Путевые заметки. Иртыш

Когда мы едем по большой сибирской деревне на экспедиционном Трэколе – все оборачиваются, а некоторые чуть не сворачивают себе шеи, а мальчишка один и вовсе – побежал за нами с криками «прокатите, ну прокатите же!». «Газель» на дороге замерла в восхищении, водитель высовывается в окно, чтобы получше разглядеть наш невероятный транспорт. А вышли из машины, зашли в сельмаг – и все, обычными людьми стали, встали в очередь. Магазин обшит сайдингом, продавщица на счетах щелкает.
*
Лесопилка, развалины строений, развалы дров. Берег Иртыша – бревенчатый. Жители, до кучи, сваливают мусор на развалинах. Мужики привезли на стоянку дрова для костра и мягкое кресло. И в кресле этом, на старой вертолетной площадке, такие разговоры: «раньше бокалы хрустальные в серванте вот так тряслись, звенели! Лесопилка работала. А сейчас…Эх, все развалили, гады!»
*
Поставили палатку – входом в сухой лошадиный помет. Солнце палит, плавит мозг – вокруг ни кустика. И в кустики не сходить. « А зачем нам кустики – туалетную бумагу все равно забыли». Зато есть несколько пачек стирального порошка и водка.
*
Сегодня почему-то молчат совята. Обычно они начинают кричать, как только становится прохладно и розовеет речка. Сегодня только «пить-пилить, подь-полоть», и кони за песками ржут. Песок остывает. Всего нас в этой экспедиции пятеро – кроме меня четыре мужика, у всех имена начинаются на В.
Все больше молчим.
*
Речка, сестра всех подобных маленьких речек, обмелела, бедная, усохла – открылись девственные пески, стыдливый речной испод, который топчут теперь ноги исследователя. Ласковый песочек ровный, а потом вдруг – без предупреждения – черная вязкая грязь по колено. Потом речка впадает в Иртыш, и дальше путь по его огромному берегу.
*
В густом жарком лесу задеваю листья, и на меня откуда-то падает мелкая склизкая Божья тварь. Оказывается при рассмотрении маленьким полосатым слизнем. Сажаю на листок – ползи. Ползет, рожком на меня косит, ничего не понимает, а вокруг лес высится.
*
Жара разбудила – значит, утро. Ворона каркает на вороненка, напирает. Он отступает, но вид имеет упрямый. В окне Трэкола заметна босая нога водителя, уснул в машине. Носки, оставленные на песке стали серебристыми от росы. Лошади валяются у дороги. Расходимся по росистым зарослям – работать.
*
Брела по мелководью старицы, вышла на берег. Чего-то не хватает…Навигатор исчез. Аж похолодело в груди – в начале экспедиции потерять самый главный рабочий инструмент. После долгих поисков безрезультатных (и судорожных молитв) осталось только смириться. Тогда-то и увидела его на урезе воды, на осоковой кочке. Обычный сценарий потерь и обретений вновь. Слава Богу. Привязала к сумке веревочкой, больше не уроню.
*
Если здесь надо было бы сидеть и чего-то ждать, я бы согласилась сидеть и ждать вечно. Речка Бобровка, где от бобров – одно название, а от моста – одни обломки, сижу на обломках, у воды. Кидаю в густую темно-зеленую воду слепня, он исчезает с чмокающим звуком. Зелень берегов смыкается в реке – оттого так уютно. Коршун ржет в небе, как жеребенок, стрекоза над водой. И я. Картина законченная, ничего не убрать, не прибавить.
*
Водитель и В. лежат под Трэколом в тени. Очень жарко. Как мы еще живы?
*
Гербарий сушу в учительской газете «Литература». Прочитала биографию автора Гарри Поттера и предсмертное, якобы, стихотворение Гумилева, написанное в тюрьме «…в час вечерний, в час заката, каравеллою крылатой…». А у В. газета «Тюменские ведомости».
*
Вечером разговоры про нефть. А о чем еще говорят мужики в Югре?
Утром крики ворон проникают в сон. Съели пачку печенья. В. говорит – «пусть едят нашу еду, но зачем так орать? Ели бы тихо»
*
Проехали поселок, спустились с горы к нефтебазе, выехали к реке. Там мужики местные, огорченные у машины матерятся. Один чуть не рыдает – купался в Иртыше, потерял золотые часы, а они «полжизни стоят». Куда теперь без них (в Иртыш разве что?). Полжизни в реке оставил. Другой – «батя». Говорит – буровик, весь север пробурил. Машина еще сломалась, все плохо. А Иртыш, золотые часы поглотивший, сияет и плещет. Температура +32, мы расположились под ветлами и корявыми северными березами пережидать жару.
*
Тяжело идет моторка перегруженная. Это «батя» подмогу везет – полная лодка поселковых парней – искать часы. Полезли в воду веселой гурьбой, с плеском. Батя сделал по реке сияющий полукруг. Жара не спадает, лениво перебираем гербарий, валяемся.
А часы нашлись! Нашлось полжизни! Трать-тарарать, три бутылки коньяка тебе, три бутылки – орет счастливый батя. А конину? И конину! А ну, все в лодку – слепошарые! Погнали! Парни загрузились в лодку, она просела, и «погнали», надрывая мотор по сияющей жаркой реке.
*
Стою на мелководье старицы, а вокруг стрижи мечутся. Туча стрижей, прижатая тучей грозовой, зловещей, как дым пожара. А справа, возле нефтебазы – один за другим подлетают вертолеты. Снижаются, разворачиваются в воздухе, и, словно поджавшие лапки стрекозы – садятся. Долго потом вертится пропеллер. Я собираю в бутылочки ряску – определять вид. Корешки прилипают к пальцам, и мошки лезут в глаза. Вдруг дымный горячий ветер подул – сдул мошек и стрижей, стемнело разом. Недаром было штормовое предупреждение.
*
Палатку залило дождем. У двух В. спальники промокли. А Иртыш нежный стал, молочный, ровный. Огни поселка на изгибе, чуть в тумане.
*
Утром вороны ели суп. Недосчитались ложек потом – решили, что вороны унесли.
*
От деревни старица идет, вдоль нее следы кабана. Дорога песчаная, на пристань, вдоль огородов – и там следы кабана. Через протоку следы – прыгал, чем-то напуганный. И следы медвежьи рядом. И куда ни пойду – все мне с кабаном по пути в этой ярко-зеленой сочной, не северной какой-то пойме. А спорили В., говорили – нет тут кабанов.
*
Крутой склон сочится ручейками, бурелом, пышные мхи. А внизу – большая старица-подкова (Зимний Сор). Со времени бытности ее излучиной Иртыша только то и изменилось, что осока наросла по берегам. Волны бьются в растрескавшуюся отмель, а на отмели краснокнижный Coleanthus subtilis – только и всего. Крачки летают, веретенники. Орлан большую щуку вытащил из воды, проволок по глине. Я подошла – от щуки уже одна голова осталась.
*
Обсох на протоке перекат – два бочага соединяет маленький ручеек, по которому сплавляются крохотные блестящие чебачки. Воды так мало, что если кто из них не рассчитает движения - выскакивает на песок и бьется там, пока не соскочит обратно в воду. Мои шаги по дну сухой протоки вызвали у мальков массовую истерию – метнувшись в разные стороны они оказались разбросаны по песку. Лежат, подергиваются, глотают воздух. Пришлось собрать всех и бросить в глубокий бочажок, где они тут же исчезли.
*
Весь берег в медвежьих следах. Не по себе как-то. Старые следы и новые. Медведица с медвежатами. Два В., ходившие по лесу, тоже говорят что все медведями истоптано.
*
Иртыш на ветру суровый. До деревни километров семь непроходимого берега, со всех сторон набежали тучи. Хорошо. Свежие следы кабана выходят из густого ивняка, идут к реке. Там исчезают, но потом появляются вновь и идут дальше вдоль берега. До поселка дебри – осиновые завалы, шиповник, высокие рябины и роскошно плодоносящая черемуха.
Мне с кабаном опять по пути. Но ему со мной – нет. Когда я слишком уж приблизилась к ивняку, он вскочил и убежал, ломая ветки.
*
У высокого берега спугнула выводок чирков. Взволнованные, выплыли из тихой бухточки у поваленного дерева и их подхватило течением, понесло в открытую реку. Все дальше и дальше, рядком плывут как пушистые кораблики, и вот уже точка одна среди волн, и совсем пропали из виду.
*
Дождь намочил, ветер высушил. Большой маршрут получился – уже сил нет идти, а иду. За это люблю свою работу.
*
За несколько километров до стоянки, у дороги вижу наш Трэкол – а рядом водитель и В. с лопатой. Червей копают – чебаков ловить. «Хоть рыбки домой отвезти». На стоянке другой В., уже пришел. Говорит – хотел дождь пересидеть в трубе под дорогой, но передумал.
Комары всю ночь выли, оголодав от холода и сырости, напоследок. А утром – домой.
*
Стали собирать вещи. Оказалось – ложек стало на одну больше.
Наверное, это вороны заплатили за суп и печенье.

2012