Мессия. часть 2

11

Оставался месяц до отпусков. Если раньше каждый сам определял время отпуска, согласуя его со временем путевки в санаторий, на курорт или другими обстоятельствами, то сейчас отправляли в принудительный отпуск сразу все предприятие. Обоснование было простым: в таком варианте предприятию получалась экономия на воде, бензине, электроэнергии и других эксплуатационных расходах.

Утром я спустился на второй этаж в зал, где рядом с нашей пультовой находилось металлическое помещение без окон, ранее являвшееся пультовой другой установки.

Левая половина была занята антресолями со старым электронным оборудованием, проводами и деталями, а в правой размещался собранный мною и Михаилом Григорьевичем новый оптический стенд.  Он состоял из ряда швеллеров, на которых располагались оптические рельсы с линзами, зеркалами, призмами и лазерами. Под стендом находился кондиционер, от которого через изготовленный Дмитриевым из полиэтиленовой пленки шланг к лазеру подавался охлажденный воздух.

Когда я открыл крышку лазера и стал думать о том, как измерять температуру рубинового стержня, за дверью послышались шаги и в помещение, насвистывая мелодию "Эх, хорошо в стране советской жить", вошел Майнашин.  Этот сторонник развала Советского Союза давно изобрел такую форму насмешек надо мной, и иногда по утрам, проходя мимо моей комнаты на 4 этаже в свою комнату, расположенную чуть дальше, пародировал энтузиазм 30-х годов, и широким шагом, громко шурша болоньевым пальто или курткой, демонстративно энергично и шумно проходил мимо на свое рабочее место, насвистывая такие мелодии.  Они почти забыты, негласно объявлены вне закона, и сейчас их едва ли включат в концерт по заявкам, если бы даже имелась такая просьба.

Помню, как в прошлом году подобная песня все же была включена в концерт по заявкам, но ей предшествовала долгая нотация ведущей.  Что, мол, ей жаль приславшую письмо с такой просьбой, и так далее, и так далее.  Надеется, что со временем та поймет свои заблуждения, а пока, мол, так и быть, пускай послушает. В общем, не опозорив и не унизив человека на всю страну, они просьбу не исполнят.

Но здесь, в устах этого антикоммуниста, такие песни изредка звучали и напоминали о недавнем прошлом, когда еще не было «перестройки» с ее криминалом и воровством, и когда деньги, рынок и олигархи не являлись властителями государства.

И в эти дни, когда у Майнашина было особо хорошее настроение и желание задеть меня, ко мне долетали свисты мелодий "Марш энтузиастов", которые в моем воображении звучали уже со словами: – "Нам нет преград ни в море, ни на суше...", или "Утро красит нежным светом, стены древнего кремля...";  "Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек…". Марш авиаторов: "Все выше, все выше и выше, стремим мы полет наших птиц...", или: "Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих".

Чаще других была бодрая "Песня о встречном": "Нас утро встречает прохладой, шумит на бульварах весна...", хотя там и слышались небольшие искажения.  Долетали "Каховка" и "По долинам и по взгорьям", «Ой вы кони, стальные вы кони, боевые друзья-трактора…».  Однажды прозвучала веселая "А ну-ка девушки, а ну красавицы, пускай поет о нас страна...".

Однако мне его выпады доставляли удовольствие, и если иной раз настроение с утра было неважным, то оно заметно улучшалось.

Несколько раз в пультовой или в своей комнате он, как бы только для себя и, слегка жестикулируя рукой, начинал тихонько и картинно-серьезно напевать уже со словами: "Смело мы в бой пойдем, за власть Советов...", – слышалось тогда от стойки с осциллографами в пультовой или от окна в моей комнате, где сверху хорошо смотрелись зимние, летние или осенние пейзажи с деревьями и их разными красками.   

«Это есть наш последний и решительный бой…», - насвистывал он в другой раз возле разобранной системы подачи газа в инжектор плазмы.

Ко дню Советской Армии звучали "Марш танкистов": "Заводов труд и труд колхозных пашен, мы защитим, страну свою храня…", и "Песня артиллеристов": "Артиллеристы, Сталин дал приказ. Артиллеристы, зовет отчизна нас...".

Не зная всей песни, он неожиданно завершил последним куплетом, но не тем, который был в песенниках:  "Пробьет победы час, придет конец походам, но прежде чем уйти к домам своим родным, в честь нашего вождя, в честь нашего народа мы радостный салют в полночный час дадим", а тем, который был рожден в войсках после Победы 45 года:

Артиллеристы, закончилась война.
Артиллеристы, ликует вся страна,
Герою Жукову привет и Рокоссовскому привет,
Родному Сталину – ура, ура!

С такими словами люди поют эту песню в Москве на демонстрациях 1 и 9 мая, но где ее слышал Майнашин?

– Пусть знает враг, таящийся в засаде,
Что будет бит повсюду и везде,...

– пропел теперь уже я на мотив «Марша танкистов», имея в виду Майнашина и указав на него пальцем.

– Откуда вы знаете, что так будет?

– Это о вас, Володя. Вещие слова. Знайте, что ваша идеология будет бита, повсюду и везде. Потому что она плохая, и иного выхода у людей нет.  Но вам до этого светлого часа человечества не дожить.

Лишь однажды я сделал замечание, когда он насвистывал хорошую песню и допустил ряд неверных нот:

– Володя, – сказал я. – Прошу вас не исполнять эту мелодию.

– Вам не нравится? Здесь же прославляется ваша вера?

– Это да, но вы должны понимать, что недостойны исполнять произведения, наполненные таким высоким смыслом и идеалом. Вам больше подходят песни о рынке и конкуренции.

Он не обиделся, но, к сожалению, такие песни стали звучать реже.

Если присутствовал Подковырин, то своими комментариями он существенно дополнял и усиливал линию Майнашина, и оба они выставляли меня в самом невыгодном свете.

В ответ на их выпады я стал один раз в две недели приделывать кнопкой в железном помещении, где делал лазер, лозунги, отражавшие их идеологические установки.  Они были размером в тетрадный лист, написаны черным фломастером и обведены рамкой, и внизу значился автор изречения и дата.  Первым появился призыв:

"Дорогу частному капиталу!" - Подковырин В.Л. V-1985 г.

Затем его сменил другой:

– "Нажива – вот наш главный лозунг!"        В.Л. Подковырин. Из выступления на V съезде Мировой буржуазии.   II-1992 г.

Напрасно Подковырин возражал, что это клевета и на таком съезде он не был. Ни на какие дороги никого не звал, и что на меня можно подать в суд.

– Вы за свободу частного предпринимательства? – спрашивал я.

– Да.

– Здесь это и написано. Возможно, вы говорили это на другом съезде, и за такую неточность я в суде извинюсь. Но содержание ваших мыслей передано точно.

Затем в течение зимы и весны вместо этих появлялись другие надписи:

– «Разваливайте колхозы! Создавайте свои единоличные хозяйства!» - 
       В.С. Майнашин.  1992 г.

– «Пятилетку приватизации – в два года!»  - В.Л. Подковырин.    Из речи на дне рождения А.Чубайса.

"Нам не нужны другие боги! Наш бог – капитал!"        - В.Л. Подковырин. Из выступления на закладке Аллеи миллиардеров.  Москва, IХ-1993 г.

Затем появились два разнонаправленных размышления, мое и Подковырина:

"Наш боевой клич – МОЕ!  Здесь средоточие нашего мироощущения и все наши помыслы!"       -  В.Л. Подковырин. Из выступления на конференции по итогам приватизации 1993-95 гг.

– "Никакие ужасы войн, порожденных стремлением капитала к саморасширению, не должны принудить его к самоограничению и проведению иной политики!" -                В.Л. Подковырин. Из вступительного слова на открытии осенней сессии НАТО.    Брюссель, Х-1992 г.

– "Бей коммунистов!  Им нет места на нашем празднике жизни!"  -
                В.С. Майнашин.  Из призывов к 9-й годовщине перестройки.
– – –
После 2-х месячного перерыва, связанного со срочной работой над интерферометром, вместо старых появились новые изречения:

– "В битве за богатство все средства хороши".  - В.Л. Подковырин. Из беседы с представителями криминала и со слушателями высших коммерческих курсов.

– «Землю – богатым, заводы и фабрики – богатым, все остальное – тоже богатым!» -В.С. Майнашин.   Из лозунгов к 10-й годовщине перестройки.

– «Больше отвлекайте народ разными шоу, викторинами, пошлятиной, юбилеями и прочей развлекаловкой!  Пугайте их социализмом, – и мы победим!».   -
В.Л. Подковырин.     Из программной речи на совещании работников радио и телевидения.         Нижний Новгород, 1994.

– «Капитализм – это есть наша финансовая власть, плюс контроль над средствами массовой информации и избирательной системой всей страны!».  -                В.Л. Подковырин.     Из выступления перед владельцами электронных средств массовой информации стран СНГ.   Ялта, 7V 1994 г.

– "Когда я слышу: – "Долой грабительскую приватизацию!"  или  "Вся власть трудящимся!", – моя рука тянется к помповому ружью и пистолету". -      В.С. Майнашин. Из беседы с владельцами уличных лотков г. Троицка.

– "Деньги – это сила, власть и райская жизнь.  А потому все это должно быть в руках нашего класса. Удел остальных – уметь пользоваться малым".  -
                В.Л. Подковырин. Из беседы с хозяевами игорного бизнеса России в зале отдыха ресторана "Золотые времена".  Санкт-Петербург, 1994 г.

– "Приветствую и поздравляю вас с ознаменованием 5-й годовщины свержения социалистического строя и ликвидации СССР!  Отныне власть капитала на земле установлена бесповоротно и окончательно!  Ура!"   -  В.С. Майнашин.  Из речи на Красной Площади перед войсками спецназа, милиции, судов, прокуратуры, ФАПСИ, ФСБ и ОМОН.

“Лишь крепко очернив и извратив всю советскую историю, нам удалось убедить всех в необходимости расслоения по самому важному для нас имущественному признаку, где действует правило: «У кого деньги – у того и власть!».   Вы хорошо отработали свой хлеб, и теперь ваша задача – не допустить у людей ни единой мысли о социализме!      -  В.Л. Подковырин.  Из беседы с хозяевами радио,
      телевидения и других средств массовой информации Р.Ф.     Москва, 1994 г.

– Наша цель – наличные!    - В.Л. Подковырин. Собрание сочинений, Т. 19, с. 289.

"Капитализм – это счастье!"            - В.Л. Подковырин  (в кругу друзей).

– «Иногда нам говорят: – порнография, фильмы ужасов, боевики и т.д. – это не искусство, и это очень плохо.  А некоторые осмеливаются называть это разложением морали и антикультурой.  Иной раз они договариваются до того, что пытаются ставить в пример свои старые советские фильмы типа «Волга-Волга», «Кубанские казаки», «Молодая гвардия», «Тимур и его команда», «Путевка в жизнь», «Трактористы», «Сказание о земле сибирской»,  и т. д.   Я спрашиваю: – Почему эти возмутительные личности до сих пор не на фонарях?»     -      В.С. Майнашин.  Из беседы с хозяевами порно и видеосалонов городов и поселков Подмосковья.

– "Не дело армии думать, за что воевать. Такие мысли были бы очень опасны, и наша задача – не допустить их.  Армия должна быть наемной, вне политики, и будет воевать только за деньги!"       -    В.Л. Подковырин.  Из речи на совещании по выработке окончательной концепции военной реформы.   Москва, Кремль, 1995 г.

– "Борясь за права купли-продажи земли и владения средствами производства, мы заботились об интересах нашего класса имущих.  И когда обездоленные массы в недоумении обратятся с вопросом: – "У кого же оказались все заводы и фабрики, все недра и земли?", мы ответим: – "Вы же сами, господа, голосовали за это?" -                В.Л. Подковырин.   Из беседы с ведущими тележурналистами РФ.

Подковырин читал и говорил, что ему неправильно приписывают роль учителя буржуазии:– Они без наших советов разберутся, что и как надо делать, – говорил он, обещая подать как-либо в суд. Я не возражал. Его замечания насчет "учителя" пригодилось в последних трех листках, после чего их изречения больше не появлялись:

"Вопрос:  Учитель, можно ли предать друга?

Ответ:  Без нужды, конечно, ничего делать не следует.  Но если дело касается денег, то наша философия отвечает на этот вопрос утвердительно".     – Из лекций,
прочитанных В.Л. Подковыриным перед студентами бизнес-колледжей г. Свердловска. V-VI 1993 г.

Вопрос:  Учитель, можно ли обрести жизнь вечную, и в раю?

Ответ:   Несмотря на все усилия наших ученых, остается еще неясным, есть он, рай на небе, или нет?  Но мы хорошо субсидируем это направление, поиски идут и мы в ожидании.   Одно можно сказать определенно. Ряд теоретических исследований, проведенных мною и учениками, указывают, что рай, – если он есть, – существует только для богатых.  То есть для людей нашего класса, которые сумели создать себе рай на земле.  (Одобрительный шум, аплодисменты). – Для остальных существует ад.

– "Есть много теорий о том, – что такое "время".  Одни связывают это с изменением пространства, другие – с цикличностью движения небесных тел, и т. д.  Все это далеко от истины.  Наша формула:  "Время  –  это деньги!"

                * * *

...Сказав приветствие, Майнашин подошел к стенду и, насвистывая чуть тише и слегка постукивая носком ботинка, стал смотреть начинку лазера.

– Вот, попробуйте, – сказал он и протянул две маленькие скрученные проволочки.

– Что это?

– Термосопротивление. Приделайте к стержню лазера, и будете следить за температурой.

Мы поговорили о температурном диапазоне датчика и способе регистрации. Он обещал подумать, а также сделать калибровку и выход на стрелочный прибор.

Сегодня к нам обещал приехать Пистунович и привезти литиевую мишень. Обещал приехать до обеда, но время не указал. Придется ждать. Чтобы его не упустить, мы приоткрыли тяжелую металлическую дверь и, расположившись на стульях, один из которых был без спинки, поговорили о майнашинских спектральных измерениях и о плохом качестве имевшейся в его распоряжении старой фотопленки.  Раньше мы могли заказывать любую свежую и даже сверхчувствительную пленку и все наши заявки выполнялись, но и тогда мы порой бывали недовольны.  Сейчас же нам ничего не дают, и наши беды никого не волнуют.

Затем мы перешли к событиям на рынке Государственных казначейских обязательств ГКО, и я высказал предположение, что поскольку это в руках жуликов и воров, то из этого, скорее всего, получится новая большая финансовая пирамида. 

Майнашин отрицал, но, как показало время, ошибся; вскоре за этим последовал киреенковский дефолт, трехкратное повышение цен и новый очередной грабеж обнищавшего за годы «реформ» и «нового мыЫшления» народа.

Немного поговорили о планах на отпуск. Майнашин готовился ехать к себе в Хакасию в Абакан и хотел успеть сделать маме подарок – автоматический нагреватель воды в бачке, из которого она моет посуду. Вникнув в суть вопроса, я обнаружил, что не все предусмотрено в плане пожарной безопасности, особенно при низком уровне воды. И нужно предусмотреть все до мелочей, иначе может сгореть дом.

Он согласился, что задача усложняется, взял листок бумаги и стал что-то рисовать, написал несколько цифр и задумался.
 Я тоже поразмышлял о своих домашних делах, и что мне тоже надо готовиться ехать домой в Новокузнецк и навестить серьезно приболевшего отца. Он был крепкий мужчина, но время решило взять свою дань. 

Как жаль, что постепенно уходит не просто какое-то обычное и рядовое поколение, которое жило, трудилось и совершало привычные из века в век дела и поступки, а поколение совершенно исключительное и особое. 

Которое впервые взяло на себя исторический труд великих свершений, ратных и трудовых подвигов индустриализации и в строительстве новой жизни на новых рельсах, ведущих от частной собственности и капитализма в новый и более справед-ливый проект социалистического мира, где все создается только во имя человека труда.  Оно сумело дважды победить и дважды поднять страну из разрухи после Первой и Второй мировых войн. В считанные годы выбраться из неграмотности и вывести страну в лидеры мирового прогресса.

Такие подвиги и высокие дерзания не снились ни одному из предыдущих поколений. Эти замыслы были столь велики, что оказались недоступны разумению нынешнего поколения, порвавшего великие проекты своих отцов и направивших историю вспять, где не царство разума и справедливости, а ненасытная власть узкого слоя богатых лиц с их корыстными финансовыми интересами.  К этому нынешнему поколению вполне подходят слова, сказанные кем-то в давних веках: – «Великих предков внуки поганые».   

И как заметил в газете «Завтра» ее редактор А. Проханов, «перестройка», затеянная этими силами, столкнула страну с одной из великих вершин в самое поганое и гнилое болото. И страна, захваченная этими врагами, в одночасье стала объектом грабежа, колонизации, рынком сырья и резервуаром дешевой рабочей силы, по фашистски - «остарбайтерами».

Я придвинулся к спинке стула  и посмотрел на железные стены,  где лозунги и вопрошающий солдат звали на борьбу со злом:

- «Под бубнежку о «свободах» демократы развалили, обокрали страну и народ, и урчат над добычей.  Но если каждый ограбленный встанет, не хватит полицейских сапог затоптать пламя народное».    - А. Музыченко. Из выступления перед литейщиками металлического завода, г. Новосибирск.

                - - -

Тяжелая дверь отворилась пошире, и вошел Подковырин. Он был в белом с короткими рукавами джемпере и выглядел празднично.

– Зело холодно у вас, – поеживаясь и потирая руки, произнес он.

Утро, действительно, было прохладным. Перекинувшись парой фраз с Майнашиным о готовности к приезду Пистуновича, он обратился ко мне:

– Ну, как идет работа с массами? Слушаются овцы?

– Как услышат, так разбегаются, – ответил за меня Майнашин.  – Только нам бежать некуда. К несчастию.  Вынуждены слушать эти безобразия.

– Да, тяжелая у вас работа, – посочувствовал Подковырин.

Его первое слово "Зело" мне понравилось, и я продолжил в том же духе:

– Да. Телесно страдаю, терплю хулу и недовольство. В любой час могут взять под стражу, потому что обличаю церковь в узком толковании Заповедей.

– А где вы обличаете? У вас что, есть газета?

– Нет, но говорю везде. В магазине. На рынке. В поезде. На электричке. В общественном транспорте.  Призываю на площадях. Хожу по домам.

– Сразу выгоняют или зовут милицию? – спросил Майнашин.

– У Христа было 12 апостолов, у меня – никого.  Совсем один.  Но не ропщу, это хорошая мне проверка на прочность. Всякий истинно великий человек одинок. Что уж говорить обо мне, человеку с неба?

Вот вы, стали бы сознательными, и пошли за мной. Взяли бы имена, например, Евлампий, Иссиодор, или Нектарий. Как было бы хорошо! Ездили бы на осле, учили.

– Ездите сами, – отказался Майнашин. – А свою машину с гаражом отдайте нам.   А! Да ведь у вас две машины?!  Вот и отдайте нам по одной, тогда, может быть, и признаем вас за святого. Вот у нас, например, машин нет, хотя мы работаем не меньше вас. Где вы их украли?

– Все было на мою зарплату.

– А почему у нас не получилось на зарплату?  Признавайтесь, что добыли нечестными путями!

– Надо посмотреть ваш прежний образ жизни.  Вы, например, Володя, деньги теряли или пропивали. Были неразборчивы с женщинами. У Соломасова  тоже машина, а Белан меняет уже третью. Они что, тоже украли?

– Разве третью?

– Да.

Разгорелась дискуссия о, якобы, невозможности в прежнее время купить машину, но никто никого не убедил.

– Да-а..., а мы-то думали о вас лучше, – успокаиваясь, произнес Майнашин.

Я не заметил их поношения и продолжал:

– Так вот.  Взяли бы вы вдвоем, а еще лучше с кем-то втроем дудки, свистульки, и пошли по земле.  От края до края. Говорили бы и учили, что есть вождь, заступник простого народа.  Послан с неба.  Живет беднее всех, месяцами не видит даже крохотной зарплаты.  Звону злата недоступен. Много работает. Создает Учение простому народу, работает над Новой Библией. Потому что старая себя не оправдала. Ему самому ничего не надо, кроме как счастья трудящимся. Давайте пойдем за ним...

– Где вождь? – спросил Подковырин и сел на ящик от прибора. Помедлив, я показал на себя.

– Вы???

– Да.

– Да вас никто не знает!

– И знать не будет, – добавил Майнашин.

– Да, не знают. Но это не мое упущение, это их беда.  Ваша власть устроила им нищету, сживает со свету и население тает на миллион в год. Это как пять Сталинградских битв, а вы этого даже не замечаете.  В Чечне идет бойня, а вы сидите и ни о чем не думаете. Деньги туда не доходят.

В Москве разворовывают казну и государство, и народ ничего не может, всего лишь сто омоновцев изобьют и разгонят их дубинками. А олигархи и воры-чиновники безмерно богатеют. Торжествуют и смеются над таким населением, позволяющим себя грабить и убивать.

Что надо твердо знать простому народу? – продолжал я. – В одной газете сказано: в банке много молекул, но все движутся в разные стороны – и стенки неподвижны.  Но если бы молекулы сложили свои силы и двинулись в одну сторону – получился бы ветер, сметающий горы. 

Так и у людей. Везде народ порознь, нищает, деградирует, стенает, сходит в могилу, а в чем дело – понять не может. Помогите им, соберите вокруг меня.  Или сердца у вас каменные и не заплачете, когда ближний в беде?

– Нам троим здесь тесно, а... – начал отлынивать от святого дела Подковырин.

– "Собрать вокруг" означает объединить вокруг идей вождя, которые обобщены им из чаяний народных. Какова моя роль?  Я высоко несу светильник. Ровный, чистый, негасимый.  Освещаю дорогу, указанную в Заповедях, – это дорога в общество высшей справедливости, коммунизм.  Зову.

Однако люди как раки пятятся назад, во тьму, где тысячи лет идут битвы за наживу.  Моего светильника боятся, а потому ходят от пропасти к пропасти.  Вот взять вас: учу, учу, а слова отскакивают прямо в корзину. А вы этому рады. И несет от вас холодом мерзлых душ.  Жаль вас. Идете к погибели.

– А вы не замечали за собой, Анатолий Дмитриевич, что все чаще впадаете в детство? – спросил Майнашин. – Скоро будете перед зеркалом разучивать отдавать пионерский салют. Будете вспоминать и спрашивать, как завязывать пионерский гал-стук. Строиться на отрядную линейку. Маршировать. Вы умели завязывать галстук?

– Да, помню, – заулыбался Подковырин. – У нас вожатая каждый раз проверяла, чтобы все было, как на картинке.

– Правильно делала, – сказал я. – Ритуалы надо соблюдать. Попробуйте нарушить их в религии  – сразу отлучат.

– Так вы умели завязывать галстук? – повторил Майнашин.

– Умел. А вы нет?-

– Я-то умел завязывать эту тряпку, только она все время скручивалась. – Он по-казал, как это было, и нашел в этом веселое понимание Подковырина.

– Представляю, как вы злились, рвали галстук под партой, шептали проклятия и клятвы свергнуть социализм, – сказал я.  –  Учили вас на лучших примерах героев революции, на примерах героев-пионеров и комсомольцев, на книгах "Как закалялась сталь", сколько денег истрачено, – и все как…

– Так надо же, – с азартом и не слушая, говорил Подковырин Майнашину, – я еще и в комсомоле был! Во, как оболванивали!  Представляешь? – Майнашин представлял. – А потом, уже здесь, мне даже предлагали в партию. Но тут я решил, что с меня хватит.

– Дураковаляние.  А вы, Анатолий Дмитриевич, можете вспомнить и показать пионерский салют?

Я не хотел подыгрывать Майнашину, а Подковырин стал по стойке  "Смирно" и, карикатурно изображая серьезность, начал так и этак примерять правую руку, чтобы было подобие салюта, а Майнашин, сидя на стуле, придирался и требовал поднять локоть то выше, то опустить ниже.

– А вы, Володя, в комсомоле, конечно, не были?  спросил я.

– Почему, был, - ответил Майнашин.

– Разве? С такими взглядами? И поддались? Вы теряете в моих глазах.

– Я тогда еще не во всем разобрался. Затащили. Тогда каждой училке знаете, как шею мылили за каждого, кто не в комсомоле?  Тогда оболванивание было поставлено как надо.

– В программе комсомола записаны верные идеи, – возразил я. –  Лучших вы не найдете. За их претворение люди и шли в комсомол. А если кто-то не идет, значит, он эти идеи не разделяет? Или надеется, что правильную жизнь сделают за него другие?

               - - -

Послышались шаги и в помещении появился Белан. На нем была красно-сиреневая рубашка и светлый пиджак.  Он почти всегда выглядел хорошо, но сегодня смотрелся более чем хорошо. 

Недавно нашел себе дополнительную работу, и на базе какого-то ТОО начал вести в городе вечерние компьютерные курсы, где были, в основном, девушки и женщины из Троицка и Москвы.  И можно было не сомневаться, что многие из этих будущих секретарш и работниц офисов с удовольствием поглядывали на Валерия Гавриловича. 

У него было все. Независимость и приятный юмор, уверенность, что хорошо устроен. Симпатичная и с отличной фигурой жена, деловая женщина, не раз ездившая по общественной и коммерческой линии в США и оборудовавшая свою трехкомнатную квартиру компьютером, видео, аудио и микроволновой техникой. Помнится, когда она работала в нашей организации, на нее в буфете и в столовой поглядывали мужчины, особо отмечая ее отличную грудь.

– Опять Музыченко агитирует за коммунизм, – забыв поздороваться, с хорошим настроением и радушно улыбаясь, спросил Белан. – Ты, Анатолий Дмитриевич, не плакал бы на жизнь, а научился ложить кирпичи.  И зарабатывал бы по выходным в десять раз больше. Как Генка, - добавил он, имея в виду Бубнова. - Учись у него.

– Я умею.

– Да, – сказал Подковырин. – Вы разве не видели фотографию его дачи?

– Нет. А что там? Сарай из кирпичей?

– Какой сарай! Анатолий Дмитриевич, прошлый раз вы показывали, покажите.

Я подошел к полке с бумагами и среди чертежей и оптических схем нашел фото.

– Е-мое! Это что, сам сделал? – Он держал фотографию и не верил. На фото был этап строительства дома на моем участке под Наро-Фоминском. Над фундаментом из гранитных камней располагался кирпичный пояс из сорока арок размером с тарелку, в каждой из которых было замыслено цветным цементом нарисовать этапы истории прежней великой царской империи, еще более великого Советского Союза, и нынешней России, опустившей себя в сырьевую колонию.

Выше над окнами располагались две зубчатые арки, их на фотографии не видно.

– И чего ты здесь сидишь?  Вот чем надо заниматься, а не ездить по митингам. Там ничего не заработаешь. А где камни брал?

– Бог послал. Кто ищет, тот найдет.

Камни я собирал постепенно по пути на участок; оказывается, если смотреть по сторонам, особенно где строят дороги, их можно найти много. Но в последнее время их почти не стало.
 
- Так что, агитируешь их в свою партию? А меня возьмешь?  спросил он.
 
- А ты свой билет выбросил?
- Нет, он у меня дома.  Лежит, мало ли что…  Ну, так как, примешь?
- Не могу, даже за деньги.  Сам знаешь, принять неустойчивого коммуниста - значит, заложить основу развала.  Деньги будут, а партии  нет.

Белан, как хорошо устроившийся в этой жизни человек, посчитал мои слова пустым звуком, еще немного порассматривал фото, отложил и спросил:

– Ну как, не ударим лицом в грязь? Как разрядники?

Получив заверения, что сегодня все, вроде бы, ладится, он пошел наверх к компьютеру, где со вчерашнего дня трудился над составлением контрольных вопросов для девушек, желавших построить свою жизнь среди бизнесменов, презентаций, загранпоездок и иномарок.

               12

В обеденный перерыв в комнате Подковырина я, как обычно, вскипятил чай, насыпал заварку и сел за компьютер.  Вскоре из буфета пришел Майнашин. До обеда мы не виделись, и он поздоровался. Я ответил.

– Надо отвечать внятно, отчетливо и громко! - не согласился он с моим приветствием.  Чему вас целых 70 лет учила советская власть?  Разве так учила здороваться?

Для точности я хотел сказать, что советская власть закончилась в 1985 году с приходом Горбачева и, следовательно, историей ей было отведено всего лишь 68 лет, да и то половину заняли войны, но решил не уточнять.

Он постоял у двери, размышляя о делах. Затем подошел к столу, где с одной стороны стоял микроскоп, а с другой чайник, и стал насвистывать «Я встретил Вас, и все былое…», но я забыл автора музыки.

– Откуда эта мелодия?  – спросил я.  – Чье произведение?

– Это я сочинил.

Он походил от стола к двери, не находя себе занятия.

– Почему не работаете?  – спросил он, замечая, что я за компьютером, но ничего не делаю.

– Вы разве не видите?  Я работаю.  Думаю.

– Думать не надо, за вас другие подумают.  А вам надо шлепать и шлепать. Чтобы писать то, что вы пишите,  - он имел в виду мой труд на пользу обществу, - ума не надо.  Мне нужен компьютер.

В его комнате через стену у него был свой компьютер, но иногда он пользовался и этим, поскольку здесь же был и сканер, на котором он переснимал нужные ему материалы. 

–  Через пять минут освобожу.  Можете подождать?

– Ладно, так и быть подожду.

Он подошел к окну, сел на стул и прикрыл глаза.

– Угощайтесь, Володя, семечками,  предложил я ему.

Открыв глаза и увидав на подоконнике полиэтиленовый мешочек с полстаканом семечек, он спросил:

– Семечки украдены?  Так…   Где украли?

– Я купил на рынке. Для синичек.

– Обманываете.  Надо говорить правду.  Да-а… А еще других учтите...

В комнате установилась тишина.

- Да,  вдруг – вспомнил он.  – Нужна отрицательная линза. Есть у вас такая?

– Сейчас все отрицательное.  Зачем она вам?

Он не стал объяснять, взял две семечки и углубился в газету, а я начал проверять и исправлять файлы со списком оборудования нашей установки.

Изучив газету, он снова на пару минут прикрыл глаза, затем взглянул на часы и сказал:

– Уже прошла 21 минута, а вы обещали пять.

– Все, я закончил.  Закрою программы, и можете приступать.

– На это тоже надо время. Еще минута.  Значит…,  он попытался разделить 22 на 5 в уме, но для точности сел за освободившийся компьютер, вызвал программу «Калькулятор», ввел нужные цифры и сказал:

– Значит, надо запомнить… Итак, сегодня вы обманули в  4,4 раза.  Согласны?

– Я задержался, но никого не обманывал.

– Нет, вы обманули.  Как всегда.  Сейчас вы обманули ровно в 4,4 раза.  - Он показал на экран и результат счета.  - Можете проверить и убедитесь сами.

Я взялся за чай, а он занялся компьютером.

Вскоре пришел Подковырин.
 
– Ну, как дела?  – спросил он.

– Да вот, Майнашин учит здороваться. А сам, иной раз, не отвечает.

– Да мне надоело слушать ваши вялые, еле понятные приветствия,  – не пово-рачиваясь, сердито произнес Майнашин. – Как из бочки: бу-бу-бу.  Надо громко, четко, отчетливо!

– Да, чему вас учили, Анатолий Дмитриевич?  Где ваша сознательность? - укорял меня и Подковырин.

Готовясь идти обедать домой, он снял халат, положил в сумку дискеты и, сев к столу и выдвинув верхний ящик, стал что-то искать.  Не найдя нужного, он стал искать более тщательно и иной раз удивляясь:

– Во!  И куда я только не вступал!…  Профсоюз…  «Общество охраны природы»,-  рассматривал он билет с наклеенными там большими зелеными марками уплаты взносов. – «Красный Крест»…, «Динамо».   Так…, не то…  «Всероссийское добровольное пожарное общество».   «ДОСААФ».   «Общество спасения утопающих».  А где я в него вступал?  Совершенно не помню…,  – говорил он себе, разворачивая и изучая очередные бумажки.  – «Удостоверение токаря»…  «Отличник гражданской обороны»…, – шарил он все глубже в столе.  – «Удостоверение о проверке знаний ПТЭ и ПТБ»…  «Общество рыболовов»… Ни разу не ловил, а вот где-то затащили.

– Не ловил, а сам попался,  – пояснил Майнашин.

– А «Общества друзей кремации» там нет?  – напомнил я Ильфа и Петрова.

– А вы разве нигде не состояли?  – возясь с другими бумажками и удивляясь обилию оплаченных взносов, ради которых его завлекали в разные организации, спросил Подковырин.  – Так и были в стороне от общественной жизни?
 
– Да, вспомните, чем вы занимались для блага общества?  – спросил Майнашин.  – Вот Слава, он заслужил звания «отличник гражданской обороны». Есть документ.  А вы чего добились в своей жизни?

– Я был в совете отряда, – вспомнил я школьные годы.

– А выше не поднялись?

– Потом был в комсомоле.

– Да… Не густо.  В общем, толку от вас никакого.  А сейчас чем-нибудь полезным вы заняты?

– Да.  В прошлом году меня в нашем доме избрали в совет подъезда.

– И как вы себя проявили?

И не дожидаясь перечисления моих заслуг и не от рываясь от компьютера, он вполне точно обрисовал работу всех подобных «советов», которые ничем не занимаются и роль которых равна нулю.  Я чуть усмехнулся, и был полностью согласен с его выводами.

– Немотивированный смех,  это признак известного состояния,  – обернулся он в мою сторону.  – Вам это ничего не напоминает?  Никакой такой, сами знаете, палаты?

Вдаваться в обсуждение мне не хотелось, и я сел сбоку стола, за которым Подковырин занимался поисками.

– Слава, вы собирались домой?  – напомнил я ему.

– Когда захочу гусика,  – ответил и он по Ильфу и Петрову.

Я налил чай и развернул полиэтиленовый пакет со своим обедом: хлебом и бу-тербродом с сыром.

– Как плохо живу,  – сказал я.  – Неслыханная бедность.  Куда только стадо смотрит?

– А сыр где взяли?  – поинтересовался Подковырин.  – Снова будете говорить, что где;то нашли?

– Ворона дала. Видит, идет божий человек, сжалилась и дала кусочек.

– Она что, дура, чтобы бесплатно вас кормить?  – спросил Майнашин.

– Я попросил в долг,  – успокоил я. – Отдам, когда смогу.

– Не надо нам сказок. Так и скажите, что отняли. Взяли дрын, и самым наглым образом отобрали. Можно сказать, последнее.  И если у вас есть хоть капля совести  идите и отдайте.

– И что вас ждет дома?  – помедлив, спросил я Подковырина.  – Какое меню?

– Сегодня?  – отвлекся он на минуту и взглянул на мой «обед».  – Так… Жареная рыба…,  – мечтательно прикрыв глаза, притронулся он ко лбу.  – Как всегда, с картошечкой. Такой, знаете… пюре, или жареной.  На оливковом, сами понимаете...

– Да уж, на простом-то вы и не будете…

– Салатик. Наверное, из капусточки, морковочки, редечки и свеколки.  Сальца недавно хорошего купили кусочек.  Очень вкусное, прямо тает.  Мм-м!  Огурчик…  Ну, и там еще…  Посмотрим, после могу рассказать.

Он подумал и снова занялся поисками. Я тоже, вспомнив что-то важное, задумался и стал смотреть на шкаф.

– Что вы на меня так смотрите?  – через некоторое время повернулся и, увидав мой взгляд, удивился Майнашин.

– Я смотрю не на вас. Я просто смотрю в ту сторону. Как бы сквозь вас, на стену.

– Но вы смотрите прямо на меня.  Как же вы видите стену?

– Да, вижу стену. Будто вас нет.  Или вы  пустое место.

– Знаете, Анатолий Дмитриевич, даже баран, если он смотрит на новые ворота, он так и говорит, что видит ворота. А не что-то другое.  Вам это ни о чем не говорит?

– Да, баран, заметьте, Анатолий Дмитриевич, он всегда адекватен, – объяснил мне и Подковырин.  – А вы, в отличие от некоторых, здесь сидящих, видать, не вполне…

Открылась дверь, и вошел Виталий Бахтин, один из самых деятельных людей нашего отдела. В институте МИФИ учился лишь на отлично, вскоре стал кандидатом наук и сейчас, спустя десять лет, тянет большой воз как расчетов, так и экспериментов сразу на двух установках  «МК в нашем здании, и на «Пуме» в другом здании 21.

– Здравствуйте, товарищи коммунисты, гайдаровцы и демократы!  – приветствовал он нас.  – В первую очередь и по хронологии,  товарищи коммунисты!

– У нас таких нет, - ответил Подковырин.

– Есть,  возразил я ему.  – Я коммунист.

– Вы в партии не состояли, и у вас нет билета.

– Наличие билета, как вы знаете, не является доказательством, что его обладатель коммунист, - поддержал меня Виталий.  – Вспомните хотя бы Гайдара, Горбачева и Ельцина. Тот вообще запретил компартию. Вернее, очень старался делать такие потуги.  Так что с билетом все ясно. Надо быть коммунистом по сути.  Учишь их? –  обратился он ко мне. - Есть хоть какое-то просветление от этой "демократии"?  От-крыла она им глаза?

– Учу.  Но обстановка крайне неблагополучная.

– Ясно. У меня к вам еще вопрос.  Можно ли временно на территорию вашей установки поставить наш «КАСП»?  (Имелась в виду полутонная конструкция для создания импульсного остроугольного магнитного поля для их инжектора плазмы).

– Хоть два, - согласился Подковырин.

Вопрос был решен. Немного коснулись последних новостей, обсуждения в Думе бюджета, и Виталий сказал:
 
– Сперва надо заделать дыры в кувшине (имелись в виду меры по предотвращению повальных расхищений бюджета госчиновниками и ельцинской "семьей"), иначе нет смысла его наполнять.

Когда он сказал, что по самым скромным оценкам из страны ежегодно вывозится 20 миллиардов долларов на зарубежные счета этих воров, он тут же попал под огонь критики обоих демократов. Что это, мол, не доказано, а если бы это и было, то вернуть деньги уже нет возможности.

– Почему?  – удивился Виталий.  – Почему украденное нельзя вернуть?

– А ты докажи, что они воровали! – осердился Майнашин. – У тебя есть такие факты?  Покажи!  Они работали, и заработали деньги по закону!

– Я тоже думал, что они зарабатывают,  – сказал я о Гусинском, Березовском и других миллиардерах, сделавших капиталы с помощью чиновников на перекачке денег из бюджета, махинациях с бумагами и на "приватизации", где за копейки скупали колоссальные достояния государства.  – Думал, что зарабатывают, а пригляделся –  воруют.

– Ну, и как ты вернешь эти деньги, даже если они, как вы говорите, присвоены?  – возмущался Подковырин.  – Сколько уже пытались заводить дел, и что толку?

– В том то и дело, что не пытались, была лишь видимость борьбы за возврат награбленного,  – отвечал Виталий.  – Если отберут у одного, то надо у всех. В том числе у тех, кто у власти. Этот режим на это не пойдет. Решить вопрос может только другая власть.

– Ну, и как это сделать?  – требовали у него.

– Просто.  Надо в один день их всех арестовать, дать бумагу и трое суток, чтобы они во все зарубежные банки, куда перекачали эти деньги, дали распоряжения о немедленном закрытии счетов и возврате в адрес Госбанка всего, что там есть.
 
По оценкам ЦРУ это 500-700 миллиардов долларов. Пять наших годовых бюджетов. Кроме того  вернуть 800 тонн золота.  Кто не вернет  – того под суд и, как за хищение в особо крупных размерах  к стенке.  Да, будет кровь. Но это дело справедливое. Надо открыто смотреть на реалии.

С ним бурно не согласились, и лишь я добавил, что если есть правда на земле, то на скамье подсудимых по той же расстрельной статье должны проходить и подельники этих преступников - все депутаты и чиновники, которые принимали эти воровские законы, по которым в столь рекордно малые сроки столь масштабно и хищно ограблена и развалена страна.

– А так же на различные сроки заключения,  – кивнул я в сторону Майнашина и Подковырина,  – отправить на каторжные работы по восстановлению объектов на-родного хозяйства всех, кто покрывает такое воровство.



                (конец второй части)