Смысловые грани. Глава 21

1. В прошлой главе мы видели, что динамику типов идентичности в повести Вересаева Два конца можно представить в виде соотношения разнообразных тематизаций двух контекстных групп: одономной СВА (интересы) и альтерономной (обязательства). Обе эти группы, образованные соответствующими парадигмами второй степени (половинками) одономикой и альтерономикой тесно связаны с рынком и новыми внесословными межчеловеческими отношениями, возникающими на его основе (например отношениями между работодателем и наемными рабочими).

2. Конечно есть целый ряд парадигм, которые не относятся ни к той ни к другой контекстной группе и "вторгаются" на альтерономную или одономную территорию, нарушая это разделение и тем не менее, как мы увидим, соотношение различных тематизаций этих двух групп имеет глубокий смысл и позволяет многое понять в социокультурной динамике этой эпохи.

3. Так в уже проанализированном в 17й главе разговоре Колосова с сожительницей Ляхова Екатериной Андреевной, где речь идёт о занимающейся на курсах соседке Колосова молодой работнице Елизавете Алексеевне Колосов поддерживает равноправие женщин: "Женщина должна быть равна мужчине, свободна. Она такой же человек как и мужчина. А для этого она должна быть умна, иначе мужчина никогда не захочет смотреть на неё как на товарища.Вот у нас девушки работают в мастерской-разве я могу признавать в них товарищей, раз что у них нет ни гордости, ни ума, ни стыда? Как они могут постоять за свои права? А Елизавету Алексеевну я всегда буду уважать все равно, что моего товарища " (В.В. Вересаев, Два Конца, Москва:Правда 1980, с.140).

4. Здесь налицо две из трёх составных частей определенной тематизации альтерономной контекстной группы CAD: коннектономика CIE парадигма товарищества и смежная с ней расположенная выше (в периномной сфере образования GBAE) инструктономика IEA, в которой центральная субъектность I, преодолевает отчуждение (левое среднее контекстное поле "чужих" Е) с помощью активации справедливости/истины (верхнее левое контекстное поле общих принципов А и верхняя половина IA нормативной диагонали СА)и отображённого верхней половиной ЕА левой трансцендентальной/номотетической вертикали DA познания общих принципов A с помощью разума и образования.

5. Однако, и это очень характерно и важно, из этой тематизации альтерономики отсутствует третья нижняя составляющая, а именно харитономика CED, парадигма безусловного милосердия и сочувствия к чужим Е, описанная в евангельской притчей самарянине. Это отсутствие конечно не случайно, оно указывает на неполноту данного типа альтерономной тематизации и его сравнительную неустойчивость, что имеет очень серьезные последствия для героев повести.

6. Вернемся к описанию сцены в трактире Сербия, где подвыпивший Андрей Иванович без возражений позволяет своему другу Ляхову издеваться над подсевшей к ним работницей, а затем вышвырнуть ее. Колосов считает эту работницу "грязью" (там же с. 124)не заслуживающей никакого уважения, поскольку она присела к незнакомым мужчинам и осталась слушать неприличные песни.

7. Что касается Ляхова то его бесцеремонное "опускание" работницы из среднего контекстного поля "чужих" Е, в нижнее левое контекстное поле мира/рынка D, включающего ресурсы и отходы, обнаруживает его собственную основную парадигму идентичности: фрагментономику GED. В данном случае его действие ED получает одобрение "своих" G, включая и самого Колосова. Один только пьяный чиновник, которого никто не слушает, возражает против такого обращения с женщиной.

8. Но особенность фрагментономики (в особенности в ее российском варианте начала 20 века например у появившихся в это время многочисленных городских и деревенских хулиганов, к которым Ляхов очень близок по своей психологии и поведению)состоит в том, что ее конформативная тематизация может в любой момент перейти в противоположную ей субверсивную, а "свои" G инсайдеры из влиятельных друзей попасть в разряд врагов.

9. Фрагментономный индивид тяготится своим приниженным положением на перформативной/победительной линии GD и легко склоняется к тому, чтобы обвинить в нем инсайдеров, в поддержке и одобрении которых он нуждался за момент до этого и вскоре будет нуждаться вновь. Именно так будет впоследствии вести себя Ляхов по отношению к самому Колосову. Но в сцене в Сербии хрупкая прагматономная субьектность Колосова оказывается под вопросом не из-за поведения Ляхова. Вызов ей был брошен с другой стороны.

10. Запуганная побоями и приученная к покорности мужу жена Колосова Александра Михайловна начинает думать о том, чтобы вопреки воле мужа устроиться на работу. Андрей Иванович часто болеет (у него начинается чахотка) и зарабатывает так мало, что семье катастрофически не хватает на жизнь. Еда давно покупается в долг и кредит у лавочников практически исчерпан.

11. Логика рыночной экономики и прежде всего стремление избежать связанных с отсутствием денег повседневных унижений постепенно заставляет Александру Михайловну начать вырабатывать собственную, независимую от мужа прагматономную субьектность CID. Вот как писатель изображает этот процесс становления прагматономной субъектности в диалоге между Александрой Михайловной и ее независимой и сравнительно образованной соседкой Елизаветой Алексеевной.

"Елизавета Алексеевна спросила: "Ну что, не соглашается Андрей Иванович пустить вас работать? Нет-вздохнула Александра Михайловна-слыхали вчера? Чуть было не избил, что посмела сказать.

Он хочет чтобы вы его хлеб ели-сказала Елизавета Алексеевна, понизив голос.

Да добро бы ещё хлеб то этот был бы! А то ведь сам все болеет, ничего не зарабатывает, везде в долгу, как в шелку, никто уж больше верить не хочет. А обедать ему давай, чтоб был обед! Где ж я возьму? Сам денег не даёт и мне работать не позволяет.

Так чего вам заботиться? Без денег нельзя обеда приготовить, он сам может это понять.

Он этого не хочет понимать, чтоб был обед, только и всего! Сегодня подала солонины-надулся, ты, говорит, не хочешь постараться... Поди ка сам постарайся! Придёшь в мелочную, лавочник тебе и не отвечает, словно не слышит, сколько обид наглотаешься, чтоб фунт сахара получить.

Ни за что бы не стала для него стараться! Воскликнула Елизавета Алексеевна.Хочет чтоб вы его хлеб ели, пусть добывает денег!

У него разговор короток:давай! А не дашь, он себя покажет, каков он есть король!

Александра Михайловна была рада говорить без конца. Андрей Иванович совершенно подчинил себе ее волю, и она не смела при нем пикнуть; теперь она начинала чувствовать себя полноправным человеком. И чем больше она говорила, тем яснее ей становилось, что она права и страдает, а Андрей Иванович тираничен и несправедлив." (Там же с. 130-131).

12. Александра Михайловна мысленно уже определила, как она будет расходовать только что полученные мужем деньги: "Два рубля решила отдать хозяйке за квартиру, рубль заплатить по книжке в мелочную лавочку, остальное оставила на расходы" (с 128). Когда собутыльник Колосова Захаров появляется с запиской, в которой муж требует прислать два рубля на продолжение попойки это оказывается для неё последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

13. Получив решительный отказ пристыженный и разочарованный Захаров возвращается в Сербию ни с чем. Его рассказ показывает Колосову, что его собственная прагматаномная субьектность, контроль за жизненными обстоятельствами и ресурсами это фикция, которую не готова уважать даже вышедшая из подчинения жена.

"Убирайтесь говорит вон отсюдова! Жена то ваша. Я спрашиваю: какой же будет ответ? "Никакого ответа не будет"

Андрей Иванович с блуждающей улыбкою смотрел на Захарова. Не веря ушам он медленно переспросил: "Так и сказала"?

А ты как думал? Так, брат, и отрезала!- иронически подтвердил Захаров; он с чего-то стал говорить Андрею Ивановичу "ты". ( там же с. 127).

14. Андрей Иванович вернулся домой, очень сильно избил жену и отнял у неё все деньги. Попытки соседки Елизаветы Алексеевны пожаловаться дворнику не имели успеха: " Сегодня по случаю праздника все были пьяны и чуть ли не из каждой квартиры неслись стоны и крик истязуемый женщин и детей. Наивно было соваться туда." (Там же с. 135).

15. Куда делся провозглашённый Андреем Ивановичем принцип равенства между мужчиной I и женщиной Е внутри коннектономного товарищества CIE автономных личностей С чей разум и чувство справедливости активированы учебой и знанием (инструктономика IEA).

16. Вместо намеченной им в разговоре с сожительницей Ляхова Екатериной Андреевной (вскоре после избиения собственной жены, задевшей его прагматономную субьектность ! ) идеальной трехчленной интенсивной тематизации альтерономной контекстной группы CAD в которой он высказывается за равноправие женщин, здесь обозначается другая двучленная тематизация, экстенсивная и упрощенная, в которой альтерономика подразделяется на прагматономику CID и мерономику DIA ( " мера за меру и зуб за зуб"). Здесь прагматономная субьектность дополняется и охраняется мерономным насильственным возмездием всем "чужим" Е (среднее левое боковое контекстное поле, расположенное в середине стороны DA мерономного треугольника) посмевшим поставить ее под сомнение, в данном случае в этом контекстном поле "чужих" оказалась собственная жена.

17. Именно такая экстенсивная тематизации альтерономной контекстной группы в виде сочетания прагматономной субъектности и мерономного насильственного возмездия "чужим", "барам", "буржуям", "господам", "помещикам", "лакеям самодержавия", "врагам революции" или же (если же в случае правых и черносотенцев) наоборот "студентам", "мастеровщине", "смутьянам", "бунтовщикам", "жидам" была обозначена Горьким в уже разобранных нами статьях 1905 г. Заметки о мещанстве" и "По поводу". Надо сказать что сам Горький в статье "По поводу" выражал ужас и сожаление по поводу способности на зверское насилие обесчеловеченных сословной системой и полицейским произволом масс. Это однако не помешало Зинаиде Гиппиус в своём отклике обвинить писателя в оправдании хулиганства.

18. Дальнейшее развитие событий в замечательной повести Вересаева обнаруживает, что внутри такой экстенсивной тематизации альтерономики палачи и жертвы будут неизбежно меняться местами, что ее использование вместо заявленных изначально самими участниками событий интенсивных тематизаций заведёт общество в кровавый тупик. Тем самым художественное исследование личной трагедии переплетчика Андрея Ивановича Колосова по сути дела превращается в глубоко символическую и пророческую притчу о судьбе русской революции. Как Вересаеву удаётся сделать это мы узнаем в следующих главах.