Степь да степь кругом

Пока трудно поверить в то, что через трое суток на Домбае я поднимусь километра на три к небу. Разворачивающийся и убегающий вид из окна – необъятная холмистая степь, редкие перелески и деревеньки.
- Ого, какой тут огромный мост! – кричит мой юный сосед по купе Рустем. - Что это за река?
Я не успеваю сообразить и ответить, потому что сразу за рекой на высоком берегу с теремами и церковными куполами, поднимается в закатных лучах солнца просто сказочный город. И уже после того, как мы его проехали, и снова потянулись леса да поля, пристанционные тополя и огороды, мы понимаем, что проехали Коломну.
Чтобы впредь такого казуса не случилось, я смотрю расписание и отмечаю, что скоро будет Рязань, город с тысячелетней историей и множеством храмов. Однако изгибы железной дороги опять обводят нас вокруг пальца. Рязань от вокзала своих градостроительных сокровищ не показывает. Да и стоим мы там всего ничего, за мороженым выскочить не успеешь.
Маршрут, которым мы добираемся до Северного Кавказа, очень хорош для экскурсии по южным степям. Первым вечером как раз обживаешься в вагонной суете, притираешься к соседям. Ночь всех успокаивает, а день сулит самые приятные впечатления от неспешного обзора степных далей. Вспоминается  «Степь» Антона Павловича – потрясающе совпадает по ощущениям!
В коридоре два открытых окна, одно из них плотно оккупировано мною. Пряный и свежий запах полыни, дрока и прочего разнотравья мощно окутывает наш не так уж и стремительно идущий поезд, врывается в окно, кружит голову. Деревеньки, купола, черепичные крыши, стада буренок, разинувшие рот мальчишки по берегам речушек и заросших стариц. Такую экскурсию вряд ли вы можете себе позволить каким-либо другим способом, только железной дорогой. В купе народу немного, горячий чай есть всегда, а большие остановки сулят множество дорожных сюрпризов. Особенно на больших южных станциях вроде Россоши или Ростова-на-Дону.
Вот молодайка в кепочке «Чикаго булс» с огромным подносом предлагает свежевываренных раков. Помните, у Романа Карцева: «Эти маленькие – по три, а эти большие – по пять. Ну, очень большие – но по пять. А те - по три. Но маленькие». Однако в пути так долго, как длится эта интермедия, не потолкуешь. Надо соображать быстрее. Налетели бабки с пирогами, отварной картошкой, жареной курицей. Подтянулись рыбаки с копченой и сушеной рыбой: самая крупная, распластанная по хребту – 300 рублей.  В рядок вытянулись продавцы меда, в банках и мед, и соты, и нектар. Но я отдаю предпочтение фруктам и ягодам. Тетки несут черешню, абрикосы, клубнику, тутовник. Какая-то строгая пассажирка вопрошает бабусю:
- Клубника мытая?
- И, милая, кто ж ее в продажу моет? Ты проедешь мимо, а ягода раскиснет, куда я ее? Помоешь сама, теперь в вагонах всегда вода есть. Бери, хорошая ягода!
Берет. И я возвращаюсь в вагон с пластиковым стаканом черешни. Поедаю ее с удовольствием, глядя на разворачивающийся пейзаж с портовыми кранами, баржами, широким разливом в этом месте Дона. Дальше почти на линии горизонта, угольные терриконы. И бесконечные зеленые просторы, поля, отграниченные лесополосами. Замечаю, что железная дорога нынче строго блюдет порядок. Подступающая к полотну опушка выстрижена, стволы распилены, ветки сожжены, столбы покрашены. И проводники служат ненавязчиво, вежливо, расторопно. Цыганят в вагоны не допускают, но продавцы мороженого от станции до станции с нами путешествуют. У этих продукцию берут охотно.
А вот совсем молодой торговец золотом доверия не вызывает. Только представьте себе, как вы покупаете у проходящего мимо молодца с полевой сумкой эксклюзивное золотое колье! Так же настороженно встречают и разбитных теток-карачаевок с их ручным трикотажем: шали из козьего пуха толстые, как одеяло, жилетки до колена скрипят от синтетики. Все пассажиры, развлечения ради, трогают шали, слушают, до чего же дешево, практически задарма им предлагают товар, и неизменно отказываются. Бабушка Рустема Земфира мне, уже как своей, сообщает, что в Черкесске самый большой в России и самый дешевый рынок трикотажа: «Если чего-нибудь и покупать, так лучше там, в базарный день».
Обедают почти все своей снедью. Народ стал осторожный. Хотя нет правила без исключения: в соседнем купе мама с двумя малышами обедает купленными в Ростове копченым толстолобиком и картошкой. Аромат плывет по всему вагону, и я опять прилипаю к окну - дохнуть свежего степного воздуха. Благо, проветрить вагон после трапезы не составляет труда. Рустем наворачивает третью банку лапши Ролтон, а бабушка Земфира рассказывает мне, какой у нее в ауле дивный сад, и как ей плохо живется в Москве.
- Чего же вы не вернетесь в аул? – удивляюсь я.
- Пока в Карачаево-Черкессии правит карачаевец, нам, черкесам, там ходу нет. На все посты ставит только своих. Все бюджетные деньги карачаи разворовывают, весь бизнес в их руках. Так что сейчас все черкесы – в Москве. До поры!..
- А в столице у вас какой бизнес?
- Торговля. Все наши торгуют, и муж мой торговал, и дочери, и знакомые. Я вот уже не работаю. Но чтобы пенсия росла, тоже числюсь в магазине, у нашего же, у черкеса. Один народ – помогать друг другу должны, иначе не проживешь!
Очень симпатичная милая черкешенка, хороша собой, манеры приятные. Не зря слава о красоте черкешенок издавна идет по всему миру. Когда рассказывает про сад, где у нее и виноград, и персики, и хурма, и японская камелия – лицом светлеет. В Москве – квартира, в ауле – двухэтажный дом, куда семья ездит в отпуск на лето. Сейчас вот внука везет к себе на каникулы. Поди, плохо!
Чем дальше на юг летит наш состав, тем пышнее цветы. Я никогда не видела высокие, в рост человека, мальвы, белые, розовые, желтые, которые стоят прямо по откосам. Синяя герань, ярко красные заросли водяной гречихи, белые ромашки. И волны седого тонкого ковыля, желтые от сурепки дали… Надо сказать, что проезжали мы и неохватные ухоженные поля пшеницы, кукурузы, подсолнечника. Так что все вопли о том, что наше сельское хозяйство сгинуло навсегда – неправда. И стада встречались довольно часто, а уж близ деревень куры, утки, гуси, овцы и козы – непременный атрибут. Два казачка на конях пытались потягаться с нашим локомотивом, потом отстали. Смотреть на них весело и приятно.
Ночью наш поезд останавливается в Невинномыске. Там два наших вагона отцепляют, поезд уходит в Нальчик, а нас тащат в Черкесск. Прибываем рано утром, но на перроне встречают пассажиров таксисты: в любой конец города – 50 рублей, сказочные цены! Земфира замкнулась, в гости к себе не приглашает, в дороге – одно дело, а так я им чужая. Не больно и хотелось, я уже предвкушаю, как буду бродить тенистыми ущельями Домбая - совсем одна, с пляшущим по камням потоком наедине...
В заключение только хочу сказать: дорога назад, в столицу была столь же упоительно богата впечатлениями, вкусными трапезами, смешными разговорами.