Небоскребы села Утятино

 
- Слушай, Андрей, до меня дошел слух о селе Утятино. Там, мол,  живут  люди талантливые. Даже гениальные. Надо бы проверить. Давай на самолет — и  назад с материалом.
- Где оно, это Утятино?
- Север области. Сейчас только на самолете можно добраться. Часа полтора, не больше.
- В Утятине есть аэродром?
- Нет, но есть рядом. В Аникеевке, это не больше десяти километров. Или пятнадцати. Тебя довезут на дровнях. Я договорился. По рации. В Утятине нет пока телефонной линии на область. Но скоро будет.
- Пешком буду топать, да? Тулуп дадут?
- Я обо всем договорился.
             - Когда лететь?
             Редактор посмотрел на часы. Поморщился.
- Уже опаздываешь.  До   аэропорта тебе ехать часок без пробок. А твой  вылет через час. Ну да авось. Вот тебе командировочное. Вот деньги. Дуй.
- Самолет-то какой? - спросил я на ходу.
- Хороший, двухместный. Пилот - и ты. Тебя встретят, не тушуйся, братишка.
- Я же не собрал вещи.
- Собирать  ничего не надо. Пальто есть Тулуп дадут. Остальное - тоже, сам увидишь.
Самолетик "Морава" показался мне игрушечным. Однако он с такой силой ревел, что казалось, будто это некий гигант. Пилот, мой ровесник, сыпал шутками. Я их не всегда ясно слышал, но улыбался. Все реже. Особенно тогда, когда уже стало темнеть, а пилот очень уж часто смотрел то на карту, то вниз - и хмурился. Потом он и вовсе оставил свои шутки.
Но вот он как-то сориентировался, мы пошли на посадку. Это и в сама деле была Аникеевка. Меня ждали. С тулупом. Редактор не обманул. Дали мне портфель толстенный, огромный, сказали. что там есть все необходимое для командированного в село.
- А гостиница есть в Уттятине? - обеспокоился я.
- Нет, но вас поместят в хорошую избу. Вас уже ждут там.
Конь бежал быстро, снег был белый, чистый, воздух -  не городской, девственный. Мои утепленные ботинки однако же вскоре показали свою слабость, ноги стали мерзнуть. Едва я решил сказать об этом вознице, молодому пареньку, как тот вдруг произнес тревожно, что мы опаздываем.
Я не понял его тревоги и возразил ему, что на сегодня никаких мероприятий не предвидится, но он безрадостно пояснил, что из-за нашего опоздания мы  можем с темнотой подвергнуться нападению волков, которых тут развелось за последнее время множество.
Я пожалел, что не взял с собой никакого оружия в редакции, но парень дал мне какую-то трубу со светящейся кнопкой на одном конце и сказал, что это прожектор, который поможет нам отпугнуть хищников.
И только сказал это, как конь понес. Я повернулся назад с трубой в руке и  увидел, что нас преследуют. Нажал кнопку на трубе, и мощный луч прожектора вырвал из тьмы переднего волка. Я подумал, что это волчица. Буквально три секунды зверь еще бежал, но вдруг стал тормозить, сев на землю. Завыл. Передними лапами как бы стремился что-то сбросить с головы своей.
Я перевел прожектор на следующего волка, с ним случилось то же самое. Звери после этого отстали. Но конь все еще бежал очень быстро. Тут мы увидели огни фар, это была автомашина встречающих, выбежавших из нее с ружьями в руках.
- Нажмите кнопку, - сказал один из них, высокий худой человек в легком пальто и шапочке. - А то и нам навредите.
Я нажал кнопку на трубе, и прожектор погас. Человек  протянул руку мне и представился:
- Антон Семенович Арсентьев, местный житель, конструктор. Автор этой трубочки. И моей утепленной одежды на   электрообогреве.
Я благодарно пожал протянутую руку. Она была теплой, и я не удивился, как это Арсентьев не мерзнет в столь легкой одежде. Электрообогрев … Надо же!
- Сегодня вы ночуете у меня, - сказал он, - а завтра сами решите, где вам остановиться. Надолго к нам?
-  Дня на три-четыре, - ответил я.
- Ну что ж, ознакомитесь с утятинскими небоскребами, - сказал он.
- Как? У вас есть небоскребы?
- Небоскребами я  называю наших выдающихся деятелей, - хохотнул он.
Дом инженера-конструктора был небольшой, но двухэтажный.  На крыше гнездились какие-то конструкции. Мне показалось сквозь темноту, что это ветряк и солнечные батареи. Но ведь здесь солнце мало светит. Ветряк тоже мало полезен, здесь, посреди тайги,  не гуляют сильные ветры.
Мы вошли в дом. Было тепло. Я поискал глазами нагревательные приборы, но не обнаружил их. Сказал об этом хозяину. Он засмеялся.
- Нагрев идет от стен. Стены же согреваются   с помощью нагревателей, использующих энергию ... впрочем, вам не понять.
- Я попытаюсь.
- Я сумел создать сверхаккумулятор огромной мощности, заряжаемый от темной энергии.
- Что-о?
- Вы не ослышались, журналист. Я нашел путь ко многим явлениям и многим конструкциям здесь - в глуши. Я даже хотел поделиться своими находками с ученым миром. Но понял, что для России это не будет полезно, а для врагов - будет.
- Почему?
- Любое открытие может быть использовано и для Добра, и для Зла. Наши враги только и думают, как нас сгубить. А утаить открытия, если начать их применять, невозможно. Разведки врагов не пожалеют миллиардов для кражи. Для подкупа, для убийства. Короче, мои открытия - для потомков. Точка.
- Но ...
- Я все сказал. Давайте выпьем за все хорошее.
От такого тоста я не мог отказаться. Мы выпили, потом еще за всякие добрые дела пили. Я опьянел.
- Спать, - скомандовал хозяин. - Голова от моего алкоголя болеть не будет.
Утром он приготовил хороший завтрак, после которого посоветовал мне пойти к следующему "небоскребу" - председателю колхоза  Писареву.
Длинный одноэтажный дом под железной крышей имел два крыльца. Одно вело к  двери с вывеской «Правление», над другой дверью была табличка с фамилией председателя. Я вошел в первую дверь. Меня поразило отсутствие табачного дыма.
За столом сидел пожилой крупный мужчина с улыбкой глаз, строгих и внимательных.
Он поднялся, протянул мне руку и произнес густым басом:
- Олег Петрович Писарев, председатель колхоза.
- Андрей Приходько, корреспондент. Уделите мне полчасика.
- Могу и больше. Пройдемся по нашему хозяйству, посмотрите на все своими глазами. У меня сейчас никаких совещаний, так что я в вашем распоряжении.
Мы не спеша двигались по селу, и Писарев рассказывал о своем хозяйстве.
Я узнал, что все дома  на территории  - более  двухсот дворов  - созданы за время его правления. Крестовые избы на бетонном фундаменте с большими погребами и крытыми дворами. Избы, которые строили сами колхозники в два приема: одно воскресенье — нулевой цикл, второе — остов дома с дверными узлами и готовыми окнами, которые изготавливали здесь же, в колхозном деревообделочном цехе.
внутреннюю отделку со всеми комуникациями доверяли самой семье, но и здесь семье помогали другие колхозники.
Я узнал, что в колхозе считается отвратительным напиться и хулиганить, что супружеская измена презирается.
Что здесь работает школа-восьмилетка с малой наполняемостью классов, менее двадцати человек, что доплату преподавателям дает колхоз. То же  - и  в детском саду, и в детских яслях.
Я не уставал удивляться, а Писарев уже показывал  коровник, телятник, свинарник, конюшню, овчарню, Все было чисто, все было удобно. Люди, работавшие здесь, смотрели на меня с каким-то чувством превосходства. Это меня не раздражало, я уже влюблялся в коллектив и его председателя.
     Когда же я спросил об источнике энергии, Писарев засмеялся. Но пояснил. Оказывается, здесь было три локомобиля. Практически работали только два, третий был в ремонте. Ремонтировались они поочередно, профилактически. Поэтому перебоев не было ни на фермах, ни в жилищах.
- А вот наша столовая, - он показал на продолговатое здание, в которое мы тут же вошли.
- Здесь мы только обедаем, - сказал Писарев, - а завтрак и ужин каждая семья сама готовит себе. В детских учреждениях — другое дело, там завтрак и обед. Только ужин — дома.
Потом, поглядев на меня пытливо, вдруг предложил мне стать редактором многотиражной газеты.
- Очень хочется мне иметь свою колхозную газету, назовем ее «Новости нашего села». Или что-то в этом  духе. Ты будешь редактором и штатом, дадим тебе самый модерновый компьютер, отличный принтер, будешь раз в неделю форматом «А четыре» делать газету. А? Соглашайся. Найдем тебе подругу жизни — красивую, верную, преданную.
Я был ошарашен этим предложением, но сказал, что подумаю. Между тем, нам принесли обед: борщ и рыбные котлеты с картофельным пюре. Я не был голоден. но все же попробовал борщ. Он оказался очень вкусным, и я уплел его довольно усердно. А уж котлеты рыбные ... Это было чудо!
- Вкусно? - спросил Писарев. - Да, умеют наши повара готовить. А рыбка-то у нас своя.  Тут течет река Степановка, не очень большая, так мы вырыли глубокий пруд по ее течению и мальков привезли. И вот теперь у нас есть рыбное хозяйство общественное. Рыбку едят и здесь, и в детских учреждениях. Хотим и в продажу ее пустить, когда больше ее станет.
- Вы великий хозяин, Олег Петрович! - воскликнул я. - Вам бы быть губернатором!
- Нет уж, мое призвание и умение, мой масштаб - это село. Где контакт с каждым человеком личный. Ты думаешь, я мало воевал, чтобы покончить с пьянством, хулиганством, с бедой в семьях? Чтобы люди полюбили иную жизнь, жизнь честную,красивую, добрую, достойную? Проще было приучить к порядку племенных быков Аписа и Юпитера.
Я засмеялся. он -тоже. Потом я спросил:
- Вы приехали сюда один или ...?
- Или с женой? Вопрос понятный. Законный. Я был направлен преподавателем истории в Аникеевку. Да, я историк по образованию. Прибыл в  районный отдел народного образования, там очередь была к  шефу. Передо мной стояла девушка. Стройная. Скромная. Я ее спросил, что она преподает. Она ответила, что это не мое дело. Мне ответ понравился, но я просто  возразил. что это может оказаться и мое дело.
Она промолчала.
Тут слышу, что секретарша говорит в телефон про какое-то село Утятино. Мол. там уходят на пенсию сразу и учительница начальных классов и председатель колхоза, ее муж.
Я как бы в шутку возьми и скажи той скромной девушке:
- Строгая девушка, давайте поедем в это Утятино. Я буду председателем колхоза, а вы - учительницей. Конечно, трудно будет. Но мы одолеем все трудности.
И тут, поверишь,  она мге улыбается и соглашается. Представляешь?
- Да, неожиданно ...
- Зашли вдвоем  в кабинет, я сразу же предлагаю себя председателем колхоза, а девушку - учительницей в Утятино.
Зав роно спрашивает, мы муж и жена или как? Я говорю. что да, муж и  жена. Девушка не разоблачает меня. Короче, тут начались переговоры, быстренько все согласовали, и мы с Клавой сели в газик и поехали в село. Рядом с водителем сидела его жена, а мы - сзади. Долго молчали. Потом я ей говорю, что и в самом деле хочу быть ей мужем. И что буду всегда ей верен, потому что она достойна уважения и верности.
Она спрашивает: а как же любовь? Я вместо ответа спросил, были ли у нее парни. Она покраснела и ответила. что  с отличием окончила педагогическое училище, не до любви было, да  и красотой ее природа обделила. И виже я слезы - на ее ясных глазах.
Я возразил ей, что она ошибается о себе, что она милая, что я  именно о такой всегда мечтал и буду ей верен всю  жизнь поэтому.  И руку поцеловал. Она руку не отдернула. Сейчас у нас трое детей. Люблю ее все сильнее, да и она, кажется, меня - тоже. Помогаем друг другу во всем.
Меня недавно приглашали на повышение, Клавочка одно сказала: не предавай Утятино. И я ее понял.
Вот такая моя история. Не  было у меня другой женщины, и у нее не было другого мужчины. Смешно тебе?
- Нет! Поразительно! Вы и вправду человек-небоскреб.
Тут мы подошли к зданию с фасадом типичного дома культуры. Оказалось. что это действительно утятинский дом культуры.
- Сейчас, Андрей, ты увидишь настоящих небоскребов, - сказал тихонько Писарев.
Мы вошли вовнутрь. В зале было двое: молодая женщина у рояля и высокий мужчина. Он распевался. Но едва мы вошли, умолк.
- Друзья, здравствуйте, вот Андрей, корреспондент, он хочет с вами познакомиться, - сказал председатель колхоза.
- Очень приятно, Ниса Шереметьева, - улыбнулась  пианистка.
- Алексей Байбаков, - представился вокалист. - Мы как раз начали репетировать к сегодняшнему концерту. Послушайте, если у вас есть время. Присаживайтесь.
Он запел. И я замер. Это был дивный баритон. Густые низы, металлические верха, богатство обертонов! Откуда?
Мы прослушали несколько арий из опер, пару неаполитанских песен и  десяток русских романсов с огромным удовольствием. Аплодировали от души.
- А теперь, Ниса, я прошу вас поимпровизировать, - несмело как-то произнес Писарев.
Ниса поколебалась было, но я взмолился о том же, она пожала плечами и начала. По мере того. как она играла, я испытывал нечто вроде опьянения. Трудно подобрать слово для того, чтобы объяснить. что было в душе моей. Никогда еще я такого не слышал.
Наконец, она взяла три мощных аккорда и положила руки на колени.
- Браво. Ниса, чудесно, бесподобно, спасибо! - орал я. - Это неповторимо в высшем смысле слова.
Она улыбнулась. Алексей целовал ее руки. Видно было, что они любят друг друга. Я умилился.
- Алексей, кто вас учил пению? - спросил я. - Ниса, понятно, училась в хорошем учебном ...
- Ниса училась в Московской консерватории, - гордо заявил Алексей, - а я учился петь под ее руководством. Моя диафрагма сегодня - самая мощная в мире!
Все засмеялись. А Алексей продолжал:
- Ниса учила меня дышать, потому что пение - это особый вид дыхания. Обертонами же меня сама природа наградила. Посылать звук в резонаторы головы тоже учила меня моя прекрасная подруга. Но эта система - наша тайна.
- Почему вы поете в селе Утятино, а не в Большом театре? - спросил я.
- Потому что здесь воздух чистый, люди  добрые, а главное - Ниса любит это село, ей здесь комфортно. Кроме того, здесь у нас музыкальная школа, где мы преподаем.  Я ведь окончил училище по классу баяна. А она - по классу скрипки. Фортепьяно - это было позднее. Наши старшие ученики готовы сдавать экзамены в музыкальное училище. И сдадут!
- Вы небоскребы, ребята! - провозгласил я. - Желаю вам удачи и дальше.
- Приходите сегодня на концерт, - сказал Алексей, - будет петь детский хор. Будет взрослых хор. Будут солисты. И я буду петь. Приходите.
Я пообещал постараться прийти.
Мое внимание привлекли картины на стенах зала. Это были пейзажи. Угадывалось Утятино в разных ракурсах и с разных расстояний. Пейзажи поражали радостной силой, светлым настроением, жизнелюбием, глубинностью.
Я спросил у председателя, кто автор этих дивных картин.
Он ответил, что  это — еще один небоскреб, художник, к которому мы сейчас и  отправимся. Только заглянем на пару минут в правление, чтобы отдать кое-какие распоряжения по селектору.
Я поразился: еще одно чудо утятинское, селектор колхозный.
Мы двинулись к правлению. Постепенно я пришел в себя. Спросил, как избирается правление колхоза. Писарев ответил неожиданно, что правление не избирается. Это  - он сам, главный инженер, главный полевод, главный животновод, бухгалтер. Пятеро.
- А как же демократия? - удивился я.
- Демократия - на собраниях. А мы - рабочий  орган. Мы работаем не нормировано, заседаем два раза в день - в семь вечера и в семь утра, это по сути оперативки.
- Я ошарашен. Здесь все так необычно …
В этот момент раздался звук взрыва. Завыла сирена. Промчалась мимо нас пожарная машина. Появились люди на улице. Кто-то крикнул, что взорвался дом инженера.
На месте дома, где жил Арсентьев, была огромная яма. Пожарные гасили соседний дом, не успевший еще сгореть. Около этого дома стояла молодая красивая женщина и заламывала руки. Было ясно, что она  — хозяйка горящего дома.
Ко всеобщей радости, пожарные быстро справились с огнем. Тут же прибыла ремонтная бригада и стала ремонтировать крышу и одну из стен. Женщина в белом халате выскочила из подъехавшей легковушки и подбежала к хозяйке дома. Оказалось, что она молодой  врач, которая согласилась ради Утятина работать в  здешнем фельдшерско-акушерском пункте. Вот и еще один небоскреб ...
Через несколько минут пожарники доложили, что огонь ликвидирован, ущерб причинен незначительный. Ремонтники продолжали работать. Писарев подошел к женщине, стал ее успокаивать. Она приходила в себя. Вошла внутрь дома, тут же вышла и радостно объявила, что все ее картины целы. И вся обстановка — тоже.
- Татьяна Евгениевна, позвольте представить вам корреспондента областной газеты, - сказал Писарев. - Правда, момент как бы не подходящий …
- Да уж, - вымолвила она. - Труднее придумать хуже.
- И я так думаю, - подтвердил я. - А я ведь тоже пострадал от взрыва. Мой толстый портфель со всем необходимым для командированного в село, погиб в этой страшной трагедии. Жаль инженера гениального, он был хороший человек. Мне было приятно с ним общаться. Что ж, пора обратно. До Аникеевки дойду пешком …
- Не дури, Андрей, - сказал Писарев, - завтра утром я сам тебя отвезу после оперативки. Сегодня заночуешь у …
- Пусть у меня ночует, - перебила его художница, - у меня есть раскладушка, заодно и допросит  меня. Раз уж он тут оказался. Да и не так страшно будет после взрыва этого. Мне что-то не по себе после этого страшного ухода из жизни моего соседа.
- Лады, - обрадовался председатель. - Тогда спокойной ночи. Я тут вспомнил про еще нескольких небоскребов ...
- Допрашивайте, - предложила Лисовская, когда он ушел. - Только глубоко в душу не лезьте. Кстати. Есть не хотите? Уже пора ужинать.
Я только головой кивал:  женщина была очень красива, я любовался ею, я вдыхал аромат «Шанели», я терял разум.
- Что с вами? — забеспокоилась  она. - Вы так напуганы взрывом?
- Нет, я не напуган, я десантник, я не то видал, я … не сердитесь только … я влюбляюсь … я … я … вы прекрасны … вы … вы совершенство. Ваши картины — шедевры, но вы сами … вы еще лучше ...
Я стал перед ней на колени и поднял руки, как в молитве. Она отшатнулась.
- Вы ненормальный, корреспондент. Если бы я предполагала ...
- Таня, вы … Танечка ... я хочу остаться в Утятине … с вами …
- Вы не соображаете! Мне тридцать три года, а вам?
- Двадцать три. Но это ерунда. Вы моложе меня. Я никогда не испытывал  ничего подобного.
- Успокойтесь. Давайте лучше я вам покажу мои картины. Встаньте, мне неудобно.
- Не встану. Вы совершенство ...Я скорее умру, чем … чем … без вас …
- Послушайте, Андрей, когда вам будет сорок, вы будете мужик в расцвете сил, а я … климакс … капризы … ссоры … старуха … мне будет пятьдесят лет … карга …
- Никогда ты не будешь старухой, моя богиня! Я буду стараться, я буду твоим плечом, твоим рабом, твоим …
- Но я не  люблю тебя, парень. Пойми это! Не люблю!
- Моей любви хватит нам на  двоих, я буду лелеять ...
- Слушай, три года я вдовствую, все мужчины мне одинаково противны после моего любимого мужа. Оставь меня, шалый отрок …
- Если бы я мог! Я уже никогда никого не полюблю, никогда! Я это чувствую! Танечка, Танечка! Единственная!
- Его тоже звали  Андрей  …. ты даже похож на него … но ты так молод … ты хоть познал женщину до этого?
- Да, у меня был роман еще в школе, но она вышла за другого, потом — когда служил, в самоволку даже бегал, но и она вышла замуж за богатого. За очень богатого. Потом был роман в редакции, но девушку забрали в Москву две недели назад.
- Так ты просто по бабе изголодался, песик?
- Нет, я полюбил. Внезапно, страшно, навсегда. Поверь мне.
- Допустим, поверила. Венчаться пойдешь?
- Побегу.
- Прямо сейчас?
- Да.
- Пошли.
Я  взглянул на часы. Было около шести часов вечера. Мы дошли до дома культуры, обошли его и увидели большую площадь, а за ней — красивый храм, напоминающий церковь Покрова на реке Нерль.
Мы подошли ближе, поднялись, перекрестившись, по ступеням (их было всего четыре) и постували в дверь. Нам открыл священник, высокий седой человек с густыми бровями и добрыми веселыми глазами.
- Отец Алексндр, мы пришли венчаться, - каким-то чужим голосом сказала Таня.
- Дело хорошее, - после паузы ответил священник, - только ведь надо бы вам сначала зарегистрироваться в государственном учреждении. Годик подождать. Потом пройти через исповедь и причащение, найти  свидетелей-поручителей, то есть крепкую христианскую семью …
- Вот видишь, Андрей, - сказала Таня мне. - А ты …
- Он тоже Андрей? - спросил  отец Александр, улыбнувшись.
- Он корреспондент, - странно ответила моя любимая. - Да, корреспондент областной газеты.
- Я останусь в Утятине, если Таня станет моей женой, - почти крикнул я.
И услышал громкий смех священника. Настолько заразительный, что и мы с Таней засмеялись.
И тут я обратил внимание на иконостас церкви. Это было чудо красоты. Особенно царские врата.
- Любуешься иконами, сын мой? - обратился ко мне священник. - А знаешь ли ты, что и храм сей воздвиг Андрей  Беспрозваный, ее покойный муж, и все иконы он же написал? И все фрески? Работал день и ночь, помогали ему всего трое утятинцев, и вот какое чудо красоты сотворили они. Не на один век построен храм. А сам Андрей, отдав сему делу все свои силы, ушел от нас навсегда.
- Заболел? - осторожно спросил я.
- Как будто был здоров, но  по окончании всех работ вдруг сказал, что уйдет от нас после освящения храма. Так и случилось. Вечером сказал жене, чтобы не очень печалилась, потому что уходит он в лучший мир, а утром попросил ее поцеловать его в лоб  - и ушел.
Я опустил голову. Мне было не по себе. Я чувствовал себя таким маленьким человечком по сравнению с покойным мужем любимой Танечки … Отец Александр заметил это и сказал Татьяне:
- Не расстраивайся, дочь моя. Все будет хорошо у вас, если  любовь будет между вами. Подбодри этого поникшего отрока. Ему не просто сейчас.
Мы ушли с надеждой на лучшее. Едва вошли в дверь, зазвенел мой сотовый телефон. Меня удивила хорошая слышимость. Видимо, где-то близко была станция сотовой связи. Редактор спросил, как дела. Я ответил, что произошло много неожиданного и статьи  не будет, так как я теперь стал утятинцем.
- Ты уволен, - прогремел после паузы его голос.
- Спасибо , - был мой ответ.

                28 июня 2018 года.