Школьне годы чудесные часть первая

Снова в непостижимые дали уносится лето. Вновь подкрадывается коварный сентябрь. Почему коварный? Потому что он выдает себя за теплый солнечный ласковый месяцок. Но сам так и норовит, обманув тебя, застать ночью, спящем на улице. И тогда держись… Придется повыплевывать легкие и превратиться в сухую твердую куклу. Каких много валяется по песочницам, забытых детьми.
Да, о детях… Все светлое и доброе, что мы вынесли из детства, это как раз воспоминания о школе… Ах, школа… Позвольте вам в который раз, поведать о педагогах… Пришла как-то ко-мне одна женщина… 
     Это была мама школьника одной из МБОУ, как их сейчас принято называть, и, чуть не плача, рассказала нам случай, произошедший недавно с ее сыном. Дело в том, что хулиганистые одноклассники Вовы, назовем его так в целях конспирации, оба на два года старше его, отобрали у мальчика мобильный телефон. Прямо на большой перемене, на школьном дворе. Мама сразу позвонила классному руководителю, та еще кому-то, и, о чудо, на следующий день Вове телефон вернули.
     Только вот классный руководитель  почему-то очень просила маму мальчика не раздувать скандал и забыть о происшествии. Мотивируя тем, что все равно телефон Вовы попал к тем ребятам случайно, по ошибке. Да и нашелся же. Так зачем теперь, что называется, махать кулаками после драки?
     Такая постановка вопроса очень удивила маму Вовы. Телефон-то, да, нашелся… Но, как в старом анекдоте, осадок-то остался. Тем более, что ее очень уж интересовал вопрос, почему дети во время перемены оказались на улице? С такими мыслями она и отправилась в родное МБОУ.
     На проходной ее остановила женщина-охранник и строго спросила, куда и зачем она идет? А узнав цель визита, погрустнела и разговорилась:
«А как их, окаянных, не выпускать? Ведь бегут сломя голову на перемене во двор. Многие как раз для того, чтобы покурить… Старшеклассники вообще бугаи здоровые вымахали, не остановишь. Я вот неделю назад пыталась преградить им дорогу, так один из них так толкнул меня, что я копчиком о дверной проем ударилась… До сих пор лечусь травами.
     Думала привезти обидчика в чувства, написав заявление на имя социального педагога. Ну, чтобы провел разъяснительную беседу с парнем. Может быть на внутришкольный учет его поставил… Да директриса как узнала, прибежала ко-мне и стала ругаться. Мол, во-первых, я сама во всем виновата. Во-вторых, и так много в школе профучетников, за которых она тумаки получает в комитете образования на совещаниях. А в третьих, напомнила мне, что у меня лицензия на охранную деятельность просрочена и порекомендовала промолчать».
     Пока пожилая женщина-охранник, призванная, не дай Бог, стать стеной на пути у мирового терроризма, задумчиво стала глотать слезы, мама Вовы поднялась в учительскую. Там, сидя у окна, находилась молодая учительница, сидящая у окна со стопкой тетрадок. Завучей на данный момент не было и женщины разговорились.
     Оказалось, что проверяющий тетрадки специалист только что окончила институт и с начала учебного года работает здесь по профессии. Она была еще сама практически ребенком, не похожим на среднестатистического учителя, с серьезными, как у многих из них повелось, иногда постными лицами, выражающими полное безразличие к происходящему. Девушка разоткровенничалась:
«А знаете, когда я только пришла сюда устраиваться и дети меня не знали, я сидела на вкопанном на школьном стадионе колесе и ждала директора. Вскоре, возле меня стали собираться ученики после занятий. Не стесняясь в выражениях, они обсуждали планы на вечер. Причем, в основном фигурировали такие слова, как пиво, сигареты, джин-тоник и прочее.
     Я тогда впервые ужаснулась и призадумалась, стоит ли мне вообще сюда устраиваться? Теперь же я думаю об этом практически каждый день. Многие мои сокурсницы в школу категорически идти отказываются, догадываются, что здесь происходит и поэтому поступают в магистратуру».
     Удивленная Вовина мама решила пройти напрямую к директору и поговорить с ней. Оказалось, что той нет на месте, вызвали в комитет, но вот разодетая как балерина секретарша, в просвечной юбке, узнав, по какому вопросу пришла женщина, посоветовала зайти к заму по воспитательной.
     В кабинете заместителя был полный разгром. На полу валялись какие-то флаги, картонные короны, невесть откуда взявшиеся елочные игрушки. За столом, с головой зарывшись в куче бумаг, сидела худощавая женщина и что-то печатала на компьютере.
«Что вам?», - спросила она, заметив вошедшую посетительницу. А, узнав в чем дело, ее лицо приобрело такое выражение, при котором люди пережевывают свежий лимон.
«Я занята сейчас, зайдите к социальному педагогу. Он занимается такими вопросами. У меня куча дел», - проговорила зам и, как бы в доказательство своих слов кивнула на кипу бумаг на своем столе.
«А, вообще, если честно, - добавила она, - нам дети работать мешают, а тут еще вы…».
     В кабинете социального педагога был идеальный порядок. Мама Вовы восприняла это как хороший знак, говорящий о отлично налаженной здесь работе и принялась рассказывать о своей беде, приведшей ее сюда. Мужчина молча ее выслушал, а затем произнес:
«Со школьниками, отобравшими телефон вашего сына, я тогда поговорил, и они его вернули. Официальная точка зрения – взяли по ошибке, когда он сам выпал из рюкзака вашего сына. Рычагов влияния на них, в виду сегодняшней политики школы, нет. Директор боится за свою репутацию, которая складывается из общих показателей школы. Это и успеваемость детей, и количество зарегистрированных нарушений правил внутришкольного порядка, и многое другое.
     Поэтому, чтобы не выглядеть совсем уж погрязшими в хулиганстве, чего у нас не мало, наше руководство предпочитает в основном, внутренние проблемы не выставлять на всеобщее обозрение. Практика отрицательная и один Бог знает, к чему она может привезти, но ее применяют не только в нашей школе.
     А тех двоих хулиганов я давно хочу перевезти в другое учебное заведение, так скажем, поскромнее нашего. Но не дает мне этого сделать опять-таки директор. Потому что, чем больше учеников в школе, тем лучше. В плане показателей.
     Да и вынуждать родителей перевезти ребенка, например, даже с психическими дефектами, кои мы подозреваем в некоторых детях, в специализированное учебное заведение, мы не можем. Только при полном желании родителей. Без которых и провести психиатрическую оценку личностных качеств ребенка невозможно. А если родителям все равно, то все и останется на своих местах. Учитывая, что мы сегодня являемся организацией по оказанию услуг, комитет образования вынуждает нас, так скажем, «не портить жизнь» нашим потенциальным клиентам.
     Раньше трудом наказывали провинившихся школьников, сейчас и это запрещено. Приедут проверки и всех поувольняют, якобы за организацию принудительного труда несовершеннолетними. Вот так и живем».
     В шоке мама Вовы выходила из школьных дверей. На память ей пришли далекие дни, когда она, будучи школьницей, с радостью, вместе с одноклассниками, работала от школы в колхозе. Когда хулиганов обличали на классных часах и никогда его родители не думали даже бежать куда-то там жаловаться на учителя за то, что он будто бы прилюдно унизил их ребенка. Наоборот, сами обычно просили педагогов:
«Вы там с моим построже. Хочу, чтобы из него человек вырос, приученный к труду, а не разбалованный лентяй».
     Но те времена, по всей видимости, давно канули в Лету. А сегодня мама Вовы спрашивает у нас, с глазами полными слез:
«Куда катится современное воспитание детей? Кого мы вырастим такими темпами? Тех, кто будет обеспечивать нашу старость, если уже сегодня они не уважают старших?».
     Вопрос остается без ответа. Он зависает в воздухе тяжким комом. А учителя, с циничным видом, в это время продолжают воспитывать «будущее» России…