Глава 54

   
   54.
   
   Суора остановила коня на склоне холма и внимательно оглядела раскинувшиеся впереди и справа постройки, обнесенные высоким деревянным забором. Багровый свет заходящей звезды яростно пылал в застекленных окнах главного приземистого двухэтажного здания. Со своим нечеловечески острым зрением она даже с такого расстояния легко прочитала вывеску над воротами: «Одинокий пастух».
   Постоялый двор. Это было как нельзя кстати. Девушка приложила ладонь к шее жеребца. Животное явно выдохлось и находилось на пределе своих сил. Она чувствовала почти невидимую дрожь его могучего тела и помраченность его слабого сознания. Да и сама она порядком вымоталась. Уже почти двое суток Суора обходилась без сна и пищи, позволив себе лишь несколько раз напиться воды из ручьев. Ей непременно следовало отдохнуть.
   Она тронула пятками бока жеребца, заставляя его неторопливым шагом продолжить путь вниз по склону. Есть ли серьезные причины для такой спешки, в который раз спросила себя молодая женщина. Крайне маловероятно, что она успеет перехватить Мастона Лурга до того как он вручит свой ценный трофей верховному претору. Как только судья въедет в Акануран, она скорей всего потеряет его след. Но так ли это важно на самом деле? Вряд ли у нее займет много времени, чтобы найти, вне всяких сомнений, роскошное обиталище герцога Этенгорского, где в конечном итоге девочка и окажется. При таком раскладе эта дикая гонка вроде бы не имела смысла. Но в пути могло случиться всякое. На судью могли напасть, девочку могли похитить, она могла сбежать, судья в конце концов мог по каким-либо причинам передумать продавать ее герцогу и найти другого покупателя. С этой точки зрения любое промедление таило в себе угрозу. Лишь под её защитой девочка будет в полной безопасности.
   Суора меланхолично смотрела по сторонам. Скоро будет совсем темно. Конь на последнем издыхании. Она просто не давала ему пощады с того момента как они покинули Гроанбург. А сама она жутко хотела спать. Глаза буквально слипались и даже сейчас, когда жеребец едва перебирал ногами, ее качало в седле и ей стоило немалых усилий не свалиться вниз. Еще раз взвесив все за и против, она решила, что любые негативные происшествия с королевским судьей все же крайне маловероятны на центральном тракте страны, учитывая что он приложит все усилия чтобы доставить девочку в целости и сохранности своему начальнику. А ей просто необходимо поесть и поспать хотя бы несколько часов. К тому же еще неизвестно удастся ли раздобыть здесь свежую лошадь. Если нет, то в любом случае придется ждать когда наберется сил ее собственная, столь щедро подаренная ей жителями Гроанбурга. Суора криво усмехнулась при воспоминании о разбойничьем городке. Интересно все-таки послал ли Хишен за ней погоню или нет. Её это мало волновало, но все же следовало иметь в виду. Разбойники вполне могли въехать на постоялый двор, когда она будет спать. Как бы ни была малозначительна угроза, которую они представляли для нее, все же не следовало полностью пренебрегать ею и давать им возможность застать себя врасплох.
   Она въехала в распахнутые ворота и чуть пришпорила уставшего жеребца, дабы он не плелся как старая кляча. Все же она гордая сайтонская аристократка и даже если и она сама и ее конь буквально валились с ног, не следовало показывать это окружающим.
   
   Далив Варнего стоял в гостиничном номере на втором этаже "Одинокого пастуха" и, сложив руки на груди, безрадостно смотрел в окно. Только что он выслушал доклад от своего первого помощника Зитана о состоянии "груза" на данном этапе пути. Все пятьдесят четыре раба находились в добром здравии и в умеренно уныло-спокойном расположении духа. Симптомов какой-нибудь гибельной заразы, а также предпосылок для возможного всплеска эмоций не наблюдается. Каждый работорговец прекрасно знал, что болезни и бунты могли обернуться большими финансовыми потерями. И потому их следовало остерегаться и предотвращать всеми доступными способами, гася их в самом зародыше, не давая им обрести неконтролируемую мощь.
   Плохое питание, недостаток гигиены, непрерывная депрессия, суровые условия транспортировки естественно подрывали сопротивляемость человека к разного рода заразам, а учитывая ту скученность, в которой содержались люди, любая инфекция мгновенно распространялась по всему фургону. И если болезнь была серьезная, торговец мог понести такие убытки, что уже речь шла не о сокращении прибыли, а о том чтобы хотя бы окупить саму поездку. Поэтому приходилось проявлять кое-какую заботу о физическом состоянии «товара». Никто естественно не устраивал рабам горячие бани с ароматным мылом и благовонными маслами, но при каждом удобном случае их загоняли в ближайшую речку или ручей и заставляли хорошенько промыть себя. Кормили тоже не слишком изысканно, но старались все же соблюсти приемлемый уровень чтобы человек мог хотя бы ходить и не падать в обморок. Питанием в основном служили пустые каши и пресные лепешки.
   Сложнее было с эмоциональным состоянием рабов. Все люди были разные и у каждого свой склад ума, характера и темперамента. Далив всегда старался это учитывать, внимательно приглядываясь к каждому своему «приобретению», особенно к тем, кто действительно обещал хороший навар. По его мнению людей ни в коем случае нельзя было доводить до беспросветного отчаяния, до той последней черты, где они либо безрассудно бросаются на своих надсмотрщиков, пуская в ход и зубы и ногти и все что подвернется под руку, либо режут себе вены или разбивают голову о камень, сводя счеты со своей жизнью. Но с другой стороны проникать в зыбкие потемки чужих душ у него не было ни времени, ни желания. А потому, по большой части, он возлагал ответственность за поддержание надлежащей дисциплины на своих людей, заставляя их добиваться от рабов четкого исполнения установленных правил, но пресекая зверства и издевательства по отношению к своему «товару».
   Но сейчас, после того как Зитан ушел, он смотрел в окно и думал не о своих рабах. Он чувствовал груз какой-то глухой тоски в своем сердце и пытался понять что же его гнетет. Он был самым младшим среди своих братьев и как самому младшему ему досталась очень скромная доля семейного бизнеса. Три фургона и полсотни рабов это все что он мог себе позволить со своими умеренными финансами. Он не мог нанимать опытных вербовщиков и надсмотрщиков, у него не было нужных связей среди судейских и пограничников, ему не доверяли отработанные каналы транспортировки и самые хлебные города. Ему приходилось самому прокладывать свой путь в этом бизнесе, полагаясь только на себя и несколько верных ему людей, одним из которых был Зитан. Однако сейчас его мысли были все-таки не об этом. Возможно это пакостное ощущение возникло из-за того что большая часть человечества ненавидела и презирала его за то ремесло которым он занимался? Он был проклятым шинжунцем, выродком, чудовищем, с черной душой или вообще без неё.  Возможно. В отличие от своих трех старших братьев он наверно занимался этим еще не настолько долго, чтобы подобные мысли окончательно перестали тревожить его. Но с другой стороны, порой он совершал такие поступки и шел на такие мерзкие сделки, что вероятно и его родные братья посчитали бы его монстром, узнай они про это. Но в отличие от них, ему ничего не предлагали на блюдечке и он должен был получать прибыль любой ценой и любыми методами, которые только мог изобрести его изощренный ум, чтобы доказать безжалостному обществу Шинжуна что он достойный сын своего прославленного родителя. И все же наверно не презрение рода людского волновало его. Он вполне легко это переносил, презирая их в ответ ничуть не меньше. Весь мир использовал рабов, которых поставляли рынки Шинжуна, и при этом относился свысока к самим торговцам людьми. Но были еще женщины. О нет, у него никогда не было проблем с ними. Учитывая его внешние данные, родовитость и все-таки какой никакой финансовый достаток, он без труда получал их внимание, легко переходящее в постельные забавы. Но не всех. Многие презирали его, за его ремесло, за то что он шинжунец, за то что он сын своего отца. Да, здесь за границами Шинжуна, многие женщины смотрели на него свысока, искренне считая его ничтожеством, они относились к нему как к какому-то недочеловеку. Причем те из них кто имел какую-то власть или сильного покровителя и знали что им нечего бояться, выражали свое презрение вполне открыто. Это просто бесило его и сводило ума. Эти высокомерные ханжи, глупые и трусливые, смели смотреть на него как на животное, порой даже отказываясь сказать ему хоть слово, когда он обращался к ним. Но может быть злило его не это? Он мог иметь женщин десятками, но все это были просто недалекие самки, с которыми и поговорить не о чем, а настоящие женщины старались держаться от него подальше, несмотря на всю его физическую привлекательность, хорошо подвешенный язык, вкус в одежде и явное наличие денег, взять хотя бы его перстни, все камни в них были настоящими. Но нет, все это вздор, говорил он себе. Нет никаких настоящих женщин, все они одинаковые, примитивные самки-собственницы, неспособные ни на что кроме как раздвигать ноги и кормить грудью потомство. Но как-то это не убеждало его до конца, особенно когда он видел спокойных, без глупого выражения показной гордости, без яркой косметики и вычурных нарядов женщин, которые в его присутствии, просто не обращали на него никакого внимания,  а он без ложной скромности был уверен что обращает на себя внимание. Или, если обстоятельства все-таки вынуждали их как то общаться с ним, он ясно чувствовал что он действительно им неприятен, но из-за своего какого-то природного воспитания, если таковое бывает, они старались этого не проявлять явно и держаться с ним достаточно вежливо. Это бесило его не меньше чем демонстративное презрение напыщенных дур. Хотя, может дело было вовсе и не в женщинах, а просто немного болела голова после долгой скачки. У него такое бывало, особенно на закате.
   Впрочем, в следующий миг все его вялотекущие размышления о причине тоскливого состояния духа испарились. Он увидел как во двор постоялого двора на серой породистой лошади въехала светловолосая молодая женщина.
   С каждым ударом сердца всадница становилась ближе к нему и он стоял не шевелясь, не в силах отвести глаз от ее прекрасного лица. Но конечно дело было не только в ее лице, он воспринимал весь ее волнующий образ и этот образ с приятным оттенком влечения будоражил его. Стройная, длинноногая, с длинными, волнистыми, золотыми волосами, с очень прямой осанкой и гордо поднятой головой, затянутая в исключительно черные облегающие одежды, она выглядела чрезвычайно эффектно. Но в какой-то момент Далив все же пришел в себя и отступил вглубь комнаты, чтобы прекрасная незнакомка случайно не увидела как он смотрит на нее.
   
   Суоре еще не доводилось встречаться с шинжунцами и она никогда не видела ни их раскрашенных лошадей, ни их громадных фургонов для перевозки рабов. Хотя конечно она слышала о зловещей стране, большая часть населения которой так или иначе участвовала в торговле людьми. Но ее это мало касалось, она особо этим не интересовалась, и поэтому то что она увидела, проехав ворота, не вызвало у нее каких-то особых эмоций.
   Во дворе с левой стороны от въезда, вдоль забора, друг за другом стояли три длинных фургона с черно-белыми тентами. Вдоль них важно расхаживали четыре широкоплечих мужика в какой-то смехотворной, с точки зрения девушки, форме, состоявшей из толстых гольфов, плетеных сандалий, подобия шорт и каких-то старомодных лат с широченными плечевыми накладками. Наверно предполагалось, что их вид должен внушать ужас и уважение, но у Суоры они не вызвали ничего кроме презрения. Кроме того она почувствовала идущую со стороны фургонов омерзительную вонь, которая явно была связана с продуктами человеческой физиологии. Это мгновенно вызвало у нее глубокое отвращение и отвернувшись, она поспешила к центральному входу главного здания. С правой стороны двора, возле, по-видимому, конюшни она увидела стреноженных лошадей, чьи головы были раскрашены в черный и белый цвета. Животные жевали разложенные перед ними охапки сена. За этим присматривал, опершийся на вилы, худенький мальчишка лет десяти. Впрочем, в данный момент он во все глаза рассматривал прекрасную светловолосую всадницу, затянутую в облегающие черные одежды, с гордой осанкой и изящной изогнутой саблей на бедре.
   Суора лишь скользнула по нему равнодушным взглядом, направляясь к центральному входу. Прежде чем она приблизилась к нему, из дверей вылетел высокий, худой, загорелый мужчина, в котором девушка без труда опознала отца восторженно глазевшего на нее мальчика. С открытым умным лицом, одетый в черные кожаные штаны без единого пятнышка и чистую белую рубаху с закатанными рукавами, он  в целом произвел на молодую женщину благоприятное впечатление. На левой стороне лба у него присутствовали длинные свежие царапины, а голова была обмотана белой тканью, на которой в одном месте проступило темно-красное пятно. Видимо он недавно пережил какое-то неприятное событие, но несмотря на это, держался бодро и приветливо. Мужчина бросился вперед и услужливо схватил поводья коня.
 - Я рад приветствовать вас, благородная госпожа, в моем скромном заведении, - сказал он, осторожно улыбаясь и глядя на прекрасную незнакомку снизу вверх. – Позвольте представиться. Громми Хаг, владелец постоялого двора «Одинокий пастух», и ваш покорный слуга.
   Суора холодно взирала на него с высоты своего местоположения. Её надменный взгляд сейчас был скорее просто соблюдением формальных правил общения между сословиями, чем искреннее презрение потомственной аристократки к безродному трактирщику.
 - А почему «Одинокий пастух»? – Равнодушно поинтересовалась она.
 - О, госпожа, есть одна красивая местная легенда. Когда-то давно здесь жил молодой пастух по имени Фаравель…
   Молодой женщине моментально стало скучно.
 - Достаточно, - сказала она и Громми Хаг тут же умолк.
   Суора легко и умело спрыгнула с коня. При этом действии возникший поток воздуха донес до чувствительного носика гордой аристократки то легкое амбре, которое она источала сейчас. Запах прокисшего пота немытого тела, вперемешку с лошадиным потом и запахом кожаной одежды, приукрашенный чудным ароматом драгоценных духов из Кен-Альдо. Задетая до глубины души этим обстоятельством, Суора тем не менее, конечно, не позволила своему смущению хоть как-то проявиться внешне.
   Спокойно глядя в голубые глаза хозяина постоялого двора, она положила ладони на рукояти своих мечей и сказала:
 - Я хочу получить хороший ужин и тихую, уютную комнату для сна.
 - Не извольте беспокоиться, госпожа. Вы получите все самое лучшее. – Заверил прекрасную незнакомку Громми Хаг.
   Но в глубине души хозяин «Одинокого пастуха» вдруг ощутил смутную тревогу. Он чувствовал, что эта высокая, красивая женщина с двумя изящно изогнутыми клинками, облаченная в идеально подогнанные под ее совершенную фигуру черные одежды из тонкой вэлуоннской кожи, нежного сукна из Кантрои и кирмианского шелка, и пахнувшая изысканнейшими духами, приготавливаемыми из неуловимых цветков Кен-Альдо, таила в себе опасность. Не то чтобы непосредственно для него или его заведения, а вообще. Он понял что ему явно хочется чтобы она поскорее уехала.
 - Как долго благородная госпожа, желает гостить у нас? – Спросил Громми Хаг, всем своим лучезарным видом давая понять, что он всем сердцем желает чтоб как можно дольше.
 - Я уеду рано утром, - ответила Суора.
 - Как жаль это слышать, - с горечью воскликнул Громми Хаг.
 - Кстати, у тебя есть хорошая, свежая лошадь?
   Лицо хозяина «Одинокого пастуха» сразу поскучнело, улыбка погасла, словно задули свечу.
 - Э-э…, - начал он.
 - Ясно, - коротко произнесла девушка. – Тогда, будь добр, позаботься о моей.
   «Будь добр» прозвучало для Громми Хага как угрожающее шипение камарты.
 - Сделаем все в лучшем виде, госпожа. Выскоблим, вычистим, напоим хрустальной водой из лесных родников, накормим отборным зерном с чудесными добавками из Вэлуонна, которые придают бодрость духа и ясность ума …
 - Кому?
   Громми растерянно замолк, прерванный на половине своей привычной речи.
 - Кому?... – Озадаченно проговорил он. – Ну, лошади.
   Суора внимательно смотрела на него.
 - Будет как новенькая. Домчит вас быстрее ветра, – неуверенно пробормотал он. - Тем более у вас такой добрый конь, наши крестьянские лошади не ровня ему, - быстро закончил Громми Хаг, чувствуя себя неуютно под взглядом незнакомки.
   Молодая женщина раздумывала о том стоит ли пригрозить  трактирщику. Несомненно он был хитрый и алчный как и большинство его собратьев по ремеслу, решила она. Но все же выглядел вполне адекватным и сообразительным, чтобы оставаться в рамках разумного и понимать реальное положение вещей и возможные последствия.
   Она засунула руку во внутренний карман плаща и вынула монету.
   Увидев сверкание золота, Громми Хаг онемел.
 - Надеюсь у меня не будет причин для разочарования в тебе и твоем заведении, - проговорила девушка и подбросила монету в сторону хозяина постоялого двора. Тот поймал ее и крепко зажал в своем костлявом кулаке, чувствуя как грани маленького сокровища врезаются в его плоть.
   Поднимаясь по ступенькам крыльца Суора вдруг пожалела о своей небывалой щедрости. Ей не было жаль монеты, но ей пришло в голову что блеск золота может толкнуть трактирщика к необдуманным поступкам и тогда наверно придется убить его. Впрочем, в этом случае жалела бы она конечно не о трактирщике, а об испорченном отдыхе.
   Тем временем Громми Хаг развил бурную деятельность. Позвал своего сына, сделал большие глаза и приказал ему немедленно заняться лошадью новой постоялицы. «Как родную», закончил он, показав сначала мальчику кулак, а потом усмехнулся и показал золотую монету. После чего устремился за молодой женщиной, торопясь распахнуть перед ней дверь и рассыпаясь в уверениях, что она не найдет ни одного повода для разочарования, ни малейшего. Затем он ударился в описания достоинств местной кухни, целебных свойств местного воздуха, благонравности местных жителей и прочих прелестей местного существования.
   Когда они вошли в залу, Суора бросила беглый взгляд на интерьер самого помещение, а находящихся в нем людей она не удостоила даже мимолетным вниманием. От нее естественно не укрылось, что недавно здесь произошло какое-то побоище. Развороченная стойка, поврежденные винные стеллажи, разбитые полки, заколоченные досками окна, сваленная возле дальней стены куча из кусков разломанной мебели и в конце концов замотанная голова самого трактирщика ясно говорили Суоре, что недавно здесь было мягко говоря неспокойно. Это огорчило девушку, ибо ей хотелось провести те несколько драгоценных часов, что она позволила себе выделить на отдых,  в тихой и мирной обстановке.
   Ее огорчение не замедлило выплеснуться раздраженным вопросом к Громми Хагу:
 - Что тут случилось? Твои местные благонравные жители гуляли? Надышавшись целебного воздуха? Я, вообще, хочу побыть в покое и тишине, без созерцания пьяных дебилов, избивающих друг друга, блюющих на пол и орущих похабные песни.
 - О что вы, сэви, нет. Ничего такого здесь не бывает. У меня лишь приличные люди и я забочусь о покое моих постояльцев, будьте уверены.
   Они вдвоем подошли к стойке.
   В зале было около двух десятков людей. В основном шинжунцы, сопровождающие караван фургонов. В подавляющем большинстве это были мужчины и все они с интересом разглядывали надменную прекрасную особу, осчастливившую их своим появлением.
 - Проведи меня в мою комнату. – Приказала она. – Я хочу побыть одна. Ужин подашь туда.
 - Как будет угодно, вашей милости, - вежливо ответил Громми Хаг и показал на дверь, ведущую из залы в коридор с номерами. – Прошу вас.
   Девушка величественно проследовала в указанном направлении.
   Однако прежде чем она вышла из помещения от одного из столиков донеслось:
 - Зачем же такой красотке скучать одной? Садись к нам, красавица. Уж мы сумеем тебя развеселить.
   Суора замерла.
   Громи Хаг с неудовольствием посмотрел на молодого человека с симпатичным круглым лицом с тонким налетом черной щетины. А затем с тревогой на прекрасную незнакомку.
   Девушка развернулась и медленно, вызывающе раскачивая бедрами, приблизилась к говорившему. За его столиком сидело еще трое мужчин, но на них она не обращала внимания. Взгляд её темно-голубых глаз был прикован к лицу того, кто обратился к ней.
   Она внимательно рассматривала этого человека, как будто он был каким-то странным, доселе невиданным ею животным. Но нет, конечно же нет, в нем не было ничего необычного для нее. Банальный, физически развитый самец с хорошей физиологией и удачной наследственностью, успешный результат естественного отбора. Уверенный в себе, нагловатый, ничуть не сомневающийся в том, что его внешняя привлекательность дает ему право быть таковым. С абсолютно убогим интеллектом и с таким же абсолютно нетронутым планом духовного развития. Слова «лучше всю жизнь скучать одной, чем общаться с таким отребьем как ты», вертелись у нее на языке, но она медлила. Суора очень устала и ей жутко не хотелось вступать в конфронтацию с этим примитивным, ухмыляющимся животным. Кроме того, и ей самой это было удивительно, она вдруг ощутила жалость к этому субъекту. Всю свою жалкую жизнь он проведет озабоченный тем чтобы обеспечить себя питанием, совокуплениями, удовлетворением своего эго и получением какого-то уровня комфорта, и так не узнает ничего о той глубине познаний и бесконечности созидания, которые таит в себе мир, а значит и он сам, так как, несмотря на всю свою недоразвитость, он все-таки тоже часть этого мира.
   Однако молодой человек вдруг перестал улыбаться. Его взгляд стал серьезным. Как будто он что-то понял. И он неожиданно для Суоры тихо сказал:
 - Прошу прощения, сэви. Мне не следовало обращаться к вам подобным образом. Извините меня.
   Девушка была слегка удивлена. Словно она вдруг встретилась с маленьким чудом. Тупой хам вдруг вспомнил, что значит быть человеком, смущенный одним лишь ее взглядом. Это было как-то странно. Но она видела что парень говорит вполне искренне. И так и не сказав ни слова, она развернулась и ушла, сопровождаемая Громми Хагом, испытывающим большое облегчение от того что все завершилось столь мирным образом.
   
   Далив Варнего, спустившийся в залу за миг до того как сюда вошла девушка, внимательно наблюдал за ней от одного из столиков. Когда очаровательная незнакомка в сопровождении раненого трактирщика покинула помещение, он уже твердо решил, что попытается завести с ней знакомство. Она была просто умопомрачительно красива.
   
   Суора Эрмейнег с сомнением оглядела предложенную ей комнату.
 - Это лучшее что у тебя есть? – Спросила она с ноткой недовольства. В целом обстановка была очень даже приличной и местами даже с претензией на изысканность и роскошь. И легкое раздражение в ее голосе было скорее просто дань формальности, так сказать, чтобы поддержать статус-кво.
 - Вам не нравится? – С искренним удивлением воскликнул Громми Хаг. И в его голосе даже проскользнула едва заметная нотка обиды. Это действительно была его лучшая комната. Даливу Варнего и то он дал комнату хуже этой, хотя тот тоже каждый раз требовал самую лучшую и трактирщик прекрасно знал что это очень опасный человек и ему лучше не перечить. Но в глубине души он ненавидел и презирал работорговца и поэтому каждый раз поселял его в комнату, которая по собственному рейтингу Громми Хага была где-то на третьем месте в его заведении.
   Молодая женщина прошлась по мягкому ковру и с удовольствием опустилась в кресло, погрузившись в упругие объятья кожаной обивки. Не спуская глаз с озадаченного хозяина «Одинокого пастуха», она сказала:
 - Так что здесь все-таки произошло? Ты так и не ответил.
 - Туру разбушевался, - с неохотой проговорил Громми Хаг. Ему вдруг показалось что он понял в чем дело. Комната прекрасной незнакомке была вполне по душе и высказывая недовольство, она просто хотела подразнить его.
 - С чего вдруг?
   Мужчина вздохнул.
 - Какие-то нехорошие люди посадили на него слайву.
   Девушка скорчила гримасу недоумения.
 - Нехорошие люди хотели тебе насолить?
 - Да нет, обокрали они этого простофилю.
 - Ясно. Ну и как, справились с туру? Без жертв?
 - Да, справились, - Громми Хаг осторожно потрогал повязку на голове. – В общем все живы остались, правда одного парня он хорошо располосовал, зашивать пришлось.
 - Ну что ж я вижу у тебя действительно приличная публика, - сказала Суора.
   Громми Хаг так и не понял сарказм это или констатация факта.
 - Кстати, к тебе не заезжала маленькая девочка в сопровождении судьи?
   Молодая женщина моментально поняла по выражению лица собеседника, что он знает о ком речь и не просто знает, а эти люди что-то значат для него.
   Не давая времени ему опомниться, она быстро спросила:
 - Что они делали? Девочка в порядке?
   Громми Хаг медлил с ответом, пытаясь понять откуда у странной незнакомки такой живой интерес к племяннице судьи.
 - Мне не хотелось бы тебя подгонять, - холодно произнесла Суора, - но поверь, мне очень интересно, что происходит с моей младшей сестрой.
   Молодая женщина и сама не была до конца уверена зачем она вдруг придумала эту ложь. Это произошло почти само собой, экспромтом, по вдохновению. В самом деле, этот странный ребенок никто иной, как ее родная младшая сестра. Да, между ними разница лет в пятнадцать, но разве так не бывает? Да, у нее светлые волосы, а у сестры черные, но разве это невозможно? Этот вопрос требовал отдельного размышления. Вроде бы ген блондинов – рецессивный ген, а ген любого другого цвета волос будет доминантным. Но шанс на светловолосого ребенка у пары брюнетка блондин все равно остается, пусть и небольшой. Так или иначе Суора пришла к выводу, что нет никаких сомнений что она и странная синеглазая девочка теперь родные сестры. Это многое объясняло, главным образом ее жгучее стремление найти девочку.
   Она увидела как просветлело лицо хозяина гостиницы. Он даже слабо улыбнулся.
 - Элен ваша сестра! – Казалось у него не было никаких сомнений на этот счет. - Да пропоет Аарох в дупле Лунного древа, - воскликнул он, досадуя на себя, - как я это сразу не понял. У вас же её глаза.
   Громми Хаг впервые увидел как эта прекрасная женщина улыбается.
 - Нам все это говорят, - признала Суора.
 - Не позволено ли мне будет узнать ваше имя, благородная госпожа?
 - Суора Эрмейнег, - просто ответила девушка.
 - А ваша сестра, Элен Эрмейнег?
   Прекрасная гостья утвердительно качнула головой.
 - А господин инрэ - ваш дядя? – В голосе хозяина постоялого двора прозвучало еле заметное сомнение.
   Молодая женщина поднялась с кресла и подошла к окну. Некоторое время она молчала, затем медленного произнесла:
 - Я думаю, трактирщик, ты достаточно сообразителен, чтобы понять, что этот судейский не имеет к моей семье никакого отношения. – Она повернулась спиной к окну. Ее идеальная фигура, очерченная по контуру багровыми лучами заката, создавала образ чего-то грозного и мистически таинственного. Громми Хаг снова припомнил свою смутную тревогу на крыльце по поводу этой женщины, она была опасна и благоразумие подсказывало ему держаться от нее подальше. – Забрать мою сестру было не самым мудрым поступком в его никчемной жизни. Чувство вседозволенности сыграло с ним злую шутку и дни его сочтены. – Девушка отработанным до совершенства жестом положила ладони на рукояти своих мечей.
   Громми Хаг застыл, впитывая и осознавая до конца смысл слов девушки. Судья украл ее сестру и она собирается убить его, так следовало это понимать? Взбудораженный и ошарашенный открывшимися ему обстоятельствами, его буквально раздирало от жгучего любопытства. В голове заметались десятки вопросов. Но главным из них, конечно, был: зачем Мастон Лург сделал это. Теперь все стало на свои места. С раскаяньем и страхом Громми Хаг вдруг вспомнил как в конюшне девочка умоляла его помочь ей. Она говорила, что судья никакой не судья, что ее похитили и везут на продажу  какому-то особому покупателю, злодею и извращенцу, что с ней обращаются как с животным. Хозяин постоялого двора похолодел. Что сделает с ним Суора Эрмейнег, если узнает о том что вместо помощи, он запер девочку в подвале и затем передал ее похитителям? Но как он мог тогда поверить ей?! Он ведь отлично знал кто такой Мастон Лург, что он королевский судья Туила, что он конечно мерзавец и прохвост, но все же вне всякого сомнения не станет похищать маленьких девочек для продажи грязным извращенцам. Тогда он был в этом уверен. Вспоминая то, как девочка вела себя с судьей, ему многое стало ясно. Её сарказм, насмешки и даже по-детски очевидная не завуалированная ненависть по отношению к своему «дядюшке». Который на самом деле ее похититель. Да еще этот Галкут, вылитый наркоман и висельник. Но зачем судье нужна именно эта девочка? Неужели её кто-то заказал? Неужели за нее готовы заплатить так много, что судья пошел на все это. Что в ней такого?
 - Теперь ты мне наконец скажешь, что они здесь делали и все ли в порядке с Элен.
   Хозяин «Одинокого пастуха» очнулся от своих лихорадочных размышлений.
 - Ничего необычного они не делали, госпожа. Хорошо поели, затем несколько часов поспали. После чего уехали. Когда они садились в карету госпожа Элен была в добром здравии.
 - И это все? – Испытующе спросила девушка.
   Громми Хаг пожал плечами.
 - Все, если не считать того, что во время схватки с туру, ваша сестра проявила невероятную отвагу и сообразительность. Ведь она еще все-таки совсем ребенок, но тем не менее у нее охватило мужества и хладнокровия чтобы не только не сбежать, а напротив, броситься к обезумевшему туру, каким-то образом найти на его теле присосавшуюся слайву и суметь отцепить её. У меня просто нет слов, госпожа.
 - С ней точно все в порядке? – Обеспокоено спросила Суора.
 - Да-да, с ней все в порядке, заверяю вас. Кроме того что она храбрая, она еще и очень ловкая и шустрая девочка. Я глубоко восхищен ею. Честное слово, госпожа, я безмерно хочу чтобы мой недотепа сын был хотя бы в малой степени похож на вашу сестру. Ваши отец и мать могут по праву гордиться своей дочерью. Для меня было честью знакомство с нею.
   Суора вернулась обратно в кресло и каким-то лукавым взглядом посмотрела на хозяина гостиницы.
 - Ну что ж, я рада что моя сестренка не уронила честь семьи, - сказала она с улыбкой.
 - Ни в малейшей степени, - очень серьезно ответил Громми Хаг. - Я просто поражен и ошеломлен. Ведь она практически малышка, а не отступила там где спасовали бы многие взрослые мужчины.
 - Многие взрослые мужчины вообще ни на что не годятся, - проговорила девушка. – Но не будем об этом. Главное что с Элен все в порядке. И я, как ее родная сестра, наверно могу рассчитывать на хорошее обхождение с твоей стороны, трактирщик, так сказать урвать толику выгоды от славы моей сестренки. Как ты считаешь?
 - Ну что вы, госпожа, - произнес Громми Хаг, улыбаясь почти смущенно. – Даже если бы вы не были сестрой госпожи Элен, я обходился бы с вами достойно, со всем возможным уважением и с трепетом.
 - Трепетом?
 - Ваш образ столь чист, благороден и прекрасен, что это ввергает меня в почтительный трепет, госпожа.
   Девушка удивленно усмехнулась.
 - Однако! Ты часом стихосложением не увлекаешься, в тайне от всех, а?
 - Нет, госпожа, это искусство мне не подвластно. Но язык красоты понятен всем в этом мире, от смиренных придорожных камней до гордых небесных светил.
   Суора снова усмехнулась.
 - Ступай Громми Хаг, - сказала она. – Надеюсь искусство хорошего ужина тебе подвластно. Я жду.
   Хозяин «Одинокого пастуха» поклонился и вышел. Девушка осталась одна.
   Она прошлась по комнате, рассеянно разглядывая предметы мебели, картины на стенах, облицовку камина, рисунок ковра, узоры на шторах, изящные канделябры. Затем открыла дверь и вошла в уютную спальню, где был ночной столик, будуар с зеркалом и огромная кровать под балдахином. Зрелище было такое соблазнительное что девушка не сняв ни сапог, ни одежды, ни пояса с мечами, спиною повалилась на мягкое роскошное покрывало с изображением лесной чащи. Упругое и нежное ложе приняло ее утомленное тело в свои ласковые теплые объятья. Это была почти сказка. Только теперь она поняла как сильно она устала и как же ей хочется спать. Может быть даже сильнее чем есть.
   Суора потянулась.
   «О, Великий Цикл переходов, хорошо-то как, - подумала девушка. - Надо хоть плащ и сапоги снять.» Но вставать совершенно не хотелось. Она подумала об Элен. Странный всё-таки ребенок. Её способность проникать в сущность людей это возможно какая-то физиологическая аномалия или даже мутагенез, и значит есть вероятность, что дети Элен унаследуют эту особенность. Конечно в этом случае очень важно выяснить причину этого, возможно даже что мутация была не спонтанной, а индуцированной, и тогда это означало бы что есть некие могущественные силы, о которых ничего не известно. В общем, так или иначе, девочка должна быть непременно найдена, доставлена на базу и подвергнута скрпулезнейшему исследованию. Все остальное отходило на второй план. Но теперь при выполнении задания следовало учитывать физические ограничения выбранной метаформы.
   Глаза девушки закрывались, она чувствовала что не в силах больше бороться со сном. Однако продолжала.
   «Но эта смелость, которой так восторгался трактирщик, это уже скорее не физиология, а психическая особенность. Нормально ли для девочки семи лет быть настолько отважной? Почему бы и нет.» Суора была почти уверена, что ребенок каким-то образом видел где именно на теле туру находится слайва. «Это, конечно, помогло Элен, но все равно ее поступок был невероятно смелым. Тоже самое что бросится к огромному бешеному псу, чтобы вынуть занозу из лапы. Моя сестренка просто молодец.» Девушка на миг оцепенела, осознав что думает о девочке как о своей настоящей сестре. «Да уж человеческое подсознание само по себе странная штука, стоит начать говорить ему что некая вещь действительно существует и как только оно привыкнет к этой мысли, оно начинает считать это правдой. Нужно обязательно как можно больше узнать о родителях Элен, возможно что они ключ ко всему».
   Суора в очередной раз придалась размышления о человеческой природе в целом. Она вспоминала людей, которых встречала за время своего путешествия, их поступки, слова, привычки. Она упрямо не давала себе заснуть, дожидаясь ужина. Наконец она услышала осторожный стук в дверь.
   Она поднялась с постели, сняла плащ, кинула его на низкий пуфик и вышла из спальни.
 - Открыто, - громко сказала она.
   В комнату вошел незнакомый мужчина с подносом в руках. Мужчина был настолько красив, что вся сонливость Суоры моментально испарилась. Она замерла возле камина, не сводя глаз с незнакомца. С досадой она подумала о том что должно быть выглядит сейчас взъерошенной и помятой.
 - Ты кто? – Холодно поинтересовалась она.
   Мужчина подошел к столу, аккуратно поставил поднос, выпрямился и посмотрел на девушку.
 - Далив Варнего, - спокойно сказал он. – К вашим услугам.
   Оглядывая его дорогую изысканную одежду, Суора с недоумением произнесла:
 - Ты служишь здесь разносчиком?
 - Ну что вы, сэви, конечно же нет.
 - Тогда что тебе нужно в моей комнате? – Её раздражение не было абсолютно показным. Не смотря на всю внешнюю привлекательность пришедшего, девушка прежде всего хотела отдохнуть. И все же, где-то в глубине её существа, теплый взгляд этих темных миндалевидных глаз вызывал некое интригующее волнение.
 - Я искренне прошу простить меня за мой неожиданный визит и если вы скажите что хотите прекратить его, я немедленно уйду. Но прежде позвольте мне объяснить мое поведение.
   Молодая женщина некоторое время разглядывала гостя, затем в очередной раз опустилась в роскошное кожаное кресло и изящным жестом указала мужчине на другое.
 - Я слушаю, - проговорила Суора.
 - Благодарю, - сказал Далив и присел на краешек указанного ему места. – Я отлично понимаю, что слова подобные этим вы слышали уже множество раз, но все же, нисколько не претендуя на оригинальность и рискуя показаться банальным, я хочу сказать что за всю свою жизнь я не встречал женщины более прекрасной чем вы.
   Тонкие губы девушки растянулись в плохо сдерживаемой улыбке. Она была польщена, но старалась не показывать этого.
 - Я увидел вас, когда вы подъезжали к гостинице, - продолжил Далив, - и затем в зале, и просто не мог отвести от вас взгляд. Я конечно сознаю, что мое поведение несколько бесцеремонно и даже может где-то граничит с наглостью, но поверьте, во мне нет ни капли неуважения к вам, а лишь глубокое восхищение и почтительное благоговение перед вашей красотой. Только поэтому я взял на себя смелость явится к вам с вашим ужином, сэви. Я понимаю, что вы скорей всего устали с дороги и желаете отдыха и покоя, и я ни в коей мере не намерен мешать вам в этом. Я лишь хотел иметь шанс сказать вам лично, что покорен и очарован вашим прекрасным образом и если вам понадобится какая-либо помощь или просто собеседник чтобы скоротать вечер, я буду счастлив, если вы остановите свой выбор на мне.
   Молодой человек замолчал и посмотрел на девушку, ожидая ответа.
   Суора медлила. Она не знала как поступить. Она действительно очень устала, но древняя могучая сила, зазвучавшая басовой гудящей струной внутри её тела, властно требовала другого.
 - То есть, если я правильно тебя поняла, - наконец проговорила девушка, - ты был очарован моей красотой и явился сюда чтобы сказать мне об этом, и это всё?
 - Именно так, сэви, - подтвердил гость.
   Суора откинулась назад, положила ногу на ногу и посмотрела на молодого мужчину, чуть склонив голову на бок.
 - Ну что ж, Далив Варнего, мне очень лестно было услышать твои слова и я нисколько не сержусь на то что ты явился сюда без приглашения. И на этом, я полагаю, можно считать твой визит законченным.
   Молодой человек поднялся с кресла и склонил голову в церемонном поклоне.
 - Благодарю вас, сэви. Беседовать с вами и сидеть в вашем присутствии, было честью для меня.
   Девушка усмехнулась.
 - Неужели?
   Далив чуть помедлил и произнес:
 - Я понимаю, я кажусь вам нелепым, но …
 - Скорее лицемерным, - перебила его прекрасная сайтонка.
   Молодой человек посмотрел на нее внимательно.
 - Лицемерным? В чем же именно вы видите мое лицемерие, сэви? – Спросил он очень серьезно.
   Девушка пожала плечами.
 - Да во всем. – Она хотела сказать, что такой красавчик вряд ли испытывает недостаток в женском внимании и если он тут заливается о том что никогда не видел более очаровательной особы чем она, то только для того чтобы что-то получить от нее. И не надо быть сулонским мудрецом чтобы догадаться что именно. Но в последний момент передумала. Ей не хотелось играть в эту глупую игру. Она назовет его красавичком, он конечно скажет что для него очень лестно слышать это от нее и так далее. – Я бы хотела остаться одна, если ты не против.
   Работорговец медлил.
   Девушка, вздернув брови, вопрошающе поглядела на него. «Что-то еще?» говорил ее взгляд.
 - Как вас зовут? – Спросил он.
 - Я так понимаю уходить ты не намерен? – Поинтересовалась Суора, но ее голос был спокойным и даже вполне дружелюбным.
 - Я просто хотел напоследок узнать ваше имя. Возможно сегодня ночью я буду сочинять оду, прославляющую вашу несравненную красоту и мне хотелось бы вставить в строки ваше имя и естественно в посвящение.
 - Почему же возможно?! Непременно будешь сочинять. Начни как-нибудь так…, - девушка на секунду задумалась и затем заговорила, чуть нараспев:

   В тоске, утомленный и чуждый,
   В унылой печали скорбя,
   Страдал я земной и ненужный,
   Покуда не встретил тебя.
   
   И все изменилось мгновенно,
   Исчезло тоски забытье,
   У новой счастливой Вселенной
   Любимая, имя твое.

   Суора сделала паузу и спросила:
 - Как тебе?
   Далив выглядел немного растерянным.
 - Э-э… думаю мое горестное состояние до встречи с вами несколько преувеличенно, но в целом… Вы сочинили это сейчас?
 - Абсолютный экспромт.
   Молодой человек недоверчиво усмехнулся. Суора села за стол и непринужденным жестом указала гостю на противоположный стул, таким образом давая понять что он остается на ужин.
 - Хочешь присоединиться? – Спросила она, кивая на поднос.
 - О нет-нет, я вполне сыт, и счастлив уже тем что просто могу составить вам компанию.
 - Как хочешь, - сказала девушка и принялась снимать с подноса кушанья и расставлять их подле себя. При этом от запаха еды у нее почти закружилась голова, она чувствовала очень приятное возбуждение и даже специально медлила чтобы сполна насладиться сладким ощущением утоления первого самого острого голода.
   Ее ждали тушеные овощи с нежными кусочками телятины в пряном маслянистом подливе, ломтики чуть поджаренных соленых хлебцев, тарелка с пикантным острым салатом из моркови, огромная ваза с фруктами, гора изысканейшего печенья с маком и кунжутом, сладкие пышные булочки, розовое повидло и большая бутылка прекрасного красного вина. Девушка аккуратно расстелила на коленях белоснежную с сине-зеленой вышивкой салфетку и, поглядев на своего гостя, легким щелчком среднего пальца ударила по пустому бокалу.
   Далив улыбнулся, встал, взял бутылку и очень аккуратно и в тоже время быстро и умело налил Суоре вина. Девушка взяла бокал, качнула им в сторону молодого мужчины, на что тот ответил легким кивком, и сделала глоток.
 - М-м-м, - протянула она с удовольствием, - отличнейшее вино. Ты уверен что не хочешь попробовать?
 - Нет, благодарю.
 - Ждешь, что я все выпью сама, захмелею и позволю тебе то на что ты надеешься?
 - Ну что вы, сэви, я ни на что не надеюсь и ничего не жду.
   Суора усмехнулась:
 - Ну конечно, - проговорила она и взяла в руки вилку.
   Девушка с наслаждением начала принимать пищу, иногда поглядывая на своего собеседника. Тот с вежливой полуулыбкой не сводил с нее глаз.
   Несколько минут царило молчание. Наконец проглотив очередную порцию, Суора сказала:
 - Ты что так и будешь молчать? Зачем я тебя тогда оставила?
 - Я просто не хотел мешать вам своими разговорами, пока вы столь сильно увлечены едой.
 - Ничего, первый голод я утолила и теперь вполне склонна к разговорам. Как ты обычно развлекаешь своих женщин?
   Далив хотел было ответить что у него было не так уж много женщин чтобы иметь какие-то обычаи в их развлечении, но вспомнив как она назвала его лицемером, передумал и сказал:
 - Чаще всего это они меня развлекают.
   Девушка пристально смотрела на него. Она продолжала есть, но конечно прежде чем что-то произнести полностью заканчивала с пищей, ибо твердо верила что говорить с набитым ртом невежливо и отвратительно.
 - Вот как. Но боюсь на этот раз этого не будет и раз уж ты здесь, то напрягись и как-то скрась мой ужин интересной, умной беседой.
 - Это не так то просто.
 - Почему?
 - Потому что вы невероятно красивая женщина. Ваш дивный образ заполняет все мое сознание и не позволяет ему переключиться на что-либо другое.
   Суора с улыбкой смотрела на собеседника.
 - Ну тогда может быть тебе сесть ко мне спиной, чтобы моя дивная красота немного отпустила тебя?
 - О прошу вас, сэви, не настаивайте на этом. Я постараюсь взять себя в руки.
 - Ладно. – Суора выпила еще немного вина. Ей было очень хорошо. Уставшее от долгой изнурительной дороги тело буквально упивалось каждым мгновением. – Итак, что же интересного ты можешь мне поведать, Далив Варнего?
 - Не знаю. Для начала мне надо бы понять что может быть интересным для такой женщины.
 - Такой! – Сверкнув глазами, передразнила его Суора. – И какой такой?
 - Необычной. – Девушка взглядом подбодрила его продолжать. – Я много путешествовал в своей жизни и встречал самых разных людей, но вы определенно нечто особенное.
 - Ты наверно читал аморальный труд Гавадона. Если мне не изменяет память, то его второе правило обольщения женщины гласит: «Дать женщине почувствовать что она особенная».
 - Нет, к сожалению, я не ознакомился с трудами этого автора. Какого же первое правило?
 - Так я тебе и сказала. Лучше продолжи мое описание.
   Далив без возражений продолжил:
 - Как я сказал выше, вы определенно нечто особенное. Вы красивы, но это не обычная красота правильных черт лица и идеальной кожи. И то и другое конечно в вас присутствует, но кроме этого вы еще удивительно милая, очаровательная и прелестная девушка. Обычная красота может привлечь противоположный пол и только, вы же очаровываете весь этот мир, вы можете сделать так чтобы вас любили дети и звери, старики и женщины, ветры и деревья и даже лоя, туру, авра и шоти покорны вашей притягательности. Кажется что в вашем присутствии само время останавливается, дабы полюбоваться вами. Не хочется говорить банальностей про ангелов, но при виде вас вера в их существование определенно усиливается. Возможно вы думаете, что все это просто поэтизированный бред возбужденного самца. Но это не так, я воспринимаю вас вполне осознанно и разумно. Кроме вашего идеального тела, милого очарования вашего внутреннего сияния, я вижу блеск ваших глаз, ваши мечи и вашу одежду. В вашем взгляде определенно присутствует сила, почти странная сила для женщины. Как будто единственный спутник в вашей жизни, которому вы верите и с которым делите каждый ваш миг это ваша смерть. Вы бесстрашны и полны решимости. Два ваших клинка, насколько я могу судить по форме ножен и рукоятям, абсолютно идентичны и при этом явно сделаны с великим искусством. Форма ваших мечей весьма непривычна для этой страны, на первый взгляд они напоминают некоторые кирмианские мечи, но думаю это не так. При более детальном размышлении я склонен скорее отнести их к традициям некоторых боевых сайтонских школ. Учитывая их идентичность мне кажется вполне логично сделать вывод что вы владеете мастерством парного фехтования. Мечи явно дорогие и сделаны по специальному заказу, а такое обычно происходит когда оружие изготавливают для того кто действительно знает ему цену. Итак, вы воительница. Не правда ли странное сочетание, милое ангельское очарование и бескомпромиссная сталь клинков. Добавим к этому еще и вашу элегантную одежду. Кирмианский шелк, сказочная вэлуоннская кожа, которая как говорят никогда не старится, ни грязнится и защищает хозяина не только от непогоды, но и от сглаза и болезней. А ваш камзол, сделанный из нежного черного сукна из Кантрои, в которое вкраплена серебряная пыльца, так идеально подогнан к вашей фигуре, что несомненно сделан на заказ и может быть оценен в маленькое состояние. Итак вы воительница, но определенно вы не грязная сквернословящая наемница, не имеете отношения ни к большегрудым курчавым пираткам, ни к диким либингам, ни к кирмианским девам-воительницам из лесов Варгуна. И в довершении вашего образа, я чувствую исходящий от вас слабый аромат божественного Кен-Альдо. Так кто же вы такая?
   Девушка, перестав есть, почти затаив дыхание, не отрывала глаз от молодого человека.
   Но тот молчал.
 - Так кто же я? – С нетерпением спросила она.
 - Я не знаю, - улыбнулся Далив. – И эта тайна волнует меня не меньше, чем ваша красота. Если бы кто-то взял на себя труд составить правила обольщения мужчины, то одним из них несомненно было бы «Быть загадочной». Я просто не представляю кто вы такая.
   Суора задумчиво хмыкнула и вернулась к трапезе.
 - Ты сейчас наговорил мне кучу приятных вещей, - сказала она чуть погодя, - но это ничего не меняет. Может быть женщины и любят ушами, но для меня слова это прежде всего просто слова. Я не верю словам.
 - Я и не пытался чего-то добиться своей речью или как то воздействовать на вас, я рассуждал вслух, пытаясь выяснить что же может быть интересно такой женщине как вы, дабы найти тему для беседы. И я хотел показать что в вашем случае это не так-то просто, ибо вы явно необычная женщина.
 - Может быть ты все-таки ошибаешься. Видимость часто обманчива. О чем бы ты стал говорить с обычной женщиной?
   Далив пожал плечами.
 - С обычной женщиной я и говорить бы не стал. Пара-тройка банальностей, может быть один-два дешевых комплимента и все. Женщины редко мне кажутся интересными собеседниками. По крайней мере большинство их них.
 - Ты считаешь что женщины не достаточно умны для тебя?
 - Нет. Просто их умственные способности обычно направлены в такие области, которые мне кажутся до тошноты утомительными, банальными и пошлыми. Наряды, дома, слуги, семейные дрязги, придворные интриги, любовные похождения всех знакомых и незнакомых и так далее.
 - Ты видимо говоришь об обеспеченных женщинах?
 - В большей степени да. С кухарками и крестьянками я как-то вообще не общаюсь.
 - Ты аристократ.
   Далив улыбнулся и улыбка вышла почти смущенной, что практически было для него немыслимо.
 - Да, я из очень древнего и знатного рода, - сказал он.
 - М-м, так это честь для меня, сидеть с тобой за одним столом, - насмешливо проговорила девушка. – Так все же ты расскажешь мне сегодня что-нибудь интересное или нет?
   Молодой человек вздохнул и после недолгого молчания сказал:
 - Хотите я расскажу о том как однажды один на один встретился с сенвиксом?
 - Хм, раз ты сидишь здесь живой и здоровый, то это и вправду интересно. Расскажи.
 - Это случилось несколько лет назад. Мне нужно было встретиться с одним отшельником в Карамагонских горах и я один отправился к его жилищу. Он жил возле пика Дунуован, но по счастью не на самой этой вершине, а в том районе. Чтобы добраться до его дома не нужно быть скалолазом, преодолевать отвесные стены, карабкаться по крутым склонам и прочее. К нему вела вполне доступная тропинка, местами конечно весьма извилистая, узкая и ненадежная, но все же на этом пути скорей нужны были терпение и выносливость ног, чем сильные руки, цепкие пальцы и бесстрашие перед высотой. Чего кстати обо мне сказать нельзя. Я не люблю высоту и по возможности стараюсь избегать ее. Я прошел наверно уже примерно половину пути и находился как раз на весьма скверном участке. Дорожка совсем сузилась, так что и два человека не разойдутся. Справа отвесная стена, слева такая же отвесная бездонная пропасть, куда я ни в коем случае старался не глядеть. Тропинка не очень круто забирает вверх. Ветер. Холодно. Хотя еще был солнечный ясный день, солнце находилось за скалой и я не мог получить хоть толику тепла от его света. Иду, глядя под ноги, правым плечом прижимаясь к скале. И вдруг чувствую что не один. Я уверен что ничего не услышал, просто ощутил чье-то присутствие, кто-то пристально смотрел на меня. Поднимаю глаза и застываю. Передо мной, вверх по тропинке, метрах в четырех замер здоровенный взрослый сенвикс. Стоит, не шелохнется, глаз с меня не сводит. Я вначале даже не испугался, скорей обомлел от удивления и неожиданности. Никогда не видел этого зверя в такой близи. Вы знаете, они одни из самых грозных хищников в нашем мире и при этом невероятно свободолюбивы. Если такое и случалось что сенвикса удавалось пленить и засадить в клетку, то через несколько дней он погибал, яростно разбивая себя о прутья. Так что ни в каких зверинцах их тоже не увидеть. И вот он передо мной. Огромные зеленые как бы зеркальные глаза светятся, жесткие белые усы на морде шевелятся, а главное его шкура темнеть начала. Он как известно меняет цвет шкуры под окружение в котором находится, но когда он готовится к схватке или нападению, шкура становится почти черной. Вообще, насколько я знаю, они не живут высоко в горах, а предпочитают лесные чащи у горных подножий, так что не представляю что этому здесь понадобилось. Его громадная голова с подвижными ушами тоже темнеет и даже глаза вроде как пеленой покрываются. До меня медленно доходит что он сейчас нападет. Мысли начинают бешено скакать. У меня с собой меч и нож, но на таком узком пространстве по-настоящему ими не воспользоваться. Я правша, справа мне в плечо упирается стена, не размахнуться, ничего. Слева пропасть, от которой у меня замирает сердце и кружится голова. Я понимаю, что даже нанеси я хороший удар ножом или мечом, сенвикс конечно мгновенно не издохнет. Они живучи как бейхоры. Он конечно успеет вонзить в меня клыки и распороть когтями, ибо не уклониться, не отступить мне не куда. Пятится назад по узкой извивающейся тропинки бессмысленно. А главное ясно, что как только мы столкнемся с ним, мы потеряем равновесие и очевидно свалимся в пропасть. Эта мысль пробирала меня жутким холодом до самых костей. Честное слово, мне это казалось в сто раз страшнее, чем если зверюга просто раздерет меня на части. И вот мы стоим друг против друга. У него по шкуре разливаются темные пятна, а я не шелохнусь, даже за рукояти оружия не взялся. Приходит лихорадочная мысль о том что можно попробовать взобраться по стене, но я в толстых перчатках, в толстой меховой куртке, в сапогах, а кроме того стена здесь ровная, да и что сделает зверь, как только я повернусь к нему боком и попробую подняться хоть на метр. И этот вопрос вдруг занимает все мое внимание. А что ему собственно нужно? Вряд ли он сейчас на охоте, скорей он просто возвращается вниз, после каких-то совершенно непонятных своих дел в горах. И я для него не источник пищи, а препятствие на пути. Говорят что сенвиксы очень умны и хитры, и те кто по глупости своей пытался на них охотиться ради их драгоценной шкуры, заканчивали свой путь у них в желудках. И вдруг он тоже понимает, что если нападет на меня, то весьма вероятно полетит в пропасть вместе со мной? Я даже не додумал эту мысль до конца, а уже повернулся к нему боком и медленно по стене опустился на тропинку. В животе ледяная пустота. Смотрю в некуда, только бы не в пропасть, опускаюсь, сажусь, вытягиваю ноги и лодыжки застывают над бездной. Просто вжимаюсь спиной в стену. Страшно до жути. Ноги над пропастью холодеют. Кажется что вот-вот бездна, ветер или что-то еще схватят их и сдернут меня вниз. Закрываю глаза и стараюсь застыть как каменный. Жду. Не разрешаю себе думать о том что ошибся. Хотя мысль конечно бредовая, попробовать убедить зверя что для обоих будет лучше разойтись мирно. Жду. Глаз не открываю. Но вот чувствую он приближается. Все ближе и ближе. Может что-то слышу, чувствую как что-то укрывает меня от ветра, чувствую запах зверя и сквозь веки замечаю как что-то темное закрывает свет. Мысль только одна. Ему нужно лишь одно движенье головой и он с легкостью разорвет мне шею. Говорят что они слышат пульс и биение живой крови сводит их с ума. А мое сердце стучит как молот, я чувствую как внутри меня бьет дрожь, если даже разумом я еще как-то сдерживаю себя, то мое тело так отчаянно боится, чувствуя смерть, что кажется еще миг и начнет биться в припадке. Зверь совсем близко, я едва приоткрываю глаза, лишь маленькую щелку. Его передние лапы стоят возле моего правого бедра, наверно он разглядывает меня, пытается понять, что я задумал. Я понимаю что любое мое неожиданное движение может заставить его напасть. Собственно он может убить меня и просто так, для уверенности, так сказать. Я изо всех сил стараюсь не шевелиться, снова закрываю глаза и жду. Я вроде даже не дышу. И тут я чувствую кожей лица его дыхание и понимаю что его пасть совсем рядом. На что он смотрит? Что он задумал? Мне хочется закрыть лицо руками, но я не смею пошевелиться. И тут что-то изменилось и я понял что он переступил через мои ноги. Я приоткрываю глаза и вижу перед собой темно-коричневый зеленоватый бок зверя. Вот и его задние лапы переступили через меня, и по моим коленям протянулись два его тяжелых хвоста, которыми, как говорят, они могут творить необычайные вещи и даже душить.  Я полностью открыл глаза. Сенвикс спокойно идет дальше, он не оглядывается на меня. Как будто он и вправду понял, что я хотел лишь разойтись с ним на этой узкой тропинке и ничего больше. Вскоре он исчез. А я пошел дальше.
   Девушка уже закончила с основными блюдами и теперь занималась печеньем и булочками.
 - Занимательно, - сказала она. – Весьма. Но может тебе следовало несколько приукрасить реальность, чтобы произвести на меня впечатление, а? Рассказать как ты сражался с диким сенвиксом на узкой тропе и сбросил его в пропасть.
   Далив Варнего пожал плечами.
 - Зачем? Во-первых, вы бы поняли что я лгу, во-вторых, то что произошло в действительности гораздо интересней, а в-третьих, зачем мне пытаться произвести впечатление на вас? Мне кажется вы из тех, кто прекрасно знает чего он хочет. А такие люди редко поддаются эмоциональным впечатлениям.
 - Немного нелогично, - улыбнулась Суора. – Может я и знаю чего я хочу, но я ведь могу захотеть и чего-то еще. А кстати, зачем тебе понадобился этот отшельник?
 - Хотел узнать в чем смысл жизни.
 - Узнал?
 - Да.
 - И?
 - Я не скажу вам. Вы же не сказали мне первое правило обольщения женщины согласно Гавадону.
   Суора задумчиво поглядела на него.
   Вне всяких сомнений он был очень симпатичен ей. Ни на один миг в ее голове не возникло мысли хоть как то связать этого изысканного тонкого человека с отвратительными грязными вонючими работорговческими фургонами во дворе. Она смотрела на молодого мужчину и чувствовала как где-то внутри нее растет желание чтобы его руки, его пальцы прикоснулись к ее телу. Она не пыталась сосредоточиться на этом желании, но и не отгоняла его.
 - Я думаю у тебя есть свои правила, - наконец произнесла она. – Не так ли?
   Далив разгладил двумя руками скатерть перед собой.
 - Нет, - он покачал головой. – Никаких правил нет. Я просто приближаюсь.
   Суора откусила кусочек печенья и некоторое время наслаждалась сладким, пряным, кунжутовым тестом, таящем во рту. Проглотив его, она спросила:
 - Как это?
 - Очень просто. Если женщина мне нравится, я приближаюсь к ней и если все правильно, то на каком-то расстоянии нас обязательно притянет друг к другу. Под приближением я понимаю не только сокращение пространства, но и  эмоциональное соединение, сближение наших душ.
 - Ты ученый?
 - Нет, - улыбнулся Далив. – Просто практик.
 - А что значит «если всё правильно»?
 - Это значит, что мы симпатичны друг другу, что в обоих из нас присутствует желание близости и возможность его реализовать и что нет никаких препятствий природных или надуманных, которые могут нам помешать.
   Девушка склонила голову на бок, как бы размышляя над его словами.
 - Интересно, - сказала она и встала из-за стола.
 - Встань, пожалуйста, передо мной, - попросила она.
   Молодой человек повиновался.
   Их разделяло расстояние примерно в два метра. Они стояли и смотрели друг на друга.
 - Из того как ты восхищался моей красотой, - начала девушка, - я позволю себе сделать вывод, что я симпатична тебе. Это так?
   Далив улыбнулся.
 - Вне всяких сомнений.
 - Хорошо. Признаюсь, что и ты симпатичен мне. Дальше. В тебе присутствует желание близости с женщиной?
 - Определенно да.
 - Отлично. А во мне есть желание близости с мужчиной. Какие-то природные или выдуманные тобою причины мешают тебе заняться любовью конкретно со мной?
   Далив сделал вид что размышляет.
 - Думаю, что нет, - наконец ответил он.
 - Я тоже не вижу к этому препятствий с моей стороны. – Она сделала паузу. – И что?
 - В каком смысле?
 - Ну между нами, согласно твоей терминологии, «всё правильно». Мы симпатичны друг другу, у нас есть желание и ничто не мешает нам реализовать его. И почему нас не притягивает друг к другу?
   Молодой человек внимательно посмотрел на нее и сделал вперед два шага. Теперь их разделяло не больше полуметра.
 - Если все правильно, то обязательно притянет, - сказал он и встал еще ближе.
   В последний момент Суора уперлась левой ладонью в его грудь. Она смотрела в его темно-карие глаза и чувствовала как невыразимо приятное тепло обволакивает низ ее живота и начинает тихонько пульсировать.
 - Все-таки какое-то препятствие есть? – Тихо спросил Далив.
   Девушка думала о том что у нее грязные волосы, что она с дороги, ее белье не свежее, на ее коже пыль и пот и запах немытого тела вплетается в чудесный аромат Кен-Альдо. Но желание начинало звучать так неодолимо, что мысль о том чтобы попросить его подождать пока она примет ванну, почти напугала ее.
 - Только одно, - прошептала она, убирая ладонь с его груди, - на нас слишком много одежды.
   Она расстегнула ремни у себя на торсе, затем расстегнула свой широкий пояс и вся её амуниция почти беззвучно упала на толстый ковер.
 - Теперь я совершенно безоружна, - произнесла она с такой очаровательной улыбкой, что Далив ощутил как его мужская плоть стремительно разбухает от сладостного напряжения.
 - Ваша красота, сэви, сильнее любого оружия, - проговорил он, кладя руки на ее талию и прижимая к себе.
   Почувствовав на своем теле его руки, а после того как он притянул ее живот к своему и упругое напряжение под его поясом, она буквально затрепетала от возбуждения. Он был совсем немного выше ее и ей ужасно нравилось глядеть на него снизу-вверх. Когда он наклонился к ее лицу, она отпрянула назад, уходя от его губ.
 - Подожди, хочу тебя спросить, - сказала она. – Когда ты нес мне мой ужин, ты именно об этом думал?
   Он смотрел в ее большие голубые глаза и словно проваливался в них.
 - Я не смел думать об этом, - ответил он, - я просто думал о тебе.
   Она усмехнулась.
 - Лгунишка, - прошептала она и поцеловала его в губы.
   Он осторожно обнял девушку и начал нежно целовать её шею, подбородок и снова губы. Она расстегивала пуговицы его камзола. Она спешила. Сняв с него камзол, она принялась за завязки на его рубашке. Он целовал ее лицо, покусывал ее нижнюю губу, касался ее языка. Она стаскивала с него рубашку. Он на миг отпустил ее тело и поднял руки, помогая ей. Затем снова схватил, на этот раз сильнее и крепче.
   Суора жадно впилась своими губами в его. Она гладила его мощный загорелый торс и чувствовала как внизу живота между бёдер всё пылает сладким огнем и в тоже время наполняется влагой. Сейчас она не могла думать ни о чем на свете кроме одного желания принять тело этого мужчины в себя, впустить его, слиться с ним.
   Она потянула его в спальню. Возле кровати, с его помощью она начала раздеваться. Когда на ней остался лишь тугой светло-голубой лиф и тонкие подштанники, она села на кровать, глядя горящим взором в его глаза. Он смотрел на нее с высоты роста, смотрел нежно и влюблено, она не могла ошибаться.
   Она положила ладонь на его вздувшуюся промежность и слегка нажала, со сладострастным томлением чувствуя упругую плоть внутри его брюк. Он гладил ее волосы. Она расстегнула его ремень, две пуговицы на его брюках и стянула их вниз, заворожено глядя на то что вот-вот должно было оказаться внутри нее. Он наклонился и начал снимать её лиф. Она подняла руки, помогая ему. Затем он скинул с себя сапоги и брюки, а она взобралась дальше на постель. Он последовал за ней. Взялся за краешек подштанников на ее талии и медленно стянул их до ступней, снял с ее ног и отбросил в сторону.
   Теперь они оба были обнажены. Она отодвинулась еще ближе к изголовью кровати. Он приблизился, раздвинул её колени и осторожно лег на нее. Он снова целовал её шею, её грудь, её соски и опускался ниже. Она дрожала. Наконец она схватила его голову и притянула его губы к своим. Чувствуя как что-то твердое, напряженное касается её бёдер, упирается в её промежность, задевает её вульву, она застонала. Он целовал ее лицо, она опустила руку вниз и помогла ему войти в нее. Ей казалось что все в ней завибрировало от первого проникновения и она откинула голову назад, принимая его в себя.
   Ташунг был очень взволнован и даже крайне возбужден, его буквально колотила и пронзала доселе ему неизвестная сила. С ним происходило нечто, чего он никак не ожидал от себя. Как требовали Высшие Уровни, он позволил своей метаформе допустить соитие с этим самцом и теперь пытался честно и последовательно фиксировать все что происходило с организмом и психосоматическим состоянием молодой женщины, коей он сейчас являлся. Прилив крови к половым органам. Отвердевание сосков. Учащение дыхания и сердцебиения, повышение артериального давления, расширение зрачков, обострение обоняния, слуха и особенно осязания. Он наблюдал выброс гормонов и лавинообразное распространение нервных импульсов от задней доли головного мозга к передней доли и, в конечном счете, по всей области спинного мозга. Но самое непонятное и пугающее для него было то, что он не был способен до конца быть сторонним наблюдателем. Эти теплые сладкие волны, расходящиеся по телу из области таза, захватывали и уносили его. Он пытался абстрагироваться от них, но вскоре осознал что бессилен это сделать. А когда самец увеличил частоту своих ритмичных движений, с силой вталкивая свой половой орган в глубину ее паха, он понял что он стонет и шепчет на языке, которого не могла знать ни одна раса на этой планете.
   Суора уже просто плыла, текла, скользила. Она что-то бормотала, шептала, тихо постанывала, она погружалась в мерцающий пульсирующий океан, тонула в соленой горячей воде, цепляясь за широкую  спину своего мужчины, но снова и снова соскальзывая в темную, багровую, трепещущую глубину, беззвучно крича и задыхаясь, вдыхая воду как воздух и наполняясь невыразимым совершенством и правильностью происходящего. Бурлящие фонтаны нежной энергии, бьющие казалось из самой основы её женского естества, разносили её по всей Вселенной, размазывали её по пространству и времени и в тоже время сжимали в тугую плотную сущность, которая жадно вбирала себя каждый сладкий, упругий удар чужой плоти внутри её собственного тела.
   
   
   Когда все было кончено, Далив Варнего привалился к плечу девушки, тяжело дыша. Она ласково гладила его голову. Немного придя в себя, молодой человек тихо проговорил:
 - Может сейчас ты мне скажешь, какое первое правило обольщения женщины.
   Суора с нежной улыбкой посмотрела ему в глаза и также тихо ответила:
 - Быть мужчиной.
   Он усмехнулся.
 - Хочешь пить? – Спросил он.
   Она, глядя на него со счастливой улыбкой, утвердительно кивнула головой.
   Далив поднялся с постели и вышел в гостиную. Он налил в стакан воды из хрустального графина, затем нагнулся, подобрал свой камзол и повесил его на спинку стула. Некоторое время он задумчиво разглядывал свой камзол. Там, в глубоком внутреннем кармане лежал пакетик с бледно-зеленоватым порошком. Это было сильнейшее, очень дорогое снотворное, небольшая доза которого могла отключить взрослого человека почти на сутки. Он использовал его, когда ему надо было опоить несговорчивых будущих рабов. И сейчас, он вдруг подумал, какого это будет появиться в Гуэре на торговой площадке с такой женщиной как та что лежала сейчас на кровати в десяти шагах от него. Возможно самой прекрасной женщиной Шатгаллы. О как начали бы бесноваться все эти толстосумы, сходя с ума от желания обладать ею. И как кусали бы себе локти все его коллеги по ремеслу, а его отец и его братья молчаливые и мрачные, бледнели бы от злости и зависти. Заиметь такую рабыню, это все равно что найти алмаз чистой воды размером с кулак взрослого мужчины. Далив усмехнулся. Он вдруг понял, что он все еще играет роль, претворяется. Разве он об этом не думал, когда забрал у Громми Хага поднос с ужином, предварительно выяснив имя незнакомки и все что трактирщику было известно о ней? Так почему же он медлит сейчас? Он покосился на лежавшие на полу слегка изогнутые мечи. Боится?
   Он достал из кармана камзола пакет и спокойно отсыпал нужное количество в стакан с водой.
   Вернувшись в спальню он с улыбкой влюбленного поглядел на обнаженную, вспотевшую, молодую женщину со спутанными белокурыми волосами, которая смотрела на него и тоже улыбалась. Она взяла стакан из его руки и небольшими глотками выпила примерно половину.
 - Хочешь? – Спросила Суора, сияя радостью окрыленной женщины.
   Он отрицательно покачал головой.
 - Пей, - сказал он.
   Девушка сделала еще несколько глотков.
 - Знаешь, всё это похоже на сказку, - глядя со счастливой улыбкой на возвышающегося над ней мужчину, сказала молодая женщина. - Сказка, которую я как будто слышала давным-давно, наверное в детстве.
   Далив внимательно посмотрел на неё:
 - И что, всё кончается хорошо?
 - Всё кончается правильно. А хорошо или плохо это всего лишь точка зрения.