Икона

               
Вся жизнь Прасковьи Афанасьевны Прокоповой прошла в тяжёлых испытаниях, непосильном труде.
Завершившаяся война не принесла ей облегчения. С войны раненым вернулся муж Анисим. К двум уже рождённым сыновьям добавился третий. На руках у молодой ещё, красивой женщины оказались четверо мужиков, которых надо было поить, кормить, согревать теплом в долгие зимние вечера.
Маленькая, аккуратненькая, как в народе говорят, «вся в кучке», она была уважаема среди односельчан. Ей ничего так просто не давалось, только труд и труд что-то приносил в её дом.
Муж от ран и болезней рано умер. Любимый её сын Анатолий попал в Москве под трамвай и лишился ноги. Потом увлёкся наркотиками и умер. В Москве у другого сына родился мальчик, её внук. Она взяла два куска сала, зарубила двух гусей и с этими гостинцами  поехала в столицу проведать сына, невестку и внука.
В поезде она провела почти неделю. Была ранняя осень. Вся деревня уже вовсю копала картошку на личных огородах. Возвратившись, Прасковья увидела, что люди почти уже убрали огороды, и только её участок стоит нетронутый. Сразу с дороги она бросила в доме сумку, взяла три корзины, вилы  и быстро начала копать картошку. Солнце припекало как летом. Понимая, что ей рассчитывать не на кого, Прасковья копала и копала одну борозду за другой до самой темноты. Утром соседи нашли её мёртвой на картофельном поле.
Хоронила Прасковью вся деревня. Маленький тесовый гробик поставили на конную повозку и отвезли на сельское кладбище. Сыновья так и не приехали проводить мать в последний путь.
Подходили сорок дней со дня смерти. Решено было в нашей семье ехать в деревню всей семьёй. Отец только что перенёс сложнейшую операцию. Мама только перестала мучиться перепадами давления. Прикупив запас продуктов, два траурных венка, мы втроём сели в автобус и через два часа уже были в Пречистом.
До деревни, где жила тётя Прасковья, было ещё десять километров пути. Мы шли почти молча, каждый думал о своём, о жизни и смерти, ведь мы все ходим под Богом.
Подойдя к дому тёти, мы встретили сельских женщин, которые выходили и заходили в дом Прасковьи.
- Ой, Зина, как хорошо, что вы приехали! Мы так рады, да и Проска будет рада! Из близкой родни одни вы, - сказала соседка тётка Манька. – Проходите, проходите в дом. Мы уже почти всё приготовили к завтрашнему дню: мужики собрали по деревне столы, лавки и табуретки, мы, бабы, принесли посуду. Стёня выгнал самогонку, я зарубила, спалила двух гусей. Натушили картошки с гусями., напекли у Ганешки  пирогов. Будет чем помянуть.
Мать сказала, что мы тоже привезли готовый фарш на котлеты, колбасу, селёдку, хватит всего, Бог посылает полный стол на помин.
Перекусив с дороги, мы прошлись по двору Прасковьи. Всё тут нам было знакомо и дорого.
Утром почти вся деревня направилась на кладбище, за исключением тех, кто накрывал столы. Постояв ещё у свежей, не облегшейся могилы, повздыхали, поплакали, помянули и стайкой потянулись к дому Прасковьи. В доме царила суета: то надо было одно, то другое, то не хватало вилок, то стаканов, то ещё не готова была тушёная в печи картошка, то ещё что-то.
Мне казалось, а потом это подтвердила и моя мама, что вот сейчас тихонько скрипнет дверь, и войдёт тётя Прасковья и скажет:
- Ну, как у вас тут? Всё готово? Не суетитесь, всего хватит. Вон сколько наготовлено. Мань, а ты принесла свои пироги, какой же холодец без горячих картофельных пирогов?
Стали сходиться односельчане. Отец приглашал всех проходить в дом. Люди проходили и усаживались за столы, обрамлённые по всему периметру лавками и табуретками. Старушки, шамкая беззубыми ртами, пригубили кутью, стали накладывать себе на тарелки закуски.
- Наливайте, давайте помянем мою свояченицу, - сказал отец.
- Александрович, - сказала Верка, соседка, - а для чего тут маленькие стаканчики?
- Под водку, - сказал отец.
- Ты знаешь, мы как-то тут в деревне привыкли из больших стаканов пить, как-то надёжней и сподручней.
- Из больших, так из больших.
Отец взял в руки большой пузатый алюминиевый чайник и стал по кругу наполнять стаканы. Затем ещё раз. И ещё. Народ раскрепостился, стал разговорчивее. Закуски и водка быстро уходили со стола, но быстро пополнялись вновь.
Люди выходили на улицу: мужики покурить, бабы до дома, кто прогнать корову, кто ещё что-то успеть сделать по хозяйству.
Мне показалось, что после очередного застолья люди забыли, зачем они тут собрались. Стали звучать шутки, какие-то истории, совсем не относящиеся к сегодняшнему мероприятию.
К вечеру немногочисленные односельчане стали потихоньку расходиться, а кто и расползаться по домам.
Уставшие за полный день, мы улеглись спать.
Утром я проснулся от звона посуды. Это мама с тёткой Манькой в трёх больших алюминиевых тазах перемывали посуду, столы. Мы должны были после обеда уезжать. Вся деревня должна была прийти на опохмелку и проводить нас. К десяти часам почти вся деревня уже сидела за столами. И всё пошло по новой. Захмелевшая Верка спросила у мамы:
- Зин, а вы что будете забирать из Проскиного дома?
- Ничего, - ответила мама.
- Как ничего?
- Просто так, у нас всё есть.
- А можно, мы что-либо возьмём?
- Берите.
И началось. Кто-то тащил перину, кто-то подушки, кто-то новую жакетку, валенки, чугунки и кастрюлю, подойник и маслобойку. Деду Петеньке достался топор. Пилу ухватить он не успел.
Спустя некоторое время в доме ещё стояла большая самодельная кровать с набитым сеном матрасом. Содержимое дома, которое копила и наживала Прасковья многие и многие годы, было растащено по домам.
К трём часам дня подъехал колёсный трактор с прицепом. Тракторист Николай Силуанов обещал нас довезти к автобусу в Пречистую.
- Дядь Коль, а как же ты поедешь, там же в Пречистой милиция?
- Да я вас высажу на окраине, а там сто метров вы дойдёте.
Мы стали собираться домой, складывать свои вещи в сумки. Мама беспокоилась, чтобы мы ничего тут не забыли, неизвестно, когда мы ещё сюда приедем, как распорядится судьба, как сложится жизнь.
- Ну вот, сынок, наверное, и всё, - сказала мама. Я стал подходить к порогу на выход, и вдруг меня как будто кто-то окликнул, позвал: «Постой, не уходи». Я остановился, повернулся, обвёл взглядом пустой по-сиротски дом и увидел в самом углу на куту маленькую чёрную закопчёную досточку – образок Николая Угодника.
- А можно, я возьму эту икону себе? – спросил я у мамы.
- Бери, пусть тебе будет память.
Мама достала чистое полотенце из сумки, я принёс с улицы небольшую деревянную колоду, стал на неё и осторожно снял икону с гвоздя.
Икона представляла собой маленькую дощечку, прокопчённую временем. Было видно, что её украшал оклад, от крепления которого остались маленькие, как точки, гвоздики.
Я завернул аккуратно икону в полотенце, положил запазуху. Мы сели в прицеп трактора, пахнущий силосом, травой и сеном. Через полтора часа сидели уже в автобусе, вёзшем нас домой.
Всю дорогу я ощущал какое-то необъяснимое тепло в области сердца, тепло и спокойствие расходились по всему телу. Отец уже в автобусе сказал:
- А может, Коль, и не надо было брать тебе эту икону? Столько боли и беды было в этом доме, кто знает, что она хранит и что знает.
- Не волнуйся, сынок, всё будет хорошо. Ты видишь, в последний момент, момент выхода из дома Господь позвал тебя к себе. Никого не позвал, никто не увидел эту икону, а тебя позвал к себе. Всё будет хорошо, поверь мне.
Прошло уже много лет. умерли мои родители. Я женился, вырастил сыновей, благословил их на службу в армии, на образование семей. И этот маленький, чуть больше моей ладони образок со мной. Я не знаю, кто перед ним молился, какие проблемы, горести и радости доверялись ему, сколько их было, из какого в какой дом переходила эта икона... Но сегодня она у меня. Спасибо Господу, спасибо Николаю Чудотворцу, что он не покидает меня, даёт мне силы, даёт уверенность в завтрашнем дне. Спасибо. Спасибо и тебе, Прасковья Афанасьевна, за науку жизни, за веру. За всё...