Между строк. Глава 22

Глава 22. Несбыточная мечта Ренпира

          Тишина была зыбкой и даже страшной, но она не пугала девушку, по сути создавшую ту в собственном доме. Белые одежды и волосы, собранные в небольшой пучок, не напоминали ей самой приведение, хотя любой другой подумал бы именно так. Не надо далеко ходить, достаточно и одной Эталь, которой без конца мерещились тени и непонятные фигуры во тьме. И даже не просто мерещились, был один случай, когда она убеждала Любу в реальности своих видений.
          «Я видела… здесь… синяя тень, блестящая!» - вспоминала девушка тот далёкий и ушедший день и утро, когда Эталь пыталась её убедить. В руке было зажато золотое перо, стол завален бумагами. Напряжение в воздухе лишь усиливалось. В такие моменты замирало всё, и даже птичка, сидящая в соседней комнате, прижималась ко дну и не издавала ни единого звука. Она и днём достаточно редко пела, плохо ела, почти не летала, только смотрела на всех.
           Воздух едва не кипел от напряжения и электричества, тут чудились тени и странные порывы энергии. Чем больше становилось их – тем больше и мыслей у Любы. Тем лучше ложились строки, тем чаще слагались стихи. Когда комната почти вся была залита призрачным синеватым светом, рукопись, наконец, закончилась. Страстная история, созданная воображением Ренпира, изменилась и имела другой конец. Взамен страданий несчастный получил любовь и встретил свою возлюбленную. Они должны были позабыть всё, что было, и начать жизнь по-другому – с нуля. Так должно было статься и так, непременно, случится. Уже скоро, возможно, на следующий день…
            История, написанная Китти, легла в основу новой судьбы этого Автора. Теперь у неё Хеппи энд.
           Синие тени кружились вокруг новой книги и медленно растворялись в воздухе. Свечение отражалось от стен, уходило под корешок. Некоторые блики, похоже на битые осколки стекла, попадали в девушку и так же быстро сгорали. Руки Любы ловили небольшие хвостики этих искр, и те застревали меж пальцев. Чернила начинали светиться, а после и они все погасли. Вновь в тёмной холодной комнате остался один белый профиль.
           Люба направилась в спальню, взволнованная и разгоряченная, прижимая к груди новую книгу, и, должно быть, собиралась вздремнуть. Полночные посиделки, конечно же, выбивали из обычного ритма. Глаза слипались. По телу пробегала дрожь. Эти симптомы однако не были признаками усталости, нечто другое, то самое, что мучило девушку и случайно вырвалось из неё возле моря, сводило с ума каждый день – чаще каждую ночь.
            Она лежала, поджав ноги и накрывшись почти с головой, смотрела в одну точку и думала. Про то, что сегодня, скорее всего снова придут родители. Они приходили всё время, а сейчас почти в каждом сне. Терроризировали её своими мёртвыми тенями-лицами. Всем известно, что это плохо, не стоит ждать ничего хорошего.
            Слёзы огромными бусинами катились по худым щекам, холодили своею грустью, заставляли трястись от рыданий. Душевная боль раздирала на куски душу, и внутри чувствовалась пустота. С одной стороны, Люба знала, что так не должно быть, понимала, сопротивлялась, пыталась помочь хоть чем-то; а с другой понимала то, что помощь её – ничтожна, ничего не получится. Масса задавит количеством. Её работа, выматывающая и неблагодарная, растворится в бездне моды, забудется, перестанет существовать совсем. Что надо сделать, чтобы выбиться из толпы? Как заставить других понять, что ты – особенная? Это желание убивало её, противоречия сводили с ума, а тут ещё эти сны…
           Буквально несколько дней назад девушка испытала на себе ещё одно странное чувство: печальное осознание безнадёжности, ужас и невозможности изменить ситуацию. Ей снилось, что она уже умерла. Гроб похоронен. Дома грустят родители. Они ещё живы. И они едва ли не своими глазами видели, как она умирала… А сама девушка, закованная в призрачный облик, летает возле их дома, мечется в листве деревьев, наблюдает за печальными родителями и готова рыдать, и орать, но одновременно с тем знает: они её не услышат. Или всё же? Лёгкий ветерок чудился им, когда Люба пролетала в опасной близости. И ей, призраку, было не по себе от мысли стать обнаруженной.
            Блондинке казалось, всё это – только пустые фантазии, но почему-то с каждым днём их становилось так много? Почему они мучили её, разъедая невидимыми клыками? И почему именно её? Разве она сделала что-то? Ни одного ответа в тысяче ужасных тайн. Ещё один день, полный страха, отчаяния, ещё один день, который приблизит к смерти.
***
            Дневник Эталь ожил за последние несколько дней. Он наполнился красками, зарисовками и различными фразами, на которые ранее не мог надеяться и которые перестал ждать. Почти детальный пересказ разговоров, неудачная писательская истории Китти и страшная вылазка к Ренпиру, всё это нашло отражение в пока ещё наивных корявых строчках, но написанные несколько страниц принесли безумную радость.
            Эталь перечитала небольшой текст, вставила кое-где новые, как ей показалось, необходимые тут слова, нарисовала на полях картинки. Она начинала с малого и ещё не думала о возможности написания книг, но в её душе, кажется, читалось и это. Сама того не понимая, она с каждым днём немножко меняла себя. Больше не была такой беззаботной, как раньше и перестала сомневаться в реальности. Она увидела «магию» своими глазами и заставила побороть себя и впустить в себя новый мир. Возможно, именно последний мирил её с капризным братом. Сдружившись с Любой и начав читать книги, Уилл взглянул на сестру иначе, или заставил себя так выглядеть?
             Уилл… К слову о нём, парнишка тоже не смог устоять пред соблазном. Он взял тетрадь и изложил свою версию ночных событий, и даже сказал, что придумал, что будет в следующей главе, но устал и запишет её чуть позже. Проинформированный о том, какие книги «нужны», он безоговорочно слушался правил и даже удивлялся, что интересного в описании жестокости, насилия, бед? Возможно, он просто был ещё чист и неиспорчен, поэтому не понимал «большинства», а большинство не могло понять намерений Уилла. Большинство полагало, в его возрасте уже надо испытывать и начинать любить взрослую жизнь.

            Новую книгу, написанную Китти и исправленную Любой, Эталь отнесла в издательство. Там, как сложилось в последние годы, не предвиделось никаких трудностей. Издание что нескольких книг, что большого тиража оплачивалось самим издательством, и это заметно облегчало сложный процесс.
- Сколько вы хотите книг? – спросила толстая женщина, сидящая за старым компьютером.
- Хотя бы одну. – повторила Эталь. – Я для себя пишу.
- Хорошо. Распишитесь. – протянула несколько листков и ручку. – Любовь, как вас по отчеству?
- Можно просто Любовь. – широкая чуть взволнованная улыбка.
         «Интересно, не догадаются ли они, что я – другая? Впрочем, неважно. Паспорт не нужен. Деньги тоже. Только рукопись, она у меня есть. Не понимаю, почему Люба сама не пошла… Но, видимо, есть причина. Мне сложно и даже интересно сыграть новую роль, но вопрос так не решается...»
          «Л. Вечная. Несколько версий любви» появилась красивая надпись. На мониторе тут же вспыхнули варианты цвета обложки.
- Какой вам, мисс?
          Фраза пролетела мимо. Эталь в мгновение потеряла себя и вздрогнула. Она только тут поняла, что к своему стыду не знала фамилии Любы. «Даже, если это псевдоним, «Вечная Любовь» звучит очень сильно. Про псевдоним мы не говорили. Значит, фамилия настоящая… Так, что же ещё, что я о ней не знаю?» - так девушка поняла, что тайн может быть очень много.
- Так какой цвет вам?
- Давайте красный, - не задумываясь, пробормотала она. Ей было совсем всё равно. «Действительно, какая разница от обложки? Разве только для покупателей, сознание которых не понимает сути, а выбирает только из внешности?»
- Давайте, так... – подтвердила толстая женщина, нажала на кнопку, и на экране появилась другая картинка.
- Да, так красиво.
- Значит, не будем менять.
***
          Севастьян сегодня задерживался.
- Подожди и меня тоже! – Эталь была уставшая, но счастливая.
- Ты ходила куда-то? Тут столько покупателей… Я один не…
- А где же девчонки?
- Все в делах. Одна заболела, на другую написали жалобу, хочет уволиться. Боюсь, мы одни с тобой тут останемся. Не отлучайся надолго, хорошо?
- Да.
- Ты не сказала, куда ходила.
- А ты представь себе: издала книгу!
         Севастьяна поразила эта странная улыбка подруги. Розововолосая обыкновенно не любила читать и подавно, наверное, не писала. Впрочем, улыбка была какой-то зловещей, наверное, она пошутила.
- Не знал, что ты пишешь!
- Я им наврала! – смеющимся шепотом прошептала Эталь, в мгновение разъяснив тайну. – Я занялась плагиатом. И на самом деле меня об этом попросила Любовь. Она исправила ошибки из тех тетрадей, которые нашли мы. Помнишь?
- И как?
- Показать тебе?
          Достала из сумки томик.
- Красивый такой… Л. Вечная?! – споткнулся Севастьян.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь. Сама в шоке. Надо будет спросить кое-кого.
- Думаешь, так специально?
- Эффект точно будет. Ты долго ещё?
- Последняя чашка… - парень выключил воду. – Теперь всё. Мы можем прогуляться до тебя?
- Провести? Я не против. – кокетливо заулыбалась бариста, вздохнула и поправила выбившуюся из прически прядь. Подобная перспектива показалась ей весьма интересной. Они оба думали об одном и том же.

- Знаешь, что ещё было! Из-за чего я именно задержалась?
- Нет, откуда же? – чёрные волосы снова казались чистыми и аккуратными, а в глазах горел огонь любопытства. - Расскажешь?
- Если попросишь.
- Сама начала! – Севастьян подтолкнул подружку. – Ты первая заговорила!
- Ну тогда расскажу.
          Эмоции Эталь снова устремились в прошлое. Она стала вспомнить брата, точнее то, что он решил учудить.
- Представляешь, у самого входа в издательство!..
- Что?
- Он стоял! Ждал меня!
- А зачем?
- Зачем – лучший вопрос. Он за одно утро роман написал. Пока шли, рассказывал о чём. Ничего интересного, если честно. Первый опус. У каждого такой был. Впрочем, ладно, пусть радуется. Издали мы и его. Уилл теперь дома сидит, не может насмотреться на книгу…
- Один?
- Что один? – Эталь округлила глаза, а после всё поняла. – Да, незачем пока делать много. Хватит и одного экземпляра. К тому же Люба сказала, от этого ничего не изменится! Книга «выходит в свет» всего один раз, все мы тоже один раз рождаемся, а тираж можно после прибавить…
            Парень хотел сказать что-то ещё, это читалось в чертах, но слова зазвучали не сразу:
- Знаешь, а ведь это не плохо… Если бы все так, написали – издали, но для себя. Не выпуская миллион ошибок на потеху публики… Деток просто разбаловали. Цензуру отменили. Кому-то стало лень проверять. Поэтому всё и случилось.
***
           Он стоял у своего маленького домика и, как обычно, грустно смотрел в никуда. Маленькие глазки уже устали искать своё счастье. Душа загрубела. И книги малость поднадоели.
           Ренпир, некогда желающий свергнуть весь мир ради своей мечты, кажется, понял, что мысли такие ошибочны, даже более того – абсурдны. Смешно быть таким, как он. Смешно продолжать ждать невозможное. Обреченность и боль легли на него, точно саван, и даже волосы стали мертвецки белыми и безжизненными, точно они поседели.
- Сколько уже прошло лет! Сколько всего написано. Но, если что и исполнится, оно не станет правдой, растворится, уедет, убежит в заморские страны…
          …И тут он увидел её. И в голове осталась только одна мысль: «Бред! «Вернуться она не могла. Значит, это другая. Но кто?..» Солнечные лучи просачивались сквозь лёгкий туман. Это придавало девушке невиданного белоснежного шарма. Длинные юбки цвета молока всё чётче и чётче вырисовывали перед глазами француженку. Та, которую любил он и клялся к вечной любви; та, которая когда-то была с ним, но после отвергла чувства; та, ради которой он написал столько строк, стояла сейчас перед ним и кокетливо поправляла шляпку.
- Здравствуй, Ренпир! – начала загадочно девушка.
            А он упал на колени и, кажется, начал рыдать. Автор не смог вынести такой любви, и на какие-то мгновение позабыл обо всём, полностью растворился в радости.
- Я вернулась, чтобы ты стал, наконец, счастлив…
           …Никто не знает о том, что случилось в тот день у дома. Смог ли сам Автор позволить себе улыбнуться или, согнувшись, умер, так и не сумевши поверить в свершенное чудо. Скорее всего, что так, ведь с тех пор он больше не писал книги.