Наказание

Мне встретился Толя Верболозов. Мы с ним так, чтобы сказать, тесно не дружили. Какая там дружба может быть? Мне – за семьдесят, ему – до тридцати. Но когда-то вместе работали в проектном институте.

- Как дела, Толя?
- Да вот… Инвалид я теперь.
- Жалко, - сказал я. – Ты был такой мастеровой парень…
- Да, жалко. Левая у меня была толчковая.

Я вспомнил, что Толя часто отпрашивался с работы на соревнования. Он был кандидатом в мастера по прыжкам в высоту.

Он поднял на десять сантиметров штанину левой ноги. Я увидел протез. Это была аккуратно выстроганная и отполированная колодка из твёрдого дерева цвета загорелого тела. Очень похожая на стопу человека.
 
- С протезами проблемы. Так я сам сделал. Из груши. Года три назад на даче спилил толстую ветку груши. Вот она высохла хорошо. И пригодилась.
- Как же ты ногу потерял? На соревнованиях?
- Соревнование, дядя Витя, было что надо. Ехал я на дачу. Занял очередь в автобус. А человек через тридцать от меня стоял в очереди Иван Гансов.

- Знаю я этого бугая, мерзавца. Он когда-то в механическом цехе работал. Был у нас нормировщик с одной рукой, Бронислав Михеевич. Так он, падлюка, схватил его за единственную руку и стал выкручивать. А он здоровенный, силища как у нечистой силы. Ну, мужики отбили Бронислава Михеевича. И сошло Ивану с рук. Он вообще людей никогда не признавал, всех ни в грош не ставил. Только себя любил. Жаднючий, как собака. Вместо десяти соток прихватил пятнадцать. За счёт лесопосадки. И на даче засовывает на леске в норы к хомякам рыболовные крючки-тройники. Потом вытаскивает бедных «вредителей» со злорадной усмешкой и с наслаждением убивает. У нас десять соток. Хомяков я не убиваю. И ты знаешь, Толя, хватает и им, и нам. Они ведь лишних едоков изгоняют с участка. Да… Так что сделал Гансов?

- Когда я зашёл в автобус, сидения были свободные. Ну, сел я у окна на одинарное сидение. Когда Гансов вошёл, свободных сидений уже не оказалось. Так он, проходя мимо меня с палкой, изо всей силы так ударил меня по ноге торцом этой палки. А там, на конце, был заострённый штырь толщиной миллиметров шесть и выступал из палки на пять сантиметров. Пробил он мне ногу насквозь выше пальцев. На подъёме. Сначала боль была адская. Потом угомонилась.

- Ну, а ты что?
- Я бы, дядя Коля, его не одолел. Я подавил в себе ярость. Сделал вид, что ничего не произошло. Хотя Гансов с трудом выдернул из моей ноги штырь.

- Решил В суд не подавать. Свидетелей ведь нет, что он пробил мне ногу. От ответа он улизнёт. Принял решение не поднимать шума, не привлекать внимания пассажиров, чтобы не было потом свидетелей, так как приговорил его к смертной казни. Никто не догадался. Мирно доехали. Я прихромал на свою дачу. Промыл рану. А штырь-то у него был ржавый и грязный. Чувствую, нога начинает пухнуть. Пришёл на остановку автобуса, чтобы ехать в поликлинику. А на остановке Гансов сидит на лавке. И злорадно говорит: «Ну, что, солдатик, больно? Так тебе и надо. Старшим следует уступать место». Не знал, сука, что он уже мертвец.

- Кое-как доехал домой. Жена вызвала скорую помощь. Привезли в травматологическое отделение. Ни жене, ни хирургу не сказал правду. Мол, напоролся на гвоздь. А там молодой хирург вместо того, чтобы почистить рану, уколоть какие-нибудь там антибиотики, сделать переливание крови, что ли, сказал: «Гангрена». И отрезал ногу по щиколотку… Но ведь гангрена за какие-нибудь три часа развиться не может. Просто ему хотелось резать.

Анатолий задумался. Замолчал.

- Казнил? – спросил я.
- Казнил, подлеца. Жуткой смертью он у меня подыхал.
- Как же это ты?
- Рана у меня зажила. Выстрогал я себе из груши протез. Шарнирно прикрепил. Пружины вставил, резинки. Короче, легко хожу. И что протез – незаметно.

- Как же ты его убивал? Он же, бугаяка, здоровый, силища там. Он мог тебя убить.
- Долго думал, какое выбрать орудие мести. Огнестрельное оружие я сразу отмёл. У меня не было ни пистолета, ни ружья, ни патронов, ни пороха. И достать перспективы не было. Да и шума много от выстрела. Смертельный яд я мог приготовить. Мама в детстве в лесу показала: «Смотри, Толя, вот ядовитое зелье великой силы. Не бери даже в руки». Но как ему дать яд? Изготовить шпагу?  Не подходит. Если не убью сразу, то он меня убьёт, даже раненый. И тогда я сделал из стального прутка диаметром шесть миллиметров короткую стрелу длиной пятнадцать сантиметров. Заточил остро. Утяжелил наконечник крылышками, которые при движении вперёд складываются, а при попытке вытащить – растопыриваются. Решил опробовать у себя на даче, чтобы наверняка. Вставил я стрелу в ствол самодельного пистолета, сжал пружину кривошипом, потому что рукой её не сожмёшь. Выстрелил в древесноволокнистую дощечку пятимиллиметровой толщины, сложив в два слоя. Стрела прошила двойную дощечку насквозь с лёгким шорохом. Я оделся в специально привезённую на дачу одежду тёщи, завернул в тряпку пистолет, надел тёмные очки… Подошёл к нему на полтора метра. Он меня не узнал. Ну, а там…

- Куда попала стрела?
- В горло. Он сгоряча рванул, чтобы вытащить.
- А крылышки распороли глотку? - попытался угадать я.
- Да.

 - Я рассказал об этом только вам одному на всём свете. Даже жене не сказал. При ссоре она может меня выдать. Или будет всю жизнь шантажировать. Однажды по пустяку она меня выдала. Сосед Димка Орлов из инструментального цеха посадил яблоню в метре от границы. Говорю: «Димка, пересади, пока не выросла». «Пересажу», - говорит. Так и не пересадил. А она ко мне все ветки выгнала. Ну я срубил эту яблоню. Димка в милицию заявил. А у меня алиби. А жене сказал. Так через полгода она сказала Димке. А тот в милицию. Уплатил штраф. Жена говорит: «У себя деньги украла. Лучше бы тебя посадили».

- Зачем же ты мне рассказал?
- Месть сладка, когда о ней знает ещё кто-нибудь.
- Ты прав, Толя. У Дюма в «Графе Монте-Кристо» аббат Фариа примерно так говорил. Но тут вот какое дело. По уголовному кодексу России я обязан донести на тебя. Сейчас недонос - уголовная ответственность по статье двести пять точка шесть.
- А вообще, дядя Витя, в указанной статье речь идёт только о террористических актах. А какой же у меня акт, если он, собака, меня искалечил. Он лишил меня полноценной жизни. Я мог бы умереть от заражения крови. И этот убийца вообще бы не ответил. Ну, бывайте здоровы, дядя Витя.
- Бывай и ты, Толя.