Дни нашей войны или в поисках чудовищ. Глава IV

ГЛАВА IV

* Из записок Люциуса Шнитке *



1.



Идти к той двери по некоторым причинам мне не хотелось гораздо больше, чем другим, но я все же пошел. Не мог не пойти. Не для того чтобы кому-то там что-то доказать. Плевал я с высокой колокольни на этих аристократов духа. Я делал все это ради себя… ну и отца.



Когда прозвучала моя фамилия я неторопливо, чтобы им не показалось, что я нервничаю, подошел к двери и потянул на себя ручку.

Внутри на первый взгляд не было ничего страшного. Небольшая приемная, какие бывают в поликлиниках — со столом и даже медсестрой, и еще одна застекленная дверь за которой виднелось что-то типа большой больничной палаты с отгороженными ширмами койками. На ближайшей из них неподвижно лежал кто-то из одноклассников.

Не дав мне толком ничего рассмотреть, сидевшая за столом худощавая темноволосая женщина спросила мое имя, кивнула и вручила небольшой стаканчик с горьковатым напитком, из которого, конечно, торчала трубочка. Куда же мы без нее. Женщина, впрочем, показалась мне весьма привлекательной. На вид ей было лет сорок или немного меньше, чуть впалые щеки, седина тут и там проблескивающая в собранных в хвост темных как вороново крыло волосах… Из-за карих глаз и продолговатого лица, мне почему-то показалось, что она может быть испанкой… Отточенные движения Мастера Ненасилия. Вряд ли она на самом деле медсестра, подумал я.

Приняв у меня стаканчик она знаками показала следовать за собой. Проводила меня к пустующей койке, дождалась пока я улегся.

— С помощью отвара, который ты выпил, и небольшого воздействия на курма-нади, которое я сейчас произведу, твое тело и ум остановятся. Через эту остановку каждый… попадает в свое место. Не стоит переживать, ты всего лишь глубже познакомишься с самим собой.

Закончив говорить, она прикоснулась своими прохладными пальцами к точке на моей груди чуть ниже шейной ямки.



Наверное, сказав, что я всего лишь познакомлюсь с самим собой, она хотела обнадежить и успокоить меня, насмотрелась сегодня на этих бледных аристократов… — успел еще подумать я, — но… именно этого… Я и не хотел… Я и так знал, кто я.

Сын Низкорожденного.



*

Я осознал, что нахожусь в абсолютной темноте. И тишине. Тела вроде бы не было, по крайней мере, я его не чувствовал. Похоже на момент перед пробуждением из глубоко сна. Только вот я не проснулся. Пробуждение сознания лишь дало некий импульс… и почти сразу окружающая тьма изменилась. Что-то стало проявляться. Как на тех старых фотографиях, которые когда-то делал отец. Хоть я тогда и был совсем маленьким, но воспоминание о картинке, возникающей прямо на твоих глазах под действием проявителя, до сих пор было живо.

Я обнаружил, что нахожусь в полутьме перед большим прямоугольным зеркалом. Посмотрел в него.

Наверное, это и есть мое отражение. Должно быть моим, ведь это я смотрю в зеркало где-то в глубинах своего сознания… Симпатичное даже… Я зачарованно смотрел на отражение, черты лица которого казались мне несколько более тонкими, чем обычно, даже… миловидными что ли… как у девчонки. Я стал вглядываться в эти свои новые черты, в темно-орехового цвета глаза, и вдруг заметил, что отражение не всегда повторяет мои жесты. Будто обладает собственной волей. Пока я загипнотизировано смотрел в зеркало, отражение вдруг немного повернуло голову, посмотрело куда-то вбок своими темными глазами, а потом вновь взглянуло на меня. Оттуда — со своей стороны. И тут…



Я опять оказался в темноте. А потом… через неопределенный промежуток времени, я проснулся.



Сев в кровати, я огляделся. Я был в той самой палате, приглушенно горел свет, ширмы были отодвинуты, все остальные кровати пустовали.

В углу палаты в кресле сидела темноволосая женщина и со спокойным и сосредоточенным видом листала какую-то книжку, как мне показалось, на иврите.



— Что читаете? — спросил я знаками.

Она, вроде бы даже не глядя в мою сторону, показала одной рукой: книгу.

— Так и думал… — ответил я. — Интересно?

— Не очень, — вновь одной рукой показала она, заставив меня улыбнуться.

Я посидел еще немного, хотелось собраться с мыслями.

— Вы знаете крав-магу? — показал я, спросив через некоторое время.

На этот раз она ничего не ответила, но мне почудилось, что ее губы тронула едва заметная улыбка.

Я как-то нерешительно поставил на прохладный пол сначала одну ногу, потом другую. Она подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.

— Иди уже! — показала она жестами, не выдержав. — Только из-за тебя здесь сижу. Во время подобных опытов нежелательно будить человека. Мало ли что происходит в это время там, — она пару раз легонько стукнула себя указательным пальцем по виску, — но ты оказался настоящим рекордсменом.



*

Когда я вышел из Школы на улице уже смеркалось. Получается, я пробыл в этом состоянии… остановки… или сна… больше четырех часов! Сон, видение… или чтобы там ни было, до сих пор стояло перед глазами, вызывая смешанные чувства… Проще говоря, оно меня просто зачаровало. И дело тут было не в каком-то там самолюбовании… собственное-то будничное отражение мне не особо нравилось… а в том, что оно не было обычным скучным мной… Оно было… чем-то совсем другим.



Я прошел по пустоватым улицам городка, пересек Площадь Вильгельма, открыл дверь подъезда и поднялся на четвертый этаж. Дома никого не было. Мама опять была в одной из этих своих командировок, а папа… давно с нами не живет.

Я согрел в микроволновке ужин, распечатал новую трубочку и, поставив перед собой планшет, сел есть перед экраном. Я всегда читал, либо смотрел что-то за едой. Папа тоже так делал…



Завидев, что я ем с планшетом, мама каждый раз делала мне замечание. Говорила, что это совершенно не по правилам Круга.

Одно дело за раз. Строгость. Безупречность. Самоограничение. И все в таком духе…

В конце концов, я просто стал уходить в свою комнату.



Я прочитал на одном из сайтов сети Круга текущие новости — ничего интересного, все также тягомотина, допил остывший кофе и пошел спать. Вставал я с рассветом, так как занятия в Школе начинались рано, а утром у меня еще час занимали упражнения.

Но… чтобы они ни думали, глядя как я из кожи вон лезу на уроках, я вовсе не собирался всю жизнь следовать их Правилам. Я просто докажу, что могу стать одним из них… что сын того, кого они считают Низкорожденном, может быть ничем не хуже их… Этих… якобы аристократов духа… ну и не только духа… В нашей школе хватает детей богатеев… Взять хотя бы ту новенькую норвежку или нашего болвана Джеймса Крайтона, сынка лорда, которого с моей легкой руки все теперь зовут Крихтоном… Ну, а аристократия духа — просто более современный пережиток… В конце концов, наши пути разойдутся.

Это не моя война. Пусть их, в конце концов, сожрут эти чудовища… если они вообще существуют, а не являются выдуманным предлогом для тотального контроля Просветленными Наставниками всего и вся… Мне будет все равно!



2.



— …я вроде бы был одним из сыновей короля — то ли младшим, то ли средним. Началось все с того, что старший брат дал мне понять, что по некоторым личным соображениям не собирается наследовать трон и оставляет эту прерогативу мне… Но, поскольку, был еще один претендент — третий брат… хотя, он, вроде бы, особо и не претендовал… то… тот я из видения решил «подстраховаться» и с этой целью отправился на некую пустошь, где, по-слухам, жила ведьма… — показал Тьен Таннен, — он рассказывал о своем опыте одним из первых. Одноклассники во все глаза смотрели на доску, на которой дублировалось его черно-белое изображение.

— …а потом я увидел перед собой что-то похожее на хижину. Хижина ведьмы, — понял я, едва бросив на нее взгляд. — Он неосознанно провел пятерней по темным волосам, среди которых виднелось светлое седое пятно. Еще вчера его не было…

— Не особо понимая, зачем делаю это, даже, кажется, помимо своей воли, — продолжил Тьен, — я пошел к ней… При этом я видел себя будто со стороны: одинокую фигурку среди развернувшегося жутковатого пейзажа, освещенного каким-то бледным, очень тревожным светом. Хижина, видневшаяся впереди — нечто коричневатое и изменчивое по форме — приняла в себя эту фигурку. При этом… в ней открылась как бы живая темная прорезь, сквозь которую тот «я» и вошел внутрь, исчезнув из поля зрения той части меня, что видела все со стороны. Через некоторое время «я» таким же странным образом появился обратно, но уже из другого места «хижины». Затем случилось нечто еще более… плохое и безвыходное. Происходящее стало повторяться. Та, отделенная часть меня попала в липкую ловушку искаженного пространства-времени этого околдованного места: «я» входил внутрь ведьминой хижины и появлялся обратно снова и снова. Менялись только места и очертания открывавшихся в «хижине» колышущихся темных прорезей входов и выходов.

…но, в конце концов, я… по крайней мере, та часть меня, что видела все это со стороны… проснулась. Все вроде было по-прежнему… Уже позже дома, я обнаружил это… — Тьен коснулся рукой пятна.



Учитель кивнул.



— Спасибо, Тьен. Очень… интересный опыт.



Сегодня он был без маски. Играл роль заботливого учителя. Сочувственно выслушивал наши отчеты о пережитом опыте во время… как он выразился… знакомства с глубинами собственного сознания… Но я-то знал, что это лишь еще одна маска. Просто не такая примитивная, как та, что лежала сейчас где-нибудь в ящике его стола… «Интересный опыт…» Какие же они доверчивые болваны… мои одноклассники. Сидят тут, как овцы, ведомые на убой. Проглотят все, что угодно. У этого Таннена вон даже волосы посидели и все ничего!



— Но, что значит этот опыт? — подняв руку, спросила Эйд. Одна из немногих кто тут что-то… не то чтобы понимает, но хотя бы чувствует, когда что-то не так… Недаром она у нас старшая по классу.



— М-м, — протянул учитель… Теперь вы знаете, что это первое испытание представляло собой небольшую инициацию — в попытке глубже познакомить вас с Собой… с вашим Внутренним миром… Будущие Мастера ведь должны знать себя… А сам сон… — будем для простоты называть это сном, — не так важен. Ну, то есть, он важен субъективно для Тьена, для улучшения координации его сознательного ума с теми глубинами, что называют подсознательным. Или даже бессознательным. Но толкование снов… мне никогда не давалось, да и не нравилось… Обратитесь за этим к кому-нибудь еще… А я с удовольствием послушаю ваши истории о встречах… с собой.



Затянул шарманку, но каков хитрец…



— Но вы говорили, что мы должны будем встретиться с Чудовищем! — вновь с упреком повторил Крихтон, даже позабыв поднять руку. — Еще бы ему не возмущаться, он же самый первый бегал от одного одноклассника к другому разнося слух про предстоящую встречу с Первым чудовищем, который подхватил, небось, где-то в недрах своей аристократической семейки, которая в методах Школы разбирается, как свиньи в трюфелях… Наставники, небось, животы надрывают во время таких ситуаций… К тому же, у него после Испытания дергался левый глаз… Даже интересно теперь, что же он там увидел…



— Говорил, — согласился учитель. — Но, зачастую… во время первой встречи с собой… именно так и бывает. И он перевел выразительный взгляд с Крихтона на Тьена и обратно. — По классу прошелестели тихие смешки. Одноклассники, как всегда глядели на учителя во все глаза и готовы были смеяться каждой его шутке. — К тому же, вы теперь все чаще будете сталкиваться… с Неизвестным, и это Испытание, хоть вы и не встретились с чудовищем, было первым шагом Туда… Расширением вашего внутреннего опыта, вашего сознания…



— А вдруг, часть Тьена до сих пор заперта в той хижине? — не отступала Эйд, задав вопрос с некоторой даже, как мне показалось, обеспокоенностью…

А ведь она к нему неравнодушна, вдруг понял я с некоторым удивлением. Неужели ей… может нравиться такой как Тьен?.. Настроение понизилось сразу на десяток градусов.



— Вполне возможно, — кивнул учитель легкомысленно, — но мы пока не будем на этом… зацикливаться. — он улыбнулся краем рта, давая понять, что ничего страшного не произошло. — В любом случае, подсознание Тьена уже захлопнуло эту дверь… По крайней мере, до следующего раза.



Дальше шел Крихтон. Всем не терпелось узнать, что же такое с ним случилось. А мне стало как-то почти безразлично. И когда это произошло? думал я про Эйд…



— Мне приснилось… что я умер, — показал Крихтон непривычно понуро, даже слегка побледнел, видимо, вновь переживал те воспоминания. — Я лежал на какой-то широкой кровати… вроде бы с балдахином… и вдруг начал умирать. Это было очень тоскливо… И ощущение какое-то в солнечном сплетении до сих пор осталось… Но… теперь я… лучше понимаю, почему люди предпочитают не думать о смерти… и всем таком…



Учитель слушал Крихтона, сияя как новенькая монета.



— Неплохо. — Похвалили он Джеймса и тот сел на место. — Даже, признаться неожиданно. Итак, наш маленький лорд Крайтон познакомился-таки со смертью. По крайней мере, они были официально представлены друг другу…



Одноклассники несколько неуверенно заулыбались реплике учителя, а мне неожиданно пришло в голову, что… как я ни не люблю все это, но, возможно, из-за таких вот вещей… образования, которое мы здесь получаем и этих Испытаний, через которые мы только начали проходить… я никогда не встречал ярко выраженных болванов среди взрослых парапсихов… Вон даже балда Крихтон после Испытания выглядел каким-то более человечным что ли, даже осунулся несколько…



— Дуглас? — тем временем произнес учитель со слегка вопросительной интонацией, как будто оставлял тому шанс отказаться. Ага, откажешься тут, как же… Дуглас, кстати, парень ничего. Только слишком доверчивый. Из таких, наверное, и получаются потом надежные славные Мастера Круга, что служат Ему верой и правдой… до тех пор пока не сгинут где-нибудь при каких-нибудь туманных мистических обстоятельствах.



Дуглас поднялся, по черно-белому изображению на доске было видно, что он несколько застигнут врасплох.



— Расскажешь, с чем столкнулся ты?



— Ну… — показал Дуглас. — Я просто… увидел кое-что. Как бы со стороны. Каких-то людей или существ… находящихся в некоем сумрачном месте… Вроде ночной пустоши… Они стояли в полутьме, образуя упорядоченные, но будто бы прореженные ряды… и выполняли что-то вроде «ката»… — Он сделал паузу, вновь вспоминая свое видение…

Их движения… — продолжил он, стараясь описать то, что видел как можно точнее, — были синхронными и полными… некой силы, но при этом их тела… будто бы незримо дымились, словно опаляемые неким невидимым огнем… или излучением. В одеждах ближайших людей… или существ… виднелись обугленные прорехи, тут и там бросались в глаза ужасные ожоги и раны. — А эти… воины, — показал он, — будто не замечая этих жутковатых ран, продолжали выполнять свои отточенные синхронные движения, словно противостоя чему-то… незримому. Но… мне показалось, что в итоге… они обречены.



Рассказывая о том, что увидел, он немного разволновался — Дуглас вообще вечно нервничал, когда приходилось выступать перед публикой, но… тем не менее, он удивительно четко смог передать нам увиденное. Я будто воочию увидел тех воинов, ощутил их настроение… их принятие… ситуации. И их безупречное стремление сделать то, что ты должен. То, что в твоих силах… Хотя, на самом деле, оно выше твоих сил…



В классе повисла тишина.



— Да… — произнес учитель. — Это довольно необычно. Похоже, ты увидел… Защитников. Тех рыцарей — в терминах Теории наездников, что были выбиты из седел чудовищами и… где-то… как-то… все же сумели объединиться и попытаться противостоять чудовищам… их пагубному излучению… — Учитель помолчал, словно задумавшись. — Выполняли «ката»… — повторил он, — очень точное описание, спасибо Дуглас. Это, действительно, очень… необычный опыт.



— А может быть… Дуглас увидел это, потому что сам когда-то… был одним из этих Защитников? — вдруг спросила Леа, — он же мог… потом вновь родиться в семье Круга?



Учитель лишь задумчиво покачал головой и ничего не ответил.



Еще бы, подумал я, расскроет он всю правду будущим солдатам Круга. Держи карман шире…



Настала очередь девочек. Неожиданно учитель вызвал новенькую. Эту норвежку, которая даже посвящение в Молчание не прошла. Впрочем, держала она себя всегда очень стойко, надо отдать ей должное… я вдруг отчего-то представил каково ей было все это время в Школе Круга.



— А я увидела просто… повзрослевшую себя, — сказала она, поднявшись из-за парты. — До этого я даже не задумывалась особо какой женщиной… каким человеком я хочу стать, когда повзрослею. Но после встречи с той высокой взрослой женщиной, такой… дружелюбной, и, в тоже время, будто с невидимым стержнем внутри… мне захотелось стать именно такой. От нее будто бы исходил покой. И теперь… когда я знаю, что где-то внутри меня есть Она, мне как-то легче… — Новенькая помолчала, словно недосказав еще что-то. — Я чувствую, как будто что-то важное вдруг встало на место. По крайней мере, так мне кажется… Я благодарна… за этот опыт. — Она замолчала, несколько смущенная.



— Прекрасный опыт, Идун, — сказал учитель. — Ты — очень цельная личность. Мы все очень рады, что ты появилась в нашей Школе.



Я мысленно поаплодировал его игре.



В итоге, мы выслушали отчеты почти всех одноклассников. Рассказывать отказалась всего пара человек: Ли и эта Ула. И, к моему удивлению, учитель не стал настаивать…

У девочек опыты в основном были более спокойными и… зрелыми что ли. Леа, подобно новенькой, столкнулась с некой женщиной, вроде как ведуньей, давшей ей наставления и передавшей некий амулет… Эйд увидела Луну… В общем, понятно… учитель сказал, что это связано с памятью своего Рода, носительницами которой, как правило, являются женщины.



У одноклассников же опыты были более странные, но и более… бессмысленные что ли… Светловолосый Патрик Лайне, который считался лучшим спортсменом класса, рассказал как все «видение» провисел вниз головой, привязанный за щиколотку одной ноги к толстой ветке дерева. Земля была довольно близко — он почти касался кончиками пальцев травы, но… веревка была такой длины, что как он ни пытался, так и не смог освободиться дотянувшись до ветки… Пока, наконец, не проснулся.

Нога до сих пор ноет, — пожаловался Патрик, чем развеселил одноклассников и учителя… Типичный опыт… для спортсменов, подумал я…



— А как же сон с зеркалом? — спросил учитель неожиданно. — Это же классика! Не поверю, что ни у кого из вас его не было!..



Я прикрыл глаза, собрался и, соображая максимально быстро, еще раз взвесил возможные последствиях. Никто здесь не знает, что я полукровка. Но что… если этот сон как-то выдаст меня?.. Ведь никто не рассказывал о чем-то подобном — о встрече с некой отделенной… иной частью себя… С другой стороны учитель намекает, что сон с зеркалом — нечто обыденное… Что ж, рискну. Но… осторожно.



И я нехотя поднял руку. Класс с вновь проснувшимся любопытством уставился на доску, на которую транслировалось сейчас мое изображение. Ну, конечно… это же Люциус! Не смотря на некоторое его занудство, с ним не бывает скучно!..



— Сначала… довольно долго… я пытался понять, почему вокруг темно и пусто. — Будто бы задумчиво начал я. — Но потом, постепенно, все стало обретать очертания, как на тех старых фотографиях, которые… опускали раньше в проявитель.

И я обнаружил, что нахожусь в полутьме перед прямоугольным зеркалом. Посмотрел в него… Вроде бы это было мое отражение. Симпатичное даже.



Одноклассники негромко захихикали.



— Я стал вглядываться в свои черты… а потом… Отражение подмигнуло мне. Или это я ему подмигнул?.. И все, — показал я. — Потом я проснулся.



Учитель бросил на меня быстрый взгляд и снова посмотрел на доску.



— А… каким глазом? — спросил он вдруг с немного странной ухмылкой. Такой, словно бы встретил старого знакомого, которого вроде бы любил, но и… немного презирал.



Одноклассники опять тихо засмеялись, решив, что это учитель опять здорово пошутил, а я вдруг вспомнил, что читал в каких-то легендах о том, что злые по своей природе создания подмигивают одним глазом, а добрые… вроде бы другим и понял, что вопрос-то может быть с подвохом.



— Не помню, — сказал я, — Все было так смутно. В конце концов, это был просто сон.



— Ну да. Просто сон… Впрочем, так и есть, — вдруг отбросил ироничный тон учитель. — Вам не стоит сейчас особо зацикливаться на увиденном… Вообще, если говорить с точки зрения горизонталов, подсознание… просто накапливает и перерабатывает то, что ум не переработал сознательно… этакий дожевыватель… Скажем, наше испытание для горизонталов было бы похоже на небольшое погружение вглубь, а затем длительное путешествие сознательного ума по той заброшенной… свалке, что накопилась внизу за годы безмятежного функционирования этого сложного органа… И кто знает, какие чудовища могли там расплодиться? — он чуть улыбнулся.

Но в случае более развитых существ, например, таких ребят, как вы… Происходит что-то менее предсказуемое и более замечательное… Вплоть до… возможных видений первых Защитников или… Самих себя, достигших высоких уровней Осознанности… Так что… я горжусь тем, как вы все прошли это важное испытание и очень рад, что мои ученики, наконец… пусть в первом приближении… познакомились с чем-то, что раньше жило внутри незамеченным!

Он даже слегка нам поклонился…

Признаться, даже я верил его игре.

Ну, то есть, поверил бы, что он искренне рад за нас, если бы не убедился однажды, что… он может быть абсолютно отрешенным, даже бездушным по отношению к другим людям…



— Кстати… когда-то я тоже столкнулся со своим ожившим отражением, — неожиданно добавил учитель, опять бросив на меня какой-то испытующий взгляд. Я никак особо не отреагировал.



— И вот теперь… — продолжил учитель, вернувшись к прежнему воодушевленному тону, — вооруженные этим новым опытом… Вы уже не будете так же беззаботны, как раньше, да? — жизнерадостно закончил он и прозвенел в колокольчик.



3.



Во время перемены, когда учитель вышел по каким-то своим делам, все сгрудились в центре класса, в районе парты бледного, но воинственно настроенного Крихтона и стали бурно обсуждать увиденное.



— Ведь он же явно говорил, что нам предстоит встреча с нашим первым чудовищем! — все никак не мог успокоиться тупица Джеймс. — Даже на той речи перед самым Испытанием. Зачем это было ему нужно? Да и это могло повлиять на само Испытание… Может быть, если бы не он, у нас были бы другие опыты…



— Пути учителя неисповедимы, — усмехнувшись, показал Ли. Единственный в классе парень, которого я пока не смог раскусить…

Я наблюдал за бесшумным галдежом одноклассников, сидя за партой и не принимая в их дискуссии участия. Проходивший мимо Дуглас бросил на меня какой-то вопросительный взгляд, словно удивляясь почему я, обычной такой активный, сижу себе спокойно на месте и молчу… а я вдруг снова остро почувствовал, что если раньше у меня оставалась небольшая надежда — иногда… я скорее играл в презрение к этим аристократам духа, то теперь… нас разделяла стена. Если бы хоть кто-то рассказал что-то подобное, похожее на мой опыт… у Таннена тоже было некое раздвоение, но это явно что-то другое… мне почему-то казалось, что его опыт может иметь довольно простой семейно-психологический подтекст…

Наблюдая за одноклассниками, я заметил, как Леа заботливо спросила у Дугласа, как он себя чувствует после своего Видения… Тут к ним подошел Тьен и, заметив, как Дуглас и Леа оба невольно бросили взгляд на белеющее в его темных волосах пятно, иронично усмехнулся. Было заметно, что ему все это даже нравится.

Таннен спросил Леа не покажет ли она ему потом рисунок того амулета на кожаном шнурке, — речь шла об амулете из ее видения, который передала ей во сне загадочная женщина, и который Леа собиралась зарисовать по памяти. Сказал, что ему было бы очень интересно взглянуть на него, и при этом немного смущенно посмотрел в сторону Дугласа. А Леа просто кивнула и пообещала обязательно показать рисунок… им обоим… Хотя, Дуглас об этом и не заикался.

Смешные ребята… Даже жаль их, ей богу.



Интересно, какой вообще процент учеников вообще заканчивает Школу? вдруг подумал я. Хотя, это, скорее всего закрытые данные…



В целом, пройденное испытание как будто бы сблизило всех одноклассников. Кроме меня, конечно. Они пожалуй, действительно, изменились… Не то чтобы это было слишком заметно, но, приглядевшись к каждому, я отмечал что-то новенькое. Мальчишки теперь походили на солдат-новобранцев, впервые понюхавших пороху, но вернувшихся домой, в общем-то, с победой. Многие даже, казалось, гордились пережитым… Хотя, чем там было гордиться? Разве, что тем, что первое серьезное Испытание осталось позади…

Девочки, казалось, стали спокойнее и как-то взрослее что ли. У них, как обычно, все происходило по-другому, чем у парней…



А меня вот испытание ни с кем не сблизило. И я сильно сомневался, что могу откровенно поделиться пережитым опытом. Учитель — точно отпадал… Кто-то из наставников? Вряд ли… Да и как бы это могло происходить? Здравствуйте, Мастер Ненасилия, — вообразил я, как подхожу к той женщине с серебряными нитями в темных волосах, — во время испытания я столкнулся с некой сущностью в себе, про которую… немного сомневаюсь — уж не чудовище ли она? Потому как я, знаете ли, сын Низкорожденного, который, каким-то образом умудряется успешно занимается закрытыми и вроде как недоступными для подобных э-э… неполноценных людей практиками…



Я отрывисто рассмеялся своим невеселым мыслям и поймал на себе удивленный взгляд стоявшей неподалеку и о чем-то беседовавшей с девочками Эйд…



Вздохнув, я достал из вещмешка первую попавшуюся книгу и стал делать вид, что читаю.



4.



Могут ли у Низкорожденных быть нормальные дети? — в который раз спрашивал я себя, притворяясь что читаю книгу… это, кстати, были труды Кеплера, взятые в библиотеке. Всего пару дней назад меня очень захватило сочинение этого незаурядного ученого про снежные звездочки, что положило когда-то начало кристаллографии… Но сейчас мне было не до снежинок… Как вообще точно отличить горизонтала от нормала? Я вдруг понял, что не знаю ответа… Если он вообще существовал…

На улице тем временем пошел дождь. У нас в городе вообще часто шли дожди. Кое-кто из одноклассников считал, что мастера их каким-то образом специально вызывают. Чтобы гармонизировать атмосферу… Чушь, по-моему… Но… чтобы найти ответы на этот и все прочие мои вопросы мне нужно было продолжать учиться в Школе… Иначе… в общем, альтернатива меня не устраивала.



Следующим уроком шло естествознание. Его, как и почти все основные уроки, кроме метафизиологии, ремесла, танца и физкультуры вел наш классный наставник.

С сомнением посмотрев на мокнущие под дождем деревья, на которых уже начали появляться зеленые листочки, он начал:

— Как вы знаете, после зимнего Солнцестояния, наше Солнце начинает опускаться за горизонт с каждым разом все севернее. Люди давно заметили этот факт. Вы, конечно, слышали разные легенды об умирающих и воскресающих на третий день богах… — Он посмотрел на меня, но, поскольку я никак не реагировал — продолжил, — Думаю… раньше люди, пожалуй, более отчетливо ощущали свою связь с окружающем миром, с тем, что в Эпоху Кривляний легкомысленно называли «природой»… с Солнцем.

А вот интересно, что чувствуем мы сейчас, когда даже в нашей, так сказать, повседневной жизни, то и дело замечаем все эти грандиозные космологические явления вокруг?

Учитель взглянул на класс, посмотрел на Тьена и кивнул, адресуя ему вопрос.

Занятно, подумал я… Тьен стал немного увереннее в себе и учитель тут же на это отреагировал… может, это и есть проявление искусства у-вэй в повседневности?



На самом деле, я нередко просто любовался из окна моей комнаты тем, как Солнце погружается за горизонт, освещая напоследок Небесный океан… — поэтическим слогом начал Тьен Таннен, — но… как раз недавно, тоже заметил насколько оно сейчас — весной, сместилось к северу… И из-за этого известного, казалось бы, факта… вдруг остро ощутил, что все мы живем… в огромной вселенной… но, не совсем в той, в которой я жил когда-то в детстве — уютной и живой… а словно бы в модели Вселенной из учебников… И весь окружающий мир: жизнь, каким-то чудом зародившаяся на планете Земля… уже вернувшиеся стрижи, носящиеся в небе… люди, беззаботно гуляющие в парке — показались мне на фоне такого вот, искаженного, очень умственного восприятия даже не чудом, а чем-то… на грани Невозможного.

В том смысле, — смутился Тьен, — что уже за гранью Возможного. Того, что кажется возможным, когда пытаешься мыслить слишком рационально… Не знаю, как точнее передать это не очень приятное ощущение. Мне было бы гораздо проще представить себе какой-нибудь совсем другой мир. Где нет такой… банальной и одновременно такой невообразимой на фоне всего этого физического космоса вокруг Жизни… Где нет летающих в пустоте гигантских круглых небесных тел… Разве не странно, что мы живем именно в таком мире? Лично мне было бы, пожалуй, гораздо проще смириться со старой-доброй плывущей в космосе черепахой…



Таннен замолчал, кажется, решив, что не смог толком выразить свои чувства. Но, на самом деле, он неплохо выступил. Образно и точно… Про черепаху — так вообще отлично. Разве что странно, что с ним случилась такая «профессиональная деформация». Он вроде не слишком рубил в физике, я всегда считал его гуманитарием, и вдруг — на тебе… Разглядел насколько физичен наш мир… Себя я относил к технарям, поскольку мой отец… был инженером.

Единственное, что меня задело в этом его выступлении, это то, как Эйд его слушала. Так внимательно… И никаких тебе комментариев, этих ее умных и немного ехидных вопросов, которые она не стеснялась задавать, к примеру мне во время подобных выступлений…



— Да… — сказал учитель, кивнув. — Думаю, мы все тебя поняли. Очень даже неплохо, Тьен. Вполне зрелые и талантливые наблюдения… и самонаблюдения.

Учитель прошелся по коридору между партами, вернулся обратно, задумчиво остановился возле все такого же инертного меня, постоял, и вернулся назад к своему месту перед классом.



— Солнце — это наш центр мироздания, центр нашей системы, — сказал он, — вы вполне можете закрыть глаза и попробовать мысленно поместить себя… на место Солнца. Попробуйте… Вокруг вас вращается целая система планет. На одной из них даже есть жизнь. Это… прекрасно. Жизнь… она ведь слишком банальна и… невероятна, — подсказал бы нам Тьен… И, конечно же, Солнце… подарившее нам жизнь и продолжающее пестовать Ее, равномерно изливая свет (между прочим, с полным телесным углом в 4 Пи стерадиан), и отдавая его так щедро… совершенно справедливо почитали раньше, как божество. Ведь, как я сказал, люди тогда понимали несколько больше, чем наши дорогие современники, — закончил он с едва заметной иронией…



Я сидел с закрытыми глазами и, в очередной раз загипнотизированный речью учителя, представлял мир «глазами Солнца». Это было неожиданно и удивительно — вдруг поставить себя на место Солнца… освещать эту бесконечно простирающуюся тьму вокруг. Не пустую — ведь я был в центре нашей маленькой системы — этого… лишь небольшого закоулка летящей во вселенной вихревой галактики…

И было что-то успокаивающее в мысли о том, что Солнце щедро дарит тепло всему вокруг. Без каких-либо исключений. Без деления на нормалов и горизонталов. Под телесным углом в 4 Пи стерадиан.



— А теперь перейдем к звездам, — сказал учитель…



*

Раньше я, признаться, несколько опасался звезд, относился к ним с недоверием написал я (мы, как обычно, должны были записать свои мысли в конце урока). Не понимал, как ими можно любоваться, как это делали глуповато-наивные персонажи некоторых книг… Нередко я завороженно смотрел на эти холодные безумно далекие огоньки, стоя в небольшом сквере около дома… и они, да — казались мне таинственными и загадочными. Но… я бы скорее ожидал от них каких-то недобрых чудес… если вообще можно ожидать что-то… от чего-то столь далекого и холодного, и абсолютно безразличного по отношению к нашей жизни (интересно, уловит ли он тут намек?).

Но сейчас мне подумалось, что, возможно, я был не прав в своем отношении к звездам — этим далеким солнцам, что помогают возникать и существовать… островкам жизни во вселенной, синтезируя в своих недрах сложные атомы. Ведь на самом деле (как, я прочел в одной книге), молекулы моей правой руки состоят из атомов, рожденных в одной части галактики, а молекулы левой, быть может, — рождены в совсем другой…

Теперь я думаю, что внимательно оглянувшись вокруг, можно вдруг осознать, что мы — не какие-то сугубо биологические организмы, странным и невероятным с точки зрения науки образом возникшие в этой «физико-химической» Вселенной, а, скорее… естественная часть жизненного цикла звезд… галактик… Вселенной.

Еще меня несколько завораживает возникший в сознании образ некого Существа, возникающего под порывами ветра прямо на твоих глазах — из песка, звездной пыли и осенних листьев… Живого и обладающего сознанием. Возможно, по сути, мы сами и есть такое существо? И в этом все и дело? И это… весьма впечатляет… Получается, что даже внешне — на физическом грубом уровне, мы состоим из… Всего Вокруг (…а не только на некоем невидимом глазу тонком уровне, как в той аналогии из Вед — про волну и океан, символизирующей взаимосвязь между индивидуальным сознанием и непроявленным Абсолютом из которого оно возникает). Это дает чувство какой-то… умопомрачительной Сопричастности…



Atmano brahmane pratyaksha svarupa anubhavati parikshaka — написал я ниже на Дэванагари, пытаясь кратко, поскольку слабовато знал санскрит, передать следующую, показавшуюся мне итогом моих размышлений мысль:

Словно бы древний Атман (непроявленная Всецелостность) собрал себя из звездной пыли и зачарованно глядит вокруг в стремлении познать… себя же — в роли Брахмана (проявленной Всецелостности).



Я перечитал написанное, нахмурился, но все же сдал тетрадь. В конце концов, учеба должна идти своим чередом. Я тоже умею притворяться и играть роли… Ну, и я надеялся, что обожавший санскрит, учитель, оценит мои скромные попытки. В общем, я как обычно выкладывался как мог. Зарабатывал виртуальные очки… Работал за двоих.



5.



Следующим уроком шло Ремесло. Один из немногих нормальных уроков в этой Школе… Я сидел и перепаивал схему усилителя. Он у меня никак не хотел работать. Я отпаял маленький полярный конденсатор, который не притворялся ничем другим… не делал вид, что он — транзистор или сопротивление. И не пытался внушить мне, что где-то там живут чудовища… Он просто делал свое дело, если мог, конечно… Спалил я его что ли? Поднявшись из-за парты, я отправился в конец класса к ящикам с радиодеталями…

Одноклассники занимались какой-то чепухой. Сидевший неподалеку Таннен рисовал черной тушью какой-то комикс. Пока у него было готово всего четыре картинки. На первой стояла тень человека, затем она падала на колени и, на последних двух картинках, из ее груди, расширяющейся воронкой, вылетали черные птицы… Интересно, подумал я, — и как они оказались у человека внутри?

Дуглас, который сидел слева, через проход, посмотрел на то, что нарисовал Тьен и показал тому большой палец — «здорово»! Сам он, казалось, опять не мог определиться, чем бы ему таким заняться и то писал какие-то строчки, которые тут же зачеркивал, то тоже пытался что-то рисовать… По-моему, этот парень себя сильно недооценивал. На мой взгляд, когда он что-то доводил до конца… выходило весьма неплохо.

Подойдя к шкафу, я не удержался и все-таки посмотрел на свое отражение в его стеклянной дверце. Ничего особенного. Мое обычное лицо.

Я нашел новый конденсатор емкостью в 1 микрофарад и вернулся на место. Заметил, что Дуглас опять смял листок с каким-то рисунком… Как-то раз я незаметно вытащил из урны такой же скомканный листок, который он выбросил, выходя из класса. Там обнаружилось весьма позабавившее меня письмо фокуснику 20-го века Дэвиду Копперфильду… Интересно, что у него там было на этот раз?

Покидая после звонка колокольчика класс последним — я намеренно долго возился с печатной платой, — я бросил взгляд на едва заметный глазок камеры на стене в конце класса, присел на корточки у урны и, сделав вид, что завязываю шнурки, выудил-таки смятый листок Дуга из урны. Сунув его в вещмешок, я выпрямился и вышел в коридор.



*

После Ремесла остававшиеся на сегодня уроки неожиданно отменили и нас вновь собрали в холле третьего этажа Школы. Свозь высокие окна уже во всю светило солнце. Настроение у одноклассников было приподнятым. Хотя некоторые все же нет-нет, да косились на ту самую дверь. Еще бы… еще вчера им казалось, что она ведет прямо к чудовищам. А по-моему… она до сих пор к ним вела.

Ученики из параллельного класса тоже были здесь, они даже уже успели выстроиться в линию, готовые к церемонии, но, пока не появился директор, продолжали активно общаться с помощью знаков. Выглядели они какими-то даже чересчур радостными. И вдруг я заметил среди них живого и невредимого, улыбающегося ученикам темноглазого рыжего наставника. Так он, значит, вернулся! Не погиб и не стал одним из Пациентов Башни Печали, как, из-за кем-то пущенных слухов, предполагали почти все мы.

Кем-то пущенных… Ловко же они это все разыграли, подумал я и отвернулся от этой душераздирающей картины.

Наконец, в холле появился директор в белой маске и произнес короткую речь. Сказал, что мы прошли свое первое непростое и важное испытание, что мы теперь повзрослели… и все такое прочее — стандартная пустая болтовня… А потом нам раздали какие-то плетеные белые ниточки и попросили повязать их на запястья друг другу. Мальчишкам на правую руку, девочкам — на левую… Я вдруг вспомнил, что часто видел у старшеклассников на запястьях целые плетеные браслеты… вроде тех, что когда-то носили всякие там хиппи — из нитей разного цвета. У кого-то нитей было много, у других — лишь несколько. Так вот в чем оказывается дело…

Среди одноклассников возник прямо-таки ажиотаж. Каждому вдруг захотелось, чтобы ему повязал эту нитку особый человек. Да и я признаться, стал посматривать в сторону Эйд. Она же, как я сразу понял, искала глазами Таннена. Тот в свою очередь выжидающе смотрел на Леа, которая… направлялась в сторону Дугласа.

В итоге, Леа решительно взяла Дугласа за руку и отвела его в сторону, к высоким окнам холла. Эйд проделала почти такие же манипуляции с Тьеном. А я… так и стоял среди разбивающихся на пары одноклассников с этой нелепой белой ниткой в руках, размышляя, удастся ли мне повязать ее самому себе с помощью левой руки и зубов… Нет, не удастся, опомнился я, швы, конечно же, помешают… Неподалеку от меня стояла тоже несколько растерянная норвежка… и к ней уже направлялся этот тугодум Лайне. Я вздохнул и сделал шаг к новенькой.

— Позволишь? — показал я, заглянув в ее серые глаза. Они… оказались неожиданно спокойными.

Она без колебаний кивнула мне, и я аккуратно завязал белую нитку вокруг ее левого запястья, от него едва уловимо пахло чем-то очень приятным. Наверное, каким-то дорогим средством для умывания, подумал я. Она проделала то же самое с моей правой рукой.

— Теперь мы обучены, — показал я неожиданно для себя, не удержавшись от столь банальной шутки.

Она бросила на меня удивленный и чуть озадаченный взгляд. Но тут же улыбнулась, поняв, что я просто пошутил. Улыбка у нее, честно говоря, была… славной.



*

После церемонии с нитью я зашел в библиотеку, взял кое-какие книги и вернул дочитанную книгу Эрвина Шредингера, написанную еще в сороковых годах прошлого века, которую брал на днях. Домой я пошел как обычно срезав путь через Парк. Градус настроения отчего-то несколько повысился. Неужели из-за новенькой? подумал я. Она ведь была совсем из другого мира… Да и к тому же… нравилась Дугласу.



В тенистом и наиболее отдаленном от оживленной части города уголке парка, через который я частенько ходил домой, неподвижно сидела фигура в лохмотьях. Я даже чуть вздрогнул, когда заметил, что Он смотрит на меня из тени своими светлыми, почти белыми глазами. Отбеливают они их что ли, подумал я с усмешкой, чтобы скрыть охватившее меня дурацкое смущение.

Отвергнувший, как обычно был облачен в какие-то грязные тряпки, едва прикрывавшие его загорелое жилистое тело. Вообще-то, я давно их не видел… этих самых странных из парапсихов, которые после Эпидемии зашли дальше всех — отвергнув вообще Все. Выражалось это, правда, просто в том, что они сидели на улице, практически, в любое время года с вечно пустой чашкой для подаяний. Выглядели они довольно отталкивающе — худые и оборванные, единственное, что делало их немного занятными, помимо притягательной для меня репутации, конечно, — это отросшие всклокоченные копны немытых волос и белые глаза с черными булавками зрачков. Впрочем, я подозревал, что они могут просто носить линзы.



Я проходил совсем рядом с ним, когда Отвергнувший показал мне на свою пустую чашку. Просит денег, подумал я и, достав посеребренную монетку, кинул ее в чашку. Он неожиданно поймал ее на лету, показал мне, что монетка лежит в его ладони, затем сжал кулак и, вновь открыл руку. Монетка исчезла. Занятно, подумал я, а он опять показал на все такую же пустую чашку.

Немного посомневавшись, я все же решил, что знание и опыт дороже и достал бумажку в 1 рам. Узкие зрачки посмотрели на меня, потом на бумажку. Я протянул ее вперед, и он ловким плавным движением выхватил у меня купюру. Сжал ее в кулаке и… дунул в него… разжал смуглый кулак. Его ладонь опять была пуста.

Я посмотрел на землю вокруг — моего рама там не было. Никаких широких рукавов у Отвергнувшего тоже не было. Этот фокус уже сложнее, чем с монеткой, решил я.

— Как ты это сделал? — показал я.

— Что? — показал он знак вопроса.

— Заставил купюру исчезнуть. Про монетку понятно… зажал ее между пальцами…

— Я ничего не делал с твоими деньгами, — показал он. — Я сделал кое-что тут и, неожиданно протянув руку, он почти коснулся моего лба своей грязной худой рукой. Я непроизвольно отшатнулся, но подавив первый порыв уйти, остался на месте.

— И что ты сделал тут? — спросил я, коснувшись лба.

Он вдруг закашлялся… продолжалось это довольно долго, и я уже хотел уходить, когда понял, что он смеется.

— А ты любопытный, — показал он.

Я вздохнул.

— Жизнь заставляет, — показал я, и он неожиданно улыбнулся, обнажив на удивление белые зубы.

— Я лишь поиграл немного с твоим умом, — показал он. И вдруг… замер в абсолютной неподвижности, остановились даже его глаза, глядящие теперь в пустоту перед собой.

Я пару раз нерешительно помахал рукой перед его странными глазами, постоял там еще немного — он больше ни на что не реагировал. И я пошел домой, размышляя по пути домой о том, что в случае чего… можно будет попробовать податься в Отвергнувшие. Другие секты Круга, правда, их презирали. Мастера Пустоты за позицию невмешательства в общем деле Круга по борьбе с чудовищами… Отвергнувшие ведь исповедовали философию, напоминавшую послание тех трех китайских обезьянок: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу… А глуповатые Неслышащие, к примеру, вообще считали Отвергнувших чуть ли не агентами чудовищ… Но мне вдруг подумалось, что возможно Отвергнувшие знают про чудовищ гораздо больше, чем Мастера классических Школ Круга, и уж точно больше, чем какие-нибудь Неслышащие…



Интересно, думал я, шагая по тротуару, он прямо так и зайдет с моими деньгами в первый попавшийся магазин и купит на них ужин? У меня самого денег на ужин теперь не оставалось, но дома еще были запасы пасты в холодильнике, да и какой-нибудь мисо-суп я могу без проблем сварить, если потребуется. Я вообще привык к самостоятельности…



Я шел домой вдоль шелестящих под порывами ветра деревьев и мечтал о том, как закончу Школу, приеду к отцу и скажу ему: зря ты пошел на уступки и выполнил все мамины требования. Я бы обменял все эти годы в Школе Круга на время, проведенное с тобой. А он скажет: но сынок, ведь я всего лишь Низкорожденный, в то время как твоя мама — признанный Мастер, профессор университета Круга… что я мог бы тебе дать… А я скажу: я с отличием закончил школу Круга и могу тебя заверить, что ты гораздо более замечательный человек, чем все эти так называемые нормалы. Это им нечего мне дать…

Но как же… чудовища… — нерешительно добавит он. — Люди Круга ведь не просто так делают то, что они делают…

Люди Круга и есть эти самые чудовища, — скажу я и расскажу ему как они манипулируют детьми чтобы превратить их в будущих солдат — пешек Круга… и про то, как я обнаружил скрытые камеры в классах… Или как однажды наблюдал нашего учителя уничтожающего взглядом какую-то женщину из Низкорожденных. Та по глупости пришла в Школу жаловаться на то, что ее сынка побил его ученик. Он тогда просто посмотрел на нее, и она вдруг утратила весь свой апломб, замолчала и как-то спиной попятилась к дверям… Я как раз приоткрыл дверь в учительскую, чтобы спросить у него кое-что про древних толтеков… Вид у той женщины был совершенно убитый. Она потом даже не сразу поняла в какую ей сторону идти в коридоре.

Про толтеков я так и не спросил. Да и в учительскую с тех пор перестал ходить.



*

Вечером я вдруг вспомнил про Дугласов скомканный листок, выуженный мной из урны. Достал его из школьного мешка и развернул.

Там были короткие надписи, сделанные немного отличающимся почерком, наброски чьих-то лиц с удивительно точно схваченными выражениями и еще густо зачеркнутые стихи. Надписи, как и рисунки, мне очень понравились:



«Между нами определенно было что-то общее. Я был тем, кому нравилась она, а она — той, что нравилась мне».

«Поскольку трехмерное пространство искривляется в четвертом измерении некоторые простофили до сих пор ничего не заметили».

«- вот твой зонтик, Человек дождя!»

«Сейчас вылетит птичка. Но она… никогда не вернется обратно».



А на другой стороне листка я обнаружил еще один рисунок, изображавший безвольно висящую на нитях марионетку, и грубую крестовину в пустоте над ней.



6.



В начале двадцать первого века ученые… кажется, это были британцы, — произнес учитель, — провели исследование, которое показывало, что уровень IQ в обществе падает. «Человечество становится глупее?» — спросили себя эти ученые и принялись за более подробные исследования. Но, как это часто бывает в социальных науках, в итоге, ни к чему толком не пришли. Ясно было лишь одно, раньше — весь XX век уровень IQ населения нашей планеты рос… Этот феномен даже получил официальное название «эффект Флинна»… Но вот на рубеже двадцатого и двадцать первого веков, начиная, скажем, с 1979 года, IQ стал заметно понижаться. Причем, если рос он в среднем на 3 балла, то понижался на 7 баллов за каждое поколение… Кто-то из ученых, конечно, написал о том, что тесты IQ не дают полной картины, и что существуют разные формы мышления… но, это все были благоглупости. Ты либо способен решать дифференциальные уравнения, либо — нет… IQ человечества медленно и неуклонно падал и это падение продолжается и сейчас.



Ничего себе, подумал я. Я впервые слышал об этом… Упустил такой факт, надо же…



— А разве… горизонталов это не заботит? — спросил вдруг Дуглас, не так уж часто задававший вопросы на уроках, видимо, его это тема с IQ тоже задела. — Они же… доверяют научным исследованиям?..



— Наверное, слегка заботит, — ответил учитель. — Небольшую горстку людей. Но… предвосхищая ваши вопросы сразу отмечу, что их ученые никак не связывают данный феномен с влиянием… чудовищ. Считают очередной случайно флуктуацией, небольшим отклонением… И учитель иронически, но совсем невесело улыбнулся.



— Наши ученые, конечно же, заинтересовались этим замеченным горизонталами падением коэффициента интеллекта, — продолжил он, — и, подойдя к делу гораздо более обстоятельно, в том числе, подключив к работе Искателей и… других Мастеров… Обнаружили намеки на нечто гораздо более грандиозное и… обескураживающее. Похоже, что рост и падение IQ в двадцатом веке были лишь небольшой флюктуацией, в цепочке таких же. На самом же деле, имело место громадное по протяженности… занимающее много-много тысячелетий падение важнейших умственных характеристик человечества. Снижался не только IQ: в людях Земли оставалось все меньше праведности, все меньше доброты и милосердия, простоты сердца… Все меньше счастья.

Он начертил на доске кривую, похожую на правую часть волны, разрезанной примерно пополам. Перед основной крупной волной бежали на порядок меньшие волны — предвестники. Учитель проставил даты: далеко справа на оси оХ учитель поставил засечку и написал — 2000 г. А в нуле, где пересекались оси, и где кривая достигала своего максимума, поставил тильду — знак «порядка» и написал цифру 2 000 000 лет до н. э. Под волной он написал: «Сатья Юга, соотв. также Золотому веку греч. и рим. мифологии». А над волной написал: «Высокий IQ, праведность, счастье и т.п.».

— В общем, как-то так, — сказал он и отложил электронную ручку. — Примерно к концу двадцатого века значение функции «качества ума» достигло минимума и все с чем имеем дело с тех пор — лишь небольшие флуктуации этой функции. Даже горизонталы смутно почувствовали, что что-то идет не так, вспомнив в начале 2000-х о «Конце света» и тому подобных вещах… Как обычно, это отразилось в художественных фильмах, снятых чтобы развлечь скучающего и… как мы теперь знаем, туповатого зрителя… Ну, а потом случилась… то, что случилось… Так называемая Эпидемия.



Ничего себе… миллионы лет, подумал я. Как-то это… слишком долго… И, конечно же, вряд ли доказуемо…



— В отличие от горизонталов, мы весьма серьезно относимся к мифологии, — продолжил учитель, словно отвечая на мои мысли. Особенно к Ведическим текстам. Недаром почти все вы изучаете классический санскрит, а так же древнегреческий и прочие «мертвые» языки… как и мифы и легенды народов мира. Наши исследователи с помощью Искателей, уже не первый год заняты поисками древних артефактов и восстановления Истиной истории человечества. Ведь… в случае, горизонталов ни о какой истине говорить не приходится. Как можно верить их учебникам истории, если они зачастую врут даже о том… что произошло буквально вчера? Я не буду углубляться в это, можете сами как-нибудь почитать их новости на новостных сайтах разных стран. Почти каждое событие трактуется совершенно по-разному, в зависимости от политических, денежных и прочих интересов. Это и неудивительно. — Учитель постучал ручкой по доске, напоминая нам о кривой. — Только не читайте слишком много… — с прежней невеселой улыбкой, добавил он.



Ну да, ну да, невесело подумал я, не повредите случайно свои чувствительные головки, юные просветленные…



— К сожалению, очень сложно найти следы развитой цивилизации, существовавшей на Земле миллионы лет назад… — продолжил учитель, немного помолчав. — Ведь за такой период времени изменяются даже очертания материков… с этим согласны и ученые горизонталов, например, авторы так называемой «Силурианской гипотезы» — привет Доктору Кто, — невесело усмехнулся учитель. — Эта гипотеза из одной статьи начала нашего века, говорящая о том, что спустя миллионы лет на любой планете, из-за ее природной (литосферной и прочей) непрерывной деятельности вряд ли возможно будет обнаружить следы даже технологически очень развитой цивилизации… Все эти огромные небоскребы… просто растворятся в недрах планеты. Исчезнут без остатка… Что уж тут говорить о Цивилизации, которая, как мы предполагаем, жила в гармонии и балансе с Природой. В Ведах говорится, что во времена правления Рамы… никто не страдал. Думаю… в те времена не было всех этих шумных и загрязняющих воздух выхлопными газами автомобилей, работающих на украденном из недров земли топливе, огромных многоквартирных домов с парадоксально низкими потолками, ядерных боеголовок и прочего подобного… добра, которым так гордятся горизонталы… Но, несмотря на отсутствие… материальных доказательств, мы… то есть, люди с более-менее полными способностями, уверены, что когда-то на нашей Земле обитали гораздо более достойные существа, чем сейчас. И наша задача, задача людей Круга, которая постепенно ложится и на ваши хрупкие плечи… постараться, хотя бы отчасти… вернуть Сатья Югу. Вернуть… самих себя.



Учитель посмотрел на нас и вдруг как-то смущенно улыбнулся.



— Кажется, я вывалил на вас слишком много новой информации. На сегодня этого достаточно.



*

Как же так, подумал я, выходит, что и парапсихи — не совсем полноценные люди!? По сравнению с теми праведными людьми, якобы жившими во время Золотого века… На рисунке, изображенном учителем на доске, значения функции в точках, соответствующих Сатья-Юге и 2000-му году отличались чуть ли не на порядок… Это была новая для меня информация, которую стоило тщательно обдумать…

Я сидел за своей партой, думал о том, что могло произойти на Земле за пару миллионов лет и смотрел на бессмысленно слоняющихся между рядами и болтающих на языке жестов о том о сем одноклассников. Некоторые, правда, все же оставались на месте и занимались чем-то более или менее осмысленным. Эйд с головой ушла в свои электронные конспекты. Таннен рисовал продолжение своего странного комикса, а Дуглас… просто сидел за партой с задумчивым и озадаченным видом.

Прямо за ним сидела новенькая и читала знакомую мне по обложке Бхагавад-Гиту в переводе одного из Мастеров Пустоты. Выражение лица у нее было слегка удивленное, как будто она никак не могла взять в толк — всерьез это все или — какая-то грандиозная шутка… У нас этого никогда точно не знаешь, подумал я с горькой иронией. Впрочем, как бы то ни было, а в Традиции Школ Круга всерьез уважали и почитали Лорда Кришну. Никаких тебе оговорок, что все это, возможно, мифы или сказки. «Будь без трех гун» и все тут. «Установившись в йоге, совершай действия» — и никак иначе.

Сам не зная отчего, глядя на новенькую, старательно пытающуюся читать Гиту, я едва заметно улыбнулся краешком зашитого рта.



*

Следующий урок, как выразился учитель, был разгрузочным.

— Когда у нас был последний урок по геологии? — неожиданно спросил он Эйд, единственную, кто более-менее упорядоченно конспектировал все уроки. Вообще-то, это считалось необязательным и я никогда ничего не записывал — тренировал память, а одноклассники… на мой взгляд, просто ленились. Спроси сейчас учитель Крихтона или Лайне о том, что они думают о Карибском кризисе — вряд ли они смогут ответить что-либо вразумительное… Их высочества, конечно же, выше всех этих глупых дрязг Низкорожденных времен Эпохи Кривляний…

Эйд довольно долго что-то искала в планшете, и наконец, сказала, что по биологии у нас в этом году было 7 занятий… а по геологии… Вообще ни одного не было.

— Ну и дела, — учитель казался искренне обескураженным. — Мы ужасно отстаем по биологии… то есть, геологии… — Он, конечно же, играл на публику. Это даже не было полноценной маской… Да и, честно говоря, было забавно… Наставник вообще, кажется, не слишком различал эти предметы, точнее, видимо, не считал нужным это делать: биология, география, геология и другие подобные предметы преподавались у нас смешанными в некое эклектичное целое и нередко проходили в несколько комическом ключе.

Помню, на одном из таких занятий он начал довольно уморительно рассказывать про китов, решивших, в результате эволюционного процесса вернуться обратно в океан. К этому времени у них были такие… коротенькие лапки… — показывал учитель. — И вот, эти благородные, но неторопливые и слишком спокойные для всего этого мельтешения, свойственного суше, существа, вышли на них к берегу бескрайнего Океана и, оглянувшись на прощание на заросшие огромными папоротниками доисторические джунгли, решительно вступили в воду. И не ошиблись — обретя безопасный дом на долгое-долгое время… — Затем история сменила тональность:

Но… через миллионы лет, развившие к этому времени некоторый интеллект и научившиеся строить корабли, бывшие человекообразные обезьяны… настигли этих благородных млекопитающих и в воде. Они втыкали в них гарпуны, запасались китовым усом, мясом и жиром, в общем… творили свои черные дела…

А киты… молча все это сносили. Лишь у некоторых из них, особо чувствительных, из-за всего этого зла, причинённого маленькими обезьянами их родным и любимым развивалась депрессия… и такие особи стали иногда выбрасываться на берег, где медленно… умирали от голода и тоски. Впрочем, обычно их забивали насмерть раньше…

Такой вот, в интерпретации учителя, была история о возвращении китов в океан. Глупость, наверное, но меня эта история задела… Я понимал, что как раз это ему от нас и нужно. Но все-таки… он очень неплохой лицедей.



На этот раз учитель рассказал об окаменелостях. Оказывается, они представляли собой совсем не то, что я думал! Никогда не задумываясь над этим вопросом, я считал, что нечто — какие-то, скажем, трупы древних животных просто хранятся как мумии, запечатанные где-то в геологических пластах, до тех пор, пока их не откапывают какие-нибудь палеонтологи. А оказалось-то, что все происходит не так. Лежащие в почве останки постепенно замещаются минералами — кальцитом и прочими… При этом форма останков сохраняется, поскольку процесс минерализации происходит очень медленно. Но сохраняются слепки только твердых частей организмов, например, — костей, зубов, хитиновых панцирей и раковин. Мягкие ткани разлагаются быстро и не успевают заместиться минеральным веществом… В итоге, вместо доисторической ракушки мы находим как бы ее гипсовый слепок…. Очередное мини открытие о нашем чудесном мире.

— Так что, — усмехнулся учитель, — вовсе не люди изобрели… все эти памятники. Они просто в очередной раз украли идею у природы и… извратили ее на свой вкус. Но… не стоит расстраиваться… В итоге, Природа все же победит, — оптимистично закончил учитель, видимо, подразумевая полное вымирание человечества в отдаленном или не очень будущем. И, прозвонив в колокольчик, он завершил очередной коротенький урок геологии.



*

Вечером я опять пошел домой через парк, но Отвергнувшего там на этот раз не обнаружилось. Я достал из кармана новую купюру с надписью «honestus commutationem non lucrum» и, аккуратно сложив ее гармошкой, слегка сжал в кулаке и попытался проверить — можно ли, дунув в кулак, не слишком заметно выдуть оттуда купюру. Примерно, как снаряд из духовой трубки австралийских аборигенов… Оказалось, что выходит ужасно заметно.



«Я сделал кое-что тут…» — сказал Отвергнувший, и указал на мой лоб.

Я вздохнул и решил отложить разгадку этого фокуса на… неопределенное время.



7.



Мне снилось, что я неподвижно сижу в темноте в какой-то пустой комнате и просто жду. Не имея никакого понятия о том, чего именно я жду. И в этом сне мне отчего-то казалось, что все это время я был лишь марионеткой, воображавшей, что она живет некой собственной жизнью — ходит в школу, переживает о своем происхождении, читает книжки… Но, вскоре ее снимут с полки и начнут дергать за нити, возможно, просто для того чтобы посмотреть, что из этого выйдет… А возможно, еще для чего-то… И тут мое тело, действительно, дернулась, и я, ударившись костяшками левой руки о стену… проснулся.



*

На длинной перемене во время обеда я подсел со своим подносом к одиноко сидящему за столиком Дугласу и сразу перешел к делу.

— Привет… Я видел на ремесле, что ты рисовал марионетку.

Он, казалось, удивился моим словам, но кивнул утвердительно.

— Мне тут сегодня приснилось кое-что. Как будто я сижу в темной комнате и ощущаю себя… как раз такой марионеткой. Тебе случайно ничего похожего не снилось? — и я с надеждой посмотрел в его глаза.

— Да… — показал он, — снилось… кое-что… очень похожее.

— Ага… подхватил я, — а конечности не дергались?

Он подумал немного и кивнул:

— Кажется, дергались, да…

— И что ты про это думаешь?

— Ну… показал он. — Мне снилось такое перед Испытанием, я решил — просто кошмар. От волнения…

— А я вот подозреваю, что это может быть как-то связано… — я вздохнул и все-таки продолжил, — с чудовищами.

Дуглас посмотрел мне в глаза и грустно кивнул, соглашаясь.

— К учителю с этим идти мне не хочется, — показал я, — но есть и другой вариант.



И я рассказал ему про свой сомнительный план. Но другого у меня не было.

Немного подумав, он согласился. Хотя прямо-таки физически чувствовалось, как ему не хочется во все это ввязываться. Но напротив сидел я. Известный втягиватель невинных душ в неприятности. В классе давно все знали, что от меня сложно отвертеться…

Впрочем, Дуглас, надо отдать ему должное, особо и не пытался.