветра…
Забудешь тут. Захочешь, да не забудешь. Не тот человек этот Даршавин, чтобы взять и отпустить что-то начатое. И не довести до конца. Тот факт, что он больше не цепляется к теме операции в Чечне, обосновано лишь одним. Тем фактом, что воспоминания об этом ранят и его самого тоже. Зато о первой миссии Лукаса он будет спрашивать и спрашивать до последнего. Пока не услышит то, что хочет услышать.
Когда Лукас был на дорожке, он мечтал убраться с нее. Мечта сбылась.  Он сидит за столом. Стало легче? Ничуть. Если бы только можно было лечь на пол. Прямо тут у стола. Писать что-то? Да вы издеваетесь? Лукаса от перенапряжения трясет так, что он не то, что писать.  Сидеть ровно может с трудом.
Выбрал же Олег момент. Когда сопротивляться нету ни малейшей возможности. Что, опять? Лукас разозлился. Будет ли этому конец? Этим искусственно созданным ситуациям, в которых он все время должен преодолевать самого себя? Ради чего? Или ради кого. Уж точно не ради Гарри Пирса…
Гарри Пирс… Кем он был для Лукаса? Примером для подражания? Точно нет. Фигурой отца? Отчасти. Кем-то, на кого Лукас смотрел снизу вверх. Иерархия, субординация. Было что-то еще. Лукас очень хотел завоевать симпатии Гарри, стать лучшим в его глазах, заставить собой гордиться.
А сам Гарри? Ценил ли он Лукаса? Уважал по крайней мере? Или Лукас был для него на самом деле расходным материалом? Но Пирс из них двоих с Джеффом выбрал Норта. Более молодого, более перспективного, более… близкого по духу? Это же не было только у Норта в воображении, что Гарри относится  нему как-то по-особенному, по-отечески, что ли… такие вещи не говорят вслух, они плохо поддаются описанию и анализу, их просто чувствуешь.
Так. Стоп. Что происходит? Такое ощущение, как будто в твой разум запустили зонды и выкачивают образы, как только они успевают сформироваться. Вот уже чему не бывать. Если очень хочется перестать чувствовать, почему бы нет?
Лукас оставляет свое сознание и воссоединяется с агонией. Она как только этого и ждала. С утроенным рвением набрасывается на него, скручивает тяжелой болью все мышцы.
- Это бесполезно, - чуть слышно говорит Лукас. – Я не могу больше.
Олег мог бы и пожалеть того, кто по его вине так страдает. Да только с чего бы ему было жалеть Лукаса, от чего это вдруг начать испытывать чувство вины или угрызения совести, и почему жалеть нужно одного лишь Лукаса Норта? Тут в тюрьме уже столько народу можно было бы пожалеть. Некоторые даже умоляют старшего следователя о жалости и снисхождении. - Вот сейчас не понял, - отстранившись от Лукаса, как будто желая разглядеть его получше, - что это сейчас было? Ты это сейчас серьезно? Не можешь?  А кто может? – Олег, встал и обойдя стол, остановился у окна, -  Не можешь больше? Или у меня глюки, или передо мной не Лукас Норт! – Даршавин закурил, и пустив мутное облако дыма в пространство, еще раз затянулся, сделал шаг к все еще сидящему Лукасу. - Ты всерьез полагаешь, что я должен прекратить допрос только на том основании, что ты не можешь? – очередная порция дыма вырвалась изо рта следователя вместе со смехом и повисла над головой Норта. Даршавин гоготнул еще раз. – Нет, вы посмотрите на него! Он решил сдаться! - теперь Олег уже не пытаясь сдержаться откровенно смеялся над Лукасом. - Ну, что ж, девочка моя, можешь идти к себе, я тебя больше не задерживаю. – И следователь махнул рукой в сторону двери. Но конвоя в дверях не было.
- Как, то есть один? - у Лукаса даже глаза округлились, ведь еще ни разу, как бы ни складывался допрос, ни разу в камеру Лукас не шел один.
- Шуруй, давай, буду я еще народ от дела отрывать ради тебя. - Утирая слезы в уголках глаз проворчал Олег, нужно было прекращать ржать, но один лишь взгляд на Лукаса приводил к новому приступу смеха.  - Уйди от греха подальше, не то помру же от смеху, кто тогда будет тебя допрашивать? А? Подумай хорошенько, какое мне дело до того что ты не в состоянии сделать простых вещей? Ты никогда не думал, что я не могу? Или кто-то еще? Иди, видеть тебя не хочу! Слабак! Не можешь сделать небольшого усилия, о чем тогда говорить с тобой? Уходи! – и Олег отошел к окну, чтобы не видеть даже как выйдет Лукас…
Норт посмотрел на Олега еще раз. И хорошо, что тот не видел его взгляда. Осуждающего. Презрительного. Полного разочарования и отвращения. Псих. Психопат. Истеричка.  Если Лукас и питал хотя бы некое уважение к Даршавину до тех пор, то сейчас оно исчезло. Бесследно. Да, он опасный противник. Да, от него зависит судьба самого Норта. Но, даже будучи бесправным заключенным, Лукас сохранял чувство собственного достоинства. И в этом было его основное отличие от Даршавина. Как хотелось Олегу унизить Лукаса! Тем более, когда тот давал повод.
- Да пошел ты.
Негромко, но отчетливо произнес Лукас, вставая со стула, тяжело опираясь на стол. Если ты думаешь, что твой приступ истерики меня хоть мало-мальски огорчил, спешу тебя разочаровать. Вовсе нет. С преогромным удовольствием вернусь в камеру. Подальше от тебя, неадекватное существо…
С этими мыслями Норт медленно, но с достоинством покинул допросную. На пути к камере ему не встретился ни один охранник. Странно. И камера оказалась не заперта. Это было все, что нужно было Лукасу.  Он вошел, прикрыл за собой дверь и растянулся на шконке, наплевав на все запреты и правила. Не он первый начал их нарушать.
Олег был в бешенстве. Он посмел отказаться. Ну что ж. завтра у него не будет сил даже для этого. Уж об этом Даршавин позаботится.  А сейчас… Олег подошел к сейфу, вытащил стопку дел. Если сейчас не выплеснуть эту дикую раздирающую сознание злобу, можно будет МЧС вызывать.
- Заключенного тридцать пять пятьдесят в допросную. – Коротко гаркнул в трубку старший следователь. -  Посмотрим, что сможет сказать этот фрукт, уж его-то никто не отправит до камеры без конвоя. Это для Норта Ксения выбила некоторые привилегии, и теперь он может еще и передвигаться по зоне куда пожелает. Только сам он об этом пока не знает, вот и округлил глаза. Даршавин ухмыльнулся. Ловко же он свалил, не захотел, чтобы я рылся в его мозгах. Но это только начало, скоро он сам захочет порыться в чужих мозгах. Это слишком заманчиво, не то что лежать в камере и пялиться в потолок.
Так ворча себе под нос, старший следователь убрал со стола и бумагу, и подставку с шариковыми ручками, и даже сигареты с зажигалкой засунул в карман. На железный стул прикрепил браслеты, так же, как и к столу, как когда-то для Норта, тоже прицепил пару наручников, на тумбочке рядом со столом заняли давно распределенные места пара резиновых дубинок, электрошокер, полиэтиленовые пакеты, перцовый спрей и еще несколько мелочей, которые вовсе не могли послужить проявлением заботы и сочувствия  и человеколюбия.
Дверь открылась, вошел ворхровец.
- Заключенный тридцать пять пятьдесят доставлен, - равнодушным тоном отрапортовал он,  и на короткое: «Давай!», открыл дверь, чтобы второй конвоир впихнул в комнату щуплого парнишку, который от предчувствия беды, уже готов был подписать все на свете, но как же неудачно попалось его дело на глаза Даршавину. Потому что в этот раз, следаку не нужны протоколы, ему нужен всепоглощающий страх, который сковывает и парализует, и невыносимая боль, от которой  челюсти хрустят и рассыпаются, как хрустальные рюмки…
Вам знакомо ощущение, когда ты сделал невероятную работу, да так, что твой опыт может войти в учебные пособия. Так, что гордость переполняет тебя, хотя ты стараешься не показывать этого. Просто не принято. Но в глубине души ты знаешь, что если бы не ты, ничего бы не поучилось. Это равносильно тому, что ты взял и, найдя точку опоры, перевернул землю. И ты летаешь как на крыльях.
А потом появляется кто-то, кто опускает тебя с небес за грешную землю, да так элегантно, непринужденно, заставляя тебя чувствовать себя полным и окончательным болваном. Неприятно, не правда ли?
Именно это и чувствовала Ксения, неуютно выпрямившись на стуле. Качимов все еще не отводил взгляда от своей протеже, как будто силился понять, как и где он в ней ошибся.
- То есть, ты считаешь, что тот факт, что следователь изнасиловал своего подследственного, может являться весомым основанием для его отстранения и последующего перевода в более отдаленные колонии? Я правильно тебя понял?
Голос по-прежнему бархатный, обволакивающий, по-отечески заботливый. Но Ксения чувствует, что это все предвестники несчастий. Которые вот-вот обрушатся на ее голову. И повернуть бы вспять, да она уже прошла точку невозврата. Ничего не остается, кроме как идти вперед до конца.
- Да, Аркадий Александрович, я так считаю.
Очень хорошо. Никакой дрожи в голосе, ни тени сомнений. Только стопроцентная уверенность в своей правоте.
Качимов снисходительно улыбнулся и покачал головой.
- Боюсь, я тебя разочарую, Ксюша. Такие вещи отнюдь не редкость и уж вовсе не основание для репрессий. Так что этот вопрос закрываем. – Он посмотрел на сидящую напротив Ксению, отчетливо осознавая, что будет скучать по ней. По ее красоте, уму, даже вот такой прямолинейности. Которая и довела ее… До логического финала. – Ты же профи? – Ксения кивает. – Так и веди себя, как профи. Ты отлично потрудилась, доказала свою способность оперативно и эффективно решать возникающие проблемы. За это тебе спасибо. И я уверен, приобретенный бесценный опыт пригодится тебе на твоем новом месте службы.
Ксения затаила дыхание. Ее переводят? Куда? Когда?  Но вслух не произнесла ни звука.
- Приказ о твоем назначении будет подписан уже завтра. Так что можешь идти и собирать вещи. И не забудь положить бикини. В Мельбурне сейчас еще очень тепло.
- В… Мель…бурне? – запинаясь, переспросила Ксения.
Качимов квнул.
- Но… Это… это же в Австралии!
- Спасибо, что поделилась своими знаниями в области географии. Ты станешь заместителем директора нашей резидентуры там. А со временем займешь его место. Это огромный шаг вперед. Как видишь, твои заслуги не остались без признания, а старания не пропали даром. С твоим аналитическим умом, оперативностью действий, я не говорю уже о потрясающих внешних денных, ты станешь там звездой.
Ксения судорожно сглотнула.
- Да, Аркадий Александрович, благодарю за оказанное доверие. Я не подведу, я обещаю. – улыбка получилась совершенно естественной, радостной. Прав Качимов, она профи. И будет вести себя как профи.
А поплачет она, когда ее никто не будет видеть. В укромном уголке в парке, куда пойдет на вечернюю пробежку. Обидно, черт подери! Вложить столько сил, столько времени, работать на будущую карьеру… Но по факту на кого-то чужого, а не на себя. И вот награда. Австралия! На другом конце света! Только бы подальше от Норта… Ах, Аркадий Александрович, отомстит вам тот, кто над нами.
И снова дни полетели один за другим. Есть своя прелесть во всем, если хорошенько ее поискать, даже в рутине. Каждый день Лукаса начинался с занятий на дорожке, снаружи погода испортилась, и, по всей видимости, Олегу и самому не хотелось лишний раз выходить под моросящий дождь и пробирающий до костей ветер. Вот и гонял Лукаса под крышей. Немилосердно. С каждым днем увеличивая продолжительность пробежки вместе со скоростью движения дорожки. И никакого особого отношения. Не как в первый раз, когда Лукас загремел в больничку, и Даршавин кормил его всякими вкусняшками практически с руки. Сейчас Даршавин только и исключительно требовал. Даже не пытался мотивировать, поддержать, сказать хоть раз, у тебя все получится. Нет. Только резкие окрики. Быстрее! Шевелись! Заключенный из двести пятнадцатой и то быстрее тебя шевелится, а он умер на прошлой неделе! Мне за шокером сходить, чтобы тебя простимулировать? Не искушай, а то я не поленюсь. И все в таком духе.
Но Лукасу и не нужно было никакое особое отношение. Он уже слишком хорошо знал Даршавина, и знал также и то, что дальше угроз дело не пойдет. Норт дал свое согласие на сотрудничество. Теперь он стал еще ценнее, чем был прежде.
И доказательством этому служили и ежедневные умственные упражнения. После того, как Лукас практически умирал на беговой дорожке, ему разрешалось быстро сходить в душ и привести себя в порядок. А потом они с Олегом шли в допросную. И начиналось самое интересное. Даршавин ставил перед Лукасом задачи, моделировал ситуации, подобные тем, которые могут возникнуть в полевой работе. И Лукас должен был в указанное время предоставить решение этих задач. Зачастую вводные менялись прямо на ходу. А в жизни всякое может быть! Отвечал на недовольный взгляд Лукаса Даршавин. Лукас знал. И искал другое решение. Иной путь. А Олег тем временем изучал образ его мыслей, логические цепочки, методы анализа, пользуясь уже отработанным механизмом проникновения в сознания Норта. После этих тренировок Лукас чувствовал себя еще более измученным, чем после физических нагрузок. Потому как не одному Даршавину был открыт доступ в подсознание Норта. В эту игру можно было играть вдвоем. Но пока Лукас был слишком занят тем, чтобы показывать Олегу лишь то, что было необходимо. То, что тому нужно и можно было увидеть. Не более. Да еще и представить все так, чтобы казалось естественным и единственно возможным.
Но и после этих изнурительных тренировок Лукасу не было покоя. Война войной, а обед по расписанию, это да. Но потом он поступал в распоряжения ведьмака. Здесь его ждал другой комплекс упражнений для укрепления мышечного корсета. Это была самая приятная часть. Ведьмак по крайней мере хвалил за старания и подбадривал, видя, как нелегко даются Норту казалось бы простые движения. Прежние разногласия между этими двоими остались в прошлом, но и прежних доверительных отношений больше не было. Как говорят русские, кошка между ними пробежала.
Так прошел почти месяц. Лукас восстанавливался быстро, у него было огромное желание и все время мира, чтобы вернуться в прежнюю форму. Уже вернулась кошачья грация движений, уверенность и сила.
А потом Даршавин снова пропадает. И Лукас остается в вакууме. В неизвестности. Терзается вопросом ответ на который не в силах найти. Что он сделал не так? Где ошибся? Где оступился? Это все? Их договоренность аннулирована?
Олег смотрел на Норта и понимал, что тот становится все более опасным, от того эта игра рождала желание. Как будто специально. Он тренировал универсального солдата, который в конце концов разрушит весь мир. Отчетливо понимая это, Олег с настойчивостью маньяка лепил из Норта монстра. Единственное, чего он хотел – увидеть результат этой работы. И никакие инструкции не могли ограничить их взаимопроникновение. Вскоре после начала тренировок и тренингов, Олег уже не мог без них обходиться.
Но однажды, он понял, что пора переставать игру, пора приступать и работе.  Точнее - к проверке приобретенных навыков.  И как всегда, у него все было по утвержденному плану. Предусмотрительный, прошаренный во всех тонкостях своей работы Даршавин все делал четко по плану. Правда, как он составлял этот план, и как ему удавалось его утвердить, это уже тайны конторы. Знал бы Лукас, что вся его боль расписана буквально по строчкам, абзацам, все давно было определено…
А потом… Потом план предусматривал некую ломку. Поскольку сам Даршавин чувствовал потребность в общении с Нортом, не трудно было предположить, что и Норт будет нервничать без него. Хотя бы от того, что потеряется в догадках о своей значимости и необходимости для миссии. А это единственный его шанс на возвращение на родину. Есть от чего занервничать. По отчетам Ведьмака Олег наблюдал за объективным состоянием Норта. Пульс, давление, дыхание, сердцебиение, обычные медицинские параметры могли дать массу поводов для анализа ситуации.
Все же, спустя с дюжину томительных дней в отсутствии Даршавина, Лукас имел сомнительное удовольствие лицезреть его. Олег пришел в его камеру перед отбоем. Сел подле Норта на шконку. И началось.
- Ты понимаешь, какое дело, Лукас, - проникновенно говорил Даршавин, приобняв Норта за плечи. – Ведь по сути-то никому нет до тебя дела. Никому, кроме меня. У них у всех, - он очерчивает ручищей полукруг, как будто обозначая «их всех».  – У них своя жизнь. Они слишком заняты своей жизнью. Свои дела, свои заботы, понимаешь… А до твоей им дела нет. Им некогда даже подумать о тебе, не то, что помнить.  А ты все надеешься… Ждешь… Сколько лет-то уже? Пять? Шесть? Лукас-Лукас. Не мальчик ты уже, чтобы верить в чудеса. Чудес нет. Есть только ты. И есть я. И у меня всегда есть для тебя время. I will always be there for you.
Лукас порывается возразить, что это утверждение как-то не стыкуется с тем, что Олег может неделями не заходит к нему. Но Даршавин останавливает, сжимая плечо.
- Знаю, что ты хочешь сказать. А тут ты сам виноват. Ты вынуждаешь меня на такие меры. Думаешь, мне легко? Наказывая тебя, я наказывал себя в первую очередь. Мое сердце разрывалось на части, а душа рвалась к тебе.
Эти проникновенные интонации. Эти задушевные нотки в голосе Олега.  Лукас знает, что это очередные способы манипулирования его сознанием,  но почему, почему ему так хочется поверить в то, что говорит Олег?
- Ты мог придти. Но не приходил.
Отчаянная попытка противостоять этому обволакивающему теплу речей  объятий.
Разбуди свою обиду, преврати ее в злость!
 - Я знаю, Лукас, знаю.
Сколько раскаяния, сколько безграничного сожаления…
- Но я сейчас здесь, я с тобой. Я рядом.
Так хочется поверить, что Олег искренен сейчас. И так легко убедить себя в том, что он ведь прав. Только он был рядом все эти четыре года. Он не дал Лукаса ни одному из других следователей. Он охранял его ревностно, как свою собственность. Не всегда, далеко не всегда их отношения были безоблачными. Но это же жизнь. У всех бываю взлеты и падения. Процесс неважен. Важен итог. А по итогу Олег сейчас рядом с Лукасом. Не Веточка.  Не Гарри. Олег. Этот суровый русских мужик. Сидит и втолковывает бывшему британскому шпиону прописные истины.
- Только не оставляй меня больше, - умоляет Норт едва слышно.
- Я не оставлю, не оставлю, - заверяет его Олег, прижимает ближе и гладит по голове, как потерявшегося щенка.
Вот сейчас. Тот самый момент.
- Я сделаю все. Все, что ты скажешь. Только не оставляй меня снова.
Кажется, все как раз в меру. И надрыв, и отчаянная мольба, и искреннее пламенное заверение в своей верности. Надо бы еще добавить щенячий взгляд, но это был бы явный перебор. Поэтому Лукас просто замирает под рукой Олега. Как будто в ожидании приговора. Оставят ему жизнь или обрекут на верную погибель.
Норт не может видеть выражения лица Олега. Он может лишь догадываться. По тому, как сменился ритм дыхания, сердцебиения, как дрогнула рука Даршавина.
- Я буду рядом, Лукас. No matter what.
И когда осознание пришло к нему во всей своей великолепной простоте и четкости,  Лукас  ощутил спокойствие. Безмятежность. Казалось бы, впору было предаваться отчаянию, ощутить разочарование, прежде всего, в себе, но ничего подобного. Это слегка пугало Норта, но лишь очень незначительно. Так давно судьба подводила его к этому, а он так сопротивлялся. Зачем? Осознав всю тщетность своих усилий, Лукас горько усмехнулся. Про себя, разумеется. Внешне он остался таким же бесстрастным и отрешенным. Что же. Пусть так. Чем грести против течения, выбиваясь из сил, не лучше просто дрейфовать?
Олег сидел за столом своего кабинета, роясь в бумагах, как решение пришло само собой… как и в тот день, день первой тренировки … Олег нажал кнопку вызова. Миша с Гришей теперь ошивались круглосуточно у его кабинета, Лукасу проявлялось некое молчаливое доверие, хотя пара камер работала круглосуточно. В проеме двери показалась Гришина башка, которую давно пора было стричь.
- Че, Олег Вадимыч, сгонять?
- Я те щас сгоняю! – Даршавил вовсе не удивился готовности услужить, удивился слишком уж довольному виду Гриши. Пора бы и их погонять, да побольше, чем Норта. А то скоро в тюрьме останутся двое бойцов – шпион и следак. Остальные будут только жрать и пиво хлестать. – Заключенного тридцать пять пятьдесят в допросную через двадцать минут.  Мишу ко мне!
Гриша скрылся, послышался короткий разговор, толчки – развлекаются добры молодцы, в дверь протиснулся Миша. Олег знал, что младший братец неравнодушен к Лукасу. Ну, посмотрим, что будет дальше.
- Заключенного Норта в допросную через  тридцать минут. В наручниках. Выполнять. – Олег понимал, что такой приказ вызовет вопросы у всех – они уже давно привыкли, что Норт ходит без наручников и без конвоя, как такового. Хотя он не шлялся по тюрьме, еще чего не хватало, но надевать на него браслеты? И, кому, Мише? У того физиономия вытянулась, как будто ее растянули спецэффектами. – Введешь без предупреждения, чтобы там не происходило, ясно?
Миша кивнул. Вот это ему было уже понятно. Начальник задумал что-то, но браслеты?
 - А браслеты?
- А я что говорил про браслеты?
- Привести в наручниках, – протянул Миша, едва сдерживаясь, чтобы не начать обсуждать приказы.
- Ну? Сам сообрази, если бы их нужно было снять перед допросной, то нахрена их тогда было вообще надевать? Выполняй. Все.
Олег терял не только терпение, но и время на подготовку допросной. И как только Миша исчез, Даршавин направился по коридору, готовить место нового эксперимента.  Впрочем, все было как обычно, кроме лишнего стула для допрашиваемого, но для кого?
Гриша ввел заключенного, как и положено было, через двадцать минут. Парень уже знал, что значит все это. Знал и то, что подписывать протокол ему не дадут. Но зачем его так нещадно бьют, он понять не мог. Он просил о пощаде, его светлые кудряшки липли к вспотевшему от ужаса и боли лбу, кровь капала из рассеченной губы, но Олег работал профессионально, парень все время был в сознании и ни разу не забылся даже на пару секунд. Даршавин перевел взгляд на часы. Пора. Удар тока дал подследственному такое желанное забытье. Дверь открылась, Миша ввел Лукаса и указал на стул.
- Садись, нечего тут стоять. Мне нужна твоя помощь. У этого вот человека, - Олег указал на парня, - есть возможность сбывать уран-235, но как, а главное кому он его сбывает? А если это террористы? В общем, твоя задача войти в контакт и узнать все по этому вопросу. Времени у тебя будет минут 10, пока я выкурю сигарету и сделаю пару распоряжений. – Все это Олег говорил, глядя в глаза Лукасу, будто не будто целой недели его отсутствия, будто они только что расстались, и Лукас только и делал, что ждал вызова в этот кабинет. И выбора у Лукаса тоже не было, Миша уже пристегнул его ко второму стулу и вышел, подгоняемый Олегом. Еще минута, и клиент придет в себя.
А вот это был неожиданный поворот. Лукас, пользуясь тем, что сидящий напротив заключенный был без сознания, беззастенчиво рассматривал его. Совсем еще молодой, лет двадцать пять, не больше. А самому-то Лукасу сколько? И себя молодым он уже не считает? Причудливые фокусы выкидывает мышление, когда обстоятельства соответствуют… И у этого салаги была возможность красть уран? Да ладно. Это что, очередная проверка? Но как-то парень на подставного актера не похож. А профессор, он разве был похоже? В этих стенах никогда не знаешь, кто есть кто. Так что лучше придерживаться тех вводных, которые сообщил Даршавин.
Веки парня задрожали, ритм дыхания сменился. Он приходил в себя.
- Эй! – позвал Лукас.
Парень помотал головой, явно не понимая, откуда идет звук.
- Эй! – Лукас громко щелкнул пальцами, благо в наручниках это сделать можно было запросто. – Очнись! На меня смотри! – рявкнул он.
Парень поднял голову и сконцентрировал расфокусированный взгляд на Норте.
- Жить хочешь? – спросил Лукас без предисловий.
- Х-хочу, - заикаясь, выдавил парень, судорожно втягивая воздух.
Еще бы. Все хотят. На этом строится большая часть вербовок.
- Слушай внимательно, повторять не стану. – Негромко, но четко произнес Лукас, в упор глядя на парня, держа его взгляд, не отпуская ни на секунду. – Я здесь, чтобы помочь тебе. Помочь тебе отсюда выйти.
Глаза парня округлились, но он ничего не смог сказать.
- Там, на воле, твои друзья. Они хотят тебе помочь. Они меня и прислали.
Похоже, Лукас не промахнулся. Парень улыбнулся разбитыми губами.
- Я вытащу тебя отсюда. Только ты должен мне помочь. Поможешь?
Парень закивал так рьяно, что Норт на секунду испугался, что его голова оторвется и шлепнется на залитый кровью пол раньше, чем   удастся выяснить хоть что-то. Обошлось.
- Как тебя звать?
- Во…Володя…
Его даже не смутило, что его спаситель не знает имени того, кого должен спасти. Очень хорошо. Когда человек находится в отчаянном положении, и уже прощается с жизнью, он не обращает внимания на подобные мелочи, стоит завести речь о его чудесном избавлении.
- Так вот, Володя. Ты знаешь, что все имеет свою цену. В том числе и твое спасение. Ты же хочешь вернуться домой?
- Хочу! – отчаянно дернулся на стуле модой человек.
- Очень скоро ты будешь дома. Все закончится. Весь этот кошмар.
Пообещай человеку то, чего он страстно желает, и ты для него царь и бог.
- Да, да, я все сделаю, все сделаю, обещаю, только вытащи меня, вытащи отсюда, умоляю!
Парень сорвался на сбивчивый речитатив, и Лукас досадливо поморщился. Он терпеть не мог таких сопливых сцен.
- В обмен на свою свободу ты должен сказать, куда ты дел уран.
Володя тут же отпрянул. Часто задышал. Фиолетовая жилка на его шее проступила явственнее и затрепетала в такт ударам его бешено колотящегося сердца.
- Я не… у меня нет… нет его…
Врет. Явно врет. Боится и врет. Хочет жить, но тех для кого достал уран, боится еще больше, чем смерти.
Так это не проверка! Володя действительно украл уран!
Лукас почувствовал охотничий азарт. Это, как ему казалось, давно позабытое чувство. Когда ведешь допрос и уже почти физически ощущаешь в руке кончик ниточки. За которую потянешь и размотаешь весь клубок, каким бы запутанным он ни был…
- Жаль. А я хотел тебе помочь. – Лукас вздохнул и откинулся на спинку стула. – Но ты не хочешь пойти мне навстречу. А мог бы еще жить да жить…
Лукас отвернулся и принялся смотреть на стену с таким видом, как будто все самое интересное происходит там. А судьба Володи его теперь ничуть не занимает.
- Эй, ты не можешь так поступить со мной!
Откуда что взялось. Володя дернулся на стуле с такой силой, что Лукасу показалось, что он выломает его крепления из пола. Но до этого не дошло.
- Ты обещал меня вытащить отсюда! Ты обещал! Я не хочу тут оставаться! Я не могу! Я боюсь! Мне страшно! Вытащи меня отсюда, вытащи, вытащи, вытащи!
У Володи снова началась истерика. Лукаса страшно раздражали эти надрывные вопли.
- Заткнись! Прекрати истерить, как баба! Собери свои мозги в кучу, или что там у тебя вместо них осталось! Быстро скажи мне, где уран! Это твой последний шанс. Иначе я выйду вон в ту дверь, а ты останешься тут навсегда, пока не сдохнешь!
Как обычно, такие жесткие окрики лучше приводят в чувства, чем сюсюканья и уговоры. Сработало и на этот раз. Володя перестал скулить и лить слезы. На него было омерзительно смотреть. Опухшее от побоев, а теперь еще и от слез лицо с потеками крови и соплей…
- Это страшные люди, страшные люди… - быстро зашептал Володя, округлив глаза. – Я не знаю, куда они дели уран, не знаю. Я только подпись подделал, подпись своего начальника. И сделал отгрузку. Все, я не знаю ничего больше, клянусь!
А вот сейчас он говорил правду. И ниточка уже стала более осязаемой.
- Как они на тебя вышли?
Спрашивать, что это были за люди, смысла не имело. Все равно не скажет. Имена явно вымышленные. Документы все липовые. А места обитания и встречи это уже что-то. Это как раз могло стать зацепкой.
- Я задолжал им денег, много денег! Они сказали, что убьют сначала мою семью, а потом меня…
Лукасу был прекрасно знаком этот затравленный алчный взгляд. Сколько раз он видел его в одной из своих прошлых жизней.
- В России азартные игры запрещены. Как ты умудрился?
- Это подпольное казино, подпольное. На хате одной. На проспекте Ленина. От музея недалеко, там в арку пройти надо, а потом на двери код набрать…
В этот момент дверь распахнулась и в допросную влетел Даршавин, а следом и Миша.
- Этого увести, - распорядился Олег, кивнув в сторону Володи.
Тот вжался в стул, как будто теперь не хотел уходить из допросной, хотя совсем недавно его чуть не волоком приходилось туда тащить, так он упирался. Миша отстегнул наручники и легко вздернул заключенного на ноги.
- Пошел! – и за шкварник вытащил из допросной.
Нет, в том, что Лукас может бродить по подсознанию, искать там ответы на вопросы, и даже управлять им, Олег был уверен. Другое дело, станет ли Лукас делиться полученной информацией. Захочет ли добывать ее для Олега. Судя по яростному блеску глаз, Лукасу понравилось это занятие,  но предоставить ему поле деятельности ему мог только Олег. Только в его власти было запереть Норта в изоляторе или добыть место в общей камере. И они оба это знали.  Олег видел, что злость Лукаса погасла, как только он понял причину применения наручников.
 Сигарета, которую Олег честно тянул, как мог, закончилась. Распоряжения Мише на счет допроса он уже дал. Так что у британца в распоряжении минута-другая, не больше, а потом …
А потом Лукасу придется решать, что он хочет, пойдет ли следом за этим недоделанным игроком или уйдет в небытие. Потому что если он не захочет работать на Олега, то и говорить с ним больше не о чем.
- И зачем?
Лукас задал один-единственный вопрос, когда остался наедине с Даршавиным. Зачем ты разыграл этот спектакль.
Зачем прервал разговор, ведь я был так близко.
Зачем было затевать это все, если не доводить до конца.
Нужное подчеркнуть.
Но Олег даже не подумал ответить.
Миша, как всегда, выполняет свою часть работы на отлично. Еще бы ее не выполнить.  А вот Олегу нужно понять, что же дальше…
Они остались одни, но времени у них практически нет.
-  Миша поведет подследственного через пропускник, чтобы выиграть время. Но. Чтобы у парня не возникло подозрений и сомнений, ты должен войти в камеру через минуту после него. Из этого следует вопрос: ты хочешь вывернуть этого прохиндея наизнанку? – Даршавин мог бы назвать кучу причин, по которым Лукасу нужно было это сделать. Но он намеренно спросил о желании. В этом деле большее значение и для дела, и для Лукаса имеет его желание работать. Желание искать новые пути завладения информацией. – Тебе самому интересно, каким образом можно украсть уран со стратегического объекта? А еще больше - тебе интересно, можешь ли ты вытащить из него то, что он и сам забыл? Если да, я нажимаю кнопку вызова конвоя, и тебя ведут в ту же камеру, что и этого сосунка, если – нет, то я больше тебя не задерживаю.
И Даршавин демонстративно отвернулся к окну, давая Лукасу на размышление ту минуту, которая и осталась в запасе. Всем своим видом показывая, что никто на него не давит… хотя, как раз, ежу было понятно, что на него давили. Еще как давили. Опять выбор. И конца, и края не было этим выборам, а кто может предложить ему что-то другое? Что-то тут конкурентов не видно… 
Каким местом Олег увидел, как Лукас кивнул? В отражении в стекле, не иначе.  Но раз согласие получено…
- Смотри, - Олег открыл дело этого парня.
«Свиридов Владимир Геннадьевич. 1980 года рождения. Родился в городе Д… Учился в школе 18, окончил ПТУ63, работал…» Даршавин не стал зачитывать все подряд, Лукас и сам грамотный, прочтет.
- Вот самое интересное – работа. Каким макаром он попал на эту работу, одному Богу известно, но узнаешь – тебе плюсик. Но, его предприятие было связано с программой возвращения ядерного наследства, из бывшей ГДР  вывозили «братскую помощь», и кое-что утилизировали, кое-что консервировали, а этот Владимир Геннадьевич, мать его, оказался одним из звеньев простой схемы, уж кто ее создал, нам не понять. Но. Ставили вот такого болванчика, он делал то, что от него требовалось, через месяц-другой он увольнялся. Обычно незадолго до проверки. Потому что никому не нужно уголовное дело. Потому что мы все равно будем его дожимать. И он выложит все, что знает. А кому это надо? Правильно, никому.  Но беда в том, что он знает мало. Его сознание знает мало. Твоя задача, проникнуть в него и вытащить ту информацию, которую он и сам не знает. Кто, как и почему его пристроил на эту работу. Имеют ли его руководители связь с террористами. Где базируются и чем занимаются его хозяева. Как и куда хотят, или уже сбывают сырье. В общем, все, что он мог видеть даже краем глаза, слышать в полуха. Все, что сможешь вытащить из него. Обещай ему рай на земле, мне все равно как ты будешь его уговаривать, но добудь все, что только возможно добыть. Задача ясна?
- Предельно.
Еще бы Лукас не согласился. Он ненавидел предательство в любом его проявлении. И неважно, кем и по отношению к кому или к чему оно совершалось. К его родной Британии или к чужой враждебной России. И это пьянящее чувство превосходства и контроля…  Неописуемо приятно испытывать его снова и снова, и не только с Даршавиным. Это уже пройденный этап. А вот новизна. Свежий вызов. Это уже совершенно другое дело. Позволить себе вновь почувствовать себя охотником, а не добычей, которой слишком долго себя ощущал… ради этого одного Лукас мог бы согласиться на многое. А многого и не требовалось. Всего лишь вспомнить доведенные до автоматизма навыки допроса и адаптировать их под текущую ситуацию. Вот Лукас и согласился, практически не раздумывая.
Олег нажал кнопку вызова. В дверях появился вохровец, а Лукас получил быстрый, короткий, без замаха, удар в челюсть, для пущей убедительности. Олег угодил в губу, из которой тонкой струйкой потекла кровь…
- Вот так-то будет лучше, - самодовольно проговорил старший следователь. И потом уже охраннику. - Чего смотришь? Не рассчитал малость, но смотри, чтоб об этом ни одна живая душа не узнала! –  посмотрев в звереющие глаза Лукаса, произнес. - Нормально все, жить будет. Веди его в шестьдесят первую, там в себя придет. – Олег отстегнул наручники Лукаса от стула, дернул его, заставляя встать, и уже с улыбкой посмотрел в спину, когда конвоир выводил его за дверь…
Лукас, пошатываясь, вышел из допросной. Даже такой вроде бы несильный удар Даршавина был весьма чувствительным. Или Норт уже отвык от его побоев?
- Слышь, а шестьдесят первая общая или?
Лукас уже давненько смекнул, что после отъезда Ксюши у него появились некоторые привилегии. Но он ими не злоупотреблял, берег для ситуации вроде этой. Обычно заключенным запрещалось разговаривать с конвоирами. Но с Мишей у Лукаса были молчаливые особенные отношения.
Миша ответил не сразу. Ему нужно было больше времени, чтобы сообразить, то он может ответить Норту без нарушения инструкций.
- На двоих.
Видимо, слова «двухместная» в лексиконе Миши не было в принципе. Да итак понятно.
Хорошо, что Даршавин сообразил не садить их в общую камеру. Там за такие вопросы, которые собирался задавать Лукас, его живо поставили бы на перо. Стукачей, или наседок, крыс, не любит никто.
Володя сидел, вжавшись в угол, на полу и вздрогнул, вздернув голову, когда дверь в камеру открылась. Узнавание принесло облегчение, которое тут же отразилось на лице Володи. Но он догадался не произнести ни звука, пока Миша не снял наручни с Лукаса и не ушел, заперев дверь.
- Ты… - выдохнул Володя.
- А ты кого ожидал увидеть? Президента Путина?
Усмехнувшись, Лукас сел на шконку напротив Володи. Хотелось вообще лечь, спина снова начала ныть, а губа после удара Даршавина неприятно саднела.
- Президента, скажешь тоже, - помотал головой Володя. – Его сюда не посадят… А ты тут за что? – без перехода спросил он.
- Не за что, а для чего, - поправил его Лукас, пытаясь найти такое положение, в котором нагрузка на позвоночник будет поменьше. – Я тут, чтобы тебя вытащить, сказал же.
- Ты в порядке?  - сочувственно спросил Володя.
- Какой там хрен в порядке! – огрызнулся Норт. – Это не курорт, как ты успел заметить. И оставаться тут у меня ни малейшего желания нет. Так что вот как все будет. Я спрашиваю, ты отвечаешь. И мы вместе уходим отсюда.
Володя смотрел на Лукаса, как на божество, сошедшее с небес. Его спаситель. Тот, что вытащит его из этого кошмарного сна наяву.
- С прошлой жизнью придется попрощаться. Зато жив останешься.
- Да я понимаю… Понимаю все. И черт меня дернул с ними связаться… - сокрушенно вздохнул Володя. – Красивой жизни захотел. Вот она, бл***, куда уж краше!
Лукас почуял подступающую истерику парня, но утешать или отвлекать его не стал.
- С ними это с кем?
- Ай да, -  махнул рукой Володя. – Чего теперь говорить уже об этом.
- А ты не понимаешь?  - понизил голос Норт. – Они тебя сюда и упекли. Сделали козлом отпущения. Ты платишь за их грехи. На шконке вон чалишься, баланду жрешь, пиз*** тебя почем зря, а они тем временем живу себе припеваючи. Не хочешь, не говори. – Равнодушно добавил Лукас.  – Я помочь тебе хотел разобраться. Но, раз тебя все устраивает…
- Да них*** меня не устраивает! – взвился Володя. – Ясно тебе? Не устраивает! Только…
- Только что?
- Только в голове не укладывается. Как так можно было… Она же говорила, что любит меня. Что устроит на теплое местечко, а потом, когда с мужем разведется, за меня замуж выйдет.
А Лукас-то думал, что на такие глупости ведутся только молодые глупые девчонки. А оказывается, и парни тоже.
- У нее имя есть?
- Тамара. Тамара Печенкина. – Володя, как будто вспомнив, вскинул взгляд на Лукаса. – А тебя-то как зовут?
- Андрей.
Имя, однажды использованное уже при  встрече с Даршавиным, еще в Чечне, моментально пришло на ум и само легло на язык.
- Продолжай, пожалуйста.
Лукас больше не давил, не требовал. Он готов был послушать и посочувствовать.
- Она была необыкновенной, - мечтательно разулыбался Володя.
Как  обычно, простые вещи из привычной жизни в тюрьме обретают особый смысл. А уж романтические отношения и подавно. Лукас знал это прекрасно по себе. Только о Веточке он мог тайно мечтать. А Володя о Тамаре мог говорить свободно. И Лукас втайне ему завидовал.
- У нее были каштановые волосы, такие шелковистые, густые… Они так пахли… Какими-то горькими травами… Глаза карие. Теплые. А губы… Такие нежные, сладкие… Когда она меня впервые поцеловала… Я про все на свете позабыл. Первый раз мы у нее в машине. Не, у нее съемная хата была, просто не дотерпели.
Слушать интимные подробности связи Володи у Лукаса не было ни малейшего желания. Он снова сменил положение, отчего шконка скрипнула. Володя осекся.
- В общем, когда она мне предложила место замначальника, я думал, она пошутила. У меня и опыта-то нет, я после учла только в САХе и работал… Тамара сказала, что мне и делать ничего делать-то не надо будет. Сидеть в кабинете и бумажки перекладывать… А платили хорошо.
Бесплатный сыр, который в мышеловке. Неужели все молодые пацаны так наивны? Неужели Норт и сам был таким? Сколько он ни силился вспомнить, никак не получалось.  Сначала учеба в колледже, потом работа в казино, потом MI5.
А Володя продолжал.
- Я ей подарки стал покупать. Только она их не брала. Говорил, муж запалит. Тогда  машину себе взял. Крузака.
Так он будет вспоминать до ночи. Пора вывести его уже на казино.
- И поиграть она тебя пригласила за компанию?
- А ты откуда знаешь?
Еще бы ему не знать. Сам также сделал бы.
- Тамара сказала, что ее муж не одобряет, когда она ходит в такие заведения. А одной как-то несолидно. Тем более, что меня надо  свет выводить.
И пошло-поехало. Сначала ставки были небольшие, но Володе везло, и он уже почуял кураж. Можно представить, каким бравым он сам себе казался в глазах Тамары.  А она знай поощряла. Восхищалась его везением и прозорливостью. А Володя все глубже и глубже вязнул в этой трясине, сам того не замечая.
Это Тамара практически за руку привела Володю в камеру. А он до сих пор так говорит о ней, как о божестве, сошедшем с небес. И этот миф мы рушить не станем. Нет. У каждого должно быть что-то или кто-то, ради кого он  так стремится на волю. Пусть у Володи это будет Тамара.
Лукас терпеливо ждал, пока хвалы в адрес этой неземной женщины иссякнут. И, стоило Володе замолчать, Норт не дал ему погрузиться в воспоминания.
- С ураном-то тебя как угораздило связаться?
- Да говорю, работал замначальником отдела логистики.
Слово-то какое… Ты хоть его значение знаешь?
- Ну и… муж Тамары, Денис Борисович, как-то раз попросил помочь ему отправить контейнеры. Они там на станции задержались, а ему срочно было.
А вот это уже интересно. Мужа, который мешает, можно и сделать главным злодеем. Одним из. Наряду с теми парнями из казино, которым Володя должен денег.
- А мой шеф на больничный ушел. А без его подписи никак.
- И ты решил выручить Дениса Борисовича.
- Дак не чужой человек-то!
- И сколько раз ты его так выручал?
Володя смотрел на Лукаса, как змея смотрит на своего заклинателя. Откуда он все знает? 
- Я и не упомню… - растерянно протянул Володя.
- Один раз? Два? Больше?
- Да больше, раза четыре.
Увяз коготок, так и птичке пропасть.
- И ты не знал, что в контейнерах?
- Откуда? Я знал только откуда он идет, куда, кому отгрузить, сроки, массу груза… Там все в обозначениях было… Да и зачем мне знать?
Меньше знаешь, крепче спишь, разумеется.
Но вот мы подбираемся к самому главному. Уже втерлись в доверие, заслужили его, выслушав излияния о любимой далекой недосягаемой женщине-мечте. Пообещали свободу и практически рай на земле. Можно немного и поруководить процессом воспоминаний.
- Ну да, ну да,  - согласился Норт. – Послушай, Володь. А ты не думал о том, чтобы отомстить тому, кто тебя сюда засадил однажды?
Володя неуютно поежился под взглядом Лукаса. Так смотрит, как в прицел. Он бы точно отомстил. Но Володя не Лукас. Не Андрей. Хотя… Зачем быть им, если он уже есть? То есть, он же уже впрягся за Володю один раз, коль пошел в тюрьму, чтобы его вытащить? Сразу видно, матерый волчара. Вон какая шкура расписная. А под ней тугие жгуты мускулов. Такой голыми руками задушит, и пикнуть не успеешь.
И Володя бросает пробный шар.
- А тебе зачем знать?
Лукас выдерживает паузу, которая в тесном пространстве душной камеры кажется особенно зловещей. Подкрепляет ее выразительным взглядом. Укоризненным и угрожающим.
- Раз спрашиваю, значит, нужно.
И Володя вновь себя ощущает, как будто он на допросе. Этот взгляд… пригвождает к месту. Выворачивает наизнанку. Прожигает насквозь.
- Я… я…
Лукас немного смягчается.
- Помочь я тебе хочу, дурашка. Не за бесплатно, конечно. Вернем твой уран, и я получу хорошие проценты. Плюс, ты мне будешь должен.
Лукас улыбается, демонстрируя безупречные белоснежные зубы. Наверное, как улыбается волк ягненку, прежде чем его загрызть. Володя снова чувствует, как его накрывает паника.
- Я же сказал, что не знаю, где он!
- Все ты знаешь прекрасно, просто извилины свои напрячь не хочешь!
Только что Андрей сидел на шконке напротив, и вот уже оказался вплотную с Володей, грубо вторгаясь в его личное пространство. Глаза в глаза. И не отвернешься, не сбежишь. Володя пытается отстраниться, вжимается в стенку, но тщетно. Ледяной взгляд Андрея уже проник в его мозг.
- Х-хочу… помоги мне… я не знаю, с чего начать…
- С конца, - хохотнул Лукас, возвращаясь на шконку.
- Я собирался на работу, когда в дверь позвонили. Сунули какую-то бумажку под нос, сказали, что я арестован. И вот я здесь.
Лукас чуть не рассмеялся. Как буквально Володя его понял.
- Чуть пораньше отмотай. Что было в казино. С кем ты играл тогда? Ты их видел раньше?
- Нет, первый раз встретил.
- То есть, случайные знакомые?
- Нет, не совсем. Тамара сказала, это друзья ее мужа, проездом в городе, со скуки умирали, попросила меня составить им компанию…
- Она тоже была там?
- Была, да.
- А ее муж? Это же его знакомые?
- Нет, его не было.
- То есть, Денис Борисович который не одобрял увлечения своей жены играми в казино, попросил ее развлечь его гостей именно там?
- Нет, это она сама решила. А Денис Борисович не знал ничего!
Ага. Не знал. Как не так. Но на этом пока циклиться не будем.
- Хорошо. Вы начали играть. Во что играли-то?
- В рулетку.
- И тебе сначала везло, как всегда.
Нет, откуда он все знает!
- Везло. Очень. Потом один из гостей предложил повысить ставки. 
- Как Тамара на это отреагировала?
- Она меня отговаривала, говорила, хватит, не надо больше, удачу спугнешь…
- Но ты не слушал.
- Я хотел еще выиграть. Чтобы в недвижимость вложить. Нам с Тамарой на будущее…
- И проиграл.
- Нет, сначала снова выиграл.
Умно. Умно расставили сети.
- А потом проиграл. Но я думал отыграться, я думал, что смогу…
Дальше в принципе было все понятно, но Лукас хотел услышать от самого Володи. И услышал.
Когда Володя влез в такие долги, что поставил уже и свой Крузак, и квартиру, и все свои деньги, которые были за душой, долг все равно был пугающе огромным. И вот тогда гости города предложили Володе продолжить разговор в другом месте. Его посадили в Крузак, который был уже не его, и отвезли на стройку на окраине города. И предложили альтернативу. Он остается здесь, в бетонном фундаменте, его как раз только веером залили, схватиться еще не успел. Или он организует отгрузку контейнеров с ураном в адрес указанной компании по переработке.
- Так и сказали, контейнеров с ураном?
- Не сразу, потом. Когда я сделал уже все. Я передавал им транспортные документы, мне и сказали. А ты знаешь, что было в тех контейнерах? Обогащенный уран. Так что держи язык за зубами, а то мы тебя из-под земли достанем.  И обратно в нее и закопаем.
Володя с ужасом воззрился на Лукаса.
- И что теперь будет?
- Ничего особенного. Их здесь нет. А я есть.  Теперь и подумай, кто с большей вероятностью сможет повлиять на твою судьбу?
- Т-ты.
Лукас удовлетворенно кивнул.
- Все данные по контейнеру.
- Да я и не вспомню…
- Номер накладной, от какого числа. Почтовый адрес грузополучателя. Станция и дорога назначения. Плательщик. Хотя бы это.
Эти данные Володя назвать смог.
А потом снова повисла пауза.
- И что теперь будет?
- Будем тебя вытаскивать, вот что будет. Ты все рассказал, молодец. Теперь я знаю, что тебе можно доверять, и что с тобой можно иметь дело. Скоро отбой, постарайся поспать.
- Ты точно меня вытащишь?
- Сказал же.
Поле отбоя Володя уснул, как дитя.
А когда проснулся, Андрея в камере уже не было.
Олег закурил сразу после ухода Норта. Можно было сказать, что он волнуется?  Скорее – нет.  Привычка, это такая хреновая привычка. Жмурясь от выдыхаемого дыма, Олег взялся писать отчеты. Сколько же этих нескончаемых планов действий и отчетов о проделанной работе он написал уже. Еще чуть-чуть и  можно рассчитывать на Пулитцеровскую премию, если конечно, эти отчеты и планы отправлять не в Москву, а сразу в Америку.
Телефон зазвонил так неожиданно, что дрогнула рука. Вот в это время Олег уже точно звонка не ждал. Он ждал Лукаса, но убивать время на хождения из угла в угол не стал бы, даже если бы ждал свидания с женщиной. Увидев имя, высветившееся на экране телефона, Даршавин опешил. Это чего могло случиться, чтобы начальство проявилось в такое время, да еще и собственноручно?
Не иначе конец света…
- Добрый вечер. Слушаю вас, Аркадий Александрович, - почти бархатным голосом произнес Олег, а как еще говорить с тем, от кого зависит все? Все – твоя жизнь, твоя зарплата, твой сон…
- И тебе добрый. – Качимов просто так в жизни бы не позвонил… - Ответ на твой запрос хочешь узнать?
Знать бы, который из них… Впрочем, не все ли равно?
- А кто б не хотел? – добавив чуток грустной иронии, отозвался Олег, давя окурок в пепельнице. Бросишь тут курить, как же…
- Ответ положительный. Можешь действовать соответственно плану, все утверждено, бумаги придут чуть позже. Я решил порадовать тебя, чтобы был стимул, да и подготовиться тоже нужно, ведь выезды за пределы зоны сопряжены будут с некоторыми условностями… - ну вот теперь понятнее, Аркадий Александрович. Так бы  сразу и… - И еще, за весь расходный материал ответишь лично. Чтобы комар носа не подточил, это понятно?
- Да, Аркадий Александрович, все отчеты и сводки будут в порядке. – Привычным тоном откоментировал Даршавин. Уж ему ли не знать, сколько ему будет нужно написать отчетов. Но, если уж начальство так заботится об успехе операции, то каждый шаг будет под контролем… и еще каким контролем… Да, только, раз механизм запущен, то все будет сделано в лучшем виде… Интересно, можно спросить о Ксении? Мелькнувшая мысль передать привет или    поинтересоваться Ксенией, почему-то быстро сошла на нет. Значит и не нужно упоминать ее…  В этот момент открылась дверь, и Норт собственной персоной вошел в кабинет. Олег взглядом показал ему на стул, будто это было привычным делом – вот так запросто Норт мог прийти в кабинет старшего следователя, вот так просто по кивку головы сесть с ним рядом,  так просто слушать его разговор с Качимовым? И это все происходит на самом деле? – Да, Аркадий Александрович, будет сделано… Да, я понял. До встречи….
Что-то вид Норта слишком уж довольный. Довольно сильно смахивает на обожравшегося сметаны кота. Новости  ему пока знать не обязательно, а вот его выслушать так очень бы хотелось… Олег отложил телефон в сторону. Обвел взглядом Норта… а ведь ему нужна будет одежда. Ну, хорошо, вот в первую же поездку и прикупим ему шмоток. Как раз и разговор пойдет полегче… и щетина ему идет. Вот только для миссии ее придется брить, тут ничего не поделаешь. Сейчас он нужен в другом амплуа….
- Ну, судя по всему, я могу поздравить тебя, Мистер Грей, первое задание ты не просто выполнил, тебе понравилось…  очень приятно… приятно видеть твою довольную рожу… Ну, что ж, может быть поговорим о дальнейших действиях? Ведь, насколько я понимаю, дело то еще только предстоит размотать, а главное – увидеть результат своими глазами, не правда ли, Мистер Грей? – Даршавин всегда оставался Даршавиным. Он обязательно найдет, чем поддеть, над чем поиздеваться, и от чего умирать со смеху. Норт знал это, но, как правильно заметил Даршавин, ему понравилось, у него было мало что, хотя бы, отдаленно напоминающее выход. Придется плясать под дудку славного следователя и не рыпаться. Иначе… Посмотрим, что он выдумает на этот раз…
Лукас и сам немного удивлялся тому, как изменилась его жизнь в последнее время. А еще частенько подумывал о том, что, если бы он согласился работать на русских раньше, жизнь его точно также стала бы проще и приятнее? Насчет проще и приятнее это, конечно, спорный вопрос. Но. Тем не менее. И приходил к выводу, что нет. Согласись он раньше, стал бы не более, чем пешкой в их играх. Даже не пешкой. Инструментом. А так… Хоть мало-мальское уважение заслужил. Заработал репутацию. И вот этот простой факт, что он без стука может заявиться в кабинет следователя и остаться послушать его телефонные переговоры с Качимовым очень о многом говорил. Хоть удалось послушать самый его кончик. Качимов поставил задачу. А для чего еще нужно начальство, кроме как ставить задачи? И, судя по тому, как при этом Олег рассматривал Норта, его это коснется напрямую. Как будто примерял на него… Новую личину? Когда хотят подвергнуть пыткам, смотрят иначе. Хищно. А сейчас взгляд был скорее хитро-изучающе-оценивающий. Хотя тоже предвкушающий.
Лукас сел на указанный стул, чуть заметно поморщившись. После отбоя, чтобы не вызывать подозрений у Володи, он расселил матрас на шконке и улегся на нем, давая себе хоть короткий, но все же отдых. Нестерпимо хотелось закрыть глаза и отдаться во власть Морфея хотя бы на пару часов. Это была роскошь, которой Норт не мог себе позволить.  Он лишь немного подремал, пока не услышал мерное посапывание с соседней шконки. Проклиная все на свете, он заставил себя подняться с места, подошел к двери и негромко стукнул пару раз. Также тихо дверь отворилась. Лукас выскользнул в коридор. Миша кивнул в ответ на безмолвный вопрос. Сопровождать не стал. Норт не маленький, дорогу найдет.
И вот он сидит в кабинете следователя, куда заключенным в принципе вход запрещен, и Даршавин его хвалит за успешно выполненное задание. Де жа вю. Только вместо Лушанки должен быть Темз-Хаус, а вместо следователя Гарри Пирс…
Лукас всегда был внимателен к мелочам. И сейчас он фильтровал каждое слово, сказанное Даршавиным. «…поговорим о дальнейших действиях… дело то еще только предстоит размотать, а главное – увидеть результат своими глазами…». И ни единого местоимения. Не говорит ни «тебе», ни «нам». То есть, не связывает их в единую команду, но и не дистанцируется. И о себе не говорит. И что это? Очередная проверка?
Даршавин слышал и скорее всего, слышал весь разговор. Чего же он теперь хочет от Норта? Было бы так неописуемо приятно ткнуть его носом в некомпетентность, похвастаться тем, как он с лету раскрутил за пару часов  арестованного на откровенность и дал все концы в руки следака. Бери, тяни, разматывай, если настаиваешь на такой формулировке. Так что да. Норт имел все основания выглядеть довольным проделанной работой.
Но сделать так, это значит поставить себя выше Даршавина. Открыто продемонстрировать свое превосходство сейчас равносильно тому, чтобы собственноручно подписать приказ о собственном заключении в карцере до конца жизни.
И. Мистер Грей? Это еще что должно обозначать? Его повысили до агента-под-прикрытием-заключенного? И дали ему оперативный псевдоним?
Осторожно. Внимательно. Сейчас каждый взгляд, каждый вдох, не говоря уже о словах, имеет значение.
Олег, как обычно, идеально выбрал место и время для допроса. Прокуренный кабинет, не продохнуть. Голова итак трещит от напряжения, провести такой допрос это не на болота на прогулку сходить. Все тело скручивает от боли, провести на ногах сутки это тяжело. Все это сильно отвлекает, а надо мыслить четко и просчитывать все на десять шагов вперед. Отслеживать реакции самого Даршавина, как он отслеживает Норта.
Потому что если не можешь, какой ты к чертовой материи шпион после этого.
А Лукас никогда не переставал им быть.
- Поговорим.
Если Олег предлагает, зачем отказываться? Хочется ему создавать самому себе иллюзию, что он во главе и руководит процессом,  зачем разубеждать?
Олег все еще изучал Лукаса, будто еще немного и отведет его на стол патологоанатома, но потом глаза становятся мягче, теплее...
- Да, ты не переживай. Ничего нового. Запись твоих действий я видел. И даже кое-что мне понравилось, впрочем, как я вижу, и ты получил некоторое ощущение власти. – Олег встал. В отличие от многих других, он не подскакивал и не начинал заискивающе глядеть перед собой, когда говорил с начальством по телефону, но от долгого сидения нужно было размяться, так что он прошелся по кабинету, просто чтобы почувствовать ноги и задницу. - Теперь вспомни, что тебе показалось значимым, что странным, о чем бы переспросил еще, меня интересуют все детали, каждая мелочь, любое движение воздуха, каждая оговорка, которую допустил этот… идиот... это ж надо было так пролететь!  Сам понимаешь, самое важное в нашей работе – мелочи... Бумагу надо или ты лучше будешь все проговаривать?
На мгновение Лукас почувствовал себя неуютно, все же Даршавин слишком непредсказуемый и импульсивный субъект, чтобы в его присутствии чувствовать себя на сто процентов  уверенным в том, что он в следующее мгновение не передумает и не сменит милость на гнев. Находиться с ним в одной комнате все равно, что сидеть на жерле действующего вулкана в ожидании его извержения…
Еще б ему не понравилось… Смотри и учись, как работают профессионалы. Даже после стольких лет в нечеловеческих условиях Лукас не утратил навыков ведения допроса, да так, что со стороны все выглядело как беседа двух друзей. Далеко не все сведения можно и нужно выбивать.
А теперь Олег хочет, чтобы Лукас взял и отдал ему вот так просто все результаты своей работы? При том, что в его распоряжении есть и запись разговора, и все имена, факты, только чуть-чуть постараться и можно отчитываться в раскрытом деле. Но зачем напрягаться, если есть Лукас? Который и сделает всю аналитическую работу?
Норт был согласен на многое. Но не на такое. Да, он бесправный заключенный. И да он согласился сотрудничать. Но не надо пытаться им манипулировать. Вот этого не надо.
- То, что ты осознаешь, что мы оба расходный материал, еще не делает нас партнерами. – Тихо, но твердо произнес Норт.
Вот сейчас начнется. Но назад поворачивать поздно. 
Да, конечно, старый прием – подсунуть в камеру «наседку». Чтобы тот, для кого она предназначена и подумать не мог, что это подстава. И уж кому раскрываться в задушевной беседе, как не соседу по камере, не следаку же, который,  то лупцует дубинкой, то жалит шокером.  А тут не просто наседка - профи высшего класса… Да только, что толку будет с того профи, если он не будет делиться своими соображениями? Даршавин усмехнулся, склонив голову, искоса глянув на Лукаса.
- Так сильно в камеру захотел? Зачем тогда вообще приходил? – как малый ребенок, честное слово… К чему было ломать комедию, если тебе не хотелось поделиться впечатлениями? Голос Даршавина не был злым или грубым, почти как в детском саду, назидательный. - Не надейся свалить отсюда, пока мы не просмотрим видеозапись полностью, и пока ты не ответишь на все мои вопросы, если не хочешь просто сказать, что лично ты почувствовал, значит, будем изучать каждый кадр, чтобы мои проверить ощущения. И потом у нас будет еще одно дело. Очень скоро. Так что нужно его сегодня обсудить.  – Олег говорил, будто уговаривал Лукаса, на самом деле, он  рукой пригвоздил его к стулу, потом он прошел к небольшой тумбочке на которой стоял телевизор с двд и взяв пульт, вернулся к Лукасу, на соседний стул. – Ты же понимаешь эти вещи нужно делать по горячим следам, пока ощущения еще не забылись. Пока они обострены.
 Даршавин нажал кнопу « пуск»….
Честно? Лукас очень хотел в камеру. Даже неожиданно для себя он прямо жаждал вернуться туда. На свою жесткую шконку…
Но до этого как до Москвы по-пластунски.
И тем не менее. Даршавин только что подтвердил, что Норт ему нужен позарез. Что без Норта этого самого он один не справится. Тут бы впору и покуражиться. Права покачать, как русские выражаются. Но Лукас не станет опускаться до такого убожества. Не стоит забывать в каком он статусе. И в какой роли. Он добровольно согласился сотрудничать. Так что и вести себя должен соответствующе.
- Да. Нет. Прости, ты прав. – Норт с силой провел по лицу ладонью. Скрежет щетины был слышен, наверное, по всей тюрьме. По всему крылу так точно. – Я отвечу. И ты прав. Так будет удобнее. Будем останавливать и обсуждать моменты разговора.
Под тяжелой лапой Олега Норт едва мог дышать, но демонстрировать свою слабость не намеревался. Придется привыкать жить с этой болью. Жить, работать, не показывать никому, чего ему это стоит.
- Надо же, про меня фильм сняли, - усмехнулся он.
Даршавин конечно не разделял веселости Норта, хоть и понимал, что  это напускная бравада единственное то у него осталось из защитных механизмов. Еще бы. Попробуй тут выживи, станешь таким же, как этот Володя. Мать его…
- Вот смотри. Имена само собой, все вымышленные, но задание я уже дал. Пусть местные спецы тоже не сидят, штаны просто так протирая. Меня в данный момент больше всего интересует, что это за фрукт – муж этой Тамары. Вот представь, что он на самом деле ее муж, что он на самом деле отправляет свою жену в кровать к таким вот Вовчикам, что она зарабатывает для него деньги. И если бы это были только ставки в казино… Бог бы с ними… Если бы не уран, ты видишь как его глаза заблестели, когда он начал говорить про казино? Что ты почувствовал в этот момент? Что он сказал про адрес? Как говорил? Он двигался? Мимика? Что ты заметил?
Даршавин как охотничья собака, почуявшая близкую нору, уже не мог даже сидеть, тут не просто адрес должен прозвучать – тут лежбище и все ниточки. Все связи. Это же не шпионы, у них нет запасных явок и квартир. У них есть притоны, но и они должны быть где-то поблизости. Нужен только адрес… приметы… план…
Олег прав. Одно дело смотреть запись, и совершенно другое быть с допрашиваемым в одной комнате, дышать одним воздухом, ловить малейшее изменение в тональности речи, языке тела, дрожании век. Смотреть, как выступает испарина, как сохнут губы…
- Начало можно промотать, потом если захочешь, один посмотришь.
У Лукаса не было ни малейшего желания тратить на это время сейчас.
- А вообще я тебе так скажу. У Володи три основных момента, так сказать психологических акцента. – Норт следил за тем, чтобы не сорваться на назидательно-лекторский тон. Он не на брифинге в Темз-Хаусе.  – Первый это Тамара. Он говорил о ней с трепетом. С пиететом. Она была первой и единственной Женщиной в его жизни. Женщиной с большой буквы. Ради нее он был способен и готов на многое. Полагаю, что и сейчас ничего не изменилось. Второй акцент. Это казино. Игра – это его страсть, зависимость, ничуть не меньше, чем связь с Тамарой. Там он был в своей стихии, как рыба в воде. За игрой он чувствовал ту власть и свободу, которой ему не хватало в остальной  жизни. Позволь? – Лукас забрал у Олега пульт и промотал до ого фрагмента, где Володя говорит о казино.
«Это подпольное казино, подпольное. На хате одной. На проспекте Ленина. От музея недалеко, там в арку пройти надо, а потом на двери код набрать…»
- Видел? Он как будто прошел по этому маршруту снова. Сто раз ходил. С закрытыми глазами нашел бы. И  снова прошел. Мысленно. Возможно, он не знает точного адреса, но визуально он помнит каждую деталь.
Лукас снова поставил запись на паузу, прогнав кусок с описанием казино несколько раз, подтверждая свои слова.
- И последнее по списку, но не по значению.  Желание попасть домой. С этим как раз все ясно и без комментариев. – Лукас сделал паузу, прикидывая, слишком ли нагло будет попросить открыть окно проветрить кабинет. Решил ограничиться просьбой попить чего-нибудь. Язык  уже прилипал к небу так сильно, что говорить было практически невозможно. – Можно воды, пожалуйста.
Еще бы Даршавин не понимал чего хочет Норт, но вот, видимо, Норт не совсем понимает чего от него хочет Даршавин, и что ему необходимо делать. Что ж, придется вводить в курс дела по ходу пьесы.
 - Воды выпей и давай, придвигай стул. Отчеты-то, кто за тебя писать будет? Я свои вон запарился, весь вечер строчу, а твои все еще в облаках. - Олег говорил, будто все это происходило каждый день, а сегодня Лукас вдруг решил пропустить этот пункт. – Значит три момента… хорошо бы закрепить результат… Но все это мы сделаем без него. Думаю, что ты неплохо выучил этого парня, если понадобится, можно провести еще один сеанс. Как только работа будет сделана – сам решишь, как в ним поступить. Сам понимаешь, отработанный материал никому не нужен. Это дело твое от начала до конца. Чтобы ты, наконец, понял всю прелесть этой работы. А видео я уже смотрел. Потом посмотрю еще. Пока давай-ка по чаю и за работу, не стоит затягивать, особенно, если она нудная и неприятная, или ты в восторге от писанины?
Лукас слушал Олега несколько ошарашено. Он все еще не мог поверить, что все это происходит на самом деле. Что он действительно допущен до работы наравне со своим следователем. Мы сделаем, сам решишь, все это было сказано совершенно серьезно. Быстро собравшись с мыслями, Лукас подошел к небольшому столику у дальней стены, включил чайник. Без труда нашел чашки и пакеты с чаем. Все было логично и на местах.
Приготовил чай, поставил чашки на стол и занял свое место, придвинув к себе бумагу и ручку. И начал писать с таким видом, как будто всю жизнь только этим и занимался. Писал отчеты в кабинете своего следователя.
Это был его шанс, и Норт не собирался упускать его. Не факт, что Олег приложит эти отчеты к его делу. Что он их покажет кому-то еще. А если покажет? Очевидно же будет, что Лукас превосходно справляется с этой задачей. Виден будет его потенциал. И не исключено, что и то, что он превосходит Даршавина как аналитик.
Лукас писал и писал, пока не изложил все свои соображения с отсылкой к деталям подробно и тщательно. Обоснованно и скрупулезно. Не преминул также изложить план возможных действий. По каждому направлению разработки. В общем. Все как полагается. Все, как привык.
Когда закончил, сложил листы в аккуратную пачку и с усилием выпрямился на стуле. Вопросительно посмотрел на Даршавина. Что делаем дальше?
Олег даже не улыбнулся, хотя, глядя на то, как Лукас деловито распоряжается в его кабинете, очень хотелось рассмеяться. Но в планах старшего следователя было нечто совсем другое. И, приняв чашку с чаем, протянутую Лукасом, Олег точно так же сел за стол, взял ручку…
Кажется, прошла вечность… Целая вечность с той минуты, как пустая чашка осталась стоять на столе, только скрип шарика ручки о бумагу нарушал тишину кабинета…  Но на самом деле, они управились часам к трем ночи, и понятно было, что это нудное занятие вызвало у Лукаса всплеск энтузиазма. И его вопросительный взгляд… Как будто, если Олег сейчас скажет переписать «Войну и мир», Лукас согласится, не раздумывая… Но Олег не скажет…
- Минуточку,  я еще не закончил, - недовольно буркнул он, и усиленно принялся давить стержнем на бумагу, вот же выскочка! И тут управился раньше, и можно ставить на сто процентов, качественнее. Ну это, как раз, хорошо... А вот лезть поперед батьки… это ему еще рано. Минут  через пятнадцать Олег дописал до конца страницы, поднял голову, теперь уже сам вопросительно глянув на Лукаса, взял протянутые им листы, положил перед собой две стопки. Прекрасно. Теперь ему будет в два раза больше работы… Хотя ровный, каллиграфический почерк Лукаса давал надежду на то, что часть работы будет более приятной. Потом  поднял взгляд на Норта. - А теперь у нас есть некоторые планы и новые возможности. Надеюсь, ты не против расширенных возможностей? – кажется, глаза Лукаса еще не были такими большими со дня их первой встречи.  В который раз за сегодня ему предлагаются новые возможности? Ну, да, что говорить об этом… Они предлагаются. Завтра поступят все необходимые бумаги, но обсудить это, а также составить план мероприятий, нужно уже сегодня… - Думаю, ты не будешь против новой миссии, Мистер Грей?
Не закончил, так не закончил. Лукас и не настаивал. Откинувшись на спинку стула, он прикрыл глаза. И тут же перед его мысленным взором возник Володя. Невероятно! Из всех людей именно он! И кого черта? Он что-то говорил Лукасу, но тот его не слышал. Только видел, как шевелятся губы, но и слов считать не мог. Что он хочет сказать? Что-то важное? Норт силился понять, но никак не получалось.
Голос Даршавина вытряхнул его из полудремы. Лукас вскинул не него взгляд, чтобы уловить хотя бы общий смысл сказанного. И ему удалось вычленить из всего, что у него будет новая миссия. Для которой требуется составить план мероприятий. И его оперативный псевдоним снова подтвердил слова Олега.
- План мероприятий ты будешь составлять?  - осторожно спросил Норт. – Ты же главный.
Последняя фраза прозвучала так, как будто Лукас сомневался в том, что это было именно так на самом деле. И понять его можно было двояко. Главный в их команде, или главный сидит в Москве.
Олег усмехнулся… Главный? Вот уж нет.
- Это твоя миссия.  В данном случае все зависит от тебя и твоих действий. Так, что можешь взбодриться и начинать работу.
В этот раз Олег встал, прошел к тумбочке, где стоял чайник, долил воды, включил, потом развернувшись к столу, чтобы забрать чашки, проворчал.
- Нам с тобой тут скоро нужно будет основательно запастись провизией. И холодильником. Чует мое сердце, долго  загорать тут придется. – Вернувшись к столу, Олег взялся за пачку сигарет… Медленно, будто растягивая удовольствие, он вытащил из пачки сигарету, взял зажигалку, глядя на Лукаса, покрутил сигарету в пальцах… Еще постоял… И прошел к окну, открыл створку. Решетки, конечно, не самое приятное зрелище тихой лунной ночью, но вдохнуть немного воздуха, чтобы хоть чуть-чуть легче соображалось тоже нужно. – Знаешь, в другой раз мы с тобой сходим прогуляться, а сегодня точно не наш день. - Олег выдохнул дым в окно. - Однозначно. Нам еще нужно решить, этого парня, наверное, придется брать с собой, так, что нужно будет придумать, и как ему сообщить об этом. А пока, можешь порадоваться лишь за себя.  Тебе предоставляется возможность проходить большую долю тренингов в естественных условиях. Другими словами, есть разрешение выезжать в город и искать объекты разработки в условиях реального времени.  – Олег разлил чай по чашкам, подал одну совершенно ошалевшему Лукасу, который казалось, и слов не разбирал, а от него почему-то требовались какие-то действия… Как? Уже? Но Олега не особо интересовала его способность порадоваться за свалившиеся на Норта возможности и привилегии, больше он переживал за способность Лукаса пройти все тренинги, в чем Даршавин как раз, был уверен.  – Пей чай и начинай входить в курс дела. Точнее, нужно набросать план действий, маршрут следования, примерные характеристики объектов… - Олег остановился, сделав глоток. - Как думаешь, их там сколько? Нам хватит сил разобраться с ними, учти, рассчитывать на оружие не придется. Причем нам обоим. Это тебе не Дикий Запад, никто нам из пушек палить разрешения не даст… - сделав еще глоток, Олег поставил чашку рядом с чайников и подошел к столу. -  Теперь к делу, - взяв из пачки новую порцию бумаги, Олег сел к столу. Придвинул бумагу к Лукасу. – Начнем?
Лукас и в самом деле был ошеломлен. Но не тем, чем думал Олег. Вовсе не перспектива самостоятельной разработки миссии его приводила в ужас. Он делал это тысячи раз, и вводные бывали похуже. Как и условия выполнения работы. Не это пугало Норта. А то, что ему придется идти в поле на задание с человеком, который ни разу не оперативник. Да он понятия не имеет, как действовать! У него ни подготовки, ни навыков… Давайте пойдем уже сразу в детский сад и выберем там напарника… Результат будет аналогичным, если не лучше. Потому как представления Даршавина о миссии ограничиваются применением оружия. Придти, перестрелять всех, допросить трупы и отчитаться об успешно выполненном задании. Так он себе все представляет?
Верните меня в камеру. Даже можете снова пытать. Только не заставляйте работать в паре с Даршавиным…
Нет, как следователь он очень даже хорош. И как человек, в общем-то, тоже. Нет в нем той гнильцы, присущей трусам и предателям. Можно быть уверенным, что он не шмальнет в спину, и что если они пойдут на задание вдвоем, вдвоем и вернутся. Но что до остального…  Олег понятия не имеет о том, как готовить и проводить такие операции. А времени у них катастрофически мало, тут он прав совершенно. Промедлят, и уран сгинет бесследно, чтобы в самый неожиданный момент напомнить о себе бесчеловечным терактом с огромным количеством жертв… И кто даст гарантию, что объектом не станет, скажем, Британия?
Впрочем, от того, что Лукас сокрушается по поводу Даршавина, толку не будет. Ситуация  такова, что выбора у него нет. А значит, придется работать с тем, что есть. В конце-то концов, Олег не гражданский, а боевой офицер, прошел Чечню. Жив остался. Это о чем-то, да говорит.
Норт придвинул ближе бумаги и взял в руку чашку. Прохладный свежий ночной ветер залетел в кабинет, принес с болот влажную горьковато-пряную кисею смешанных запахов. Приятное разнообразие от въедливого запаха табака Даршавина.
- Прежде чем я перейду к непосредственно разработке плана операции, мне нужно знать. Какими ресурсами мы можем располагать? Ты же понимаешь, что прикрытие должно быть железобетонным, а легенда безупречной? 
Лукас поставил чашку на стол и посмотрел на Даршавина внимательным пристальным взглядом, как никогда прежде не смотрел. Теперь, когда они поменялись местами, все стало иначе.
- Если мы заявимся просто с улицы, с нами не то, что разговаривать не станут, нас на порог не пустят.
Скажи мне, что это все уже предусмотрено и улажено, думал про себя Норт. Ладно, Даршавин, дилетант. Но Качимов же должен знать такие вещи!
Олег посмотрел на Лукаса, стараясь понять, насколько тот вник в курс дела. До тренировки осталось часа три. За это время нужно успеть подготовиться. Потом они будут заняты обычными теперь, утренними делами, пока Ведьмак будет колдовать над телом Лукаса, которое уже вполне годно для любых заданий, Олег получит все приказы и  директивы. Конечно, на изготовление реальных документов понадобится время, но как раз для этого задания, им документы и не нужны будут. У них будет Володя, как живое доказательство существования казино, но не в этот раз. Для начала им предстоит разведка. И пойдут они вдвоем. А теперь все это нужно донести до Лукаса так, чтобы он не взорвался и не послал к чертям, потому что он теперь владеет большим количеством информации, чем Даршавин. Олег не чувствовал ущербности или ревности. В конечном итоге, это нормально. Но у каждого есть свои задачи и свои пределы.
- Мы вдвоем пойдем в город, чтобы выработать прикрытие. И вообще, никто кроме нас не будет знать ни о миссии, ни о задании, даже этот Володя, и тот в конечном итоге должен будет думать, что ты спасаешь его. Ведь именно это ты обещал ему? И ты должен понимать, что он может быть спасен только перед Всевышним. Так что не надейся, что кто-то принесет тебе информацию, кроме тебя. Уже через несколько часов мы получим все разрешения для того чтобы  начались наши поездки, можешь уже сразу что-то предложить? Ради Бога, я буду рад выслушать все соображения. – Олег развел руками, словно раздвигал все барьеры вокруг себя, которых и так уже практически не осталось. – Конечно, в таких местах с улицы не пройдешь, но у нас есть отмычка. Это первое. А второе - мы и не будем проникать туда до поры до времени, пока не найдем всех необходимых путей. И уж точно никто не будет надеяться на этого парня. Как раз его можно будет ввести лишь тогда, когда мы будем там своими людьми. Правда, я еще не решил, может быть, будут знать тебя одного. А мне и светиться необязательно… просто оставлять тебя наедине с этой шушерой не хотелось бы. Хотя все это еще рабочие моменты. Сейчас проработаем планы на первое время, а потом – тренировки. Времени у нас не так много. Ты чаю еще хочешь, или будем уже работать?  - голос Олега, будто пробивая вату предвкушения сна, висел в кабинете некой пеленой, светящейся в пульсирующем лунном свете. Ах, если бы можно было выключить свет и отдаться этому свечению… Но, увы, желтый блик лампы резал глаза и рвал пространство на чет и нечет… Можно было подумать, Норт уже забыл все навыки бессонных ночей, или он думал, что все это время его следователь мирно посапывает в постельке?
Лукас сидел и слушал Даршавина с ужасом понимая, что у того нет ни малейшего представления о том, как проводятся подобные операции. Олег мыслил категориями военного. Мы вдвоем пойдем в город, чтобы выработать прикрытие. Это же надо до такого додуматься!  Прикрытие у нас у ж е должно быть разработано во всех деталях к моменту появления в городе! Чем он только слушал, Лукас только что говорил об этом!  И потом: мы и не будем проникать туда до поры до времени, пока не найдем всех необходимых путей. Володя и есть и путь, и отмычка! Как можно не видеть и не понимать очевидного! Когда мы будем там своими людьми… Ты что, на годы эту миссию растянуть хочешь? Да в таких делах в принципе нет такого понятия как «свои люди».
Норту до одури хотелось обхватить голову руками и громко застонать, хоть как-то выпустить свое раздражение и смертельную усталость. Но он сидел неподвижный, как каменный сфинкс. И просто слушал, пока Даршавин закончит нести весь этот бред.
Планы на первое время. Ты там осаду собираешься держать? Это тебе не войсковая операция, это… это совершенно другое. Пытаться объяснить разницу это все равно, что рассказывать слепому про радугу.
И если через несколько часов он получит разрешения для поездки, это значит, что? Операция не проработана, не согласована, нелегальна? Нет, русские, конечно, любят надеяться на авось, но разведчики у них  первостатейные. Они так не работают. Либо Даршавин чего-то не договаривает, либо его используют втемную.
- Ты устал, Олег, и не можешь мыслить четко, - негромко произнес Норт. – Мы делим шкуру неубитого медведя. Дождемся допуска. И я изложу все. А сейчас нам обоим нужно отдохнуть. В таком состоянии мы не способны ни на что, кроме совершения ошибок. А в нашем деле даже не как у саперов. Ошибаться нельзя уже ни один раз.
- Ты в своем уме? Какого медведя? Какой к черту отдых! Ты не хочешь работать или хочешь разозлить меня?  - Даршавин даже не говорил, он рычал как медведь… Сколько можно терпеть вообще? Сколько времени можно быть добрым папочкой? – Когда ты, наконец, поймешь, что все что мы тут делаем – никто никогда еще не делал, и все это делается исключительно для тебя. Чтобы ты, мать твою! Мог ощутить свою значимость, мог найти путь домой. И ты при этом еще и отдыхать собираешься? А мне тогда все это нахрена? Это я пойду отдыхать, а ты наденешь браслеты на руки, загремишь на пару месяцев в карцер и попрощаешься со всем планами и привилегиями. Это тебя устроит? И гори оно все огнем! Задолбало все! – Даршавин заметался по кабинету, будто он вдруг стал тесен … Будто вдохнуть тут уже было нечего….
И в этом месте Лукас уже не знал, смеяться ему или плакать. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Олег вышел из себя. Вулкан все-таки взорвался. Но, каким бы безграничным терпением и выдержкой ни обладал Норт, всему есть предел. Сверкнув гневно глазами, он тоже вскочил со своего места.
- Ты идиот или притворяешься? – заорал он в свою очередь. –– Лукас протянул руки вперед. – Ради меня это все? Расскажи мне об этом. Ради меня ничерта не происходит! Привилегии! Это кусочек заплесневелого сыра, который ты положил в свою мышеловку, а я сделал вид, что собираюсь съесть его! Потому что знаешь, что? Да, я живой человек, и да, мне тоже нужно во что-то верить! Нашел рычаги давления на меня? Гордись! Хочешь отправить меня в камеру? Без проблем! Ничего нового! Мне пох*** вообще! Напугал! Давай! Веди! Только знаешь, как все будет? А я тебе расскажу! Не увидишь ни ты, ни твой большой босс урана как собственных ушей! И что тогда? Кому будет хуже, а? Мне? Знаешь, я тут уже шесть лет, и ничего, живу как-то! А у тебя большими красными буквами на лбу написано: я хочу большего! А чтобы получить большее, мало хотеть, Олег! Мало! Надо еще и делать. А толку у тебя на это ни на грамм! Посмотри правде в глаза! Кто ты без меня? Пустое место. Как следак ты, конечно, непревзойденный. Выбьешь из кого угодно что угодно. Но как потом с этим сведениями поступать, вот тут ты профан полнейший. Я нужен тебе, нужен! Пойми ты это, наконец! А если ты настолько зашорен и ослеплен собственным чувством эгоистичного превосходства, пожалуйста. Поступай по-своему. Но без меня. И вот как все будет. Ты провалишь миссию. Ты спалишься, не дойдя даже до входа в казино. У тебя ни плана, ни легенды, ни хрена лысого! Слушать ты меня не желаешь. Порешь горячку. Не все решается по твоему хотению, вот так! – Норт прищелкнул пальцами. – Некоторые вещи посложнее. И если ты этого понять не хочешь, не можешь, не в состоянии этого понять… - Лукас развел руками и бессильно уронил их. – Поступай, как знаешь. – Лукас помолчал и добавил. – Мне будет жаль, если у меня будет другой следователь. Привык я к тебе. Мне будет тебя не хватать.
Норт даже не пытался больше скрывать своего сарказма и разочарования в Даршавине. Я считал, что ты умнее, сквозило в каждой его фразе, в каждом слове, в самой интонации. Слишком долго он держал это в себе. Слишком долго пресмыкался перед тем, кого считал ниже себя, уж во всяком случае, в профессиональном плане так безусловно. И вот и этот вулкан тоже взорвался.
Они стояли друг напротив друга… или два врага... два разных мира…
- Ты все понимаешь? Отлично! – Олег не орал, как это бывало раньше на допросах. Сейчас ведь не допрос. Отнюдь. – Тогда напряги мозги и пойми еще одну вещь. Да, ты нужен мне. Да, я хочу большего, чем быть следаком. Да, у меня ничего нет. И, да, все, что предстоит сделать чертовски сложно и без тебя – просто невозможно. Но. Пойми, когда тебя сдали твои же, ни о чем таком и речи не было. Тебя сдали как агента, которому доверял Пирс, и который (ВОЗМОЖНО!), имеет сведения о «Сахарной лошади». Прошли годы. Если ты имеешь представление, что такое эта чертова «Сахарная лошадь», то ты еще нужен, если нет – то ты давно списан со счетов. Да, я вытащил тебя из небытия не только, чтобы ты тут не сгнил заживо. Да, я писал в каждом отчете, что ты стоишь доверия и особого отношения Пирса, а значит даже через много лет можешь иметь ценность и для него, и для нас. Вот не думаю, что ты будешь с этим спорить. Но эту миссию … Пока ты болел, я нашел, выкопал из бездонных недр родины этого молокососа… - Олег давно перестал ходить по кабинету, включил чайник, все равно скоро завтрак… Сел на стул рядом с Нортом, будто бы невзначай, стал говорить еще тише… - Лучше бы нам выйти  на болота, но и туда уже поздно, - Олег махнул рукой, достал сигарету, закурил, прикрывая рукой, поглядев на Лукаса, открыл окно, выдохнул дым подальше… -  Я нашел его, может быть, потому, что хотел найти… Нужно было найти что-то такое, от чего можно было бы оттолкнуться. И не только мне. Знаешь, я не удивлюсь, если сгнию тут, даже объяснять не стану, почему. Но уж ты сможешь доказать свою состоятельность. Вот в этом – можешь быть уверен. А готовить для нас никто ничего не будет. Слава богу, что я добился разрешения вывозить тебя в город. И документики тебе на этот случай сделают  как настоящие. Еще могу сказать – вся оперативная информация и сводки местных органов внутренних дел у нас будут. Это максимум на что ты можешь рассчитывать. Вот хочешь –не хочешь, а сделать все нужно будет на пустом месте.  – Олег видел лицо Норта… Да что толку. Тут хоть перевернись, а ничего другого никто не даст. Да еще и спрашивать будут, будто в резервный фонд пустили. – Так что сядь, успокойся и подумай. Даже если мы тут поубиваем друг друга, хуже от этого будет только нам. Обоим. Всем остальным будет плевать. И на уран тоже.  Но, если у нас получится, поверь, ты получишь шанс. Я? Скорее всего, я получу опыт… будем надеяться, что он сослужит мне службу когда-нибудь... – вскипевший чайник щелкнул,  выключившись, Олег разлил чай, пододвинул чашку поближе к Лукасу,  – Налетай и начинай шевелить мозгами. Шоколадку нужно? Щас Мишку крикну, - усмехнулся Олег, отлично зная, что там за дверью, в кармане Мишиной рубашке уже готово угощение для Лукаса…
Сохраняя отрешенное бесстрастное выражение лица, Лукас слушал Олега. И торжествовал внутри.
Вот так тебя и надо ставить на место. А то возомнил себя невесть кем, коим и не является. Орет, условия диктует, как будто это он тут все за всех решает. Отнюдь. Тебе кажется, что это ты дергаешь за все ниточки? Что это ты откопал этого Володю? Наивный. За тебя уже давно все решили там наверху. И это они позволили тебе откопать его. Практически под нос положили, чтоб ты не дай бог мимо не прошел. Чтобы ты с гарантией за него зацепился. Ты, Олег Вадимович, уже сто раз просчитан и изучен вдоль и поперек. И твои действия расписаны на годы вперед. И ты поступаешь именно так сейчас, как должен  в соответствии с планами своих кукловодов. Тебе нарисовали маршрут, и ты по нему и идешь. И при этом свято веришь в то, что ты сам всего добиваешься и достигаешь. Что ты этакий герой-одиночка, один в поле воин. Сражаешься во благо страны, брошенный всеми на произвол судьбы, без плана операции, без прикрытия, без ничего.  А тем временем, это не более, чем проверка. Как ты справишься в таких неблагоприятных условиях, да еще и в паре с врагом. Проверяют нас обоих. Тебя и меня. Тебя на способность принимать решения и действовать, а меня на благонадежность. И у меня снова фора. Я-то вижу всю ситуацию, а ты лишь ту часть, которую тебе разрешают видеть. Бедняга. Мне тебя даже жаль. В одном ты прав. Если мы поубиваем друг друга, никому до этого дела не будет. А вот уран их волнует. Сильно. Если он есть, конечно. Но будем исходить из того, что эта ситуация реальна. Поиграем по их правилам. На пользу пойдет обоим.
Разумеется. Этого он никогда не скажет Олегу вслух. Хватит с него и того, что он уже услышал. Хотя Лукас ожидал несколько другой реакции. Он думал, что Даршавин снова сорвется и пустит в ход кулаки. Но, либо накануне важной операции, либо еще памятуя о том, чем все закончилось последний раз, и не желая повторения, он сдержался. И даже прислушался к голосу разума. И Норта.
- Спасибо.
Коротко, отрывисто ответил Лукас.
Спасибо за то, что поверил в меня.
Спасибо за то, что вытащил из небытия.
Спасибо, что берешь с собой на операцию.
Спасибо, что кормишь и чаем поишь.
Нужное подчеркнуть.
- Спасибо, что ввел в курс дела. Теперь будет проще.
Было ли это иронией, или Норт говорил серьезно, понять было сложно.
- Значит, займемся разработкой и планированием операции немедленно.
Что это? Слишком уж было похоже на бурю в стакане… Но, все мелочи после. Хотя, Даршавин точно знал, что после не будет никогда, потому что через два часа, а это почти что один миг, нужно на тренировку. Это бандитам можно не думать о том, как быстро и легко они пробегут 10 километров, а потом вступят в бой, у них для этого есть специально обученные люди… А им нужно быть в форме. Потом пока Ведьмак будет лепить из Норта полубога, нужно будет изучить документы. А их Качимов пообещал прислать много. От карт и предполагаемых мест встреч, до паспортов и водительских удостоверений. Вот нахрена в городе ментовка, если с них что и есть толк, так это оперативные сводки, а разработку операции им, видите ли, не доверяют. Или… как это частенько бывает, у ментов есть своя разработка и в ходе несогласованных действий наши постреляют наших. А бандиты дружно поржут… Эх, разве можно с такими мыслями пить чай? Вон хорошо Норту, у него в стране такого бардака нет, и ему детали операции бы уж точно сообщили.
-  Вот и отлично, - проворчал Даршавин, выпив последний глоток чая, отодвигая чашку подальше. Нам дали выбор кто мы будем. У меня была мысль, что мы вообще не знакомы и познакомимся только в городе. Но одного тебя пускать в логово… да еще и без оружия… К вечеру будет известно прикрытие – все же у нас тут зона не совсем обычная, так что рекомендации мы получим с другой зоны, где паханы понадежнее, наших за людей не держат. И правильно делают, - последнее замечание, оброненное в сердцах, явно относилось не только к зекам… - Главное, чтобы легенды и документы совпали с характером и возрастом, а то придется влюбленную пару изображать, а тут зима скоро, холодно целоваться по подворотням. - Олег сказал эту фразу, глядя Лукасу в глаза, так, чтобы тот видел, сколько иронии он вкладывает в каждое слово…  - Или, как? Сойдем мы за парочку влюбленных?
Рука с чашкой замерла в воздухе, а Лукас медленно и оценивающе осмотрел Олега, как будто примеряя на него новое амплуа.
- А если и так, - он недобро усмехнулся. – Опыт у нас уже есть. Ты хоть целоваться умеешь?
И, все также улыбаясь, если это можно назвать улыбкой, он продолжил.
- Ты путаешься в показаниях, Олег. Сначала ты сказал, что никто не будет знать о нас. Ни  о миссии, ни о задании. Так ты сказал. Теперь ты говоришь, что к вечеру будет известно прикрытие. – Норт отрывисто произносил слова, словно гвозди вбивал. Каждое слово и взгляд его пригвождали Даршавина к позорной доске некомпетентности. – Как прикажешь тебя понимать? Ты меня пойми. Это мне идти с тобой на задание. Мне прикрывать твою спину. И хочется надеяться, что и ты прикроешь мою. И речь идет не идет об этом так называемом доверии. Мы, как два профессионала, четко понимаем, что между такими, как мы, учитывая то, чем мы являемся, доверия быть не может.  Я успел тебя узнать. Ты из тех, кто, взявшись за дело, доведет его до конца. Но для этого должна быть, как минимум уверенность в своем напарнике. Я в себе уверен. Я тебя не подставлю. Мне резона нет. А вот ты. С твоим уровнем подготовки чуть выше ноля. Поэтому я и предлагал отдых. Ты уже ошибаешься. И ты знаешь цену ошибки.
Лукас не боялся за себя, отнюдь. Его не расстроил бы и провал операции. Его честь. Его эго. Вот что выступало на первый план сейчас. Он привык быть лучшим, несмотря ни на что. И уже давно решил для себя. Если кто-то встанет на пути, Лукас пройдет сквозь него.
Даршавин улыбнулся мягко и широко.
- Если бы все было так просто. В России, да в заштатном Мухосранске или Урюпинске два гея, как бы это еще помягче сказать, вызовут желание их замочить, никто их на порог не пустит, да дела и ними иметь не захочет, надеюсь, это тебе в камере объясняли, когда было время. – Олег все еще был весел. - Второе – когда я говорю, слушай внимательнее, или читай между слов, щас пойдем отдыхать на пробежку, я тебе поподробнее объясню. – Ну как было ему сказать, что тут каждое слово ловится, как манна небесная, да Олег был уверен, что Лукас все прекрасно понимает, вон, еще ни разу лишнего не сболтнул. Тот, кто отдыхал в камере, вспоминая свою Тамару, мог спокойно пускать слюни, а им теперь  тут ум морщить. - Итак, щас по-быстрому освежиться и на пробежку. Сегодня мы бегаем на улице, хватит в зале плесенью дышать. - Олег был как будто рад, что начинается новый день, и солнце начинает греть угол окна, ослепляя золотящимся лучом.
 Через полчаса, пробегая пятый круг по периметру, вдыхая стойкий, но куда более приятный, чем тюремный, запах болот, Даршавин продолжил:
- В кабинетах говорится не все и не всем. Даже Ксения научилась приходить сюда, когда ей нужно было поговорить. Так что то, что говорится там, должно отличаться от того, что говорится здесь. То, что пришлют нам по официальному каналу, должно быть в разработке и в отчетах, а то, с чем мы подойдем к выполнению миссии, это полностью наша работа. Хотя и можно основываться на официальных данных. Да, некоторую предварительную работу провели. И не мешало бы выработать план «Б», еще как не помешает. Он должен отличаться от официального. Во-первых, если о нас уже будет известно, то будет хоть какая-то возможность смыться. Во-вторых – этого сопляка придется брать с собой. А посему все мы в казино не попадем. Не демонстрация. Исходи из того, что ты пойдешь с ним, а я буду всего лишь на улице. Я уже навел справки, думал, они хоть подпольные бои там проводят, но – нет. Город слишком уж мелкий. Тут населения на пару школ не хватает, откуда взяться гурманам. Но казино сделали, золотишка то хватает. Значит так, держит казино - Борис Ваганов, старый коммуняка. Ему уже далеко за 60, когда-то был парторгом на заводе, потом главой горкома партии, потом в приватизацию отхватил куш и с тех пор живет на дивиденды. Впрочем, он довольно далеко отсюда живет. А командует тут угадай кто! Его сын Денис Борисович Ваганов. Жена его, кстати, с детьми приживает в Испании, в Барселоне. А вот Тамара, эта «Мисс города» пару лет назад была, само собой конкурс проводился на деньги мецената Ваганова.
- Ну, друзья мужа – они же его помощники, этих потом посмотришь на фото в фас и профиль. Все данные есть. Теперь про уран. Даже тут Денис так сумел протратиться при всех его шикарных делах, что отчитываться папе и содержать законную семью достойно, а у нас это довольно хлопотное дело, еще бы была его жена простой «Мисс города» без роду, без племени, а его контролирует еще и компания тестя, который зам главы области, ну не уборщицу же ему в жены было брать… в общем, папа стал подозревать нехватку средств. Ну, наш Денис стал таскать уран с помощью этой Тамары, которую, и пристроил получше, не первый год, поди, знакомы. Но стащить – это одно дело, а что толку, его же и продать еще надо. Вот тут обычно все и попадаются. Потому что уран тем или плутоний – это не бабушкин ковер, просто так не продашь. Денис тоже долго искал желающих… Уж, конечно не по объявлению в газете. Благо, он по заграницам мотается, дома–то бывает исключительно наездами. Но подручные его дело хорошо знают, вот и попадаются такие, как наш Володя на удочку. Им бы идиотам подумать сначала, что совмещать уран с рулеткой не стоит… уж. Если пользовали его как переправу, то что уж жадничать, но теперь мы можем им только спасибо сказать. За источник, а вот что они скажут… Это полностью твоя забота. Уран надо найти. За границу он не ушел еще, это точно. Но в октябре  будет проходить Шанхайский международный кинофестиваль. И с чего-то наш Денис собрался туда в это же время. Туры заказаны. Вот нам и нужно успевать. Груз то он самолетом не повезет. Значит по железке поедет. Кто из подручных его повезет, это еще можно вычислить… Но где все это добро складируется и когда отгрузка-отправка, это мы с тобой и будем искать. Главное – чтобы отправку раньше времени не дали.  Теперь понятно, почему в кабинетах можно говорить что угодно и сколько угодно, а только не то, что нужно. - Олег грустно усмехнулся. Когда речь идет о таких деньгах, вообще мало кто может поручиться даже за себя. … - А теперь я жду твоих соображений. Уверен, ты давно все придумал, еще когда этого парня увидел в первый раз….
Разумеется. Лукас придумал все давно. Как только поговорил с Володей узнал его слабости. По давно укоренившейся привычке тут же мысленно составил план его разработки наряду с планом разматывания всего клубка, ниточку к которому Володя и дал. Конечно, были в этом плане и пробелы, которые требовалось заполнить, но костяк сформировался твердый.
Приятно было осознавать, что Олег смотрит на него снизу вверх, несмотря на явное различие в их положениях. Конечно, Лукас давал себе отчет в том, что Даршавин умело играет на его самолюбии, притворяясь менее опытным, более беспомощным, чем был на самом деле. Помоги мне, моя жизнь в твоих руках, судьба моей родины в твоих руках, кто, если нет ты… Это было так похоже на то, что Норт делал в MI5… Такое схожее ощущение ответственности, власти, могущества, осознание собственной уникальности… Да, Лукас знал, что его тонко используют. Но позволял это делать До тех пор, пока их с Даршавиным интересы совпадали. Каждый знал свою роль на зубок, каждый вжился в нее так, что уже исполнял ее, не задумываясь. Если ты работаешь под прикрытием, кажется, что нужно помнить прикрытие и правду. Но это не так. Прикрытие и есть правда.
Пробежка на свежем воздухе помогла открыть второе дыхание буквально. После прокуренного кабинета, который Даршавин в конце концов соизволил проветрить, даже смрадный дух болот казался кристальным горным воздухом. Изнурительные тренировки на беговой дорожке принесли свои плоды. Лукас бежал легко и привычно и даже не сбил дыхание, когда ответил Олегу.
- Я все понял. Обсудим детали в приватной обстановке.
То, как Олег отозвался о Ксении, с уважением, упомянув, что неплохо было бы у нее поучиться некоторым вещам, заставило Норта улыбнуться. За это можно и самого Даршавина зауважать. Он четко отделял личное от профессионального. Какая бы кошка ни пробежала между Ксенией и Олегом, какие бы чувства он ни испытывал к этой красивой, успешной молодой карьеристке из столицы, рабочие моменты от этого никак не страдали.
Говорить не хотелось совершенно. Да и о чем? Если решили дождаться директив из центра, а потом на их основе составить собственный план. Или диаметрально противоположный. В любом случае, пока обсуждать нечего. А на пустопорожние разговоры силы тратить никак не хотелось.
После пробежки Лукас сходил в душ. Это была одна из привилегий. Душ каждый день.
Падающая на него сверху вода все еще вызывала противоречивые чувства, но Норт заставлял себя смотреть в стену и сосредоточиваться исключительно на приятных ощущениях. В основном получалось.
Потом запланированное рандеву с Ведьмаком.  То только покачал головой, глядя на осунувшееся с темными кругами вокруг глаз изможденное лицо Лукаса, но не сказал ни слова и указал на массажный стол. Стоило Норту принять горизонтальное положение и расслабиться, как сон одолел его. Ведьмак с пониманием позволил своему пациенту отдохнуть, лишь раз разбудив его, попросив перевернуться.
Поскольку инструкций на этот счет не было, Лукас вернулся в камеру. Где и пробыл до вечера.
Конечно, обсуждать серьезные вопросы во время пробежки не совсем то, что нужно... Но некоторые вещи можно  и нужно было решить прямо тут, Олег вытащил сигареты, закурил, по привычке прикрывая ладонью огонек. Набрал номер на мобильнике.
- Иваныч, нужны будут бумаги и еще кое-что. Приготовь… - на вполне логичный вопрос, прозвучавший из трубки Когда? последовало, такое же обычное – Вчера еще, Иваныч, вчера, но ради тебя, нужно сделать это до трех часов дня. Успеешь, если на свою Сергеевну лазить не будешь. - Обычная шутка вызвала обычный короткий смех, все как всегда, и привычный ответ. - Я ей передам от тебя привет. Значит можно говорить дальше, и Олег назвал имена, на которые нужно изготовить паспорта, благо, фото Лукаса у Иваныча хранились еще с тех пор, как Даршавина вызывали в Москву. Значит не зря он тогда подстраховался. Водительские права, даже трудовые книжки, чтобы сойти за ищущих работу приезжих, в общем, Олег всегда мог рассчитывать на того, с кем говорил, но пароль всегда произносился, потому что никогда нельзя было знать всех обстоятельств, тем более, если не видеть человека годами, а только знать о его существовании, чувствовать его присутствие в своей жизни. Но теперь Олег был уверен – в закладках будет все необходимое, а это уже полдела.
Дожидаться, пока Лукас примет все процедуры Ведьмака проще на сытый желудок, тем более после бессонной ночи, нужно было чем-то поддержать желание двигаться вообще. После столовой Олег прошел в кабинет начальника тюрьмы – факс то стоял у него, принял всю документацию и отправился к себе в кабинет с кучей полученных факсов. То,  что написано было в них, можно было читать и обсуждать спокойно и в кабинете. Кроме легенд и рекомендаций, план проведения мероприятия, вводные данные, вот интересно, что на все это скажет Лукас… Но пока его нет, надо бы проверить, как его план утвержден, и много ли внесено корректив, что из всего этого можно будет использовать, а в чем проявить инициативу. Понятно, что изготовление паспортов и закладки нужно взять в свои руки, что он и сделал, как только Лукас исчез за бетонным забором, направившись в медчасть. Дальше – план действий.
1. Вывоз Объекта с территории зоны. Другими словами – инсценировка побега. На эту часть операции отводилось несколько часов, машина для перевозки заключенных и два человека охраны, кроме них с Лукасом. Догадываться о присутствии Даршавина Володе было незачем, так что  за рулем автозака будет Даршавин. В сопровождении – Миша с Гришей, куда ж без них.. Да, вот – куда, в город, без них. Через двадцать километров Лукас должен освободиться от наручников, нейтрализовать охранников, ну, что эту часть плана Лукас выполнит с особым блеском и желанием, Даршавин не сомневался, главное, чтобы Миша с Гришей вырубились  естественно и живописно. Потом, освободив от наручников напарника, хотя какой из этого недотепы напарник, одному Богу известно, но до поры он необходим, нажав кнопку тревоги, остановить автозак, это он сделает, тоже не китайская грамота, обшарит карманы, вытащит ключи у Мишу, прихватит шоколадку - не без этого, откроет двери и направится к кабине водителя. Даршавин усмехнулся. Нейтрализовать водителя… Вот тут Норт должен проявить чудеса своего ювелирного мастерства, потому что Олег нужен ему живым и здоровым, но раньше него в городе и с заплывшим до неузнаваемости лицом. Олег вспомнил любимую фразу из любимой комедии: «Буду бить аккуратно, но нежно... гыыы» Ну пусть попробует не бить нежно… дальше...
Дальше пункт 2. Добраться до города. Это им придется делать врозь. Олег, взяв приготовленную  лесополосе машину, доедет до места закладки, чтобы переодеться и занять свое место на наблюдательном пункте, Лукасу же придется добираться более естественным способом – автостопом, с переодеванием на ходу, и устранением свидетелей. Таскать за собой Володю, давая ему понять на какие подвиги он идет, ради того чтобы вытащить его из тюрьмы.
Теперь пункт 3. Город.  А главное, чтобы тот был полностью уверен, что Лукаса прислала его Тамара, будь она неладна. Но, поскольку на изучение карт времени будет мало, а Тамару, Лукас в глаза не видел, тем более, она его, и уж тем более, она и думать забыла об этом герое, так что и вытаскивать из тюрьмы его не собиралась, то допустить из встречи было никак нельзя. А значит, Лукасу нужно будет следить еще и за этим, остается надеяться, что это все пригодиться лишь на точке, а в городе никаких неожиданных случайных встреч не произойдет. Потому что убирать объект до проникновения в казино в планы никак не входит.
Дальше пункт 4. В казино вся работа ляжет на Лукаса, ему нужно пройти к одному из игровых столов, сделать ставки, и самое интересное – выиграть. Причем выиграть довольно крупную сумму, без Тамары? Вот тут Даршавин сильно сомневался, как можно выиграть в казино? Ну, посмотрим, что скажет на это Норт. Вызвав к себе повышенный интерес крупным выигрышем, Лукас должен получить бесплатное право встретиться с хозяином – Денисом Борисовичем, допустим… А дальше, опять в одиночку, он берет Ваганова в заложники и требуя не только выигранные деньги, но и запас урана, завершает операцию… такое вообще возможно?
И что, ему все это время изображать полудебильного бомжа, который с незапамятных времен обитает на ступеньках собеса, что находится как раз на против входа в казино, потому, что у такого места, должен быть талисман, вот этот бомж Славик и был его талисманом… Но, скоро не будет ни Славика, ни казино… Если только Лукас станет суперменом и в одиночку повяжет всю банду. Без оружия и без поддержки. Хотя, там, скорее всего, оружия хватит на всех, так что будет чем и от чего отстреливаться. В этом Олег не сомневался. Еще – отдельной рекомендацией шло – выход на покупателей. Вот как они это сделают, если покупатели за кордоном, а уран тут? Хорошо бы он был еще тут, а не погружен уже в поезд. Документы у них, конечно, будут надежные, но за выезд с территории их по головке не погладят… если они вообще доживут до завершающего этапа…
Олег читал и поражался идеальному течению мероприятия по видимости руководства, особенно, когда представлял, что на это скажет Лукас. Хотя представлять ему осталось недолго, через 20-30 минут Норт и сам все это прочитает…
Даршавин встал, закурил, ухмыльнувшись, представил с каким удовольствием Лукас будет разукрашивать его фейс… Клуб дыма ударился в стекло и, будто обидевшись, начал растекаться по кабинету…
Лукаса разбудил стук в дверь. Это было так неожиданно и непривычно, что Норта подбросило на шконке. Он так отвык от того, что к нему в дверь могут постучать в принципе, тем более, когда он спит днем! Неслыханно. Заключенный спит днем! А что делать, если всю ночь он пробыл на оперативном совещании у своего следователя, разрабатывая детали совместной операции! Боже Лукас, ты себя слышишь? Это бред? Это бред.
Но Миша на пороге камеры был вполне реальный и вполне натурально пригласил Норта пройти в кабинет к Даршавину. Это не было ни сном, ни бредом. Лукас – еще одно неслыханное, добавьте в список – попросил дать ему минутку. Быстро умылся, окончательно прогоняя остатки сна, и вышел в коридор. Миша кивнул ему, не покидая своего поста. Определенно, мир сошел с ума и Лукас с ним вместе.
Кабинет был пуст. Но не заперт. Сердце Лукаса пропустило удар. Он остановился на пороге, оглядывая каждый сантиметр пространства, ища нестыковки и странности, отличия от того, как все выглядело, когда он последний раз был здесь. Изменилось лишь положение стула, на котором сидел Даршавин. Но он не был опрокинут и не стоял слишком далеко. Все, как будто хозяин вышел зачем-то и вот-вот вернется.
Олег шел по коридору с листами бумаги от факса, лучше бы за чаем сгонял, но вот же – бегал в кабинет начальника, будто заняться нечем…
- Чего стоишь, как неродной? – Олег появился в своем кабинете, когда Лукас стоял на пороге, так и не войдя в кабинет.  - У нас времени совсем мало, а тебе еще нужно ознакомиться со всеми документами, отбросить лишнее и добавить нужное, так, что не стоит стоять поодаль, бери стул и садись-ка поближе. - Олег подождал, пока Лукас сделает шаг вовнутрь помещения, прошел сам, давая Норту возможность выбрать позицию. - Думаю, начать нужно с участников группировки, это информация точно не поменяется и необходима к изучению. – Даршавин пододвинул уже разрезанные и распределенные по папкам бумаги… не зря же он сидел тут полдня, сортируя все документы по папкам и разделам. Чтобы классифицировать информацию для более быстрого ознакомления и изучения. – Вот  сам Ваганов-старший, вот Денис, это его семья. – Даршавин выкладывал папки в ряд, чтобы обзор был полным. - Это обслуга, это партнеры, это члены группировки. Вот сначала ознакомься со всей этой компанией, потом двинемся дальше…Олег обошел стол, налил чай  и поставил чашки с чаем на стол, молча, будто устал говорить….
Лукас сел к столу и начал изучать документы. Неторопливо, вдумчиво, как обычно, запоминая каждую букву.
И после этого вы все еще склонны утверждать, что самостоятельно откопали этого Володю, пока я валялся на больничной койке? Случайно? И вот все эти данные были собраны в рекордно короткие сроки? Может, какой неопытный профан и поверил бы в подобное, но не Лукас Норт. Он кинул быстрый взгляд на Даршавина, который задумчиво рассматривал содержимое своей чашки, как будто мог увидеть в темной терпкой жидкости ответы на свои вопросы. Или в струйке пара, поднимающейся над чашкой, неведомый его покровитель зашифровал для Олега его судьбу.
Хорош. Ни один мускул не дрогнул. Ни единым словом, ни жестом не выдал себя. Жестко придерживается выбранной роли.
Лукас мысленно одернул себя и углубился в изучение документов. Читать с факсимильной бумаги было не очень удобно. Она бликовала под лампой и приходилось выбирать такой угол, чтобы свет падал как надо.
- Тебе как удобнее? Чтобы я все изучил, а потом высказал свое мнение? Или комментировал в процессе?
У каждого свой подход к работе. Свои традиции и предпочтения. Даже ритуалы. Олег вот любит пить чай и курить. Но это пока все, что знает Лукас.
- В процессе. – Олег, прищурившись, выпустил дым и отхлебнул чай.
Лукас согласно кивнул и продолжил чтение.
Спустя некоторое время он, время от времени поглядывая в бумаги, отнюдь не для того, чтобы уточнить тот или иной фрагмент информации, а просто потому, что это поведение заложено в человеческой натуре, Лукас уже излагал свои соображения Олегу.
- Ваганов Борис. Фигура важная. Высоко сижу, далеко гляжу. К нему нам не подобраться. Поэтому будем просто иметь в виду, что он может вмешаться в наши дела, если почует угрозу сыну и своему семейному бизнесу. Но, поскольку Денис Борисович занимается делишками с ураном втайне от отца, тут он тоже его вмешивать будет врядли. Таким образом, наша задача сделать все максимально тихо, не привлекая ненужного внимания. Так что это даже хорошо, что у нас не будет оружия. Не будет соблазна его применять.
- Далее. Непосредственно Денис Борисович. Держит вою семью отдельно. Защищает. Плюс обеспечивает себе свободу для его связей на стороне. Принуждать его к сотрудничеству, угрожая семье, неэффективно. Во-первых, он сразу распознает, что это чистый блеф. Во-вторых, вот в этом случае он точнейшее подключит своего отца. Если мы хотим с ним сотрудничать, его нужно заинтересовать для начала. Он бизнесмен, и если говорить с ним на языке денег, он пойдет навстречу вернее. Если это не сработает, и придется перейти к силовым методам, то тут у нас в качестве варианта Тамара. Хотя я не думаю, что Борис питает к ней настолько глубокую привязанность, что способен будет ради нее пожертвовать бизнесом.  Но как рабочую версию можно рассмотреть.
- Марков Евгений. Правая рука Дениса. Он же занимается всеми его финансами. Вот интересная фигура. Побеседовать бы с ним приватно с применением расширенных методов… - мечтательно ухмыльнулся Норт. – Он бы дал нам все. Финансовые потоки, счета, партнеров, да вообще все. Здесь сказано, что он повсюду сопровождает Дениса. Как его верный пес. Но не сторожевой. Скорее, диванный компаньон.
- А вот сторожевой пес у нас Глухих Спартак. Имя-то какое. Вот не верь после этого, что имя не определяет судьбу. Возглавляет службу безопасности в компании Дениса. Имеет собственное охранное предприятие Снежный барс. У нашего Ваганова-младшего есть своя армия, - заметил Лукас. – Если будет контакт, его надо нейтрализовать прежде, чем он вызовет на подмогу своих бойцов. Он обеспечивает охрану непосредственно самого Ваганова и казино тоже. Ребята у него в команде серьезные, бывшие военные. Но они натасканы на определенные раздражители. Если раздражителей не будет, они и не посмотрят в нашу сторону.
- Тамара  Печенкина. Все, что нам о ней известно, это то, что она обладает эффектной внешностью и в прошлом титулом Мисс города. Или она так любит деньги, что не гнушается подстилаться под клиентов, на которых указывает Денис, или у нее свои, до сих пор ото всех скрытые долгосрочные цели. Но она для Дениса лишь яркое украшение, модный необходимый аксессуар. По статусу положено иметь при себе нечто подобное. Так что в качестве мотиватора она нам бесполезна. Но. Если у нее и в самом деле есть мозги, хоть в зачаточном состоянии, то она врядли довольна своим нынешним положением, она стремится к большему. В жены Денис ее по понятным причинам не возьмет никогда. А вот если его место займет кто-то другой, и она станет тогда первой леди, это уже совершенно другое дело. Только кто. Из ближайшего окружения Дениса на эту роль подошел бы Евгений. А из числа его конкурентов Дмитрий Шестаков. О нем мало, что сказано по причине того, что к Денису он имеет опосредованное отношение.
Лукас отложил бумаги, встал, с удовольствием потянулся, подошел к тумбочке с чайником и щелкнул выключателем.
- Готов выслушать твои аргументы и возражения.
Он повернулся к Даршавину. 
Олег наклонил голову, заглядывая в пустую чашку, будто все еще не понимая, что там ничего нет…
- Думаю, пора и воздухом подышать, не сидеть же в душном кабинете, если ты, конечно, ознакомился со всеми персонажами. – Решительно поставив чашку на стол, Олег прошел к двери, накидывая кожанку, чтобы комаров не кормить, и поднявшемуся со стула следом за ним Лукасу протянул парусиновую ветровку с капюшоном, выключил свет, запер дверь. Миша проследит, чтобы в кабинет мышь не прошмыгнула, а пока им нужно поговорить.  Без лишних ушей. Даже Миша и Гриша никогда не сопровождали следователя на болота, и давно уже привыкли оставаться на посту, если начальник идет покурить. 
Олег остановился, закуривая. Тут можно было быть свободным в исполнении своих желаний.
- Понимаешь, пока вся эта компания ведет себя в городе довольно корректно, даже несмотря на большое влияние, значит не они держат его. У них лишь часть бизнеса, и они подчиняются неким структурам. И этим структурам не понравилось бы что без их ведома происходят некоторые вещи. – ты понимаешь о чем я?
Накинув предложенную куртку, Лукас вышел вслед за Олегом. Хорошо, что размеры у них в основном совпадают. И руки не торчат из рукавов.
На улице царила ночь. Безветренная, тихая. Ущербная, будто облизанная с одной стороны, луна бесстрастно взирала на двоих мужчин, которым взбрело в голову погулять по болотам в столь поздний час.
Предложение прогуляться было как нельзя кстати. Несмотря на старания Ведьмака травма нет-нет, да напоминала о себе ноющей болью,  особенно когда приходилось долго сидеть или стоять.
- Конечно, я это понимаю. Как и то, что казино это ни что иное, как денежная химчистка. Ты хочешь что сделать? Объединиться с хозяевами города и… ? Их руками прижать Дениса? Предложить им свои услуги? Использовать их вслепую?
Лукас стоял, пытаясь разглядеть в темноте выражение лица Олега, чтобы считать ответ. Но густые тени искажали картину, делая ее гротескно-жутковатой.
Но каким бы ни был предложенный Олегом план, он заранее не нравился Лукасу. Чем больше народа посвящено в происходящее, тем больше вероятность утечек, накладок, подстав… Тем более, когда речь идет о чем-то вроде урана. Но выслушать Даршавина он выслушает. Не напрасно же Олег привел его на приватный разговор.
Солнце жарило нещадно… Сеньора Лин давно уже привыкла, что из одежды на ней лишь тонкие полоски купальника и парео, и уж, непременно от Кардена.  Лин поднялась с шезлонга, поставила стакан с соком на столик…  Это сейчас она сеньора Лин, а когда-то она была Ангелина Валерьевна Широкова… Милая наивная тоненькая девочка из хорошей семьи…
Взглянув на детей, резвящихся у бассейна, она  вспомнила мужа. Такие браки заключаются не  на небесах, а в брачных конторах. Лин закрыла глаза, блеснувшие слезой, стоило только вспомнить слова отца.
- Я никому, никогда не позволю тебя обидеть, но ты выйдешь замуж за этого ублюдка, потому что его отец – мой давнишний партнер по бизнесу, потому что слияние бизнесов будет нам на пользу и потому что в наших кругах так заведено. – На ее глубокий вдох, предвещающий пылкую ответную речь, отец заранее поднял руки кверху, - я знаю, что ты не любишь его! Мало того, я прекрасно понимаю, что такого скота  полюбить просто невозможно. Но от тебя никто и не требует – любить. Выйдешь замуж, станешь женщиной, родишь нам с Борисом пару внучков, и я устрою тебе райскую жизнь в любом уголке мира. И все у тебя будет прекрасно, обещаю, и денег считать не будешь, и …. все что пожелает моя кровиночка  будет у ее ног… - Да, он так и сказал – у ее ног… Лин посмотрела на стройные, покрытые ровным бронзовым загаром ноги у которых лежали перламутровые ракушки на белом песке…  Что ж, может быть это лучшее, что досталось ей от счастья… И конечно – дети. Но, теперь она уже десятый год, как жена Дениса Борисовича Ваганова. Деньги она не считает – это правда. Выработав все самый стервозные привычки, присущие всем ее подружкам, она даже не кричала, если не хватало денег на покупку, (да разве такое могло с ней произойти?) она просто набирала быстрый номер, и
- Паааап... – после этого появлялось все, чего она желала, при чем это был не обязательно номер ее отца, телефон свекра был на второй клавише быстрого вызова, и эффект от него был еще более ошеломительным. Денис начинал извиняться, говорить, что хотел сделать это чуть позже, но раз уж его великолепная жена хочет получить это прямо сейчас, то нет ничего проще!
И Лин совершенно не интересовало, как и где берутся деньги. Она знала только одно – она заплатила за это своей жизнью. У нее не было кучи любовников. Удовлетворяющих любой ее каприз. Не было жаждущих ее взгляда или жеста поклонников, хотя при все ее модельной внешности, стандартных 90-60-90 и ста восьмидесяти сантиметрах роста, они могли бы быть, только пожелай она этого…  Но она не желала … как раз этого она не желала. Тогда отец не захотел ее даже слушать, а ей очень нравился парень. Тихий, скромный, бедный студент экономического факультета… Он тоже смотрел на недосягаемую девушку с восторгом… Отец купил его. Просто, гадко, быстро, так, чтобы она знала и видела – продается буквально все. Отец предложил ему денег за то, чтобы он увез Ангелину к жениху.  И он не просто взял деньги и, посадив ее в лимузин, увез к жениху, но и стал его финансовым гением, получая довольно приличный доход. Она видела его. Часто. Видела и помнила, что  ее просто предали и что она не может верить, доверять никому. Ни мужу, ни отцу, ни вообще какому-либо мужчине.
Поначалу ее новоиспеченный муж не был так покладист, его мерзкий характер бывал причиной ее слез, что однажды и узнал отец. Вот тут она могла бы быть ему благодарна за выполненное обещание. Отец смог так поговорить с зятем, что больше уже никогда в жизни ее муж не смел сказать ни одного слова против ее желания. Но с видимым облегчением отправил ее в  Барселону, как только она заикнулась о вилле на берегу средиземного моря. Больше в Россию она не возвращалась. Денис приезжал в Испанию несколько раз в год, обычно на день рождения двойняшек и Новый Год, чтобы девочки знали, что их отец реальный человек.
Лин засмотрелась на резвящихся у бассейна двойняшек…
Олег, чуть щурясь, посмотрел на луну, будто рассчитывая на ее помощь, или хотя бы освещение.
- Как ты понимаешь, своими планами с нами не поделится ни одна контора, тем более те, кто может влиять на Ваганова. Но факт их заинтересованности в этом деле мы можем учесть как весьма вероятный. Если госструктуры рады будут на этом деле заработать процент к плану а то и погоны на плечи, то конкуренты, узнав о таком бизнесе, готовы будут порвать Дениса, ибо нечего рубить такое бабло, не поделившись.  Конечно, столкнуть их лбами – идея отличная, но объединяться… Думаю, такой вариант не прокатит в принципе. А план… План, конечно, имеется, куда ж без него… – Олег развернулся к Лукасу, вытаскивая из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо белый лист. - Если не сможешь прочитать при лунном свете, придется пользоваться зажигалкой, - хмыкнул Олег, протягивая бумагу Лукасу. - Читай и давай уже подумаем, что из этого можно использовать для работы….
И Даршавин опять отвернулся, закуривая и выпуская дым прямо в лицо луне….
Даршавин выносит из кабинета официальные документы, чтобы почитать их с заключенным на болоте при лунном свете… Куда мир катится…
Освещение было скудным, но проблем со зрением у Норта больше не было. И он в состоянии был разобрать написанное.
И, если до этого  момента у него еще сохранялись призрачные надежды на то, что в их операции все же будет настоящий план, разработанный детально, а не его подобие, предложенное Даршавиным, то сейчас они рассыпались, как брошенная об стену бутылка. Взорвалась и брызнула тысячей мелких осколков.
Нет, в представленных бумагах была и масса полезной информации, например, досье на Вагановых, на Тамару, было, за что зацепиться и на чем построить свою стратегию. Лукас по ходу дела этим занимался тоже. Но план самой операции… Это было какое-то посмешище. Пародия. Норт прекрасно знал, что русские так не работают.
Лукас поднял полный смятения и неверия взгляд на Олега.
- Что это?
- Что это где? Говори конкретнее, - нетерпеливо ответил Олег, выпуская струйку сигаретного дыма.
- Вот это.
И Норт протянул лист Даршавину.
- А на что похоже?
- Тебе подлиннее рассказать или покороче? – Лукас гневно сверкнул глазами. – Скажи, что это не то, что я думаю. Это же тренировочное задание? Просто проверка, да? Олег!
Пожалуйста, скажи, что это просто проверка, тренировка, что угодно! Только не говори, что с этим мы пойдем в незнакомый город, к настоящим бандитам, которые в отличие от тех, что составлял эти… шедевры эпистолярного жанра, в бирюльки не играют.
Все это читалось в напряженном взгляде Норта.
Олег усмехнулся. Сколько отчаяния… сколько надежды…
- Разве не понятно? Не могу сказать, что я великий стратег… но все что мы имеем – в твоих руках. Надеюсь, и в твоей голове тоже кое-что найдется, потому что прекрасно понимаю, что без твоей работы нам мало не покажется. Это у нас оружия не будет. Думаю, ты понимаешь, что нас грохнуть пара пустяков. На то я тебя и рекомендовал, чтобы не списали со счетов, чтобы твоя компетентность была доказана. Пойми ты, не одному мне это нужно. И даже не одному тебе. Ты не думал, что сделала Ксения, чтобы вытащить тебя? Неужели ты поверишь, что все это сделано по доброте душевной? Я вот в жизни не поверю, что она не расплатится за твое спасение. Да, я втянул ее в это. Но если все жертвы ради тебя окажутся не напрасными, то может быть ей это поможет? – Даршавин говорил тихо. Так тихо, что даже луна не слышала его слов… Слишком уж все было…. Зыбко, как эти болота.. и покрыто мраком. Как эта ночь… - Так что давай бери себя в руки и начинай думать. Если понадобятся еще какие-то сведения  - нужно же время их добыть. Не забывай об этом. Все на самом деле. Все реально. И нас реально могут укокошить. И что? Тебя это остановит? – Даршавин в упор глянул на Лукаса, дырявя его глазами, будто мягкую игрушку.
Норт смотрел на болота, хоть и чувствовал на себе взгляд Даршавина. Он списывал весь тот бред, который нес Олег, на его усталость. Он меня рекомендовал, чтобы не списали со счетов? Да кто бы его слушать стал? Все было решено наверху, но преподнесено так, что тебе, рядовому, хоть и главному следаку, кажется, что именно ты все сделал. Высший пилотаж или обычный протокол.  Кому как. Зависит от восприятия. Да, не ему одному это нужно. Норту тоже. И у каждого свои мотивы. Свои цели. А Ксению зачем приплетать? Для нее это был очередной шаг на ступень выше в карьерной лестнице, только и всего. Да, она импонировала Лукасу, она относилась к нему с тем уважением и сочувствием, которое так необходимо ему было в тот конкретный момент. Вот он и позволил ей выслужиться за свой счет. Ничего не происходит просто так. На все есть причина. Так что о каких жертвах вообще может идти речь?
То, что нас могут грохнуть? Так мы все под богом ходим. Странно, что тебя это стало волновать. Сам сколько раз подводил меня к этой черте. Но сам же и вытаскивал. А, ясно. Ждешь от меня того же. Чтобы я продумал идеальный план, в котором мы оба оставались бы живы, желательно здоровы, плюс принесли твоим хозяевам в зубах уран и, махая хвостом, положили к ногам. Тебе несказанно повезло. Для тебя и для Ксении это всего лишь продвижение по служебной лестнице, для меня же… Возможно, билет на самолет через Ла-Манш.
И как же ты привык размахивать пушкой… Без нее, наверное, голым себя чувствуешь.
- Не остановит, - наконец ответил Лукас. Также тихо, как шелест ветра в камышах. – Только ты мне скажи сначала. Ты настаиваешь на первоначальном плане? Что я помогаю Володе осуществить побег, который будет инсценировкой. Далее. Мы каким-то образом добрались до города. Все втроем. Там будет тайник и документы. Потом моя встреча с Денисом в казино. Я иду под видом игрока. Выигрываю и привлекаю его внимание. А потом мы с тобой  берем Дениса в заложники и выясняют местонахождение урана. Не посвятишь в детали? А то я так понял, за них отвечаешь ты?
Лукас видел сразу, что этот план больше напоминал сценарий третьесортного боевика в духе тех, которые делал Сталлоне исключительно, чтобы подчеркнуть собственную крутость. Но все же послушать комментарии Олега было очень даже интересно и обещало быть занимательным.
Лин засмотрелась на резвящихся у бассейна двойняшек….
Их отец… Уж, конечно, их отцом не мог быть ее муж или Евгений Марков, которых связывали особые отношения... Этих двоих она считала не более, чем пылью под ногами, с которой приходится мириться, потому что она есть. Но и свекр, и ее отец души не чаяли во внуках, от чего Лин могла быть уверена, что ни она, ни девочки не останутся без поддержки, если их настоящий отец не сможет или не захочет ее оказывать. Но он хотел. Вот только даже здесь, вдали от родного города, Лин не позволяла ни себе, ни ему бросить даже тень на репутацию безупречной семейной жизни. Потому что как раз видимость благополучной семьи и было условием той свадьбы. Ибо его семье нужна была видимость нормальной жизни их отпрыска, а ее семья получила некоторые финансовые и налоговые льготы для своего бизнеса.  Но всегда можно найти какое-то но… Ваганову-старшему достался когда-то хороший куш. И он его не просто сохранил, но и приумножил  в девяностые. Но  это был не самый большой куш в городе. Еще тогда, в жестокие девяностые тем, кто делил город на зоны влияния, удалось договориться о мирном разделе и последующем мирном переделе, если таковой понадобится. Поскольку в те времена претендентов на советское добро было не так много, и все они уже работали давно бок о  бок и знали друг друга. И самый большой и перспективный кусок достался Федору Ильичу Точилину, главе тогдашнего Горсовета, а через полгода он стал губернатором области, и его сферой влияния оказалась вся область. Следить за делами в городе он, как и многие другие, доверил сыну.
Лин не видела ни Точилина-старшего, ни его сына Леонида, хотя иногда бывала на мероприятиях, вход в кои могло обеспечить положение ее отца, но конечно, слышала, что их свадьба хороший повод пригласить Точилина к себе. Выразить, так сказать, почтение и лояльность, в обмен на дивиденды.
Она не видела того, чей голос проник в ее душу, будто взрывая ее изнутри. Бархатный, обволакивающий, он плыл над дышащим перегаром залом ресторана. Лин уже давно перестала слушать хмельные речи заискивающих гостей, ловить на себе сальные взгляды и мечтала лишь о скорейшем окончании вечера. Она устала сидеть как кукла на капоте свадебной машины. И вдруг кто-то запел песню. Совершенно не свадебную, будто заблудший менестрель, мятежный и гордый…
Как служил солдат службу ратную,
Службу ратную, службу трудную.
Двадцать лет служил и еще пять лет,
Генерал Аншеф ему отпуск дал.
Как пришел солдат во родимый дом,
Вся-то грудь в крестах, сам седой, как лунь.
На крыльце стоит молода жена,
Двадцати годов словно не было.
Ни морщинки нет на щеках ее,
Ни сединки нет в косах девичьих,
Посмотрел солдат на жену свою
И сказал солдат слово горькое.
"Видно ты, жена, хорошо жила,
Хорошо жила, не состарилась".
А в ответ с крыльца говорит она,
Говорит, сама горько плачется.
"Не жена твоя я законная,
А я дочь твоя, дочь сиротская.
А жена твоя пятый год лежит
Во сырой земле под березонькой".
Как вошел в избу, сел за стол солдат,
Зелена вина приказал подать,
Пьет вино солдат, по щекам его
То ль вино течет, то ли слезоньки.
Пьет вино солдат, по щекам его
То ль вино течет, то ли слезоньки.
 Слезы крупнее жемчужин, украшавших ее платье, катились по лицу невесты, когда он закончил петь в звенящей тишине… Толпа присмиревших подданных расступилась, а со сцены спустился высокий брюнет с изумительными серыми глазами и жутким шрамом, разбивающим его лицо на части…  Он смотрел в ее наполненные слезами изумрудные глаза и говорил… говорил… говорил какие-то слова, пожелания счастья молодым, которые говорят на всех свадьбах,  но смотрел только в ее глаза, а она видела только его  глаза.
 Свадебное путешествие, которое и преподнес в качестве подарка Леонид Точилин, вместо ожидаемого Точилина-старшего, она провела с ним. Ее новоиспеченный муж вместе с Евгением исчез где-то в залах Шереметьево-2.  Это было незабываемое, неповторимое путешествие, из которого она вернулась уже беременной…
- Сеньора Лин, шофер уже ждет вас, - голос горничной вырвал ее из забытья.
Она вздрогнула и посмотрела в сторону дома. На автомобильной стоянке ее ждал жгучий брюнет с серыми глазами и уродливым шрамом на лице – памятью, оставшейся от войны в Чечне. Ее ждал тот, кто не мог называться ее мужем, но являлся ее единственным мужчиной. Отцом ее детей…
Олег выбросил окурок, повернулся к Лукасу.
- Если есть предложения – говори здесь и сейчас. Я предложил то, что могу выполнить. Организовать вывоз двух зеков в автозаке – пара пустяков с моими возможностями. Ты ему пообещал спасение – вот и сдержишь слово…. До поры. Не думаю, что такого свидетеля можно оставлять в живых. Да и они не оставят его. Вообще  удивительно, что еще на перо не поставили. Из этого следует, что не все что происходит под носом, знает хозяин. А значит, и он может быть окружен людьми, которые воруют, тащут, предают. Для нас не так уж плохо. До города доберетесь, все же не на оленях. Я само собой – отдельно от вас. Но, как говорится, место встречи изменить нельзя. У казино встретимся. Место схрона на карте я тебе покажу в кабинете. Молча, естественно. Если нужны документы для тебя – говори тут. Если нужны сводки – менты пришлют еще, кроме тех, что уже есть.  В казино самое сложное, особенно, если с тобой будет этот парень. С ним легче пройти, но не дай бог, это они же его и сдали, то его там не ждут. А во всем остальном – я жду твои соображения.  Для чего бы еще нам тут торчать! – и без того тихая ночь стала еще гуще и темнее… луну закрыла тень… А над болотом полетели глухие птичьи голоса…
Лукас ответил не сразу. Столько вопросов роилось в голове, столько мыслей. Их нужно было для начала упорядочить. Но начать с одного-единственного вопроса.
- Ты предложил? Так, значит, это от начала до конца твой план? И какова твоя роль в нем? Здесь как-то не сказано. Не просветишь?
Бесполезно пытаться рассмотреть лицо Даршавина в сгустившейся темноте. Придется ориентироваться лишь на голос.
Олег оглянулся на голос, сделал еще шаг ближе к Лукасу.
- Мой. А я как сказал?  Мне было бы спокойнее, если бы это была директива сверху, я просто исполнил бы приказ и все. Но в этой ситуации, нам лучше вдвоем решить, когда, что и как делать, - Олег ухмыльнулся, - Первая операция, комом? Смешно… Но в этот раз я скорее твоя тень, следующая чуть поодаль, чем руководитель. Так что тебе и решать. Что когда и как делать. - Олег старался говорить проникновенно, ровно, будто боялся спугнуть утку… или Лукаса…
Теперь все встало на свои места. Нехарактерное поведение Олега, и его нервозность, и путанность в речах, и абсолютно непроработанный план. Сразу так и сказал бы. Лукас, это твой шанс. Покажи себя с лучшей стороны. Я вверяю тебе свою жизнь. Но нет, мы же слишком гордые. Нам надо все представить так, чтобы сохранить и свое лицо тоже. Это понятно. Даршавин тоже себя не на помойке нашел. Он и пытался сказать. А Лукас требовал еще. И еще. Как будто они на время поменялись ролями.
Так вот зачем Олег упомянул Ксению. Ее точно не допустили к разработке этого плана. Иначе он был бы совершено иным. Нет, все же при всей своей кажущейся простоте и грубоватой прямолинейности  Даршавин очень тонко умеет все просчитывать и завуалировать так, что никто посторонний не догадается. Не зря он есть казенные харчи, не зря…
Норту очень хотелось на подольше сохранить это ощущение собственной значимости, превосходства, тем более, что основания для этого были. Но времени на эти шалости не оставалось, как ни жаль.
- Слушай внимательно. Повторять не стану. Некогда и ни к чему. На время проведения операции поступаешь в мое полное распоряжение. Ты же хочешь вернуться живым?  - Олег кивнул. – Я тоже. И в твоем сохранении я заинтересован еще больше, чем в своем. Начнем с начала. Идея с побегом неплоха. Для нас с Володей. Согласно официальной версии этот заключенный должен умереть в камере. Аневризма, тромб, что угодно, только не сердечный приступ. Слишком банально и нарочито. Уверен, Ведьмак напишет любое заключение, стоит тебе лишь попросить. Так не придется отчитываться за побег заключенного, а когда его на самом деле грохнут, искать его уже никто не станет. Только учти. Твоего лица Володя видеть не должен.
- После побега мы пробираемся в город. Порознь. Мы с Володей сами по себе, ты сам по себе. С этим проблем не будет, я надеюсь?  Сможешь добраться из пункта А в пункт В, не привлекая ненужного внимания?
Олег хмыкнул в ответ, мол, что может быть проще.
Лукас хмуро посмотрел на него.
- Я сказал что-то смешное?
Даршавин поднял руки.
- Ничего смешного. Продолжай.
- По прибытию в город мы с Володей останавливаемся на конспиративной квартире…
- Конспиративной квартире! Лукас! Ты не дома у себя! На хазе!
- Ты прав. Замечание по делу. На хазе. Спасибо. Ждем вечера. И идем в казино. Где Володя представляет меня своим боссам. Денису, Тамаре. Как своего спасителя. И я прошу их вернуть уран. Сначала вежливо. Разумеется, они не соглашаются. Они не видят во мне угрозы. И тут вступаешь ты.
Даже в темноте было видно, как округлились глаза Олега.
- Любое имущество кому-то принадлежит изначально. Согласно нашей легенде, уран принадлежит тебе. А ты у нас крупный воротила, бизнесмен и торговец оружием из региона, в котором у Дениса и его окружения связей нет. И проверить они не смогут, по крайней мере, оперативно. Это называется брать на пушку, так? Уран не кучка алмазов даже. Ради такого и сам большой босс может приехать на разборки. Так? Так. Нам нужно продумать линию твоего поведения. Просчитать все возможные вопросы и твои ответы. Реакции. Потому что Денис все равно откажется отдавать уран. И придется прибегнуть к угрозам. Хотя мы оба знаем, что осуществить их не сможем. Значит, надо действовать хитростью. Давить на слабые места Дениса. Тамара как вариант. Его отец. Не стоит также забывать, что Денис – торгаш. Можно предложить ему деньги. Много денег. Чтобы он мог скрыть дыру, образовавшуюся в его бюджете, пока не прознал отец. В общем, действовать будем по обстановке.
- Теперь. Что касается твоего наблюдения. Володя рассказывает нам о расположении помещении в казино. Прежде чем я появляюсь там через главный вход, мы с тобой заходим через задний. Нейтрализуем охрану. Наблюдение переходит под твой контроль. Ты ведь умеешь читать по губам? Если и нет, увидишь все и так. Нейтрализованная охрана добавит нам веса. Или ты настаиваешь на посту снаружи и роли бомжа?  - Лукас ухмыльнулся в темноте.
-Бомжа? – Олег передернул плечами, - брр, да это самый идиотский пункт! Ты же знаешь, что лучше двигаться, чем замереть. Хорошо, - Олег опять закурил, может быть, чтобы скрыть дрожь в руках,  перед Лукасом не обязательно скрывать волнение, но лучше, чтобы он был уверен в том, кто рядом с ним. – С автозаком - все в порядке. С Ведьмаком проблем не будет… Хотя и огребусь я опять… - новая затяжка осталась в воздухе клубом дыма… -  До города доберемся – не маленькие. В городе с хатой и документами проблем не будет. Там все налажено надежно. В казино. Когда пойдем вдвоем, Володю оставим одного? Не свалит, испугавшись? Вот тут нам неожиданности не нужны. С охраной… Думаю, мы с тобой стоим кое чего, - Олег подмигнул темному силуэту, олицетворявшему Норта, тень вздрогнула и отшатнулась, вот и не верь в мистику…
- В движущуюся мишень попасть сложнее, это так.
Лукас согласно кивнул, отчасти даже радуясь тому, что снова видит настоящего Даршавина, каким тот и долен быть. Деятельного, нацеленного на результат, готового с головой в пекло. Хотя в таких миссиях пороть горячку последнее дело. Хотя. Кто знает. Быть может, его стиль это как раз то, что нужно.
- Если ты в общем и целом согласен с планом, нужно пройтись по деталям. А за Володю не волнуйся. Один он не останется. Диацетилморфин составит ему компанию. Достанешь? Здесь еще не такое можно достать, я уверен. Или ты про то, когда мы будем вырубать охрану? Пристегнем в машине, никуда не денется. Он сейчас тени своей боится. А мы его еще сильнее напугаем.
Лукас прошелся взад-вперед по пружинящему под ногами мху. Некстати вспомнилось ощущение таких же пружинящих матов в тренировочном центре. Сколько раз Норт оказывался на них… А сколько раз бросал своих спарринг-партнеров… И все-таки в сравнении с теми испытаниями, которые уготовил для него Даршавин, эти тренировки казались Лукасу теперь детскими забавами.
- Достану. В вашем схроне будет все необходимое. – Олег посмотрел на Лукаса, будто пытался представить его  уже там… - Эх, надо было дать тебе больше нагрузок, чтобы быть уверенным в тебе… Вещмешок набитый камнями тебе бы не помешал на пробежках, - сказал он, глядя прямо в глаза остановившегося рядом с ним Норта. - Что-то я пожалел тебя, а это недопустимо. Да ладно, чего уж теперь. Сейчас пойдем в кабинет. Нужно еще раз перелопатить все сводки и досье. Если мы не найдем другого рычага давления, то останется только грубая, жестокая, физическая сила, а я не уверен. Что у нас будет на это время. – На самом деле Даршавин все еще сомневался, что Лукас сможет провести такие пытки, от который будет действительный толк. И еще - одной дозы морфина может не хватить. Им еще нужно обеспечить способность Дениса говорить и соображать вообще в процессе пыток. Результат должен быть достигнут быстро и эффективно. Кстати – перспектива героиновой зависимости тоже может стать вполне реальным рычагом давления, судя по сводкам, Денис пока чист как ангелочек, не может же не быть у него ни одной страсти, не было еще такого… в любом человеке должно быть что-то темное, должна быть пакость, и если они ее не видят, значит, он очень хорошо ее скрывает. Только и всего. Нужно копать. – Пошли в кабинет, нам еще рыть и рыть это дело. – Олег даже устал от предвкушения  предстоящей работы. Или это просто голос чуть сел от последней сигареты….
Лукас подавился воздухом от негодования. Горячая волна злости захлестнула его, кровь бросилась в лицо, а тело затрясло мелкой дрожью от ярости. Ему пришлось сделать несколько вдохов, чтобы взять себя в руки.
- Ты меня жалел?  - тихо спросил он. – Жалел, да? Это у тебя называется жалостью?
Лукас одернул себя. Не время сейчас выяснять отношения. Усилием воли он подавил свой гнев. Придет день, и Даршавин с лихвой за все ответит. А до поры пускай себе считает кем угодно. Слабаком, неспособным ни на что. Дураком. Без разницы. Главное, что сам Норт знает, как оно обстоит на самом деле.
- Идем, - уже ровно и бесстрастно отозвался Лукас. – Грубая сила не всегда может быть панацеей. Бывают такие ситуации, где она не только бесполезна, но и излишня. Шпионаж это война умов, Олег. Привыкай к новой действительности.
И первым направился обратно к тюрьме быстрым шагом. Как будто хотел поскорее оставить это разговор позади.
Привыкай! Легко сказать. Даршавину с его взрывным характером с трудом давалась эта наука. Хотя и небезуспешно.
Миша был на посту, встречая хозяина кабинета, даже встал и вытянулся. И откуда такое рвение… Олег кивнул, проходя мимо него….
Войдя в кабинет, Олег первым делом взглянул на часы. Уже за полночь, значит, времени все меньше.
- Сейчас сидим еще час и отбой.  – Отрывисто буркнул Олег, обходя стол, чтобы взять  стопку папок переместить ее на стол. – Давай сейчас предварительно посмотрим досье наших персонажей. Может, ты чего еще увидишь, но все равно через час – отбой. Завтра на свежую голову и будем думать. Хотя у тебя расписание чуть изменится. Ты отправишься в камеру к Володе. По тюрьме не гулять. Теперь все будет зависеть от нашей осмотрительности. Миша будет сопровождать тебя на все процедуры. – Скороговоркой отбарабанил Даршавин, придвигая папки с бумагами поближе к Норту…. – Чаю то попьем, а то ужин пропустили, до утра еще далеко, - проговорил Олег, поворачиваясь к чайнику, всего то и нужно, что нажать кнопку….
Отведенный для изучения бумаг час пролетел как одно мгновение. Читать наработки коллег, несомненно, было познавательно и полезно, но все же Лукас не принимал изложенные в них факты как постулаты непреложной истины. Это были субъективные мнения отдельных людей, изложенные сухим казенным языком, который у всех народов используется для составления оперативных сводок. Оказавшись на месте, Норт наложит эти черно-белые трафареты на реальных людей, облекая их в отпечатанные в памяти строки как в костюмы, проверяя, насколько ладно они сидят. Насколько соответствуют носителю. И составит свое собственное впечатление, уже основываясь на личных наблюдениях и анализе. А пока. Пока он держит в голове предварительный план и вовсе не исключает перспективы его изменения с точностью до разворота на сто восемьдесят.
- Тебе придется со мной поработать, - сказал Олегу Норт. – Как ты это называешь, для пущей убедительности
Олег поработал. С удовольствием. Эта составляющая всегда привлекала его более прочих.
В камеру к Володе Лукаса впихнул Миша. Со словами Шевелись! Что как не живой! Но предварительно шепнув на ухо, прости. Норт едва смог удержать равновесие, а вот в Володину шконку врезался преднамеренно, хотя при желании контакта можно было и избежать.
- Твою мать,  - выругался Лукас вполголоса.
Володя подскочил на шконке, спросонья не понимая, что происходит.
- Да расслабься ты, это всего лишь я, - буркнул Норт, усаживаясь на соседнюю шконку.
- Ты где был? – шепотом спросил Володя.
- Пиво пил, - огрызнулся Лукас. – Сам как думаешь?
Володя виновато промолчал, потрепанный вид сокамерника поведал за него всю историю.
- Скоро свалим отсюда, - поведал Норт, устраиваясь на шконке.
- Свалим? Ты сказал свалим?
Володя тут же оказался рядом, присел на корточки рядом с Лукасом и пытался заглянуть ему в глаза.
- Погромче еще поори, а то не все слышали. А еще лучше по местному радио объяви. Иди спи.  – Лукас приоткрыл один глаз и покосился на Володю. – И сотри это дурацкое выражение щенячьего восторга со своего лица. Я сказал, что тебя вытащу, значит вытащу.
- А тут радио есть?
- Это все, что тебя волнует? Я бы на твоем месте о другом подумал.
- Но…
- Спать! – рявкнул Лукас.
Вообще шофер, которого и нанял Леонид для поездок с детьми, был довольно похож на него, даже шрамы были похожи. И все лишь для соблюдения каких-то условий, на которые он с его положением и деньгами мог наплевать? Не слишком ли странно?
Лин подошла к шоферу поближе…
- Добрый день, дорогой, сегодня же не нужно ехать в школу…
- Завтра я уезжаю, так что решил на прощание прокатить вас на каруселях. Девочки же не откажутся посетить Диснейпарк.
- Ты уезжаешь? Когда? Куда?
- Да, родная, завтра еду в Москву, потом домой. Но мы успеем попрощаться.  Единственное, что я смог сделать, это установить предел времени. У меня всегда есть сутки до исчезновения. И эти сутки мы проведем вместе.
Лин знала, что Лео никогда не отказывает отцу. Слишком уж он любит его. И не только потому, что отец вырастил его один после смерти матери, стараясь восполнить ему нормальную семью. Так и не женившись больше, Федор Ильич смог так настроить работу в городе, чтобы сын был всегда в зоне внимания. Он настоял, чтобы отпрыск получил лучшее образование в стране, а не за границей. А после МГУ отправился служить в армию. Причем отец не только не отмазывал его от службы. Но наоборот, настаивал на службе, сожалея лишь о том. Что выпускник университета не сможет проходить службу рядовым. По этому, сержант Точилин в 1994 году был направлен для прохождения службы в город Грозный. Про войну Лео рассказывать не любил. Частенько отшучивался словами из фильма: «Писарем в штабе отсиделся», но откуда бы у писаря такой шрам, сколько боли пришлось ему вынести…
Лин провела рукой по лицу, прикасаясь к шраму, она всегда вздрагивала, даже в этой жуткой жаре. Лин отдернула руку, нельзя показывать эмоций. Как бы жутко ей ни хотелось взять его и оставить рядом. Она не могла позволить себе ничего из того, что хотела сделать. Только вечером, когда уставшие девочки смотрели яркие сны про день проведенный в Диснейленде, она смогла выйти из дома, сесть в машину и оказаться в объятьях этого невероятно притягательного мужчины. Его вилла была не слишком далеко от дома Лин, но позволить себе частые встречи они не могли. За то общения с девочками у него было предельно много, как шофер, он всюду сопровождал их и давно уже был любим ими, как добрый волшебник.
Утром Лин проснулась в чувством надвигающейся грозы…
После того, как закрылась дверь за уводившим Лукаса Мишей, Олег опять сел за стол, хотя и нужно было спать. Но что-то ускользало от взгляда. Он чувствовал, понимал, что есть еще сила, которая и держит всю структуру, ведь не может быть иначе. Но по каким-то невероятным причинам, эта сила не выдает себя в криминальных разборках, как в любом другом городе, кишащим отморозков, стреляющих  по прохожим среди белого дня.  Хотя… Такое больше было присуще девяностым. Олег поднял трубку телефона.
- Дежурный, мне бы сводки по криминальной обстановке в городе за период с девяносто пятого по двухтысячный.
- Ого, ты, Вадимыч, охренел! Это ж сколько!
- Да не охренел! А сводки мне на стол.  …. Понятно, что не раньше утра, но как только будут – я в кабинете. – Олег закурил, убрал бумаги, готовясь вздремнуть. В таких делах голова должна быть в рабочем состоянии. Иначе опять что-то, да, ускользнет.
К утру сводки были на столе, Миша принес из дежурки. Олег нашел его быстро…
- Заключенного Норта на допрос! -  заорал он заглянувшему в дверь на сигнал звонка Мише, - Быстро! Одна нога здесь, другую оторву нахрен!
Миша исчез, о Даршавин опять зарылся в бумагу, будто опасаясь потерять след того, кого так желал найти…
Сразу после утренней поверки Володя снова начал было приставать к Лукасу с вопросами, но тот не спешил с ответами. Чем меньше Володя знает деталей, тем зависимее, а, следовательно, послушнее будет парень.
А еще не давала покоя одна мысль. Лукас видел в сводках что-то знакомое. Одна из фамилий она встречалась ему и раньше. Когда-то давно, в одной из прошлых жизней. И связано это было с Чечней. Опять с Чечней. Он связан с этой чертовой войной более крепко, чем нравилось думать самому Норту. Так всегда. Думаешь, что оставил прошлое позади, а оно догоняет и кусает тебя за зад.
И, как подтверждение его мыслей, дверь в камеру распахнулась, Миша провозгласил.
- На выход!
И ткнул в Лукаса пальцем. Хорошо хоть, догадался не называть имен. Потому что здесь Норт как Андрей, а не как Лукас.
В сопровождении Миши Лукас дошел до кабинета Олега. Руки за спиной, с соблюдением всех ритуалов с остановками и стоянием лицом к стене. Правила игры нужно соблюдать неукоснительно.
Дверь за Нортом закрылась. Они с Олегом остались одни. Лукас так и стоял у входа. Правила.
Даршавин подождал когда дверь закроется.
- Проходи, садись, - он старался говорить без эмоций, которые просто кипели где-то там, внутри. –
У нас пол часа до пробежки. Так что я постараюсь без длинных предисловий. Я нашел его. Как ты понимаешь, у нас не может существовать города, которым не управляет некая тайная сила, которая может быть и вполне явной, и очень опасной, разрывающей города и людей. Но в этом случае, эта сила довольно хорошо замаскирована. Пришлось взять сводки аж десятилетней давности, чтобы убедиться, что она существует. – и Олег начал раскладывать на столе листы бумаги с подчеркнутыми или обведенными именами и фамилиями, фотографиями, текстами. – можешь познакомиться. - Даршавин уже с явным торжеством в голосе ткнул пальцем в портрет довольно своеобразного молодого мужчины. Конечно, трудно было оценить его внешние данные, но то, что его лицо уродовал жуткий шрам, карябающий прямо душу, нельзя было не заметить. – Точилин Леонид Федорович. Сын бывшего главы этого города, а теперь губернатора области. Это он является настоящим хозяином и властелином положения в этом городке. В сфере его влияния самый большой и прибыльный район – заводской. Тот, что достался при дележке в девяностые Денису, - центральный, но можно сказать  - спальный, и особых доходов не приносит, но видимо, дает некоторые привилегии. А вот  заводы и порт – это постоянный доход. И уж, конечно, большое влияние. Можешь сам проверить, прочитать, запомнить... я пока чаек поставлю.
Даршавин отошел от стола, включил чайник, взял сигареты. У окна, он еще раз глянул на склонившегося к столу Норта, ну пусть разбирается.. открыл окно и закурил…
Так вот ты какой, Точилин Леонид Федорович. Наконец размытый образ из прошлого обрел не просто очертания, а вполне конкретную внешность. Не самую привлекательную, зато такую уж ни с чем не спутаешь.
- Меня о нем предупреждали. Чтобы держался подальше от него. Там, в Чечне. От него я и держался. А вот от тебя не удалось.
Насчет Точилина Лукас получил четкие инструкции. Он занимается координацией зачисток. К врагам беспощаден. Что к тем, что с востока, что к тем, что с запада. Но по иронии судьбы подразделение Точилина передислоцировали, а его место заняла группа Даршавина. Вот откуда Лукас помнил его имя. А теперь, когда оно встретилось в сводках, он зацепился за него, пытался вспомнить. Так значит, он с папашей теперь рулит городом.
- А Денис, стало быть, крысятничает у него под носом, - закончил свои мысли вслух Норт и, углубившись в изучение бумаг, склонился к столу.
- Да, еще как крысятничает. И если Точилин еще не в курсе, то узнав об этом, сделает все возможное, чтобы наказать в назидание всем остальным. И он, и его отец, ни разу еще не простили ничего подобного. Еще бы! Такое огромное хозяйство города и области. И в отличие от других регионов, тут работают практически все предприятия промышленности, оставшиеся с советских времен, да и новых прибавилось. А вот такого. Да еще Леонид Точилин! – Олег затушил окурок в пепельнице и развел руками, выражая полное непонимание ситуации. - Неужели Ваганов рассчитывал, что пропажа урана не проявится? В общем, такое можно было сотворить только идиоту, или по большой нужде… -  подойдя к закипевшему чайнику, Даршавин разлил по чашкам чай, достал печенье. – Давай-ка чуток закусим, да на пробежку.  А пока – смотри, запоминай, думай, все что тут лежит, что написано между строк, все складывай в запасники, небось пригодится. – И на столе перед Лукасом появилась тарелочка с печеньем и чашка с ароматным чаем.  Олег берег хороший чай, который привез из Москвы, но иногда, заваривая его, любил наблюдать, как меняется выражение лица Норта, когда он осознает вкус этого чая…
- Знаешь его?
Лукас поднял глаза от бумаг, посмотрел на широкую спину Олега, обтянутую форменной рубахой, пока тот разливал по чашкам чай. Аромат распространился по всей комнате. Норт невольно улыбнулся. Этот чай Олег заваривал редко, а впервые они пили его в хижине на болотах. И теперь, видимо, он ассоциировался у Даршавина с более тесными отношениями с Нортом. Когда они почти переставали быть врагами. Но и до друзей им было еще очень далеко. Эти двое заключали негласный контракт присматривать друг за другом, пока не выпутаются из очередной передряги. Несомненно, у каждого были на то свои причины. Но до тех пор, пока они могли помогать друг другу преодолевать этот путь, ведущий к заветной цели, будучи расчетливыми профессионалами, Олег и Лукас пользовались этим преимуществом.
Норт взял с блюдца печенюшку и придвинул к себе чашку. Остались еще в его жизни маленькие радости. Хороший чай – одна из них.
- Ты никогда не играл? По-крупному, так, чтобы от азарта потряхивало, чтобы дыхание прерывалось, кончики пальцев покалывало, а сердце колотилось о ребра изнутри? Когда предчувствуешь, что удача будет твоей непременно, осталось только чуть-чуть постараться, помолиться всем богам, которых знаешь, и вот она! Уже у тебя в руках. И это окрыляет. Ты хочешь еще. И еще. А если удача от тебя отвернулась, ты всеми силами стараешься ее вернуть. Ты готов собственноручно вскрыть себе брюхо и сдать органы, только чтобы получить возможность продолжить игру. Знакомо тебе такое ощущение?
Олег, повернувшись к нему, внимательно слушал, стараясь не пропустить даже небольшого движения руки, перехода голоса из одной тональности в другую…
- Нет, знаешь, я не игрок. Никогда не пытался даже играть… Но я знаю, что чувствуешь, когда идешь … даже не по следу… по оставленному еще витающему в воздухе ощущению страха, когда чувствуешь, что добыча так близко, что ты слышишь ее дыхание, ее кровь горячит тебя… и уже у тебя во рту ее вкус… чуть солоноватый и притягательный… ты настигаешь ее, видишь ее глаза и понимаешь, что не ошибся ни на шаг, ни на минуту не опоздал… и вознагражден…  можешь вкусить ее кровь… как напиток, пьянящий больше чем вино…
Искры азарта закружились в глазах Олега, прищурившись, он в упор посмотрел на Лукаса. Как мало в них различий, какая пропасть между ними, но азарт от этого только сильнее разжигал кровь… будоражил воображение, заставлял сердце стучать громче, чем колеса поезда на стыках рельсов.
 Не отводя взгляда от Лукаса, Олег отхлебнул чай, потянулся за печенюшкой…
- Ты нашел что-то, чего не увидел я?
Лукас в свою очередь изучал Даршавина, чуть сузив глаза, настроившись на него, как самый чувствительный приемник. Охотничий азарт. Он не такой, как азарт игрока, но суть одна и та же. Погоня за адреналином. В конечном счете, результат один и тот же. Вкус крови. Своей или чужой, и неважно, метафора это или вполне реальное ощущение.
- Хоть ты и не игрок, но суть уловил верно, - безмятежно отозвался Лукас.
То, что описывал Даршавин, было Норту слишком хорошо знакомо, и он живо представил как закипает кровь, как четко и холодно в контраст ей работает разум, как буквально видишь едва различимый, как будто нанесенный светящимися песчинками, след преследуемого… Скоро он снова испытает эти изумительные ощущения. А пока. Пока нельзя демонстрировать свои истинные чувства.
Лукас дожевал печеньку, опустошил чашку и аккуратно поставил на стол.
- Пока нет. Я ничего больше не нашел. Возможно, при личной встрече…
Он встал из-за стола, убирая за собой посуду.
- Ты уже припас рюкзак с камнями для сегодняшней пробежки?
С ухмылкой глядя на Олега, Норт мог поклясться, что слышал бешеный стук его сердца. Засиделся ты в кабинете, Олег Вадимович. Тоскуешь по оперативному простору. Не забыл, кому обязан такому благоприятному повороту в жизни?
Олег усмехнулся:
 – Перед смертью не надышишься. Обойдешься теперь уже без рюкзака, но может быть нужно будет загонять тебя побольше, чтобы в камере ты выглядел, как после хорошего допроса… отдохнешь по дороге в город, ничего страшного, - сарказм  следака...
Весьма скорая развязка дела заставляла сердце работать в другом ритме. Убрав в кабинете все, чего не полагалось видеть чужим глазам, они вышли за дверь.
Весьма скорая развязка дела заставляла сердце работать в другом ритме. Убрав в кабинете все, чего не полагалось видеть чужим глазам, они вышли за дверь.
Даршавин действительно устраивал усиленные нагрузками пробежки, хоть и не заставлял бегать с камнями. Потом Ведьмак, со своими не менее изнуряющими процедурами. Дальше - спарринги с Олегом, чтобы отработать каждое движение и, опять же, выработка плана до автоматизма. Чтобы и в камеру к Володе Лукас возвращался едва передвигаясь, и к моменту начала операции, действовал как будто всю жизнь так и было.
В камеру Лукас вошел, еле держась на ногах. Ему не пришлось даже особенно притворяться. Даршавин постарался, как следует. В последний момент передумал и притащил видавший виды выцветший рюкзак с обмошившимися лямками. Кинул Норту под ноги и приказал наполнить камнями. А где их взять посреди тюремного двора? Олег показал на кучу кирпичей, оставшихся после ремонта стены. Кирпичи были битые, с неровными краями…
А потом Олег самозабвенно гонял Лукаса кругами, приговаривая. Тяжело в учении, легко в бою, терпи, казак, атаманом будешь, и всякую прочую лабуду из русского фольклора на тему терпения и воинской службы.
Когда ему это, наконец, надоело, он заставил Норта снять майку. Обходя вокруг, довольно ухмылялся, как скульптор, сваявший шедевр.
- Красавчик, что тут скажешь!
Спину Лукаса украшали не только уродские купола, но и ссадины и кровоподтеки от кирпичей. Для того, кто не разбирается, это будет выглядеть как последствия жестокой пытки.
И болевые ощущения обеспечивали что надо.
Володя тут же кинулся навстречу Лукасу, помог добраться до шконки.
- Андрюх, ты как? – встревожено спросил Володя.
Самый идиотский вопрос, какой может задать человек…
- А сам не видишь?
И для пущей убедительности Лукас, морщась от боли, стащил с себя майку.
Кровоподтеки уже успели опухнуть и приобрести бордово-свинцовый оттенок. Володя в ужасе прикрыл рот рукой.
- Это кто тебя так…
- Дед Мороз своим волшебным посохом, -  процедил Лукас сквозь зубы, осторожно укладываясь на шконку.
- А за что?
Лукас испепелил Володю презрительным взглядом.
- Ты дурак или притворяешься? Следак хочет, чтобы я у тебя все вызнал и ему донес.
- А ты?
- А не очевидно? Отказался.
- А чего он знать-то хотел?
- Да про уран твой пресловутый.
Володя беспокойно заметался по камере, нервно  заламывая руки.
- Господи, за что мне это! Да не брал я этот е***ый уран, не брал! Я говорю же, только бумаги подписал, подпись подделал! А дальше я не знаю, не знаю!
- Кто-то же знает, - невозмутимо откликнулся Лукас.
- Кто-то! Кто-то да знает, как без того! Володя замер посреди камеры, а потом бросился к Норту. Упав на колени подле его шконки, он схватил его за руку и горячо зашептал.
- Это Денис все, это он, я знаю. Это он меня попросил. Это он меня подставил, падла! Конечно он, больше-то некому. Он меня в казино в свое поганое притащил. Он. Сволочь, скотина, сука! – Володя разразился такой тирадой, состоящей из отборных матов, что не всякий портовый рабочий так смог бы…
Покажи человеку врага, которого он так жаждет увидеть, и он воспылает такой ненавистью, что горы свернет, лишь бы поквитаться с ним. Только никогда и ни за что не говори, что этот враг внутри самого человека.
- Только бы мне выйти отсюда… Только бы выйти… Я его на лоскуты порежу!
Володя со злости вдарил по шконке Лукаса кулаком. Волна боли прошла по телу Норта, и он зашипел сквозь зубы.
- Полегче, бл***!
- Ты ведь вытащишь меня, вытащишь?
Володя и внимания на это не обратил, он был занят решением лишь своих проблем.
- Сказал, что вытащу, значит, вытащу.
- А когда? Ты говорил скоро, а уже сколько прошло? Неделя? Больше? Ты тоже меня обманываешь, да? Тоже?
Володя вскочил на ноги, сжав кулаки.
- Ты ведь заодно с ними, так? Заодно? Ты меня не вытаскивать пришел? Ты убить меня хочешь? Убить? Да?
- Фильтруй базар, чувырло. Хотел бы я тебя убить, давно убил бы. Ты жив, потому что я тебя не сдал до сих пор. Меня следак метелит, а я тебя не сдаю. Сечешь? Параноик. Истеричка. Помолчи хоть немного.
Володя помолчал ровно две с половиной минуты. А потом снова начал канючить.  Когда ты меня вытащишь. Чего от тебя хотел следователь. И так по кругу. В какой-то момент Лукас не выдержал. Все его просьбы помолчать не были услышаны. Он встал со шконки, молча развернул к себе Володю и врезал ему в челюсть, отбрасывая к стене. Володя приложился затылком об стену и сполз на пол. Лукас проверил у него пульс и стукнул пару раз в дверь.
- Готов, забирайте.
Володю погрузили на носилки и унесли в больничку.
А Норта отвели в карцер.
Наверное, высшая степень наслаждения палача, это то, что жертва рада пыткам, а еще лучше, что жертва  с восторгом пытает себя сама. Это несколько снижает градус удовольствия от причинения боли, но во много раз повышает наслаждение он вида самоистязающейся жертвы… Даршавин ликовал, глядя на бегающего с набитым камнями рюкзаком Лукаса. И был восхищен. Потому что он прекрасно помнил это ощущение тяжести и боли за спиной, но добровольно сейчас взгромоздить этот рюкзак себе на спину… Нет, на такое способен только Норт.  И еще на многое… С точностью до минуты Норт стукнул в дверь, оповещая о том, что план пришел в действие. Теперь каждый шаг должен следовать согласно расписанию. Володю утащили в морг больнички. Ника и Ведьмак сделали все необходимые процедуры, вколов напоследок дозу морфина, обеспечивая клиенту здоровый крепкий сон.
Лукаса отвели в карцер. Даршавин тысячу раз проследил, чтобы никому не взбрело в голову прикоснуться к нему. Теперь лицо Норта имело просто запредельную ценность, буквально было дороже золота. Теперь предстояло вывезти обоих за пределы зоны. Иваныч, конечно уже пригнал своего легендарного Терранчика и оставил в кустах недалеко от КПП. Угонять машину для такого дело было равносильно провалу. А вот до машины тащить Володю придется  на горбу. Благо, расположение камер и постов было изучено как таблица умножения, и проведя Лукаса из блока, где находился карцер до больнички, чтобы забрать едва живое тело Володи, Даршавин  уже был рад, что все это делать ему только до машины. Потом их пути разойдутся. Дав немного форы Лукасу и его временному напарнику, Олег еще должен подписать документы о смерти заключенного. Ведьмак был весьма недоволен, но как всегда сделал все так, что никаких подозрений причина смерти вызвать не сможет.
Теперь Олег мог отправляться в город по предписанию руководства, благо все бумаги на выезд за территорию были подписаны и суточные для командировки получены. Олег сам сел за руль УАЗика.  В пригороде ему предстояло оставить и машину, и одежду в одном из домов, чтобы взять другую одежду, документы и добраться до квартиры уже в центральном районе города на общественном транспорте. Ключи от квартиры оттягивали карман куртки….
Очнувшись, Володя долго не мог понять, почему камера так странно пахнет, а еще трясется и вибрирует.
- Где это я… - пробормотал он, безуспешно пытаясь принять сидячее положение.
- На пути к своей свободе, - отозвался Лукас, посмотрев в зеркало заднего вида. – На вот. – Он бросил Володе бутылку с водой.
Тот поднял ее с пола, поймать, разумеется, не получилось, открутил крышку и сделал несколько жадных глотков.
- О-о, благодааать, - простонал Володя. – А то пересохло все, как в Сахаре.
Наконец, ему удалось сесть.
- А где это мы? – снова спросил Володя, крутя головой из стороны в сторону.
Лукас не удостоил его ответом. Он и сам не мог точно сказать, где. Но мог с точностью до миллиметра показать их местоположение на карте, которую нашел в бардачке джипа. Вместе с ключами от конспиративной квартиры и документами на машину. Остальное было в багажнике. Одежда, вода, аптечка, немного еды и денег. Ключи от машины выдал ему Олег. Сказал, где они встретятся, сел в свой УАЗ и уехал.
Оставив в распоряжении Норта машину с полным баком и крепко спящего Володю. Сказать, что у Лукаса не промелькнула мысль добить надоедливого паренька, притопить его тело где-нибудь на болотах, а самому рвануть на запад, наплевав на все договоренности, было бы ложью. Да, Лукас рассматривал такой вариант. Всерьез рассматривал. И что его удержало от этого шага? Уж точно не кристальная честность. Не так он хотел вернуться, не так. Статус беглого заключенного не предоставил бы ему тех возможностей, которые нужны были Норту. Не дал бы шанса вычислить крота. А без осуществления его мести побег не имел смысла вовсе.
Лукас еще несколько часов мог наслаждаться тишиной, нарушаемой лишь мерным урчанием мощного двигателя Ниссана и радостным чувством свободы, пока Володя все еще находился в отключке на заднем сиденье. Лукас опустил стекло, и легкий ветерок обдувал его лицо. Сколько, оказывается, забытых ощущений принесла одна поездка за рулем. Сам этот процесс. Держать в руках шершавый пластиковый руль, всем телом чувствовать мягкие анатомичные изгибы сиденья, управлять мощным быстрым автомобилем и быть свободным в этот момент.
А потом Володя проснулся и нарушил идиллию.
- А ты меня нехило так приложил, - Володя пощупал шишку на затылке. – Сколько я в отключке провалялся?
- Достаточно.
- Так башка трещит, ты не представляешь. А у тебя нет таблеточки?
- Нет.
- А где ты машину взял? Угнал, да?
- Если ты не помолчишь, мне придется вырубить тебя снова.
- Ну чего ты сразу… - обиженно протянул Володя, но благоразумно замолчал. Он уже понял, что с Нортом лучше не доводить до крайностей.
Пост на въезде в город миновали легко и быстро. Менты даже не посмотрели в их сторону. А Володя, поняв, куда они направляются, снова оживился.
- Это мы в Шантарск едем? Да? Домой?
Лукас аккуратно остановил машину на обочине, включив аварийку, и повернулся к Володе.
- Никаких домой. Будешь делать, как я скажу. Когда все закончится, пойдешь на все четыре. Хоть домой к себе, хоть налево, меня не волнует. Но до тех пор даже не дыши без моего разрешения. Ты понял?
Еще бы не понять. Когда на тебя смотрят глаза, что два стальных дула пистолета.
Володя кивнул.
Конспиративная квартира была подобрана если не профессионалом, то все равно грамотно. На втором этаже сравнительно нового многоквартирного дома. Где жильцы даже соседей своих не знают, и уж точно не обратят внимание на стоящую во дворе хоть и броскую, но чужую машину. И тем более на тех, кто на ней ездит. Она выходят на разные стороны дома. Тоже плюс. А внутреннее убранство не так уж и важно. Главное, что есть душ и кухня. Лукас повидал столько конспиративных квартир, что относился к ним как к вынужденной необходимости.
Нос душем пришлось повременить до прихода Олега. Не оставлять же Володю одного без присмотра. И не брать с собой в ванную. Вот на кухню – другое дело. К моменту прибытия Даршавина Лукас уже приготовил нехитрый обед и, присев на край стола, поджидал Олега.
Услышав скрежет ключей в замке, Норт взял со стола нож, знаком приказал Володе сидеть тихо и встал за дверью.
Олег  не торопился.  Ему нельзя было допустить краха его легенды. А из всей компании он вызовет больше всего подозрений и больше всего рискует. Беглые зеки могут только угодить к ментам. Как раз у братвы они могут сойти за своих, если что-то пойдет не так. Следователь же, в случае раскрытия, рискует не только своей жизнью, но и всей миссией. Так, что имело смысл помотаться по городу в автобусах, проверяя дороги и слушая разговоры словоохотливых старушек…
К условленному времени Олег оказался у того самого дома, пройдя мимо Ниссана, ключи от которого еще недавно отдал в руки Лукаса, провел рукой над капотом. Холодный. Значит, они уже давно на месте и должны уже освоиться. Хорошо. Лифтом пользоваться не стал. Забежать на второй этаж можно за минуту. Постояв еще минуту на площадке, Олег вставил ключ в замочную скважину, два оборота и можно расслабиться…
Володя вжался в стул на кухне. Лукас обратился в хищника, готового наброситься на врага. Если это будет враг. Но дверь открылась, и в квартиру вошел Олег.
Но вот реакция на его появление была совершенно разной.
Если Лукас с видимым облегчением опустил руку с ножом и молча запер за Олегом дверь, поприветствовав его лишь взглядом, то Володя, напротив, включил сирену на всю катушку.
- Это… Это же… - он простер вперед руки, как будто стараясь отгородиться от Даршавина, вместе с тем указывая на него обличающим жестом. – Это же следак! Что он тут делает? Зачем он тут? Андрей! Это же мент!!! А ты его пустил! Ты чего, крышей поехал! Он же нас сдаст! Андрей! Сделай что-нибудь!
Лукас предвидел подобную реакцию, потому спокойно обернулся к Володе и сказал негромко.
- Заткнись. - Володя тут же замолчал, но по его виду было понятно, что это против его воли и уж точно ненадолго.
- А нехило ты его отмуштровал, - усмехнулся Олег. – Ты чего, не сказал ему про меня?
Лукас отрицательно мотнул головой, а потом прошел в кухню к Володе.
- Молчи и слушай. То, что ты не знаешь, как делаются дела, еще не оправдывает твоего отвратительного поведения. Еще одно такое выступление, и я тебя по частям в унитаз спущу. Ясно?
-  Т-ты не сделаешь этого, - заикаясь, пролепетал Володя, бледный, как полотно.
- Разве?
- Т-тебя наняли, чтобы меня вытащить…
- Все верно. Вот он ты. Сидишь. Жизни радуешься на свободе. Технически моя миссия выполнена. Я тебя вытащил. А если дальше что-то пошло не так по той простой причине, что ты повел себя неправильно, так это никак не моя проблема.
И Володя с ужасом осознал, что из одной тюрьмы попал в другую. И оттого, что здесь на окнах нет решеток, легче как-то не становится.
- Чего ты хочешь, - выдохнул Володя, сникнув.
- Вот. Другое же дело. Для начала объяснить. Объяснения ты заслужил. Без него, - Лукас кивнул на Даршавина. Нам было бы не выбраться с зоны. Теперь он тоже в деле. У тебя с этим проблемы?
Володя отрицательно помотал головой.
- Отлично. Вы, ребята, познакомьтесь поближе, а я в душ.
Лукас рванул в ванную как будто только и мечтал об этом, хотя возможно ему душ в обычной квартире был желаннее самой свободы. Даршавин ухмыльнулся, провожая Лукаса взглядом. Потом повернул голову в сторону Володи.
- Да, не боись. Обратно не повезу. Давай-ка лучше перекусим, спаситель твой видать что-то уже приготовил, больно запашисто, слюной захлебнуться можно. – Даршавин видел, как парень вздрогнул, будто от удара, но встал и прошел на кухню, тем более Олег уступил ему дорогу. Потому что надеяться на него было бы крайне глупо. Этот со страху может испортить все. Ну, да, пусть пока поест, а потом и для него найдется компания… кажется, так выразился  Лукас…
На плите источала терпкий аромат жареная картошка. Организм Володи уловил, наконец, этот аромат. И включил необходимые рецепторы. Рефлексы сработали, и словно собака Павлова, он швыркнул слюной.  Олег спрятал ухмылку, не дай бог, этот недотепа свернет с пути истинного, пусть уж лучше ест. Все хоть чем-то займется вместо истерик…
Олег поднял крышку сковородки, конечно, это жареная картошка.  Вариантов быть не может… Олег нашел прихватку, взял сковороду, в другую руку подставку.
- Налетай, нечего сидеть просто так, время зря терять, -  взял вилку для себя и подал вилку Володе…
Володя так и не пришел в себя полностью. Слишком много событий произошло за короткий отрезок времени. Для того, кто привык в размеренной спокойной жизни, это было настолько дико и необычно, что Володя был близок к тому, чтобы впасть либо в очередную истерику, либо в ступор. Сидеть вот так запросто за одним столом с тем, кто еще буквально вчера выбивал из него сведения, а сегодня предлагает есть из одной тарелки…
Боком, как краб Володя приблизился к столу и осторожно присел на табуретку. Протянул дрожащую руку, взял вилку, едва не уронив ее, но удержал. Он смотрел в стол, парализованный ужасом.  Несколько раз беззвучно открывал рот, как рыба. Потом решился.
- Ребят, вы вообще кто?
И метнул косой взгляд на Олега.
- Робин Гуды, - гоготнул Олег. – Тебя что не учили, что нужно слушаться старших? – парень кивнул, подтверждая, что мол, учили.  - Ну вот, слушай и мотай на ус, хотя тебе пока не на что мотать, - опять заржал Олег, видимо и ему нужно будет посетить душ, чтобы адреналин смыть вместе с дорожной пылью. - Тебе же было сказано, я в деле, тебя нужно было вытащить – мы сделали это. Но нам нужна оплата наших услуг. Если у тебя найдется пара лимонов, мы отвалим хоть сейчас. Если нет, нужно найти тот уран, что сперли твои друзья. Сечешь?  - Володя кивнул, конечно, хотя по глазам было видно, что до полного понимания проблем, в которые он опять угодил, довольно далеко. – Ну и молодец. Огурца нема, возьми хлебушко и жуй. Оно, глядишь, и полегчает,  - Олег веселился, но вилкой работать не забывал. – Ты, Володь, там чайник включи, тебе поближе, чайку даже на свободе пить охота…
Володя обернулся к рабочему столу, на котором стоял электрический чайник, встал, налил воды, поставил чайник на подставку и нажал рычажок.
- Даже руки уже не дрожат, вот что значит вовремя поесть не стеснялся, у нас там в холодильничке водочки-то нет, что ли? Загляни-ка, Володь, а то на сухую как-то не то…
Володя буркнув  «Щас!» нырнул с головой в холодильник, а Олег потянулся за стопками. Он-то точно знал, что Иваныч без водочки не оставит, а в данной ситуации, это универсальное средство ой, как пригодится…
Володя послушно заглянул в холодильник и достал бутылку водки. Да, пожалуй, следак прав. Водочка это как раз то, что ему сейчас очень даже не помешает. Он поставил бутылку на стол и осмотрел полки в поисках рюмок. Потом пооткрывал шкафы и обнаружил искомое. Три рюмки присоединились к бутылке, завершая ансамбль.
- А имя у тебя есть?
Володя осмелел и тут же ужаснулся собственной смелости. Следак казался этаким рубахой-парнем, в доску своим. Совсем не таким, как Андрей. Тот, несмотря на свободное употребление жаргона и рукоприкладство, был как будто из другого мира. Как будто стоял на ступень выше их обоих вместе взятых. И пугал Володю. И следак пугал. И Володя не мог решить для себя, кто из этих двоих головорезов пугал его больше. Холодный отстраненный Андрей или горячий как кавказский лаваш следак…
- Ага! – гоготнул Олег, - Иосиф Виссарионович.  - Олег взял бутылку из ненадежных рук паренька, ловко разлил на троих, Лукас вот-вот должен был появиться. – Ну, за знакомство, - сказал он, поднимая стопку, главным образом наблюдая за тем, что делает Володя. А у того челюсть чуть отвисла от происходящего, но стопку он взял, выпил, и опять уставился на Олега, стоящего с пустой стопкой. - Ну, что зря время терять, кто не с нами, тот против нас. Твой Андрей еще хлюпается в ванной, как утенок, ему, значит, меньше достанется. А у нас перерывов быть не должно.
Даршавин опять разлил, опять проследил, чтобы Володя выпил свою порцию и опять вылил волку в раковину. Выпьют они с Лукасом в другой раз, а сейчас нужно, чтобы этот разговорчивый до нельзя товарищ  стал поспокойнее. Володе и, правда стало легче, спирт сделал свое дело и он заговорил без истеричных ноток.
- А я думал, что ты нас выследил, а ты оказывается, свой.
- Все мы свои, если верить Дарвину, - опять хмыкнул Олег, - можешь успокоиться. Щас вон Андрюха закончит с водными процедурами, сам все расскажет, он же у нас тут главный. А я, что… так, шестой подносящий… - Олег явно не хотел быть в центре внимания. Сама идея того, что он будет сидеть в одной квартире с этим несмышленышем, ему не нравилась, но это было общее решение, так что деваться ему было некуда. – Ты нам чайку налей, а то картошка  картошкой, а без чая  жизни нет, заварка должна быть вооон в том шкафчике, - махнул рукой Даршавин расслабившемуся собутыльнику.
Лукас уже некоторое время стоял у двери в кухню и слушал каждое слово. Иосиф Виссарионович… Послал же всевышний напарника… Решив, что услышал достаточно, Норт сходил в ванную и выключил душ. В шкафу в комнате нашлась одежда его размера, кем бы ни был этот Иваныч, он свое дело знал. Лукас облачился в темно-серую футболку и джинсы и пришел на кухню.
- Так-так, - недовольно заметил он. – Я им тут готовлю, а они без меня начинают.
- Так семеро одного не ждут, Андрюха, - весело отозвался Олег.
- Даже если бы у меня троилось в глазах, что более вероятно случится с вами, если вы продолжите хлестать водку, все равно вас было бы шестеро. Школьная программа по математике, Иосиф Виссарионович, второй класс.
Лукас сел к столу и подцепил картошки на вилку.
- А я второй класс пропустил, - ответил Олег. – Болел.
- Видать, с осложнениями, - ухмыльнулся Норт.
Володя прервал их беззлобную перепалку. Склонившись  к Лукасу, он громким шепотом спросил.
- А его правда звать Иосиф Виссарионович?
- Правда, - кивнул Лукас. – Только ему больше нравится, когда его зовут Йося.
Олег все подливал и подливал Володе, и тот с удовольствием уговорил почти всю бутылку, уже не обращая внимания на то, что с ним больше никто не пил.
Захмелевшего расслабленного Володю Даршавин оттащил в гостиную и сгрузил на диван.
- До вечера отдых, потом идем на рекогносцировку, - объявил Норт. – За клиентом присматриваем по очереди. Я первый. Можешь пойти подремать. Ночью спать не придется.
Если бы взгляды могли… Этот бы начал третью мировую… Глаза Норта уперлись в озверелый взор Даршавина… Кажется вечность прошла, пока Олег ухмыльнулся и сказал:
- Сначала – душ. Пылища в этих автобусах… - Он скидывал с себя одежду, будто в душе его ждала  дама, или будто это уже она срывала с него ненужные рубашку, майку, штаны… - Я быстро и попытаюсь поспать. А картошка была очень вкусной….
Олегу так хотелось сказать нечто вроде.
 - Картошка и вправду была очень вкусной, моя милая…
Но Лукас не «милая», и время сейчас точно не для двусмысленных шуток. Намыливаясь, Олег представил на минуту, какое побоище могло бы получиться, если бы Норт среагировал на такую шутку нормально… Но Лукас скорее всего не кинулся бы драться, а вот устроить «случайную» смерть во время миссии, это как раз он смог бы. Горячей воды как всегда нет. Излюбленная летняя забава – заставлять народ обливаться холодной водой. Интересно, Лукас наслаждался, плескаясь в холодных брызгах? В общем, времени на водные процедуры потребовалось совсем немного. Вскоре Олег уже растянулся на раскладном кресле, матеря себя за то, что не догадался зарезервировать диван для себя. Но тут же у нас главный Андрей! Олег наблюдал за Лукасом из-под опущенных ресниц. Норт действительно чувствовал себя хозяином положения. Его поза, голос напоминали  некое транспортное средство, которой  не собьет, нет, просто сровняет с дорожным покрытием, даже не заметив помехи.
Вот интересно, сколько бы времени понадобилось теперь, чтобы привести Норта обратно в то состояние, когда он только и мог, что терпеть боль и молчать? Ох, наверное, мы зря его так откормили, ухмылялся Даршавин. Но он еще не видел Норта в деле. А ему очень хотелось увидеть то чудовище, которое он лепил несколько месяцев…
Кажется только задремал, а Лукас уже будит – твоя очередь… Ну, что ж, моя, так, моя….
Что может быть прекраснее вида ночного города? Любого, неважно, какого. Ухоженного европейского или захолустного из российской глубинки. Это тихие свободные от прохожих улицы. Это подсвеченный желтым туманом уличных фонарей блестящий после недавнего дождя асфальт. Это отражение в лужах окон домов. И огни, огни… Особенно, если выбрать высокую точку и смотреть на нее сразу на весь город. Эти россыпи огней, мерцающих, манящих… Они прекрасны.
Жаль, у Норта не было такой роскошной возможности оценить красоту Шантарска с высоты хотя бы колеса обозрения. Все, что ему оставалось, это посматривать на дорогу через стекла Ниссана. Даже вопрос не возникло, кто поведет. Олег как отдал ключи, так больше к ним и не прикоснулся. А Лукас с удовольствием сидел за рулем джипа, убеждаясь, что навыки вождения не пропали за столько лет.
Олег не возражал ни против одного из решений Норта. Как будто на самом деле передал ему бразды правления на время проведения этой операции. Но Лукас вовсе не был так наивен, чтобы расслабиться и почивать на лаврах. Он то и дело ловил на себе такие взгляды Олега, которые могли бы не только дыру прожечь, сквозную, но и убить самым изощренным способом. Мысленно Олег уже перебирал эти самые способы, и Норт это чувствовал. За время их совместного существования на Лушанке Лукас научился чувствовать Даршавина на уровне подсознания, интуитивно. Хотя порой хотел бы отключать эту функцию, но уже не получалось…
Машину они оставили на парковке у супермаркета. В самом темном ее углу, вне зоны действия камеры. Тот, кто ее установил, был либо дебилом, либо мошенником.  Потому что она охватывала только один фрагмент всей обширной площадки. Или там этот горе-инженер планировал ставить свою машину…
Вплотную к казино подходить не стали. Лукас поручил Даршавину посмотреть за главным входом, а сам отправился разведать, что там на заднем дворе происходит.
Главный вход… тут около супермаркета крутятся подростки еще пара молодых парней постарше. Похоже, они проверяют клиентуру. Без конца фоткаются на смарт и все время ржут, пугая прохожих…  Припозднившиеся покупатели в основном полусонные, им бы отовариться и свалить домой, лишь бы не потерять время и деньги, поскорее попасть домой, поесть и упасть спать, потому что до работы, мать ее, остались считанные часы. И  многие из них даже не смотрят под ноги, стараясь проскочить до машины или остановки автобуса мимо этих снующих хулиганов. Дальше к остановке  на газоне под ровно остриженными кустами акации спит бомж… в другую сторону – стоянка едва заполнена машинами процентов на двадцать. А за ней пустырь, на котором можно запросто переломать ноги всем коммунальщикам района.  Потом цепочка домов, таких же серых, как и тот, что скрывает в своей утробе казино. Но, возможно подвалы в них совмещены в единую систему подземных ходов. В советских городах такое бывало – готовили бомбоубежища на случай войны. Тем более тут совсем же рядом были горкомы партии и комсомола. Вот для их верхушки и могло быть готово местечко. Потому оно и досталось Ваганову – это папашка приватизировал все, до чего мог дотянуться. Даршавин ухмыльнулся, вот гады, нахапали кто что мог, и теперь хотят хорошо жить на дивиденды… а за что, по какому праву они им достались? А по какому праву его отец получил только грыжу и геморрой?
Курить охота… а Лукас не потерпит курева в машине… черт, где же он там, пора бы и сменить место стоянки…. А то  срисуют их  как пить дать…
В боковое зеркало Олег замечает пару. Довольно странная пара, разодеты как … ни в магазин, ни в музей, что через дорогу, ни в гости так не ходят… Олег вышел из машины, вытащил пачку сигарет… 
- У вас закурить не будет? – прошелестело у самого уха, Даршавин уже был готов к банальной уличной драке… но… Дама была так рядом.. пахла ванилью и лавандой.. ее облегающее платье, конечно, было скрыто неброским палантином, но струящаяся блестящая ткань обвивала ноги..  еще какие ноги, Олег задержал взгляд лишь на долю секунды, но и ее хватило понять, что обладательница этих ног не станет драться из-за сигареты…
- Конечно, - Олег протягивает ей сигарету, чиркает зажигалкой, успевает заметить, что дама яркая блондинка и очень хороша собой. - И что такая леди делает тут одна?
- Ждет кавалера… - дама рассеянно смотрит по сторонам, понимая, что там нет того, кого она ждет, достает из сумочки мобильник, - ну, хоть его не забыла! – облегченно вздыхает она и набирает номер.  - Милый, ты где? ... ммм… ааа … Да, я поняла,  я жду тебя у магазина, а ты проехал дальше… – И уже Олегу. - Мерси, вы были невероятно любезны, - и  разворачивается на своих высоченных каблуках проходит через стоянку и дальше идет к тому самому дому, который и является целью их миссии.. Олег не отрывает взгляда от дамы… Весьма удобно – вроде как смотришь на красотку, а на самом деле прошариваешь взглядом пространство в поисках камер наружного наблюдения, сколько человек вокруг. Кто из них погулять вышел, а кто на работе, словно в бою. Что  там дальше, за пустырем. Вот  пара пивнушек поблизости совсем не помешает, для отвлечения внимания, когда понадобится валить отсюда… Олег прошел чуть вперед, выпуская сигаретный дым кольцами, и раздевая красотку взглядом. Пряча  руки в карманы, будто они уже расстегнули молнию на ее платье… Тело чуть подрагивало… и казалось он сейчас услышит чье-то:
- Ну, что, хороша кобылка…..
Выйдя из машины, Лукас пошел прямиком к арке, соединяющей два длинных подковообразных дома уверенной походкой человека, который точно знает, куда идет, потому что ходит по этой дороге уже не первый раз. Комитет по торжественной встрече у супермаркета едва обратил на него внимание. Лукас почувствовал, как его просканировали не менее чем три пары внимательных цепких глаз, но не нашли интересным или несущим угрозу.
Норт прошел через арку и оказался как бы внутри подковы. Все современные дома проектировались таким образом, чтобы во дворе хватало место для многочисленных единиц личных транспортных средств, принадлежащих жильцам. Во многих семьях было не по одной машине. И вот что сразу бросилось в глаза. Напротив всех подъездов и в непосредственной близости к ним стояли, сгрудившись, машины разных мастей и марок, и лишь у западной оконечности подковы парковка была совершенно свободной. Лукас решил пройти мимо и посмотреть, в чем же там дело. Оказалось, что там был все же вход в подъезд. И прямо при нем к ней подошла весьма колоритная парочка. Дама в вечернем платье, несколько вызывающем и вульгарно неуместном посреди спящего двора, и ее спутник в длинном кожаном плаще, вызывающий ассоциации с гангстерами времен сухого закона. Над дверью в подъезд загорелась лампа. Сенсор, реагирует на движение, догадался Лукас. Мужчина набрал код на двери и пропустил вперед даму. Норт успел только рассмотреть плиточный пол  и светлые стены, а потом дверь закрылась. Главный вход нашли. Но это забота Даршавина. Его же интересует задний.
Лукас обошел здание со стороны странного пристроя. Странным он был потому, что окна на первом и втором этажах были темные. Как будто закрыты светомаскировкой. Привлекало внимание и немалое количество сплит-систем, установленных на стене пристроя. Что бы там ни было, кондиционируется как надо. И к тому же, игровые залы всегда имеют затемненные окна. Чтобы посетители потеряли счет времени, не видя смены света и тьмы за окном.
С этим все как раз понятно. Но где-то же есть вход для персонала, для погрузочно-разгрузочных работ… Но ничего, даже отдаленно напоминающего задний вход, Лукас так и не обнаружил. Несколько сбитый с толку, он остановился в тени развесистого боярышника и мысленно представил план этой части здания. Володя говорил, что это квартира. Каких же размеров она должна быть… Совершенно нестандартно огромных даже для зарубежных стран, тем более для России. И всего один вход. Совершенно нелогично. Можно допустить, что вход с другого подъезда, но это абсолютно неудобно. Думай, Лукас, думай. Ты устраиваешь подпольное казино и не хочешь, чтобы поставщики на своих машинах нарушали покой честных граждан, проживающих по соседству. Ведь среди них обязательно отыщется кляузник, которому будет мешать шум и выхлопные газы… Подпольное! Ну конечно! Современные дома оборудуются подземными парковками. Но, судя по количеству машин во дворе, никто из жильцов ею не пользуется, даже если она и есть. Осталось найти въезд.
И он нашелся. Аж с противоположной стороны здания, ближе к супермаркету. Умно. К машинам, обслуживающим супермаркет, все привыкли. Под шумок проскакивают и другие. Если занять позицию на крыше дома, в котором расположен супермаркет, можно составить график движения машин поставщиков. Все равно спиртное им привозят. А потом перехватить одну из машин и … Дальше дело техники.
Но, как оказалось, такие сложности были вовсе ни к чему.
Лукас услышал, как зашебуршали ролль-ставни, поднимаясь, и на улицу высыпала целая кодла мужчин и женщин в униформе работников кухни. Тут и там вспыхнули огоньки зажигалок, а потом им на смену зажглись красные точки сигарет. Повара о чем-то негромко переговаривались, Лукас и прислушиваться не стал. А потом побросали свои окурки в стоящие рядом урны и ушли обратно, опустив за собой роль-ставни.
Зная привычку Даршавина курить чуть ли не одну сигарету за другой, Норт остался и подождал еще. И терпение его было вознаграждено. Примерно через час роль-ставни снова поднялись, и ритуал выкуривания сигарет повторился.
Да. Дисциплина у вас хромает на обе ноги, подумал Лукас. Тем проще им с Даршавиным.
Он вернулся в машину и включил обогреватель. Осенние ночи были уже прохладными.
Олег курил сигарету, провожая взглядом шикарную даму. А она прошла вдоль дома, у арки ее встретил лысоватый мужик с пузиком, хорошо различимым даже при таком освещении, подхватила его под руку, кажется счастливая до нельзя, сигарету, которой угостил ее Олег, она выбросила заблаговременно, будет детворе подарочек, и приближаясь к мужчине изменила походку… Значит она не жена, но слишком уж старается стать ею… Они прошли под арку, и направились вглубь двора. Олег поспешил перейти к арке, чтобы успеть увидеть  хотя бы направление их движения. Дверь, обычная железная дверь, коих навалом во всем городе, табло замка находится в стене, чуть поодаль. Олег, конечно не видел как мужик набирает код, но он хорошо знал его и представил полноватые пальцы, стукающие по кнопкам 12131415 … Олег видел, как открылась дверь, и пара скрылась за ней. Можно было не сомневаться, куда направилась эта парочка. Но еще больше можно было не сомневаться, что кто-то из сидящих бомжей или снующих вечно подростков его заметил, по этому к машине Олег не пошел. Докурив, он выбросил сигарету, с видом полным сожаления, развернулся и зашагал к магазину, там прикупив еще сигарет, вышел на автостоянку. Пора бы Лукасу и вернуться, а то и его могут заметить, народу тут навалом и кто за кем следит еще нужно разобраться. Олег открыл новую пачку, демонстративно выкурил ее, не приближаясь к стоянке, но так, чтобы видеть ее. Он видел, как Лукас прошел к машине, улыбнулся, успокоился, значит все в порядке, он нашел с какой стороны им нужно будет подходить к этому делу… Уже хорошо…  докурил, аккуратно закинул окурок в урну и прошел к машине, мерно гудящей, как небольшой, но довольно мощный трактор…
- Ну, что, нам сегодня везет? Какие фишки брать будем, - широко улыбаясь, проговорил Олег, закрыв дверцу Террано. - Ты уже все понял про этих бизнесменов?
Как-то он слишком счастливо выглядит, отметил для себя Норт. Как будто уже побывал внутри и отхватил неплохой куш. Вот что значит засидеться в четырех стенах на болотах. Любое задание за их пределами превращается в увлекательное приключение. С одной стороны это даже и неплохо, но с другой. Как бы не напортачил на радостях-то.
- Сегодня у нас другая задача, - совершенно не разделяя веселости Олега, ответил Лукас. – Понять я понял, и многое. Но не все. Я хочу зайти внутрь и осмотреться. А ты меня прикроешь. После возвращаемся на базу и составляем план действий. А пока расскажи. Где был, что видел.
Олег посмотрел на жутко серьезного Норта, такое ощущение, что азарт это не его… а как рассказывал… Расчет. Точный и дотошный – вот что такое Норт. Ну, хорошо. Пусть рассчитывает. На то у него голова и сделана.
- А я просто покурить выходил, где мне быть-то, - полушутя начал Олег. - Тут на стоянке смотрящие – молодняк. Но надеяться, что они пропустят мишень, не стоит. С обеих сторон арки бомжи. Вон, посмотри, сидит недалече от музея. И во дворе на детской площадке. А что – все довольно естественно и тратиться на камеры нет нужды. Хотя, во дворе камера есть. Держит входную дверь. Я смотрел тут за парочкой одной, так мужик, видать в курсе, и чтобы не светиться, и подъехал с другой стороны, и во двор вошел так, чтобы не попасть в угол обзора камеры. Хотя живые фильтры срисовали его однозначно.  Зато даму он свою подставил прям под объектив и крутил всяко-разно. А покрутить там есть чем. Шикарная дамочка… дверь, как и говорил Вован,  железная. Замок кодовый. Кто кода не знает – не войдет.  Но и за этими избранными контроль довольно серьезный. А значит чужих, непрошенных расшифруют в момент. Может нам в блондинок переодеться? И Володе будет приятно, и нам безопаснее, - Олег  не мог сдержать улыбку. - Вот было бы весело, как думаешь?
- Было бы. Но недолго. Тем более, что ты туда с нами не пойдешь.
Лукас на мгновение представил эпизод из фильма «Танго и Кэш», когда дочь Танго выводит Кэша, переодетого в женщину. И Даршавина в этой роли. Невольно улыбнулся.
- Я тоже тут прогулялся. И хочу зайти внутрь, получше оглядеться.
Если все получится сегодня, то не придется тратить день на наблюдение. А посвятить его более детальной разработке плана действий. Лукас никак не мог понять, что у Даршавина на уме. Либо он прикидывается этаким сибирским валенком, либо настолько искусно маскируется. Скорее второе.  Что делает его еще более опасным и непредсказуемым. И как  следствие как напарника ненадежным. Придется читывать все эти факторы. И отправляться на задание, как бывало не раз. Без поддержки. Без прикрытия. Ты не существуешь. Попадешься – мы тебя не знаем. Так уже бывало. И он в конце концов попался. И они отказались.
Стоп. Нельзя непродуктивным мыслям оккупировать разум. Ошибки для того и совершаются, чтобы проанализировать, где допустил промах, и не повторять его. Норт не повторит.
Олег посмотрел на Лукаса…  Сколько нужно времени чтобы узнать человека? Чтобы узнать его на столько, что быть уверенным, что он не бросит, не продаст, не предаст, что он пойдет сейчас в логово врага и вернется. Просто вернется к тебе… Даршавин пытался отыскать в бездонной глубине отдающих сталью клинка глаз подтверждение его ожиданиям.  Все будет так, как они собирались сделать. И план, и Лукас, и дальнейшие действия – все будет ровно так, как должно быть.
- Горячку не пори. Ясно? Думай. Чувствуй. Смотри. Просчитывай. Действуй. – Голос Олега опять стал похож на метроном, отбивающий каждую минуту жизни… - У тебя преимущество. Ты про них знаешь, а они понятия не имеют о твоем существовании. Учти это. Про оружие тоже учти. И будь быстрее него. Жаль про рюкзачок я поздно вспомнил. Был бы спокойнее сейчас... – голос Даршавина стал похож на скрежет железа по стеклу. Еще бы. Он считал Лукаса своим учеником, своим детищем. А сейчас, настал момент первого экзамена. И оценка – жизнь. Одна оценка на двоих. В пору было вздрогнуть. Но поддаться эмоциям – значит умереть. Он же только что сказал это Лукасу. Неужели ты не сможешь не только взгромоздить себе на спину рюкзак с камнями, но и просчитать, кому верить, а кого забыть навсегда? Даршавин выдохнул медленно и выразительно. Его волнение не должно мешать им обоим. Лукас-то уже точно спокоен. Самая большая ценность этого шпиона в том, что он сам для себя решает кто он. А задача Олега сделать так, чтобы Лукас Норт в этот момент был Мистером Греем – его созданием. Его воплощением.
Вот! Вот теперь Норт узнавал своего следователя. Даршавин снова стал собой. Отбросил в сторону личину простачка и своего парня. Инструкции дает, наставления. Еще бы. Лукас как его студент, который впервые проходит практику в реальной обстановке. Только вот не впервые, далеко не впервые. Волнение присутствует всегда, неважно, сколько раз ты это делал и еще сделаешь. Это как стоять у открытого люка самолета с парашютом за спиной и сделать шаг в никуда. Точно знаешь, что парашют раскроется, сам же его укладывал. И есть запасной. Но когда ветер бьет в лицо, а внизу едва различимы контуры полей и дорог… волей-неволей подколенки начинают трястись.
Из них двоих один должен сохранять спокойствие. И это будет Лукас. Он же профи.
Норт тонко хищно улыбнулся.
- Они даже знать не будут, что я там. Это разведывательная миссия. Я зайду и выйду. В течение часа.
Оружие. Ему бы все пушкой махать… С автоматом наперевес бегать. В Чечне не набегался?
- Все будет хорошо.
Лукас не мог отказать себе в удовольствии произнести это. Таким заботливым тоном, каким успокаивают ребенка, который боится грозу.
- Идем.
И Лукас первый вышел из машины.
Он пошел, не оглядываясь. Точно зная, что Олег следует за ним. Еще бы. Он же отвечает за своего заключенного головой. Хотелось бы думать, что это не единственная причина…
Как все-таки было забавно куражиться и точно знать. Что все это гарантированно безопасная игра. А вот теперь начинается то самое дело, в которое ты ввязался. Сам. Какого черта было тебе надо? Риска? Ну, вот – жуй, пока не лопнешь. Гарантий? А кто их выдает? Надежды? Да, надежда нужна всем. И Лукасу, и Володе. И Олегу. Может быть, ему в первую очередь.  Ну, хорошо. Все будет хорошо, отдается эхом голос Лукаса, идем. Олег выходит из машины и идет следом. Буквально – след-в-след.  Вдох – выдох. Каждое движение синхронно. Не зря же они столько времени бегали. Вот для того чтобы идти туда, где сам не был, но зеркалишь напарника, который там был и точно знаешь что идешь правильно. Лукас чувствует свое превосходство. Свое право на лидерство. Каков, однако, молодец… он просто войдет и выйдет. Никаких лишних движений, действий. Только проверка чувств. Хорошо. А Даршавин проверит, можно ли доверять своим чувствам. Только и всего. Такая мелочь…
За себя Норт был уверен на все сто, двести процентов. А вот Олег… Особым терпением он не отличается. Что, если в его понимании прикрытие это нечто иное? Что, если он до сих пор мыслит своими военными категориями? И что теперь? Остановиться, вернуться в машину, четко проинструктировать? И привлечь всеобщее внимание своими передвижениями.
Лукас итак выбрал такой маршрут, чтобы не попасть в зону видимости подростков, бомжей и камер. Пасмурная погода была им на руку. Ночь была почти непроглядно темной там, куда свет от фонарей и окон не добирался.
Норт рассчитал все точно. Повара – не охрана тюрьмы. У них нету глаз на затылке и привычки контролировать все в радиусе километра на сто восемьдесят, а то и все триста шестьдесят. И Лукас успешно проскользнул незамеченным позади одного из поваров буквально в паре миллиметров за его спиной.
Лукас оказался в длинном коридоре, где у стен были навалены пустые ящики и паллеты.  В нос тут же ударили запахи с кухни. Так у них тут еще и кормят… Ресторан, что ли свой. Разумеется, откуда взяться поварам иначе. По обеим сторонам коридора двери. Прямо, судя по доносящимся оттуда звукам, кухня.
Так. Что у нас здесь. Раздевалка для персонала. С улицы послышались голоса. Норт быстро нырнул в раздевалку и спрятался за шкафами. Повара возвращались на рабочие места.
- Э, Толямба, ты куда?
- Да щас я, идите уже, щас приду, ясно? Мне надо маме позвонить!
Названный Толямбой вошел в раздевалку и остановился рядом с Лукасом. Заглянет за угол шкафа, и придется его вырубать… Но Толямба был слишком занят тем, что искал в кармане висящей в шкафу одежды телефон. Пауза.
- Алло, Машунь, привет. Не спишь? Да, я на работе. Да нормально. Да… Нееет… - Толямба похотливо поржал. – Слушай, Машунь, тут такое дело. У нас завтра большой босс приезжает, всех выводят, так что… да… на работу… Вот чего ты начинаешь сразу, чего ты начинаешь! Я, между прочим, тебе с этой самой работы денежки приношу. Дааа. И жрачку. Вот именно. Шуубууу? Да, я в курсе, что зима скоро, да. Я… Я не… Ладно. Ладно, говорю! Ближе к тебе посмотрим. Все мне пора. Пора мне. Люблю. Да. Только тебя. Целую во все твои розовые местечки. Пока-пока.
- Шубу ей. Ну нифига себе! У меня резины зимней нет, а ей шубу! От как бабе объяснишь! Баба она и есть… баба…
Бурча себе под нос, Толямба ушел из раздевалки.
Лукас выждал немного и вышел следом. Подсобные помещения его не интересовали. Точнее, не столько, как комната охраны. Вот эта железная дверь должна вести именно туда. Норт оглядел ее. Дверь солидная, а петли слабые. Установить не них пару зарядов, и все… заходи, народ, бери, что хочешь. Попасть бы внутрь. Володя говорил, что охрана у них из бывших. Бывших кого? Для Володи различий между бывшими спецназовцами и охранниками из супермаркета не существовало. Придется действовать вслепую.
Лукас дошел до кухни, интересно то, что никто не обратил на него ни малейшего внимания, как будто посторонние тут обычное явление. С деловым видом  Норт пересек весь зал, минуя разделочные столы и плиты. А это выход непосредственно в само главное помещение. Забойная музыка, яркий свет, гомон голосов. Все как подобает. Но туда он пойдет завтра. А сегодня пора возвращаться.
Норт дождался очередного выхода курильщиков в раздевалке и точно также, никем не замеченный, выскользнул на улицу.
Теперь Олег увидел все своими глазами. Хотя, он просто еще раз убедился, что можно доверять глазам Лукаса. Вот и все. Он проник в логово.
Олег занял позицию, которую указал Лукас, прекрасно понимая, что и ему так будет спокойнее. Теперь самое трудное во все времена во всех миссиях – ждать. Были бы хоть окна, чтобы видеть хотя бы тени. Олег закрыл глаза… Чувствовать. Если Лукас может там видеть и слышать вдобавок к чувствам, то у Даршавина есть только обострившееся ощущение опасности. Вот он там. Люди, привыкшие к своим делам, измотанные и уставшие, вообще не обращают внимания на тень, скользящую где-то сбоку. Сколько раз Олег проделывал этот трюк. Даже не трюк – сеанс. Дыхание ровное. Сердце работает без перебоев. Ни один мускул на лице не дрогнул. Там все в порядке. Можно даже больше сказать. Все прошло лучше,  чем ожидал Лукас. Олег ухмыльнулся. Еще минута и кучка людей в униформе вывалилась на улицу, чтобы отравить организм очередной дозой никотина. Прям, как я…  Даршавин проследил за тенью, мелькнувшей позади этой толпы, выждал еще пару секунд и отделился от стены…
Хотелось петь, орать, смеяться, как умалишенному, и все это одновременно. Это чувство называется я-могу-полюбить-весь-мир. Или, если по-простому или по научному, эйфория. Так бывает, когда  успешно выполнишь миссию. Или лишь один из этапов миссии. Но когда тебе этого так не хватало. Когда ты даже мечтать об этом не смел. А оно свершилось. Свершилось!
Сердце готово выпрыгнуть из груди, приятное покалывание в кончиках пальцев, ощущении как после хорошего секса. Лукас несколько раз вдохнул и выдохнул, приводя в норму дыхание. Не хватало еще, чтобы Даршавин учуял его возбуждение. Обратит против него. Как обычно.
И в машину сел уже совершенно спокойный, как торос, Норт.
- Я прошел все служебные помещения, в комнате охраны только побывать не удалось. Вместе туда пойдем завтра. Проходной двор, а не подпольное казино. – Лукас презрительно фыркнул. – Но кое-что интересное я все же услышал. Завтра приезжает большой босс. Как думаешь, кого они так зовут? Ваганова-старшего или еще кого?
Лукас метнул быстрый взгляд на Олега.
- А ты в курсе, что курение убивает? Плюс запах. Он может тебя выдать. Не думал об этом? Ладно, поехали. Есть хочу. Нанюхался этих запахов…
- А, поехали. - Олег был счастлив. Как в Крещенье вынырнуть из проруби на сорокаградусном морозе и понять, что ты теперь другой. – Теперь я готовлю, а ты ешь. Водку будешь или не стоит? – конечно, пить, идя на такое дело, верх всякой глупости и верная дорога к провалу. Но, даже ради шутки, Олег, создающий впечатление несколько простоватого простачка, должен был озвучить предложение. – И не ворчи, как падре. И так до того курить хочу, что хоть останавливайся, - простонал Даршавин, косясь на Норта. Он хотел, чтобы Лукас выплеснул эмоции. Хотя бы часть. И водка, и курево, все что могло помочь расслабиться., отпустить эмоции по реке жизни. Их нужно выпускать хоть иногда, иначе неизбежны срывы. А это уже посерьезнее депрессии. – И, потом, если там все курят, то как они поймут, что я курю? Ты попутал... вот, если бы никто не курил, тогда я выделялся бы из толпы, а так – выделяешься ты. Тебя и спалят…. – Олег гоготнул, представляя, как накуренные повара выцарапывают некурящего Норта на свет божий… - Ой, лучше бы ты курил, чессслово…
Лукас остановил машину около дома, в котором они оставили Володя. Двигатель потарахтел еще несколько минут после того, как Лукас выключил зажигание, и успокоился. Вот что значит послушные машинки… Теперь бы действительно не помешало поесть… Олег перебирал продукты, которые он видел в квартире. Хорошо хоть хлеб там точно есть. Картошка? Нет. Все что угодно только не жареная картошка, запах от которой не даст тебе возможности забыть о тебе… Нужно придумать нечто простое и желанное. Подняться на второй этаж минутное дело. Даже маскироваться не стоило. Просто ступать по тише, чтобы уставшие соседи не подняли бучу. Вот и все.
Хорошо Олегу. Может не сдерживаться в проявлении своих эмоций. Болтает без умолку, шутит. Лукас только и смог себе позволить, что ответить, что его как-то вот как раз и не спалили, некурящего. А что остается Лукасу? Единственное незапрещенное наслаждение в жизни так и то от вождения машины. И то закончилось слишком быстро. Как все хорошее в этой жизни…
В квартире пахло перегаром. И что лучше нюхать? Олег глянул на Лукаса. Тот поморщился. Блеснул своими голубыми глазами и открыл окно настежь.
- Располагайся. Можешь даже вздремнуть, - теперь Олег распоряжался как у себя дома. Я на кухню. Попытаюсь сварганить нечто съедобное…
Вот и прошла эйфория. Достаточно было вернуться на конспиративную квартиру. Хорошо, что все прошло без эксцессов. И Володя так и дрыхнет как младенец. Хотя младенцы не пьют… Улыбнувшись собственным мыслям, Норт ушел в душ. Вода была снова холодной, но годы, проведенные в камере, научили не обращать внимания на подобные мелочи.
Олег приготовил макароны с тушенкой, что снова и опять напомнило Лукасу о тюрьме. Но не в его положении привередничать. От водки благоразумно отказался, запах от Володи отбивал всякое желание. И ушел спать.
Он мог себе позволить уснуть в одной квартире с Володей и Олегом.
Весь следующий день с перерывами на перекусы и краткий отдых они втроем прорабатывали детали плана. Несмотря на возражения Олега, Лукас подключил к процессу Володю. Кто, как не он, мог обеспечить их ценными советами и своевременными уточнениями. Повышенный до ранга консультанта, Володя со всей ответственностью подошел к делу. И его замечания оказались и в самом деле очень ценными. Теперь Лукас мог составить более-менее полный психологический портрет тех, с кем придется иметь дело. А на основании этого и свою линию поведения.
Вечером они с Володей облачились в костюмы, а Олег в удобную повседневную одежду. Под которую по настоянию Норта надел бронник, с коим Лукас, пока оба его компаньона спали, провел некоторые манипуляции. Они сели у машину и уехали. В лучшем случае, на эту квартиру они больше не вернутся.
Это война умов, сказал он Даршавину. Мы идем без оружия. Наше оружие здесь, он показал на голову. Хочу, чтобы ты помнил об этом. Тут тебе не Чечня.
Володя проснулся о невыносимой жажды и жара. Кое-как приоткрыв один глаз, он сообразил, наконец, что диван стоит так, что первый рассветный луч попадает, как раз в глаза и разогревает то, что попалось на его пути, как через линзу, через оконное стекло. А жажда… Это надо было пить меньше… Пересохшему рту было все равно чего, но отчаянно хотелось минералочки… Вот незадача, если бы знать, где она тут может быть. Вова встал, по пути уже соображая, что с головой дела еще хуже. На каждое движение мозг отдавался тягучей болью, заставляя останавливаться, чтобы переждать боль.  Хватаясь за стенку, Вова добрался до санузла. С наслаждением выдыхая вчерашний перегар, направился к унитазу. Однако, бывает же в жизни, что такие обыденные и далеко не сногсшибательные вещи могут принести столько облегчения и даже наслаждения… Но голова.. что делать с ней… и пить.. Володя наклонился к крану…  первые глотки воды, казалось, желудка не достигли, впитались прямо непосредственно в организм… Бывает же…  Но выпрямившись, Володя понял, что и жидкости принял мало, и с головой нужно что-то делать… И он поплелся в кухню, пошарить в шкафах хоть какою-то таблеточку…
Олег, взглядом проводив поднявшегося со скрипучего дивана Вову, опять задремал. Хоть и точно знал, что спать осталось недолго. Судя по дыханию и движениям Вовы, очень скоро ему понадобится помощь. Стукающие дверцы кухонных шкафчиков возвестили о начале нового дня. Тихо матюгнувшись, Олег встал с кресла. Можно было позавидовать Лукасу, который как старший по званию (вот же вошел в роль) выбрал себе двуспальную кровать и ничего не слышал за закрытой дверью спальни, но делать нечего, нужно идти спасать Володю. И сон Лукаса, иначе этот выпивоха перебудит весь дом вообще.
- Че тут происходит?
Голос Олега заставил Володю вздрогнуть и выронить из рук коробку с чаем, и округлить глаза, когда сильная рука следака подхватила эту коробку на лету. Нихрена себе реакция! Володя уставился на Даршавина выпученными от восторга глазами
- Как это у тебя получилось!
- Нормально получилось. В отличие от тебя, я чай люблю и уважаю. Тем более что пить кроме него тут больше нечего.
- И минералочки… неее… - бровки Вовы взлетели домиком, умоляющий взгляд мог бы разжалобить даже Пиночета…
- Господи, что, прям так надо? – Фыркнул Олег.
- Очень голова болит, и пить охота…. – простонал Вова.
- Ладно, учись пока я живой. – Горделиво буркнул Олег и прошел к столу. – Что, и пить охота, и голова раскалывается, говоришь?
Вова кивнул головой и тут же схватился за нее с жалобным стоном.
- Ужжж-жасно болит…
Олег повеселел. Заметно было, что чужая боль доставляет ему некий восторг, которого не разделял никто из находившихся  по близости людей. Олег налил  воду в стакан. Быстро проверив шкафы, нашел уксус и соду.
- Щас мы тебя вылечим… Буквально от всех болезней! Не забудь потом сказать, что ты безмерно мне благодарен.
Ложка соды последовала за половиной ложки уксуса в стакан, секунда на образование громадного количества пузырьков и напиток готов. У Вовы опять округлились глаза, и отвисла челюсть.
- Это что? Это что пить можно?
- Господи! Вас в школе то вообще учили? Это не только можно, но и нужно пить. А не ту хрень, что вы хватаете в магазинах ртом и жопой.
- Ага, ну ты еще скажи, что самогон полезнее водки. – ухмыльнулся Володя, поднимая стакан с бурлящим напитком.
- И скажу. А ты слушай да помалкивай. Да пей вон давай, поспать не дал, так хоть стонать на весь дом перестанешь. А то поднял на рассвете и еще хамит. Хрен какой.
 Олег с ворчанием ушел в санузел, а Володя пригубил воду. Уже через пару секунд он понял, что ничего вкуснее в жизни не пил, но Даршавин уже ушел в комнату в надежде подремать хоть полчаса, а просить его сделать вторую порцию, он не рискнул. Почмокав губами, пытаясь насладиться послевкусием, Володя тихонечко засеменил к дивану. Ему тоже хотелось еще поваляться – не тюрьма же, но Даршавин пригвоздил его к месту фразой: «А жрать кто за тебя готовить будет?»
- На сегодня ты дежуришь по камбузу, шуруй картоху чисть, сваргань ченить, пока аксакалы отдыхают.
И незадачливый выпивоха отправился на кухню.
Олег ухмыльнулся и закрыл глаза. Вот теперь можно было точно еще поспать, пока этот товарищ готовит хоть какой-то завтрак.
День начался, когда проснулся Лукас. Будто мир перевернулся. Володя стал его напарником, а посуду после завтрака мыл уже Олег. Володя с многозначительным видом рассказывал Лукасу где какие помещения, кто что любит и чего не любит. Стараясь показать свою значимость для них, Володя с усиленным рвением отвечал на вопросы и припоминал все больше деталей из прошлой своей, довольно  легкой жизни.  Олег же смещенный в дежурные по камбузу только и успевал, что выслушать инструкции да снова отправляться на кухню. Одно хорошо, что время летит быстро и вечер все равно наступил. Пришло время собираться. Лукас отправился в ванную. Можно было только сказать что пробыл он там в два раза дольше, чем Володя и Олег вместе взятые. Но когда Вова попытался возмутиться по этому поводу, следак посоветовал ему самому потрудиться смыть с себя тюремную вонь, а за одно и рожу побрить получше. Потом Олег вытащил из шкафа костюмы, в которых им предстояло провести вечер. И опять у Володи отвисла челюсть. Он видел конечно, как выглядят некоторые личности там, в казино. И смокинги видел не только в кино. Иначе откуда бы они знали, что в казино в этом городе вполне возможно прийти в смокинге. Но как выглядит Лукас, когда облачается в шикарный черный смокинг, после еще получаса проведенного перед зеркалом в ванной, он не видел никогда. Что там Джейс Бонд! Андрей Богданов – вот сказочный принц! Володя сделал пару кругов по комнате, пытаясь навсегда запечатлеть в своей голове это зрелище. Поцокал языком и остановившись напротив Лукаса восхищенно уставился на него, как на чудо, увиденное им.
- Вот это да! Тебе бы в кино сниматься, а не в тюрьме сидеть!
- Типун тебе.. – фыркнул Лукас, собирайся давай, а то не успеем. Быстро.
И Володя, все же получив непередаваемое удовольствие от вида напарника, так теперь именовал его Лукас, отправился напяливать на себя костюм. Его костюмчик был куда как проще, хотя он и не особо расстроился по этому поводу, но все же перед тем, как одеться он заскочил в ванную еще раз, будто всегда так делал, с троекратной энергией вычистив зубы, а потом намылил руки и заскреб щеткой под ногтями. Уж очень захотелось хоть немного соответствовать напарнику. Костюм был в пору и довольно хорошо сидел на нем, но выглядеть как Андрей, уже никто в мире не сможет. А Йосе было еще проще, он был похож на обычного мужика, идущего за сигаретами. Ну, может быть только берцы немного бросались в глаза. Володя хмыкнул, поглядев на следака и еще раз обернулся к зеркалу. Нет, его костюм больше подходил для похода в казино.
- А теперь все – улыбочку и за дело, - скомандовал Лукас. Исполнил команду только Вова, но ему было простительно попадаться на розыгрыши.
Когда стало совсем темно, все трое собрав все необходимое, вышли из квартиры и спустились по лестнице. Машина на стоянке приветствовала их запахом отработанной солярки, и мерным гудением двигателя. А потом им опять пришлось ждать Лукаса. Видимо он приметил этот салон еще вчера, а сейчас остановил машину. Сказал, что у них в запасе еще не меньше часа и ему нужно привести себя в порядок, и ушел. Олег закурил, располагаясь в кресле поудобнее. Вова опять завозмущался, на что получил еще один подзатыльник и порцию нотаций и пользе посещения салонов красоты. Как будто Даршавин сам ходил в эти салоны. Зато ожидание стоило увиденного зрелища. Из дверей салона вышел элегантный высокий брюнет с модной стрижкой в шикарном черном смокинге. Белую рубашку венчал галстук-бабочка, черные лакированные туфли завершали образ. Володя был в шоке. Нет, ему точно так выглядеть никогда не удастся. Даршавин ухмыльнулся, поднял большой палец правой руки к верху, как только Лукас сел в машину.
- Нормально. Ты их одним видом на колени поставишь. Не только все бабки твои, но и все бабы, поехали, - гоготнул следак. А Володя только и мог, что позавидовать.
- Я бы тебя поставил… - яростно сверкнул глазами Лукас. – Или я должен благодарить тебя за маскировку запахом своих мерзких сигарет? Теперь я точно сойду за своего.
Норт отпустил стекло, но запах все равно не желал выветриваться. Володя, который снова попытался выступить в роли подпевалы Олега, тихо вжался в кресло позади него. 
- Я прошу тебя. Убедительно. Не кури в машине, пожалуйста. Хотя бы в этой.
Они оба знали, что, стоит им вернуться в тюрьму, Даршавин снова начнет дымить, когда и где ему заблагорассудится, даже во сне. Но сейчас Лукас мог позволить себе эту маленькую роскошь. Не дышать мерзким дымом.
А в том, что все бабки будут его, Норт не сомневался ни на секунду. Бабы… Пока не до них.
На площадке второго яруса, с которой так удобно наблюдать за всем, происходящим в зале, стояла изумительно безупречная женщина. Ее бледно-розовое платье со стразами струилось по волнующим даже женщин своими изгибами фигуре, как звездный дождь. Демонстрируя пышность каштановых волос, высокая прическа, увенчанная бриллиантовой тиарой, открывала белую кожу шеи и плеч.  На бесстрастном идеальном лице застыла улыбка Джоконды, загадку которой так просто раскрыть, эта женщина была одинока. Безумно красива и невыносимо одинока.  Коктейль в ее руке давно должен быть выпит, чтобы хоть немного заглушить эту нестерпимую тоску по мужчине, которого так и не случилось в ее жизни. Но бокал все еще был полон. Вторая рука, украшенная браслетом, возлежала на перилах балкона. Все в ее позе говорило о безучастности ко всему здесь происходящему, но, однако, почему-то она стояла и внимательно следила за всем, что происходило у игровых столов. Ее взгляд спокойно скользил от одного игрока к другому, пока она не увидела его….
Высокий брюнет в отличном костюме (откуда он только его взял в этой глуши?) прошел к одному из столов. Ей не было видно его лица, но что-то кольнуло в сердце, она вздрогнула, будто ощущая приближение грозы…
Тогда, в далеком 1995 году, ей было всего пятнадцать. Она, выросшая в обеспеченной семье, привыкшая к исполнению любого ее каприза, вдруг захотела работать на каникулах. Хочешь работать? Пожалуйста! На выбор было сразу две вакансии. Курьером у отца на фирме или делопроизводителем у матери. Но Тамара нашла работу сама. И не где-нибудь, а в военном госпитале. И сколько бы ни пытались ее родители взывать к ее благоразумию, она собрала в старый застиранный отцовский рюкзак вещи и уехала в Ростов-на-Дону. Мне надоело жить у тебя под юбкой, мама, сказал она тогда. Я давлюсь твоими бутербродами с икрой, папа. И родители тоже встали в позу, сочтя дочь неблагодарной бунтаркой. Поезжай, поезжай. Только не просись обратно через пару дней! Это все не для тебя. Не для такой избалованной девчонки, которая даже посуду за собой в жизни никогда не помыла! Тамару так задели эти слова сказанные мамой и папой, теми самыми, которые всю жизнь пылинки с нее сдували, что она, хлопнув дверью, ушла, не оборачиваясь.
Три месяца жизни в общежитии и работы в Окружном военном клиническом госпитале навсегда оставили шрам в ее сердце. Причем этот шрам имел довольно реальное воплощение в виде высокого брюнета с выразительно-чувственными глазами и с изуродовавшим его лицо шрамом от осколочного ранения. Ее смена заканчивалась, когда его привезли. С высокой температурой и начавшимся воспалительным процессом. Маленькая санитарка промывала ему рану, меняла повязки, оставаясь около него после смены. Вскоре научилась ставить уколы, лишь бы вытащить его, лишь бы он остался жить. Он несколько дней был в беспамятстве, но ее дрожащие ручонки сделали свое дело.  Воспаление  пошло на убыль, парень, наконец, очнулся от бреда. Ее радость не имела пределов. Ей хотелось кричать и прыгать, ей хотелось расцеловать его лицо, с которого начинала сходить опухоль от воспаления, и его черты прорисовывались более четко. Тонкий нос делил теперь лицо на две половины.
Губы тоже были повреждены горящим металлом, но врачи сказали, что все будет хорошо, только вот в полевом госпитале помощь была оказана кое-как. Слишком много было раненых.
Все случилось посреди улицы. Кто-то из солдат обнаружил пианино, оставленное кем-то из спешащих из Грозного местных жителей по открывшемуся коридору в безопасную зону. И пианино осталось стоять посреди засыпанной осколками и брошенными вещами улицы. Леонид, так звали ее невезучего пациента, не мог противостоять соблазну. Периметр был зачищен и безопасен, а все знали, что сержант Точилин прекрасно играет не только на гитаре, но и на пианино тоже. Его притащили на эту чертову улицу с восторженными криками – сыграй! Ты же могешь! А Леонид действительно мог и хотел. Он очень хотел сыграть. Закрыть глаза и уйти в другой мир хоть на несколько минут. Забыть об этом ужасе. Выстрелах. Взрывах. Боли. Изувеченных телах и сломанных судьбах, которых за пол года службы он успел насмотреться. И он сел на перевернутый ящик, поднял крышку клавиатуры, провел рукой по клавишам… Конечно, пианино было расстроенным, но не так ужасно звучало, как можно было ожидать в этой обстановке…  Парни столпились вокруг него, ожидая настоящего шоу.
- Ну, вы как в кино, - ухмыльнулся Леонид и, как в кино Шарапов, заиграл…
Шопен…. Что же еще мог сыграть восторженный мальчишка…  В невероятной звенящей тишине поплыла старая знакомая мелодия, так нежно обволакивая сердце, будто и правда, нет ничего… Есть только небесная музыка… И летящие птицы… А вальсы все кружились над клубами гари и воронками от взрывов…
А потом полетели мины. Боевики воспользовались моментом и, выбрав позицию, открыли минометный огонь. Леонид даже не понял, как пианино стало пылающим факелом, и боль разорвали лицо на части. И почему он остался жив, когда почти все, кто был рядом уже никогда не услышат музыки… Маленькая девочка выхаживала его в госпитале Ростова, после того, как полевой хирург залатал его на скорую руку в полутемном подвале местной поликлиники. И если до этого сержант Точилин отдавал воинский долг по призыву, то после этого, выписавшись из госпиталя, он написал рапорт и поступил на курсы, уже подписал контракт, отучился и руководил зачистками на территории всего южного федерального округа, но, конечно, в Грозный он всегда отправлялся с особым чувством….
А девочка… Девочку звали Тамара Печенкина. Она так хотела доказать всем, что может сама в этой жизни кое-что сделать… Так рвалась стать гордой и независимой… И вот – парень с изуродованным лицом. Держа в своих неумелых руках его ладонь, она проводила около него вечера, ночи, дни… Она кормила его, убирала за ним… Как он не понимал, что она полюбила его… как! Как такое можно было не увидеть и не понять… Она плакала… Он видел в ней девочку, санитарку, но не потрудился увидеть в ней женщину... Даже не захотел попробовать, хотя она готова была идти за ним хоть в пекло пешком… А пришлось собирать вещи и возвращаться домой. По его же настоятельной просьбе.
- Тебе учиться надо. Школу закончить, потом вуз. С твоей умной головкой да с твоей внешностью все дороги для тебя открыты…
- Я не хочу все дороги! Я хочу с тобой…
- Со мной ты всегда успеешь. Договоримся так. Земля круглая. А мир тесен. Ты вырасти сначала. А потом я тебя найду.
И слова Леонида оказались пророческими…
Непьющий человек в ночном клубе неизбежно  будет выглядеть как инородное тело. Поэтому сразу, как только Лукас вошел в зал, он отослал Володю на поиски Дениса или Тамары, а сам направился к бару. Заказал виски со льдом и пока бармен готовил нехитрую выпивку, поинтересовался у него.
- А ставки на скачки еще принимаются?
Это была условная фраза означающая, что человек в курсе, в теме, как принято здесь говорить, и что его смело можно проводить непосредственно в святая святых. Зал, где происходит все самое интересное и важное. Где можно взлететь до небес или рухнуть в адскую бездну. Где зачастую вершатся судьбы людей посредством бездушных фишек и карт. И столь же бездушных крупье, их сдающих.
Бармен указал на неприметную дверь в дальнем конце зала с нацеленной на всех входящих камерой. И сообщил код, который следует набрать на двери. Три семерки. Определенно у того, кто устраивал здесь все, фантазия отсутствовала напрочь. Начиная с кода на главной двери, пары охранников с металлодетекторами у входа, можно подумать, никто не слышал о новейших технологиях производства оружия без применения металла… Лукас с ходу мог назвать с десяток, только чего для?
Норт поблагодарил бармена, оставил щедрые чаевые и посидел еще некоторое время у бара, чтобы все выглядело естественно. Хотя перед кем тут выступать? За камерами следит Олег, начальство, если и здесь, то, скорее всего, в другой части заведения, той, где разворачиваются главные события. Привычки с прошлой жизни.
Соскользнув со стула, Лукас направился в сторону кодовой двери. Примерно на полпути на его руке повисла агрессивно накрашенная девица в коротком платье, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся особой за тридцать, с голодным жаждущим взглядом.
- Не составите мне компанию на вечер? – спросила она Лукаса хрипловатым прокуренным голосом.
- Возможно, чуть позже.
Норт светски улыбнулся, мягко освобождаясь из ее цепких пальчиков с длинными разрисованными под хохлому ногтями.
- Пойди, возьми себе выпить. Я угощаю.
Лукас сделал знак бармену, тот согласно кивнул.
Дамочка разрывалась между желанием залить в себя спиртное на халяву и захомутать залетного красавчика.  Всех местных и постоянных она вычислила уже давно, равно как и они ее. Потому с ними шансов у нее не было и быть не могло. А вот свежа кровь… Но пока она раздумывала, ее объект вожделения уже удалился на порядочное расстояние. Гнаться за ним было несолидно даже для нее, и, махнув рукой, она направилась к бару.
А Норт вошел в казино. И как будто домой вернулся после долгого отсутствия. Окинув придирчивым взглядом зал, выбрал себе стол, с которого он хочет сегодня начать свое триумфальное шествие.
Они договорились с Володей, что тот даст ему фору. Чтобы Лукас мог основательно опустошить казну заведения, прежде чем будет представлен. Володя несколько скептически воспринял заявление Норта о намерении выиграть по-крупному, как и в любом другом казино здесь давали немного выиграть, а потом заставляли спустить все деньги снова. Как, впрочем, случилось и самим Володей. Откуда было знать этому парню, что Лукас сам в одной из прошлых жизней был частью такой деньговыкачивательной системы. И превосходно знал, как именно нужно играть, чтобы выигрывать. На постоянной основе.
Да, он очень органично вписался в эту атмосферу. Он больше не чувствовал себя бесправным зеком. Прежде чем отправиться сюда, Норт посетил салон красоты, которых теперь расплодилось по нескольку штук на каждом углу. Теперь его стрижка была привычно короткой, маникюр безукоризненным. И хороший дорогой костюм, сидящий как влитой, дополнял образ преуспевающего человека, знающего себе цену.
И, как в компьютерной игре, пока не пройдешь уровень до конца, ты будешь возвращаться в исходную точку и начинать движение снова. Все повторяется... Опять машина на стоянке у магазина. В том же углу, где камеры не ловят ее а объектив. Опять они с Лукасом выходят, чтобы пройти тот же путь. Мимо арки, вдоль дома к противоположному торцу, где есть подъезд для машин обслуживания.
Олег идет за Лукасом почти не глядя. Он просто чувствует эту дорогу, как вчера. Чувствует метки, оставленные подсознанием Лукаса. Все просто – ему нужно пройти по этим меткам, вписаться в маршрут, соответственно времени.  Стоп. Поднимаются рольставни. Повара выходят, закуривая практически одновременно целой толпой буквально в момент подъема дверей. В темноте только куча огоньков. Вслед за Лукасом Олег проскальзывает за спину одного из поваров, того самого, тенью которого вчера был Лукас. Тут как раз все просто. Куда как проще идти по меткам Лукаса, которые Олег чувствует, как магниты. Двери поднимаются. Они проникают в длинный тоннель коридора. Балансируя между ящиками и стеной доходят до раздевалки. Вчера... Вчера тут была заминка. Он еще вчера почувствовал, что Лукас исчезал из подсознания.
Сегодня все проще. Они исчезли из коридора за дверями раздевалки. Ждут, когда все разойдутся по своим местам. Дальше нужно просто дойти до комнаты охраны. Несколько шагов. Вот эта дверь, железная и горячая. Там. Значит им нужно туда.
Заняли исходные позиции. Лукас чуть в стороне у стены практически под глазом камеры изображает невесть что, чтобы привлечь внимание тех, кто следит за обстановкой. Олег, который так и не попал в зону просмотра, стучит в железную дверь.
Всклокоченный охранник, которого видать наконец то разбудили бухающие удары Олег в дверь, высовывается из комнаты.
-Ты че, мужик, охренел? Куда долбишься, ниче не попутал? – Начинает он гневную тираду, уже берясь за резиновую дубинку, свисающую на правом бедре. Но тут же получает в лицо порцию лака для волос, который Лукас стянул в салоне (ну, а зачем же еще было зайти в салон, как не спереть там этот баллончик?) Толкает его в помещение охраны, прямо под ноги, решившему помочь напарнику. Тот валится на пол и попадает под довольно внушительную тушу Даршавина, который заломив ему руки за спину, тут же связывает их пластиковыми стяжками. И первого охранника следом, пока не очухался. А Лукас, оглядывается на шум. Еще один. Зашел на чаек, мать его. он с дуру пытается атаковать стулом, Лукас принимает снаряд поверхностью бедра и схватив его рукой, аккуратно ставит на пол. Никакого лишнего шума быть не должно.  Он прикладывает указательный палец к губам на попытку охранника заорать потом, пользуясь шоковым состоянием того, в пол прыжка достает противника и рывком укладывает его на пол.
Дальше все еще проще. И этому руки и ноги стягивают стяжками из неиссякаемых запасов Даршавина. Вот свяжись со следаком, чему хорошему научишься? Олег уже загнал во рты кляпы своим подопечным, Лукас делает и своего более молчаливым. Пора. Они оттаскивают всех троих в дальний угол, чтобы не мешались и не светились на виду, если что…  время. Лукасу пора идти в машину. Олег остается за пультом управления, готовит место для работы. Нет.  Привычки всегда будут брать свое. Каким бы он был следаком, если  бы не был готов сделать все возможное на своем рабочем месте. Благо тут нашлись и дубинки, и шокеры, и наручники. Последнее навело Олега на веселые мысли. Хищно ухмыльнувшись, он смотрит на связанных охранников и лыбится во всю ширь…
- Ну, что мальчики, пошалим? – чем приводит лежащих у его ног мужиков в ужас. Он, что, еще и маньяк-извращенец? Мычание и извивающиеся тела поднимают настроение до предела. Подолбив их дубинками, чтобы успокоились, Олег отходит к мониторам. Пора приступать к работе. А этих всегда можно поиметь, как захочется…
Володя тоже был счастлив вернуться сюда. Хотя по-иному, чем Лукас. Он возвращался как тот, что смог. Кто выстоял. Кто встретил удары судьбы лицом к лицу и не испугался, не согнулся, не сбежал. Напротив. Пришел, чтобы кинуть им всем вызов. И, как известно, герою полагается награда. И лучшая из женщин, которая заодно то, что он снова появился, как солнце на востоке, должна броситься ему на шею и искупать во всех мыслимых и немыслимых удовольствиях. С такими мыслями и намерениями Володя взбежал по лестнице, чтобы предстать перед Тамарой во всем своем пост-тюремном великолепии. И она  уже спускалась ему навстречу.  Володя широко заулыбался, раскинул приветственно руки и пропел.
- Томочка, свет очей моих, ты прелестна!
Вот уж кого не ожидала увидеть Тамара здесь и сейчас, так это Володю. Ее недоумение, удивление, тревога, все смешались в сознании... В сознании, но не на лице. Давно привыкшая не доверять свои эмоции таким ненадежным союзникам, как мимика и жесты, Тамара даже бровью не повела.
- Ты? - ее ровный голос не дрогнул при виде человека, который в одну минуту мог бы погубить ее, а еще быстрее - погибнуть сам. Зачем он появился! Зачем! – Откуда ты? Мне сказали, что ты уехал… - А что, она должна была сказать? Почему ты сбежал из тюрьмы прямиком сюда? Он же был уверен в ее искренних к нему чувствах. А теперь… Теперь... что с ним делать? – Вот же умеют люди врать! А я, как дура поверила… а ты ко мне?
Тамара, наконец, проявила чувства. Все, которые должен был увидеть Володя. Удивление, радость, надежду…
- Ты… что же… не рада?
Володя был обескуражен таким холодным приемом. Он отступил на ступеньку назад, разрывая дистанцию между ними, хотя только секунду назад готов был заключить ее объятия. Такую желанную, манящую…
- Кто тебе сказал, что я уехал? Куда я уехал? Я… вот он  я. Я к тебе пришел. К тебе, понимаешь! – и он снова подался вперед, но как будто наткнулся на невидимый барьер. – Да ладно тебе, что ты как неродная. Тамара!
Соображай Володя чуть побыстрее и получше, может, и понял бы, в чем дело. А так… Так он хотел услышать все от нее. Пусть скажет.
 Господи, что за ребенок! О чем он думает, когда ему грозит опасность! Тамара не могла допустить двух вещей. Чтобы Володю взяла в оборот команда Ваганова. И второе – чтобы исчез тот человек, которого она видела сверху. Как это сделать, еще не понятно, но по мере поступления… Решать задачи нужно по мере их поступления. Сейчас и здесь – Володя. Все остальное – в следующем шаге.
- Дорогой, ты не понял меня. Или забыл. Я замужем. Если увидят, что я… Ты должен понять. Иди следом за мной. Помнишь расположение кабинетов? В тринадцатом нет камеры. Там и поговорим. – Тамара произнесла все это чуть пониженным голосом, но так, чтобы Володя слышал все с первого раза. Не повторять же такое в крик. Ее рука в бриллиантовом браслете скользнула по его подбородку, едва коснувшись кожи, и, пройдя мимо него последние три ступеньки, она развернулась и поставила бокал с коктейлем на поднос официанта и пошла в сторону…
- Как-то раньше тебе это не мешало, - с горькой иронией обиженно ответил Володя.
Он посмотрел вслед Тамаре долгим тоскливым взглядом. Почему, ну почему жизнь так несправедлива? Может, прав был Андрей? И Тамара только использовала его в своих целях? Но у нее-то что за цели? Ладно, Денис. С этим мы еще поквитаемся. Вот натравлю на него Андрюху и Йосю…
Нет, этого оставлять так нельзя. Он зря, что ли пришел сюда? Помнит ли он расположение кабинетов? Еще как помнит. Он эти перестроенные квартиры с закрытыми глазами может вдоль и поперек пройти. В тринадцатом. Конечно. Это же у нас номер-люкс. Денис для себя оставляет. Ха. Значит, он не появится. И это все спектакль для посторонних глаз, точнее, для их отвода. Ловко, Томочка, ловко.
Володя, как истинный конспиратор, сначала прошелся по залу, и лишь потом направился в сторону так называемых кабинетов.
А Лукас продолжал свое триумфальное шествие от стола к столу. Начав с рулетки, он переместился за стол, где играли в блэк джек уже с солидным запасом выигранных фишек. Норт вовсе не лез на рожон, время от времени он проигрывал довольно крупную сумму, но вскоре вновь был в плюсе. Вокруг него вилась стайка охотниц за сокровищами, девиц, которые, подбадривая игроков и оказывая им знаки внимания, надеются, что те поделятся с ними выигрышем. Лукас делился. Все равно этот выигрыш ему принадлежать не будет. А позлить окружающих и привлечь внимание хозяев это сколько угодно и какими угодно способами. И у него получалось блестяще. Норт контролировал ход игры, буквально заставляя крупье или компаньонов действовать по своему сценарию. Спасибо за науку, Олег. И в то же время успевал уловить эманации, исходящие от окружающих. А это был целый спектр эмоций, от восхищения и уважения до зависти и ненависти. Одно было бесспорно. Равнодушным он не оставил никого.
Утихомирив несчастных, которым угораздило оказаться в этом месте в это время, Даршавин принялся за работу, которая, в общем, не особо отличалась от их работы. Сиди, себе, да смотри на мониторы видеокамер. Главное – не упустить момент, когда Норту понадобится помощь. А еще лучше, сделать так, чтобы никакой заварухи не случилось. Олег с удовольствием смотрел, как высокий брюнет завоевывает этот небольшой плацдарм. Пройдясь вдоль столов, он приценился к игре и игрокам. Понаблюдал за ходом игры на каждом столе, делая сначала небольшие ставки, а потом, будто его одолел азарт, а еще больше, везение – ставки стали возрастать, а выигрыш стал походить на манну небесную. Ставя на зону зеро, что более надежно или на стрейт ап, что более доходно, Лукас опустошал карманы казино, привлекая внимание и вызывая дикую зависть игроков, а еще больше – дилеров. Вот только время. По теории вероятности весь этот шлейф дам, волочащихся за роскошным щедрым Лукасом скоро начнет космы драть и глаза выцарапывать за место под ним. Даршавин видел, как некоторые дамы напоминали скорее змей. А это было не просто забавно, это было опасно для Лукаса. К борьбе с бойцами он привычен и обучен. А женский пол, это другое дело. Что будет если эти дамочки, которым уже в глазах залитых десятком коктейлей, мерещатся миллионы, затеют склоку? Сможет ли Лукас избежать ее или обратить в свою пользу, пока не ясно. Но Даршавин напрягся. И уже не отходил от мониторов ни на секунду. Единственное, о чем мечтал Олег, это чтобы хозяева появились побыстрее и разогнали этот горем любительниц халявы к чертям. Но нужно еще вычислить этих самых хозяев. Слава богу, их портреты  были в бумагах. Стоит лишь повнимательнее смотреть за происходящим. Вот и все….
Володя вошел в триста тринадцатый с видом обжоры, которому предложили огромный торт. Тщательно закрыл за собой дверь, а потом двинулся к Тамаре, неосознанно копируя впрочем, довольно комично и безуспешно, кошачью грацию и непринужденную элегантность движений Лукаса.
- Как же я по тебе скучал, ты не представляешь… Эта тюрьма… Такое ужасное место… Я только о тебе и думал… Ну иди ко мне, иди, радость моя ненаглядная…
Он потянулся к Тамаре, подрагивая от вожделения, позабыв про все на свете. О том, зачем он здесь, о том, какие вопросы хотел задать. Близость этой шикарной женщины сводила его с ума. Он хотел обладать ею. Сорвать ее блестящее платье, ворваться в нее, ощутить, как она стонет и выгибается под его напором…
Тамара, словно кошка, уходила от жаждущих рук Володи, вовсе не собираясь оказаться в них.
- Тюрьма? Ты был в тюрьме? Как ты вышел из нее? Володя! Не до шуток, - вскрикнула она, когда он почти дотянулся до ее платья. - Помилуй Бог, ты сбежал что ли? – голос ей стал как у первой учительницы, с нотками назидания. -  Володя, потрудись мне объяснить, что это за ужасное место, как ты там оказался, и почему ты здесь! Я жду! И перестать метаться, как будто за тобой рой пчел гонится.
Тамара могла бы еще пустить молнию из глаз! И то верно,  откуда мог он свалиться на ее голову, когда и так проблем хватает. Да, и Точилин что-то не спешит ей на помощь, как будто ждет ее провала. Вот и этот под монастырь подводит. И как после этого доверять мужикам? Да ни дай Бог!
Ах так. Володя рассердился. Он столько перенес, а ее волнует только то, как он выбрался из тюрьмы.
- И куда девалась прежняя Тамара, - голосом обиженного ребенка спросил он. – Что, когда нужен был, так Вовочка-солнышко, а как сделал, что должен был, так все? Забыт и похоронен?
Володя запыхтел и отвернулся от Тамары.
- Ты лучше спроси, кто меня в эту тюрьму меня и запихал! У Дениса своего спроси! Вот хотел бы я послушать, что он тебе ответит! Не знал я, Тамара, что ты такая… - он хотел сказать змея, да вовремя прикусил язык. – Андрюха. Вот мужик настоящий. Сказал, вытащу и вытащил. Не то, что некоторые…
Володя в сердцах пнул ни в чем неповинный оказавшийся под ногами пуфик.
- О, Господи, - Тамара, будто подкошенная падает на пол и обнимает ногу Володи. - Что же ты делаешь! Тебе же будет больно! – причитает она, укоризненно глядя на обладателя осчастливленной ноги. – Ты не понимаешь, не представляешь, что тут творилось, когда ты исчез! -  Тамара завела глаза к потолку, встала на ноги, отряхивая платье, - Ты даже не представляешь, сколько ревности и гнева мне досталось… Но я молчала…. Я ждала тебя, а потом сказали, что ты уехал… А, ты, оказывается был в тюрьме! Хоть теперь все узнала, а кто тебе помог? Он, что мент? Кто сейчас будет помогать, да еще и по доброте душевной? Или… ты... Володя! Ты, что за деньгами ко мне пришел? – И рука Тамары легла на лоб, предвещая новый приступ истерики, теперь уже по поводу полного отсутствия наличных….
Помните, в одной русской сказке нужно было искупаться в кипящем молоке, в воде, в чем-то там еще… Володя искупался сначала в доброте и ласке Тамары, так быстро пришедшей на смену ее холодности, что и среагировать не успел, он же не Андрей, даже не Йося, те бы успели… Он очнулся от ступора, лишь когда Тамара уже говорила о тюрьме.
- Да какой там мент! Он со мной вместе сидел. То есть, он спецом сел, чтобы меня вытащить.
Гордость от осознания собственной значимости наполнила Володю, он снова приосанился и продолжил.
- Они со следаком заодно. – Володя понизил голос. – Они мне помогут отомстить. За мою отсидку. И  у меня будет новая жизнь. – Он снова заговорил громче. – Так что деньги свои оставь себе, - высокомерно заявил Володя. – Когда я верну уран, я не буду ни в чем нуждаться до конца дней. У этих парней знаешь, какая крыша! О-о-о…
Тамара была в шоке.. Крыша… Где у этого ребенка крыша, в самом деле, если он попал во все это? Что он говорит. Как говорит. Будто за ним целая армия народу! А еще невероятнее, как он смог попасть сюда. И все это сейчас, когда уран… Точно – уран. Он упомянул уран. Вот в чем дело. Ваганову на голову падают большие, огромные неприятности…
- Тюрьма, говоришь, крыша? Андрей? Что это за Андрей, Володя? Где он? Я могу его увидеть? Поговорить с ним?  - голос Тамары стал там проникновенным, что даже камень откликнулся на ее призыв., - Милый, скажи мне, мне можно увидеть твоего спасителя, поблагодарить его, я же не могу быть неблагодарной человеку, который спас тебя! Пойми! Прошу, познакомь меня с ним!
Тамара уже покрывала поцелуями лицо Володи, совершенно опешившего от ее волнения и своей значимости…
Володя с жаром отвечал на поцелуи Тамары, его руки уже почти проникли под подол ее платья, еще немного, и его самые сокровенные мечты осуществятся… Но ее просьба вернула с небес, по которым Володя уже вовсю разгуливал, на грешную землю.
- Что, сейчас? Да ну его, никуда он не денется. В зале он, казино ваше опустошает. – Володя хохотнул. – Давай потом, а? Мы по-быстренькому…
И он начал оттеснять Тамару к смежной комнате, где была кровать.
Тамара, взяв руки Володи в свои, провела ими по своему телу, будто желая показать парню, что и как нужно делать, а потом, очнувшись от трепета, открыла глаза. Едва ли соображая, что происходит…
- Милый, ты не понимаешь, там, в зале, опасно находиться.  Веди его сюда, мы все равно не можем по-быстренькому, я хочу быть с тобой долго… не собаки же мы, в самом деле… Сейчас… сделаем все дела... – Тамара едва дышала, все еще не отпуская руки Володи, но уже не позволяя ему прикоснуться к себе… Будто дала пригубить напиток и отставила кубок подальше… - Управимся… я скажу спасибо, ты тоже скажешь спасибо… и мы с тобой … пойми, нам надо уходить отсюда... иначе – конец. Иди, слышишь? Иди, милый за ним. Я буду ждать тебя… иди…. – Тамара подталкивала Володю к двери с настойчивостью, присущей, разве что бульдозеру….
А счастье было так возможно… Но Тамара права. Сначала нужно закончить дело, за которым пришел. Показать себя настоящим мужиком. Завоевать ее. А потом взять, как трофей.
- Приведу. Сюда вести-то?
Это было бы оскорблением. Приводить Андрея в их любовное гнездышко. Но куда еще его вести иначе? Не на улице же разговаривать…
Тамара кивнула раньше, чем Володя осознал глупость своего вопроса. И, чтобы не потерять лицо он добавил.
- Обстановка тут не совсем соответствует. – И тут же перевел тему. – А Денис-то тут? А то вчера кипеш подняли, поди батька евонный заявится, - как бы между прочим, продемонстрировал собственную осведомленность Володя.
Тамара уже готова была вытолкать героя-любовника за дверь.. Но так можно потерять все ниточки.. Нет.
- О чем ты, Володенька, - мурлыканье кошки звучало бы грубее, чем голосок Тамары. – Не было ничего. Все спокойно. Пока… Но если ты не поторопишься, охрана сообщит Вагану, и не важно какому, тебе все равно стоит поторопиться.  Ты и так напугал меня, не стоит испытывать судьбу, пока она хранит тебя. Веди своего спасителя,  может удастся отблагодарить его… Веди, дорогой… Только… Возможно, не стоит ему говорить, что я его жду, а не мой муж? Как думаешь? Не говори пока, пусть будет сюрприз…
Как только Володя исчез за дверью. Тамара присела к зеркалу, привести в порядок прическу и платье после слюнявых касаний парня… а ведь она почти влюбилась в него.. но.. Володя – это не мужчина. Вот сейчас она поняла это, прочла на лбу Володи. А ей хотелось иметь мужчину. Настоящего. За которым можно было чувствовать себя в полной безопасности. Который не устроил бы истерику, а просто взял ее руку и заставил забыть весь мир… Да где же его взять такого… Вот, если бы тот брюнет… Может быть он похож на Лео? Хоть чуть-чуть… Может быть, он войдет сейчас в дверь …
Обстановка в зале накалялась. Еще немного, и грянет буря. Или не одна. Охотницы уже точили свои коготки, метая разгневанные взгляды одна на другую, охранники вовсю переговаривались по рации, Лукас надеялся, что Олег слышал их переговоры, потому что ему самому некогда было отвлекаться и читать по губам. Если здесь все так, как должно быть, хотя бы в этом отношении, то за происходящим в зале должны наблюдать не только охранники, но и хозяева. И тот, кто обчищает их казино так целеустремленно и методично, давно уже должен привлечь их внимание. Пара охранников уже направлялась к нему с разных сторон, Лукас заметил их периферийным зрением, но продолжал флиртовать с охотницами, которые, сами того не осознавая, создавали ему шикарное прикрытие.
 Но охранников опередил Володя. Какой-то растрепанный, очумелый, пахнущий тонкими женскими духами. Он подлетел к Лукасу и на грани слышимости произнес.
- Иди со мной. Тамара хочет тебя видеть.
Лукас виновато развел руками, извиняясь перед девушками, оставил им фишек и ушел с Володей, с нескрываемым садистским удовольствием чуя злобное разочарование охотниц и охранников тоже.
Она была даже лучше, чем он себе представлял. Сногсшибательная красавица, как будто только что сошедшая с обложки журнала Вог. Можно понять, почему Володя так писал кипятком, когда даже думал о ней.
 - Ты нас не представишь? – спросил Лукас застывшего на месте Володю.
Тот как будто от комы очнулся. Смотреть на этих двоих было выше его сил. Он незамедлительно осознал, что в присутствии этого самца у него нет ни единого шанса на Тамару. Будь он проклят…
- Андрей, это Тамара, Тамара, это Андрей, - произнес он бесцветным голосом.
- Чрезвычайно рад нашей встрече, - Лукас сделал шаг вперед и протянул руку. – Я слышал о вас много хорошего от Володи. Но он солгал мне. Вы еще прекраснее, чем он говорил. Многократно. – Лукас обворожительно улыбнулся.
Дверь открылась и на пороге возник он. Сердце Тамары упало… Володя что-то жужжал, пытаясь представить их друг другу…
 Тамара позволила себе повести бровью, показав крайнюю степень удивления, и подала руку для поцелуя.
- Очень приятно. И мне наш общий знакомый говорил о вас много хорошего… - Тамара уже не видела, как округлились глаза Володи видевшего в первый раз, как ее рука, протянутая на уровне талии, изящна и легка, как Андрей склоняется к ней, прикасаясь губами к ЕГО! Его женщине… Как с небывалой грацией и достоинством, словно богиня, Тамара чуть кивает головой в ответ на поклон мужчины… Будто старое немое кино, которое Володя терпеть не мог, ожило перед его глазами. Но потом опять зазвучал ее голос, возвращающий его в этот реальный мир.
 - Я должна поблагодарить вас, Андрей, - нараспев произнесла она…
- Мне очень приятно осознавать, что вы так высоко оценили мои скромные заслуги, Тамара, - ответил Лукас, с самодовольством отмечая, какое впечатление произвел на Тамару, но при этом вел себя чрезвычайно достойно и скромно, как и подобает истинному джентльмену. – Но, право, не стоит благодарности. Я всего лишь выполнял свою работу.
Он задержал руку Тамары чуть дольше, чем требовали приличия, и она не возражала. А взглядом держал ее взгляд. Ни намека на похоть, лишь сдержанное восхищение ее совершенством.
Сердце Тамары сжалось и пропустило удар, потом рванулось, задребезжало… Но было уже поздно. Один только взгляд этих непостижимо пронзительных глаз, и ее рука осталась в его руке пока он сам ее не отпустил. Как непростительно она забылась, как опрометчиво… Лишь только почувствовав тончайшую грань свободы, она сделала шаг в сторону, лишь бы больше не находиться в его поле зрения, как в прицеле, лишь бы успеть прийти в себя…
- Мне кажется, любая работа должна быть вознаграждена по заслугам. Могу ли я представить степень ваших заслуг? – Тамара справилась, наконец, с голосом, и смогла сказать несколько слов без оттенков чувства… Сумасшедшего, безрассудного чувства, захватившего ее в плен.
Лукас позволил себе тонкую улыбку. Попалась. Слишком просто. Но это же не медовая ловушка. Нет же? Никто не мог знать о том, что он придет. Сюда. Сегодня. А сыграть на опережение. Помилуй бог, о ком ты так думаешь? Просто обделенная настоящим вниманием, знающая себе цену женщина нашла достойного ценителя.
- Я с вами полностью согласен, Тамара.
Для каждого человека то, как звучит его имя, самая сладкая мелодия в мире. А если вкладывать в то, как ты его произносишь, чуть больше чувства, чуть больше восхищения и преклонения…
- Меня просили вызволить из мест не столь отдаленных этого милого молодого человека, - Лукас делал жест в сторону притихшего Володи. – И вот он здесь. Целый и невредимый. Можете оценить.
Сама скромность и бескорыстие на поверхности, профессионализм и самоуважение кроются где-то в их тени.
Володя понял со всей неизбежной горечью, что он чужой на этом празднике жизни. Нет, он предполагал такой вариант, но в глубине души надеялся, надеялся на чудо. Чуда не произошло. Ну и ладно. Ну и ладно! Зато жив остался. А бабы… не первая Томка  не последняя.
- Я… мне надо…
- Да, молодец, что вспомнил, - тут же подхватил Лукас. – Иди.
Володя прожег полным лютой ненависти взглядом ненавистного конкурента и вылетел из комнаты. Хотел хлопнуть дверью, но, представив ледяной взгляд Андрея, передумал. Он станет таким же. Но прежде.
Прежде пропустит пару стопок в баре. Или не пару.
Даршавин чуть не подавился собственным воплем. Володя хлещет в баре водяру, как воду. А это могло означать только одно – Лукас встретился с Тамарой. Уж в чем Олег был уверен, так это в том, что самая красивая женщина этой забегаловки не устоит перед взглядом Мистера Грея. Ухмыльнувшись, Олег взял в руки дубинку. Развернулся в кресле в сторону лежащих в углу охранников. Похоже эти защитники решили вздремнуть. Иначе как объяснить гробовую тишину в помещении. Ну и бог с ними. Олег нащупал в кармане рубашки шприц с морфином. Все на месте. Тогда переживать не о чем. Он покинул кресло с одной целью – сделать свою работу и вернуться на пост.
Володя рыдал на груди Даршавина, как школьница, получившая двойку.
- Йося! Ну, почему все таааак, - заикаясь не то от горя, не то от водки, стонал Володя. -  Почему она…. А он! Он же сказал, что пришел спасти меняяя….
Так они и шли до комнаты охраны, рыдающий Володя и Мужик в черной униформе. Когда дверь за ними закрылась, в руку Володе вонзилась игла…
-Что это? – он даже испугаться не успел.
- Это, чтобы ты успокоился. Все будет хорошо, тебе просто нужно поспать…
Вот и все. От заключенного по статье «Измена Родине» останется только акт о смерти, подписанный Ведьмаком. Даже Тамара больше никогда не вспомнит о нем. А если и вспомнит… он уехал. Только и всего…
От Володи не осталось и следа… Тамара вздохнула, пытаясь прийти в себя, отошла от Лукаса подальше, даже отвернулась, успев заметить в зеркале, что выглядит бесподобно… Она стояла, чуть прикрыв глаза, сознавая, что пришло время нажать кнопку вызова, иначе, зачем она тут, но все тянула… тянула… ей так хотелось, чтобы Андрей сделал шаг и подошел к ней, ей так хотелось еще хоть раз вдохнуть запах его парфюма… Ей так хотелось. Чтобы он взял ее в свои руки, развернул к себе лицом и оставил след на ее губах. Пусть даже этот след потом отзовется невыносимой болью в сердце, но у нее будет этот след. Как и тот, что остался теперь только кнопкой на пульте вызова… Она потянулась к браслету, который и был тем самым пультом, нужно было нажать уже кнопку, чтобы решить все рабочие вопросы. Она должна же это сделать…. Она нащупала браслет на левой руке и нажала кнопку… Все. Выдох смешался со стоном отчаяния, руки опустились вдоль тела... Тамара качнула головой - так  было надо...
Лукас понял, что ошибся насчет Тамары. Не медовая это была ловушка. Все было до примитивного просто.  Она отошла, как будто хотела восстановить свое личное пространство, в которое Лукас так бесцеремонно вторгся. Но в то же время она хотела, вожделела, жаждала его. Но было между ними какое-то препятствие. Не физическое. Норт давно уже смел все преграды. Ее верность кому-то. Преданность, приведшая к предательству. Да по большому счету, кого она предала? Лукаса она увидела первый раз в жизни, да, воспылала страстью, а как без того. Его животный магнетизм невозможно проигнорировать. А тот, кому она была верна… Их связывали более крепкие узы.
Лукас развернул ее к себе. Резко, почти грубо. Заглянул в глаза, тряхнул за плечи.
- Что ты сделала? Кого-то вызвала? Зачем?
Он вложил в последнее слово столько отчаянного разочарования, что каменная глыба не выдержала бы и пустила слезу.
- Я же привел предателя. Пришел сюда с миром. Не прячась. Через главный вход. Без оружия. Без прикрытия. – Тут он, разумеется, покривил душой. – А ты меня сдала…
Свершилось. Их разделяли считанные сантиметры. Их воля и энергия сплелись как змеи в тугой клубок, сражаясь за превосходство. Тамара была в его крепких руках.  Но об этом ли она мечтала?
Она открыла глаза и утонула в его глазах. Пусть. Пусть он нестерпимо зол. Пусть ярость выжигает пламенем душу, но он держит ее в своих руках и выпускать не собирается.
- Не стоит терять время. У нас еще несколько минут. Тот кого я вызвала будет рад тебе. Может быть больше чем мне. Но пока его нет… у нас есть мы… поцелуй меня. И забудь все что будет потом. – голос Тамары стал тихим, глухим... Она не умоляла. Она не просила. Она просто говорила то, что должно случиться. Как дождь, как луна, как жизнь. – Есть только ты и я.
- Я вам не мешаю? – Лео появился в комнате в тот момент, когда Тамару накрыла всепоглощающая волна желания, а губы Лукаса уже терзали ее губы в глубоком страстном поцелуе, словно желая испить ее, как божественный грааль…
Тамара вздрогнула, но не поторопилась отпустить мужчину, а Лукас лишь с сожалением понял, что ничего большего не случится. А ему действительно уже хотелось большего, но… Он все же соизволил отпустить женщину и перевести потемневший от желания, а теперь от недовольства, что его прервали, взгляд на того, кто помешал ему…
Лукас отпустил Тамару, как будто его ударило током. Последний взгляд, полный непонимания, боли, горечи. Как ты могла. Почему ты так со мной. За что… можно же было иначе…
И повернулся к вошедшему, с первых секунд узнав в нем Леонида Точилина. Увидев его не на прогнанном через факс нечетком фото, Норт понял, почему Тамара воспылала к нему такой безудержной страстью. Они были однотипны. Как солдаты из Кремлевского полка. Лукас напоминал ей Точилина. Примерно одинакового роста, оба темноволосые, голубоглазые, со стальным отблеском в цепком взгляде, оба окутаны аурой властолюбия и стремления к контролю. Тотальному. Две сильные личности. Такие могут стать лишь непримиримыми врагами или объединиться и подчинить себе весь мир, а после, поделив его на зоны влияния, очень мирно сосуществовать, не вторгаясь никогда ни под каким предлогом на территорию союзника.
Лукас молча созерцал Леонида. Как когда-то, совсем недавно, и в то же время, кажется, вечность назад, он изучающее разглядывал Даршавина. Предоставляя тому право заговорить первым и нарушить это звенящее молчание.
Так вот по какому поводу всех подняли в ружье. Хотя, насколько Лукас помнил из рассказов Володи, казино было вотчиной Вагановых. Еще одно совпадение? Кто мог знать о его приезде? Только Володя и Олег. Олег был с ним почти постоянно, Володя, хоть и оставался без присмотра, врядли стал бы сообщать Леониду об их появлении в городе. Что толку пытаться угадать. Сейчас все узнаем.
Тамара улыбнулась одними губами.
- Добрый вечер, Лео, -  она даже не смутилась. Подала руку для поцелуя. И он сделал в точности то же самое, что и Лукас. Во истину, эти мужчины стоили один другого, но оба они не были ее мужчинами. От Лукаса ей достался хотя бы поцелуй…. А Лео… Для него она так и осталась маленькой девочкой, которая, впрочем, вполне успешно работала на него уже несколько лет. И то лишь по одной единственной причине – она любила его так сильно, что готова была исполнять его приказы, просьбы, пожелания, лишь бы знать, что нужна и полезна ему. - Мне следует представить вас друг другу. Лео, это Андрей. Думаю, он может быть тебе полезен, впрочем, как и ты ему… Андрей, это Леонид. Поверь, с ним ты добьешься большего чем с Володей… - Она произнесла имя человека, который бредил ей так, будто это опавший с дерева лист, а не ее любовник. Впрочем, и голос ее померк. Еще недавно он был подобен блеску жемчуга, а сейчас она говорила каким-то скрежещущим голосом… Теперь Тамара сделала шаг назад, оставляя пространство для двух мужчин…
Проводив долгим теплым взглядом Тамару, ушедшую от мужчин к столику для напитков, давая им поговорить, Лео протягивает руку для рукопожатия, прекрасно понимая, что перед ним человек совершенно другого сорта, нежели Ваганов или Володя. Андрей слишком похож на хищника, чтобы быть шакалом.
- Будем знакомы, если захотите, конечно, продолжить знакомство, Андрей… - и Лео одарил собеседника обезоруживающей улыбкой благосклонного победителя…
- Рад встрече, Леонид Федорович. – Лукас сдержанно улыбнулся в ответ. – Хочу, - запросто ответил он. – Иначе меня бы здесь не было. Равно как и вас. Вы уже в курсе происходящего?
Рукопожатие Леонида было таким же крепким и уверенным, как и самого Лукаса. Два хищника заключили перемирие. Пока что.
Лукас не спешил выкладывать все карты на стол и сообщать сходу цель своего визита. Он хотел услышать эту часть истории от Леонида.
Бровь Лео подскочила вверх..
- Х-мм, приятно, что меня знают, но хотелось бы и мне знать, с кем говорю, и откуда такая осведомленность... – Лео чуть отпрянул, чтобы еще раз разглядеть Лукаса и попытаться вспомнить, не сводила ли их судьба? Определенно такого противника, а если бы они встречались, то тот, кто стоит перед ним, был бы противником обязательно, Лео запомнил бы на всю жизнь. – И еще, Андрей, не думаю, что у нас много времени на светские расшаркивания.  Так что предлагаю без них и на ты. - Я кое-что знаю. От Тамары. Но, видимо, не все. Раз появился ты. Просветишь?
- Боюсь, мое имя тебе ничего не скажет, - Лукас просто олицетворение открытости. – Андрей Богданов. Такие, как я держатся в тени.
И что за мания у всех узнавать имя? Ясно же, что никто своего настоящего имени не назовет. А если и назовет, то что? Позовешь шамана, чтобы он на носителя этого имени порчу наслал?
- Я готов сотрудничать, но давай сэкономим друг другу время и силы. Расскажи ты, что тебе известно. А я заполню пробелы, если таковые обнаружатся.
Очень простое предложение. Сделай первый шаг, ведь я сам к тебе пришел, дай мне возможность довериться тебе окончательно. Покажи, что я не ошибся. Всем своим видом Лукас невербально сообщал это.
Лео улыбнулся. Нет, он определенно не знал этого человека. Но этот человек довольно неплохо владеет ситуацией. И что толку и дальше вести игры, если он может заполнить пробелы в информации, а ты – нет?
-  Ну, допустим… - Лео отошел к столику с напитками, налил шампанского и подал бокал Тамаре. - Возьми милая, ты устала и должна отдохнуть..
- Чуть позже, когда я буду не нужна тебе, - с горечью и болью проговорила Тамара, взяв бокал и сделав глоток. – А сейчас я еще же могу быть полезна, - с дрожью в голосе сказала она и отвернулась. Лео погладил ей плечо.
- Все будет хорошо, я же обещал.
Потом налил виски себе и Андрею, не добавляя льда. Взял стаканы и вернулся к собеседнику.
- Думаю, стоит начать с того, что я давно бы пристрелил этого мерзавца, но у меня есть обязательства… контракты… договоренности… В некотором смысле я связан ими… И много лет я вынужден был их придерживаться. Потому что он придерживался их. Но теперь… Мало того, что Он ведет себя как последний скот, так еще и стал воровать по крупному. И если бы хоть деньги. Но он придумал некую схему, в которой фигурирует уран. Тамара помогала собирать компромат. Я очень обязан ей. Очень.
Вот теперь все окончательно встало на свои места. Последние кусочки пазла с характерным тихим щелчком соединились, завершая картину.
А неплохо ты устроился, Леонид Федорович. Тамара верна тебе, как кошка, готова за тобой в огонь и в воду, компроматы на любовников собирает. Сам ты проживаешь в солнечной Испании с другой своей пассией. Но вот незадача. Есть у нее муж, который как кость в горле. И не пропихнуть, и не достать. Обязательства у них, видите ли. Удобно. Прикрываясь такими высокими словами, загребать жар чужими руками. Исполнитель тебе нужен. Вот твое незамысловатое предложение.  Заинтересуем тебя еще больше.
Лукас отошел к пышному кожаному дивану и сел в обманчиво расслабленной позе, держа в руках бокал.
- Точилин Леонид Федорович. Одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения. С отличием окончил физико-математический лицей,  после профтехучилище номер пятьдесят шесть по специальности автослесарь. В тысяча девятьсот девяносто пятом году призван на срочную службу. С февраля по июль того же года находился в составе боевого подразделения в Чечне. Получил ранение и проходил лечение в Ростовском окружном госпитале. После выздоровления  окончил кратковременные курсы по подготовке командного состава и вернулся в Чечню.  Трижды возобновлял контракт, пока в две тысячи первом году не открыл свой бизнес. В настоящее время является крупным промышленным магнатом, одним из самых молодых в России. Проживает по большей части в Испании. Я ничего не упустил?
Лукас посмотрел на Леонида. Тот отрицательно качнул головой. Тамара ожгла взглядом, но ни слова не сказала.
- И такой успешный бизнесмен, бывший боевой офицер, прошедший Чечню, утверждает, что ему препятствуют какие-то там обязательства? И что среди тех, кого он знает так или иначе, нет ни единого кандидата на роль исполнителя? – Норт иронично улыбнулся.
Он знал мотивы Лео, прекрасно знал их. И просто набивал себе цену. Демонстрируя свою осведомленность как одно из преимуществ. Представится шанс, продемонстрирует и остальные. А он представится, несомненно.
Вот теперь Лео готов был дать руку на отсечение, что видел этого мужика… Или это паранойя, предполагать, что за тобой идет тотальная охота. Конечно, если человек знает о тебе буквально все, а этот знает, можно не сомневаться, то возникает вопрос – зачем ему это?
- Я оценил твою осведомленность. - Улыбнулся Лео, поднимая бокал (за тебя!) и делая глоток. - Знать бы еще мне, кто ты такой и зачем тебе так много сведений обо мне. – Лео попытался побороться с Андреем взглядами, но довольно быстро понял, что тот не уступит первенства и в этом. Что ж, самодовольный, самоуверенный, сильный и подготовленный противник… И это все, что можно сказать о нем? Не слишком ли неравные условия? – Может быть, подскажешь мне, если ты знаешь все, что ты тут делаешь и кого мне нужно убрать из цепочки, чтобы дела шли получше? Тебе со стороны виднее будет. И вообще, кто ты такой? Откуда свалился такой умный? Даже Томочка о тебе ничего не знает, Верно, Томусь?
 Тамара качнула головой, в благодарность, что о ней вспомнили. Подошла к Лео, поднесла свой бокал к его, сделала глоток.
- Володя сказал, что он помог ему сбежать из тюрьмы, что специально ради этого сел туда, и что он, – она ткнула пальцем в Лукаса, - что он хочет в качестве оплаты за это найти и забрать уран, который Ваганов упер с помощью Володи. Сам посуди, дорогой, кого у нас в стране может заинтересовать уран? Разве, что госбезопасность. Министерству образования, положим, он без надобности, - усмехнувшись, закончила свой экскурс Тамара. – Так, что, скорее всего, наш гость гебешник. Поздравляю, дорогой…
Тамара опять отошла к столику с напитками, слишком уж эта красивая женщина привыкла быть в тени своего возлюбленного.
- Ну, что, Андрей, - было ощущение, что произнося это вымышленное имя, Лео морщился, хотя на его изуродованном лице и не проявлялось никаких эмоций. - Женщина, она сердцем чует. Могу я довериться ее предчувствиям? Откуда занесло тебя в наши края, и зачем тебе столько грязного урана? – Лео наконец сел в стоящее напротив от Андрея кресло, не может же хозяин чувствовать себя более скованным, чем гость…
Лукас не спешил с ответом. Ему нравилось это ощущение превосходства. Быть на шаг, а то и не один впереди противника и демонстрировать ему это. Враг моего врага все равно мой враг, такого принципа придерживался Норт.
Он в свою очередь отсалютовал Лео и сделал маленький глоток из своего бокала, оценивая по достоинству превосходный вкус неразбавленного виски. Было немного странно, что в России находятся ценители прекрасного виски. Потому как, судя по тому, что он видел прежде, русские предпочитают водку, портвейн или спирт, как Даршавин.
- Приятно встретить поклонника Longmorn на просторах России, - отметил Лукас. – Этот неповторимый, запоминающийся вкус и сильный, насыщенный аромат ни с чем не перепутать.
- Я приму твои вопросы как комплименты. Мы же оба профессионалы. И прекрасно знаем, что прежде чем начать переговоры, нужно всесторонне изучить потенциального делового партнера. Я пришел к тебе с предложением, стало быть, я тебя и изучил. – Еще одна обезоруживающая, почти открытая улыбка. – А кто я… Разве это так важно, если в конце концов ты останешься при своем и еще и в плюсе. Я тот, кто поможет тебе решить твои проблемы, пока они не прибрели глобальные масштабы.
Лукас перевел взгляд на Тамару.
- Превосходное сочетание. Красота, ум и скромность. Так несвойственная обладательнице титула Мисс Шантарск.
Тамара сузила глаза, мысленно расчленяя Андрея на малюсенькие кусочки. По живому. И тут же осознала, что при всем своем желании не сможет этого сделать. Потому как желание ее простиралось в совершенно другом направлении. Что не исключало присутствия некоторого элемента насилия, впрочем.
Она промолчала в ответ, считая ниже своего достоинства удостаивать этого наглеца хоть словом.
- Насколько я понимаю, с ураном ни один из вас раньше дела не имел. Чтобы внести ясность, проведу небольшой экскурс.
Лукас положил свободную руку на спинку дивана и начал.
- Чтобы понять мотивы, желательно знать цель. Для чего кому-то понадобился уран? Ответ на поверхности. Чтобы изготовить атомную бомбу. С намерением применить или просто использовать как рычаг давления. Не знает никто. Атомную бомбу можно изготовить из урана 235, плутония 239 и  урана 233. Из них только уран 235 существует в  природе. Плутоний 239 и  уран 233 получаются бомбардировкой других изотопов нейтронами.
Лукас покачал бокал в руке, любуясь переливами света от огромной люстры под потолком в благородном напитке.
-  Проще всего можно изготовить атомную бомбу из урана. Для этого не надо реактора. Например, для этого нужно иметь необходимое количество природного урана, газовые центрифуги. Уран переводится в газообразное состояние ; фторид урана, который пропускается через центрифуги. Немного терпения, и у вас оружейный уран. Для того, чтобы создать урановую бомбу без плутония, необходимо около 15-20 кг оружейного урана.
Убедившись, что его слушают, Норт продолжил.
- Однако, хотя в принципе процесс обогащения урана известен, для того, чтобы получить достаточное количество высокообогащенного урана требуется сырье, квалификация, инфраструктура и большое количество энергии. Так что даже получение высокообогащенного урана террористами весьма маловероятно. Скорее всего, они постараются украсть. Твои данные неверны, Лео. Похищен не грязный, а именно  обогащенный уран.
Ну как, масштабы потенциальной трагедии уже приобретают пугающие катастрофические размеры, а, Лео?
Похоже, что да. Хоть двое мужчин могли спокойно сесть за покерный стол и составить друг другу достойную конкуренцию, Лукас смог заметить мелькнувший в стальных глазах Леонида мимолетный ужас. Испуг. Да, он в полной мере осознал весь ужас грозящей катастрофы.
Но ответить не успел. Дверь распахнулась, и двое крепких мужчин втолкнули в комнату Даршавина. В форме охранника! А о времени даром не терял, усмехнулся про себя Лукас.
- Это еще что? – громогласно спросил Лео.
Лукас взвился с дивана и, вскинув сжатый кулак вверх, универсальный жест, понятный всем без исключения военным, означающий всем стоп, замереть, остановиться, не издавать ни звука.
Рефлексы сработали сами собой. Лео, охранники, сам Даршавин приросли приросли к полу.
- Мы можем поговорить приватно? – сухо осведомился Норт.
- Тома. – Лео взглядом приказал девушке покинуть комнату.
- Вы его обыскали? – спросил охранников Лукас.
- Да он сам все отдал. Дубинку, шокер…
Только бы Олег понял его.
И он понял. Когда Тамара проходила мимо, он грубо схватил ее  за шею, заломив руку за спину. Что-что, а уж это у Олега был отработано до автоматизма.  Приставил к ее шее пустой шприц.
- Никому не шевелиться. Иначе ей конец. Оружие на пол. – Это он охранникам.
Те посмотрели на Лео, он кивнул.
Один за другим оба охранника положили свои пушки на мягкий кремовый ковер.
- Три  шага назад. – Охранники отошли, подчиняясь.
- Сейчас мы уйдем отсюда. Никто меня не преследует, и она не пострадает.
Олег потащил Тамару к двери, отступя спиной вперед, прикрываясь ею, как живым щитом. Она с ужасом смотрела на Лео,  безмолвно прося у него помощи. Но он ничем не мог помочь ей. Лишь беспомощно смотрел, как Громила в форме охранника уводит ее.
- Лео! – выкрикнула Тамарав отчаянии.
- Заткнись! – рявкнул Даршавин.
Воспользовавшись тем, что участники событий отвлеклись, Лукас бросился перед.  Кувыркнувшись через плечо, подхватил с пола пистолет и с колена выстрелил в Олега. Брызнула кровь, Даршавин отпустил Тамару, та кинулась прочь, забилась в угол комнаты. А Лукас еще трижды выстрелил в грудь Олега. Фонтанчики крови, и противник падает поверженный на ковер.
Не теряя ни секунды, Лукас подскочил к нему, отшвырнул ногой шприц, а потом, опустившись подле, проверил пульс.
Отвернувшись ото всех, он на пределе слышимости прошептал Олегу.
- Ты умер. Доверься мне.
И потом выпрямился и объявил.
- Готов.
Подошел к охраннику и протянул ему пистолет рукоятью вперед.
- Принесите с кухни мешки для мусора, пока он тут все своей кровью не залил.
Выполнив свою задачу в отношении Володи, Олег опять обратился к мониторам, слава богу, вовремя. На одном из них было видно, как несколько человек проникли в казино. И что самое интересное, они явно не торопились стать замеченными и узнанными. Один из затененного пустынного коридора исчез, скорее всего, в комнату без камер. Олег пощелкал переключателями на пульте, высокий брюнет в черном деловом костюме нигде не фигурировал. Зато появилось движение в других коридорах, куда проникли еще несколько человек, явно, обученных военных. Ну вот оно. Судя по всему, ситуация стала более динамичной, что еще каких-то пять минут назад. Олег встал, растолкал одного из охранников, более-менее подходящего по габаритам.
- Если будешь паинькой, может, и в живых оставлю. Не ори, главное.
Довольно быстро было срезать стяжки и заставить раздеться. Потом на руках и ногах мужика появились новые стяжки, было б что доброе… Олег переоделся, перебрав свои запасы подручных средств. Инсулиновые шприцы, в которых и был закачан морфий, перекочевали в карман куртки охранника, это уж точно пригодится. Дубинка, шокер и наручники, заняли свои положенные места. Все. Можно было выходить. Ключи от двери пункта наблюдения и печати оказались аккуратно сложенные на тумбочке около двери. Даршавин взял печать. Очень хорошо. До поры, до времени сюда никто и не подумает заходить. Зачем ломиться в опломбированное помещение. Дальше дело техники. Запер, опломбировал. Ключи подсунул под ящик, стоящий в коридоре. В кармане они вовсе ни к чему. Теперь главное найти тех, кто решил сыграть роль непрошенных гостей.  И Олег направился в тот коридор, что был занят гостями.
- Эй, ребята, вы кто будете и чего тут делаете, - почти вежливо произнес Олег. В общем, даже с полным правом хозяина.
- А ты, мужик, чего тут ходишь.
- Так. Это, работа, вроде такая, ходить тут и у всех все спрашивать…
- Ну, и у нас работа, вещички не хочешь отдать?
Олег прикинулся жутко напуганным детсадовцем перед обступившими его четырьмя громилами. Сейчас главное не показывать навыки умения разложить этих головорезов по пластиковым пакетам, а попасть поближе к Лукасу. Олег поднял руки вверх, показывая, что в них ничего нет. Потом медленно отстегнул с пояса дубинку, вытащил шокер и наручники из карманов. Он хотел было всунуть им еще и шприц, но те отказались, мол, держи при себе свой инсулин, нас суды по поводу твоего здоровья уж точно не нужны. Ну, в общем, сами отказались, а он и возражать не стал, сунул пустой шприц  под ворот куртки, пока они были заняты его документами.
Дальше – проще. Он попал в тот кабинет, который не было видно на камерах. Неплохо Норт устроился. В чем ему не откажешь, так это в умении любить роскошь. Прекрасная дама – понятно кто. Тамара. Брюнет в отличном деловом костюме… со шрамом (ха!) Леонид Точилин, собственной персоной! Интересно, где же сам Ваганов, или тут пока еще идут переговоры, на каком месте его шкуры сделать дыру?
Что было дальше… Чертов Норт! У него вечно все не как у людей. Но Даршавин понял с полувзгляда. Тамара – разменная карта. Он должен  стать тут главным, а ты, Олег, будешь в дерьме. А кто против? И, как только Тамара отделилась от мужчин, закрывавших ее от всего мира, Даршавин сделал то, чего бы не сделал настоящий джентльмен. Вот такой, как эти двое. Он схватил женщину за шею, заломил руку за спину и, выхватив из под ворота пустой шприц, приставил к шее.
- Никому не шевелиться, иначе ей конец.
Глянув на Лукаса, понял, что все как надо и прикрылся Тамарой от охранников. А Лукас… Лукас был неподражаем. Если бы мог, Олег бы поаплодировал ему. Но он не мог. Потому что этот сукин сын прострелил ему левую руку, а когда тот отпустил Тамару, всадил три пули в бронник, который еще дома начинил закладками и дополнительными пластинами. Чертов Норт. Мать его. Сколько   не готовься к боли, она все равно вышибает сознание. Да и от таких ударов свалится любой, каким бы громилой он не был. К упавшему Олегу подлетел Лукас, буркнул что-то, типа, доверься мне. А то блин, уже не доверился!  И объявил, что тело можно паковать в мешки для мусора. Ну ты у меня еще ответишь за это, мудак чертов. Как я в мешке дышать то буду? Но, кого волнуют такие мелочи? И один из тех, кто привел Олега, с ошалелым видом вылетел из комнаты. А что вид был ошалелый у всех, Олег заметил сразу. Вот вояки, они даже подумать не могли, что попадут в такой переплет. Ну, да, свяжитесь с Нортом и ваша жизнь станет веселее….
Тамара опомниться не успела от того ужаса, который представила, когда Андрей рассказал о том, что сделал Ваганов. Он же говорил, что уран этот совсем не опасен, что ему нужно только подзаработать, что ничего страшного точно не случится. Нет, она, конечно, училась в школе и знала, что такое уран, и даже видела документы, в которых русским языком было написано, что это грязный уран, не обогащенный. Значит, Володя еще и бумаги подменил, вот знала же, что нельзя оставлять их одних, нужно было следить за каждым шагом. Что теперь будет, и кто этот человек? Хорошо, если правда гебешник, и дело окончится только выдачей урана. Хоть можно будет выдохнуть с облегчением… Но дальше выдохнуть с облегчением Тамаре не удалось. Скорее – испытать животный страх. Ужас, пронзивший тело, как стрела. Охрана привела одного из людей Ваганова, а тот решил, что он самый крутой мен. О чем думала она, оказавшись в липких руках этого мерзавца, такого же, как его хозяин? Она смотрела на пораженного ужасом Лео. Только что осознавшего, что и сам  Ваганов, и его люди не имеют права называться людьми.
Лео стоял, как вкопанный, опасаясь навредить своей сестричке. Тот факт, что он не любил ее, как женщину, вовсе не отменял его любви к ней, как к родному человеку.  Он был ей благодарен, обязан, он любил ее все эти годы, как сестричку, которая выходила его, как родную сестру, которой у него никогда не могло быть, потому что мама умерла, а отец так любил мать, что после ее смерти у него ни разу в жизни не возникло мысли жениться снова. 
Тамара перевела взгляд на Андрея лишь тогда, когда заметила его бросок. Стремительный и продуктивный. Через секунду она была свободна и бросилась к Лео, пораженному страхом за ее жизнь, а мерзавец наказан. Вот так бы со всеми. После того, как Андрей объявил, что этот человек мертв, а один их охранников выбежал за пакетом для тела, Тамара взглянула в глаза Лео.
- Успокойся, все позади. – Шепнула она, вздрогнувшему от ее движения мужчине, который только что и мог, так это обнять ее и шептать : «Сестричка, моя маленькая сестричка, все будет хорошо», таким растерянным она никогда в жизни его не видела. Потом подошла в лежащему на полу человеку, странно, но он был ей не знаком. Или он новенький, или он совсем не охранник… - Можете мне обещать, что и с этим подонком Вагановым будет так же? – сказала она, обведя взглядом мужчин, стоявших перед ней.
Как ни странно, но и Андрей, и Лео в голос ответили:
- Обязательно!
Тамара даже улыбнулась, ну хоть что-то смогло разрядить жуткую атмосферу ужаса, нависшую в комнате. Лео так не работал. Как и его отец, он предпочитал чистую работу бизнесмена, хотя и был военным, и убивал на войне, и ненавидел любого рода терроризм и экстремизм, но в мирной жизни старался найти законные пути преодоления критических ситуаций. А тут… Мало того, что еще непонятно, что делать с ублюдком Вагановым, который, по всей видимости, хорошо подстраховался, когда решил наворовать и поторговать ураном, так теперь еще и трупп посреди комнаты…
- Я благодарен тебе, Андрей, за то, что спас мою сестричку, - начал Лео, - но скажи на милость, зачем было убивать! А если этот человек мог быть полезным? Если он знает, где уран, если он мог нам хоть что-то сообщить! Кто ты такой, ты можешь мне сказать, кто ты и зачем ты здесь, если позволяешь себе тут творить такое!
Лео готов был рычать. Да, что толку. Тамару спас не он, а значит теперь он в долгу перед этим человеком. Хорошо бы знать, кому он так крупно задолжал. А что крупно – это Лео мог поклясться. Потому, что когда этот мерзавец схватил Тамару, сердце остановилось от одной мысли, что  его маленькой Томочке грозит реальная опасность, и парализовала разум, он даже не смог ничего предпринять, в отличие от Андрея, которого не отягощала ответственность за ее жизнь. Возможно, нужно быть хладнокровнее. Особенно когда дело касается жизни близких людей…  Что ж, спасибо за урок, господин Андрей. Но вопрос так и остался открытым – кто ты такой, что можешь быть таким хладнокровным? Их взгляды встретились, и уж вовсе не для того, чтобы обменяться любезными улыбками, когда они хором пообещали Тамаре разделаться с Вагановым…
Насколько Лукас был терпеливым человеком, но даже его начала выводить из себя вся эта затянувшаяся сцена с трогательными объятиями и успокаивающим сюсюканьем. Но он не прерывал Лео и Тамару, наблюдая. Один из методов получения необходимой информации. Наблюдение.
Особенно в критических ситуациях вроде той, которую создал Олег. И ждет Лукаса за его инициативу не только разбор полетов, но и что посерьезнее определенно.
Норт растянул губы в жесткой усмешке. Глаза его остались холодными, а взгляд отчужденным, как будто не он сейчас здесь в роли главного героя из ковбойского вестерна.
- Не стоит благодарности, Лео.  В свою очередь я был бы благодарен тебе, если бы ты вспомнил, что ты воин, оставил бы свои чувства где-нибудь за бортом, потому что они туманят твой разум. И  осознал, в какой ситуации находишься. – Жестко, с нажимом произнес Норт. – Начнем с того, что если ты помнишь, пока мы здесь обмениваемся любезностями, где-то на просторах нашей необъятной родины приближается к месту назначения вагон с контейнером. С оружейным ураном. Не знаю, как тебе, но мне бы очень хотелось знать точное его местоположение и пункт конечного назначения. Для начала. Этот, - Лукас пнул Даршавина по ноге. – Ничего бы тебе не сказал. Во-первых, он профи, под пытками не сломается. Только время зря потратили бы. Во-вторых, знай он что-нибудь, его бы здесь не было. Он пришел за теми же ответами, что и нам нужны. – Лукас взглядом спросил Лео. Я понятно объясняю? Логику отслеживаешь? И продолжил. – Он пришел за мной. И мог помешать. Я устранил препятствие. А я здесь, чтобы помочь тебе остановить террористов. Давай уже называть вещи своими именами. А теперь спрошу еще раз. В свете обрисованной ситуации с ураном и террористами. Идентификация моей личности это все, что тебя волнует?
Лукас присел рядом с Олегом и быстро, умело обшарил его одежду и карманы.
- Вот, можешь сам убедиться. У этого человека столько имен, сколько их у Аллаха.
Лукас, не оборачиваясь, протянул выуженные из карманов Даршавина корочки, оформленные на разных людей из разных ведомств и госструкутур. А потом продолжил обыск.
Нужно отдать должное Олегу. Он очень правдоподобно изображал труп. Хотя по собственному опыту Лукас знал, как это чертовски сложно. Когда рана горит и пульсирует, боль волнами расходится по всему телу, хочется выть и орать, потому что терпеть практически невозможно.
Норт посмотрел на инсулиновые шприцы и сунул их обратно.
- Мы не мародеры,  - пояснил он свои действия.
Потом вместе с подоспевшим с мешками и скотчем охранником упаковал тело в полиэтилен, тщательно следя за тем, чтобы охранник не прикасался к торсу «покойника».
- Это мой трофей, - тоном, не терпящим возражений, заявил Лукас.  – Отнесем его в мою машину. Она неподалеку. А потом составим план дальнейших действий. Только не здесь.
Видя, что Лео до сих пор колеблется, Лукас поднялся на ноги, оказавшись с Точилиным практически лицом к лицу.
- Я вижу, ты все еще сомневаешься в честности моих намерений, Лео. Даже после того, как я спас жизнь твоей сестричке, - Лукас иронично произнес это слово. – Я только что передал твоему человеку оружие, из которого убил человека. На нем мои отпечатки. Я добровольно повязал себя кровью ради тебя. И ее. – Кивнул на Тамару, которая сжалась в комок на кресле подле Точилина, держа его за руку, стараясь стать маленькой и незаметной. Да, это тебе не в госпитале дырки латать. Это даже не летальный исход от ран. Это другая смерть. Жестокая, беспощадная. Это насилие.
- Давай, бери за ноги, - скомандовал Норт охраннику.
Сам взялся за мешок сверху, вместе они подняли Даршавина с пола.
- Тяжелый ублюдок, - кряхтя, пожаловался охранник.
Еще бы не тяжелый, подумал Норт. Сам по себе бугай плюс еще и бронник…
Позвоночник отозвался резкой болью, нечего таскать такие тяжести. Лукас резко выдохнул и едва сдержал стон. Будь ты проклят, Олег. Какой черт тебя понес попадаться охранникам на глаза…
На кухне тело переложили на телегу, на которой перевозили продукты. На ней и докатили до машины. Когда тело перекладывали в багажник, Лукас как будто случайно надорвал полиэтилен, чтобы Даршавин не задохнулся.
А после вернулся в триста тринадцатый. Надеясь, что за время его отсутствия Лео уже пришел в себя настолько, чтобы мыслить достаточно четко для проработки дальнейших действий.
 Незваные и странные гости покинули номер еще более странным образом, чем появились в нем. Лео  отдал приказ оставшимся в номере охранникам вынести запачканный кровью ковер и ждать снаружи. Как бы там ни было, но когда (если!) Андрей вернется, то разговор будет происходить без лишних ушей. Потом подошел к Тамаре, тронул за плечо.
- Дорогая, ты не думаешь, что Денис уже может обойтись без твоего присутствия? Я очень бы хотел, лишить тебя его общества. Сколько времени осталось до его появления здесь?
- Думаю не больше получаса. Обычно пунктуальностью он не отличается, но здесь его появления не ждут раньше двенадцати. – сказала Тамара, уже вполне справившись с эмоциями. Вообще, когда дело касалось работы, она становилась похожа на робота, закрывая свою душу и пряча все человеческие эмоции в глубокий сундук, ключ от которого был давно утерян.
Он налил ей немного виски, чтобы не трясло так сильно ко времени появления ее подопечного. Уж кто-кто, а если Ваганов заметит малейшие изменения ее поведения все дело может провалиться…. Хотя, теперь у них есть козырь – Андрей.
- Как думаешь, у нас много шансов прищучить твоего босса без помощи Андрея?
- Лео, ты же видишь, у него осведомленность как у армянского радио. Смысл терять время на поиски компромата, если у него уже все есть. И еще. Если договориться с ним про уран, то почему бы не отдать ему Дениса вместе с его дружком? Посмотри, как хорошо он управляется с теми, кто ему мешает, возможно, это хороший вариант? – Тамара не была уверена в том, что это тот вариант, который поможет им найти выход. Но мысль о том, что Ваганов продаст уран террористам для бомбы… как бы там ни было, но понимать, что где-то будут умирать люди от того, что сейчас они не смогли уступить ради достижения цели… Видимо, и у Лео мысли шли таким же ходом, потому, что встретившись взглядами, они уже понимали, что будут сотрудничать с этим Андреем, хотя, возможно у него самого имен как у Аллаха и документов в карманах не меньше десятка.
Но именно сейчас их интересы сошлись. Значит, какую-то часть пути они пройдут вместе.
По этому, когда в номере появился Андрей, Точилин спросил без предварительного расшаркивания, как будто тот выходил просто в туалет.
- Хорошо, может быть, мы не будем заострять внимание на твоей личности. Тогда возникает один вопрос – что мы можем сделать, чтобы достать уран? Тебе нужна моя помощь или мое разрешение? Что-то я не думаю, что ты из тех, кто будет спрашивать разрешения… если только вот виски? Повторить? – спросил Лео, поднимаю хрустальную бутылку над столиком…
Лукас и в самом деле зашел в уборную на обратном пути. Вымыть руки. Все-таки запачкался немного в крови. Хорошо, что на одежде крови не было.
Вернувшись, он застал в комнате лишь Тамару с Лео. Охранников он благоразумно куда-то услал. Лео выглядел намного более собранным, хотя на его лице еще сохранились следы недавнего потрясения. А вот Тамара… Вот непревзойденная актриса. Интересно, а Лео знает, что это именно она завербовала Володю и зафрахтовала его на перевозку урана? Похоже, он обставил их обоих. Ни Лео, ни Тамара, судя по их реакции, не знали, что уран оружейный. Но кто-то же Володю на эту схему надоумил. Не сам же он догадался.
Лео подтвердил свою репутацию бизнесмена с прекрасными деловым качествами. Сразу понял, что давлением на Норта ничего не добьется и решил, что в союзниках Лукас ему пригодится больше.
Разрешение. Он даже у Даршавина разрешения просил лишь по пустякам. Например, воды попить или когда хотелось поерничать. И уж точно он не стал бы просить его у Лео. Лукас с самого начала поставил себя так, чтобы все понимали. Он здесь главный. Просто потому, что лучше осведомлен, подготовлен, быстрее адаптируется и соображает. И, судя по всему, никто не собирался этот его статус оспаривать.
- Как раз об этом я и собирался сказать.  – Лукас устроился на диване, выбрав такое положение, чтобы можно было максимально расслабиться. Пока угрозы не было, по крайней мере. – Как известно, всякое преступление оставляет финансовый след… - До него как будто только что дошел смысл сказанного Лео. – Нам достать уран? Тебе-то он чего для?
Если он сейчас предоставит Леониду свой план, неизбежно придется поведать ему и о роли Тамары во всей этой схеме. И что сделает Точилин? Как истинный рыцарь бросится за защиту сестрички? Или дело у него на первом плане?
- Благодарю.
Лукас взял из рук Леонида бокал с виски, не боясь, что, пока он отсутствовал, туда моги подмешать все что угодно… Это, по меньшей мере, неразумно и невыгодно.
Точилин подал руку Тамаре, проводил к креслу, чтобы дама устроилась поудобнее и приняла участие в разговоре, если вдруг понадобятся ее пояснения. Потом сел напротив Андрея. Сделал глоток виски.
- Нам нужно договориться до появления в казино его хозяина. Который стал слишком уж много хозяйничать, - проворчал Лео, ведь фактически, Денис мог рассчитывать на его покровительство, но не сумел сделать простой малости – вести дела честно. Слишком уж много денег ему нужно, как будто семеро по лавкам, честное слово. – Я готов выслушать твои предложения, более того, готов согласиться с ними, если они не противоречат законам государства и морали. Как бы смешно это не выглядело и не звучало. Про финансы – так это нужно еще прищучить дружка нашего долгожданного Ваганова – его любовничка Евгения. Вот уж там будет и финансовый след, если покопать. - Точилин поморщился, как от запаха протухшей рыбы. - Про уран... так тут я тысячу раз перепроверю – в чьи руки он попадет, и сто раз тебе переспрошу, тебе он зачем? Куда ты собираешься его пристроить?  Если мы заключим сделку,  устроят тебя такие условия?
Осторожен. Слишком осторожен для бизнесмена. Или, напротив, благодаря своей осторожности и выживает так долго? В любом случае, свою заинтересованность в Норте он уже показал. И согласится на любые его условия. Только сам Лукас тоже будет осторожным. Если человек идет на сотрудничество, негоже ему руки выкручивать.
 Он медленно кивнул, сделав очередной глоток из бокала, облизнулся.
- Насчет морали… Не могу дать гарантии. Потому как мораль у всех разная. А вести философские беседы на эти темы… Боюсь, мы не в том положении. А жаль. Законы государства. Здесь тоже нет однозначного ответа. Когда ловишь монстра, есть риск, что сам станешь монстром. Хотя Денис на монстра не тянет. И что ты вкладываешь в понятие прищучить? Это не пойдет в разрез с твоими принципами?  - Лукас испытующе посмотрел на Лео. – Но ход мыслей верный. Либо мы спросим у Дениса и Евгения, либо, что не исключает и первый вариант, сами просмотрим финансовую и транспортную документацию. Потому как, не стану сейчас описывать все детали, но транспортировка урана требует соблюдения определенных норм. Сам понимаешь.
Тамара сидела в кресле тихо, как мышь. Как только речь зашла о Денисе, она обратилась в подобие мраморной статуи. Такая же неподвижная и прекрасная в своем совершенстве. А Лео-то ничего про нее не знает…
- Насколько ты доверяешь Тамаре? – без перехода спросил Лукас, проигнорировав вопрос Лео об уране. Прежде чем на него ответить он должен услышать ответ на свой собственный.
Можно ли сказать, в какой момент хищник готов к броску? Лео, конечно, не встал в стойку и не взвыл, вызывая противника на бой. Но внутренне, он был готов, всегда готов встать на защиту своей территории, а Тамара была в его зоне ответственности.
- Странные вопросы и еще более странно, что ты хочешь получить ответы на свои вопросы, при этом так и не ответив на мои… Но, допустим, я отвечу на еще один твой вопрос. Да, я доверяю Тамаре, как себе, иначе к чему бы просил ее быть поближе к Денису, как не для того, чтобы иметь полную информацию о его делах. В пределах ее положения, конечно. Потому, что Ваганов довольно осторожен и лишних людей как в свою спальню, так и кухню не пускает. – Это понятно? – сейчас Лео стал похож на льва, только что гривы не хватает, но голос  стал напоминать рык. - Тогда потрудись объяснить, откуда возникли подобные вопросы?
Как же это все же увлекательно! Наблюдать за людьми в их естественной среде обитания. Когда они не притворяются, когда показывают свою истинную сущность. Свои чувства и привязанности.
Для того, кто считал Тамару не более, чем сестрой, Лео слишком рьяно защищает ее. При всем его стремлении отрицать, что она для него не объект сексуального желания, все же Тамара не может не интересовать его как женщина. Пусть и подсознательно. А кого бы не стала?
Легкая улыбка все также играла на губах Норта, когда он наблюдал за этой вспышкой ярости Леонида. И вместо ответа он продекламировал.
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале.
В той башне высокой и тесной
Царица Тамара жила:
Прекрасна как ангел небесный,
Как демон коварна и зла.
И там сквозь туман полуночи
Блистал огонек золотой,
Кидался он путнику в очи,
Манил он на отдых ночной.
И слышался голос Тамары:
Он весь был желанье и страсть,
В нем были всесильные чары,
Была непонятная власть.
На голос невидимой пери
Шел воин, купец и пастух:
Пред ним отворялися двери,
Встречал его мрачный Евнух.
На мягкой пуховой постели,
В парчу и жемчуг убрана,
Ждала она гостя. - Шипели
Пред нею два кубка вина.
Сплетались горячие руки,
Уста прилипали к устам,
И странные, дикие звуки
Всю ночь раздавалися там.
Как будто в ту башню пустую
Сто юношей пылких и жен
Сошлися на свадьбу ночную,
На тризну больших похорон.
Но только что утра сиянье
Кидало свой луч по горам,
Мгновенно и мрак и молчанье
Опять воцарялися там.
Лишь Терек в теснине Дарьяла
Гремя нарушал тишину;
Волна на волну набегала,
Волна погоняла волну;
И с плачем безгласное тело
Спешили они унести;
В окне тогда что-то белело,
Звучало оттуда: прости.
И было так нежно прощанье,
Так сладко тот голос звучал,
Как будто восторги свиданья
И ласки любви обещал.
После того, как он замолчал, на секунду повисло молчание, а потом Тамара несколько раз хлопнула в ладоши.
- Браво, Андрей. Еще немного, и ты начнешь распевать серенады под моим окном.
А Лео, напротив, не разделял ее ироничного юмора.
- И что это должно обозначать?
Если бы у него была шерсть, стояла бы дыбом. А хвост ходил бы из стороны в сторону. Лео был разгневан и не пытался этого скрыть.
- А то, дорогой друг, - ответил Лукас, как будто не замечая воинственности Леонида. – Что и наша общая знакомая, использовав ресурсы своего любовника, готова от него избавиться.
- Поясни.
Лео уже едва сдерживался от того, чтобы наброситься на Андрея и стереть эту самодовольную ухмылку всезнайки с его лица кулаком. Неоднократно.
- Денис. Володя. Это лишь те, о ком известно мне. Володю она уже слила. Он стал козлом отпущения и попал в тюрьму. Очередь Дениса скоро тоже придет. Нет, если природа одарила щедро, грех не воспользоваться…
Тамара не только готова была точно кошка выцарапать глаза Андрею, но и шипеть, как кошка…
- Природа одарила? Чем пользоваться? Один пи… голубой, который в принципе не может быть любовником женщины, а второй тряпка, а не мужик, за ним не то, что не за стеной, даже на занавеску не тянет, так почему я должна жалеть или любить кого-то из них?
Тут Лео опомнился (что за вечер сюрпризов!), встал, подошел к Тамаре, обнял ее.
- Успокойся, дорогая, никто тебя не обвиняет, дядя пошутил. – И уже обращаясь к Андрею. - Мы же не будем сейчас разбираться в моральном облике женщины. У нас ведь есть о чем поговорить, не правда ли, Андрей? – с нажимом и нескрываемым раздражением произнес он. - Может девочка развлекалась, может, была зла, может, веселилась, но какое это имеет отношение к делу? Не она крала уран, не она везет его на продажу, не ей знать, кому и за сколько Денис собирается толкнуть этот груз. Если уж разбираться, то уж точно не с ней. Это понятно?
Какие страсти! Почти Шекспировские.
Лео так рьяно защищает Тамару, но не хочет видеть очевидного. Снова эмоции затмевают разум. Придется показать и свои. Чтобы быть хорошим оперативником, нужно играть на чувствах. Это значит, и самому их проявлять.
Лукас подался вперед, сверкая разгневанным взглядом.
- Мне, если честно, совершенно плевать, что она там у тебя делала. Развлекалась ли, веселились ли, одиночество скрашивала или родину предавала. Факт остается фактом. Она работала на две стороны. Готов простить ее за это? Дело твое. Прояви великодушие. Ты же у нас гуманист!  Не заставляю тебя делать грязную работу. Оставь ее мне. Запачкаться я не боюсь. Другое страшит меня. Получить нож в спину. Тебя нет?
Выдержав паузу, Лукас обернулся к Тамаре.
- Разборчивее надо быть, дорогая. Я думал, у тебя хороший вкус…
- Вкус? Меня кто-то спрашивал о моем вкусе, когда посылал на эту пакостную работу? – вскипела Тамара, чуть было не подскочив.
- Ччччччч…. Тише, дорогая… Я полагаю, Андрей сейчас перестанет задавать глупые вопросы и перейдет к делу. Потому что мое доверие тебе вопрос давно решенный. А вот доверие ему, дело еще довольно зыбкое… -  Лео обратился к Андрею, возможно, мы все же начнем переговоры без лишней потери времени?
Лео отошел от кресла, в котором сидела Тамара, убедившись, что с ней все в порядке.
- Я виноват перед тобой, дорогая, но если нам удастся определиться в этой ситуации, то я постараюсь сделать что-нибудь для тебя…
Лео явно чувствовал свою вину перед женщиной, которая любила его, но как ей помочь он еще не решил… 
- Пойми, Андрей, не ошибается тот, кто ничего не делает. Но женщине. - Лео посмотрел на Тамару. - Женщине можно простить больше, чем мне или тебе, надеюсь, с этим ты не будешь спорить, так что давай оставим выяснение наших с ней отношений для Высшего Суда, а вот решать  дела  с Вагановым нужно уже сейчас. Времени в обрез.
Доверие… Что за наивность! Такого понятия давно уже нету у Норта. И от других он ничего даже отдаленно напоминающее это не ждет. Элементарный инстинкт самосохранения диктует свои требования, и Лукас склонен к нему прислушаться. А эти двое. Простые обыватели и категории мышления у них соответствующие. И поведение. Они не умеют притворяться, не так искусно, как сам Лукас. Что в разы упрощает его задачу. Язык тела может быть не менее информативным, чем вербальное выражение мыслей. И то, что Лукас видел, вполне ему подходило на данном этапе выполнения миссии.
Он примирительно поднял руки в жесте капитуляции.
- Твоя женщина, тебе и решать, Лео.
Эта тема закрыта. Теперь Денис.
С кем другим, кто знал ход мыслей Норта и понимал его с полслова, как его коллеги из Конторы, он бы мог просто выдать конечный результат, а так придется рассказывать всю цепь своих размышлений.
- Денис читает себя хозяином здесь. Он уверен в собственной неприкосновенности и поддержке со стороны охраны, отца и друзей. Здесь его территория. Здесь его бдительность снижается. Наша задача – вывести его из равновесия. Следовательно, отсюда. Без применения грубой силы. Все должно выглядеть естественно. В идеале он уйдет сам по себе, мы сами по себе. Отдельно. Чтобы никто не мог связать нас воедино. Есть такое место, куда Денис захочет отправиться добровольно? Предложение, от которого он не сможет отказаться?
Лукас посмотрел по очереди на Лео и на Тамару. Искорки неприязни все еще горели в их глазах, но больше напоминая тлеющие угольки, нежели предвестники полномасштабного пожара.
Наконец-то можно выдохнуть и поговорить о том, что волнует действительно. Лео взял бокал с виски, отпил, приводя в порядок мысли и слова, готовые было сорваться с языка.
- Думаю, на этот вопрос лучше всего может ответить Тамара. Уж кому, как ни ей это знать, - проговорил Лео, стараясь вернуть в дело ту, которая без него становится похожей на забытый цветок.
 Вздрогнув от звучания своего имени и от того, что о ней вспомнили не так неприязненно, как это только что сделал Андрей, Тамара подняла голову и благодарно улыбнувшись Лео сказала:
- Да уж, кому, как ни мне…. Есть одно место, куда Денис поедет с удовольствием, днем или ночью – без разницы, в особенности, если Евгений не рядом с ним, хотя несколько раз я видела, как они ездили туда вместе. Насколько я знаю, это некая сауна «Кубок Уоррена», там предоставляются услуги и таким как Денис и Женя. Скажи ему, что там появился новый мальчик, он рванет туда быстрее ракеты. – То чувство омерзения, что вызывали эти двое с их нетрадиционной любовью, читалось не только на лице Тамары, но каждое слово, что касалось их, она выплевывала с отвращением, будто мерзость из себя.
Лео передернул плечами, но все же опять подошел к Тамаре. Нужно же было поддержать ее в трудный момент, хотя бы теперь, когда он рядом, ведь большую часть времени ей приходилось только обходиться просто словами ободрения и обещаниями о скором освобождении от этой работы. Кажется, до выполнения этого обещания осталось совсем недолго….
Эти двое… Такой спектакль разыгрывают. И ведь все это не просто изображают, а проживают! Пожалуй, это на данный момент самая приятная часть в миссии Норту нравилось, всегда нравилось наблюдать за людьми. Как за подопытными животными. И Лео с Тамарой … просто находка.
- Значит, туда его и пригласи. Поезжайте на одной машине. Пусть Тамара будет за рулем. Где мы на самом деле встретимся?
- Встретимся? – недоуменно переспросил Лео.
- Да. Так обычно говорят, когда люди расстаются, а потом снова сходятся вместе в определенной точке, - терпеливо пояснил Лукас. – Мне нужно разобраться с телом. К тому же, присутствие незнакомого человека может Дениса насторожить. Нам это ни  чему. Так что. Я присоединюсь к вам позже. Скажи, где.
Лео выдохнул, будто ему показалось нечто невероятное. Хотя он, конечно, понимал, что если уж тут пришлось выносить трупп, то в подвале его шикарного дворца спорта… может произойти все что угодно… Андрею…
- Ты увидишь машину, думаю, не будешь так же против, чтобы Тамара осталась в ней, - начал Лео, - у четвертой от главного входа арки стадиона Алюминщиков. Найдешь? Он как раз на пересечении улицы 50 лет Октября и Алюминщиков. Там служебный вход в дворец спорта моего завода. Дальше тебя проводят. Но, чтобы было проще, тебе придется спуститься вниз по винтовой лестнице на полтора уровня, потом вправо по коридору не более ста метров.  – Лео поставил бокал на столик, подал руку Тамаре, ей явно нужно было посетить туалетную комнату. -  Думаю, с адресом не заблудишься, а там тебя будет, кому узнать. До встречи, Андрей. – Теперь Лео подошел к Андрею, чтобы скрепить соглашение рукопожатием, ведь даже такое соглашение не перестанет быть им, даже если стороны не только не дружественные, но и практически, враждебные.
С каждым словом, что произносил Лео, с каждым его движением и жестом Лукас все больше понимал разницу между ними. Как между боевыми единицами. Казалось бы, оба воины. Пусть и бывшие. Но, если Лео оставил все позади, полностью перейдя в разряд мирных обывателей, то Норт остался тем, кем был уже в течение более десяти лет. Он  - MI5. И это не изменится. Лукас испытал прилив гордости за себя. Он был и остается лучшим.
Встал навстречу  Леониду, пожал протянутую руку.
- Я постараюсь не задерживаться, - пообещал он.
Кивнув на прощание Тамаре, вышел из комнаты.
Когда дверь за Андреем закрылась, Тамара вышла в туалетную комнату и  смогла, наконец, успокоиться. Столько противоречивых чувств не вызывал в ней никто. Лео она просто любила, хотя и знала точно, что эта любовь ни  к чему не приведет. Поэтому пыталась увидеть в других мужчинах хоть намек на  возможные отношения. Но спустя десять лет она так и не увидела ни в ком способности дать ей  то, чего она ждала от мужчины – силу и мощь, готовности вознести к небесам и способность понять и простить… нет. Денис и Евгений были совершенно не теми, о ком могла бы помечтать женщина, Володя был совершеннейшим ребенком, если не хуже, те, кто окружали ее не привлекали ни ее внимания, ни желания ее тела… И вот она увидела этого… От него просто сквозило невероятной мужественностью и дьявольским обаянием, которое даже его убийственный взгляд не мог перешибить, скорее наоборот – притягивал еще больше…
Тамара закрыла глаза, превозмогая тоску… Нужно быть собранной…. Нужно взять себя в руки…
Благо в туалетной комнате было все, и Тамаре не составило труда подправить макияж после умывания. Ну вот. Можно снова в бой…
Лео сидел в кресле и потягивал виски, будто он появился тут именно для этого.
- Дорогой, а мне? – капризный голос Тамары вывел его из забытья. Он встал, поцеловал руку, помог сесть и плеснул в ее бокал порцию напитка…
Денис ворвался в комнату как ураган. В этом он был весь. Стремительные, резкие движения полностью соответствовали его кипучей неутомимой натуре.
- Ты смотри, какие люди! Лео. Дружище! – Денис широко улыбался и протягивал руку для приветствия. – Птицы в теплые страны улетают, а ты, стало быть, назад, в родные пенаты! – он рассмеялся собственной, как ему казалось, остроумной шутке. – Ностальгия замучила, или дела какие? – многозначительный взгляд на Тамару. – Я чему-то помешал? Могу оставить вас наедине.
Денис, в отличие от остальных, в особенности, от Лукаса, сопровождал свои слова порывистыми жестами. С его появлением, казалось, люстра стала гореть ярче. Энергия у него была поистине неуемной. Вот только разумно расходовать ее он так и не научился…
- Или пойдем поиграем? Тут, говорят, какой-то везунчик объявился. Кучу денег снял. И смылся куда-то. Ох и получат у меня кое-кто пропи***н сегодня… - Денис ударил кулаком в ладонь. – Ну чего решили-то? Идем? Нет?
Денис от нетерпения буквально пританцовывал на месте. Ему все время нужно было куда-то мчаться, что-то делать, зачастую забыв подумать о том, зачем ему это или какие могут быть последствия его действий.
Лео улыбнулся, скупо и коротко. Но Денис никогда не обращал внимания на такие мелочи. Утихомирить его могли только отец и тесть. Их он боялся и слушался беспрекословно. Что касается Точилина, то Денис всегда считал его приятелем. Таким же, как и он, папенькиным сынком, который не стоит особого отношения к нему. Тем более что, как заметил Денис уже давно, общества женщин Лео чурается. Единственная с кем он общается – Тамара, так и для Дениса она вроде, как исполнительница поручений мелкого значения. Не более. Так что это общество он тоже принимал как должное.
- Успокойся, Денис! – продекламировал Лео чуть ли не по слогам. И когда Денис чуть утих, продолжил. - У меня другое предложение! Пропи***н выдашь провинившимся чуть позже. А сейчас посмотри, что я тебе привез! – Лео сунул в физиономию Дениса экран телефона. – Посмотри, кто ждет тебя в «Кубке Уоррена». Держу пари и как тот счастливчик, точно выиграю, ты мечтал о таком! Попробуй, скажи, что нет. – И, видя, как Денис буквально исходит слюной, продолжил. – Это мой подарок тебе, и не говори, что ты откажешься пригласить нас с собой отпраздновать это приобретение! Я не переживу такого! Посмотри, какой красавчик! Знаешь, сколько мне стоило привезти его из Гонконга? А как я искал его там! Ведь нужно же было  найти такого, чтобы тебе понравился!
Тамара тоже не стала ждать, когда Лео будет просить помощи, хотя и так было заметно, что долго уговаривать Дениса не придется.
- Денис, я так хочу посмотреть на мальчика! А Лео не может взять меня без твоего разрешения,  -
Тамара, чуть ли не рыдая, подошла к Денису, взяла за руку, поцеловала в щечку.
- Плиииз … м? Поедем, а?
А уговаривать и не пришлось. Стоило Денису увидеть фото на телефоне, как его безудержная фантазия дорисовала все остальное. Этому занятию, как и всему остальному, Денис отдавался со всей страстью и безоглядностью.
- И ты молчал! С этого и надо было начинать!
Можно подумать, у Лео был шанс вставить слово, пока Денис не сделает паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. Хотя бы. Потому что иначе он мог тараторить сутки напролет. Единственное, что могло его остановить, это член во рту.
- Поехали-поехали!
Он уже навострился рвануть к выходу, когда Лео остановил его.
- На моей поедем. Тамара нас отвезет. Я тебе еще кое-что покажу.
- Да хоть черти из преисподней, - отмахнулся Денис. – Меньше слов, больше дела!
Лукас готов был со всех ног бежать к своей машине. Но бегущий среди ночи человек привлечет ненужное внимание. Поэтому он дошел до нее обычным шагом, сел за руль и настроил зеркало заднего вида так, чтобы видеть зону багажника. Ни звука, ни движения. Он же там живой?
Норт отъехал от казино несколько кварталов, остановился у круглосуточного магазина в тени деревьев и обернулся назад.
- Эй, ты там как? – негромко позвал он Олега.
- А побыстрее нельзя было? Где мы, мать твою? – Голос Олега  был похож на рычание тигра, или камазовского двигателя, судя по запаху в салоне… - Черт тебя дери, Лукас!  Какого хрена нужно было в меня стрелять, когда я пришел к тебе на помощь, а так ты остался абсолютно один! Без поддержки, без прикрытия!
Олег матерился, выбираясь из багажника. С перевязанной рукой и всклокоченным видом, он был похож на орангутанга, будто не из элитного казино вышел, а из леса.
- Можешь довезти до кустов? Я тут чуть не сдох, как отлить надо!  И нехрен ржать, радуйся, что твоя морда нужна для дела, - все еще продолжал ворчать Олег, стараясь шевелиться медленнее, чтобы лишними движениями не тревожить раздираемую болью грудь. - Ты представляешь, какие будут опять синяки? Нахрена я с тобой связался? Чтобы вечно в синяках  по зоне мотаться?
- А чем тебе эти кусты не подходят, - кивнул Лукас на полосу тоненьких березок и рябин, - вали, пока я тут жду тебя…
Олег хмыкнул, вышел из машины, недолго думая, развернулся и пометил колесо… На счастье, заржал он и вернулся в салон.
- Ну, и какой черт тебя дернул стрелять?
Легкая ухмылка Лукаса послужила исчерпывающим ответом, он повернул ключ зажигания и нажал на педаль газа…
- Нам нужно заехать в лесной массив. На случай, если к машине прикрепили трекер. Не было возможности проверить. Там с твоей раной разберемся. Потом отвезу тебя на квартиру. Отдохнешь.
Норт снова отрегулировал зеркало, чтобы видеть и происходящее сзади в машине, и снаружи. Олег все-таки устроился на заднем сиденье, хоть и не с таким комфортом, о каком, наверное, мечтал.
Лукас сочувствовал Олегу. По-человечески. Потому что прекрасно представлял, каково это, когда в тебя стреляют. Но человеку же свойственно еще и злорадство и мстительность. И эти эмоции, находящиеся на противоположных концах спектра чувств ничуть одна другой не мешали. Он не проронил ни слова, пока они не доехали до леска. Лукас свернул на грунтовую дорогу, и стоны, доносящиеся сзади, стали почти совсем отчетливо слышны. Олег тоже не из тех, что будет показывать свою слабость.
Наконец, Норт остановил машину и вышел из нее. Распахнул заднюю дверь и достал аптечку.
- Показывай, чего у тебя там.
- Да иди ты к черту, Лукас, - отозвался глухим голосом Даршавин.  – Че я девочка что ли? И так череп трещит от морфина, нахрена было такие запасы делать, лучше б водки взяли, честное слово! – он все ворчал, будто старый дед на завалинке.  Но понимая, но помощь ему нужна даже в том, чтобы стянуть с себя невозможно тяжелый усиленный запасными пластинами бронник, Олег протянул руку, чтобы было легче выбраться из салона. Форменная рубашка охранника была чуть великовата, потому Олег смог сам стянуть ее с себя, чтобы Лукас хоть пуговки ему не расстегивал, будто дошколенку в яслях.
Чтобы отвлечь Олега, Лукас, расстегивая липучки жилета Даршавина, начал рассказывать.
- Во-первых, спасать меня не было ни малейшей необходимости. Во-вторых, ты действовал вразрез с нашим планом. Твоя задача была сидеть за пультом и наблюдать по камерам за происходящим…
- И увидеть, как выносят твой хладный труп? Полегче!
- Прости. Потерпи. – Лукас размотал повязку на руке, снял сначала одежду, потом бронник. – Труп за такое короткое время остыть не успеет.
- Умник, ебт…
- Ты зачем охране сдался?  Тебя кто просил?
- Сказал же, тебе помочь хотел…
- Тебя могли убить, понимаешь? Это тебе повезло еще, что тебя к нам в комнату притащили. А если бы сразу в подвал и в расход? Я тебе жизнь спас, если хочешь знать!
При неверном свете неполной луны Лукас осмотрел раны Даршавина. Выглядело устрашающе, но жизни угрозы нет.
- Ты взял в заложницы одну из наших фигуранток. Сестричку Леонида. Знаешь, что он собирался с тобой делать? Пытать, а потом убить. И я скажу тебе по собственному опыту, пытки это совсем не приятное ощущение. Тем более, смерть. Ты спалился, Олег, понимаешь?
Лукас достал из аптечки пузырек с надписью йод и кусок марли. Перчаток предусмотрено, разумеется не было. Придется аккуратно.
- Так ты, говоришь, морфином накачался.
Вот что было в инсулиновых шприцах.
- Как предусмотрительно я тебе их оставил. Значит, больно не будет.
Норт аккуратно обработал йодом края раны.
- Дома наложу швы.
Олег усиленно пытался шутить и ругаться, пока Лукас изображал Доктора Айболита. Потом, пока он натягивал и застегивал рубашку, Лукас вытащил из багажника пластиковый мешок, зачистил все следы крови, и прихватил походную лопатку, отправился подальше в лесополосу, закапывать останки убитого врага, в смысле все, что осталось от незадачливого охранника. А Даршавин поправив повязку, довольно туго обхватившую грудную клетку, наконец, смог вдохнуть спокойно. Вот так-то лучше, и сесть можно без посторонней помощи.
- Что, на хазу? – спросил Олег, вернувшегося Лукаса. - Ты веди поаккуратнее, а то лежать хреново, да и идти там едва живому… ай, если что, дотащишь, будто пьяного… - опять гоготнул Олег, найдя вполне безопасное решение проблемы и стал смотреть на дорогу, чтобы хоть как-то отвлечься от боли. – А ты потом куда, если не секрет? Где мне тебя искать-то, для отчетности, если к утру не вернешься?
Сколько тревоги было во взгляде Даршавина….
- Ты, это… на рожон не лезь, помни, у тебя есть преимущество. Я не учу, просто уверенности у тебя хватает, но оставлять тебя одного… черт бы тебя побрал, Лукас… Может нам уже пора и приехать? Ты не заблудился?
- Сказал тот, кто нарушил инструкции и чуть не провалил все задание, - иронично ответил Норт. – Я привык работать один. Ничто не отвлекает.
Только бы покомандовать… Он неисправим…
- Ты так и не ответил, какого черта ты в меня палил.
- Олег, - терпеливо продолжил объяснять Норт. Хотя не факт, что одурманенный морфином Олег его услышит. – Я должен был вывести тебя с линии атаки. Из миссии. Ты спалился, - повторил он. – Это был единственный вариант. Так тебя никто не станет искать, пытаться убить, пытать и еще не знаю, что. Пока мы здесь, по крайней мере.
Лукас сел за руль, завел двигатель. Каждый  раз он по-новой влюблялся в это мерное урчание мотора.
Остановив машину во дворе, вышел и открыл дверь Даршавину.
- Выметайся. Я тебя на себе таскать больше не собираюсь. Не настолько серьезны твои ранения.
Хотел еще добавить, вспомни, как ты меня сломал, а потом выгнал на дорожку, но не стал. Всему надо знать меру. И мстительности тоже. В данный момент они с Олегом на одной стороне. И нечего накалять обстановку.
- Да все, все! – сказал Олег, выбираясь из машины. - Как будто я прям помешал мед ложкой хлебать, щас уедешь не переживай. Поглянь вон, костюмчик испачкал, а я говорил тебе – будь осторожнее, - Даршавин все не унимался, видимо, еще не закончилось действие морфина, но язык уже начал заплетаться и ноги теряли очередность передвижения так, что Лукасу пришлось-таки подставить плечо под руку Олега.
Они дошли до квартиры, Олег вполне натурально и благополучно исполнял роль вусмерть пьяного, хотя по сути так и было, слава богу, перегаром не перло. Но у деверей Олег как-то ненатурально оступился и свалился прямо под дверь, всхрапывая и пуская слюни.
Лукас честно дотащил Олега до квартиры. Но не более того. Довольно и того, что закрыл за ним дверь. А еще о водке мечтал… Напарничек… Это они так в Чечне стресс снимали? Не иначе. Ничего, придет в себя, сам доберется до дивана или куда ему там будет нужно.
А костюм и правда, запачкался. Жаль. Но он казенный. Как униформа. Лукас переоделся в темную водолазку и джинсы, сменив и обувь на более удобную, накинул куртку и ушел, оставив рядом с Олегом бутылку с водой. Потом вернулся и накрыл бедолагу пледом. Начнется отходняк – температура тела понизится. А потом ушел уже окончательно.
Денис всю дорогу увлеченно разглядывал фотографии которые ему показывал Денис, пытаясь обсуждать с ним достоинства того или иного парня в качестве партнера по сексуальным утехам. Лео подозрительно молчал, хотя на дух не переносил подобных разговоров. Но это ничуть не насторожило Дениса. Он не привык обращать внимания  на подобные мелочи.
Лишь когда машина остановилась, он завертел головой и недоуменно произнес.
- А Томочка-то у нас города не знает, - он снисходительно усмехнулся. В очередной раз напомнить, что женщины – создания глупые, и место их у плиты доставляло ему несравнимое ни с чем удовольствие. – Вместо клуба на твой стадион приехала.
- Тамара приехала туда, куда я сказал приехать, - жестко ответил Лео. – Выходи. Пройдемся.
- Ты чего? Попутал? – все еще не понимал серьезности ситуации Денис. – А я понял-понял. – он шутливо погрозил пальцем Леониду. – Ты его специально для меня сюда привез, да? Чтобы без конкурентов? Так? Ведь так?
- Так, так, - ответила за Лео Тамара.
Денис все еще вопросительно смотрел на своего друга.
- Шагай, сам увидишь, - криво улыбнулся тот.
Денис хохотнул и пошел под трибуны.
Лео кивнул Тамаре, в знак того, чтобы оставалась в машине, как и было условлено с Андреем, махнул остановившейся неподалеку машине с охраной – пусть ждут Андрея, потом приведут его, как и договаривались. И подхватил Дениса под руку, чтобы тот не смог уже свернуть с намеченного пути. Теперь уже – ни за что он не пропустит этот шанс – избавиться от этого мерзкого прыща.
- Я тебе главного сюрприза не показал. Так что уж не взыщи, сюрприз будет настоящий. - Спокойно говорил Лео, провод Дениса по коридорам. Этим двоим, конечно было проще передвигаться – они знали тут все с детства, сколько раз бегали тут, играя в прятки…
Вот и теперь – игра в прятки, только тот, кто спрятался, вовсе не играет.
- А это зачем? - спросил Денис, увидев наручники в руках и Лео.
- Ну, ты даешь! Я ж для тебя стараюсь. Ты такого парня еще в жизни не видел. А уж какие чудеса он творит… Закачаешься! Давай руки и сиди спокойно, щас все будет!
Лео пристегнул ничего не соображающего Дениса к трубе так, чтоб руки были за спиной…
- Ну вот и хорошо, теперь можно и поговорить, только я буду говорить, а ты отвечать на вопросы. Врать не советую. Будет хуже. – Лео был не просто зол, он был в бешенстве. – Можешь ты мне объяснить, что у тебя делается? Почему в твоем хозяйстве сплошные финансовые дыры? Тришкин кафтан какой-то, а не ведомости!
Денис удивленно хлопал глазами с белесыми ресницами.
- Лео, ты чего? Решил ролевые игры устроить? Так я тебе сразу скажу, это не твой конек. Нет, если ты хочешь, конечно, давай я тебе мастер-класс проведу. Ты у нас кто? Ревизор? Аудитор? Давай. Начинай. Чего ты там узнать хотел? Про кафтан какой-то?
Денис нахмурил брови, как будто усиленно размышлял над вопросом Леонида. А потом не выдержал и расхохотался.
- Не, на самом деле, не твое это. Иди лучше Томку окучивай. Она по тебе сохнееет, ой сохнет… А мне мальчика моего пришли. – Лицо Дениса приобрело мечтательное похотливое выражение. – С ним-то мы найдем, чем позаниматься. Давай, Лео, топай.
И стал вытягивать шею, чтобы высмотреть позади Лео желанного тайца.
- Ты еще не понял?  - Рыкнул Лео. - Я проверял твои дела последние полгода. Очень пристально проверял. И не потому, что заподозрил неладное, а потому, что уже точно знал, что ты воруешь. Денис, ты воруешь у самого себя! Это уму непостижимо! Мне когда отец сказал, я ушам своим не поверил! Пойми ты, наконец, я пока говорю с тобой как с другом. Своим другом, партнером, другом семьи. Наши отцы просили устроить эту проверку. И она прошла. Полномасштабный аудит во всех твоих делах. Услышь меня, Денис! – Лео пытался из последних сил объяснить Денису, что игры закончены, и варианты все исчерпаны. Нет больше такого управляющего территорией, как Денис Ваганов. Будет очень  хорошо, если такой человек вообще будет существовать. Вот как стоит вопрос.
Денис перевел очумелый взгляд на Лео. Потом несколько раз поморгал. И выдал.
- Ну ты даешь! – с восхищением воскликнул он. – Во как в роль-то вошел! Сам себе, небось, веришь? А? Чтоб меня, да мой батя, мой родной батя, да тебе сдал? – Денис расхохотался. – Да не будет этого никогда! Слышь, Лео, заканчивай комедию ломать. Развяжи уже, руки затекли! – Он дернулся несколько раз, скрежеща цепочкой об трубу.
Денис так и не понимал масштабов трагедии. Он был уверен, что это розыгрыш. Но потом встретился с суровым взглядом Лео и мысль пронзила его как молния. Челюсть отвисла, а на лице проступил ужас осознания.
- Лео, - протянул Денис. – Я все понял. Ты думаешь, что ты еще там, да? – Он дернул головой. – На войне? Все воюешь? Я слыхал про такое. ПТСР вроде называется, да? Давай ты меня отвяжешь сейчас, и мы с тобой порешаем все, да? Давай ты меня отвяжешь. Пожалуйста?
Денис начал говорить с Лео как с буйно помешанным. Не спорить, не смотреть в глаза, чтобы не спровоцировать, не делать резких движений и не повышать голоса. Вроде так.
Лео посмотрел на него как на умалишенного, видимо единственное, что смог Денис, так это прикинуться больным.
- Вот плохо, что ты в казино один прикатил. – Продолжал Лео, расхаживая туда-сюда, потому, что Андрея все еще не было, а с Дениса толку не добиться. Слишком уж он верит в свою неуязвимость и вседозволенность, от которых не осталось и следа. А он все не верит в такой вариант. – Твой счетовод мог бы просветить меня, куда деваются деньги со счетов твоих компаний, и каким образом ты собираешься выкручиваться из своих долгов. Ты вообще в курсе, сколько у тебя задолжнностей? Ты что, надеешься на дефолт?
Лео видел, что Денис не воспринимает его слова всерьез, только теперь он кивает головой и изображает полное согласие. А чего и с чем, его особо не интересует.
- Ну, хорошо, не можешь сказать про деньги, может быть, про уран расскажешь? А то твой дружок Володя, не мог сказать ничего более определенного, чем то, что он подписал документы на вывоз нескольких контейнеров за пределы охраняемой зоны, как не представляющие угрозу. На твоих машинах вывозили. Думай, кто, когда куда и зачем. А главное – где этот уран сейчас?
Теперь голос Лео стал тихим, как дуновение ветерка... к чему кричать, когда слушатель не верит своим ушам...
- Урааан… - протянул Денис. – Эк тебя колбасит-то… Не поделишься колесами, я тоже хочу так круто заторчать. Не, я слышал, что у вас там, в армии спецтаблетки какие-то дают. Или по вене пускаете? Мне в общем без разницы. Я хочу просто побалдеть…
Лео потерял терпение и, подскочив к Денису, взял его за грудки.
- Говори, где уран, иначе хуже будет, - пригрозил он.
- Ты с чехами также, да? И много узнал?  - Денис смеялся Леониду в лицо. – И что дальше будешь делать? Пытать меня?
- Он врядли будет тебя пытать, а вот я… - раздался негромкий низкий голос.
Лео и Денис синхронно посмотрели на выступившего из тени высокого темноволосого мужчину.
- Ты еще кто… - презрительно скривил губы Денис.
- Твой ночной кошмар, - мужчина подошел ближе тронул Лео за плечо, тот отошел в сторону. – Поверь мне, нет ничего героического в том, чтобы молчать под пытками. Я это знаю по собственному опыту. Ты только испытаешь больше боли, чем мог бы избежать, если бы сказал сразу то, о чем тебя спрашивают.
Денис смотрел на Лукаса в упор, и ему становилось не по себе под этим изучающим пристальным взглядом. Он хотел ответить что-то язвительное, насмешливое, но язык как будто присох к небу. И все, что ему оставалось, только ждать, когда незнакомец отпустит его из своего капкана, в котором держал одним только взглядом.
- Так что, может, договоримся?  - спросил брюнет.
- Да пошел ты… - все же нашел в себе силы ответить Денис.
- Как пожелаешь, - как будто даже с сожалением произнес мужчина и стал обходить Дениса сзади.
- Вот, правильно, отпусти меня.
Денис почувствовал прежнюю уверенность, стоило ему освободиться от давления этих льдисто-голубых глаз.
- У каждого человека свой болевой порог. У кого-то он выше, у кого-то ниже. – Начал рассказывать брюнет. От его голоса у Дениса по спине поползли мурашки. Эти интонации, сам тембр, как инфразвук, вселяли в него иррациональный не поддающийся контролю страх. - На  один и тот же раздражитель люди реагируют по-разному. У одного человека воздействие определенной силы может вызвать сильную боль, а кого-то - вполне терпимые ощущения. При этом считается, что болевой порог человека закладывается в генах. Низкий болевой порог – это когда при минимальном воздействии человек начинает испытывать боль, т.е. у таких людей обостренное восприятие боли. И наоборот, если у человека высокий порог болевой чувствительности, то он испытывает болевые ощущения при достаточно сильном воздействии…
- Зачем… зачем ты мне это рассказываешь… - Денис облизал пересохшие губы и вывернул голову, чтобы увидеть стоящего за спиной, но не смог. Тот был вне поля его зрения.
- Чтобы ты мог принять решение прежде, чем я приступлю непосредственно к причинению тебе боли, так ли это необходимо, или ты предпочтешь избежать осложнения и ответить на поставленные вопросы.
- Какие на***й вопросы?  - огрызнулся Денис.
Лукас взялся за мизинец заведенной за спину Дениса руки и резко дернул в сторону и вверх. Денис взвыл от боли, а из глаз брызнули слезы. Лукас подождал, пока Денис перестанет выть и снова начал говорить тем же ровным тихим низким голосом.
- А это мы только начали.
- Ты мне палец сломал, сволочь!
- Лео спрашивал тебя про уран. Ответы вроде не знаю, не помню, не скажу не принимаются. Володя сдал тебя с потрохами. Если ты надеешься на помощь папы, ее не будет. Стоит ему узнать,  под какой монастырь его подвел собственный сынок, как он мигом от тебя откажется. Государственная измена это тебе не шутки.
- Какая измена? Не знаю я ничего ни про какой уран!
- Я же предупреждал, - укоризненно произнес Лукас и вывернул еще два пальца.
Денис орал и извивался от боли, перемежая свои крики с матами. А Лукас терпеливо ждал, пока поток его излияний не иссякнет. А потом снова задавал вопрос об уране. И ломал очередной палец.
Продолжалось это недолго. Денис, захлебываясь криком и слезами, проскулил, что он все скажет. Но Лукас и не собирался останавливаться.
Тогда Лео попытался вступиться за своего бывшего приятеля.
- Андрей, хорош, он уже согласен говорить.
- Нет, Лео, - произнес Лукас. – Это он таким образом просит отсрочки. Чтобы боль прекратилась. Чтобы придти в себя и придумать, что соврать снова. Лично я не верю, то он встал на путь раскаяния. Так что мы продолжим. А ты, если не хочешь, ожжешь не присутствовать.
- Я останусь, - глухо, упрямо сказал Леонид.
Даже со стороны было жутко до ужаса смотреть на то, что делает Андрей и слушать его голос. Он как будто подавлял волю, подчинял себе. Ощущение было такое, как будто ожил твой детский кошмар. Бойлерная итак не была самым приятным местом в спорткомплексе со всеми ее трубами и темными углами, а теперь с такими ассоциациями… Лео в жизни сюда не спустится.
Пытки продолжались, пока в один лишь ему известный момент Андрей не решил, что Денис готов к сотрудничеству. Он расстегнул наручники (как? у него же не было ключа!) и защелкнул их снова, освободив Дениса от трубы.
- Сейчас мы поедем к тебе в офис, и ты нам отдашь все, что касается урана и его транспортировки, да? Накладные, договоры, контакты, ты сам знаешь…
Денис энергично потряс головой.
- Я отдам, я все отдам.
- Пригласи охрану, Лео, пусть проводят молодого человека к машине, - обратился к Леониду Андрей. А сам направился к лестнице, ведущей из бойлерной.
Лео опять ощутил то же дуновение смерти, что и на войне. Еще минуту назад он видел этого человека, испытывая почти тот же ужас, что и Денис. Теперь понял, что не ошибся в своих чувствах. Андрей из тех, кто пойдет до конца хоть по лезвию бритвы. Сделает всю работу на пределе совершенства и благодарности не попросит. Лишь высокомерно позволит себе удалиться.
 Но, все же ехать с Тамарой Лео не решился. Лучше всего сесть к парням в Гелендваген, а женщину отослать домой. Все, включая Андрея, по все видимости, знали, где находится офис Дениса, так, что таскать Тамару за собой не было необходимости.
Выйдя на улицу, Лео направился к машине Тамары. Она завела машину, но Лео не стал садиться, подошел к ее двери. Тамара опустила стекло.
- Томочка, дальше мы сами, ты можешь отправляться домой.
- Я тебе больше не нужна? – в голосе Тамары вспыхнули и горечь, и обида, и страх.
- Ты нужна мне, но не сегодня. Тут мужские дела, понимаешь? Не нужно тебе все это видеть…
- А то я мало видела на свете, - вспыхнула Тамара. - И ничего, жива еще, как видишь… - зачем ограждать ее от неприятных эмоций, если и без того их хватает. – Ладно. Я все поняла. Не беспокойся обо мне.
Лео посмотрел на нее, пытаясь понять, действительно ли ему не нужно будет беспокоиться о ней, или это только самое начало неприятностей… Ну, да разве разберешь этих женщин… Он хлопнул по крыше Лексуса Тамары.
- Пока, дорогая, будь умницей, - и направился к машине сопровождения. Гелендваген уже пыхтел своим трехсот сильным движком, сел на сидение, рядом с водителем.
- Поехали в офис Дениса. – Не привыкшие к таким методам работы хозяина, парни переглянулись, но промолчали. Водитель нажал на газ. Следом за ними из тени деревьев тронулась и еще одна машина….
Лукас скорее почуял, прежде чем увидел в зеркале заднего вида фары еще одной машины, неотступно следовавшей за ними. Свет уличных  фонарей, отражаясь от ветрового стекла автомобиля-преследователя, не давал рассмотреть, кто за рулем. Ясно было лишь, что водитель в машине один. И понятия не имеет о том, как нужно осуществлять наблюдение за другой  машиной. Серебристый, или кажущийся в этом освещении серебристым,  Лексус неотступно следовал за Ниссаном Норта. Лукас усмехнулся и, обогнав машину Лео, грубо подрезал ее, заставляя резко тормознуть. Послышались недовольные сигналы клаксона. Потом он оторвался на значительное расстояние и, заехав в какой-то двор, остановился, выключив все ходовые огни.
Сначала мимо проехала машина Лео, следом и Лексус-преследователь. Лукас вырулил и поехал за ними. Пару раз он делал вид, что хочет протаранить машину то сзади, то сбоку.  И, в конце концов, Лексус свернул на светофоре из правого ряда налево и больше Лукас его не видел.
Пока не подъехал на просторную парковку перед вычурным трехэтажным зданием, построенным в стиле  особняка прошлого века, но по новейшим современным технологиям.
Ехать домой! И это после всего, что она сделала? Тамара была взбешена… Она и без того сидела в машине битый час, ждала, когда ей сообщат, что  они выполнили данное ей обещание. А Дениса провели чуть ли не в обнимку к Мерседесу Лео. Тамары проследила, как сел в свою машину Андрей, явно с намерением уехать.  Лео сказал, что они отправляются в офис. Что там? Документы? Деньги? Что, Денис решил откупиться? Что ей думать? Миллион вопросов, возникший в голове, уже не дал бы покоя. И Тамара вовсе не собиралась успокоиться на этом приказе. Если они не выполнят свое обещание сами, она сделает так, чтобы эта мразь по земле не ходила. И нажав на педаль газа, Тамара рванула к офису Дениса другой дорогой. Слава богу, она прекрасно знала город, и доехать до проспекта Мира могла с закрытыми глазами, а уж  найти ночью маршрут покороче, тем более.
Но сначала… Она не могла отказать себе в удовольствии подействовать на нервы этому самоуверенному засранцу. Тоже возомнил о себе невесть чего.
Поездка по ночному городу наперегонки с Ниссаном Андрея оказалась тем самым лекарством от депрессии, которое так необходимо было Тамаре. Они как будто играли друг с другом в кошки-мышки. Точно зная, что не причинят вреда партнеру. Увлекательно, безобидно и захватывающе.
А видеть, как вытянулось лицо Лео, было поистине бесценно.
Так что когда Гелендваген и Террано остановились у отражающего лучи всех неоновых реклам  красно-золотистого здания, их ждал сюрприз…
Казалось, Андрей вовсе не был удивлен, когда увидел Тамару, стоящую возле своей машины. Он подошел к ней решительным шагом. Но прошел мимо, обошел машину, посмотрев только на номера. И выдал многозначительное Хм. И что это должно обозначать? Весь спектр от Так и думал, что ты увяжешься, как собачонка, за своим хозяином до Меньшего я и не ожидал.
Тамара также молча пошла за ним следом. Лео хотел что-то сказать, да так и не произнес ни звука. Только мрачно покачал головой, приказав своим парням вести Дениса в здание.
Лукас пропустил Тамару в дверь, соблюдя и правила приличия, и делая ее своим провожатым. Тамара прекрасно ориентировалась в расположении помещений в офисе Дениса, ее знала местная охрана, и присутствие Леонида плюсом ко всему служило отличным пропуском и для Лукаса тоже. Он с видом хозяина жизни и в том числе и этого офиса прошел мимо стойки ресепшена, за которой ввиду позднего часа находился лишь один охранник, вооруженный травматом. В ответ на его подозрительный взгляд Лео процедил.
- Опять перебрал. Обычное дело. Вот как с ним вести бизнес?
Охранник понимающе кивнул и отвернулся. Видимо, подобные ночные визиты не были редкостью ни для Дениса, ни для Лео.
Внутри здание точно также напоминало старинный особняк, в который какой-то сумасшедший дизайнер решил внедрить современную мебель и оборудование. Лепнина и позолота на стенах и потолке соседствовала с кожаными диванами и столами и стульями на хромированной основе. Многоярусные шторы на окнах с точечными светильниками на границе стены и потока.
Кабинет Дениса, как и ожидалось, потрясал своей вычурностью и помпезностью. Кем бы ни был дизайнер здешних интерьеров, в этом помещении он точно оборудовал все по приказу хозяина.  Если в остальных был хоть малейший намек на гармонию и эклектичность, то здесь… Массивный стол из  натурального дерева на резных точеных ножках, изготовленный стопроцентно под заказ, занимал почти все пространство у дальней стены. Перед столом стояли два довольно простых стула для посетителей. Этот контраст должен был подчеркнуть значимость владельца кабинета и незначительность пришедших на аудиенцию. Сам же барин вопреки ожиданиям, восседал вовсе не на троне, а на вполне современном крутящемся офисном кресле. Свободное пространство огромного кабинета было застелено ковром. Самым настоящим. Не покрытием с искусственным ворсом, шерстяным натуральным ковром. Лукас поймал себя на мысли, что в этот ковер так удобно будет завернуть мертвое тело…
- Так, ладно, к делу, - скомандовал он, когда дверь за Лео, который шел последним, закрылась. – Где бумаги?
Денис, оказавшись в привычной обстановке, приобрел некое подобие уверенности и попытался откупиться от Лукаса.
- Может, договоримся… - промямлил он, глядя на своего мучителя робким заискивающим взглядом.
- Ты, видимо, не понимаешь всей серьезности своего положения, - ответил Лукас.  – Я оставил тебе здоровой правую руку лишь для того, чтобы ты смог выдать нам бумаги. И языковой аппарат, чтобы в случае, если твое хранилище открывается голосовой командой. Но если ты в течение двадцати секунд не выдашь нужные документы, я передумаю. Начну с того, что лишу тебя возможности издавать звуки. Навсегда. А потом сломаю руку. Пальцы уже неинтересно. Не люблю повторяться. А вот спиральный перелом запястья самое то. Чертовски больно. И заживает долго. Так что шевелись! – рявкнул Норт.
Денис, который слушал Лукаса, как завороженный, подскочил на месте и бросился к стеллажу с книгами, стоящему по соседству с рабочим столом. Надавил на корешки четырех книг в определенном порядке, и стеллаж отодвинулся в сторону, открывая доступ к сейфу.
- Так и думал, что книги это муляжи, - презрительно произнес Лукас. – Он и читать-то наверное не умеет.
Тамара как вошла в кабинет, так сразу заняла позицию между окнами, встав спиной к простенку, с деланным безразличием наблюдая за происходящим. В ответ на слова Норта она лишь горько усмехнулась.
Охранники остались у двери, а Лео вместе с Денисом подошел к сейфу.
- Открывай уже, - нетерпеливо дернул он Дениса.
Тот дрожащей рукой набрал код, дверца тихо щелкнула и открылась. Лукас тут же оказался рядом,  оттеснил обоих и заглянул в сейф. Не исключено, что там могли быть ловушки. Не обнаружив их визуально, он приказал Денису достать бумаги. Тот, покопавшись, одной-то рукой неудобно, извлек из сейфа папки и передал их Лео. Тот отнес их на стол, а охране снова приказал взять Дениса.
- Эй, мы там не договаривались! – протестующее заголосил Денис. – Я же отдал то, что вам нужно, забирайте и валите!
Норт в пару стремительных шагов пересек кабинет и коротко, без размаха врезал Денису под дых. Если бы не державшие его охранники, Денис свалился бы на пол. А так лишь задохнулся, выпучив глаза, тщетно пытаясь глотнуть воздуха.
- Я с тобой вообще ни о чем не договаривался. Ты? – обратился он к Лео. Тот отрицательно качнул головой. – Может, ты? – Лукас посмотрел на Тамару.
- Только чтобы в конце он обязательно сдох! – с ненавистью выплюнула она.
- Видишь. Ты не в том положении, чтобы ставить условия. – обратился Лукас к Денису. – Так что помолчи. Это в твоих же интересах.
Пришлось изрядно повозиться, разбираясь в документах. Потому что в них творился такой же бардак, как в голове у Дениса. Все было перепутано, начало от одного могло быть скреплено с концом от другого. В конце концов общими усилиями удалось привести все в божеский вид.
Лукас собрал все в аккуратную стопочку.
- Я видел там в приемной копировальный аппарат. Без меня, - выразительно посмотрел на Дениса, у того аж ноги подкосились. – Можете делать с ним что угодно.
И вышел в приемную, оставив дверь открытой.
Наигравшись с Андреем в гонщиков, Тамара докатилась до офиса Дениса, как и хотела, первой. И не только потому, что не могла довериться данному мужчинами слову, но и потому, что некоторые вещи в делах Дениса она знала не хуже его, а Лео мог и понятия не иметь о них, тем более Андрей. Несколько раз поразившись его осведомленности, она все же не могла себе представить, что он знал все. Тем более, что необходимость заполнить пробелы в его знаниях и привела его в казино. И хотя Тамара и сама не знала где уран и кому его собирается загнать Денис, лишь только направление его планов – Китай. Но приехать в Шанхай на фестиваль мог кто угодно из любой страны. В общем в ее хаотичных мыслях тоже хватало пробелов. И она направилась в офис вслед за хмыкнувшим Андреем. Сама бы хмыкнула в сто раз многозначительнее! Еще бы! Сами поехали, а ее домой отправили! И чего они ждали? Послушания, как у школьницы? В упор глянув на Лео, она прошла мимо Андрея в здание. Неужели соизволил пропустить женщину вперед, а то всегда первый… В кабинете Тамара, не дожидаясь помощи мужчин, скинула шубку из шиншиллы в кресло у дальней стены, сверху на нее бросила тонкую дамскую сумочку, и встала так, чтобы ее особо не замечали, а она видела все и всех… между окон… как же жалок был Денис… Но… Жив…  а ей хотелось…
- Чтобы в конце он обязательно сдох! – будто выплюнула она свое жгучее желание, дернувшись вперед…
Черт бы побрал его… Взглянув на Лео и Андрея, роющихся в бумагах, Тамара подошла к ним, все же ее помощь сейчас будет как нельзя, кстати. Кому, как ни ей разобраться в этом бардаке, тем более, что сама частенько поддерживала это состояние бумаг в кабинете Дениса. Раскладывая по разным стопкам бумаги, ее рука пару раз касалась руки Андрея, и будто обжигаясь, отдергивалась… взгляды встречались… и опять устремлялись  в бумаги… Тамара подсовывала нужные документы в стопку, что была ближе к нему, в надежде, что он посмотрит на нее еще раз… Но как только все документы были рассортированы, он устремился  к копиру…  Взбешенная Тамара развернулась к Лео.
- Может быть, дашь мне прикурить? А то вечер слишком затянулся, а я после шести так и не ела… - Капризный тон не был ей свойственен, так что пришлось капризничать приказным тоном. Лео чуть повел бровью, но вытащил зажигалку из кармана пиджака.
- И что же ты будешь курить? – вполне закономерный вопрос, если учесть, что ее платье не предусматривало карманов, а сумочка лежала далековато…
- Можешь взять мои сигаретки, я угощаю… - вдруг подал голос Денис…
- Твои? – Взвизгнула Тамара…
Будто ураган, вырвав из рук Лео зажигалку, она вихрем пронеслась по кабинету, оказалась возле висящего на руках двух охранников Дениса.
 - Твои? Ты в самом деле думаешь, что мне нужно что-нибудь твое? – зашипела Тамара, поднося к его лицу горящую зажигалку. – Ты уверен, что меня не вырвет от твоих сигарет? – а когда огонь коснулся кожи Дениса, насладилась его криком, будто выпила его… – Как ты орешь-то… мммм … Любо-дорого, может быть скажешь еще, где сейчас тот чертов уран, который ты решил загнать китайцам?  - В затуманенных болью и ужасом отразился огонь зажигалки и крик, которым кажется наслаждалась не одна Тамара…
Никогда не стоит недооценивать женское коварство. Равно как их мстительность, темпераментность, склонность к истерическим проявлениям…. Особенно голодных женщин. И Тамара только что это продемонстрировала в полной мере. О  том, что она хотела смерти Дениса, она уже заявляла. Теперь сказала это самому Денису в лицо. Это не просто фигура речи или пожелание, сделанное в сердцах. Это план действий. И отчаянный вопль Дениса подтвердил, что Лукас думал в правильном направлении. Кто бы мог подумать, что из этих двоих именно у Тамары, а не у Лео, хватит духа причинить боль беззащитному. И что же такое сотворил Денис, что заслужил такую ненависть со стороны Тамары…
Закончив копирование, Лукас аккуратно сложил копии в другую папку, которых в приемной было множество, пошарил по ящикам стола секретарши. Как и ожидалось, обнаружил там несколько разнокалиберных шоколадок, одну початую коробку с шоколадным ассорти и одну нетронутую и прихватил ее с собой.
- Развлекаетесь? – прокомментировал он, возвращаясь в кабинет. Лукас небрежно положил коробку на стол. – Лео, ты же знаешь, где тут бар. Я и закусь раздобыл. А то у нас тут некоторые проголодались. – Выразительный взгляд на Тамару. – Прежде чем мы приступим к следующему этапу, я не могу не спросить. – Лукас знаком приказал охранникам усадить Дениса на стул, а самих выпроводил из кабинета, закрыв за ними плотно дверь. – Мы будем сотрудничать? Или вернемся в спорткомплекс? – поставил ногу в начищенном сияющем ботинке на сиденье стула, придавив слегка пока что яйца Дениса.
Тот пискнул, затравленно глядя на Лукаса, а потом судорожно закивал.
- Словами, пожалуйста. Это был альтернативный вопрос.
- Б-будем сотрудничать…
Когда эта женщина перестанет удивлять Лео? Он прекрасно помнил ее той порывистой девочкой в госпитале, которая выходила его, врачуя больше чувством, чем лекарствами. Помнил ее красивой девушкой, которую встретил за кулисами конкурса красоты, когда Денис с нескрываемым отвращением пожаловался на необходимость смотреть на женщин, в то время, как у него есть дела поважнее… А Лео не мог бы выбрать другую Королеву Красоты, кроме Тамары… Тем более, что он и была ею… Помнил, как она с радостью согласилась быть ему полезной, даже после того, что она опять не смог разделить ее любви к нему… Более того, послал на такую работу, при которой ей предстояло стать кем-то вроде Маты Хари, с той лишь разницей, что от расстрела Лео постарался бы ее оградить… И вот теперь этот порыв жестокости… и опять не в отношении Лео, а направленный против Дениса… Понять, почему Тамары не любит Дениса довольно просто, но почему не выражает свою ненависть в отношении Лео? Он смотрел на нее, как завороженный, не успев даже среагировать… Слава богу вошел Андрей, не то Томочка бы спалила всю рожу Денису… Хотя, если судить по взгляду, которым она одарила вошедшего с коробкой конфет Андрея, то она была бы не против поводить зажигалкой и у его лица… Сколько же огня может скрываться в одной бабе? Лео ухмыльнулся и повернулся к глобусу, стоявшему в углу, в ответ на пожелание Андрея  «перекусить», а Тамара прошипела нечто похожее на сожаление.
- Я чуть не расколола его, а ты тут со своими…  Конфетами? -  кажется, слюнки потекли… но, как настоящая женщина, подошла к столу только.  Посмотреть, чем будут кормить… -   Учти, я ликер его пить не буду! – это уже к Лео…
- Да, действительно, ликер мы пить не будем, - роясь в бутылках, проворчал Лео,  - Вот это, пожалуй, вполне сойдет за питье, - сказал он, вытаскивая на свет непочатую бутылку «Хеннеси», хоть что-то сносное в этом царстве подслащенных напитков. - Но за что мы будем пить?  Может быть. - Лео обернулся на писк Дениса, когда Андрей поставил свою ногу в поблескивающем ботинке на стул. - О! Может быть Денис даст нам повод выпить? Или он желает, чтобы мы оставили его в обществе Тамары? – представляя, как будет рада Тома такому подарку, Лео открыл  бутылку и разлил напиток…
Лукас не стал сдерживать снисходительную улыбку. Она его чуть не расколола! И как ей посмели помешать! Женщина. Одинаково рьяны в проявлениях любви и ненависти. Он знал, что тем самым еще больше разозлит Тамару, но это было Норту только на руку. Зачем напрягаться самому, когда есть тот, кто с удовольствием сделает это за него? Можно поиграть в доброго и злого полицейского. Нет, не так. В доброго, злого и пассивного.
- Упаси бог, Тамарочка, я всего лишь хотел быть полезным. Ты сказала, про голодна, я раздобыл еды. Все-все, самоустраняюсь.
Лукас поднял руки, отступая на несколько шагов назад.
А Денис, смекнув, что сейчас ему будет еще хуже, взмолился, обратив  страдальческий взор в сторону Тамары.
- Ты ведь несерьезно, да? Это ведь все спектакль такой? Ты не причинишь мне зла, правда, Томочка? Мы же с тобой старые друзья. Мы с тобой всегда обо всем договоримся? Правда?
Тамара чуть не подавилась конфетой!
- Кто мыыыы? – протянула она, шаря по столу, на который уронила зажигалку, когда рука потянулась за конфетой… - Кто мы? Ты сам-то понял, что сказал? Мы с тобой, мразь, никогда не были друзьями, - шипела Тамара, подходя к Денису. Она так и не нашла зажигалку, черт ее куда-то спровадил, но не долго думая, подходя к стулу, на котором сидел Денис, вытащила из волос заколку. Чудная вещица, кажется, позапрошлого века выпуска… Лео подарил ее эту заколочку после конкурса, в знак поклонения перед ее красотой. Серебряная, покрытая бриллиантами, заколка для волос была исполнена в виде шпаги, и ее клинок был вполне способен пронзить кусок мяса…. А Дениса Тамара не считала больше, чем куском мяса… - Сейчас мы будем с тобой договариваться, - проговорила Тамара вгоняя эту похожую на детскую игрушку шпагу в руку Дениса. - Это Андрей пообещал тебе перелом, а я могу добавить несколько дырок, вдруг они тебе пригодятся, как думаешь? – Денис заорал, а Томочка сделала пол оборота шпагой в его руке… - Может быть, ты начнешь уже говорить, нахрена китайцам твой уран?
Лукас был восхищен. Вот бы был здесь Даршавин… Он бы тоже был в восторге. Один ас пыточного дела без сомнений оценил бы нестандартное мышление другого. Не ошибся Лукас ни когда процитировал стихотворение Лермонтова, ни когда предоставил Тамаре свободу оперативных действий. Теперь только следить за тем, чтобы она не перегнула палку. А то доведет Дениса до потери сознания прежде, чем они узнают хоть что-то, и снова начинать… А ночь-то не бесконечна. И там Даршавин в конспиративной квартире. Подождет-подождет, да опять пойдет на поиски своего напарника…
- Тома-Тома-Тома, не надо-пожалуста-прошу! – речитативом запричитал Денис, извиваясь на стуле, чем причинял себе еще больше страданий. – Я все скажу, все скажу… Это не китайцы, не китайцы… Это… Я не знаю, кто… Абреки какие-то… Аль-Рахим… Это с ним я переговоры вел, с ним… По бумагам там подставное лицо его…
- Стоп!
Властный окрик заставил всех в комнате замереть. Тамару с кинжалом в руке, Дениса с тем же кинжалом и тоже в руке, только под другим углом и в другом измерении… Лео с бокалом в одной руке и зажигалкой в другой. Он наивно предполагал, что отобрав ее незаметно у Тамары, он предотвратит проявления  ее агрессии. Куда там…
Лукас подошел  к Денису  и присел перед ним на корточки. Тот инстинктивно вжался в спинку стула.
- Рахмани Аль Рахим? Ты про него сейчас говоришь?
Денис затряс головой в знак согласия.
- Можешь продолжать. Он весь твой, - как-то устало сказал Андрей Тамаре.
А потом встал и отошел от него к столу.
- Плесни мне тоже, - попросил он Лео.
- Знаешь его? - Лео уже понял, что да, Андрей ничего так просто не делает, это уже все присутствующие успели понять. – Рахима этого?
- Аль Каида, - коротко ответил Андрей и одним глотком осушил бокал. Со стуком поставил его на стол. – Слышал о терактах 7/7 в Лондоне?
Разумеется, Лео слышал.
 - Так это тот самый… - весь грандиозный масштаб потенциальной трагедии предстал перед ним во всей своей неумолимой мощи. – Бл***… - Только и выдавил Лео.
- А я про что, - невесело ухмыльнулся Андрей.
Если до сих пор Лео казалось, что Денис нашалил, провинился, напакостил, вывел Тамару по своей извращенной сущности, то осознав, что может случиться… Могло бы случиться, не появись тут Андрей, с его осведомленностью и хваткой…. Тонкий хрустальный бокал в руке Лео хрустнул и смялся… кровь полилась из порезанной ладони…
Тамара обернулась на звон стекла, полетевшего на пол, и застыла в ужасе, а Лео переступив через стекло, подошел к стулу, на котором даже Денис затих, понимая, что сейчас не до его воплей…
- Ты не правильно делаешь, девочка,  не так нужно, - проговорил Лео, убирая руку Тамары с заколки и вытаскивая шпагу из руки Дениса, на что тот облегченно выдохнул… - Понимаешь, дорогая, когда я воевал… Ну, ты помнишь, когда это было… - Лео говорил тихо, нежно, ласково, будто хотел уговорить девушку на танец… -  Я ненавидел тех, кто затеял эту ****скую войну… кто издевался над людьми… убивал беззащитных, безоружных… и этих чертовых фанатиков, которые на все готовы, лишь бы  разнести все вокруг…  Но самую большую ненависть вызывали те, кто готов был продать им …. Как же я ненавидел таких скотов… Ты неправильно сделала, моя девочка, не нужно было делать дырку в руке, понимаешь?
- А где? – расширенные глаза Тамары следили за каждым движением губ Лео…
- Андрей, как думаешь, где стоило сделать  лишнюю дырочку? – Лео ухмыльнулся, уловив красноречивый жест Андрея, когда он коснулся бокалом, из которого сделал глоток виски, шеи. - Вот видишь, и Андрей тоже так думает. - Лео посмотрел Тамаре в глаза. - Или я сам?
- Ну, уж нет! -  Воскликнула она и выхватила заколку из окровавленной руки Лео, вонзила ее в шею Дениса. - Вот тебе, скотина! Будь ты проклят на все времена, извращенец чертов!
- Вот, женщина, одно движение, а сколько эмоций, - проговорил Лео, видя, что Томочка не убила Дениса. – А теперь посмотри, как нужно. – Лео рукой отстранил Тамару, зашел за стул и взял голову Дениса в руки, посмотрел на женщину, и, сделав резкое движение руками, свернул Ваганову шею. – Вот так.
Ни один мускул не дрогнул на изуродованном лице Лео. И голос не изменил своего звучания. Вот только Денис перестал вопить и извиваться. Его последней мыслью была, видимо, надежда на то, что Лео спасет его. Так  нежно он говорил и ласково обнял его напоследок…
У каждого человека есть триггер. Спусковой механизм. Который способен запустить необратимый процесс. Чаще всего разрушения. У Даршавина это было упоминание о Чечне. Любое. Даже намек на напоминание. А у Лео вон что, оказывается. Тамаре и триггер не нужен. Она сама себе триггер.
Лукас стоял в сторонке и равнодушно наблюдал за происходящим. Тамара хотела, чтобы Денис перестал существовать. Лео выполнил ее просьбу. Теперь в ее глазах он герой. Сам Лукас получил необходимые документы и имя получателя груза. Спектакль окончен. Можно снова уйти в тень.
Как это обычно бывает, осознание содеянного приходит несколько позднее, чем совершено само действие. Так и сейчас. Норт наблюдал, как в ужасе расширились глаза Тамары, когда она услышала негромкий хруст, когда тело Дениса неестественно завалилось на бок, а на полу под его стулом стала скапливаться небольшая лужица крови. Ему бы уйти, пока все в ступоре. Но что-то остановило.
- Опасные у тебя игрушки, - промолвил Норт, достав миниатюрный кинжал из шеи мертвого Дениса.
Обтер лезвие о пиджак мертвеца и подал Тамаре рукоятью вперед. Она взяла кинжал дрожащей рукой и посмотрела на Норта, как будто ища у него защиты и поддержки.
- Перевяжи ему рану. Ты же помнишь, как это делается?  - Лукас легонько подтолкнул Тамару к Лео.
- У тебя есть что-нибудь вроде группы зачистки? – обратился он к стоящему как истукан Леониду.
- А?  - похоже, триггер сработал слишком действенно. Лео так и не вернулся из своих воспоминаний.
- Прибрать здесь надо. – Повторил Лукас.
- Да… Да. Я сейчас все организую.
Пока Тамара перевязывала руку Лео (аптечку опять же раздобыл Лукас), тот вызвал своих чистильщиков.
Лукас критически оглядел Тамару и Лео, потом вынес свой вердикт.
- Пойдет. Здесь есть еще вход?
Тамара и Лео оба кивнули.
- Отлично. Приведите себя в порядок. Выйдете через главный вход.
- Но…
- Никаких но, - отрезал Лукас. – Вы через главный, я дождусь вашу зачистку и вместе с ними уйду через запасной. Вам двоим нужно придумать друг другу алиби до утра. Думаю, это труда не составит.
Тамара была явно недовольна тем, что командует не Лео, а чужак.
- А как я пойду  на улицу в этом? – и она сделала оборот вокруг себя, ее шикарное расшитое жемчугом платье было забрызгано кровью со всех сторон… - Может быть, поможешь мне привести себя в порядок? – Тамара в упор глянула на Лукаса и развернулась к нему спиной, показывая на потайной замочек-молнию, который без посторонней помощи расстегнуть было невозможно. – Ну же, Андрей, сделай хотя бы это, раз уж не стал марать руки о Дениса!
Лукас подошел  к ней и расстегнул замок. Тамара выбралась из платья, словно змея из старой кожи, оставшись лишь в едва заметных стрингах, действительно под этим платьем вряд ли можно было спрятать больше, чем ее женские прелести. Высокая грудь и изящная талия без платья казались еще более выразительными…
- Там на кресле моя шубка, не мог бы ты… - Тамара даже прикрыться не попыталась, только пристально наблюдала за реакцией мужчин. Лео, как всегда был спокойнее удава… Уж он-то прекрасно знал, на что способна Тамара. И не испытывал ничего более, чем любопытство заинтригованного зрителя. А Андрею не осталось ничего более, как поднести шубку к ее плечам и помочь надеть ее прямо на голе тело Тамары.
– Ты не переживай, у Лео будет алиби, Его самолет через час-полтора взлетит и направится в Испанию, будто его здесь и не было. А вот у меня… У меня с алиби… неувязочка… все знают, что я только и делаю, что кручусь по делам Дениса. Может быть, поможешь состряпать мне алиби? – и взгляд Тамары скользнул по телу Андрея.
Группа зачистки состояла из трех человек. Сразу видно, парни знали свое дело. Быстро и сноровисто запаковали труп в полиэтилен, смыли следы крови и протерли все поверхности, на которые указал Лукас.
Он вышел с ними вместе, обошел здание и подошел к своей машине. Каково было его удивление, когда Норт увидел Тамару, сидящую на переднем пассажирском сиденье.
- Как ты… Впрочем, неважно. Зачем ты здесь?
Лукас занял свое место за рулем и развернулся к девушке.
Это уже слишком. Лукас промолчал, когда Тамара недвусмысленно укорила его в том, что он не прикончил Дениса. Да она и сама неплохо справлялась, зачем было мешать? Потом заставила ее раздеть. Его! Который не только обнаженного тела столько лет не видел, и уж тем более, не мог к нему прикоснуться. И вот. Так близко. Такое совершенство. Сама предлагает себя Норту. Тогда он устоял. Теперь. А зачем? Воспользоваться состоянием Тамары было так просто. Неподготовленный человек, тем более, женщина, после того, как у нее на глазах голыми руками убивают человека, испытывает стресс.  Естественное желание от него избавиться. Выбрала Лукаса для этих целей? Он в долгу не останется. Намеки были однозначными.
Норт перегнулся через сиденье и нашел в темноте губы Тамары. Дрожащие, с привкусом коньяка и шоколада. И соленые от слез. Провел рукой по мягкому шелковистому меху, запустил пальцы  волосы Тамары. Теперь она в его власти.
Тамара вздрогнула… в последний раз от ужаса и сковавшего ее леденящего душу холода…. И подалась навстречу властным губам Андрея…
- Аххх... Андрюша… - выдохнула она его имя, вдыхая взамен его власть и жар… Их губы встретились и слились, давая возможность языкам вступить в огненный танец  желания и страсти… Тамара отдалась ощущениям, понимая, что не ошиблась в этом самце… Вот он, тот кто не оставит ее коченеть от ужаса и сжигающего душу одиночества. Даже если он исчезнет, даже если он только один раз ворвется в нее, все равно сегодня у нее был один из ста, но  она использует этот единственный шанс забеременеть, чтобы не остаться в конце жизни злобной, сварливой старой теткой, которая так никому в жизни и не понадобилась. От этой мысли или от требовательного языка Андрея по телу Тамары разлился огонь, который сосредоточился внизу живота… Тамара даже не поняла, что сказала это вслух.
 - Господи… что же ты медлишь, Андрей…
А Лукас и не думал медлить. Он нашарил рукой рычаг под сиденьем и опустил спинку пассажирского кресла. Одним текучим движением перебрался на сторону Тамары, она уже ждала его, помогла избавиться от штанов, а он лишил ее последнего кусочка ткани на теле.
Норт завладел ею дерзко, ненасытно, стыдясь собственной нетерпеливости, но ничего не мог с этим сделать. Тамара не устояла под его напором.  Противопоставила свой. Это была схватка двух голодных хищников, никто из которых не хотел уступать первенство, сойдясь в любовном поединке. Такие острые ощущения можно испытать лишь после победы в другой битве. Устроив пиршество над трупом поверженного врага.
О, Боже… Сколько раз в жизни она представляла себе этого мужчину… Сколько раз отказывалась от претендентов лишь потому, что ни один из них не стоил даже ее взгляда, не то что поцелуя… И вот – он… Гордый, дерзкий, жесткий, желанный… Он пронзил ее, будто копьем, Тамара вскрикнула и обратилась в страсть… Ногти впились в его кожу, потому что невозможно было отказать себе в удовольствии проникнуть под его  водолазку, чтобы ощутить мощь тела, провести кончиками пальцев по мышцам, наслаждаясь их игрой, вибрацией…. Она выгнулась ему навстречу, отдавая себя его первобытной и законной власти…
Когда все было закончено, Лукас с присущей ему обычной невозмутимостью перебрался на свое место, оделся, вернул кресло Тамары в обычное состояние, поцеловал ее еще раз в знак благодарности, а потом поинтересовался.
- Все еще заинтересована в алиби?
Голос Андрея выдернул ее из другого мира… Алиби? О чем он? Почему он где-то  далеко? Тамара открыла глаза, огляделась, начиная понимать, что произошло, что ЭТО уже произошло, и он готов отказаться от нее, хотя….  Он так спросил, что, кажется, вовсе не против помочь с «алиби», значит, так тому и быть…. Довольная улыбка мелькнула на губах Тамары.
-  Спрашиваешь! Надеюсь, мой адрес тебе говорить не нужно, - и, сверкнув глазами, она положила руку ему на бедро… - Поехали. Андрюша, ты наверное еще и проголодалсяяяя….
- На самом деле, я впервые в этом городе, так что да, адрес мне мало что даст. Лучше пальцем покажи, - ухмыльнулся Лукас, чувствуя горячую ладонь Тамары на своем бедре. Не сейчас. Не сейчас… Вот приедем, и тогда… - Проголодался? Не то слово.
Норт перегнулся через сиденье, пристегивая Тамару ремнем безопасности, с удовлетворением отмечая, как прервалось при этом ее дыхание, и  нажал на газ, ловко выруливая с парковки.
Алиби… Из него алиби… Что мыльный пузырь. Но зачем Тамаре об этом знать? Тем более, что они оба понимают что это не более, чем предлог.
Тамара рассмеялась:
- Да тут все радом, щас до того поворота, там налево, и второй дом… господи, если бы не алибиии… - потянула Тамара, закатывая глаза к потолку…. – Ах, как было бы здорово… Но покормить тебя, я все же должна, ты столько сделал для меня! Уж будь уверен… Ах, вот этот подъезд, - Тамара запахнула шубку, предвкушая, что скоро она распахнет ее … - Сейчас у тебя все будет, и даже больше, - многообещающе улыбнулась  Тамара, открывая дверцу машины.  - Думаю, нам не стоит шуметь в подъезде, достаточно будет криков в квартире? Вообще-то я ни разу еще не обеспечивала себе алиби… Слово-то какое.. 
Если бы не алиби? Это прозвучало так, как будто Лукас сам напросился к ней. А не Тамара умирала от желания побыть с ним еще. Пошуметь в квартире. Как только люди не изощряются в подборе эвфемизмов для обозначения секса.
Да и в квартире от них не было особого шума. Не больше, чем обычно. Сначала был душ, потом уютная спальня с шелковыми простынями, потом короткий восстановительный сон, потом, на десерт, не обделили своим вниманием и кухонный стол. И ни одного ничуть не смутило, что на нем потом готовить и есть. Все моется и чистится.
Тамара, вопреки ожиданиям Лукаса и созданному ею имиджу бывалой женщины, оказалась неискушенной в вопросах любовных утех. Норту это даже польстило. Как будто она ждала одного его. Но то, что она не знала, быстро постигала и осваивала, компенсируя неопытность страстью и желанием угодить. Лукас в свою очередь старался подарить ей как можно больше удовольствия. Это не было подобострастным стремлением беглого зека, то была его природа, его сущность.
А после, уже когда эти двое сидели за столом на кухне и ели приготовленное Тамарой мясо по-французски, запивая его сухим каберне, настало время того, его боялся, наверное, любой мужчина. Сознательно или бессознательно. Это игра в двадцать вопросов. Когда женщина начинает форменный допрос. Конечно, ей же хочется больше узнать о том, с кем она занималась любовью. Особенно постфактум.
Тамара была счастлива и была в ужасе… Если бы не алиби, он бы не поехал с ней? И никогда… НИКОГДА! Она не узнала бы этого мужчину… это счастье… и никогда у нее не было бы ребенка от него, а в том, что у нее будет ребенок после этой ночи, Тамара была уверена.  Любой ответ на эти вопросы  мог  иметь два полюса чувств, и от ощущения  этих полюсов Тамару иногда пробирала дрожь… Он был нежен и неистов, требователен и щедр, он был чувственным и шальным…  Если Тамара привыкла к восхищению и жажде обладания ею со стороны мужчин, то опыта в близком общении с мужчинами у нее было довольно мало. Этот момент беспокоил ее до тех пор пока Андрей не прошептал ей, что рад был ошибиться… Тамара покраснела и … успокоилась. И он  поднимал ее к облакам, и она старалась следовать туда не одна… Хотя с ним это было довольно просто…  Они несколько раз за ночь пытались добраться до кухни, чтобы поесть… но все превращалось  в пиршество другого рода…
Лишь под утро Тамаре удалось надеть на себя миленький домашний халатик, больше похожий на соблазнительный пеньюар, но, видимо Андрей уже готов был наслаждаться только глазами, и, ожидая пока хозяйка приготовит мясо, немного поговорить.
- Можно мне спросить у тебя кое-что? – начала Тамара, таким тоном, будто хотела просить прощения за все, что сделала этой ночью. -  Ты извини, конечно, но … твои наколки… и твои действия… у меня мозг взорвется… Ты зек или мент?
Странно слышать это ПОСЛЕ того, как все уже произошло. То есть, тебя не смущало, что ты делишь постель с зеком или ментом, а теперь это стало важно…
Лукас придумал уже тысячу ответов на ее вопрос, но вдруг захотелось сказать правду.
- А что, если я то и другое? Или ни то, ни другое? Что ты будешь с этим делать?
Он испытующе смотрел на Тамару, она слишком умна, чтобы не понять все самой, два и два сложить несложно, а вопрос… Просто посмотреть на его реакцию. Он и сам бы так сделал. Зная ответ, просто вызываешь ответные эмоции. И наблюдаешь. Хороша чертовка. Но в эту игру можно играть и вдвоем. Теперь он наблюдал за реакцией.
Тамара улыбнулась…
- Что буду делать? – носить ребенка… кормить грудью… менять пеленки.. не спать ночами и вспоминать эту ночь… но ты этого не узнаешь, как я полагаю… -  А зачем мне что-то делать? Я вот думаю, что мы правильно сделали, что не шумели в подъезде. Иначе выглянула бы баба Фрося…. А она обязательно бы выглянула, на то она и баба Фрося! И срисовала бы тебя и время, когда мы появились. А так – алиби у меня в кармане. Она точно слышала каждый стон, сгорает от любопытства и зависти и приврет все, включая время наших  полетов…  Но она не сможет описать мужчину, а как я понимаю – ты лично мое алиби не засвидетельствуешь? И свое имя тоже не скажешь? – А ей так нужно было его настоящее имя… Ну вот как назвать после этого ребенка, если терпеть не можешь имя Андрей, а тот, единственный, кто достоин быть отцом твоего ребенка называет именно это имя, в качестве своего собственного.. ах…  Томочка закусила губу, ожидая ответа на вопрос, который, впрочем и без того знала…
- Мы же оба знаем, что нет. Если я мент, я не могу выступать в качестве твоего свидетеля. Это противоречит профессиональной этике. А если я зек, сама понимаешь, какое у меня отношение в правоохранительным органам.
Лукас улыбнулся. Открыто, искренне. Впервые со времени, как они впервые увидели друг друга.
- Мое имя… - он подумал еще секунду, а потом сказал. – Джон. Джон Бейтман.
Олег знает его как Лукаса Норта, Джон Бейтман погиб еще в девяносто пятом. Так что никого Лукас не выдаст, назвав свое полученное при рождении имя.
- Думаю, это и есть ответ на все твои вопросы. Ведь так?
Сердце Тамары пропустило удар… кто знает, каких ей стоило усилий не показать тот шок, который вселился в нее…. Джон? Кто ты,  Джон? Но, кажется, он предупредил уже, что последующие вопросы останутся без ответов… Чеееерт… а как хочется сделать именно это…
- Милый… Можно, я буду называть тебя так? – Тамара смотрела в его глаза, не отводя  пронзительного взгляда. Еще бы, ей нужно было запомнить каждое мгновение на всю жизнь…  - Милый, скажи, я  тебе понравилась? Как женщина…  как партнерша..  о, Боже… Понимаешь, у меня мало опыта, и…  Скажи, я  хорошая любовница? – голос Тамары дрогнул и осекся, так что последние звуки чуть не потонули в истерике…
Лукас не стал отвечать. Он просто встал со своего стула, шагнул к Тамаре и обнял ее крепко. И держал так, пока она не перестала всхлипывать, а плечи судорожно вздрагивать. И лишь тогда отвел ее в ванную, а сам вернулся на кухню, чтобы выключить духовку.
Тамара появилась через некоторое время, уже собранная и немного отстраненная. Норт прекрасно знал, что это ее маска, что одно его слово может заставить этот казалось бы прочный фасад треснуть и обрушиться в очередном потоке слез и слов.
Если бы он поставил целью завербовать Тамару, лучше момента не найти. Но он здесь только чтобы попрощаться. А как это делать? Этому не учат в центрах подготовки, нет такого протокола или инструкции. Все нужно делать по наитию. Осторожно, словно идешь по тонкому льду.
- Имя Джон тебе тоже не понравилось?
Тамара усмехнулась и стала раскладывать еду по тарелкам.
- Хорошо, называй меня, как тебе удобно.
Ее красноречивый взгляд подтвердил, что она будет называть его, еще как будет…
- Ты была великолепна, незабываема, неповторима…
- И что из этого правда?  - приподняла бровь Тамара, присев за стол. Она взяла в руки приборы с таким видом, как будто хотела ими препарировать этого Джона.
- Все, - ответил Лукас. – Ты лучшее, что могла подарить мне жизнь. – На данном этапе, разумеется. – Можно тебя попросить об одолжении?
- Опять?
- Я еще не просил.
- Да, ты просто пришел и взял, что тебе нужно.
Лукас покаянно опустил голову.
- Ладно, прости.
- Не ищи в себе причину того, что все твои мужчины уходят. Это не в тебе дело, а в них. Однажды придет тот, кто останется. Ты можешь злиться на меня я знаю, что ты будешь. Это твое право. Злиться, обижаться, считать меня сволочью…
- Но такой изумительно совершенной сволочью, - улыбнулась Тамара.
- Пусть так. Но себя не вини. Ты достойна только лучшего, и это не я.
- Хорошо. Я постараюсь вырасти из детских комплексов, но тогда и я хочу попросить тебя об одолжении, - Тамара не могла отпустить его просто так. Без всякой надежды на возвращение, хотя и поняла давно, что она не увидятся больше никогда. Она встала, вышла из кухни, предоставив Андрею ... или Джону, без разницы, она не слишком хотела знать, кто он и откуда, потому что поняла, что он из другой, не ее жизни, и какой взрыв на солнце забросил его  в эту реальность, уже поздно выяснять. Тамара судорожно шарила по шкафу в поисках …
- Вот он! - крикнула она, и тут же поспешила обратно. - Вот возьми, и не говори, что не можешь взять и не можешь им воспользоваться, - проговорила она, протягивая Андрею маленький, в виде игрушечной модельки машины, телефон-раскладушку. – Там только один номер и одна симка. И это не мой номер. Это телефон связи с Лео. Не бойся – я не буду преследовать тебя и надоедать звонками. Но ведь тебе же нужно будет узнать судьбу урана? Вот и повесишь его вместо брелока. У него еще одно достоинство – его нельзя отследить и прослушивать. Это хорошая игрушка, и я хочу, чтобы она была у тебя. – На раскрытой ладони женщины лежала маленькая игрушка, которая могла бы стать уликой, если… Но эта женщине не хотела подставить или предать Лукаса, имени которого даже не знала, она лишь хотела помочь ему, даже понимая, что видит его в последний раз, что не сможет назвать его именем его ребенка, но сейчас она хотела одного – сделать для него все, что было в ее силах….
Лукас медленно протянул руку и взял с ладони Тамары миниатюрный аппарат.
- Спасибо, - сказал он с чувством, сжав его в руке.
Норт понимал, прекрасно понимал, как не хочется Тамаре отпускать его. Зная, что она никогда в жизни его не увидит, не услышит его голоса, не ощутит присутствие рядом. Это страшно и больно. Это никогда. Эта обреченность и финальность. Безнадежность. Отчаяние. Он прекрасно это все понимал. Потому что чувствовал то же самое.  Достаточно было только сказать, даже намекнуть, И они с Тамарой были бы за пределами страны уже к следующей ночи. Лео с его связями мог бы дать им новую жизнь. Им двоим. Где они могли бы быть теми, кем захотят…
Но. Они оба знают, что это невозможно. Так что нет смысла даже мечтать об этом.
- Я бы тоже хотел оставить тебе что-то на память, но … мне нечего. У меня ничего нет. Эта жизнь… Я живу взаймы.
Просить прощения уже было бы пошло и нелепо. Они оба знали, на что шли. И каким будет результат. Они оба слишком уважают себя и друг друга, чтобы опуститься до примитивного слезливого я-тебя-никогда-не-забуду. Они расстанутся с достоинством. С благодарностью  и сохранят в душе тепло от последних объятий.
Тамара смотрела в эти синие, словно морские глубины глаза. Мечтая только о том, что когда-нибудь будет смотреть в них еще не раз, ведь у их ребенка должны быть глаза отца… Но, сейчас она должна отпустить его. Но – утро… Тамара перевела взгляд на настенные часы, без пятнадцати десять. Времени почти нет.
- Тебе пора. Если мы промедлим еще минут десять, соседки … наше алиби.. все рассыплется, не думаю, что  тебе понравится лишнее внимание, ведь так? - Тамара конечно не жалела алиби, бог с ним, но после его слов, она как-то сразу поняла, что в его интересах уйти, словно призрак, как будто и не было никогда…
- Мне ничего не нужно от тебя, кроме того, что ты уже дал. Просто  поверь. И - найди свою жизнь и свое имя. ….
Он ушел. Она убедилась, что его никто не видел и не преследовал. Вот и все. Теперь можно натянуть на себя плед и рыдать… Тамара свернулась клубком на постели, которая еще хранила его запах и тепло, и наслаждалась этим состоянием счастья... нет, она не стала рыдать – это вредно для ребенка. Она блаженно улыбнулась и закрыла глаза… Еще много раз за этот день она ощущала приливы наслаждения, вспоминая его прикосновения и поцелуи… 
Найди свою жизнь, свое имя… Однажды он вспомнит эти слова. Когда найдет то и другое. Чтобы в одночасье все потерять.
А пока…
Пока Лукас Норт возвращается на конспиративную квартиру. К Олегу. Который… даже думать не хочется о том, что там ждет. Но у них операция в разгаре. И Лукасу придется вернуться.
При свете дня все выглядит совершенно иначе. Нет того прекрасного таинственного флера, который дарит свет ночных фонарей. Все кажется серым и обыденным. Оно и к лучшему. Норт оставил позади свое прекрасное приключение по имени Тамара, едва за ним закрылась дверь. В другом измерении, в параллельном мире, в который попал волею судьбы. Пора возвращаться к рутине.
Лукас не доверял лифтам. Предпочитал ходить по лестницам. И вот он открывает дверь конспиративной квартиры, сам не давая себе отчет, что задерживает дыхание.
Олег был вне себя от злости.  Какого черта происходит в голове и во всем теле? Он лежит на полу, накрытый пледом? И это – что? Он набрал воздуха в грудь, чтобы позвать Лукаса, но вовремя вспомнил, что орать нельзя, да и Лукаса тут нет. Смутные воспоминания  прошедших событий начинали разрозненно всплывать среди ощущений боли и омерзения… Перевернувшись на спину, Олег задрал рубашку и посмотрел на то место, которое вызывало жуткое чувство нереальности жизни. Вся грудь и половина живота, были будто залитые чернилами. Олег потрогал это черное пятно… понятно. Лукас, мать его! И где он шляется до сих пор? И он, что, на самом деле думает, что  может шляться вот так, как будто он свободен? Олег поднялся на ноги, прошел в санузел…
Вышел из ванной с полотенцем на бедрах. Ему послышался шум за дверями, странно, Лукас должен был вернуться бесшумно… Володя не должен вернуться вообще… Кто бы это мог быть? Но в отличии от казино, в квартире у Олега припрятан пистолет, мало ли..
В общем, когда в дверном проеме появился Лукас, мать его… Олег сидел на диване с маленьким рыженьким пушистым комочком на коленях, а рядом лежал взведенный «Макаров»….
- Ну, привет, путешественник, извини, из еды у нас только вот это, - И Даршавин поднял за шкирку  котенка. - Но, думаю, ты откажешься…
- Господи боже, Олег!  - Лукас не скрывал своего омерзения, когда вырывал котенка из рук Даршавина. – Он-то при чем? – Норт спрятал зверька под курткой. – Есть, что сказать, говори мне! Или что? На войну собрался? – Выразительный взгляд на пистолет. – Не ты ли меня учил, не угрожать оружием, если не готов его применить? А, нет, не ты. Точно. – Лукас отошел к креслу и сел напротив Олега. – Я тебе почитать принес. – Лукас свободной рукой вытащил прозрачную папку с копиями документов из офиса Дениса. – Или сразу отдашь своим хозяевам? Что мы вообще делаем дальше?
И Лукас погладил котенка, почесал под шейкой, тот начал мурлыкать. А у Лукаса возникла безумная идея.
Даршавин посмотрел на Лукаса долгим пристальным взглядом... А он изменился... И… Что это?
- Ты с бабами валандался что ли? Вонища... Поди духи-то все французские... Ох, смотри, залетит - жениться придется! - Олег попытался засмеяться, но получилось плохо... - М-да, сделал своего следака инвалидом и загулял... И как тебе местные бабы, мистер Грей? - проговорил Олег, открывая папку с документами и переводя взгляд на бумаги. - Иди вон на кухню и приготовь ченить, только кота не вздумай жарить! Я не люблю  кошатину! - проворчал Даршавин, вчитываясь в бумаги, даже не удостоверившись, что Лукас выполнил его повеление. Мистер Грей может быть кем угодно там, за чертой, но тут - он должен выполнять указания своего создателя... Олег читал  и улыбался... Вот же чертов шпион, смог же сделать невозможное... 
- И какого хрена ты подсунул мне всю эту макулатуру, если нет главного? - рыкнул Даршавин, входя на кухню через некоторое время. - Ты все нашел, кроме главного! Ураааан где, мать твою!  - и папка с бумагами хлопнулась на кухонный стол...
Лукас невозмутимо удалился на кухню, прихватив с собой котенка. Этот маленький комочек шерсти стал для него самым важным существом на свете сейчас.
- И с каких пор тебя стали интересовать методы моей работы? – обследуя содержимое кухонных шкафов, ответил Лукас. – Мы же не в школе и не в постели, чтобы интересоваться процессом. Результат. Нужен был результат. Он есть. – Кроме пакета с макаронами Лукас обнаружил и банку тушенки. А говорил, пожрать нечего… - Так что…
Он обернулся на резкий хлопок. Во взгляде на секунду промелькнул страх, реакция на опасность. Но лишь на секунду. Лукас вновь взял себя в руки.
- Там все написано. По-русски, заметь. Если тебя отвлекает боль, я посмотрю, что можно с этим сделать. А если ты хочешь, чтобы я вкратце передал содержимое документов, можно было просто попросить.
Лукас ссадил котенка на подоконник, открыл банку с тушенкой и положил ложку мяса на блюдце. Поставил его перед котенком.
- Не знаю, ешь ты такое или нет, но мы едим.
Котенок с урчанием набросился на угощение.
- Значит, и нам можно, - резюмировал Норт.
- Сядь на стул, - это он уже Олегу. – Я тобой займусь через минуту.
Поставил кастрюлю с водой на газ, а потом сходил за аптечкой.
- Если снимешь рубаху, будет удобнее.
Положил аптечку на стол и встал напротив Олега с таким видом, как будто занимался этим каждый день. Этим всем. Добывал документы, проводил ночь с женщинами, потом возвращался с добычей и небрежно предлагал ее своему выбывшему временно из строя напарнику…
Боже, сколько терпения и покорности судьбе…. Кто бы мог подумать, что мистер Грей будет таким сокровищем?
- Значит, есть результат. И ты знаешь, где уран.  – Даршавин был доволен так, что сделал вид, что ему до безумия нужны эти медицинские процедуры. Снял рубашку, выдвинул табурет на средину кухни и уселся с видом несказанно измученного болью раненого, вглядываясь в лицо Лукаса, который сохранял интригу… - Все правильно, мистер Грей, ты все делаешь правильно. Но если не хочешь, чтобы я сдох от разрыва сердца или шмальнул в припадке ярости из табельного, будь так любезен, переведи мне на русский то, что ты принес на бумаге, а еще больше то, что в твоей голове. Думаю, самое ценное находится там, ведь я не ошибаюсь?  Я жду, Лукас! Ты можешь перестать испытывать мое терпение, иначе я сожру кота прямо сырым! – рыкнул Олег, пытаясь произвести грозное впечатление на обоих…
Лукас в это время как раз разматывал повязку на руке. И слушал ровно до того момента, пока Олег не стал угрожать котенку. Норт с силой сжал плечо Олега, заставив его взвыть от боли.
- Больно? – участливо спросил Лукас. – Будет еще больнее, если ты не прекратишь испытывать мое! – он грозно сверкнул глазами, отпустил руку и начал обрабатывать рану антисептиком. – Готов слушать? – Олег все еще пытался восстановить дыхание. То такой боли вполне мог и сознание потерять… Молодец, побледнел только. – Готов. Тогда слушай. Договор, как и транспортные документы, оформлены на подставные компании, это ясно, как день. Но вот исполнитель, то есть, перевозчик, в них реальный. Транс-Экспорт. Один из основных перевозчиков грузов по России и за рубеж, в частности в страны Азии. Известен также и получатель груза. Рахмани Аль Рахим. Не смотри на меня так. Этого на самом деле нет в документах. Это Денис сказал. – Лукас начал накладывать повязку. – И нет, он не солгал. Обстоятельства не располагали ко лжи. Так лучше? – спросил он Даршавина как будто между прочим, осматривая результат своей работы. – Сейчас найду тебе обезболивающее. Запьешь чаем, он усилит действие. – Лукас снова переключился на исследование недр аптечки. – Аль Рахим последнее время находился в Иране. Если даже его самого там нет, его база расположена там все равно. Таким образом, конечный пункт доставки – Иран. Через Турцию, как обычно. Самое лучшее перехватить груз на пограничной станции Рази. Это последний пункт перед Ираном. Аль Рахим, без сомнения, следит за транспортировкой. И будет уже почти уверен, что уран у него в кармане. Ослабит бдительность. Следуешь за мыслью?
Норт отошел от Олега и налил в стакан воды. Вернулся к столу, выдавил на ладонь пару таблеток из блистера и протянул то и другое Олегу.
- Отследить вагоны не составит труда. Зная компанию-перевозчика и тип контейнера, это очень просто.
Олег выровнял бы дыхание, если бы мог, врезать бы этому зазнайке, но приходится довольствоваться тем, что есть. А есть немало. Но не все.
- Вот только не говори, что это все, что ты знаешь. Во-первых – в жизни не поверю, во-вторых – этого мало! Мало, черт тебя дери! – рявкнул Олег, будто если бы это было все, то Лукас, как факир, вытащил бы из рукава джокера. - И не ем я кошатину! Сколько раз говорить? Шучу? По-английски сказать? I'm joking, you know? - повторил Олег, чтобы до Лукаса дошло, что нет смысла сворачивать ему шею за то, что он плотоядно посмотрел на котенка. - Я просто голоден до смерти, тебя-то, как я погляжу, накормили досыта всем, что было в ассортименте. А меня даже до постели не дотащили – так и бросили на полу валяться. Или ты тоже всю ночь провел на полу в холоде и голоде? – пока Лукас осмысливал тот бред, что он наговорил, Даршавин встал, проверил кастрюлю на плите, сунул в рот кусочек тушенки (коту же можно, почему нельзя мне?), погладил рыжий урчащий комочек. - А здорово ты прыгнул ко мне на руки! А этот придурок думает, что я буду тебя есть! Ну, скажи ты ему, что я спас тебя!  - попричитал он, на ушко котенку, наслаждаясь его нежностью и утробным урчанием. - Смотри, прям зверюга, а не кот!  - поглядел Олег на Лукаса. - Ну, хорошо, допустим все так, нам-то что толку, если груз уже за границей, у нас нет возможности вырвать его оттуда. Визу ждать слишком долго…. – Даршавин остановился напротив Лукаса – Да у тебя есть план… - Осенило его. - Точнее, нет! Не план, у тебя есть тот, кто сделает все, иначе ты не был бы так спокоен и счастлив! Черт тебя дери – скажешь ты, наконец, что случилось там, кода ты выбросил меня тут, как использованный пакет с мусором! И вообще, как все прошло то? Могу я знать подробности? Кого, кроме меня ты грохнул еще?
Лукас, как коршун, следил за Даршавиным, пока тот разговаривал с котенком. Пока не понял, что и Олег не собирается причинять тому вреда.
- Закончил? – Лукас заложил в кипящую воду макароны и помешал их ложкой. – Или тебе легче становится, когда ты орешь?
Он присел на край рабочего стола, неприязненно глядя на Олега.
- Тебе напомнить, сколько раз ты оставлял меня в камере вот также валяться на полу? Это я уже не говорю про те разы, когда мне вовсе не давали покоя, пристегивая к стене. Как видишь, я очень даже жив, впрочем, как и ты тоже. Так что ни тебя я не грохнул, ни кого другого. Денис мертв, если об этом ты хотел спросить столь оригинальным образом. И мы не единственные, кто охотится за ураном. Именно поэтому. Я. Спросил. Тебя. Что. Мы. Делаем дальше.
Лукас со своим ледяным спокойствием оставлял Олегу разительный контраст. Они были как два полюса магнита, такие разнее, но неразрывно связанные друг с другом. Пока что.
- И с каких пор агентам контрразведки нужны какие-то там визы? – Лукас напрягся, даже привстал со своего места. – Ты же не хочешь сказать, что мы с тобой пойдем возвращать уран? Нет же?
- За макаронами следи, очень хочется сожрать ченить… - рявкнул Даршавин. – Мистер Грей, мы, если куда и поедем, то уж не за границу, усек? Нам эта поездка-то чудом улыбнулась. Никто не собирается гоняться за вагоном дряни по всему свету. Уж будь уверен, все будет быстрее и проще, и без нас. – Олег глотнул таблетки, запив их водой, поморщился, как от водки. - Ты меня еще с ложечки покорми, вспоминая былые времена, ага, - покачал головой Даршавин, давая понять, что он вполне может сам позаботиться о себе. - Знаешь,  если ты не против, после  обеда, давай-ка свалим отсюда. Подальше и поглубже. Я знаю одно местечко – там еще сутки можно переконтоваться. Надеюсь, без одежды тебя никто не видел, не объявят по телевизору, что беглый зек разгуливает по городу, а то нам операция « Перехват» вообще не в тему. А потом  если все будет тихо и спокойно будем пробираться обратно, на шконку, как тебе перспектива снова оказаться на казенной кровати? Вот только не говори, что не соскучился! – в этот раз у Даршавина получилось гоготнуть, хоть и не так вольно, как обычно. Таблетки  все же начали действовать….
Лукас отвернулся, вплотную занявшись приготовлением еды. Он не хотел, чтобы Олег заметил хоть что-то, прочитал по его лицу и взгляду. Всему приходит конец. Всему и всегда. И его вольной жизни тоже. Это был глоток воздуха. Так необходимого, свежего, вкусного. Но скоро Норту снова перекроют кислород. Горько осознавать это. Но такова жизнь.
А Олегу и самому не хочется возвращаться. Придумывает себе отсрочки. Еще сутки. Перед смертью не надышишься, тебе ли не знать…
- Я не беглый зек. Ты мой куратор, и ты со мной.  И вообще, по большому счету, мне без разницы, на какой шконке мотать свой срок.
Лукас продолжал помешивать макароны на сковороде с таким сосредоточением, как будто от этого зависела его жизнь.
- Как ты хочешь связаться со своим начальством? Или тебя этому не учили?
Наконец, выключив газ, Лукас развернулся к Олегу.
- И пути отхода не предусмотрены? В жизни не поверю.
Норт снова был собой. Непроницаемо-самоуверенным. Он-то сто лет назад все просчитал шагов на десять вперед.
- Нет, если ты хочешь устроить мне очередную проверку, я не против, - сказал он, водружая шипящую сковороду на стол. – Садись, поешь. Пока есть возможность.
- Не дуйся. Это не проверка, это и есть путь отхода.  С парадного входа нас никто не ждет. Если ты еще помнишь – ты сидишь в карцере. Срок твоего наказания закончится через двое суток. У нас уйма времени, чтобы сообщить результаты операции и еще успеть узнать, что уран до адресата не дошел. Если, конечно, ничего невероятного не случится.  – Даршавин с восхищением посмотрел на сковороду. - Слушай, а может, ты поделишься секретом, почему Денис-то не соврал? Он вообще как… Ну, как ты его убрал, если ты никого не убирал? А то я весь потерялся в предположениях и догадках, может, расскажешь, а? – и Даршавин состряпал такую морду, что впору было умереть со смеху…
Лукас чуть заметно улыбнулся и снова предложил.
- Поешь. Пока горячее. Холодное не так вкусно. – И первым подал пример, подцепив на вилку макаронину, ловко ее накрутил и отправил в рот. – Ты хочешь сейчас узнать? Не дожидаясь моего отчета? Хорошо. – Норт откинулся на спинку стула. – Лео и Тамара. Она начала, он закончил. У него все же лучше получается убивать. – А потом, как ни в чем ни бывало, продолжил поедать макароны. – И еще. Никогда не срой домыслов. Домыслы ведут к допущениям, допущения к ошибкам, а ошибки к смерти. Ты ведь не собрался и правда умирать? Вот и я нет.
- И как мне не строить домыслы при таких сведениях? – Зарычал Даршавин. -  Или ты мечтаешь о моей смерти? – ворчал Олег, не переставая при этом поедать лапшу. - Эх, винца бы, но не судьба! – опять гоготнул Даршавин.  – Ты помнишь, как мы в камере сидели, бывалочи…  Ты чайку-то поставь, а то вообще на сухую не интересно. Слушай, а Тамара эта получается, горячая штучка? А Лео? Он действительно такой крутой, как мы думали, или слухи врут? И почему я должен ждать твой  отчет? Бюрократ чертов! А Денис прям настоящий извращенец?  Вот жаль, не посмотрел я на него… о, черт!
Лукас позволил себе еще одну тонкую полуулыбку, а потом включил все же чайник.
- Некоторые вещи и захочешь забыть, но не забудешь, - заметил он, возвращаясь на место. – Мозг человека устроен таким образом, что запоминает выборочно. Самые светлые моменты или самые мрачные. Даже не скажу сейчас, к которым бы я отнес эти наши… посиделки.
Лукас отнес бы их к мрачным. Несомненно, мрачным. Если когда-нибудь ему представится шанс отомстить, он сделает это. Несмотря на то, что сейчас они чуть ли не друзья. Так надо. Работая оперативником, еще не такому научишься. Притворство, обман, бесконечные цепочки, где звенья цепляются одно за другое. Тянутся одно за другим. Одна ложь порождает следующую. И в один момент уже сложно отличить ложь от истины, потому что ты сам так веришь в эту ложь…
Мечтает ли он о смерти Даршавина? Каждую секунду.  И столько было удобных моментов…
- Если бы я поставил целью тебя убить, ты бы давно был мертв.
Лукас оставил слова висеть в воздухе, пока заваривал чай.
- Теперь касаемо наших фигурантов. Тамара. Красивая, умная, импульсивная. Знает себе цену. Знает, чего хочет от жизни. Не прощает предательства. Выжидает момент и наносит точный выверенный удар. Леонид. У него есть деловая хватка. Есть стержень внутри. Он умен, осторожен, сто раз взвесит за и против, прежде чем примет единственно верное решение. Честь и верность для него не пустые слова. Он патриот. Относительно своей страны и своих близких. За которых он готов убивать голыми руками. Не терпит лжи и манипулирования. Чует за версту. Так что да, его можно назвать крутым. Денис… Он алчный. Беспринципный. Продажный трус. Готов лизать ботинки тому, кто заплатит больше. Все в жизни покупается и продается, так он считал. Тамара и Лео считали иначе. Численное преимущество было на их стороне. По итогу Денис в лесу, а остальные при своих интересах.
Лукас посмотрел на Даршавина. Достаточно информативно? Или что добавить?
- Ты в порядке? – скорее для протокола поинтересовался Норт.
Даршавин посмотрел на Норта, прикидывая – издевается тот или на самом деле так только и может работать…. Да, что толку? Дождавшись когда закипит чайник, Олег потянулся было за чашкой, чтобы налить себе чаю самому, но ойкнув, сел обратно. Лукас, поняв, что ответа ждать глупо, видно же кто тут в большем порядке, разлил чай по чашкам и подставил поближе к Олегу.
- И нечего было  торопиться, я все равно бы налил, – укоризненно сказал он, тоном первого учителя, с абсолютно невозмутимым лицом.
Значит, он не может по-другому. Понятно.
- Ладно, видать от тебя ничего путного не дождешься! – резюмировал Олег. - Зря значит я ждал захватывающего рассказа о ночных приключениях и забавах… в лицах и красках…  Давай пить чай и собираться… - И опять ойкнув. Даршавин пробурчал. - Отдохнем чуток – и валить надо. Чем дальше отсюда, тем лучше… Там и народу вокруг меньше и корки мои настоящие, с ними нам будет поспокойнее. А тут повяжут, и шухер не крикнешь, жди потом, когда про нас вспомнят…
Кривил душой, конечно, Гриша с Мишей вспомнят – инструкции же были оставлены на все случаи жизни, но все равно, выбираться из города нужно. Ну его, этот муравейник…
Не привык Олег работать под прикрытием, неуютно ему вне стен родного заведения. Собственной тени боится. Лукас высокомерно усмехнулся, но его слова, такие заботливые и теплые, шли в разрез  его усмешке.
- Ты лучше не делай лишних движений. Надо, значит свалим. Я обо всем позабочусь. У меня и опыта побольше, и я не труп. До вечера отдыхай. А я концы подчищу.
Олицетворение старшего брата. Разве что по головке не погладил и любимой игрушкой не поделился.
- Приляг, отдохни. Лучше полусидя. Меньше будет чувствоваться боль.
Кому, как не мне знать, явно угадывалось в несказанном. И заметь, после всего я не злорадствую, а еще и советы даю. Постыдился бы. Да куда там. Впрочем, никто на это и не рассчитывал.
Даршавин аж глаза закрыл, слушая голос Лукаса, расположившись на диване после сытного обеда, будто в детской присказке, даже моргать полагалось через раз… а тут… только и  слушай его голос и е моргай… Но вдруг голос исчез…
- Ты, что, куда-то собрался, – вынырнул из неги Олег,  и, получив утвердительный ответ, только и смог, что проворчать. – Тогда жду тебя к вечеру, не опаздывай…
Бог его знает таблетка, обед или просто ночь на холодном полу, но что-то из всего этого или все вместе сразу заставило Даршавина закрыть глаза и отделиться от земли… Тамара умная…. Красивая… знает ценууу…. Уу еще как хорошо знает… Лучшие сны снятся, когда их быть не должно вовсе…
И это существо в своем рапорте потом напишет, что задание выполнено исключительно под его чутким руководством. И что без него ничего бы с мертвой точки не сдвинулось бы. А Лукаса как будто вовсе не было. Призрак. Что в Британии, что в России… Никто не знает, что ты существуешь кроме твоих врагов, которые предпочли бы, чтобы ты не существовал вовсе.
Лукас взял ключи от машины и посадил котенка под крутку.
- Скоро ты обретешь свой дом, - прошептал он зверенышу.
Запер квартиру и уехал.
Найти почтовое отделение и приобрести коробку нужного размера было просто. Потом в магазине сувениров оформить ее как подарок тоже. Самым сложным оказалось поставить ее у двери Тамариной квартиры, позвонить в звонок и бесшумно взбежать на площадку этажа выше. И слышать, как открывается дверь. Как Тамара, обнаружив прикрепленную к коробке записку, читает ее вслух.
«Назови его Джоном».
Представлять, как она берет котенка на руки. Как с надеждой смотрит на лестницы. А потом закрывает дверь. Она была так близко. Лукас снова мог почувствовать аромат ее духов. Но не подойти. Не прикоснуться. Не поцеловать. Не обнять.
Вот что было самым тяжелым.
Тамар проспала не слишком долго, но чудесные сны все еще витали в воздухе спальни, когда раздался звонок в дверь…
На полу лестничной клетки стояла коробочка в блестящей упаковке.  Томочка наклонилась, подняла коробочке, выдернула из под банта карточку. «Назови его Джоном» . Сердце пропустило удар. Потом забарабанило так, что ребра едва выдержали этот натиск. Она огляделась. Нет. Его не видно. Тамара закрыла дверь. Если бы он захотел -  стоял бы сейчас возле двери сам. Если бы он мог. Ясно же, как божий день, он сделал для нее больше, чем все возможное. И Тамара разорвала упаковку. Боже! Маленький рыжий комочек высунулся из коробки! Джон!
- Джон! Как я  счастлива, Джон!  Ты…  Ты.. мне… Джон…  - Тамара целовала это милое существо и все повторяло его имя…  Теперь  ее Джон будет с ней всегда… Она подошла к окну, но едва ли смогла заметить Ниссан Террано, отъехавший от дома пару минут назад… Крупные, как бриллианты, слезы катились по ее щекам, обжигая и очищая….
Он вышел через чердак в другой подъезд. И, стелясь по стене, пробрался вдоль дома к машине. Эта тема закрыта к ней Лукас больше не вернется. Он хотел оставить что-то на память. Оставил. Частичку себя. Своего тепла. Своей ласки.
Хорошо, что Шантарск современный продвинутый город, в котором есть интернет-кафе. Очень просто найти что-то, если знаешь, что и как искать. За годы, что Лукас провел в отрыве от внешнего мира, технологии ушли не так далеко вперед, как можно было ожидать.  А если умеешь прорываться через не самую сложную защиту к базам данных тех же транспортных компаний, то и вовсе все просто. Через час, когда его оплаченное время закончилось, Норт вычистил историю браузера и вышел из кафе.  Теперь у него была готова для Олега полнейшая картина событий. Он мог назвать практически точный маршрут движения состава с ураном и время его прибытия в интересующий их пункт назначения.
Вернувшись на квартиру, он первым делом записал все в блокнот, что купил по пути в газетном киоске.  Купленной там же ручкой. А потом сходил в душ. Вода была по-прежнему холодной, но это было все равно. До вечера еще оставалось время, и Лукас тоже лег спать.
В седьмом часу, когда сумерки спустились на притихший после рабочего дня город, двое мужчин вышли из подъезда  обычного дома и, закинув в багажник  непривередливого Ниссана пару дорожных сумок, выехали со стоянки.
Лукас сел за руль. Даршавин отлично выспался, на диване, это вам не на полу, и хотел вести машину сам, тем более, ему дорога знакома хотя бы приблизительно, но  тоном, не допускающим возражений, Лукас сказал:
- Еще не хватало, чтобы мы на последнем этапе угодили в историю потому, что ты не справился с управлением, - и сел за руль. Олегу ничего не оставалось, как обойти машину и устроиться на пассажирском сидении.
- Нам на север. – Прокряхтел Олег. - Щас направо и на Октябрьский мост, там все просто по улице Авиаторов до конца, там скажу где свернуть. Запомнил? – Тоном старого учителя говорил Олег. Дорога действительно была вполне проходимой, если не считать перекрестков со светофорами, на которых творилось всегда нечто невообразимое. Машины со всех сторон сбивались в одну огромную кучу, которая мерно урчала, пока горит красный свет, и начинала хаотично дергаться, как только светофор зеленел, чем новичка могла привести в состояние дикой паники. Но благодаря леденящему душу спокойствию Лукаса, все светофоры они преодолели довольно быстро и без потерь.  – Теперь нам мимо аэропорта, до поселка, там налево и через две улицы направо, как выедем на Гагарина, я скажу, какой дом. – Казалось, Даршавину было жаль, что это приключение подходит к концу, что они уже на пол пути назад. И не домой, а в тюрьму. Если бы это была дорога домой… или в Лондон…. Вот он – аэропорт, вот выстроились белые, как облака воздушные лайнеры… Но им не по пути… Олег с тоской посмотрел на самолеты и уставился на летящую навстречу дорогу. Было уже темно … Как только проехала освещенный участок, стало вообще мало  что видно. Так, что еще одна пара глаз, смотрящих в лобовое стекло вовсе не была лишней.  – Все. Приехали. Сворачивай вон к тому дому, видишь, забор глухой и ворота тоже. Нам туда.
Ну вот. Работа навигатора по городу Шантарску закончена. Там за воротами сиротливо стоит казенный УАЗик, словно обиделся на хозяина. Так, что выйдя из машины, Олег первым делом погладил остывший железный бок старой машины.
- Не переживай,  - шепнул он УАЗику, - завтра поедем, нас заждались там… хотя я бы… эх… - Олег посмотрел на Лукаса, - проходи в дом. Там не заперто. Тут вообще совсем другая жизнь… 
Лукас пошел вперед, а Даршавин завернул в покосившийся сарай. Документы и сведения, которые добыл Норт, больше не могли ждать. Нужно было срочно связываться с Качимовым…
Бросив сумки в доме, Норт подкрался к сараю и весь обратился в слух. Даршавин сухим казенным языком излагал то, что написал сам Лукас. Собственно, это было несложно. Бери да озвучивай. Это Лукаса как раз интересовало меньше всего. А вот услышать приказ, вот ради чего он здесь. И вот Олег замолчал. Очевидно, слушает распоряжения руководства. И только в самом конце разговора коротко ответил.
- Все ясно, разрешите выполнять?
Потом тяжелые шаги пробухали к выходу.
Лукас поймал Даршавина на входе и припечатал к стене. Олег рефлекторно пытался сопротивляться, но был явно не в лучшей форме для этого.
- Какого х*** ты творишь, мать твою? – прошипел он, глядя в лицо Норта, единственное, что можно было рассмотреть в темноте. И то лишь общие очертания. Но и этого хватало, чтобы понять, что Норт не шутки шутить пришел.
- Каков приказ? Что с вагонами?
- Ты что, бл***, белены объелся? Не твоего ума дело! Твой номер шесть, ты уже сделал все, что требовалось, так что привыкай обратно к прежнему порядку вещей! Вот вернемся…
Лукас не дал договорить, хорошенько приложив Олега об стену сарая, заставляя зажмуриться и застонать от боли. Да, неприятно, Лукас знает. Слишком хорошо знает. Потом так и делает.
- Спрошу еще раз. Последний. Каков приказ?
Сейчас это был даже не Лукас Норт. Это был профессиональный оперативник  MI5, обученный добывать сведения любыми способами и не гнушающийся испачкать руки кровью. Если придется. И убить.
М-да… Еще одна причина заняться им потом вплотную… Но не сейчас. Сейчас Даршавин едва сдерживался, чтобы не заорать от боли. И уж конечно, Норт знал где, что и как сильно болит. В том и сила.  Да и смысл скрывать то, что будет дальше, если всю информацию он добыл, знает ее лучше кого-либо. Да еще как бы не припрятал джокера на крайний случай. Олег терпел, пока Лукас тряс его и вдавливал в стену. И все пытался разглядеть за адским блеском стальных, пронзающих насквозь глаз, есть ли в них то, что скрывает Лукас Норт. Он шпион. И поэтому он должен иметь запасной план. Должен иметь нечто, чем мог бы козырнуть в опасный момент…
- Ты слышал что-нибудь о ракетах, которые не промахиваются никогда? – прохрипел Олег, Лукас кивнул. -  Ну и нечего так орать на улице. Найдут тот вагон, спутник даст команду. Один выстрел. И все. Нет урана у террористов. Разве ты не этого хотел? – когда Лукас чуть ослабил хватку, Олег просто перевел дыхание, не пытаясь вырваться или даже пошевелиться. Пусть себе контролирует ситуацию. Кто не дает-то? – Я изучил документы, пока ты спал. Там все предельно ясно и то, что ты лично заинтересован в том, чтобы именно этот уран не попал именно к этому Аль Рахиму. Это его обвиняют во взрывах в Лондоне в прошлом году? Ну, я так и подумал, - сказал Олег после того, как Лукас вздрогнул. - Его. Значит, он решил подготовиться получше. А тут ты. Хрена ему лысого. Если бы рискнуть, то можно было взорвать вместе с этим вагоном и его, но наши рисковать не будут. Хочешь продолжить охоту – твое право. За успешно проведенную операцию можно попытаться устроить отдаленную атаку. Если у тебя будут аргументы. А пока – отсиживаемся сутки. Принимаем приказ о выдвижении и завтра отправляемся обратно. Не могу сказать, даже на базу. Для нас с тобой нет таких привилегий. Но спать ты лично можешь спокойно. Я попытаюсь даже узнать, состоялась ли атака. Хотя обычно такие сведения и не разглашаются. Но для тебя… я попытаюсь….
Олег дождался, когда Лукас сам опустит руки и отойдет. Ни драться, ни влиять на его подсознание сейчас он не собирался. И без того это были напряженные дни, хотя Норт поимел от них больше всех. Вон как ожил. Любо-дорого посмотреть… глаза засверкали, хоть молнии зажигай…
- Там, в доме есть все. Даже коньяк. Хотя я предпочту хороший чай, – сказал Даршавин в пространство…
- Да, иди, я сейчас.
Лукас отошел в сторону. Ракета. Все до предела просто. И масса жертв среди гражданского населения, и огромные разрушения, все это ничто в сравнении с высшей целью. Так не доставайся же ты никому. Единственное, что во всем этом утешает, если это можно назвать утешением, так это то, что ракетным ударом должно накрыть и Рахима тоже. И не его одного.
Когда ты становишься шпионом, тебе приходится пересматривать многие свои моральные принципы. Отношение к ценности человеческой жизни, дружбе, любви даже. Нет больше черного и белого. Нет плохого и хорошего. Есть высшая цель. И для всех она одна. Иначе тебе нечего делать в рядах Милитари Интеллидженс.
И все же. Если есть хоть призрачный шанс сделать так, чтобы оградить от опасности того, кто помог тебе, кому обязан многим, своей жизнью, чужой… Можно найти компромисс. И вывести его из-под удара.
Убедившись, что Даршавин уплелся в дом, Лукас ушел подальше в лес. Был риск, что телефон здесь не возьмет, но вот удача. В трубке послышались гудки. После третьего Лукас услышал напряженный голос Лео.
- Томочка? Что-то случилось?
- Это не Томочка. И с ней все в порядке.
- Андрей. – Лео не скрывал разочарования, удивления и облегчения. – Ты бы не позвонил так просто поздороваться. Выкладывай.
- Слушай меня очень внимательно. Я знаю, что ты вычислил местоположение урана. И послал группу, чтобы вернуть его. Скорее всего, ты и сам в ее составе.
- Как ты…
- Слушай. И не возражай. Потому что я сам так сделал бы. Лео. Немедленно убирайся оттуда. Как можно быстрее и как можно дальше. Уран уничтожат ракетным ударом.
- Откуда…
- Глупый вопрос. Не разочаровывай меня. Просто сделай, как я сказал. У тебя есть, ради кого жить. И к кому возвращаться. Сделай это ради них.
Молчание было ему ответом.
- Лео. Скажи, что ты сделаешь, как я сказал.
- Я… я сделаю. – выдавил Лео. – Но это же… Столько людей… Гражданские…
- Это война, а на войне бывают жертвы. Мы оба это знаем. Я не хочу, чтобы в их числе был ты.
Снова пауза. А потом.
- Спасибо, Андрей. Береги себя. Брат.
- И ты будь осторожен, Лео.
Лукас опустил руку с миниатюрным телефоном и прислонился к стволу дерева. В этой миссии были и гораздо более опасные моменты, требующие полной концентрации и собранности, и Лукас прошел их с честью. Но этот разговор отнял у него все оставшиеся силы. Как будто Норт взвалил на себя непосильную ношу, и только сейчас ощутил, как она давит, припечатывает к земле. Тяжело было даже возвращаться к дому.
Даршавина он застал за приготовлением чая. Он неплохо справлялся, учитывая, что действовал практически одной рукой.
- В этом пятизвездочном отеле можно заказать поздний ужин в номер? – спросил Лукас, подпирая косяк плечом.
Что можно сказать, когда вся работа сделана и от тебя уже ничего не зависит, когда усталость сваливается на плечи, как громадный мешок цемента и придавливает так, что ноги едва передвигаются…
Ночь прошла тихо, как росомаха, рассвет застал Даршавина на кухне. Но выпив чаю, он вернулся в кровать. Хоть тут не гонять Лукаса на пробежки, не строчить отчеты и не ломать голову над планами допросов… Но… чертов Лукас! Олег, матерясь, подошел к окну. Мать его, этого сумасшедшего! Тут же не тренировочный лагерь! Какой идиот надоумил его мотать круги? И ворча, словно старый дед, Олег вышел на пробежку, тем более, что утро выдалось солнечным и тихим… В лесу пели птицы и орали сверчки… Вот уж кому до лампочки, что уже не лето…
- Слышь, какой круг мотаешь? Я со счету сбился, пока выходил, - крикнул Олег Лукасу в спину, догоняя его. - Ты вообще в курсе, что мы как бы беглые? Че светиться-то надумал?
- А что, ты свои прокурорские корки потерял уже? - усмехнулся Лукас. - Я лично бегаю строго под надзором своего следака. – прокомментировал Норт свое отвратительное поведение и прибавил скорости. Вот так. Хочешь – беги, хочешь - контролируй.
 Вот так и прошел день. Норт старался отыграться на Даршавине, прекрасно понимая, что завтра его погонят на пробежку, заставят таскать рюкзак с камнями или еще что-нибудь подобное. И ни слова против, ни действия вне программы. За то сегодня можно самому заставить все это делать следака. Глупо? Зато действенно. К моменту связи с Качимовым, Даршавин был похож на выжатый лимон. А Лукас с нескрываемым удовольствием смотрел на его потную рожу и пристально следил за каждым шагом.
- Собирайся... хотя, че там особо собираться… В общем, через пол часа выдвигаемся. – Сказал Олег и вышел на улицу к сарайчику. Он знал, что Лукас до жути хочет узнать, как прошла атака. Но и у Даршавина должны быть козыри. Не все ему работать на опережение. Пусть помается малость… не без этого…
Качимов сказал  «До связи» и отключился. Олег даже отрапортовать толком не успел. Но главное он узнал. Хотя и не то, что хотелось, но все же не совсем втемную. Скажи спасибо!
 Олег появился в дверях дома злой.
- Какого черта ты еще не в машине? Что, западло садиться в ментовскую? Извини, внедорожник больше не наш. Уходим. – Гаркнул Олег и вышел на улицу. Он уже сидел за рулем заведенного УАЗика, кода Лукас вышел к воротам. Ну, хоть об этом догадался. А то корячься, гражданин следователь, как хочешь, в одну морду! Даршавин ухмыльнулся, глядя, как Лукас в свете фар  тащит на место тяжеленные ворота. Дверца хлопнула. Можно ехать. Фары осветили клочок леса… Кто бы их еще отрегулировал нормально. Приеду – устрою разгон в гараже!
- Пристегиваться не учили? – рыкнул Олег.
- Может, скажешь, что там с вагоном? – осторожно начал Лукас, понимая, что если бы все было в порядке, его следователь не орал бы так напоследок.
- Может, и скажу… - Даршавин вырулил на шоссе. - Только ты мне сначала расскажи, каким образом ты заставил работать на себя всех, кто там был? Завербовал что ли? И Лео, и Дениса? И их охрану тоже, до кучи? А?
Что-то явно пошло не по плану Олега. Не похвалили и не поздравили с успешно выполненной миссией? Не пожелали счастливого пути? Такое разочарование, что написано у него на лице, бывает только, когда начальство не делает что-то, что подчиненный так жаждет получить. Добро пожаловать в реальный мир, Олег Вадимович.
- Знаешь, как это называется?
- Взаимовыгодный обмен информацией? – ухмыльнулся Олег.
- Манипулирование? – беззлобно огрызнулся Норт. – На самом деле, это было просто. На основании полученных данных я составил предварительный психологический портрет. Потом при личной встрече скорректировал его и в соответствии с этим выстроил линию поведения. Я не заставлял и не вербовал, хотя мог бы, - усмехнулся Лукас. – Просто подвел к принятию решения. А охрану так я и вовсе не трогал. Это ты сам. Исключительно твоя заслуга.
Лукас бросил быстрый взгляд на Олега, а потом снова уставился на дорогу.
- Ну, в общем, все, как я и думал… - И попробуй, пойми по его тону, что – все, о чем он думал, и вообще про что это? Про то, что сказал Лукас или про то, о чем спросил Лукас? Пока Даршавин делал вид, что говорит с пространством, дорога тянулась темно-серой лентой асфальта между колес, едва освещаемая мутными фарами УАЗика, которые и не светили-то на нее, выхватывая из темноты верхушки голых кустов и взлетающих с болот уток….
- Все еще хочешь знать, что там на Ирано-Турецкой границе? – спросил, наконец, Олег, когда  запах болот смешался со щемящей тоской, а в отсветах фар мелькнули кольца колючей проволоки. Лукас кивнул. И хоть Олег и не смотрел на него, но точно знал, что кивнул. – Это тебе не ниссана водить, мать его… Тут руль хрен вывернешь… и колеса разные... Как я и говорил, о таких операциях никто и не подумает нам докладываться. Но мне зачитали официально сообщение РИА-Новости. «Вблизи станции Рази, на Ирано-Турецкой границе произошла железнодорожная катастрофа. Несколько вагонов сошло с рельс, в результате чего произошел взрыв, повлекший за собой локальное разрушение железнодорожного полотна и временное прекращение движения поездов  на этом участке. Жертв среди мирного населения нет. Российские специалисты привлечены к устранению последствий аварии». Конец цитаты…. Тебе все понятно? Надеюсь, пояснений не потребуется. – Рыкнул Даршавин.  – Мать их, - гаркнул он, подскакивая на очередной колдобине на дороге… - Того, что нам сообщат о ликвидации Аль Рахима, тоже можешь не ждать. Если только РИА-Новости во всеуслышание сообщат, да и то  сам понимаешь, опять же с позволения наших кураторов. Но поскольку они благоволят тебе, то может быть, и пофартит выпить за успех твоей  личной операции. Ведь ты это хочешь знать? Или есть еще что-то, чего я не знаю? – Олег отвлекся от дороги, и машину почти сразу же тряхануло на очередной яме. - Да хрен с ним. Я сказал, что знал. И – мы приехали. Можешь вытряхаться из машины. До изолятора проводить или ты еще помнишь дорогу? – ворчал Даршавин, не глядя на Норта. И только когда услышал сдержанное.
- Без провожатых обойдусь, - тихо сказал Лукас.
- Ты, это, слышь, спасибо тебе, мистер Грей. Знаю, что тебе моя благодарность, как зайцу стопсигнал, но я благодарен. И куратору твоя работа понравилась. Правда, я не сказал, что ты меня устранил. Не то попало бы обоим. Хотя и так к медали не представят. Не надейся, - Даршавин смотрел на Норта, будто хотел сказать еще что-то, но так и не сказал больше ни слова. Смысл? Все слова были лишними.
- Пошел я, будь... – И Лукас отправился по тропинке между болотами к давно уже знакомой дыре в заборе….
Разумеется, подробности этой операции останутся между ними двумя. Какие бы ни были между Олегом и Лукасом отношения, есть понятия, которые не меняются ни при каких обстоятельствах. Честь. Долг. Партнерство. Верность.
Лукас пробрался в карцер без особых осложнений. Миша встретил и даже как будто был рад видеть Лукаса. Он хлопнул того по спине и неуклюже, как будто делал это впервые в жизни, улыбнулся.
- Вернулся, значит.
Как будто могло быть иначе.
Дверь за Нортом закрылась. С возвращением и тебя.
Странно было то, что не было ни сожалений, ни тоски. Ничего. Пустота. Абсолютная.
Лукас сел на тощий комковатый матрас и просто стал ждать. Чего? Знать бы. Может, знака свыше. Стоп. Его же не обыскали по возвращении. И он успел спрятать в кармане тренировочных штанов малюсенький сувенир из прошлой жизни.
- Да, ало.
- Получено подтверждение. Объект уничтожен.
Вот теперь последняя точка поставлена.  Но еще не все закончено. Нужно дождаться Олега.
Долго ждать не пришлось. Олег пришел в карцер очень скоро, по крайней мере, по меркам Норта. Что будет дальше, Лукас даже предположить не мог. Они оба впервые оказались в такой ситуации. За пределами зоны. Два заклятых друга, закадычных врага, выполняющие одно задание, но с разными мотвациями. Оказывается, общий враг очень даже может стать тем цементом, который скрепит отношения между непримиримыми антагонистами.
Олег дождался когда Лукас исчезнет за забором, вернулся в машину и поехал к КПП. Командировочные  как и положено были в кармашке козырька над водительским сидением.  Проехав КПП и поставив машину в гараж, Даршавин пошел в общагу. Спать оставалось недолго, но оно и то хорошо. Несколько часов дороги, да еще какой дороги, вымотали больше, чем все прошедшие дни. И ведь не скажешь никому, что мир спасал, засмеют. А ощущение было как раз такое – огромный груз свалился с плеч, и хотелось валяться на кровати до бесконечности. Но он встал, как обычно, на две минуты раньше будильника. Собрался и пошел в отдел кадров, потом в бухгалтерию. Сдал все документы, подписал все бумаги, получил деньги. Еще два часа писал отчеты. За полчаса до обеда, убрав бумаги в сейф, вышел из кабинета и направился в сторону изолятора. Пришло время навестить подследственного в карцере…
Норт стряхнул с себя дремоту и встал навстречу Олегу. Одного взгляда  на своего следователя хватило, чтобы понять, что он далеко не на пике формы, и настроение у него соответствующее. Лукасу бы затаиться, выждать. Вернуться в камеру. Ответить на все вопросы, помочь составить отчеты… Но нет. Это был бы не Лукас Норт. Даже малюсенькая демонстрация своего превосходства, пусть она повлечет весьма плачевные последствия, принесет куда больше удовлетворения, чем безболезненное подчинение.
-  Хочу показать кое-что. Мы же друзья, верно? А между друзьями не может быть тайн.
Лукас протянул вперед руку и разжал кулак. На ладони лежала маленькая игрушечная машинка.
- Ты чего, в детство впал?  - криво усмехнулся Олег.
- Не делай поспешных выводов, - предостерегающе произнес Лукас.
И на глазах у Олега машинка превратилась в телефон-раскладушку.
- А? Как тебе? – Лукас откровенно издевался и забавлялся.
- Дай сюда!
Скорости Даршавину все еще не хватало. С его-то травмами… Лукас элегантно ушел с линии атаки. И с силой сжал кулак. Послышался хруст.
- Конечно, возьми. – Лукас снова протянул раскрытую ладонь, на которой лежали осколки телефона. – Любил в детстве конструктор собирать? – Насмешливо спросил Норт.
Олег был в шоке. Ну каким надо быть идиотом, чтобы лишить себя единственной возможности связаться с другим миром… Как обиженный школьник он посмотрел на ладонь Лукаса потом в глаза…
- Ты совсем идиот? – шумно выдохнул и сел на шконку, которую вопреки всем правилам карцера никто и не подумал держать пристегнутой, хотя время уже было к обеду. Устало посмотрел опять на Норта. - Сесть не предлагаю.. Конструктор сам теперь собирай, если тебе нужно. А тебе бы не помешало… Представляешь, сколько там было секретных технологий… какие батарейки… какая связь, если все это могло работать…Эх… и видать год-другой могло работать... Досталось дураку…
Даршавин с сожалением посмотрел на Норта…
Лукас пожал плечами.
- Было бы предложено.
Подошел к параше и выбросил осколки телефона.
Не хочет Даршавин знать, с кем Лукас держал связь, ради кого рисковал, оставляя себе телефон, пусть не знает.
- Что теперь? Будешь держать меня здесь, пока я сам не запрошусь на допрос и не расскажу, откуда я взял игрушку, и с кем по ней разговаривал? Пришлешь кого-нибудь, чтобы из меня выбили ответы? Только не надо этих пафосных речей о том, что ты доверял мне, а я... Мы не Авель и Каин. Есть, что сказать, говори. Это же не светский визит. А если нет, можешь идти и строить свои зловещие планы дальше. А заодно подумай. Кому я остаюсь верен.
Лукас отвернулся, он не хотел больше смотреть на это жалкое зрелище.
Теперь кому-то придется ооочень постараться, чтобы вернуть прежний статус-кво.
- Господи… – простонал Олег. - Ты еще губки надуй из-за того, что я не в состоянии с тобой в догоняшки играть... И без беготни понятно, что Точилин тебе дал игрушку. У него в Испании целый завод таких. Эка невидаль…  А верен ты себе, своей  МИ5.  То бы ты так окрысился на этого Аль Рахима, если бы он не взял на себя ответственность за взрывы в Лондоне. Ты головой сперва подумай, а потом в игры играй. Не могу я бегать за тобой и руками махать. Ведьмак сказал что ты мне ребра сломал. Вот заживут – я с тебя шкуру спущу собственноручно,  никого звать не стану. Уходи с глаз моих. Видеть не хочу тебя. Марш, сказал, в камеру! И душ прими. А то воняешь духами – всю тюрьму на уши поставишь. – Даршавин даже не смотрел на Норта. Давно уже прекрасно знал, как он выглядит и с каким выражением своего напыщенного лица сейчас смотрит на него. И что из этого? А - ничего. Если бы Лукас не вставил дополнительные пластины в бронник, его выстрелы раздробили бы грудную клетку и Даршавин бы тут не сидел. А так… Через пару недель ребра срастутся, синяки сойдут, боль отступит… А идиотизм не лечится.  Увы. За то, тому, кто обладает этим редкостным даром вполне возможно накостылять по шее, чтобы научился думать…
Лучший способ защиты - нападение. Знал бы Даршавин, как жалко выглядел в своей попытке поставить Норта на место. Он ему ребра сломал! Подумать только! А сам Олег не ломал никому, значит. Почувствуй, каково это быть на принимающем конце.
Лукас даже не удостоил Олега взглядом. Ни жестом. Ни звуком. Мы поняли друг друга, отлично. В камеру так в камеру. Все равно повязаны так крепко, что при всем желании не расцепиться.
Лукас прошел в свою, да, свою, как бы это ни звучало, камеру, изо всех сил прогоняя мысли о прошедших паре суток. Ничего хорошего из этих воспоминаний не выйдет. Одна тоска и разочарование. Живи здесь и сейчас.
Наверное, это одна из изощренных пыток. Выпустить на свободу, дать глотнуть этого пропитанного выхлопными газами воздуха, посмотреть на яркие огни большого города, почувствовать свою значимость и силу, а потом вернуть на шконку. Хорошо, не под нее.
И оставить в неведении.
Странно вот что. На зоне в душе вода была теплой...
Как только Лукас исчез за дверью Даршавин заорал.
- Миша! Мать твою, где тебя носит!
В дверном проеме показалась всклокоченная голова надзирателя
- Вадимыч, орать-то зачем? Я ж не сплю…
- Попробовал бы ты! Живо соли!
- Соли?
- А я что, не по-русски говорю? Соли мне быстро с пол стакана! - пока Миша бегал за солью, Даршавин добыл из параши  осколки телефона и промыл в воде. - Ну ты еще мне ответишь и за это, шпион чертов. Хорошо, это не камера и параша, а не унитаз… черт бы тебя побрал, - ворчал Олег, представляя, как бы ему было не охота разбирать канализацию… а нужно было бы…
Миша приволок пол стакана соли. Олег ни слова не говоря, скинул все обломки в эту соль и встряхнул хорошенько, чтобы  они перемешались с солью. Ну вот и прекрасно. Пусть теперь  эксперты работают. И не такое обрабатывали.
- Ты нашему герою-то обед приготовил? – поинтересовался Даршавин, - или голодом морить собрался? Если бы не он, кто знает, вернулись бы мы… Шампанского не давать. А чай сделай хороший. Все. Иди..
Вслед за охранником, следователь покинул изолятор, направившись в лабораторию. Пусть и там народ поработает, а то засохли, наверное, без дела. На обратном пути заглянул-таки к Ведьмаку, а то врать-то  было  привычно, но показаться врачу все же не мешало. Ведьмак щелкал языком, осматривая Даршавина. Поинтересовался, конечно, где его так зацепило.
- Да, твой любимчик, Норт, меня шмальнул… раза четыре, кажется, почти в упор.. Ну, как совместимо с жизнью?
Ведьмак посмотрел в глаза Даршавина, видимо плохо соображая, как и что произошло, но уж он был больше всех в курсе ситуации, сам был последним, кто видел их перед исчезновением из зоны.
- А тот, на которого я акт сделал?
- А что с ним? Ты же все в акте указал, Алексеич. Так что и беспокоиться не о чем.  -  Голос Даршавина был ровным, как рельсы. Попробуй, разбери, о чем он говорит. Да и Ведьмак уточнять не стал. – Ну, что одеваться? Ничего  не скажешь, как оно там, - Олег показал пальцем на грудину, - чего там внутри делается-то?
- Ага, разбежался. Одеваться ему. А нас аппарат зря, что ль подогнали. Пошли, я тебя насквозь посмотрю. Оно и виднее будет.
Даршавин ухмыльнулся. Надо было ему звонить Ксюше, чтобы самому попасть под этот аппарат. Ну, видать Бог, Он лучше разбирается, кому и что пригодится. Ведьмак поколдовал над снимками грудной клетки Даршавина… Эксперты в лаборатории колдовали над обломками телефона, который им принес Даршавин… А Даршавин курил сигарету и ждал, будто и не заботясь о том, какой вердикт вынесут ему… А что переживать? Выше головы не прыгнешь… Хотя ему удалось нечто невероятное.. Норт пусть дуется. Миша обеспечит ему хорошее питание. А  следователь – новые приключения.. И вообще… Олег улыбнулся, глядя на падающий снежок…  Завтра все вокруг станет белым…. Чем не повод начать новое дело?
- Олег Вадимович? – это Ведьмак, проверяет, жив я или нет?
- Да, Алексеич, - отозвался Даршавин. - Что там?
- Ну и хорошо, а то вид у тебя был…  Не знаю, как ты  ходишь, но нужно было бы тебя в госпиталь… 
- Ага, щазззз- отозвался Олег, - еще и премию, не смеши, Алексеич. А то ты не знаешь, что мне нужно.
- Тогда бандаж или тугую повязку и никаких нагрузок. – Объявил свой вердикт Ведьмак.
- Нн и где мы тут бандаж возьмем? Туда идти? – спросил Олег и открыл дверь процедурной. Ника научился накладывать повязки не хуже Ведьмака. Но Даршавин рыкнул на приближающегося к нему санитара. -  Алексеич, приступай. – Скомандовал он, в открытую дверь. Ведьмак зашел в кабинет.
После посещения врача Даршавин почувствовал, что время обеда безвозвратно ушло… а он  так  и не заметил этого. А жаль. Есть хотелось. Но делать нечего – придется обойтись чаем в кабинете.  И он отправился в свой соскучившийся по нему кабинет. С видом усталого путника, спешащего навстречу одному дому… Еще бы не устать, проходя все эти решетчатые двери с вечно запертыми замками. Хорошо хоть следователю не орут каждый раз: «Руки за голову! Лицом к стене!» иначе было бы совсем невмоготу.
 А утром… Прекрасным, засыпанным снегом утром Даршавин открыл дверь камеры, в которой Норт решил, что сон – это то, чего у него не отнять…
- Подъем! Чего раздрыхся-то? Твой рюкзак и дорожка вокруг корпуса ждут тебя. Неча тут валяться. –  Олег ухмыльнулся… Никаких нагрузок... Ну, да, как раз с таким вот подследственным, поживешь без нагрузок… - Давай, Норт, на пробежку и  не вздумай филонить!
Розовый луч восходящего солнца осветил две фигуры, размеренно втаптывающие белый снег в асфальтовую дорожку вокруг зарешеченного серовато-коричневого здания за колючей проволокой…
Лукасу пришлось вспомнить почти забытое ощущение. Тяжесть рюкзака, колотящие по спине камни. И пыхтение Даршавина рядом. Чистое самоубийство. Бегать со сломанными ребрами. А если осколок сместится, и в легкое? Норту по большому счету все равно, но Даршавин – известное зло. А приноравливаться к новому следаку очень не хочется.
Отключив все мысли, Лукас сосредоточился на дыхании и ритме бега. И все равно не получалось не думать совсем. Почему Даршавин оставил его выходку с телефоном без наказания? Хочет действительно сам привести наказание в исполнение? Или рюкзак за спиной и есть наказание? Прежние синяки еще полностью не сошли, как появятся новые. А потом образуется панцирь. Лукас усмехнулся собственным мыслям. И все же. К чему они готовятся? К полету в космос, не иначе.
Уметь находить прекрасное в казалось бы беспросветной серости жизни это, наверное, дар. Лукас им обладал. Первый снег. Он, конечно, растает, но пока. Пока можно любоваться белым пушистым покрывалом, накрывшим все вокруг. Крыши, газоны, дорожки, даже проволоку на заборе. Как будто снег хотел прикрыть уродство тюремного пейзажа, завуалировать его, замаскировать. Успешно.
Снег навсегда останется для Норта связанным с его наилучшими воспоминаниями. Веточка. Их знакомство. Прогулки по вечерним паркам с заснеженными дорожками. Танец снежинок в свете фонарей. А эта из забава. Стряхивать с веток снег друг на друга. Норту было в разы удобнее подловить Веточку с его ростом. Но он никогда не злоупотреблял своим преимуществом. Напротив, брал ее на руки и давал дотянуться до веток. Правда, под снег попадали оба, но это было безумно весело…
- Закончили упражнение! – гаркнул Даршавин. – Я смотрю, тебе понравилось. Мазохист хренов.
Вот кому точно не понравилось, так это самому Олегу. Он тяжело дышал, привалившись к стене, и морщился от боли.
- Если ты хочешь доказать мне…
- Разговорчики в строю! В камеру марш! Тоже мне пуп земли нашелся. Доказывать ему.
Лукас хотел снять рюкзак, но Даршавин не позволил.
- Вы с ним до отбоя как сиамские близнецы. Неделимы, - хохотнул он и снова поморщился. – Шевелись!
Что может быть лучше, чем ощущение превосходства? Наверное, ощущение превосходства над самим собой… а его не было. Едва восстановив дыхание после пробежки, Олег  желал бы погонять Лукаса до потери сознания… Но вся беда в том, что терялось его, Даршавина сознание…  А этого Норт видеть не должен был. Рюкзак за спиной на день? Шутка. Но хоть какая-то компенсация за боль, которая обжигает легкие. Ведьмак бы поколотил, но не посмеет… Как только Лукас скрылся за дверью барака, Олег сгорбился, сморщившись. Нет. Так еще больнее. Осторожно, чтобы от резкого движения не стало хуже, Даршавин выпрямляется и  идет к административному корпусу. Нужно же поторопить этих гениев электроники…
Лаборант готов был орать за зловонный подарочек, но глянув на Даршавина, осекся на полуслове. И то понятно, что на все протесты получишь лишь очередной нагоняй.
- Ну, как успехи?
- Ну… восстановить можно все… в принципе… - осторожно начал лаборант, но корпус же не обязательно?
- Еще как обязательно! И не филонить, но главное – когда кто, кому звонил. Сколько времени длились разговоры. Желательно местонахождения абонента, тип связи и содержание разговора. Задачи ясны? – Даршавин даже не скрывал, что требует невозможного…
- Олег Вадимыч, если бы я был желторотым прыщавым очкариком, то возможно… Я повторяю – возможно, я наложил бы в штаны и расшаркался бы перед тобой, -  начал издалека лаборант. Лысоватый Абрам Моисеевич Гольдман, шестьдесят шестого размера мужчина, лет этак пятидесяти семи. - Но поскольку я уже не тот, кого я описал выше, так что скажу тебе прямо. Хрена что мы выудим из этого аппарата. Восстановить можно, даже внешний вид, но работать эта штука все равно не будет. Все данные закодированы и вскрыть их невозможно. Отследить сигнал тоже - просто потому что его уже нет. Как только аппарат повредили, специальный импульс заблокировал его. Больше никто никогда ни на него, ни с него звонка уже не сделает. Что касается его самого, то батареи одноразовые. То бишь, зарядить их невозможно – это еще один уровень страховки. В общем, можешь выкинуть его туда, откуда вытащил, можешь сдать в музей, как самый дорогостоящий хлам в истории тюрьмы. Все понятно?
- Предельно.  Я тебе даже больше скажу, так, чтобы и тебе было понятно. Если ты нихера с этой штукой не сделаешь, полетишь далеко и на долго… Ну ты меня понял, Абрам Моисеевич. Результаты нужны не только мне. Поверь.
Гольдман развел руками…
- Если бы, если бы…
- Постарайся, дорогой, сам понимаешь, не в бирюльки играем.
Выходил Даршавин из административного здания с еще худшим настроением, чем было. Хотя, примерно такого результата и ожидал. Знал же, с кем имел дело Лукас? Знал. На что было надеяться? Вот именно – не  на что! Хотя, остался еще сам Лукас… Вряд ли он станет говорить что-то просто так… А если сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться? 
Олег смотрел на белый сверкающий под солнцем снег. Казалось, вокруг нет ничего, кроме этого ослепляющего и невинного создания природы… Еще немного и солнце расправится с ним.. Но это не надолго. Очень скоро солнце будет бессильно… очень скоро…  А пока несколько минут просто чтобы подышать…
Вот так просто стоять, дышать и любоваться снегом...
Эта пытка продолжалась почти неделю. Пока спина и плечи Норта не превратились в сплошной кровоподтек, испещренный ссадинами. И при одном взгляде на рюкзак он не приходил в ужас. Олег добился своего. Без побоев, без наказаний. Всего  лишь выгоняя Лукаса на пробежки каждое утро и взглядом показывая на рюкзак. И напрасно надеялся Лукас, что его тело привыкнет к нагрузкам со временем. Становилось только хуже. Все тело ломило круглосуточно, не только во время пробежек. Норт уже ненавидел все, что с ними связано. Тюремный двор, растаявший снег, превратившийся в грязную жижу, неприятно чавкающую под ногами, серое небо, с которого сыпался не то дождь, не то колючая крупа… Мокрую одежду, которая натирала и без того содранную кожу… Орущего на него Даршавина, который все время требовал ускорить темп… Пристегнутую шконку, которую теперь можно было отстегнуть только после отбоя. Но и в это время облегчение не наступало. За короткое время Лукас превратился в призрака себя прежнего, мечтающего только об избавлении от это ежедневной пытки.
И вот тогда. О, великий тактик Даршавин! Он пришел к Норту с предложением. Да каким предложением…
Олег уже не носил повязку. Но с рюкзаком не бегал. Хотя считал это своим минусом. Вот только Лукасу этого он не говорил. За то глядя на едва живого после тренировки Лукаса, сказал другое:
- Не надоело еще мотаться тут просто так, в довесок к мешку с камнями?
Лукас только укоризненно посмотрел на него. Весь его вид говорил  «Ну и что? Я выбрал себе эту каторгу?»
 - Ну, да. Тебе надоело до чертиков, а я виноват? Зашибись… Ну вышел бы за пределы обзора камер да и снял бы этот рюкзак. Миша тебя точно не сдаст… - Лукас молчал, а Олег проверял реакцию. Да. Он молчит. Но уже не дуется как гимназистка. Наоборот. Поглядывает с интересом и надеждой. Оно и понятно. Потаскайся с такой хренью за спиной и почувствуешь жизнь во всей ее красе. – Ты можешь снять рюкзак. Более того, я больше не заставлю тебя надеть его… может быть никогда…
- Может быть? – Лукас уже не удивился бы ничему… тем более выкрутасам следака. - И что я должен сделать для этого? Разобрать Китайскую Стену?
Даршавин заржал.
- Как сказал бы незабвенный дедушка Ленин, верной дорогой идете, товарищи! В корень зришь! Молоток! Можешь снимать рюкзак, если согласишься с тем, что тебе пора бы и делом заняться.
И Даршавин развернулся и пошел. Пусть сам решает. Продолжать наматывать километры и часы с камнями за спиной. С видом высокомерного осла терпит боль и синяки или снимает этот груз, надевая на себя маску желания настоящей работы. А не переливания из пустого в порожнее.
И почему, подходя к кабинету, Олег был уверен, что Лукас идет за ним следом? Олег открыл опломбированную дверь и не глядя за спину, жестом пригласил, стоящего за ней Лукаса в кабинет.
- Как я понимаю, твои мозги намного мудрее тела. Ну хорошо. Тогда вот это. - Олег достал из ящика стола лист бумаги. Текста там было не больше половины листа. Лукас поднял взгляд на следователя. Он в своем уме? Опять разработка вслепую? Опять никаких данных никакого прикрытия? Но это была лишь тень мысли. В конце концов, все это уже было и все было отлично.  Почему бы не попробовать еще раз? – О! Я вижу, ты начинаешь мыслить. Это хорошо.
- Я ее должен убить?
- Сначала ты ее должен найти. Понять обстановку. Выявить степень опасности и ценности ее мозгов и ее открытий. В общем так. Эта вот особа, Кузнецова Виктория Ивановна, - Олег ткнул пальцем в строки, чернеющие на бумаге. - Приехала доучиваться в аспирантуре местного отделения сельхоз академии. Вроде, с мужем ей не пожилось, а работа заслуживает лучшей базы и способных руководителей. Вот и выбрали ей  город Тимирязевск. Но то, что она открыла, может перевернуть понятия о войне. Новейшее поколение биологического оружия. Стоит копейки, производить можно, как средство борьбы с вредителями посевов. Но, сам понимаешь, если эта информация известна мне, значит, ею владеют слишком многие. И закрутились вокруг нее непонятные личности. Слава богу, голова у нее боисинтезом занята. Но когда-нибудь и к ее мозгам найдется путь. Все это вопросы времени и средств, которые многие готовы вложить в ее разработки. – Олег поглядел на Лукаса, пытаясь понять, стоило ли снимать с него рюкзак. Но видимо – стоило. Хорошо. – Твоя задача не допустить утечки любой информации. Любой! И уж тем более – не потерять обладательницу таких ценных мозгов…
Лукас еще раз пробежал глазами строки.
- Ни фото, ни досье? И какова моя легенда?
Он уже начал прикидывать в уме варианты того, как можно будет подобраться к этой обладательнице ценных мозгов, как сказал Даршавин. Но один вопрос не давал покоя.
- Почему я? 
Хорошо, с делом об уране было еще более-менее понятно. Володя попал на зону к Олегу, он его разработал, не захотел отдавать никому другому, а Норта взял с собой как универсальную отмычку. Но сейчас? Это же даже другой регион. И дело никак не связано ни с одним из них.
- Или есть что-то, что ты пока не говоришь? – Лукас попытался заглянуть в душу Олега. Тщетно. – Все равно не скажешь. Но это ничего не меняет. Я принимаю предложение. Или приказ. Что угодно.
Только бы не видеть больше этого мешка с камнями. Ни ког да.
Лукас положил бумагу обратно на стол.
- Сколько времени у нас на подготовку?
Олег испытующе посмотрел на Лукаса. Было яснее ясного, что двигало им в данную минуту. Но что будет двигать им дальше? Вот это и предстоит выяснить и регулировать тебе, Даршавин. И почти все время на расстоянии. Как и в прошлый раз – только и останется, что довериться Лукасу Норту… который теперь далеко не Лукас Норт. Мистер Грей. Как можно доверять мистеру Грею. Вот как стоит вопрос. Даршавин как создатель смотрел на свое детище, прекрасно понимая, что ощущение доверия будет самым краеугольным камнем в этот раз.
- Сам понимаешь, все нужно было сделать еще вчера. За ней все разведки мира по пятам. А мы пока в стороне. Очень далеко в стороне. Итак. У нас времени столько, сколько нужно будет тебе, чтобы войти в курс дела и мне, чтобы подготовить документы и  прочее. И добраться туда. Если тебя устроит перспектива опять позагорать в карцере... Или будут другие предложения? – Даршавин ухмыльнулся. Лукаса медом не корми – дай посопротивляться, даже если ему от этого только хуже будет. Ну посмотрим что будет сейчас.
- Все разведки мира? А ты не боишься, что встречу там своих коллег и сдамся им?
Они оба понимали, что этого не произойдет никогда. В этом случае Лукаса будут судить и допрашивать как предателя. Но не спросить он просто не мог.
Олег пожал плечами. Дело твое. О последствиях ты осведомлен. И от этого безразличного жеста у Лукаса пробудилось дикое желание доказать, что не стоит с ним вот так. Он все еще лучший. И если нужно это доказать, снова доказать, он это сделает.
- Мне нужны данные по самому городу. Про эту академию. План города с улицами и номерами домов. Поэтажный академии. Численность населения в городе, я так понимаю, невелика. Академический городок. Все  у всех практически на виду. Мне нужно железобетонное прикрытие. Так, чтобы я сразу вписался и стал своим. И получил доступ в академию, где проходит обучение Виктория. За ученого я сойду врядли. А вот за представителя какого-нибудь фонда, который рассматривает перспективы финансирования академических исследований, пожалуй. Ты будешь со мной? Верно?
Олег кивнул.
- И данные по всем разведками мира, разумеется. Врага надо знать в лицо. Раз объект мне знать не полагается.
И как так получилось, что все разведки мира уже так близко, а русские не у дел? Ответ напрашивался сам собой. Они пытались, но потерпели неудачу. Но почему Лукас? Почему из всех именно он? Норт мог строить мириады предположений, но пока он не увидит объект сам, они се будут беспочвенны. Или досье конкурентов.
Олег готов был улыбаться как маленький ребенок, которому принесли щенка. Но он с невозмутимым видом посмотрел на Лукаса, будто тот говорил об обеде, потом наклонился, чтобы выдвинуть ящик стола и начал выкладывать на стол папки.
- Ты там пока чайку-то поставь. Сам понимаешь, тут за полчаса даже не пролистать все, что тебе покажется интересным. – Ровный, бесцветный голос Олега означал дикий, непередаваемый восторг и предвкушение новых приключений. – Да, слышь, и запиши там, в своей башке, в руководителя НЕ СТРЕЛЯТЬ!!!! Мать твою! Это можно уже усвоить? Иначе кто тебя по пробежкам таскать будет? – и Даршавин, выложив последнюю папку на стол, уперся злобным взглядом на Норта. – Я вполне понято говорю? Или что-то нужно перевести на английский?
- Ну, это, как пойдет, - в тон Олегу, произнес Лукас, пожав плечами. – Не я же под пули лез…
- Ага, и не ты бронник готовил, чтоб в него палить. Что-то ты слишком уж был уверен в своих действиях… Кое-как синяки сошли…
Лукас посмотрел на Олега. Сказать ему про свои синяки? Но молча встал и пошел в заветный уголок кабинета, чтобы налить воды в чайник и приготовить чашки….
А Даршавин продолжал. Уже имеющиеся синяки и боль Норта его не касались. А вот те, что он мог нажить в будущем… Это волновало Олега намного больше.
-  Вот это город. Снимков из космоса нет. Но есть подробный план и обычная карта. Возможно, будут и снимки. Заказ я сделал. – Олег раскладывал папки по порядку, чтобы Лукас сам выбирал с чего начинать. – Академия.  Стандартное здание сталинской застройки. Внизу все оборудовано под бомбоубежище, а фасад скорее некое подобие пирамиды со шпилем.  Смотри, изучай, понятно, что там навалом мест, где можно не просто спрятаться, но еще и прожить некоторое время. Объект у нас необычный. Это не моя прихоть. Контора считает, что тебе под силу разобраться, кто есть кто, если ты знаешь об объекте только паспортные данные. Впрочем, я тоже думаю, что тебе это придаст только азарта. А вот разведки. Есть досье лишь на троих претендентов на шпионов. Кто из них не зря попал в поле действия конторы – решать тебе. Скорее всего, на месте. И еще. Учтешь, что республика мусульманская. Вот тут собраны все инциденты с участием фундаменталистов. Зафиксированные и предполагаемые базы подготовки ваххабитов и иже с ними. – Олег перевел дух. – Понятно, что сведений мало. Что как всегда придется устанавливать главные сведения на месте. Но  это почти половина твоего задания – ориентация в условиях приближенных к боевым. - Чайник закипел. - У нас еще есть пара вопросов. Нужно скоординироваться на чье имя тебя оформлять. Есть два претендента.
Лукас и не заметил, как едва включив чайник, вернулся к  столу и, будто испытывая дикий голод, принялся листать папки с бумагами. Даже слова о чае воспринял не сразу, а лишь спустя пару секунд, вернулся к столику с чашками…
- Так вот. Двое. Алекс Штерн. Американец. В России известен, как представитель фонда Сороса. Думаю, про этот фонд знают все, хотя в досье есть подробное описание. Отлично говорит по-русски и ориентируется в российской действительности.  И второй. Виктор Ксавье. Едва ли не единственный европейский фонд, который финансирует проекты. Предпосылки к открытиям. Эксперименты. А так же все, что связано со здоровьем ВИЧ-инфицированных. В досье есть некоторые их работы. Не такой раскрученный фонд, как Сорос. И появление этого человека так далеко в глубинке может вызвать некоторое напряжение. Хотя в Москве он широко известен в узких кругах… - Олег решил перевести дух. Тем более, что и этого было достаточно, чтобы провалиться в изучение на неделю… - Чай попьем, и до обеда я весь твой. – Наконец-то Даршавин ухмыльнулся так, как делал это обычно. Будто бы вернулся в свою шкуру.
Лукас слушал внимательно, не перебивал. Хотя его в немалой степени раздражала эта манера Даршавина перескакивать с одного на другое, как будто он спешил выдать максимально количество информации, не углубляясь в суть вопроса, а так, пройдясь по верхам, в максимально сжатый срок. Пока что Норт делал в уме заметки, к чему потом вернуться. Но. Услышав предложенные имена, как будто окаменел изнутри. Оставаясь внешне таким же внимательным слушателем, каким и был секунду назад. И, когда Олег остановился, чтобы дать возможность ответить, Лукас уже вновь обрел способность облекать мысли в связные слова.
-  Давай начнем с моей легенды. Если остановимся на представителе фонда Сороса. В России и в мире это очень широко известная организация, с которой охотно сотрудничают учебные заведения всех мастей. С 1996 по 2001 год Фонд Сороса вложил в проект «Университетские центры Internet» около 100 миллионов долларов, в результате чего на территории России появились тридцать три Интернет-центра. В общей сложности с 1995 по 2003 год фонд потратил более $1 млрд, гранты от фонда получили 64,5 тысяч учителей, профессоров и студентов. Но вот в чем проблема. Фонд Сороса не финансирует научные исследования. Плохо вы изучили материалы, Олег Вадимович, - со злым укором указал своему «руководителю» Лукас. – Если уж реши использовать мое прежнее прикрытие, так используйте с умом!
Норт раздраженно встал и прошелся по кабинету. Он даже себе врядли мог бы объяснить, что его разозлило больше. Осведомленность гебешников о его прошлом, нет, а чего он ожидал? Или то, что они так невнимательно, халатно относятся к его внедрению… Скорее всего, это очередная проверка его собственной внимательности. Наряду с демонстрацией осведомленности о его прошлом. Но от этого злости меньше не становится. Хоть это и непродуктивно, и глупо. Но Лукасу нужно прожить эту вспышку, чтобы больше  ней не возвращаться.
- Так что можно рассчитывать на то, что на это могут и не обратить внимания, что их взгляды затуманятся при виде солидной суммы, кою они получат в виде гранта, но недооценивать противника. Я бы не стал.
Лукас оторвался от созерцания грязного серо-коричневого пейзажа за окном, перечеркнутого косым дождем. Глубоко вздохнул и резюмировал.
- Таким образом, у нас есть лишь Виктор Ксавье. Пусть его фонд не столь известен и раскручен, как Фонд Сороса, в любом случае, не все ли равно, у кого брать деньги? На научные исследования. На благо человечества. Если будем достаточно убедительными, завоюем не меньше доверия, чем представители пресловутого Сороса.
Норт вернулся за стол и посмотрел на Даршавина. Странно, но тот не произнес ни слова, пока Лукас устраивал свои показательные выступления. Давай, выскажись, побуждал взглядом Лукас. Мне хочется послушать.
- Их взгляды затуманятся. Будь уверен. Ее руководителей, когда увидят сумму, ее, когда она увидит тебя. И попробуй не произвести на нее впечатления! – Олег со всей серьезностью посмотрел на Лукаса. Потом еще раз – оценивающе. Может ли такой мужчина понравиться женщине? – Если ты уже забыл, то я позволю себе напомнить. «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей».  Твоя задача сделать так, чтобы она не видела никого вокруг себя, кроме голубоглазого брюнета, который даже слушать ее  не может не зевая. Это понятно? – Олег… Теоретик соблазнения… Да. Он понимал, что Норт может быть знает не только теорию, но и практику соблазнения женщины… Но сейчас ему хотелось быть невероятно осведомленным… Будто гуру, он хотел вложить в свое создание все  навыки, которые могли бы пригодиться  ему. – Немного о вундеркинде, если позволишь. Девочка родилась после олимпиады. Кто отец? Возможно, ее мать была слишком порывистой натурой, но факт остается фактом, девочка на самом деле обладает необыкновенными способностями в области биосинтеза. В 1998 году в 17 лет поступает в институт, учится блестяще. Но на третьем курсе ей встречается некий Кузнецов Стас – голубоглазый брюнет, почти под два метра ростом, с хищным взглядом, но слишком любвеобильный, как оказалось. А она слишком увлечена наукой. В общем, брак был недолгим. Через год она возвращается к учебе, без мужа и ребенка, которого потеряла по каким-то причинам. О которых даже с подружками не распространялась. Просто ушла в учебу и работу. Через два года окончила институт и поступила в аспирантуру с уже практически готовым научным открытием, равным прорыву. – Олег посмотрел на Лукаса. - Есть вопросы?
 - Голубоглазый брюнет под два метра ростом? – переспросил Норт. – То есть, про мужа мы знаем больше, чем про сам объект? Забавно.
То ли это ее тип мужчин, и в этом случае у Лукаса будут все шансы ее соблазнить, то ли, обжегшись раз, она будет искать то, что меньше всего будет напоминать ей ее бывшего… Тогда сложнее. Лишь немного сложнее.
А Даршавин-то разошелся… Еще немного, и практические занятия по соблазнению проводить начнет…
Выслушав Олега, Лукас продолжил, как будто не было этого небольшого инцидента.
- Планы города и зданий  я изучу позже, разумеется, здесь и в твоем присутствии. А сейчас мне хотелось бы узнать. Что за все разведки мира, которые охотятся за Викторией? Кто их представители? Каковы их легенды? Этого вы не можете не знать.
Раз уж знаете о моих прошлых личностях…
- Плюс мне нужны досье на тех, с кем взаимодействует Виктория, и с кем буду вести переговоры я сам. Ее научный руководитель. Ее подруги. Любовники. Коллеги. Словом, все. И еще. Сколько было попыток ее завербовать, и по какой причине они потерпели неудачу. Не хочу повторять чужие ошибки. Лучше уж совершу собственные. – Лукас хищно улыбнулся.
Преуспеть там, где потерпели неудачу его предшественники. Что может быть лучше. Доказать, насколько он превосходит их всех. И не только это. В прошлый раз он позволил себе несколько выйти за рамки допустимого. За что и поплатился кроссами с камнями за спиной. До сих пор все сводит. Сутки уже, как камни убрали. А ощущение, как будто они все еще там. И еще. Олег хоть и понимает, что сам поставил Лукаса в такие условия, когда у него не было иного выхода, как выстрелить и тем самым вывести из-под более серьезного удара. Но на будущее Лукас зарекся поступать подобным образом. Его задача, кроме прочих, завоевать доверие русских. Показать, что он верен им, как пес. И снова принести в зубах добычу и положить ее к их ногам. Переступив собственное эго, гордость, честь, преданность… Все ради высшей цели.
И я все еще жду данные обо всех разведках мира, подумал Норт.
Даршавин внимательно посмотрел на Норта. Хочешь знать конкурентов? Похвально. Но уж понятно, что ты хочешь знать ее. Узнаешь. Посмотрим, что будет тогда. А сейчас. Сейчас можно и про конкурентов поговорить.
- Можно, конечно,  про разведки. – Олег взял в руки две красные папки. – Но сначала, ответь, его ликвидировали? – короткий взгляд в упор. – Я про Аль Рахима. Тебе сообщили о его ликвидации?
Лукас аж воздухом подавился.
- Это ты меня спрашиваешь? Сообщили ли мне о ликвидации Аль Рахима? То есть, тебе не сообщили, а мне в первую очередь отчитались? Право слово, Олег Вадимович, вы не перестаете меня удивлять! Я знаю лишь о запланированном ракетном ударе. И все. А попал по него Аль Рахим или нет…  - Лукас пожал плечами и чуть заметно поморщился. – Это знает тот, кто проводил ликвидацию. Отслеживал со спутника. Проверял на земле. Отлеживал потоки информации. И это, увы, был не я.
- Интересно, у кого был телефон экстренной связи? Не с Томочкой же ты, в самом деле, разговаривал по нему. Ну впрочем, не хочешь говорить – не надо. – Даршавин поджал губы и вытащил сигарету из пачки. Зла не хватает, когда вот так… ну, что ж… - Даршавин закурил, полагая, что в его кабинете, как и раньше, главный – он. – Если бы мне было все равно, я не заговорил бы об этом. Исламский фундаментализм нас будет преследовать и в этот раз. Хотя тут же рядом и израильский моссад, и почти родная тебе МИ-6, и ЦРУ, а так же внешние разведки Германии и Китая, но фанатики с оружием массового уничтожения в руках, наверное, самое страшное, что можно придумать. Если не ядерное, то химическое или биологическое оружие, но они пытаются добыть. – Олег делал несколько затяжек, успокаивая нервы большой дозой никотина. Потом выкинул окурок и взял чашку с остывшим чаем. – Ты пойми, им всем хочется быть выше остальных на голову. На девчонку тоже плевать всем. О ней никто и не вспомнит, как только они выжмут из нее хоть что-то, способное возвысить их над остальными. И как думаешь, на кого я сделаю ставку в этой игре? – Олег отхлебнул из чашки, поморщился и пошел включить чайник.
Неслыханное дело. Даршавин не выбивал ответ на свой вопрос о телефоне. Либо знал ответ и смотрел на реакцию, хотя было бы на что смотреть, Лукас даже позы не сменил. Не взял чашку, не поднял руку, словом, никаким образом не отгородился от Олега. А Даршавин, напротив. И покурил, и чай пить пробовал. Нервничает и не пытается этого скрыть.
- Только не говори, что нам есть дело до девчонки, - фыркнул Норт. – Была бы она диском с данными, с ней обращались бы осторожнее. А на кого ставишь ты… Ты ставишь исключительно на себя. Кстати, Татарстан не такая уж мусульманская республика. Там никто не носит бороды и хиджабы. Фундаменталисты… самая наименее организованна разведка. Остальные посерьезнее, но тоже известное зло. А ваши-то, ваши? Тоже где-то рядом? Как они допустили такое количество иностранных спецслужб к такому ценному активу?
- Вот не поверишь. И нам дела до нее нет. Потому и проворонили – как обычно. Нет, кто-то написал отчет. Его подшили к годовому и забыли. А тут ее куратор, некий Евгений Лебедев, слюной закапал на какой-то грант под открытие, а самого открытия представить еще не успел. Вот и спохватились. Он, видать, девочку еще в известность не поставил, что  намерен стырить у нее темку. И диссертацию защитить, и грант отхватить, и ее засунуть подальше. А главное, что возле него крутится не какой-нибудь англичанин или немец, а наш, только мусульманин. Как раз все естественно, никаких подозрений, если бы не обещанный грант. Откуда ему взяться-то? Если он не работает ни на какой-либо фонд. Но на счет хиджабов, это ты ошибаешься. Уже ходят. Только что не в парандже. И бороды носят, и головы бреют. И в одной республике несколько десятков лагерей, где готовят настоящих боевиков… ну или шахидов. – Олег поморщился. Вспоминать Чечню не хотелось. Но этот кошмар так и не закончился. И пока все еще преследует его, как тень, неотрывно…
- Ее куратор, в смысле ее научный руководитель? У кого она диссертацию пишет?
Картина начала проясняться, но все равно вопросов оставалась масса. И больше всего бесило, что из Даршавина все приходилось буквально клещами вытаскивать. Что называется, поменяться местами… Сначала он из Норта, теперь наоборот. С одной только разницей. Существенной такой. Лукас не мог применить расширенные методы допроса. А порой так хотелось, так хотелось…
- Что за мусульманин? На него данные есть?
С чего вообще взяли, что он мусульманин? Он может быть кем угодно, даже моссадовцем. Религиозная принадлежность вовсе не показатель. Норт вон британец. А работает на русских.
Даршавин налил горячий чай, сделал несколько глотков.
- Данные? Как не быть? Можешь ознакомиться. – И Олег развернул первую папку ближе к Лукасу. – Все в картинках. Юсуф Гатаров. Татарин. Два года назад совершил хадж. Сразу после возвращения из Мекки попал в лагерь подготовки ваххабитов на территории Ульяновской области. Несколько раз задерживался правоохранительными органами как зачинщик беспорядков в местах массового проживания гастарбайтеров из мусульманских стран в Татарстане. Способен на нестандартные поступки, обладает ярко выраженной харизмой. Прикрытия нет, поскольку считает, что в родной стране он имеет права на многое. В том числе и на свободу вероисповедания. Что еще?
Лукас внимательно рассматривал фото Юсуфа, потягивая чай. Не самый красивый мужчина. Но есть в нем нечто. Самодовольство. Самоуверенность. Осознание собственной силы и неуязвимости.
- И что он делает рядом с нашим объектом?
Юсуф ничуть не ее типа мужчин. Лукас прав? Он теперь ищет противоположность бывшему?
- Юсуф исполнитель. Кто его хозяин?
 Норт поднял вопросительный взгляд на Олега.
- Хозяин? Странный вопрос. Все тот же пресловутый Бен Ладен, хотя у него есть воплощение в России. Джамаат Ильзура Ахметова. Не только Саудовская Аравия, но  Кавказ влияют на фундаментализм в Татарстане. – Дарашвин был несколько удивлен такому вопросу. Это уж Лукас должен был знать досконально. – Олег сел за стол снова. – В синей папке досье на ее руководителя. Евгений Анатольевич Лебедев. 55 лет. Кандидат биологических наук. Зам зав кафедрой Тимирязевского филиала академии им. Мечникова. Женат. Имеет двух дочерей, но обе пока живут с родителями в двухкомнатной квартире. А еще, у их часто и подолгу гостит его теща, которую он, с видом неминуемо приближающейся катастрофы, называет мама, но каждый раз, когда она находится в доме, остается на работе слишком долго, часто до утра. И единственное, о чем мечтает – это обзавестись собственной жилплощадью, хотя бы небольшой. Хотя и не отказался бы от продвижения по службе и зарплате соответственно. Вот почему, когда ему предложили грант, даже не поинтересовался, какая организация осуществляет финансирование.
Вот только не надо проводить мне тут политинформацию о фундаментализме в мире и в России. Скажи, что не знаешь. Это и будет ответ.
- Мне и Лебедева вербовать? – спросил Лукас, придвигая к себе папку.
 Иначе зачем давать ему такие установки? Что с жилплощадью у Лебедева проемы, с тещей тоже, отец он никудышный, как и муж, впрочем…
- Идеальный кандидат, между прочим,  - заметил Норт.
А потом углубился в изучение папки. Через некоторое время закрыл ее и вернул Даршавину.
- Хорошо, тут все более-менее ясно. Что с остальными? Кто представляет МИ6, Германию, моссад?
Очевидно, Олегу нравится вот так скармливать Норту информацию малюсенькими кусочками. Как кормишь хищника. Кладешь на ладонь кусочек мяса и протягиваешь руку. И ждешь. Сначала чувствуешь дыхание. Это зверь обнюхивает лакомство, решая, можно ли его брать. Потом касается мокрым холодным носом. А потом теплый мягкий мех на морде, шершавый язык и ощущение пустоты там, где лежал кусок. Открываешь глаза. А он смотрит и взглядом говорит. Еще. Мне понравилось. Повтори.
- Гатаров опасен. Опасен своим непредсказуемым поведением. Хотя как раз все довольно предсказуемо – он может пойти на крайние меры, вплоть до похищения объекта. А этого допустить нельзя. Пока Гатаров крутится около дочерей Лебедева, возможно, лишь потому, что получил от ворот поворот от объекта? Он совсем не во вкусе девушки. Но кто знает? А если она передумает и захочет пойти на контакт с ним? Тем более, что он может вызвать чувство если не ревности, то зависти? Кто их разберет этих женщин, что и когда сработает в их организме…
Мы должны знать, мы, подумал Норт.
- Остальные. Остальные работают под прикрытием разных фондов и посольств. Все стандартно – глазу зацепиться не за что.  Если только один. Представитель Германии. Ральф Фридрих. Высокий тридцатисемилетний брюнет с темно-карими глазами, тонкими губами и безукоризненной манерой говорить и одеваться. Неплохо говорит по-русски, у него такой милый акцент, что девчонки гоняются за ним толпами, лишь бы  послушать его. А  послушать есть что. Он прекрасно читает лекции студентам и вообще очень эрудирован.  В отличие от всех остальных, которые как под копирку все бывшие сотрудники разных посольств, вышедшие в отставки и занимающиеся наряду с представительством различных фондов, частным бизнесом. Да и возраст их слишком уж далек от борьбы за ее сердце или тело.
- И каким образом он дает себя послушать? Читает лекции?
Наконец, Олег начал говорить без принуждения. Давно бы так. А то выбрал момент. Когда у Лукаса все мышцы от долгого сиденья одеревенели. И не попросишься на перерыв. Не спугнуть же такой момент.
Даршавин посмотрел на Норта с ухмылкой. Больно ему… ну, ничего. Потерпит. Тяжело в учении…
- Осталось немного. Итак, немца и англичанина Фреда Боди, думаю, ты можешь даже в расчет не брать. Они как роботы, работают только по инструкции, и за рамки прописанных полномочий не выйдут ни за что. Англичанин так вообще за полгода до пенсии, ему нужно просто дотянуть. Если хочет выслужиться, для увеличения суммы контракта, подкинь ему куратора Вики, чтобы обоим было о чем поговорить и что вспомнить. Ну, впрочем, это как тебе будет угодно.
- Давай лучше я познакомлю тебя с главным кандидатом в конкуренты. – Олег плотоядно улыбнулся в предвкушении удовольствия и восторга. Азарт хищника выводил его на тропу войны, и он же заставлял сидеть в засаде, предчувствуя невыносимый жар, разрывающий мышцы, но именно это чувство и давало самые сладостные ощущения.
- Зерах Стоцкий. 30 лет. Еврей. Здесь работает по программе обмена преподавателей и представляет «Еврейский Фонд Развития Науки». Родители репатрианты из Москвы. Кроме иврита и идиша, отлично владеет русским, английским и немецким языками. Как настоящий еврейский мальчик, с отличием закончил не только школу, универ и специализированные курсы, но и музыкальное училище по классам фортепиано и виолончели. Но с недавних пор пристрастился к гитаре и творчеству Владимира Высоцкого, чем покоряет не только российских дам, но и мужиков. Бисексуален. Но попробуй его обвинить в чем-то неправедном. Имеет разряд по самбо и дан по карате. Какой он стрелок, тоже лучше не проверять на практике.  Может мыслить и действовать нестандартно и выйти за рамки не только инструкций, но и здравого смысла. Это к тому, что Моссад желает заполучить новейшие типы оружия и борется с терроризмом в любом проявлении и при возникновении опасности может уничтожить  как само оружие, так и его создателя. Причем сделает это быстро и не колеблясь. – Все это Олег говорил, жадно вглядываясь в реакцию Лукаса. Ему многое хотелось сказать… и то, что еврей и татарин могут передраться за обладание открытием Вики, и то, что оба они могут,  не раздумывая убить ее, лишь при одном намеке на утечку этого мозга к конкуренту.  И что всю эту ситуацию можно обыграть на человеческих эмоциях – любовь, ревность, зависть, жадность…  И бог знает еще сколько хотелось сказать, да и главная интрига этой миссии была все еще впереди… Даршавин опять улыбнулся этой мысли, расслабился и сел, развалившись в кресле. – Ну, как тебе компания? За кого примешься в первую очередь?  Я даже советовать ничего не буду. Решай сам. Чем смогу – помогу.
Как бы хотелось Лукасу вот также развалиться в кресле. Но. Во-первых, ему достался стул, а во-вторых, синяки и ссадин не позволят опереться на спинку кресла. Так что приходится сидеть и изображать величественную осанку. Кто бы знал, чего это стоит…
- Начну, разумеется, с объекта. Остальные фигуранты появятся в поле зрения рано или поздно. Но, Олег. Надеюсь, ты понимаешь, что даже мне не под силу следить за всеми сразу. Мне нужна помощь,  не одного человека, а тренированной обученной команды топтунов. Хотя бы на первом этапе. Чтобы отчитывались мне ежеминутно. Хорошо. Ежечасно. По срокам. Как минимум неделя для изучения объектов в естественной среде без вступления в контакт. Средство передвижения. Связи. План отхода на случай непредвиденных обстоятельств. Если что еще понадобится, я сообщу.
Даршавин посмотрел на Норта… Милый, ты вообще в своем уме? Команда топтунов? Команда? Неделя? Боже! Реально человек, оторванный от мира. По крайней мере, от нашего Российского мира. Ежечасно… О чем это?
Видимо, пауза слишком затянулась, потому что пока Олег молчал, Лукас уже заерзал на стуле. Поднятая бровь Даршавина опустилась. Олег протянул руку за сигаретой. Медленно закурил и с любованием пустил дым кольцами…
- Понимаешь, мы находимся в несколько другой реальности и других рамках событий… - Начал Даршавин. – То, что нужно для работы тебе, возможно… Возможно и является нормой ... везде, но не здесь. И уж точно – не для нас с тобой. У нас нет команды топтунов и слухачей. Вот вагон с ураном – это реально, а миниатюрный сотовый телефон, который можно в любом магазине купить – это нереально… Снимки из космоса – это реально. А неделя на сбор интела и ввод в работу – это нереально. – Даршавин опять выпустил дым кольцами, и в упор посмотрел на готового орать Норта. – Как еще тебе объяснить, что мы будем работать вдвоем и в запасе у нас только вчерашний день? Это в теории. А на практике – благодари Господа, у нас ровно столько времени, сколько потребуется на изготовление документов и подбор явок. You understand me, Mr. Grey?
Нет, это он не понимает. Если кто и оторван от реальности, так это Даршавин. Как объяснить ему, никогда не работавшему в поле вертухаю, что так дела не делаются? И что с ураном им просто напросто повезло потому, что дело они имели с неподготовленными людьми, которых развести на любые запрограммированные действия было, как конфетку отобрать. Сейчас же они будут иметь дело с профи. Профи. И за ошибку в этой игре платят жизнью. И не только своей. Недаром же все попытки подобраться к Виктории провалились. Не потому, что она не хотела. Потому, что не подпускали.
- С шашкой наголо против танка? Так вы, русские, воюете? – устало спросил  Норт. Спорить и убеждать Олега не было ни сил, ни желания. С тем же успехом можно признаться в любви тюремному забору и ждать от него взаимности.
-  И почему ты зовешь меня мистером Греем?
- А разве ты не он? Подумай сам. Ты, как и Дориан, творил ужасные вещи, при этом оставаясь незапятнанным. Твоим портретом была MI5. Это она несла за тебя все тяготы твоих грехов. Как Дориан приходит к выводу, что молитва к Богу со Старого Завета «Накажи нас за беззакония наши» лучше молитвы Иисуса «Прости нам грехи наши», так и ты, в конце готов раскаяться, признать, что делал страшные, ужасные вещи. Он желает быть наказанным, и в конце наказание падает на его голову. Но он создает иллюзию относительно собственного раскаяния, что якобы позволит начать новую жизнь. Чем же иллюзия? Действительно искренне раскаивается убийца? Конечно, нет. Он скорее само оправдывается, ведь даже смерть Бэзила потеряла в его глазах какое-либо значение. Такое раскаяние не принимается Богом. – Олег делает паузу, чтобы прикурить очередную сигарету. Лукас украдкой вздыхает, чтобы Даршавин не заметил.  А то сочтет, что Норту скучно. И перейдет от разговоров к развлечениям.  Олег затушил спичку и продолжил. - Дориан понимает, что единственный хороший поступок в его жизни был только лицемерием: ему было интересно носить маску добра и честности. То есть, прежде всего, его интересуют собственные перевоплощения и собственные ощущения. Он смотрит на все, даже на себя, сбоку, словно размышляя, насколько это красиво сыграно.  Узнаешь себя, Лукас?
Хитрая усмешка, прищуренные глаза. То ли от дыма, то ли от коварства.
Норт счел за лучшее согласиться.
- Ты прав, Олег. Когда мы себя виним, мы знаем, что никто другой уже не вправе винить нас. – Процитировал Норт.  -  Но кто ты тогда? Лорд  Генри? Ну уж никак не Бэзил.
Лукас позволяет себе намек на улыбку.
Олег глубоко затягивается и выпускает дым через нос.
- Я мог бы отождествлять себя с лордом Генри. В какой-то мере, да. Но в твоей жизни уже есть один Гарри. Тот, который отравил тебя. Нет, не искусством и не книгой даже.  Он сделал из тебя преступника, который мнит себя спасителем человечества.
Некоторое время в кабинете царит тишина, нарушаемая лишь сухим шипением сигареты и дыханием Даршавина.
- Я – мистер Уайлд. Это же я тебя создал. Я пишу историю твоей жизни.
Лукас согласно кивает. Он не боится, что взгляд или голос его выдадут. Норт уже прекрасно научился показывать Олегу то, что тот хочет видеть.  Просто говорить лишний раз очевидное нет ни малейшего желания. А именно, то, что Олег прав.
Потушив окурок, Даршавин встал с кресла, прошел к окну. Даже изнутри казалось все намокло и продрогло от этого скребущего по душе дождя.
- Думаю, на сегодня хватит. Завтра после пробежки начнем работать по имеющимся документам, и конструировать план операции. Все, что ты сказал – подготовка, слежка, изучение объекта – будет. На столько, на сколько будет возможным. Миссия начнется тогда, когда ты сочтешь возможным. Это все, что я могу обещать. Обещать большего, значит давать тебе ложные обещания. А это меня лично не устраивает. – Даршавин вернулся к столу. Сгреб папки и начал убирать их в ящик стола. Даже тот единственный листочек, на котором были написаны несколько строчек о Виктории, он убрал, лишь на пару секунд задержав на нем взгляд. – Не забудь сходить в столовую. Обед для тебя там оставили. Если хочешь – возьми с собой Мишу... До завтра.
И Даршавин сел в кресло, всем своим видом говоря, что разговор окончен, и добавлять к нему что-либо нет никакого смысла.
- До завтра. – Ну, уж, если следователю нечего говорить, то Лукасу тем более. Он встал с казавшегося средневековой пыткой стула и направился к двери.
Как только за ним закрылась дверь, чертыхнувшись, о пропавшем обеде, Олег открыл сейф и вытащил папку. Виктория Кузнецова. Вот о ком он думал сейчас. Маленькая девочка, голова которой стоит того, чтобы за нее разразилась такая грызня…
Близился очередной новый год. И как всегда, в это время Викторию начали обуревать мысли о том, с каким багажом она приближается к нему. Это был не самый плохой год для Вики. Она снова вернулась к учебе. Поступила в аспирантуру. Первый перерыв в обучении она сделала благодаря или по вине, это можно трактовать двояко, своему благоверному, Стасу…
Но, если уж вспоминать всю историю, так нужно начать с начала.
Вика всегда тяготела к научным открытиям, даже если сама этого не осознавала. В детстве она очень мало играла куклами, ее привлекало се живое. Она любила наблюдать за жуками, бабочками, гусеницами. Могла часами сидеть и смотреть на муравейник. А, став постарше, заинтересовалась не только тем, как все устроено снаружи, но и внутри. Она бесстрашно препарировала насекомых, чем немало пугала своих родителей, которые заподозревали, что у них растет маленькая садистка. Но все пришло в норму, когда Вика научилась читать и смогла сама выбирать в библиотеке те книги, которые нравились ей, а не ее родителям или сверстникам. Нет, она читала и сказки, и приключенческие рассказы. Просто чтобы не быть изгоем. Чтобы поддержать разговоры друзей. Но больше ее привлекали книги об устройстве мира и вселенной, про животных, птиц и растения. Она с жадностью поглощала все новое, чтобы потом удивить всех своими познаниями на уроке. Ее стали считать зазнайкой, и Вика перестала делиться своими открытиями. Пока ее дар не заметил учитель химии и биологии. Именно он, а даже не отец Вики, хотя она росла в культурной полноценной семье, стал ее Мужчиной с большой буквы М. Лев Валерьевич. Он оставался на дополнительные занятия с любознательной девочкой, позволял проводить лабораторные опыты под присмотром, рекомендовал, что почитать. Он бы ее кумиром. Благодаря Льву Валерьевичу Вика с легкостью поступила в сельхозинститут в родном городе и блестяще проучилась первые три года… И встретила Мужчину с большой буквы М, который затмил даже Льва Валерьевича. И звали его Алекс. Он был сотрудником посольства. Одно это создавало вокруг него ауру таинственности и манило, как огонь мотылька. И из всех ее более ярких и привлекательных внешне однокурсниц он выбрал ничем не примечательную Вику. Это было как раз на рубеже двухтысячного и две тысячи первого годов. Может быть, поэтому новый год имеет теперь для нее такое сакральное значение? Они познакомились в кафе. Вика с однокурсницами отмечали чей-то день рождения, девочки ушли в отрыв, пили шампанское, потом перешли сразу на водку, вели себя развязно, и Вике уже было стыдно и неудобно находиться в их обществе. Она уже собиралась уйти, когда одна из подруг, виновница торжества, буквально повисла у Вики на шее, категорически не желая ее никуда отпускать. Вика пыталась и уговорить подругу, и высвободиться из ее цепкой хватки, но ничего не получалось. И в один момент пьяная подруга, споткнувшись об стул, потеряла равновесие и стала падать. Катастрофы было не избежать. Высокие каблуки, высокий градус спиртного, кафельный пол… Плохо сочетаются с безопасностью… Как ни странно, ее подруга осознала безысходность собственного положения, хоть и говорят, что пьяным страх не ведом, и истошно завизжала. Как будто это могло кого-то спасти…
Но вместо жесткого болезненного удара об пол Вика ощутила, что ее держат сильные руки. А открыв глаза, она и не поняла, в какой момент зажмурилась, она встретилась с взглядом небесно-голубых омутов,  которых незамедлительно потонула.
- Вы не могли бы сказать своей подруге, что опасность миновала, и можно уже не кричать? – поинтересовался обладатель голубых омутов.
До Вики только сейчас дошло, что Даша все еще орет, как сигнальная сирена. На одной ноте. Как будто ее переклинило.
И обеих держит своих надежных руках… Сказочный принц. Если они существуют. Но вот же доказательство.
- Даша! – рявкнула Вика. Даша захлопнула рот и похлопала глазами.
Принц поморщился от громкого звука. Вика сконфузилась еще сильнее.
А тем временем принц проводил девушек обратно к их столу с присущей всем принцам элегантной непринужденностью. Даша, немного протрезвевшая от пережитого стресса, незамедлительно предприняла весьма неуклюжие попытки обольстить принца. Он улыбался ей, как единственной на свете, потом написал что-то на салфетке Дашиным контурным карандашом для глаз, а потом протянул руку Вике.
Вика очнулась от транса, в который впала с момента спасения. События как будто прошли мимо. А она была зрителем. Но превратилась в участника.
Она протянула руку и в сопровождении принца покинула кафе
- Как вы узнали, что я хотела уйти? Как вам удалось образумить Дашу? Вы всегда спасаете незнакомых девушек от их пьяных подруг?
Из всех вопросов принц предпочел ответить лишь на последний.
- Только когда они мне самому нравятся.
- Так… я вам понравилась? – робко спросила Вика.
- Я же вас спас.
Казалось, эти неловкие моменты никогда не закончатся.
Но потом они сели в машину принца и уехали в другое кафе, где просидели остаток ночи за единственным бокалом вина. Принца звали Алексом. И он был… невообразимо прекрасен. Его голос, манера разговора, поведения, его галантность и утонченность так разительно отличались от всего, что видела Вика за свою короткую жизнь… Алекс покорил ее воображение, захватил в плен ее сердце и мог бы попросить и душу, Вика с радостью бы отдала ее даже просто так.
Но Алекс не стал. Он отвез ее до дома, проводил до подъезда, но наотрез отказался заходить. Он оставил свою карточку с номером телефона и сказал.
- Я буду ждать твоего звонка не раньше, чем завтра после шестнадцати и не позднее двадцати часов. Хорошо все обдумай. Если ты не позвонишь, я пойму.
Вика готова была дать ответ немедленно, да она на край света готова была пойти за Алексом. Но тот был категоричен и непреклонен. Только завтра строго с шестнадцати до двадцати.
Разумеется, Вика позвонила. И, конечно, они стали проводить вместе время. Встречаться. Но всегда на нейтральной территории. Никогда Алекс не приглашал Вику к себе и не переступал порог ее дома. Это было их негласное правило.
Алекс был одним из немногих, кто с интересом слушал Вику, когда она рассказывала о своей учебе и о своем увлечении микробиологией. Он мог часами слушать ее, задавая при этом вполне грамотные вопросы, чем еще больше покорял девушку. В его лице Вика нашла друга, единомышленника, воплощение своей мечты. Единственное, чего страстно хотела Вика, это чтобы Алекс стал ее первым мужчиной, так и оставалось неосуществимым. Вика искала причину в себе, а он объяснил все просто и понятно. Я в твоей жизни гость. А тебе нужен тот, кто придет и останется. И Вика успокоилась. Перестала искать то, чего нет.
Или затаилась. Просто запрятала это желание поглубже в душу, чтобы никто не увидел и сама забыла, и провалилась в учебу и исследования. Алекс и, правда, исчез через некоторое время. И она осталась одна. И наука стала главным занятием в ее жизни. На целый год. А потом появился он. Высокий. Темный. Плотоядный. С сапфировыми глазами, чуть большими, чем у Алекса, но такой напористый, что Вика и помечтать не успела о нем, как оказалась в одной постели. А поскольку в отличие от большинства его подружек не была готова к такому повороту событий, контрацептивами не запаслась. Вот и пришлось Стасу делать ей предложение. Это позорное «по залету» приклеилось, как клеймо на рабыню. Да и наличие у претендента в мужья довольно обширного количества любовниц тоже не делало ее замужество безоблачным. Помучившись пару месяцев от токсикоза и ревности, Вика нашла в себе силы взять академ и уехать к родителям. Мужу там не понравилось. Да и кому бы понравилось? Одно дело жениться лишь потому, что сделал ребенка дочке мента, а другое каждое утро вставать с ним в очередь к унитазу. А там… токсикоз утрами выматывал Вику до предела. Казалось, все внутренности должны были вывернуться наружу и голова кружилась … Вопреки обещанием врачей, ранний токсикоз перешел во второй триместр и приступы рвоты продолжались. Стас бежал из дома, когда Вика находилась, там и появлялся в квартире, когда Вике нужно было уходить. Однажды, вернувшись из женской консультации раньше, чем предполагалось, Вика застала мужа с соседкой. И не то, чтобы ей овладела ревность или жадность.
Да будь он хоть с кем! Обида жгла Вику не из-за измены, а потому что ей не доставалось вообще ни внимания, ни ласки, ни уважения. Лишь страх перед ее отцом, держал Стаса в рамках штампа в паспорте. Но даже страх не мог заставить его отказаться от вожделения. Шел седьмой месяц беременности. Скорая приехала, когда схватки уже прошли, уступив потугам  терзать Вику болью. Как человек осведомленный в теории, на практике Вика была довольно беспомощна. А врачи в машине, которая пару часов как минимум продиралась через пробки, не обратили внимания на то, что молодая пациентка потеряла сознание, пытаясь задержать начало родов. Девочка родилась мертвой. Вика замерла. Или умерла. Ее душа похолодела. Если до этого момента она еще помнила, что Стас был ее тайной мечтой, так сильно напоминавшей Алекса, то после трагедии, она вдруг увидела, что Стас просто не в состоянии и на половину приблизиться к Алексу. Что там половину – он в подметки не годится ее любимому. В общем, ее губы разучились улыбаться, а глаза стали похожи на бездонные омуты боли. А другого средства от боли, кроме науки, Вика не знала. Отец сделал так, чтобы Стас не учился в одном с ней институте. Чтобы ничего не напоминало дочери о замужестве. Но Вика оставила себе его фамилию. Родители спорить не стали. Зная ее упорство, посчитали спор непродуктивным занятием. А она с упорством маньяка углублялась в изучение иммунитета и питания клеток…  Вскоре фагоцитоз захватил ее, будто вихрь вальса и весь мир перестал существовать. Мама выдохнула с облегчением. Пусть будет наука, лишь бы ее девочка не рыдала день и ночь напролет. А потом… Потом ей удалось найти возможность влиять на иммунную систему клетки так, что ингибирование фагоцитов порождало новые качества всего организма и позволяло бороться с внешними врагами. Что позволяло найти новые пути использования ее работы в медицине. Так ей казалось. Но ее руководитель всполошился и устроил ей аспирантуру в филиале института, чтобы научная база была более подготовлена к таким исследованиям. Город был закрытым. А институт градообразующим учреждением. Вике пришлось осваиваться в незнакомом месте. Одной. Хотя подруг у нее и до этого не было, но сейчас оставшись без поддержки родителей, ей стало  страшно. Тем более, как стая воронья, вокруг кружили какие-то мужчины. Вовсе не вызывающие в ней интереса. скорее наоборот - отторжение. Может быть, это и спасало ее от гибели, пока она с видом дикой кошки держала на расстоянии абсолютно всех, кто пытался к ней приблизиться, у нее был шанс оставаться независимой и главное – живой. Но все это пока не появился тот, кого она каждый день высматривала в окно, за кого молила бога, о ком думала, как о самой большой награде в ее жизни…
Олег был уверен в Лукасе. Даже не смотря на вечное ворчание и уверения в невозможности проведения миссии с такой слабой подготовкой.
Через три дня после первого знакомства с материалами были готовы выездные документы. В этот раз их ждал самолет. Рейс от Шантарска до Казани. Дальше все довольно просто. Несколько пересадок из такси в такси. Потом автобус на окраину города, дальше привычное уже для Лукаса -  черный внедорожник для двоих. Опять дизельный двигатель мерно урчит, прокладывая маршрут между двумя городами. Даршавин сидел за рулем всю дорогу, давая Лукасу максимум времени на отдых и подготовку. Предстояла большая работа. В Тимирязевск должен был приехать представитель очередного европейского фонда. Уж очень любили эти представители шататься по ободранным коридорам институтов и выискивать тех, у кого загорятся глаза при упоминании финансирования. Но сначала необходимо ознакомление с городом и наблюдение за объектами в естественной среде обитания. Поскольку город долгий период времени был на закрытом положении, пропускная система работала до сих пор. Через контроль прошел только один человек. Илья Степанов. Приехавший к однополчанину. Вспомнить фронтовое время. Даршавин ухмыльнулся, рассказывая на КПП, как  здорово было в Грозном. Парни понимающе посмотрели  и предупредили.
- Ты только тут поменьше про Грозный. Ага? А то не охота потом пропускать тебя обратно в гробу.
- Даже так дела обстоят? А Василий уверял, что жить можно… Я ж собирался присмотреться к работе, да и остаться… - Протянул Даршавин, внимательно наблюдая за полусонными бойцами. Держать в поле влияния всех, он мог недолго. Но ему и не требовалось рыться в их мозгах у всех одновременно. Достаточно было занимать их разговором. Через пару минут двое потеряв интерес, ушли в будку КПП, а тот, что остался, проконтролировал, чтобы заградительный барьеры опустились, а шлагбаум поднялся. А то были прецеденты. Когда особо одаренные в плане науки, но совершенно ничего не смыслящие в вождении ученые не дожидались окончания процесса. И втыкались в барьеры бампером, а носами в руль… Вот и все. Путь свободен. Возможно, не было необходимости засовывать Лукаса в мешок и заваливать рыболовными снастями, но через несколько дней, эта же машина должна вывести из города этот же инвентарь. А в город уже с официальной миссией по безукоризненным документам въедет Виктор Ксавье. Голубоглазый брюнет. Представитель европейского Фонда Развития Исследований в Области Микробиологии, имени его брата, Мишеля Ксавье, погибшего во время в Южной Африке при невыясненных обстоятельствах. Мишель работал хирургом по программе Врачи без границ, спас немало жизней. Но сам был зверски убит. Его тело хоронили в закрытом гробу. То, что от него осталось. Ходили слухи, что он ставил врачебный долг выше политических распрей. И спас жизнь не тому человеку. За что и поплатился. Но  эта история стала еще одной семейной тайной Ксавье.
Белый Лексус последней модели не отражал всех финансовых возможностей Виктора. Семья не любила выставлять напоказ свои богатства, большую  часть доходов, вкладывая в микробиологию и медицину.
Виктор поселился в единственной гостинице города. В обычном номере. Так как других там просто не было. И  все, кто приезжал сюда, жили именно здесь, если конечно им не было предоставлено ведомственное жилье. И, так как Виктор не был ни студентом, ни аспирантом, ни преподавателем, ведомственное жилье ему не полагалось.
Черная машина, белая машина… Если бы Лукас верил в символизм, он бы связал эти два фактора. На черной Даршавин ввез его в город для выполнения тайной части операции. Скрытого наблюдении за фигурантами. Одна неделя, которую отвоевал-таки Лукас, и с десяток объектов на них двоих. Он делегировал Даршавину слежку за Евгением и его дочерьми. Это было довольно просто.   Почти все время эти трое находились в одном месте. Жили вместе, каждое утро Евгений отвозил их в академию, где младшая, Надя, училась на первом курсе, а старшая, Ирина, работала лаборантом на кафедре отца. Перспектива продолжить научные исследования Ирину, по всей видимости, не прельщала, а тут папа устроил на теплое местечко у себя под боком.
После ужина Лукас пошел прогуляться до единственной достопримечательности в городе. Если  не считать саму академию с ее многочисленными корпусами и прилегающей территорией, оформленной в виде парковой зоны, то Тимирязевское водохранилище было единственным центром досуга. Здесь, на вымощенной тротуарной плиткой набережной, было традиционное излюбленное место для прогулок  свиданий. Мамаши с колясками, пожилые люди,  в укромных, укрытых кустами сирени уголках – молодые парочки. Чуть поодаль, в так называемой дикой зоне, летом люди загорали, устроив стихийный пляж. На противоположном берегу по негласному правилу базировались любители рыбной ловли. И собаководы.
Сюда, как успел выяснить Лукас, приходит на вечерний променад и Виктория Кузнецова.
Вика любила приходить на опустевший пляж, такой сиротливый и заброшенный в это время года и подолгу смотреть на перекатывающиеся волны. О чем она думала в это время? О чем мечтала?
А потом гордой и независимой походкой шла по набережной, и люди сворачивали с ее пути. Она же никогда. Вика плыла подобно королеве среди своих подданных. И Лукас знал, что это был час ее триумфа.
Он подошел к ней в свой последний на нелегальном положении вечер. Как бесшумная тень встал рядом чуть позади, чтобы Вика не сразу заметила его периферийным зрением. И стоял так некоторое время, настраиваясь на девушку. Копируя ее позу, ритм ее дыхания, также смотрел на волны.
А потом негромко продекламировал.
Волны катятся одна за другою
С плеском и шумом глухим;
Люди проходят ничтожной толпою
Также один за другим.
Волнам их воля и холод дороже
Знойных полудня лучей;
Люди хотят иметь души... и что же?
Души в них воды холодней.
Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.
Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам,
И так я слишком долго видел
В тебе надежду юных дней…
И тут подхватила Вика.
И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней...
Вика стояла, не оборачиваясь, после того, как вздрогнула ее душа...
- Где ты был так долго! Я же могла умереть без тебя!
- Не умерла. И правильно сделала, - ответил Норт сдержанно.
Его очень устраивало то, что Вика не бросилась на него с пощечинами, не полезла целоваться, а просто прочитала стихи и стоит, глядя на воду, как будто не знакома с Лукасом. Идеальный кандидат. Не ошибся он с выбором … сколько? Шесть лет назад? Больше?
- Потому что я нашел тебя. Хоть это было и непросто. Но вот я здесь. И ты тоже. Мы можем поговорить где-то в более уединенном месте?
Лукас спиной чувствовал, что за ним пристально наблюдают. Пока что невооруженным глазом, а не через прицел. Не самое приятное ощущение.
Значит, она не ошиблась. Это он. Значит, ждала все эти годы не зря. Верила. И терпела, хотя очень хотелось смешать реактивы в пробирках и ...
- Там, чуть подальше есть кафе. Закажешь что-нибудь поесть? Я ужасно голодная, слона бы съела. Только... Ты же понимаешь, что мы должны познакомиться? Ну, там, в кафе... - Вика пыталась вполголоса предостеречь  его от ошибки. Она  еще не знала, что будет дальше, но это ощущение надежности за спиной терять не хотелось. Она выдохнула и продолжила. - Я пойду первой. Ты  немного погодя. Но, если ты не появишься в кафе… если это только мой бред... - Как можно сказать то, что боишься даже подумать? И она шагнула от него. Обошла водоем и вышла на дорожку, ведущую к кафе. Все так же, не оборачиваясь и изо всех сил надеясь, что это не галлюцинация, не бред, что все это происходит в реальности...
Лукас улыбнулся про себя. Помнит. Она все помнит, чему он ее учил. Все его инструкции. Еще бы. Такой светлый ум.   И цепкая память. Хороша, очень хороша.
Лукас постоял еще немного, а потом пошел в другую сторону. Ощущение взгляда на спине никуда не пропало. И дело было не в Олеге, который, несомненно, наблюдал из укрытия за встречей двоих старых друзей. Не в недоверии дело, а в безопасности. И Вика, и Лукас были одинаково ценны для него. Норт прошелся вдоль набережной, остановился и присел, чтобы погладить подбежавшего спаниеля, а потом сделал жест, как будто отряхнул пальто сзади. Это означало за мной хвост, будь внимателен. Дойдя до конца набережной, повернул в обратную сторону  пошел назад, уже к кафе, то и дело поглядывая по сторонам, пытаясь обнаружить наблюдателя. Но тщетно. Кем бы он ни был, дело свое знал и оставался незамеченным.
Даршавин прикрывал Лукаса. После проверки всех фигурантов, они выявили двоих, наиболее серьезных и наиболее опасных. Каждый из них подбирался к открытию Вики, но эти двое не стали затаиваться, как остальные, выжидая завершающей стадии исследований, а продвинулись как можно дальше. Юсуф к научному руководителю Виктории, а Зерах к ней самой, в попытке сделаться ее кумиром... и тенью... Или она знала о его присутствии? Олег нашел среди гуляющей массовки эти хищные глаза, следящие за каждым движением жертвы... Несколько снимков камеры, потом будет, что показать Лукасу. А пока нужно проследить, чтобы Зерах не помешал их первому свиданию. От него зависит вся миссия. Сможет ли Лукас убедить девочку в том, что она может, должна поверить ему?
В кафе было тепло и многолюдно. Вечер. Окончание трудового дня. А из развлечений в городе… Как известно, их немного. Но тем лучше. За гулом голосов можно замаскировать разговор. Конечно, запись можно и очистить, но так кажется все же надежнее.
Лукас поискал глазами Вику, охватывая цепким взглядом и весь зал. Его преследователь мог его и опередить, сам Норт так и сделал бы. Но никого знакомого по фотографиям из дела не заметил. Остался снаружи? Олег нейтрализовал?
Вика сидела за дальним столиком лицом к залу. Еще один из полезных навыков, которые она с успехом применяла. Лукас прошел к ее столу, и она убрала с соседнего стула сумочку, как будто приглашая. Благодарно улыбнувшись, Лукас сел рядом.
- Итак, Виктория, добрый вечер еще раз. Чем здесь вкусным кормят?
Кафе было не самого низкого пошиба, здесь даже присутствовали официанты. Норт подозвал одного из них жестом. Тот материализовался рядом со столом и заученно произнес.
- Вы готовы сделать заказ?
Вика  бы побежала навстречу или запрыгала от счастья... в той, другой жизни. А в этой... В этой жизни она искала защиту, чувствуя что за ней ведется охота. Именно  здесь, в этом богом забытом городе она поняла это. Но  именно тут она была одна. Абсолютно  одна. И даже маме намекнуть не могла, что боится... Очень боится. И вот появился тот, кого она ждала. С одной стороны, он - доказательство того, что ее страхи не напрасны. С другой - он единственный, кого она хотела видеть. И  этот аргумент перекрыл все остальные.
Она дошла до кафе. Не забыв посмотреться в витраж перед входом, проверяя, есть ли за ней слежки. Она  не увидела никого, но ее страх, зажатый глубоко в сердце, не ослабил хватку. Значит, она правильно сделала, что прошла в дальний угол зала и заняла место с наибольшим углом обзора. Все остальное можно доверить Алексу. Он будет рядом.
- Тут обычно подают восхитительные жареные ребрышки. - Сказала Вика, обращаясь к мужчине, который задал вопрос, а официанту. - Не подскажите, музыку сегодня можно заказать?
- Да, я тоже буду ребрышки. И какое у вас есть красное вино?
- Каберне, Мерло...
- Да, принесите нам бутылку и бокалы. Спасибо.
Когда официант удалился, Лукас развернулся к Вике и взял ее руку в свои.
- Ты совсем замерзла. И дрожишь.
- Это не от холода.
Лукас и сам видел в ее чайных глазах отблески глубоко затаенного страха. Но дал возможность девушке самой рассказать ему все.
- Ты боишься? - Довольно глупо было спрашивать об очевидном, но девушки любят, когда им подсказывают половину ответа. Так им легче начать, что ли. И Вика со всем ее чрезвычайно богатым интеллектом все же была в первую очередь девушка, а уж потом все остальное. И вести себя нужно было соответствующе. Осторожно, заботливо. Ласково.
Было бы неправдой сказать, что и самому Лукасу не хотелось такого же отношения в свой адрес. После всех этих лет в аду русских тюрем оказаться рядом с той, кто безоговорочно доверяет, инстинктивно ищет защиты, сама готова ее дать в силу неистребимого материнского инстинкта... Это было так непривычно.
Тамара... Тамара видела в нем самца. Сильного, властного, идущего напролом, чтобы отвоевать свое. Она и сама была такой. Вика... Вика другая. Она воздвигает вокруг себя неприступные стены, но с высоты своей башни, в которую добровольно себя заточила, напряженно вглядывается в лица тех, кто осмелится приблизиться. А вдруг это ее принц приехал за ней... Она ранима и трепетна, она жаждет обрести надежную опору, но ей не нужен бездушный каменный истукан. Вике нужно единение душ. Кто-то, кто поймет и разделит ее страхи и волнения. Кто не побоится и сам поделиться с ней своими, чтобы она могла проявить и свою силу.
- Ты тоже это чувствуешь? - Лукас позволил себе проявить легкую озабоченность.
Вика опять вздрогнула, потом все же стараясь расслабить свои руки в руках Алекса, проговорила.
- Я чувствую, что за мной всегда кто-то смотрит. Это жуткое ощущение, что даже дышать страшно... – Вика посмотрела в глаза Алекса, ища в них защиту, опору, спасение. – Ты говорил тогда, что ты гость… А я не могу жить без тебя, почему? Почему мне так страшно? Почему вокруг меня  другой мир? – она бы задала и больше вопросов, если бы это было другое место и другое время. Я тут все слова тонули в общем гаме разгоряченных голосов. Она понимала, что это хорошо, но как же хотелось, чтобы исчезло все, что происходит вокруг и они остались вдвоем, хоть на другой планете, только вот с ним, с этими пронизывающими насквозь глазами, способными быть такими завораживающими. Вика утонула в этих глазах. Возможно,  сама желая этого больше всего на свете. И успокоилась. Наконец она почувствовала тепло и покой. Руки стали теплыми, а взгляд осмысленным. Теперь перед Лукасом была не затравленная лабораторная мышка, с милая девушка с чистым, светящимся взглядом.
 Вика с неохотой оторвала взгляд на официанта, который появился абсолютно не вовремя. Но  глянув на еду, вспомнила, что голодна. Все студенты всегда голодны. А в ее состоянии голод был еще и защитной реакцией организма, чтобы хоть немного восполнять энергии, истраченную на невыносимое напряжение на работе и на преодоление страха, окружающего ее. И если бы это был необоснованный страх! Увы! Вика имела основания бояться каждой тени. Пролепетав официанту:
- Спасибо, - Вика посмотрела на Алекса. – Мы будем есть? – в ее голосе было столько надежды...
- Конечно, будем, - просто и мягко ответил Алекс. – Мы хорошенько поедим и немного выпьем, - сказал он, подавая ей бокал наполненный красным вином. – Это обязательное условие.
Как сама Вика ни разу не догадалась снять напряжение вином? Да просто. Она не делала того, что делают обычные люди. Поэтому и такая простая мысль ее голову ни разу и не посетила. А сейчас ровный и такой желанный голос рядом, которому хотелось верить, бокал с вином. Вика вдохнула аппетитный аромат блюда…
- Обязательное условие… – эхом повторила она, взяла бокал из руки Алекса, опять прикоснувшись к его руке, будто проверяя, что это не сон, и поднесла к губам. – Ты не исчезнешь?
Лукас улыбнулся в ответ. Мягко, ободряюще. Теперь он еще лучше понимал Вику. Чувствовал ее каждой клеткой. Ее страх, ее неуверенность, стремление обрести хотя бы видимость защищенности. И хотя ее ситуацию никак нельзя было даже близко сравнить с его собственной, Лукас проникся глубоким сочувствием к девушке. Да, она не заперта в камере, на окнах ее комнаты нет решеток, а снаружи не ждет вертухай с дубинкой и наручниками. Но это ощущение давления, несвободы, постоянного липкого страха передавалось Норту от Вики с каждым ее взглядом, каждым прикосновением.
- Не сейчас, - он в свою очередь поцеловал ее руку и поднял бокал. – Давай выпьем за нашу встречу, как бы банально это ни звучало. А потом ты расскажешь мне, как ты жила все это время.
 Без меня, хотел добавить Лукас, но не стал. Иначе можно было бы подумать, что Вика давала ему какие-то обещания. Или он ей. Единственное, что он сказал на прощание тогда, что он найдет ее сам. Когда придет время. Так время пришло? А если бы не эта миссия? Если бы Лукас не согласился на сотрудничество? Если бы не вышел из камеры и не попал сюда? Если бы все было иначе? Что бы тогда стало с Викой? Она так и ждала бы его всю жизнь? Веточка не стала. А Вика… кто знает.
Стоп, приказал он себе. Еще немного, и ты почувствуешь за нее ответственность. Эмоциональную привязанность. Этого делать нельзя ни в коем случае. Она твое задание. Твой путь к достижению цели. Ей ты можешь показывать что угодно. Но не чувствовать этого ни в коем случае.
Они чокнулись, выпили, а потом Лукас сказал то, что вика хотела услышать больше всего.
- Никто не посмеет причинить тебе вреда. – Его взгляд на секунду стал жестким и колючим. – Не в мою вахту.
Вика помнила, он любил так говорить. Не в мою вахту. Это ее успокаивало и забавляло. Она сразу представляла себя благородной дамой на пиратском корабле, а Лукаса капитаном. Только в ее фантазии у него были длинные волнистые волосы, одежда из кожи и сапоги со шпорами. Непременно со шпорами. Чтобы звякали, когда он идет. Потому что эта его привычка подкрадываться бесшумно…
- Давай нарушим правило когда  ем, я глух и нем. Предлагаю другую. Когда я кушаю, я говорю и слушаю. – Лукас придвинул тарелку с ребрышками и аккуратно взял одно.
- Я готов. Кушать и слушать.
Вика улыбнулась. Чуть прикрыв глаза, она вдохнула пропитанного ароматом еды воздуха и опять посмотрела на Алекса. Боже… Боже, дай мне его…  Хотя, вот – дал же. Она посмотрела в тарелку. На бокал. Выпить. Она уже и забыла, что вино пьют… Еще раз поглядев на  мужчину, она пригубила вино.
- Мммм… Вкусно, я и не думала, что вино – это вкусно… - Вика улыбнулась, чуть склонив голову набок. Глаза потеплели и перестали напоминать темные омуты ужаса. – Я? Ты хочешь знать как я жила  после того, как ты оставил меня, сказав, что найдешь когда-нибудь?
Лукас кивает и пробует ребрышко на вкус.
-Мммм, вот что на самом деле вкусно! Ты же хотела есть. Можешь начинать делать это, тем более, что  это будет выглядеть более естественно в кафе, чем просто разговор. – Лукас бы еще сказал, что считать ее слова с губ будет на много труднее, когда она без конца будет жевать, но в этот раз решил подождать с обучением, хватит ей и того, что он показывает ей, как заинтересован в ее судьбе и заботлив. – Да, давай откуси кусочек этой пищи богов и скажи, ты закончила универ?  Почему ты здесь? Работа? Или любовь? Что завело тебя так далеко от дома? Мне  вовсе небезразлично, что с тобой.
 Вика послушно поставила бокал и взяла в руки ребрышко. Вот теперь она опять ощутила тот голод, который терзал ее  за минуту до появления Алекса, точнее его голоса за ее спиной.
- И правда, вкусно…  Нормально жила. Как все. Замуж сходила. – Сказала она, подняв глаза на Алекса. И увидев его удивленный взгляд, продолжила. – Да…
- И как, понравилось?
- Вообще не понравилось, - сморщила рожицу Вика. -  Не понимаю, что все туда так бегут. Если бы ты мог представить, как это мерзко… - Она, наконец, начала поглощать еду. Голод все же сделал свое дело. И как все нормальные люди, чуть насытившись, конечно расслабилась. Невыносимое напряжение последних месяцев уступило место покою и теплу.  -  Вот скажи, пожалуйста, есть ли на свете люди, которые могут спокойно и счастливо жить без тебя?  - Вика откинулась на спинку стула и вытерла салфеткой руки, чтобы взять бокал с вином. - Нет, я, конечно же, понимаю, что шесть миллиардов человек даже представления не имеют о твоем существовании, как прочем и о моем, но есть же на свете человек, который любит тебя, который обнимает тебя каждый день, а ты его – так? Что он говорит  тебе, когда ты уходишь на работу, что говорит, когда встречает тебя после долгой разлуки?
Хороший такой вопрос, отметил про себя Лукас, сгрызая сочное мясо с кости. И как на него ответить? Вспомнить Веточку и солгать, что да, есть такой человек. Что она там говорила, когда он уходил? А что бы сказал, вернись он сейчас?
Или про Даршавина? Вот про кого Лукас мог бы рассказывать часами. Он не только говорил. Он еще и делал много всего. И разлуки у них бывали долгими. Слишком долгими…
Норт сосредоточенно обгрызал кость, выигрывая себе время. А потом решил сказать правду. По крайней мере, ту ее часть, которую будет приятно услышать Вике.
- У меня нет такого человека. Не в том смысле, в каком хотелось бы. Есть, конечно, вышестоящий. Который ждет меня с отчетами. Провожает с напутствиями, типа посмей только облажаться или сдохнуть, сам воскрешу и еще раз убью. – Лукас улыбнулся и облизал пальцы. И в его исполнении этот жест не был ни вульгарным, ни неуместным. Скорее сексуальным. А улыбка открытой и очаровательной.
Норт взял в руку  бокал.
- И это называется отличное владение техникой ухода от вопроса, - похвалил он Вику. – Я бы и сам так сделал. Личная жизнь не самая приятная тема, особенно если она не сложилась. Расскажи лучше, как твои фагоциты поживают? Небось, до Нобелевской премии остался шаг? – увидев, как загорелись глаза Вики, сделал удивленный взгляд. – Полшага?
Вика запила глотком вина мясо, которое с урчанием оторвала от косточки, вытерла руки и улыбнулась… Господи, спасибо тебе!
- Фагоциты… Ты помнишь о них? – ее улыбка стала еще шире. - Фагоциты, они в отличие от меня  работают отлично! – голос приобрел какое-то радужное звучание, как будто невеста надевает фату перед свадьбой. - Нет, Нобелевка пока не светит. Формула слишком непроработана и вещество пока неустойчиво, но я работаю. Это будет... – Вика подняла глаза к потолку, чуть приподняв руки ладонями вверх. - Алекс! Представь только человечество, которому не нужно будет бороться за выживание! За него все сделает организм! Сам! - вот теперь ее глаза горели, как огни новогодней елки. – Я еще не знаю, какие будут возможности, но  это жутко интересно. Они каждый раз ждут меня, а я бегу им навстречу… Я ищу лишь способы взаимодействия с ними, чтобы они раскрылись мне, а я уж постараюсь их отблагодарить, увековечив их безумно тяжелую работу в организме стабильным веществом, которое и будет панацеей от многих бед. Правда, однажды мне показалось, что некоторые из них могут отвечать за борьбу с определенными факторами. Но это еще нужно проверять, я сделала запрос в Москву, жду подтверждения финансирования и расширения формата исследований. Ты не представляешь, сколько бюрократии в науке! Я уже столько запросов написала, что удивительно, что работа вообще продвигается! – Вика опять махнула руками, словно отгоняя какие-то жадно-грязные тени вокруг себя и посмотрела на Алекса. - И у тебя никого нет? А мне казалось, такие красавцы всегда нужны.. Мне ты очень нужен… я жить не могу… Если бы не фагоциты, меня бы не было уже в этом мире… - и в глазах Вики опять мелькнул огонек отрешенности и мятежа…
- Не говори так.
Лукас взял ладонь Вики в свою и легонько сжал, проникновенно заглядывая в глаза.
- Меня пугают твои разговоры о том, что тебя не было бы. Или могло бы не быть. Все это время. Все эти годы  выживал только благодаря мыслям о тебе. Я знал, что ты где-то есть. В этом мире. И ты делаешь его прекраснее одним лишь фактом своего в нем существования. Вика… Если бы ты только знала… Как я тосковал по тебе… - Лукас поднес ее руку к своему лицу и потерся об нее, как огромный кот. – Ты помогала мне выживать. А теперь ты говоришь так, как будто готова сдаться?
Было так легко говорить все те слова, которые хотел сказать другой, Вике. Все равно Веточка никогда бы их не услышала. А хранить это все в себе. Не так просто, как кажется. Держать в секрете. От Даршавина. От себя. Повторять постоянно, снова, снова, снова. И сгорать в огне собственной безнадежности. Чтобы возродиться и начать этот круг с начала.
Тебя послал мне Бог, Вика. Если бы ты знала, от какого саморазрушения ты меня спасаешь…
- Ты не такая, Вика. Ты боец. Как твои фагоциты. Если тебе нужна помощь в продвижении твоих исследований, ты скажи. У меня есть связи, и я мог бы…
Ее рука в его руках.. его губы так близко… стоит только чуть повернуть голову и.. Вика сделала это движение… Почему нет? Тогда она была невинной девушкой, а сейчас… Сейчас он ... Он говорит, что  тосковал по ней… рад быть с ней... ну почему он отказался от нее тогда... столько боли можно было избежать…
Но все мысли вылетели из головы, когда горячие губы Алекса слились с ее губами в долгом, страстном поцелуе. Мир закружился... Запахи, краски, дыхание, звук, голоса ангелов, все смешалось,  а потом и вовсе перестало существовать… Господи, сколько раз можно говорить спасибо... Мммммм…. Вика застонала от прилива жгучего желания… Она и забыла уже, что давно не чувствовала себя женщиной, желанной женщиной… Алекс оторвался от нее, Боже, Вика открыла глаза, как потерявшийся котенок посмотрела на виновника своей сиротливой улыбки…
- Не сейчас, - сказал он чуть охрипшим голосом. – Давай доедим тут все и сбежим, как настоящие шпионы – представляешь, мы отрываемся от хвоста и находим случайной убежище? Здорово же будет?
- Здорово! – эхом отозвалась она. - Давай тогда я тебя покормлю, я столько раз видела это во сне!  Вот так, посмотри, - и Вика отрывала кусочки мяса с ребрышек, отдавая их Алексу, будто добычу у костра в пещере. Потом подносила свой бокал к его губам, он отпивал глоток и смеялся в ответ на ее смех. Разве счастье не это?  - Кушай милый, тебе понадобятся силы, - приговаривала Вика, отправляя очередной кусочек мяса в рот Алекса, а когда он делал вид, что наелся, смеялась и говорила, что вовсе не стоит отказываться от вкусненького. Его фигуре ничего не угрожает…
Лукас в свою очередь кормил Вику, они были как будто на пикнике, забыв о мире вокруг, который как будто замер в ожидании, пока эти двое насладятся компанией друг друга. Ни один, ни Вика, ни Лукас не забыли их шуток, стоило ему начать, как она подхватывала с энтузиазмом, и наоборот.
Когда на тарелках остались лишь кости, а вино в бутылке закончилось, Лукас подозвал официанта и расплатился с ним, оставив даже комплимент в виде чаевых. Кто знает, когда и в каком качестве пригодится ему свой человек в кафе…
Потом помог Вике надеть пальто, накинул свою куртку, и они вышли на продуваемую всеми ветрами набережную. Лукас приобнял Вику, защищая ее от ветра, и она доверчиво прижалась к нему.
Так они и дошли до серого типового здания, в котором располагалось общежитие Вики.
- Ты же обещал укромный уголок, - укоризненно ткнула его вика пальчиком в грудь.
- Прости, от хвоста отделаться не удалось.
Вика настороженно оглянулась.
- Он где-то здесь?
- Ты его не увидишь. Но не волнуйся. Так надо. Я тебе потом все объясню. Хорошо?
Лукас наклонился к Вике и нежно поцеловал ее на прощание.
- Ты веришь мне?
- Безоговорочно, - заверила его Вика.
- Тогда иди к себе и оставайся в комнате до утра.
Флэшбэк 1.
Даршавину Лукас оставил немца и мусульманина, а сам предпочел начать со своей приоритетной цели – Виктории Кузнецовой.
Когда он увидел ее впервые, Норт подумал, что это, должно быть, какая-то ошибка. Не может быть таких совпадений. Вика. Виктория. Пришедшая из его прошлой жизни.
Вот почему Даршавин не показывал ее фото. Не говорил о ней практически ничего. Он знал. Знал, что она попадала в поле зрения Норта раньше. И хотел устроить ему сюрприз. Что ж, сюрприз удался.
За эти годы Вика изменилась. Повзрослела. Не похорошела, но научилась скрывать недостатки и подчеркивать достоинства своей внешности одеждой и макияжем. А в ее взгляде поселилась какая-то тоска. И в то же время нечто … отталкивающее. Сродни предупредительной табличке на столбе Не влезай, убьет. Нечто, что заставляло держаться подальше. Всех. Только не Лукаса.
Впрочем, Норт был не единственным, кто мог без опаски приблизиться к Виктории. Возможности Лукаса были сильно ограничены его нелегальным статусом, он мог проследить за Викой, лишь пока она находилась вне стен академии. Но и у его конкурента возможности были столь же ограничены. Что ставило их в равные условия.
Как тогда.
Во время круиза из Барселоны на Канарские острова.
Стоящая на морском берегу столица Каталонии – Барселона, это главный круизный город региона, откуда всемирно известные круизные компании отправляют в увлекательные путешествия многочисленных туристов, приехавших в Испанию, чтобы отсюда начать знакомиться с различными странами и островами Средиземного моря. Современные круизные лайнеры – это огромные «плавучие города», с различными магазинами, барами, ресторанами, дискотеками, казино, библиотеками, кинотеатрами, бассейнами, фитнес-центрами, спа-салонами, салонами красоты. Благодаря такой развитой инфраструктуре на борту отдельно взятого корабля, морское путешествие становится чрезвычайно комфортным, захватывающим, незабываемым. На борту, путешественникам обеспечен увлекательный досуг, потрясающий отдых, высококлассный сервис, причем все это в распоряжении пассажиров круглосуточно. Благодаря относительно спокойным водам, морские круизы из Барселоны по Средиземному морю, доступны круглый год.
Один из таких лайнером и облюбовали под проведение своей встречи представители пяти компаний-претендентов на покупку алмазной шахты в Южной Африке из Китая, Франции, Великобритании, Штатов и непосредственно из самого Йоханнесбурга. Выбор был не случаен. Все участники торгов находились на одном месте. Несмотря на размеры корабля, больше напоминающие средних размеров городок, чем судно, здесь все были на виду. Среди членов команды, пассажиров, обслуживающего персонала были наблюдатели. Они неотступно следили за каждым шагом участников торгов. Меры безопасности были прияты беспрецедентные. Каждому из потенциальных претендентов хотелось узнать ставку конкурентов, чтобы перебить ее. Поэтому слежка была тотальной. Атмосфера очень напряженной. За кажущейся беззаботностью и весельем, сопровождающим любой круизный отдых, скрывалось страстное желание истребить конкурента, и желательно физически. Стереть с лица земли. На кону стояло слишком соблазнительное прибыльное предприятие, а кроме того, это был вопрос престижа.
По условиям торгов каждый участник должен был предоставить данные по своей ставке в электронном виде. Во избежание утечки информации ноутбуки с данными хранились в депозитарии у капитана корабля под неусыпной охраной. Доступ к депозитарию был исключительно у капитана и его первого помощника.
И, разумеется, сами участники торгов знали собственные ставки.
Таким образом, чтобы выведать ставки можно было, запытав до смерти участника торгов, либо напав на капитана или его помощника и отобрав у них ключ-карту.
Таковы были вводные к моменту вступления в действие двоих агентов конкурирующих спецслужб. MI5  и моссада.
Лукас Норт взошел на борт корабля под именем Джейсона Синклера, помощника-референта представителя Великобритании Роджера Фултона.
В то время как Зерах Стоцкий под именем Аарона Штейна выступал в роли стюарда.
Ни на кого нападать Лукас, разумеется, не собирался.
Он знал, что одну из ключ-карт капитан постоянно держит при себе, а вторая хранится у его помощника. С помощником было просто. Изучив его повадки, Лукас подкараулил его в баре на нижней палубе, где этот горе-карьерист изливал свою душу привыкшему выслушивать его вечер за вечером бармену. Как его недооценивают, как его обошли, как обещали ему корабль, а прислали чужака, а его снова оставили на вторых ролях. Лукас подсел рядом и, рискуя головной болью с похмелья на утро, пил почти наравне с помощником, чтобы, провожая его до каюты потом, достать незаметно ключ-карту. Тут же сделал дубликат. Спасибо, Малкольм. И вернул карту на место. А себя в свою каюту. Утро было жутким, но оно того стоило.
А с капитаном едва не произошла накладка. Он поменял китель с обычного синего на парадный белый.
А карта? Где она? Лукас должен был проверить все варианты. Сначала он решил поступить, как с помощником. Нет, напоить капитана невозможно. А стащить карту, это вполне. В этом Норт мастер. Первая же попытка увенчалась успехом. Только настораживало постоянное присутствие одного стюарда поблизости. Где бы ни был Норт со своим боссом, Фултоном, там увивался и этот кареглазый отлично сложенный парень. И бросал явно заинтересованные взгляды в сторону Лукаса. Тот предпочитал не замечать их.
А в тот день стюард внезапно пропал из поля зрения. Его присутствие было так привычно для Лукаса, что он отправился искать его.
И интуиция не подвела шпиона. Он нашел дверь в каюту капитана приоткрытой, а когда бесшумно вошел внутрь, то увидел, как стюард методично обыскивает стол.
- Не это ищешь?
Стоящий в дверях Лукас показал ключ-карту и насмешливо усмехнулся.
На секунду стюард замер, а потом медленно обернулся на голос, показывая, что руки у него пусты.
- Тебя не должно здесь быть, -  продолжал Лукас.  – Но ты здесь. Зачем? Кто послал тебя?
Их разделял массивный заваленный бумагами стол и около пары метров устланного ковром пространства. Стюард преодолел эти преграды в два прыжка. И с налету атаковал Норта.
Что стоит сделать пару шагов и выдернуть заветный кусок пластика из рук этого британского сноба? И  он делает шаг, потом второй, можно рывком сбить соперника с ног, выдернуть карту из его руки, когда тот потеряет равновесие и начнет искать точку опоры. Потом  хорошо отточенный удар в область шеи, от которого этот выскочка начнет задыхаться. А  вот потом можно уже думать, что с ним делать дальше. Дать ему возможность спокойно умереть или реанимировать, в ответ на его готовность спасти мир от надвигающейся катастрофы к которой собравшиеся здесь воротилы элитного бизнеса, под завесой тайного правительства мира, хотят изменить жизни еще нескольких сотен тысяч человек далеко не в лучшую сторону...
Будь на месте Лукаса кто-то другой, вместо головы у него было бы уже кровавое месиво. Норт ушел с линии атаки, сместившись в сторону, и кулак стюарда просвистел в паре сантиметров от его лица. Но на этом он не успокоился. На этот раз Лукас блокировал удар, но стюард вырвался из его захвата, провел подсечку и свалил Норта на пол. Навалился сверху, сдавливая горло Норта удушающим приемом. Лукасу удалось пару раз врезать стюарду коленом по ребрам, заставив ослабить хватку, а потом скинуть с себя. Оба противника оказались на ногах, тяжело дыша.
Лукас чувствовал, что от соперника исходил не только поток мощной энергии вражды, но и притяжение. Сексуальное влечение... Он попытался отогнать от себя эти ощущения, которые сбивали с толку, но нет. Соперник вместе с агрессией выдавал и желание. Причем довольно сильное.
- Шуму мы наделали, -  заметил Лукас. – Нужно убираться.
Стюард согласно кивнул.
- Надо. Только я не могу уйти без карты, ты же понимаешь, - тихо сказал он.
Такой бархатный полушепот. Как шелест шелковой ленты… Заставляет прислушаться. И хочется слушать еще и еще.
- Понимаю.
- Но ты мне ее не отдашь.
Лукас отрицательно качнул головой.
- Потому что ты сам хочешь проникнуть в хранилище.
- Возможно.
- Тогда я тебе нужен.
Лукас вопросительно посмотрел на стюарда.
- Потому что вторая ключ-карта у меня. А открыть хранилище можно лишь вдвоем.
- Поразительная осведомленность, Аарон.
Лукас прочел имя на бейдже стюарда, на секунду разорвав зрительный контакт. А когда снова посмотрел ему в глаза, увидел в них затаенное недовольство.
- Твои предложения?
- Сегодня состоится ужин в честь гостей. Капитан будет произносить свою речь, которую он репетировал уже… я не знаю, сколько, но с момента отплытия так точно, - Аарон насмешливо усмехнулся, метнул тревожный взгляд на дверь.
- Встретимся на служебной палубе у западного трапа. А сейчас пора убираться отсюда.
Аарон согласно кивнул.
Лукас вышел первым. Этакий знак доверия и доброй воли. Я не боюсь повернуться к тебе спиной. Я не жду нападения с твоей стороны.
Потому что нападающий поджидал его в коридоре…
От мощного удара по корпусу из легких вылетел весь воздух. Лукас задохнулся и потерял равновесие, отлетев к стене. Услышал свист рассекаемого воздуха и инстинктивно отклонился в сторону. Удар пришелся по плечу. Второй раз Норт избежал расставания с собственными мозгами и жизнью за короткий промежуток времени. Боль ослепила, но он увидел перед собой темный силуэт и со всей мощи врезал по нему. Сдавленный стон подтвердил, что удар достиг цели. Противник отступил назад, а Лукас бросился на него. Сцепившись, они свалились на пол. Сейчас точно кто-нибудь придет и спалит нас всех… Аарон-то, наверное, давно ноги сделал…
Противники обменивались жесткими ударами, не заботясь о собственной защите. Когда ставки столь высоки, жизнь практически обесценивается.
Внезапно тело нападавшего обмякло и навалилось всей тяжестью на Лукаса. Он с трудом спихнул его с себя.
Над поверженным врагом стоял Аарон с огнетушителем в руках.
- Теперь еще и тело убирать, - тяжело вздохнул он, протягивая руку Норту. – Давай живее.
Лукас взял крепкую сухую жесткую ладонь и поднялся на ноги, пошатываясь.
- Что это было? – спросил он, не особенно надеясь на ответ. Ясно, что либо охранник, либо конкурент.
- Муза бен Абдалла Мансад.
- Это имя должно мне о чем-то сказать?  - спросил Норт, всматриваясь в залитое кровью лицо лежащего на полу мужчины.
- Уроженец Палестины, специалист по тактическим подрывным операциям…
- Наемник, одним словом. – Прервал Аарона Лукас. – Надо убрать его отсюда.
Вместе они унесли оказавшееся таким тяжелым тело на служебную палубу и спрятали его, завалив такелажем. Чтобы ночью, когда весь корабль погрузится в сон, отправить его за борт.
Когда все было сделано, Лукас тяжело оперся на стену.
 Аарон сочувственно посмотрел на него своими карими бархатными глазами и заметил.
- Хреново выглядишь. Тебе бы врачу показаться.
- Чувствую себя еще хуже. Но к врачу сейчас никак. У нас с тобой вечером мероприятие.
- Тогда позволь мне быть твоим врачом сегодня.
Аарон приблизился к Лукасу почти вплотную. Доверчиво посмотрел в глаза. Лукас почувствовал мощную волну эмоций, исходящих от него.
Если бы перед ним была женщина, Лукас бы не сомневаясь, расшифровал такой посыл - я хочу тебя. А сейчас... Отточенность движений и высокий класс владения боевыми приемами сбивали с толку...
- Слушай, я могу руку дать на отсечение, что ты хочешь не только прогуляться со мной до хранилища, - медленно, чтобы почувствовать реакцию партнера, начал Лукас. - Что еще тебе нужно?
Аарон медлил с ответом. Было видно, что ответ у него был наготове, вот-вот сорвется с языка, но что-то мешает раскрыться. И Лукас решил помочь. Навести на мысль.
- Хорошо. Не хочешь говорить об этом, скажи, кого мы сейчас похоронили? – он кивнул на кучу такелажа. – Ты же знаешь его. Знаешь имя. Знаешь, чем он занимается. А кто его послал? Если между ним и мной ты выбрал меня… Хотя мог подождать, пока этот самый Муза разделается с конкурентом. А потом забрать у него карту и открыть хранилище сам. У тебя ведь есть сообщник? Изначально меня в твоем плане не было? Так? - Лукас пристально смотрел на Аарона.
Аарон спокойно выслушал Лукаса, улыбнулся,  потом сказал:
- Сейчас будет немного больно, потом все пройдет. Минуту. - И его руки теплой волной прошлись по плечу, будто сканируя его, потом приблизившись к суставу, одним быстрым, резким движением, Аарон вправил вывих, чуть сместив плечевую кость. -  Вот так. Я же сказал - больно будет не долго. - Сделав движение, будто собирается уйти, Аарон почувствовал резкий рывок, Это его визави вцепился в руку спасителя, ну конечно, этот разговор нужно закончить. И  уж не тем, что ему больше всего на свете сейчас хочется оказаться в одной постели с этим самцом. Что  его голубые глаза свели с ума буквально. Что  он забыл об уже подготовленной официантке, нежно-шоколадного цвета, которая была рада помочь своим черным собратьям избежать гнета империалистов, что этот английский сноб вопреки всем убеждениям вызвал невыносимое, почти непреодолимое желание поцеловать его, вознести на вершину блаженства... Нет, об этом Аарон промолчи… пока... быть может, пока ... - Может быть, ты еще не понял, но я - еврей.  А тот, кого мы  оставили там, - он указал на кучу веревок. - Палестинец.  И даже если бы тут была возня потише и с меньшими затратами, все равно мы были бы по разные стороны баррикад.
Это было несложно понять. Что еврей и палестинец люто ненавидят друг друга. А вот к Норту у Аарона, напротив, самые пылкие чувства.
- Так выходит, это он на тебя охотился. А я принял удар. – Лукас усмехнулся. – За тобой должок. И одним только вправленным вывихом ты его точно не оплатишь. Проводи меня до каюты.
Это могло быть и предложение, и обещание чего-то большего, желанного.
Лукас положил здоровую руку на плечо Аарона, чувствуя его напряжение, неуверенность, внутреннюю борьбу и смятение. 
- Идем же, нас тут быть не должно, - Норт мягко направил Аарона к трапу. – Раз уж мы решили, что никто из нас друг друга первым не убьет, давай решим, как можем быть друг другу полезными.
- У тебя имя-то хоть есть? – спросил Аарон, осторожно ведя Лукаса, придерживая за талию.
- Джейсон.
- Тогда с тебя выпивка, Джейсон.
- Не проблема.
- Ты же понимаешь, как далеко я могу зайти, если на моем пути встанет хоть один палестинец. - Аарон был так спокоен, что мог бы вызвать оледенение в аравийской пустыне. - Сообщник ... Может быть, и был, но поверь, я рад, что встретил тебя. - Аарон с нескрываемым удовольствием подставил плечо и с еще большим удовольствием обхватил Норта за талию, давая возможность опереться на себя. Их тела теперь были так близко... Ровное дыхание Аарона сбилось-таки на какой-то невообразимый фокстрот, волны желания накатывали одна за другой, но  тогда он решил выдержать эту пытку до конца, настолько она была волшебной, сладостной... - Я предпочитаю тонкие белые вина, если что, как бы в пространство произнес  еврей, уходя подальше от опасности с таким желанным грузом на плече...
Пока они добирались до каюты, Лукас в полной мере мог оценить превосходную физическую форму Аарона. Тугие мощные мышцы перекатывались под тонкой тканью форменной куртки. Норт ощущал жар его тела. Чувствовал сбивчивый ритм желания и, кажется, мог даже унюхать его вожделение. Но нет. Это был тонкий аромат лосьона после бритья.  И сам Аарон был такой уточнены. При всей его стремительности и агрессивности. Мягкий, шелковый, неотразимый. Был бы Лукас хоть на один процент гей… Но Аарону необязательно об этом знать.
Наконец, Лукас оказался на диване в своей каюте. Возникни такая необходимость, он выдержал бы еще раунд с этим палестинцем. Но предпочел притвориться ослабленным и страдающим от боли. Жалость – великий двигатель. А помноженная на сексуальное желание…
- Будь как дома. Бар вон там. – Лукас указал в направлении столика, уставленного разнокалиберными бутылками с напитками едва ли не со всего мира. -  И плесни мне тоже чего-нибудь. – Он попытался устроиться поудобнее, всем своим видом показывая, как ему необходимо спиртное в качестве обезболивающего сейчас.
Аарон посмотрел на Джейсона с сочувствием, и уж конечно, в первую очередь плеснул в стакан виски, чтобы  партнер мог расслабиться в полной мере. Потом вернулся к столику и налил белого вина себе, сделал пару больших глотков в ожидании, когда парень осушит свой стакан. Потом  забрал пустую посуду, чтобы вернуть ей на столик и подошел опять к парню.
- Ты устал. Тебе нужно расслабиться и отдохнуть, - произнес он бархатным голосом, и глаза его наполнились нежностью и теплом. - А я могу осмотреть тебя. Ведь уже через несколько часов ты должен быть в форме. Так что  на врачей и, правда, времени нет. - Аарон расстегнул рубашку Джейсона, помог ее стянуть и принялся водить руками по его телу. Он-то прекрасно знал, что делает. Это был не массаж, это скорее сканирование и устранение  боли с помощью биополя. Аарон мог бы и задевать тело Джейсона, чтобы почувствовать его вибрацию, но предпочел пока лишь бесконтактное воздействие, чтобы не вызвать отторжения. И, лишь убедившись, что с парнем все в порядке, что тот расслаблен и не проявляет агрессии, Аарон приблизился к нему, подсунув одну руку под спину, приподнял над диваном, и приник к тонким чувственным губам, стараясь быть максимально нежным и  внимательным...
Лукасу пришлось сделать над собой усилие, чтобы позволить Аарону исцелять его. Сначала подпустить так близко. Потом позволить расстегнуть одежду и сделать то, что он сделал…
- Это что, секретные методики такие? Я знаю, что медицина Израиля считается лучшей в мире… Одной из самых лучших, по крайней мере…
Аарон, конечно же, не ответил. Лишь мягко улыбнулся и продолжил свои пассы. Странное дело, но Лукас и в самом деле почувствовал облегчение.
А потом… Этот поцелуй. Ничего неожиданного, но Лукас все же был не готов. Он скомкано ответил и отстранился, бормоча извинения.
- Прости. Я… У меня никогда… не было такого опыта… ты мне нравишься, но. Аарон, мне нужно чуть больше времени, хорошо?
Лукас робко посмотрел на Аарона, как будто проверяя, не обидел ли того своим отказом.
Аарон и не ждал в ответ пылкости Ромео. Вот уж нет. И так несколько секунд, когда его язык проник между губ Джейсона были восхитительными. Пусть робкие и нерешительные, но все же его ответные движения дали надежду. А пока можно и поговорить.
- Не бери в голову. - Аарон положил руку на горячую грудь Джейсона, пытаясь подействовать успокаивающе, и посмотрел в глаза. - Мы можем просто поговорить. Хочешь еще виски?  - и, получив в ответ лишь кивок, пошел опять за стаканом. Сделал  глоток вина. Плеснул  виски в стакан Джейсона и вернулся на диван. - Вот, можешь не переживать по поводу наших личных отношений. Никто тебя насиловать не будет. - Аарон взял ладонь парня в свою. - А что насчет хранилища? Ты  что там хочешь добыть? Думаешь, там есть деньги? Тебе не приходило в голову, что можно воровать нечто более важное? Посмотри, как это воронье захватывает планету и пирует, когда почти все люди на ней умирают от болезней и голода. А если вот так, как мы сегодня, лишить их возможности бросаться миллиардами, как воздушными шарами, то может быть, и воздух станет чище, и еды будет хватать на всех? Ты что хотел сделать с теми деньгами, что добудешь?
Лукас посмотрел на Аарона расширившимися от удивления глазами.
- Так там нет денег? А… Что там? Более важное?  - он даже понизил голос и привстал, если бы Аарон не уложил его обратно. -  За чем ты пришел?
Норт впился взглядом в лицо Аарона. Сейчас момент истины. Если тот скажет ему про ставки, значит, доверие завоевано. А если нет… Будем и дальше играть в кошки-мышки. Это же так увлекательно.
- Я не… я не понимаю. – Лукас выглядел смятенным. – Ты говоришь, что денег там нет. Но хочешь лишить их миллиардов. Как? Стой. Не отвечай. Это бриллианты, да? Они не менее ценны, чем золото, но их проще перевозить, прятать, можно распились и продавать… Там камни? Аарон, ты пришел за камнями? Нет, я не против, если мы пойдем вместе, мы поделим все честно. Или даже шестьдесят тебе, сорок мне. - Лукас сбивчиво и быстро говорил. -  А насчет богачей… тут ты прав. Меня уже тошнит изображать одного из них Я же честный вор, Аарон… - главное не переиграть, изображая захмелевшего бродягу, который решил пооткровенничать.
Аарон посмотрел в глаза Джейсону. Ну кто же открывает секреты мировой значимости первому встречному вору... пусть он даже и вызвал волну безумного желания...
- Там есть нечто большее, хотя, о бриллиантах - это ты почти угадал, попробуй мыслить еще шире.  - Конечно, простой человек даже не станет искать разницу между горсткой бриллиантов и  шахтой, которая может приносить  миллиардный ежегодный доход. Потому, что  видит только то, что может удержать в руках, но этот-то не был обычным. Даже  чтобы проникнуть сюда, нужны были связи, навыки, способности, знания, и все это было у этого парня, имеющего вид, вполне многообещающий...
- Шире? Насколько шире?
Несмотря на сопротивление Аарона, Лукас принял сидячее положение. Он, как охотничий пес, почуяв добычу, теперь ни за что не свернет со следа. А пока стоит в стойке, как пойнтер.
- Что может быть шире бриллиантов? – Лукас облизнул пересохшие губы. Аарон проследил за этим его движением, зрачки его расширились от предвкушения… - Не мучай меня. Пожалуйста. Аарон… прошу.
Лукас едва слышно выдохнул последние слова, подтверждая полную свою покорность и готовность пойти хоть в адское пекло ради достижения заветной цели. Он нашел руку Аарона и судорожно сжал ее, как будто ища у него поддержки.
- Что? Много бриллиантов! - Аарон посмотрел на Джейсона немного снисходительно и даже свысока. Впрочем, какой еврей смотрит на обычного гоя как на равного? Правильно - никакой. Это они - богом избранный народ, а вся остальная масса - сидите и слушайте, что умные люди говорят.
- Представь, тут на корабле собрались те, кто управляет этим миром. И в хранилище она прячут не деньги и не бриллианты. - Аарон снизил тон до заговорщического, чтобы парню казалось, что они говорят на одном языке. - Пойми, там лишь информация о деньгах, но даже за нее ты можешь умереть. Так  они охраняют свои секреты.  И если завладеть этой информацией - то ты, безусловно, станешь главным в их игре. Понимаешь меня? Поможешь открыть это хранилище? Ты же все равно хотел это сделать, а тут нас уже двое. И... я могу еще многое сделать для тебя... я постараюсь быть нужным. Я постараюсь быть нужным тебе… - Аарон стал вкрадчивым. Поглаживая  Джейсона по руке, он хотел проникнуть ему под кожу, в мозг...
Лукас медленно кивнул, осмысливая услышанное. Он был ошеломлен, сбит с толку, его мир перевернулся! Это внутреннее волнение, холод в пальцах рук, понимание, что ты во власти другого человека… учащение сердцебиения… легкое головокружение… Норт на самом деле чувствовал все это.
- Информация. Ну конечно. Кто владеет информацией, тот владеет миром. Ее так легко хранить, передавать… Продать. Если знаешь, кому. Ты же знаешь, Аарон? Ты знаешь. Иначе не зашел бы так далеко. Ты убил того мужика. Ему тоже нужна была информация. И ты знал это. А я… - Лукас снова впился взглядом в Аарона. – А я? Меня ты тоже пустишь в расход после того, как получишь свое? Аарон? – Лукас был полон решимости услышать любой ответ. Лишь бы он был правдой.
Ага, соображать начал. Теперь бы направить это соображение в нужное русло. Аарон выдохнул.
- Ты немного связь-то держи, думать начинай. Если бы я хотел избавиться от тебя, стал бы я спасать тебя? Не у тебя, у меня было с кем пойти в хранилище,  не мне, тебе этот головорез мог башку снести. А  меня даже не заметить. А теперь сосчитай, сколько будет два и два. Я хочу, чтобы ты был не просто живой и здоровый, но и счастливый. Впрочем, выбирать тебе. - Черноглазый брюнет уставился на голубоглазого, стараясь пылкую речь подкрепить не менее пылким взглядом. Он бы мог еще сказать, что влюбился в эти глаза, утонул в них, как в омутах, но пока еще не время говорить об этом. Как и для любого шпиона, работа прежде всего, а любовь... Любовь - на десерт, если повезет... - Ну, так, что? Ты со мной?
Норт еще некоторое время недоверчиво смотрел на Аарона, а потом набрал воздуха в грудь как перед прыжком с высокой скалы в бурное море. И выдохнул.
- С тобой. – И уже спокойнее добавил. – Считать я умею. Думать тоже. А еще у меня есть глаза и инстинкт самосохранения. После того, как ты на моих глазах замочил того палестинца, я понял, что тебе человека убить, что бокал вина выпить. Легко и приятно. Я тебе нужен. Именно я, а не тот, кого ты хотел использовать как одноразовый шприц. И мы оба это знаем. Поэтому ты не избавишься меня после того, как мы заберем инфу из хранилища. В одиночку такие дела не делают. Так что да, ты прав. Я нужен тебе живой, здоровый и счастливый.
Эта дуэль взглядов продолжалась, пока Лукас произносил свою менее пылкую, но не менее убедительную речь.
- И что теперь?  - с замиранием сердца спросил Норт.
Если Аарон предложит заняться любовью… Станет ли отказ отступлением от так тщательно созданного образа?
Аарон посмотрел на часы, потом на Джейсона...
- Времени у нас - до начала речи капитана. - Он же видел, как Джейсон сглотнул при этих словах. - Не думаю, что это время мы должны находиться вместе.  Боль полностью прошла? - заботливо спросил Аарон и еще раз провел рукой над кожей Джейсона, едва касаясь ей  мягкой ладонью. Парень кивнул, еще раз судорожно сглотнув. - Ну вот и хорошо. Встречаемся, как договорились, у западного трапа служебной палубы. Постарайся не опоздать, чтобы не попасть в цейтнот.
Проговорив это, Аарон налил еще виски в стакан Джейсона, подал его в руки напарнику и вышел за дверь...
Как только дверь за Аароном закрылась, Лукас преобразился. Исчезла неуверенность и опаска. Он снова стал собой. Отставив бокал с виски, Норт встал с дивана. Что бы этот Аарон ни сделал, от этого определенно был толк. Боль почти не чувствовалась. Лукас переоделся и вышел из каюты, заперев дверь и оставив на ней метку на случай, если кто-то захочет посетить его обитель в отсутствии хозяина. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, Лукас с видом человека, который решил развеяться, пошел вдоль по коридору. Избегая людных мест, Норт пробрался на сервисную палубу и отрыл похороненный там труп. Сделал фото и отправил на опознание в Контору. Потом снова закидал его веревками и ушел.
В назначенный час он уже ждал Аарона у западного трапа. Тот не замедлил появиться. Без лишних слов мужчины спустились к хранилищу. Каждый знал, что ему нужно делать. Прежде чем открыть дверь, Аарон поколдовал с сигнализацией, отключая ее. Лукас стоял чуть поодаль, наблюдая.
- Порядок. – Аарон закрыл дверцу щитка.
Лукас в ответ кивнул.
Открыть дверь с хранилище было просто. Приложить одновременно ключ-карты и набрать одновременно же коды на панелях. Тот, кто ставил эту систему, был слишком самоуверен, иначе добавил бы биометрическую защиту.
Внутри хранилище мало чем отличалось от своих банковских аналогов. Разве что ячеек было в разы меньше. Соответственно количеству пассажиров, которые могли бы ими воспользоваться.
- Что теперь?  - негромко спросил Лукас.
- А теперь мы приступим к основному блюду, - хищно улыбнулся Аарон.
Он подошел к одной из ячеек и открыл дверь. Значит, ключи от ячеек у него тоже были. Холод пробежал по спине Норта. Этого он не знал. Если бы он не вошел в контакт с Аароном и не предпринял меры, что бы помешать ему… Все коды достались бы этому проныре.
Лукас отошел к столу, стоящему в центре зала и незаметно, пока Аарон доставал ноутбук из ячейки, прикрепил к столешнице снизу небольшой предмет, напоминающий таблетку. Считывающее устройство, изготовленное Малкольмом специально для этой миссии.
Стоило Аарону взять в руки ноутбук, как раздался пронзительный вой сирены.
- Черт! Это еще что?
Лукас выглядел не менее затравленным и ошеломленным, чем Аарон.
- Датчик давления в ячейке! – догадался он. – Надо уходить! Немедленно! Иначе дверь заблокируется! – и первым бросился к выходу их хранилища.
Сматерившись на иврите, Аарон последовал за ним.
Они успели выскочить в последний момент. Тяжелая десятидюймовая стальная дверь захлопнулась позади.
- Сюда!
Лукас держал в голову схему отхода. И вывел Аарона, избежав встречи с охранниками.
На корабле поднялся переполох, который, разумеется, тщательно скрывали от пассажиров. Лишняя паника никому не нужна. Помощник пробежал в каюту капитана, через пару минут они уже вместе быстрым шагом шли к хранилищу. Выбрав момент, Лукас вышел из-за угла и как бы невзначай столкнулся с капитаном. Он вежливо извинился, но капитан едва ли заметил его вовсе, слишком озабоченный случившимся. Лукас пошел в другую сторону, довольно ухмыльнувшись. Ключ-карта снова лежала в кармане кителя капитана. Как будто и не покидала его.
Роджер Фултон блестяще исполнил свою роль. Всех участников торгов собрали у входа в хранилище, без них ячейки, как и само хранилище, вскрывать запрещалось. Капитан и помощник открыли двери, и все вошли внутрь. Их взорам предстала отрытая дверца одной из ячеек.
- Вот! Что я говорил! – Воскликнул Фултон. – Нужно проверить все наши данные. Немедленно. Что, если их повредили? Скопировали? Вы же понимаете, что в этом случае торги не состоятся, имущество будет национализировано, и…
- Прекратите истерику, Роджер, - спокойно произнес американец Боб Кун. – Еще немного, и вы раскроете все наши секреты. Мы все проверим. И убедимся. Что ваши, - он выделил это слово, - опасения напрасны. И все в целости и сохранности. Так, господа?
Остальные мешкали. Тогда Боб и Роджер первыми открыли свои ячейки, достали ноутбуки,  положив их на стол в центре, проверили данные.
- Все в порядке, - облегченно вздохнул Фултон.
- И у меня, - подтвердил Боб.
Глядя на них, остальные тоже последовали их примеру. Все оказалось в порядке.
Ноутбуки были возвращены на место, ячейки вновь закрыты, а члены делегации разошлись по каютам, получив от капитана заверения о том, что будут приняты беспрецедентные меры безопасности, и волноваться не о чем.
- Что ж вы их не принял раньше… - пробурчал Боб.
Капитан молча проглотил укор.
А потом обнаружилось и мертвое тело на служебной палубе. Но тут Норт не сплоховал. Раскрыв свою истинную личность капитану, он спустил дело на тормозах. Представил как самозащиту и поблагодарил капитана за содействие в борьбе с международным терроризмом. Капитану ничего не оставалось, кроме как отсалютовать Лукасу, пробормотать встречные благодарности и посмотреть в спину уходящего британца.
Утро началось с вызова на ковер. Тот, чьим помощником являлся Лукас по легенде, с чего-то возомнил, что Норт обязан ему рапортовать.
Лукас без стука вошел в соседнюю каюту. Сидящий за столом мужчина с лицом, похожим на крысиную мордочку, просматривал какие-то документы. Он не поднял головы, чтобы  посмотреть на Норта. Лукас прошел до середины каюты и остановился напротив стола.
Роджер Фултон был недоволен и не пытался скрывать этого. Он даже не предложил Лукасу присесть. Оторвавшись, наконец, от своих бумаг, он окинул Норта придирчивым взглядом, рассматривая его потрепанный вид, и ворчливо произнес.
- Тебя не было на ужине вчера.
Предполагалось, что Лукас должен был дать ответ. Но он продолжал молчать.
- Ты не слышал? Я задал вопрос.
- Вопрос? – Лукас приподнял бровь. – Я слышал лишь констатацию факта. Меня действительно не было вчера на ужине.
- Хорошо. Почему тебя не было вчера на ужине, - с нажимом проговорил Роджер.
- Я неважно себя чувствовал.
- И в чем причина?
- Оступился на лестницах. Эти их трапы… такие коварные… узкие и крутые…
- Ты где нашел такие лестницы? Где тебя носило всю ночь? В компании этого смазливого стюарда? Думаешь, я не узнаю про твои ночные похождения?
Лукас в то же мгновение оказался у стола Фултона и оперся на него, нависая.
- При всем уважении. Мистер Фултон. Прошу вас не забывать, кто в этой миссии является исполнителем, а кто прикрытием. – Голос Норта был опасно низок и резонировал, отражаясь от стен просторной каюты, прибивая Роджера к мягкому креслу, в котором тот сидел, заставляя вжиматься в мягкую обивку. – Меня послал сюда Гарри Пирс. И отчитываться я буду только и исключительно перед ним. А вас впредь прошу не забываться и не входить за рамки полномочий. У меня все под контролем, спасибо за беспокойство. Такой ответ вас устроит?
Роджер медленно кивнул. Он боялся сделать лишнее движение, боялся спровоцировать этого хищника, которого ненароком растравил. Но сам себе пообещал. Если он вернется из этого круиза живой, обязательно напишет рапорт о поведении этого выскочки Норта.
И написал.
Гарри как мог придерживал этот рапорт. Но господин Фултон был не последним человеком в кругах, близких к премьер-министру. И к тому же мстительным и злопамятным. Так Лукас и оказался в Чечне.
…Все шло прекрасно до того момента, когда как раз и началась работа. Все усилия по добыче карт, ключей от ячеек, вербовке помощников, все надежды покатились к огромному лохматому черту в преисподнюю. Стоило только открыть ячейку и прикоснуться к первому же ноуту, раздался пронизывающий, сводящий с ума звук сирены.
Джейсон крикнул.
- Датчик давления! Давления! Сматываемся! - А что оставалось, дверь уже начала закрываться, слава богу - массивная, ей нужно время на разгон...
- Кибени ма! Кибени ма! - крикнул Аарон и последовал за Джейсоном. Дверь закрылась.  Он бы еще десять тысяч раз выругался, но толку от этого? Хорошо, что у этого пройдохи с воровским образованием были проработаны пути отхода и успешно миновав охрану, они исчезли в недрах корабля, естественно разделившись. Не гулять же им парой, хотя и была договоренность, встретиться ближе к ночи, чтобы отметить удачное событие... Но не случилось удачи. Не  случилось и встречи... За то случилось другое. От чего Аарон чуть не сжевал собственный пистолет! И  еще сто раз произнес.
- Кибени ма!
Потому что процесс торгов передавали по каналу вещания. И кто бы вы думали там крутился, рядом с представителем английской стороны? Джейсон! Собственной персоной!
Аарон сделал фото и выслал в контору. Ответ его разозлил еще больше. уж лучше бы его не было вообще! Сотрудник МИ5! Агент Норт! Кибени ма! Сколько раз он еще будет ругаться, вспоминая этого Норта! Сколько раз!  А тогда, он смотрел, как самодовольный агент изображает из себя спасителя мира, и ненавидел его непередаваемо прекрасные глаза всем сердцем... только бы добраться до них! Только бы добраться!
Но ни там на корабле, ни после этого Зерах больше не видел Норта и не нашел его. На несколько лет его след затерялся... И вот он, это не может быть ошибкой - Зерах не мог его забыть, не мог ошибиться. Это Лукас Норт увел Викторию, разрывая все его труды и надежды снова, будто бумажные полотенца...
Ральф Фридрих. Помешан на органической химии вообще и аминокислотах в частности. Его кумир – Эмиль Фишер. О чем бы ни заговорил Ральф, в конце беседы он обязательно расскажет, как фантастически гениален его земляк Эмиль Фишер, который, кстати, приходится ему родственником по маме. Просто мамина тетка была замужем за племянником этого самого Фишера. И если пресловутый родственник был Нобелевским лауреатом, то Ральф бы лауреатом медали имени Фишера, и гордился этим необычайно. Но при всем при этом, бывать на его лекциях было необычайно интересно. Рассказывал он про аминокислоты, как будто про детективный роман о влюбленных.
Он с детства отличался впечатлительностью и неординарностью. Родители любили маленького Ральфа и потакали, как могли, тем более, когда обнаружилась тяга к биологии. Вот тогда в маленьком домике на берегу Рейна и появилась легенда о том, что тетя мамы была замужем за родственником великого ученого. Теперь даже трудно сказать, что в этой истории правда, но она возымела тот эффект, которого добивалась мама. Мальчик воспылал любовью к исследованиям и отдался этому со всем пылом своей души. И гуляя по невероятному ботаническому саду кельнского университета, не мог и предположить, что его жизнь будет совсем не такой, как он рисовал себе ее в мечтах.
 Медаль имени Эмиля Фишера он получал одновременно с известием о новом назначении –  поездке по программе обмена в Россию. Он был так счастлив, что не придал особого значения ни этому факту, ни словам произнесенным ректором: «Вы же понимаете, что просто так ничего в этой жизни не дается…» А потом, когда он гулял по саду, так привычно мечтая о любимых аминокислотах, к нему приблизился человек с бокалом виски.
- Добрый вечер, герр Фридрих. - Почему его голос показался таким мерзким?
Но Ральф ответил.
- Добрый вечер… - поднял глаза на незнакомца… Это был лысоватый, чуть ниже его пожилой человек, с явным пивным животом и цепким взглядом. Почему Ральф съежился под этим взглядом? Но, так или иначе, а этот человек вызвал трепет, подобный животному ужасу, перевернувший душу Ральфа, еще до того, как произнес те слова, которые и стали его проклятьем.
- Мы рады поздравить вас с наградой, но вы же понимаете, ничего не дается просто так..  и эта поездка не ссылка в Сибирь, тем более, до нее вы не доедите, и не курортный променад. Завтра после десяти я буду ждать вашего звонка. –  Незнакомец протянул визитку и удалился.
 А Ральф понял, что потерять визитку не получится - ему в ту же минуту принесут другую. Потом мелькнула мысль о Штази, но времена холодной войны давно прошли... или нет?
Представительство DAAD располагалось в современном офисном здании в одном из многочисленных небоскребов деловой части Кельна. Как любой немец, Ральф прибыл на встречу с Карлом Мейером во время, тем более зная, что это не просто представитель DAAD, вернее – скорее не представитель DAAD, а агент БНД,  внешней разведки Германии. Видимо, мысль про «ШТАЗИ» мелькнула в его голове неспроста, хотя Кельн никогда не был под юрисдикцией Советов, и обывателю вздрагивать можно было лишь при упоминании «Хрустальной ночи». Но  свои ощущения от встречи с этим человеком, Ральф мог сравнить только с теми ощущениями, которые он испытывал, слушая о зверствах и всемогуществе ШТАЗИ.
Господин Мейер был весьма вежлив и мягок, но казалось, что его голос проникает в мозг и разрывает его на тысячи осколков. В конце концов, Ральф понял, что будет на много проще и безопаснее выполнить все инструкции и пожелания этого господина, чем пытаться противостоять ему. И попал на курсы обучения работы с советскими студентами. Почему советскими? Видимо, его новые покровители были в состоянии холодной войны с Советами до сих пор. Ему объясняли, как себя вести в России, чтобы не вызывать агрессии к своей персоне и к Германии, как найти тот объект, который интересует руководство, как входить в контакт, как находить точки соприкосновения. Потом были еще курсы языка, которые дались Ральфу намного легче, чем обучение шпионажу, потому что когда-то, прочитав  несколько рассказов русского врача Михаила Булгакова, ему захотелось перечитать его записки и романы на родном языке. И самостоятельно  без лишних затрат, Ральф выучил русский. А теперь, ему стало понятна эта фраза – не просто так… Уж, конечно его выбрали среди всех не за красивые глаза, а потому, что подходил по многим параметрам. Но хоть какое-то удовольствие от всего этого и он получил, и он приобрел немалые познания о русской литературе и приятный акцент, который так понравился русским студентам. Потом еще невероятное количество инструкций и консультаций вплоть до самого отъезда. Его кураторы были вежливы и настойчивы. И как любой немец, Ральф проникался ощущением великого государства, которому понадобились его услуги. Эта его значимость еще более возвысила его в собственных глазах, будто бы до этого он не вполне ощущал себя представителем великой нации. Перед вылетом в Москву, ему прислали конверт с его первым и пока единственным заданием. Виктория Кузнецова. Ее досье и указания о ее работе в области фагоцитарной системы внутриклеточного пищеварения. И вот длительная тщательная всесторонняя подготовка позади. И Ральф отправляется в страну медведей, балалаек и водки…
Как человеку увлеченному, ему не стоило больших усилий влиться в коллектив ВУЗа, в который его направили, да он в этом и не сомневался, считая, что студенты одинаковы везде, и русские студенты еще раз показали, что Ральф был близок к истине.
Мало того, большинство русских студентов, быстро уловив его слабое место, на экзаменах просто сводили ответы на вопросы в билетах к упоминаниям о Эмиле Фишере… и все- зачет в кармане, то есть в зачетной книжке. А особо смышленые студентки еще и умудрялись сроить ему глазки, и даже влюбляться и краснеть от его взглядов. Ведь он и на самом деле был необыкновенно красив. Грех не влюбиться в такого мужчину со всеми перспективами переезда на ПМЖ в невинный город Кельн… А то, что этот город был невинен, можно было предположить только раз увидев этого чудаковатого немца с милым акцентом, говорившего по-русски, приехавшего в замызганный и пропахнувший нафталином Тимирязев по программе Немецкой службы академических обменов (DAAD ). Как представитель DAAD, он с усиленным рвением искал одаренных студентов. Его выбор пал на Викторию Кузнецову. Пусть аспирантку, с уже практически готовым открытием и явно отличающуюся от всех ее ровесников. Пусть тема ее работы немного агрессивна. Пусть она вовсе не собиралась никуда ехать, герр Ральф все же надеялся убедить ее в необходимости и полезности такого обмена. Но пока  разработка Вики была еще не готова. Вещество не стабильно, формула требовала осмысления. И Ральф вынужден был ждать. Ждать, как и все остальные фигуранты, которых взяли в разработку Даршавин и Норт. А Вика держала оборону, словно ее любимые фагоциты.  Вокруг же профессора Фридриха вились более активные студентки, вовсе не такие одаренные в науке, зато довольно агрессивные в достижении целей. И вот уже герр Ральф под неусыпным бдением расторопной Анастасии Кукушкиной, которой удалось смастерить некое подобие научной работы как раз в области образования пептидов в изоэлектрической точке.
Девушка быстро научилась сплетать имеющиеся познания в науке с неотразимыми женскими чарами, подкрепленными выдающимися формами, от которых Ральф приходил в безнадежный ступор, и весьма успешно изображал крайнюю степень вожделения и так мило врастяжку произносил ее имя, что  Наа-с-тяяя уже видела себя вполне респектабельной фрау где-то в одном из старинных домов Кельна. Но пока они не достигли нирваны на берегах древнего Рейна, довольствовались любовью в каких-то снятых на час квартирах, чтобы не попадаться на глаза ни студентам, и ни руководству Ральфа. Потому что его кураторы очень пристально следили за моральными качествами их представителей.
В окне Вики зажегся свет, а потом она задернула шторы, а надо наоборот. Не забыть напомнить. Лукас убедился, что его подопечная в безопасности, и не спеша пошел вдоль по мокрому тротуару. Заставший их еще у кафе дождик превратился в полномасштабный дождище. Лукас застегнул пальто и поднял воротник. Но холодные капли падали на голову, заставляя вздрагивать каждый раз. Лукас уже подумал о том, чтобы поймать машину, но как на зло ни одной даже мимо не проезжало. Город как будто вымер. Фонари светили как-то тускло. Экономят они что ли… То ли дело на зоне, вот где мощные прожекторы не гасят от темна и до темна. Мысли о зоне напомнили Норту, что где-то рядом идет Даршавин. Никогда не свободен…
Зерах отделился от кустов, которые все равно уже мало помогали, скорее сумерки были его союзником. И он почувствовал, каким-то звериным чутьем, что Лукас Норт дрожит… его вибрация передавалась Зераху в виде азарта. Нет. Ошибиться Зерах не мог. Это тот самый Норт, который  тогда предал, обманул его надежды. Разрушил его дело... надсмеялся над его идеей… И что теперь ему мешает напомнить этому англичанину, что земля круглая? Да, практически, ничего. Вот сейчас свернет с дорожки во двор, тут можно будет и поговорить… В отличие от Лукаса, Зерах был в этом городе уже около месяца, и изучил тут каждый поворот, каждую подворотню. Мог с закрытыми глазами идти хоть днем, хоть ночью… Невидимой тенью он скользнул в подворотню и  замер у стены, в ожидании, когда его визави будет проходить мимо…
Если бы не дождь. Если бы не этот проклятый дождь, который напоминал Лукасу о тюремном аде, если бы он был более сосредоточен на происходящем вокруг, если бы не был уверен, то Даршавин прикрывает, если бы, если бы, если бы… Он бы вовремя заметил тень, отдалившуюся от стены. Но осознание пришло слишком поздно. Норт вздрогнул и остановился как вкопанный. Он знал, что Зерах в городе, но не ожидал, что тот пойдет на прямой контакт и так скоро.
- Рад видеть тебя снова, - проговорил Лукас, надеясь, что сумрак скроет его лицо. Пока он пытается взять себя в руки.
- Чего-чего, а ностальгии я от тебя не ожидал, - усмехнулся Зерах. Вот кто был спокоен и уверен в себе. - Джейсон. Или как там тебя на самом деле.
- Ты был идеалистом… - Лукас отчаянно пытался выиграть себе время. И чувствовал, как темнота сгущается вокруг него. Давит. Поглощает.
- Звучит как ругательство. А ты не допускаешь мысли, что есть еще мотивы, достойные борьбы?
- Хорошая мысль. – Выдавил Норт. – И за что ты сражаешься сейчас?
Зерах приподнял бровь… Мы тут вечерком собрались поговорить об идейной борьбе? Он, чуть склонив голову набок, обходит Лукаса по дуге, будто выбирая место помокрее, где дождь будет заливать Лукасу глаза, а Зераху лишь промочит спину… Он помнит еще, очень хорошо помнит, что Лукас хороший актер. Он помнит даже поцелуй... Черт!
- Кибени ма! -  Рычит Зерах. - Какое тебе дело до моих идей! Ты чертов империалист, которому деньги заменяют все! Все идеи!  - Но его рычание вовсе не проявление слабости, пока Лукас занят определением его голоса, Зерах двигается вперед, как бы мимо Лукаса, но отточенным движением наносит удар в шею, быстро и мощно, чтобы у соперника не было времени уйти в сторону. За спиной Лукаса он разворачивается, чтобы посмотреть на эффект и нанести еще один удар – сверху…
Проклятый дождь. От удара Лукас теряет дыхание, согнувшись, ловит ртом воздух. Ему кажется, что он снова на Лушанке, и его наказывают, а он даже не может сопротивляться… Еще один удар заставляет упасть на мокрый асфальт. Ледяная вода моментально пропитывает одежду. Лукас инстинктивно прикрывается от ударов. Хватит, не надо… Остановитесь… За чтоо…
Зерах выпрямляется после удара, чтобы насладиться видом корчащегося в луже Лукаса.
- Не надейся тут проваляться! - вскрикивает он, наклоняется и хватает Лукаса за ворот пальто, - вставай и  дерись! Помнишь, как ты это делал?  -  Зерах ставит его на ноги и наносит еще удар в плечо. - Это плечо я лечил тебе, я спас тебя, чтобы ты меня предал? – Зерах наконец превращается в гнев…
Боль отрезвляет. Сквозь пелену дождя и боли Норт всматривается в человека стоящего перед ним. Это не Даршавин! И не Миша! Какого черта происходит? И он будет терпеть? От этого еврея? Он узнал Зераха. Взгляд приобрел осмысленность и гнев.
- Предал? Предал тебя? Да я тебя от убийства отмазал! Знаешь, что делают в русских тюрьмах с такими, как ты? Я тебе покажу наглядно.
И врезал в челюсть прямым мощным ударом.
- И ты смеешь меня винить? Да кто ты такой вообще!
Зерах отлетел, хватаясь за лицо, этого он не ожидал. Привыкнув драться по правилам спортивного зала, вовсе не ожидал такого поворота. Теряя равновесие, но наклонился вперед. Может быть, настала пора поговорить?
- Ты что, успел еще и в тюрьме посидеть? – Зерах протягивает руку вперед, пытаясь загородиться от удара, который может последовать далее. - Какого хрена ты дерешься как шпана из подворотни! Ты забыл кто я такой? Почему же я так хорошо помню тебя, чертов убюдок!
Видеть ошеломленного противника. Что может быть приятнее. Этот ни с чем несравнимый азарт. Хочется выбить из него всю душу, все желание сопротивляться. А напоминание о тюрьме подливает масла в огонь.
- Я все помню.
Лукас больше не тратит слов. Пользуясь замешательством Зераха, бросается вперед и проводит еще серию ударов.
Едва успевая ставить блоки, пропуская половину ударов, Зерах  пытается сам атаковать, но видя настрой Лукаса, мечтает лишь об усилении ливня, чтобы скрыться за стеной дождя.
Он отходит к стене, чтобы опереться на нее, хоть с какой-то стороны выискивая себе опору.
- Да подожди ты, черт! Какой дьявол в тебя вселился, и где ты научился так драться! – помня тот бой на корабле, Зерах вовсе не ожидал, что за эти годы Лукас совершенствуется настолько! Наконец, увернувшись от удара, он с удовольствием услышал, как кулак Лукаса слился со стеной до хруста. И в этот момент он коротким ударом откидывает от себя Лукаса…
Никогда нельзя терять контроль. Ни над ситуацией, ни над собой. Лукас убедился в этом только что.  Он видел перед собой лишь конкурента, врага, который хотел забрать у него Вику. Подкарауливал как шакал в засаде и напал, маскируясь под дождем.
Боль прошила руку от кисти до плеча. Норт охнул и отступил назад.
- Я знаю, кто ты. И зачем здесь. – Коротко, отрывисто произнес. От боли перехватывало дыхание. – Я не хочу убивать тебя. Ты спас мне жизнь. Уйди с дороги. Пока можешь. Или мне придется тебя убрать.
Тяжело дыша, Лукас держал одну руку другой, пытаясь унять боль.
Удача, которая сопутствовала Зераху до сих пор, видимо, с появлением Лукаса будет теперь намного реже посещать его. Что-что, а то, что Лукас времени даром не терял, еврей понял за несколько секунд поединка. И, чтобы свести к минимуму риск быть убитым, Зерах быстрым движением вытащил из-под пояса куртки небольшой складной нож. Увесистый кусочек металла надежно лег в ладони, придавая хозяину уверенности и значимости. Лукас не мог видеть, как сверкнуло лезвие при нажатии на кнопку замка.
Зато каждое движение прекрасно видел Даршавин. Пока вся эта заварушка забавляла его, он спокойно стоял в тени домов, с удовольствием наблюдая, как Зерах колотит Лукаса, а потом в гордостью гладя, как воплощение Дориана Грея отточенными движениями обращает соперника чуть ли ни в бегство. Но появление ножика в руке Зераха вовсе не входило в планы. Завтра Лукас должен выглядеть на все сто, а тут такой риск! И Даршавин, едва заметив нож, издает пронзительный свист. И тут же отделяется от стены противоположного здания, истошно вопя.
 - Атаааас! Ментыыыыыы!!!!
 Уж откуда Зераху известно, что обычно делается в таких случаях, но он, ни секунды не колеблясь, обратился в бегство.
- Ну, вот, - обратился Даршавин к Лукасу. - Можешь еще одну звездочку рисовать. Здорово ты его отметелил. Только внимательнее нужно быть. У него, оказывается, ножичек был в кармане. Ты его и не заметил. Даже когда он вытащил его. А это риск. Будь внимательнее в следующий раз. – Мягко, по-отечески произнес Олег, будто он и правда кроме ответственности испытывает к Лукасу ее и более глубокие чувства. – До дома-то сам доберешься?
Лукас кивнул, все еще держа свою руку в том месте, где когда-то врачевал Зерах. Даршавин  еще раз оценивающе осмотрел Лукаса и, кивнув, мол, смотри сам, развернулся и пошагал прочь.
Когда Олег скрылся из вида, Лукас понял опрометчивость и самонадеянность своего решения. В пылу драки он не замечал ни сырости, ни холода, а сейчас они сковали его тело, как ледяной панцирь. Дождь превратился в колючий снег, который жалил лицо и руки сотнями острых игл, а ветер помогал ему. Пробирал до костей, норовя сбить с ног. Лукас медленно продирался через завесу не то снега, не то дождя, надеясь лишь на то, что больше никого не повстречает.
Даршавин. Вот же сукин сын. Смотрел со стороны. И издевался еще. Звездочку нарисуй… Я бы тебе нарисовал. Так нарисовал бы… Это он мстил. За ту стрельбу в ночном клубе. Не иначе. Мне, мол, досталось на задании, теперь твоя очередь. Плевать, что завтра Лукасу предстоит быть на пике формы и представлять Фонд Мишеля Ксавье. Хорош он будет, если будет выглядеть как приодетый бомж из подворотни. Но Зерах не достал до лица. А плечо явно выбито. Опять. Болит так, что дыхание перехватывает.
Насквозь промокшая одежда совершенно не спасала от холода, и в квартиру Лукас ввалился, стуча зубами. Не с первой попытки нашел выключатель и запер за собой дверь.  Потом прошел в кухню, где Даршавин сидел у стола и пускал дым, прищурено глядя на Норта.
- Добрался-таки.
- Выметайся.
Олег выпрямился на стуле.
- Ты головой ударился? Видать, и не раз. С чего бы мне выметаться и главное куда? 
- Без разницы. Сними номер в гостинице. Мне тебя учить, что ли…
Лукас тяжело привалился к стене.
- И оставить тебя одного? В таком-то состоянии?
- Я оценил твою заботу. Осторожно. Еще немного, и я поверю, что тебе и правда не все равно. Я справлюсь. Я не останусь один. Поверь, я знаю, что делаю. Утром я предоставлю тебе подробнейший отчет. А сейчас будь человеком. Свали.
- Хитрюга же ты чертов, мистер Грей, - усмехнулся Олег, затушив окурок в пепельнице. – Объект обрабатывать продолжишь? Смотри. Не увлекайся.
Что бы это ни значило, устало подумал Лукас.
Олег оделся и открыл дверь. На пороге обернулся и хотел сказать что-то, но промолчал. Дверь захлопнулась.
Лукас дополз до дивана и вытащил из кармана телефон. Каждое движение отдавалось болью в выбитом плече.
Из списка непринятых выбрал последний номер и набрал его. Долго слушал гудки, а потом услышал осторожное Алло?
- Вика, это я.
- Алекс?
- Я понимаю, как это звучит. Ты не могла бы приехать? Я оплачу такси.
- Адрес.
Лукас продиктовал адрес.
- Я буду через двадцать минут. – Молчание. – Доживешь?
- Куда ж я денусь.
- Жди.
Вика отключилась.
Войдя в комнату, Вика включила свет, задернула шторы на окне. И села за стол. Нужно было идти в хозблок приготовить чего-нибудь поесть, но ноги отказывались держать тело, и она просто уронила голову на руки, лежащие на столе, и заплакала. От усталости, от бессилия, от счастья… Как можно было поверить в то, что он нашел ее? Но это же случилось. Да, нашел и оставил тут одну? Это невероятно. Сколько прошло времени? Вика посмотрела на часы и вздрогнула. Это телефон. Дрожащими руками Вика взяла телефон. Раскладушка привычно скрипнула при открывании, и высветился незнакомый номер. Чуть помедлив, потому что обычно Вика не отвечала на незнакомые номера. Но сейчас… Сейчас это мог быть он! И она нажала зеленую клавишу.
- Алло… - тихий голос Алекса попросил о встрече… у него дома.. – Ждди…- как будто мог быть какой-то другой ответ.
Вика летела в хозблок как приведение, едва касаясь пола. Слава богу, душ был свободен. За те десять минут, что понадобились для приезда такси, Вика привела себя в порядок. Даже сделала некий макияж.  Девчонки помогли. Притащили тушь и помаду. И все. Ее тут уже нет. Она там. В другом мире. Дорога было недолгой. Просто город слишком уж маленький, чтобы было, где намотать на счетчик крупную сумму. Вика расплатилась с таксистом и вбежала в подъезд.
Дверь квартиры оказалась незапертой. Ну, это же Алекс! Чего ему бояться? Но то, что увидела Вика в квартире… Алекс весь в грязи и мокрой одежде. Сидел, держа плечо рукой, чуть покачиваясь на стуле.
- Господи! Что с тобой? Что случилось? На тебя напали? – сумочка Вики и плащ валялись на полу еще где-то в коридоре, а сама Вика упала на колени перед Алексом. Стараясь разглядеть его лицо, - Господи, ну почему ты пошел один! Я больше никогда никуда тебя не отпущу!  Что с плечом? 
Алекс был рад. Конечно, был рад ее появлению. Он дал себя раздеть, осмотреть. Даже вправить плечо. Вот уж чего не ожидал от Вики, или на что надеялся в тайне. Вика, конечно, не обладала способностями Зераха к врачеванию, но в институте был курс оказания некоторых медицинских процедур, поэтому вправить вывих и сделать повязку Вике труда не составило, впрочем, как и загнать Алекса в ванну.
 А пока он наслаждался водными процедурами, Вика немного похозяйничала на кухне. И в их холостяцкой квартире появился запах жарено курочки и запеченного картофеля…
Ожидание было недолгим, но показалось вечностью. Лукас сходил открыть дверь заранее, так Вика сразу поймет, что между ними нет барьеров и препятствий. В этом представлении важна была каждая деталь. Укрепить завоеванное доверие. Продемонстрировать свое. Сделать их связь неразрывной. Как это делал с Нортом Даршавин. Правда, иными способами…
Вика влетела как ураган. И развеяла все сомнения. Лукас немного переживал по поводу своих татуировок. Если в случае с Тамарой это все было уместно и оправданно, то как среагирует на них Вика, было непредсказуемо. Но она, казалось, их не замечала.
Как дочь мента, Вика знала многое из жизни зеков. И  понимала язык татуировок. И понимала и другое. Вовсе не важно, что за рисунки украшают тело человека. Важно, как его душа украсит твою жизнь.
Единственное, на чем она была сосредоточена, это оказание помощи Лукасу. Она так старалась облегчить его страдания. Что даже ее дрожь не могла помешать ей.
Бедняжка. Сколько на нее свалилось. Неудачный брак, потеря ребенка, переезд в чужой закрытый город… Еще и Лукас в довершение всего. Но Вика всегда была бойцом. Она ставила цель и шла к ней. Главной ее целью было завершение ее проекта. Что, впрочем, не мешало осуществлять и менее глобальные замыслы.
Лукас прекрасно понимал, что движет Викой не только слепая преданность ему, но и желание вырваться из этого капкана, в котором Вика оказалась. Из этого города, из этой страны. И кем бы ни был ее Алекс, агентом иностранной разведки или кем угодно, он был тем самым трамплином, с которого она прыгнула бы в счастливое будущее.
Они сидели на кухне, молча глядя в глаза друг другу. Вика с тревогой и надеждой, Лукас с благодарностью и уверенностью. Им было вполне комфортно вот так молчать и просто быть в компании друг друга. Вика вспоминала, как  они смотрели друг на друга раньше. Она тогда была невинным ребенком, жаждущим невероятной любви. А когда появился Алекс, ей показалось, что все ее воздушные замки превратились в реальные дворцы. Но тогда он только коснулся ее души… Он исчез, словно ветер… И вот – появился. Сейчас. Когда ей страшно и одиноко. Сейчас нет воздушных замков. Нет надежд. Есть только  страх и цель, к которой она идет, преодолевая этот страх…
Но Лукас  нарушил тишину первым.
- Я знаю, что у тебя есть вопросы. Много вопросов. То. Что я скажу тебе, скорее всего тебя напугает. Может показаться невероятным. Но я хочу, чтобы ты помнила. Ты не одна во всем этом. Я с тобой.
От Алекса исходила такая непоколебимая уверенность, что Вика потихоньку прониклась ею и перестала дрожать. Поерзав на стуле, она сложила руки перед собой и решительно кинула.
- Хорошо я готова. – Еще бы не готова. Теперь, когда он рядом, когда он не просто так близко, а он с ней. С ней!
Лукас протянул руку и накрыл ею сцепленные ладошки   Вики.
- Все не настолько плохо, - мягко улыбнулся он. – Итак. Начнем с начала. Почему я здесь. – Вика снова кивнула, как будто хотела сказать, да почему же. – Твое исследование. Не мне тебе рассказывать, какую пользу могут принести человечеству фагоциты. С их помощью можно исцелять инфекционные болезни  и даже нейтрализовать вирусы. Но ты пошла дальше. Ты поставила задачу приручить эти клетки. И направлять их деятельность на те ресурсы, которые интересны тебе. Это как армия дисциплинированных солдат, способных неумолимо уничтожить любого противника, который встретится ему на пути.
- Армия… уничтожить… Алекс, откуда ты все это знаешь? Я же не публиковала материалы о своих исследованиях, я не говорила никому… разве что… Боже. Ты меня пугаешь. Лебедев. Только он знал… Он же мой руководитель… Неужели…
Лукас перебрался вместе со стулом ближе к Вике и обнял ее, успокаивая.
- И Лебедев тоже.
- Что… что значит тоже… - пролепетала Вика. Теперь ей не казалось, теперь Алекс подтвердил ее страхи. За ней действительно шла слежка! Охота! Но, чтобы за ней следил даже куратор ее работы? Неужели возможно и такое???
- Он знает, что твои исследования могут совершить доселе невиданный прорыв в науке. То, что начал Мечников еще в 1882  году ты довела почти до совершенства.
- Но мои исследования еще не закончены…
- Поэтому пока ты в относительной безопасности. Когда ты завершишь тестирование, охота на тебя станет открытой. А пока тебя окружили плотным кольцом.
- Кто? -  глаза Вики расширились, будто она увидела призрака, хотя это почти так и было. Сколько времени ей мерещились призраки, гоняющиеся за ней.  И все это время она была совершенно одна. Даже родителям не смея сказать о своих страхах. Просто, чтобы они не волновались. Спали спокойно, все равно ведь помочь не могли. Она сама  сделала свою работу. Свой выбор.
- Те, кто хочет первым заполучить результаты твоей работы и с их помощью обрести власть над внутриклеточными процессами. Ты же понимаешь, что антитела можно использовать как во благо, так и во вред?
Вика судорожно сглотнула.
- Я не буду заканчивать тесты. Я просто скажу, что у меня ничего не получилось. И все. Скажу, что ошиблась. Все ошибаются. И я ошиблась. Я не буду делать открытия. Я не хочу, не хочу…
Вика спрятала лицо на груди у Алекса, обняла, вцепившись в него, как в громоотвод, и заплакала. Ей было горько и обидно потому, что работа всей ее жизни оказалась угрозой человечеству. А сама она мишенью для террористов. Ей так хотелось бы, чтобы это все оказалось всего лишь ночным кошмаром, чтобы проснувшись, она оказалась в настоящем мире, где нет террористов и зловещих ученых, которые строят против нее свои козни.
- Это тебя не спасет, - тихо, но твердо возразил Алекс. – Все прекрасно осведомлены о твоем потенциале. Они заставят тебя сделать то, что им нужно.
-  Или убьют? – глухо спросила Виктория.
Рано или поздно. Но пока тебе этого знать необязательно, подумал Лукас.
-  Я не допущу этого.
- Но как?
- Мы устраним потенциальную угрозу еще до момента завершения тестирования.
- Мы? Устраним?  - Вика подняла лицо к Алексу и встретила спокойный взгляд его холодных голубых глаз. Слишком спокойный. – Ты уже все продумал, да? 
- Все продумать невозможно, - возразил Алекс. – Человек существо непредсказуемое. Но базовую стратегию я проработал.
- Ну да, я вижу, - невесело усмехнулась Вика. – Сегодня явно что-то пошло не так. – Она провела кончиками пальцев по руке Алекса. – Сильно болит?
- Бывало хуже.
- Не сомневаюсь. - Вика еще раз взглянула на  его тело, исчерченное синими линиями, неужели могло быть нечто, о чем даже спросить страшно…
И снова повисло молчание. Лукас не торопил Вику, давая ей время осознать то, что она так рьяно пыталась отрицать.
- Что я должна знать?
Бесцветный голос, лишенный малейшего оттенка эмоций. Так даже лучше, они накроют потом. А сейчас лучше без них.
- Познай врага своего.
- Кто предупрежден, тот вооружен.
- Умничка. – Алекс поцеловал Вику в макушку. – Итак. Ральф Фридрих. Работает на  БНД.
- И таскается за  Настей Кукушкиной, - фыркнула Вика.
- А с тобой он не пытался установить контакт?
- Не более чем с другими. Он такой милый, обходительный всегда найдет для каждой пару красивых комплиментов и приторных улыбочек. Девчонки от него без ума просто. Дурочки.
Лукас мысленно сделал себе пометку. Ральф – бабник. Это можно использовать.
- Теперь ты знаешь его истинные цели.
- Да.
- Далее. Юсуф Гатаров.
- Не слышала о таком.
Вика отрицательно помотала головой.
- Но это не значит, что он не существует.
- Да, прости.
- Если он не вступил с тобой в прямой контакт, это значит, что он подбирается иначе. Этим мы займемся сами.
- Мы?
- Я же не Джеймс Бонд, чтобы спасать мир в одиночку.
- Нет, ты не Бонд. Ты лучше, – улыбнулась Вика.
- Следующий. Фред Боди. Работает на МИ6.
- Твой коллега, получается.
- Отчасти. Знаешь его?
- Да, появляется в академии время от времени. Но как-то особой активности не проявляет.
Оно и понятно. Считанные месяцы до пенсии. Кому хочется напрягаться…
- И последний по списку, но не по значению. Зерах Стоцкий.
Вика вздрогнула и отшатнулась. Зерах?  Нет, она не полюбила его, как Алекса.. Но его  тепло, с которым он всегда смотрел на нее, его голос,  он был будто воплощением Высоцкого..
Вика вспомнила, как впервые увидела Зераха. Он сидел в окружении студентов на сцене с гитарой в руках…
- Но парус, порвали парус…
Каюсь... Каюсь... Каюсь...
Душа Вики перевернулась тогда, обретая новый смысл,  слушая эти старые и вечные песни…
 - Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.
Детям вечно досаден
Их возраст и быт, -
И дрались мы до ссадин,
До смертных обид.
Hо одежды латали
Hам матери в срок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.
И Вика унеслась в другой мир, тот, который когда-то надеялась обжить с Алексом… А потом Зерах запел Балладу о коротком счастье...
Трубят рога: скорей, скорей!-
И копошится свита.
Душа у ловчих без затей,
Из жил воловьих свита.
Ну и забава у людей -
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались...
У лучников наметан глаз,-
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались…
Раве могла она оставить ее равнодушной, разве могла она не ответить на его слова:
- Милая девушка, хотите послушать еще?
Этот голос очаровал ее, обволакивая, словно  вуалью, мечтами и надеждами… И она согласилась и забыла обо всем…
С тех пор она постоянно чувствовала на себе страшный подавляющий взгляд. Но никогда не связывала его с Зерахом. Наоборот, когда встречала этого пленительного красавца, верила, что он защитит ее… Он никогда не спрашивал ее  о работе, но  уверял, что рядом с ним, она может  чувствовать ее совершенно спокойной….  И ей казалось, что рядом с ним она обретет тот покой,  о котором мечтала. Что слушая любимые с детства песни в его исполнении, он, наконец, найдет ответы на все так долго мучавшие ее вопросы. Что ее жизнь изменится… О, да! Она изменилась…
- Скажи, - Вика посмотрела в глаза Алекса, - Только не ври мне. Скажи, кто побил тебя?
- Побил? – Алекс ухмыльнулся, - Я бы выразился не так, но суть я понял. Это Зерах. – Алекс смотрел в глаза Вики, чтобы она видела, что он открыт. Он полностью открыт для нее. – Поверь, ему тоже досталось. Потому что никому не может быть позволено пугать мою девочку. – Голос Алекса дрогнул, став нежным и трепетным. Даже взгляд потеплел, превращая его леденящие глаза в небесно-голубые озера, в которых Вика и без того тонула. Без всяких попыток выплыть. – Мы с ним давние приятели, -  глаза Алекса опять приобрели стальную поволоку, будто  могли пронзить врага, как кинжалы. – Но теперь у нас еще добавилось разногласий. Нам двоим слишком тесно на этой земле.
- Что… ты имеешь в виду?  - Нет, она прекрасно понимала, что он имел в виду. Но пока угроза не была озвучена, она оставалась как будто ненастоящей, как цитата из романа.
Но когда Алекс спокойно, как нечто само собой разумеющееся, пояснил.
- Это значит, что дальше пойдет лишь один из нас. Второй отправится в страну вечной охоты. Ждать встречи, которая, надеюсь, будет не скоро.
Озвучив свою угрозу, Алекс сделал ее более чем реальной. А это его непритворное спокойствие лишь подтвердило, что заниматься подобным ему уже приходилось.
- Ты же знаешь, самое простое решение не всегда самое правильное.  А кровопролитие – это слишком уж заурядно. – Произнесла она, старательно сохраняя ровный бесцветный голос. – Если только в случае крайней необходимости. Придумай что-нибудь менее кровавое и более действенное. Сделаешь? 
Вика посмотрела на Алекса, но произнося эту речь, она немного распрямила спину, и сменила позу, от этого ее взгляд неожиданно остановился на губах Алекса... Вика облизнула пересохшие губы и сглотнула…
Алекс не стал отвечать на ее вопрос. Он просто приник к ее губам нежным чувственным поцелуем, в одну секунду перечеркивая все и всех, кто был до него и без него. Вика моментально вспомнила, как они были вместе. Две души, сплетенные воедино. Им не нужно было физического соития, чтобы ощутить эту гармонию всепоглощающего счастья… Но так было раньше. Сейчас, когда все так драматически изменилось в одночасье, когда мир перевернулся, и каждый день мог стать последним,  они хотели большего.
Она поверить не могла, что все это реальность. Алекс. Поцелуй. Эта квартира. Вечер. Весь этот день… Но обжигающие губы Алекса требовали ответа, а она жаждала продолжения…. И Вика со всей страстью, на какую только была способна ее любящая душа, ответила на поцелуй, растворяясь в этом ощущении неги, как вино, проникшее в кровь…
Алекс немного сконфуженно посмотрел на Вику и тихо произнес.
- Прости, но до спальни придется добираться своим ходом…
Это было так трогательно и мило в его исполнении… Вика никогда не видела Алекса таким. Уверенным, властным, контролирующим, немного деспотичным, жестким было видеть его куда привычнее. Но при этом он оставался заботливым и терпеливым. Но чтобы он смущался… Вика не сдержалась и прыснула.
- Прости, - выдавила она сквозь смех.  – Это нервное, наверное.
Алекс вместо ответа снова поцеловал ее, и Вика позабыла обо всем на свете.
Как они оказались в спальне, ни один из них не мог бы с уверенностью сказать. Телепортировались, наверное. Но Алекс уже уверенно освобождал Вику от одежды, действуя одной рукой так естественно и ловко, как будто всю жизнь только так и прожил. Не отрываясь от ее губ, расстегнул блузку и спустил ее с плеч. А потом, как завоеватель, покоряющий новые территории, двинулся осваивать открывшиеся его взору пленительные изгибы тела Вики. Начал с ее шейки, опускаясь ниже, покрывая поцелуями ее грудь.
Вика чувствовала огонек, пробежавший от губ к шее. Потом зажглась грудь, живот… Потом Алекс сделал так, чтобы Вика забыла, что у нее есть тело. Ей казалось, что они летают в каком-то неземном мире, и она подвластна лишь ему, когда он пронзает ее будто горящими стрелами…. Нет, в земном измерении такого не могло существовать. Она же помнила своего мужа… Помнила до этой минуты. Теперь нет никого, кроме жадного, властного и нежного Алекса, поднявшего ее  в сказочные воздушные замки… А там ее крик слился с его стоном…
А потом они лежали довольные, счастливые и расслабленные. Их тела переплелись друг с другом, не желая отпускать это волшебное ощущение невесомости и единства.
Алекс поглаживал Вику кончиками пальцев, даря прекрасное чувство расслабленности и покоя.
- Как вы познакомились?
- Что?
- Вы с Зерахом. Как вы познакомились? Давно это было?
Вика вздохнула. Шпион остается шпионом даже в постели. Верен себе и своим принципам. Но не за это ли она полюбила Алекса? Не за эту его самоотверженную преданность?
- Он  был на сцене... пел. Ты же знаешь, я обожаю песни Высоцкого… А он пел… Пел его песни так, что я забыла куда шла. Там студенты репетировали спектакль ко дню смерти Высоцкого. А Зерах услышал. Заглянул в зал и попросил гитару. Все были в диком восторге. – Вика замолчала на минуту. – Как думаешь, все было рассчитано на меня? Он тоже знал, что услышав эту песню, я обращу на него внимание? – тревога в голосе Вики нарастала с каждым словом, до почти панического состояния. Почти три месяца находиться в компании шпиона и не понять этого, еще полбеды. Беда в том, что она почти что влюбилась в него. Или все-таки ее душа не дала ей сделать этого, чувствуя нечто неправильное? Или это была ее неистребимая потребность идти к поставленной цели... Как теперь понять... Главное, что Зерах пока не добился своего. – А если он поймет, что я знаю, что он шпион?
Лукасу прекрасно знакомо было это ощущение. Когда парень исполняет песню, и девушке кажется, что он поет только и исключительно для нее одной. Как будто это посвящение. Откровение. Кто уж тут устоит… Какой тонкий и изящный подход выбрал Зерах. Лукас знал, что он не тот, кто ходит проторенными путями, но Зерах удивлял его снова и снова. Удивлял и восхищал. Достойный противник. Не то, что Денис и компания… Это художник, артист.
- Тишшш, - Лукас приподнялся на локте и поцеловал Вику в дрожащие губы. – После нашей с ним стычки он точно знает, что ты в курсе о том, кто он и что он. Даже интересно. Как он себя поведет теперь. Пока он связан по рукам и ногам. Плюс, у тебя преимущество. Ты знаешь о нем больше, чем знала до того. Мне тоже нужно знать. Расскажи мне. Расскажи мне все. О чем вы говорили, где бывали.
Вика повернулась на бочок, будто укрываясь рукой Алекса, загораживаясь от мира, прижалась к нему поплотнее и обняла покрепче.
- Он представитель израильского общественного фонда помощи больным детям «Мишелет лев», - начала она. - Ой… Или... наверное это все вранье и никакого фонда и в помине нет? – она чуть повернула голову, чтобы увидеть глаза Алекса.
- Успокойся. Фонд такой есть и успешно помогает развиваться медицине для детей. В Израиле вообще много и серьезно работают различные фонды. Не зря же у них такое развитое здравоохранение...
- Ну вот, он часто бывает в институте. Подолгу сидит в библиотеке и много общается со студентами и преподами, а с тех пор, как мы познакомились, - Вика перевела дыхание и продолжила. – Мы гуляли по городу. В его номере гостиницы я не была, если ты об этом. И он в общежитии не появлялся. Мы по парку гуляли и все говорили, говорили... и про фагоциты, и про пептиды, про то, как было бы здорово, чтобы помочь человечеству найти лекарство от СПИДа, от рака, или  от старости. ОН вообще интересный собеседник. Он пел. Прямо в парке пел... еще в сентябре. Я слушала и поражалась… - Вика успокоилась под рукой Алекса, вдыхая его запах. Ей показалось, что она всю жизнь только и ждала, что этот запах настоящего мужчины. Ее мужчины… - Он не спрашивал, что я именно делаю, просто говорил то, что он знает по теме моей работы. Я не удивлялась и не спрашивала его, откуда такие познания. Я же знала, что он представляет медицинский фонд, и думала что у него специальное образование.
- Очень специальное, - ухмыльнулся Алекс.
- Да, наверное, - подхватила Вика его сарказм, - но что мне было делать? Я хотела опереться хоть на кого-то. Мой куратор часто не может мне помочь, или не хочет. Просто говорит: «Ищите, Виктория! И работайте! Я вот в ваши годы работал дни и ночи!» Да я тоже работаю дни и ночи. Только и отрываюсь, что вечером погулять в парке. Потому, что там иногда приходят разные мысли… наверное им легче появляться … на свободе… что ли… - Вика провела пальцем по рисунку на груди Алекса… - А ты… Ты был в тюрьме? Это от-туда? – шепотом спросила она, будто просила открыть тайну…
Алекс вздрогнул или от ее прикосновения, или от вопроса. Он ждал его весь вечер, и когда стало казаться, что они спокойно могут уйти от этой темы, Вика задала его.
- Это не мое дело, прости… -  Боже! Что  я наделала! Ну к чему это любопытство. Когда и так все же понятно! Она ненавидела себя!  Вика уткнулась лицом в подушку, как будто отгородилась от Алекса. И это было страшно. Ее отчуждение пугало его до ужаса.
- Ты права.
Сейчас он скажет, ты права, это не твое дело. Но Алекс тихо вымолвил.
- Я был в тюрьме.
Какой смысл скрывать очевидное от той, что родилась в семье сотрудника правоохранительных органов, кто видит самую суть вещей, как под микроскопом, в который рассматривает подопытные клетки? Она же открылась Лукасу, рассказала про Зераха. Вербовка зачастую строится на доверии. Это неотъемлемая часть. Обоюдное или нет, дело другое. Но без доверия ничего не достигнуть. Никогда.
- Боже… 
Глухо, в подушку произнесла Вика. ей стало страшно, что она своим вопросом обидела или сделала больно  мужчине, которого любила больше жизни.
И Лукасу стало еще страшнее. А что, если она сейчас тоже откажется от него, как отказалась Веточка? Веточку он не мог винить за ее решение, как и не мог повлиять на него. Но Вика. Кроме всего прочего, она была его заданием. И Норт не мог потерять ее.
Он поцеловал ее в плечико и обнял покрепче.
- Все уже позади. Я здесь, с тобой. Я пришел, чтобы помочь тебе. Я смогу тебя защитить.
- Как… - почти простонала Вика, обнимая своего Алекса. Она уже считала его своим, как каждая женщина, отдавшая любимому мужчина свою душу, она наивно, даже по-детски считала, что и его душа автоматически принадлежит ей.
- Сегодня на рассвете Алекс исчезнет. А его место займет Виктор Ксавье. Представитель фонда, названного в честь его погибшего брата. У Виктора намного больше возможностей, чем у Алекса. Он фигура публичная, за ним власть и деньги. С ним вынуждены будут считаться.
- Ты уже все продумал да? – Вика повернула к нему лицо.
Нет, она знала, что Алекс придумает все. Чтобы выручить ее, а может быть и ее работу. Ведь он как никто другой понимает, что значит для нее ее работа. Это не просто клетки, которые делятся и размножаются. Это другая жизнь, которая подвластна ей. И может быть будет подвластна многим людям на земле. Она может спасти или покарать. Но она не может пока существовать без ее вмешательства. Как вечный двигатель, который кто-то должен подталкивать.
Лукас убрал ей волосы со лба и улыбнулся.
- Как всегда.
- А как ты объяснишь это?  - Вика указала на забинтованную кисть.
- Это как раз проще всего. Неудачно покатался на горных лыжах в Аспене. У богатых свои причуды, ты же знаешь.
- Так ты говоришь, на рассвете?
Лукас кивнул.
В глазах Вики зажглись озорные искорки.
- У нас еще есть время… на это.. – Вика коснулась губ Алекса… – И на это… - дальше последовала цепочка поцелуев от губ до ямочки у основания шеи, грудь, потом соски, потом ниже..
Вика старалась, целуя кожу, раскрашенную татуировками, казалось, надеялась снять ту боль, которую Алекс пережил. Наверное, он пережил много боли, ведь Вика могла представить, что такое тюрьма… Пусть даже по рассказам, песням и запаху одежды отца… Но она продолжала целовать Алекса, пока  он не начал отвечать ей взаимными ласкам, ведь до утра еще было время… Пространство-время – непонятная, но желанная данность.
В предрассветных сумерках Лукас вышел проводить вику до такси. Машину вызвали к автобусной остановке.
- Скоро увидимся, Виктор, - шепнула на прощание Вика и села в машину.
Лукас проводил ее тоскливым взглядом, а потом набрал номер Олега.
- Можешь возвращаться.
Олег ухмыльнулся, когда из такси, подкатившего к их дому, вышла Виктория. Вот гад! Как работает! Слов нет… Ну, посмотрим, на сколько его хватит… Дождавшись, когда дамочка зайдет в подъезд, Олег чиркнул зажигалкой. Как всегда, прикрывая сигарету ладонью, Даршавин наблюдал за окнами. Свет не гас. Довольная ухмылка Олег сквозила гордостью и невероятным обожанием. Не будь его чувства ненормальными, он бы выразил Норту свой восторг невероятным актом любви. Едва сдержавшись, чтобы не заржать в голос, Олег продолжал наблюдение. И за улицей тоже. Не зря же была выбрана эта квартира. Окна выходят во двор-колодец и на проспект. Отличный угол обзора. Но и за ней самой можно было наблюдать. Старые сталинские здания имели широкие окна, отражающие жизнь, бурлящую внутри квартиры, как на ладони. А любопытство Даршавина едва ли не преобладало  над служебным рвением. Если бы он не сидел в засадах днями, откуда бы у него было столько терпения. Хоть за это можно было сказать спасибо Чечне. Ночь тянулась тихим колыханием ветра по подворотням и дворам, предоставляя промозглому дождю смывать грязь и копоть с лиц домов и душ людей… Но Даршавин же не был человеком в нормальном понимании. Иногда его желания противоречили здравому смыслу. А то от чего он мог испытать наслаждение – оттолкнуло бы любого  от мысли  находиться с ним рядом. Вот и сейчас из укромного, но промокшего уголка этого продрогшего под моросящим дождем, настоящего осеннего дождя, что сменил бушевавший еще пару часов назад ливень, исчезло все живое.  В этот забытом всем существами на планете месте остался только Даршавин.
Во-первых – по долгу службы он отвечал за Норта.  И не мог допустить ни его исчезновения, ни тем более смерти. Так что охранять покой и жизнь Лукаса он  просто обязан. А во-вторых. Он не мог допустить, чтобы такое занимательное событие прошло мимо него. И не зря же он прихватил портативный детектор речи. Израсходовав все сигареты, он с дикой гордостью слушал разговоры двух человек. Ну в самом деле не мог же рассчитывать Норт, что его работа не подвергнется анализу и проверке. Жаль, не успел установить камеру в квартире. Но это еще один повод установить еще и пару камер в номере гостиницы. Чтобы под контролем было все, включая ночные действия мистера Грея.
В общем, когда Лукас заговорил о том, что он исчезнет утром, Даршавин понял, что дождь его самый близкий друг, а не этот Норт.  Который бесцеремонно выставил его из квартиры, притащил туда объект, и занял хату до утра. Безнадега… черт... а утром на работу… Олег вспомнил лицо его нового «начальника», который едва ли представлял полномочия Даршавина, но быстро смекнул, что «работать» Олег будет только и исключительно под руководством «конторы», на что ни отвергнуть предложение, ни возразить даже не было никакой возможности. И как по мановению волшебной палочки в конторе, осуществляющей охрану территории института, появилась вакансия, которую тут  же занял капитан Затеев Николай Васильевич. Должностные обязанности были весьма расплывчатыми. «Охрана и общий обзор всех территорий, прилегающих к зданию института, включая подсобные помещения и общежитие». Что очень устраивало Даршавина и обескураживало его новое начальство. Но уж кому-кому, а Олегу на это было  наплевать. У него опять был кабинет и некие полномочия, и полная свобода действий. Правда, отчеты строчить приходилось постоянно, едва ли ни в большем объеме, чем на Лушанке. Ничего не поделаешь – выездная операция.
 Когда  из подъезда вышли Лукас и объект, Даршавин даже не испытал робости. Он уже готов был поставить галочку в блокноте наблюдений за объектом, когда Лукас позвонил и коротко рявкнул.
- Возвращайся.
Лукас не стал даже трудиться запирать дверь снова. Все равно Олег скоро появится. Но он появился намного раньше, чем ожидал Норт. Значит, в гостинице он не был. Мокрая одежда, прокурена насквозь… Лукас поморщился от запаха сырого табака.
- Ты, должно быть, голоден. Там на кухне есть еда. Вика приготовила. И переоденься. – Не примите по ошибке за проявление заботы. – Воняет, как из пепельницы…
Сказав это все как будто вскользь, Лукас пошел переодеваться. В скором времени ему предстоит не самая комфортная поездка в багажнике. Он уже представил, как будут яро напоминать о себе оставленные Зерахом побои.
- Голоден? Переодеться? – Даршавин влетел как ураган, даже разуваться не стал, преодолев в пару шагов коридор - сразу в спальню, запечатлеть в сознании последствия работы Лукаса. - И что? Мне за тобой простыни убирать? А? Еды они наготовили…. – Голос Даршавина снизился до бархатистого шепота, хотя в этих домах можно было бы и орать, тут тебе не хрущевки, звукоизоляция на уровне бомбоубежища, подобного тому, что располагается на подвальном уровне. – Че вкусно готовит? Простыночки-то смени, пока я тебя не укатал, и собирайся. Через пять минут выдвигаемся, - с нескрываемым садистским наслаждением произнес Даршавин.
- Одежда ему моя не нравится, - ворчал он, пережевывая мясную пожаренную корочку и стягивая с себя совершенно мокрые тряпки.
В пять минут они не уложились, но вскоре Даршавин оставил внедорожник со спрятанным Нортом в багажнике для связного, а сам с довольным видом отправился на работу. Сегодняшние отчеты будут уже доставлять ему удовольствие. В отличие от тех занудных расчерченных формуляров, которые приходилось отправлять в отчетах о слежке за фигурантами.
Новый день был на удивление солнечным. И лишь неимоверное количество луж под ногами служило доказательством тому, что вчера был-таки промозглый занудный дождь…
Дорога и правда далась Лукасу тяжело. С каким же удовольствием он пересел за руль белого седана… Если бы еще удалось поспать хоть пару часов. Хотя изможденный вид всегда можно объяснить сменой часовых поясов.
Но мысль о том, что не ему одному этой ночью не пришлось спать, как-то по-особому злорадно грела. Главным образом в той части, где Лукас предавался любовным утехам с Викторией, а Олег следил за происходящим снаружи, непременно следил. Курил непрерывно и наверное, мысленно отдрачивал… Не исключено, что он и заставил сменить простыни по той причине, что от одного их вида и запаха его скручивало от непреодолимого желания снять напряжение.
Норт криво ухмыльнулся, заводя двигатель. Скоро они увидятся уже на территории академии.  И снова Лукас будет исполнять ведущую партию, а Олег на подхвате. То и бесится. Здесь не Лушанка. И слава богу.
Около полудня того же дня белый Лексус, безупречно чистый, несмотря на ужасную грязь и сырость  на дорогах, подъехал к пропускному пункту академии и остановился в ожидании, пока преисполненный осознания собственной важности дежурный не подойдет для проверки документов. За рулем сидел темноволосый мужчина в черном пальто, небрежно наброшенном на левое плечо, так как левая рука его покоилась на слинге. Проверяющий окинул мужчину цепким неприязненным взглядом, целую вечность проверял документы. Мужчина терпеливо ждал. Проверяющий то и дело бросал на него косые взгляды исподтишка, но прибывший своим ледяным спокойствием мог дать фору каменному сфинксу.
Наконец, проверяющему наскучила эта игра, и он вернул документы мужчине. Тот поблагодарил его на русском с едва заметным акцентом.
Машина проехала на территорию академии, а проверяющий вернулся в будку, где его ждал напарник.
- И что это было? – лениво спросил он.
- Да, еще один богатей из какого-то там фонда. Язык сломаешь. Мишеля там какого-то… - ударение в слове Мишель охранник поставил на первом слоге.
- Прям паломничество у них какое-то нынче. Этот-то откуда?
- Да хер его поймет. У него в паспорте отметок, что у твоей Верки волос на манде.
Охранники дружно заржали.
Лексус остановился у административного корпуса. Встречать высокого гостя вышел сам ректор, лысеющий мужичок с карикатурной внешностью мультяшного персонажа в сопровождении своих замов и фаворитки, Насти Кукушкиной, которая, хоть и охотилась за Ральфом Фридрихом, не преминула обласкать взглядами (пока что только взглядами) вновь прибывшего темноволосого голубоглазого красавчика.
После обязательных церемоний приветствий и обмена любезностями вся делегация проследовала в зал заседаний, чтобы обсудить уже на месте все детали сотрудничества. Настя неотступно следовала за Виктором, как представился новый гость и, улучив момент, поинтересовалась.
- Золото-бриллианты?
К ее вящему удивлению Виктор, обернувшись к ней, обворожительно улыбнулся и ответил.
- Шел, поскользнулся, упал, очнулся – гипс.
Настя хихикнула, обменявшись с Виктором заговорщическими взглядами.
Обсуждение было недолгим. Все уже было согласовано заранее. А потом Настя с удовольствием провела для Виктора экскурсию по академии, увлеченно рассказывая обо всем. И обо всех. А осведомлена она была превосходно. Этакий неисчерпаемый источник информации.  В знак признательности и как подтверждение зародившихся дружеских отношений Виктор пригласил Настю на обед в ресторан гостиницы, и она моментально согласилась.
Вика ждала его с самого утра. Но в лабораторию никто так и не появился, хотя видно было, что в академии переполох, и Вика готова была дать руку на отсечение, что знает причину этого переполоха. Но ни Алекс, ни кто-либо из ректората не появился, чтобы пригласить ей, как это бывало раньше. Промаявшись весь день, она решила во время прогулки изменить маршрут и пройти мимо гостиницы. Тем более, других мест, где мог бы поселиться столь важный гость, в городе не было. Вот и Зерах жил в той же гостинице. И сколько раз он не намекал, что в номере мог бы спеть ей под сопровождение лучшей гитары на свете, Вика не решалась преступать порог его номера.
День был не в пример вчерашнему.  Видимо, на прощание, осень решила порадовать солнышком, играющим теплыми лучами. За неимением особого разнообразия в одежде, Вика решила украсить свое обычное пальто цветастым шарфом, чтобы Алекс заметил ее издалека…
Но он не заметил. Потому что вел под руку Настю Кукушкину. Даже высказать невозможно, куда провалилась душа Вики. Конечно, как любая девушка, она понимала, что проигрывает в красоте и привлекательности Насте. Хорошо еще, что вчера девчонки подоспели, чтобы подсунуть ей тушь и помаду. А сегодня она и не намекнула, куда отправляется. Обычная прогулка. Входить в ресторан гостиницы, куда в сопровождении сногсшибательного красавца в отменном костюме и с обворожительной улыбкой вошла Кукушкина, Вика даже и не подумала… Только подошла к прозрачной двери и заглянула в зал. Не сразу она увидела, как высокий мужчина помог даме присесть за столик, подал ей меню, которое предусмотрительно взял из рук официанта, еще сто раз улыбнулся… Боже. Почему ей он так не улыбался! Вика отпрыгнула от двери, через которую ее мог увидеть Алекс, обернувшийся в ее сторону. Как будто ее ошпарили кипятком. Она рыдала, стоя за дверью, опираясь на мраморную стену гостиницы. Крупные, как горошины, слезы текли по ее бледному лицу с распухшими губами и без того большого рта… Господи, ну почему ты дал ей так полюбить его! Зачем он такой невозможно красивый, а я ... я ... такая ... ну хоть бы немного красоты было во мне… Господи, если ты есть, помоги мне… Нет, я всегда была сама себе помощником. И в этот раз я справлюсь сама. Вика закрыла глаза, откинув голову к стене. Пусть он будет с Настей. Глупо же было в самом деле рассчитывать, что он перед всеми сделает выбор в ее пользу. А она справится сама. Как всегда. У нее есть работа. Там сегодня произошли большие сдвиги. Часть клеток показала хорошую динамику выживаемости и более того, за короткий промежуток времени уничтожила своих конкурентов. Этому моменту и стоит посвятить сегодняшний день. Вика выдохнула. Открыла глаза и сделала шаг вперед. Один раз обойти озеро и вернуться к работе.  Нужно еще раз проверить формулу. Вот этим и нужно заняться… А Алекс… Или, как его там? Виктор… Пусть он делает, что хочет. Ее для него больше не существует…
В первый же день, пройдясь по проспекту Мира – единственной пешеходной улице, Виктор мог сказать, что видел половину жителей города, которые охотно глазели на новое лицо, да еще и такое привлекательное. А если учесть, что в городе всего было пять улиц, и пройти его вдоль и поперек можно было за пару часов, то знакомство со всеми жителями не заняло бы на много больше времени.
Окно  обычной двухкомнатной квартиры выходило на проспект Мира. Лукас уже отметился, гуляя. Значит все идет по плану. Хозяин квартиры, тот к кому и ехал Даршавин погостить, который вывез Лукаса из города,  и оставил в их распоряжение квартиру и вишневую девятку должен был вернуться через месяц. Он несказанно обрадовался всему тому, что ему выдали во временное пользование, чтобы поехать на море. Представить только. Тут уже пролетает снег, а там теплая волна ласкает тело… красота, да и только… Олег закурил. Здорово, наверное, на море. Да  что толку думать об этом, когда им все равно предстоит париться тут. И главное – выполнить задание. Знать бы как поведет себя Лукас… знать бы…
Вечер  прошел в теплой дружественной обстановке ресторана гостиницы, в котором и предстояло Виктору питаться в ближайшее время.
И здесь Лукас официально познакомился с Ральфом Фридрихом, представителем БНД. Ральф оказался и в самом деле милым собеседником и приятным в общении человеком. Он предпочитал общаться на русском, чтобы попрактиковаться, как пояснил сам Ральф. На  самом же деле выявляя степень владения русским своего нового знакомого, Виктора. Мужчины обсудили особенности местной кухни, найдя ее вполне сносной, Ральф поделился своими наблюдениями в отношении русских студенток. Исключительно с точки зрения свободного молодого полного сил самца. Ни слова о том, кто у него на примете. Лукас и не настаивал. Он позволил Ральфу самому выбирать темы для разговора, лишь с готовностью поддерживая его. И, конечно, Ральф                не оставил без внимания травму Виктора. Тот объяснил, как и до этого ректору, что неудачно совершил спуск в Аспене. В отличие от ректора, который плохо умел скрывать эмоции и так и не смог замаскировать зависть под совершенно естественным сочувствием, Ральф, напротив, проявил живой интерес к подробностям, уточняя и переспрашивая несколько раз. Как правило, если человек лжет, он путается в мелких деталях. Или повторяет заученный текст. Виктор же описывал так красочно, как он наслаждался ощущением свободы и полета, когда потерял контроль над одной из лыж. Как потом выяснилось, вышло из  строя крепление. Ральф сочувственно покачал головой и поцокал языком, согласился, что Виктору повезло, и тема была закрыта. Несмотря на то, что оба мужчины весь вечер открыто улыбались друг другу, это не мешало им изучать и оценивать  оппонента. Завершив ужин пожеланиями доброй ночи, разведчики разошлись по своим номерам.
Матерью станет Пропасть (грешники будут искать убежище в Аду, подобно тому, как ребенок ищет убежище у своей матери; или грешники будут падать в Адскую Пропасть вниз головой).
                Сура аль-Кариа.
22 августа 1974 года в окрестностях города Н.. ска, в семье обычного слесаря-сантехника Зарифа Гатарова и его жены Мариам родился мальчик. Юсуф стал единственным ребенком в семье, и получал максимум любви и внимания. Мама работала поваром в детском саду, где и прошли  младенческие годы маленького Юсуфа, считавшегося всеобщим любимчиком. Да и как было не любить улыбчивого розовощекого малыша с ясными синими глазенками. Школа тоже не принесла Юсуфу больших разочарований. Благо, у воспитанных в Советском Союзе детей еще не возникало мысли отделять мусульман и христиан. Все были пионерами и комсомольцами… И этих определений хватало, чтобы знать, что перед тобой хороший человек. Имя мальчика тоже перелетало из уст в уста, как лакомство. В республике, где татары сплетались с русскими, как молодые побеги растений, у людей не было привычки обижать ребенка из-за его имени.
Но дети растут, и осенью 1993 года, получив после окончания профтехучилища профессию шофера, Юсуф  отправляется на службу в армию. Тогда еще только недавно появившейся Российской Федерации. Советский Союз почил вместе с его умиротворенностью и братством между народами. Если бы кто знал, то ни за что бы не отправились тогда многие молодые люди из числа призывников, исповедующие ислам, на Северный Кавказ. Но, так или иначе, а к началу войны в Чечне, Юсуф оказался там. Его части досталось обеспечивать безопасность между Чеченской республикой Ичкерия и Ингушетией. Тогда конфликты разгорались, как спички в коробке, оставленном без присмотра. Им, конечно, что-то говорили командиры, но основную информацию каждый добывал себе сам. В меру своих собственных убеждений и воззрений. А Юсуфу, привыкшему видеть вокруг себя улыбающихся людей, встретиться с ужасами и низостью войны оказалось подобно разрушению мира. Того нежно-розового мирка, который рисует себе каждый ребенок в воображении. А тут… Ты смотришь на этот мир в рамку прицела и думаешь только об одном: «вернуться бы поскорее домой…. Живым… Живым...», а вокруг умирают сослуживцы, мусульмане, христиане, дети, старики… И только маленькая Ичкерия пытается противостоять вакханалии и разврату… Юсуф даже не понял тогда, многочисленные ли письма матери, в которых она умоляла его не делать глупостей, или его почти звериное чутье, позволявшее ему обходить стороной ловушки, растяжки, мины и прочие беды войны, но он, отслужив два года, вернулся  в родной Татарстан даже с медалью и с правом получения пенсии, как участник боевых действий, и бесплатного проезда на общественном транспорте.
А еще с полной уверенностью, что он должен стать частью борьбы с неверными, и некоторым багажом полезных знакомств. Его новенький компьютер, приобретенный на деньги, полученные при увольнении из армии, стоил почти целого состояния, за то соединял его с самыми нужными людьми.  На электронную почту приходили письма, и Юсуф знал, куда нужно ехать и что там делать.  А в остальное время он был обычным шофером. Правда, понадобилось несколько лет, чтобы найти такую работу, при которой у него было не только много свободного времени, но и деньги.
Наконец, его учитель прислал ему известие о том, что он достоин совершить хадж. Теперь он сможет, обратившись в сторону Каабы, читать дуа:
Ля иляха илля-Ллаху вахдаху ля шарика ляху, ляху-ль-мульку, ва ляху-ль-хамду ва хуа ’аля кулли шайин кадир! Ля иляха илля-Ллаху вахдаху, анджаза ва ’даху, ва насара ’абдаху ва хазама-ль-ахзаба вахдах!
Нет бога, кроме Аллаха, у которого нет сотоварища, Ему принадлежит владычество, Ему хвала, Он Всемогущ! Нет бога кроме Аллаха, который выполнил Свое обещание, помог Своему рабу и один разбил (вражеские) племена!
 Сколько же  радости пролилось в его душу, когда это произошло! Сколько праведного света увидел он…
Юсуф, как и положено, покинул Мекку сразу же после семикратного обхода вокруг Каабы, даже не позволив себе погулять по экзотическим улочкам. Харам.  Вернувшись домой, он получил новое письмо от наставника. И его жизнь приобрела другой смысл. Для начала его направили в лагерь подготовки. В котором хоть и небольшой, но появившийся у него животик исчез под неусыпным взором инструкторов и вследствие многочасовых тренировок. Он снова учился стрелять. Оружие было сплошь импортным, что придавало большую значимость, нежели в годы его службы в армии. Да и инструкторы в основном были издалека.  Так, что ему, как и другим, пришлось привыкать и к другой речи, и к другому ритму получения знаний. 
Веруйте в Аллаха и Его Посланника и расходуйте из того, что Он дал вам в распоряжение. Тем же из вас, которые уверовали и расходовали, уготована великая награда.
                Сура аль-Хадид.
Теперь он был не просто  человеком, теперь у него была ясная высокая цель. Достичь великой награды Аллаха.  И он шел к ней, даже не смотря на то, что преступал законы страны, в которой жил. Но на его почту приходили письма. Инструкции, и он выполнял их неукоснительно. Когда несколько человек из числа задержанных во время беспорядков гастарбайтеров указали на него, он лишь усмехнулся – до чего еще эти люди слабы духом! Воистину, их нужно еще и пожалеть. Но Аллах не знает жалости к предателям. А Юсуфу Он помогает. И пробыв в  заключении совсем не долго, Юсуф вновь проводит агитацию среди многочисленных выходцев из бывших советских республик. Он вырос с ними в одной стране и знает их надежды и обиды, ему проще понять, что им нужно, нежели его новым учителям, которые не жили ни в Союзе, ни в России. Так проходит еще два года. И вот однажды на его почту приходит письмо не от привычного уже Гусейна Хакаева, а от самого Ильзура Азметова, возглавлявшего Джамаат. Юсуф был польщен. Он даже разволновался, увидев, от кого пришло письмо. Ему поручалось необычное, но невероятно ответственное задание. Но и в этот раз специфика советского воспитания и российской действительности давали ему немного большие возможности, чем его конкурентам. А конкуренты были. И довольно опытные. Но, не смотря на то, что дело для Юсуфа было новым, оно предполагало еще и некий новый риск, что влекло его к этому делу еще больше. Его вдохновитель посоветовал устроить дело так, чтобы не попасть в поле зрения правоохранительных органов. Все должно хотя бы выглядеть законно.
В который уже раз Юсуф перечитывал письмо своего наставника, все пытаясь понять,  как ему устроить это дело.
Ральф Фридрих … Представитель немецкой профессуры, приезжает по программе обмена между вузами.. Легкий в общении, быстро сходится с людьми, прекрасно образован…  Будет пытаться установить контакт с  некой Викторией Кузнецовой...
Фред Боди.  Приезжает в Россию под прикрытием некого фонда, раздающего гранты на развитие науки. На самом деле агент МИ6. Английский шпион. Должен установить контакт с Викторией Кузнецовой….
Зерах Стоцкий. Приезжает в Россию под прикрытием  представителя Еврейского фонда развития науки. Ищет одаренных студентов и помогает им перебраться в Израиль. Очень опасен. Идейно подкован. Способен произвести впечатление на любого, кому с ним посчастливится повстречаться. Способен на активные и неправомерные действия. Будет искать контакта с Викторией Кузнецовой….
Лебедев Евгения Анатольевич. Кандидат биологических наук. Преподаватель. Замзав кафедрой Тимирязевского филиала академии им. Мечникова. Имеет двух дочерей и огромное желание уехать из страны. Научный руководитель кандидатской диссертации Виктории Кузнецовой….
Виктория Кузнецова. Аспирантка. Переведена в этот филиал для  продолжения работы над диссертацией. Сама Виктория и ее работа заслуживают пристального внимания ввиду необычайной ценности и большого значения для дальнейшей борьбы с неверными. Ее ценность беспрецедентна!
Последующие дни были очень насыщенными событиями и плодотворными для Лукаса. Он встречался со студентами, их научными руководителями, выслушивал их заготовленные и выученные назубок вдохновляющие речи, призванные обратить все внимание на их автора. И Лукас обращал. Слушал внимательно, как будто это было для него откровение. Задавал уточняющие вопросы, демонстрируя неплохую степень подготовки и знание обсуждаемых тем. И между делом вворачивал вопросы о своих конкурентах. С удовольствием рассуждал и на отвлеченные от науки темы, например, про увлечения и хобби студентов и преподавателей. Так, с одним он поговорил про статистику казанской баскетбольной команды в этом году, о недавно проведенном домашнем матче с Химками, о перспективах на остаток сезона. С другой студенткой поговорил о плохих дорогах и росте цен за все! А съемное жилье… Это же разорение сплошное! Нет, есть, конечно, общага, но в ней же жить невозможно! Одним словом, не отказывался ни от какой информации, которую ему скармливали. Чтобы потом вечером в относительной тишине гостиничного номера скрупулезно проанализировать все услышанное и, сформулировав выводы, записать их для отчета Олегу в специальную тетрадь, которую хранил, разумеется, не в номере.
Комната в гостинице была буквально напичкана камерами и жучками. Убирать их Лукас, разумеется, не стал. А попросил своего знакомого теперь студента-программиста сделать ему программу закольцовывания записи и успешно применял ее, чтобы обмануть камеры. С жучками, которые записывали разговоры, была еще проще. Лукас не вел важных переговоров из гостиничного номера.
Так прошла почти неделя. За это время Норт ни разу не виделся с Викой, зато каждый день, да и не раз будто бы случайно сталкивался с Настей. Они обменивались теплыми дружескими улыбками, перебрасывались парой слов, а потом расходились каждый в свою сторону.
Встречался он и представителями других фондов. Порой лицом к лицу, а порой наблюдал издали.
От Евгения Анатольевича Лукас узнавал обо всех этапах работы Вики. Лебедев с нескрываемой гордостью рассказывал о ее успехах, всякий раз подчеркивая, что это он направляет ее на верный путь, что без него у нее ничего бы получилось. И что это вовсе его идея изначально, а Вика лишь с его милостивого разрешения проводит исследования. И от Лебедева же Лукас узнал, что предварительное тестирование завершилось успешно, осталось лишь провести серию испытаний на животных, и прорыв в науке уже близок.
Лукас попросил встречи и с Викторией, он хотел задать ей несколько вопросов касаемо деталей проведения исследования, но Лебедев стал возражать, мол, все, что интересует господина Ксавье, можно узнать и у него. Лукас был настойчив и непреклонен, хоть и неизменно корректен и вежлив и настоял на своем разговоре с Викой. Лебедев нехотя согласился организовать их встречу.
- Всякий раз, когда я захожу в вашу лабораторию, оказывается, что я только что разминулся с Викторией, - посетовал Норт. – А мне бы так хотелось задать ей пару вопросов относительно реакции адгезии.
- Я уверен, я смогу восполнить все пробелы относительно… - с готовностью начал Лебедев.
- А я уверен, что будь у меня вопросы к вам, я вам бы их и задал.
Лебедев осекся, сник, стал похож на обиженного ребенка, которому не разрешили прочитать  стихотворение с табуретки.
- Я зайду в лабораторию через пятнадцать минут, убедитесь, что Виктория будет там в это время.
- Да, господин Ксавье.
С человеком, от которого зависит твое будущее, не спорят. Хочется ему поговорить  этой серой мышью – пусть говорит. Лебедев уже не считал ее себе угрозой. Он был на девяносто девять процентов уверен, что грант на проведение исследований от Фонда Мишеля Ксавье у него почти в кармане.
Лукас застал Вику в лаборатории через пятнадцать минут, как и планировал, в лаборатории. Она находилась в самом дальнем конце длинной просторной комнаты, по центру которой тянулись разделенные вдоль пополам перегородкой с полками столы, уставленные штативами с пробирками, микроскопами, центрифугами, спектрометрами и прочими агрегатами, названия которых Лукас даже не знал. Вдоль стен умещались шкафы и стеллажи с еще большим количеством оборудования, справочной литературой и реактивами. Все присутствующие были похожи на горошины из одного стручка. В белых  рабочих халатах, белых же шапочках, защитных очках и синих перчатках, они были практически неразличимы. Но Лукас сразу увидел Вику. Для порядка спросил, где он ожжет ее найти, и пошел в указанном направлении.
Акустика в помещении была великолепно, и, разумеется, Вика слышала, что ее ищут. Но когда Лукас подошел к ее столу, она даже не подняла головы, чтобы посмотреть на посетителя, а продолжала заносить в компьютер данные с листочков блокнота, лежащего перед ней  на столе.
- Виктория Ивановна.
- Господин Ксавье.
Они обменялись вежливыми, но холодными, как гранит приветственными фразами.
- Мне нужно сделать ряд уточнений относительно вашего заявленного на грант материала…
- Прошу прощения, господин Ксавье, сейчас не лучшее время. Я не могу оставить без контроля запущенный процесс…
- Занесения результатов в базу данных? – иронично спросил Лукас.
Вика прожгла его уничтожающим взглядом.
- Хорошо. Ждите меня в оранжерее через десять минут. И еще десять будет в вашем распоряжении.
- Больше мне и не потребуется, благодарю.
Вика посмотрела на Лукаса полным презрения и сомнений взглядом, как будто хотела сказать, уверен, что успеешь?  Норт не стал вступать в дискуссию, коротко бросил.
- До скорой встречи.
 И покинул лабораторию.
Вика влетела в оранжерею подобно разгневанной фурии. Растрепанные волосы взметывались в такт ее быстрым шагам, глаза горели ненавистью.
- Говори! – требовательно выкрикнула она, подойдя к Лукасу.
- Как только ты проведешь последнее испытание, и если оно будет успешным, ты станешь мишенью.
- Да? А тебе не все равно?
- Нет.
- Не ври мне, Виктор. Алекс. Или как там тебя на самом деле. Если бы тебе не было все равно, ты не вел бы себя так!
- Как?
- Ты обманывал меня! Использовал! С самого начала. Я тебе верила, а ты… Ты просто добивался своей цели!
- И в чем же, по-твоему, моя цель?
- Откуда мне знать! Я ничего не знаю о ваших мерзких шпионских делишках! И знать не желаю!
- Вика, прошу тебя, тише.
- А то что? Заткнешь мне рот? Навсегда?
- Я тебя защищаю…
- Конеечно, как я сама не догадалась! Путаясь с этой Настей, что же ты еще делаешь? Разумеется, печешься о моем благе!
- Вика, послушай…
- Я слышала достаточно! И видела! Все, с меня хватит. Жила как-то все эти годы без тебя, и сейчас проживу! Оставь меня в покое! Оставьте все меня в покое!
- Твое исследование…
- Мое исследование? Моим и останется!  Я же понимаю, нет никакого фонда, нет никакого гранта, это все фикция! Приманка! Замки на песке! А я так хотела, чтобы это все было правдой, - с горечью добавила Вика. – Но тебе в принципе не известно это понятие. В твоей жизни все ложь. От начала до конца. Ложь. Сплошная, беспросветная ложь. – Вика повернулась к Лукасу лицом, сжимая в руках шапочку. – Я прошу тебя. Если я хоть что-то для тебя значила. Когда-нибудь. Оставь меня в покое. Пожалуйста.
- Я не могу.  Ты это знаешь.
Вика опустила глаза и глухо проговорила.
- Значит, для тебя твое задание важнее всего. Важнее меня, важнее… тебя самого. И у меня нет выбора. Я заложница ситуации. Что ж. все справедливо. Я сама шагнула в эту западню. И если это приведет меня к смерти, пусть так. Мне уже все равно.
Опущенная голова, поникшие плечи, лишенный эмоций голос. Вика похоронила себя заживо.
- Я буду ждать тебя сегодня на набережной. На нашем месте. После работы.
- У нас уже есть наше место? – саркастично спросила Вика, но головы не подняла.
- Я буду там,  - сказал Лукас и ушел.
И что ему было делать с этими данными… Юсуф бы много отдал, чтобы хоть что-то понимать в биологии, хотя в инструкциях, конечно же пришли подробные описания каждого противника и самой обладательницы необычных и ценных для джихада мозгов. А так же рекомендации для его внедрения в это дело. Пусть у него нет подготовки, как у этих импортных шпионов, за то он местный. Хорошо знает не только город, но и чувства его жителей. И уж конечно желание этого научного руководителя этой девушки.
Изучив ситуацию, покрутившись вокруг здания академии, примелькавшись среди студентов и сотрудников, Юсуф сумел обратить на себя внимание старшей дочери Лебедева, Ирины.
Несколько дней он мило улыбался в компании аспиранток и лаборанток, вечно выбегающих покурить за угол фасада, чтобы не оштрафовали. Тут Юсуф уже считался своим парнем и его даже ждали, потому что кроме того, что он угощал девушек приличными сигаретами и травил такие смешные анекдоты, что девчонки от смеха плакали, он еще и был в курсе всех событий в Доме-2 и самых крутых скидок в ближайшем торговом центре. Он давай советы, какую купить краску для волос, а какую лучше даже не брать в руки. Но на Ирину он бросал такие пылкие взгляды, что уже через несколько дней она ответила согласием на предложение прогуляться.
При встрече Юсуф предложил вместо прогулки по продрогшему городу посидеть в кафе или посетить 3Дкинотеатр. Ирина оценила его желание потратить на нее деньги и согласилась посмотреть кино и поесть… Вот и все его усилия, приложенные к проникновению в семью куратора Виктории Кузнецовой.
Его собственный куратор был удовлетворен его отчетом. Посоветовал обратить внимание и на младшую сестру тоже. Для великой борьбы нужны новые души. И Юсуф с утроенной энергией принялся обрабатывать всю семейку. Когда Ира пригласила его домой,  он со всей серьезностью ответил, что это ответственный шаг и он готов его сделать только в том случае, если родители Ирины тоже будут дома. А еще лучше – вся семья. Потому что Аллах не позволит ему сделать хоть что-то недостойное. Ирина удивилась, но была настолько польщена, что даже не поняла, как ему удалось закрепить за собой право влиять на ее мысли и действия.
Знакомство с семьей прошло прекрасно. Юсуф опять блистал красноречием. А когда женская половина семьи во главе с мамой девушек, довольно привлекательной, но слишком уж легкомысленной дамочкой, отправилась смотреть очередной выпуск реалити-шоу, Юсуф рассказал по большому секрету предполагаемому тестю, что на самом деле он представитель нового фонда, помогающего российским ученым продвигать свои новейшие разработки. И приехал в этот город, чтобы выбрать из числа преподавателей и аспирантов академии достойных кандидатов на довольно престижный грант. Тот как бульдог уцепился за эту идею.
- Послушай, раз уж ты мне так  сказать, почти родственник, то и я тебе открою тайну. - Начал свою речь Евгений Анатольевич. – У меня есть некоторые наработки. Ты можешь попридержать свои гранты на месяцок? Я закончу все тесты,  и у тебя будет галочка в отчетах. А может быть и новая квартирка с молодой женой. Я ж вижу как ты на Ирку запал… - Тесть подмигнул, хитро ухмыльнувшись, а  молодой человек густо покраснел… - Да, ладно, не тушуйся. И я молодым был…
-- Да, я не могу так … Коран.. – начал было Юсуф, до отец девушки перебил его.
-- Я все понимаю. Коран не велит до свадьбы? Ради Бога… или как его, Аллаха! Давай обмозгуем дело с грантом, а там и свадебку не грех будет организовать. Главное – будет на что! Ты ж сам себе жизнь сделаешь сказкой! Подумай!
 Евгению Анатольевичу было абсолютно начхать как на то, что Коран не велит брать в жены неверную или что Ирина и не собирается замуж, так и на то, что у него и в помине не было никаких наработок. Но он тут же смекнул, что исследования его аспирантки Кузнецовой вполне подойдут для предоставления на комиссию. А достать их ему не представляло сложности. Просто забрать работу на проверку и скопировать.
- Вы же понимаете, я должен предоставить документы, у меня же есть начальство… - опять попытался вставить слово молодой человек.
- О, это я тебе сделаю. –  Опытное старшее поколение не нужно было просить дважды. Оно уже было готово ответить трижды. - Давай так, через пару деньков загляни ко мне на работу, там все и оформим.
Юсуф торжествовал. У него в кармане была вся семья, потому что он же отлично заметил, что младшая сестра Ирины, Надежда смотрела на него, раскрыв рот, особенно когда он говорил про обычаи и правила мусульман. Конечно, у нее были знакомые исповедующие ислам, но так красочно и феерично никто из них не умел описать самые простые вещи.
Она до последнего была уверена, что не пойдет на набережную. Зачем? Зачем возвращаться к тому, что умерло и похоронено? Нет,  не пойду, твердила себе Вика. Но в назначенный час пришла на продуваемую всеми ветрами площадку. Еще издали она заметила в подступающих сумерках его темный выделяющийся на фоне серой реки силуэт. Алекс стоял спиной к набережной, небрежно опираясь на перила ограждения. И Вика подумала. Вот таким я тебя и запомню. Темной, мрачной фигурой, стоящей ко мне спиной. Просто олицетворение твоего образа. Она подошла ближе. Ей казалось, что бесшумно. И духами она не пользовалась. И все равно Алекс безошибочно определил ее присутствие позади себя. Не поворачиваясь, он произнес.
- Добрый вечер, Вика.
Она вздрогнула от звука его голоса. В момент осознав, как хочется слушать и слушать его. Постоянно. Неважно, что он будет говорить. Пусть хоть инструкцию от освежителя читает. Только бы слушать этот бархатный глубокий голос…
- Кому как, - ответила Вика, вкладывая в свой тон так много холодности и отчужденности, сколько только могла. Но до самого Алекса ей было еще очень далеко. Как можно говорить так мягко, и в то же время так отчужденно?
Вика поежилась от ветра. Глядя на широкую спину Алекса, она ощутила непреодолимое желание прижаться к нему крепко-крепко, почувствовать его тепло… А потом он развернется к ней, и Вика окажется в надежном кольце его сильных рук…
Алекс и в самом деле обернулся к ней. Только руки держал в карманах. Вика инстинктивно отступила назад, разрывая дистанцию между ними. Как будто это могло преодолеть ее тягу к Алексу…
- Что? – растерянно спросила она, осознав, что Алекс говорил ей что-то, а она, потерявшись в собственных мыслях, не слышала ни слова.
- Я сказал, что после того, как ты завершишь свои исследования, ты должна сообщить мне немедленно.
- Потому что моей жизни грозит гипотетическая опасность, а ты защищаешь меня, да, я помню, спасибо, - с легким раздражением сказала Вика.
- Не гипотетическая, а вполне реальная.
- Хорошо. – Она с вызовом посмотрела в глаза Алекса. – Допустим. Чего и кого я должна бояться?
Как ему хотелось ответить, всех, кроме меня. Но это прозвучало бы излишне пафосно.
- Это получится длинный список.
- Хотя бы пару имен.
Вика не намерена была отступать. Пусть скажет. Пусть! Кого он считает своими, а главное, ее врагами!
Алекс на секунду задумался, потом начал перечислять.
- Юсуф Гатаров, Фред Боди, Ральф Фридрих, Зерах Стоцкий, Евгений Лебедев.
По мере того, как Алекс называл имена, глаза Вики все больше и больше расширялись. Потом она протестующее подняла руки верху.
- Стой. Остановись. Это… Это бред какой-то. У тебя паранойя, Алекс. Ты сам себя слышишь? Хочешь, я скажу тебе истинную причину, по которой ты включил всех этих людей в свой список? Он мешают лично тебе в осуществлении твоих собственных мерзких планов. – Вика обвиняющее ткнула пальцем в Алекса. - Юсуф… Уж не знаю, чем он тебе не угодил. Наверное, тем, что он мусульманин. Фрэнк… Тоже затруднюсь сказать. Просто конкурент. Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. – Отрывисто говорила Вика. – Кто там дальше? Ральф… Ну тут как раз все ясно. Ты положил глаз на Настю, а он стоит на пути. Зерах… Алекс, ты как собака на сене. Сам не ам, и другим не дам. Я не твоя собственность. Я могу быть с тем, с кем выберу быть. Это понятно?  - Вика гневно сверкнула глазами. – А Лебедева зачем ты включил в этот список, я и вовсе отказываюсь понимать. Он мой научный руководитель, он мне помогал, направлял меня, вдохновлял, если хочешь! А ты… Ты только лгал мне. Хотя я понимаю. Для тебя ложь стала настолько естественной, что ты уже не отличаешь ее от правды. Не видишь разницы. Как ты живешь с этим, Алекс…
Норт выслушал Вику с абсолютно непроницаемым выражением лица. Не пытаясь перебить или возразить.
- Ты не видишь всей картины, Вика.
- Зато ты видишь все!
- Мир не только черно-белый, в нем множество оттенков и полутеней…
- Как поэтично…
- Нет абсолютного добра и абсолютного зла. Все относительно применительно к данной конкретной ситуации. И поэтому, если ты чего-то не знаешь, не видишь, не понимаешь, это не значит, что этого нет. У меня в таких вещах  больше опыта.
Вика скептически фыркнула.
- Все, что я прошу, это довериться мне. Позволь мне помочь остаться в живых.
И она подумала. Если этот Алекс-Виктор врет ей, то что мешает и ей соврать ему? Поступить с ним точно также, как он поступил с ней? В глаза говорить одно, а за спиной творить другое?
- Да, я поняла тебя, Виктор, - твердо глядя в ему в глаза, сказала Вика. – Ты хочешь защитить меня. И я тебе благодарна. Я сделаю все, как ты скажешь. Я буду умницей. Потому что да, я хочу выжить.
Даже Лукас, который за милю чуял ложь, не смог распознать ее в словах девушки сейчас. Он привлек ее к себе и крепко обнял.
- Все будет хорошо.
- Будет, - эхом ответила Вика.   
Сумерки сгустились так стремительно, что фонари на набережной не могли противостоять всеобъемлющей власти темноты. Все равно оставались темные неосвещенные участки.
- Мне надо идти, - негромко произнесла Вика.
- Разумеется.
Она отступила назад, не смея, не желая посмотреть на Алекса в последний раз. Она не хотела помнить.
- Не ходи за мной.
- Не стану.
Но Вика знала точно, что и сейчас он лгал.
Развернувшись, она быстрым шагом пошла прочь с набережной.
- Вика.
Она резко остановилась, все-таки обернулась. В полутьме на границе пятна света от фонаря стоял Алекс. Безумно притягательный в своей хищной красоте.
- Да?
- Сначала задерни шторы, потом включай свет.
Очень хотелось истерически расхохотаться. Это только в мелодрамах такое бывает. Двое расстались, а потом он просит ее вернуться, начать все с начала, потому что не может жить без нее. В жизни Вики больше не будет мелодрам.
Как и велел Алекс, вика сначала задернула шторы, а потом. Потом не удержалась и посмотрела в щелку. Она не могла рассмотреть в темноте, но точно знала, что Алекс стоит сейчас в тени дома на противоположной стороне улицы и ждет, пока она зажжет свет.
Вика так и не смогла решить для себя, он опасный маньяк или спаситель…
А потом сунула телефон под подушку, выскользнула из комнаты, спустилась вниз на вахту и позвонила с городского телефона. Дождавшись ответа, произнесла.
- Угол Калинина и Энгельса. Десять минут.
И положила трубку.
Даршавин ждал связи. Телефонный звонок должен был означать, что все в порядке. Операция вступила в завершающую фазу. Виктор должен был официально провести конкурс и выбрать Викторию для продолжения обучения в Европе, таким образом, вывозя ее ото всех конкурентов прямо на глазах.
Но Лукас не умел выполнять задание от и до строго по протоколу. Хорошо, что в этот раз он соизволил согласовать отступления от первоначального плана с Олегом. Только вместо того, чтобы позвонить, он сам пришел к нему  в квартиру  с пакетом фастфуда. Водрузил его на стол в кухне.
- Ужин в ресторане я точно пропустил, - пояснил Норт. – Тем более, что голодный желудок такие темы обсуждать не стоит.
- Какие такие? – буркнул Олег, щелкнув кнопкой электрочайника. – Тебе вообще обязательно постоянно нарушать протокол? Или у вас в вашей милитари интеллидженс в принципе такого понятия не существовало?
Лукас уже привык к подобному поведению Даршавина и не обращал на его выпады ни малейшего внимания. Достал тарелки и разложил еще теплую еду, источающую дразнящий аромат. Приготовил чашки для чая, а потом, когда чайник, забурлив, отключился, налил воду в чашки. И лишь сервировав стол, сел к нему и стал говорить, аккуратно поедая шаурму.
- Ситуация такова. Как известно, в Тимирязевске в данный момент находятся четверо наших конкурентов. Начнем с тех, кто представляет наименьшую угрозу. Это Ральф Фридрих и Фред Боди. Мне удалось скормить им дезу о том, что наибольший интерес для всех и каждого представляет не Виктория, а ее руководитель, Лебедев Евгений Анатольевич. Как я уже говорил, он идеальный кандидат на вербовку. Несмотря на то, что к своим пятидесяти пяти годам он никак не смог улучшить свое финансовое положение, он поднаторел в интригах и подковерных играх. Он подсидел уже двоих коллег, сумел пролезть на должность зам зав кафедрой, и это при том, что все его работы это чистой воды плагиат. Лебедев пользовался своим положением, и за хорошие оценки в дипломе заставлял своих студентов забывать о том, что это они проводили исследования, которые Евгений выдавал за свои. Все его псевдонаучные труды – плоды работы других людей. На кафедре, да и во всей академии об этом знают все. Но Лебедев не только вор, но и интриган. Он по сущности своей такой мелкий пакостник. Собирает досье, проще говоря, компроматы на всех своих коллег. В закрытом маленьком городке все у всех на ладони, казалось бы, ничего не спрячешь. Но Лебедев и тут всех опередил. Он вездесущ. Вместо того, чтобы заниматься наукой, он собирает сплетни и слухи. И его дочки ему в этом здорово помогают. Поэтому ни с ними, ни с ним никто предпочитает не связываться. И, если он получит грант на продолжение своих исследований за рубежом, все вздохнут с огромным облегчением.
Олег слушал, не перебивая. Редкость. Или потому, что бы занят едой?
- Но при этом в глазах Фридриха и Боди это настолько ценный кадр, что лучше днем с огнем не сыщешь. Таким образом, эти двое теперь целиком и полностью сосредоточены на Лебедеве, наперебой предлагая ему все сокровища мира. И я не удивлюсь, если он даст согласие на сотрудничество с обоими, хапнет денег с каждого и попытается удрать с награбленным. Будь я на его месте, так и сделал бы. – Лукас криво ухмыльнулся. – В итоге миссия провалена, Фридрих и Боди с позором возвращаются восвояси.
- Тебя послушать, так все только и ждут шанса поплясать под твою дудку, - иронично усмехнулся Даршавин, поглощая сочную шаурму, запивая ее чаем. – А если не сработает?
- Я и не рассчитываю, что сработает именно в этом виде. Для того, что подтолкнуть человека к осуществлению моего замысла, я принял дополнительные меры.
- Твоего замысла? Ты принял меры?
Лукас не обратил внимания на возмущенные возгласы Даршавина и вместо этого спросил.
- Ты сделал то, о чем я просил тебя?
- Разумеется. Как я могу отказать, когда меня просит сам Лукас Норт! – Олег вскинул руки в негодующем жесте.
Норт его снова проигнорировал, одарив лишь укоризненным взглядом.
- Камеры на месте, если ты об этом. Сигнал придет на мой компьютер. Что ты задумал? Последить за немцем? Не считаешь, что поздновато спохватился?
- Как раз вовремя, - Лукас улыбнулся уголками губ.
От этой его улыбочки мороз прошел по коже.
- Ты чего задумал.
- Как я сказал, подвести герра Фридриха к осознанию того, что я постараюсь до него донести.
- Ты. Постараешься. Донести. – недоверчиво повторил Олег.
- Не я один у меня будет союзница. Я даже предоставлю Герру Фридриху выбор. Лебедев или Кузнецова.
Выражения на лице Даршавина стремительно менялись от скептически-недоверчивого до просветленно-озаренного и предвкушающее-хищного.
- А-а, я понял-понял-понял. Ты хочешь устроить нашему Фридриху медовую ловушку! Ловко, мистер Грей, ничего не скажешь, ловко.
Лукас молча выразил свою признательность за похвалу еще одной полуулыбкой.
- Ладно. Насчет своего коллеги…
- Он мне не коллега.
- Бывший коллега. Неважно. С ним какой план В?
- Фред Боди – достаточно пожилой человек. Он многое повидал и многое знает. Он научился ценить свою жизнь и комфорт в ней.  Он уже не гонится за эфемерными идеалами, в отличие от своих боле молодых коллег от твердо стоит на ногах и стремится к сохранению этой стабильности и впредь. Ему осталось несколько месяцев до отставки, это его последняя миссия. И по большому счету, мистеру Боди уже не так важна его репутация. Уже нет. Что имеет для него первостепенное значение, это обеспечение собственного благосостояния и благосостояния его семьи. Таким образом, тот, кто предложит мистеру Боди пропуск в безбедную старость, тому он и продаст свою бессмертную душу.
- Предлагаешь обеспечить его до конца его дней?
- Это менее проблематично, чем, скажем, ввязываться в дипломатический скандал, который неизбежно разгорится в случае его исчезновения или гибели. Ведь так?
Даршавину ничего не оставалось, кроме как согласиться.
- Допустим... Допустим, этих двоих мы устраним… Уже будет полегче дышать.  - Начал он задумчиво.
- И с кем остаемся мы. – Подхватил Лукас. -  Если бы только все было так просто… У нас все еще два опаснейших противника. Юсуф и Зерах. Что скажешь про Юсуфа?
- А ты про Зераха?
Даршавин. Стремление подчеркнуть свою значимость, свое главенствующее положение в нем неистребимо.
- Зерах… - Лукас помолчал, прикидывая, с чего лучше начать. – Про него можно сказать, что он мягко стелет, жестко спать.
Олег хмыкнул. Кто бы мог подумать, что у Норта такие глубокие познания в области русских поговорок…
- Он подобрался к Вике довольно близко.
- Теперь ты зовешь ее Викой.
- Это ее имя, разве нет?
Олег пожал плечами
- Очаровал ее пением Высоцкого, оказывал знаки внимания, говорил о том, что интересно ей, сумел ее убедить в том, что она для него единственная и неповторимая. Запал ей в душу, при этом не нарушая границы приличий.
- В отличие от тебя.
- Он живо интересовался ее работой, что не могло не польстить девушке. Таким образом, он оставался в курсе всех этапов ее работы и, несомненно, не может не знать, что она на финальной стадии.
- Она продолжает с ним общаться?
- Не думаю.
- Не думаю?  - угрожающе переспросил Даршавин. – Ты должен знать наверняка! Точно знать должен! Она твой объект! А ты мне «не думаю».
Лукас понял свой промах и не стал спорить.
- Я это выясню.
- Уж будь так любезен, - язвительно промолвил Олег. – Ты говоришь, она на финальной стадии. Значит, скоро нужна будет ее эксфильтрация, так?
- Верно.
 - И когда ты намеревался мне об этом сказать?
- Я говорю сейчас.
- Это невозможно! Ты сейчас не на Лушанке на допросе. К сожалению. И все равно из тебя каждое слово клещами нужно вытягивать. Когда ты поймешь, наконец, что мы сейчас на одной с тобой стороне!
- Я понимаю.
- А вот я этого почему-то не вижу! – Олег вскочил из-за стола и прошелся по кухоньке. Два шага в одну сторону, два в другую. Закурил очередную сигарету, выпустил дым. – Ладно. Горбатого могила исправит. Ты говорил с Викой?
- Говорил.
- И?
- Из двух зол выбирают меньшее.
- То есть, она выбрала тебя. Тоже мне, меньшее зло… И что дальше? Послезавтра, насколько я знаю, все представители фондов вместе с отобранными кандидатами предоставят свои заявки на гранты ректору на утверждение. Кого будешь представлять ты? А Зерах? Одну и ту же Вику? И что, снова устроите дуэль на пистолях? – хохотнул Олег.
- Зачем на пистолях, - невозмутимо возразил Лукас. – Каждый из нас приведет свои аргументы в пользу своего фонда, и, в конце концов, это претенденту решать, с кем он пожелает сотрудничать, разве нет?
- Хорошо бы, если бы все было так, как ты говоришь.
Хорошо бы, подумал Лукас. Но не будет, настойчиво твердила его интуиция. Не так прост Зерах, чтобы не сыграть на опережение. Завтра, когда Вика закончит последний тест, ее жизнь окажется в серьезной опасности.
- Так что там с Юсуфом? – возвращаясь к своему вопросу, произнес Лукас.
Нечто огромное и клокочущее поднималось из глубин души Юсуфа. Он почувствовал дикую, необузданную, звериную потребность наказать этих неверных. Ввергнуть их в ад лишь за то, что они ходят по этой земле. Он  все же перестал краснеть и, качнув головой, согласился с будущим тестем.
- Конечно, я зайду к вам на работу, но и вы уж разрешите мне бывать в вашем доме.
На что Лебедев ответил бурными пожеланиями почаще видеть молодого человека у себя дома и отеческим позволением обращаться к нему на ты, раз уж почти родственники…
Юсуф торжествовал. У него в кармане была вся семья, потому что он же отлично заметил. Что младшая сестра Ирины, Надежда смотрела на него, раскрыв рот, особенно когда он говорил про обычаи и правила мусульман. Конечно, у нее были знакомые исповедующие ислам, но так красочно и феерично никто из них не умел описать самые простые вещи.

                Аллах не даровал человеку двух сердец в одном теле. Он не сделал вашими матерями тех ваших жен, которых вы объявляете запретными для себя, и не сделал ваших приемных сыновей вашими сыновьями. Это — всего лишь слова из ваших уст. Аллах же глаголет истину и наставляет на прямой путь.
                Сура аль-Ахзаб.
Юсуф стал часто посещать кафедру Лебедева в академии и его дом, довольно много времени уделяя самому Лебедеву. Документы и материалы научной работы, как и предвидел Юсуф, были довольно далеки от нужных форматов, но в его случае имело значение не это. Он пересылал все, что попадало в его руки своим кураторам, а те уже присылали инструкции, чего еще нужно дожидаться, о чем спрашивать, к чему готовить Лебедева. Вскоре и сам Юсуф начал немного разбираться в теории фагоцитов, так много усилий он прилагал к этому заданию.
Но и сестер он не забывал.  Ирина, будучи польщенной вниманием молодого человека, вела себя демонстративно высокомерно, позволяя ухаживать за собой, хотя, как и отец, любила посплетничать. И была превосходным как источником, так и передатчиком информации. Так, что Юсуф видел картину происходящего в лаборатории из двух различных источников не хуже, чем это были бы видеокамеры. Она, полагая, что Юсуф весьма неровно дышит в ее присутствии, и взяла его на заметку, как потенциального жениха, но старалась держать его на расстоянии вытянутой руки, чтобы не слишком обнадеживать и в случае необходимости быстро, едва протянув руку, завладеть им. А в своих чарах она была уверена. Высокая блондинка, (пусть и крашенная, а покажите вы мне их натуральных!) одевающаяся по последней моде и всегда в курсе всех событий в Доме-2. И кто устоит против таких аргументов или против нового маникюра шеллак? Как и ее мать, Ирина была уверена в своей неотразимости, ем более в присутствии младшей сестры. Надя не отличалась внешними данными. Если только толстая коса … нет, не до пят, но пониже спины, которую она на отрез отказывалась обрезать или красить в какой бы то ни было цвет.
А Надя была без ума от экзотичного, напористого и обаятельного Юсуфа. В особенности, когда он начинал говорить. А говорил он всегда. В первое время знакомства он с невероятно удивительными собственными комментариями рассказывал сказки Шахерезады. Оказывается, это были довольно увлекательные и поучительные истории, а не занудные рассказики, как показалось Надежде в детстве. Впрочем, от детской наивности она не отошла слишком далеко, и в буквальном смысле слова, смотрела Юсуфу в рот. И глаза. Его ярко синие сапфировые глаза стали центром вселенной. И они так нежно смотрели на нее, что она была готова выполнить любую его  просьбу. Как-то он сказал, что ей пора уже подумать о Боге. А так как нет Бога, кроме Аллаха, то самое правильное, что она может сделать в жизни – прочитать Коран. И если ей что-то покажется непонятным, стоит просто обратиться к нему, чтобы получить ответы на любые вопросы.
Юсуф отлично понимал, что его влияние на сестер становится слишком явным, и чтобы не возникло подозрений, старался если не каждый день, то довольно часто встречаться с их отцом, слушать его гневные речи о бездарных студентах, мнящих себя гениями и поддакивать как можно чаще, а еще сопровождать любые реплики цитатами из Корана. Подчеркивая всеобъемлющую силу ислама. Евгений, конечно, понимал, что не имеет к исламу никакого отношения, но и особой опасности в том, что девочки будут находиться рядом с таким праведным человеком, не видел. Проникновенные ясные глаза Юсуфа вызывали полное и трепетное доверие, как и его речи…
А Юсуф все больше убеждался в том, что и сам Лебедев, и его дочери достойны самых ужасных наказаний, которые только может обрушить на них гнев Аллаха.  Эти жадные, уродливые душой, мерзкие создания вызывали в нем все больше отвращения и озлобленности.  Но он должен был ждать и делать вид, что без ума от этих завистливых и никчемных пустышек. Хотя кое-чего ему удалось добиться. Надежда Лебедева довольно легко поддавалась влиянию и  взахлеб читала Коран. И при каждой новой встрече все больше хотела говорить с Юсуфом.
- А сегодня ты почитаешь мне Коран или сказку? – бросалась она  к Юсуфу, как только он появлялся на пороге их дома. – Ты так красиво это делаешь, что они будто оживают…
Юсуф снисходительно и покровительственно улыбался, гладил ее по голове, говоря о том, что Аллах вознаградит ее за преданность и праведность. На самом деле девочке было некуда пойти. Потому что все, кто хоть немного знал их семью, старались избегать контактов с ними, и Надежда отчаянно нуждалась в друзьях.  И Юсуф вытаскивал новую книгу, принесенную специально для нее, проверяя готовность Надежды вслушиваться в каждое слово, произнесенное им, или даже повторять за ним, словно эхо…
 - Когда же завершатся запретные месяцы, то убивайте многобожников, где бы вы их ни обнаружили, берите их в плен, осаждайте их и устраивайте для них любую засаду. Если же они раскаются и станут совершать намаз и выплачивать закят, то отпустите их, ибо Аллах — Прощающий, Милосердный….
- Вот видишь, - говорил Юсуф. - Все очень просто. Сам Аллах велит бороться с неверными, кто мы такие, чтобы вступать с ним в спор?
И наполнившиеся слезами глаза девочки, загорались блеском стальных клинков, пронзающих недостойные жизни тела неверных.
Таким образом, ко дню, когда за аспирантку Викторию Кузнецову начнется открытая борьба, у Юсуфа уже была наготове одна марионетка, готовая на любое поступок, лишь  бы  ее вдохновитель похвалил ее.  Досье с компроматом на научного руководителя Виктории, о его грязных делишках и подтасованных научных достижениях, и еще две довольно глуповатые особы, из которых возможно сделать что угодно – Ирина и ее мать, занимающаяся исключительно своей персоной… А так же довольно объемная часть кандидатской работы Виктории, хотя последних результатов опытов и окончательной формулы вещества ему еще не удалось раздобыть.
Евгений же увидел в Юсуфе то, чего не хватало ему самому - готовность идти до конца в своих убеждениях. Когда-то он добровольно влез под каблук жене, и с тех пор винит ее в своих неудачах. Он мог бы преуспеть в науке, если бы был чуть более предан ей, и если бы не мешала семья. Он мог бы крутить со студентками, если бы не его лень и апатия. А Юсуф  свободен, и верен своей религии. Редчайшее сочетание. В нем воплотились мечты Евгения, потому он так ему импонирует, доверяет, послушно следует его советам, позволяет руководить собой, даже не задумываясь, к чему может привести слепое подчинение.
Даршавин посмотрел на Лукаса. Вот же любит он изобразить из себя пуп земли… Ну, хорошо…
- Юсуф Гатаров, если и вылазит из дома Лебедевых, то лишь для того, чтобы побывать в академии. Он настолько там примелькался, что охрана перестала проверять его документы. Пропускают как родного. А этот нахал вовсю таскается по зданию и по окрестностям. Дочери Лебедева кажется от него без ума, хотя у старшей его и так не густо. Младшая же смотрит ему в рот. А недавно прикупила себе хиджаб. Правда еще не насмелилась  надеть. Или готовится к обряду. Вполне может быть. – Олег, едва присевший чтобы не мелькать по кухне, опять подскочил. - И ведь этот гад может жениться на обеих, если конечно у него будет такая потребность. А этот идиот Лебедев еще и рад будет! Вот и думай, что будет дальше! – Олег опять закурил, выпуская клубы дыма…
Лукас и правда задумался. И начал рассуждать вслух, чтобы Олег не потерял логическую цепочку.
- В академии Гатаров на уровне предмета мебели. Его никто не замечает. Что обеспечивает ему свободный доступ повсюду. Туда, куда он не сможет проникнуть сам, пролезет его марионетка Ирина Лебедева. К чему он готовится? Либо к теракту, это было бы вполне в его духе, Ирина может протащить для него пояс шахида, а то и на себя надеть. Либо он хочет выкрасть Вику. И одно не исключает другое. Либо, хотя маловероятно. На самом деле жениться на дочерях Лебедева, через него добраться до Вики. Слишком долго и многоступенчато. Даже для Гатарова.  Хотя он привык подбираться издали и не напрямую, как тот же Зерах. Гатарова нужно нейтрализовать прежде, чем он совершит одно из этих действий. – Лукас в упор посмотрел на Олега.
- Мать твою! – воскликнул Олег, срываясь с места и выбрасывая вперед левую руку до упора в живот Лукаса. - Какого хрена ты тут умничаешь, когда нужно вести наблюдение за академией, за Зерахом, за Юсуфом? –  орал Олег скорчившемуся от удара Лукасу. - Неужели так трудно усвоить, где и когда ты должен находиться?
Не дожидаясь, когда Лукас начнет дышать, Олег хватает куртку с вешалки и открывает дверь.
- Мне тебя долго тут ждать? Может, соизволишь уже свалить отсюда?
Едва Норт обрел вновь способность дышать и говорить, он тут же возразил.
- А ты где должен? Пока я тебя мордой не ткнул в очевидное, ты сообразить не мог. Юсуф вообще-то твой объект. Сядь. Успокойся. Сейчас все узнаем.
Вытащил из кармана телефон, все еще восстанавливая дыхание, и набрал номер.
- И куда ты звонишь? – яростно сверкая глазами, спросил Олег.  – Всевышнему, чтобы у него поинтересоваться, где интересующие нас объекты? Потому что как иначе ты их найдешь…
Лукас знаком остановил Олега.
- Да, привет, котенок, и я рад тебя слышать. Да, соскучился. Настен… Послушай… Да. Да. Умничка. Я тоже… Позвони Ирине Лебедевой… да что угодно. Телефон мастера маникюра. Узнай, где она. Да. Жду.
А потом воззрился на Олега чуть обиженным укоризненным взглядом.
- Пока Вика не завершила испытания, с ней все будет в порядке.  Если ее исследования окончатся провалом, все потеряют к ней интерес. А про Юсуфа мы сейчас выясним.
Чудный осенний вечер не нарушил даже вполне привычный уже дождь. Все было красиво и почти сказочно. Ирина вышла из дверей академии, чтобы  отправиться домой после рабочего дня. А денек явно выдался на славу. В ее волосах застряли кружочки конфетти. Это кто-то из лаборанток запасся праздничными атрибутами и шампанским,  предвкушая удачное завершение тестов. И Вика Кузнецова была не против отпраздновать, хотя в последнее время ее не узнать. Ни одной лишней улыбки. Только короткие указания и хмурое лицо. Как подменили девочку… У подножья лестницы ее ждал Юсуф. Он сразу заметил конфетти.
- Что это у тебя, моя госпожа? – шутливо начал он, стараясь дотянуться до цветных кружочков. – Новый Год? Не рановато?
- У нас лучше! Лучше, чем Новый Год! Наша аспирантка успешно завершила тесты! – Ира схватила Юсуфа за руки и закружила по  псевдомраморным плитам тротуара под темнеющим осенним небом. – Это так здорово! Наконец-то мы сможем перевести дыхание, не носиться с этими пробирками, реагентами… Господи… как же мы все утомились за эти месяцы… - Ира все продолжала изливать свою радость и усталость из одного флакона на сжавшегося, как  пружина, Юсуфа. Значит, Виктория завершила тесты и вещество уже стабильно и результаты впечатляющие. И поскольку он не имел никакого прикрытия. И уж тем более не имел полномочий и денег, чтобы представлять хоть какой-нибудь фонд, действовать он должен быстро и решительно… Намного быстрее, чем его конкуренты…
- Вот и отлично, дорогая! Тогда мы можем с полным правом отдохнуть! У меня есть билеты на шикарное шоу в Казани. Ты не будешь против, если я украду тебя на пару дней?
 - Нет! – взвизгнула Ирина, - Я только за! Зааааа!
И уже через четверть часа машина Юсуфа выезжала на пригородное шоссе с двумя пассажирками в салоне…
Телефонный звонок вывел Ирину из состояния транса, в который она с удовольствием впала, сев на переднее пассажирское сидение удивительно красивого перламутрового Ниссана-Примера  Юсуфа. Чуть приобняв молодого человека, Ирина задрала юбку почти до трусиков, все еще желая проверить Юсуфа на моральную устойчивость. Тем более, что младшая сестра мирно спала на заднем сидении.
- Алло, - проворковала Ирина в трубку, - да, дорогая… Да, Настена, нет, я уехала с женихом! Представляешь, он пригласил на зрелищное шоу в Казань! Прикинь? Я два дня буду отрываться в Казани, пока вы там будете лизать задницы иностранным толстосумам! Да иди ты! Он у меня смирный! – Ирина хихикнула в трубку и глянула на Юсуфа. - Ты же не съешь меня, Серый Волк? – обратилась она к Юсуфу, и когда тот помотал головой, отрицая саму возможность съедения невесты, она опять обратилась в трубку. - Он сама покорность и смиренность! Не переживай за меня! Я хочуууу веселииитьсяяяяяяяя! – и закончив разговор, Ирина швырнула телефон за спинку сидения.  Дорогая игрушка брякнулась о пол и отключилась, а девушка закинула обтянутую тонким чулком ножку на ногу Юсуфа…
- Милый, ну не будь таким уж серьезным, я знаю, многие водители занимаются этимммм прямо за рулем… Хочешь? 
И запах, выпитого девушкой шампанского, потек из ее уст в рот Юсуфа, не успевшего увернуться от поцелуя…
Через несколько минут томительного ожидания, показавшимися Олегу и Лукасу столетиями, телефон Норта завибрировал.
Лукас только молча слушал, потом поблагодарил звонившего и, не поднимая взгляд на Даршавина, произнес, как будто через силу.
- Гатаров забрал Ирину предположительно в Казань.
- Какого х*** ты там лопочешь? - Олег с трудом сдержался, чтобы не врезать Лукасу снова. Его остановило только то, что тот все еще пользовался прикрытием Виктора Ксавье. И если продолжит регулярно появляться с травмами различной степени тяжести, это может вызвать ненужные подозрения. - Что значит предположительно?
- Это значит, что Ирина так сказала. А на самом деле куда Юсуф ее везет...
- Одному аллаху ведомо. - Мрачно закончил Олег. - Доигрался, мать твою! Ну и х***ли теперь делать? А?
Лукас провел рукой по лицу, что на языке его жестов выражало крайнюю степень нервозности.
- Нужно связаться с местными ментами. Объявить машину Юсуфа в розыск. Просмотреть записи с камер.
- Каких нах*** камер! Ты забыл, где находишься? Это Россия! Даже Татарстан! Камер! Со спутника еще скажи!
- Хватит! - Рявкнул Норт. - Хочешь быть полезным - займись делом. Машину нужно найти.
- Накосячил, а теперь командует! Надо было тебя оставить в карцере нах***й! На всю оставшуюся жизнь!
Олег был в бешенстве. Как ему хотелось вернуть те славные времена, когда Лукас ползал у него в ногах, умоляя о пощаде... Хорошо, не умоляя. Но ползал же.
- У тебя будет такая возможность. Сначала завершим миссию. - Лукас снова был спокоен, как сфинкс.  - Машина Юсуфа. Найди ее.
- А ты чего делать будешь?
- Найду Вику. Она... - Лукас сглотнул. - Она завершила исследования.
Олег, казалось, дара речи лишился. Как будто ему перекрыли кислород. Стоял, широко распахнув глаза, не сделав ни вдоха.
- Но тебе не сказала. - Сипло выдавил.
- Но мне не сказала. Настя. От нее я узнал.
- А ты говорил, она тебе доверяет...
Провал за провалом. И как выпутываться из этого всего...
- Вика должна быть в общежитии. По крайней мере, ее телефон там.
- Так иди и проверь, бл***! Стой! Если ее там нет, что будешь делать?
- Искать. Вариантов не так много.
- Ладно. Давай. Ищи. Телефон не отключай и держи меня в курсе, ясно? - Олег строго посмотрел на Лукаса.
- Ясно, - кивнул тот и вышел из квартиры.
Юсуф оторвался от губ Ирины и удостоверившись, что на заднем сидении нет никаких признаков бодрствования, сказал.
- Я не против, только не  надейся, что я отвечу тебе взаимностью…
Ирине бы обратить внимание на его гневный взгляд, полный ненависти, голос, налитый гневом, но она уже забыла обо всем на свете, кроме всепоглощающего вожделения… И лишь получив разрешение, приступила к активным действиям. Ловко, будто каждый день этим и занималась, расстегнула ремень на джинсах Юсуфа, потом молнию и запустила руку в трусы.
- Ммммм, дорогой, как ты можешь быть таким твердым, если еще не знаешь меня… – ей казалось что ее голос полон обольщения, и страсти… Несколько раз проведя рукой от основания члена до головки, она, уже не сдерживаясь, наклонилась и впустила его в свой рот…
Юсуф с омерзением глянув на нее, застонал и нажал на тормоз, сворачивая к обочине, трудная задача – сохранить видимость движения, при этом расслабиться получить удовольствие от того, что омерзительно до сблева. Ну, ему как раз сблевнуть было нечем, по этому он позволил себе насладиться ощущение превосходства, до тех пор, пока полный его спермы рот Ирины не появился перед его лицом. Тут ему уже не нужно было сдерживать свой праведный гнев. И одним коротким ударом он вырвал девушку из этого мира. Пусть пока побудет  в другом, чтобы не мешала больше управлять машиной. Да и не задавала вопросов, когда увидит, что машина уже не едет по трассе, ведущей в Казань. Тело Ирины, дернувшись, сползло  с сидения, но Юсуф и не думал прикасаться к ней. Он застегнул штаны и продолжил движение. Не так много времени у него осталось. Сколько прошло после звонка? Когда его начнут искать? Благо, что они были уже почти на месте, да и обе девки как раз не в курсе, где они, хотя, за Надю Юсуф был спокоен. Она бы сама покарала сестру за такое поведение. Уж  это ему удалось внушить девочке…
В машине было тепло и уютно, и так приятно пахло. Не дешевым пошлым освежителем-елочкой, а дорогим парфюмом Зераха. Алекс тоже носил свой запах. Но другой. У Зераха он был более плотным, терпким, в то время как у Алекса немного горьковатым и свежим.
Так, все. Хватит думать про этого самодовольного напыщенного идиота. Его нет. И больше не будет. Хотя Алекс никогда не был идиотом, напротив…
Да хватит уже! Вика тряхнула головой и посмотрела в стекло.
- А куда мы едем?
- Тебе нужно в какое-то определенное место? – тепло улыбнувшись, спросил Зерах.
Какой же он милый… А какая у него чудесная улыбка… Как будто укутала мягким уютным пледом… Полная противоположность этому Алексу. Он как будто все время начеку. Даже когда они занимались сексом. Вика не могла сказать наверняка, она-то полностью растворялась в ощущениях, а этот… Он был ласков, страстен, угадывал каждое ее желание, он был идеален. Люди не бывают настолько идеальными. Просто не бывают. Наверное, Вика подсознательно чувствовала свою неполноценность с ним рядом. Странно, что эти мысли появились только сейчас. Когда она была с Алексом, чувствовала себя на вершине мира…
Вика несмело улыбнулась в ответ.
- Нет, просто я хотела попросить тебя остановиться у какого-нибудь магазина. Хочу купить вина.
- Вина?
- Да, нам есть, что отпраздновать.
Зерах даже не стал уточнять, что именно и остановился у одного из круглосуточных супермаркетов. Вместе с Викой они прошлись по рядам стеллажей, выбирая вино и закуски. Разумеется, за все заплатил Зерах. Вика даже возражать не пробовала. Он был главным, и она с удовольствием отдала ему бразды правления. Хватит, накомандовалась. Теперь ей хочется почувствовать себя защищенной, окруженной заботой и вниманием. Чтобы не она обо всем думала и все решала, а за нее.
- Здесь, наверное, очень красиво летом… - задумчиво сказала Вика, направляясь по дорожке к крыльцу-террасе.
- Очень, - подтвердил Зерах, хотя никогда не бывал здесь прежде.
Он встал так, чтобы Вика не видела, как он открыл дверь отмычкой.
- Прошу! – широким жестом Зерах пригласил девушку в дом. Вошел следом, поставил пакет на пол. – Ты тут осваивайся, будь как дома, я машину в гараж поставлю.
Вика рассеянно кинула, прошла дальше в дом, осматривая все по пути. Интерьер был соответствующим внешнему иду. Все довольно скромно, но функционально. Но как-то все неправильно. Как будто это были декорации. Не было того духа, присущего обитаемым помещениям. Ни одной личной вещи. Ни фотографий, ни даже магнитиков на холодильнике. Ни одной вещи не на своем месте. Тот, кто здесь живет, должно быть, очень аккуратен.  Вика прошлась по кухне, гостиной, нала подниматься по лестнице на второй этаж, когда услышала голос Зераха.
- И как тебе тут? Нравится?
Девушка вздрогнула, вцепившись в перила.
- Да, очень, - после небольшой паузы ответила она. – Здесь так мило. А чей это дом?
- Одного моего знакомого.
- Он здесь редко бывает, да?  - Вика начала спускаться обратно.
- Да, он много времени проводит в разъездах, тем более, что это у него нечто вроде загородной резиденции.
- А кто он?
- Что значит кто?
Вике показалось, что Зерах слегка напрягся.
- Ну… чем занимается.
- Он финансист. Занимается инвестициями. Ищет новых партнеров, заключает контракты. Во всяком случае, его сейчас здесь нет. А мы есть. Так что давай праздновать.
Зерах сам накрывал на стол. Вика только разложила салфетки и поставила фужеры для вина. Первый тост был за окончание ее исследований, успешное окончание. Второй, последовавший почти сразу за первым, за свободу. И каждый вкладывал в это понятие свой смысл. Потом они выпили за хозяина гостеприимного дома. Потом друг за друга. А потом они перебрались на кресла, стоящие перед камином. Зерах разжег огонь, и Вика окончательно расслабилась, дав волю своим чувствам.
- Как же мне хорошо сейчас… - блаженно потягиваясь, промурлыкала Вика. – Если бы ты только знал, как мне надоело это все. Одно и то же. Каждый божий день. Лаборатория – общага. Лаборатория – общага. Пашешь, как проклятая. У меня уже голова кругом от этих всех тестов, реакций, испытаний…
- Жизнь коротка, работа бесконечна, - процитировал Зерах  Галеви.
 - Нет, мне нравится моя работа,  - возразила Вика. - Просто… Эти девки-завистницы… такие бестолковые… у самих толку ни на что нет, так они только сплетни распускают с утра и до ночи. А если не даешь им повода для сплетен, так они его сами придумывают! Оооо, ненавижу! – Вика сжала кулачки. – А этот придурок Лебедев? Научный руководитель называется! Он дочерьми-то своими руководить не может! Ирка вся истаскалась уже, еще замужем не была, а только и говорит, что про мужиков да про секс. И кто ее такую возьмет… Тупая как пробка, гонору выше крыши, а все туда же. Замуж она собралась. Нашла идиота. Татарина какого-то окрутила. Эти друг друга стоят, два сапога пара. Только и обсуждают, что распродажи в Гранде, да Дом-2… Господи, как это может быть интересно? Вот ты смотришь дом-2?  - обратилась к Зераху Вика.
 - Нет, - рассмеялся он. – А должен?
- Упаси боже, нет, конечно!
- Вот видишь! Видишь! Я тоже не смотрю! Потому что мы с тобой нормальные люди! – Вика протянула свой опустевший бокал. Зерах с готовностью его наполнил. – А сегодня она знаешь, что сказала?
- Кто?
- Да Ирка, кто больше-то! Она, видите ли, едет в Казань со своим сказочным принцем на белом Ниссане… Так-то он не белый, да и не принц… Да неважно.
Вика замолчала, задумчиво потягивая вино.
- Какая же я лицемерка… - вздохнула она, наконец.
- Почему?  - Зерах развернулся к ней и накрыл ее руку своей.
- Рассуждаю об Ирке, как о протии господи, а сама… Сама не лучше.
-Ты на себя наговариваешь, - мягко возразил Зерах, мечтая услышать продолжение. Чутье подсказывало ему, что сейчас он услышит о том, кто не давал ему жизни уже много лет, преследуя, как призрак. Пока судьба не свела их вместе снова.
- Если бы, - прерывисто вздохнула Вика. – Я знаю, о чем говорю.
- Ты можешь рассказать мне, - предложил Зерах. – Ты же знаешь, я не стану осуждать…
- Да тут дело даже не в осуждении, - начала Вика. – И не в том, что я боюсь, что кто-то меня осудит. Просто... Мне обидно, понимаешь?  - она посмотрела в глаза Зераха захмелевшим взглядом. – Я ему поверила, поверила, знаешь, что такое поверить кому-то? Это все равно, что душу свою отдать. Вот так вот взять, вырвать ее из груд с корнем и бросить ему под ноги. И не жалеть. Какое-то время.  Пока думаешь, то доверять ему было правильно. А потом понимаешь. Понимаешь, что он только пользовался тобой, пользовался! Пока ему было удобно. Пока   ему была нужна. Нет, я и сейчас ему нужна.  А как же. Я всем нужна. Вот тебе я нужна, а, Зерах?
- Больше жизни!
- Видишь… ты не такой. Ты просто есть рядом. Потому что знаешь, что нужен. А не потому, что я тебе нужна зачем-то, да ведь?
- Да, милая, да.
- А этот Алекс… Виктор… Не знаю, как его там на самом деле зовут! Ему нужно было только мое тело и мои мозги! – яростно выкрикнула Вика и тут же прикрыла рот ладошкой. – Господи, что я говорю…  - она в ужасе посмотрела на Зераха. – Прости. Ты не должен был этого слышать…
- Все хорошо, Викуля, все хорошо, - успокоил ее Зерах.  - Бог заглядывает сперва в наше сердце, а в мозги - потом. – Зерах снова подлил вина, и Вика опустошила бокал.
- Ты такой умный… Он тоже умный. Но он по-другому умный. Просчитанный такой. Шагов на десять вперед. Ничего. Никогда. Просто так. Не сделает. Это не человек вообще. Это какой-то робот. Киборг. У меня от него мурашки по коже. – Вика передернулась. – А вот интересно. Если он такой весь умный-преумный, нашелся же кто-то умнее, да? Потому что поймал его и засадил в тюрьму. Правда, он потом вышел… И снова за свое.
- За свое?
- Ну да. За свое. Он же чертов шпион. Ты не знал? Не знал?  - Вика пьяно хихикнула. – А я знала. Знала. И все равно. Все равно пошла у него на поводу снова! Ну и кто я после этого… - Вика обреченно замолчала.
- Ты просто запуталась. Это ничего. Главное, что ты вовремя остановилась и приняла правильное решение, - прошептал Зерах, успокаивая ее. – Теперь все будет хорошо. Завтра мы уедем. Далеко-далеко. Туда, где никакие Алексы и Викторы тебя не найдут. А сейчас тебе надо отдохнуть.
- Не найдут… - прошептала Вика, засыпая. – Не уходи, - попросила она.
И Зерах остался с ней некоторое время. Держал ее за руку. Но уже не предпринимал попыток поцеловать даже. Она была осквернена. Осквернена Нортом.
Первым делом Лукас направился в общагу в надежде застать Вику там. Свет в ее окне горел. Надежда окрепла. Но на звонки Вика не отвечала. Хотя вызов проходил, и телефон находился в комнате. Попасть в ее комнату было самым легким. Найти телефон под подушкой. Вика специально оставила его там. Но как она догадалась? Кто-то подсказал? Кто надоумил?
Следующим пунктом была гостиница. Конечно, Вику здесь искать даже и не стоило бы. Зато Лукас убедился, что два других конкурента, Фридрих и Боди мирно спят в своих номерах, пребывая в счастливом неведении о происходящем.
Норт побывал и на квартире Зераха, но там никого  не обнаружил. Провел тщательный, но незаметный обыск, вернув после на место все ловушки метки, что оставил хозяин. Если даже Зерах и сбежал  Викой, этого он  явно не планировал. Свидетельством тому были оставленные вещи. Хотя… Это вовсе не показатель.
Хорошо. Допустим, Зерах каким-то образом узнал, что Вика завершила свои исследования. Каким-то? Посмотри правде в глаза. От нее же и узнал. Нет страшнее существа, чем обиженная женщина. А Норт думал, что она у него на коротком поводке. А Вика взяла и сорвалась.
Зерах узнал, что Вика завершила исследования. Выкрал ее. Он знает, что их будут искать. Самое разумное залечь на дно где-то и переждать. И где это их лежбище? Ясно, что без помощи Даршавина не обойтись.
И Лукасу ничего не оставалось, кроме как вернуться на их конспиративную квартиру.
К тому времени как проснулась Надя, Юсуф уже перенес Ирину в багажник серебристой восьмерки, предварительно запеленав ее в кусок ткани, чтобы не мешала когда очнется, хорошенько оттерев  от крови все равно распухшее и почерневшее лицо Ирины. Юсуф был в бешенстве от того, что ему приходилось это делать, что позволил Ирине  довести его до этого, но он сделает любую грязную работу, лишь бы достичь той цели, которую определил ему Аллах.
- Что случилось? – спросила Надя, когда увидела перекошенное от омерзения лицо Юсуфа. - Почему мы не едем? И где мы?
- Скоро поедем, Нади. – Произнес Юсуф, выделяя в имени девочки последний слог, на манер восточного произношения. – Твоя сестра упала. Разбила лицо. Я постарался оказать ей помощь. Но если она начнет кричать во время движения машины,  ты не обращай внимания. У нее шок.
- Я знаю, что она плохая. Она не верит, что Аллах велик. Она не хочет его слушать. – Проговорила Надя, успокаивая Юсуфа.
Тот посмотрел на нее внимательно, уже слегка сомневаюсь, что девочка спала во время их развлечения. Хотя ее реакция вполне устроила его. Пятнадцатилетняя девочка стала его тенью или отражением. Он гордился тем, что за такой короткий срок смог найти в ней зерна познанию сущего и вырастить такой замечательный росток послушания Всевышнему.
 - Хорошо, Нади, садись в машину, я хочу показать тебе мой новый дом. Ты же понимаешь нам с тобой не место на каких-то шоу. Не мог же я не сделать для тебя сюрприз, - Юсуф улыбнулся, и помог Наде сесть на заднее сидение машины. Потом опустил переднее сидение и закрепил его так, чтобы без посторонней помощи девочка не смогла бы его сдвинуть и выйти из машины. Потом закрыл дверцу, обошел машину и сел за руль.
– Можешь отдыхать, Нади, ехать еще долго. – Произнес Юсуф, глядя на девочку в зеркало заднего вида, и повернул ключ зажигания в замке. Чуть свибрировав, мотор загудел, и Юсуф выжал сцепление. – Поехали… Да прибудет с нами Аллах….
Часа через три машина остановилась у облезлой многоэтажки в соседнем городе. Ирина давно уже охрипла к тому времени и представляла собой довольно жалкое существо, хотя как раз жалеть ее никто и не собирался, в особенности Надя.
- Если у тебя осталось хоть немного мозгов и соображения, ты должна понять и принять свою судьбу. – Выговаривала Надя сестре. -  Юсуф заботится о нас. Лучше послушай его и сделай так, как он говорит.
Но Ирина не хотела мириться с судьбой и угрожала сообщить куда следует.  Вот странно, никто не пугался ее угроз и Юсуф, и Надя терпеливо ждали, пока Ирина выплеснет весь запас брани, а потом, Надя подала Юсуфу  какую-то тряпку. Тот посмотрела на девочку, взял тряпку и запихал ее в рот Ирины, видимо с таким же наслаждением, что и свой член несколько часов назад. Здание, к которому они подъехали, было такой же сталинской застройки, что и большинство зданий в Тимирязевске.  Теперь было необходимо проникнуть в квартиру, не вызвав подозрений. Ведь всегда найдется глазастая бабуля, которой не спится по ночам. А дальше уже будет проще. Современная жизнь чаще всего не располагает соседей к близкому знакомству. Эту квартиру для Юсуфа снимали уже давно, и некоторые соседи его уже знали. А девочек никто видеть не должен. Выждав и осмотревшись, Юсуф решил, что пора перебираться из машины в квартиру. - Нади, ты выйдешь первой, зайдешь в подъезд и будешь ждать меня. – Четко и негромко проговорил он. Чтобы девочка не боялась и не капризничала. Но Надя и без того была настроена решительно. Она все сделала, как говорил молодой человек.
 – Ирина, если ты пообещаешь не устраивать шума, я позволю тебе передвигаться самостоятельно. И мало того – ты будешь свободна в пределах квартиры, разумеется. В противном случае… - Голос Юсуфа стал угрожающим. Ирина вздрогнула. - Сейчас  я еще раз вышибу твое сознание. – Медленно и тихо проговорил Юсуф. - Потом изнасилую тебя. Или даже отдам тебя  друзьям, чтобы ты поняла, как это должно быть. Потом отрежу тебе ухо и отошлю его отцу. Вместе с видео, чтобы он был уверен в том, что с тобой произошло.  – Ирина вжалась бы в пол багажника, но металл был твердым, и вжаться у нее не получилось бы. Ее просто  сотрясала крупная дрожь от одного понимания того, что Юсуф сделает все, из сказанного им, а возможно и больше того. Но он продолжал. – Потом, если твой отец не выполнит мои требования, я пошлю ему твою руку. Ты сможешь сама выбрать, какой руки ты будешь лишена. – Он наслаждался трепетом тела Ирины и ужасом, застывшим в ее глазах. -  Если твой отец не выполнит мои требования и в этом случае, я отправлю ему твою голову…. Но… никто не может мне помешать насиловать и пытать тебя все то время, что ты будешь вести себя, как безмозглая идиотка. Ты поняла меня? Будешь слушаться или я начинаю исполнять свои угрозы? – Юсуф чуть повысил голос, чтобы вернуть Ирину в этот мир, потому что те картины, которые он рисовал для нее, уже готовы были без его рукоприкладства  выбить из нее сознание. Ирина затрясла головой, в знак согласия и послушания. – Ну вот и отлично. Я развяжу тебя, но кляп вытаскивать не стану. Дойдешь до квартиры с заткнутым ртом. А я посмотрю, стоит ли верить твоим обещаниям. Юсуф вытащил нож и, не особо  беспокоясь, что может порезать девушку, распорол ткань, связывавшую ее.
- Перебирайся на сидение. – Скомандовал Юсуф. – Садись рядом и не вздумай наделать глупостей.
Дальше все прошло спокойно. Юсуф открыл дверь, вышел, подал руку Ирине. Та, опираясь на его руку, вышла из машины, прошла к подъезду, далее они присоединились к Наде и все трое добрались до квартиры без проблем.  В квартире Юсуф уже мог не бояться, что их услышат. Или увидят. Все было предусмотрено. Надя сразу прошла на кухню – приготовить хоть какой-нибудь еды. Юсуф разрешил Ирине избавиться от кляпа, что та и сделала, все еще вздрагивая от ужаса. 
- Могу я сходить в ванную? – спросила Ирина, ей до истерики хотелось вырваться из страшных лап Юсуфа, но теперь она понимала, что от ее личного желания ее судьба уже не зависит.
- Можешь. Только помни, что я тебе сказал.
Ирина ушла а ванную, чтобы увидеть какой она теперь стала, и представить, какой еще более ужасной может сделать ее Юсуф.
А Юсуф взял мобильник, лежащий в ящике шкафа. Точнее – один из мобильников. Набрал номер.
- Евгений Анатольевич? – проговорил он, услышав вместо гудков заспанное «Алло…» - Это Юсуф. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Ваши дочери у меня. Я сказал не перебивайте! – рявкнул он в трубку, на шуточное возражение, мол, я это и так помню, -  Итак! Ваши дочери у меня. И если вы через пять часов не сообщите мне, что все данные результатов работы вашей аспирантки Виктории Кузнецовой находятся у вас, и вы готовы передать их мне, я начну присылать вам ваших дочерей по частям. Я все понятно объяснил?  Повторите, что я вам сейчас сказал! – опять рявкнул он, потом молчал, пока сбиваясь и перескакивая с предложения на предложение, Евгений Анатольевич проговорил все, что от него требовалось. – Хорошо. Вы поняли меня! Время пошло!
 Юсуф отключил телефон. Разобрал его. Вытащил аккумулятор и симку… теперь можно было и поесть, тем более Надя уже что-то приготовила, судя по распространившемуся по квартире запаху….
Олег метался по квартире, ожидая возвращения Лукаса. Каждый раз, когда он вспоминал, что сам отдал все нити управления ситуацией Норту сам, полностью доверяя или с чего-то вдруг, решив, что Лукас лучший специалист, чем он сам, его разрывали на части эмоции. Нет, конечно, уже объявлена операция «Перехват», конечно уже по всем улицам города и республики шерстят менты, как собаки, вывалив язык на плечо, конечно, идет небывалый поиск. И даже машину, зарегистрированную на имя Юсуфа, уже  нашли в одном из пригородных поселков, но легче от этого не стало. В машине все пассажирское сидение забрызгано. Определены следы сперма и крови. Эксперты работают. Есть отпечатки следов второй машины, но поскольку дело происходило уже поздним вечером, то свидетелей нет. В какую сторону двигается теперь другая машина одному Богу известно.
Дверь скрипнула, и появился Норт, осунувшийся и небритый, так же как и Олег, встречающий утро на ногах. Но Даршавину этого было мало.
- Ну, и каких сюрпризов нам ждать еще? – начал он, не дав Лукасу даже присесть. - Только не говори, что ты ничего не нашел и что у тебя нет плана действий!  - Олег уже не мог принять такой реальности, все что угодно, только не стоять у стены, не зная, что будет дальше! – Доигрался, ты вообще понимал, что делаешь! Мать твою! – Даршавин опять, повинуясь привычке, как мании, закружил по комнате, готовясь напасть на того, кого можно было достать прежде всего. - Я хоть ментов поднял на ноги, а что сделал ты? Заварил кашу? И что? Думаешь отсидеться тут, пока я расхлебываю? Куда мог деться Юсуф? Что будет с девчонками? Где Зерах? И главное – где наш объект и ее работа, и вещество! Где нам искать вещество? В лаборатории нет ни хрена! Идиот ты чертов! Она не только не доверяла тебе ни на минуту, она сделала тебя, как последнего идиота! Болван самоуверенный!
Даршавин орал, хотя желал не орать, а уделать этого болвана. Единственное понимание, что его сейчас нельзя бить, выводило из равновесия и заставляло прятать кулаки в карманы брюк. Будто от этого желание помахать ими могло стать меньше…
Лукас, конечно, ожидал чего-то подобного, но всякий раз от воплей Даршавина ему нестерпимо хотелось оказаться где-нибудь подальше, чтобы их не слышать. А когда Олег начинал орать без предупреждения, хотя о каком предупреждении может идти речь, Лукасу казалось, что он получал акустический удар. Практически ощутив его и сейчас, Норт отшатнулся обратно к двери, благо он уже успел ее за собой закрыть.
- Не ори, - попросил Лукас, проходя на кухню.
Но куда там. Проще остановить цунами веером, чем заставить Олега замолчать, пока тот сам не иссякнет. Лукас жадно попил воды из-под крана. У нее был мерзкий привкус железа. Совсем как в камере на Лушанке. Даршавин продолжал орать, а Норт, не обращая внимания на его излияния, сел к столу на кухне, тяжело облокотившись на него и опустил голову.
- Ты можешь помолчать, - тихо рыкнул Лукас, болезненно морщась. – И без тебя башка болит. Иди покури, успокойся. Только не здесь. На улицу выйди. И подумай заодно вот над чем.  Зерах далеко не такой идиот, чтобы похищать Вику, как это сделал Юсуф. Гатаров фанатик. Он живет одним днем, готовый отдать свою жизнь во имя Аллаха с любой момент. Зерах же. Он  другой. И думает иначе. И действует иначе. Кроме того.  – Лукас поднял взгляд на Даршавина, который и не думал выходить на улицу, а закурил прямо тут же, демонстративно пуская дым в сторону Норта. – Просил же…
- Чего там у тебя кроме? – выдохнув очередную порцию дыма, прищурившись, спросил Олег.
- Откуда ты знаешь, что вещества в лаборатории нет? Ты сам лично проверял? Достал ордер? Устроил обыск среди ночи? Да? Или проник тайно, взломал замок и каким-то чудом, миновав сигнализацию, попал внутрь. И тебе прекрасно известно, что и где искать, да? И ты не нашел. И решил, что Вика забрала все с собой.
Взгляд Норта оставался мрачным, а интонации в голосе сквозили саркастичные.
- Пусть Вика не доверяла мне. Пусть, как ты выражаешься, сделала, как идиота. Но я ее знаю. Она не настолько расчетлива. Сейчас она идет на поводу у эмоций. Только что завершила свои исследования. Позади напряженная кропотливая работа. Ее нервы на пределе. Она просто не в состоянии просчитывать свои действия с ювелирной точностью.  Плюс, ее исследование  это ее детище. И она скорее уничтожит все, чем отдаст кому бы то ни было. Даже Зераху. Тем более Зераху. Она прекрасно знает, что он такой же, как я. Виктория не только женщина, она ученый. Как женщина она зла и хочет отомстить. Как ученый она желает ощутить свой триумф в полной мере. Она так долго шла к этому открытию. Вика отнюдь не бескорыстна. Да, она работает на благо человечества. Но для нее чрезвычайно важно получить от этого самого человечества признание. Нет, она не отдаст результаты никому. Она их обнародует. Завтра. – Лукас бросил быстрый взгляд на часы. – Уже сегодня. На ежегодном балу в честь основания академии. То она и спешила завершить все. Чтобы приурочить к этому событию. И наша тщеславна Вика ни за что его не пропустит. – Лукас перевел дыхание и договорил. – А как женщина она будет мстить мне. Поэтому появится там с Зерахом.
Сигарета произвела привычное действие, Олег немного начал воспринимать человеческую речь!
- То есть ты …  у тебя есть план? – Олег до жути захотел подпрыгнуть и рассмеяться, показывая кукиши всем кикиморам, водившим его как по болоту, по этому злосчастному городу, но он засунул руки в карманы, сворачивая фиги там.  – Знаешь, а в лаборатории нужно побывать тебе. Если эти ментовские ищейки ничего не нашли… кто вообще знает, как выглядит это вещество? Лаборанты еще не появились на рабочих местах. Лебедев…  не думаю, что его интересовало это до сегодняшнего утра. Ирины нет. Вики нет. А ты... – Даршавин обошел Лукаса кругом, пристально вглядываясь в него, словно бы он препарирован на рабочем стекле микроскопа. - А вот ты учуял бы это самое вещество… Нутром бы учуял…  не знаю уж по запаху или по велению твоего шестого чувства… Даже мне не почувствовать это вещество лучше, чем тебе… как думаешь? Стоит нам проникнуть в святая святых?
Олег сел на соседний стул, выпустил дым от последней затяжки и вдавил фильтр сигареты в пепельницу.
- Ну, что про план-то просветишь? Или я буду вынужден догадываться о твоих шагах? -  Даршавин снизил голос  и сменил интонацию. Теперь он был готов стать заговорщиком любого переворота, лишь бы свергнуть Зераха с пьедестала… да и Юсуфа тоже…
Лукас поднял на Даршавина полный смятения и неверия взгляд.
- Ты… Ты в своем уме вообще? Ты даешь себе отчет в том, что ты творишь? Это тебе не Лушанка, мать твою! – начав почти шепотом, Лукас выкрикнул последние слова в лицо Олегу. – Ментовские ищейки? Ты послал туда… ментовских ищеек?
Лукас не мог представить, что такое возможно. У него просто в голове не укладывалось. Как можно было так облажаться.
- Тебя ни на секунду оставить нельзя! Это непостижимо! – теперь Лукас дал круг по кухне, потому что стоять или сидеть на месте было выше его сил. – Тебя кто просил об этом. А? Я просил. Найти. Машину. Юсуфа! А не лезть мать твою в лабораторию! Как теперь это все объяснять? Международного скандала захотел? Кто вообще одобрил это безумие! Да ты понятия не имеешь, как подобные дела делаются. Вот почему вам нужен я. Да что толку.  – Договорил Лукас уже почти спокойно. – Ты же главный. Ладно. Надо ехать в академию. На месте смотреть, насколько все плохо.
Даршавин посмотрел на Норта, гоготнул и встал. Потом все-таки обернулся к нему и положил руку на плечо.
- Мы там ничего не трогали даже. Только прошерстили компьютер. Что толку переворачивать эти колбы и реторты, если ты понятия не имеешь, как оно выглядит. Может это газ? Хотели сначала найти записи. Описание. Формулу. Нет ничего. Она все стерла. Но я уверен – девочка просто все спрятала, зашифровала. Ты же предупредил ее тогда, помнишь? Вот она и приняла меры предосторожности. Умная девочка. – А потом Олег широко улыбнулся. - Слушай! А как я хочу посмотреть, как она отомстит тебе! Вот уж наверное будет зрелище! Может мне стоит купить билеты в первый ряд?
 И Даравин заржал во все горло.
-  Ай, если она сделает тебя, я поцелую ей каждый пальчик!
И Олег вышел из кухни…
Если твой напарник хорош в чем-то одном, то это вовсе не значит, что он по определению будет также хорош и во всем остальном. Олег великолепный следак. Он мастерски проводит допросы, ломает заключенных, иногда буквально. Но в тонких кружевах полевой работы он безнадежно путается. Может, потому Лукаса и дали ему в пару. Не обольщайся, одернул сам себя Норт. Ты всего лишь расходный материал. Это там у себя ты что-то значил и был лучшим. А то, если это часть проверки? Как-то у тебя все гладко. А давай тебе палки в колеса повставляем.
Лукас успокоился окончательно и вышел к Олегу.
- Я в гостиницу. Приведу себя в порядок. Потом в академию. Увидимся там. Ты тоже. Занялся бы своим внешним видом.
И покинул квартиру.
Вопреки ожиданиям Вики, пробуждение не было тяжелым или болезненным. Хотя выпила она вчера немало. Вика разлепила глаза, пошарила рукой по кровати. Зераха рядом не было. Она села на кровати и осмотрелась. Такое ощущение, что он даже не ночевал здесь. Вот же. Джентльмен. Вика попыталась понять, как она к этому относится. То ли ей обидно, что ее проигнорировали, то ли приятно, что к ней относятся по-особенному. Так и не придя ни к какому выводу, она выбралась из-под одеяла  и направилась в примыкающую к спальне ванную. Приведя себя в относительный порядок, Вика хотела спуститься вниз, когда услышала приглушенный голос. Зерах говорил с кем-то по телефону. На иврите, как поняла Вика. Несколько раз она смогла разобрать свое имя. Зачем Зерах говорил о ней, а главное, с кем… Неужели Алекс был прав? И Зерах такой же шпион, как и он сам? Нет-нет-нет… Зерах… он же совсем другой. Он же никогда… А может, потому и никогда? Никогда не давил на нее, никогда не пытался контролировать, не подчинял себе, даже не переспал с ней! Холодок прополз у Вики по спине, несмотря на то, что в доме было тепло и уютно. Она глубоко вздохнула и, нарочно громко топая, стала спускаться по лестнице. Зерах встретил ее на последних ступенях с неизменной теплой улыбкой от которой теперь, как казалось Вике, веяло могильным холодом.
- Доброе утро. Как спалось?
- Превосходно. – Вика натянула улыбку, прекрасно понимая, что лжец и притворщик из нее никакой. – А ты? Где ты спал вообще?
- Здесь есть не одна спальня, я решил не мешать тебе.
От Зерах, в отличие от Вики, выглядел совершенно спокойным и естественным. Конечно, профи.
- А. – Рассеянно произнесла Вика, чтобы заполнить паузу.  – Я хотела сказать тебе спасибо за вчерашний вечер. Все было великолепно. Правда, я наговорила лишнего…
- Вошло вино — вышла тайна. – Философски заметил Зерах. – Не волнуйся, ничего страшного не произошло. Мы просто поговорили о твоих коллегах и все. Скорее, ты поговорила, я послушал. – Зерах провел ладонью по предплечью Вики. Она вздрогнула. – Ты поэтому такая напряженная?
- Я… просто… не привыкла столько пить… - смущенно опустила глаза Вика. – Чувствую себя как-то… странно…
- Я знаю одно превосходное средство от похмелья! – радостно объявил Зерах.  – Тебе нужно покушать. Я сейчас что-нибудь приготовлю.
- Нет, я… - Вика поймала его за руку. – Я хочу вернуться. Сегодня ежегодный был, и я хотела…
- Блистать на нем, понимаю, - закончил за нее Зерах. - Я подгоню машину.
И, прежде чем Вика смогла что-нибудь ответить, он уже ушел.
Общага гудела, как растревоженный улей. С самого утра ее обитатели носились, сломя голову, готовились к предстоящему мероприятию. Кто помоложе, спешно записывались в салоны красоты, спешно вызывая такси, пока у мастера окно. А старшее поколение привычно наводило красоту самостоятельно или с помощью доверенных подруг. И на появление Вики не обратили ни малейшего внимания.
Она проскользнула к себе в комнату и заперла за собой дверь. Бросила сумку на кровать, пальто туда же, а потом сама уткнулась лицом в подушку, обняв ее. И нашарила телефон. Черт! Она же совершенно забыла его отключить! И, как на зло, три пропущенных. И все от Алекса. Вот что ему надо было? Снова проконтролировать? Как же достал! Сейчас я тебе все выскажу!
И Вика нажала повторный набор.
Как бы она не готовилась, как бы не была зла на Алекса, все равно вздрогнула и сердце оборвалось, когда после долгих секунд под гудки, вдруг раздался его голос:
- Алло?
- Это я. Увидела пропущенные. Вот… может быть не стоило спрашивать у тебя, чего ты хотел? Зачем названивал мне, если мы уже обо всем договорились? – С каждым словом вика приходила в себя и набиралась мужества… а ведь, странно.. Ей казалось, что она не захочет, не сможет говорить с ним.. А оказалось, одно его присутствие на другом конце … придает ей уверенности… и сердце перестало останавливаться, и падать в пропасть, когда опять послышался его голос…
Лукас был готов ко всему. И к тому, что он сейчас услышит Зераха, который скажет, то Вика у него… Но это была она сама. Норт перевел дыхание, снова поднес телефон к уху.
- Хотел убедиться, что у тебя все в порядке. Я же могу просто позвонить и убедиться в этом, правда? Мы вчера так нехорошо расстались…
Мягкий, как бархат голос вполз в сознание, выстилая красную ковровую дорожку для Алекса, словно для вип-персоны в душе Вики. Сколько нужно было усилий, чтобы справиться с желанием  закричать ему о любви, о Зерахе, о том, что сама, как последняя идиотка, все разболтала… Господи, помоги мне!
- Можешь… Мог бы, если бы я значила для тебя хоть немного больше закорючки в твоих бумажках… - Вика постаралась изобразить металл в голосе. – У меня все в порядке. Можешь больше не вспоминать обо мне.
Вот как он может говорить все, что вздумается! Ей такое казалось невозможным. Слезы стекали огромными горошинами по щекам… Еще два слова и они начнет всхлипывать в трубку. А это уже просто провал! Нет! Это недопустимо!
Надо быть глухим и абсолютно бесчувственным, чтобы не услышать, не узнать, что творится с Викой. У Лукаса сжалось сердце. Но он заставил себя ровно произнести.
- Я не могу не вспоминать о тебе. Я за тебя отвечаю с того самого дня, как ты согласилась работать со мной. Давай так. Увидимся на церемонии. Я объявлю о своем выборе кандидата на грант. Тебя. Все легально. Ты будешь в безопасности. И твоя работа тоже. До встречи, Вика.
Сердце опять вздрогнуло и затрепетало.. И кто его дернул за язык …
- Какое ты имеешь право мной командовать? Какая еще ответственность? Ты в своем уме? – Вика только и успела, что перевести дыхание. – Будь любезен, отвечай за себя... или там, не знаю… за Настю, но забудь обо мне! Понял? Забудь навсегда! Засунь эти свои деньги знаешь куда?  - И Вика, нажав красную клавишу, бросила телефон на кровать, впрочем, продолжая волну возмущения, встала и пошла к зеркалу. - Да мне и без тебя их дадут, эти деньги! С таким-то веществом! Объявит он о своем выборе! Подумаешь! Слышали мы уже эти объявления! Вот посмотрим кто там еще что объявит, когда я объявлю результаты исследований! Они-то что ждут? Удобрение? Лекарство? А тут что, - Вика погладила висевшую на груди флешку в виде медальона, - а тут у нас бомба! Пусть у них челюсти повываляться! И у Алекса! Пусть!
 Вика разгневалась уже не на шутку, но это не могло испортить ей праздник - она открыла шкаф. Платье. Вот что нужно девушке, чтобы весь мир был у ее ног…
Евгений Анатольевич все еще держал телефон около уха, хотя звонок давным-давно был прерван, и тупо смотрел перед собой. Потом дернулся и поглядел на спящую жену.
- Лясяяя, - осторожно протянул он и осекся. Нет. Пока ее разбудишь, пока ей втолкуешь, что случилось, потом ее истерика… Лебедев передернул плечами и зажмурился. Нет. Уж лучше пусть она спит. А ему нужно бежать в академию. Евгений осторожно сполз с кровати, расстегивая пижаму по пути.
Все можно было понять, но как понять то что произошло? Как он мог так ошибиться в человеке?  С трудом попадая пуговицами в петли, Лебедев все же оделся и прихватил телефон и ключи, вышел за дверь.
Нет ничего необычного в том, что человек выходит из дома и направляется на работу. Если бы этого человека не колотило так, что нижняя челюсть дребезжала, позвякивая железными зубами.
Представить, как бежит человек, который бегал в последние 20 лет разве что в туалет, наверное не слишком сложно. Это бежать ему сложно, а если учесть, что желательно еще и соображать при этом… Видимо, от этой несовместимости функций организма, Лебедев остановился, уже добежав до подножья лестницы, ведущий к парадному входу в академию.
Несколько раз останавливаясь по дороге, чтобы отдышаться и вытереть льющийся по лицу и шее пот, он все же преодолел эту дистанцию. Осталось прорваться к ректору и убедить его позволить вскрыть лабораторию, доказать ему, что от этого зависит жизнь двух девочек… Но как.. ведь Юсуф не прислал доказательств? Господи! Если он их пришлет, то может быть уже поздно! И Евгений Анатольевич, откинув последние сомнения  стал подниматься по длинной крутой лестнице. Кому пришло в голову сравнить ее с долгим и трудным путем в науку?  Запыхавшийся, красный, едва дышащий, Евгений Анатольевич наконец заколотил в дверь ректора.
Табличка с надписью  «Семен Ваганович Артунян» задребезжала и дверь открылась.
После разговора с Викой Лукас все еще чувствовал тончайший налет раздражения, но главным образом гнев. Он злился на Вику за то, что она поставила свою ревность во главу угла. Пренебрегла всем. Своей работой, своей мечтой, их отношениями… Хотя какие там отношения. Он – куратор. Она – рекрут. Вот и все отношения. Но неприятно. Лукас же на самом деле хотел позаботиться. Обезопасить. Пусть по долгу службы. Но искренне…
Приняв душ и переодевшись, Лукас поспешил в академии. Как он знал, Семен Ваганович был ранней пташкой. И Норт хотел быть первым, с кем он поговорит. Но разговора не получилось. Только Лукас начал излагать свои предложения относительно Виктории и ее кандидатуры, как избранного ученого на получение гранта, как в кабинет застучали. Секретарша Артуняна пользовалась привилегиями в силу того, что она была матерью-одиночкой и устроена на эту должность по блату. Потому появлялась на работе намного позднее своего руководителя. Пока Семен Ваганович соображал, пока выбирался из-за стола, Лукас опередил его.
Одного взгляда на потное искаженное лицо Лебедева было достаточно, чтобы понять. Юсуф ему уже позвонил. Норт буквально втащил в кабинет Лебедева и усадил на стул.
- Что происходит?  - недоуменно спросил Артунян.
- Вы или я?  - посмотрел на Лебедева Норт.
Лебедев поднял глаза на Виктора.
- Я не знаю о чем вы, но у меня, – он едва не растекся слезами, - мои девочки… этот негодяй! Девочек… моих... моих девочек…
Евгений Анатольевич все же всхлипнул, и его лицо покраснело еще больше…
Виктор хлопнул его по плечу, посмотрел на ректора, который вообще ничего не понял, и произнес.
- Видимо, лучше и быстрее будет сказать мне.
- Видите ли, Семен Ваганович, насколько я могу судить, молодой человек, которого тут все знают, как Юсуфа Гатарова, похитил дочерей Евгения Анатольевича и выдвинул требования в обмен на их жизни, правильно я говорю? – обратился Виктор Ксавье к Лебедеву.
- Совершенно, совершенно правильно. – Запричитал отец. - Он… он сказал, пришлет их по частям.. По частям, представляете? – Лебедев кинулся к столу ректора, падая перед ошарашенным Артуняном на колени. - Помогите! Разрешите мне отдать ему все документы! Только пусть он вернет моих девочек! Помогитееее…
Пока ректор приходил в себя, Виктор подошел к Лебедеву, поднял его и помог сесть на стул. Потом, не спрашивая разрешения, налил из графина, стоящего на столе ректора, воды в стакан и подал Лебедеву. Придержал, пока тот пил, стуча зубами об стекло. Иначе Евгений просто не смог бы удержать его. Так тряслись его руки.
- Полагаю, вы хотите знать, что здесь происходит. Я все объясню.
Лукас достал телефон и набрал номер Олега.
- Кабинет ректора. Немедленно. – отрывисто произнес он в трубку.
- Что… Что здесь происходит вообще?  - Наконец, Артунян вспомнил, что он здесь хозяин. – Вы что себе позволяете, господин Ксавье? На каком основании вы здесь командуете? И… Откуда вам известно про похищение?
Услышав слово «похищение», Лебедев скорчился на стуле и снова заскулил, но уже тихо и обреченно.
- Сейчас придет мой коллега и  все вам пояснит, - невозмутимо ответил Виктор.
- Ну хорошо. – Ректор поджал губы. – Я жду вашего коллегу. А потом я вызываю охрану и милицию.
- На вашем месте я бы этого не делал. – Возразил Ксавье.
-  Теперь вы угрожаете?
- Ни в коем случае, - примирительно улыбнулся Виктор. – Но по моему опыту, вмешательство представителей силовых структур лишь усугубляет ситуацию.
- По вашему опыту? – Переспросил Артунян. – Да кто вы, черт подери, вообще такой! Вы же не представитель никакого фонда, так?  - Виктор отрицательно качнул головой. – Мне следовало догадаться. – Артунян подошел к столу и налил воды и себе тоже. Выпил залпом, поставил стакан на стол со стуком. – Вы все. Все… Ни один из вас… Эти ваши гранты… все это была ложь. Тщательно продуманная, превосходно завуалированная ложь! И вот к чему все привело! Похищены люди! Нет, я немедленно звоню в полицию! – Артунян потянулся к стоящему на столе телефону.
- Вы никуда не будете звонить.
Виктор в мгновение ока материализовался подле ректора, хотя только что находился по другую сторону приставного стола. Когда он через него перемахнул… Артунян в ужасе замер.
- Вы… Вы тоже террорист, да?  - пролепетал он, бледнея.
- Был бы он террорист, вы бы уже были мертвы. – раздался низкий грубоватый голос.
Артунян и Лебедев синхронно повернули головы в сторону двери. Лукасу и смотреть не надо было, он знал, что это Даршавин.
- Мой коллега абсолютно прав, - Лукас пошел навстречу Даршавину. – Я вовсе не террорист, и мы здесь, чтобы помочь разрешить создавшийся конфликт.
- Прежде всего, вы не должны были допустить его возникновения, - язвительно заметил Артунян.
- Сейчас несколько поздно искать виноватых, вам не кажется?  - Даршавин сделал несколько шагов вперед и встал рядом с Виктором. – Все уже произошло. И нам всем нужно действовать сообща, чтобы никто не пострадал. Так? – он обвел тяжелым взглядом Лебедева и Артуняна.
Лукас прекрасно знал этот взгляд. Способный вмиг пресечь всяческое сопротивление. Сработало безотказно.
- Я обещал господам Лебедеву и Артуняну пояснения о том, кто мы на самом деле, и зачем здесь.
Олег соображал быстро. Хоть они с Лукасом на это не договаривались, он моментально просчитал ситуацию и повел себя соответствующе.
- Майор Самойлов, Олег Вадимович, ФСБ. – Представился он, доставая из внутреннего кармана форменной куртки охранника красные корочки. – А это мой коллега, Северов Виктор Константинович. С этой минуты академия поступает в наше полное распоряжение, равно как и ее персонал. Операция проводится под юрисдикцией ФСБ, надеюсь, не нужно объяснять, что это значит? – Лебедев и Артунян дружно помотали головами. – Все здесь люди взрослые, все все понимают. Так? Так. Вопросов не задавать. Информацию о происходящем не распространять. Все распоряжения мои и Виктора выполнять неукоснительно, быстро и четко. Ясно?
Лукас стоял рядом и в тайне наслаждался моментом. Наконец, Даршавин в своей стихии. Командует, распоряжается, прессует. Коль скоро заявил себя главным, Лука будет вести себя соответствующе, не станет подрывать авторитет своего «коллеги».
- Евгений … как вас там по батюшке… Вы со мной.
Лебедев встал со стула и, как сомнамбула, двинулся к Даршавину. Тот приобнял его за плечи и вывел из кабинета.
Норт остался наедине с ректором.
- Ну вот. Теперь, когда идентификация моей личности завершена, перейдем к разработке плана действий.
Артунян протестующее поднял руки.
- Я не стану ничего делать, пока вы не ответите на мои вопросы.
Виктор подошел к его столу и присел на край. Ректор нахмурился от такого довольно бесцеремонного поведения, но вслух не сказал ничего.
- Хотите в таком формате, хорошо. Давайте ваши вопросы.
- Для человека, который имеет дел с угрозой жизни невинным девочкам, вы слишком спокойно и нагло себя ведете, Виктор Константинович.
- Просто Виктор. Как вы привыкли. И я уточню. Для человека, который имеет дело с подобными  угрозами на ежедневной основе. Если я начну биться в истерике, крича и заламывая руки, это врядли кому-то поможет. - Ксавье улыбнулся одними губами. Взгляд оставался колючим и холодным. – Так в чем суть вопроса, Семен Ваганович? – Виктор и не подумал встать и пересесть на стул.
- Что вы намерены делать в данной ситуации. И, самое главное, что делать всем нам?
- Что я намерен делать, я знаю. А вы. Ведите себя естественно.  Никому ни слова о происходящем. Паника нам нужна в последнюю очередь. Меры приняты. Террориста скоро обезвредят.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что это всего лишь один человек против целой государственной структуры. С хорошо обученными профессионалами, знающими свое дело. Прошли те времена, когда бросались с шашкой наголо против танков. Простым обывателям этого не видно, но работа ведется постоянно на всех уровнях. Да, бывают промашки. А у кого их не бывает? Возникают непредвиденные ситуации. Но посмотрим правде в глаза. Есть такой момент, как человеческий фактор. Я не хочу никого обвинять, тем более тех, кто стал жертвой. Но дыма без огня не бывает. Не создай дочери Лебедева благоприятных условий, их не похитили бы. Мне доподлинно известно, что они добровольно согласились ехать с Гатаровым. А остановить их от этого должны были хотя бы их родители.
Семен Ваганович задумался ненадолго, а потом покивал.
- Ирина никогда не отличалась хорошим вкусом, если речь заходила о мужчинах… Бедняжка…
Виктор встал со стола.
- Я буду держать вас в курсе.  Вы тоже информируйте меня о малейших изменениях, если будут таковые.
Артунян заверил Виктора в своей готовности сотрудничать, и Ксавье вышел из кабинета.
Семен Ваганович еще некоторое время смотрел на закрытую дверь, а потом, как будто очнувшись, занялся текущими делами. Сегодня же еще церемония… А если грантодатели не настоящие… В чем сомнений уже не остается… Господи, если ты есть, помоги нам всем…
После того, как Юсуф поел, Надя убрала продукты, помыла посуду и отправилась поспать.
- Почитай Коран, Нади, и тебе приснятся добрые  джины. – Напутствовал ее Юсуф, который явно спать и не собирался. Ирина все продолжала плакать в ванной. Наде показалось, что Юсуф уже готов был простить ее и пожалеть, но он не сделал ничего, чтобы девушка успокоилась. Наоборот, у него было огромное желание наказать ее, и если бы не присутствие ее младшей сестры, то он бы давно вынес дверь в ванную и показал этой неверной, из-за чего на самом деле стоит поплакать. Юсуф сдерживал гнев. Надя читала Коран. Ирина рыдала, сидя на унитазе… так прошла ночь. Наступило утро. Первый намаз. Впервые Юсуф разрешил Наде совершить намаз, как если бы она была правоверной.
               
                Когда же завершатся запретные месяцы, то убивайте многобожников, где бы вы их ни обнаружили, берите их в плен, осаждайте их и устраивайте для них любую засаду. Если же они раскаются и станут совершать намаз и выплачивать закят, то отпустите их, ибо Аллах — Прощающий, Милосердный.
                Сура ат-Тауба.
 После намаза он отправил девочку на кухню. Заглянул в саузел. Ирина спала, опершись на ванну.
- Вставай. Можешь пойти помочь Нади на кухне. Если будешь вести себя хорошо,  все закончится быстро, – растолкав девушку, произнес Юсуф. – Если бы в твоей душе был Бог, ты нашла бы свой путь. Но твоя душа пуста и темна, оттого нет у тебя пути, ты блуждаешь, так и не познав  света истины.
- Какой свет? – вскрикнула Ирина, - ты не понимаешь ничего! Тебя найдут! То, что ты делаешь – противозаконно! Какой бог?  О чем ты? Тебе уже не поможет ничего. Выпусти нас отсюда! – Ирина кинулась на парня с кулаками, крича проклятья и угрозы. Но уже через секунду она опять была без сознания с разбитым лицом. Красные струйки потекли из носа и разбитой губы. Юсуф наклонился, чтобы проверить пульс, и, успокоившись, что она пока жива, оттащил ее в спальню, хотя на кровать укладывать не стал. Так и оставил ее на полу, лишь сделал несколько снимков на камеру телефона, прикрыв потом простыней, чтобы не смотреть на ее разбитое лицо и ужасный нелепый наряд. Черные колготы были разорваны. И без того короткая юбка теперь задралась и не прикрывала ног, топ, залитый кровью вообще напоминал плаху на скотобойне.
- Мне нужно позвонить. Я выйду, а ты, когда тут все будет готово, проследи за сестрой. – Обратился он к Наде, после того, как поел. – У нас не так много времени. Ты поможешь мне, если понадобится?
- Не переживай. Я все понимаю. Я помогу тебе, будь спокоен. – Девочка была на столько уверена в его правоте и в том, что другого пути нет, что ему захотелось оставить ее в живых... Но на все воля Аллаха…
 Гатаров вытащил из ящика в шкафу телефон, чтобы сделать звонок Лебедеву, и вышел. Как и тот телефон, с которого он звонил ночью, этот был приготовлен на случай, когда нужно будет скрываться. На чужое имя и чтобы воспользоваться им можно было лишь одни раз. Да и номер Гатаров набирал по памяти.  После долгих секунд, озвученных гудками, в трубке послышался голос убитого горем отца.
- Я слушаю! Слушаю! Говорите! – Истерика Лебедева вовсе не смущала Юсуфа, он даже надеялся на нее. Ожидал ее. Предвкушал ее.
- Я все сказал уже, - рявкнул в трубку Гатаров. - Незачем орать. Лучше доложите, на какой стадии находятся те бумаги, о которых мы договаривались. Или мне начать отрезать от ваших дочерей по кусочку?
- Нет-нет! Я все сделаю! Я уже в академии, осталось только проникнуть в лабораторию. У нас тут проблема – Виктория Кузнецова исчезла, а без нее никто не может открыть кабинеты и сейф. Мы ждем слесаря. Понимаете? Мы делаем все возможное!
- Какого черта? – Гатаров был вне себя. - Какого черта ты мне гонишь? Я же ясно сказал – мне нужны результаты ее работы. А ты начинаешь просто тянуть время! Да прольется гнев Аллаха на ваши головы! – закричал Юсуф, открывая дверь квартиры. – Он вбежал в комнату, выхватил из сумки, брошенной у кровати, красивый кинжал и позвал Надю.
- Девочка моя, Нади, ты же хочешь мне помочь? – обратился он к младшей из сестер.
Надя посмотрела на вбежавшего мужчину и кивнула головой. Как будто могли быть другие варианты.
- Кто-то же должен помочь тебе. – Сказала Надя, склоняя голову перед Юсуфом.
- Тогда возьми этот кинжал и встань рядом с сестрой. – Гатаров протянул ей кинжал, украшенный орнаментом и надписями на фарси.
Надя взяла кинжал, подошла к сестре и, чуть приподняв ее голову, приставила кинжал к ее горлу.
- Так?
Юсуф бы и не мог придумать лучше.
- Да, я просто сделаю снимок. Чтобы твой отец не питал надежд, что это все несерьезно.
Юсуф отошел к стене, сделал пару снимков и опять вышел за дверь. Отправив снимки на тот единственный номер, на который был сделан звонок, он опять разобрал телефон и выдернул из него симку и аккумулятор….
Первое, что увидел Лукас, когда вошел в аудиторию, где обосновались Лебедев и Даршавин, это гневный вопросительный взгляд Олега. Многое он хотел спросить. А еще больше высказать. Хорошо, что при Лебедеве сдерживался. Хотя, если б потолок сейчас рухнул тому на голову, он врядли заметил бы. Евгений сидел за столом, уставившись в одну точку, как студент, не подготовившийся к зачету, и пребывал в некоем подобии прострации.
- Какова ситуация? – спросил Лукас, тщательно прикрыв за собой дверь. – Гатаров выходил на связь?
Даршавин еще раз одарил Лукаса потоком гнева, будто проверяя, смог бы он погибнуть от взгляда… Но, нет. Норт жив и еще может говорить.
- Ситуация? – Олег взял телефон Лебедева и повернул экраном к Лукасу. – Смотри, что это за связь! Если конечно тебе не нужны хорошие новости… - как бы между прочим вставил Олег. Как будто хотел скрыть то, что нужно было сказать…
Изучая реакцию Лукаса, Олег  все хотел угадать – что предпримет Норт, если дело зайдет дальше, чем просто увеселительная прогулка по городу. Но Лукас уже ухватился за интонацию Олега и вцепился бы мертвой хваткой в любого,  кто посмеет скрыть от него важные сведения.
- Говори! – тихо, едва слышно сказал Лукас.
- Да, что говорить? Я успел засечь номер. Это в соседнем городе. Он слишком долго возился с фотками. И воспользовался одним и тем же телефоном дважды. Сейчас эта трубка уже не функционирует, но я знаю, где он. Ты или я?
Лебедев смотрел на них, как на умалишенных. Там его девочки, двое эти тут торгуются!
- А можно сначала найти этого ублюдка, а потом уже выяснять, кто из вас это будет делать? – в секундной паузе резанул по воздуху крик Евгения…. Оба, и Лукас, и Олег посмотрели на него.
- Евгений, мы сейчас как раз занимаемся тем, что ищем этого ублюдка. Поверьте, мы заинтересованы в благоприятном исходе ничуть не меньше, чем вы. Я понимаю ваши чувства. Вы переживаете за дочерей. Со своей стороны заверяю вас, что предприняты все необходимые меры. – Выразительный взгляд на Олега. Подтверди. – Группа отправлена по адресу. Гатаров не так умен, как ему хочется думать. Он допустил уже промах. Рано или поздно его арестуют. И все закончится.
- Рано или поздно? А что, если поздно? Легко вам говорить, - огрызнулся Лебедев. – Не ваши дочери в лапах у этого чудовища…
- В моей ситуации нет разницы. Мои дочери, не мои. Я несу ответственность за каждого. За них, за вас. Важна каждая жизнь. Вы переживаете за двоих. Я не имею права переживать. Я должен принимать правильные решения. Чтобы избежать жертв. Но это не делает мое положение проще. Если вы возьмете себя в руки, вы окажете мне огромную услугу. – Лебедев немного успокоился, вероятно, устыдившись своего поведения. – Спрошу еще раз. Гатаров выходил на связь?
- Да! – крикнул Лебедев,  - Да, этот ублюдок выходил на связь.  И более того, прислал фото! Это ужасное фото! Кто мне может сказать, что с моими девочками? Что значит это фото? Я с ума сойду. И он требует бумаги. А где их брать? Кузнецовой нет. Как мне проникнуть в лабораторию? – Лебедева проврало.  Будто он только и ждал вопроса, чтобы и самому задать парочку… Он вытирал пот нежно розовым платочком и  все никак не мог выпустить из рук портфель, в котором наверное не было даже чистой бумаги. Настолько тонюсеньким он был, но Евгений Анатольевич не мог расстаться с ним. Или держался за него как за якорь. Будто иначе, он не удержится на берегу и свалится в воду…
Лукас подошел к Лебедеву и сел за стол, стоящий впереди, развернувшись к Евгению.
- Сам факт того, что Гатаров сам первый выходит на связь, уже говорит  том, что все более-менее хорошо. Ему нужны документы. Девочки это его козырь. Он знает. Что он может торговаться. Он не причинит им вреда. Иначе потеряет преимущество перед нами. Фото… Это инсценировка. Он пытается нас запугать.
- И у него прекрасно получается, - буркнул Лебедев.
- Но это и доказательство жизни. Мы знаем, что Ирина и Надя живы. Это самое главное.
Юсуф выбросил телефон и вернулся в квартиру. Ирина начала кашлять, приходя в сознание.
- Помоги ей умыться и покорми ее, - сказал он Наде, - а потом мы уезжаем. Времени у вас минут десять – пятнадцать, не больше.
Гатаров вышел. Ему нужно было подготовить машину. Черный микроавтобус стоял около дома. Юсуф вышел просто убедиться, что в нем уже есть все, что может ему понадобится. Оружие и взрывчатка надежно спрятаны под специально устроенным полом. Бак полон горючего и еще две канистры в запасе. Немудреная еда, которую можно хранить без холодильника в сумке за сидением. Вода… Что еще? Документы на машину в козырьке над водительским сидением. Еще пара телефонов для связи в бардачке. Все. Пора ехать. Иначе, если его звонок ждали, а его должны были ждать, сюда скоро прибудут менты. Гатаров вернулся в квартиру.
- Мы уходим. Быстро. – скомандовал он спутницам. Надя взяла Коран и подошла к нему. Ирина, которую Надя наспех умыла и дала ей тарелку с едой, тоже встала. Она уже поняла, что спорить не стоит. Она еще не могла понять, что ей стоило бы сделать. Все трое вышли из квартиры. Юсуф закрыл дверь и оставил ключи под ковриком.  Потом посадив девушек на заднее сидение, сел за руль. 
- Советую не делать глупостей, – сказал он, глядя на Ирину. – Вспомни, наконец, что ты уже взрослый человек и подумай хорошенько. Лучше будет выполнять все мои требования. Сейчас мы уезжаем.  И еще. Если ваш отец будет так же благоразумен – скоро все закончится.
Юсуф повернул ключ зажигания…
- Смотрите, как хорошо у него получается говорить красивые слова! – снова завелся Евгений. – Вас там специально этому учат? Преимущество… Инсценировка… Доказательство жизни… А тем временем мы тут сидите и ничего не делаете! Может, соизволите оторвать свои зады и попытаетесь хотя бы спасти моих дочерей?
- Он прав. – Даршавин ринулся к двери. – Я поеду туда  и возьму Гатарова.
- Никуда ты не поедешь. – Жестко возразил Виктор. – Ты нужен мне здесь.
Мужчины обменялись такими испепеляющими взглядами, что температура в комнате как будто поднялась сразу на несколько градусов. Лебедев замолчал  не смел даже пошевелиться.
- На два слова.
Даршавин первый вышел за дверь. Виктор за ним следом, пообещав, то они сейчас вернутся.
- Я не понял. Кто-то умер и назначил тебя главным? – Олег припечатал Лукаса к стене и прошипел ему прямо в лицо. – Ты чего раскомандовался? Ты не понимаешь, что происходит? Пока мы тут членами меряемся, две девчонки там… Я могу его взять!
- Можешь? На самом деле? Знаешь, как все будет? Ты помчишься в этот городишко, сломя голову. Юсуфа там точно уже нет. И девочек тоже. Потому что знаешь, где он будет?
- Просвети меня, о великий мудрец Лукас Норт! – саркастично скривил губы Даршавин.
- Виктор. Сейчас мое имя Виктор. – Сухо поправил его Норт. – Гатаров будет здесь. С заложницами. Вернее будет сказать с заложницей. Надя переметнулась на его сторону и стала его послушной марионеткой. 
- Допустим, ты прав. – Олег немного остыл и готов был уже слушать Лукаса более спокойно. – И что мне делать?
- Проверить охрану периметра. Основное  внимание центральному въезду. Гатаров врядли поедет там, но отвлекающий маневр вполне может устроить именно у центрального въезда. Я свяжусь с Викторией.
- Ты же не собираешься заставить ее отдать Гатарову формулу?
- Я собираюсь сделать все, чтобы избежать жертв среди гражданских.
Даршавин отступил назад.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.  – Он поправил одежду Лукаса. – Значит, периметр и главный вход. Ясно. А с этим что? – Олег кивнул на дверь.
- Его нельзя оставлять одного. Я бы с удовольствием посадил бы его под замок…
- Жестокий мстительный Лукас…
- Виктор.
- Да без разницы.
-  Когда Юсуф будет здесь, дай мне знать.
И мужчины разошлись каждый в свою сторону.
Вика уже собиралась выйти из комнаты, когда раздался звонок. Она  посмотрела на дисплей мобильника, оборачиваясь к кровати. Рука, затянутая в тесный рукав мерцающего черного платья, опустилась, чтобы взять трубку.
Алекс? Что ему нужно? Вика медлила. Мелодия звонка началась во второй раз.
– Алло,  - сказала она, пересилив себя, и нажала клавишу. - Зачем ты звонишь? Разве нам есть, о чем говорить? – Вика нервно вцепилась в медальон, висевший на ее груди. Точнее, это была флешка, в виде черного разбитого сердца, которую когда-то Алекс оставил ей в качестве безделушки, напоминающей о нем. Если все остальные могут принять ее за медальон, то он сразу поймет, что это такое и почему он висит у нее на шее. Вика теребила цепочку и думала. Ну хорошо. Можно спрятать информацию еще раз – не проблема. Взять другую флешку и перекинуть файлы. Но если действительно возникнет угроза. Что тогда? Тогда даже Алекс не сможет спасти ее открытие. Просто потому, что понятия не будет иметь о том, что и где искать. А так…  А так, даже с ее мертвого тела он незаметно снимет медальон, даже скажет, что это его подарок, и …  Две огромные слезинки скатились по ее щекам… Ты вот так легко можешь представить, что тебя убьют, и ты думаешь только о том, чтобы спасти твое открытие? Или ты надеешься, что Алекс спасет и тебя. Хотя бы ради этого медальона? Вика смахнула слезинки, сделала глубокий вдох  и произнесла – Да, я слушаю тебя. Говори!
Лукас медлил с ответом. Им на самом деле не о чем говорить. Это раньше можно было потерять счет времени, просто слушая друг друга. А теперь… Все сводится к тому, как им выжить. Всем им. И Вика должна сыграть в этом извращенном спектакле не последнюю роль. Вместе с Лукасом. Она не профессионал. Она может запаниковать, заупрямиться, да даже слушать его не захочет… Нет, все же выслушать согласилась.
Норт бесшумно перевел дыхание и сказал.
- Тебе необходимо приехать в академию немедленно.
- Снова приказы. Алекс! Ты умеешь хотя бы пожалуйста говорить? Раньше получалось.
Лукас проглотил укор.
- Вика. Пожалуйста, - он выделил это слово. – Приезжай в академию как можно быстрее. От этого зависят жизни…
- Только не перекладывай на меня свою ответственность! Жизни у него зависят! Сам довел до этого, а теперь все вокруг должны ему помогать!
- Вика, пожалуйста…
- Скоро буду.
И связь прервалась.
Сам довел до этого… Сам ли? Если бы он не приехал в академию, что-то изменилось бы? Возможно, его появление простимулировало более активное развитие событий. Но, будучи здесь сейчас, Норт может контролировать происходящее и повлиять на события. Спасти тех, кого можно спасти. Но и Вика права. Есть люди, появление которых ассоциируют со стервятниками в небе. Раз они рядом, значит, скоро будет несчастье. В таких ситуациях запоминается худшее. Спасенные жизни не в счет.
Лукас убрал телефон в карман и вернулся в кабинет, где оставил Лебедева.
- Виктория уже в пути. Скоро будет здесь.
Евгений поднял на него затравленный потухший взгляд.
- Она отдаст материалы, и все закончится, да?
Если бы, подумал Норт. Но кивнул в ответ.
- Все закончится, да.
Юсуф ехал спокойно и уверенно. Ни один Гаишник не обратил снимание на микроавтобус, напичканный взрывчаткой под завязку. Надя сидела на сидении у него за спиной, а Ирину пришлось опять спрятать. Под кучей обломков гипсокартона.  Он остановился у въезда в академию, прикидывая, куда будет лучше загнать транспорт.
- Слыш, Колян, обратился он к сонному охраннику, уткнувшемуся в телефон. - Подскажи,  начальник в гараже? А то дозвониться не могу, как вымер Михалыч, - Юсуф даже показал телефон с пропущенными вызовами, за одним, разглядывая местность.
- Не, Михалыч уже пол дня как у ректора, забыл, что ли – сегодня  там бал.. этот… как его…
- Аааа! Точно! А я-то все умаю, что никто на звонки не отвечает? А они уж поди нафуршетились, - ухмыльнулся Юсуф, прикладывая к шее сложенные пальцы. Давно понятный всем жест.
- Во-во! – оживился охранник. -  А ты че не там?
- Да, щас сдам груз и пойду. Сам понимаешь, это у них бюджет, а меня ноги кормят…. И Аллах… - Юсуф поднял глаза к небу и завел мотор... – А че там, менты что ль?
- Так понагнали. Задолбали с этими мерами безопасности. – разворчался Колян. - Как заведенные,  чуть ли красную дорожку не разминируют! И кто тут будет шариться? Какие террористы, тут сто лет как все свои!
- Эт точно! Ну, бывай!
- Пока, не торопись, там поаккуратней, они фишек понаставили уже, куда машинам подъезжать! – крикнул охранник вслед отъезжающему Юсуфу. Тот кивнул головой, в знак того, что все понял, и направился в объезд здания. Там, с тыльной стороны фасада, к зданию примыкала оранжерея с редчайшими растениями и десятком лабораторий, в которых изучались эти растения. А за ними – хозпостройки. Чтобы химикаты, удобрения и оборудование. Но самое главное – там гаражи и запас топлива. Еще когда Юсуф гулял с Ириной по оранжерее, он специально просил ее показать ему самый укромный уголок «Для поцелуев», и она водила его туда. По пути показывая что  где находится. Тем более, что там как раз был день доставки, и грузчики сновали под ногами, а он их угощал сигаретами и травил с ними анекдоты, пока Ирина бегала в туалет.
Пригнав машину к гаражу, Юсуф еще раз убедился. Что порядка на территории как не было, так и нет, что толку, что ментов понагнали? Все равно заходи, кто хочешь, и бери, что хочешь. В данном случае – загоняй машину, выливай бензин и врывай тут все к чертям.
Юсуф заглушил мотор. Вышел из кабины. Сказал Наде, чтобы не волновалась, пока он ходит к ее отцу, и захлопнул дверцу машины.
 Значит, ментов нагнали. Лебедев скорее всего тоже здесь. Через полчаса начнут съезжаться гости.
Через полтора часа начнется концерт. Весь народ скопится в актовом зале, задняя стена которого как раз возвышается над гаражом. Прекрасно. И главное – даже если его схватят. У него на руках такие фото. Что его отпустят, лишь бы он поехал и освободил девчонок. Иначе они просто вымрут от голода…
Евгений все еще вглядывался в лицо вошедшего. Он не мог понять, кто это и как его называть. Все перемешалось в его голове. Вчера он был меценат-инвестор, сегодня сотрудник силовых структур… И этот странный едва заметный акцент… Откуда они вообще его взяли? Тоже по программе обмена, что ли? Как в том сериале…
- Как вы можете быть таким безразличным?
Лебедев в очередной раз промокнул платком вспотевшее лицо. Бывший когда-то накрахмаленным едва ли не произведением искусства, платок превратился в бесформенный скомканный кусок ткани. Лебедев смотрел на него и чувствовал себя таким же бесформенным, скомканным, несчастным…
- Вам на самом деле все равно, что происходит? Или это такой профессиональный цинизм?
Лукас проследил за взглядом Евгения. Он прекрасно понимал, что творится на душе у этого сломленного человека. Но поддерживать и поощрять его уныние вовсе не собирался.
- У вас так хорошо получается переживать и волноваться, что я предоставляю вам эксклюзивное право на этот вид деятельности. Я займусь тем, что у меня получается лучше.
- Пойдете мир спасать? – с горькой иронией спросил Лебедев. Нет, он еще и шутит. Нет в нем ни грамма сочувствия. Надо же быть таким бездушным…
- Пойду, - согласился Лукас. И повернулся, чтобы уйти.
- Виктор! – окликнул его Евгений.
Лукас остановился. Обернулся.
- Там мои дети. Мои. Дочери. Помните об этом.
Лукас ничего не ответил и вышел за дверь.
Опять зазвонил телефон, выводя Вику из оцепенения после разговора с Алексом. Он вздрогнула, едва не выронив из руки телефон. Посмотрела на дисплей. Вот теперь это было то, чего она уже ждала – такси. Она ответила на звонок, услышав номер подъехавшей машины, взяла тонкую сумочку, которую по случаю купила на распродаже, и надела черные туфли на шпильке.  Дошла до двери и остановилась.
Нет. Обернулась. Обошла комнату. Закрыла дверцу шкафа. Выдернула из розетки зарядник. Задернула шторы. Потом подошла опять к шкафу. Отразилась в закрытой дверце-зеркале, за которой было только что скрыто. Отошла еще на шаг, чуть приподняла длинный подол платья. Нет. Вот это точно не пойдет. Ноги. «Неудачные ноги нужно прятать под макси!» Права была секретарша Людмилы Прокофьевны. И Вика опять опустила подол, провела руками по нему, расправляя платье. Вот так она  действительно выглядит, как королева.  Прическу и макияж девчонки помогли сделать. Так что пусть он теперь видит, кого теряет. Вика вздернула подбородок и вышла. Повернул два раза ключ в скважине, она проверила дверь и отправилась к выходу.
Через десять минут она выходила из такси у центрального входа в академию. Алекс стоял с другой стороны дороги.  Желтая машина загораживала его от нее…
Один долгий взгляд, еще несколько секунд, и машина отъехала, открывая дорогу и Алекса. Изящного, высокого, хищного, потрясающе желанного... И как теперь справиться с этим?
Какой идиот придумал, что все такси во всех странах должны быть обязательно желтого цвета? Хорошо, что у него на родине такси исключительно черные. Как сказал в свое время Генри Форд. Машина может быть любого цвета, если этот цвет черный. Кстати. О черном. Оказывается, этот цвет идет Вике. Она такая… Серьезная. Загадочная. Даже красивая. И совершенно беззащитная.
- Ты выглядишь потрясающе.
Лукас предложил Вике руку, и она, секунду помедлив, оперлась на нее.
- Сегодня важный день, - ровно ответила она, величественно выступая рядом. Казалось каждый шаг был как по раскаленным углям, но Вика дала себе слово – не провалиться. Этот день должен быть не просто самым главным. Это день ее триумфа. И в любом случае он должен остаться таковым.
Лукас не без удовлетворении отметил, что Вика совершенно свободно ходит на шпильках. В обычной жизни она предпочитала более удобную, но  менее изысканную обувь. Если придется быстро скрываться… Но ты же этого не допустишь? Нет.
- Очень важный, - подтвердил он.
- Так… к чему такая спешка? Прием начнется только через час. Зачем  тебе так срочно понадобилась? Или это снова из категории совершенно-секретно-просто-доверься-мне?
Вика бросила на Алекса быстрый взгляд, и он успел его перехватить. Смутившись, девушка поспешно отвела глаза. Но крамольна мысль все же успела закрасться в ее милую головку с идеально уложенными волосами.  Они с Алексом, должно быть, превосходно смотрятся вместе сейчас. Оба в черном, оба безупречно и дорого одеты. И их манеры. Достоинство, с которым они несут себя миру… Если бы можно было весь прием вот так держать его за руку. Быть рядом…
- Это секретно. Совершенно. И я прошу тебя мне довериться, но…
- Но?  - не сдержалась Вика. Опять это «НО»! если бы мужчины были хоть немного проще, мир можно было бы не бояться отдать им в руки. А так… Вот как доверить ему такое открытие? Вика коснулась рукой груди. Там под лифом платья висит медальон. Слава богу, он на месте.
- Но я не скрою от тебя ничего.
- Да, сегодня на самом деле великий день. – Еще пара фраз, и он расскажет о себе все, или замуж позовет?
- Вика, пожалуйста.
- Все-все. Я тебя слушаю. А то еще обидишься и не расскажешь ничего. – Вика уже боялась даже посмотреть не вовремя или не так, потому что Алекс… бывали мгновения, когда он пугал ее одним взглядом, а бывало, ей казалось, что он самый милый на земле мужчина, но она точно знала, что ей так казалось…
Лукас шумно выдохнул и не ответил. Он начал говорить, лишь когда они зашли за одну из колонн перед фасадом здания.
- Ты такой серьезный, - Вика через силу улыбнулась.
- Юсуф Гатаров. Взял в заложники. Дочерей Лебедева. Обеих. В обмен на них он хочет результат твоих исследований.
Вот он – триумф. Ее открытие уже начало работать. Глаза Вики расширились от осознания кошмара происходящего, рука инстинктивно опять коснулась  флешки, спрятанной на груди, сердце заколотилось… Что это? Конец? То есть годы труда, бессонные ночи, смерть ребенка, слезы и разбитое сердце, все в ее жизни будет просто списком ее неудач? Гатаров? Кто такой Гатаров?
- Кто такой Гатаров? – почти одними губами она произнесла это имя, будто выплевывая грязь изо рта… - Почему я должна отдать свое открытие… Господи… - Вика начала оседать на землю… Если бы не крепкие руки Алекса… Ну вот, и еще одна ее греза сбылась. Он несет ее на руках… Только вот беда – он несет ее к провалу, а не к алтарю… - Милый, тебе тяжело, я сама могу дойти, - проговорила Вика, обнимая шею Алекса. - На нас же смотрят! Пусти, я все отдам. Все! Из-за меня не могут погибнуть люди!
Лукас ожидал чего-то подобного. Но чтобы Вика. Эта сильная, волевая Вика вот так просто сдалась… Не похоже на нее.
Лукас опустил Вику на скамью в тенистом некогда саду. Сейчас деревья уже потеряли свою листву, превратившись в голые прозрачные кружева. Но по той же причине, что сюда ходили летом, сюда перестали ходить осенью. Здесь было очень уютно и привлекательно, уединенно. Сейчас было тоже уединенно. Как в склепе.
- Я расскажу, кто такой Гатаров. После того, как ты расскажешь мне, что ты открыла на самом деле. Я должен знать, с чем я столкнулся. Это не просто фагоциты, верно? Это нечто большее. Нечто более совершенное. Возможно, опасное. Как героин. Как порох. Ядерная энергия.  Да как любое изобретение человечества. Можно использовать во благо, а можно во зло. Я прав?
Лукас смотрел на Вику с напряженным ожиданием. Еще не хватало, чтобы она решила отдать все Гатарову. А она может. Было ошибкой рассказать ей про похищение дочерей Лебедева? Нет, по крайней мере, честности она заслужила в любом случае.
Вика выдохнула все. Что казалось гадким.
- Гатаров… Боже. Это ты о нем говорил? Подожди. Мне нужно подумать… – Нет ничего страшнее разгневанной женщины, но и беспомощнее тоже никого нет, чем женщина, которая владеет тайной… Так хочется поделиться, а понимаешь, что любое слово может убить. И тебя убить в первую очередь. Вика смотрела на Алекса, все пытаясь понять, что он хочет? Можно ли верить ему? А если не ему, то кому можно? Гатарову? – Понимаешь, фагоциты – это бойцы, - начала она. Чтобы просто начать говорить. – И каждый боец должен знать, с кем он воюет и ради чего он воюет. Правильно? – Алекс кивнул.
- Да, дорогая. Иначе никто воевать не пойдет. Нужна цель. Боец должен видеть того, кого ему предстоит убить, – глядя в глаза, равным голосом сказал Алекс.
- Но ты же понимаешь, чтобы вести войну, нужно превосходство… хотя бы численное, - Вика все смотрела в глаза Алекса, потому что найди она там хоть намек на ложь…  - А теперь представь, что есть вещество, которое может выбирать кого убить? – Вика даже дышать перестала, ожидая реакции Алекса…
- Обычно солдаты выполняют приказы своего командира, - ответил ей Алекс. – А если солдат перестает следовать приказам… Это уж не солдат. А убийца.
И как только он произнес это все вслух, он осознал. В полной мере. Масштабы надвигающейся катастрофы. Пока вещество было чем-то абстрактным. Просто некое открытие, которое совершила Вика. Да, важное, да, прорыв в науке и бог знает, в чем еще… А на деле это. Как тот уран, который продал Денис. Только Денис был любитель.  А Гатаров – профессионал. И в довершение всего фанатичный упрямец. Его нельзя ни отговорить, ни переубедить. Только нейтрализовать.
И от понимания всего этого стало только еще страшнее.
Лукас поймал себя на том, что уже несколько минут сидит неподвижно и молчит. Стряхнув  с себя оцепенение, он повернулся к Вике. Она казалась пребывающей в подобном трансе. Защитная реакция мозга, который не хочет иметь дело с действительностью, которая ему не по вкусу. А придется.
- Ты же понимаешь, что он ни в коем случае не должен завладеть твоими исследованиями, ты понимаешь? Вика? Если эта неконтролируемая армия пойдет войной на людей… А если контролируемая таким фанатиком… Или он продаст ее… Не. Не продаст. Он сам будет убивать неверных. Таких, как мы.
Вика вздрогнула от голоса Алекса. Только теперь она поняла, что ей нужно бежать отсюда, а не нести свое открытие ему. Но скорее всего, было поздно…
- Поздно? – Вика едва произнесла это слово.
- Что поздно? – Алекс явно не мог понять, о чем это она.
- Мне уходить отсюда поздно? Он меня видел?  - Алекс оглянулся. Хо, разве можно понять такое? Если только ощутить.
- Если и видел, то не через прицел. – Алекс улыбнулся, как будто это была этакая развеселая шутка, которую Вика, однако, не оценила – Тебя видела куча народа. Кто знает, кто был в их числе. В нашем деле всегда надо принимать за отправную точку то, что более вероятен худший вариант.
- Надейся на лучшее, но готовься к худшему. – Тихо сказала Вика.
- Именно так.
- Но работа! Вещество! – Вика была в отчаянии! Ну кто ей мешал сделать дубликат работы исказить результаты…
- Милая, если бы ты исказила результаты – опытные биохимики поняли бы это. Просчитали бы все. Это замедлило бы процесс, но не остановило бы его. – Алекс смотрел в глаза и говорил так уверенно, Господи! Неужели он умеет читать мысли? Или она сказала это вслух?  - Ты не говорила этого и я не умею читать мысли, но логика так очевидна, что  мы можем думать одинаково, пойми. И они это тоже понимают. Ты веришь мне?
 Вот теперь Вике стало страшно. Все оказывается еще проще. Если бы он еще сказал, что знает, где искать ее работу, то она бы поверила без оглядки. 
- Ты слишком часто проверяешь на месте ли твой медальон. Тот самый, который я подарил тебе когда-то. – Голос Алекса вторгся в ее мозг, как заговор провидца. - Вспомни, чему я учил тебя. Конечно, мне проще было бы забрать у тебя эту флешку и вещество тоже. Это тебя обезопасило бы. Отчасти. Я могу иметь результат, но процесс все равно заложен в твоей памяти. И, как бы я ни стремился занять твое место и стать мишенью вместо тебя, но это не сработает.  К тому же, ты считаешь флешку гарантией своей безопасности. И обоснованно. Ты мне нужна, и я не буду забирать у тебя твои гарантии. Со своей стороны я могу обещать, что сделаю все, чтобы ты осталась живой и по возможности невредимой. – Алекс не мог взять на себя больше, чем возможно. Он не всемогущий. И Вика это понимала. -  Ты же в свою очередь пообещай верить мне и быть рядом. Всегда. Слушаться меня. Только в этом случае ты останешься жить. Никаких альтруистических порывов. Даже если тебе будет казаться, что ты знаешь, как поступить правильно. Ты видишь лишь свою часть всей картины. Я вижу ее целиком.
- Ты говорил уже. – Вика прерывисто вздохнула. – Не могу обещать конкретно. Я же не профессионал.
Рука Вики снова потянулась к груди, но она отдернула ее, получив в награду ободряющую улыбку Алекса.
- Хорошо. Я постараюсь.
- Вот это правильный ответ. – Еще раз улыбнулся Алекс и встал.
-  И каков план действий?
- Ты хочешь, чтобы Юсуф освободил заложниц?
- Конечно хочу! – порывисто воскликнула Вика, вставая со скамьи. Глаза ее запылали готовностью свернуть горы, но она взяла свои эмоции под контроль. – Но для этого нам придется отдать ему результаты. А ты говорил, что биохимик поймет, что это фальшивка…
- Гатаров не биохимик. Он понесет их своему хозяину.
- А ты  пойдешь за ним, проследишь, кому он их отдал, и накроешь всю их лавочку?
- Ты смотришь слишком много детективов, - улыбнулся Алекс, снова положив руку Вики на свою.
- Я вообще их не смотрю.
- Тем лучше. Идем.
Он ее видел. И не через прицел. Незачем. Зачем опережать события, идущие своим чередом, да еще именно в том направлении, которое он наметил?
Люди совершают ошибки не потому, что ошибочно думают, будто знают, но потому, что думают, будто другие не знают. Шолом-Алейхем.
Достаточно лишь дождаться, пока эти крысы перегрызутся между собой, добить оставшегося в живых и забрать свой трофей. И хорошо, если это будет этот пресловутый Лукас Норт. Который называет себя Виктором. А для Вики так он и вовсе Алекс. Тоже многоликий бог выискался. А как он смотрит на Вику! Как разговаривает с ней! Все его поведение пронизано нитями превосходства и самоуверенности. Каждый взгляд, каждый жест, все буквально вопит о его маниакальном стремлении к тотальному контролю над ситуацией, чужими жизнями и целым миром. Почему нет? Тем приятнее будет низвергнуть этого тирана с его пьедестала и смотреть, как он умирает медленно и мучительно. Непременно так. Медленно и мучительно.
Лукас только что закончил последние инструкции. Все время, что оставалось до начала мероприятия, он посвятил тому, что раз за разом прогонял Лебедева и Вику по составленному им плану действий. Доводил до автоматизма их поведение. Потому что в экстремальной ситуации все вбитые в голову инструкции таинственным образом выветриваются, человек теряется, и все летит к чертям. Гатаров все еще не звонил. Телефон его был вне зоны. Само собой, чтобы не вычислили его местонахождение раньше времени. Даршавин был где-то на территории и тоже не появлялся. Это могло означать что угодно. Лукас даже не хотел предполагать. К тому же, он был слишком занят натаскиванием своих студентов.
Дверь распахнулась в тот момент, когда Лебедев в очередной раз проговаривал свой заученный текст.
- … результаты исследования у вас. Теперь, как честный человек, ваша очередь исполнить условия договора. Освободите заложниц. Гарантирую, что вам не будут препятствовать и дадут свободно покинуть город…
- А вот с этим могут быть проблемы, - на пороге возник Даршавин. Злой, недовольный, окинул мрачным взглядом присутствующих. – Так что зря репетируете.
Лукас, ни слова не говоря, выставил Олега за дверь, едва сдерживаясь, чтобы не врезать ему.
- Ты какого х*** творишь? Ты соображаешь хоть немного? Я больше часа с ними бьюсь, чтобы они не провалили мне все, а ты заявляешься со своими проблемами! Не мог подождать? Сказать мне без свидетелей? Что там у тебя случилось?
- Там полный двор ментов. Гатаров теперь точно не отдаст девчонок. Он же сказал. Никакой полиции. Теперь он сюда не сунется. Перережет девкам глотки, а сам испарится, как и не бывало его…
- Ты бы так и поступил, да?
- А ты нет?
- Я… возможно. Но Гатаров ты и не я. Он религиозный фанатик. Он не умеет отступать. Если он что задумал. Доведет до конца. И я так думаю, он уже здесь.
- Где здесь?
- В академии.
- Это чистое самоубийство.
Лукас посмотрел на Олега долгим взглядом.
- Возможно.
- Ты… Ты думаешь о том же, о чем и я?  - Олег не на шутку встревожился. – Боже, помоги нам всем…
- Боюсь, помочь нам можем только мы сами. Он не пришел сюда пешком. Он приехал на чем-то. Просмотри записи со всех камер. Найди его транспорт. Когда найдешь, не подходи. Вызывай саперов. Да что я рассказываю. Ты сам знаешь что делать.
Олег кивнул.
- Будь осторожен.
- Ты тоже.
Лукас вернулся в кабинет. Две пары глаз смотрели на него в напряженной тишине.
- Все в порядке, мой коллега склонен преувеличивать значимость некоторых событий.
- Зато вы всегда непоколебимы. Прямо Железный Феликс. Может, потому, что вам наплевать на всех нас?  - завел свою извечную песню Лебедев.
- Было бы мне плевать, меня бы здесь не было, - жестко оборвал его Лукас. – Пора идти в актовый зал.
В зале царила торжественная, праздничная атмосфера. Нарядные студенты и студентки заняли свои места, оживленно переговариваясь. Они смеялись и шутили, сгорая от нетерпения. Еще немного, и станут известны имена счастливчиков, которые получат гранты на исследования или обучение и стажировку за рубежом. Кто-то скрестил пальцы, кто сжал кулаки, а некоторые даже умудрились организовать нечто вроде тотализатора, принимая ставки на наиболее вероятных кандидатов на получение грантов. Фаворитами были Вика, Настя и сам Лебедев, их научный руководитель. Зал притих, стоило на сцену выйти ректору и занять место на трибуне. Остальные гости расселись  за традиционно покрытым красным бархатом столом, стоящим подле. Среди сидящих в зале прошел шепоток. Не все представители фондов пришли на церемонию. Это значило, что у кого-то шанс быть избранным начал стремиться к нулю?
Артунян проверил микрофон и хорошо поставленным голосом поприветствовал собравшихся.
- Дорогие друзья! Я рад приветствовать вас, и хочу поблагодарить за то, что, несмотря на чрезвычайную занятость, вы нашли возможность и придти сюда сегодня, чтобы…
- Умереть! – раздался громкий голос.
Все повернули головы на звук. На балконе над трибунами стояла Надя Лебедева. Ее с трудом можно было узнать. Лицо ее было бледным, как полотно, и она была укутана в хиджаб. Но что сразу бросалось в глаза, это то, что на ней был жилет с проводами, тянущимися от одного прямоугольника к другому. И еще один провод уходил к сжатому кулаку девушки.
Зал замер в немом ужасе. Никто не смел пошевелиться. Происходящее просто не укладывалось у них в головах.
Юсуф ушел. Он закрыл машину, но  изнутри ее откроет и ребенок. А Надя не ребенок. Он сомневается. Ему нужно быть увереннее и целеустремленнее. Как только мужчина исчез за дверью гаража, Надя откинула несколько листов картона. Чтобы открыть Ирину, которая была спрятана от греха подальше.
- Ты не бойся, я не убью тебя,  – прошептала Надя сестре, вытаскивая кляп из ее рта. Ирина  хотела было что-то сказать, но лишь пошевелила пересохшими губами. - Не волнуйся, все будет хорошо. Я сама добуду то, что нужно Юсуфу, и мы уедем от сюда. – Опять зашептала Надя. - Мне пора. А ты постарайся отдохнуть и не волноваться. Все будет хорошо.
Надя даже не смотрела в полные ужаса глаза сестры, когда надевала поверх куртки пояс со взрывчаткой.
- Ты побудь тут. Я помогу Юсуфу и вернусь. Ты мне веришь? – Надя тараторила слова, но даже не видела, что Ирина трясла головой. Что шептала, что не верит, потому что Надя думала только об одном – наказать всех, кто был там. Все они достойны только смерти.
В актовом зале сидели разодетые студенты, в безумной надежде на халяву. И преподаватели, с точно такой же надеждой, только еще с алчными глазами, в которых только что доллары не летали... и отец. Аллах всемогущий и Всемилостивейший, как же омерзительно он выглядит в своем желании получить эти деньги, но Надя точно знала, что ничего не будет. Вообще ничего.
Кроме смерти.
- Вы все умрете! Потому что вы не достойны жить на земле! Аллах накажет вас всех! Накажет моими руками! - Надя приготовилась нажать на кнопку, так чтобы оказаться рядом с аллахом. Пока не поздно. Пока они все тут не сошли с ума от вида денег.
- Надя. Доченька! Остановись! Прошу тебя! – Евгений Лебедев вскочил со своего места и подбежал к краю сцены. - Не делай этого! Ты же погубишь себя, родная! Тебе не больно? – эти последние слова были словно бред больного, безумны и безнадежны.
Даршавин уже тысячу раз перекрестился бы, если бы верил в Бога, но поблагодарил начальство, что позволили ему устроиться в охрану, а не представлять ОВД. Потому что местные охранники ненавидели ментов. А ему, как своему в доску. Быстро удалось выяснить, что Гатаров приехал чуть больше часа назад на микроавтобусе. По версии стоявшего на посту у ворот охранника, он привез груз к оранжерее. Там есть несколько складских помещений и боксов для автотранспорта. Кто проектировал здание, бог его знает. Это была типичная сталинская высотка в виде некой пирамидальной конструкции, но большую часть здания потом переделали. В основной корпус вжались еще несколько пристроек, оранжерея и склады. Вот теперь было вполне понятно. Если поставить машину в гараж, то кто ее будет там искать? Да никто! Это же нормально – ставить машину в гараж. А что обычно бывает в гаражах?  Топливо. Возможно газ для сварочных работ. Прекрасно! Бабахнет – мало не покажется.  Но подходить даже близко  к гаражам Олег не стал. Кто знает, где сейчас Юсуф и чем он занят. Даршавин лишь обвел взглядом здание и прикинул, где можно было бы посадить снайпера. У Юсуфа было слишком много времени, чтобы подготовиться. И он не преминул воспользоваться им. Тут даже к гадалке ходить не надо. Так. Ну хорошо. Теперь нужно, чтобы Лукас знал это. Потому что если сдетонирует бензин, фейерверк получится ярче звезд.
Олег прошелся через посты, чтобы не привлекать к себе внимание тех, кто следит за ним. И отправился в актовый зал…
Надя уже подняла руку с зажатым в ней взрывателем над головой. Палец побелел на кнопке. Ничего не нужно делать. Только отпустить ее. И все кончится. Почему же она медлит?
- Меня. Зовут. Нади. – Четко, с расстановкой и ударением на последнем слоге имени произнесла девушка, едва разжимая бледные губы. – И я не дочь тебе. А ты мне не отец. – Если уж суждено им сем сейчас погибнуть, пусть знает. Пусть сдохнет с осознанием того, каким ничтожеством он был. – Все это время. Все это время ты врал мне. Врал маме. Даже Ирке ты врал. Своей любимице.
- Наденька, о чем ты говоришь…
- О чем? Я говорю о тебе, подлый ты червь. О том, как ты прожил всю жизнь под каблуком у своей жены, а корчил из себя главу семье. О том, что так и не стал никем и ничем, а от нас с Иркой требовал, и требовал, и требовал! Хотел видеть в нас то, чего сам не смог достичь? Хотел сделать из нас лучшую версию себя? Ты так жалок. Нет никакой лучшей версии. И быть не могло. Потом что ничтожество могло породить только еще одно ничтожество!
Лебедев и  в самом деле выглядел очень жалко. Беспомощно упав на колени, он простирал руки в отчаянной попытке дотянуться до Нади. Отчаянной и бесплодной. Она, как ангел смерти, возвышалась над залом. Решительная, бледная, напуганная, но непоколебимая в своем намерении дойти до конца.
По залу прокатилась волна всхлипов и стонов. Кто-то попытался сползти с кресла на пол, а кто-то забился в истерике. Хаос нарастал и грозил поглотить все вокруг.
- И потому ты выбрала Юсуфа.
Надя оторвалась от созерцания своего поверженного отца и обратила свой пылающий взор на говорящего. Она ничего не ответила Только смотрела. Самоубийца. Посмел бросить ей вызов.
- Он стал воплощением твоего идеала. Олицетворением того, каким должен быть настоящий мужчина, так?
- Да, да! – исступленно выкрикнула Надя.  – Потому что он настоящий, а не лицемер, как они все!
- И ты готова на все ради него.
- Да! Я готова!
Лебедев в ужасе посмотрел на Виктора. Зачем он провоцирует его дочь… Она итак на грани.
- И что он пообещал тебе? Лучший мир? Встречу с Аллахом? Или, быть может, он сам будет ждать тебя на той стороне?
- Ничего он не обещал!  Я сама знаю!
Виктор встал и вышел из-за стола. Медленно, чтобы не спровоцировать Надю.
- Ты что делаешь? Вернись на место! – взвизгнула она.
- Если мы все равно умрем, не все равно, сидя, стоя. Разговаривая.
По залу прокатилась еще одна волна истерических рыданий.
- Ты кто такой? – подозрительно прищурилась Надя. – Ты слишком спокойно себя ведешь. Не похоже на богатенького ублюдка, который трясется за свою шкуру.
- Мой брат. Он был врагом. Спасал жизни. И он  погиб. После его смерти мне уже нечего терять. И я готов отправиться к нему. Я знаю, он ждет меня там. – Виктор смотрел прямо в глаза Наде. И она почему-то не могла отвести взгляда от этих льдисто-голубых глаз. – А ты? К кому ты так спешишь?
- Это не твое дело,  - огрызнулась девушка.
- У тебя рука, должно быть, онемела. Ты так долго держишь ее в напряжении. Мышцы свело. Опусти ее.
Надя разозлилась.
- Не смей указывать мне, что делать! Хочешь к братику? Сейчас ты с ним встретишься!
И она хотела отпустить кнопку. Но к ужасу девушки ее рука намертво вцепилась в пульт. И пальцы не разжимались. Она ошеломленно посмотрела на Виктора.
- Как ты… Кто ты вообще такой…
- Я много раз слышал этот вопрос в свой адрес. – Виктор уже стоял у края сцены. – И до сих пор не знаю, как на него ответить. Одно я знаю точно. Юсуф не посылал тебя сюда. Он даже не знает, что ты здесь. Как думаешь, он будет рад тому, что ты его ослушалась? Ему нравится, когда ты нарушаешь его наказы?
Надя дернулась, но движение получилось коротким, угловатым и невнятным, будто просто чуть вздрогнула и напряглась… Почему его слова заставляют Надю задуматься? Почему его голос проникает в самое ее сознание, минуя все барьеры? Почему она сомневается? Почему его слова кажутся такими же впечатляющими, как будто бы он – Юсуф?
А Виктор тем временем продолжал.
- Разве ты можешь с уверенностью сказать, что сейчас ты делаешь именно то, чего хотел бы Юсуф? Что, если ты вредишь его замыслу?
- Замолчи. Заткнись!
- Ты знаешь, что я прав, - Виктор даже и не думал замолкать, чем поверг всех в еще больший ужас.
- Если ты не замолчишь… Я …
Надя пыталась разомкнуть негнущиеся пальцы. Тщетно. Она смотрела то на свою руку с зажатым в ней пультом, то на Виктора, не понимая какую власть он над ней имеет…
- Я могу помочь, - предложил Виктор.
- За… зачем тебе это?  - Надя почувствовала отчаяние и опустошение.
Она на самом деле пошла по собственному велению сердца. Юсуф не знал, что она задумала. А что, если Виктор прав? Закралась в голову девушки крамольная мысль. Что, если он будет недоволен? Но как теперь повернуть вспять?
- У меня есть свои причины, - уклончиво ответил Виктор. – Давай сделаем так. Ты отпустишь людей. Они все равно умрут. Юсуф об этом позаботится. Ты же здесь не ради них. Тебе нужны всего пара людей. Они останутся. Остальные уйдут. И ты сделаешь то, зачем пришла. Мы вместе это сделаем. Мой брат ждет меня.
Надя видела этот фанатичный блеск в глазах и прежде. Юсуф также смотрел на нее когда рассказывал о своей религии и своих целях. А теперь Виктор… Сам того не осознавая, он предложил ей выход. Сердце девушки снова забилось в ускоренном воодушевленном темпе. Только разыграть все как надо. Чтобы никто не догадался.
Надя ответила не сразу. Напряженное молчание висело в зале добрых пять минут, прерываемое только истерическими всхлипами. А потом она решительно заявила.
- Пусть уходят. Все. Ты останешься. И он. – Надя указала на скорчившегося у края сцены отца. Евгений затравленно глянул на дочь, потом на Виктора, как будто это он вынес смертный приговор. Да еще и приготовился привести его в исполнение. 
- Мудрое решение, - кивнул Виктор. – Слушайте меня. Сейчас все встанут и пойдут к выходу. Сначала задние ряды, потом ближние к сцене. Без спешки, без паники. Спокойно и дисциплинированно покидаем зал.
Сначала люди не поняли, что их отпускают. Потом медленно, поддерживая друг друга, направились к дверям, ведущим из зала.
Вика до последнего оставалась на месте. Взглядом спрашивая у Алекса, что ей делать. Он одними губами ответил, уходи. Что ей оставалось? Она вместе со всеми вышла из зала, постоянно оглядываясь. Вика просто не могла поверить в происходящее. Он же сам говорил, чтобы она была всегда рядом с ним.. а теперь... А  с другой стороны – ведь ясно же что он сейчас пытается спасти и ее и всех, кто был в зале. Осознавая, что делает сейчас Алекс, она почувствовала волну приливающего восхищения. Нет, все же она полюбила этого мужчину. Последний переполненный тревогой и восхищением взгляд,
В конце концов в зале остались Надя, ее отец и Виктор.
- И что теперь?  - просила Надя.
- Теперь мы совершим задуманное.
Виктор мягко спрыгнул со сцен и пошел к ней.
- Спускайся. Теперь только мы остались. И наши желания имеют значение. Этот твой спазм. Он сам по себе не пройдет. Тебе нужна помощь. Я готов сделать это для тебя.
- Кто ты. Ты не богатый бездельник. Ты говоришь и ведешь себя как воин. Ты… ты один из нас?
- Спускайся, Нади. – Повторил Виктор.
Если не сделать задуманное сразу, потом запал остывает. На смену решимости приходят сомнения, неуверенность. И начинаются поиски оправданий, почему ты не делаешь того, что собирался делать. Так случалось и с Надей. Ее решимость начала испаряться, как роса в солнечных лучах. Тем более, что она знала. Юсуфу нужна Вика. Она вышла из зала с остальными. Юсуф обязательно заполучит ее. А ведь еще немного, и Надя могла убить Вику. И тогда она подвела бы Юсуфа. Виктор не дал ей совершить этот опрометчивый шаг. Хотя и благодарить его за это она не собиралась.
- Я иду.
Надя обошла колонну и стала медленно спускаться с балкона по лестнице. Взрыватель был по-прежнему зажат в ее руке намертво. Виктор шел ей навстречу.
Лебедев, очнувшись, тоже ринулся к дочери. Но ее резкий окрик остановил его.
- Оставайся на месте! – Надя снова вскинула руку вверх. – Теперь мне точно нечего терять!
Лебедев покорно замер на сцене, сквозь слезы наблюдая, как Надя и Виктор идут навстречу друг другу.
Они встретились почти на средине зала. Надя остановилась. Подняла голову. Посмотрела в глаза Виктора.
- Ты обещал помочь мне, - прошептала она. И протянула зажатый в обескровленных пальцах взрыватель.
- Я знаю, - также тихо  ответил Виктор.
Он осторожно взял ее руку в свои.
- Скоро все закончится. Закрой глаза.
Надя хотела смотреть. Она хотела видеть. Хотела запомнить все последние мгновения. Искаженное лицо того, кто называл себя ее отцом. Ослепительный свет дорогих люстр. Красный бархат кресел в зале. Все до малейших подробностей. Каждую мелочь. Но она послушно закрыла глаза и представила лицо Юсуфа.
А в следующее мгновение она почувствовала резкую боль в кисти, ее пальцы разжались, и…
И ничего не произошло.
Надя распахнула глаза, недоуменно глядя вокруг. Почему? Почему нет взрыва? Она видела не менее ошеломленного отца и совершенно спокойного Виктора.
- Ты… Ты же обещал мне!  - выкрикнула Надя, готовая вцепиться ногтями в его лицо.
 - И я все сделал. – Виктор показал ей взрыватель. Кнопка не была прижата. – Взрыва не могло быть. Это муляж. Так что можешь его снять.
- Как… Но… - Надя отказывалась верить. Юсуф. Как он мог поступить так с ней. – Он же… Я же…
Девушка обесслиленно опустилась на пол. Виктор присел подле нее.
- Юсуф просчитал твои возможные действия. Ему нужна была его цель. А тебя он использовал как отвлекающий маневр. Он изначально планировал нечто подобное.
- Чтобы меня схватили? – Надя подняла на Виктора полные слез и отчаяния глаза. – Как он мог поступить так со мной? Юсуф… Я же ему верила…
- Верить нельзя никому. – Виктор осторожно снимал жилет с Нади. – Особенно тем, кто притворяется твоим другом.
- Значит, тебе тоже? – всхлипнула Надя.
- Тем более мне.
Виктор встал с жилетом в руки и знаком подозвал Лебедева.
- Но я тебя не обманул. Я же сказал, что все скоро кончится. Все кончилось.
Оставив отца и дочь рыдать в объятиях друг друга, он направился к выходу, набирая номер Олега. Дождавшись ответа, коротко произнес.
- У меня все чисто. Что у тебя? Объект с тобой?
Олег следил за окнами и выходами. Успев натаскать пару-тройку сообразительных охранников, у него было хоть немного шансов зацепиться за след Юсуфа или Зераха. Что толку найти машину, если ее хозяин предоставлен сам себе? Все равно не обезвредить бомбу. Нужно обнаружить их… нужно. Олег увидел, как из актового зала повалил народ. Последней вышла Вика, и тут он увидел Юсуфа. Вот он, в толпе вышедших из зала. Как коршун крутится вокруг Вики. Но все никак не попадая ей на глаза. Ему нужно приблизиться. Проявить себя. Обратить на себя внимание… Ведь Вика  же не будет приставать к незнакомцу. Нужен повод чтобы подойти, чтобы завязать разговор, выйти на контакт…
И тут под ноги Вики падает женщина. Обморок. Вика взвизгивает, оступается и падает, хватаясь рукой за медальон, висящий на груди. Толчок получился таким резким, что Вика в падении срывает медальон с шеи. Тот падает чуть подальше. И, наконец, перед ее глазами появляется Юсуф. Он, конечно, знать не мог, но ведь Алекс уже предупреждал Вику об этом человеке. Так что Вика без труда узнала, с кем имеет дело. Вот он – ее убийца? Вика поднимает очумелые от страха глаза на Юсуфа, а он поднимает медальон с пола и протягивает Вике.
- Не вы обронили? Может быть еще можно восстановить? – и в его голосе столько надежды и участия, что не будь Вика подготовленной, с удовольствием бы поверила в его добрые намерения.
- Боже! Конечно я! Только я могла уронить самую ценную вещь для себя!
Олег набирает номер Лукаса, но телефон звонит раньше. Это Лукас. Спрашивает где объект…
- Объект на месте… у дверей актового зала. Юсуф и Вика. Ты понял меня? Они оба рядом! Нельзя допустить выстрела! Слышишь! Нельзя!
 - Хорошо. Веди их. Я скоро…
А Юсуф, словно прибывший чтобы спасти принцессу рыцарь, поднимает ту женщину, что стала причиной падения Вики. Они вместе отводят ее в сторону, усаживают на один из стоящих по периметру холла диванчиков, и отходят в сторону, убедившись, что с дамой все в порядке. Она просто оступилась в толкотне, только и всего. Вика сжимает в ладони медальон, не зная, что с ним делать и оглядывается, не появился ли Алекс. Но его нет, и она смотрит на Юсуфа.
 Выдыхает с облегчением. Юсуф подхватывает эту реакцию и тоже делает шумный продолжительный выдох. Оба смеются, разряжая атмосферу и  отходят. Даршавин, матерясь и лавируя между высыпавшей массой народа, идет за ними, стараясь подойти поближе… Он в форме охранника, он тут работает. Почему бы ему не идти я ними рядом. Пара направляется к выходу. И уже Даршавин выдыхает с облегчением. Хотя бы  народ не будет так толпиться.
Но видимо радоваться было рано. Уже через секунду перед глазами Олега, как страшный сон, возникли  герр Фридрих и мистер Боди. Этих-то откуда черти... Даршавин матюгнулся и взглянул на Вику и Юсуфа, уже выходящих за дверь, которую предусмотрительно открыл перед дамой Зерах. Ну, вот. Все в сборе, чего и следовало ожидать. Или Юсуф сделал все это специально, в надежде, что в общей сваре ему реально удастся умыкнуть девушку, либо из-за неудавшегося конкурса все вновь решили взять главный приз – Викторию Кузнецову. Из всех вариантов самый лучший и выгодный, даже толком не зная все результаты исследований, которые так и не успели огласить и продемонстрировать. Все понимали, что и сама Виктория, и ее работа стоят того, чтобы бороться за нее.  А  Даршавин понимал только одно – сейчас ему нужно следить за всей этой компанией. Это первое. И второе – если не случится чудо, Викторию придется, разве что только, выкрасть. Столько кавалеров должны же ее проворонить…
Вика сходила с ума от страха, когда Алекс приказал всем выйти из зала. Но еще страшнее ей стало, когда избавившись от одного ужаса, она тут же попала в лапы еще более страшного кошмара. Прав был Алекс, когда говорил ей, чтобы она всегда была рядом с ним. И ужасно не прав он был, когда дал ей выйти из зала. Теперь его нет рядом. За то вот он, собственной персоной – Юсуф Гатаров. Даже, если бы она не слышала о нем ни разу, она узнала бы его по дикому блеску глаз.
А то, как он вцепился в медальон, который она сорвала с цепочки, чтобы проверить свою догадку,  было еще одним фактом. И теперь они была в его руках. И он старательно, но настойчиво провожал ее к выходу. А там что? Машина? Еще одна бомба? Что там? А там, в дверях был Зерах. Смотрел с укоризной и осуждением. Мол, я так тебя любил, а ты променяла меня на кого?... Вика уже и идти не могла. И медальон в ладони горел, будто задался целью прожечь ее насквозь – вот он я! Смотрите! Вика отчаянно искала выход. И все ближе продвигалась вместе с морем людей и Юсуфом к выходу из холла. Что будет дальше? Гардероб и открытое пространство пропитанного почти негреющими лучами солнца октябрьского воздуха? Снайпер на крыше, который не сможет выстрелить, потому что Юсуф, вцепившись в нее как в свой пропуск в рай? Машина, в которую засунет ее фанатик, желающий безумия войны? И безысходность… и тут у дверей Вика увидела Зераха. Теперь можно было делать новые предположения, да сколько же их можно делать? А Зерах впился глазами в пару молодых людей, приближающихся к нему, и распахнул дверь, желая пропустить их вперед. Вика остановилась на мгновение. Потом вдруг со всей силы всадила свою ногу, облаченную в безупречные туфли, оканчивающиеся тонким каблуком-шпилькой, в очень неподходящий к фраку Юсуфа пухлый, но все же матерчатый кроссовок Юсуфа.  Не заостряя внимание на замешательстве Зераха, на присевшем от боли Юсуфе, Вика развернулась и ринулась обратно в зал. Но тут ей на пути попались Ральф Фридрих и Фред Боди. Еще одна парочка охотников, которым так ничего и не досталось. Вика сделала им поистине царский подарок – она сунула свой медальон в руки одному, а сумочку, в которой лежала обычная компьтерная флешка – другому. И со словами,
- Это самое ценное, что у меня есть, - пользуясь полным оцепенением фигурантов, бросилась обратно в зал.
Дарашвин матюгнулся еще раз и поспешил к Юсуфу.
Но тут началось то, чего боятся все.  Зерах захлопнул дверь, закрывая выход, каким чудом она вообще оказалась открытой, было, наверное, известно только самому Зераху. Бросился за Викой, и совершенно не принял во внимание Юсуфа. А тот выдернул из шва безупречных брюк заточку и вонзил ее в грудь Зераха ударом снизу так, что она прошла насквозь. Толпа ринулась врассыпную. Визг и крики усилили действие, только ломиться в закрытые двери было уже бесполезно. На ходу вырвав из пухлых рук Боди медальон, прихрамывая, Юсуф рванул за Викой. Его окровавленная рука, в которой все еще была заточка, действовала как универсальный ключ. Так что догнать Вику ему не стоило и десятка шагов, тем более, что, обернувшись на крик, Вика остановилась, оборачиваясь. Единственное о чем она успела подумать, это почему Юсуф не убил всех. Она бы не удивилась… Но больше думать ей не пришлось. Фанатик схватил ее руку, продемонстрировал медальон, и потянул в сторону. Он и не думал оставаться тут – в ловушке для идиотов. Он тащил ее по какой-то лестнице и полутемными коридорами. Но в итоге приволок в сад. Потом отшвырнул заточку между тоненьких пальм и рододендрона, на ходу вытирая руки о костюм, провел по служебному проходу к гаражу.
Юсуф затолкал Вику в машину и завел двигатель.
Лукасу не без труда удалось пробраться к Даршавину. Он искал в толпе Вику, но не мог увидеть.
- Надо послать кого-нибудь в зал. К этой доморощенной террористке и ее бесхребетному отцу. Сейчас они в шоке оба, но долго это не продлится. Где они? – это уже про Вику и Юсуфа.
- Вот еб***! Напугал! Разве можно так подкрадываться! – выругался Олег. – Вон… - Он посмотрел туда, где только что была Вика. Но ее там больше не было. Как сквозь землю провалилась. Впереди мелькали лишь голые плечи, сложнее прически, дорогие костюмы…
- Если к тебе так просто подойти мне, то убийце будет еще проще, - мрачно заметил Норт. – Где?
- Да вот только что тут была!
- А сейчас где?
- А ты чего меня-то спрашиваешь? Ты должен был следить за ней!
- Кто сказал, что я не слежу? – Лукас продемонстрировал свой телефон, на котором мигала красная точка. – Примитивно, но действенно. Трекер у нее в медальоне.
Даршавин хмыкнул, мол, оценил смекалку. Но потом снова стал серьезным.
- А если его заберет Юсуф? Или еще кто?
- Значит, мы будем знать, где Юсуф или еще кто. А Вика будет с ними.
Мужчины, переговариваясь, продирались сквозь толпу к выходу из академии. Но их ждал новый неприятный сюрприз. Как и всех остальных. Двери оказались заблокированными. И ни в какую не поддавались. Паника нарастала. Люди напирали сзади на тех, кто бы ближе  к двери. Если Юсуф не взорвет их, то они передавят друг друга сами…
- Где эти менты, когда они так нужны?  - выругался Олег.
- Снаружи. И нам надо выбираться. Идем.
И они стали пробираться в обратном направлении. Это было еще сложнее. Обезумевшие от ужаса люди, ведомые одним инстинктом, совершенно потерли способность мыслить здраво. Искаженные страхом и криком потные красные лица, скрюченные руки, глаза, которые норовят вылезти из орбит… Хичкок мог бы вне конкурса взять их в массовку в своих фильмах.
Если бы не специальная подготовка, Олегу с Лукасом никогда было бы не выбраться из этого живого болота.
- Сюда.
Лукас мчался впереди, уверенно минуя повороты и лестницы. Даршавин следовал за ним неотступно, успевая хвалить себя мысленно за то, что гонял Норта с рюкзаком с камнями вокруг тюрьмы. Зато теперь вон как несется. Хоть на олимпиаду посылай. Сам Олег с трудом поспевал за Лукасом, в очередной раз обещая себе если не бросить курить, то хотя бы сократить количество сигарет в сутки. И прекрасно зная, что не сдержит это обещание.
- Стой, погоди.
Олег остановился, тяжело дыша, опираясь на стену.
- Куда ты чешешь? Объясни мне хотя бы, что ты намерен делать.
Чертов шпион даже дыхание не сбил.
- Юсуф запер всех в академии, чтобы взорвать. Ты нашел машину?
Олег кивнул.
- В гараже.
Лукас тут же воспроизвел  в голове план строений академии. Гараж граничит одной стеной с актовым залом. И центральный выход с другой стороны. Взрыв в гараже вызовет мощные разрушения, но не так много жертв.
- Он устроит два взрыва. Один в гараже, второй у центрального входа. Какая у него машина?
- Черный фургон. Откуда ты знаешь?
Олег посмотрел на Лукаса, отирая пот со лба.
-  Я бы сам так сделал.
- Следовало догадаться, - буркнул Даршавин. – И что? Как он это сделает? Ты же у нас мыслишь как террорист, скажи мне, просвети! – Олег был зол и срывался на Норте.
- Придется разделиться. Ты в гараж. Ты отправил туда ментов?
- Нет, мне когда было? Я тебя тут прикрывал!
 Лукас шумно выдохнул. Все приходится делать самому…
- Значит, ты в гараж. С командой саперов. Чееерт…
- Что такое?  - Олег напряженно выпрямился.
- Ирина. Она может быть в машине.
- Твою мать!
- Я перехвачу его у центрального входа. У него Вика, и ему нужен будет транспорт.
- Отберешь то и другое?
- Да.
- Иногда я не могу понять. Где кончается твоя самоуверенность и начинается идиотизм.
Лукас улыбнулся так, что мороз прошел по коже.
- Эта грань очень тонка. И непостижима для людей, наделенных слабым интеллектом.
Даршавин хотел было что-то ответить, но Лукас скомандовал Вперед, и они помчались дальше.
Старая обитая железом дверь поддалась с первого удара. Мужчины выскочили на улицу. Олег посмотрел по сторонам. Сориентировался.
- Ты там особо не геройствуй. Мне за тебя отчитываться.
- Да, сэр.
И Лукас скрылся за углом здания.
Не попадаться в поле зрения ментов. Вот задача номер один. Или избавиться от них. Подкравшись к одному из мужчин в черной форме, Лукас нанес единственный сокрушительный удар в челюсть. Отстегнул прикрепленную к поясу упавшего рацию, нажал кнопку для переговоров.
- Внимание всем. Бомба заложена в гараже. Команду саперов туда немедленно. И оцепить периметр.
Потом бросил рацию на грудь менту. Хотел забрать пистолет, но решил не связываться с табельным оружием правоохранителей.  Тем более, что лишний шум поднимать в его планы никак не входило. А вот неуставной ножик, прикрепленный к ремню, был как раз тем, что надо. Лукас вытащил его из кожаного чехла. Взвесил на руке. Прекрасная балансировка. Тоже мне Рэмбо, презрительно хмыкнул и  устремился к центральному входу.
Черный фургон он заметил, как только обогнул угол здания. Движения рядом с ним не было.  Опоздал? Юсуф уже уехал? Лукас проверил местоположение трекера. Нет, они где-то рядом.
Лукас бросился к машине. Рывком распахнул заднюю дверь. На полу, скорчившись, сидела Ирина. Ее с трудом можно было узнать в этой оборванке со спутанными волосами с разбитым лицом. Он вздрогнула и закрыла заплывшие от побоев глаза, щурясь от дневного света.
- Юсуф. Где он.
Лукас обшарил взглядом машину. Вот она. Во всей своей пугающей красе.  Аккуратно сложенные упаковки семтекса. И вставленные в них взрыватели. Провода ведут к детонатору. На нем таймер. Но пока не запущен.
Ирина что-то мычала, трясла головой, но слов было не разобрать.
- Хорошо, ладно. Давай выбираться отсюда.
И Лукас забрался в машину.
Ирина еще громче замычала, мотая головой.
- Что? Я не понимаю. В чем дело?
Лукас остановился.
- Она хочет сказать, чтобы ты ее не трогал. Потому что если попытаешься ее освободить, будет большой бум.  – Раздался насмешливый голос.
Норт обернулся. В нескольких шагах от машины стоял Юсуф, а рядом Вика. Бледная, испуганная, едва держась на ногах, она взглядом умоляла Лукаса о спасении, не осмеливаясь произнести ни слова.
- Тебя тоже накроет. И ее.
- Думаешь, меня это волнует?  - Юсуф показал зажатый в руке медальон Вики, который он держал за цепочку. – Видишь? Она сама мне его отдала. Только чтобы спасти людей. А сейчас ты хочешь их убить. Нехорошо, ай нехорошо. – Гатаров поцокал языком. – У меня есть все, что мне нужно. Ты проиграл. Признай это и дай нам уйти.
- Но ты все равно всех взорвешь.
- Конечно! – Лицо Гатарова исказило безумие.  – Неверные должны сгореть в огне! Лишь огонь их очистит! Лишь огонь! Спасет! От гнева Аллаха! Я избранный! Я буду его карающим мечом!
На Юсуфа было страшно смотреть. Выпученные безумные глаза, трясущиеся губы, неестественная напряженная поза. В одной руке он сжимал медальон, а в другой держал пульт от детонатора.
- Ты не можешь мыслить четко, Юсуф.
Лукас был в противоположность Гатарову внешне абсолютно спокойным.
- Ты должен привести ее живой. А если будет взрыв, не уцелеете ни она, ни ты.
- Ты тоже погибнешь! – выкрикнул   Юсуф.
Лукас криво ухмыльнулся.
- Моя жизнь уже давно не принадлежит мне. От нее ничего не осталось. Мне нечего терять.
- Мне тоже! – выкрикнул Юсуф.
- Ты прошел такой долгий путь. И ради чего? Чтобы погибнуть? Именно сейчас, когда у тебя есть все что тебе было нужно? Девушка, флешка. И ты готов от этого всего отказаться? Ради чего? Смерть ждет нас всех. Только твоя будет бесславной. Никчемной. Бесцельной. Аллах не будет тобой гордиться.
Юсуф еще несколько минут прожигал Лукаса взглядом.
- Я не заключаю сделки с неверными, - наконец сказал он. – Но ты. Ты станешь первым.  Ты дашь мне уйти, а я не буду взрывать ничего.  Девчонку я заберу с собой.
- Хорошо. Уходите. Брось пульт и уходите. Я не стану препятствовать.
- Э-э, нет, - затряс головой Юсуф. – Мне нужны гарантии. Что помешает тебе убить меня, если я брошу пульт? Ничего.
- Мое слово.
- Я не верю словам шакала! – снова взбесился Юсуф. – Я ухожу. Ты стоишь там и не шевелишься. Только дернись. Я взорву все к чертям! Слышал меня, шакал неверный? Сдохнуть хочешь? Могу устроить!
Так, продолжая выкрикивать угрозы, Юсуф начал отступать назад, оттаскивая с собой Вику. Она беспомощно смотрела на Лукаса, делая неуверенные шаги наощупь. Юсуф заставляя и ее отходить спиной вперед.
Вдруг она оступилась и упала. Юсуф орал, чтобы она поднималась, живо, Но Вика не могла найти сил, чтобы выполнить его команду.
Лукас понимал, что это его шанс. Единственный. Олег не отрабатывал с ним приемы с применением оружия. Он делал оружие из самого Норта. Раньше Лукас неплохо метал ножи. Кто знает, сохранился ли этот навык.
Есть только один способ проверить.
Серебристо-коричневый снаряд просвистел в воздухе и вонзился в предплечье Юсуфа. Тот охнул и схватился второй рукой за пробитую ножом. Пульт выпал на асфальт и отлетел в сторону. Вика. Вот умничка. Сообразила. Отбросила его ногой еще дальше. Теперь он был вне досягаемости Юсуфа.
Лукас метнулся вперед. Спрыгнул на землю, в кувырке подобрал с асфальта пульт и снова оказался на ногах.
- Ты все равно проиграл, - скалился Юсуф.
Он держал окровавленной рукой Вику за волосы, приставив нож к ее горлу.
Лукас сам отобрал у Гатарова одно оружие, вложив ему в руку другое.
 - Хорошо, уходи…
- Всем стоять! Руки в гору!  - раздался усиленный мегафоном грубый голос. – Бросить оружие! Считаю до трех! Или открываю огонь на поражение!
Лукас огляделся. Неужели его трюк с рацией не сработал? Люди в черной форме окружили плотным кольцом. Со всех сторон на них с Юсуфом и Викой были наставлены автоматы. Было ясно, что силы отнюдь даже близко не равны. Его, Юсуфа и Вики шансы выжить стремятся к нулю.
- Я кладу пульт. Смотрите.  – Лукас медленно положил пульт на землю. – У него заложница. Даже не пытайтесь стрелять. Вы убьете гражданскую.
Повисло тягостное молчание. Командир силовиков уже, похоже, забыл о собственном ультиматуме.
- Взять его.
В тот же момент Лукаса скрутили и надели наручники. Он только успел сказать.
- В машине еще одна заложница и бомба. Возможна ловушка.
А потом его поволокли прочь.
- А с этими что? – услышал он вопрос.
- Отставить. Пусть идет. Объявим перехват. Никуда не денется.
Даршавин открыл дверь гаража, когда Лукаса в наручниках тащили ему навстречу. Прекрасно! Спаситель, мать твою!
Но самое жуткое. Что увидел Даршавин – это Юсуфа за рулем отъезжающего, начиненного взрывчаткой фургона и побледневшую Вику. Идиоты! Как всегда, повязали того, кто им нахрен не нужен. Двое саперов мялись у ворот пустого гаража.
- Че нам делать-то, Вадимыч? Тут нет никакой машины.. – растерянно пробубнил тот, что был по моложе. Тот, что постарше быстро смекнул, что в этой ситуации, самое лучшее будет промолчать, а еще лучше – оказаться где-нибудь подальше.
- Отбой.   – Скомандовал Даршавин. – Тут без нас разобрались. Только бы теперь мир не рухнул, проворчал себе под нос Олег, и, подойдя к старшему по званию тех, кто так покуражился тут минуту назад, ткнул ему под нос свои корочки. – В состоянии понять, что от вас требуется? – Командир силовиков кивнул. – Отлично. Хоть что-то ты в состоянии понять. Теперь быстро вернул того, кто по вашей милости оказался в наручниках, - все еще в полголоса проговорил Даршавин. И видя замешательство мента, рявкнул. – Быстро мне привели моего сотрудника! Не то я вас всех тут переимею в разных формах. Идиоты херовы! – окрик вывел из оцепенения всех, и в мегафон полетела команда о возвращении тех, кто задержал сотрудника госбезопсности.  Олег опять рыкнул, что рацию и телефон изобрели не только для того, чтобы к уху прикладывать. Командир опять стушевался, но повторил команду в рацию, принял ответ, сказал:
- Через минуту он будет здесь.
- Ну, еще бы! Только ты, идиот, подумай, где за эту минуту будет машина до крыши набитая взрывчаткой!  Перехват объявляй! Чего остолбенел! – опять рявкнул Даршавин, чтобы привести в рабочее состояние совсем сникшего мента. Да, что толку, Юсуф уж поди сменил машину, не зря же он тут крутился. Олег махнул рукой и направился на встречу Лукасу, которому так шли наручники… хоть не снимай…
- А сам-то ты чего хорошего за день сделал? – раздался голос сзади. – Проворонил преступника с тонной взрывчатки?
Олег обернулся на того, с кем только что говорил.
- То есть план «Перехват» еще не объявлен? – медленно произнес он. – И ты все еще в погонах?
- Напугал. Видали мы таких,  - резиновая дубинка как бы невзначай оказалась в руках командира, а подчиненные вытянулись поодаль, понаблюдать за происходящим. Кого тут заботит жизнь каких-то девчонок? Как и говорил Даршавин, абсолютно никого. Только собственные амбиции. И дубинка стала отсчитывать мерный ритм о ладонь левой руки … удар... раз... удар... два…
Даршавин ухмыльнулся. Вот же идиоты..  Он глянул на стоящего в  поодаль Лукаса, на запястьях которого все еще блестели наручники… Его нервный взгляд говорил только об одном – скорее! Скорее!
- Анекдот про ментов знаешь? – начал Даршавин. - Не вижу тут безногих, - Олег заржал, слишком уж оживленно давая понять, кем он считает всех, кто ему помешал. И глядя на покрасневшего командира ментов, фыркнул. - Хочешь поколотить? Да, пожалуйста! Вон, этого, в наручниках, сможешь? Или слабо? – Олег кивнул в сторону Лукаса, а Лукас даже не перевел взгляд на потенциального противника… - Докажи, что ты мужик, а не конь в пальто…  Только не забудь воспользоваться рацией. А то пока ты тут жопу мнешь, по городу гоняет фанатик со взрывчаткой…
- Он свое получит, не извольте сомневаться, - иронично процедил сквозь зубы мент. - И странно даже. Предлагаешь своего коллегу, -  мент изобразил кавычки, что выглядело неуместно, но цепляло. - Мне на растерзание. А не жалко будет? Или он вовсе не коллега твой? По бумагам так он и вовсе какой-то там представитель какого-то фонда, денежный мешок. - Мент подозрительно сузил глаза. - Подставить меня хочешь? Под монастырь подвести? Международный скандал и все такое?
- Ты если скандала не хочешь, медленно проговаривая каждое слово так, чтобы слышали все, присутствующие. – Снимай с него наручники и объявляй «Перехват»,  иначе ты не только без погон останешься, вот уж будь уверен. Тебе международный скандал детской сказочкой покажется. – Даршавин потерял терпение давно. И если бы не Вика, которая должна быть живой к вечеру… или к утру... Бог теперь знает, сколько продлится весь этот бедлам, то давно бы уже выпотрошил всю эту компанию. Настолько он был зол сейчас.
- Значит, слушай сюда. - Мент ответил точно в тон Даршавину. - Его взяли с пультом в руках. Терроризм. На лицо. Иностранный шпион. Лазутчик. Хотел подорвать устои советского... российского общества. Цитадели науки. Хочешь с ним на пару на нары устроиться? Милости прошу. Тебя спасают только твои корки. Если они не липовые, конечно. Последний раз тебе говорю. Убирайся, пока отпускаю. Или до выяснения личности отдохнешь у нас. Выглядишь как-то... потрепанно. Пьешь, что ли?
- Ага, - ответил Даршавин. - Ты еще наручники на меня надень, шоб веселее было. – И его взгляд уже впился в лицо мента. - До чего же непонятливый народ пошел...  Пока носом в говно не натыкаешь, ну ни хера не понимают. – Олег говорил, будто желая вывести его из себя. Вот только мент еще и понятия не имел, что как только посмотрит в глаза Олегу и ответит ему, его воля испарится, как сигаретный дым. Один кусок мяса останется….
- Довольно! - Лукас не выдержал и выступил вперед. Он уже понял, что эти двое могут мериться своими членами хоть до второго пришествия. Об извечном противостоянии ментов и безопасников ходили легенды. - Я не понимаю, вам что, заняться больше нечем? Пока вы тут пререкаетесь, жизни людей под угрозой. Не понимаете вы этого? Нет? Подумайте вот о чем. Когда Юсуф выберет себе другую цель. Кого из вас сделают крайним? Или обоих? Не можете остановить сами, не мешайте тем, кто может!
- Нет, Виктор, - Олег был подчеркнуто официален. – Обвинять нас с тобой. Этих остолопов никто в расчет никогда не брал. Это слишком  почетно было бы для их  персон. – Олег все еще не отрывал взгляда от лица мента, стараясь ухватиться за его подсознание. Потому что время было неумолимо, и еще немного, и искать Юсуфа можно будет только по последствиям взрывов….
- Но они здесь и сейчас. И я не думаю, что исчезновение сотрудников госбезопасности нашего уровня пройдет незамеченным. Рано или поздно все выйдет наружу. Скорее рано. Потому что еще немного, и Юсуф перейдет к активным действиям.
Даваться в руки ментам было бы для него чистым самоубийством. Норт уже прикидывал, как освободится от наручников, кого вырубит первым, кого потом.
Лукасу было проще. А вот Даршавин прекрасно знал, чем вся эта канитель могла закончиться. Сколько в его жизни было этих идиотских рапортов и объяснительных. Его уже колотить начинало от предчувствия нового круга ада. Но ничего такого не случилось. Оппонент вдруг отошел вглубь гаража, толкнул  в спину молодого сержанта,
- Быстро сними наручники, и все по местам. А то забыли уже как работать. – И заорал в рацию. -  Дежурный, план «Перехват», черный микроавтобус Тойота, может направляться в сторону столицы республики, за рулем вооруженный фанатик, в салоне двое заложников…
Он орал что-то еще, но Олег и Лукас уже не слышали, им было не до пустой болтовни.
Как только наручники были сняты, Лукас вытащил из кармана телефон и посмотрел на трекер. Красная точка уже приближалась к той самой границе, за которой они потеряют след.
- Быстро за мной, - скомандовал он Олегу, хотя тот и сам уже не отставал ни на шаг. - Еще немного, и мы его упустим.
Норт выскочил из гаража, побежал в сторону парковки. Снаружи все еще царил хаос. Хотя охранники и менты пытались навести порядок, люди хаотично метались, изо всех сил изображая броуновское движение. И это будущие ученые, которые должны мыслить рационально... Зачем их только из академии выпустили? А Надя и Лебедев? Ими хоть кто-то занялся? Впрочем, это теперь его волновало меньше всего.
Вдруг он услышал, как кто-то завет его по имени. По ЕГО имени. Лукас. Здесь никто не мог знать, что он Лукас. Никто. Кроме одного человека.
Норт остановился, огляделся. Привалившись к стене, стоял Зерах. В какой-то неестественной позе и прижимал руку к груди. Лукас бросился к нему, помог опуститься на землю.
- Вот так. Тише. Что случилось?  - он отвел руку Зераха и увидел расплывающееся пятно крови. - Кто это сделал?
- Не те вопросы, - прошептал Зерах. – Тот, кому досталась Виктория. Откуда он только взялся.. – Зерах перевел дыхание, если встретишь его,  вышиби его мозги… Я не смогу.. жаль…  - Каждый вдох и выдох сопровождался увеличением красного пятна на рубашке, хоть он и пытался зажать рану, но его силы были на исходе…  - У него не только Виктория, но и ее открытие. Эти идиоты Боди и Фридрих не смогли сберечь даже такой малости… - Зарах закашлялся, эмоции для него уже точно непозволительная роскошь…
Не было в его взгляде ни страха, ни отражения физической боли. Лишь сожаление. Только сожаление о том, что он не смог. Не сумел. Не остановил. Не опередил. Подставился. И что для него все кончено теперь. А еще отчаянная просьба, обращенная к Лукасу. Сделай это за меня. Хоть ты сделай. Пусть это будет твоя месть.
И Норт почувствовал острый спазм сочувствия. Хотя враг его врага все равно остается его врагом... Но Зерах. Он был достойным противником.
- Возьми мою машину. Она быстрее.
Зерах хотел достать ключи, но лишь зашелся в новом приступе кашля. Пришлось Лукасу вытащить их из кармана самому.
- Я не дам ему уйти.
Вот такое обещание вместо прощания. Никто не должен умирать в одиночестве. И пусть Олег уже торопит. Лукас не может бросить Зераха одного. Он держал его руку, пока глаза его заклятого друга не закрылись навсегда. Потом резко встал и, не глядя на Олега, бросил.
- Вика все еще у Юсуфа. Флешка тоже. У тебя оружие есть?
Даршавин даже не понял, что Лукас обращается к нему. Так за эти две минуты ему стало ни до чего… Сколько раз он закрывал глаза друзьям… и врагам… кто из них был достоин сожалений о нем…
- ТТ, ты же знаешь. – Лукас кивнул, а Олег почти насильно развернул его в другую сторону, обхватив за плечи. - Его машина там, с краю парковки, чтобы можно было выехать без проблем…
Через минуту Лукас нажал кнопку сигналки, и ему призывно моргнул фарами классический черный Порше Каен. Такую машину стоило бы даже угнать, лишь бы догнать микроавтобус, который в жизни не сможет развить хоть какой-нибудь приличной скорости.
- Не обольщайся. - Голос Даршавина, как всегда, вернул его на грешную землю. Юсуф, скорее всего, сменил машину, не может же он не понимать, что скорость микроавтобуса не даст ему ни одного шанса. Не забыл, как руль-то крутить?
Насмешливый вопрос Олега был вполне уместен. Лукас хоть и намотал ужи приличный километраж. Но таких гонок еще не проводил. Что ж, видимо пора…
- Я в порядке.
Ничерта подобного. Лукас все еще видел этот полный сожаления взгляд карих влажных глаз Зераха. Сожаления, боли. Не смог, не справился. Подставился под удар. Позволил кому-то еще быть лучше. Они с Лукасом были как две стороны одной монеты. Слишком похожие, но слишком разные. Несмотря на свою фанатичную неистребимую жестокость, Зерах всегда  уважал Норта как противника. Столько раз мог забрать его жизнь, но не делал этого. И вот его нет.
- Даже если он сменил машину, я же сказал. Трекер в медальоне. - Норт передал Олегу телефон. - Посмотри в бардачке. У Зераха должно быть оружие. Под сиденьем. Сам знаешь, где искать, что я...
С каменным застывшим лицом Лукас вывел машину с парковки.  Кажется, у горцев есть такой обычай оставлять своего коня, оружие и женщину лучшему другу. Зерах оставил ему. Своему врагу.
- Ты не изводись так-то...
- Я хотел убить его сам. - Отрезал Норт. - Ненавижу такое.
И, вырвавшись на трассу, вдавил педаль в пол. Машина резво прыгнула вперед. Обоих мужчин вжало в сиденья.
- Ты его видишь?
Даршавин оторвал взгляд от Лукаса и  уставился на телефон.
- Вижу. И что? Он далеко. Но. Если ты о том, в каком направлении нам двигаться, то лучше прибавь скорости, нам на федеральную трассу. – Олег тревожно поглядывал на дисплей телефона, на дорогу, переводя взгляд на Лукаса, еще более тревожного. – Кончай злиться. Так ты еще не только их не догонишь, и все зря, но и нас опрокинешь, кто тогда нашу работу сделает? – и, желая хоть немного переменить тему, Даршавин вдруг вспомнил, что все еще не в курсе, почему из актового зала повалил народ. – Слушай, а ты не просветишь, че там произошло, в актовом зале-то? Я, честно говоря, ни хрена не понял. Че всех как ветром сорвало оттуда? – Олег почти невинно посмотрел на Норта, пытаясь сообразить, изменится ли его настроение после того, как мысли опять вернуться к происшествию, повлекшему смерть Зераха….
- Сказал же, в порядке, - сквозь зубы повторил Норт. Но свернул на федеральную трассу. - Ты хотел оружие поискать. Не забыл?
Нет, Олег был прав, конечно. Надо думать сейчас о том, чтобы не повторить участь Зараха. Точнее о том, чтобы догнать и уничтожить Юсуфа. Злость, как и всегда, здорово прочищала мозги. И Лукас был даже благодарен Даршавину, что он перевел тему.
- Юсуф оставил пояс шахида в машине. Вместе с девчонками. Видимо, это был его запасной план. Надя не придумала ничего лучше, кроме как надеть его на себя и заявиться в зал прямо во время церемонии.
Лукас как обычно повествовал о собственных подвигах отстраненно и безразлично.
Даршавин опять был в роли спасательного круга или манекена для вывода из организма негатива, в общем, Олег согласен был быть кем угодно, лишь бы скорость двести километров в час, которую развивает этот агрегат в пятьсот кобыл, не стала фатальной.
- В порядке он, конечно, - завел свою любимую пластинку Олег, тут курева нет, оружие надо искать, а в кресло вжимает, будто в самолете. А он, видите ли – в порядке! Конечно! - Я по-твоему, тоже в порядке? – Даршавин, ворча, шарил под сидением, хотя понимал, в этой машине под сидение оружие не прячут. – Как по-твоему, у евреев есть излюбленные места для тайников? – Олег попытался оглядеться в салоне... где в этой машине могут быть еще карманы, пепельницы, подстаканники… черт...  Олег ткнул пальцем  на кнопку в передней консоли. Плавно, будто под какую-то неслышную мелодию выдвинулся ящичек, в котором аккуратно лежал пистолет…
Пусть бурчит, пусть ругается. Пусть курит свои вонючие сигареты. Только не молчит. Молчание сейчас убьет Лукаса чище и быстрее пули. Кстати, о пулях. Взору Норта предстал элегантный Desert Eagle. Как раз в стиле Зераха. С более длинным стволом, более массивный, он построен по схеме, характерной не для самозарядных пистолетов, а для автоматических винтовок. Это за счет необходимости в газоотводной трубке ствол Desert Eagle выглядит более массивным, чем стволы других пистолетов. Также, из-за необходимости в пространстве для движения затворной рамы, пистолет получился весьма длинным. Кроме большой длины, недостатком газоотводного механизма является требование использования патронов с пулями в медной оболочке (оболочечных, полуоболочечных или экспансивных). Такие пули делают пистолет немного более мощным, и дают возможность пробивать некрепкие стены и бронежилеты. Безупречный выбор.
- Заявилась она в своем жилетике. И давай угрожать. Всех убью. Тебе интересно вообще? - Лукас бросил быстрый взгляд на Олега, аккуратно вводя машину в поворот, не снижая скорости.
- Это ты меня спрашиваешь? – Олег чуть не поперхнулся от ствола и от вопроса... или от ствола все же? – Ты видел такую пушку раньше? - Если бы это было кино, то сейчас персонаж Даршавина изошел бы слюной, как  сенбернар. -  А я вот не видел. Так что я своим попользуюсь, а ты можешь палить из этой…. Все равно что в музей сходил… - Олег протянул руку, почти не дыша, погладил пистолет и нажал на консоль. Ящик плавно убрался с глаз. – Вот так-то лучше. А то сверкает тут, порядочных людей с ума сводит. Давай-ка лучше закурим, а то, как в кино, прям едем все такие правильные, а мы ж вроде как  - плохие парни... не правда ли?  - Оле посмотрел на физиономию Лукаса, на безупречный поворот, который описали колеса авто, на небо, мелькнувшее словно взлетная полоса…  - Так… Явилась она в жилетике, и что дальше?
- Видел. Совместное производство США и Израиля. Патриот наш Зерах. Был.  - Лукас посмотрел на свои руки. На них все еще была его кровь. Кровь Зераха. - Ты там в ковбоя-то особо не играй.  Там взрывчатки напичкано... И Ирина все еще с Юсуфом. Она его гарантия. О ее не бросит и не убьет. Так что оружие применять в самом крайнем случае. Договорились? - Если раньше это прозвучало бы как приказ, то теперь... Просьба не отправиться вслед за Зерахом. - Мне удалось ее разговорить. У нее случился спазм. Знаешь, так бывает. Не смогла разжать руку. Я вызвался ей помочь. Взрыва не было. Она поверила, что на ней муляж. Это ее и сломало.
Олег посмотрел на Лукаса, словно впервые видел. Надо же. Сколько они уже вместе, как сиамские близнецы? И мистер Грей все еще удивляет… хотя. Как раз сейчас удивляться нечему. Столько событий произошло. И в каждый миг они могут умереть. В любой миг…  Олег глянул на дисплей телефона.
- У нас не так много времени на воспоминания и подготовку. Мы их догоним минут через десять. Мне уже даже интересно, на какой машине Юсуф решил скрыться? Это же просто черепашья скорость.  – Олег оживился, увидев, что они скоро будут у цели.  Вот чего ему не хватает – этой вибрации, которую испытываешь всякий раз, когда еще минута, и тебя может не стать. Но ты уверенно идешь вперед, потому что все предусмотрел.  – И что было дальше?  Как получилось, что весь народ вывалился из зала? Церемония вообще была?  Если я погибну, твое спасение – Качимов. Только он может тебя вытащить от сюда. Из любой дыры. Или ты останешься тут навечно. Запомни. Качимов.
Голос Даршавина зазвучал как будто из другого мира.
- Воспоминания и подготовку? – Как Лукасу захотелось сейчас врезать Олегу… - Ты сам просил рассказать! А теперь … - Он не стал пререкаться. – Пристегнись. И соберись. Ты несешь бред. Забыл, каково это? Участвовать в настоящем бою? – Сам посмотрел на трекер в руках Даршавина. Красная точка мигала интенсивно. Стабильно. Десять минут? Намного меньше. – Намного меньше десяти минут. Подумай лучше, как мы его остановим. Там двое гражданских. И может быть взрывчатка и еще кто знает, что… - Качимова вспомнил… Это что-то неописуемое. То, что в голове у Олега творится… - А, тебе все еще интересно? Я разоружил бомбу. А потом отдал взрыватель. Надя не поняла ничего. И согласилась отпустить всех. Признала свой провал. Неприятно. Да. И такое бывает. Она всего лишь маленький напуганный ребенок. Которому промыли мозги.  Что с ней теперь будет?
Лукас обошел попутную фуру, как стоячую. Это черепашья скорость? Возмущенный гудок клаксона полетел вслед. Буржуи резвятся, наверное подумал водитель фуры. Потом еще пару легковушек, завершив маневр прямо перед очередным поворотом. Впереди был подъем, а потом они должны уже увидеть объект. Еще немного, еще…
Мимо мелькали слившиеся в одну полосу кусты и поля. Прекрасные в своем осеннем золотисто-багровом наряде. Но любоваться красотами было некогда.
Он уже попрощался со всеми планами на вечер, на жизнь, на благоволение Аллаха, но вдруг ему говорят:
- Можете ехать!
А того, кто чуть не разрушил все, берут под белы рученьки, да еще и закрывают на запястьях браслеты. Все еще не веря своим глазам, он волочет девчонку в салон микроавтобуса, закрывает дверцы с такой скоростью, будто позади ураган. Да и кто сказал, что его там нет? И поворачивает ключ зажигания..
В воротах гаража появляется какой-то охранник, что-то орет, требует, но Юсуф уже возблагодарив Аллаха в сотый раз, выруливает за ворота, даже ни секунды не сомневаясь в защите Всевышнего и Всемогущего. Но машине не набирает скорость. Вика с удивлением обнаруживает, что Юсуф просто объезжает корпусы академии за забором по подворотням, чтобы подъехать к корпусу, где находятся лаборатории и препаратные.
Видя удивление и ужас Вики, Гатаров обращается к ней.
- На флешке не вся работа? - В ответ Вика только мотает головой – нет. Не в силах сказать ни слова. – В компьютере там. -  Он кивает на окно их лаборантской. - Там данные есть? – опять только немой ответ – да. Голова Вики качнулась вперед. – Да не бойся ты. Я тебя убивать не собираюсь. – Юсуф даже мило улыбнулся, чтобы успокоить Вику. – Она что-нибудь знает, – мотнул головой Гатаров в сторону Ирины.
- Ч-часть… Всю работу знаю только я. – Кое-как преодолев дрожь, отвечает Вика.
- Вот ты молодец, - ободряюще улыбается Гатаров. – Всегда надежнее использовать голову... Ну, и немного технику. – говорит он, погладив флешку, лежащую в его кармане. Подруливая к стене корпуса, он глушит двигатель.- Думаю тут будет лучше всего. Пойдем, дальше будет веселее.
- А Ирина?  -  робко говорит Вика, - ты и ее тоже убьешь?
 Почему – тоже? – широко улыбаясь говорит Юсуф, - Я убью только ее. Ты мне нужна живая. Пошли. Нечего тут болтать.
Он выходит из кабины микроавтобуса. Обходит его, раскрывает задние двери и обнимает за плечи вздрагивающую Ирину. Она конечно уже все слышала. И она уже попрощалась с жизнью. Ее мольбы Господь уже не услышал. Он просто не успел. Юсуф отработанным до автоматизма движением ломает ей позвонки. Все. Ирины больше нет. Бездыханное тело обмякло, надежно прикрывая мину-ловушку. Она оживет только тогда, когда попытаются завести двигатель либо забрать из салона трупп Ирины…
- Быстро в машину! – рявкнул Юсуф так, что Вика вздрогнула. Чуть оглядевшись она увидела, стоящий чуть поодаль бледно-зеленый Рено Логан. Вика сделала шаг в сторону машины. Но Юсуф опередил ее, впихивая ей на переднее сидение. – Не надейся дождаться ментов. Мы уезжаем!
Что оставалось Вике? Только поспешно пристегнуться. И глядя на усыпанные мелкими брызгами крови руки Юсуфа, молиться чтобы Алекс хотя бы остался в живых.
Он даже не повернул головы в ее сторону, когда на него надевали наручники. Когда толкали к воротам гаража. А еще эти его наколки. Откуда они. И что с ним будет. Как ему можно помочь и почему все так сложно. Из миллиона вопросов, роившихся в голове Вики, не нашлось ни одного о том, что будет с ней…
Они уже давно ехали вдоль федеральной трассы в сторону Казани. Это не трудно было понять по указателям. Но куда, к кому и за чем везет ее Гатаров?
- А куда мы? – начала было Вика и тут же осеклась. Будто вспомнив, что хотела задать совсем другой вопрос..  – А я могу помолиться?
Гатаров аж затормозил, чтобы взглянуть на девушку, которая собралась молиться в его присутствии.
- Ну помолись, - Юсуф скривил рот. Ну чего от нее ждать?  Хотя… посмотрим…
Вика чуть пригнувшись, всмотрелась в лобовое стекло.
Как раз время пятого намаза. Пора уже. Конечно, желательно остановиться и выйти из машины, но раз мы путешествуем, то наверное Аллах позволит сделать это и так….
 Вика оглянулась на заднее сидение, на которое был брошен какой-то шарф, дотянулась до него.
– Думаю, это будет к стати.
Ее черное платье вполне могло бы стать эталоном одежды. Но покрыв голову шарфом, Вика и в самом деле стала похожа на истинную правоверную. У Гатарова глаза округлились.. А вика скрестила руки на груди и произнесла:
- «Аллаахумма, рабба хаазихи дда‘вати ттааммати ва ссаляятиль-кааима. Ээти мухаммаданиль-васийлята валь-фадыиля, ваб‘асху макааман махмуудан эллязии ва‘адтахь, варзукнаа шафа‘атаху явмаль-кыяямэ. Иннакя ляя тухлифуль-мии‘аад».
 Юсуф посмотрел вперед и нажал на тормоз. Если бы не ремень безопасности, Вика бы слетела с кресла. Но сейчас ее довольно ощутимо дернуло, фиксируя ремнем плотнее.
- Извини. Не хотел. Что это было? Ты мусульманка? Кто ты, Виктория Кузнецова? – Юсуф даже не знал как реагировать. Он был и в бешенстве и в недоумении, но главное – настало время намаза. Оно на самом деле настало!
- У нас не так много времени, посмотри на горизонт. – Довольно твердым голосом произнесла Вика.  – Я правоверная. Если тебе это интересно. Мой отец мусульманин. Кузнецова – фамилия по мужу.  А фамилия отца – Азаров. Но ты заставляешь меняя пропускать намаз. Кто ты такой, что позволяешь себе делать это?
В Виктории изменилось все. Даже цвет волос и тембр голоса. Гатаров бы в шоке от этих перемен.
- Давай все сделаем правильно. У меня есть запасной коврик.  – и он свернул к обочине.
Через несколько секунд они оба уже повторяли,  как заклинание… «Аллаху акбар»
- «Хвала Господу моему, Который превыше всего». – Вика скрестила руки на груди, изо всех сил моя Аллаха о помощи…
Сначала в глаза бросилась стоящая у обочины машина. Сам факт того, что машина стоит у обочины, выбивался из сложившегося стереотипа реальности Норта. Стремительная смена событий, одно трагичнее другого, но воспринимаешь их отстраненно, опосредованно, откладываешь на потом все осознание и не даешь чувствам накрыть с головой. Потому что нужно спешить. Нужно стараться изо всех сил, обгоняя собственную тень мчаться… Мчаться в погоню… И тут машина. Неподвижная. А рядом.
Норт сбросил скорость, чтобы рассмотреть лучше. И все равно не поверил своим глазам. Вику он узнал, даже несмотря на то, что она повязала голову платком. Ее фигуру, платье. И Юсуф с ней рядом. И они. Что делают? Молятся!
Эта картина была настолько сюрреалистична, что Лукас резко нажал на тормоз.
И тем самым помешал Олегу выстрелить точно. Вот кто времени не терял, так это Даршавин. Свободный от груза воспоминаний, он видел лишь цель, которую нужно поразить. Когда он успел достать свой тетешник, когда открыл окно… Грохот выстрела привел Норта в чувства окончательно. Пронзительно кричала Вика. Даршавин уже выскочил из машины и бежал к ней. Лукас нажал на кнопку на передней панели, едва дождавшись появления Орла на свет божий. Нетерпеливо выхватил его из уютного гнездышка и, торопливо отстегнув ремень, поспешил за Олегом. Держа Гатарова на прицеле. Лукас не видел, попал ли в него Олег, все произошло слишком быстро для осознания. Юсуф, вместо того, чтобы прикрыться Викой, бросился к стоящему с открытыми дверями Рено. Водительскую дверь захлопнул, а пассажирская закрылась сама, когда машина рванула с места.
Лукас не раздумывал ни секунды. Вика была в безопасности с Олегом. А Юсуф… С ним у Норта свои счеты теперь. И вот он уже прижимает педаль к полу, стремительно набирает скорость мощный послушный Проше, и расстояние между ним и Рено неумолимо сокращается.
Юсуф слышал только голос Вики. Она так молилась, будто говорила с Аллахом. Он так не умел. Никогда. А потом визг тормозов. Звук выстрела. Крик Вики. Гатаров сделал то, что только смог – вскочил в машину со стороны пассажирского места, в прыжке уже повернул ключ зажигания, и вдавил педаль в пол. Дверь захлопнул уже на скорости, выводя машину на трассу.  Переключив скорость, он еще раз посмотрел в зеркало заднего вида. Скоро мост. Там прямой участок. На прямой Порш достанет Рено, как стоячего. Нужно успеть свернуть перед мостом. Там, кажется должна быть проселочная дорога. Юсуф пытается сделать маневр – поворот налево, Рено получает мощный удар в левое заднее крыло и вылетает с трассы.
Лукас видел мост впереди. И на месте Юсуфа выбрал бы легкий путь. Пробить ограждение и сорваться вниз. Высота не критическая. Насмерть не убьешься. А если опуститься с машиной на дно и дышать воздухом из шины, можно продержаться достаточно долго. Не пускать его на мост. Он не сорвется так легко. Он ответит за все смерти. За сломанные судьбы, по которым он прошелся, как  мрачный жнец. Исковеркал, изломал. Надя. Вика. Лебедев. Зерах. Ненавижу!
Норт не ожидал, что Юсуф свернет с дороги. Второй раз за несколько минут Гатарову удалось удивить бывалого шпиона непредсказуемостью собственных действий. Лукас собирался обогнать машину и преградить путь, а пришлось лишь ограничиться тараном в багажник. На проселочной дороге Порш теряет все свои преимущества. А Логан с его большим клиренсом имеет и шансы поувереннее. И Лукас решился на отчаянный шаг. Хоть как-то замедлить Юсуфа.
А получилось очень даже неплохо. Логан как раз совершал маневр, и удержать тяжелую машину Гатаров не смог. Последнее, что видел Норт, это как Рено перевернулся, опрокидываясь в кювет. А потом его отбросило на километровый столб, Порш снес его, конечно, но траектория движения была уже неконтролируема. Удар, еще удар, мелькающая рыже-коричневая пелена перед глазами, а потом оглушительная тишина.
 Если бы авария была до остановки... хотя бы ремень был пристегнут… а тут... Все, что мог сделать Гатаров – вцепиться в руль до белых костяшек на пальцах рук. Когда закружилась перед глазами деревья, небо и асфальт в одном призрачном танце, он закрыл глаза. Там он видел только Вику, молящую Аллаха о помощи. Неужели Всемилостивейший помог ей, а его оставил, не услышал? Юсуф всегда был уверен, что только его и слышит Аллах, только его… Перевернувшись, машина замерла, чуть качнулась и свалилась в кювет. Еще один толчок вывел Гатарова из раздумий. Вот, видно же, что он угоден Всевышнему. Не считая мелких ссадин, он практически цел. Хотя эту мысль пришлось отбросить сразу же, как только он попытался шевельнуться, чтобы открыть дверцу и выбраться из машины. Нога. Правая нога была в крови. Это заточка. Спрятанная в шве брюк распорола ногу. Юсуф осмотрел рану. Ерунда. Просто царапина, хотя и неприятно. И больно. Конечно. Он сунул заточку в рукав куртки, чтобы можно было воспользоваться ею при случае. И выкарабкался из искореженной машины.
Чего никогда не понимал Лукас, это как можно сделать что-то и не помнить, как ты это сделал. И вот, пожалуйста. Он только что был в машине, даже не давая себе отчета о ее местоположении в пространстве, как уже идет к Юсуфу, который встав на ноги, раскачивался, как пьяный. И ржавое поле с пожухлой травой раскачивалось с ним вместе. Или это Лукасу так казалось?
На то, чтобы анализировать свои ощущения, не было ни времени, ни желания. Норт просто видел цель и шел к ней. Как бульдозер. Как зверь, почуявший кровь. А кровь на самом деле текла по ноге Юсуфа, промочив штанину насквозь. Лукас криво ухмыльнулся.
- You bleed. That means you are mortal. – Процедил он сквозь зубы и бросился вперед, сбивая Гатарова с ног.
Сцепившись, мужчины скатились под откос с насыпи в небольшой овраг. Достигнув его дна, клубок распался, и оба противника снова оказались на ногах. Прожигая друг друга полными ненависти и решимости покончить с врагом взглядами.
Юсуф не понимал что происходит. Откуда все это взялось. Почему с ним… но как только он лишился защиты металлического корпуса машины, на него набросился кто-то, будто шайтан черный и безумный.
- Кто ты? – крикнул Гатаров, стараясь перекричать страх, который вселял этот человек. – Иди своей дорогой, я не звал тебя! 
Он понимал, конечно, что и авария, и этот человек связаны с Викой и ее работой. Но сейчас он был лишним. Его даже менты отпустили, а теперь опять появляется этот, одетый в черное, как смерть, и нападает на него.
- Уходи! Аллах покарает тебя за меня! Аллах Велик! Он помог мне взорвать академию, помогал убивать неверных! Я убил эту шлюху – дочку Лебедева. И того идиота из моссада тоже я убил. Ты не понимаешь, с кем ты хочешь сразиться! Уходи!
Неистовый, неконтролируемый гнев, переполнявший Лукаса, вырвался с криком.
- Кто я? Я карающий меч Аллаха! Я твоя смерть!
Откуда он знает такие слова? Кто диктует их ему?
- Аллах отвернулся от тебя! Ты больше не его сын! Он не любит и не поддержит тебя! - Норт сделал шаг вперед и ударил Юфуса в челюсть. Вложив всю свою ненависть, всю огненную ярость, которую так долго носил в себе. - Никто тебе не помогал! Взрыва не было! Ирина не умерла! Зерах... - тут он запнулся. Снова увидел, как гаснет жизнь в глазах умирающего... - Ты не достоин даже пыли под его ногами! Он был великий воин, не чета тебе. - Юсуф уже смог разогнуться, и Лукас ударил снова, подбрасывая тело ненавистного врага, а потом обрушивая на него удар локтем, заставляя упасть на промерзшую землю. - Не смей прикрываться именем Аллаха, ты, ничтожество! Ты просто мясник, придумавший себе оправдание! После смерти ты отправишься в ад, где тебе и место!
Лукас ударил Юсуфа снова, не давая ему опомниться, но удар прошел вскользь. Гатаров оказался крепче, чем думал Норт. И бросился на Лукаса сам. Двое мужчин снова сцепились, понимая, что  с земли встанет лишь один. И каждый хотел быть этим выжившим. Юсуф применил захват, и Лукас оказался прижатым спиной к груди Гатарова, а тот, перехватив горло Норта, душил его. Воздуха уже не хватало, перед глазами плавали радужные круги, руки беспомощно скребли по земле. Пальцы нащупали что-то твердое и холодное. Лукас сжал предмет в руки и последним отчаянным движение наугад всадил позади себя. Раздался сдавленный стон, хватка Гатарова ослабла. Лукас добавил удар головой, с удовольствием услышав хруст ломающихся костей. Перекатился на землю. И тут же снова навис над Юсуфом, нанося удары по лицу, превращая его в кровавое месиво. Он бил и бил, пока не кончились силы, пока он не оглох от собственного нечеловеческого крика. Пока не понял, что Юсуф не подает признаков жизни.
Тогда Лукас попытался встать, но, почувствовал острую боль в ноге, со стоном упал на землю. Из левого бедра торчала ручка заточки.
- Fuck me, - прошипел Норт, скользкими от крови непослушными пальцами расстегивая ремень.
Кое-как ему удалось перетянуть ногу выше того места, куда Юсуф загнал свое оружие. Некстати пришла мысль, что Зерах умер от этой же заточки. На ней его кровь.
- Мы теперь с тобой одной крови, брат, - прошептал Лукас, закрывая глаза.
И Зерах улыбался ему, несмотря на то, что из раны на груди толчками выливалась алая пузырящаяся кровь.
Так их и нашел Даршавин. Лежащими на земле. Один с обломком бампера в боку, второй с заточкой в ноге.
Олег стоял над телом Лукаса, боясь даже проверить пульс. Потому что, если он удостоверится в том, что Норт мертв, то что ему тогда делать? Что? Что делать, если останешься один, без своей половинки? Олег еще не знал этого. И изо всех сил боялся, что это правда…
Когда Лукас рванул вслед за Юсуфом, Даршавину ничего не оставалось, кроме как подойти к Виктории, чтобы познакомиться, наконец, с объектом лично.
- Добрый вечер, девочка. Я знаю, кто ты, - сказал Олег, накидывая свою куртку на плечи Вике. - Я все о тебе знаю, ничего говорить не надо, если только как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Я не ранил тебя? – Олег действительно переживал, что выстрелил. Не вовремя. Глупо. Страшно. Если бы Норт не нажал на тормоз, Юсуф был бы уже мертв. Но Лукас среагировал как-то нервно. И Даршавин нажал спусковой крючок помимо воли. А это было так опасно, что он не мог даже материться, просто закрыл глаза, чтобы не видеть как упадет тело Вики. Но Вика осталась жива. Она просто согнулась в поклоне, а потом опять выпрямилась. Шок. Невероятный шок. Вот что это было. В первый раз в жизни Даршавин был в шоке. – Крови нигде нет? Ни болит, ни жжет ничего?
- Нет. Все в порядке. Не переживайте за меня. Алекс?  Что будет с ним? – если у Даршавина голова болела о Лукасе, то Виктория с ума сходила об Алесе. И никто ей не скажет, что это Лукас и есть. Даже Даршавин.
- Ну и хорошо, - Олег удостоверился, что с девочкой все в порядке, поправил куртку на ее плечах. - Можно, - спросил он, указывая на молельный коврик, и присел рядом с ней, после ее позволения.
– Сейчас мы с тобой попытаемся узнать, как дела у твоего Алекса. – Даршавин вытащил из кармана мобильник. Нажал кнопку вызова. – Алло, Иваныч? Слушай, не в службу, пригони сюда всю кавалерию, а то я без лошади остался. На сто восемнадцатом километре…. Ага… да. Объект со мной. Нет, он … В общем его нужно найти, возможно, понадобится помощь. Я имею в виду спецбригаду медиков. Пару машин скорой помощи, думаю, хватит. Бригаду спецназа, саперов, психолога не забудь для девушки. Сам понимаешь, она у нас в приоритете. – Олег смотрел в глаза Вике, пытаясь успокоить ее одним только взглядом. – И поскорее, нам их надо найти и догнать. И там, пошибче растребуши их всех, а то пока пистон не вставишь, ни одна ****ь не расшевелится. – Вика не удержалась и прыснула смехом при этой фразе, Олег облегченно вздохнул, но расслабляться было все еще рано. Еще долгих пять минут прошло, прежде чем они услышали шум вертолета, барражирующего местность, и еще минуты три, пока приехала первая машина ППС.  Из нее выскочил молоденький лейтенант, отрапортовал, как на параде, доложил обстановку и помог Олег подняться, будто генералу. Вика подскочила сама. Еще не особо разбираясь, кто приехал, кто был с ней, но отчетливо понимая, что сейчас они отправляются за Алексом. А ей больше ничего не нужно. Только поехать к нему. Только знать, что с ним все в порядке.  Их посадили в машину, будто вип-персон. Даршавин ворчал всю дорогу. И за то что его посчитали инвалидом. И за то что долго ехали. Там Норт один! Вся душа перевернулась, когда он увидел сначала искореженные машины, а потом и тела.
 Вика … Вика могла только заплакать, когда увидела тела.  Грязные, окровавленные и бездыханные… Нет... нет! Этого не может быть! Она же просила Аллаха помочь ей, помочь! Несколько секунд ушло на то, чтобы собраться с силами и сделать шаг. Потом еще и еще. И вот она уже спустилась с дороги, подходит к Даршавину. Который, словно истукан, стоит, сам боясь пошевелиться. Вика смотрит на Алекса. Потом падает рядом с ним, обнимая любимого.
-  Они мертвы? Что вы молчите, они оба мертвы? – кричит она Даршавину, будто он может не расслышать ее слова. – Как вы могли! Как вы могли допустить, чтобы Алекс... – Вика не в силах выговорить это страшное слово «умер», рыдая, роняет голову на грудь Алекса. Так проходит вечность… или секунда… Вика вдруг смотрит на лицо Алекса, пытаясь понять, что это было? Она слышала это или ей сейчас показалось, что она слышала стук его сердца? Вика разрывает куртку и рубашку на груди Алекса, припадает ухом к бархатной, имбирной коже Алекса. – Он жив… Слышите? Он жив! Чего вы стоите! Он жив, ему нужна помощь! – Вика опять орет. Олег, сбрасывая оцепенение и ужас, склоняется над ними, прикладывает пальцы к шее Лукаса, считает удары. Жив. Черт бы побрал этого ублюдка! Черт бы его… И этих спасателей вместе с ним, где они запропастились? Даршавин оглядывается, в надежде увидеть спецавтомобиль.
А Лукас сжимает руку девушки и шепчет.
- Ты меня решила заморозить или в слезах утопить?
Вика смеется и плачет, что очень напоминает истерику. Лукас понимает, что он тому главная и основная причина. И ему становится так стыдно. Он хочет успокоить Вику, но все слова куда-то запропастились. Он протягивает руку, гладит ее по волосам.
- Hush, it's all over. We have to go. They will be here any minute.
- Who they? - Вика смотрит на Алекса, округлив глаза от ужаса.
- The Russians. I will not let 'em get you. Where's your weapons? Help me up.
Лукас пытается подняться, Вика, как может, его поддерживает.
- Сюда! - кричит она Даршавину. - Быстрее! - Когда тот оказывается рядом, шепчет громко.
- Мне кажется, у него бред... Сделайте что-нибудь!
А Алекс обшаривает округу пристальным взглядом, как будто правда ждет нападения, чем приводит Вику в еще больший ужас.
Олег мягко оттесняет девушку, всматривается в глаза Норта. Зрачки расширены. Кожа бледная, покрыта испариной, плохо дело.
- Лукас. Лукас, послушай меня. Ты знаешь, что произошло?
Лукас переводит на Олега расфокусированный взгляд.
- They must not get the files. We need to go.
Олег начинает понимать, что происходит. И задает вопрос, на который боится услышать ответ.
- Where do you think we are now?
- Chechnya...
- Who they? - спрашивает Вика. - Кто они, милый? с минуты на минуту здесь будут спасатели. Тебя  осмотрят врачи. Все будет в порядке. Ты будешь в безопасности...
Вика не знает что говорить еще, она запахивает рубашку, чтобы не простудить и без того ослабленного ранением Алекса, она жалеет, что изобрела смертельное оружие, а не так всем нужное универсальное лекарство от всех болезней или продлевающее жизнь... Как было бы красиво - дать сейчас Алексу ее вещество, и он стал бы бессмертным... Но, увы, от ее вещества Алекс умрет. Его  просто не станет. Вот  в чем ужас. И  только она одна понимает это до конца.
Она снимает с себя куртку, которую дал ей Даршавин. Укрывает ей Алекса и встает. Ей  нужно сделать самое главное в жизни - спасти Алекса. Подойдя к Юсуфу, она наклоняется над ним, словно желая удостовериться в его смерти, нащупывает в кармане его рубашки медальон и незаметно вынимает его. Вот  теперь можно быть спокойной. Больше ее фагоциты никого  не убьют. Мышей  было вполне достаточно. Вика возвращается к Алексу. Которого  уже погрузили на носилки, подоспевшие спасатели. Берет  его за руку, вкладывая в нее медальон.
- Это тебе... уничтожь, если сможешь. Я  сама ... мне не хватит сил, а надо. Очень  надо, чтобы я была спокойна за тебя. Я люблю тебя. Алекс... Слышишь, люблю...
Но к ужасу Вики Алекс отказывается брать медальон. Он сопротивляется санитарам, откуда только силы взялись. Кричит что-то про русских и про плен, просит не отдавать его им. Но силы не равны. Его  укладывают на носилки, Вика видит в руках одного из санитаров шприц, как он вонзается в шею Алекса. Последнее, что тот успел сделать, это сжать в руке медальон. Потом он посмотрел на Вику с болезненным укором.
- You set me up...
Голова Алекса безвольно упала на носилки, рука разжалась, осколки медальона упали на землю вместе с несколькими каплями крови.
- Что... я... - Вика беспомощно обернулась к Олегу. - За что он так со мной... - слезы текли по ее лицу, когда она смотрела, как Алекса грузят в санитарный фургон. - Я не предавала его... За что... За что...
Олег опять накинул ей на плечи свою куртку, которая протянул ему один из санитаров, когда укрыл Лукаса одеялом.
- Не переживай так, девочка, - пытается успокоить Вику Олег. - Сейчас он в бреду, он не видит тебя, не понимает где он, не чувствует ничего кроме боли. Дай ему время. Успокойся. - Пока Даршавин шептал ей на ухо какие-то слова, подошли еще двое в форме спасателей, парапсихологи. Прекрасно. Это как раз то, что нужно. - Вот, дорогая, сейчас тебе станет легче. - Один человек берет Вику за руку, обнимает за плечи и уводит, что-то говоря ей спокойным ровным голосом. второй остается с Даршавиным.
Щурясь на темнеющее небо, чуть поежившись от холода, Олег обращается в доктору.
- Эта девушка самое важное задание в вашей жизни, майор, - медленно, расставляя акценты, произносит Даршавин. - Ее психическое здоровье целиком и полностью ложится на ваши плечи. Вы понимаете, что она должна быть абсолютно спокойна? - спасатель, представившийся майором медицинской службы округа, кивнул. - Это задача государственной важности. До моего личного распоряжения, ей сознание должно быть законсервировано. Это надеюсь, в ваших силах? – и еще один знак согласия, и Олег продолжил. - О любых изменениях в ее поведении докладывать мне, я буду требовать от вас отчетов. До  встречи. Даршавин проводил взглядом озадаченного майора и заспешил к реанимобилю, в котором к Лукасу уже подключили аппараты и приборы...
Вот сейчас самое время вернуться в Чечню. Даршавин улыбнулся. Самое  лучшее - знать все. Абсолютно  все. Особенно, когда твой партнер этого и не заметит....
- Лукас, ты слышишь меня? - шепнул Олег, склонившись к самому уху Лукаса. - Скажи, а кто предал то тебя там, что пошло не так? Ты помнишь это? Помнишь? - голос Даршавина напоминал тянущееся медовое сусло, опьяняя и обволакивая сознание, он заполнял собой все пространство...
Даршавин правильно сделал, что выбрал говорить на английском. Подслушал, как Вика общается с Нортом, и решил, что на родную речь тот среагирует правильно. Не примет за врага. Напротив, за своего.
Лукас приоткрыл глаза.
- Где мы? Что происходит? - он так и не переходил больше на русский.
- Все в порядке, ты в безопасности. Ты выбрался. Мы везем тебя в госпиталь. Ты среди друзей.
Норт казалось, испытал облегчение. Хотя бы оттого, что не попал к русским.
- Я уничтожил флешку...
- Это ничего, - успокоил его Олег. - Ты же привел объект. Ты справился. Тебя зацепило в процессе. Мы едем в больницу. - Лукас снова закрыл глаза. - Эй, дружище, не отключайся. Скажи, кто тебя послал? Кто подставил?
Лукас что-то еле слышно прошептал. Олег склонился к самому его лицу.
- Еще раз скажи. Пожалуйста. Я знаю, тебе больно. Скоро все закончится. Просто назови имя. Я найду его. И поквитаюсь за тебя.
- Пирс... Меня послал Пирс...
Больше Даршавину ничего не удалось узнать.
Пирс… Значит, Пирс. Ну хорошо, запишем, сделаем узелок на память и развяжем, или, точнее, разрубим его в нужный момент. Даршавин ухмыльнулся и доверил жизнь Норта врачам. Пусть делают свою работу. Он сделает свою.
В Казани прекрасный госпиталь МВД. И хотя, они оба не имели прямого отношения к этому министерству, им предложили именно это учреждение. Олег не раздумывал, раз Иваныч считает, что так будет лучше, зачем спорить с очевидным?
Лукаса поместили в палату интенсивной терапии. Даршавина не пускали к нему несколько дней. Когда он начала грозить корочками и начальством, ему указали на подчинение госпиталя – мол, ты вообще представляешь, скоооолько тут всяких генералов перележало?
В общем. Олег в первый раз в жизни стоял в идиотской очереди, таких же как он. Майоров, полковников. Генералов. Командующих, и не очень. Это бесило Даршавина. Он извелся и похудел за эти дни, гуляя без дела по городу. Разглядывая памятники и людей. Ему предложили скромную, но удобную комнату в гостинице при госпитале. Но пока он не мог посещать Лукаса, что было делать еще? Строчить отчеты? Вести переговоры с Качимовым о судьбе Виктории? Искать хозяина Юсуфа? Да. И тосковать. Безумно до дрожи в голосе тосковать о Норте.  Как они не могут понять, что ему нужно увидеть его? Как такое можно не понять? Олег бесился и носил апельсины к окошку приема передач. Каждый день ожидая разрешения посещения. Лучше бы Ведьмак! Лучше бы это был Ведьмак! Там уж точно все было бы быстрее и проще.
В последний день октября. Хоть заноси его в календарь красным числом. Даршавину позвонили. Надо же, как и обещали! И сообщили. Что больной переведен из палаты интенсивной терапии в обычную, и ему разрешены посещения родственников. А потом огласили список запрещенных продуктов... Как будто он запомнил хоть один продукт из этого списка! Черт бы их побрал!
Запыхавшийся Даршавин был в вестибюле госпиталя уже через пять минут. Ему еще раз пробубнили про продукты и сигареты. Еще раз объяснили, что врем посещения ограничено. Но он ничего не слышал. Он поспешил к лифтам. Пятый этаж. Прекрасно. Палата 521. Супер!
Эта палата, несомненно, отличалась от той, к которой привык Норт. Привык... Лукас поймал себя на этой мысли и ужаснулся. Он привык к тюремной больничке? Боксу, который отличается от камеры лишь размером и запахом, да и тем, что шконку можно не убирать днем? В кого ты превратился? В кого тебя превратили? Как можно было так изменить свое мышление за каких-то несколько лет, чтобы считать тюрьму едва ли не домом!
Но что еще больше пугало Лукаса, злило его, это то, что он тосковал по Даршавину. Нет, уговаривал себя Норт, это не тоска, это не боле, чем информационный голод. Он не знает, что стало с Викой. Был ли взрыв в академии, выжила ли Ирина. Он же просто брал Юсуфа на пушку, как говорят русские, чтобы деморализовать его, когда с уверенностью заявлял, что у Гатарова ничего не вышло. А на самом деле... Лукас терялся в догадках. Старался гнать эти мысли прочь. Но они настойчиво возвращались, прихватив с собой очередные приступы головной боли.
Ответы. Ему нужны ответы.
И дать их может лишь Олег.
Который так и не появился. За... Сколько дней прошло? По подсчету Лукаса три дня так точно. Хотя он не очень хорошо помнил их. Его накачивали обезболивающими и седативами. Хорошо еще, что к койке не привязывали. Потому что медсестра, что приходила к Лукасу, говорила, что он был беспокойным пациентом первое время.
- Вы были на войне, да?  - сочувственно заглядывая в глаза, спрашивала Ульяна.
- С чего ты решила?
- Вы требовали вывести ее из-под огня. Кого ее?
- Я не... Я не знаю. Это был бред, наверное, - Лукас изображал беспечную улыбку.
- Да, так бывает. Одни травматические воспоминания накладываются на другие, - улыбалась в ответ Ульяна. - Теперь все будет хорошо. Самое страшное позади. Вы уже идете на поправку. - Похоже, это ее даже огорчало.
Еще бы. Лукас умел завладеть женским сердцем, даже не прилагая к тому особых усилий.
В тот день Ульяна, как обычно зашла в палату без стука.
- К вам посетитель, - объявила она и посторонилась, пропуская пришедшего в палату.
Лукас приподнялся на кровати, насколько позволяла тугая повязка на торсе, и с замиранием сердца ждал эти доли секунда, пока не появился... Даршавин. Лукас вздрогнул и выдохнул.
- Только недолго, - еще раз напомнила Ульяна.
Олег вошел в палату и опустился на стул.
- А ты выглядишь еще хуже меня, - усмехнулся Лукас. - Напомни, пожалуйста, это я попал в аварию, остановил Гатарова и получил заточку в ногу или ты?
Олег и в самом деле был бледной тенью себя прежнего. Осунувшийся, с погасшими глазами, он утратил всегдашнюю важность и значимость. Оно и понятно. Это не Лушанка.
Даршавин изобразил самую идиотскую из своих улыбок. Он был так счастлив видеть Норта, что едва ли мог произнести нечто большее. Чем.
- Привет, черт ты драный! Тебя! Тебя так долго лечили, что я думал сдохну под дверью госпиталя! – Олег вытер пот со лба.– Прости я не принес ничего, кроме своей жопы! Как ты? Они  хорошо с тобой обращались? Ты знаешь, туту не врачи - акулы какие-то! Я говорю им, что ты важный пациент, а она – у нас все важные! Я им – мне нужно его видеть, знать, что с ним все в порядке, а они – с ним все в порядке, как только будут возможны посещения – вам сообщат. Вот. Сообщили. Я тут... ты подумай! Минута в минуту. Посмотри, какой красивый вечер за окном! Казань красивый город. Я выбил разрешение для нас. Задержаться здесь на день-другой. Чтобы ознакомиться с историей и написать отчеты. Я не хотел, чтобы ты из палаты опять попал в камеру. Как думаешь, стоит нам погулять по городу? Нравится тебе эта идея? – в общем, Даршавин так и остался собой. Когда он волновался, говорил чушь и в неимоверных количествах. А он волновался. Потому что знал вопросы, которые горели в глазах Лукаса. Знал, что от его ответов зависит все. И не знал, что отвечать. Потому что ни один ответ не мог быть хотя бы отдаленно похожим на утешительный. Он смотрел на Лукаса и был счастлив только от того, что может смотреть на него. Говорить с ним. И омрачало счастье только то, что после его ответов Лукас мог послать его так далеко, как только Даршавин мог себе представить…  Олег подался вперед, накрыл своей ладонью бледную руку Лукаса. От прикосновения разряд электричества прошил обе руки.
Олег вздрогнул, но руку не убрал. Только сжал чуть больше…
Слушая Даршавина, Лукас ощутил, как новый приступ головной боли подкрадывается потихоньку, чтобы снова завладеть Нортом надолго.  Был ли тому причиной стресс, который Лукас испытал при виде Олега, или недавнее сотрясение мозга, последствия аварии, но факт оставался фактом. Хотя, бесспорно, ему было приятно такое проявление чувств. Бурное, искреннее. И даже боль в едва зажившей кисти, которую Норт лишь чудом не раздробил, когда убивал Юсуфа, не заставила его убрать руку.
- Я тоже рад тебя видеть, - Лукас принял сидячее положение, и Олег с готовностью подложил ему под спину подушку.  – И я готов принять твое предложение насчет прогулки. При условии, что она будет медленной и с остановками. Врач говорит, ногу надо разрабатывать. – Можно подумать, Лукас впервые с таким сталкивается…  - Мне отсюда мало что видно, - честно признался Норт. Из окна его палаты был виден лишь кусок больничного двора, верхушки голых деревьев и небо. Бархатное темное небо. – Ты пришел за мной? Я могу выписаться? – Лукас с надеждой посмотрел на Олега. И тут же, не дав возможности ответить, задал вопросы, которые терзали его все это время. Жгли изнутри. И самый важный был. – Что с Викой? Она … - Она что? Не пострадала? В порядке? Как она может быть в порядке после всего, что с ней произошло? Можно ли считать ее не-пострадавшей? Слова застряли в горле, и Лукас так и оставил фразу висеть в воздухе, оборванной на полуслове. Пытаясь опередить ответ Олега, прочесть его по языку тела, по невербальным сообщениям… - Ирина? Юсуф? – Все же нашел в себе силы закончить Норт. Чтобы не создалось впечатления, что лишь Вика волнует его сейчас. Была еще куча вопросов, но их можно было оставить на потом. Или вовсе не задавать.
Олег понимал, что хочет услышать Лукас. Знал, что может сказать он. И эти две реальности были довольно далеки друг от друга. Вот только небо над ними было одним и тем же. Отстраненно-бархатным и волшебным. Если бы оно могло помочь… если бы…
-  Я не знаю пока на счет выписки. Тут я сам только жду. Ничего не решаю. Просто жду. Одно могу сказать – я буду ждать, пока ты не встанешь на ноги. Если захочешь прогуляться – давай. Только недалеко. Чтобы ты не перенапрягся. – Олег помог Лукасу встать с кровати, подал костыли. Тонкие, очумело-красивые. Как будто сделанные не для лечения, а для понтов. – Взрыва удалось избежать … ну, наверное только чудом.  Ирина больше суток пролежала в салоне микроавтобуса у стены корпуса. Пока нашли сапера, способного обезвредить бомбу. Мы же с тобой надеялись на собственные силы. А тут оба оказались черт те  где от академии. Но взрыва не было. Тело Ирины похоронили хотя бы целым. – Олег внимательно наблюдал за реакцией Лукаса.  Он видел, как вздулась жилка на виске. Как резко изменилось его лицо.  Но... – Если ты хочешь, чтобы я врал, то скажи об этом. Ты же знаешь – я и совру – не дорого возьму. Работа такая… что еще?
- Вика, - одними губами сказал Норт…
- Вика… Вика выйдет из спецучреждения через неделю. И не смотри на меня так! – Олег поспешил опередить все протесты и проклятья Лукаса. - Я сделал для нее все, что мог. Ее подсознание будет законсервированно. Она защитит диссертацию по своим фагоцитам. Это будет прорыв в медицине. Новое поколение иммуномодуляторов. Насколько я понимаю, именно так вы разделили информацию на флешках? – Олег посмотрел на Норта, ведь не он один знал, зачем тогда Лукас вызвал Викторию в академию раньше положенного времени. Они должны были предусмотреть все варианты. И это сработало. Чего еще можно желать в этой ситуации? – Вторую флешку ты уничтожил. Ее нет. Викторя не вспомнит ничего, пока не услышит ключевую фразу. Эту фразу знаем только мы двое. Либо. Если она очень сильно захочет вспомнить. Так сильно, что сломает барьеры подсознания. Но она не захочет. Она сама отдала тебе флешку. Потому что не могла вынести тяжести своего открытия.  Что еще ты хотел узнать? Порш Зераха сгорел. Взорвался и сгорел. Как не сдетонировала машина Юсуфа и не разнесла все вокруг? – ну, отнесем это к промыслу Аллаха. Он действительно был на высоте в тот вечер. Юсуф? В его машинах и квартирах столько доказательств вины, что хватит на все отписки и рапорты.  Мистер Грей может считать себя победителем. Кем будет считать себя Лукас Норт, я не знаю. Надеюсь только, что ты хотел услышать правду.  – Олег больше всего на свете боялся, что Лукас не скажет ни слова. Что вот сейчас, он закроется в своей скорлупе, и потом хоть пять мешков с камнями на него вешай – толку не будет. Но врать… В этот раз он не хотел врать. Ни-за-что.
Лукас слушал молча. Он же сам просил. Хотел знать. Нет, не хотел. Боялся узнать правду. Хоть и знал ее уже. Но гнал от себя, воздвигая между ею и своим сознанием стену отрицания. Высокую, как ему казалось, непреодолимую. А потом взял и привел Даршавина к ней. Поставил с той, противоположной стороны. И дал ему в руки разрушительный инструмент. Правду. И Олег воспользовался им, как всегда точно, умело. Он всегда так разрушал. Бесповоротно, мощно, навсегда. Разбивал в осколки. Такие мелкие, что даже нет надежды когда-то собрать их хоть в какое-то подобие оригинала. Попробуй, и порежешься об их острые безжалостные края. И рана долго не заживет, будет постоянно напоминать о себе…
И вот его стена отрицания с грохотом обрушилась. Таким оглушительным, что Лукас не сразу уловил смысл сказанного. Он так гнал от себя эти мысли. Нет, я не хочу знать. Пока не подтвердилось, значит, не было. А потом тут же возражал себе. Кого ты обманываешь? Ты же не Юсуф, в самом-то деле. Ты знаешь, что чудес не бывает. А что, если… И так до бесконечности. Гонял себя по кругу. Снова и снова. То почти принимая неизбежную реальность, то снова сбегая от нее за стену отрицания.
Ирина. Несчастная наивная девочка. Марионетка в руках  ожесточенного террориста, помешанного на религиозном фанатизме. Сутки пролежала в фургоне. Уже мертвая. Даже после своей гибели Гатаров сумел поглумиться над ней. Над ее семьей. Если бы можно было убить его снова, Лукас не раздумывал бы.
Вика. Спецучреждение. Как страшно и жутко даже слышать эти два слова в одном предложении. Живое воображение услужливо нарисовало Лукасу картину, от которой леденела в жилах кровь. Вика. Бледная, с растрепанными волосами. Без макияжа. В смирительной рубахе в сопровождении двух огромных санитаров, превосходящих ее по габаритам в несколько раз каждый. Идет по коридору, едва переставляя ноги. Накачанная препаратами…
Разве этого она заслужила? Разве этого заслужили они все? Зачем только Лукас появился в их жизнях? Чтобы разрушать их?
Стоп. Норт приказал сам себе остановиться. Он итак на полпути к обсессивно-компульсивному расстройству. Если бы не его способность к самоанализу и превосходный самоконтроль, он составлял бы уже Виктории компанию в этом спецучреждении.
Нечего брать на себя вину за то, что случилось бы в любом случае. С  его вмешательством или без него. Вика сделала бы свое открытие? Рано или поздно. За ним началась бы охота? Непременно. Не вмешайся Лукас, чем бы все закончилось? Вот именно. Исход был бы еще хуже, чем есть. Взрыв в академии было бы не предотвратить. Погибла бы не только Ирина. И Зерах. А еще очень много ни в чем не повинных гражданских. Возможно, и сама Вика тоже. А так… У нее еще есть шанс….
Пока дышу – надеюсь.
- Прогуляемся.
Лукас вышел в коридор первым, Олег открыл ему дверь палаты и вышел следом. Ульяна  уже хотела было выразить свой протест, но Лукас опередил ее.
- Иван Сергеевич не против коротких прогулок. Иначе зачем бы он дал мне их? – выразительный взгляд на костыли. - Я не покину пределов этажа. Обещаю.
Ульяна неодобрительно качнула головой, но ничего не сказала. Она уже считала Норта едва ли своей собственностью на том основании, что она за ним ухаживала, и ревновала к Олегу бесспорно.
Лукас молчал всю дорогу, пока они не достигли выхода на лестничную клетку.
- Здесь можно курить, - сообщил он Олегу.
Дождался, пока тот не прикурит свою сигарету и не сделает пару затяжек. А потом спросил.
- Значит, теперь я должен встретиться с Викой и запустить механизм воспоминаний? Отдать резервную копию той флешки, что уничтожил? Убедить Вику работать на государство? – Тяжело опираясь на костыли, Лукас стоял, глядя на лестничные марши. – И что ее ждет? То же, что меня по возвращении? Тесная каморка, постоянное наблюдение, ограничение передвижений и из всех развлечений посещение лаборатории?  - Он перевел горящий гневом взгляд на Олега. – Разве этого она заслужила? Она не преступница. Она никогда не отказалась бы сотрудничать, если ее попросили об этом! Но никто даже не додумается этого сделать!
Лукас отвел взгляд и с шумом втянул воздух. Мистер Грей может считать себя победителем. А Лукас Норт… Кем может считать себя тот, кто предал доверие наверное единственного человека в мире, который любил его без условий, принимал таким, каким он был, был верен до конца, передал свою жизнь в его руки? Лукас мог бы придумать тысячу совершенно нелестных эпитетов, но это никак не поможет Вике.
- Да, я хотел услышать правду. Спасибо, что сказал.
Мог бы исказить. Сообщить не все детали. Немного подогнать под нужный формат. Олег превосходный манипулятор. Он мог бы. Но не стал.   
- Ты не понял меня. – Олег сделал еще затяжку, выдыхая клуб сигаретного дыма через нос, развернулся у Лукасу лицом. – Ты не понял. Кроме нас с тобой никто не знает о результатах. Даже сама Вика. Ни одна живая душа. Да, я могу сделать одно движение. И эта машина заработает. Да. Ты можешь встретиться с Викой, произнести фразу-ключ, и она вспомнит, что путь к формуле вещества. Которое убьет половину человечества. В том числе и тебя. Но она не хотела этого. Потому и отдала тебе флешку. Она уже сделала свой выбор. Сознательно. Ты тоже можешь сделать его.  Загнать ее в ту самую камеру, из которой она уже никогда не выберется никуда. Кроме как в могилу.  Я устрою тебе с ней встречу. Чтобы ты понял, кого и на что ты собираешься обречь.  – Олег смотрел в небесно-синие глаза Лукаса так же гневно, как только что это сделал он сам. – Сколько у нас времени? – он посмотрел на часы, - Наверное, тебе пора. Я приду завтра утром. Ночью не решается ничего. Подумай. Мы оба знаем. Что должны делать. И оба знаем. Чего делать нельзя ни в коем случае. Я не пацифист. Ты тоже не откажешься придушить пару-тройку говнюков. Но она может. Имеет шанс избежать этого ужаса – видеть, как убивает людей вещество, которое она сделала. И сейчас в наших руках ее жизнь и судьба мира. – Даршавин выплюнул сигарету. Выругался. – ****ь, говорю как с трибуны. Самая идиотская речь в моей жизни. Сейчас я должен агитировать тебя сделать именно то, о чем ты сказал. И ее – вербовать, заставлять подписывать кучу бумаг. Промывать ей мозги, давить на патриотизм и загонять под колпак конторы. Я в первый раз пытаюсь сделать человеческий выбор. Даже зная, что сам потеряю все шансы вырваться из своей камеры. Я как последний идиот. Пытаюсь спасти девчонку от этого кошмара. Впрочем. Ты тоже можешь сделать выбор. Думай. У тебя времени – до вашей встречи. Пошли, провожу тебя до кровати. Сдохну, представляя, что ты не добрался и упал. – Олег  вновь взглянул в глаза Лукаса. Как еще сказать этому идиоту, что он нуждается сейчас в поддержке? Ничуть не меньше. Но промолчал. Ухмыльнулся, принимая свой обычный вид. Что ж, у него теперь есть чем заняться в свободное время – организовать встречу Норта и объекта. Написать отчеты и планы, согласно которым эта встреча необходима. Результаты? А кто может гарантировать состояние объекта после такого стресса? Даршавин был обречен. Он знал это. Он, как и Вика. Доверил себя Лукасу. Просто за один взгляд. За один взгляд этих невыносимо-желанных глаз…
С некоторыми утверждениями Олега Норт мог бы поспорить сейчас. Что это самая идиотская речь в его жизни, например. Разве остальные были лучше? Но Лукас счел за благо промолчать по этому поводу. И подумать, что заставило Даршавина так говорить? Страх? Это вещество и в самом деле способно убить добрую половину рода людского. Или что-то еще? Очень сложно поверить в искренность заботы того, кто, не задумываясь, отдавал приказы пытать и истязать, кто ломал и манипулировал. Лукас прекрасно это все помнил. Никакого нету дела Олегу до Вики. Он едва знает ее. Он не видел ее душу, не раскрывал ее, не разгадывал, как сложную экзотическую загадку. А Лукас да. Он знал Вику слишком хорошо, чтобы успеть установить с ней эмоциональную связь. Хоть это, возможно, было и непрофессионально. Зато принесло результаты. Правда, не совсем те, на которые рассчитывал Олег… И что он сейчас делает? Провоцирует Лукаса на то, чтобы он послушал его и поступил наоборот? Вот уж точно нет. Эти его натужные попытки сказать правду. Непривычно, оттого и корежит? Сама идиотская речь… Потому что агитируешь совершить добро для разнообразия?
Люди лгут из беспомощности, как сказал Ибн Эзра. Как раз тот случай. Сейчас Олег лжет себе. Лжет, что ему не все равно. Что с Викой, с Лукасом…
- Я в порядке, - резко ответил Норт. – Если хочешь, проводи. Хватит уже трупов.
Он двинулся обратно в сторону палаты. Осторожно наступая на больную ногу, не решаясь еще переносить на нее весь вес тела. Но на полпути остановился.
- Что стало с Зерахом? Его тело… Похоронили? Предали родственникам? Могли бы через посольство…
Невыносимо было думать о том, что мертвое тело Зераха провалялось в морге  вместе с остальными невостребованными, а потом его похоронили как бродягу в безымянной могиле…
Даршавин смахнул. Как паутину, досаду на себя. Вот никогда не мог быть откровенным. Неужели пришло время учиться и этому?
- С Зерахом? А что с ним? В Казани нет представительства Израиля, но есть еврейская община, есть еврейское общество «Сохнут». С ним обошлись как с героем, погибшим в борьбе с исламским фундаментализмом. Ты же знаешь, они чтят своих героев. стати, у него была семья. Если ты этого не знал, у него остались жена и чудный мальчуган шести лет, и довольно симпатичная девочка. Ей 11. Я подсмотрел досье в их конторе, когда передавал тело. Когда-нибудь съездишь в Хайфу, навестишь. Я скопировал все. У тебя будет возможность ознакомиться с бумагами. – Олег открыл дверь в палату, понимая, что наступает момент прощания, он хотел сделать это быстро и просто. Чтобы не было ощущения пропасти, когда он уйдет отсюда. – Знаешь, когда ты спрашиваешь про Викторию, я могу это понять. Возможно, ты даже мог полюбить ее. А Зерах? Он тебе даже не напарник…. Хотя, я сделал все, что мог. Когда тебя выпишут, ты все увидишь. Скажу тебе даже больше – ты будешь писать кучу бумаг. Потому что одних моих отчетов мало. Будь уверен, ты все узнаешь и проверишь. Я же сказал – не хочу тебе врать. Не вижу смысла. Не имею желания. Если не веришь или не понимаешь – отнеси это желание на счет загадочной русской души. – Олег покрутил пальцем у виска и усмехнулся. – Просто прими во внимание, что у русских иногда едет крыша. Безосновательно и алогично. И прими это как факт. – Олег и себе-то не мог признаться в том, что он просто любит Лукаса Норта. Вот и вся алогичность. Все безумие его поступков. Да, он готов пожертвовать своей карьерой. А кто сказал, что она возможна для него? А так – у него будет хотя бы Лукас. Невозможно упрямый и невыносимо далекий. За то гордый и безумный в своих поступках. Откровенный, хотя и думает, что он закрыть на  сто замков. Что контролирует все и всех вокруг.  На самом деле он настолько органично вписывается в сердца всех, кто его окружает, что становится неизменным объектом внимания. Да. От этого Олег сходил с ума от ревности. Мучил  и ревновал. Ревновал и мучился. И запрещал себе даже думать о нем. Вот только толку от запретов не было…
Лукас вздрогнул, как от удара плетью. Конечно, он не знал, что у Зераха была семья! Значит, уже тогда, на корабле… Зерах сражался за него, рискуя никогда не вернуться к ним… Нет, Зерах не был фанатиком, как Юсуф. Он был бесконечно предан своему делу, своей стране. Он был храбрым, бесстрашным, самоотверженным, он был честным. Зерах был настоящим. Но разве Олегу об этом расскажешь. Разве он поймет. Даршавина интересует лишь собственное благосостояние. Да, он умеет, превосходно умеет притворяться заботливым и неравнодушным.
Интересно он сформулировал. Зерах ему даже не напарник. Но он был! Был  им! Пусть даже лишь во время одной миссии, но ему Лукас доверял больше, чем Даршавину сейчас.
Хотя, возможно, это и преувеличение. Позлить Олега. Хотя он никогда и не узнает. Но подумать на секунду приятно было.
А ведь его родные никогда не узнают, как погиб Зерах. Да, им скажут, что он был героем. Но подробности останутся навсегда за семью печатями. А ведь так важно знать, как именно принял смерть твой любимый дорогой человек. О чем думал в последний момент, заглядывая ей в глаза. Умирал ли в одиночестве, или кто-то был рядом… Никогда. Даже если Лукас сможет вновь обрести свободу, он не встретится с семьей Зераха. Сказать правду не позволит профессиональная этика, а солгать… Он не сможет.
Он так ничего и не ответил Олегу.
- Отдыхай. Я буду у тебя утром. И мы решим все вопросы. Любые вопросы, которые возникнут в твоей голове. – Олег даже не пожал руку Лукасу. Едва коснулся плеча, когда Норт с трудом опустившись на кровать, постарался сесть ровно. – Ты даже соскучиться не успеешь, а я уже буду у тебя.
Сколько бы слов не говорил Олег, он уже соскучился и уже хотел быть тут. Но он развернулся. Сделал пару шагов, закрыл за собой дверь палаты и пошел по белому, как проход в другой мир, коридору. Больничные запахи бередили душу. Нужно поскорее выметаться отсюда. Да и Норта нужно выдергивать из этой каталажки. Ну ее. Еще подцепит здесь какой-нибудь синдром. Потом майся с ним…
Добравшись до палаты, Лукас чувствовал себя совершенно измотанным. Скорее морально, чем физически. Все последние события не могли пройти бесследно, накладываясь на физические травмы, совершенно лишая сил.
- Видишь. Я дошел. Можешь спать спокойно теперь.
Читай между строк. Оставь меня в покое и избавь от своей навязчивой псевдозаботы.
- Телефон у тебя тот же? Завтра держи включенным.  Я сообщу, когда меня выпишут.
Лукасу не терпелось остаться одному и осмыслить, наконец, то, что он услышал. И вовсе не для того, чтобы принять решение. Ни за что и ни при каких обстоятельствах он не заставит Вику сотрудничать, если условия не будут не просто приемлемыми, а исключительно комфортными.  Она заслужила. Нет, не так. Она не заслужила того чтобы с ней обращались как с собственность государство, как с заключенной лишь тем, что у нее светлый ум и стремление к превосходному результату. Она не навредила этому самому государству никоим образом, чтобы ее держали взаперти, как врага… Как самого Норта.
Он будет сражаться за нее. Чего бы это ни стоило. Пусть это будет его последняя миссия. Пусть его снова посадят под замок. Пусть он никогда не увидит неба и солнца. Не вернется домой. Веточка… пусть Вика станет его искуплением.
С этими мыслями Лукас забылся тяжелым сном, с ними и проснулся утром.
Его лечащий врач, Иван Сергеевич, не стал возражать против досрочной выписки своего пациента. Видать, здесь это было в порядке вещей. Попросил лишь написать расписку. Лукас на секунду испугался, когда поймал себя на мысли, что не знает, каким именем подписаться. Но потом вспомнил и аккуратно вывел свои фамилию и соответствующую роспись. Кажется, никто не заметил его заминки. Потом Иван Сергеевич выдал пачку рецептов, пожелал скорейшего полного выздоровления и ушел. Норт не был его единственным или приоритетным пациентом. Здесь не Лушанка, а он не Ведьмак.
Ульяна помогла Лукасу одеться. Она и не скрывала того, что расстроена его уходом. Как и любая незамужняя девушка, она примеряла на каждого своего пациента роль потенциального мужа.
Когда она подала Норту костыли, он вежливо отказался.
- Я уже вполне могу обходиться без них.
Даршавин же сказал, чтобы он встал на ноги. Вот. Встал.
- Я могу воспользоваться телефоном?
- Да, можете позвонить с поста…
- А в холле есть таксофон?
- Есть.
Ульяна окончательно разозлилась на Лукаса, и он это видел. Мало того что сбегает от нее, так еще и помощь принять отказывается. Пусть лучше ненавидит, чем как Вика…
Спустившись вниз на лифте, Норт позвонил Даршавину.
- Больничный сквер. Жду тебя.
Олег места себе не находил после визита к Лукасу.. прокурив всю ночь, утром он позвонил в спецклинику, еще раз проинструктировал о действиях в отношении  объекта после отчета о проделанной работе и договорился о визите. Заказал машину на полдень, чтобы Лукас не ходил пешком и не стоял в очереди. Оставалось только дождаться его звонка. Даршавин прикурил новую сигарету от выкуренной и продолжил метаться по комнате, как лев в клетке. Вспомнился старый фильм, Олег ухмыльнулся. Там тоже был агент КГБ, но Миронову было проще. Он хоть и делал там чудеса. От него не зависела жизнь половины человечества. Он должен был сделать так, чтобы, вспоминая его, человек вдруг расплывался в улыбке, словно ему пообещали сокровища той самой бабушки.  Ему удалось. Олегу нужно сделать так, чтобы девочка, которая может спасти мир, не убила его и при этом сама осталась не только ива, но желательно еще и счастлива. Хотя любой человек, хоть раз увидевший Лукаса Норта не мог быть полностью счастлив, потеряв его из виду. В этом Даршавин был убежден бесповоротно. Он сделал все, что могло от него зависеть, воспользовался всеми мыслимыми и немыслимыми связями, чтобы Виктория не потеряла все свои способности, сохранила открытие в большей его части. Но оставить  ей Алекса и вещество, способное запустить механизм саморазрушения в организме, имеющим определенный набор гендерных и возрастных признаков – значило обрести ей на погибель. Быструю или долгую, но мучительную, полную сожаления, раскаяния и разочарований. Даршавин понимал, что гарантирует себе провал карьеры. Без шансов и надежд на выход из этого круга ада. Знал, что рано или поздно он тоже останется без Норта. И все его попытки устроить себе логово в Лондоне могут стать лишь копией тумана над Темзой. Он очень хорошо понимал, что теперь все зависит от Лукаса. Захочет ли он так же рискнуть всем, лишь бы только одна девочка сохранила шанс выжить, да еще и всех мужиков от четырнадцати до шестидесяти лет, способных держать оружие,  не угробить при этом.  Сможет ли он понять, что ей не вытянуть ни ответственности от этого открытия, ни того давления, которое государство обрушит на ее плечи, хватаясь за новый шанс мирового господства. В общем, пока Норт в больнице, пока  он не начал строчить отчеты. Пока он не обозначил в своих отчетах всего, что они совершили, у Даршавина был шанс сделать единственное, что он мог. Заблокировать подсознание Виктории так, что он даже не знает о своих открытиях. Чтобы не было стрессов и нестыковок, большинство событий ее жизни остались в ее памяти без изменений. И только та часть, в которой фигурировала переносная карта памяти в виде медальона, был надежно запечатан кодовым замком.
Ей оставили даже возможность сделать это открытие еще раз – когда они поймет и найдет пути в свое подсознание. Но не сейчас.
А сейчас позвонил Лукас, коротко, будто отдавая приказ, как и тогда, когда он выгнал его из квартиры под проливной дождь, сообщил, что ждет его.  И что? Олег опять как ошалелый помчится к нему? Впрочем, этот вопрос Даршавина уже не волновал. Он сорвал куртку с крючка, вообще не заботясь о том, в каком состоянии и когда он будет вешать обратно. Уже за дверью гостиничного номера. Натягивая ее на плечи, помчался на зов. Уже в холле он набрал номер. По которому к главному въезду на территорию госпиталя для них подгонят машину. До сквера, куда позвал его Норт он добежал минут за пять. Матерясь за свое курение и за то, что так и не решился надеть на плечи рюкзак с камнями… чертов лодырь! Ты конечно недостоин даже мизинца Норта… А хочешь его всего! Олег остановился только перед скамейкой, на которой сидел Лукас... словно инопланетянин,  он вырывался из всего пейзажа несовместимым с окружающей серостью ярким пятном.
- Ты что, у ворот ждал?  - снисходительно ухмыльнулся Норт. – А потом на тебя спустили взвод чертей, которые гнал тебя досюда?
Лукас изо всех сил старался придерживаться избранного им стиля мне-все-нипочем. Хотя это было не больше, чем его защитная реакция. Норт боялся, что, если он хоть на долю секунды приспустит маску, утратит контроль, что-то скажет или сделает, что выходит за установленные им же рамки, он уже не сможет остановиться. А демонстрировать свою слабость перед Олегом. Снова. Нет.
Лукас встал со скамьи, в очередной раз проверяя, не подведет ли его собственное тело. Легкое головокружение не в счет.
- Куда мы сейчас? – он сделал первый пробный шаг, тем самым приблизившись к Олегу.
Это еще вопрос вопросов, кто чувствовал себя хуже по истечении этих нескольких дней. Выглядели они оба примерно одинаково.
Даршавин подхватил Норта под локоть, всерьез опасаясь, что тот упадет.
- Сейчас к главному выходу, туда должна подъехать машина. – Олег старался выровнять дыхание и не казаться таким замученным. Но сердце не помещалось в груди. Пусть хоть это можно  списать на быструю пробежку. – Меня поселили в больничную гостиницу. Это тут рядом. И я же говорил тебе. Я выбил пару дней для нас. Чтобы ты немного побыл на воле… - Олег осекся…  - Черт. Не бери в голову.  Щас дойдем до машины, потом куда скажешь. Я ведь не могу угадать, чего ты захочешь. Могу только сделать так, как ты скажешь. – Олег осекся еще раз, и решил помолчать, пока не спалился окончательно. Потому что, чтобы ни сказал, он сейчас может быть использовано против него как подброшенный грязный пистолет. Стопудовая улика, от которой не отвертеться. – Ну, что – командуй! Представь, что ты генерал. Вон из какого места я забираю тебя в этот раз. – с обычной своей высокомерной ухмылкой сказал Даршавин, подставляя руку Лукасу, чтобы ему было на что опереться.
Пару дней? Вика пробудет в психушке еще неделю, а у них всего пара дней? Лукас задохнулся от возмущения. Нет. Пусть заковывают в наручники и доставляют силой, потому что иначе он не вернется в тюрьму. Не раньше, чем убедится, что Вика в безопасности, и у нее не украли ее жизнь.
А раз он может решать, куда им ехать и что делать дальше, слушай мою команду.
- Я хочу ее видеть. Немедленно.
И попробуй скажи что для этого нужно ждать дурацкого разрешения неделю или около того. Норт прекрасно знал, что любую бюрократическую преграду можно обойти. В любой стране. Так что попробуй возразить. Сделаю все сам.
Лукас привычно огрызнулся, я в порядке, но руку не убрал. Пока он все еще чувствовал себя не совсем уверенно. Так что принять помощь вовсе не зазорно.
Даршавин улыбнулся. Господи. Нет. Это не генерал. Это детский сад. Но вида не подал. Хмыкнул и и сказал:
-  Немедленно, так немедленно. Дорога займет час сорок. Извини. Ехать на другой конец города.-  Когда они сели в черную волгу. Подкатившую к дорожке, как  только они появились. Олег сказал водителю.  - Госпиталь Ветеранов Войн, - потом открыл дверцу перед Лукасом, подождал пока тот сядет, закрыл ее, обошел машину и сел в салон рядом с Нортом. Нажал кнопку. И между водителем и ними появилась загородка. – теперь нас не услышат. Можешь даже орать. Я выслушаю тебя с удовольствием. Я же вижу, ты на взводе. Говори, что хотел! – Олег сверкнул глазами, и впился взглядом в невыносимо голубые глаза Лукаса.
Водителю приказы не повторяли никогда. А к изоляции пассажиров он привык так давно. Что казалось, и не замечал таких мелочей. Машина  выехала на дорогу…
- Что я хотел? – Лукас и не думал повышать голос. Шумоизоляция была превосходной.  – Это ты недоговариваешь что-то. И сейчас ты все выложишь. Я не люблю прибегать к шантажу, ты знаешь. Это скорее твой метод, не мой. Но это не значит, что я не знаю, как им пользоваться. Так что лучше начинай говорить.
Норт и правда был на взводе. А кто бы не был? Посмотрел бы Даршавин на себя со стороны. Как искаженное отражение Лукаса в кривом зеркале лжи. Чем больше пытается скрыть это, тем сильнее искажение.
- Так о чем мне еще нужно знать?
Мягкое сиденье с готовностью приняло Лукаса в свои приветливые объятия, но он чувствовал себя крайне дискомфортно. Как на пыточном кресле. А пытку он устроил себе сам в этот раз.
Даршавин  мог бы пытать его и дальше. Но что тогда будет это за жизнь? Он если  и хотел пыток, то совсем иного рода.
- А просто подождать пока мы приедем, слабо? – рыкнул Дарщавин, сверкнув глазами. – Черт! В этой колымаге даже кофе нет! Хреннасе лимузим! – возмутился Олег, поняв, что из всего набора услуг им досталась лишь звуконепроницаемая перегородка… - Вот конторка у нас, всегда наебут… - Олег повернулся и посмотрел на Лукаса. – Извини. Хотел, чтобы ты хотя бы кофе выпил для спокойствия. Но волга не лимузин. Не тот уровень. Но раз уж кофе не предвидится, то постарайся взять себя в руки. Поверь, Виктории видеть тебя в образе огнедышащего дракона будет непривычно. Зачем пугать девочку? – Олег попытался похлопать Лукаса по плечу, но кажется, это было уже из области фантастики…  - Она  в полном порядке, в отличие от тебя. У меня такое чувство, что это тебя нужно было поместить в ту палату. Там у нее чудесный врач. Строгая, но умная женщина. Антипина Татьяна Павловна. Она вправляет мозги солдатам с посттравматическим синдромом. Не хочешь у нее полечиться? – Олег посмотрел на Лукаса таким невинным взглядом, будто и представить не мог, сколько психологических травм вонзилось в измотанную душу Лукаса. – Она находится в отделении терапии Госпитале Ветеранов Войн. Это не психушка. Это спецучреждение, лучшее, что можно было тут найти. И там ей действительно помогут. Да я все говорил тебе, если ты забыл, могу повторить еще сто раз…
- Кофе, чтобы успокоиться? – Иронично просил Норт. – Странные у тебя представления о спокойствии.
Лукаса бесило отнюдь не то, что Даршавин не отвечал на его вопрос. В чем-то он был прав. Подождать какие-то полтора часа и увидеть все собственными глазами. Но этот снисходительный отеческий тон…
- Про врача  результаты лечения ты тоже из своих досье узнал? Ты ведь не был у Вики. Ни разу. Ты полагаешься только на то, что тебе пишут. Всегда слепо веришь бумажкам. Тому, что тебе с ними скармливают. А потом думаешь, что знаешь все про живых людей, которые там описаны, да? Думаешь, что знаешь их?  Меня, Вику? Зераха? Знаешь? Считаешь, что у меня птср? А не ты сам мне его устроил? А теперь смотрите на него! Какой заботливый! Из одной больницы забрал, в другую сплавить хочет. Только бы снять с себя ответственность. Только бы осознавать последствия того, что ты сотворил! Чистеньким хочешь остаться? Не хуже, чем другие? Пока сидел в своих болотах, и сравнить не с чем было. А теперь осознаешь свою неполноценность, а?  - И Лукас процитировал Де Кассере. - Искусство выживать заключается в искусстве лгать самому себе, лгать героически, бесконечно, творчески. Чувства лгут разуму, разум лжет чувствам. Ищущий истину - лжец: он ищет счастье, а не истину.  – Отвернулся к окну и глухо произнес. – Ты прав. Я подожду.
Олег улыбнулся. Тепло и нежно. Конечно, когда Лукас уже не мог этого видеть. Господи. Завелся из ничего… Ну. Пусть подуется. Сколько там осталось? Минут пятнадцать – двадцать?
- Почему не ездил? Викторию не видел. Ты прав. А с врачом говорил. И по телефону каждый день. Иначе откуда бы они знали, что мне нужно? И это мой знакомый врач. Я знаю ее не по бумажкам. Можешь не удивляться. Я не лечился у нее – иначе не был бы таким долбанутым, но это не значит, что я верю бумажкам. Я верю только тем, кого видел в деле. Будь уверен, твоя Вика в надежных руках. – последняя фраза резанула по сердцу. Столько ревности вырвалось из нее, что казалось, в машине стало тесно… Олег тоже уставился в окно. Вот мост через волгу. Осталось совсем немного. Скоро они свернут на шоссе, ведущее к госпиталю…
Машина остановилась строго у дорожки. Олег как можно быстрее выбрался из салона, но пока он обошел машину, Лукас уже стоял с другой стороны, держась за дверцу.
- Ну и к чему было так спешить? Все равно без меня никуда не дойдешь. – Как будто непослушного ребенка, Олег взял Лукаса под локоть, и развернул в сторону едва различимой среди листвы, опавшей с рябин и калин, дорожке. – Нам сюда. Придется пройти чуть больше, чем там, в том госпитале, но мы не будем торопиться. Если почувствуешь боль – скажи. Я придумаю что-нибудь… - Олег все еще пытался быть предельно внимательным и спокойным…
Ага, на себе потащишь, подумал Норт, но вслух не ответил ничего. Как на разглагольствования Даршавина в машине. Что вовсе не означало, что он ничего не слышал. Но опускаться до уровня подростка и вступать в пререкания с Олегом не было ни малейшего желания. Тратить на него свои силы… к тому же, Вика уже прочно и безраздельно овладела мыслями Норта. Сейчас он увидит ее. И пусть потом Олег не говорит ничего. Он сам дал Норту карт-бланш. Уж Лукас воспользуется этой возможностью, будьте уверены.
Сердце бешено стучало, отдаваясь пульсирующей болью в висках. Но Лукас настолько привык к этому ощущению, что едва замечал его уже.
Еще бы Олег помолчал. Хоть немного…
- А помнишь, как ты сломал мне спину, а потом заставлял ходить по дорожке? Как-то тебе тогда не хотелось предложить мне помощь. Это на тебя атмосфера свободы так подействовала? Пробудила в тебе лучшие качества? Так, глядишь, и в человека превратишься…
Лукас побрел по дорожке, засыпанной листьями, как изысканным ковром. Мягко шуршащим под ногами. Когда приноровился идти по нему, осмотрелся вокруг. На самом деле, здесь ничто не напоминало психушку. Но где гарантия, что Вику не перевели сюда  накануне?
Чем ближе они подходили к грязно-белому кирпичному зданию, тем отчетливее понимал Норт, что не сможет войти внутрь. Это уже слишком для него сейчас.
Она сидела на скамейке чуть левее входа. В ее руках был небольшой букетик из осенних листьев. Самое большое достоинство таких букетов – им не нужны вазы с водой. Вика улыбалась. Вот если бы Алекс был здесь, она смогла бы подарить ему хотя бы букет на память о себе… Она прекрасно понимала, что Алекса никогда не будет с нею рядом, но так хотелось увидеть его хотя бы раз, хотя бы одним глазком, если невозможно будет подойти к нему, то хоть издалека. Как любая женщина, она видела уйму грез, в которых он был рядом, любил ее, носил ее на руках, но отчетливо понимала, что ничему из этого никогда не сбыться…  Безупречный осенний день радовал лазурью неба. Ее отпустили погулять. Потому что позже, когда все остальные пациенты после обычных процедур выйдут на прогулку, тут будет так же шумно, как и на оживленных городских улицах. А ей хотелось подумать в тишине и одиночестве. Она отложила букетик, почувствовав новый приступ. Наконец-то…  вот сейчас это именно то, чего она так ждала, о чем просила Аллаха… Вика вытащила из-под курточки толстую тетрадь, из кармана ручку, и принялась быстро писать что-то в эту тетрадь. Она даже не заметила, как около скамейки, на которой она сидела, появился молодой человек с темными волосами и невероятно синими глазами…
Лукас увидел ее, стоило ему только выйти из-за кустов, меж которых была протоптана дорожка, на открытое пространство перед корпусом больницы. Хотя Вика и изменилась со времени их последней встречи, Лукас узнал бы ее все равно. Если не глазами, то сердцем. Это она. Живая. Язык ее тела не говорил о том, что она испытывает внешнее давление или страх. Она была чем-то очень увлечена. Совсем как раньше. Тогда она мечтала наяву о своих фагоцитах…  А теперь остается лишь догадываться, что она заносит в свою тетрадь.
Или спросить.
Лукас преодолел последние несколько метров, что разделяли их, даже не заботясь о том, идет ли следом Даршавин. И остановился перед Викой. Негромко, чтобы не напугать, спросил.
- Я не помешаю, если составлю вам компанию?
Если бы она даже сказала нет, чего в принципе быть не могло, Лукас все равно бы сел на эту скамейку. Ноги отказывались его держать. Он даже не ожидал, что увидев Вику, будет испытывать такие сильные эмоции.
Она не вздрогнула, как бывало это раньше. Хотя сердце и пропустило удар. А Вика, замерев лишь на долю секунды, подняла голову… Как будто солнце своим золотистым лучом озарило ее лицо…
- Алекс? Зачем спрашивать, я ждала тебя! Я всегда тут… каждый день жду тебя…. Просто я же не знаю, придешь ты или нет… И почему на вы? Это шутка такая? Или ты обиделся на меня, что я не навещала тебя? – Вика нахмурилась, будто вспоминая что-то… - Но мне не говорили, где ты… сказали только, что с тобой все в порядке. Ты жив. И чтобы я не волновалась. Ты обязательно захочешь увидеть меня. И я жду… Я правильно сделала? – тревога Вики испарилась моментально, словно ветерок, опять уступая место улыбке. Когда Лукас уселся на скамейке, она постаралась рассмотреть его поближе. Лоб прорезали полоски, словно он так долго думал, что дожил до морщин. Нос заострился, наверное, он похудел. Ведь она своими глазами видела его рану... сколько дней прошло, а он уже ходит? Такое возможно? – Алекс, ты как себя чувствуешь? Я поверить не могу, что ты уже можешь ходить… я не надеялась увидеть тебя раньше чем через месяц…
Если бы даже он хотел, Лукас не смог бы вставить ни слова. Но он и не хотел. Сидя рядом с Викой, живой, адекватной, невредимой Викой он был почти счастлив. Он мог бы слушать ее целую вечность. Однако, нужно было отвечать на ее вопросы и задать свои.
- Я в порядке. Ты все правильно сделала, - Лукас улыбнулся. – Ты же умница. А что тебе еще сказали? Как вообще с тобой здесь … Как тебе здесь… - Да как это сказать!  - Как ты сама? То, что ты пережила… Ты отлично справляешься. Выглядишь тоже хорошо.
Как же я скучал по тебе! Хотел крикнуть Норт. Если бы не Даршавин, он бы обнял Вику, согрел ее в своих руках, почувствовал сам ее тепло. То, что им обоим так необходимо. Просто человеческое тепло… Но не сделает и он тем самым хуже? Ведь он пришел сказать последнее прощай. И лучше, если их встреча пройдет в деловом ключе, чем будет наполнена душещипательными мелодраматическими моментами…
- А что ты пишешь? Стихи? Дневник ведешь?
Непросто изображать легкомысленную непринужденность, когда все внутри переворачивается от чувства вины…
Вика раскрыла тетрадь, чтобы показать Алексу только что исписанную страницу.
 Ты меня никогда не забудешь,
Даже ночь проводя с другой,
Моих глаз, все равно, словно чудо,
Ты поймешь, что забыть не смог.
На холодной подушке печалей
Ты без сна пролежишь всю ночь,
Вспоминая, как мы встречали
Волшебство наших общих снов.
Обнимая ванильные плечи
И красоткам цветы подарив,
Отвернешься от множества женщин,
Чтобы помнить цвет глаз моих…
- Я не знаю, что произошло тогда, - Вика чуть виновато, посмотрела на тетрадный лист на котором вперемежку с формулами и выводами процессов фагоцитоза красовались столбцы стихов. – Мне казалось, я умерла вместе с тобой. – Вика посмотрела на Алекса, словно видела его впервые, изучая, испытывая, наблюдая. Наверное, так она смотрит на своих лабораторных животных, когда заносит в журнал наблюдений все изменения, к которым привели ее опыты. – Но ты оказался жив, я оказалась здесь. – Она обвела взглядом сквер, в котором они находились. – Тут так красиво. Ты не ревнуешь меня? Знаешь, еще несколько минут осталось, и тишина исчезнет. Я уйду в палату. А на этой скамейке будет настоящая шахматная баталия… Они интересные, когда наблюдаешь за ними со стороны. – Вика опять перевела взгляд на Алекса. - Скажи, ты ведь не можешь остаться и жениться на мне? Я всегда буду одна? – В ее взгляде промелькнула надежда, но она угасла, как только коснулась взгляда Алекса. Кому, как ни ей понимать, что он никогда не останется с ней… Ведь все это уже было. Кроме одного… Вика положила ладонь на живот и замерла…. Единственное, чего она не могла понять, почему ее счастье прилетает к ней только в виде рифм? Но кто она такая, чтобы спорить с Аллахом? Она просила Его о помощи, Он сделал все. Что было в Его силах…  Ее взгляд опять сфокусировался на глазах Алекса, лицо приняло обычное выражение. - Скажи мне, как ты себя чувствуешь? С тобой все в порядке? Знаешь, мне все время кажется, что я забываю тебя… Я стараюсь вспомнить и не могу. Спасибо тебе, что приехал. Теперь я точно знаю. Что помню тебя. Что это ты приходишь ко мне. Когда я слышу стихи. Это точно – ты.
Ты прогоняешь даже тень любви
И возвышаешься над бренным миром
Величественным демоном. Забыв
О том, что я одна тебя любила.
Что я одна могла с тобою быть
И отражаться, взглядов не стесняясь,
В твоих глазах, потом взмывая  ввысь,
Чудесной музыкой в твоей душе звучала…
- Алекс, скажи, если я забуду тебя, как я смогу жить?
Когда Лукас просил о стихах, он не ожидал ни в коем случае, что Вика покажет ему свои записи во-первых, и во-вторых, что там будут стихи. Да еще какие… посвященные ему. Пронзительные, переполненные ее переживаниями… В них призыв. Не смей забывать меня! Но Лукас не имеет права помнить… Эта боль, этот надрыв… Он чувствовал как свой собственный. Вика была ужасно одинока. Также одинока, как сам Норт. Ей нужен кто-то, за кого она может удержаться, схватиться, чтобы не упасть в эту пропасть. Пропасть одиночества, забвения.
А если отбросить все эти совершенно лишние и никому не нужные переживания, то, что нужно, Вика помнила. Формулы. Расчеты. Разве не это самое важное? Разве это не то, что от нее требуется?
- Если бы я даже хотел остаться. Я бы не смог, - глухо произнес Лукас. – Моя жизнь не принадлежит мне. Поступая на работу, такую, как у меня,  отказываешься от многого. Принимаешь условия и … - как это все плоско и банально звучит! Разве ты не можешь просто сказать ей. Прости, я не могу на тебе жениться, потому что отбываю тюремный срок. И, наверное, он пожизненный.
Просто сказать правду. Хоть раз в жизни. Поступить правильно. Справедливо. А что значит правильно? Разве существует правильное решение? Его нет. Нет и быть не может. Любое решение будет неправильным в конечном итоге. Потому что для кого-то оно станет облегчением, избавлением, а для кого-то непосильной ношей. Не решений мы боимся. Решение принять легко. А вот жить с его последствиями… вот что невыносимо. Но Лукас должен сейчас сказать Вике, что…
- Это не значит, что и ты должна отказываться от своей жизни тоже. Ты молодая, красивая, талантливая. То, что произошло, было сильным потрясением. Ты чувствуешь себя потерянной. Не видишь, куда идти. Это вполне нормально. Все пройдет. Рано или поздно. Все останется позади. Что не нужно, забудется. Что важно, останется с тобой. Ты сможешь жить. Даже без некоторых вещей, которые кажутся важными сейчас.  Все относительно, ты знаешь. Время расставит все по местам. Ценности меняются, ты же знаешь.
Лукас взял руки Вики в свои, глядя ей в глаза.
Последнее прощай. Так много хочется сказать.
Если он не скажет, он так и останется малодушной скотиной. И утратит последнее самоуважение, что у него осталось.
- Вика. Прости меня. Пожалуйста, прости. За то, что я втянул тебя во все это. Прости, что испортил твою жизнь. Я все исправлю. Я обещаю. Если я не верну тебе ее, то дам новую, - решительно заявил Норт.
Он снова прятался за маской решительного супермена. А внутри все переворачивалось. Вопило. Прости! Сможешь ли ты меня простить когда-нибудь...
Лицо Вики вдруг перекосилось, как невыносимой болью,  она быстро взяла ручку и написала.
Страна людей, трусливых, словно крысы,
Закрывших лица масками богов.
В несбыточной надежде просто выжить,
Свободу поменяв на звон оков…
Потом она опять посмотрела на Алекса, будто не узнавая его.
- Нет. Вот сейчас не ври ни мне, ни себе. – Ее  большой рот скривился в усмешке. - Ты же понимаешь, что ничего никогда не исправишь. Не дашь. Ни мне. Ни себе. Никому. Ты всегда будешь прикрываться своей работой и убегать. Я люблю тебя. Невыносимо и больно. Эта любовь заставляет меня работать, лишь бы не думать о том, что я люблю труса… - она поднялась, будто с высоты ей было проще осуждать его, но потом в бессилии опять опустилась на скамейку. – Алекс! как ты не понимаешь, ты, даже не замечая этого, просто разбиваешь весь мир вокруг себя…  не создаешь, а разрушаешь все, что пытаются создать другие, и все это ты оправдываешь работой.
Из здания госпиталя потянулись люди. Несколько  худощавых мужчин в толстых больничных халатах и тапочках направлялись к скамейке.  Вика встала. Ей пора было уходить. Она сама не понимала, но чувствовала, что она намного сильнее Алекса. Как это могло быть? Ей вдруг показалось, что она могла бы защитить его от всех бед и проблем. Но он не принял бы этой защиты.
- Я люблю тебя. Я буду ждать тебя всегда. И не прощу. Если бы ты хотел, чтобы я тебя простила, ты уже сделал бы это. Но ты ничего не сказал и ничего не сделал. 
Единственное, чего хотела Вика, это почувствовать Алекса в себе. В сердце. В душе.  Но как только он начал говорить неправду, ее душа разразилась противоречиями и сомнениями. Он даже не поднялся, чтобы попрощаться с ней. Поцеловать. Запечатлеть их разлуку. Он не смог даже этого.
- Постарайся быть счастливым. – Сказала она уже мягче и тише. Потому что к ним приближались завсегдатаи этого местечка. – Постарайся найти себя, Алекс. Даже если будет страшно. Но… Постарайся вспомнить, что у тебя есть душа. Никакая работа не стоит этого. Поверь.
Она ушла. Тихо. Быстро. Как будто ветерок… на скамейке остался только букетик из багровых листьев и листочек со стихами.
Не знаю с горечью, с обидой,
Эзоповым ли языком,
В стихах моих любовью свитых
Писать безумство и покой.
Не стоило  бы обижаться
На жизнь, что выбрала сама,
Когда уже слова кружатся
И строчкам полюбился марш.
И горечь не поможет делу,
К чему ворчать и брызгать желчь,
Когда мой стих еще не белый,
Но может быть он стоит свеч.
В иносказательных интригах
Я не сильна, не дал мне Бог...
Любовь имеет много ликов,
Но разве стих мой не любовь?
Лукас не посмел даже посмотреть ей вслед. Потому что она была права. Хотел иметь дело с последствиями своих решений? Имей. Неприятно слышать о себе правду? Да, кому такое понравится. Не лесть, которую, как патоку, льют, чтобы добиться своего. А жесткую, неприглядную, отталкивающую правду.
Он забрал листочек, а букет не взял. Так и оставил его багроветь на скамье, как запекшуюся кровь. Как след от ран, которые он нанес себе и Вике. Пока еще смысл сказанного ею не достиг его сознания. Ударил в самое сердце, но Лукас привык держать удар. Потом, оставшись наедине с собой, он переживет все снова. Каждое слово Вики, каждый взгляд. Ее укор, презрение, ее жалость… позже. А сейчас нужно уходить. Здесь делать нечего.
Даршавин увидел ее первым, но подождал, пока Норт заметит одинокую фигурку. Дождался, пока Лукас пойдет к  своей цели, уже забыв обо всем, и направился к корпусу. Да, то, что в госпитале работают прекрасные врачи, еще не значит, что здание госпиталя будет выглядеть как конфетка. Даршавин грустно ухмыльнулся – страна загубленных жизней. А он по какому-то чутью знал, что обычно в таких местах и нужно искать то, чего не встретишь в отполированных корпусах новых медицинских центров, в которых только и есть что блеск. Пусть эта парочка побудет наедине. Даршавин ревновал. Жутко и мучительно. Но уж кто об этом не должен был знать – так это Лукас…
Но работа прежде всего.  Он вошел в кабинет главврача без стука. К чему шум?
- О, какие люди, - бурно обрадовалась его приходу полноватая, довольно  пожилая женщина. – И как ты посмел вторгнуться сюда без разрешения? Захотел, наконец, стать моим любимым пациентом? Чаю-то будешь?
- Доброе утро, Татьяна Павловна, - Олег тоже рад был встрече, и от чая отказаться не смог бы, да и что еще делать, пока Лукас там пытается  совершить очередное спасение мира? Ни за что на свете! Это  к чаю не относится! – воскликнул он и поднял руки вверх, в знак поражения. – Вашим пациентом, баба Таня, я стану только после того, как перестану быть живым.
- Господи, помилуй! Это что еще за шуточки? – Дама в халате приняла жутко строгий вид. И уж не от обращения к ней таким образом – Мои профессиональные навыки так тебя и не впечатлили?
- Очень впечатлили, баба Таня, но я предпочитаю не спать ночами, курить и разговаривать с луной, нежели отдаться врачам на растерзание.
Они оба рассмеялись. Когда чайник отключился, женщина разлила чай по чашкам и пригласила Олега за стол.
- Эх, все никак не приучу секретаршу таскать мне чай с кофеем, – хмыкнула она шутливо.  – Да и тебя бы за ухи оттаскать. И чего было бы плохого в том, что ты спал бы по ночам? – недоуменно возразила она на его отказ.
- Да все было бы прекрасно, но я предпочитаю помнить кому и чем обязан. – вполне серьезно сказал Олег. – пусть мне будет хуже.  А что с нашей девочкой? Никто ею не интересовался?
- А то! Еще как! Терлись тут парочка идиотов от Качимова. Показала я им красотку нашу. Под присмотром, разумеется. У меня тут не забалуешь. Они все запротоколировали и уползли восвояси. Можешь даже не переживать. С нею будет все в порядке. Не девчонка, а боец. Правда, кое-что поменялось. Ты знал, что она еще и стихи пишет?
Даршавин потряс головой. Он знал ее досье наизусть. И ничего подобного там не было указано.
- Ну, вот. Слова Богу, не все подконтрольно чекистам, - ухмыльнулась  женщина. – Значит я на верном пути. Я сделала, как ты просил. Возможно даже больше. Правда, как всегда, не уверена, что ей во благо, да кто тут может быть уверен хоть в чем-то? Мне понравилась эта девочка. Спасибо тебе за нее.
Дарщавин улыбнулся.
- Обращайтесь, - словно царь-батюшка, высокомерно ответил он. – Думаю, ключ от этой девочки в надежных руках. Спасибо, баба Таня, буду должен.
- ООоо! Скооолько ты мне должен! Не бери в голову, сочтемся…
- Мне пора, думаю, время моего визита безнадежно приближается к финишу. Созвонимся, баба Таня. После переговорим, - уже в дверях махнув рукой на прощание, пробормотал Олег. Он так и не понял, откуда эта женщина вытаскивает новые возможности у своих пациентов. Иногда ему очень хотелось попасть к ней на месяц-другой, чтобы на самом деле стать другим человеком. Но каждый раз он отказывался от шанса, ссылаясь на нечто, что преодолеть невозможно. Хотя на самом деле – это был страх. Как бы ни была добра та, что знает его с пеленок, ну так и он ее знает. У нее действительно не забалуешь. И спасало его может быть только то, что на самом деле она не его баба Таня, а его школьного друга, которого вечно приходилось защищать от шпаны.  А залечивать раны он сбегал к бабке. И маленькому Олегу приходилось бывать в ее доме. А когда после Чечни он встретил ее в госпитале, был просто в шоке. Он-то всю жизнь думал, что она  просто умеет лечить, но уж никак не доктор. Вот бывает же. А она еще с Великой Отечественной лечила вот таких, как он, непослушных и шальных, но нуждающихся в помощи.
Олег вышел из корпуса вместе с больными, желающими насладиться осенним теплом. Он видел, что Вика оставила Лукаса на скамейке. Но пока шел, Лукас уже делал вид, что ему все нипочем и что он может передвигаться без посторонней помощи. Вот сколько говорить, что это лишь его иллюзия?
Догнав Лукаса, Олег подставил вою руку под его, чтобы тот мог опереться, а не делать вид. Что он так с рождения ходит. Лукас даже не запротестовал. Олег впился в его лицо, изучая каждый миллиметр. И судя по тому, что он видел, встреча с Викой была хуже, чем он мог предположить. Но какое-то чувство подсказывало ему, что вот сейчас нужно не ревновать Норта, а подставить ему руку. Он дошли до машины. Даршавин опять открыл дверцу перед Лукасом. Помог сесть и уже потом сам сел на свое место. И только потом спросил:
- Ко мне или к тебе?
Он чуть не поперхнулся смехом, когда увидел округлившиеся глаза Лукаса. Но сохранил безучастное выражение лица. Будто так и было всегда.  Хотя оно ведь так и было. Просто у  Норта была камера, а у Даршавина – комната в общаге. А теперь… Теперь Олег ил несколько дней рядом с госпиталем, чтобы в нужный момент быть рядом. А конспиративная квартирка с видом на великолепный казанский Кремль, стояла в ожидании постояльцев. Им не дадут медалей. Но кое-чем они могла воспользоваться, пока была такая возможность….
Лукас выполнял все необходимые действия как на автомате. Встать. Сунуть в карман листок со стихами. Уйти от этой гомонящей толпы. Подальше. Побыстрее. Найти укромное местечко. Как раненый зверь ищет место под корнями деревьев, или нору в земле, чтобы зализать там свои раны. Так и Лукас хотел спрятаться куда-то и дать себе возможность погоревать. Поскорбеть о еще одной загубленной жизни. Не своей, вовсе нет. На себе он давно поставил крест. Вика.
Прости меня, прости, прости, прости… Билась в голове одна мысль. Когда-нибудь. Пожалуйста.
Даршавин вырос как будто из-под земли. И Лукас тут же переключился на деловой тон.
- Где тебя носит. Я же сказал быть рядом.
Хотел немедленно поговорить про Вику, но передумал. Это выглядело бы слишком жалко сейчас. Как нелепая попытка сделать вид, что от него что-то зависит. Не то место, да и время неподходящее. Позже.
Олег подал руку, и Лукас не отверг помощь. Это тоже выглядело бы жалко. Его видимость независимости. До машины они дошли молча. Хорошо, что Олег не стал ни о чем спрашивать. Может же вести себя как человек, если захочет…
Ко мне или к тебе… С ума он сошел, что ли? Куда? И с наглым вызовом посмотрев Олегу в глаза, Норт ответил.
- Ко мне. Я тут снял шикарный люкс, подумал, поему бы не пожить недельку в  роскоши… Хочешь, присоединяйся. Места там много.
Лукас был уверен, что сейчас Даршавин повезет его в аэропорт. Тогда пришлось бы принять еще один бой.
Олег выдохнул и сказал водителю:
- На улицу Батурина. Думаю, в курсе, куда? Там под арочкой у автосервиса тормознешь. – Потом нажал кнопку, чтобы перегородка заняла свое место, и обратился к Норту. – Ну, на счет люкса не знаю, но за приглашение спасибо... До твоей квартиры как раз в два раза быстрее, чем до моего угла. Так что – погощу с удовольствием и удобствами.
Машина двигалась с привычной элегантностью волги. Или ухабов на дорогах Казани не делали, в отличие от всей остальной РФ.
Переехав через мост, водитель свернул в лево и остановился под аркой.
- Нам пора. Дальше не повезут. – Вывел из оцепенения Лукаса Олег.  И потом водителю. – Спасибо. Я закажу машину, когда будет необходимость. Привет Иванычу.
Они вышли из-под арки в чистый ухоженный тихий дворик. Никаких шумных соседей и грузовиков у дверей вечно шумящих магазинов. Только покой и чистое осеннее небо…
- Вот с квартирой незадача. – Проворчал Олег. – Нам на третий этаж. А лифта нет. Так что ты уж на меня рассчитывай. Не хочу сдавать тебя в больничку снова. Неважно в какую. Просто не хочу и все. – Ворчал он, открывая двери подъезда и подавая Лукасу руку. – Нужно было костыли брать или ко мне ехать… да. Что уж там… - Пришли. – Даршавин протянул ключи Лукасу. – Ты хозяин тебе и открывать….
Лукас молчал, пока они ехали в машине. Молчал, пока шли к дому и поднимались на этаж. Но чаша его терпения была переполнена, когда Олег снова упомянул про его мнимую немощность. Он схватил Даршавина за грудки и пригвоздил к стене. Потемневшие от  гнева глаза Норта метали молнии.
- Я в порядке. – Тихо, раздельно, грозно произнес Лукас. – Тебе надо обязательно врезать, чтоб ты это, наконец, усвоил? А? Еще раз скажешь про больницу… Я … Я не знаю, что я сделаю. Но тебе точно не понравится. Ясно? Нет?
Не дожидаясь ответа, Лукас первым пошел вверх по ступеням. Пришлось держаться за перила, потому что где-то после первого марша нога отказалась сотрудничать, но, разумеется, это не заставило Норта ни остановиться, ни попросить о помощи.
Олег посмотрел на него, словно сам попросил побить, а Лукас отказался, отряхнулся и обогнал Лукаса, чтобы тому не пришлось идти выше, чем нужно, быстро открыл двери квартиры, жестом приглашая в распахнутое жилище.
- Нет, нужно было хоть водки купить, - почесав затылок, хмыкнул Олег, - как то же тебя нужно в норму привести… Может тут минибар имеется. Он помог Лукасу снять куртку, разделся сам,  ворча при этом себе под нос.
- В порядке он... ну да, в совершенном порядке, только на людей кидается, а так – полный, просто полнейший порядок… ага. – И потом из кухни, громко. - Просто охненительный порядок! Коньяк будешь? Что за чудо, а не номер, есть все для шикарной жизни! – журчал Даршавин, закуривая дорогие сигариллы, которых даже и не видел в магазине. Терпкий запах настоящего табака растекся по душе и по квартире, приводя Олега в состояние блаженства.
- Лукас, слышь, ты не переживай, а? Ну, все с ней будет хорошо. Я гарантирую. Можешь хоть один раз поверить мне и не переживать за нее? Я, правда, гарантирую, что ей не сделают ничего плохого. Олег встал перед стоящим посреди комнаты Лукасом, слишком уж напоминавшем изваяние. – Ну, побей меня, если хочешь! Только сядь! Мать твою! Я не могу потерять тебя! Ты хоть об этом подумай! Я только что вытащил тебя из очередной передряги! Послушай меня, Лукас, успокойся! Я все сделаю, чтобы эта девочка  не была грузом на твоей совести! Слышишь?
Все пустое. Ничего не имеет значения. Как бы ты ни старался, ты делаешь только хуже. Ты только разрушаешь все вокруг себя. Ради этого нужно было все начинать? Ради этого? Чтобы завербованная тобой девчонка тебя же и жалела потом? Презирала, ненавидела? Потому что любит? А ты не способен полюбить в ответ? Во что ты превратил себя… Кем ты стал. Ты и в самом деле жалок.
Лучше бы Даршавин оставался в своей кухне. Курил бы сигариллы и пил коньяк. Целее был бы. Не стоило ему заходить к Норту, да еще и пытаться его успокаивать.
- Что ты сказал? – Лукас как будто вынырнул из транса, в который сам себя и вогнал. – Ты меня вытащил? Из передряги? Ты? Ты себя-то хоть слышишь? Вытащил! Ты втянул меня в это! Ты читал все файлы, ты знал, кто для меня Вика! Кто для меня Зерах! И ты специально выбрал именно это задание. Чтобы еще раз показать мне, что… Что ты хотел там добиться? Что в конце концов у меня нет никого и ничего, только ты?  Что единственное мое спасение в тебе? Я не знаю, что ты там еще спланировал в своем извращенном мозгу, но одно я тебе скажу. Ты не сможешь больше никому навредить, используя меня. А Вика… Знаешь, как все будет? Ты сделаешь так, чтобы ей вернули ее жизнь. Разумеется, не в той проклятой академии. Ты устроишь Вику в лучшее исследовательское учреждение, какое только есть в этой гребаной стране. Никакого наблюдения. Никакой слежки за ней. Никаких это ради нее и ей во благо и ради ее же безопасности! И я не вернусь в камеру, пока не удостоверюсь, что так все и есть! И мне совершенно плевать, как ты это устроишь! Точно также, как и все остальное! Эти чертовые миссии, прикрытия, больницы, квартиры! Ты понял меня? – Лукас и не заметил, как перешел на крик. Впервые. – А теперь тащи свой коньяк или чего там у тебя. – Уже совсем тихо добавил он, обессилено опускаясь на диван.
Господи! Если бы Даршавин мог, он бы взмолился. Но он ухмыльнулся и отправился на кухню. Хотя, сказать  отправился – это все равно, что не сказать ничего. Через долю секунды бокал с коньяком уже был в руке Лукаса.
- Все сделаю, слышишь? – шептал он, приближаясь к Норту. - Абсолютно все, что скажешь! Ты пойми! Я не мог ничего сделать. Ну кто кроме тебя может сделать такое? Ты же лучший! Ты не понимаешь! Я чуть с ума не сошел, когда увидел твое тело там, на дороге! Мне показалось, я потерял тебя! И сколько раз я говорил себе те же слова - как ты мог идиот несчастный втянуть его в такое говно! Но… Я бы не пережил, если бы потерял тебя… нет… - Олег осушил свой бокал и поставил его на пол. И теперь совершенно не знал, куда деть руки. Вот тот момент, когда с ужасом осознаешь, что дальше тупик. Ты понятия не имеешь, что делать… что? Обнять его? Дрожащая ладонь Олега опустилась на колено Лукаса…
Бокал в руке, Олег кается… И этот незнакомый запах… А, точно. Вместо привычных сигарет Олег курил ароматизированные сигариллы. Лукас отпил немного коньяка. А потом залпом выпил и все остальное. Помолчал немного. А потом и его прорвало.
- Ты знаешь, что она сказала мне? Знаешь? Она стихи написала! Про меня! Вика… Она стихов никогда не писала. А тут… формулы, формулы, а потом стихи… Вот, сам посмотри, - Лукас сунул в руку Олега листочек со стихами. – А потом… она назвала меня трусом. И сказала, что любит меня. Любит труса. А еще… еще что я должен найти себя. А как? Как я это сделаю? Как…
Лукас едва замечал происходящее вокруг.
- Я же даже себе не принадлежу…
Запустив пальцы в волосы, он сидел, опустив голову, устремив невидящий взгляд в пол.
- Трусом? Тебя? Тебя? – он просто поверить не мог в то, что услышал. - Ты лучший! Ты самый лучший, кого я знаю! Она просто не знает тебя, поверь! – Олег взял лицо Лукаса в свои ладони, развернул к себе, чтобы сказать все то же самое. Глядя ему в глаза. – Она просто еще не знает тебя, поверь, ты лучший. – Медленно, почти по слогам он выговаривал каждое слово, не отрывая взгляда от его глаз. Безумно дорогих, бездонных, как самые глубокие омуты в мире, волшебно голубых, полных страдания и боли…. – Слышишь меня? Я знаю, что говорю. Я … - Олег сказал это одними губами… - I love you. No one else . No one else can, has no right to love you…
Его зрачки расширились, от одного осознания, что он произнес это вслух… или почти произнес… Но руки продолжали держать лицо Лукаса, сжимая его, или едва держа, будто драгоценную фарфоровую вазу…
- Меня, Олег, меня. Я не лучший, я ничто, я никто, я…
Лукас смотрел в глаза Олега и медленно осознавал, что видит в них нечто необычное. Не насмешку и презрение, не интерес, а как Лукас выживает в его очередном эксперименте? А неподдельную заботу, нежность, участие. И… нет, этого не может быть. Это неправильно.
Но слова Олега доказывали, что Лукас понял все правильно. Когда Олег заговорил на английском, Лукас уже не мог сказать, что понял его неправильно. Все было предельно ясно.
- Олег, Олег… Что ты… что ты делаешь… Это неправильно… Мы не должны… Я буду ненавидеть тебя за это… А себя еще больше…
И он потянулся навстречу Олегу.
Даршавин готов был тысячу раз повторить, что он лучший, что пусть ненавидит, если сможет, Пусть, что хочет, делает потом... все потом после того, как… Олег медленно проводит руками по телу Лукаса, притягивая его ближе…  И все же шепчет ему на ухо то, что не может больше сдерживать в себе, словно вино, переливающееся через край бокала, слова льются, опьяняя их обоих…
- Да, потом, потом ты можешь делать все что угодно, все ... потом… Но сейчас... Сейчас ты самый лучший, самый желанный, самый безумный… Ты же помнишь это ощущение, Лукас…  Мой Лукас… - пальцы Даршавина уже разрывают кнопки на рубашке Лукаса, освобождая это совершенное тело от всего лишнего… ненужного… разделяющего их, мешающего вечно… - Мой Лукас, только мой…
- Ненавижу тебя, ненавижу… - шепчет Лукас. – Hate you…
Да, он ненавидит. Всеми фибрами своей души. Но сейчас это померкло перед тем всеобъемлющим желанием быть кем-то любимым. Нужным кому-то. Чтобы только не чувствовать этой пустоты внутри. Заполнить ее, неважно, чем. Неважно, кем. Олег кажется таким искренним. Лукас чувствует, что тот не лжет. Может быть, впервые в их жизни. Он знает Лукаса. Знает и в самом деле как никто другой. И если кому и можно довериться, то лишь Олегу.
- Just don't leave me. I can’t be alone any more. I can take it no more. Hold me. Don’t let me go…
Сбивчиый шепот, прерывистое дыхание, он освобождает Олега от одежды, особенно не заботясь о ее целостности. Пока не передумал. Пока не прошел порыв.
- Kiss me…
А вот этого повторять два раза не придется… Руки Олега опять взлетели к лицу Лукаса, Боже, вот сейчас.. Сейчас пусть разрушится весь мир, но только пусть останется Лукас, его желание, его губы..  Даршавин накрывает его рот своим, жаждущим и горячим, проникает в его рот, требуя подчинения и страсти… Главное не останавливаться.. Ни за что..  Ни за что…
- Now Now.. you're mine.. Only mine… - одежда Лукаса отлетает куда-то в сторону, освобождая его тело для рук Олега, если бы Даршавин мог ожидать, что Лукас сам… Сам захочет этого… Господи, он сам хочет! Осознание этого приходит с новым приливом страсти и желания, заставляя Даршавина впиться в рот Лукаса, заставляя его подчиняться и стонать…
Если Лукас кому и нужен, так только Олегу. Если кто и примет его таким, какой он есть, это Олег. Если кто и разделит его горе, так это Олег. А дальше… Дальше он просто отключил все мысли.
И были только губы Олега. Горячее дыхание. Переплетение языков. Пылающие страстью тела.
Вот только подчиняться Норт не собирался. Ни за что. Война никогда не заканчивается войной. Но это исключение. Война языков, война характеров. Война за главенство. Когда встречаются два альфа-самца… будет торнадо.
Олегу удалось застать Лукаса врасплох, но ненадолго. Лукас тоже был напорист. Она заставил Олега лечь на диван, нависая сверху. Сегодня все будет именно так.
Олег зарычал в ответ на действия Лукаса, но только на мгновение, потом снова утонул в ощущениях или в его глазах, превратившихся в два темных бездонных омута.  Он попробовал расслабиться и отдаться его желаниям. Если Лукас желает его так же, как и он, то почему не довериться его желанию? Если Лукас хочет владеть его языком, то почему не завладеть телом Лукаса? И Олег, принимая  в свой рот горячий язык Лукаса, притягивает его тело, заставляя придавить себя всем весом, чтобы чувствовать его полностью. Потом запустил руки в его штаны, совсем недолго провозившись с пряжкой ремня и замком брюк. Улыбаясь вздрогнувшему от его прикосновений, телу, Олег погрузился в удовольствие…
- What are you doing… We should not…
Лукас еще пытался сопротивляться, хотя бы на словах. В то время как его руки нашли уже в свою очередь пряжку на штанах Олега, а потом он оказался прижатым к его горячему упругому телу… И его руки… Что он делает… Окончательно свело Норта с ума. Он выбрал потерять контроль. Хотя бы ненадолго. Какого черта! Неужели он не заслужил!
Эти ласки. Такие непривычные. Но это было прекрасно. Новые непознанные ощущения. Это безумие. Это открытие. Это… да что бы это ни было. Анализировать будем после. Если будем вообще.
Лукас подался Олегу навстречу, покоряясь его воле, подчиняясь напору, отключая все мысли, живя лишь чувствами. Раз в жизни можно...
Уснули они под утро в тесном клубке, согревая друг друга теплом собственных тел. А когда Норт проснулся, он был уже один. Абсолютно голый, но заботливо накрытый пледом.
Просыпаясь под клич муэдзина, призывающего к первому намазу, трудно не поверить в промысел Аллаха и не возблагодарить все девяносто девять его  имен …
Олег посмотрел на Лукаса, сердце сжалось. Кого еще благодарить, если не Бога за этот дар? Только Даршавин мог понять и оценить его. Потому что всем остальным Бог давал время и выбор. А для них существовала одна только эта ночь, когда тела сплелись с душами в одном безумном и всепоглощающем желании. В одном сметающем на своем пути все мыслимые и немыслимые преграды, но возносящим на вершину мира, потоке блаженного восторга.
 И если Всевышний подарил им эту ночь без предрассудков и запретов, то значит так было нужно.
Сколько тепла и нежности может быть во взгляде?  Кто знает. Но Олег даже не хотел дышать, слушая протяжное пение муэдзина с минарета мечети Кул-Шариф и глядя на спящего Лукаса.
Нужно было вставать и уходить до того, как Лукас проснется… Чтобы первыми чувствами пришедшими  после пробуждения не были неловкость и раскаяние. Олег не хотел, чтобы Лукас мучился, глядя на него. Это было нечестно. Даршавин осторожно выбрался из горячих объятий Норта. Нашел плед, отброшенный вчера за ненадобностью укрыл, растянувшееся по всему дивану, от ощущения свободы, тело Лукаса. Вот так будет лучше…
На кухне ткнул кнопку чайника и закурил сигариллы, притулившись к оконному косяку, пытаясь сквозь осенний туман разглядеть того, кто звал на молитву. Странный город. Совершенно особенный и невероятный. Наверное, стоило бы узнать его поближе… Но это после. Сегодня куча дел. Нужно  выполнить обещание, данное вчера Лукасу. Хотя, как раз это, он сделал бы и без обещаний. Требования Лукаса в этот раз были лишними….
Олег отвлекся от мыслей о Лукасе, когда в кухне появился сам виновник его эйфории. С первого взгляда было понятно, что он был прав, убравшись из постели раньше пробуждения Лукаса. Олег растекся совершенно идиотской, но безумно счастливой улыбкой. Он, конечно, понял, чего требовал Лукас и с готовностью кивнул. Но и совершенно точно понял, что одного жеста понимания сейчас Норту будет мало.
Когда вышел на кухню, уже одевшись, первое, что бросилось в глаза, это абсолютно и совершенно счастливый и довольный Олег, сидящий на табурете у окна. Выпустив облако сигарилльного дыма, он улыбнулся.
- То, что было вчера ночью... - начал Лукас хрипло. Голос подвел его. - Этого не было. Ясно? Ничего не изменилось. Понял меня? - в подтверждение своих слов Норт строго посмотрел на Олега, чтобы сомнений не оставалось никаких. - Нам сон приснился. Обоим. Один и тот же. Это был всего лишь сон.
- О чем ты? Нет, я не против посмотреть сны. Но как раз сейчас нам не до снов. Все правоверные уже совершили первый намаз, а ты еще не написал ни одного отчета, если ты еще не забыл – мы люди-то подневольные. И, на минуточку, ты еще кое-что хотел вчера. Как думаешь, я должен исполнять твои пожелания, во сне что ли? Думаю. В таком случае, мало чего получится… путнего... Так что давай заниматься каждый своим делом. Если у тебя нет других предложений, попив чайку, я удалюсь. Не против? – спросил Олег, все так же счастливо улыбаясь. Вот только его взгляд, словно цепкие когти, не отрывался от глаз Лукаса, будто готов был проникнуть сквозь роговицу глаза в мозг Норта…
- Что, прости? Какой намаз! Какие правоверные! – Лукас оторвался от косяка, к которому привалился, и, зло мотнув головой, прошел к столу, осторожно опускаясь на табурет, опираясь на стол. – Пожелания… Это не пожелания. Это справедливость. – Он в упор посмотрел на Олега. Вопреки рассуждениям о долге и ответственности, Даршавин все еще выглядел так, как будто вместо табака в сигариллах у него была травка. - Ты же понимаешь, что я не могу отобрать у нее жизнь. Как ты отобрал мою. Это все итак несправедливо. Я использовал ее дважды. Кто бы сказал мне. Я бы не поверил… Теперь, когда у меня есть шанс все исправить. У нас есть шанс. Я не могу упустить его. И ты не можешь! Я не позволю тебе этого. Я обещал. И ты обещал.  – Чайник щелкнул, заставив Норта внутренне вздрогнуть. – От меня что требуется? Отчеты написать? Я напишу. Но я останусь здесь. Пока не буду знать, что Виктории вернули ее жизнь.
Пригони звено бульдозеристов на спецтехнике, все равно не заставишь Лукаса отступить от принятого решения. Таким он был раньше. До ареста. Прямолинейным. Непреклонным. Готовым идти до конца ради своей цели. Таким он стал, почувствовав вкус свободы снова. Надолго ли…
- Ладно. Я в душ.
Он сам сказал, что то, что было вчера, этого не было. Но осталось какое-то непонятное ощущение. Как будто кошки на душе скребли. Это из-за Вики. Точно из-за нее. Больше ни из-за чего. Ведь так?
Даже если бы он не обещал Лукасу, все равно ему нужно было довести миссию до конца. Татьяна Павловна конечно сделала все, что могла.  Вика не просто психически здорова и морально адекватна, но и вполне в состоянии справиться со своим любимым фагоцитозом. Стихи… Но, кто же знает, что может быть в голове человека? И разве стихи мешали кому-то? Олег не мог знать, что стихи не мешают. Они меняют человека полностью. Но все же он хотел помочь вике.. как мог. Как было в его силах. Всем известно, чтобы надежно спрятать вещь, нужно положить ее на самое видное место. Вот и в случае с Викой, Даршавин не нашел ничего лучше, чем секретная лаборатория спецотдела по ядам. Ведь Вика все еще нуждалась в охране. Увы. В ее положении приходится думать в первую очередь о ее безопасности. И, кажется, самой Виктории вовсе не мешали постоянные пункты пропуска и круглосуточное видеонаблюдение. Ее больше страшила возможность оказаться опять один на один с преступником…
И сколько бы Лукас не возмущался, а это был лучший вариант. Самый надежный и самый безопасный…
Олег наслаждался, выпуская клубы ароматного дыма в лестничные пролеты элитного подъезда. На кухонном столе для Норта остался завтрак. Пока Лукас плескался под душем, Олег поспешил выскочить за дверь. Слишком уж накалена атмосфера между ними. Он не сможет забыть эту ночь, по причине счастья, накрывшего его этой ночью. Лукас тоже не сможет ее забыть. Вот только совсем уж не из-за счастья… 
Конечно, квартира была арендована Даршавиным для них двоих. И сейчас предстояло собрать вещи из гостиницы и вернуться к Лукасу. Не так уж много времени у них осталось. Даже если все это время Лукас проведет в попытках забыть эту ночь, все равно долгих мук не предвидится. Все решится довольно быстро. Олег ждал приказа о возвращении сразу же после отчетов Норта о проведенной миссии…
Странное ощущение нереальности происходящего не отпускало Норта. Он вышел из душа и не застал Олега на кухне. Благоразумно. Сейчас Лукасу совершенно не до разговоров. А Олег захотел бы поболтать. Закрепить свой успех. Как же. Еще один шаг, чтобы привязать к себе Лукаса. Теперь их связь вполне себе осязаемая. Даже не нужно особенно напрягаться, чтобы представить, как они с Даршавиным…
Лукас помотал головой, прогоняя мысли. Этого не было. Не было и все.
Заботливый Олег оставил завтрак. Не пропадать же его усилиям.
Ощущение тревоги и неопределенности никак не проходило. Хотя миссия уже позади. И сейчас Лукас занимался тем, что облекал в казенные сухие строки недавние события, наполненные бьющими через край эмоциями. Это было как заковать бурную реку в холодный панцирь гранитных набережных. Задать ей новое русло, заставить течь так, как угодно градостроителю. 
Лукас как будто со стороны наблюдал за тем, как его рука выводит ровные строки.
… таким образом, взрыв был предотвращен…
… Господин Гатаров нанес господину Стоцкому ранение в грудь острым металлическим предметом, в результате чего господин Стоцкий впоследствии скончался…
… было принято решение протаранить машину господина Гатарова. В результате аварии господин Гатаров получил несовместимые с жизнью травмы…
Враг мертв. Олег позаботится о Вике. Он обещал. Тогда что не дает покоя? Откуда это напряженное ожидание чего-то плохого?
Лукас привык доверять своей интуиции. Хотя что есть интуиция. Не более чем обобщенный опыт прошлых событий, проанализированный подсознательно. И теперь является в виде пришедших из подсознания же подсказок.
И что говорит тебе твой опыт сейчас? Все слишком просто? Опять? Слишком легко все. Так  не бывает. Либо у Даршавина всемогущие покровители, либо…
Слабый шум у входной двери заставил Лукаса замереть и прислушаться. Это не мог быть Олег. Он бы сразу открыл дверь своим ключом.
Вот оно. Началось.
Лукас встал из-за стола, но не успел сделать и шагу, как дверь в квартиру распахнулась, и в нее ворвались трое крепких мужчин. Двое скрутили Норта, несмотря на его сопротивление. Третий в это время обошел квартиру и вернулся к остальным.
- Полегче с ним. Он из больницы только что.
Откуда они знают? Кто они вообще такие? Это что? Очередная проверка? Или сообщники Гатарова добрались до него? Лукас терялся в догадках. Но знал, что спрашивать бесполезно.  Потому хранил молчание.
А потом резкая боль в шее и темнота.
Первым ощущением была жажда. Нестерпимая, иссушающая жажда. Горло драло нещадно. Язык прилип к небу. Хоть бы глоточек воды… А лучше два… Лукас прислушался к собственным ощущениям. Твердая холодная поверхность. Покачивается и мотает из стороны в сторону. Машина? Вагон? Судя по звукам, все же автомобиль. Лукас приоткрыл глаза. Тусклая лампа под потолком показалась ярким прожектором, и он снова зажмурился. Он явно ощущал присутствие других людей рядом, но они молчали, и он тоже не произносил ни звука. Во-первых, врядли он получит ответ на свои вопросы, а во-вторых, кто его захватил? В свете последних событий это могли быть кто угодно. И на каком языке предпочтительно с ними общаться, тоже пока не ясно.
- О, смотри. Наш спящий красавец пришел в себя.
Почему все время одна и та же пошлятина? Нельзя сразу представиться, рассказать, кто они, куда и зачем везут…
Лукас понял, что лучше открыть глаза. Когда свет перестал казаться ослепительным, он смог разглядеть троих мужчин, одетых в гражданское. Они сидели по обе стороны от Лукаса на лавках, а он лежал на полу предположительно фургона. Странно, но ни руки, ни ноги Норта не были связаны. Эти трое так уверены, что он не станет пытаться сопротивляться и бежать?
Стоп. Он говорил по-русски. Его конвоир. Русские. Хоть это прояснилось. И на кого они работают?
 Бывают ситуации, когда выяснить что-либо можно лишь одним способом. Провокацией.
Лукас сменил положение, улегшись чуть поудобнее. К ноющей боли в ноге присоединилась еще и головная боль. Типичные последствия применения мощного седатива. Жажда и головная боль. Еще тошнота. Как без нее.
Мужчины не среагировали. Норт попробовал принять сидячее положение. Снова ни окрика, и удара. Странно. Вроде и пленник, и свобода не очень ограничена. Он подобрался с передней стенке фургона, отделяющей кабину от кузова, и оперся на нее спиной. Три пары глаз неотрывно наблюдали за ним, но все по-прежнему молчали.
- У вас есть вода?
Никаких вам вежливых заискивающих просьб типа можно мне, пожалуйста…
Еще один метод провокации.
Мужчина с прилизанными, как будто сальными, черными волосами и карими глазами навыкат криво усмехнулся и выудил из сумки бутылку с водой. Кинул ее Норту. Тот поймал ее, открутил крышку, осторожно отпил глоток.
- Да не отравлено там, хотели бы убить, давно убили бы.
Еще одно распространенное клише. Похоже на то, что поговорить хочется, а инструкции не позволяют.
Раз не отравлено, еще лучше. Лукас жадно отпил из бутылки. Обратно ее не потребовали, и он оставил ее рядом.
- И куда мы едем?
Бесполезно задавать этот вопрос, но кто знает…
- К месту назначения.
- И где оно?
- Приедем  - узнаешь.
Исчерпывающе. Лукас замолчал, время от времени прикладывась к бутылке.
Подведем итоги. Убивать они меня не собираются. Не бьют. Дают пить. Значит, я нужен им живым и более-менее здоровым. Кому им? Друзья Зераха просто пригласили бы на беседу. Усыплять и похищать из квартиры не их метод. Сторонники Юсуфа прикончили бы, не задумываясь. Значит, все это не имеет отношения к его последней миссии. Цепочка размышлений Норта привела его к неприятному результату.
Вывод напросился сам собой. И он казался весьма логичным. Олег. Сам не смог сказать последнее прощай. Получил свое и сдал. Забирайте. Больше не нужен. Очень в его духе. Использовать и выбросить за ненадобностью. Значит, Лукас скоро окажется в очередной тюрьме. Значит… Стоп. Еще ничего не ясно. Когда окажется, тогда и сделает выводы. Где-то глубоко внутри еще теплилась надежда. Раз с ним обращаются более-менее цивилизованно, быть может, Даршавин устроил его эксфильтрацию, и Лукас на пути на родину?
То, что увидел Даршавин, когда вернулся… Лучше бы пристрелили. Честное слово, было б гуманнее… Он сел на табурет, который пришлось поднять с пола и поставить, как положено, обхватил голову руками, взъерошив волосы,    глухо воя. Все, что ему осталось – несколько бумажек на столе. Инструкции, предписание и обратный билет. И… ничего … даже запаха Лукаса у него не осталось. Единственное, как следствие его сопротивления, перевернутые стул и табурет на кухне, да осколки чайной чашки на полу. К чему Даршавин добавил еще все то, что попалось под руку. Что смог снести с места в приступе бессильной ярости…. Олег не был удивлен. Он даже мог предвидеть все это. Еще более – свою судьбу. Чертова Лушанка. Эти гиблые болота, как проклятье, забирают души своих постояльцев, и никогда уже не выпускают их обратно…. Ему не могло повезти больше, чем остальным… Если только в одном – Лукас. В его жизни был Лукас! Был? Неужели это конец? Да хрен там!
Олег судорожно зашарил по карманам,  этот чертов мобильник, как всегда, не найти. Пара нажатий, и гудки. Длинные. Кажется, никто не будет удивлен его звонку. Еще бы! И вот, наконец, это короткое
- Слушаю Олег Вадимович.
- Аркадий Александрович? Могу я узнать свои дальнейшие действия? – голос еще дрожал, но  Олег постарался говорить медленно, чтобы скрыть всю ненависть. Горевшую в нем. Вот сейчас нужно быть предельно осторожным. Эта бомба похуже той, что приготовил Юсуф.
- Странно слышать это от вас, Олег Вадимович. Вы, такой опытный боевой офицер, задаете такие нелепые вопросы. Вы разве не получили инструкции? Вам не доставили билет? – Качимов как всегда, был невозмутим. Но слегка удивлен. Было ли это удивление наигранным, сказать было невозможно. Потом, как будто решив, что Олег все же заслужил некоторые пояснения, Аркадий снизошел до них. – Ваша миссия завершена. Вы возвращаетесь к месту постоянной дислокации. Надеюсь, это вам объяснять не нужно? До вокзала доберетесь? Машину присылать нет необходимости? У вас же со здоровьем проблем нет?
Последняя, и без того более чем призрачная надежда померкла. Но он же знал… знал, что будет именно так…  может быть по этому позволил себе ту  ночь… и вообще пошел на все эти миссии, понимая лишь одно – это его шанс. Нет, не выбраться из болот. Конечно, нет. Но сделать последний вдох. Жадный и судорожный, но решительный, как будто у него было на это право…
- Нет. Со здоровьем, все в порядке. Есть, отбыть к месту постоянной дислокации.  – Олег сожрал вместе с надеждами на светлое будущее фрау «Прикажете ждать дальнейших распоряжений?», только сухой ровный, словно выцветший, голос. Без какого-либо намека на чувства. Даршавин нажал на красную кнопку прежде, чем услышит ответ. Сейчас он не хотел, не мог ничего слышать. Никого видеть. Он поднял с пола билет. Посмотрел на время отбытия поезда. … смешно. Теперь для него нет не только машины, но и тратиться на самолет тоже для него слишком уж большая роскошь… Контора так и осталась слишком уж хорошо отлаженным механизмом… уничтожения. Всех, кого она перемолола и переварила, она уничтожает без тени сентиментальности и сожаления. Методично размахивая флагом…  У него есть еще пять часов.  Отлично. Олег сунул документы в карман куртки, подхватил сумку, с которой вошел в квартиру и сделал шаг за дверь.
Олег… Ты говорил, что всегда будешь рядом. И что в итоге? Самоустранился, даже не сказав последнего прощай. Ведь ты знал, что так будет. Повел себя, как последний трус. Малодушно, подло. Просто ушел. Еще и сделал вид, что отправился выполнять мою просьбу. Лицемер. Лжец. Сволочь. Разве я не заслужил хотя бы правды? Хотя бы предупреждения? Ведь я никогда не питал иллюзий по поводу того, что со мной будет дальше. Да, не скрою, себе я лгать не буду, я в тайне надеялся, что, если я буду сотрудничать, я попаду домой, а не на очередной круг ада. Глупо было надеяться, я знаю. Но надо же во что-то верить! Пусть в несбыточную мечту.
Нет, каков молодец. Вот так резко, без предисловий. Знай свое место. А что ты возомнил себе? Что теперь так всегда и будет? Что все будет происходить по одному твоему слову? Как ты был ничтожеством, так им и остался. Да, все верно.
Может, ты ждешь благодарности? За то, что давал мне свободу? А как по мне, так просто дразнил. Предоставил свободу, дал ее прочувствовать в полной мере, чтобы потом так жестоко, неожиданно и грубо отобрать. Конечно, смотреть ты на это не захотел. Не после того, что было накануне. Чего не было.
Ненавижу.
Врага надо прощать только после того, как его повесят. Г.Гейне.
Я прощу тебя, Олег, лишь после того, как вздернут тебя.
Лукас снова в камере. Он даже не знает, где эта камера находится. Знает только, что его везли на машине, потом на самолете, потом снова на машине. Даже то, что ему не завязывали глаза, не могло помочь. Норт не узнавал ни аэропортов, ни зоны. Определенно, это была Россия. Он слышал разговоры. Но это все, что он знал. 
Никто не приходил. Ни следователи, ни палачи. Никто не допрашивал и не пытал. Это было странно. Лукас ждал чего-то подобного. Но ничего не происходило, и это ожидание, оканчивающееся ничем, эта неопределенность, этот вакуум… Сводили его с ума. Кормили вовремя. Подъем и отбой были по расписанию. Вот и вся стабильность и определенность в его жизни. А остальное… остальное поглотила ненависть. Она и помогала держаться. Она стала тем якорем, который не давал сорваться в бездну отчаяния. Она давала силы проживать еще один день в тревожном ожидании.
Единственное, что мог успеть Олег – это выполнить обещанное. Чтобы не мучиться потом в неведении и полной изоляции. То, что его разлучили с Нортом, означало лишь одно – они больше не увидятся. Но даже это не могло служить оправданием отступничеству.  А Олег не мог позволить себе отступиться. Он мог быть кем угодно, только не предателем. И раз уж ему не положена машина, то и отследить его никто не сможет. Маленькая старенькая нокия осталась в мусорном баке на привокзальной площади. А обычный пассажир автобуса уже никем не был замечен. Он в последний раз посетил маленькую квартирку старого военного врача, Антипиной Татьяны Павловны. Из оставшегося времени, он уделил своему обещанию почти все. Чтобы полностью быть уверенным, что Виктория Кузнецова никогда не пожалеет ни о встрече с Алексом, ни о своем увлечении биохимией. Баба Таня напекла пирожков на дорожку. Собрала Олега. Словно родного и перекрестила. Выходящего за порог Даршавина. Крестное знамение бы довольно странно выглядело, если  бы забыть, что на полях войны случались такие невероятные чудеса, что верить в существование высших сил начинали не только солдаты и врачи, но и особисты и плитработники….
Поезд мерно отстукивал путь на северо-восток.
Олег курил в тамбуре. Оглядывая проходящих мимо девиц. Но скажите почему,  он смотрел на них, словно на прозрачные картинки, ничего не значащие для его сознания? И только сигаретный дым рисовал ему то, о чем он не смел даже мечтать… Нечеткие линии сплетались в невероятные клубки страсти, словно дразня или успокаивая Даршавина. Но только он один знал, что невозможно успокоиться, когда не в состоянии приблизиться к тому, чье имя теперь ему нельзя будет даже произнести. Ни в коем случае. Иначе он будет просто уничтожен.
 На Лушанке  уже вовсю кружилась белая метель. Укрытые сверкающим покрывалом крыши бараков и корпусов резали глаз. А вдоль забора, увитого колючей проволокой тянулся пунктир следов, местным обывателям ничего не оставалось, как топить свои мечты в зловонной, чавкающей болотной жиже. Отдавая на  поруки равнодушно висящей луне свои самые заветные мечты, которым никогда не суждено было сбыться. Они все были приговорены к разным срокам.
Олег быстро, почти не глядя, прошел по знакомой до боли тропинке, свернул на раскинувшееся перед ним узорчатое пуховое покрывало сверкающих снежинок и выдохнул клуб едкого дыма в  бесстрастный лунный лик.
Серебристое божество даже не поморщилось от этого беспардонного жеста отчаяния и презрения, а Даршавин сплюнув под ноги, выругался.
- Если бы ты могла… Если бы ты только могла хотя бы посмотреть ему в глаза! Передать ему хоть каплю моих чувств… Но ты просто тупой безмозглый фонарь. Ты не можешь ничего! Ты сука. Обычная продажная сука, которой все похер… - теперь даже ей он не мог высказать своей боли. Даже лежащему, чувственным бриллиантовым крошевом, под ногами снегу, и тому, Даршавин больше не мог доверять… только себе. Исключительно себе и больше никому…. Он отхлебнул еще глоток из горлышка последней бутылки коньяка. Такого же, которым когда-то он тут же угощал Ксюшу, так страстно заботящуюся о Лукасе, за что и был ей благодарен Олег. Только и всего… А сейчас у него ничего не осталось. Вот еще пара глотков – и коньяк кончится…
Как будто изо всех конфессий
И культов, данных кем-то свыше,
Ты выбрал тот, в котором вместе
Мы чувствуем, живем и дышим.
Сливаемся в одном потоке,
Взмывая до седых вершин,
И там, в божественных чертогах
Хотим мгновение прожить.
Одно, но лучшее, должно быть,
Которого не повторить...
Как будто ты желаешь снова
Лишь одного меня любить.
Ты сделал выбор, словно шаг.
Теперь с твоей моя душа.
Он появился в камере, как будто ниоткуда. Материализовался в воздухе, словно демон.
Качимов не только давно привык к тому впечатлению, которое каждый раз создавал своим излюбленным способом. Появлялся перед носом собеседника, словно из небытия, но и наслаждался им. Поддерживал репутацию довольно неадекватного начальника.
Сначала он не меньше двух дней изучает поведение подследственного с помощью  видео и скрытного наблюдения. Анализирует. А потом появляется в тот момент, когда по данным этого наблюдения, человек находится в самом ослабленном или расслабленном состоянии. В случае с Лукасом найти такой момент казалось сложной задачей, но и Лукас Норт не машина. Все же настал момент, когда он просто смертельно устал. Один Бог знает, какие внутренние сражения вел он, но лишь через три дня, при явных признаках усталости, Качимову удалось выбрать удобный момент для появления.
- Добрый день, - сказал он, едва ли не вздрогнувшему Лукасу. И с удовольствием отмечая, что произвел-таки свой излюбленный эффект, даже на казалось бы бесстрастного Норта, продолжил. - Меня зовут Аркадий Качимов. Теперь я буду вести ваше дело, впрочем, я уже несколько лет веду его, отдаленно, разумеется. Вот, вы можете ознакомиться с некоторыми отчетами, которые составляли для меня ваши непосредственные следователи. Включая старшего следователя Даршавина, естественно. Можете посмотреть, - Качимов подал в руки Норту несколько  листов тонкой бумаги, которая обычно применяется для факсов. – Это отчеты о ходе ваших допросов, которые присылал мне следователь Даршавин. Хотя именно с его назначением на должность главного следователя по вашему делу, у вас возникало много проблем, мне даже приходилось несколько раз прибегать к контролирующим действиям. Ну и некоторые миссии, назовем их так… - Качимов выждал паузу, почти театральную, сверля Лукаса совершенно отрешенным взглядом, - некоторые миссии были поручены вам для вашего блага…  Вот, можете полюбопытствовать, это ваши отчеты по этим мероприятиям. – И Качимов протянул еще стопку бумаг. - Все это я показываю вам. Чтобы было понятно, что теперь для вас все изменилось. Никаких пыток и издевательств больше быть не может. Разумеется, если вы все еще хотите вернуться в МИ5 и найти того, кто  так бессердечно и довольно корыстно вас предал. Если у вас есть какие-то ни было просьбы, пожелания, замечания, жалобы, любые вопросы – прошу, вы можете обращаться теперь напрямую ко мне. Я не просто постараюсь быть внимательным и справедливым, но и объективным вашим защитником.
Говорят, человек ко всему привыкает. По большей части это справедливое утверждение. Но как можно привыкнуть к постоянному чувству несвободы, ограниченности, давящей тревоге. Щемящей тоске. Ощущению предательства. Это все уже было, было, было! Неужели снова? И все было напрасно? Все старания, компромиссы с собственной совестью и людьми? Это надо быть таким идиотом, повестись на обещания, дать себя использовать и… В результате оказаться в камере! Снова! А Даршавин молодец. Нечего сказать. Как он ловко обвел меня вокруг пальца… Отымел во всех смыслах. И выкинул на помойку. Ненавижу.
Лукас гонял себя по кругу, понимая, что это все непродуктивно, что думая о предательстве, он не изменит ничего. Но мысли приходили сами собой. Приходили и испепеляли мозг и душу своей безжалостной прямотой и правдой.
Даже ночь не приносила облегчения. Лукас заставлял себя заснуть. Не получалось. Думы не давали покоя. А еще постоянная ноющая боль в ноге. Что, если бы он остался в больнице дольше? Что-то изменилось бы? Ничего. Кроме того, что его забрали бы оттуда, а не с конспиративной квартиры. Только и всего.
Значит, такую тактику вы выбрали. Снова одиночество. А что не в карцере? Было бы эффектнее и эффективнее…
Лукас медленно сходил с ума. Если раньше он держался, то теперь, после того, как ощутил вкус свободы снова, обрел веру в то, что может вернуться на родину, как у него грубо и безжалостно все это отобрали. Лучше бы не давали вовсе. Это равно тому, чтобы позволить матери взять на руки новорожденное дитя, покормить его, почувствовать всем сердцем, всей душой, а потом отобрать. Разлучить. Обрекая на нескончаемую агонию.
И тут появился он. Аркадий Качимов. Собственной персоной. Признаться, ему удалось застать Норта врасплох. Лукас как обычно мерил шагами камеру. Из угла в угол. И, развернувшись в очередной раз к двери, замер, увидев кого-то еще там, где и не предполагал никого увидеть.
Качимов сразу представился как его следователь, назвал свое имя. Настроен на откровенность? Хочет произвести хорошее впечатление? На кого? А заключенного? Зачем?
А когда Качимов вручил Лукасу отчеты… Это казалось абсолютно сюрреалистическим и нереальным. Лукас взял их скорее автоматически, рефлекторно, но, каким бы жгучим ни было его желание тут же заняться их изучением, он ответил.
- Вы уверены, что у меня есть надлежащий уровень доступа для изучения этих документов?
Норт заставил свой голос звучать ровно и бесцветно. Это простой и логичный вопрос. Почему не задать его.
А вот упоминание о Даршавине заставило Лукаса измениться в лице. Что, в принципе, вполне обоснованно. Как еще реагировать на то, что при тебе говорят про твоего палача? Который не только подвергал тебя пыткам, но и протащил через ад предательства? Снова…
На вопрос о жалобах Лукас отрицательно мотнул головой.
Хочет ли он вернуться в МИ5? Да, черт подери, еще как! Но больше он на эти уловки не поддастся. Неет.
Объективный защитник. С чего бы это…
Голос Качимова витал в камере, тонкой струйкой кофейного аромата, проникая в сознание, обволакивая и побуждая прислушиваться и воспринимать его слова, которые и так въедались в мозг, словно разлитый на белоснежную рубашку кофе. Даже изменившаяся поза Лукаса говорила об этом. А еще – ему хотелось услышать нечто, чего он не знал, во что хотел поверить. И кто бы сейчас не вошел в камеру, в любом случае был подобен Богу… Ну, или отцу, если Бог – это слишком громкое или громогласное определение…
- Если бы я был в чем-то не уверен, я не сделал бы этого шага. В этих бумагах нет ничего, что вам не положено знать. Более того, как только вы согласитесь выйти из этой жуткой камеры, я постараюсь предоставить вам для ознакомления ваше дело. Поскольку следственные действия не принесли сколько-нибудь определенных результатов, мы нуждаемся в вашем содействии. Надеюсь, вам надоело тут находиться? Не могу пообещать вам номер-люкс, но кое-что покомфортнее, чем эта провонявшая камера, у меня есть в распоряжении. Итак, вы сможете покинуть этот склеп без сожалений?
Кажется, даже в реальной могиле еще не было так холодно и паршиво, как под его бесцветным взглядом…
Да, Качимов это тебе не Даршавин. Его не спровоцируешь парой неприятных фраз, ставящих под вопрос его компетенцию или упоминанием о Чечне. Качимов это совершенно другой уровень. Другой стиль. Другое все.
Так хотелось Нору ему верить, или Аркадий просто пришел в нужный момент, но Лукас готов был немедленно последовать за ним. Куда угодно. Только отсюда.
Подавив глубокий вздох, Лукас вернул бумаги Аркадию.
- Я правильно понял. Вы только что признали некомпетентность вашего следователя с Лушанки? – Лукас устремил свой прямой прожигающий взгляд на Качимова.
Если уж проводить разведку боем, то дойти до самого предела, а то и перейти черту. Что может быть за это Норту? Хуже того, что уже было? Да ничего. Сложно иметь дело с тем, кому нечего терять. Ведь и страх свой он тоже потерял где-то по пути через ад…
- Идемте. – Лукас даже сделал приглашающий жест рукой, как будто это он предложил Качимову убраться отсюда.  – Как сказал Блок. Сознание того, что чудесное было рядом с нами, приходит слишком поздно. Не хочу сожалеть об упущенных возможностях.
И  сделал шаг по направлению к выходу.
Дерзкий шаг навстречу свободе.
- Вот это правильно, но смотрите под ноги. – Голос Качимова, будто снова существовал отдельно от хозяина, создавая совершенно особое восприятие реальности. На самом деле Лукас уже вышел за пределы своего убежища и оказался в огромном помещении, по которому летало странное эхо, делающее голос больше, чем его владелец. – Тут все еще попадается под ноги всякая ерунда.  – Он сказал это так, будто полуистлевший череп древнего ящера тут вполне нормальная ерунда, валяющаяся на дороге. Конечно, глупо представлять, что такая контора, как наша. Пошлет на задание человека ненадежного, не компетентного, не способного выполнить задание, не прошедшего строжайший и сложнейший отбор. Старший следователь Даршавин выполнял инструкции. Теперь его работа завершена. Мы видим, что вы достойны несколько иных условий и иного статуса. Как я уже сказал, следствие по вашему делу не дало тех результатов, которых ожидали наши аналитики. Но оно все же позволило сделать некоторые выводы. А тот, кто вас подставил, видимо не слишком хорошо знал, что делает…
Перед ними открылась огромная территория. Качимов покрылся румянцем, как легким налетом гордости за то, что предстало глазам Норта.
- Когда-то это были ангары завода, что тут делалось раньше, вам знать смысла нет, а вот что я хочу тут сделать – возможно вас заинтересует. Мне удалось отвоевать эти  помещения еще до того, как тут побывали вандалы. Конечно, они требовали реконструкций. Если вы захотите. Можете выбирать для жизни любое из имеющихся помещений… но я бы порекомендовал вам лофт. Он и довольно просторен, и вполне похож на жилище, и немного более комфортабелен, чем все остальные боксы. – Качимов указал на лифт. Конечно же грузовой. Отделанный только нержавеющей сталью. Хотя и дизайн лофта не отличался роскошью. Те же оттенки стали,  сочетавшиеся с деревом, чтобы помещение не казалось таким уж леденящим душу, даже при вполне обычном температурном режиме. – Я покажу вам всю систему, а вы выберете то, что вам покажется наиболее привлекательным.
Короткое, но многократное эхо разносило звук их шагов, отбрасывая его от стен обратно к ногам идущих. Может быть, Качимов имел в виду это? Этот похожий на назойливые горошины звук, потрескивающий под ногами….
Честно говоря, Лукас немного растерялся. Он совершенно не ожидал увидеть такое. Тюремный коридор. Максимум двор. Возможно, очередной фургон изнутри… Но это. Это поражало его воображение. Подавляло даже сильнее, чем замкнутое пространство камеры. Лукас смотрел по сторонам, стараясь не пялиться слишком откровенно, как ребенок, которого впервые в жизни привели на ярмарку. Хотя на самом деле, так оно и было. Такой простор… Высоченные потолки. Залы размером с поле для минифутбола. И этот голос, многократно усиленный эхом. Лукасу даже захотелось вернуться в камеру, там было привычно и … Привычно? Чувствовать себя взаперти привычно? Очнись! Привыкни уже к мысли, что ты перешел все же на новый уровень!
И Качимов это подтверждает. Даршавин выполнял инструкции. Несложно догадаться, чьи. И, надо сказать, выполнял их с таким рвением… Что иногда зарывался. Но. Лукас все же может гордиться. В этой долгой схватке он одержал победу. Он здесь, где бы ни было это здесь. Ангары завода? Пусть ангары. Пусть завода. Неважно. Главное, не тюрьма. Значит, все было не напрасно? Лучик надежды снова забрезжил, озаряя своим светом жизнь Лукаса.
Так, ведя молчаливый диалог с Качимовым, Лукас дошел до лифта. Во здесь он немного замешкался. Еще одно замкнутое пространство. Если был выбор, Норт всегда пользовался лестницами. Но сейчас выбора нет. И он заставил себя шагнуть в безжизненное стальное пространство. Как будто вошел в айсберг. Лифт дернулся и поехал наверх.
С каким же облегчением Лукас вышел из лифта…
Здесь ему предстоит жить? Могло быть хуже. Лукас прошелся по просторному помещению с окнами от пола до потолка. Стекла наверняка пуленепробиваемые. Из предметов интерьера здесь был лишь матрас на полу и длинный стол перед окном.  А перед ним стул. И все. Остальное пустое место.
- А ваша горничная в отпуске? – спросил Норт обернувшись к Аркадию, оторвавшись от созерцания просторного асфальтированного двора, обнесенного высоким металлическим забором. – Или уборка это обязанность жильца?
В памяти живо всплыла картина, как Лукас моет пол в камере своей собственной майкой. Здесь же такого не будет?
- А душ тут есть? – продолжил он задавать вопросы, совершенно игнорируя призыв Качимова расспросить о его планах на эти ангары. Захочет – сам вернется к этой теме. Или Лукас захочет. Зависит.
Пока Лукас очумевал от пространства, открывшегося ему, Качимов наблюдал.
- Видимо, вы не совсем понимаете. Тут скорее, как на подводной лодке капитана Немо. Полная изоляция, автоматизация и самообслуживание. – Качимов протянул Лукасу пластиковую карточку. – Тут повсюду электро-магнитные замки и система защиты под видеонаблюдением. Пойдемте, я покажу вам пульт управления,  - Качимов показал на маленькую дверь. Ведущую в кабинет. Вот там все было действительно как в кабине Наутилуса. - Это не просто пульт управления. Отсюда можно хоть делать ставки на лондонской бирже, если знать код, конечно. Вот тут панели для просмотра периметра, - Качимов указал на одну из стен, почти полностью закрытую плазменными панелями, транслирующими изображение с нескольких десятков камер. – Теперь это все ваше, только вы можете решать, что где и как заработает… в общем разберетесь. Пойдемте, я покажу вам  подсобку и кухню. – За еще одной дверью была небольшая подсобка, в которой все было так обыденно, что даже не верилось. Веник, швабра, правда, довольно цивилизованная.  На стильный флаундер был надет моп, еще несколько мопов лежали на небольшом, опять же, стальном стеллаже, по соседству со стоящими в каком-то особом порядке, моющими средствами, на крючке висели пара курток, на полу, поблескивая хромированной ручкой, стояла двухведерная тележка. Кажется, Качимов предусмотрел все, или почти все. – Дальше туалет, ванная и кухня. Душ? Ну, если вам понадобится именно душ, можно будет сделать заказ. Но мне показалось, старая добрая ванна тут будет более к месту…  что еще? Ах, да, я так и не услышал ваших жалоб, замечаний, пожеланий. На кухне вы найдете довольно широкий выбор продуктов. И телефон. Хотя с пульта связаться со мной еще проще. Пиццу заказывать не стоит.
И Качимов сделал вид, что улыбнулся. Это шутка. Всего лишь – шутка. Система защиты поджарит любого, кто вздумает переступить красную черту, мерцающую вдоль забора. О чем довольно однозначно предупреждают щиты на подъездах. Хотя этого Лукас видеть не мог. Если только предположить….
Пока Лукас ходил за Качимовым, как собачонка на привязи, опять же молча, он делал мысленные заметки. Порядок идеальный. Как иначе. Это же Качимов. Инструкции, которые неукоснительно выполняются. Значит, скудная обстановка в его лофте таковой и останется. В отличие от суперсовременного оснащения бытовки. Вот тебе тряпка, вот тебе средства. Займись делом. Поработай уборщиком помещений. Да что угодно. Только бы знать, зачем. Зачем Качимову именно так расставлять свои приоритеты.
Кухня. Готовить он будет тоже сам. Ладно. Он умеет. Было бы из чего. А этим тоже вроде проблем нет. Но остаются два очень важных вопроса.
- Я буду здесь один?
Лукас оглядывал пульт. Ничего такого, что бы он не знал. Разобраться можно.
- И в чем конкретно будут состоять мои функции? Поддерживать идеальную чистоту? И отгонять ворон, расстреливая их из лазерной пушки? Этот контроллер же отвечает за наведение?  - Лукас провел рукой над консолью.
Если вы настроены на шутливый лад, мы вас всегда с готовностью поддержим.
Качимов опять сделал вид, что улыбнулся. Как странно. Ни его глаза, ни губы, ни разу не изменили своего выражения. Но подобие улыбки ощущалось. Словно на время возникала улыбка чеширского кота,  а потом снова исчезала.
- Сейчас – да. Вы тут хозяин. Обживайтесь. Осваивайте территорию. Спортивный зал и библиотека тоже имеются – все, нужные вам двери, открываются этим ключом. – Качимов еще раз указал на кусочек пластика. – Как только вы закончите ознакомление с вашим делом, постарайтесь сделать выводы. Я буду рад, если вы поделитесь этими выводами со мной. В дальнейшем, думаю. Мы найдем применение вашим способностям. Может быть, поделитесь мыслями? Вы  изучали опыт других разведшкол? Времен второй мировой, например? Вы знакомы с методами разведок разных стран? Анализировали их? Есть ли, хотя, я думаю, конечно, у них у всех, есть чему поучиться. Вот попробуйте сформировать ваше мнение по этому вопросу. Думаю, это пригодиться нам в дальнейшем. А сейчас, мне нужно возвращаться к своим обязанностям. Если вы не будете против, я загляну к вам в гости, когда вы найдете все сорта чая на вашей кухне.
И опять возникло полное ощущение улыбки, существующей отдельно от ее обладателя….
- Доброй ночи, надеюсь, вам тут понравится…
 Но вместе с улыбкой исчез и сам Качимов. Его шаги не отдавались эхом, его запах перестал существовать в пространстве, не оставив привычного шлейфа ощущений. Как будто пространство сжалось и поглотило его…
 Чем эта тюрьма отличается от той, в которой Норта держали прежде? Разве что размерами да видимостью свободы. А еще оборудованием. Лукас взял ключ-кару, задумчиво повертел в пальцах. Ключ от вех дверей. Кроме одной. Самой главной. Которая ведет на свободу. Потому что от этой двери ключом является сам Лукас.
И Качимов, наконец, сформулировал свои требования. А они остались неизменными еще со времен начала допросов Даршавиным. Вот тебе твое дело. Ознакомься. Сделай выводы и расскажи нам. Мне. Качимов ни с кем Норта делить не станет. Отныне это его личная игрушка.
Он что, надеется преуспеть там, где потерпел поражение Даршавин? Пойдя на маленькие уступки, ожидает того же от Лукаса? Нет, Норт, конечно, изучит свое дело. Снова. Быть может, найдет расхождения с тем, что давал ему Даршавин. Это будет интересное чтиво.
А потом. Это немыслимо. Качимов хочет, чтобы Лукас превратился в их консультанта? Он хотел было возразить, что для того, чтобы консультировать русских разведчиков, ему понадобится досконально изучить методы их работы… А кто ему позволит…
Но Качимова уже нет. И возражать некому.
Лукас вернулся в свой лофт. Решил оставить экскурсию на завтра. Хватит с него сегодня открытий и потрясений.  Кроме того, незачем показывать свой повышенный интерес к остальным помещениям. В том, что за каждым его шагом следят, Лукас не сомневался ничуть. Вот и смотрите.
Единственное, что он сделал еще, это нашел ванную. Пришлось пойти на сделку с собственным страхом, чтобы не показать, насколько ему жутко погружаться в воду. Но под прицелом камер Норт выбрал из двух зол меньшее. Затаив дыхание, он заставил себя опуститься в наполненную водой ванну. Надо попросить душ. В душе хоть немного привычнее…
Одежды ему не дали. Пришлось надеть свою же.
Еще один переход. И вот, наконец, Лукас дома. Матрас уже привычное ложе. Это решили не менять. Хотелось бы одеяло. Надо составить список… В трех экземплярах, как здесь заведено… А если он сейчас позвонит Качимову, его просьбу тут же удовлетворят? Но для этого придется вставать, идти на пульт… Завтра. Все завтра.
Качимов был доволен собой. Он не просто заполучил себе шпиона Ми5, он при этом еще и раскрыл несколько грозящих сокрушительными провалами., жертвами и разрушениями дел, более того, все это он провернул и наименьшими затратами и наибольшими доходами, а так же воспитал несколько суперспециалистов, которым можно было поручать дела любой сложности. Пусть разноплановые, но это тоже имело свои плюсы. Словом, его отчеты и активы были довольно оптимистичными. Аркадий Александрович имел большое влияние и обширную базу компромата на самых влиятельных людей страны. Его боялись, но терпели. Он умел казаться лояльным и безобидным. А самое главное – необычайно полезным! Вот это у него получалось лучше всего.
Аркадий умел произвести впечатление. И умел выйти сухим из воды. Ему завидовали… Очень. Разве много нужно, чтобы вызвать зависть и страх? А чтобы избавиться от завистников? Что нужно для этого?
Лукас проснулся от ощущения холода. Пронизывающего сковывающего холода. Сначала он подумал, что снова находится в карцере, но потом вспомнил события предшествовавшего дня. Возникло в памяти лицо Даршавина, но Лукас решительно стер этот образ,  смел его, как будто портрет был нарисован на песке, а Норт одним движением уничтожил его, смел песчинки. Заменил на Качимова. Совершенно разные даже внешне. Не говоря уж о поведении, манере держать себя, разговаривать. Олег был мужиком от сохи, простым в своей изощренности, а Качимов даже не пытался прикидываться простым и понятным. Он не заигрывал с Нортом, и Лукасу это даже нравилось. Качимов отдаленно напоминал Лукасу самого себя. Вежливой отстраненностью и ненавязчивой заинтересованностью.
Лежать на матрасе стало совершенно невыносимо. Аркадий упоминал о спортзале? Вот что будет как раз кстати.
Спортзал нашелся из одной из дверей, которая открывалась ключ-картой. Неплохо оборудованный. Лукас занимался, пока не только не согрелся, но похоже, согрел пространство вокруг себя. После чего отправился в ванную.
Так начиналось каждое утро. Тренировка, потом посещение ванной, потом завтрак, с кухней Лукас разобрался легко и быстро. Чаев там на самом деле оказалось больше одного сорта.
С пультом пришлось просидеть почти весь день, зато Лукас знал, как включать и отключать освещение в том или ином помещении куда у него был доступ. Так что холодные ночи остались в прошлом. Норт часами мог бы рассматривать двор в монитор, но отказался от этого занятия, сочтя его непродуктивным. Был бы он один. Но это ощущение, что за ним все время смотрят…
Давящее, навязчивое, оно опутывало, как провода. Куда бы Норт ни пошел, что бы ни делал, он все время вел себя так, как будто выполнял все действия напоказ. И уже не мог решить. Что для него хуже. Реальная неволя или мнимая свобода.
Помещений, в которые у Норта был доступ оказалось немало. Так он нашел и раздевалку, как он для себя отметил это помещение. Одежда была его размера. Кто бы ни готовил тюрьму к его появлению, подошел к этому вопросу тщательно.
Ношенную одежду Норт стирал в машине устрашающих размеров, которая, по всей видимости, осталась с прежних времен, когда этот завод работал и обслуживал сам себя.  Убирался в кухне, лофте и ванной. Остальные помещения посещал редко.
А однажды осмелился попробовать спуститься на лифте вниз и опробовать свой ключ-карту на входной двери. Сердце замерло в ожидании. Лукас был уверен, что огонек на замке останется красным. Но он сменился на зеленый. Лукас осторожно приоткрыл дверь. Ничего не произошло. Открыл ее шире. Бросил в проем пустую банку из-под краски. Ничего.
И вышел на промерзший, продуваемый всеми ветрами внутренний двор.
Какое же это наслаждение чувствовать холодный, чуть влажный запах приближающейся зимы. Прикосновение ветра к лицу. Свобода. Ее не заменит никакое наблюдение изнутри.
Лукас прошелся по двору, предусмотрительно держась подальше от забора и стен, изо всех сил стараясь не показать своим соглядатаям овладевший им щенячий восторг, сохраняя отрешенное выражение на лице. А внутри ликовал.  Свобода! Маленький кусочек свободы. Такой необходимый.
Конечно, у Качимова была своя команда людей, которым он доверял делать какую-либо работу. В том числе и следить за той территорией, которую занимал заключенный Норт. Слишком важный для шефа заключенный. Его явно готовили к какой-то миссии, но что и как? Вот это знал лишь Качимов. Для такой работы у него если и были помощники, то подбирал он их несколько странным образом, а обходился с ними еще более странно. Чаще всего, он готовил для себя людей, исполняющих ту или иную работу, но долго рядом с ним не находился никто. Выполнив некое задание, человек в лучшем случае, мог радоваться, что остался жив. Нет, некоторым везло, таким, как Ксения, например, и за их особую ценность, они попадали на неплохую работу. А вот таким, как Олег (сколько их ходит за колючей проволокой Лушанки?) можно было радоваться тому, что ходят они вроде, как, живые. Бывало, что выполнение поручений Качимова заканчивалось вместе с жизнью – ну чего не бывает в борьбе с врагами Родины…
О том, что Норт вышел на улицу, Качимову сообщили немедленно. Хотя. Беспокоиться было не о чем, стрелять в Норта никто не собирался. Не для этого в него было вложено столько средств и сил, наказывать – тоже. Пусть себе гуляет. Более того, у наблюдающей команды были инструкции отключения электропитания заграждения, обеспечивающего круглосуточный контроль, если Норт вдруг совершит попытку побега. Но Лукас бежать не собирался. Прогулка, пробежка, упражнения – все это было уже привычным для вех кое-кто из наблюдателей, заразившись занятиями Норта, начинал бегать или приседать. И то дело, посиди-ка весь день за пультом наблюдения!
 Качимов появился, как и в первый раз, когда Норт меньше всего ожидал.  Лукас пил чай, когда закрытые двери кухонного блока, как будто и оставались закрытыми, но на фоне абсолютно белой двери темным пятном выступила фигура Аркадия.
- Добрый вечер. Господин Норт. – мягкий, слегка томный голос, рассеялся по помещению, заполняя собой все его уголки. -  Не угостите ли чайком? Очень, знаете ли, полезно, на ночь пить чай с мелиссой…. 
Качимов отделился от полотна двери и сделал шаг к столу…
Лукас невольно вздрогнул, когда услышал голос Аркадия. Не то, чтобы он не был готов к его появлению, тем более, что Качимов сам говорил, что навестить Норта. Но день сменял ночь, а ночь день, и ничего не менялось. Разве что кроме погоды за окном да меню Лукаса.
И вот пожаловал. Лукас всегда садился лицом ко входу. Но темнеющее небо за окном приковало его внимание. А еще порхающий  в свете фонаря снег. Такой потрясающе красивый. Он падал крупными хлопьями, целеустремленно укрывая землю пушистым саваном. До весны срывая все уродства мерзлой земли… Этот завораживающий танец снежинок напомнил Лукасу о Веточке. Неужели он скоро сможет увидеть ее? Нужна человеку вера, что ни говори…
И тут Качимов вторгся в уединенный вечер Лукаса. Мгновенно разрушив его со снегом идиллию. Вернул в суровую реальность, в которой Норту только и есть, что выживать.
- Добрый вечер, господин Качимов.  – Лукас оглядел гостя с ног до головы. Ни тающих снежинок на одежде, ни следов снега на обуви. Качимов явно не с улицы сюда пришел. Под этими ангарами целая сеть тоннелей, должно быть. – С мелиссой? Говорят, она помогает успокоить нервы и способствует улучшению сна. Хотите успокоиться или выспаться?
Норт встал со стула и подошел к шкафу, чтобы  достать чашку и чай. Хромота еще оставалась, но едва заметная. Он снова встал так, чтобы быть к Качимову в пол оборота. И периферийным зрением отслеживать его движения.
Качимов сделал несколько шагов, чтобы оказаться у стола.  Совсем не трудно передвигаться, не оставляя за собой ни следов, ни звуков, главное, чувствовать при этом свою власть. Влияние.
- Разве кому-то когда-то повредило спокойствие и крепкий сон? – брови Аркадия взлетели вверх, изображая удивление, хотя голос остался совершенно ровным. Как будто он питался одной мелиссой  постоянно. Его уверенности в себе и спокойствию не было предела… - Сахара две ложечки, пожалуйста, - проговорил он, наблюдая за действиями Лукаса, когда  пришло время для добавления сахара.
Лукас кивнул в знак того, что услышал просьбу Аркадия. А для себя отметил, какой чай предпочитает его гость, сколько сахара просит класть, чтобы в будущем уже не возникало вопросов. Напротив, можно будет продемонстрировать свою осведомленность и внимательность к деталям.
Аркадий подождал, пока хозяин  поставит чашку с чаем перед ним на столе, покрытом чистой тонкой скатертью, когда сядет на стул у противоположного края стола, и только потом, прикоснувшись к тонкой серебряной ложечке, звякнувшей о фарфор, произнес, как всегда без какой-либо эмоциональной окраски.
 -  Я обещал навестить вас, я только выполняю это обещание.
Да, разумеется. Лукас так и подумал. Что Качимов придет лишь ради того, чтобы посмотреть на Норта лично, а не поразглядывать на мониторе. Такой занятой и влиятельный человек найдет в своем плотном графике время для обычного светского визита. И к кому? К своему пленнику!
В этом месте я должен быть польщен, подумал Лукас. Сам Качимов обещал мне придти и сдержал свое обещание. Лукас вернулся на место и вежливо улыбнулся в ответ. Спасибо, я оценил вашу заботу.
- В кабинете вы найдете ваше дело. Думаю, это чтиво принесет вам некоторую пищу для размышлений. То, что вы занимаетесь спортом – это хорошо. Если сочтете необходимым, попробуйте совместить эти занятия с курсом физиотерапевтических упражнений...  Инструкции тоже есть в кабинете.  – Качимов  с благоговением делал глоток чая между фразами. И выглядело это едва ли не по-царски роскошно. - Ну, а когда ваша рана перестанет доставлять вам физические неудобства,  мы постараемся сделать вашу жизнь не такой однообразно серой. Вы не против будете немного разнообразить ваши дни? – бесцветные глаза Качимова держали лицо Норта, как в прицеле, при этом, голос просто заставлял поверить, что перед ним не просто друг, а самый лучший и надежный друг из всех людей на земле…
Вот и истинная цель визита прорисовалась. А именно, что интересует Качимова. Физическое состояние Норта и заинтересованность в том, чтобы он ознакомился все-таки со своим делом. Лукас прекрасно знал, где оно лежит. Но специально даже не проявлял интереса к делу. Хотя любопытство снедало его. Однако демонстрировать повышенное любопытство Норт не собирался. Если ему дали свободу передвижений пусть относительную, свободу распоряжаться собственным временем, то и сферу своих интересов он будет тоже определять сам.
Упоминание о его ране заставило Лукаса разозлиться. Он терпеть не мог особого к себе отношения. Но подавил вспышку гнева, едва она возникла. Демонстрировать свой норов перед Качимовым – последнее дело. Лучше так.
Лукас благодарно посмотрел на Аркадия и светским тоном произнес.
- Я благодарен вам за заботу обо мне. Признаюсь честно, давно позабытое и оттого еще более приятное это ощущение. Несомненно, я изучу все программы по реабилитации и последую изложенным в них советам. Хотя уверяю вас. Я бывал и в худших ситуациях. Так что готов принять перемены в жизни немедленно. – Норт преданно посмотрел в глаза Аркадия. А потом тем же тоном добавил. – Хотите продолжать использовать меня в теневых операциях?
Качимов улыбнулся … в чашку, отпивая еще один глоток.
- Я довольно неплохо изучил вас, - наконец, показал свою величественную улыбку Аркадий, - и знаю ваши аналитические и личностные качества. Они устраивают меня. И в том качестве, о котором вы упомянули. Why not? – Аркадий смотрел на Лукаса в упор. - Скажу честно, я не могу гарантировать вашу работу на родине завтра, но это не значит, что все это время вы будете пялиться на голые стены, а я не вести переговоров о вашем возвращении  под юрисдикцию Британии. А если вы примите мои условия, у вас будут некоторые права и возможности. Разве это плохо?
Сердце Лукаса учащенно забилось, как только Аркадий упомянул о возвращении в Британию. Он чуть сильнее сжал чашку в руках, но немедленно заставил себя  поставить ее на стол. Беззвучно. Отвел взгляд на секунду, как будто проверяя, не нужно ли подлить гостю чая.
- Еще чашечку? – вежливо спросил Лукас. Потом снова поднял взгляд на Качимова. Абсолютно спокойный и бесстрастный взгляд. Каких усилий стоило Норту сохранять это видимое спокойствие… Не удержался и глубоко вздохнул, просто чтобы обновить воздух в легких. – Плохого ничего, тем более, что я уже заслужил и права, и возможности. Три успешные миссии. В не самых благоприятных условиях. Да вы же сами знаете.
Изучил он меня. Как же. Стал бы сидеть тут чаи со мной распивать, будь это действительно так. Хочешь увидеть сам, воочию, что из себя представляет Лукас Норт. Смотри. Лукас развернул плечи, хотя его осанка и без того была безупречной.
Качимов чуть прищурился, на долю секунды. Война умов? Скорее разведка боем. Чего еще не хватало Качимову для составления характеристика Норта? Да сущей мелочи, он хотел знать, насколько опасен Норт. И судя по тому, что видел, он все отчетливее понимал, что заполучить такого агента не просто победа, это честь. Лукас Норт – это ходячее доказательство истины выражения: все, что не убивает нас, делает нас сильнее. Это однозначно сказано про него. Что ж Даршавин провел огромную предварительную работу, если бы не тонны компромата на него, полученного с огромным трудом, то старший следователь мог бы претендовать на продвижение по службе и награды. Но. Для всего этого есть Качимов. Каким бы не был путь, но если его завершающая стадия пройдет под непосредственным руководством Аркадия, то и продвижение по службе, и награды, и премиальные, и ощущение собственной значимости – все достанется ему. Раве не стоило побороться за такой куш?
- Спасибо, нет. – Качимов отставил чашку чуть дальше и встал. – Вы проявили себя только с лучших сторон. Но кому, как не вам понять, что и мы проявляем к вам далеко не враждебные чувства, если вы еще не успели заметить. – Качимов прошелся по кухне, не жестом, но всем видом показывая, что эта, если не королевская  роскошь, то благоустроенность дается далеко не всем подряд. – Когда же вы сможете быть настолько здоровы, чтобы прочесть ваше дело, может быть, вас заинтересует, что инициатором вашего ареста были не мы. Вас сдали ваши же хозяева. Мне жаль, что вы прошли через большие трудности, но я сделал все, зависящее от меня лично, чтобы этих трудностей больше не было. – Качимов замолчал, чувствуя, что его речь затянулась слишком. –  Я навещу вас, когда вам станет чуть лучше. Хотя, если есть просьбы или жалобы – выслушаю с почтением, вы же в любом случае, мой гость. Пусть даже и не совсем свободный в выборе. Это все равно не отменяет законов гостеприимства. Я весь  внимание….
Вот теперь Качимов был действительно весь внимание. Ни одного вдоха не осталось незамеченным. Лукаса Норта даже рентгеновский аппарат не просвечивал так скрупулезно.
Напряжение нарастало с каждой секундой. Несмотря на вполне дружеский и вежливый тон беседы, оба мужчины были на пределе обостренных чувств. Даже на Лушанке Лукас не ощущал такого дикого накала, как сейчас.
Качимов встал со своего места, Норт встал тоже, как и требовал этикет.
Лучше бы Качимов не напоминал о пройденных трудностях. Норт спрятал горькую усмешку за очередной светской улыбкой. Да, он в полной мере осознавал, что находится на особом положении. И заслужил его собственным потом и кровью. Буквально. Но также он понимал, что одно неверное движение, и все рухнет. И тогда даже Лушанка покажется раем на земле…
- Аркадий. – Лукас впервые обратился к Качимову по имени. – Я не считаю вас своим врагом. От вас я не видел зла в свою сторону. Напротив, вы стали тем, кто сделал мою жизнь лучше. Благодаря вам я обрел больше свободы. Это очень важно. Особенно когда есть, с чем сравнить. Вы заботитесь о моем благополучии, и я это вижу. За что я вам признателен и благодарен. Кто меня сдал… - Тут Лукас запнулся. Немного сбился с ровного повествовательного тона. – Это уже не так существенно. Это прошлое. А нужно смотреть в будущее и жить настоящим. – Он вопрошающе посмотрел на Качимова, мол, вы согласны? – Я бы с удовольствием почитал что-то и кроме своего дела. После того, как изучу его, разумеется.
Аркадий… Да, он представился так. Чтобы Лукас чувствовал себя свободнее... сейчас было важно не тянуть одеяло на себя, а установить контакт, паритет, связь… да что угодно, лишь бы началась работа. Вот тогда и будет видно, чего стоили эти усилия. Но свое имя резануло слух. Качимов выпрямился и сжал зубы. До хруста. Вот гнев – это не сейчас. Он чуть качнулся на каблуках, будто разгоняя напряжение, повисшее в воздухе.
- Хорошо. Реабилитация – это ваша главная задача. –  Ему было важно показать свою заботу. Важно… - В кабинете есть книги. Думаю. Найдется и нечто приятнее, чем… дело… - он замялся, будто взвешивая это слово на невидимых весах – где в нем правда, а где истина? Разрешимый ли это вопрос вообще? - Я рад был поговорить с вами. И надеюсь, у нас будет еще много времени для разговоров. Отдыхайте. Если возникнут пожелания или вопросы – на пульте управление есть микрофон. Достаточно нажать кнопку и сформулировать просьбу вслух. Доброго вечера.
Пространство до двери Качимов преодолел в пару шагов, а дальше бесшумные шаги, исчезли за белой дверью, оставляя Лукаса наедине со всеми его просьбами и жалобами. Качимов скрылся за  поворотом, чтобы лифт преодолел этажи. Прокладывая путь на тот уровень, который был недоступен Лукасу. Такого противника лучше иметь в друзьях, а еще лучше в агентах… ой, Сколько планов Качимов готов был связать с Нортом.  И не в его ранении дело, судя по всему, сделать его своим агентом, задача не такая уж и простая. Есть лишь один шанс – Норт панически боится  быть не лучшим. Его тщеславие может быть весьма полезным аргументом, если не решающим. Хорошо. Качимов оставил след своей улыбки где-то позади себя, стремительно шагая по гулким тоннелям, пусть станет лучшим. Кому тут нужны неудачники?
После ухода Качимова Лукас еще постоял так некоторое время. А потом спохватился. Качимов же будет рассматривать его в микроскоп, пересматривая эту запись после собственного ухода. А эти несколько минут он утратил контроль над собой.
Норт встряхнулся. Собрал со стола посуду. Тщательно вымыл чашки и убрал сахарницу. Снова собранный и в контроле. Ни одного лишнего движения. А сам думал. Ему-то не предоставят запись их встречи. Придется все восстанавливать по памяти. И желательно в уединении. Норт оделся и вышел во двор. Что особенного в том, что человек решил прогуляться по свежему снегу?
Он шел, смотрел на снег и думал. Анализировал. Просчитывал свои следующие шаги. Завтра первым делом после всех обязательных процедур визит в кабинет, ознакомление с планом реабилитации и. И с делом. Со своим мать его делом.
Лукас знал, прекрасно знал, где находится кабинет. И где в нем стол. И где на нем лежит дело. Он заходил в кабинет. Зашел и вышел. Не смог. Не нашел в себе сил преодолеть это сопротивление. Внутреннее  сопротивление тому, что придется переживать все, что с ним произошло. Но без этого шага  Лукасу не двинуться вперед. Качимов готов вести его. Вести домой. И Норт будет последним кретином, если не воспользуется этим шансом.
Интересно, а в темноте камера снимает? На всякий случай Лукас притворялся крепко спящим, пока на самом деле не провалился в тяжелый сон.
А утром настроился по-хорошему и сделал шаг.
Изучение дела заняло весь остаток дня. Да, здесь было гораздо больше деталей теперь. Даршавин оказался неплохим аналитиком. Или его рапорты уже прошли обработку? Так или иначе, Лукас пришел к тем же выводам, что и на Лушанке. Он нужен русским. Очень нужен. Кто его сдал, он не знал по-прежнему. Для этого нужно вернуться и спросить. А что бы вернуться, нужно стать предателем.
Чего не сделаешь ради выживания? Ради того, чтобы узнать истину? Ради того, чтобы снова стать свободным?
Лукас пришел на пульт и произнес одну лишь фразу в микрофон.
- Аркадий, я готов поговорить.
Ровный, чуть скрипящий голос фыркнул из настенных динамиков, выплескивая вместе со словами тонкую завесу серебристой пыли.
- Поздравляю, Лукас. Но меня нет в стране. Вы же должны понимать – я в большей мере не принадлежу сам себе. – Затем пауза, залитая шипением как соусом. - Я рад, что вы восприняли мои слова, как сигнал к действию. Но не забывайте о реабилитации.  Нам с вами предстоит много работы.
Динамики затихли, издавая чуть дребезжащий звук…
Поздравляет? Он поздравляет Норта? Значит, Лукас на верном пути. Это раз. Он должен готовиться к выполнению какой-то миссии. Для этого нужно быть в отличной физической форме. Это два. Как и Даршавин, Качимов заботится о Лукасе. Он нужен ему живым и здоровым. Даршавин заботился? Да он просто выполнят приказ. А не Качимов, Норта давно похоронили бы… Так что по итогу Лукас должен быть Аркадию благодарен. Объективно. Надо будет сказать при личной встрече. Качимову будет приятно. А пока.
- Разумеется. Я понимаю. Спасибо, что нашли время ответить на мой звонок. Не смею более злоупотреблять вашим вниманием. До встречи.
Лукас смотрит на парящие в лучах солнца пылинки. Забавна метафора. Качимов стряхнул с него пыль. Почти вернул в строй. Теперь только ждать. Ждать и не разочаровать в ожиданиях. Кажется, так просто. А на деле…
Впрочем, все как всегда.
Качимов улыбнулся. Впрочем, улыбка, как всегда, витала отдельно от его лица. Любой из его подчиненных был уверен, что шеф слишком близок к адскому пантеону. 
Взгляд Аркадия Александровича опять устремился на монитор. Пара щелчков мыши, и  документ перекочевал в папку, предназначенную для сокрытия. Сколько  в его новейшем компьютере было таких папок? Возможно даже Качимов не знал точной цифры. Но эту папку он сейчас скопировал на отдельный носитель. Эти сведения он хотел предоставить Норту для анализа ситуации. Один из губернаторов стал слишком  много грести под себя. Они все, конечно, гребли, как перед шухером. Иногда вызывая у Качимова глубокое сожаление о том, что незабвенный Иосиф Виссарионович давно почил, как и его методы.
Слишком уж любили губернаторы и мэры отхватить лишнего, а уж министры и того пуще. Разве может хватить сил у одного Качимова бороться с этим бедствием? А тут, наконец,  появилась реальная возможность обрести для себя  напарника. Второй. Как так у Вознесенского?
Ни славы, и ни коровы,
Ни тяжкой короны земной -
Пошли мне, Господь, второго,
Чтоб вытянул петь со мной.
Прошу не любви ворованной,
Не милости на денек -
Пошли мне, Господь, второго,
Чтоб не был так одинок…
Господь не слеп и не глух, если дал ему второго, да еще в таком совершенном исполнении. Качимов опять устремился взглядом в монитор. Судя по проделанной работе и, главное, судя по результатам, Норт именно тот, кто ему нужен.
 Хорлобов Александр Владимирович. 60 лет. Коми. Женат, имеет двоих дочерей и троих внуков. С 1995 года Председатель Госсовета республики Коми. Переизбирался несколько раз, сохраняя свой пост.  И все бы ничего, да Путин ушел в отставку, а нынешнему президенту нужно создать видимость бурной деятельности.  Все, кому не лень, несут проекты реструктуризации и модернизации структур и подразделений. Переименований и изменения календаря, сокращения часовых поясов.  И еще громадная куча реального бреда, который нужно использовать в полной мере.
Слава богу, что тот, чей портрет занял место рядом с портретом Путина, сам и не собирается вникать  в подробности планов.  А вот Качимову это крайне необходимо. Когда еще представится возможность приблизить нужных ему людей и вычеркнуть из списков тех, кто постоянно ему мешает? Правильно, таких шансов может не стать в любой момент, хотя стабильных четыре ода пока есть. И не стоит терять времени. Каждый день должен приносить результаты в виде  круглых цифр на банковских счетах, либо вновь обретенных возможностей. Тот заводик, который удалось оборудовать под персональное убежище, отличный результат его усилий. Но, раз уж Норт пользуется этим результатом, то пусть и потрудится, не пропадать же такой голове за просто так…
Итак, наряду  со всякой откровенно безумной, но прибыльной ерундой, есть возможность сделать несколько шагов к новым возможностям. Посмотрим, какие выводы сделает Норт относительно Хорлобова, и если выводы совпадут не менее чем в тридцать процентов, то прислушаемся и к его советам в отношении этого кандидата. Качимов встал из-за стола. Он слишком давно живет на свете и знает одну лишь истину – идеальных людей нет. Норт – идеальная машина для убийства. Это следует из всего, что он знает и видит, но он точно не идеальный человек. У него есть свои слабости. Одна из которых – стремление стать идеальным во всем. Вот ее мы будем использовать на полную катушку. Пусть стремится сделать работу так, чтобы ее блеск затмевал блеск дивидендов, которые упадут на плечи Качимова. Тем более что использовать его вслепую долго не удастся – опять же благодаря его способностям. Одна-две миссии, и с ним нужно будет расставаться. Но каким образом он поступить с Нортом, Качимов уже знал. Этому агенту он посвятит свои лучшие ходы в его карьере. А потом будет гордиться наградами, которые конечно будут за такой доблестный труд на благо Родины… Фу, черт… Даже не склонный делить шкуры неубитых медведей, Качимов обретал способность мечтать, и все лишь от того, какие перспективы открывает одно только появление Норта…
И снова потянулись полные ожидания дни. Густые, как патока.
Лукас заполнял свое время бодрствования как только мог. Изучил программу по физической реабилитации и неукоснительно следовал советам. Результат не заставил себя ждать. Полученные на последнем задании травмы больше  не беспокоили.
Тогда Норт решил, что те, кто за ним наблюдают, оповестят Качимова, и тот вернется из своей мнимой поездки. Но этого не произошло. День за днем Лукас оставался один в тишине и изоляции.
Дело было также изучено от корки до корки вдоль и поперек. Кроме того, что Лукас уже знал, добавились записи с Лушанки. Протоколы его допросов, описание реакции на пытки, которые, разумеется, этим словом никто не называл.
Вопреки ожиданиям Норта ему не было тяжело или болезненно читать о самом себе. Поставленный в сознании барьер справлялся отлично. И Лукас изучал написанное объективно, не пропуская через себя. Как независимый эксперт оценивая эффективность примененных методов воздействия и полученный результат. Некоторые вещи он сделал бы иначе, но в общем и целом затраченные усилия вполне были оправданы. Вот он, живое тому доказательство. Сидит и терпеливо ждет нового витка собственных мук.
Лукас отложил папку в сторону и перевел взгляд на стоящий на столе телефонный аппарат. Старого образца, с диском для набора номера. Забавно. Ни разу еще Лукас не проверял даже, работает ли телефон. Он был как часть интерьера не более. А что если…
Дотянувшись до аппарата, Норт снял трубку. Не нужно было даже подносить ее к уху, чтобы понять, что гудков нет, и аппарат не работает. Ухмыльнувшись, Лукас опустил трубку на рычаги.
Прошло уже больше недели, а от Качимова так и не было вестей. Это изощренное испытание уже начинало мало-помалу выводить Норта из себя. Зачем было устраивать все эти миссии для них с Даршавиным? Зачем переводить его с Лушанки, если снова утопить в забвении? Сколько можно ставить на нем опыты? Пока еще тихо клокочущая злость подмывала основы самоконтроля Лукаса, как река подмывает берег.
Они этого и дожидаются, чтобы ты потерял контроль. Неужели ты доставишь им такое удовольствие? Семь лет не доставлял, а тут…
Вот именно! Семь лет держать свои эмоции взаперти как держали его самого… кто же с таким справится… Миссии немного помогли снизить внутреннее давление, но оно снова начало расти. Вынужденное бездействие после активной и успешной работы в поле доводило до исступления. Сколько раз Лукас подходил к пульту и собирался заговорить. Но всякий раз лишь ограничивался тем, что стирал невидимую пыль с консоли.
Все доступные помещения были уже изучены вдоль и поперек. Но оставалась дверь, именно дверь, которая не открывалась магнитной картой. Будь это замурованный проход или хотя бы замаскированный, Лукас оставил бы все как есть. Но вот дверь. И вот электромагнитный замок. Если бы те, кто посадил его в этот ангар, не хотели бы, чтобы он открыл его, они приняли бы более существенные меры.
Найти фольгу было очень просто. Упаковка от чая. Сделать из ее полоску и замкнуть контакты замка, предварительно разобрав его. И вот дверь открыта. Стоило прихватить с собой с кухни нож или молоток из подсобки? Не, они не станут подвергать его жизнь опасности.
И Лукас переступил порог.
Аппарат звякнул, будто черт из табакерки…. Качимов едва не вздрогнул, отключаясь от своих мыслей, что это было? Несколько щелчков мышью и на мониторе появилось изображение с камеры наблюдения, находящейся у входа в бункер.
А этот Норт весьма любопытен. Хочет поймать призрака или обеспечить пути отхода? Ну что ж, это можно и у него спросить, не баре… Улыбка Качимова чуть освежила воздух и исчезла. А сам ее владелец принялся просматривать записи с камер наблюдения. Отслеживая каждое движение Норта. Что ж, движения действительно стали достаточно  естественными и легкими. Значит он не только прекрасный аналитик, но и послушный вдумчивый исполнитель. Нужно отдать должное Пирсу, он умеет подбирать кадры. Судя по всему, этот Норт был его гордостью и за его голову можно сражаться с полной уверенностью в успехе. Качимов потянулся к ящику стола, чтобы вытащить папку. Это запросы британской стороны о Лукасе Норте. Гарри Пирс не перестает его искать, торговаться, уговаривать, надеяться. Ну, ничего, поищет еще немного. Тем дороже и приятнее будет награда за усилия. А уж как будет дорого Качимову получить такого агента.  Это вам не какого-нибудь избалованного маменькиного сынка подловить на проститутке. Это хищник, которого загнать в клетку стоило неимоверных усилий. Кормить с руки… Приручить, приучить к себе, как к родному запаху, вот, что нужно было Качимову. И настал момент сделать это.
Лукас еще спал, когда та самая дверь, которую он вскрыл вчера, бесшумно открылась и предоставила Качимову проход в мир Лукаса Норта. Аркадий сделал шаг в этот мир. Естественно, осмотревшись, хотя и проверял записи камер, но просто довериться им он не мог, зная Норта. Но ловушки не было. Что немного удивило. Лишь немного. Хорошо. Что дальше? В лофте тишина. Хозяин спит. Но скорее всего, он и уснул-то только что. Подушка откинута на пол. Простынь тоже комком валяется на полу. Его мучениям можно было позавидовать. И очень хотелось добавить новых. Но не сейчас. Аркадий тихонько притворил дверь  и вышел в коридор. Кухня более приятное место, чем спальня, слишком явно похожая на пыточную. Достав чай с ромашкой, Качимов набрал воды в чайник и нажал кнопку. Несколько минут ожидания он провел за изучением порядка в шкафах. Лукас кое-что переставил, некоторые вещи оставил на своих местах. Аркадий сам расставлял все тут для него. И отметил, что у Лукаса есть своя страсть. Хотя в основном – рациональность. Все, что ему было нужно, достать можно было в одно движение, не затрачивая лишнего времени. 
Чайник зашумел и щелкнул, возвещая о готовности. Аркадий рассыпал чай в чашки. Этот чай не был расфасован в пакетики. И Норт его точно не заваривал – Качимову пришлось распечатать коробку. А зря. Ромашка очень полезна. Хотя, тут Качимов собрал целую коллекцию чаев, на любой случай жизни. Вот сейчас дымящиеся чашки ждут, когда этот  чай понадобится обитателям кухни…
Лукас проснулся, как будто кто-то пнул его под ребра. Рывком. Неприятно. Сел на матрасе. Мгновенно ощутил присутствие кого-то чужого на своей территории. Так паук мгновенно узнает о попавшей в его сети букашке по вибрации паутины. Лукас знал иначе. Просто знал. Он встал, стряхивая с себя остатки сна, и быстро оделся. Уловил шорох на кухне. Кем бы ни был незваный гость, он не напал на спящего Норта. Это если и был тест, то на что-то иное, не на его боеготовность.
Две чашки на столе с дымящимся чаем. Ромашка, определил по запаху Норт. И поблескивающий очками Качимов. По-хозяйски расположившийся за столом. Спорный вопрос, кто из этих двоих тут больше хозяин. Лукас, который живет тут, или Аркадий, кому принадлежит это строение…
- Вы всегда приходите без приглашения? Поведение, характерное для захватчика. – Прокомментировал Лукас, пройдя в кухню и садясь за стол. – Я итак здесь пленник. – Зачем лишний раз акцентировать на этом внимание, осталось между строк.
- Ну, если я и захватил пару чашек, то лишь для того, чтобы вы набрались сил для новых путешествий, - очки Качимова блеснули, отдаленно напоминая молнии Зевса. – И что нового вы узнали, открыв дверь, которая была закрыта?
 Любопытство? Ну, уж нет. Вряд ли Качимов будет любопытствовать просто так.  Ему было необходимо понять строение Норта, как он устроен. Его раздражают неожиданные появления Качимова? Он намерен бороться с этим? Что он хотел предпринять? Ловушек же не последовало. Тогда – что?
Прежде чем ответить, Норт отпил из своей чашки, распробуя теплый, немного горьковатый вкус ромашки. В основном приятный. Сил, значит. Для новых путешествий. Интересно.
- То, что она открывается, - поставив чашку на стол, ответил Лукас. – И что закрывается, несмотря на то, что я ее заблокировал.
Недовольство? Досада? В помине нет. Повествование о сделанном открытии. Буквально.
Аркадий тоже сделал глоток. Чувствуя этот вкус, начнешь ценить  то, что есть в наличии, больше чем то, чему никогда не бывать.
- Ну разве это открытие. Я уж подумал, вы хотите пройти землю насквозь, судя по тому, что теперь творится в тоннеле, - Качимов посмотрел на Норта с сочувствием. Взгляд остановился на руках. Заметно было, что перчатки не входили вчера в экипировку Лукаса. А попытки отмыть руки не скрыли ссадины и царапины. – Вам нравится боль или она вам необходима?
Лукас метнул на Аркадия быстрый взгляд. Этот вопрос задел его за живое. Именно вопрос. Не сама боль, о которой шла речь. А то, что его спросили о таком.
- Знаете, Аркадий, - медленно начал Норт. – Когда боль становится неотъемлемой частью твоей жизни, учишься мириться с ней. Уживаться. Договариваться. Привыкнуть к ней невозможно. Как и сделать необходимостью. Я не мазохист, если вы об этом. Олег не преуспел так сильно, хоть и старался. А вы тоже прогулялись по тоннелю? Впечатляет, не правда ли?
Вчера Лукас был настолько одержим тем, чтобы выбраться из западни, в которую сам себя и загнал, что совершенно потерял счет времени, разбирая завал. Конечно, он знал, что ему не дадут погибнуть в подземном переходе. Но иррациональный страх заставлял продираться сквозь обломки кирпича и штукатурки, чтобы в конце концов оказаться… в собственном внутреннем дворе. Никогда еще Лукас так не радовался свету звезд. И тающим на лице снежинкам.
Значит не мазохист… А как похож… Вот ни за что не отличил бы его от любителя острых ощущений… Ну, хорошо, учтем. Мысленно поставив галочку, Аркадий выпил еще чаю.
- Думаю, в тоннеле нужно навести порядок. Сами понимаете,   даже доставка вам свежих продуктов теперь капельку осложнена. И еще одно – раз уж вы чувствуете себя вполне готовым к работе, я, пожалуй, буду навещать вас регулярно. По утрам. Я люблю чай с мелиссой. Если говорить о моих пристрастиях. Если говорить о цели визитов – я нуждаюсь в вашей компании. Надеюсь, мы поладим.
Качимов сделал последний глоток из чашки и встал.
- Может быть, у вас уже появились просьбы? Иногда бывает приятно выполнять чьи-то пожелания, - в воздухе опять появилась улыбка Качимова, но сквозь очки на Норта смотрели совсем не улыбающиеся глаза. Этот человек, кажется, не улыбался никогда.
- Предлагаете мне там прибраться?  - несколько удивленно спросил Норт. – Тогда не стоит блокировать дверь, ведущую обратно. Возвращаться каждый раз через улицу не очень удобно.
В жизни не поверю, что завал в тоннеле мог бы как-то препятствовать проходу по нему с другого тоннеля. Вход в который Лукас не нашел лишь потому, что не искал еще. Но внимание твое  привлек. Однозначно. И интерес подогрел. Продолжаем в том же ключе.
- А еще я хочу душ. Каждый раз ждать пока наполнится ванна неудобно.  – И потом совершенно без перехода. – А у вас есть аллергия на какие-либо продукты? – Хотя ясно, что их в кухне Норта и в помине быть не может. А еще это значило, что Лукас готов принимать у себя Аркадия по утра и даже угощать завтраком.
Когда говоришь с Качимовым, ощущение, что общаешься с очковой коброй. Встала, покачивается на хвосте, шипит и изучает, выбирая момент для атаки.
Качимов аж развернулся, хотя уже сделал шаг к двери. Просьбы от Норта? Такое бывает? Или это уже не он? Даже интересно. Хорошо.
- Вот это мне нравится. – Качимов улыбнулся почти по-настоящему. - Душ будет. Аллергий нет. Да и если бы были. То этих продуктов вы не нашли бы здесь. – Аркадий был рад поговорить. Правда рад. – А еще я люблю мясо с кровью и красную рыбу. Вот только не уверен, что у вас будет много времени на готовку. – Сожаление в голосе было настоящим. Уж кому как не ему знать, чем будет занят Лукас, когда начнется работа. – Но завтраки у нас будут. И беседы. Это я могу вам обещать. Даже выбор тактики я предоставлю вам. – И чуть помедлив. – А в тоннеле… Посмотрим, когда он вам понадобится – вы сами поймете, что уборка не бывает лишней. Удачного дня, Лукас. Я люблю когда чай горячий.
И дверь за Аркадием опять закрылась быстрее, чем Лукас успел среагировать, хотя его нога уже не доставляла проблем.
Один вопрос и столько информации в ответ!  Лукас бы неожиданно порадован. Меткий выстрел. Целился в болванку, а взорвал целый склад… Тут тебе и кулинарные пристрастия Аркадия, и перспектива на будущее для Норта… Это чем же таким он хочет его загрузить под завязку? Уж точно не уборкой в тоннеле.
Выбор тактики предоставляю вам… Какое щедрое великодушное предложение. Можно подумать, было бы как-то иначе. Лукас уже не тот, что был на Лушанке. И если Аркадий думает, что он контролирует Норта, то его ждет сюрприз. В очень долгосрочной перспективе, но ждет.
 А пока. Пока пусть наслаждается своим чувством превосходства и контроля. Появляется, когда хочет, уходит, не прощаясь. Скоро и это будет контролировать Норт. Доступ к пульту ему никто не ограничил.
Обратный путь Аркадий проделал улыбаясь.  Лукас, наконец, признался в некоторых желаниях, это хороший знак. Путь получит исполнение его желаний и немного постарается, чтобы исполнить некоторые желания Качимова. Пусть это взаимовыгодные, но все-таки отношения.  Может быть, когда-нибудь Лукас поймет, сколько для него сделал Качимов и оценит это. Может быть, сам захочет сделать что-то для Аркадия. Ведь смог же Даршавин  добиться результатов. Еще каких! А у Качимова шансов больше. Если Даршавин действовал по указке и на энтузиазме, то у Качимова опыт, знания, возможности и бездна обаяния. Качимов был так уверен в себе и в успехе, что ему даже показалось, что погода и та в его подчинении. Солнце искало путь среди опавшей листвы к его ногам и стелило перед ним едва заметную шероховатую дорожку, чтобы  вязкая осенняя грязь не касалась подошв его ботинок.
 Ранним утром следующего дня в лофте Норта появилось двое рабочих и контейнер с компонентами душевой кабинки. Полтора часа работы – и Лукаса пригласили на апробацию конструкции.  Качимов хотел, чтобы Норт понимал, что его просьбы будут исполняться неукоснительно и незамедлительно. А так же он получил инструкции, что он должен сделать, чтобы его карта открывала и ту дверь, с которой вчера возникли проблемы. К чему мелочиться? Тем более что на пути к свободе, которая мало у кого есть, еще три двери с кодовыми замками.
Аркадий просматривал записи камер наблюдения, все еще только начинается, и рано пока говорить о результатах. Пока есть только первый шаг на пути к сотрудничеству. Первый.  Они оба сделали этот шаг?
И все равно это тюрьма. Пусть здесь больше свободы передвижения, больше комфорта, относительно Лушанки и Москвы. Опять же. Но  это все равно тюрьма.
Пусть Качимов из кожи вон лезет, чтобы завоевать расположение Норта, но он все равно остается его надзирателем. Высокоранговым, власть имущим, исполняющим просьбы Лукаса, не лично, разумеется, но он никогда не перейдет в разряд его друзей.
Но приятно. Что ни говори. С замком сражаться не нужно, его перенастроили после починки. Гуляй по тоннелю, сколько пожелаешь. Душ установили, Лукас его даже протестировал. Достаточно мощный напор и приятная температура воды. Довольно просторная кабинка, чтобы не чувствовать себя запаянным в капсулу с запотевшими стеклянными стенками.
Норт знал, что за  все это Качимов предъявит счет. И Лукас каждое утро был готов к его визиту.
Аркадий пил горячий чай, когда Лукас вошел в кухню.
- Доброе утро, Лукас, - проворковал Качимов, едва только увидел Норта. – Присоединяйтесь, завтрак готов. Нам пора уже поговорить, вот только думаю, имеет смысл после чая пройтись по лофту. Вдруг вы еще не все места тут посетили. – Видя взлетевшие вверх брови Лукаса, Качимов глянул в упор в его чуть заспанные глаза.
- Доброе утро. Мне достаточно и чая. – Ответил Лукас, решив подождать с контраргументами до более подходящего времени. Да и места, раз уж Качимов так настойчиво предлагает прогуляться.
- Вот и прекрасно. Перед тренировкой лучше не есть. Куртка Качимова повисла на спинке пластикового стула. А сам он поспешил подставить Лукасу чашку с дымящимся свежим чаем. -  Я вижу, вы уже привыкли к моим неожиданным появлениям, - шепнул Аркадий. - Это радует. Мне уже поздно менять привычки. А тут столько пространства, что если захотеть, то можно вообще не встретиться с соседом. Жизнь вообще можно прожить, так никого и не задев. А можно каждый день вступать в противоборство с теми, кто не прочь поживиться за чужой счет. А мне не нравятся люди, покушающиеся на мою территорию. Или на мои планы. Не думаю, что вам понравились бы такие соседи. – Качимов опять в упор посмотрел на Лукаса. Он не мог в нем ошибиться. Лукас из тех, кто расчистит себе путь без сожалений от любых посягательств…
Аркадий допил чай и помыл чашку. Порядок в доме он любил едва ли не больше, чем порядок в делах…
Перед тренировкой? Сегодня воистину день сюрпризов. И с кем Норту предстоит тренироваться, интересно? Не к этому ли так настоятельно его готовил Качимов? Опять подготовка к миссии? Самим не надоело? Сначала Даршавин делал из Лукаса машину смерти, теперь этот… А все равно развлекаться больше нечем. Так что будем считать, что это даже к лучшему.
Норт не торопясь пил свой чай и ждал пояснений, но вместо этого услышал метафоры с соседями в качестве примеров. Ухмылка появилась на лице Лукаса, когда он представил Качимова на кухне коммунальной квартиры. В окружении баб с бигуди в волосах, полуслепой старухи, выживающей тихонько из ума, вопящих детей-беспризорников и соседа-алкаша в компании его жены, сварливой бабенки с заплывшими глазами.
- Мне повезло, - заметил Лукас, поднимая глаза от чашки. – У меня соседей нет. Но, если уж говорить о вторжении, то я территориальный собственник. И не потерплю беспорядков у себя. – Доказательством тому мог служить идеальный порядок и чистота в лофте Лукаса и на кухне. – Так это и есть та самая проблема, решить которую должен помочь я? И как вы допустили, чтобы они прознали о ваших планах?
Пусть подождет. Если он уже встал из-за стола, это не значит, что все должны следовать немедленно его примеру. И Лукас не спешил заканчивать чаепитие.
Качимов наблюдал за Нортом. Это стоило тех минут, которые текли неторопливо и размеренно... Стоило. Неужели когда к нему применяли расширенные методы допросов, он был так же спокоен? И кого они тогда хотели расколоть? Этого? Да его хоть на изнанку выверни, он останется прежним Нортом. Качимов дождался, когда Лукас помоет чашку, допив чай.
- Прошу, следуйте за мной. – Слишком уж вежливо Качимов выразил словами то, что в глазах застыло тысячей иголок. И развернувшись, сделал шаг за пределы отапливаемого и вполне комфортабельного лофта. Дверь закрылась, едва они вышли. Теперь Качимов вел Норта к лифту. Его цель – помещения, в которых нет камер. Потому что то, о чем он хотел говорить с Нортом, требовали полной конфиденциальности. И сейчас войдя в кабину лифта, Качимов нажал кнопку не первого уровня, а ту, что не была обозначена надписью. Он решил открыть Лукасу еще один уровень. Тот, где можно говорить без риска попасть в объективы сотни камер. И еще раз понаблюдать за Нортом. Двери лифта закрылись…
Ах как трудно ему сдерживаться! Тому, кто привык, что по его первому жесту-взгляду-слову все несутся в три ноги выполнять волю вышестоящего. Лукас Качимову ничем не обязан. Захотелось ему – вытащил Норта с Лушанки. Захотелось – поселил в ангаре. Но не в желании тут дело. А в том, что Лукас нужен ему. Именно Лукас, а не кто угодно с набором аналогичных характеристик. Так что пусть старается и дальше.
Лифт… Самое страшное после карцера место на земле. Лукас помедлил долю секунды, прежде чем ступить в кабину неуверенно, как будто пол мог разверзнуться и … Дальше лучше не представлять. Итак сердце колотится так сильно, что, наверное, Качимову слышно.  А свой страх ему показывать это сразу потерять мноооого баллов. Это Лукасу нужно в последнюю очередь.
И все равно он смог выдохнуть, лишь выйдя из лифта.
И что дальше? Вопрос готов был слететь с его губ, но Лукас не стал его задавать. Голос мог подвести.
Качимов понимал, что идеальных людей нет. У каждого есть своя страсть и своя фобия. А еще он понимал, что Норт давно просчитал свое положение, потому что его значимость для Качимова слишком уж явно прослеживается.
Но, как и должно было быть, у каждой истории есть две стороны. Аркадию был нужен Лукас. Это факт. Но и Лукасу теперь без Аркадия никуда не деться. И Норт должен свыкнуться с этой мыслью. В этой тюрьме Норт ее более бесправен, чем в той, где он был. И если что, то британским партнерам покажут обгоревший Порш и тело, которое опознать уже невозможно. И нет Лукаса Норта, как будто и не было никогда.  И это единственные документы, которые ждали Лукаса на замызганном столе, стоявшем в небольшом усыпанном обвалившейся штукатуркой помещении, в котором слова разлетались чавкающим эхом.
- Это ваша судьба, господин Норт. Вернее, ее возможный вариант. – Произнес Качимов,   не отрывая взгляда от все еще не пришедшего в себя после путешествия в лифте, Норта. Уж кому, как ни Качимову просчитать чего боится и чего хочет стоящий перед ним человек. – Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что вы сейчас чувствуете. Я тоже разозлился бы да еще и попытался разнести тут все, не оставив камня на камне. – Как всегда, голос Качимова был шероховатым и проникающим в сознание, подобно пронизывающему ветру. Его не ощущаешь, пока не продрогнешь до костей. Пока вся твоя одежда не покажется тоньше детской распашонки. - Я не угрожаю. Я предлагаю взаимовыгодное и обоюдоострое сотрудничество. Мы оба нуждаемся друг в друге. И оба будем обладать тайнами друг друга. В ваших руках будет моя жизнь. Как теперь в моих руках ваша. Вы хотите вернуться на родину, но это могу сделать только я. Я хочу, чтобы перед этим вы помогли мне решить некоторые мои проблемы. Итак. По рукам?
И Качимов сделал второй шаг – точнее, он протянул раскрытую ладонь Норту. Если сейчас печатью рукопожатия они заключат это соглашение, то оба пойдут до конца, каким бы он не был….
Как будто заключения в железном ящике было мало.
Лукас облизнул пересохшие губы. Хорошо, что он ничего не стал есть с утра. Потому что он без труда узнал в скрюченном куске хорошо прожаренного мяса себя в возможном обозримом будущем. И вспомнил Юсуфа. Зераха. Володю. Евгения… Встать с ними в один ряд? Не сегодня.
Судорожно втянув воздух сквозь зубы, Норт заставил себя оторваться от созерцания фотографии, пока его не утянуло в нее, как в  водоворот.
- Не могу не оценить вашу честность, господин Качимов. – Лукас едва узнал свой голос, настолько чужим он ему показался. – И я рад, что мы не тратим время на прелюдии вроде пыток и допросов. Мой ответ да. Я помогу решить вам ваши проблемы. Я верю, что вы человек слова.
И вложил свою руку в ладонь Качимова. Твердо ответив на крепкое горячее рукопожатие.
Аркадий мог бы открыть шампанское, что, впрочем, и сделал мысленно.
- Тогда, можно приступить к решению некоторых вопросов прямо сейчас. – Опять же ровным и бесцветным голосом произнес он. – Прямо сейчас и прямо здесь.
Качимов взял со стола фотографию и разорвал ее на мелкие кусочки.
- Не думаю, что она будет способствовать правильному течению нашего разговора. – Произнес он, высыпая обрывки из руки на пол. И без того усыпанный мусором. – Мы будем говорить тут. Всю информацию вы будете узнавать от меня. Как вы понимаете – любые носители, кроме мозга, опасны. Любое искажение информации так же опасно неверными выводами и решениями. Так что моя задача – как можно доходчиво объяснить вам суть проблемы. Ваша – проанализировать, сделать выводы и выразить ваше мнение по поводу решения. Конечно, мое дело использовать ваш путь решения задачи или нет. Но зачем бы тогда я стал вас спрашивать? Мне нужно мнение, которое совершенно отличается от иных,  для этого вы мне и нужны. – Качимов показал на пластиковые стулья. Валяющиеся в углу. – Я понимаю, что это не лучшее ложе, но присядем, чтобы не думать о вашей ране больше, чем о деле.
Если до этого момента Лукас внимательно слушал и ловил каждое слово Качимова, как будто речь шла о его жизни и смерти… А разве не шла? То при упоминании о его ране Норт скрежетнул зубами от досады. Сколько можно!
- Я в полном порядке, благодарю за заботу, господин Качимов, - подчеркнуто вежливо произнес Лукас, разве что церемониальный поклон не отвесил. – Программа реабилитации без преувеличений чудесная. Передайте мои восхищения составителю. – Их у вас там в ЦКБ, наверное, даже больше одного. – Это тренировка? Разобраться со стульями?
Норт подошел к ним и элегантным непринужденным движением извлек сначала один стул из общей кучи, потом другой и поставил их по обе стороны стола. Таким образом подчеркивая, что между ним и Качимовым все еще есть препятствие.
- И какова проблема? – Норт уселся на обманчиво хлипкий стул, смахнув с него пыль, и устремил свой холодный взгляд на Аркадия.
Со стороны могло показаться, что Лукас ничуть не заинтересован в решении проблем Качимова. Коль уж сделал меня своим консультантом, так выдели приличное рабочее место. Относись с уважением. А то ведь и отказать могу.
На самом же деле Лукас жаждал услышать хоть прозрачный намек на то, что ему предстоит сделать. Он так истосковался по работе, настоящей работе, что, едва лишь увидел Каичмова, надежда на возвращение в строй разгорелась с новой силой.
Но показать свой интерес значило бы показать свою покорность, готовность к сотрудничеству. А так не делается. Врага или союзника, тут не важно, нужно так изящно обработать, чтобы он сам изъявил желание сотрудничать. Это высший пилотаж. Посмотрим, как это удастся Качимову.
Аркадий дождался окончания демонстрации возможностей окрепшего организма Норта и сел на стул, поставленный Лукасом только после того, как тот уже закончил свою речь.
- Проблема? Ах, Лукас, в общем и целом это не моя проблема, но чтобы вы понимали, чего я хочу, я постараюсь объяснить суть моих волнений. Двадцать лет назад. Это началось двадцать лет назад, на большей части Британии свирепствовала эпидемия коровьего бешенства. Если говорить просто.   Bovine spongiform encephalopathy, если сказать, чтобы ты понимал, о чем я. Несколько лет назад правительство Англии смогло вздохнуть спокойнее, прекратился падеж скота и самоубийства разорившихся фермеров. – Аркадия не отводил взгляда от Лукаса. Отстраненность – слишком уж нарочитая защита, которую можно снести только полной заинтересованностью в проблеме, конечно, выложи сейчас Качимов перед ним новейшую разработку тульских оружейников. Норт возможно  изменился бы в лице. Но Аркадию не было необходимо, чтобы Норт не просто выполнил его просьбу, а чтобы сам  землю носом рыл лишь бы обеспечить ее выполнение. – Тогда удалось выделить возбудителя болезни и как-то научиться справляться с этим бедствием. Но то, что происходит сейчас на Туманном Альбионе страшно тем, что возбудителя болезни выявить до сих пор не удалось. Старые наработки бессильны. Пока ученые найдут выход, сколько пострадает людей, и какие убытки понесет правительство Великобритании? Ты уж извини, что я так говорю, но стоит только присмотреться к проблеме, как начинаешь понимать, что это уже не только проблема Британии. Ты же понимаешь, как сейчас тесен мир. Например, когда в Англии жгут мясо зараженных коров, где-то на Балканах в портах с сухогрузов  разгружают контейнеры, под завязку набитые мясом. И там никто не проверяет, что это за мясо и откуда оно взялось. И уж точно никто не думает, что будет после употребления в пищу такого продукта. – Сделав паузу, Качимов откинулся на спинку стула, оглядывая Норта из-под ресниц…
Лукас оставался невозмутимым, но в голове его одна за другой вспыхивали, как лампочки, яркие образы.
Вика. И ее фагоциты. Кто-то как она изобрел нечто, модифицировавшее коровье бешенство… Которое само по себе довольно коварно.
Инкубационный период от тридцати месяцев до восьми лет. Как вам такое?
Считается, что инфекционным агентом коровьего бешенства  является специфический тип неверно свернувшегося белка, называемый прион. Подобные прионные белки распространяют болезнь между особями и вызывают деградацию мозга. Какой-то белок неправильно свернулся! А последствия…
- Разумеется, я слышал о коровьем бешенстве. – Начал он ровным бесстрастным тоном. – На самом деле, эта проблема несколько масштабнее, чем вам хочется представлять. С конца 1980-х коровье бешенство было обнаружено у более чем 179 тыс. голов крупного рогатого скота в Великобритании. Также болезнь обнаружена у сотен коров в Ирландии, Франции, Португалии, Швейцарии, Испании, Германии. Регистрируются единичные случаи в других странах. – Лукас выразительно посмотрел на Качимова. – Вы же не пришли бы ко мне с проблемой, которая касается исключительно моей, – Норт выделил голосом это слово, - страны, ведь так?
И, помолчав, подолжил.
- Исследования, опубликованные в PLoS Pathogens (12 сентября 2008) предполагают, что коровье бешенство вызывается мутацией гена Prion Protein Gene. В нем показано, что 10-летняя корова из Алабамы с атипичной формой коровьего бешенства имела те же мутации прионных генов, что и обнаруженные у людей, страдающих от генетической формы болезни Крейцфельда-Якоба (gCJD). Несмотря на возможность генетического происхождения болезни, существуют другие формы прионных заболеваний человека, как спорадические (sCJD), так и вызванные употреблением зараженной пищи. Таким образом, потребление продуктов, изготовленных из больных животных, приводит к новому варианту болезни Крейцфельда-Якоба. Лечение трансмиссивной спонгиоформной энцефалопатии в основном заключается в снятии симптомов деменции или их облегчении. К сожалению, все прионовые заболевания вызывают необратимые мозговые нарушения и в конечном итоге приводят к летальному исходуВрач может направить больного к специалистам в области неврологии или инфекционных заболеваний, однако лечение обычно не устраняет причину заболевания, а лишь ослабляет тяжелые симптомы. Если у больных возникают припадки, врач назначает наркосодержащие медицинские препараты для облегчения состояний. Такие препараты отпускаются строго по рецепту, самостоятельно их приобрести нельзя. В настоящее время эффективных способов лечения болезни Крейтцфельдта-Якоба не существует. Прогрессия от начала симптомов до постановки конечного диагноза может быть очень быстрой. В среднем между первыми симптомами и постановкой диагноза проходит около 8 месяцев. Работа над экспериментальной вакциной продолжается, специалисты надеются найти способ предотвращения или замедления действия прионов на человеческий мозг и мозг животных. – И, уже практически будучи уверенным, что идет по верному пути, сказал. – И это опаснейшее неизлечимое заболевание рассматривается как биологическое оружие.
Откинувшись на спинку стула, рассматривал, как меняется лицо Качимова, пока Норт говорил.
Шампанского… Качимов был уверен, что задел за живое Норта. И это не просто повод открыть  шампанского. Это тот канат, который будет держать Норта в напряжении и жажде работы. Прекрасно!
- Значит, я говорил не в пустоту. – Даже голос Аркадия не дрогнул, чтобы не выдать Норту всего того ликования, которое  всколыхнулось в его душе, если конечно у таких людей есть души…- Вы именно тот, кто нужен мне и Англии, если позволите. Именно оружие, и я хочу заострить ваше внимание на тех, кто мог бы воспользоваться там оружием. – Качимов встал. Пылинки под его ногами хрустнули, издавая пронзительный скрежет. - Все мои наблюдения говорят о том, что новая волна эпидемии очень даже управляемая и от того еще более опасная. Но по долгу службы я не могу посвятить себя тем вопросам, которые  волнуют меня больше, чем просто информация к размышлению.  У вас же будет все необходимое, чтобы отслеживать динамику событий и анализировать любую информацию, если вы захотите взяться за работу. – Аркадий обошел стол и присев на его краешек, склонился над Лукасом, глядя в глаза так, словно хотел прочесть там все сомнения, метавшиеся в душе Норта.
Что за мерзкий звук! Лукас невольно вздрогнул. А это вопиющее нарушение его личного пространства! Но не на того напали. Норт прошел великолепную подготовку по контрмерам к любого рода давлению, и мысль его была подобна молнии. Быстрой, яркой, точной.
Лукас тонко улыбнулся. Вот как значит. Наблюдать наблюдаешь, а как подступиться, не знаешь. Вне твоей сферы компетенции эта область. Но тревожит тебя по какой-то причине. Даже если бы смертельная угроза не нависала над человечеством, то Лукас согласился бы на участие в этом проекте лишь по той причине, что он даст возможность ему пролить свет на загадочный сумрак, что окутывает зону ответственности Качимова. Кто он вообще? Гебешник? Контрразведчик? Пост занимает не низкий, это очевидно. Но в каком ведомстве? Или это и есть те самые blackops? Ах, как интересно…
И, выдерживая гипнотизирующий взгляд этой смертельно опасной змеи, что раскачивалась из стороны в сторону на своем сильном хвосте лишь в воображении Норта, он ответил.
- Ранее, инструктируя меня, вы упомянули, что любые носители опасны. – Норт не переходил на ты, хотя Качимов нет-нет, да сбивался на привычный чуть снисходительный покровительственный тон. – То есть, вы отдаете свои мозги в мое полное распоряжение?
И между строк, недосказано. А вы уверены, что принесете мне всю информацию без искажений, что опасно неверными выводами и решениями? По вашим же собственным словам?
И да, я согласен. Более того, у Норта уже есть четкий план, с чего, вернее, с кого начать. Только… Но не будем бежать впереди паровоза.
Аркадий уже был победителем. Он получил этого Норта с потрохами. А то, что тот пока считает секунды до того момента, с которого может приступить к работе – так это же только прекрасно. Как настоящая охотничья собака, Норт уже стоит в стойке. Отличная выучка. Это действительно смертельное оружие, как писал в своих отчетах Даршавин. Да и по результатам их совместной работы было видно, что Норт стоит тех слов, которые написаны рукой Даршавина. Вот только такая машина нужна Качимову. Так что пусть немного поработает на благо родной британской говядины. Качимов выпрямился, чуть растягивая мышцы и оттягивая момент ухода из личного пространства Норта. Слишком уж он сейчас был похож на ретивого пса, который в любой момент может вцепиться в горло противника, и если не делает этого,  то лишь из-за хорошего воспитания. Аркадий был слишком близко, чтобы не заметить металл, блеснувший в глазах Лукаса.
- Вам достанется самое лучшее, что можно найти в моих мозгах, не сомневайтесь. – Улыбнувшись, ответил Аркадий. - Любая информация, которая вас заинтересует, и которую я буду в состоянии добыть. Хотя и вы кое-что можете. На пульте управления есть довольно приличный процессор, если вы не будете делать глупостей – обширная мировая сеть к вашим услугам. Будут ли вопросы или просьбы в данный момент, или мы пока можем заняться своими делами? Уверен, у вас они точно есть. – Мягкий голос Аркадия витал по комнате. Над обломками мебели и строительным мусором, над двумя мужчинами, говорящими о какой-то ерунде, будто о первостепенных задачах. У каждого из них была своя цель. Но их объединяло нечто невидимое, но едва уловимое… Жажда, азарт, желание… Почти сексуальное желание победы. Они оба чувствовали себя победителями… Качимов смотрел сквозь толстые очки на своего нового партнера, уже ощущая, сколько нолей на его банковском счете будет после того, как Норт сделает эту работу….
Как же хотелось Лукасу врезать по этой самодовольной физиономии и посмотреть, как осколки очков вонзятся в глаза Аркадия, как брызнет кровь, как он зайдется в нечеловеческом крике, корчась на полу, пачкая свой дорогой костюм пылью и собственной кровью…
Это принесло бы Норту удовольствие. Ничего  кроме, но принесло бы.
Он только надеялся, что Качимов воспринял его агрессию как относящуюся  к распространителям заразы. Но язык тела Аркадия говорил о том, что тот правильно расшифровал невербальный посыл Норта. Пусть. Пусть знает, с кем имеет дело.
- Вопросы есть. – Произнес Лукас таким тоном, чтобы не осталось сомнений в том, что пока он не получит на них ответы, Качимов из ангара не выйдет. – Мне нужно знать все о второй вспышке бешенства. Где она началась, в какое время, все об этом месте, населении, географических особенностях, фермерских хозяйствах, что предшествовало вспышке. Вы сами знаете, что мне вам рассказывать. И мне нужно знать это сейчас. Касаемо доступа во всемирную сеть. – Норт знал прекрасно, что все его путешествия по ней будут отслеживаться. И при малейшем намеке на неправильное поведение доступ будет перекрыт, а потом последует наказание. – Чем быстрее я его получу, тем быстрее начну работать. А вы получите результат.
Результат… Который еще на шаг приблизит Лукаса к возвращению. Что-то ему подсказывало, что Качимов сдержит слово. Использует Норта в своих целях, не без того, но на родину вернет.
И эта уверенность подстегивала Лукаса, он уже сгорал от нетерпения приступить к работе над поставленной задачей, ощущая зуд в кончиках пальцев, так хотелось пробежаться ими по кнопкам, вводя команды и отыскивая необходимые данные. Лукас знал, в каких источниках искать, в каких базах. Будет ли у него к ним доступ? Сначала он проверит. Посмотрит на реакцию наблюдающих. А потом уже, если будет такая необходимость задаст соответствующие вопросы.
Качимов, уже готовый уйти, развернулся лицом к Лукасу. Ох, какой азарт! Чуть сверкнув очками. Он склонил голову набок. Это не просто интересно, этот результат стоит закрепить. Если бы в его команде были такие люди… Но тут Аркадий быстренько одернул себя. Он не держал такой команды, чтобы вырастить таких людей. Это как полезно, так и опасно.  И Аркадий предпочитал, использовав человека некоторое время, пока еще это можно было сделать без особых потерь, устранять его, переводом или направлением в иные сферы деятельности. Тем самым поддерживая свою репутацию щедрого отца большого семейства и очень осторожного человека.
- Где? Посмотрите в графстве Уэлс. Там наиболее тяжелые последствия кризиса. А, казалось бы, именно там все должно быть отлично. Времени прошло несколько месяцев после выявления первых крупных очагов. Что предшествовало? – Качимов и сам бы хотел знать. Что? Падение цены на нефть? И что? Погодные аномалии? И что? Раньше что ли не бывало, чтобы зимой посыпали песком набережные, чтобы преобразить неказистый пейзаж в прекрасный тропический пляж? Тем более солнце проявляло необъяснимую активность…. Что еще? – Из всех событий, способных повлиять на геополитическую и экономическую обстановку на Туманном Альбионе, мне представляется наиболее опасными два. – Медленно, прохаживаясь вдоль ангара, произнес Качимов. - Ощутимое, и не только в Англии, падение цены на нефть… - Аркадий в упор посмотрел на Лукаса. Стоит ли упоминать такие пустяки? – И не слишком многочисленный, по сравнению с другими странами, всего двадцать два миллиона заявлений о статусе беженца, поток беженцев из Косово. Все остальные факторы довольно незначительны. –  Аркадий остановился и спокойно посмотрел на Лукаса. Что еще ему будет нужно? – Интернет вы сможете освоить? Там нет ничего сложного, просто следуйте инструкциям. А это у вас прекрасно получается. На пульте управления вас будут ждать новые возможности. Одно напоминание. Никакой информации на любых носителях, кроме своей головы.  У вас не будет даже привычных вам карандашей и бумаги.  Хотя я уверен, что вам это мало помешает.
Аркадий направился к двери. Нужно было знать Качимова, чтобы не видеть, что с его стороны, по отношению к Норту, довольно необычное. Ему простилась даже откровенная угроза, а это уже наводило на ненужные мысли….
Вот обязательно надо было зацепить Норта, обязательно напомнить, кто тут во главе всего. От кого все зависит, вокруг кого крутится, и что он самый что ни на есть осведомленный обо всем, что касается его подопечных. Да, по его приказу составлена та инструкция по реабилитации. Да, Лукас предпочитал записывать, точнее, делать пометки во время работы и интелом. Он молча проглотил колкости Качимова и слегка пожал плечами.
- Сомневайся вы в моих умственных способностях, был бы я здесь сейчас?
Это был риторический вопрос, и оба мужчины это знали.
- Не нужно меня провожать.
Можно подумать, Лукас намеревался.
Ему не терпелось вернуться за пульт. И посмотреть, насколько оперативно действуют подчиненные Качимова. Очень оперативно. Если только Аркадий, заранее зная результат исхода встречи, не отдал приказ заранее. Лукас так предсказуем? Да не все ли уже равно…
Когда ему дали в руки волшебный ключ, которым можно открыть дверь в мир. Настоящий огромный мир, который начинался как раз за бетонным забором и, казалось, что не заканчивался вовсе нигде. У Лукаса перехватило дыхание, когда он осознал, что находится сейчас в самом сердце всемирной паутины. Как гигантский, но остающийся невидимым паук, он мог дергать за паутинки, и к нему тут же стекались мегабайты, да что там, терабайты информации со всех уголков мира.
Лукас начал, как и сказал Качимов, с цен на нефть. Несомненно, за последние годы нефть приобрела статус «мировой валюты», так как стабильность экономики зависит во многом от нее. Цена на нефть стала важнейшим показателем состояния мировой экономики. Без нефти невозможно успешное функционирование ни мировых транспортных связей, ни мировой экономики. Нефть — это и топливо для транспортных средств, сырье для электроэнергетики, сырье для химической промышленности. Стабильные поставки сырья жизненно необходимы для развития европейской экономики. Для Европейского Союза, как для потребителя, ситуация очень выгодная: нынешние цены на нефть помогут увеличить объем инвестиций, количество рабочих мест и, как следствие, ускорить экономику.
В августе-ноябре 2000 г. нефть выросла до уровня в 34 доллара. После теракта в США 11 сентября 2001 г. цена на нефть поднялась с 27,59 до 29,12 доллара за баррель, но затем упала на уровень ниже 18 долларов. С марта 2002 г. начался продолжительный и практически непрерывный рост цен на нефть. Эксперты объясняли это целым рядом факторов: войной в Ираке, сокращением нефтедобычи в Мексике, Великобритании и Индонезии, ростом потребления нефти и истощением легкодобываемых запасов в странах Персидского залива. 29 февраля 2008 г. цена на нефть марки Brent впервые в истории превысила рубеж в 100 долларов. Повышением цены рынок реагировал на любую нестабильность на Ближнем Востоке: 6 июня нефть подорожала на рекордные 10,45 доллара за день из-за слухов о том, что Израиль может нанести ракетно-бомбовый удар по Ирану. 4 июля 2008 г. цены на нефть марки Brent достигли исторического максимума — 143,95 доллара. Начало мирового финансового кризиса 2008 г. привело к обвалу цен — до 33,73 доллара (26 декабря). С июня 2009 г. цена на Brent начала медленно расти. В среднем в 2009 г. она составила 61,74 доллара за баррель.
А что с сельским хозяйством?
В Англии более 70%, а в Шотландии свыше 90% сельскохозяйственной земли находится в руках крупных фермеров, размеры хозяйств которых превышают 60 га каждое. В Англии таких хозяйств — 27%, в Уэльсе — 23%, в Шотландии — 30%, в Северной Ирландии — 18%. Именно эти хозяйства дают основную товарную продукцию.
Качимов сказал обратить внимание на Уэльс. Посмотрим.
Лукас перешел к обзору информации по этому графству.
Это было странное чувство. Смотреть на свою родину как на совершенно чужую и незнакомую страну, рассматривая ее со всех сторон непредвзято, бесстрастно, равнодушно. Лукас не задерживался ни на одном сайте дольше, чем было нужно для получения и обработки информации. Он прекрасно понимал, что каждое его движение фиксируется, и потом будет описано в отчете. И будет проанализировано с целью выявить сферы интереса Норта. Забавно, как получается. Он наблюдает за Качимовым, который наблюдает за ним и в итоге этой битвы интеллектов вырисовывается целостная картина. У каждого своя. И Норт должен нарисовать Качимову такую, чтобы тот остался доволен, но истинные мотивы Норта и инструменты его мышления.  Задача сложная, но оттого и захватывающе интересная.
Лукас позволил себе полюбоваться невероятно прекрасными пейзажами Уэльса с его густыми лесами, бескрайними полями, вересковыми пустошами и живописной береговой линией. Это и старинные замки, небольшие древние города с узкими улицами и особенным национальным колоритом. А потом перешел непосредственно к экономике региона. Немногое изменилось за время его отсутствия. Главные отрасли экономики как были, так и остаются горнодобывающая промышленность, черная и цветная металлургия, нефтедобыча и переработка. Сельское  хозяйство и молочное животноводство также развиваются. Но Качимов безосновательно не стал бы упоминать Уэльс. Нужно искать дальше.
И вот оно.
Вирус коровьего бешенства был найден в мертвой корове на одной из ферм Уэльса, передают британские СМИ. Местные власти решили успокоить британцев, сообщив, что мертвое животное не представляет никакой угрозы для здоровья человека, так как не пойдет на производство говядины.
Спонгиозная энцефалопатия КРС и человеческий аналог этого заболевания - болезнь Крейцфельда-Якоба, как в науке называют вирус коровьего бешенства, имеет длительный инкубационный период (от 2 до 8 лет) и поэтому тяжело поддается диагностике. Правительство Уэльса подчеркнуло, что придерживается строгих мер контроля над данной инфекцией: каждое умершее животное проверяется на наличие вируса коровьего бешенства.
Заместитель министра сельского хозяйства и питания Ребекка Эванс подтвердила, что контроль над качеством продукции и уровнем заболеваемости сельскохозяйственных животных в Уэльсе работает на высоком уровне. Она отметила, что вся говядина в Великобритании производится в соответствии с санитарными правилами Всемирной организации здравоохранения животных.
В общем, все как обычно. Опасности нет, все под контролем, меры приняты.
Хорошо. По наводкам Качимова поработали. Теперь пора обратиться и к своим вариантам.
Посмотрим, насколько хорошо он помнит, как взламывать базы данных правительственных учреждений… Файерволы, несомненно, усовершенствовались, и все же. Все же.
Лукас пробился через все барьеры установленной защиты. В любой стране есть так называемый Watch-list, этакий черный список тех, за кем нужно постоянное пристальное внимание. Просматривая досье каждого из списка, Лукас в первую очередь отыскивал тех, кто так или иначе мог быть связан с химической или биологической индустрией.
От количества выпитого чая уже горчило во рту, мозг отказывался воспринимать и обрабатывать информацию с монитора, текст перед  глазами сливался, все тело ломило от напряжения. Нужно прерваться. Сейчас. Вот сейчас. Еще одно досье, и на улицу.
От усталости Лукас едва не пропустил его в бесконечной череде лиц, меняющих одно другое. Едва заметный, но характерный шрам у правого глаза. Немного оттягивающий веко вниз, тянущийся по щеке… 
Аргон Бесник. Сейчас тебя зовут иначе, а лет десять назад ты приехал в Британию именно под таким именем. Странно, что Лукас вспомнил сразу все детали. Сложно забыть того, кому спас жизнь однажды…
Это было на первый взгляд абсолютно рутинное задание. В числе группы сотрудников МИ5 Лукас должен был обеспечивать безопасность членов международного форума по проблемам борьбы с инфекционными болезнями. Местом проведения форума был выбран, несомненно, Конгрессно-выставочный центр ExCeL London – один из крупнейших столичных выставочных центров Великобритании и одна из ведущих международных выставочных площадок страны. Он расположен в самом сердце лондонских док London’s Royal Docks, вблизи центральной части города. На территории Конгрессно-выставочного центра ExCeL London построен завод по вторичной переработке отходов, которые образуются после выставок и других мероприятий.
Одним из примечательных объектов Конгрессно-выставочного центра ExCeL London является единственная в стране коммерческая червоводня – помещение, предназначенное для разведения червей, которые затем перерабатывают органические отходы.
Все это, несомненно, очень мило и привлекательно для гостей мероприятий, но осуществлять охрану такого масштабного и многофункционального комплекса довольно сложно.
Помимо многочисленных полицейских, мобилизованных для соблюдения порядка во время проведения форума, были отправлены и коллеги Лукаса.
Ему достался пост снаружи, напротив главного входа.
СМИ активно и с размахом афишировали и комментировали форум, хотя если бы кто поинтересовался мнением Норта, он сказал бы, что чрезмерная шумиха, поднята вокруг события, привлечет к нему лишь ненужное внимание со стороны всякого рода экстремистов, которым только дай повод заявить о себе во всеуслышание и устроить протест. И неважно, против кого и против чего, лишь бы лишний раз проявить активность.
Так случилось и в этот раз. Марш протестующих начался на доках, а потом нестройные колонны добрались и до выставочного центра. И мало того, что демонстранты кричали так, что от их голосов сотрясались стены ЭксСела, так к ним еще и примкнула толпа восточноевропейских беженцев. Эти так и вовсе вызывали в Норте стойкую неприязнь. Мало того, что их пустили в страну, дали возможность жить, спасли от ужасов войны, готовы предоставить помощь, работу, так им еще подавай какое-то особенное отношение. Не уважают их, бедняжек. Притесняют. Интересы их ущемляют. А сами? Уважают они традиции страны-хозяйки? Язык учить отказываются, работать не хотят, палей о палец ударить, чтобы элементарно влиться в общество. Нет. Зачем. Лучше вот так погорланить на улицах.
Как тому парню удалось просочиться через кордон полицейских, Лукасу до сих пор было непонятно. Но он смог. И понесся наперерез толпе, выкрикивая что-то на родном языке. От толпы демонстрантов тут же отделились два мужчины и поспешили навстречу своему соотечественнику. Кто знает, что им не понравилось больше. Его хороший костюм или бейдж участника конференции, который болтался на шнурке на шее. Но факт остается фактом. Они набросились на ученого, даже не ответив ему.
Лукас не мог оставаться в стороне. Он был ближе всех к завязавшейся потасовке. Подкрепление было в пути, и полицейские спешили на помощь. Но спасать бедолагу пришлось все же Норту. Он отшвырнул одного из мужчин, которые уже сбили незадачливого ученого с ног, рывком развернул к себе другого, ударил в челюсть, отбрасывая назад. Его товарищ уже оказался на ногах и ринулся на Норта. Их товарищи, видя, что происходит, бросились на подмогу. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не прибывшие вовремя полицейские и агенты. Лукасу тогда сильно досталось, но Аргону пришлось куда как хуже.
Он узнал имя спасенного, прочитав его на бейдже, когда ученого уже грузили в карету скорой помощи.
- Спасибо вам, спасибо, - все повторял парень, пока медик накладывал повязку на его окровавленное лицо.
- Какой тебя черт понес на улицу? – Только и спросил тогда Лукас. Голова неприятно кружилась, тошнота подкатывала к горлу, а от боли в сломанных ребрах было трудно не только говорить, но и дышать.
- Я хотел вразумить их… Они же братья мои…
- Братья, ну да.
Потом Лукас навещал Аргона в палате, пока сам находился в той же больнице, попутно подготавливая к вербовке. Дело было верное, Аргон уже почти был готов сотрудничать, когда дали команду отбой, и Лукаса отозвали.
Он еще какое-то время отслеживал местонахождение Аргона, пока тот не покинул страну. И вот. Объявился.
А Качимов знал. Знал, что Лукас был на том форуме. И про Вику знал. Знал ли про Аргона? Возможно. Он же читал досье Норта. А там точно есть запись про это. Но одно дело знать досье. Другое дело знать самого Норта.
Дальше все было делом техники. Когда знаешь, что искать, все просто. И к утру у Лукаса уже был готов отчет для Качимова.
Аркадий уходил по хрустящему под ногами мусору, как будто под шум аплодисментов. Он верил, что Лукас лучший. Понять не мог, почему его сдали. Это уже другой вопрос. Но видя его глаза, его эмоции, его подрагивающие от нетерпения крылья носа, он мог дать руку на отсечение, что Норт раскопает, распутает, разгребет все возможные горы мусора, клубки и норы, лишь бы найти то, чего не могли бы найти тысячи людей. Их не задевали так, как задевают Норта. И даже Норт понимая, что его дергают целенаправленно, все равно сделает то, чего от него ждут. Лишь бы доказать, что его способности выходят за рамки обычных.
Качимов улыбался. Улыбка, как и обычно, витала где-то отдельно от хозяина, но это не значило, что ее не было. Теперь его интересовали две вещи. Насколько быстро Норт войдет в курс дела и найдет того, кто так лихо ставит на колени огромную державу. И второе - как дотошно он выполнит инструкции. Условия, в которые поставлен Норт далеки от тепличных. А объем работы просто колоссальный. И тут нужен нюх. Просто невероятный нюх на добычу. Качимов видел - Норт встал в стойку. Дрожал от вожделения и предвкушения охоты. Оставалось дождаться добычи.
Но когда утром Аркадию показали отчет со списком сайтов и полным перечнем поисков, Качимов аж присвистнул. И сам готов был задрожать от предвкушения добычи. Готов был позавидовать Пирсу. А заодно и поверить в свое превосходное знание людей. Норт стоил многих. И Аркадий с нетерпением ждал встречи с ним. Но для начала нужно было проверить все его поиски. И он уделял достаточно много времени изучению истории посещения всемирной паутины Лукасом Нортом...
Лишь под утро Лукас добрался до своего матраса. Предварительно отдав должное новой душевой кабине. Она была удобной, нечего сказать, и Норт даже не чувствовал себя в ней взаперти. Может, потому, что он врядли вообще мог что-то чувствовать кроме желания лечь и отрубиться. Но, когда он, наконец, с удовольствием растянулся на матрасе, укрывшись тощим колючим одеялом, он  так и не смог уснуть. Мысли роились в голове, не давая покоя, а перед мысленным взором вставал образ Аргона.
Как так получилось, что  Бесник оказался впутанным в создание биологического оружия? А в том, что это так, не оставалось ни малейших сомнений уже. Лукас обнаружил снимки аэрофотосъемки, на которых рассмотрел несколько любопытных деталей. Но при попытке увеличить изображение, встретился с запретом на подобного рода действия. Контроль. Жесткий постоянный контроль. Интересно, после того, как он практически показал им, тем, кто за ним следит, на что обратить внимание, они найдут дорогу самостоятельно? Или расширят его полномочия? Лукаса, несомненно, устроил бы второй вариант. Он хотел сам найти Аргона. Как это было с Викой. Найти, переубедить, спасти, если удастся…
Вика. Сдержал ли Даршавин свое обещание? Где она сейчас? Что с ней? Вспоминает ли она Норта? И если да, то что она о нем думает?
Тебе не все равно? Одергивает себя Лукас. Ты сделал все, что мог. Не твоя вина, что не смог большего. Тебе не дали возможности. Так что хватит винить себя в том, что ты не сделал по объективным причинам.
Когда, наконец, усталость взяла верх, Норту удалось провалиться в сон на несколько часов.
Аркадий уделил довольно много времени тем сайтам, которые просмотрел Норт. Конечно, у Качимова были преимущества.  Общие и широко известные данные он мог держать на мобильных носителях, как впрочем и делать заметки в ежедневниках. Хотя Норта лишил этой возможности. Но судя по отчетам Даршавина и результатам работы, Норт способен запомнить, проанализировать и отсеять лишнее в довольном большом объеме информации. В чем и убедился Качимов. А еще в его незаурядном везении.  За одну ночь найти пусть тоненькие, но явно перспективные ниточки… Посещая некоторые сайты, которыми заинтересовался Лукас, Аркадий попутно расширял параметры доступа для Норта. Ему было важно не только проверить лояльность Лукаса, но и получить результат в данной ситуации. Пусть у Норта нет ничего кроме головы. Но даже по промежуточным результатам, Качимов видел, что эта голова стоит многих.
 Конечно, у Качимова были и другие дела.  Тем более, что некоторые из них решались буквально на высшем уровне. Аркадий и не собирался бросать все и бежать к Лукасу, хотя желал бы этого.
 Итак. Список сайтов, доступных для работы подопечного был расширен. Все отсмотренные Нортом данные проверены и будут подвергнуты глубокому анализу. Хотя Аркадий и понимал, что у них с Нортом разная база данных. И то, что видел Норт, Качимову просто недоступно. Мало смотреть на  одно и то же. Нужно еще и видеть то же самое. Ну не беда, через некоторое время и у Качимова  будет такое же зрение, что и у Лукаса. Необходимо только немного подождать и пообщаться. И то и другое входило в планы Аркадия. Как и вербовка Норта. То-то будет сюрприз для Пирса.
Скорого появления Качимова Лукас и не ожидал. И все же каждое утро ни свет, ни заря просыпался и шел на кухню готовить чай. Пить его приходилось в гордом одиночестве, но Лукас непроизвольно прислушивался, не послышится ли шорох одежды. Не зазвучат ли почти бесшумные шаги Аркадия. Здесь нет сигнальной системы в виде разбросанного по полу мусора. А может, завести ее? Абсурдные мысли приходят в голову, когда вот так ждешь в неизвестности. Когда минуты тянутся, отказываются складываться в часы. Когда нервы как натянутые струны. Когда постоянно спрашиваешь себя. Правильно ли я все сделал? И отвечаешь себе. А как иначе. Нет абсолютно правильного и неправильного. Сделал так, как счел нужным. Понравится это Качимову или нет, другой  вопрос. Но Лукас сделал все. Все, к чему у нег был доступ, он перешерстил. Все ли?
И он снова шел к пульту, вглядывался в монитор, проверял и перепроверял базы и сайты. И к своему удивлению обнаруживал, что мог зайти чуть дальше, чем мог при первом посещении. То есть его доступ был расширен. Это не могло не радовать. Это было прекрасным показателем. И все же.
И все же Лукас не находил себе места. То и дело мысли его возвращались к Качимову. От этого человека теперь зависела его судьба. Его жизнь. И когда он не сидел перед монитором, до изнеможения занимался в спортзале. Выходил на улицу. Смотрел на бегущие мимо луны облака. И завидовал им. Их свободе. Независимости.
Ночи для него был сущим кошмаром. Неважно, насколько он был вымотан, сон не шел. Лукас настолько привык спать без подушки, что всякий раз просыпался без нее. Она валялась на полу рядом.
Качимов знал, что нужно для борьбы. Он наблюдал. Ведь ему нужны были не только советы Лукаса Норта. Мало ли тут советников. Ему нужен был Норт. Полностью. С потрохами. Готовый на любые условия, лишь бы ему дали возможность заявить миру о себе.. что толку в знаниях, если они лишь бурлят несносным варевом в твоей голове? Человек получает опыт и знания, чтобы осуществить их. Преобразить во что-то осязаемое… А Норт лишен даже возможности записать свои знания. И Качимов ждал. Ждал, когда наступит тот момент, когда  поток знаний готов будет излиться подобно вулкану, с бешеной скоростью, снося все препятствия. Невзирая на то, что он отдает свои знания и идеи врагу. Что открывается перед ним, вместо того, чтобы забаррикадироваться тысячью баррикад.  Норт, готовый пойти на перевербовку, лучше, чем Норт, готовый сопротивляться… Так, наверное, можно вывести формулу действий Аркадия Качимова. Он ждал и наблюдал. Наблюдал и ждал. И появился в лофте в тот момент, когда вулкан готов был снести все препятствия, а Норт, как истинная борзая, ринется по следу. Затравливая добычу, невзирая на то, что хозяин не тот.
 - Доброе утро, Лукас, - улыбнувшись, произнес Аркадий. Он возвышался у жалкого матраса, который служил безуспешным пристанищем снов Норта, будто божественный служитель справедливости. Весь безупречно реальный и бодрый. В бело-черных тонах одежды скрывались только односложные понятия. На этом свете есть только ДА и НЕТ. Другие ответы не принимаются. Кивок головой и молния, сопровождающая блик его очков. – Надеюсь, вы хорошо спали? – можно было задавать кучу идиотских вопросов, ответа на которые не требовалось. Все, что нужно было Качимову. Это чтобы Норт не спал вовсе. И не от причиняемых ему пыток. Нет. Времена Даршавина прошли. Можете почувствовать разницу, господин, Норт. Теперь ваше подсознание пытает вас на много  изощреннее и безжалостнее Даршавина. Вы сами вечный и неутомимый ваш палач. – Я поставил чайник. Может быть, вы составите мне компанию, господин Норт? – И Качимов развернулся по направлению к выходу. Больше его не интересовал тощий матрас на полу как и тот, кто мечется в полубреду на этом матрасе. Ему нужен господин Норт. Будьте добры появиться.
И чем эта его тюрьма отличается от всех остальных? В очередной раз спрашивал себя Лукас, бесцельно бродя по лофту, потом до спортзала, кухни, потом к пульту. Он уже составил схему в уме. Базируясь на том, что стало ему известно из доступных источников. Теперь он мог передать эту информацию Качимову, чтобы тот перепроверил некоторые моменты, дополнил картину. Только вот Качимов не спешил к нему с визитом. В свое время такой же прием использовал и Даршавин. Давненько Лукас не вспоминал его. С того самого момента, как они расстались в конспиративной квартире, и Норта похитили. А, все вы одним миром мазаны. Манипуляторы. Посмотрим, кто кем сманипулирует в конце концов.
Как бы ни старался Лукас оставаться во всеоружии, быть в постоянно готовности, Аркадию удалось-таки застать его врасплох. Это был один из тех моментов, когда Лукас исчерпал все свои ресурсы в очередной раз и позволил тяжелому сну завладеть им.
Первые секунды пробуждения сопровождались страхом. Неконтролируемая реакция организма. А потом накатила злость и досада. Что снова позволил застать себя врасплох.
Лукас ненавидел Аркадия. Ненавидел и жаждал лицезреть. Чтобы тот оценил его старания. Эти противоречия были настолько болезненными, что Лукас все чаще мечтал, чтобы Качимов не приходил уже вовсе. Норт ведь уже почти привык без него…
И вот он появился. Как будто и не уходил. С таким вальяжным видом сидит напротив за столом и попивает чай, как будто дегустирует. Проверяет, не утратил ли Лукас за время их расставания умения делать чай.
- Так вам все еще интересно узнать про  возбудителя коровьего бешенства? Того, модифицированного?
Качимов поднял глаза от чашки и сквозь стекла очков посмотрел на Лукаса. Интересно, а эти стела пуленепробиваемые? Защищают от прожигающего взгляда Норта? По-видимому, да. Потому что Качимов слишком безмятежен  и расслаблен.
- А вам есть, что сказать?
Знает же прекрасно ответ. И все равно спрашивает.
- Вы были правы насчет беженцев. – Начал Норт сразу с главного. Качимов наверняка просмотрел отчеты о посещениях Лукасом сайтов и порталов. Так что рассказывать все в деталях и описывать процесс не имеет смысла. Лучше сразу перейти к результату. Захочет – задаст уточняющие вопросы. – Среди них числится господин  Бесник. Аргон Бесник. Сейчас он проходит под именем Эдуарт Костич. Он закончил сельскохозяйственный университет Тираны, после вплотную занимался изучением инфекционных болезней крупного рогатого скота. После начала беспорядков на родине, то покидал страну, то возвращался. Путешествовал по Европе. Бывал несколько раз в Великобритании, и подолгу. В какой-то момент пропал в никуда. Предположительно вернулся на родину. А вот совсем недавно, если верить данным из одной из баз, к которой доступа у меня, как предполагается, нет, под именем Эдуарта Костича Аргон прибыл в Англию. Имея статус беженца. – Лукас встал, чтобы снова налить себе чай. – Передвижения его отслеживались, потому как интерес у спецслужб он чем-то да вызвал. Вероятно, предположительной связью с экстремистскими группировками. Он питал к ним слабость в свое время. – Лукас так и остался стоять, держа в руках дымящуюся чашку. – Как известно, экстремисты тяготеют к людям своей национальности. Они для них как родные. Тем более, на чужбине. В Уэльсе одна из таких группировок раньше базировалась на южном побережье. Судя по тому, что к этой местности до сих пор проявляют интерес, так оно и осталось. Весьма занимательно было рассматривать кадры аэрофотосъемки, знаете ли, - Лукас едва заметно усмехнулся. Этакий намек на усмешку, как у Аркадия на улыбку. – Хотелось бы более детально рассмотреть строения, что там находятся. Уверен, там есть и амбары для содержания скота, и лабораторный комплекс. Вы же, несомненно, знаете, на что обратить внимание. Энергопотребление, система вентиляции, хранилище для кормов… Транспорт. Охрана. Одним словом, все необходимое для функционирования небольшого исследовательского центра с экспериментальной базой.
Лукас вернулся за стол и сел, молча попивая чай. Он давал Аркадию возможность обработать услышанное и сравнить с собственными выводами. А потом будут вопросы. Лукас готов на них ответить.
Как чувствует себя человек, обладающий картой. На которой огромным, жирным, красным крестом обозначено место, где спрятаны сокровища? И при этом, карта реальная. Сокровища реальные, а место вполне доступное. Всем! Но никто и понятия не имеет. Что они там есть! Качимов качнулся на стуле.
- Значит, вы считаете, что все спецслужбы Великобритании, весь научный мир не в состоянии найти то, что вы нашли за несколько часов? – прямой, точно такой же, как и вопрос, взгляд уперся в Лукаса. - Вот так взять и открыть паутину, способную манипулировать целой страной. Практически, сверхдержавой? Поставить ее на колени? А, кстати, за какое время можно поставить на колени такую страну, как Англия, используя только один вирус, опасный своим коварством и беспощадностью? – Качимова и в самом деле интересовал ответ на этот вопрос. Это тебе не просто любопытство. Тут и безопасность  своей страны, и мира, если понадобится, и ресурсы, которые можно было извлечь из подобных манипуляций.
Лукас посмотрел на Качимова долгим взглядом. О чем он думал в тот момент, Аркадий мог только догадываться. Но если бы взгляды убивали, Лукас вполне бы мог оказаться на кухне в компании теплого свежего трупа.
 - Я провел в заключении семь лет, Аркадий. – Лукас говорил, как будто вбивал гвозди. Возможно, в крышку собственного гроба. Но его это теперь интересовало меньше всего. – Так что мне неизвестно, по какой причине спецслужбы Великобритании и весь научный мир не обнаружили этого. Возможно, они осуществляют скрытое наблюдение. С тем, чтобы, выбрав момент, накрыть всю сеть одним ударом. Ведь то, что я нашел, малая часть всего заговора. И вы это понимаете не хуже меня.
 Каких же усилий требовалось Норту в очередной раз заставить себя остаться внешне непоколебимым, в то время как внутри бушевало пламя ненависти. Но он понимал, что даже убив Качимова, он ничего не добьется. На его место придет другой, и не факт, что Лукас будет ему нужен. Аркадий же очень и весьма заинтересован в Норте, и эту заинтересованность Лукас может обратить себе во благо.
- Это вы сейчас угрожаете Великобритании? Или намекаете на то, что и я причастен к тому, что практически дал вам в руки пульт от смертоносного оружия? А как же доверие? Аркадий? Если вы обманули меня, заставив работать против собственной родины, вы утратите мое доверие, не успев даже покинуть это помещение. Я не верю, что вы столь недальновидны. Вы не производите впечатление глупого человека, который так бездарно стал бы использовать ресурсы. Тем более, у нас так славно начало получаться работать вместе.
Лукас улыбнулся. От его улыбки веяло таким холодом, какой царит в пустыне после радиационного взрыва. Губы растянулись, а взгляд  остался такими же колючим и даже враждебным.
Аркадий выдержал и этот взгляд, и эту речь. Ну нашлись тут Пересвет и Челубей.
- Если бы я хотел использовать вас, то вы даже не увидели бы меня. Я же хочу работать с вами. Долго и серьезно. – Аркадий отпил чай из чашки. Чуть прикрывая глаза, чтобы насладиться ароматом и вкусом напитка. – А вот то, что это лишь часть организации – тут вы правы. И это еще раз подтверждает. Что нам необходимо долгое и плодотворное сотрудничество. Я так же надеюсь, что в довольно скором времени вы получите возможность проверить ваши выводы, лично находясь на месте. Но пока это невозможно, давайте продолжать работу в тех условиях, которыми мы располагаем. –  Блеснув очками, Аркадий мягко посмотрел на Лукаса. – Мне пора уже. Но, если вы продолжите поиски, возможно, найдете нечто более захватывающие. Я же со своей стороны обещаю вам. Что в скором времени вы узнаете о спаде напряженности в этом районе. Правда для того чтобы действовать, мне действительно необходимы более детальные данные. Потому что, накрыв эту группировку, мы можем не достичь безопасности, а наоборот, вызвать  новую волну агрессии и репрессивных действий. Этот скрытый терроризм говорит о том, что они чувствуют себя в безопасности. Иначе бы не развернулись так основательно. Мне кажется, нужно придумать, как лишить их этой безопасности, но не привлекать внимание властей. Иначе начнется охота на ведьм, и не останется ничего. Ни возбудителя, ни исполнителей, и уж тем более – никто никогда не найдет заказчиков… - Аркадий встал, прошел к раковине, чтобы помыть чашку.  – В следующий раз встретимся не здесь, а внизу. И подумайте над тем, как можно нейтрализовать деятельность этих террористов. Я же постараюсь расширить ваши возможности. Но учтите, что у вас в руках будет пульт не только от вашего лофта, но и почти от и всего мира. Никогда не имели возможность отключить отопление на другом конце мира? или устроить перебои с подачей чистой воды? Как думаете,  насколько это будет действенно? В общем, нужно найти средства влияния…. Нужно… Я тоже подумаю. Если позволите, конечно.
«…лично находясь на месте…»
Едва Лукас услышал эти слова, как сердце его замерло на миг, а потом заколотилось так сильно, как будто хотело вырваться из клетки ребер и отправиться туда. На изумрудно-зеленые поля Уэльса. А потом на северо-восток, в Лондон, к своим друзьям и коллегам, к Веточке… Неимоверным усилием воли Лукас заставил себя слушать, что говорил Качимов дальше. И Норт буквально не поверил своим ушам, когда тот выдал свои цели. Вот так просто. Стоило спросить.
Все-таки у них было так много общего. Неудивительно, оба разведчики, хоть и из разных стран, с разным уровнем и типом подготовки, но мыслят они одинаково.
- Изнутри. Подобного рода организации должны уничтожаться изнутри.
Коротко, но веско изрек Лукас.
Этого и стремится добиться Качимов в конечном итоге. Вернув Лукаса на родину, уничтожить сначала Отдел Д, а потом и всю Ми5 его руками.
И контролировать мир. Сидеть в центре своей паутины и дергать за ниточки. Верша судьбы планеты. Наполеоновские планы, нечего сказать…
Норт тоже встал, чтобы помыть чашку. Удивительно, как этим двоим удавалось разминуться и сохранить личное пространство. Они лавировали, как два эсминца в нейтральных водах. Опасные, но пока не друг для друга.
Если бы Аркадий был желторотым юнцом, он сейчас бы не  шел по улице, а бежал вприпрыжку… Хотя и в детстве с ним такого не случалось. Он предпочитал думать всегда. А еще больше ему нравилось, когда окружающие скакали по его желанию. Прогулка подходила к концу, и ему нужно было  уже отправляться домой. Завтра будет новый день, и он наполнится мыслями и событиями. А сегодня… Норт – это то, что ему нужно. Вряд ли еще раз судьба подарит ему такого противника. Острота ума просто поражает. И даже без той подготовки, которую прошел Аркадий, Лукас мог с ним конкурировать. Это заводило. Заставляло искать новые возможности. В общем, эта схватка равных партнеров будоражила душу.
Что там в Уэльсе… Запустить туда крота и изменить настроение исполнителей – это разве цель? Качимову нужна была верхушка этой пирамиды. Хотя он и осознавал, что это задача почти что бредовая. Но если это не разовая акция, а налаженная сеть организаций, то у нее есть структура, аппарат, документация, отчетность, следы…  А значит, ее возможно найти. Тем более, что предположить сферы ее интересов довольно просто… Подорвать экономику Англии, всей Европы, подточить строй, в конце концов – сократить численность населения. Чем не война? И кто сказал, что в этой войне барыши должны получить те, кто ее затеял? Улыбка Аркадия плюхнулась в дымящуюся кучу почерневшей листвы… скоро зима…  Даже в Англии зимой нужно отопление. А в сельской местности еще многие дома топятся углем… что? Нужно будет отслеживать и сравнивать с другими годами потоки энергопотребления, газа и угля, а так же мазута и нефти, сколько завозится, как оплачивается, есть ли скачки в экономике …
Прежде чем вернуться за пульт, Лукас решил прогуляться по двору. Нужно было упорядочить мысли, привести в норму чувства, которые всколыхнули как бы невзначай оброненные слова Качимова. Вернуться на родину. На родину! Мог ли Лукас когда-нибудь даже мечтать о подобном…
Но до возвращения ему предстоит еще долгий путь, так чувствовал Лукас. Одним из этапов которого станет уничтожение не только базы террористов в Уэльсе, но и  выявление всей их сети. Интересно. Куда приведут Норта его поиски?
Адреналин снова выплеснулся в кровь. Лукас перешел на бег и сделал десяток кругов по территории, прежде чем вернуться в ангар. После душа он уже с совершенно рабочим настроем сел за пульт.
Проверка всех данных заняла не одни сутки. Лукас забывал про еду и сон, он не вставал с места, пока организм не напоминал ему о необходимости подкрепиться и отдохнуть.
Сначала он изучил все данные, которые смог найти на фермеров, проживавших в интересующем его районе. Начиная от рождения и заканчивая настоящим днем. Не со всеми получалось, но тем не менее, картина выстраивалась более-менее четкая. Попутно сопоставляя те или иные события в жизни одного с тем же периодом в истории другого. Затем расширил круг поисков, включив в него уже родных фигурантов, отобранных на предыдущем этапе. Сложно было удержать все в голове, не делая никаких пометок на бумаге. Как бы помогли схемы и записи…
 А еще это постоянное ощущение, что Качимов где-то рядом, дышит в затылок, наблюдает за каждым движением. Лукас привык работать под давлением, напряжение моральное и физическое были частью его повседневной жизни, оно даже помогало, подстегивало, не давало расслабиться.
 И Лукас не расслаблялся. Работал, как проклятый.
Потом он проверял финансовые потоки. Расширенный доступ был как раз кстати. И вот тут началось самое интересное. Лукас нашел весьма запутанный трафик. На распутывание всех петель ушло еще много дней. Но результат превзошел все его самые смелые ожидания. Может, не такие смелые, может, и не ожидания, скорее неожиданный итог. Но пока в его распоряжении был лишь номер счета. Ни имени владельца, ничего, что могло бы идентифицировать его личность. Но сам банк… Он был слишком известен в определенных кругах. Лукас не думал, что за семь лет банкиры сменили свою окраску.
Ну вот и все. Качимов знает теперь то же, что и сам  Норт. И что теперь? Предсказывать ходы Аркадия Лукас еще не совсем научился. Если до сих пор он хоть и с опозданием, но оправдывал ожидания Норта, то сейчас… Как обычно так и бывает. Строится определенный паттерн, чтобы приучить к нему, а в решающий момент неожиданно ломается, вводя в замешательство.
Очередная встреча на нижнем уровне в запыленном ангаре принесла Качимову еще больше информации, на которую он и рассчитывать не собирался.  Но номер счета в устах Лукаса звучал, как мантра…  Еще более он стал бы похож на заклинание – знай Качимов его владельца, хотя и координаты банка уже говорили о многом. А еще больше заставляли задуматься. Слишком заманчиво было уничтожить толпящихся перед носом обладателей  Bentley и неких подобий «Chelsea», расчищая себе дорогу наверх…
- Скажите, пожалуйста, как бы вы поступили, в такой ситуации, - поднял на Лукаса свои очки Аркадий, - вот в ваших руках оружие, и вон там отличные мишени. И есть хороший повод и возможность убрать их всех…  Если вы понимаете, о чем я.. Если я уберу их всех, слишком будет заметно...  Сами понимаете, я последую вслед за ними, только чуть позже... Это недопустимо… нужно найти решение, которое позволит убрать их всех, не вынимая оружия их кармана...  – Качимов уже был готов сказать, что это был риторический вопрос, и он сам обо всем подумает. Только чуть позже и в тишине, но Лукас не дал ему сказать этого и уйти…
Из всех вариантов ломки паттернов Качимов выбрал лишь смену декораций. О чем он, впрочем, и предупреждал уже.
Лукас дал ему весь расклад. Не детальный, зачем. Качимов знает детали из отчетов подчиненных. Так что Лукас лишь обозначил основные моменты. А на десерт оставил номер счета.
Даже здесь, в скудно освещенном помещении, где пыль, осевшая на лампы, приглушает их свет и не дает рассмотреть лицо собеседника, Лукасу и не нужно было видеть, чтобы знать. Знать, что он попал в самый центр мишени. Он научился чувствовать Качимова, понимать скупой язык его тела, считывать эмоции и может даже мысли.
И видел, как мечтательно затуманился взор Качимова за его пуленепробиваемыми очками. Кто бы ни скрывался за тем счетом, представлял собой очень и весьма привлекательную цель для Аркадия. Зависть. Вот что двигало Качимовым. Одно из основных чувств человека, обнажающих его истинную натуру. Не стремление к успеху, а гордыня. Не желание сделать мир лучше, а желание улучшить собственную жизнь в этом мире. Не небезразличие, а стремление выслужиться. Вот они, двигатели прогресса, давайте называть вещи своими именами.
Но когда Аркадий начал спрашивать у Лукаса совета… Вот где по-настоящему сломался паттерн.
И что это? Демонстрация доверия? Очередная проверка? Или просто поговорить не с кем?
 Лукас ответил, не задумываясь.
- Вам несомненно, знаком принцип разделяй и властвуй. Так вот. Разделите их. Создайте ситуацию, в которой уже существующие недоверие и неприязнь перерастут в открытую конфронтацию. Заключите пакт с одной из сторон против другой. Ничто не объединяет, как общий враг. Но, как вам известно, враг моего врага все равно мой враг. Когда победа будет одержана, и ваш союзник будет почивать на лаврах, он меньше всего будет ожидать нападения, особенно с вашей стороны. Думаю, можно уже и не продолжать.
Не так ли ты хочешь поступить со мной? Мелькнула молнией мысль в голове Норта. А если и так. Что он может противопоставить Качимову, кроме собственного интеллекта? Пока перевес сил на стороне Аркадия.
Зачем спрашивать совета? Почему нет? Ведь никто не может знать наверняка, что и когда произойдет, тем более тот, кто не имеет ничего. Аркадий поблагодарил Лукаса за совет, пообещал подумать над ним, и откланялся. Вот именно так в этот раз выглядело обычно скупое на слова и сухое прощание Качимова. Хотя никто и не ждал «Прощания Славянки», но Качимову было о чем подумать долго и основательно. Тем более, что он обещал Лукасау, что пресса поведает ему о завершении вспышки коровьего бешенства в Великобритании. Другое дело – организовать все, что было необходимо. Но с одной стороны глобальная задача, с другой была облегчена тем, что на самом деле трудно было отследить ее масштабы и тем более, руководство. Разделять? Да, пожалуйста. Волна разборок и войн между питерскими бандитскими группировками вспыхнула с новой силой. Вот только в этот раз цель этих переделов имущества и сфер влияния была слишком уж хорошо скрыта. Международные связи, дорвавшихся до власти уголовников,  сыпались, как соломенные домики поросят, обнажая их дела. И можно было собирать богатый урожай уголовных процессов и пышных похорон. Налаженные нити рвались, рынки сбыта обваливались. Курсы валют лихорадило, словно сошедшая на нет волна коровьего бешенства,  была причиной не спада, а расцвета экономики Великобритании. Если не считать, конечно, Что Австралия когда-то была довольно прибыльной колонией Соединенного Королевства. И тут у Качимова оказались давно налаженные связи и подготовлены агенты. Ксения с готовностью верного оруженосца нашла исполнителя акции. И вот уже в прессе Англии замелькали сообщения о том, что в эту зиму условия добычи и хранения угля, добытого на юге Уэльса стали причиной нескольких крупных взрывов на территории графства. Разбирательства и выяснения причин трагедий привели к закрытию и без того едва сводящих концы с концами угледобывающих предприятий. Но только Качимов да непосредственный исполнитель, нанятый на другом конце света,  знали настоящую причину взрывов.  В доведенные до совершенства отдачи калорий гранулы,  партию которых закупили несколько фермерских хозяйств  для отопления, была добавлена взрывчатка. И что в итоге? Лаборатория, столь тщательно скрываемая и плодотворно работавшая на  дело уничтожения крупного рогатого скота Англии в целом, и Уэльса в частности, была взорвана, уничтожая в огне и необычную модификацию возбудителя вируса, и ее создателей. А новые рынки сбыта мяса и угля получила Австралия, получив в свой актив неуклонно растущий рост экономики и число рабочих мест. В тот же момент обрекая английских шахтеров на безработицу и безденежье. Фермерскими хозяйствами Англии так же был упущен момент, приводя их к кабальным банковским кредитам.
Но Качимова эти аспекты уже не интересовали, слишком много внимания нужно было уделять финансовым потокам российских бизнесменов, хранящих свои главные капиталы в оффшорных зонах. Понимая необыкновенную сложность задачи – вычленить отдельных владельцев нечистых счетов, Аркадий занялся опять же глобальными задачами. Тасуя колоду финансовых потоков, ему удалось донести до высших эшелонов власти слишком уж простую схему, чтобы они могли ее осуществить.  Представитель центрального банка одной их республик, до этого исправно предоставляющей оффшорные услуги всем желающим, вдруг заявил о заморозке счетов на две недели. А после двухнедельной лихорадки, когда у нескольких десятков владельцев крупных состояний закончились деньги и нервы, попросил поделиться активами в пользу экономики республики. И такой вопиющий грабеж не только сошел с рук правительству страны, но и был  поддержан другими странами, в особенности российским правительством, чьи подданные и пострадали больше всего в этой катавасии. А вековая надежность и лояльность швейцарских банков выдержала еще один финансовый кризис, гарантируя сохранность вкладов. Качимов считал доходы не только в рублях…
В один вовсе не прекрасный день Лукас занимался в спортзале, когда услышал громкий, показавшийся оглушительным после уединения и тишины ангара звук чужих шагов. Кто-то уверенно шел по лофту, который Лукас считал уже почти своим домом.
Поудобнее перехватив гантель, Норт встал за дверью, поджидая непрошенных гостей. Но они оказались вовсе не такими простачками. Других сюда не послали бы. Они не стали заходить и подвергать свои жизни и здоровье опасности. Вместо этого Лукас услышал голос человека, который привык командовать, и команды его неукоснительно соблюдались.
- Господин Норт. Прошу вас одеться, взять личные вещи и следовать за мной.
Личные вещи. Как нелепо это звучит. Из личных вещей у Лукаса здесь лишь зубная щетка да еще несколько предметов гигиены. Личные вещи… Тоже мне.
- И куда? – Задал вопрос Лукас, хоть и вовсе не надеялся получить на него ответ.
- Вас переводят.
Лукас вышел из-за двери, встал в проеме, расслабленно держа гантель в руке.
- Это как раз понятно, что переводят. Но я хочу увидеться с Аркадием Качимовым.
Обладатель командного голоса был вовсе не похож на лихого командира красной армии. Небольшого роста, худощавый, одетый в обычный серый костюм и серое же пальто. Начищенные ботинки завершали его непримечательное заурядное облачение. Серые глаза за стеклами очков в квадратной пластмассовой оправе смотрели уверенно, даже снизу вверх.
- Господин Качимов не может с вами встретиться по причине отсутствия.
Господин Качимов. Очень хотелось ему сказать товарищ Качимов, но в последний момент поправился.
- Неужели у Аркадия есть более важные дела, чем повидаться со мной? – иронично приподнял бровь Лукас.
- Он занят подготовкой вашего возвращения на родину, господин Норт, - бесстрастно сообщил серый костюм.
Гантель в руке Лукаса стала внезапно такой тяжелой, что он едва не уронил ее.
- Так я еду в … Англию? – с запинкой произнес Норт.
В душе его снова затеплилась надежда, которую он не мог заставить погаснуть, даже призвав на помощь здравый смысл.
- Не сразу, - уклончиво ответил серый костюм, нетерпеливо дернув щекой. – Сколько времени вам нужно на сборы?
- Пятнадцать минут, - сухо ответил Норт.
Он уложился в заявленный промежуток времени. В сопровождении серого костюма и двух его подчиненных, таких же серых и безликих, Лукас вышел из лофта и, пройдя по заснеженному  двору, вышел в ворота к ожидающему их автомобилю с затемненными стеклами.
- Прошу.
Серый костюм открыл перед Лукасом заднюю дверцу, подавая ему мешок, который Норт сам должен был надеть себе на голову. Тот пожал плечами, сел в машину и натянул на себя мешок. Сразу стало темно и трудно дышать. Скорее бы приехать, подумал Лукас.
Но дорога показалась бесконечной. Несколько раз машина останавливалась, но никто не выходил из нее и даже не разговаривал. Норт уже начал терять ощущение реальности, времени и пространства, когда автомобиль остановился уже окончательно. Его вытащили наружу, стянули мешок.
Тюрьма. Лукас безошибочно узнал внутренний двор пеницинтарного заведения. Англия… как бы не так…
Дальше уже знакомые процедуры. Личный досмотр, осмотр вещей, потом ему выдали матрас, миску и ложку. И через лабиринты коридоров, разделенных зарешеченными дверями, проводили в камеру.
- Стоять. Лицом к стене.
Лукас ожидал увидеть очередную одиночку.
 Но…
Время было послеобеденное… В камере на двадцать мест, как обычно это бывает, народу было человек, эдак пятьдесят. На скрипучих панцирных сетках в два яруса спали в три смены, если конечно не считать ряда нар, вдоль дальней стены под окном, застеленных белыми простынями и заправленных не хуже, чем в кремлевских казармах.
 Смотрящий камеры, вор в законе Король Меченый, непомерно огромный мужик с пудовыми кулаками и ярко-коричневым родимым пятном на левой стороне лица и шеи. С такой особой приметой только и оставалось, что отсиживаться по тюрьмам, хотя несколько дел по молодости ему удавалось провернуть и не попадаться. Его подручные, готовые на что угодно, лишь бы иметь право спать, когда захочется и есть за столом, как знатные вельможе, когда Король восседает как на троне во главе стола.
Вот и сейчас один из них, вполне себе не хилый детина, мотающий срок за грабеж, подносил заваренный чифирчик Королю, едва не отвешивая поклоны, в жуткой надежде, что и порция чифира не повлияет на желание пахана прилечь после обеда. За несколько лет отсидки, они все порядком обленились и ожирели, как рыжие коты, греющие свои бока на солнцепеке. А тут чем не жизнь? Накормят-напоят, а со сном вопрос решенный. Очень давно, и уже долгое время не требующий особых усилий, ради подтверждения полномочий.
Чуть гудящее в полудреме, подвластное им целиком и полностью царство, в пределах этой камеры, отдавалось послеобеденным мечтаниям… Те, для кого началась вахта, усердно пытались заснуть, попадав на освободившиеся лежачие места. Те же, кто остался без лежачих мест, монотонно переговариваясь ждали своей очереди, убивая время карточными боями. И тут открылась дверь, и в камеру шагнул высокий брюнет с таким иконостасом наколок, что даже смотрящий мог только позавидовать…
Представшее взгляду Лукаса зрелище повергло его в настоящий шок. Копошащееся месиво из потных тел, покрытых синими наколками, пронизывающие взгляды, как иглы, прошивающие насквозь. И вонь. Мерзкая вонь немытых тел. Их продуктов жизнедеятельности. После проветриваемого лофта, в котором Лукас сам устанавливал температурный режим, камера показалась адским пеклом.
Нужно было что-то делать. Не стоять же вот так как остолопу в дверях камеры. И Норт сделал шаг вперед. Дверь за ним с лязгом закрылась.
Теперь он сам по себе.
И Лукас сделал то, чего от него никто не ожидал. Вопреки всем правилам и устоям тюремной жизни, он не стал ни здороваться, ни спрашивать, кто рулит здесь. Молча прошел через всю камеру, подошел к «кремлевским нарам», одним движением скинул на пол и постель, и того, кто был на ней, расстелил свой матрас, воспользовавшись всеобщим замешательством, и невозмутимо уселся на него.
Мужик. Который как раз подносил чифир смотрящему, остолбенел  на секунду, глядя как пришелец скидывает его  вещи, потом зарычал, глухо и утробно, а потом сжал жестяную кружку в ладони. Тонкий металл треснул, издав гудящий звук. Горячий чай полился на пол,  обжигая кожу , но не обращая внимания на это,  он просто шагнул к нарам, преодолев расстояние от стола до нар за долю секунды и выбрасывая вперед руку, с зажатой в ней поломанной жестяной кружкой. Неровные края жести неотвратимо приближались к лицу пришельца.
 Из онемелой смердящей потными носками тишины вырвался чей-то свит…
Лукас не стал ждать, пока его начнут избивать. А, судя по всему, к тому все и близилось. Неумолимо и стремительно. Не вставая со шконки, он выбросил вперед руку, опережая движения сидельца, врезал ему под дых мощно и коротко. Когда тот споткнулся, как будто пол под ним провалился, Лукас ногой отпихнул его от себя брезгливым и презрительным жестом. После обвел взглядом камеру. Есть еще желающие навести порядок? Или смиримся со сложившимся положением вещей?
Из глубины камеры прошелестел едва различимый шепот:
- Ну, щас начнется….
А совсем рядом, тоже шепотом, но с почти нескрываемым трепетным вожделением:
- Наконец-то….
Смотрящий, не шелохнувшись произнес:
- Ваксу оттащить, этого  научить, – и мотнул головой в сторону пришельца.
Из-за стола поднялся детина лет тридцати. Вполне упитанный, хрустнул костяшками, сцепив пальцы в замок перед грудью в элегантной маечке-сеточке, из под которой четко вырисовывалась синеватая Джоконда…
- Ща я его, Король, будет как новый, - гоготнул он, дела шаг в сторону Лукаса…
Если бы Норт сразу знал, что в общей камере будет так весело, он бы давным давно попросился туда. Это ж надо. Столько лет провести в одиночке, когда тут тебе и поразмяться можно, и потренироваться на живом противнике, а не на мешке с песком...
Лукас оценил мышечную массу Джоконды. Раза в два превосходит самого Норта. Только почему он должен быть как новенький? Никогда не понимал этого выражения русских. Вечно они его употребляют не к месту, что ли...
А вот теперь расклад ясен. Как божий день. Тот, кого Джоконда назвал Королем, видимо, здесь главный. До него нужно будет добраться Лукасу как можно быстрее. У Короля свита и стража, но если он сможет, место в иерархии камеры займет если не выше, то уж точно подле его величества.
Лукас встал навстречу Джоконде. Недобро усмехнулся.
Но дал возможность попробовать нанести первый удар. Первым бить как-то не по-джентьленски, что ли...
Джоконда расплылся в идиотской улыбке навтречу Норту. Вот уж чего он не ожидал, так того, что все будет вот так просто. Этот пришелец сам встал, будто предлагая себя для отбивной, и кто бы отказался?
Под свист, вопли и размеренный голос, принимающий ставки, левая рука взлетела для мощного бокового удара…
Никогда не недооценивай незнакомца, разве ты не знаешь, только и подумал Норт, ныряя под руку Джоконды. Остальное перестало существовать для него. Свист, крики, подбадривания Джоконды... Как будто они могли его спасти... Кулак Норта впечатался в солнечное сплетение Джоконды, ощущение было такое, как будто врезался в бетонную стену. Лукаса самого едва не отбросило от такого сопротивления. Но, ввязавшись в бой, Норт не мог уже отступать.
Все стихло на долю секунды, когда тот, кто был в два раза меньше Джоконды одним движением сложил здорового мужика пополам… Потом свист и громкое:
- Ставлю на Пришельца! – едва не утонувшее в поднявшимся над полом камеры едином вопле
- На Пришельца!
Вот теперь настала очередь смотрящего. Потому что это уже прямая и слишком дерзкая угроза его авторитету. Король встал, отряхнул крошки со штанов, разворачиваясь лицом к Лукасу. Двое из его свиты тоже подошли к хозяину, словно верные псы.
- Ну, что? Крутой? – скорее утверждение, чем вопрос. – Надеюсь ты понимаешь, что сейчас подписал свой смертные приговор? – Король старался быть крайне предусмотрительным. Если цирики еще не появились, значит, они и сами ждут результата и не имеют четкий инструкций… Интересно, на кого ставят они? Хотя, Король мог отдать руку на отсечение, что все поставили на темную лошадку… Пока под ногами копошились те, кто оттаскивал двух верзил, Ваксу и Джоконду, у него есть шанс показать, что его авторитет непоколебим. Легким движение он толкнул в спины обоих телохранителей, желая увидеть результат поединка посложнее…
На первый взгляд могло показаться, что камера забита заключенными так плотно, что тот факт, что они не сидят друг у друга на головах, был бы из области научной фантастики. Но, стоило Королю выйти в центр камеры, как вокруг него образовалось свободное пространство, если слово "свободное" в данной ситуации уместно. Поверженных врагов убрали с арены, теперь, как и ожидал Лукас, против него спустили сперва цепных псов.
В тюрьме дерутся совершенно иначе, чем на воле. И уж тем более не так, как учат и натаскивают на тренировках оперативников. Спасибо Даршавину, Мише и Грише, что Норт прошел переподготовку. И для него не были неожиданными удары, посыпавшиеся с обеих сторон сразу. Здесь понятия о чести были иными. Совершенно иными. И уж точно не распространялись на обращение с чужаками, которые грубо попирают тюремные законы, ставя под сомнение авторитет самого Короля.
Удержаться на ногах. Окажешься на полу - ты труп. Налетят со всех сторон и просто разорвут в клочья. И охрана не успеет.
Это было не так просто, как могло поначалу показаться. Эти двое подручных Короля действовали слишком слаженно, а их техника не подходила ни под один известный Лукасу канон ведения боя. Он смог заблокировать часть ударов, на часть ответить, но чувствовал, что перевес сил на стороне противника. Нужно заканчивать бой, пока не поздно. Один из прихвостней неудачно для себя открылся, и Норт, воспользовавшись возможностью, перехватил его руку, ударив по локтю, выбивая сустав. Один  выбыл. Воя от боли, корчился на полу. Один остался. Удар по почкам едва не лишил Лукаса сознания, он отлетел к ярусам шконок, зацепившись за верхнюю, только так остался на ногах. А противник уже приближался. Лукас ударил ногой, целясь в печень врага. И, судя по сдавленному крику, попал. С разворота добавил ребром ладони по шее, отшатнулся назад, прижавшись спиной к соединяющей ряды шконок доске, затравленно, но зло глядя на Короля. Теперь ему решать. Добивать Пришельца или...
Свист и вопли стихли в предвкушении развязки. И опять слегка восхищенно прозвучало:
- Ставлю на пришельца…
- Я тебя ща поставлю, - рыкнул смотрящий в сторону и опять посмотрел на Лукаса… – Чего хочешь? – и пояснил, читая явно недоуменный взгляд пришельца. – Ясно, что ты не просто покурить вышел, говори, что тебе нужно, перетрем. – Показав рукой на стол. - Пошли, базар есть. – А потом, зрителям. - Разберитесь тут, кажется Ваксе и Дяде Федору в больничку надо. Джоконду и Сыча оттащите на нары, чтоб цирики не срисовали. И марафет навели б, а то как в свинарнике.
Смотрящий вернулся к своему трону из тарных ящиков. Лукас сел за стол справа от него.
Камера загудела в привычном ритме, если, конечно не считать нескольких минут разборок с вошедшими охранниками. Все прекрасно видели, что было, но внешние приличия, вполне пригодные для отчетов были на лицо. В камере полный покой. Лишь двое сидельцев что-то не поделив, вдруг нанесли друг другу довольно ощутимые травмы, впрочем,  вполне совместимые с жизнью.  Джоконда же очнувшись, вообще орал:
- Пришелец, ты крутоооой! Научишь махачу?
Лукас кивнул, ухмыльнувшись.
- Если у тебя мозгов хватит.
Шныри метались с тряпками, возвращая в камеру томный порядок. Народ, разобрав поставленные деньги, пересчитывал барыши, а самые счастливые добрались до матрасов, потому что время идет, а спать так и не пришлось. Слава богу хоть в этот раз пропущенные часы,  с лихвой компенсировались адреналином, выплеснувшимся в кровь.
 Король наблюдал из-под ресниц за происходящим, так и не дождавшись чифира, но явно удовлетворившийся зрелищем, взбудоражившим его сонное царство.
- Как ты работаешь руками, мы все видели. Теперь хотелось бы послушать как ты умеешь говорить. Кто ты такой, откуда. А главное – что тебе тут нужно, пришелец?
Королю принесли, наконец, долгожданный чифир. Церемонно взяв кружку в огромные ручищи, он сделал глоток, закрывая глаза от удовольствия.
- Не балуешься чайком? А то поделюсь, - произнес он,  с усмешкой оглядывая Лукаса…
Адреналин все еще бушевал в крови, мешая воспринимать слова. Да еще Король их как-то по-особенному в растяжку произносил, коверкая некоторые звуки. К такому говору придется привыкать. А пока Лукас вычленял привычные знакомые слова. И предложение попить чайку он понял. Сдержанно кивнув, сделал шаг к столу, сел на добротный грубоватый табурет и выдохнул украдкой. Первый этап тестирования он прошел. Сейчас будет самое сложное. И возможно, мозгами работать будет еще труднее, чем кулаками.
Он взял первую попавшуюся под руку кружку, стоящую на столе. Владелец ее что-то загудел, но одного взгляда Короля было достаточно, чтобы утих. И Норт подвинул ее ближе к Королю. Темная, почти черная жидкость с тихим журчанием перелилась в подставленную кружку, над ней поднимался едва различимый пар.
Норт подождал, пока Король не попьет первый, потом поднес кружку к губам. Вопреки его ожиданиям чифир остыть не успел. Быстро они помахались… Осторожно, чтобы не обжечься об алюминиевые края, Лукас отпил горький напиток. Поставил кружку на стол. Еще один шаг. Он разделил чифир со смотрящим. Поднялся почти на один с ним уровень. Но радоваться или расслабляться ох как рано. Сейчас начнутся каверзные вопросы. Попробуй Норт не ответь. Или ответь неверно. Нет. Тогда лучше сразу смерть.
Король наблюдал за пришельцем. Пристально и насмешливо.
- Ты с непривычки-то, не налегай. Уж не знаю, где ты чалился, но к чифирчику ты не привыкший. – Размеренно потягивая из кружки, произнес Король. От его наметанного глаза не могла укрыться неопытность Лукаса, это при его-то наколках… Тот еще товарищ тут нарисовался. Но умение драться и держать удар смотрящий ценил. Ибо сам обладал и хорошим ударом, и отменной сообразительностью. – Поведай-ка нам, мил человек, как тебя зовут да где веки вековал, а то народ любопытствует… Тут не любят тайн, ох как не любят…
Смотрящий отставил кружку и вонзил взгляд в Лукаса. Ну вот и кончились подходы. Пора и честь знать…
Лукас и не думал налегать. Как-то приходилось пробовать чифир, и о его воздействии на непривыкший организм Норт знал по собственному опыту. Сначала ничего не происходит. А потом сердце начинает колотиться как бешеное, в голове творится что-то невообразимое, даже спокойного рассудительного человека тянет на подвиги. А с него подвигов на сегодня хватило уже. Итак еле удается сидеть прямо.
Попив из чашки ровно столько, сколько нужно, чтобы показать уважение к угощению, Норт отставил ее в сторону. Он прекрасно был осведомлен о так называемом тюремном телеграфе. И, задавая вопрос, Король знал на него ответ. Так что юлить и выкручиваться – себе вредить.
- Лукас. Меня зовут Лукас. Я был на Лушанке.
Про свои похождения после того, как он покинул суровый северный край, Лукас решил не упоминать. Это слишком закрытая информация, чтобы о ней знали зеки, а про Лушанку могли и слыхать. И упоминание о ней лишь добавит Норту респектабельности.
Если он все правильно понимал об устройстве тюремного мира.
- Эк тебя помотало. – Смотрящий хотя и был еще молодым человеком, но не стал бы смотрящим без набора определенных знаний. Да и малява, которую прислали незадолго до прибытия, была вполне определенной. Гостя принять. А значит, спрос будет с него, если что не так. Но и правила нужно было соблюсти. Поэтому разговора не избежать. - А что можешь? Ну, кроме мордобоя, это мы уже видели.
Лукас с легким недоумением посмотрел на Короля. Что он имеет в виду? Что ты можешь… Где тут подвох?
- А что нужно?  - осторожно спросил Норт. Мог–то он многое, но вот врядли Короля это заинтересовало бы. – Я вижу, с телохранителями у тебя и в самом деле проблем нет. Да и авторитет нерушимый. Но… может быть… есть такая проблема, которая тебе по ночам спать не дает? - Конечно, переполненная камера не место для таких разговоров. Но авторитетный вор всегда может решить эту проблему с вертухаями. – Ты меня проверь. Пройду проверку – останусь. Не пройду – сам знаешь.
Только что Лукас подписал себе приговор.
- Ну, про наши проблемы это мы после переговорим, а пока есть дела, требующие немедленных решений. – Король был настроен решительно. Еще никогда у него не было такого знакомца. Отмотавшего такой срок и так и оставшегося без клички, что и малява подтверждала, и его слова о месте пребывания. – Насколько я знаю, - начал он. - На Лушанке система не как у людей, - смотрящий горделивым взором обвел местное общество, скользнув поверх голов по серым стенам. - И чего бы ты на себе не нарисовал, кликуху тебе никто не давал? Правильно? – Лукас кивнул, не отводя взгляда от серых глаз смотрящего. Король оглядел Лукаса, прожигая взглядом его  майку, если не раздевая, то желая заставить почувствовать себя неуютно под этим взглядом. – На тебе тут много всего, но судя по всему, ты очень похож на это, - он ткнул пальцем в синеющий на плече кораблик. – Будешь ты у нас Скиталец. Думаю, самое твое нутро. Приплыл, наследил и удалился. А скорее всего – испарился. – Король откинулся на спинку своего трона. – А дом-то у тебя был вообще когда-нибудь? – спросил он, слишком сомневаясь в положительном ответе.
Приговор отсрочили. Как будто от этого должно быть проще. Рассказать тебе про Лушанку? Норт благоразумно промолчал. Лишь опустил глаза, чтобы Король не прочел в них все то, о чем предпочитает не говорить Лукас. Но этот прожигающий взгляд все равно ощущал. Сколько раз на него так смотрели. Разные люди. При разных обстоятельствах. И все равно привыкнуть невозможно. По этим взглядом татуировки как будто раскалялись, горели на коже. Лукас невольно поежился.
И почти пропустил ту часть, в которой Король дал ему погоняло. А и правда странно. Столько лет по тюрьмам, а погоняла так и не приобрел… Да кто б его дал. В одиночке-то. Но то, что дал ему Король, не такое уж и плохое. Скиталец. Пожалуй, на самом деле весьма полно отражает суть Лукаса. Самую внутреннюю его суть.
- Мудрый ты человек, Король.
Лукас снова поднял взгляд, подернутый дымкой воспоминаний.
- Дом? Был. Как не быть. У каждого человека однажды был дом. Только… Я там не был давно уже. Так что иной раз начинает казаться, что это все и не со мной было. – Жесткие губы Лукаса тронула ироничная улыбка. – Так что мой дом там, где я его себе устрою. Теперь так.
Как человек привыкший к комфорту, хотя и своеобразному, Король вовсе не любил лишать себя сна. Но не в этот раз. Поскольку нары на блатных местах Лукас для себя освободил, спал он рядом, но разговаривать в камере Король не собирался. Если у стен есть уши, то в камере этих ушей в десятки раз больше чем стен.
Смотрящий курил папиросу, ожидая Лукаса в хозблоке. Душевые кабины, как раз то место, где подслушать разговор так же сложно, как и говорить. Звук льющейся воды заглушал любой звук, а кафельные стены отражали и преумножали все звуки, оказавшиеся в их границах.
- Хорошо спишь, Скиталец, - обратился Король к вошедшему в кабинку взъерошенному Лукасу, - может оно и полезно, но вот дела требуют внимания. Давай я скажу, что мне от тебя нужно, а ты скажешь, чего ты желаешь получить взамен на услугу, - и в ответ на знак согласия, продолжил. - Есть у меня  на воле наследство, да никто не знает где оно. Знаю я, что на зоне уже ждет меня киллер, да не может выполнить заказ пока стукачок не даст отмашку, что известно, куда я спрятал золото. А золота у меня  на века хватило бы, – протянул Король, затягиваясь «Беломориной». - Вот я и хотел просить тебя вычислить и стукача, и киллера. Может, и с тобой золотишком поделюсь, если тебе надо.  А? Возьмешься за это дело, Скиталец?
Табачный дым и шум воды. Два самых страшных кошмара Норт. А в сочетании… Чего ему стоило заставить себя войти в хозблок… Будет знать только он сам. Но отказать, когда сам Король вызывает на рандеву, Лукас не мог. От этого человека в данный момент зависело его выживание. И, хочешь, не хочешь, а считаться с его прихотями придется.
Разумеется, Лукас согласился на предложение Короля. Молча кивнул в ответ. Потому что смотрящему слишком нравилось слушать звук собственного голоса. Зачем лишать человека удовольствия?
До золотишка Лукасу дела не было. Может, и нет никакого золотишка. А это все проверка.
- Мне нужно время, ты же понимаешь, Король.  – Раз тут принято называть друг друга по кличкам, Норт будет придерживаться заведенного порядка. – Посмотреть, что к чему. Кто чем дышит.
- А ты посмотри, Скиталец, посмотри. Я тебя не тороплю. Но и кота за яйца тянуть не надо. На надо, слышишь?
Лукас снова кивнул.
- Если бы ты помог, подсказал хоть немного, я бы быстрее управился. Ты же здесь главный, Король. И ничто мимо тебя не проходит. Наверняка наметки есть. Нет, я не говорю, что приду на готовенькое. Просто не хочется терять время, блуждая в потемках, когда есть, кому высветить путь…
Король докурил папиросу. Брошенный окурок тут же был поднят одним из его подручных. Ничего себе сервис.
- Да обсказать дело-то нехитрое. И сам еще поосмотришься. Народ в камере серенький. Ну, те, что вокруг меня – ты их видел. Понял чего они стоят. Босота. Мамки их выкормили, а пригляду не было. Вот они жизнь на шконку-то и променяли. Джоконда, правда, в художественную школу ходил... да... Рисовать любит – страсть!  На этом и погорел. – В ответ на недоуменный взгляд Лукаса, смотрящий продолжил. - Особливо президентов он рисовать любит. Американских... хотя начинал с Ленина… - Король сделал знак, и ему принесли уже раскуренную папиросу. Еще щелчок пальцами, и во влажном, распаренном воздухе душевой их осталось только двое. Король и Скиталец.  Двое тех, кто прислуживал смотрящему, исчезли за клубами пара.
- И кому может доверять бедный сиделец? – прищурившись, выпустил дым сквозь желтые зубы смотрящий. - Никому. Присмотрись к народу. Я тебе укажу несколько человек. Из свежих, за месяц до тебя прибыли по этапу пять человек.  Двоих я тебе в камере укажу. Один на вроде блаженного. Только молится и молчит, молчит да молится. Его нельзя не заметить.  Второй, как тень. Смотришь – только что был тут, и нет его!  На третьей шконке справа от двери обретается. Остальных я тебе на прогулке укажу.  Будет день – будет и пища.  А про подручных моих сам подумай. Я одно знаю. Это не ты. Про тебя молява ясная пришла, и гадать нечего.
Король оскалился, выпуская очередную порцию дыма. Сквозь шум падающей воды доносилось мерное гудение стиральных машин и вентиляции. Вода на полу расплывалась кругами. Вот только и всего осталось, что тусклая лампочка под потолком и Король Меченный. Ни болот, ни луны, ни Даршавина, ни Качимова, ни пыток, ни лофта. Все проходит. Абсолютно все.
- За свои услуги что будешь просить? Сейчас говори, чтобы непоняток не было. – Как из другой жизни выплывает тягучий голос Короля…
Человек ко всему привыкает. И кто, как не Лукас, способен адаптироваться к столь стремительно меняющимся условиям собственной жизни? Только… Только иногда так хочется крикнуть. Стоп! Хватит! Верните мне мою жизнь! Верните мне меня… Да от только кто разве услышит…
Король слышит только себя. Удивительно, что он стал отвечать на вопрос чужака. Лукас без году неделя в камере, да и вообще на этой зоне. Видать, серьезную маляву подготовил товарищ Качимов. Спасибо ему за это. Земной поклон, как говорится у русских.
А Король умеет выделить главное. Умом не обделен. Иначе не стал бы смотрящим. Но страх его гложет. Страх за свою жизнь, страх за свое золотишко. Так что ни на то, ни на другое Лукас претендовать не станет. А что попросить за свои услуги? Все его желания из разряда несбыточных. И уж точно не в компетенции Короля.
Разве что…
- Я сказал уже. – Норт оторвался от созерцания клубов пара, причудливо расплывающегося над полом. Также клубился туман над болотами… В одной из прошлых жизней… - Если я решу твою проблему, стану твоим советником. Со всеми привилегиями.
А зачем Скитальцу это место, Король уж пусть сам решает. То ли привык он к комфорту, то ли самоутвердиться хочет.
- А проблему я твою решу.
И Лукас обнажил в хищной улыбке ровные белые зубы, как будто в контраст с желтыми пеньками Короля.
На него и правда можно было смотреть, как на пришельца из другого мира. И, видать, недолго он тут задержится. Так что, рассудил Король, пусть  хоть на этот краткий миг будет от него польза.  Раз уж выпал такой шанс.  Закрыв на секунду глаза, Король только и мог, что представить, как выйдет он на волю, и откроются перед ним все двери мира… Дотянуть бы. При всей его молодой шкуре, кто может сказать, сколько протянется век зека? Из-под ресниц наблюдать за людишками еще интереснее. Этот вон лебезить не собирается. Но за работу берется. Тоже жить охота. Всем охота. Король тоже хотел дотянуть не только до выхода за ворота зоны, но и до старости. Да еще и при денежках.
- На том и порешим. – Король отшвырнул последний окурок и повернулся в сторону выхода. Спишь возле меня. Сейчас моя вахта. Твоя через три часа. Смотри.  Слушай. Чувствуй. Завтра определимся и с привилегиями, и с кандидатами. Сам понимаешь, все в твоих руках.
Король быстро вышел из душевых. Прошел мимо стиральных машин и туалетов. Лукасу ничего не оставалось, только последовать за ним. И то сказать – время было уже позднее.
Спишь. Поспишь тут. Пока Лукаса не разбудили, чтобы привести на беседу с Королем, ему и правда удалось забыться на несколько часов. Слишком много потрясений на один день. Да еще драка. Организм отчаянно требовал отдыха. Но ему не дали. А после разговора с Королем Лукасу вроде и позволили поспать первому, что само по себе уже напоминало привилегию, но сон никак не шел. Растянувшись на шконке в душной вонючей камере, Норт обдумывал слова Короля. Хотя думай – не думай. До утра все равно никого не вычислишь… Так и провалялся Норт в неприятной полудреме отведенные ему три часа.
Потом Король бесцеремонно ткнул Лукаса под ребра, растревожив свежие ушибы. Лукас зашипел от боли и сел на шконке.
- Твой черед, - сообщил Король.
Лукас кивнул в ответ.
Камера спала. Кто как смог, тот так и устроился на ночлег. Кому повезло больше, на шконках, кому нет, полусидя, прямо на полу, потому что всем лечь места не хватило бы, даже несмотря на то, что двоих забрали в больничку. Вот кому повезло. Третья шконка справа от двери. На вид ничем не привлекательный мужичонка. Но сам факт того, что он спит на шконке, говорит сам за себя. Значит, какой-никакой вес в обществе сокамерников имеет. Что же. Посмотрим на тебя при свете дня. Король упоминал о прогулке. Так здесь еще и прогулки бывают. Если для Норта в его одиночке прогулки были роскошью, то для обычных зеков это часть повседневности. Кто бы мог подумать…
Значит, завтра Лукас увидит солнце. Оно, конечно, проливает свет, но и отбрасывает новые тени. Кто бы мог подумать, что он, блестящий оперативник МИ5, будет заниматься тем, что станет помогать смотрящему выживать? Но смотрящий тоже поможет выжить Норту. Так что все обоснованно и логично…
Кто сказал, что если не спишь, лежать нельзя? Тем более, когда все тело ломит от побоев, и сидеть решительно невозможно? Лукас снова лег на шконку и прикрыл глаза, обратившись в слух. Это так кажется, что камера безмолвствует ночью. Вовсе нет. Она наполнена звуками. Кто-то храпит, кто-то скрипит зубами во сне, кто бормочет что-то непонятное, кто постанывает, а то и плачет. Будь осторожен в своих желаниях. Не хотел одиночества? Смотри, какая компания подобралась!
Остаток ночи прошел спокойно. Если привычный обитателям камеры фоновый шум можно назвать успокаивающим. Лукасу так и не удалось больше уснуть, и утро он встретил измученным совершенно. Боль от побоев еще больше сковывала движения, благо, особенно двигаться и не приходилось. Пара шагов до стола к завтраку, раза в два больше до умывальника и параши.
Сокамерники как-то быстро уяснили, что к Скитальцу лучше не приближаться. Авторитет ли Короля был тому причиной, или то, как новичок смог показать себя в драке, может, то и другое. Лишь изредка бросали на него косые недобрые, но с немалой долей интереса взгляды. Лежа на своей шконке, Лукас ловил их, про себя ухмыляясь и думая, какие невероятные предположения могут строить на его счет соседи.
Пока не дали команду строиться и выходить на прогулку. Король едва слышно шепнул Норту.
- Смотри в оба.
Лукас и сам знал. Во время прогулки может произойти что угодно. И на перо могут поставить, и перед вертухаями спровоцировать…
Он старался держаться ближе к Королю. Оба телохранителя смотрящего благополучно выздоравливали в больничке, и все решили, что Скиталец пока взял на себя исполнение их обязанностей.
Лукас ждал провокации, но ее не было. Зато Король показал ему и Тень, и Святошу, и Гвоздя и Ваксу. Всех претендентов на роль киллера.
Лукас наблюдал за ними следующие несколько дней. И убеждался снова в прозорливости Короля.
Короля же наблюдал за Скитальцем. В его жизни хватало шестерок и отморозков, и мужиков, которым нары дались по злому року. Но для этого Скитальца, что нары, что воля – все равно. Он везде был чужой, и везде у него был дом.  Ночь когда-то, да проходит.  День тоже идет своим чередом. Дожив до прогулки, Король подтолкнул Скитальца впереди себя, чтобы потом нашептывать ему кто есть кто в их клетке и в соседних. Они были нужны друг другу. Это понятно. Скиталец скорее всего профи. Это тоже понятно. Непонятно другое – когда Скиталец откинется.  Знать бы, оно было б проще. Но Король уже строил планы и питал надежды на лучшее. Если ему так повезло как раз в тот момент, когда казалось, что пера в бок не избежать, ведь парни то рядом с ним хоть и боевые, но способны лишь враться с цепи, выполняя команду. А со Скитальцем фарт будет. В нем было то, что нужно. Сбалансированное сочетание силы и мозга.
Между тем камера жила заведенным порядком. Завтрак сменялся уборкой, потом обедом.. но  Лукаса все это касалось лишь, как  дорогого гостя. В его обязанности входила охрана Короля. А Король давал ему гарантию своей защиты. Для мытья посуды и полов существовали другие люди.  другие. К этому Лукасу нужно было еще привыкнуть. Как и к тому, что его не то что пытать никто и не подумает, но и просто лишний раз никто не посмотрит из-за опасений быть неправильно понятым. Хотя, из-под тишка некоторые разглядывали не только рисунки на теле Скитальца, но и само находящееся в прекрасной физической форме тело. Кто-то с завистью, кто-то с желанием, хотя и понимая, что это тело не по зубам. А зубы скрежетали. Далеко не все в камере с удовольствием восприняли новый порядок вещей. Но помятуя способ втолковывания этого порядка, молчали все. Довольные и недовольные. Народ перед Лукасом расступался, разговоры смолкали. Но и у него было время посмотреть, а главное – послушать….
Так прошла неделя, а потом еще одна, и еще... Время, как ни странно, не тянулось, как бывало. Каждый день был наполнен какими-то событиями. Жизнь вокруг бурлила. Правда, события были ничтожными, едва стоящими внимания Норта, но он не упускали ни малейшего движения вокруг.
То кто-то не поделит шконку. То кому-то не понравится, как на него посмотрел сокамерник. Или как заговорил с ним. Или даже показалось, что на него посмотрели или заговорили. Или пайку не поделят... Король, как и подобает смотрящему, сразу драчунов не разнимал. Лишь когда зрелище его более не развлекало, зычным голосом приказывал прекратить. Его слушались беспрекословно.
Но были и те, кто не был согласен с его властью. И заводилой у них выступал этакий бугаина по кличке Кабан. Он то и дело ставил под сомнение решения Короля, настраивая народ против смотрящего. К Кабану примкнули пока лишь трое. Да и те... Без слез не взглянешь. Одним им было бы не выжить. Вот и искали себе покровителя.
Конфликт перерос в открытое столкновение на прогулке. Кабан как бы невзначай толкнул одного из телохранителей Короля. Сэмена. Сэмен в долгу не остался. Словесная перепалка вот-вот могла перерасти в полномасштабную драку, и Король уже предвкушал настоящее развлечение, благо вертухаи позволяли зекам выпустить пар. Всеобщее внимание было приковано к Сэмену и Бугаю.
Только не Лукаса.
Он краем глаза держал в поле зрения Святошу. Тот что-то бормотал по своему обыкновению, боком-боком подбираясь к Королю. Как будто двигаясь неосознанно.
В жутко серых штанах и драной кофте неопределяемого размера, Святоша казался полупризраком. Длинные русые волосы почти закрывали близко посаженные серые глаза и сливались с реденькой бородкой, торчащей в разные стороны. Но движения были легкими и точными. Двигаясь, будто в прострации, на самом деле, он неуклонно пробирался к цели, будучи совершенно уверенным, что ни одна живая душа в этой свалке таких же провонявших потом тел не обратит на него никакого внимания ни сейчас, когда он продвигается к смотрящему, ни чуть позже, когда нужно будет сделать вид, что его тут и не было.
Ведь удалось же ему продержаться в камере несколько месяцев, слушая, кто что говорит и читая молитвы за молитвой. На самом деле молитвы – это самое трудное. Когда он готовился и долго думал, как остаться вне подозрений, на глаза попался какой-то молитвенник. Ох, уж эта дедова квартира, доставшаяся в наследство, чего в ней только не было, думал он, глядя в странное зеркало в дубовой оправе, которое потом благополучно обменял на контрамарку в театр. Но его отросшая в безумной тоске по прошлой полной боевых заданий жизни, навела его  на мысль о молитвах. Выучить несколько молитв из дедова «Служебника», да и пусть кто попробует догадаться кто он и зачем появился на этот свет. А когда будут деньги, вот тогда и посмотрим, кто чего стоит в этой жизни. Злобно цикнул он на раскиданные фотки, где он был бодр, подтянут, и стоил целого взвода солдат.
 Теперь-то и осталось, что под шумок всадить в смотрящего заточку, исчезнуть так же проворно, как и появился, и донести информацию до заказчика. Кабан вон как подставляется. Но у него гонорар в два раза меньше.  Святоше же пообещали хороший куш даже при отсутствии риска, лишь бы сведения, добытые им были, того стоили. А они стоят. В этом Святоша мог быть уверен. Как и в том, что до горла Короля осталось рукой подать…
На этого блаженного никто и внимания не обращал. Как будто его и не было. А Кабан тем временем размахнулся на полную катушку. Подскочил к Королю, проорал ему прямо в лицо.
- Ты не много ли на себя брать стал? Корона не жмет? Может, тяжела она тебе стала? Хватит, нацарствовался. Пора и другим место уступить.
- Это тебе, что ли? – презрительно процедил Король.
- А хоть и мне! – с вызовом хохотнул Кабан. – Ты только и можешь, что орать да материться. Так и любой дурак сможет.
- Дурак-то сможет, тут я не спорю. Себя в виду имеешь?
Кабан залился бордовой краской, зверея от злости. Ему нужен был только повод броситься на Короля, и тот сам его и дал.
Все произошло так быстро, что мало кто смог понять, что именно случилось, и как. Только что Кабан и Король стояли носом к носу, как два петуха, готовые броситься друг на друга, биться, пока в живых не останется только один.
И остался.
Но к вящему разочарованию сидельцев представления, которое они предвкушали, не состоялось.
Король оказался на земле, сбитый с ног Скитальцем.
Мимо просвистела серая тень. И раздался полный боли крик Кабана. Все взгляды обратились на него. А Кабан стоял, зажимая рукой окровавленный бок, из которого торчала заточка.
И полными ужаса от содеянного глазами, впервые обретшими осмысленное выражение, смотрел на него Святоша.
- Ты… Падла… - с присвистом простонал Кабан.
Одним движением вырвав заточку из своего тела, он всадил ее Святоше в горло.
Брызнул фонтан крови, Святоша рухнул на землю, корчась в конвульсиях.
Рядом упал и Кабан. Никто даже не подумал помогать одному или второму. Все просто стояли и смотрели.
Подоспели вертухаи с дубинками наперевес, разогнали всех по камерам. Зеки слишком тихо разошлись, даже не проронив ни слова о случившемся. Все были в шоке.
Лишь в камере Король, развернув к себе Скитальца, который пил из жестяной кружки отдающую ржавчиной воду из-под крана, гневно спросил.
- Какого х*** это было?
Скиталец невозмутимо отставил кружку на стол, стряхнул с руки пролившуюся воду.
- А ты не понял? Тебя замочить хотели.
- Да ты гонишь, - все еще сердито возразил Король.
- Сам подумай. Классическая схема. Кабан отвлекает, Святоша гасит.
- Но… так выходит… ох бляяяяя… - протянул Король, хватаясь за голову. – Так это он… Вот же говнюк. Вот говнюк… А ты, выходит, жизнь мне спас. – Скиталец неопределенно пожал плечами. – Да не меньжуйся, так оно и есть. – Король все еще осознавал произошедшее, теперь уже рассматривая все с иной точки зрения. Скиталец открыл ему глаза. – Нет, постой, так это Святоша что ли? С Кабаном спелся? – смотрящий длинно заковыристо выругался. – Как ты узнал-то?
- Я не знал, что они будут действовать заодно. – Лукас вернулся к себе на шконку, Король прошел за ним и сел рядом. – Когда ты сказал смотреть и слушать, я так и сделал. Он очень хорошо играл свою роль.
- Кто?
- Святоша. Убедительно.
- Да, бл***, актер, мать его, погорелого театра…
- Именно. Сидел в своем углу, бормотал молитвы день напролет. Вот только он не учел одной существенной детали.
- Какой? – Король нетерпеливо подался вперед.
- Не все молитвы можно читать простым людям. Есть те, которые разрешено произносить лишь обладателям сана. А это заучил бездумно все подряд. Вот, например, Прокимны и аллилуиа общие святым…
- Ты-то откуда все это знаешь? – удивился Король. – И выслушал же, поди ж ты…
Скиталец лишь едва заметно улыбнулся.
- Имеющий уши да услышит.
Постепенно камера наполнилась гулом голосов. Мерное бубнение в этот раз переросло в громкие выкрики. От повышенных тонов проснулись те, кто пропустил зрелище, и им пересказывали все, что было. Кто-то все же не выдержал, и крикнул  смотрящему:
- Ну, как, Король? Как ты их одним махом-то двоих уделал?
Король коротко глянул на Скитальца. Потом встал и обвел камеру взглядом.
- Чего разгалделись? По вертухаям соскучились? Все по местам. Дежурным быстро навести порядок. Никого я пальцем не тронул, - чуть повысив голос, чтобы слышали все, заявил смотрящий. – Они сами чего-то не поделили. Я просто оказался рядом. Вот и Скиталец не даст соврать. Еще одни более долгий взгляд на Лукаса был весьма красноречивым. Но Скиталец и без того лишний раз светиться не хотел. Официальная версия устраивала всех.
- Святоша с Кабаном сами друг друга порезали. Ну, уж не знаю с чего и почему. Не наше дело вообще.
Смотрящий опустился на нары следом за Скитальцем. Если для всех эта история была не больше чем будоражащим нервы приключением, то для Короля это было дело жизни и смерти.
- Теперь я тебе по гроб… - с чувством выдавил смотрящий. – Но и ты уж далече от меня не отскакивай. Мало ли, вдруг и с меня какой толк будет… а пока, что? Чифирчику и на боковую?
Эти два слова в одном предложении даже ставить нельзя, а уж совмещать в жизни… Как чифир, который подстегивает похлеще, чем самый крепкий кофе,  можно пить перед сном? Но Лукас отказываться не стал. Тем более, что распитие чифира было не более, чем одним из их ритуалов с Королем. Смотрящий знал уже, что Скиталец чифир не жалует, но и не настаивал. Следуя принципу мне больше достанется, он чисто символически делился со своим советником темным терпким напитком. Да, теперь Скиталец прочно обосновался по правую руку от Короля. И не только в прямом смысле. Он доказал свои способности. Вычислил киллеров, раскрыл заговор, спас смотрящему жизнь. И тому ничего не оставалось, кроме как исполнить обещанное. И, надо сказать, обоих такое положение вещей устраивало как нельзя больше.
В ту ночь Лукас не мог уснуть не потому, что угостился чифиром. Он не был уверен, что Святоша и Кабан были единственными исполнителями. Неужели тот, кто придумал устранить Короля, не подготовил запасной вариант? Потому что, если да, то первым делом следовало бы устранить помеху в лице Норта.
Но камера потихоньку отходила ко сну, дневные заботы и передряги оставались позади.
Время шло. Давно вернулись в камеру из больнички Сыч и Джоконда. Меняясь с Ваксой и Дядей Федором. Они несли вахту. Охраняя Короля и Скитальца. Так что необходимость не спать самому у Лукаса отпала сама собой.  Камера, как и тюрьма, жила своей жизнью. Высокое весеннее небо сквозь решетку казалось еще более волнующим и недостижимым. Иногда кто-нибудь из сидельцев замирал, вглядываясь в хрустальную высоту потустороннего для них мира. Но, когда наступала ночь, и по мутному стеклу полз серебристый лунный луч, можно бело действительно сойти с ума от безысходного ощущения замкнутого пространства.
 Утилхи и пересуды по поводу зарезавших друг друга одной заточкой Святошу и Кабана. Скучающему электорату требовались новые зрелища… А уставшему Скитальцу, и желающему вернуться домой живым, смотрящему нужны были покой и стабильность. Как сочетать эти несочитаемые понятия? Как чифир и сон? В общем, голова у Короля была занята обычными вопросами. И один из них был обращен к Скитальцу.
- Слышь, родной, как думаешь, кто-таки барабанит у нас не по понятиям? Ты ж обещал и это выяснить, так, как, сможешь? – нервничая, смотрящий растягивал слова еще больше, немного нажимая на звук «А», что говорило только об одном – Король такой же русский, как и все, только из Москвы. Может, и вправду у него есть тайничок в каком-нибудь сталинском доме, замурованный подпольным советским миллионером в застойные брежневские времена…
Лукас нахмурился. Мало того, что приходилось иметь дело с казалось бы ставшим привычным говором Короля, но все же временами он так растягивал звуки, что приходилось вслушиваться, чтобы понять. А еще этот тюремный жаргон. Барабанит у нас не по понятиям. Вот как это понять? Говорит неправильно? Ведет себя несоответствующее? Предполагается, что Лукас понимает, о чем толкует Король. А на самом деле нет. И как тут быть? Нужно вести себя естественно, торопиться с ответом нельзя, но и медлить тоже. Неосторожное слово, жест, и конец твоему благоденствию, Скиталец. Что он обещал выяснить? Кто киллер и кто стукач. С киллером решили. Значит, о стукаче речь? Попробуем так.
- Сам крыс терпеть не могу. И как истребить знаю. А что, проявляется?
Искоса посмотрел на Короля долгим изучающим взглядом.
- А чего ж им не проявляться, если я жив? – прошептал Король над ухом Скитальца. - Ты ж должен понимать, что они успокоются только в двух случаях – если меня пришьют, или если я их прикончу. А я могу достать своих  кровничков только на воле. Это им проще – они и тут мне покоя не дают. – Король злился, но и то дело. Попробуй поживи под давящим прессом, грозящим придавить тебя в любой момент. – Ты уж придумай что-нибудь, Скиталец, а я в долгу не останусь. Сам понимаешь, мы тут как на ладошке блохи…
Кровничков? Даже так?  Век живи, век учись. Норт не мог предположить, что понятие кровной мести распространяется и на тюремную среду. Им проще? Разве что тем, что их свобода не ограничена. Физически. Но они так крепко связаны с Королем, что у них уже не осталось своей жизни. Они фактически сидят с ним на нарах по соседству. Вот делают же люди такой выбор! Делают осознанно, специально идут на сделку с собственной свободой…
- Тяжело твое бремя, Король, - задумчиво произнес Норт.
Смотрящий обернулся посмотреть, издевается Скиталец или по-настоящему сочувствует. Еще бы понять по нему. Сфинкс египетский, так тот и то выразительнее…
А Скиталец тем временем продолжал.
- А тут и придумывать нечего. Все уже давно придумано и не по разу приведено в действие. Результативные методики.
Иногда он говорил, как нормальный мужик, а иногда как загнет непонятный термин… Но Король  привык. И прислушивался к словам Скитальца. Одному и единственному. И как ни хотелось ему пришпорить Скитальца, Король сдерживался. Пыхтел, кряхтел, скрежетал зубами, но терпел. Пока Скиталец не выложит свои карты на стол. И ждать долго не приходилось. Уж что-что, а точно и емко формулировать свои мысли Скиталец умел.
- Помнишь, где ты впервые рассказал мне об этой проблеме?
Король кивнул.
- Сегодня там же.
Умен, чертяга. Умен, красив и опасен. Эх, если бы все было иначе… Король бы с ним… Но Скиталец нужен ему не опущенным, а напротив, первым после бога, а бог в камере один. Сам Король. И мечты остаются мечтами.
А ночью. Эти двое снова встретились в пропитанной влагой, пропахшей хлоркой душевой. Клубы пара служили прекрасной маскировкой от чужих глаз, но от ненужных ушей спасти не могли. Потому и Король, и Скиталец говорили на грани слышимости.
- Вычислить крысу на самом деле просто, - бархатный низкий голос Скитальца окутывал Короля, как мягкое покрывало, вместе с паром просачиваясь сквозь поры. – Для начала нужно  определить возможных кандидатов. Если спросишь меня…
- Спрашиваю.
- … То я тебе так скажу. Чалый, Мойша, Шило и Цепень. Пожалуй, еще Черныш. Вот мои кандидаты.
Король молча кивнул. Его собственный список был куда как короче. Но в нем были все, кого перечислил Скиталец.
- Информация должна исходить не от тебя. От твоих приближенных. Все должно быть естественно. Проинструктируешь их сам потом. Как бы невзначай. Один из них в присутствии любого из нашего списка случайно обмолвится о чем-то, что может заинтересовать вертухаев или твоих кровников. Следуешь за моей мыслью?
Король посмотрел на Лукаса. Чего ж непонятного. Не из леса.
- Да понял я. Щас минуту подожди. Соображу кто на что сгодится. – пробормотал смотрящий, вдыхая едкий дым «Беломорины», - Ну, например, я могу подкинуть Чернышу слух о моем переводе на другую более строгую зону. Через начальника завтрашней смены. Мы с ним земляки - договоримся. Не труд. – Лукас кивнул, делая в уме заметочку. Спасибо Качимову – приучил работать одним только мозгом. Король загнул палец. Ему тоже бумажки не требовалось. Ненависть заставляла действовать. Другое дело, что он не привык действовать в одиночку. А тут судьба подкинула ему такого напарничка. Любо-дорого. – Дальше… Дальше, думаю  Джоконда распишет для Мойши невероятную историю про  передел зоны, который я смогу провернуть в два счета. Уж, поверь. Джоконда и не такое может расписать во всех красках! – смотрящий попыхивал сигаретой и наслаждался шумом льющейся воды. Прикрыв глаза, он явно ощущал блаженство.  Но мысль работала быстро. Не был бы он вором, если бы не мог придумать нужный ход. – А если Дядя Федор донесет до ушей Чалого  слушок, что я сплю и вижу как при первом же шухере уйти на рывок? Как думаешь, понравится ему такая идея? – король открыл глаза и вскинул голову. Уперся взглядом в Скитальца. – Завтра пусть и протрепется. – заключил смотрящий. – Что остается? – Кроль облегченно глянул на Лукаса. Даже выдохнул протяжно и со вздохом. – Шило и Цепень. Шило я знаю. Мерзкая тварь. Потому его на вшивость проверит Сыч. Этот. Если что, и прибьет на раз.  Пусть он скажет, что я хочу заказать Шило. Хотя эту тварь я бы и вправду укокошил. - Зло сверкнув глазами плюнул Король. – Гнида! Ну, хоть повеселимся. Глядя, как эта гнида будет корчиться. Что будем делать с Цепнем? Тоже еще тот червяк! Не был бы я вор, половину бы тех, кто топчет зону, перерезал.  И уж точно всех, кого ты назвал. Всех.  Давай-ка зашлем через Ваксу маляву, будто я хочу зону на бунт поставить.  Посмотрим, кто из них проговорится.  Если завтра всех зарядить, то к ночи шухера не избежать. А мы уж увидим, кого и про что будут шмонать.
Вернувшись из душевых, король растянулся на нарах, успокаиваясь от предвкушения развязки. Предоставив Лукасу проработать детали плана с каждым из подручных. Тоже отдельно. Чтобы риск утечки был минимальным. На то он и король тут, чтобы управлять. а не быковать.
В эту ночь Лукас уснул и проспал до подъема. Как ни странно. Что сыграло в этом определяющую роль? То, что он убедился, что рядом с Королем он в относительной безопасности? Потому что быки Короля (быки, он теперь знал, что значит это слово, и оно как нельзя лучше описывало свиту смотрящего) уважали Скитальца, как самого их главаря? Да, пришлось залечивать раны с неделю после их стычки. Но теперь быки его охраняют. И, будь Лукас вором, сам бы был в авторитете.
Утро началось как обычно. И день прошел без эксцессов. Норт предупредил Короля, чтобы дезы засылались не одновременно, а с разрывом хотя бы в несколько дней. Хотя пару противоречивых нужно было выдать именно сразу. Может, не таких и противоречивых…  И в первую очередь. С них и начали. И вот вскоре душным майским утром камера была поднята, как застава в ружье. Внезапно и грубо. Всем велели построиться у своих шконок. Ясно, что далеко не у всех были шконки. Но они вертухаев и не интересовали. Это были лишь зрители. А во Король и его свита – другое дело. Их шмонали долго и вдумчиво. Но к своему вящему разочарованию не нашли ничего. Ничего, что могло бы сойти даже приблизительно за запрещенные предметы.
- Подготовился, сучонок, - процедил сквозь зубы прапор Пескишев, который командовал шмоном. – Живи пока. Все равно спалишься.
И, уходя из камеры несолоно хлебавши, злобно зыркнул на Чалого.
Вроде бы все было ясно. Но Лукас с выводами не спешил. И не напрасно. Во время прогулки к Королю подошел один из зеков. То есть, как подошел. Пошел параллельно вдоль разделявшей их решетки.
- Так что же, скоро валишь от нас? – как будто продолжая давно начатый разговор, спросил Тугрик, даже не глядя на Короля, чтобы не привлечь внимание вертухаев.
- Не твоего ума дело, - беззлобно огрызнулся Король. После пустого утреннего шмона он пребывал в приятном расположении духа. А при иных обстоятельствах за такие слова Тугрика могли бы и к праотцам отправить.
- Да ладно, не кипешуй, просто спросил… - сразу дал задних ход Тугрик.
- Ты с чего взял-то?
- Да… слухами земля полнится… - уклончиво промямлил Тугрик и поспешно отошел от решетки.
А Лукас сделал еще одну заметку для себя в уме.  По дороге в камеру смотрящий процедил, идущему позади Скитальцу:
- Ты это видел? Что, второй тоже барабанит?  И кого из них мочить? Или обоих? – если судить по голосу, то Король был в бешенстве. Он что, в окружении стукачей? И на воле что осталось больше, чем один кровник? Да к чертям! Места на земле много, могилок на всех хватит! Смотрящий едва не остановил всю колонну, идущую по тесному коридору. - Ты понимаешь хоть что-нибудь, Скиталец!
Прекрасно он все понимал. Да и что тут не понять. Каждый выживает, как может. Кто-то сделал доносы своей профессией. А кто-то от безвыходности подался в стукачи. Но выводы делать пока рано.
- Продолжай идти. И не подавай вида, - шепнул Норт. – После поговорим.
После! Легко сказать, если  злость лезет наружу! Кто из них? И на кого работает? После.. дожить бы. А то полное ощущение, что мозг взорвется от бесполезной ходьбы по кругу. Кто, кто, кто из них… как понять? Как!
- Лааадно, - протянул смотрящий дольше обычного. – Все нутро завернулось.
Ля Ваксы эта фраза могла значить только одно – едва зайдя в камеру, он принялся колдовать с заваркой… А подоспевший Джоконда уже сунул Королю раскуренную папиросину…
Король нервничал. Это было видно невооруженным глазом, и не только Лукасу. Хотя все уже привыкли к перепадам настроения смотрящего, Норт на всякий случай продумывал подходящее объяснение именно этому. Обыск прошел безрезультатно. Король этому рад. А после прогулки… Да мало ли что. На солнышке перегрелся. В конце мая печет так, что зажариться можно живьем.
Придя в камеру, Норт растянулся на шконке в ожидании обеда. Невозмутимый и бесстрастный, как всегда. Если что и происходит с Королем, ему до этого дела нет, говорил Скиталец всем своим видом.
Смотрящий гонял подчиненных до заката. В камере не блестел разве что потолок. Едва дождавшись команды отбой, Король скрежетнул зубами и отправился в сортир. Стоило бы пройти до душевых, но слишком уж не понравились ему последние события. Слишком много барабанов. Слишком много ушей.  Черт бы их побрал.
- Ну, что скажешь, Скиталец, - ринулся он к вошедшему следом Лукасу. – Как это понимать, и что с этим делать! А завтра? Что завтра будет, когда застучат новые барабаны? – он забыл даже о папиросах. Потому что это торнадо лишних звуков выводило его из благостного созерцания тюремной жизни, заставляя думать о своей собственной слишком усиленно…
- Для начала успокоиться.
- Легко тебе говорить! Успокоиться! Не над твоей бл*** башкой топор завис! – Король выразительным жестом изобразил, как топор обрушится на него и отсечет голову.
Легко? Это ему-то легко? Знал бы Король, через какой ад протащили Скитальца, не говорил бы так.
Норт яростно сверкнул глазами, но, когда заговорил, голос его был ровным и глубоким, как всегда. Разве что чуть ниже. И этот контраст между свирепым взглядом и угрожающе спокойным тоном подействовал на смотрящего отрезвляюще.
- Я понимаю твое беспокойство. Более того, я разделяю его. – Под этим взглядом ледяных голубых глаз как под прицелом. Король поежился. Хорошо, что они одни. И никто не видит, как ему неуютно в компании собственного советника. – Да, ситуация неприятная. Но разве это не то, чего мы так старательно добивались? Наша цель и была в том, чтобы запустить заведомо ложную информацию и посмотреть на реакцию. Мы запустили. Теперь смотрим. Все идет по плану.
- По плану? По какому нах*** плану? – Король все же не сдержался и пнул дверь кабинки. Она с грохотом и треском врезалась в стену. Лукас поморщился от резкого звука.
- По нашему, - ответил он с нажимом, подавляя в себе желание также с ноги врезать Королю за его дурацкое поведение. – Как ты не понимаешь! Сам факт, что наша инфа сработала, да еще так быстро, говорит лишь об одном. Тот, кто затевает против тебя, большим умом не отличается. Раз так оперативно среагировал. И так открыто. Плюс. Он себя выдал. Уж не знаю, по какой причине. Правда недалекого ума человек или слишком самоуверен, что в принципе, одно и то же… Но ты врага своего теперь знаешь.
- Врагов. – Угрюмо поправил Король.
- Тем более, - согласился Лукас. – Что дает нам явное и существенное преимущество.
- Нууу… -  протянул Король.
- Гну, - ввернул подслушанное Лукас. – Так что расслабься и гляди в оба.
- Это как?
- Примерно также, как ты спишь без задних ног после чифира, - усмехнулся Норт. – Идем обратно, хватятся еще…
- Эй, постой, - Король удержал Скитальца,  схватив за плечо.
И тут же оказался распластанным по стене, поскуливая от боли в заломленной руке.
- Пусти! Белены объелся?
- Прости, привычка.
Скиталец отступил назад. Король обернулся, потирая руку, болезненно морщась.
- Делать-то чего будем?
- Что запланировали.
- А по-человечески?
- Продолжать распространять дезы.
Лукас наблюдал, как лицо Короля из непонимающе-обиженного принимает выражение более-менее осмысленное, а потом и кровожадное.
- Будь по-твоему. Только если меня замочат в итоге, я тебя с собой прихвачу.
Лукас безразлично пожал плечами.
Сработали все дезы. Все. Без исключения. Одна за другой. С промежутками в дни, а то и недели, но сработали. И Король уже почти спокойно воспринимал эти сработки. Только после каждой очередной проводил со своим советником совещание. А Скиталец твердил одно. Ждать. Наблюдать. Все под контролем. И Король ему доверился..
Надо же доверять кому-то в конце-то  концов…
Да и остался только последний вариант. Если уж идти, то идти до конца, придерживаясь того самого плана, который никто и в глаза не видел.
Смотрящий искоса смотрел на Скитальца, уводящего на инструктаж Сыча. Почему вдруг екнуло сердце? Или что-то в знакомой до смерти фигуре Сыча, показалось ему неестественным? Или это паранойя? Может быть Сыч, один из всех принесет удачу
Вернувшись, Скиталец  расслабленно улегся на шконку.
-Деза запушена. Ждем.
Ждать пришлось недолго.  До вечерней поверки.
 Как только в ответ на свою фамилию из уст начальника смены, Король ответил свое привычное:
- Здесь я.
Из соседней колонны к нему рванулся Шило с дикими воплями.
- Я тебя самого завалю. Собака меченая!
Король развернулся лицом к орущему Шило, но больше не сделал ни единого движения. Если уж довериться Скитальцу, то во всем. А Шило продолжал орать в гулкой тишине тюремного двора.
- Думаешь, если ты в одной камере смотрящий, так тебе вся тюрьма подчинится? Думаешь ты общак можешь держать? И что с того? Может, я тоже могу общак держать! Ты за это меня заказать хочешь?
Очумевший от возмущения и вопиющей несправедливости Шило орал. А что еще ему оставалось? Не мог же он в самом деле кинуться на Короля. Уж каким бы он скотом не был, но своей шкурой он дорожил всегда. Но не в этот раз. Потому что как только он решил поорать на Короля, в тот же момент он подписал себе смертный приговор. И даже если он все еще думал, что может просто развернуться и отправиться в карцер за дебош. Он был уже мертв.
Быстрая безжалостная рука лишь на миг коснулась Шило, но вот уже зеки расступаются от падающего в лужу собственной крови Шило. Руки бессильно обвисли вдоль тела. Хотя еще секунду назад они тщетно пытались зажать дыру в горле, из которой короткими фонтанчиками вырывалась кровь.
Король глянул на Сыча. Зачем? Немой вопрос застыл в глазах. Стукач нужен был живым. А судя потому, что говорил и делал Шило, он не стукач. Урод. Мразь. Но не стукач. Зачем было убивать его, если нет никакой угрозы?
Смотрящий перевел взгляд на Скитальца. И что теперь? Еще один немой вопрос. Но почему-то в ответ на него в глазах у Скитальца зажглись недобрые огоньки…
Еще одна драма разыгралась перед глазами сокамерников. Унесшая еще одну жизнь. Обычное в общем-то дело на зоне. Два зека что-то не поделили, один не рассчитал силы, и вот результат. Непредумышленное убийство. Но на этот раз убийца остался жив, и с него можно спрос держать. И светит ему долгое мучительное разбирательство, а потом перевод на другую зону и новый срок.
Жизнь сама его накажет, да он сам себя наказал. Так сказал Лукас Королю. Смотрящий даже до конца и не понял, что произошло. Он даже хотел было вступиться за Сыча, подготовить ему достойный прием на той, другой зоне. Но Скиталец его остановил.
- Не думаю, что предатель и стукач заслуживает таких  почестей, - сказал он.
- Ты рамсы часом не попутал, Скиталец? – шелестящий шепот Короля сливался со звуком текущей воды. По обыкновению переговоры проходили в душевой.
- Он стукач, - безапелляционно заявил Норт.
- Это я ему велел сказать Шилу, что я его заказал! Я! – сипло выкрикнул Король, колотя себя кулаком в грудь.
- Верно. Ты.
- Он так и сделал!
- Сделал.
- Так какого…
- Он стукач, Король. Его по твою душу послали.
Король опасно сузил глаза и, впившись взглядом в Скитальца, медленно с растяжкой произнес.
- Ты на зоне человек новый, да неглупый. Видно, что жизнь тебя потрепала. Но уроков ты не выучил. Потому еще раз скажу тебе вот что. За такой базар и на перо поставить могут. Сыч мой человечек был, мой. Я за него поручиться могу. А ты его стукачом…
- Я так понимаю, тебе нужны доказательства.
Есть вообще что-то в этом мире, что могло бы вывести эту каменную глыбу из состояния спокойствия и уверенности?
- Нужны, Скиталец, нужны. Еще как нужны.
- Тогда сделай, как я скажу. Если я окажусь не прав, можешь пустить меня в расход. Но если я буду прав, ты не только убедишься, что избавился от угрозы, но и со своим земляком из охранников еще более упрочишь отношения.
- Н-ну, излагай, - с изрядной долей сарказма протянул Король.
А чем черт не шутит? Решил тогда Король. И правду узнать хотелось. Что, если Сыч и правда стукач? Или Скиталец лжет? Опять же зачем это ему… А Сычу… Как ни крути, придется сделать, как говорит Скиталец. В любом случае Король ничего не потеряет.
Результат эксперимента был не то, чтобы неожиданным. Скорее, неприятным. Но, если выбирать между Сычом и Скитальцем, Король все же предпочел бы иметь последнего подле себя. Эти мозги сложно заменить. А быка вроде Сыча найти можно легко.
При первой удобной возможности Король рассказал своему земляку о своем хитроумном плане. Тот почесал затылок, по своему обыкновению ни да, ни нет не ответил. И потянулись нескончаемые часы ожидания. Скрашенные лишь перекурами да распиванием чифира. Король научил Скитальца играть в нарды, но вскоре пожалел, потому что все время проигрывал. Гонять мужиков тоже быстро надоело. Хуже нет ждать и догонять.
Так прошло три дня. На исходе четвертого земеля подал Королю знак, чтобы тот  задержался после посещения душа.
Король почуял, что дело с Сычом движется к развязке. И, как гончий пес, встал в стойку. С трудом подавил желание встряхнуть вертухая хорошенько, чтобы он не тянул с рассказом. А земеля как назло. И покурить предложил, и нарочито долго раскуривал сигарету. Король уже был вне себя, когда охранник, наконец, начал говорить.
-  Крепкий орешек твой Сыч оказался.
Смотрящий уже хотел было с гордость отозваться на лестные слова, да вовремя прикусил язык.
- Твердый, да раскололи мы его. Сознался.
- В чем… - едва выдавил Король, подавившись дымом.
- Да во всем. Пел, как соловей на закате. И про то, как его с воли грели, и про то, как тебя заказали, а еще на тебя все валить пытался. Мол, это ты Шило приказал слить.
- С чего бы это…
- С чего валить? Или с чего раскололся? – охранник обнажил в улыбке желтые неровные зубы. – Так мы сделали, как ты сказал. Предъявили Сычу, что Шило-то выжил. И все нам поведал. Он крутился, что твой уж на сковороде. – Земеля усмехнулся.  – А потом и не выдержал. Всех сдал. Так что ту еще змеюку ты на груди пригрел, Король. Ты поосторожнее дружком-то выбирай, а то с такими друзьями и врагов не надо. Ладно, бывай. Если чего путнего надумаешь, так ты мне говори, не стремайся.
Король усмехнулся. Глянув на земляка.
- Ну. Ты же знаешь. Мне до звонка осталось меньше, чем дембелю до приказа. Так что в другой раз.
И вышел, как заправский дембель, не прикоснувшись к двери рукой.
В общем эти две новости он и сообщил Скитальцу, когда вернулся. О том, что тот был прав, и что скоро Король откинется.  Он бы прослезился, увидев глаза Скитальца, но давно потерял такую  способность. 
- Да не беда, будет другой король. Свято место пусто не бывает, - сдавленно буркнул он, протягивая Лукасу раскрытую ладонь для рукопожатия.
Лукас выслушал первую новость со своим всегдашним невозмутимым видом, а вот услышав, что остается один… Не смог сдержаться и посмотрел на Короля взглядом побитой собаки. Поспешно отвел взгляд, крепко пожал протянутую руку.
Почему, почему все, к кому Норт привязывался, должны покидать его? Или он их. Майя, Веточка, теперь Король. Да, он не идеальный человек, он вор. Но честный вор. И при нем Лукасу было более-менее комфортно и безопасно. А теперь что? Он снова останется один? Один среди тех, кто люто ненавидит его зато, что Лукас стал тенью Короля? Он просто пытался выжить! Какой у него был выбор!
Норт почувствовал, как пол уходит из-под ног. Свято место пусто не бывает… Снова все с нуля? Как только все более-менее наладилось?
Сколько раз он еще сможет вот так начинать…
- Как скоро… - он хотел спросить, как скоро Король уйдет, но не смог закончить предложение.
Король дернулся, будто его шандарахнуло током. Но руки не отнял. Хотя и не мог сделать шаг и сгрести в объятья того, с кем был бы не против обняться. Но он знал, что этот парень не для него. Не в этой жизни.  И любые слова не смогут выразить того, что можно увидеть в глазах и никакие объятья не смогут защитить, когда они будут уже по разные стороны забора. Скорее – наоборо. Но что он мог сделать для Скитальца сейчас? Что сказать?
Лукас тоже молчал. Не в его правилах оставлять вопросы без ответа, но тут итак все ясно. Скоро. Слишком скоро. Так скоро, что Король не успеет для него больше ничего сделать. Даже если хотел бы.
Вот он уйдет. Он тоже уйдет. И с кем останется Лукас? С собой наедине? Снова? Качимов не даст над ним расправиться. Не для того он устроил это испытание. Но и так просто это Норту с рук не сойдет.
Господи! Да сколько можно! Лукасу захотелось крикнуть во весь голос. Но он молчал.
Пусто. Пусто в голове. Пусто в душе. Пусто и гадко.
У Короля была куча грандиозных планов. К любому из них он с радостью бы подключил Скитальца. Но не ему решать. Если бы они ждали конца урока, то минуты тянулись бы часами. Но они ждали разлуки. И дни пролетали как минуты. Казалось, Король еще вот недавно увидел Скитальца в дверях камеры… А уже нужно в последний раз смотреть ему в глаза и разворачиваться, чтобы уйти навсегда. Долгих проводов не было. Он ушел на рассвете, как и положено – когда взяли. Тогда и отпустили. Никто не видел. Никто, кроме Скитальца, молча наблюдавшего, как выходит за дверь камеры Король.
Лукас провожал его по-своему. Как всегда молча. Но если бы Король все же оглянулся, если бы посмотрел последний раз на того, кого оставлял позади… Он увидел бы этот душераздирающий взгляд. Полный боли, отчаяния, обреченности. Лукас смотрел неотрывно. Все те несколько секунд, пока Король преодолевал несколько метров, отделяющих его от двери. Шесть шагов. Шесть последних шагов. И дверь закрылась. Лукас остался один.
Опять.
Впервые за долгое время у него появился друг. Если тот, кому можно доверять, тот, кто тебя слушает, кому ты небезразличен, может называться другом, то да, Король стал его другом. И вот он ушел. Навсегда.
Сердце Норта рвалось на части от невысказанной тоски. У них хотя бы был шанс попрощаться. Но разве от этого легче? Столько осталась несказанного… Но каждый из них знает, о чем промолчал другой.
А ведь я так и не узнал его настоящего имени… Запоздало подумал Лукас. Король, смотрящий… А ведь у него было имя, данное при рождении… А я его так и не узнал…
В то же утро нагрянул шмон.
Место Короля так и оставалось пустовать. С него и начали. А потом стали обыскивать шконку Норта. И к его бесконечному удивлению и ужасу нашли спрятанную в шконке заточку.
- Это не мое, - заявил Норт, едва взглянув на предмет, который держал перед его лицом вертухай.
- Все так говорят, - ответил тот. – Разберемся. Двигай давай.
Началось, подумал Лукас. На негнущихся ногах он вышел из камеры под немыми, полными злорадной ненависти взглядами сокамерников.
Здешний карцер мало чем отличался от тех, в которых пришлось побывать Норту прежде. То же темное помещение, та же щель вместо окна, та же духота и зловоние летом и невыносимый, пронизывающий холод с наступлением осени.
Лукас пытался найти плюсы в том, что он оказался в карцере. Здесь нет сокамерников, которых нужно опасаться. Здесь нет никого. Вообще.
Не стоило привыкать к обществу. Чьему-либо. Будь то Даршавин, Качимов, Король… Может, если бы не было  с чем сравнить, было бы не так невыносимо…
За что. За что! Это несправедливо! Я же все сделал, что от меня хотели. Все. Сделал. Я же так старался. Я же…
За что… Я же живой человек. Нельзя со мной так… Нельзя. Нельзя.
Аркадий. Ты же обещал. Ты же говорил, что вытащишь меня. Я же согласился. Я же работал на тебя! Так чего тебе не хватало! За что ты так со мной! За что!
Гарри. Разве я был плохим оперативником? Отвечай мне! Я плохо справлялся? Нееет. Так почему. Почему, стоило мне оступиться, как ты сразу списал меня со счетов? Выбросил из памяти, как старую ненужную игрушку? А я не игрушка, Гарри. Не игрушка. Я живой человек и нельзя так со мной. Это несправедливо. Несправедливо.
День за днем Лукас вел мысленные беседы то с одним, то с другим. Иногда. Сам того не замечая, начинал бормотать вслух, медленно, но верно теряя рассудок.
- Somebody. Please. Hear me. Hear me! Get me оut of here. I can take it no more. I can’t. I can’t. I can’t. I can’t!
Король уходил. Под невыносимо пронзительный, полный боли взгляд Лукаса, он вышел за дверь, желая только одного - закончить то, что начал перед тем, как попасть сюда. Куда как проще было тогда почувствовать угрозу найти тех, кто убил жену. Он смеялся на следствии, и мог бы еще дать ментам форы на самом деле. И он, и его жена были коренными москвичами. Только его прадед был рабочим на мануфактуре, а дед его Таисии был владельцем этой мануфактуры. Когда в тридцатые годы прошлого века дед Степана строил знаменитый сталинском доме на Котельнической набережной, кто знает, из каких побуждений он помог своей хозяйке. Не привыкший к роскоши и богатству и никогда не желавший их, Артемий искренне любил бывших хозяев. Жил в их доме, как и его отец. И с детства играл с милой девочкой Таисией. Может быть, и любил ее. Но и мысли не допускал посвататься. Все понимал. А  когда, спасаясь от сметающих все на своем пути сталинских репрессий, она пришла к нему, он не смог ей отказать. Нет. Она не просила спрятать ее, потому что знала, что подведет его. Она только просила со своим скарбом забрать в новую квартиру и спрятать золото и две книги.  Дед согласился. Назвал бывшей хозяйки адрес квартиры и пообещал, что даже через сто лет никто не найдет этого богатства, если на это не будет ее воли. Кто знает, каким чудом он прошел через всю мясорубку советской власти. Получил квартиру после войны в том самом доме, который достраивал уже после возвращения с войны. Кто знает, как ему удалось замуровать ценности, что найти их не удалось никому. Но факт остается фактом. Степан знал, что и где спрятано.  Точно так же как и знал, что открыть клад может только его настоящая владелица. Следов которой было уже и не найти. Но вот у Степана была дикая страсть к авантюрам и золоту. За то и попадался. Когда в конце восьмидесятых их квартиру постучалась молоденькая почтальонша, чтобы выдать прадеду пенсию, его сердце едва не выскочило из груди. Он закричал.
- Степа! Степан! Поди сюда! Посмотри, к нам Таисия пришла!
Степан выскочил из ванной в просторную переднюю в одном трико и майке, с  намыленный щекой, как раз той, где было родимое пятно. Оказывается, когда его не видно, он был привлекателен, даже несмотря на скудность наряда. Таисия же, немного опешив от громкого крика и от того что ее узнали, сказал.
- Да. Артемий Тимофеевич, меня зовут Таисия, и я понимаю, почему вы узнали меня. Врать не буду. Мне  очень хотелось посмотреть на владельца этой квартиры, но раз вы узнали меня с первого взгляда, то думаю, вам не нужно других рекомендации.
- Ты пришла за кладом? - старик ты не думал отпираться. Это не его деньги он и не собирался их трогать.  Степан, отсидевший к тому времени пару раз за глупые кражи, тысячу раз слышавший от прадеда о кладе, который нужно будет отдать хозяйке, просто застыл, отвесив челюсть  и беззастенчиво любуюсь на гостью.
- Нет, Артемий Тимофеевич, в наше время стать владельцем клада все равно, что подписать себе смертный приговор, - довольно благоразумно проговорила Таисия. Как и ее прабабушка, она всегда была рассудительной и осторожной,  и прекрасно понимала какие времена стоят на дворе. - Я просто принесла вам пенсию. Простите, конечно, что не удержалась, но больно уж хотелось побывать в этой квартире, а тут место на почте подвернулось. Да и не могла же я предполагать, что вы узнаете меня. Это же почти фантастика.
-- А, тогда нам на кухню, - проворковал старик. – Пенсию я получаю исключительно за чаем с кренделями, - засуетился дед, толкая Степана обратно в ванную, чтобы тот привел себя в порядок, а не стоял столбом.
К удивлению Степана, Таисия спокойно выдержала его вызывающий взгляд, когда он, смыв пену для бритья, обнажил свое родимое пятно, делающее его лицо перекошенным и злобным. Почему-то она с первого взгляда определила в нем не только безумную страсть к авантюрам, но и невероятную преданность и нежность.
Они мило болтали целых двадцать минут, потягивая чай с посыпанными корицей и ванилином кренделями. Где дед брал их в это голодное время пустых прилавков и цветочных баррикад, Степан даже не задумывался. Потом она ушла. Пообещав вечером свидание. Через неделю они расписались в ближайшем ЗАГСе. Клад оставался лежать замурованным в дальнем углу квартиры и тогда, когда они хоронили Арсения Тимофеевича, не скрывая искреннего горя и боли. И еще жили спокойно несколько лет. Пока однажды, придя с работы, Таисия не сказала, что за ней следят. Степан внимательно выслушал жену. Не пропустив ни одной детали. А утром, проводив ее на работу, остался недалеко от отделения связи и довольно быстро убедился в обоснованности страхов жены  и правильности своих выводов.
Вся беда было в том, что не одна она знала о кладе. Кроме ее умершей матушки был еще ее дядя. У него не было детей – это она знала точно. Но была страсть в выпивке. Теперь не имело значения – проболтался он своим собутыльникам по пьянке или продал эту тайну за бутылку, но по его вине над Таисией нависла смертельная угроза.
А дальше все было очень просто. Степану не удалось даже докурить сигарету, как подлетел автомобиль ППС, выскочили оттуда бравые ребята, заломили руки и увезли в тьмутаракань выяснять личность. А когда, уставший до смерти, он под утро добрался до своей квартиры, из ее дверей уже выносили бездыханное тело Таисии. К нему, понятно, претензий не могло быть. Даже если  бы так, менты были при делах и уничтожили следы его пребывания в их отделении, вместо того, чтобы усердно отрабатывать так необходимую для отчетности палку, их подьезд, как и весь дом, к тому времени уже был оборудован камерами видеонаблюдения. Всех входящих и выходящих можно было отследить. И Степан их видел. Он узнал их сразу. Этих уродов, пытавших его жену. Понятно, что он нашел их быстрее ментов. Благо он знал больше их. Да и ненависть двигала им как атомная энергия. В этот раз он обратился к друзьям, понимая, что ему, привыкшему работать в команде, не справиться одному. Да и друзья работали не за нищенскую зарплату, а за честь и совесть. Двое умерли. Как? Да разве они расскажут теперь? Кто вообще знает, как умирают закопанные заживо? Да и кто их будет спрашивать? Кто вспомнит о них? Третий оказался слишком уж скользким и пронырливым. Ему опять удалось укатать Степана за решетку. Теперь уже на приличный срок. Но он все равно до ужаса боялся возвращения Степана, если бы не клад. Если бы ему не хотелось прикоснуться к этим барским сокровищам. И подослав к Королю стукачей и убийц, он ждал результатов. Жаждал стать единственным обладателем клада. Но эта тварь должна отправиться вслед за дружками. И теперь Король знал, как это сделать. Спасибо Скитальцу. Многому научил. Выходя за вороты зоны, Король знал уже, что будет делать. Жалел только об одном. Он не может прихватить с собой Скитальца. Вот такого бы напарника и друга в жизни. Он остановился, слушая скрежета закрывшейся калитки. В последний раз почувствовав тот невыносимо пронзительный взгляд Скитальца.  И сделал шаг в новую жизнь…
Лукас уже потерял счет дням. Такое уже бывало. И Норт знал, почему это происходит. Отчаяние владело им целиком и полностью. Если поначалу в душе теплилась надежда, что это не более, чем очередное испытание, что оно и существует для того, чтобы сломать его. И давал себе слово, что не поддастся. Меня не сломить, я не сдамся. Умом он понимал это. И твердил постоянно. Повторял раз за разом, пока слова не утратили свой смысл окончательно. Как и само его существование. И Лукас перестал даже уговаривать себя. Он сутками напролет сидел в углу, устремив невидящий взгляд в никуда.
Хоть бы пришли и увели на допрос. Да даже избили в конце концов. Услышать бы человеческий голос.  Но его окончательно списали со счетов, так он решил. Ложь. Повсюду одна ложь. И ничего кроме лжи.

Качимов расположился в кабинете начальника тюрьмы. Он уже давно привык к тому, что его появление вызывает ощущение урагана. Вот и в этот раз, от легкого шока, дело дошло до заискивающих намеков. Еще бы. Вот именно сейчас каждый тут начинал понимать, от кого теперь зависит их жизнь. Пока этот сонный мир, который он привел в движение одним своим появлением, раскручивался, отдавая команды по цепочке, словно сломавшееся радио, Качимов сидел за столом, постукивая пальцами по деревянной столешнице. Судя по всему, что тут происходило, его циркуляры выполнялись довольно вяло. Но на сколько вяло – это еще предстояло увидеть. Когда в кабинет завели Норта, Аркадия чуть не свалился с кресла. Это до такой степени никто не читает его распоряжений? Он подавил желание зарычать и разнести тут все, включая и персонал. Встал из-за стола, прошел несколько шагов, чтобы оказаться около Лукаса и снял с головы мешок, в котором того и втолкнули в кабинет. И порывисто, коротко обнял Лукаса.
- Господи! Что эти скоты с тобой сделали? – слова будто вырвались из души, и сквозь очки, прорвался теплый человеческий взгляд. Неужели и его удивление, и его возмущение, и его порыв были искренними? Такое вообще возможно с ним? Это же Качимов! Но он уже подвел Лукаса к  старому затертому диванчику, помогая присесть. Потом рявкнул в трубку, чтобы принесли чай и опять обратился к Норту. – Если бы я знал, что тут творится такой беспредел, ни за что не отправил бы тебя сюда. Я же дал указания определить тебя в хорошую камеру!
Лукас едва заметил, что он уже не один в карцере. Когда его вздернули на ноги, он не сопротивлялся. И когда на голову надели мешок, тоже. Да и какая разница. Мешок на голове или просто сумрак собственных мыслей. Он шел, переставляя ноги лишь по привычке, которая еще осталась где-то на уровне рефлексов.
Потом свет. Слишком яркий. Это потому, что сняли мешок. А потом знакомый голос. Где-то на подкорке возникло имя. Аркадий. Аркадий Качимов. Кто он для Норта?
Аркадий сам ответил на незаданный вопрос. Он друг. Тот самый долгожданный, столь необходимый друг. Который утешит, спасет из этого ада. Заберет его отсюда. Куда угодно. Только отсюда…
Лукас опустился на диван, все еще щурясь от яркого света.
- Как вы здесь… - он настолько отвык говорить, что едва узнал свой голос.
Качимов поморщился от ощущения приближающейся катастрофы. Не для того он затеял такую многоходовую операцию, чтобы сейчас, когда все готово к завершающему шагу, провалить дело потому, что агент просто выведен из строя. Это просто невозможно! Этого не может, не должно быть! Но его досада проявилась лишь в чуть злобном тоне голоса.
- Я здесь вполне нормально – как и договаривались, я приехал, чтобы увезти тебя в Лондон, – чуть  звенящим от злости голосом рыкнул Аркадий. – Я несколько месяцев готовил твою заброску туда. Устроил насколько провалов, чтобы о тебе, наконец, вспомнили и потребовали обмена. Это был еще тот риск... но мне удалось. А тут ты... Ну пей же чай, все закончилось. Поверь мне, все самое плохое уже закончилось. Я с тобой. И мы летим в Лондон…
- Мы… что?  - Норт поднял на Качимова подернутый поволокой взгляд. Стоило ему услышать заветные слова, как взгляд его прояснился, как будто ветер разогнал с неба грозовые тучи. И снова стал ясным, осмысленным, с оттенком голубого льда.
- В Лондон? – скажите это еще раз скажите, что мне не послышалось, не показалось!
Лукас порывисто схватил Качимова за руку, едва не пролив чай.
- Вы сделали это… ради меня?
До него, наконец, стал доходить смысл слов Аркадия. Он не просто пришел за Нортом, он устроил серию провалов. Ради него, Лукаса!
 - Я… Я… - слова застревали в пересохшем горле. – Я никогда не забуду, что вы для меня сделали…
Привыкшему не верить ничему и никому Качимову, трудно было принять состояние Лукаса, как искреннее, но с другой стороны, его явно не жаловали теплом и заботой. Может быть это и к лучшему? Пирсу будет легче поверить в то, что Норт чист, как агнец божий. И легче будет принять его в команду. Ведь именно это нудно Качимову. Чтобы в самом сердце МИ5 был его человек. А, судя по тому, что сейчас чувствует и говорит Норт, он будет не просто работать не него, он будет жить этой работой. Ну, что ж, значит все его усилия по заброске Норта в Лондон были сделаны не зря.
Аркадий поправил очки.
- Успокойтесь, Лукас. Все позади. Осталось лишь преодолеть Ла-Манш, и вы на Родине. Лондон ждет вас. Готовьтесь увидеть родные края и желанные лица. Море огней и красные телефонные будки, - Аркадий старался говорить мягко и медленно, давая Лукасу время на осмысление и принятие информации. – Думаю, вам будет нравиться прогуливаться по гранитной набережной Темзы. Я очень люблю там бывать. Мы же будем встречаться? Ведь вы не забудете меня в Лондоне?
Качимов быстро четко и кратко, как всегда делал, изложил план дальнейших действий. Они оба уже оправились от первого шока настолько, чтобы мыслить четко и реагировать адекватно. Хотя Лукасу до себя прежнего было еще ох как далеко. Если бы он мог видеть себя со стороны… тренировочные штаны, поношенный свитер с обмошившимися рукавами, отросшие волосы… Изможденное лицо с запавшими глазами, прозрачная синевата кожа…
До Москвы Лукаса доставит поезд. Все тот же спецпоезд, уже ставший единственной ассоциацией к этому слову.  Лукас вошел в вагон, сопровождающий дал ему минутку последний раз посмотреть на волю.
Ты хотел меня уничтожить меня. Выжигал по кусочкам, не спеша, долго и вдумчиво. Мое тело, мою душу. Ты хотел меня разрушить, чтобы воссоздать снова. Как феникса из пепла. К кому в тот момент обращался Норт?  Наверное, ко всем сразу. Или к кому-то конкретному… Ты даже сотворил со мной такое… И что ты получил в итоге? Кто остался ни у дел? Бог над нами, он все видит. Как ты был прав, папа, как ты был прав.
Лукас наблюдал, как медленно, как будто нехотя, отползает назад мокрый от дождя перрон.
Вот и все. Впереди все та же пугающая неизвестность, хотя разве все самое худшее с ним уже не случилось? Так разве есть еще, чего бояться?
Качимов встретил его у вокзала. Лукаса провели к машине, даже не надев наручников. Этот сверкающий глянцевыми черными боками представительский автомобиль казался неуместным среди этого полутемного неопрятного вокзального пейзажа, пропитанного запахом мазута, пронзенного неразборчивым бормотанием диспетчера и стуком колес.
Норт удивился, что ему предложили сесть рядом. Он предполагал, что его повезут в багажнике. Хотя. Пока они в России, Качимов все еще радушный гостеприимный хозяин.
Дорога до аэропорта показалась долгой, но приятной. Пригревшись в тепле уютного салона, Лукас задремал. Проснулся он от деликатного прикосновения.
- Идем. В самолете доспишь.
Но в самолете поспать не удалось. Качимов снова и снова прогонял Норта по основным моментам, которые Лукас должен учесть по прибытии.
Норт до конца не был уверен, что его доставят именно в Лондон. Он был готов к самому худшему варианту развития событий. Тем  более, что все аэропорты изнутри похожи один на другой.
Он возвращался как какой-то иммигрант-нелегал. В багажнике, откуда его пересадили примерно за пару километров от места встречи. Разумеется, отогреться Лукасу так и не удалось. Мешок на голове комфорта не добавлял.
Потом его грубо вытряхнули из машины, повели куда-то, потом сдернули с головы мешок, вроде и темно вокруг, но свет фар резанул глаза. Лукас оказался полностью дезориентирован, потребовалось несколько секунд, чтобы приспособить зрение. Он старался идти прямо, но ноги предательски заплетались, а выпрямиться никак не удавалось полностью.
А вот и комитет по торжественной встрече.
Ни тебе оркестра, ни цветов, ни выстроившихся для приветствия военных, ни речей премьера… Разве так встречает страна своего героя после возвращения из русского плена?
А большего ты и не заслужил, Лукас. Ты всего лишь провалившийся шпион. Скажи спасибо, что вовсе жив остался.
Если кому Норт и скажет спасибо, то исключительно самому себе.
Шло время. Гарри уже начало казаться, что Норт исчез где-то в Зазеркалье. Все попытки добыть хоть какую-то информацию о нем, тонули словно в непроходимом в болоте. Неприятным душком отдавала и каждая встреча с работниками посольства, особенно с Качимовым. Даже несмотря на то что иногда он приносил в бесценную информацию. Чего стоило только информация об устранении Аль Рахима или подробные сведения по поводу коровьего бешенства. Гарри Пирс готов был дать руку на отсечение, что Качимов ведет двойную игру. Но ни уличить его в чем-либо, ни тем более поймать за руку его он не мог. И, что самое неприятное, после каждой встречи оставалось мерзкое ощущение, что Качимов поимел тебя в очередной раз, а ты только и можешь что мило улыбнуться и отблагодарить его за услуги.
За эти годы случилось много инцидентов. Проваливались агенты, менялись послы, президенты премьер-министры, падали и взлетали курсы валют, но одно оставалось стабильным - ни слова о Норте. Ни одного. Сколько бы раз Пирс ни намекал или спрашивал напрямую. Ничего. И вот очередной провал совершенно идиотский. Как будто агент специально оставлял улики и следы за собой, и все это ради того, чтобы в руках Пирса оказались сведения, совершенно ничего не значащей. Премьер-министр уже готов был подписать документы и объявить о выдворение из страны нечистого на руку дипломата, как вдруг от русских поступило предложение об обмене. Пирс чуть не выронил трубку услышав фамилию Норт. Это не розыгрыш? Не галлюцинация? Качимов предложил Норта? И не просто предложил, а назначил обмен в ближайшее время, будто торопился на пожар. Из этого следовало только два вывода: либо русские боятся, что время враг, и надавив чуть больше на агента, получишь более ценные сведения, либо им так сильно приспичило избавиться от Норта. Почему? Не смогли расколоть Норта? Или начинили его дезой под завязку? Конечно, Гарри Пирс взвешивал все за и против, конечно нельзя допускать Норта до работы, конечно нужно будет проверить его, конечно взять под наблюдение. Квартиру, что в мановение ока нашли для Лукаса, возьмет под контроль старый агент мисс Стюарт. У нее не заржавеет вывернуть человека на изнанку, просто распивая с ним пятичасовой чай с рождественским печеньем.
Преданность и верность - это потребность души. И ничего не может изменить это.
Преданность – тот же моральный инстинкт, который существует в той же плоскости, что и правда. Они могут сталкиваться. Но победа одной над другой не остается без последствий.
И вот Лукас появился в Темс-Хаусе. Среди ночи. Чрезмерно возбужденный. Нарочито беспечный. Как будто с увеселительной прогулки вернулся, а не из адского плена. Типичный Лукас вроде бы на первый взгляд, по крайней мере, таким его Гарри и помнил. Никогда не покажет, что ему больно или плохо, или он устал или еще что. Всегда готовый выполнять то, что от него требуется. До  последнего вздоха верный себе и своей стране. Верный себе. Бесспорно. Норт себе верен, это так. Но вот насчет страны… МИ5, Гарри, в конце концов… Вот тут возникало много неприятных и раздражающих вопросов. Которые Пирс никак не мог задать Лукасу. Но задавал их себе, стоило ему встретиться взглядом с этими пронзительными, невыносимо выразительными голубыми глазами.
Норт всегда умел появиться вовремя. Вот и сейчас он оказался в центре конфликта. Да еще какого! Такой наглости никто не ожидал. Чтобы британского солдата, ужа и отца похитили в его родной стране! Держали в плену! Грозили показательной казнью!
Адам не знал истории Норта. Не знал всех подробностей. Для него Лукас был героем, вернувшимся с поля боя. И Адам изо всех сил старался, чтобы Норт не чувствовал себя оставленным за бортом. Он взял его с собой на миссию. Принял решение, принял ответственность и в итоге не ошибся. Лукас доказал, что не потерял хватку. Как он сказал? Русская тюрьма что летний лагерь? Как будто в университете поучился? Да что же он там делал все это время…
Нет, лучше не думать. Иначе воображение нарисует такие сюрреалистические картины…
Гарри не стал ставить под сомнение решение Адама. Картер тот еще упрямец. А идти на конфликт на глазах у Норта… Последнее дело.
Они бы вернулись с победой. Отбили парня у экстремистов. Солдат вернулся домой к жене и малышке-дочке. История, достойная пера романиста.
Сначала Пирс пригласил бы в кабинет одного Адама. Он бы выслушал отчет Картера о проведенной миссии, как обычно сосредоточенно хмурясь и почти не глядя на докладчика. Адам похвалил бы Норта. В подробностях расписал его находчивость, нестандартное мышление, молниеносные реакции… Но Адам мертв. Погиб. Его больше нет.
А  Гарри сомневается. Как мог Лукас, будучи в тюрьме, сохранить такую прекрасную форму? Не только и не столько физическую, хоть и с этим было все в порядке. Да, Норт сильно отощал, но мышцы его были по-прежнему рельефными. Хотя эти синие линии рисунков на его теле… Как карта мучений. Навсегда въевшаяся под кожу. Наводящая ужас. Норт, похоже, смирился с ними. Со своими татуировками. Теперь они часть его. Он носит их с гордостью, как боевые шрамы. Кстати. Ни одного следа пыток. И от этого становится еще более жутко. Потому что все они запрятаны глубоко внутри. В душе и в сердце Норта.
Лукас сказал, что чувствует того солдата. Понимает, как ему плохо. Как жутко осознавать, что его страна не помогает ему.
Как будто вскользь упомянул. Но Лукас Норт не из тех, кто делает что-либо просто так. Он имел в виду себя. И это был настолько прозрачный намек, что не заметить его было попросту невозможно. Как и проигнорировать.
Но что мог ответить Гарри? Да, Лукас, я знаю, как нелегко тебе пришлось. Только этого Лукас и ждет. Чтобы его приласкали и пожалели. Да чушь собачья. Меньше всего ему нужны сочувствия и утешения. Этим его лишь добьешь окончательно.
А  Гарри знает одно. Качимов  просто так ничего не сделает. И Лукаса он отдал не просто так. Это  ясно как божий день. Вот ему и надо теперь залезть под кожу Норту, в самое его нутро, уподобиться Аркадию, забыть о том, кто для него Лукас… Но при всем при этом он все еще его любит по-своему. Как сына. Но никогда не признает этого. Гарри давно запретил себе иметь привязанности. Теперь это правило распространяется и на Норта.
И Лукас это чувствует.
И оба они разыгрывают этот спектакль. Возвращение потерянного агента. Потерянного, но вновь обретенного. И все-то ему рады. И все фальшиво притворяются, что все в порядке вещей… Только Малкольм. Он один проявил хоть какой-то намек на человеческие чувства. Да и то загнал их подальше, пока никто больше не увидел. Нельзя их проявлять, нельзя показывать.
И  еще Лукасу неуютно. Он чувствует. Понимает, что ему не доверяют. И неудивительно. Сам  бы не доверял. Не даром на востоке говорят. Провести время с врагом – это самому стать врагом.
А он стал?
Эти взгляды. Эти невысказанные опасения.
Как же мечтал Лукас о возвращении. Именно сюда. Сколько рисовал  в своем воображении картину своего появления в отделе Д… Само собой. И  вот. Вот он дома. Но разве его здесь ждали? Разве ему рады?
Пирс не мог найти слов. Да и как их найти, если хочется сказать одно, а приходится говорить совсем другое.
Если  сердце шепчет - он тот же Лукас Норт. А  разум кричит - не верь ему! Он  был там!
Пирс сел за стол. Самое верное в этой ситуации не искать слова, а сделать ход.
- Хорошо, если ты получишь допуски на все уровни, я могу быть уверен, что потом ты напьешься чаю и отдохнешь? - все тот же Лукас. Все  тот же Гарри. Они оба знали, что могут сказать друг другу. Но  сказали то, что должны были сказать.
- Ты уверен, что сможешь принять участие в операции? Что тебе хватит сил? Ты  плохо выглядишь, Лукас.. Мне было бы спокойнее, если бы ты пил чай с печеньем  и отсыпался...
А чего ради я сюда так рвался? Чего ради я прошел черед все муки ада? Ради чая, ради того, чтобы снова быть не у дел?
Еще посади меня в клетку для пущей надежности. Сразу, чего мелочиться. Мне не привыкать.
Нет. Вместо этого будет конспиративная квартира, под завязку напичканная камерами и микрофонами. И это мне поможет? Поможет понять, что я дома? Поможет снова почувствовать себя человеком? Личностью?
- Я в порядке, Гарри.
Лукас упрямо твердит одно и то же, даже зная, что это бесполезно, и его не услышат.
- Хорошо, если ты получишь допуски на все уровни, я могу быть уверен, что потом ты напьешься чаю и отдохнешь? - все тот же Лукас. Все  тот же Гарри. Они  оба знали, что могут сказать друг другу, но сказали то, что должны были сказать. Пирсу должно быть не привыкать проверять своих людей на преданность. Даже самых дорогих. Но что было делать? Отказать Лукасу сейчас, значит потерять его навсегда. Согласиться на ввод Норта в операцию – подвергнуть риску всех.
Да не получит он никаких допусков. Это из области фантастики.
Если бы не Адам. Кто бы еще вступился за Норта?
И Лукас получил допуск. До понедельника. А потом стандартная процедура где-то примерно на полжизни. Проверки, допросы… А у него нет еще полжизни в запасе! Нет! Если сейчас он не сможет доказать, что он все тот же Лукас, превосходный оперативник, непревзойденный аналитик,  прирожденный шпион… пиши пропало.
- Знаешь, что мне действительно нужно, Гарри? Вернуться на восемь лет назад. Когда мы с Елизаветой были счастливы. Когда меня не взяли русские и не бросили в тюрьму. Не били и не пытали. Можешь так сделать? А? Так я и думал. Так что не говори мне, что для меня лучше! 
Пирс не был бы Пирсом, если бы не видел больше чем можно увидеть.
-Ты сейчас нужен там, -  Гарри кивнул на дверь. -  Возможно, этот парень нуждался в тебе не меньше чем ты в нем. Возможно, Бог дал тебе этот шанс. Кто я такой, чтобы спорить с Ним? -  Гарри развел руками, выражая покорность лишь Богу. Но не обстоятельствам. Он всегда будет спорить с обстоятельствами. Норт рвется в бой? Хочет помочь? Хочет показать, что не утратил своей ценности? Знает, как это сделать? Ну что ж пусть делает. Странно, но приятно будет убедиться что после восьми лет русской тюрьмы, он все еще лучший агент, который в состоянии сделать больше чем целый отдел МИ5. Но это же Норт! Гарри выпрямил спину, поднял взгляд на Норта.  Но это же тот самый Лукас, которого он любил, как сына, который был ему дороже любого отдела МИ5. Пусть доказывает свою состоятельность, об остальном мы подумаем позже.
 - И извини, Лукас, я не могу вернуть тебе все эти восемь лет. Не могу вернуть твою жизнь. Твою жену. Твое счастье. Но ведь не я их забрал. Ты же знаешь, мы все в любой момент можем все потерять. И никто ничего не вернет. Поэтому, с возвращением вас. Я ждал тебя и рад видеть. - Виноватая улыбка Гарри было красноречивее слов. Он действительно был рад видеть Лукаса, но верить в его преданность он не имел права. Не имел.
Извинения. Только пустые извинения. Что еще он может предложить? Лукас видел, отчетливо видел недоверие, тщательно замаскированное под многими и многими слоями заботы, внимания, радости… Есть ли на земле вообще место, где Лукасу будут по-настоящему рады? Есть такой человек, который примет его таким? Вот таким, каким он стал?
Веточка. Его мысли снова вернулись к ней. Хоть Гарри и подтвердил, что она прекрасно обходится без Норта теперь. А что, если Гарри не знает всех деталей? Что, если Веточка заставила его видеть то, что хотел видеть Гарри? Чтобы Лукас принадлежал ему безраздельно.
Норт тряхнул отросшими волосами.
- Гарри, мне нужно идти. Ты сам сказал. Я нужен команде. Поговорим после?
Лукас тяготился этим разговором. Тяготился компанией Гарри. Раньше такого не бывало. Неужели все настолько поменялось? Неужели… Неужели ничто не будет прежним…
Страх пробежал по спине ледяными мурашками. Лукас поежился.
Пирс встал, отступил к закрытому жалюзи оконному проему.  Сцепил пальцы за спиной. Качнулся на каблуках своих туфлей. Сколько раз ему приходилось говорить подобные слова? Скольким людям? И кто верил ему тогда? Кажется, никогда эти вопросы не волновали Гарри так сильно, как сейчас. Ну не мог он кинуться к Норту и сказать ему, что доверяет ему безоговорочно! Что так рад видеть его, что хочется бросить все и гулять до утра. Ну нет же. Сейчас не до разговоров и не до эмоция. Не сейчас. И не так бурно. Сейчас страна ждет их работы.
- Иди, Лукас. Нам обоим нужно заниматься делом. И ты не хуже меня знаешь, что это за дело. Поговорим после. К сожалению, как я уже сказал, мы в любой момент можем обрести нечто дорогое и лишиться всего, не смотря на все наши усилия. После поговорим. Удачи, Лукас. И с возвращением.
Гарри мягко улыбнулся, кивнув Лукасу. Так чисто, что это слишком напоминало искреннее выражение радости….
Как хотелось Лукасу поверить в искренность этой улыбки… Но он боялся. Боялся принять желаемое за действительное. Боялся, что вновь попадет в эти зыбучие пески обволакивающей доброты, а когда поймет, что угодил в ловушку, будет уже поздно…
Так и ушел, не сказав больше ни слова,  лишь изобразил как ему показалось вполне радушную улыбку, соответствующую ситуации.
Этот день памяти Лукас запомнит навечно. Он врезался в его сознание как осколок той бомбы, которая разнесла в клочья машину Адама.
Картер стал единственным пострадавшим при взрыве. Позже СМИ все представят так, как будто террорист подорвался на собственной бомбе… И никто и никогда не узнает правды. Правды о том, что Адам погиб как герой, спасая жизни лондонцев… И его маленький сын будет считать папу героем, как ему и будут внушать, но врядли узнает правду о гибели отца.
И о роли в этом Лукаса Норта.
Так хотел вернуться. Так рвался домой. В Британию. В родную МИ5.  И что? Вернулся. И принес с собой смерть и разрушения. И что ты теперь скажешь в свое оправдание? Что ты не знал, что так будет? Думал, ты умнее всех? Умнее Качимова, и сможешь переиграть его? Твоя самонадеянность граничит с твоей глупостью. Это тебе не простыми смертными манипулировать. С Качимовым тебе не тягаться. Аркадий видит все твои ходы, даже когда ты лишь успел о них подумать.
Адам погиб по твоей вине. По твоей. И тебе жить теперь с этим. Еще одна смерть на твоей совести. Именно то, чего ты так боялся и старался избежать.  Ты можешь бежать, но не можешь спрятаться, Лукас. Твоя судьба настигнет тебя.   
Эта ночь стала настоящим кошмаром для Норта.
Он не привык закрывать шторы, и ветер, пробравшийся  в приоткрытое окно, шевелил занавески. Равнодушные огни большого города, который ни на секунду не засыпал, освещали стоящую у стены кровать.
Лукас тщетно пытался найти более-менее удобное положение на изготовленном по спецзаказу матрасе. Гарри хотел угодить, но не вышло. Лукасу было неуютно. Его тело не привыкло к комфорту, и ортопедический матрас казался прокрустовым ложем.
А мозг кипел и  взрывался от хаотичных мыслей. Слишком многое пережил Лукас, едва вернувшись. Может, прав был Гарри, и ему следовало сидеть тихонько в уголке и не высовываться? Может, и Адам был бы жив тогда?
Эта пытка, что Лукас устроил сам себе, была еще страшнее тех, коим его подвергали в России. Потому что сейчас он был дома. Дома. Но разве что-то изменилось?
Норт выместил свою злость на подушке, завшырнув ее куда-то в другой конец комнаты. Снова попробовал устроиться на кровати. Бесполезно. А завтра ему нужно быть в форме. Будет разбор полетов. Надо поспать. Надо. Но как?
Вконец измучившись, Лукас решился на крайние меры. Пусть он будет спать, как пес. На полу. Но разве он заслужил большего?
И, лишь улегшись на твердую поверхность, Норт смог погрузиться в дремоту.
Ему еще ко многому предстоит привыкнуть. Многому научиться заново. В том числе и спать на кровати.
Как черный ангел, Лукас принес за собой смерть. Он не сумел сделать элементарное – добыть код дезактивации. Несколько чертовых цифр – и Адам сейчас был бы жив. Так просто. Еще проще прокручивать всю ночь напролет этот день и искать ошибку. Искать так же безуспешно, как и бесконечно. Самое трудное вспомнить, чему научился и перестать загонять подсознание в угол. Все равно сознание не способно решить этой задачи. Качимов должен ответить за смерть Адама? Значит он ответит. Не зря же он учил Лукаса работать без бумаги. Лукас откину подушку. Лег на пол. Вот так. Теперь пусть подсознание ищет выход. А сознание спокойно отключится на  те пару часов, оставшиеся до рассвета.
Свой среди чужих, чужой среди своих? Так значит? Аркадий, а ты не хочешь побывать в этой шкуре? Тебе не доводилось еще быть своим среди врагов? И врагом для своих? Может быть пора? Спасибо русским тюрьмам, на полу подсознание подобно палачу. Рубит, оставляя ровный, четкий срез.
Над Темзой летел первый луч начинающегося дня, прорезая привычный туман, высветляя благовидную помпезность старого города и броское высокомерие новых кварталов. Лондон просыпался неторопливо и пленительно. Если бы можно было остановить время и любоваться этим состоянием неделями.  Линии улиц стекались к Тауэру, как ручейки к большой реке. Красные двухэтажные автобусы связывали весь Лондон пунктиром давно устоявшихся маршрутов. Движение рождало жизнь. И за первым робким лучом, последовало зарево рассвета. Розовая пелена испаряется, открывая вовсе не розовую реальность…
Лукас был рад, что ночь прошла. И можно, наконец, не пытаться заставлять себя притворяться нормальным человеком.
Вместе с рассветом пришло и облегчение от тревожных мыслей. Лукас встал и подошел к окну. Как же он отвык от такого вида. Да вообще от вида из окна. Особенно, если смотришь на родной Лондон и понимаешь, что ты дома. Наконец. Что бы ни было, но ты дома.
Можно давать себе зарок, что никогда не станет искать с ней встречи. Зачем? Говорил он себе. У нее новая жизнь, другая семья… И ему места нет. И все же. Все же. Лукас сам не понял, как он оказался рядом со своим прежним домом. Она все еще жила там. Норт убедился в этом. И продолжал приходить, чтобы хоть издали посмотреть на нее. Малышу было уже года четыре. А ведь это мог быть его сын… Веточке очень шло быть матерью. И, глядя на нее, Лукас растроганно улыбнулся.
Что делать, когда жизнь делится на до и после? Как сохранять спокойствие, когда кажется, что за каждым углом угроза. Когда кажется, что вот сейчас на тебя кто-то смотрит. И это не прохожий. Позавидовавший твоему счастью. Это некто, угрожающий этому счастью. Элизабет одернула себя в который раз. Сколько уже прошло времени с тех пор, как объявились люди из ФСБ? Сколько раз ей казалось, что вот сейчас войдет Лукаса, улыбнется и заставит ее пожалеть о том, что она счастлива. И сколько раз ее страхи оказывались лишь вечерним туманом. Густым, но безвредным. Может быть ничего и не будет. Может быть к ней никто не придет. Может быть никто не обращает внимания на обычную маму с ребенком, гуляющую по дорожке парка. Как было бы чудесно, если бы все ее страхи вот так и заканчивались только легкой дрожью в руках. И поцелуем сына. Только и всего.
- Не плачь, мама. Я люблю тебя….
Детский лепет выводит ее из забытья…
У Гарри просто дар звонить вовремя.  И противоречить самому себе, называя это оперативной реакцией на вновь открывшиеся обстоятельства.
 Только что он настаивал, чтобы Лукас отдыхал и набирался сл а в следующий момент уже вызывает его в контору…
Вот оно. Началось. Норт чувствовал это всем своим существом. Теперь у него нет права на ошибку. Никогда не было. Но теперь особенно.
Преданность и предательство. Однокоренные слова. И звучат так похоже. А еще эти два действия идут рука об руку, как близнецы. Осторожно, Лукас. Осторожно. Пытаясь одурачить всех вокруг, сам не останься в дураках.
Как всегда, нужно было сделать работу без санкций. Вечно нереальные задачи нужно превратить в реальные, как будто у МИ5 есть волшебная палочка. Но самое главное – никто и не сомневался, что все будет сделано. Подводная лодка русских у британских берегов затевает деверсию. Прекрасно! Кто должен остановить Качимова? Конечно Гарри Пирс. Что ему для этого нужно? А это уже никого не волнует. Решай проблему, Гарри. Всеми способами. Норт. Нужен Норт, чтобы найти хоть один способ решения. Пока Малкольм расходует ресурсы компьютерной системы, Гарри должен вывернуть Норта на изнанку. Хотя, в глубине души, Гарри верил Лукасу. Прекрасно понимая, что верить нельзя. Никому. Никогда. Он верил, что Лукас остался тем Лукасом, которого он знал.
- Лукас? Нам нужно поговорить….
Все как всегда. Сначала оставляет за бортом, практически насильно заставляя «отдыхать и набираться сил», а потом «Лукас, нам нужно поговорить». Конечно, кто как не Лукас, будет знать о Качимове столько и такое, что Пирсу не узнать никогда, пусть у него даже целый стеллаж папок, посвященных Аркадию.
Но Лукас был доволен. Это его первый ход в запланированной многоходовке. Для начала показать свою лояльность Аркадию. Как будто случайно столкнувшись с мужчиной в дорогом пальто, Норт добыл себе одноразовый телефон. Аркадий был рад его слышать. Наверное, даже больше показал это даже в телефонном разговоре, чем Гарри при личной встрече. И Лукасу было приятно. Он даже почувствовал некое удовлетворение, поговорив с Качимовым Этакое ощущение сладкой мести Гарри. Но потом все же явился в Темс-Хаус, как и подобает дисциплинированному солдату. Он же обещал Пирсу быть хорошим мальчиком.
Беседа была короткой. Лукас рассказал о Качимову ровно то, о чем они договаривались с Аркадием, он скажет. А потом Гарри отослал его прочь. Вот так просто. Разговор окончен, выметайся. Лукас уже подошел к двери, все еще чувствуя на себе неприязненный сверлящий взгляд  этой холеной блондинки. Он был не в большем восторге от необходимости находиться с ней в одной комнате, чем она сама. Но. Если придется работать вместе, а им придется, Лукас вынужден будет завоевать и ее доверие и расположение тоже.
Нет, он не может уйти вот так просто, даже не попытавшись.
Но Гарри и слушать не стал. Значит, Лукасу придется привлекать к себе внимание иным способом. Он ушел. Но знал, что очень скоро вновь окажется здесь.
Пирсу не нужно было даже смотреть на Лукаса, чтобы понимать, чего он хочет. Все яснее ясного. Он рвется доказать свою состоятельность. Восемь лет могут убить любого агента. Лукасу любым способом нужно доказать, что он жив. Он нужен МИ5, он способен работать. Как и прежде, он может это делать лучше всех. А кто в этом сомневается? Пирс мотнул головой, прогоняя наваждение. С кем ему спорить?  Он видел, прекрасно видел, что Лукас в прекрасной форме. Не было еще ни одного агента, вернувшегося из плена таким подготовленным. И о чем это могло говорить? Только о том, что не смотря на пытки, которые  точно были, его явно серьезно готовили.  И сколько бы сердце Гарри не кричало, что Лукасу можно и нужно верить, профессионал Гарри Пирс не имеет права довериться.  Достаточно и того, что Лукас получил доступы, не пройдя никаких тестов и собеседований. Черт. Уже поверил.  Уже. Поздно, открыв двери настежь, говорить, что дом на замке. Операцию с Качимовым нужно провести ювелирно. И без Лукаса такого результата не достичь. Что тебе нужно Гарри держать Норта на поводке или поймать Качимова? Выбирай….
Она вспоминала Лукаса все реже. Муж обеспечил для нее все. И счастье в том числе. Может быть он не был таким, как Лукас потрясающим и пленительным, но он давал стабильность и покой. Беременность и рождение ребенка окончательно изменили Элизабет. Она больше не была той Веточкой, которую знал Лукас. И не будет ею уже никогда. Ребенок дает женщине другие ощущения, другие эмоции, другое измерение счастья. Даже если ты осознаешь. что твой ребенок не изменит мир вокруг, он точно изменит твой мир.
 Вдруг теряют смысл когда-то ценные вещи, и обретает ясные очертания то, чего ты раньше не замечала. Ты обнимаешь сына, слышишь его сердце, видишь его дыхание, чувствуешь его запах и пьянеешь от счастья. Пьянеешь только от одного предчувствие счастья. А этот маленький комочек на руках растет и превращается в мужчину. Он также, как папа, смотрит на тебя и целует перед сном. Так же как папа, ест и обращается к тебе, будто к королеве. И ты сама начинаешь верить в то, что ты королева. Сама ходишь, гордо подняв голову, расправив плечи и выпрямив спину. Восхищаясь и восхищая.
И вдруг появляется кто-то и угрожает разрушить весь этот прекрасный мир, и во имя чего? Во имя Лукаса. Во имя Лукаса она должна рисковать всем, что с таким трудом создала за эти годы. Во имя Лукаса ты должна врать и изворачиваться, скрывать от мужа весь ужас твоего положения.  Весь этот липкий, мерзкий, безумный страх. И отказаться она не имеет права. Ей дали это понять очень доходчиво. Как после всего этого она должна себя чувствовать? И как ей относиться к Лукасу?
Качимов не ответил бы на этот вопрос, даже если бы у него был ответ. Не такой он человек. Его мало волнуют чужие переживания, если волнуют вообще. Он с интересом наблюдает, как страдают те, кого он избрал на роль своих пешек. Как корчатся в агонии, тогда он без зазрения совести перекраивает их жизни по собственному усмотрению. Нимало не заботясь о том, как им теперь жить в тех условиях, в которые он их втиснул.
Аркадий все же, видимо, приличия ради, поинтересовался у Веточки, как она чувствует себя перед встречей с Нортом. И, хоть Качимов был и оставался совершенно чужим ей человеком, не ответить она не могла. Себе дороже. Когда кто-то столь властный и значимый  задает вопрос, ответ должен быть дан. А Качимов был не просто контрразведчик, он олицетворял страну, государство, структуру, тягаться с которой Елизавета никак не могла. К тому же она должна была защитить свою семью. Теперь ей было, что терять.
В конце концов, она знает про Лукаса, а он про нее нет. На ее стороне превосходство. Поймав себя на этой мысли, Елизавета пришла в ужас. Она размышляет как воин… А кто ее такой сделал? Лукас. С него все началось. Никакой жалости. Никакого сочувствия и снисхождения. Пусть получит то, что заслужил. Сполна получит.
 Он ждал ее на скамейке. Исхудавший с ввалившимися глазами и заострившимся носом. Бледный и возбужденный. Сказать, что он был удивлен появлению Элизабет, значит ничего не сказать. Она видела это удивление и боль и гнев в его глазах. Ураган эмоций, которые он старательно скрывал. Вот только голос. Голос срывался. Слова были похожи на плети. И все это лишь первая через восемь лет встреча.
Что же он сделает с ней, когда привыкнет к мысли, что их встречи будут постоянными? Он говорил чужие, резкие слова. Смотрел на нее украдкой. Он старался быть отчужденным. А руки побелели и дрожали. Он все еще любил ее. Болезненно и безнадежно. Но она была готова поклясться, что видела, слышала, ощущала в каждом слове, в каждом движении, в каждом взгляде на нее невероятную любовь, которая поднималась из небытия и жаждала удовлетворения. И это было, и от этого ей было еще страшнее. Понимать. что где-то по Лондону ходит Лукас, больше похоже на маньяка, и что он не может смириться с потерей, что все еще любит. Что может быть страшнее? Разве, что Качимов….
Он вернулся. Чужой. Далекий. Холодный. С пронзительными глазами и страхом. Веточка видела этот страх в каждом движении. И еще. Боль. Стоило лишь чуть-чуть задержать на нем взгляд, как становилось видно, что он весь состоит из боли. И Веточка прятала глаза и боялась утонуть в этой всепоглощающей боли, как в омуте его глаз. Разве он мог ее понять? Разве он мог знать, чего ей стоило начать все с начала. Да только забыть его! Он спросил, счастлива ли она. Какое он вообще имеет право спрашивать такое? После того, что она пережила?  Да. Да, счастлива. Да. Не с ним. Потому, что с ним невозможно быть счастливой. Вот и сейчас - только он появился, и тут же начались проблемы. И не просто проблемы. Его появление угроза. Огромная угроза ее счастью. Сердце Веточки сжалось. Один неверный шаг, движение, и ее счастье опять рассыплется как карточный домик в Зазеркалье. И все лишь оттого, что Лукас снова появился в ее новой счастливой жизни. Да еще и смотрит на нее, будто имеет право осуждать. Как! Как он может ее осуждать? Ей хотелось бежать от него. От всего, что связано с ним. Но она знала, от этого убежать невозможно. Качимов заставит ее приходить к Лукасу. Смотреть в его глаза и умирать от ужаса. От беспомощности... Ее жизнь теперь делилась на до и после. Опять. И опять это связано с Лукасом. Теперь с его появлением. А ведь она так долго привыкала к его исчезновению. Так долго уговаривала себя, что сможет жить. Без него. Без его глаз. Его рук. Его ласк. Его любви. Его голоса. Как можно жить без всего этого? Но она научилась. Веточка гордо вскинула голову и взглянула в невозможно синие глаза Лукаса. Твердо и гордо. Да. Она научилась. Только почему ей теперь так плохо?
Можно найти тысячи оправданий. Меня запугал. Мне и моей семье угрожали. У меня ребенок. Ты знаешь, что такое быть ответственной за жизнь крохотного, невинного, беззащитного существа? Твой плоти и крови? Ты, такой сильный, тренированный, ты и то бываешь уязвим! Что говорить о малыше! А Качимов пришел бы за всеми нами!
Но стоило ей взглянуть на Лукаса как все ее слова застревали в горле. И вместо обвиняющих оправданий Елизавета просто оправдывалась. И еще пыталась оправдать самого Норта Как будто от этого ему стало бы легче… Он же видел прекрасно, что это не ее слова, не ее мысли а то что вложил в ее уста Качимов. Заученные  шаблоны ответов. А Лукасу нужно было другое. Он хотел слышать слова, идущие от сердца. И он знал, то их услышит. Это лишь вопрос времени теперь.
Сначала все должно стать очень плохо, чтобы потом все стало очень хорошо. Это верно говорят. И оттого, что это растянуто на годы или спрессовано в часы, ощущение не меняется.
С нескрываемым удовольствием Рос разрядила шокер в Норта. А потом поддевала его, поддакивая Гарри, когда тот обвинял Норта в предательстве. Но Лукас все слишком точно и слишком верно рассчитал. По крайней мере, в этом разговоре места джи и фальши не было. Все говорили так как оно и было. Да, Лукас не верил, что Гарри вытащит его. И да, поэтому он согласился работать на Качимова. Чтобы вернуться. И сдать Аркадия.
У Гарри не было выбора. Кроме как довериться Норту снова.
Как же ликовала душа Лукаса! Разве мог он мечтать о подобном, сидя в карцере? Или в камере? Или даже в лофте? Что однажды он сам будет диктовать условия Качимову, а тот будет послушно плясать под его дудочку. А не наоборот. Да ради одного этого можно было пройти через все пытки и унижения. Это триумф, это опьяняющее чувство победы, которое Лукас ни за что и никому не покажет, согревало изнутри.
Так что, задавая вопрос о разборах  полетов, которые могли продлиться еще полгода, Лукас на девяносто девять процентов был уверен в ответе Гарри.
И не ошибся.
И надо же! Рос тоже согласилась с ним, когда Лукас указал на важность Аркадия для будущих поединков.
Джо не разделяла их мнения. У нее на то были личные причины. И в глубине души Лукас даже соглашался с ней. Оставлять Качимова в живых слишком гуманно.
Но у Норта есть более важный приоритет. Получив, наконец, настоящую свободу и вновь став частью того мира в который он так стремился вернуться, Лукас поспешил спасти ту, кого все еще  обязан был спасать. Пусть даже при том что она предала его. Вопреки тому что она его предала. Он сам нашел для нее оправдания.
Веточка согласилась работать на МИ5. Не в тот самый день. Она нашла Лукаса сама. Пригласила на Хайгейтское кладбище. Теперь это было их место.
Снова шуршание гравия под ее ногами. Лукас уже научился безошибочно распознавать ее шаги. Ему не нужно оборачиваться, чтобы знать, что это Веточка. В своем небрежно повязанном шарфе цвета засохшей крови. Она, как и Вика, любила носить пальто, которое подчеркивало ее стройную миниатюрную фигурку. Вика… Они даже похожи. Однотипны, так вернее. Тот же большой рот, близко посаженные глаза… Так вот кого искал Норт в Вике…
Ей нужно было определенное место. Никто не должен был догадываться, что с  ней творится. Но она должна защитить свое счастье. Свою стабильность. Своего сына. Еще слишком маленького, чтобы участвовать в боях без правил…
- Если ты – МИ5, то кем буду я рядом с тобой? – Елизавете трудно было смотреть на него. Еще труднее было не смотреть. Когда она понимала, что он просто спасает ее, предлагая стать частью игры, частью себя. Она была уже его частью когда-то… Она знала, как это захватывающе. И прекрасно помнила, как больно потом остаться без него. – Что будет дальше? Что ты сделаешь со мной? Лукас, скажи! Я чуть с ума не сошла тогда. Но я даже представить не могла, кем ты был. Что будет сейчас, когда я знаю так много?
- А кем я был, Елизавета? Кем я был для тебя? Скажи мне. Я заслуживаю права знать!
Лукас остановил себя. Пока мог еще контролировать тот поток негодования, который грозил смести все на своем пути. Кем он был для нее? Раве он не старался сделать ее жизнь комфортной и беззаботной? Разве не делал все только ради нее? Так разве имеет значение, кем еще он при этом был?
Почему так больно. Больно возвращаться к ней. Быть рядом и не сметь даже прикоснуться. Когда так хочется обнять, защитить от всего и всех, как бывало когда-то? Почему он не может преодолеть этот барьер отчужденности?
- Я ничего с тобой не сделаю, - глухо ответил Норт. – Я не Качимов. Я ценю человеческую жизнь. Я знаю, что люди живые существа. Если будешь меня слушать, все будет хорошо.
Все будет хорошо. Господи! Когда же это будет? Веточка… Он любил так называть ее… Любил обнимать, обхватив руками сзади, закрывая спину, но открывая весь мир.
- Хорошо? – Елизавета посмотрела ему в глаза. – Ты все еще веришь, что у нас может быть что-то хорошо? – сердце стукнуло глухо и замерло. Эти глаза. Она же знает, что нельзя смотреть в них вот так, пристально и долго. Это опасно... опасно! – Хорошо. Я сделаю, как скажешь. Я поверю тебе еще раз. Поверю. Ведь не ты же виноват в том, что мне пришлось умирать без тебя. Теперь я знаю это. Но вернуть ничего нельзя. Ты же знаешь. Ничего уже не изменится. Ничего…
В ее глазах отразились эти годы боли и страха. Если бы не страх…
Зачем повторять то, что итак очевидно, снова и снова? Зачем делать еще больнее? Себе, ему… Лукас не смог вынести ее обвиняющего взгляда, отвел глаза.
- Ничего вернуть нельзя. Тут ты права. Но я и не предлагаю вернуть. Прошлому место в прошлом. А мы живем сейчас. Мы живы. Разве не это главное?
Для него главным было не только это. Но будь он мертв, ничего уже не имело бы смысла.
- Разве? -  Почти выкрикнул Елизавета. Раньше она никогда не повышала голос. - Посмотри на себя. Какой  жизнью ты живешь. Ты  спасаешь мир на ежедневной основе. Но  не можешь рассказать об этом никому, как будто это что-то постыдное, чего ты должен избегать из страха, что от тебя отвернутся, как от прокаженного! Ты вынужден лгать даже самым близким людям! Одна  ложь порождает другую, и так бесконечно! Ты  живешь во лжи, ты погряз в ней, как в болоте. Разве  так можно? разве  это правильно? А  кому ты доверяешь? И  кто может доверять тебе? Если  кругом ничего, кроме лжи...
- Это был мой выбор. И  мне жить с ним теперь. Нравится мне это или нет. И я не лгу. Я защищаю от правды.
- Разве можно защитить от правды? Или от лжи? Она рано или поздно проявится, как  гадкий подлый реагент в самый неподходящий момент, когда ты не готов к этому. Совершенно не готов.
Елизавета была бы рада жить под защитой. Но кто даст такую защиту? Уж точно не Лукас. 
- Твой выбор не всегда приводит меня в восторг... ты забыл? Когда ты делаешь выбор, вспоминай, что с этим выбором жить не только тебе. Ты делаешь его за нас обоих. Ты сделал выбор. Я не спорю. Но разве мне от этого не хочется выть на стены? Нет же. Я пытаюсь удержать в руках свое счастье. Если бы ты мог понять это…
Ее черные глаза опять попытались отразиться в его небесных голубых озерах… Если бы они могли вот так хотя бы говорить хоть иногда.. понимать друг друга хоть немного больше. Если бы раньше она знала,  хотя бы часть правды… но… Он защищал ее от того, что могла бы все изменить…
Ты заслужил это, заслужил. Как когда-то в тюрьме, повторял себе Лукас. До боли сжав сцепленные вместе пальцы, он вжался в скамью, на которой сидел. Как будто это могло спасти его от обвинений, которые он заслужил.
Но признать свою вину сейчас означало бы признать свою слабость. Нельзя. Он же не просто бывший муж. Бывший зек. Он олицетворяет МИ5. Говорит от ее имени.
И, когда Лукас заговорил, голос его хоть и звучал низко и глухо, но был ровным, не срывался.
- Я всегда даю себе отчет, что от моего выбора зависят жизни. Людей, которых я даже не знаю, никогда не встречу. Но буду знать, что сделал для них все, что мог. И мне не стыдно признаваться в том, что я делаю. Это… это не стыд. Это моя работа. Мне жаль, что однажды мне пришлось выбрать приоритетом именно верность своей стране и организации, на которую я согласился работать. Если бы я предал их, я предал бы себя. И тебя…
Елизавета, казалось, не слышала Лукаса. Она была подобна разгневанной фурии, и каждое слово, сказанное Нортом, приводило ее лишь в большую ярость.
- Так вот что тебя волнует? Не предал ли ты своих хозаев? В то время как у меня в жизни ничего важнее тебя и не было! Ты был смыслом моей жизни, ты хоть это понимаешь? Я ходила в посольство каждый день, как на работу. Но никто не знал, где ты, и что с тобой. Они отделывались заученными вежливыми фразами,  были так милы, но так равнодушны! Они тоже делали свою работу! А что было делать мне??? Да если хочешь знать, я бы пошла за тобой куда угодно, хоть на край света! Но я не знала, куда идти! – Лиз остановилась, чтобы перевести дыхание.
- Ты же не декабристка, - сухо заметил Лукас.
- Нет, но… - она запнулась, опустив глаза. – Прости, я не хотела причинять тебе боль.
Это его отчужденное замечание отрезвило Елизавету. Она осознала, что, несмотря на всю злость, что она годами культивировала в себе к этому человеку, Лиз все еще любит его. И не хочет ранить еще сильнее. Сильнее, чем его уже пытались ранить. Все, кто встретился на его пути…
И слова Лукаса были тому доказательством.
- Боль? – тихо повторил Норт. – Да что ты знаешь о боли. – Он стиснул зубы, чтобы не уподобиться ей и не поддаться всепоглощающему желанию  устроить ответную истерику. Вместо  этого глубоко вздохнул, усмиряя демонов внутри. – Выходит, ты потерялась. И потому согласилась работать на ФСБ?
Не нужно было Лукасу задавать этот вопрос. Елизавета почти прониклась к нему сочувствием, и вот…
- Согласилась? – Веточка сверкнула глазами. - Да кто меня спрашивал? Мне показали, что будет, если я НЕ соглашусь! Ты это понимаешь?  - она готова была кричать. Сколько страха она пережила с тех пор, как узнала его судьбу. Как ей ответили на вопрос о муже. И что? Легче ей стало? Нет же! Теперь кроме боли, в ее душе поселился мерзкий, животный страх, потому что она понимала, очень хорошо понимала, что больше никогда ее жизнь не будет тихой и стабильной. Она всегда теперь будет на волосок от гибели, и всегда будет бояться за свое счастье. – Я не согласилась бы, как ты не понимаешь! Но неужели ты не знаешь методов, которыми ФСБ убеждает своих подопечных… Лукас.. Тебе ли этого не знать…
В ответ Лукас лишь горько усмехнулся. Хотя, представив, как Елизавету подвергают пыткам, Норт содрогнулся.
- И что это было в твоем случае?
Я не хочу знать, не говори!
Но ты уже  спросил. Так что придется послушать.
- Они… - Елизавета судорожно сглотнула, нервно теребя концы своего шарфа. – Они … Сначала прислали девчонку. Чтобы она сдружилась со мной.
- Какую? – Лукас уже догадывался, чье имя назовет сейчас Веточка.
- Не знаю. Может, это и не было ее настоящее имя. Ксения. А потом мне показали твои фотографии… - Елизавета отвернулась, чтобы не показывать слез.
Как хотел Лукас сейчас обнять ее, согреть своим теплом, успокоить, сказать, что все уже прошло. Что она в безопасности, и что ничто и никто не сможет причинить ей зла. Что он позаботится об этом… Но не смог. Не смог преодолеть этот барьер отчужденности. И сидел неподвижно, пока Елизавета не продолжила говорить.
- Я отказалась. Они избили Чарьза. А потом. Потом они пришли бы за мной? За моим сыном? – истерика снова стала пробиваться через заслон мнимого спокойствия. – Я не могла этого допустить. И я сказала да.
 Стиснув зубы, Лукас слушал, с какой теплотой и заботой Елизавета отзывалась о своем теперешнем муже. Как когда-то, наверное, о нем самом.
- Но это же не все. Так?
Сейчас или никогда. Нужно выяснить все. Абсолютно все. Чтобы не оставалось недосказанностей. Вскрыть этот восьмилетний нарыв и выпустить всю боль и страх затаенных обид.
Елизавета непонимающе посмотрела на Лукаса.
- Что значит не все?
Голос ее звенел от возмущения. Как может он ставить под сомнение ее слова?
- Ты согласилась работать на ФСБ, чтобы отомстить мне.
- Что прости? – Елизавета задохнулась от возмущения. – Теперь еще и ты станешь обвинять меня в том, что сделала! А я всего лишь пыталась выжить! И сохранить то, что у меня еще осталось! Что я создавала с таким трудом! Здесь, на чужбине! Они заставили меня! Думаешь, у меня был выбор?
Выбор есть всегда, подумал Норт. Даже у меня он был. Стать предателем или остаться непокоренным.
- Знаешь, Елизавета, может быть, ты и научилась говорить ложь, но выглядеть при этом убедительно все же нет.
Лиз дернулась, как от удара. Она не ожидала такого от Лукаса. Ни от прежнего, ни от нынешнего. Прежний никогда не позволял себе срываться на ней, ни разу в жизни не повысил голос, всегда был вежливым, терпеливым, заботливым. А теперешний Лукас, чудом спасенный из русских застенков, он казался бледной тенью прежнего. Самоуверенного, дерзкого, сильного и непобедимого Норта. Оказывается, ему удалось все это сохранить. Неизвестно как, и чего ему это стоило. Лиз недооценила своего бывшего. И это ее ужасно злило.
- Зато ты у нас всегда был мастером притворства и экспертом во лжи, - едко сказала она. – И тебе все удавалось. В том числе и роль безупречного мужа…
Вот тут она его достала. На краткий миг ей удалось вывести Норта из равновесия. Она отшатнулась, увидев, каким нечеловеческим огнем полыхнули его потемневшие от гнева глаза. Он весь подобрался, как хищник перед прыжком. Еще немного, и он, в самом деле, ударит ее. Но Лукас сдержался и в этот раз.
- Я не притворялся с тобой. Я на самом деле любил тебя.
Его голос звучал глухо, как будто продираясь сквозь все эти года, что разделили их.
- Мне неприятно слышать это от той, кого я считай самым близким человеком.
Лиз придирчиво рассматривала стоящего напротив мужчину. Говорил ли он правду на этот раз?  Или вновь искусно притворялся?  Все говорило за то, что он не лгал. Напряженная поза, несчастный взгляд, переполненный горечью и разочарованием.  Элизабет ощутила острую жалость к нему, осознав, что обидела несправедливо. Ей захотелось броситься в его объятия, ощутить, как его сильные руки обвивают ее хрупкое тело, почувствовать его тепло, сказать, что она не права, что она хочет и готова начать все сначала. Но она знала, что это невозможно. Он не примет ее назад. Лукас уже все решил для себя. И в его жизни больше нет для нее места. Быть может, он даже обнимет ее, поцелует, возможно, согласится провести с ней ночь. Он же живой человек, в конце концов. Но потом он снова исчезнет из ее жизни, чтобы больше никогда не появляться в ней.
Если Лукас думал, что смог избавиться от этого наваждения теперь, когда он вернулся на родину, теперь, когда поговорил с Веточкой, теперь, когда они оба сказали правду друг другу, он жестоко и глубоко заблуждался. Веточка по-прежнему приходила к нему по ночам. Чтобы заставить его вновь и вновь переживать этот кошмар наяву.
Было время, когда эта женщина была, если не любовью его жизни, то самым близким и родным человеком. А теперь Лукас смотрит на нее и понимает. С ним рядом чужая, неизвестная ему женщина. Она выглядит почти как его Элизабет, может, чуть постарше. И разговаривает как его Элизабет. Интонации те же. Только слова чужие. Как будто кто-то заставляет ее так говорить.  От этого становится больно и досадно. Ему хочется спросить, стоило ли оно того. Бросить его, найти себе нового мужа, на этот раз настоящего, а не часть легенды, завести ребенка. И сейчас смотреть на него вот так. Взглядом побитой собаки, осознавать, что предала того, кто в нее верил безгранично. В нее, в ее любовь и преданность.  Но вместо этого Лукас спрашивает.
- Ты счастлива?
Он уже знает, что Элизабет скажет, и он не хочет слушать. Но ему приходится.
Он молча выслушивает весь этот бред, который, как он все больше и больше убеждается, Элизабет внушили, промыв ее мозги. А иначе никак. Разумная женщина, которой Лиз всегда была, ни за что не повелась бы на всю эту чушь.
Он вздрагивает, когда она, повысив голос, просит.
- Лукас, не смотри на меня так!
- Как так? – холодно спрашивает Норт.
- Как будто ты меня ненавидишь и винишь во всем, что с тобой случилось!
Лукас отрицательно качает головой, но возразить не успевает. Потому что Элизабет разражается словесным потоком.
- Ты думаешь, ты один прошел через ад. Ты думаешь, тебе одному было тяжело. Ты даже не задумался на секунду, каково было мне! И всем, кого ты оставил, когда пропал! Я места себе не находила. Я ждала, я надеялась, что вот сейчас ты позвонишь и скажешь, что ты не придешь к ужину и вообще не появишься еще пару недель. Так же уже бывало, помнишь? Ты всегда ставил свою работу выше всего! Выше меня!
Лукас хотел было возразить, но Лиз не дала.
- Знаешь, я никогда не просила о такой жизни. Я никогда не хотела становиться женой шпиона и проходить через весь этот ад, через который ты меня протащил. Сначала ты, потом Качимов. И теперь. Теперь, когда я, наконец, начала жить по-человечески, у меня есть семья, муж, ребенок, ты вот так просто заявляешься и рушишь все! Кто далее тебе такое право? Кто дал тебе право вмешиваться в чужие жизни и разрушать их, Лукас? Кто? Отвечай! Отвечай мне! Кем ты себя возомнил?  Господом всемогущим? Не тянешь ты на всемогущего…
- Я не думал, что все так произойдет… Плохие вещи просто случаются…
- Мне пришлось уехать из России. А я ведь родилась там. Бросить все. Друзей, родных. Чтобы избежать позора. Мне повезло еще, что твои коллеги, - сарказм в ее голосе ядовит, как жало кобры. – Помогли мне с выездом из страны. Оформили британское гражданство. – Она говорит о сотрудниках посольства или MI5? Да не все ли равно, тем более, это практически одно и то же. – Хоть кто-то. – Елизавета то ли усмехнулась, то ли всхлипнула. – А ты знаешь, каково это? Быть одной в чужой стране? Когда вокруг все до такой степени незнакомое, что от ужаса хочется забиться  темный угол, и убеждать себя, что это сон. Кошмарный сон. И что я проснусь, и все будет хорошо. Я окажусь дома, а весь этот кошмар был нереальным. Но я открываю глаза, а ничего не меняется!
Лукас знал. Прекрасно знал. Но ничего не ответил. Елизавете нужно просто выговориться. А его выражение сочувствия ничего не даст. Не поправит. Скорее, лишь приведет к новой вспышке раздражения.
И все же как она могла… как… Снова и снова задавал себе Лукас этот вопрос, но ответом была лишь боль в сердце. Душа болит. Наверное, это так происходит. Когда давит так, что невозможно вздохнуть. Когда в голове один и тот же вопрос, который гоняешь и гоняешь по кругу а он все не становится бессмысленным… Когда глаза жжет, а слез нет, потому что ты уже не умеешь плакать. Когда от отчаяния и непонимания хочется выть и лезть на стену. Когда задыхаешься от подавленного крика.
Как ты могла? Ведь я жил тобой одной. Я тосковал по тебе, по нашему прошлому… Мечтал о том, как все могло бы быть если бы не… И вот. Свершилось.  Настало наше будущее. Только нет больше нас. Как ты могла…
Лукас лежит неподвижно и смотрит в одну точку невидящим взглядом. Он знает, что это непозволительная роскошь вот так предаваться самосожалению. Но иногда это так приятно… Вспомнить, как он сбегал к ней мысленно с Лушанки. Из Москвы. Тогда она была всем его миром. А в итоге. Мир разлетелся на осколки. Острые. Они так больно впиваются в его и без того израненную душу. Предательство. Страшное, бесповоротное слово.
Просто вообразил себе то, чего не было. Придумал себе идеальную сказку. Идеальную, но нереальную. В его воображении все было так, как ему, Норту, хотелось видеть. Но пришла грубая реальность и разрушила его розовые замки из песка. Но от понимания происходящего легче не становится. Ничуть. Только еще сильнее боль. Сам виноват. Сам. Только ты. Один. Больше никто.
Почему… Почему, за что? Почему я? За что так со мной?
Сам виноват. Сам. Теперь жалость к себе перерастает в гнев. А то ты первый день на свете жил? И не знал, что доверять нельзя никому?
Мне нужно было за что-то удержаться.
Хорошо, допустим. Удержался. Выцарапался. И что теперь? Отпусти! Поблагодари и отпусти. Это не твое и никогда твоим не было. Вся эта прекрасная история любви существовала только  в твоем воображении.
А когда она уходила, абсолютно чужая, далекая, душа его рвалась следом. Так хотелось крикнуть вслед: «Вернись! Не оставляй меня! Ты нужна мне! Мы начнем все сначала. Только останься со мной. Прошу. Умоляю. Не покидай меня. Я не смогу один снова…»
Не получилось. Не вышло. Разбитую чашку не склеить. Прошлого не вернуть. Веточка навсегда утрачена для него. Это Лукас понял, наконец. Это все существовало лишь у него в воображении. Но было ли на самом деле? Что это было? Любовь? Или игра? Или Веточка стала тем необходимым условием, при котором было возможно выживание Норта в тюрьме? А теперь, когда этот период жизни позади, позади осталась и Веточка?
Нужно двигаться дальше. Понять, что у нее своя жизнь. В которой ему, Лукасу, места больше нет. Принять это как должное, смириться, отпустить, наконец…
Довольно иллюзий. Он неизбежно рушатся. Хотя порой бывают такими прекрасными... что не хочется с ними расставаться. Но прошлым жить бесконечно нельзя.
Он порвал с Елизаветой разом. Решил и сделал. Отдал приказ, и она больше не его агент. Освободил. Отпустил. Не принял звонок. Порвал фотографию, где они молодые, влюбленные, как будто созданные друг для друга.
Отпустил. Освободил.
Кажется, все сделал правильно. Но эта тяжесть на душе никуда так и не пропала. Так и осталась давить, как неподъемный камень. Давит, мешает вздохнуть.
Отпускать всегда непросто. Лукас знал, что еще долго будет тосковать о прошлом. Которое когда не вернуть. О будущем, которое никогда не настанет, оно было лишь в его фантазиях. О том, что могло бы быть, но никогда уже не свершится. Знал, что эта боль еще долго будет преследовать. Что то и дело что-то будет воспламенять его воспоминания, как нечаянная искра поджигает сухую траву. Эта тоска не оставит его еще долго, заставляя сердце болезненно сжиматься. Время не лечит. Оно лишь притупляет боль. Хорошо, что у него есть работа. Такая, где нельзя показывать своих истинных чувств. Это здорово помогает. А с ночами без сна он справится. Не привыкать ему выть в подушку или подолгу смотреть в ночное небо, стоя у открытого окна. Чтобы успокоиться. Взять себя в руки. Пережить очередной подступающий к горлу суицидальный порыв. А на завтра появиться в конторе в безупречном костюме, отстраненно-вежливым, холодно-внимательным, снова стать самим собой. И хотя внешне он казался обычным насколько это определение применимо к Лукасу Норту вообще, внутри все еще долго разрывалось от нестерпимой горечи невосполнимой утраты.
Больно осознавать, что человек, на которого буквально молился, кем жил в течение нескольких лет, прекрасно обходился без тебя. Создал новую семью, начал новую жизнь и был счастлив. Без тебя. Как? Разве так можно? Разве так бывает… Да, Лукас, бывает. Еще как бывает. Смирись. Без тебя могут жить, значит, и ты сможешь. Сам. Один. Не привыкать. Только отбери у человека веру. Отбери Бога. Что у него останется?
 Работа. Долг перед страной. Перед коллегами. Для кого-то это не более, чем пафосные слова, но для Лукаса это спасательный круг. Который поможет ему продержаться на плаву и выбраться на берег. На твердый надежный берег. И тогда он встанет, утвердившись на земле, выпрямившись во весь рост, и окинет взором пучину, в которой едва не потонул. Усмехнется и пойдет едва различимой тропкой, которая будет становиться все отчетливее видна, пока не превратится в его дорогу.
Ты прошел через один ад, чтобы оказаться в другом. Это справедливо? Вовсе нет. Но что ты можешь с этим сделать? Ничего. Лишь принять свою судьбу. Найти новый смысл жизни. И начать все с нуля. Снова.