Чудеса в ладожском переулке

Ко-мне обратилась жительница города Ставрополь Ольга Коробова. Она рассказала, как стала жертвой неполноправных действий со стороны психиатров-экспертов и должностных лиц судебного производства. Встретившись с ней, мы узнали о том, как ее лишили законного наследства.
Пересказываю эту историю, со слов самой Ольги. Родилась она в краевом центре. В шестилетнем возрасте лишилась матери. В конце 2004 года у ее отца обнаружили тяжелое заболевание, от которого он вскоре умер. После случившегося, она утешала и поддерживала бабушку. Оставшись круглой сиротой, всю свою любовь отдавала ей, как самому близкому человеку. Ольга жила в доме у бабушки, в переулке Ладожский, в частном домовладении.
Годы шли, Ольга выросла, а бабушка стала болеть. Возраст приносил как физические, так и психические недуги. Полностью восстановить здоровье после смерти единственного сына, она так и не смогла. В 2005 году Валентину Андреевну, так звали бабушку Ольги, положили на лечение в Ставропольскую городскую психиатрическую клинику. Был поставлен неутешительный диагноз: «Органическое бредовое расстройство личности сосудистого гинеза». Развитие этого недуга зависит от возраста пациента. Заболевание протекает хронически и прогрессирует, постепенно приводя больного к его социальной и трудовой декомпенсации. Из медицинской карты больной: «С весны 2004 года периодически стала говорить, что в доме все заговорено, везде подслушивающие аппараты, нужно говорить тише…». А еще раньше, в 2002 году, бабушке была определена вторая группа инвалидности бессрочно, из-за поставленного ранее диагноза: «церебральный атеросклероз». Старушка от лечения в психиатрической клинике отказывалась, не признавая себя больной. Согласиться с этим медики не могли. Поэтому решением Промышленного районного суда города Ставрополя от 19 мая 2006 года она была помещена в стационар без ее согласия. Это более чем красноречивое подтверждение того, насколько все было серьезно.
Пройдя курс терапии, Валентина Андреевна была выписана с незначительными улучшениями, но с настоятельной рекомендацией продолжать лечение на дому, принимать прописанные врачами лекарства, наблюдаться у врача психиатра. Жить продолжала в своем доме с внучкой.
Но в 2009 году, внучка переехала. Предприняла попытку наладить личную жизнь. Она переживала, что бабушка останется одна, но по соседству проживала дальняя родственница Валентины Андреевны, ее племянница Татьяна, которая обещала помогать в случае надобности. Однако обещанная забота вышла боком Ольге, потому что у родственницы, как оказалось, были свои планы в отношении больной старушки. А точнее, ее имущества.
Начнем с того, что после переезда внучки, Валентине Андреевне перестали поступать лекарственные препараты. На приеме у врача психиатра, она больше никогда не была. Напротив, Татьяна стала утверждать и соседям, и самой пожилой женщине, что та абсолютно здорова. Видимо, племянница отыскала все-таки деревце с молодильными яблочками, в северо-западном районе нашего города. Подсказала бы тогда и нам, что ли, где оно растет!
К сожалению, Ольга Коробова, в тот период виделась со своей бабушкой не часто. У нее был маленький ребенок, который постоянно болел. Но сказать, что она вовсе оставила родного человека нельзя. И, наверное, переезд был ошибкой, потому что нашлись желающие воспользоваться состоянием последней.
Валентина Андреевна имела дачу в черте города. И однажды сказала Ольге, что продала свой участок. За тридцать тысяч рублей. Внучка так и ахнула. Цена была не совместима с реальной. В 2012 году, участок земли в шесть соток с вагончиком, в самом городе, в районе танка, стоил, как минимум в пять раз дороже. Внучка попросила бабушку показать документы, касающиеся этой сделки. У той оказалась лишь доверенность, где она уполномочивает некого риелтора: «продать за цену и на условиях по своему усмотрению, земельный участок…». Этот факт, бесспорно, является однозначной оценкой психического состояния родственницы.
В последний раз, когда Ольга приходила навестить бабушку, она не смогла пройти в закрытый дом. Как потом объясняла племянница Татьяна, она закрывала Валентину Андреевну, по ее же просьбе, так как та не хотела никого видеть. Этим косвенно сама Татьяна признает болезненное, не адекватное состояние женщины.
Почему мы это обсуждаем сейчас? Увидите дальше.
То, что случилось потом, весной 2015 года, так ударило по здоровью Ольги, что молодая женщина не оправилась до сих пор. Придя на кладбище перед Пасхой, на могилу отца, она чуть не потеряла сознание от увиденного там. Рядом с его могилой, холмиком накинутой черной как смоль земли, виднелась свежая могила. Бабушки Валентины.
Как это может быть, думала Ольга? Почему не сообщили родственники? Та же Татьяна. Почему не позвала проститься с дорогим человеком? Казалось, что случившиеся бессмысленно, происходит не наяву, а в ночном кошмаре.
Не помня себя от горя, с трудом разбирая дорогу, Ольга пришла к дому, где живет Татьяна. Шумел заходивший весенний дождь. Татьяна вышла за ворота. Во двор родственницу не пустила. Стала что-то кричать, махать руками. Впав в шоковое состояние, Ольга не понимала смысла слов. Стояла как дерево, не в силах что-либо сказать или пошелохнуться. Улавливала на слух лишь обрывки фраз: «Не приходи сюда», «засужу», «все мое, мое». Они кружились как мухи над головой. Их смывали на землю капли дождя. Потом ворота захлопнулись. Как добралась до дома, Ольга не помнила. А сильно вымокнув сразу заболела, пролежав неделю в полубреду. В это время ей то мерещилось, что бабушка Валентина заходит в комнату, садится к ней на постель и гладит ласково по голове своей нежной рукой. То казалось, что в комнату забегает с красными глазами, с обезображенным гримасой ненависти лицом Татьяна. Залазит на постель и начинает душить.
Придя в себя, по совету друзей, Ольга отправилась к нотариусу. Для того, что бы в его кабинете расстроиться еще больше, а выйдя из него на улицу, сразу, на взрыв разрыдаться. Да так, что прохожие, незнакомые люди принимались утешать ее. «Согласно завещанию покойной Валентины Андреевны, все ее имущество после смерти, достается Гришиной Татьяне Ивановне», - холодно и безучастно процитировал нотариус какой-то документ. Та самая Татьяна и стала по какому-то колдовскому заговору или вполне объяснимому наукой гипнозу – владелицей всего, чем распоряжалась умершая бабушка.
А дальше Ольга отправилась искать справедливость в городском районном суде, всерьез, надеясь на его помощь. Надеясь, что справедливость не может не восторжествовать в нашем правовом государстве. Что там разберутся в ее беде. А напрасно. Вот с этого-то искового заявления и начались ее хождения по мукам. Долгий путь от надежды до отчаяния, принесший баснословные для ее положения долги. И как только не доказывала Ольга свою правоту, прислушиваться к ее доводам никто даже не собирался.
Итак, суд. На первом же заседании Ольга увидела надменную наследницу, которая пообещала, отсудить у нее весь большой дом, не оставить в нем для нее даже не большой части. «Это дело принципа», - почему-то твердила Татьяна. Хотя у самой по соседству, в том же переулке, есть свое жилье. Примерно такое же по площади, где она проживает со своим стареньким отцом. Но, видимо, ей этого мало. В то время, как Ольга, живет сейчас у подруги, где в двух маленьких комнатах они ютятся вчетвером, сама она, подруга и их двое детей. Денег на свое жилье у женщины просто нет.
Первым делом, по настоянию истца, то бишь, Ольги, суд назначил посмертную судебную психолого-психиатрическую экспертизу Валентины Коробовой, умершей в возрасте 79 лет. Экспертизу проводила «Ставропольская краевая клиническая психиатрическая больница №1». Перед специалистами ставился ряд вопросов, смысл которых сводился к следующему: могла ли покойная отдавать отчет своим действиям и руководить ими в момент составления завещания? Была ли она подвержена чужому влиянию?
Как видно из этого заключения, инвалид второй группы признается отдающим отчет в своем волеизъявлении при написании завещания. И это несмотря на то, что в том же документе цитируется выписка из медицинской книжки Валентины Коробовой, а в ней есть и такое описание состояния пациентки: «После длительного, целенаправленного расспроса вскользь упомянула, что она уже ходила к участковому милиционеру, после чего звук стал ее ночью меньше беспокоить, более громким голосом отметила, что знает, кто это ей вредит, дальние соседи, узнала об этом через голоса продукции: пакет молока, булку хлеба и даже сгущенку». Напоминаем читателям, бабушка не продолжала рекомендованного после выписки из стационара лечения. А ее внушаемость доказывает характер продажи Валентиной Андреевной дачи за несколько лет до смерти.
При желании, Ольга могла бы, в свое время, добиться лишения дееспособности последней, оформить над ней опекунство, что было бы весьма выгодным для нее в будущем. Но она не стала обижать бабушку, потому как думала, что это могло быть неприятными для нее. А вот позиция Татьяны, которая в моменты обострений психического заболевания у Валентины Коробовой слезно просила Ольгу не обращаться в специализированное заведение, мотивируя свою позицию тем, что «бабушку заморят в психушке, ведь там на самом деле никого не лечат», мягко говоря, непонятна.
Не удовлетворившись заключением местных экспертов-психиатров, адвокат истца, отправляет копии всех материалов дела, включая амбулаторные карточки, в Москву, на независимую экспертизу, в организацию «Справедливая медицина». Ответ пришел не просто прямо-противоположный. Он был противоположно-грамотно аргументированный. В отличие от первого.
Вот некоторые его формулировки. «Представленная СППЭ (это первое заключение, составленное нашими земляками – прим. автора) имеет явные противоречия: психолог противоречит психиатру, психиатры противоречат сами себе. Придумывают заболевание для подэкспертной «органическое заболевание личности» и полностью его отрицают в описании (вероятно не понимают о чем пишут)». И далее. «Коробова Валентина Андреевна, в момент составления завещания не могла в полной мере отдавать отчет своим действиям и руководить ими». А так же, основываясь на заключение психологов можно сказать, что вероятность того, что Коробова могла попасть под влияние других лиц достаточно высока.
На основании всего этого, адвокат Ольги ходатайствовал в суде, назначить по делу повторную посмертную психолого-психиатрическую экспертизу по тем же вопросам, которую поручить экспертам ФГБУ «Федерального медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии имени В.П. Сербского». Вроде бы абсолютно законное требование. Тем более, что и первая экспертная комиссия (располагающееся на улице Ленина – прим. автора), лично покойную не знала, в своем решении руководствовалась документами из другого учреждения, где Валентина Андреевна проходила лечение, на улице Октябрьская. Но там не делают подобных заключений. То есть по медицинским документам можно делать выводы и в Москве и в Ставрополе. Равнозначно. Виденье ситуации одинаково. Но вряд ли, наша краевая лечебница сравнится с Институтом Сербского по опыту и возможностям.
Все же суд не назначает еще одну, безусловно, более качественную экспертизу. Аргументируется это так: «Оснований сомневаться в правильности или обоснованности ранее данного заключения комиссии экспертов у суда не имеется». Значит ту святую истину, что в споре рождается истина, суд не знает? А знает ли он, что чем больше точек зрения у человека по любому вопросу, тем меньше возможностей для него делать однобокие выводы?
С одной стороны, дорогие читатели, и у нас, как и у суда, нет оснований считать результаты первой экспертизы совсем уж не правильными. И вот почему. Мы не знаем, насколько компетентны эти психиатры, скольких пациентов они вылечили. С другой стороны, у нас нет и никаких оснований безоговорочно им доверять. Так как нам известны случаи, когда ошибались и более серьезные организации. Но у нас есть нечто другое. Это право сомневаться. А у суда оно должно быть по определению.
А что же нотариус, спросите Вы? Что говорит? Если почитать протокол судебного заседания от 26 апреля 2016 года, то выходит следующее: «В судебное заседание не явились: 3-е лицо нотариус Фатина Н.Г. – извещенная о дате, времени и месте судебном заседании надлежащим образом, не явилась по неизвестным суду причинам». Когда же ее все-таки увидели в суде, на одном из следующих заседаний, то вся ее речь сводилась к тому, какой она опытный неподкупный и честный нотариус.
К слову стоит сказать и о том, что показания свидетелей, по делу разнятся. Одни утверждают, что поведение покойной имело все признаки психического расстройства. Другие же, например, строитель, делавший ремонт в доме Валентины Андреевны, напротив, не заметил ничего необычного в ее поведении. В подобной ситуации и нужна, если следовать логике, повторная экспертиза. Тем более в таком авторитетном учреждении, как Московский Федеральный центр психиатрии.
Стоит так же отметить, что сторона ответчика в лице упомянутой Татьяны и ее адвоката, боятся, почему-то, как огня результатов этого заключения. Настаивает на его недопустимости. Что ими движет? Желание ли, что бы суд полностью разобрался в этом деле? Нечто другое? В то время, как сторона истца, ищет исключительно правды…
Сама Ольга Коробова, говорит, что просто хочет выяснить, почему про нее забыла Татьяна, когда бабушка умирала от кишечного недуга. Почему не сообщила о ее смерти, не пригласила на похороны? Почему нагло и безапелляционно заявляет на суде откровенную ложь, о том, что Ольга просто взяла и сама не явилась на похороны? Что внучка Валентины Андреевны мечтала всю жизнь исключительно о наследстве? Вы можете себе представить, дорогие читатели, что человек, потирающий руки в ожидании наследства, не приходит по собственному желанию на похороны родственника, со стороны которого этого наследства и ждет? Хотя бы для вида. Зато вот в поведении этой Татьяны и прослеживается подобное поведение. В народе его называют «игра на публику». Иначе, вряд ли, можно объяснить и мнимую заботу об умершей, и утверждения, что та абсолютно здорова, еще при жизни Валентины Коробовой. Странно, не правда ли?
Удивляет то, что все описываемые события, не озлобили Ольгу. Она рассуждает, что раз уж мало Татьяне места в отцовском доме, без труда разделит его с ней. Несмотря, на то, что сама является наследницей первой очереди, а завещание составлял явно больной человек. Внучка покойной и единственная законная наследница, сможет жить в доме с ополчившейся против нее Татьяной. Разделить с ней дом ее юности. Вероятно, только тот, кто не имеет своего угла, кто не первый год скитается по чужим домам, может уметь так добросердечно прощать обиды. В состоянии предоставить жилье, при надобности, в положенном по всем человеческим и нравственным нормам ей одной доме, даже людям, пытающимися отобрать у нее, эту единственную надежду на приют…
После проигранного дела, адвокату Ольги с трудом удалось уговорить ее подать апелляцию в суд более высокой инстанции. Принесет ли это свои плоды или нет, не известно. Тем не менее, я буду следить за дальнейшим ходом этих событий.