Небо рождено, чтобы быть голубым

- Они снова солгали, - произнёс мальчик, сильно хмурясь. Он смотрел наверх. Небо заволокло плотным слоем грозовых туч, и вот-вот должен был начаться сильный дождь.  А ведь все сми сообщали о хорошей погоде в Петербурге.

- Господи, ты серьёзно? – усмехнулся второй мальчик. Первый посмотрел на него своим хмурым взглядом. Он явно не понимал, что могло развеселить его собеседника.

- Ты смеешься надо мной? – взгляд его стал ещё более суровым.

-  Петр, - мягко произнёс второй, пытаясь успокоить своего друга. – Я смеюсь не над тобой. Меня просто веселит твоя злость к вечно врущим людям, предсказывающим погоду, - произнося эти слова, юноша улыбнулся ещё шире, а потом и вовсе рассмеялся.

Звали этого весёлого юношу Степаном. Он был несколько старше своего собеседника – это было сразу видно: очень высокий, худощавый, имел непропорционально длинные руки с тонкими пальцами, рыжие волосы, обрамляющие его тонкие черты лица и чуточку курносый нос с россыпью веснушек. Он был вовсе некрасив и вряд ли бы с него стали писали портреты, однако он имел то, чем другие похвастаться не могли - обаяние. Его красивый беззаботный смех, будто бы перезвон колокольчиков, и невероятно глубокие серые глаза помогали очаровывать любую публику, чего нельзя сказать о его друге.

Петр был угрюмым мальчиком десяти лет. Невысок, коренаст с совершенно обычным лицом сероватого цвета, которое не обрамляли роскошные кудри. Он носил исключительно короткие стрижки и ненавидел, когда волосы попадали на лицо – это неудобно при работе и учебе. Его карие глаза всегда смотрели вниз, руки за спиной или в карманах лимонного цвета куртки – единственного предмета, который имел цвет во всем, что он носил. Эту куртку ему когда-то подарила мать, прежде чем исчезла без следа. Именно поэтому он носил её практически не снимая. Именно поэтому же он не носил ничего ярче черного. Все соседи называли его маленьким взрослым, потому что он никогда не бегал с другими мальчишками во дворе, никогда не болтал по пустякам. Его речь состояла из коротких лаконичных предложений, которые вбирали в себя лишь самое главное – никаких разглагольствований о погоде, красоте или попросту просмотренном фильме. Ничего лишнего. Ничего и никогда.

Вопреки своему хмурому взгляду, Пётр быстро перенял хорошее расположение духа своего друга, хоть и не хотел этого показывать. Он больше не смотрел со злобой на хмурое небо, не жмурился и не пыхтел, как он это делал обычно, когда ветер сносил капли дождя ему в лицо. Он даже не возникал по поводу безнадёжно мокрой одежды и тем, что он может замёрзнуть и слечь с очень заразной простудой. Пётр просто шёл и слушал своего лучшего друга – тот с улыбкой на лице рассказывал о том, как он любит этот ужасно дождливый Петербург и в чём же состоит шарм этого города.
 
- И в чём же? – подходя к парадной своего дома, произнёс Пётр.

- В цвете, - произнёс Степан, махнул рукой своему другу и зашагал в противоположную сторону.

Петр поднялся на пятый этаж, отворил дверь, которая никогда не закрывалась на замок, и вошёл внутрь квартиры. Там его встретил запах гари и дым – бабушка вновь что-то поставила на плиту и заснула. Быстро смахнув обувь с ног, мальчик побежал на кухню и начал устранять все следы происшествия, чтобы, когда бабушка проснулась, она не сильно переживала из-за этого. От едкого запаха не удалось избавиться быстро, и Петр старался делать всё практически бесшумно, чтобы не разбудить пожилую женщину в соседней комнате. Когда с уборкой было покончено, он позволил себе открыть дверь спальни бабушки. Телевизор включен, на столе остатки ужина в виде немытой посуды, а бабушка мерно посапывает на своём диване. Мальчик укрыл ее пледом, собрал всю посуду и убрал ее. После всех манипуляций с уборкой он всё-таки стянул свою любимую куртку с плеч и зашел в свою спальню. Рухнув на кровать, он заснул беспокойным сном.

Проснулся Петр, как обычно, рано утром. Быстро собрался, позавтракал и ушёл из дома, пока бабушка ещё не успела проснуться – иначе бы он вообще не смог выбраться из квартиры. Она была пожилой женщиной – ей было около семидесяти лет. Обожала музыку, практически всю жизнь жила только ей. В молодости она мечтала стать артисткой мировой величины, и у неё были великие задатки для этого: она обладала прекрасным голосом, привлекательной внешностью и, что ни маловажно, у её отца были связи. Однако мечты о славе разрушились вместе с потерей голоса на нервной почве – погиб дедушка Петра. Вскоре родилась его мать, но это не спасло молодую певицу от депрессии. Она мало интересовалась своей дочерью, потому как малышка была слишком сильно похожа на неё саму, и не унаследовала ни одной черты отца.

Старость не пощадила её. Она одрябла, заработала кучу хронических болезней, её когда-то красивое лицо было изрезано глубокими морщинами, а голос ужасно осип, но она упорно не хотела замечать этого. Она вставала рано утром, проводила свой ежедневный утренний ритуал, состоящий из душа, переодевания в более красивую пижаму и легкого макияжа. Так она начала делать, когда стала жить вместе со своим единственным любимым мужчиной. Так она продолжала делать и теперь, спустя практически пятьдесят лет, в память о нём. А потом она вновь ложилась на постель. Ложилась на спину, красиво укладывала голову на подушку, смыкала руки в замок на животе и вновь погружалась в беспокойный сон. Свой день она проводила обычно у телевизора или у соседки. Изредка прерывала свои излюбленные занятия беседой с внуком. Каждая такая беседа заключалась в постоянных упреках в его сторону. Нельзя сказать, что она не любила мальчишку. Она просто винила его в том, что последние годы своей жизни ей приходится коротать в маленькой двухкомнатной квартире, где каждый сантиметр напоминал о прошлой жизни.

Петр же четко понимал, что бабушкину любовь ему не заслужить, и просто старался как можно реже попадаться ей на глаза. Ему это удавалось довольно просто: рано утром в школу, потом в музыкальную школу(туда он записался, когда ещё мечтал заручиться любовью этой женщины), потом он шёл заниматься к своему не успевающему однокласснику, где сам тоже делал уроки. И только после этого начиналась его жизнь. Маленькая, ничем не примечательная жизнь десятилетнего мальчика заключалась в постоянных прогулках по улицам Петербурга с его единственным другом – Степаном.

Никто из них двоих точно не сможет ответить на вопрос, как они познакомились. Этот момент не отличался от других, не отложился в памяти мальчиков. Просто однажды они поняли, что болтаются по старым дворам Петербурга и непринуждённо болтают. Для Степана это было совершенно нормально, он довольно общительный молодой человек, но вот Петр воспринял это близко к сердцу и тут же записал новоиспеченного знакомого в лучшие друзья.


Погода в этот весенний день радовала: светило столь редкое в Петербургских реалиях солнце. Петр вышел из парадной и тут же поднял взор к небу. Лучи согрели его щеки, но мальчик не расплылся в улыбке – он не доверял этому солнцу, потому что прекрасно знал, что оно может так же быстро уйти в небытие и остаться там навсегда. Он быстро побрёл прочь со двора, вышел на знакомую и любимую улицу и побрел прямиком к тому месту, где они встречались со Степаном каждый день.
Это был узенький проход между двумя домами – серым я жёлтым. Если вы просто прогуливаетесь по улице, вы вряд ли заметите его, да и вообще маловероятно, что когда-нибудь вам удастся забрести в этот унылый спальный район, и уж тем более маловероятно, что вы заметите это небольшую щель между двумя зданиями. Когда, Петр доходит до своего любимого желтого дома, он зажимает нос и заворачивает в проход – там всегда валяется куча битого стекла и пахнет мочой и алкоголем. Там его уже ждёт Степан, облокотившись о стену.

- Наконец-то, - весело сказал он и протянул руку для рукопожатия. – Я уже думал идти без тебя.

- Куда идти? – нахмурился Петр в ответ на неизменную улыбку своего приятеля.

- Я слышал, сегодня будет проходить ярмарка. И если мы так и будем тут стоять, то опоздаем, - нетерпеливо произнёс старший и двинулся прочь из вонючего прохода. Петр молча поплёлся за ним.


- Ну и что за ярмарка? – позднее, когда они уже были довольно далеко от места их встречи, всё же спросил Петр. Он не особо любил места большого скопления людей, да и желания шататься меж ларьков с различными ненужными вещицами у него тоже не было.

- Не знаю, - отмахнулся от вопроса Степан. – Я просто краем уха слышал что-то. Вполне может быть, что никакой ярмарки вовсе и нет, - развёл он руками и улыбнулся.

- Ну и зачем же мы тогда туда идём? – угрюмо произнес младший. Ветер, всю дорогу поддувавший его в спину, чуть поутих.

- Просто так. Может, там будет весело, а, может, и нет. Все лучше, чем во дворе торчать, - от этих слов Петр нахмурился ещё больше и уже хотел буркнуть что-то в ответ своему оппоненту, как тот тут же осёк его:

- Не бузи, дорогуша.

Петра возмутило такое обращение, но он не смел ничего сказать – слишком сильно был разозлён. Однако он продолжал идти за своим другом, хоть и кидая на него хмурый взгляд. Он никак не мог понять, как такой взрослый парень мог тратить своё время на такие глупые походы на ярмарки, концерты и прочие вещи. Они постоянно забирались на крыши домов, рисовали на стенах, ходили в гости к практически незнакомым людям, посещали различные ярмарки и митинги, встречи. Петр никогда не был за, но и против он никогда не был. Он каждый раз шёл плечом к плечу со своим другом, боясь отстать хоть на шаг. Он видел в этом неказистом рыжем пареньке свой билет в цветную и яркую жизнь. Именно поэтому он пошёл за ним и в этот раз. Хотя сегодня что-то пошло иначе – мальчик согласился быстрее обычного. Он ещё дома решил для себя, что согласиться на любую авантюру, но не смог удержаться от привычного ворчания.

Улицы прекрасного Петербурга провожали двух друзей серыми взглядами. Железобетонное величие этого города исчезало, и на его месте оставался лишь запах застарелого чая и коммунальных квартир, разносившийся от стен каждого старого дома. Оба мальчика с наслаждением дышали этим воздухом. Они вдыхали полной грудью и спокойно выдыхали – никакой лишней суеты на этих улицах и быть не может. Только спокойствие, хотя, ветер немного усиливался. Друзья свернули на другую улицу, и он стал дуть им прямо в лицо. Но эта небольшая неприятность обещала быть недолгой – они практически подошли к месту назначения.

На небольшой торговой площади развернулась ярмарка с совершенно различными товарами – от каких-то сувениров до старых книг. Все толпились, что-то высматривали, торговались и набивали пакеты с новыми приобретениями.
 
- Что ты собираешься тут найти? – с опаской глядя на толпу, спросил Петр.

- Пока не знаю, буду ли я что-то искать тут, - пожал плечами в ответ старший. – Но мне уже тут нравится. Только посмотри на всех этих людей, - он обвёл взглядом контингент этой площади. – Какие кадры!

- Я бы на твоём месте не раскидывался такими словами, - хмуро ответил младший. – Мы на окраине – тут не будут с тобой церемониться.

Степан лишь рассмеялся на замечание своего друга. Впрочем, как и всегда. Он никогда не слушал советов Петра, да и вообще ни чьих советов не слушал. Делал то, что ему казалось веселым, и радовался жизни. Общался с различными людьми из разных компаний, гулял  там, где хотел и делал то, что хотел. У Петра складывалось такое впечатление, что никакие неприятности, в которые его друг попадал, не учили его ничему. Он упорно продолжал поступать точно так же, как и раньше. Он часто повторял, что сам себе хозяин, что его абсолютно не сковывают никакие обстоятельства. Петру же было чуждо такое состояние жизни, ведь он обязательно должен был вернуться домой к восьми, приготовить ужин для себя и бабушки, прибраться в квартире, и, конечно, просидеть перед окном в ожидании прихода матери – маленький ритуал в его ежедневной рутине, о котором никто никогда не знал. Он и сам не признавался себе в этой маленькой детской слабости. А когда все же признавался, непременно ругал себя за пустые грёзы и ожидания. Ведь она не придёт, не хочет приходить. Он давно это понял, поэтому и не очень сильно расстраивался, когда вновь ложился спать слишком поздно под звуки бабушкиного бормотания о её молодости.

Мальчики брели вдоль прилавков и с интересом разглядывали их. Петр остановился, когда они проходили мимо киоска со старыми открытками советского времени. Он любил рассматривать такие вещи – у него и дома много их было.

- Тебя что-то заинтересовало? – нетерпеливо спросил его друг.

- М-м, думаю, что нет, - пробормотал Петр. – Ты иди, я догоню тебя через минуту.
Степан кивнул и побрёл дальше вдоль прилавков. Петр же всё стоял и стоял, всматривался в изображения и думал. Ему приглянулась открытка, на которой была изображено всего лишь голубое небо. Ничего особенного, но мальчик подумал, что именно её ему не хватает. Он пошарил в карманах своей желтой ветровки, отсчитал нужное количество монет и с благоговением взял открытку в руки.

- Пусть хоть где-то оно у меня будет.

Мальчик быстро обернулся, нашел взглядом своего друга и рванул к нему. Открытка же заняла почетное место во внутреннем кармане куртки. По мере приближения к Степану, Петр понимал, что тот успел ввязаться в какую-то историю: вокруг него столпилась небольшая кучка парней примерно одного возраста со Степаном. Присмотревшись, Петр понял, что это были те самые люди, с которыми постоянно конфликтовал его лучший друг. Эти ребята облюбовали для своих посиделок крышу, которую Степан считал своим домом. Он постоянно там бывал, отчего прозвал её так. Он не хотел отдавать это место гопникам в спортивных костюмах. Воевать он с ними тоже не хотел, чего не сказать о них. Петр был уверен, что крыша не была основной причиной этих постоянных стычек, однако понятия не имел, что могло послужить для них истинной причиной. Он предупреждал своего друга не соваться к этим ребятам, предупреждал не шутить при них, но тот, конечно же, не послушал. За что и получил по лицу от одного из них. Получил он и кулаком в живот, когда Петр подбежал и с размаху ударил обидчика своего лучшего друга. Такого поворота событий не ожидал ни сам мальчик, ни Степан, ни бравые молодцы. Впрочем, последние долго не удивлялись – они просто накинулись всей гурьбой на этих двоих. Началась потасовка, в которой все кричали что-то нечленораздельное и били друг друга не глядя. Победители определились сразу же, но драке не дали дойти до завершающего удара – подбежали какие-то прохожие люди и вывели всех нарушителей общественного порядка за пределы торговой площадки. Молодцы тут же ушли восвояси, а двое друзей остались стоять у выхода с ярмарки. Степан присел на бордюр и сплюнул кровь: губа его была разбита, под глазом красовался синяк, на джинсах дырка, а все тело болело от полученных тумаков. Однако он вовсе не казался разбитым. Он засмеялся, потирая ушибленную руку:

- Это было весело.

Петр посмотрел на друга, потом начал оценивать свой ущерб. Было сложно это сделать – безумно сильно болел нос, колено и рука, из-за этого сложно было соображать. Но он заметил отсутствия рукава от куртки и рваный подол. Он просунул больную руку в остатки от внутреннего кармана и обнаружил там зияющую пустоту. За несколько минут этого веселья он потерял только что приобретённое небо, единственную вещь, оставшуюся от матери, зато получил кучу увечий. Он рассердился, снял с себя остатки ветровки и кинул её в Степана. Тот лишь непонимающе посмотрел на него.
 
- Что с тобой?

- Это ты виноват! Ты! – срываясь на крик, прохрипел мальчик. В горле стоял ком, он пытался сдержаться, чтобы не заплакать.

- Да ладно тебе, дорогуша, - примирительно улыбнулся старший. – Это же детство – время веселья и приключений.

- Ты!

Больше Петя не мог ответить ничего внятного. Проревел что-то не своим голосом и заплакал. Заплакал так, как никогда в своей маленькой взрослой жизни не плакал. От злости, обиды, разочарования и от потери. Он винил этого рыжего мальчика в том, что его бросила мать, в том, что бабушка его ненавидит, в том, что он, Петр, больше не имеет друзей. Не имеет ничего, кроме желтой куртки, да только что купленной открытки. И эти две вещи были потеряны. Из-за детской шалости рыжего засранца, который не умеет следить за языком.

Степан встал с бордюра и отряхнулся. Заложил руки за голову, как это он обычно любил делать, и произнёс:

- Небо рождено, чтобы быть голубым.

Произнёс и пошёл в сторону перекрёстка, в то время как десятилетний мальчик стоял, давился собственными слезами и давал себе обещание стать взрослым раз и навсегда.
;