Как немки наших солдат завлекали

Как немки наших солдат завлекали, а те не отказывались



Наш старшина Потапов жуть как к женскому полу благоволил. Ни одной юбки мимо не пропускал, из тех, что попадали в поле зрения. Бойкий был старшина в этом вопросе, бойкий и жутко смекалистый.





Как-то раз стояла наша часть возле небольшого немецкого городка. Дело к концу войны уже подходило, на дворе сорок пятый год.

У немок в то время, как известно, с мужиками напряжёнка большая была. Кто убит, кто в плен попал, истосковались они за четыре года по мужской ласке. Инвалидом каким-нибудь завалящим дорожили как великой ценностью. Природа женская брала своё, её так просто не обманешь, любви да внимания, понятное дело, всякой бабе хочется.

А тут привалило такое счастье – целый полк здоровых русских мужиков под самым боком расположился. Барышни побойчей, разумеется, не терялись и счастливого случая не упускали. Профукаешь и кусай потом локотки.

Наш старшина Потапов жуть как к женскому полу благоволил. Ни одной юбки мимо не пропускал, из тех, что попадали в поле зрения. То полька ему подмигнёт какая, то чешка улыбнётся с намёком, а то словачка задом вильнёт перед глазами с известным смыслом. Бойкий был старшина в этом вопросе, бойкий и жутко смекалистый.

И вот, значит, вышли мы прогуляться по немецкому городку. Типа, на увольнении. Гуляем и на немочек раскрасивых поглядываем. А те нарядные, приодетые – цветут и пахнут. На нас, в свою очередь, посматривают не без симпатии. Мы прохаживаемся – мужественные и бравые, и они гуляют – хорошие-прехорошие. А старшина Потапов зорче всех пялиться и ус похотливый покручивает, предлог придумывает, как знакомство с красавицами завести.

И тут мы смотрим, а нам навстречу одна особенно хорошая немочка направляется. Вся видная из себя, в самом соку баба. Вышагивает красивыми ножками и глазами стреляет прицельно – прямой наводкой в мужское сердце. Дурак догадается без подсказок, чего этой шельме хочется.

Старшина Потапов так на неё загляделся, что забыл обо всём на свете. Чуть столб головой не снёс, а камень под ногой, торчащий из побитого взрывами тротуара, тем более не заметил. Наступил на него, запнулся и на землю брякнулся. Лежит и охает – за ногу держится.

– Кажись, я ногу подвернул, братцы! – процедил старшина сквозь зубы, изобразив на лице страдальческую гримасу. – Встать не могу. Ноги не чувствую. Болит жутко!

Мы смотрим нерешительно по сторонам, что делать со старшиной понятия не имеем.

А немка, та самая, хорошая-расхорошая, что нам навстречу вышагивала, подошла к старшине и уставилась на него глазами красивыми и большими. Стоит над ним, словно статуя, пригожая и фигуристая во всех надлежащих местах, и головой качает – сочувствует пострадавшему. "Какое несчастье, дескать, с доблестным воином Красной армии произошло!" По-немецки нам что-то лопочет и рукой показывает. Надо, мол, господина офицера поднять и поставить на ноги, чтобы на тротуаре он посреди улицы не валялся, как какой-нибудь вещмешок, доставить в место одно, хорошо ей знакомое, и там ему помощь медицинскую оказать.

Мы немку послушались, взяли под руки старшину и в место хорошо ей знакомое понесли. Она впереди шагает повиливающей походкой – дорогу показывает, красивая очень, если сзади подробно разглядывать. А мы позади идём, стараясь не отставать – пострадавшего старшину несём.

Тот от боли корчится, но на повиливающий немкин зад, ясное дело, глазеть хитрющим глазом не забывает. Лицо от боли кривит, неужто вывих у него серьёзный? Совсем дело плохо с ним. А может, упаси господь, и того хуже – перелом!

Доставили мы старшину до дома немки. Она дверь перед нами открыла и жестом красноречивым понять даёт: "в дом его заносите! на кровать кладите! на кровать!" Мы послушались, старшину занесли и уложили, куда она показала. А тот старательно охает, на немку красивую поглядывать не забывает и всеми руками за ногу держится. Только об одном и думает: как бы выздороветь поскорей!

Немка довольная, вид создаёт, что стесняется вроде, а у самой аж глаза горят. И старшина ей под стать, кроватью скрипит – на мягкость перину пробует, жук хитрющий.

– Мы доктора полкового к тебе пошлём! – сказали мы ему перед уходом.

– Не надо доктора! – заерепенился старшина и даже за ногу перестал держаться. – Хозяйка немецкая меня выходит. Поднимет на ноги без всяких лекарств. Нога ушибленная заживёт в два счёта. Станет как новенькая, после её лечения. Ещё лучше, чем до травмы была!