Забрался Артём под тела мёртвые, от фрицев...

Забрался Артём под тела мёртвые, от фрицев спрятался...



Отправили их, пацанов зелёных, в первый бой с одной винтовкой на четверых. Под каток махины немецкой, словно мясо пушечное – на убой. Маршал Жуков приказал им насмерть стоять, позаботился о солдатах, как отец родной. "Ни шагу назад! – кричал он в рупор на всех фронтах и потряхивал коротенькими ручонками, сжатыми в потешные кулачки, – иначе расстрел, по закону военного времени!"





Забрали Артёма на фронт из родного села в сентябре сорок первого года – зелёным юнцом. И сразу бросили в пекло передовой, в восемнадцать лет. Вместе с такими же пацанами, с похожей на его судьбой. Весь полк был собран из необстрелянных новобранцев – салажат не нюхавших пороху, ни житейского ни военного.

Отправили их, солдат-желторотиков, в первый бой с одной винтовкой на четверых. Под каток немецкой махины, словно мясо пушечное – на убой. Маршал Жуков приказал им насмерть стоять, позаботился о солдатах, как отец родной. "Ни шагу назад! – кричал он в рупор на всех фронтах и размахивал коротенькими ручонками, сжатыми в потешные кулачки, – иначе расстрел, по закону военного времени!" Великий маршал Второй мировой, с зашторенной наградами кургузой грудью.

При артобстреле Артёма осколком ранило, и он сознание потерял. В последний момент, тот, что в памяти отложился, почувствовал, как в голову ударило что-то, и следом, уже бесчувственный, скатился на дно окопа. Фашистов даже издали не повидал.

Пришёл в себя Артём затемно. Пошевелился и застонал от боли. Пощупал голову, а там рана. И блин запёкшаяся крови на волосах.

Сигнальная ракета взлетела под облака и от этого стало вдруг очень светло. Огляделся Артём, а вокруг солдатики мёртвые на вспаханной взрывами земле лежат. Очень много мёртвых солдатиков – советских, необстрелянных, безоружных. Всё поле бранное неподвижными телами застлано – бескрайнее, до самого горизонта. И кровь на изрытой свинцом земле, вперемежку с вырванной с корнем травой.

Им всем, когда ещё живы были, маршал Жуков напутствие дал. "Ни пяди советской земли врагу! До последней капли крови стоять! За отступление без приказа – расстрел!" Вот и бились они – не щадя себя, как он им по-отечески завещал. Крестьянский сын с тремя классами церковно-приходской школы. Карикатурный стратег, увешанный побрякушками "за командирский подвиг и выдающиеся заслуги", от пяток до самых гланд. Карьерный гений, прославившийся на крови. Поменявший сотни тысяч, миллионы бессмысленных солдатских смертей на почести и личное благополучие.

А вслед за ракетой, взметнувшейся в небо, послышались вдалеке голоса на немецком, вперемежку с автоматными очередями. Фрицы шли по полю шеренгой и стреляли короткими очередями – добивали раненых русских солдат.

Понял Артём, что конец его жизни близок. Недолгой она была, не успел он совсем ничего. И так ему обидно стало в тот миг, что словами не передать. Соседскую девчонку Зойку, которая ему страх как нравилась, он так никогда и не поцелует. И много чего ещё, о чём мечталось и что снилось во сне, он в этой жизни уже не познает. Не успел, не довелось, не суждено. Спасибо Маршалу Жукову, "отцу родному", за такую "путёвку в жизнь"!

А немцы тем временем совсем близко. Автоматные очереди всё громче, предсмертные крики русских солдат всё пронзительней.

Артём от страха начал по сторонам озираться. Инстинкт выживания сам собой включился. Голова вдруг очень ясной стала, словно видит он сон наяву, яркий-яркий, как вспышка молнии. Что-то внутри него, непонятное и безотчётное, отказывалось сдаваться и мириться с уготованной участью, отчаянно цепляясь за жизнь и выискивая малейший шанс на спасение.

Оглянулся Артём по сторонам и увидел рядом на дне окопа трупы двоих товарищей по полку. Одного Егором, помнится, звали. Второго – Семёном.

Они, Егор и Семён, здоровые были парни, высокие и плечистые, настоящие богатыри из древнерусских былин, хоть и молодые совсем. Артём таким могучим не был, но жить хотел, наверное, как никто другой. Перевернул он трупы и полез под них не помня себя, от немцев с автоматами прячась.

Забрался под тела погибших однополчан, лежит ни живой ни мёртвый, от страха пошевельнуться не в силах. Только сердце в груди колотится – ухает, как молот о наковальню, быстро-быстро и громко-громко. Словно от смерти с косой, что преследует по пятам, убегает не жалея ног.

А время как назло очень медленно тянется. Минута за минутой, как густое желе. Страшней тех минут в его жизни не было и не будет.

Фрицы мимо прошли, переговариваясь о своём и шаря дулами автоматов из стороны в сторону. В темноте не особо приглядывались, и Артёма не заметили под телами павших. Расчертили кого-то из мертвецов парой дробящих кости очередей и дальше вдоль окопа неспешно направились. Тела убитых однополчан его от смерти спасли, закрыли собой от пуль.

На утро, когда рассвело, фашистов на поле боя не было. Поехали они дальше по советской земле на мотоциклах и танках. А в полдень того же дня, рядом с полем тем полк советских солдат по просёлочной дороге на запад походной колонной двигался. То ли линия фронта непонятным образом изогнулась, то ли фрицы захваченные позиции сами оставили. Повезло Артёму, судьба такая, под счастливой звездой родился. Выполз он на дорогу, подобрали его свои и в госпиталь отвезли на медицинской машине.

А через месяц, как от раны он излечился, снова на передовую попал, рядовым другого полка. Винтовку ему в руки сунули и всё тем же знакомым напутствием подбодрили: "Ни шагу назад!" и "До последней капли!"

Всю войну Артём с той винтовкой через плечо протопал. Сквозь огонь, по родной земле и чужбине, теряя однополчан. От Москвы до Берлина, через пол-европы. Но самый свой первый бой, страшнее которого ничего в жизни не было, без содрогания не вспоминает до сей поры.