Отрывок из романа Детектор ошибок, продолжение 2

Гуля Каримова узнала о смерти профессора Садовского, будучи в экспедиции на Щучьих озёрах. Бросить работу она не могла, но и продолжать фотографировать оказалось невозможно. Фотоаппарат валился из рук, фокус расплывался от слёз, да и сама фотокорреспондент, громко шмыгая носом, распугала не только редких птиц, ради которых и затевался весь этот вояж, но и болотных куликов - привычных обитателей здешних мест. В довершение всего, погода испортилась, зарядили хронические монотонные дожди, и, начальник экспедиции сжалился, отпустив её раньше официального срока окончания командировки. Всё равно пользы от неё никакой – только сырость одна. Хорошо хоть пеликанов для статьи удалось сфотографировать в первый день приезда. На удивление, именно эти снимки оказались самыми удачными и пригодными для широкоформатной печати.
Все материалы о негативном влиянии турбинного комплекса  ГРЭС на флору и фауну Барабинского заповедника Гуля отправила в редакцию, считая на этом свою миссию выполненной. Задача журналиста - обозначить проблему, донести её до широких общественных масс, а дальше… Пусть экологической обстановкой на Щучьих озёрах занимается природоохранная прокуратура…
А ей сейчас не до природы. Ей нужно на кладбище. С букетом красных гвоздик, опустив голову и глотая слёзы, безутешная Гульнара подошла к свежей, заваленной венками и цветами могиле профессора Садовского.
Борис Маркович смотрел на неё с портрета умными слегка прищуренными глазами так, словно что-то хотел сказать…
Вспомнилась их последняя встреча, состоявшаяся перед отъездом Гули в командировку, как раз накануне профессорского дня рожденья…
Она только вернулась из отпуска и с вокзала сразу поехала на квартиру к Садовскому.
Профессор не ждал гостей, но ей обрадовался.
- Гульнара, деточка, какими судьбами?
- Дядя, Боря, простите, что так поздно и без звонка,- извинилась девушка. – Две недели провела у своих, в Жезказгане. Привезла вам гостинцы, – она продемонстрировала довольно увесистые сумки. – Принимайте. Всё свежее, домашнее. Излишки с фазенды. Родители передали. Там и подарок к вашему дню рожденья – тёплый пуловер из натуральной шерсти, чтобы зимой не мёрзли. Ручная работа. Мама вязала. Знаю, что заранее не поздравляют, – предвосхитила она возможные возражения, - ну, мы-то с вами, современные люди и не верим во всякие предрассудки. Завтра, к сожалению, прийти не смогу, уезжаю спецкором на озёра, – тараторила счастливая Гуля, наполнив одинокое, скучное жилище профессора молодостью и задором.
Садовский расцеловал девушку в упругие смуглые щёчки.
- Проходи скорей. Рад, очень рад. Позволь на тебя посмотреть. Сколько же ты у меня не была?
- Полгода,- сокрушённо покачав головой, призналась Гуля, выдержав пристальный профессорский взгляд.
За это время он ещё больше осунулся и постарел, но по-прежнему не горбился, держал спину прямо и маленькие тёмные глазки-буравчики светились озорным огоньком.
- Хороша. Очень хороша, - причмокнул Садовский, и, взяв девушку под руку, торжественно повёл в гостиную.
- Да ладно вам, - шутя, отмахнулась черноглазая Гульнара.- Не смущайте меня.
- Садись, рассказывай. Где была, что видела? -  попросил профессор, усаживаясь рядом на диван. -  Замуж, поди, выскочила и забыла старика на свадьбу пригласить?
- Что вы, дядя Боря, как можно. Вы на моей свадьбе будете самым дорогим гостем. Уверяю вас, спешить некуда.
- Ни за что не поверю, что у такой красавицы нет жениха.
-  Увы. Вся в работе. Да разве сейчас найдёшь нормального? Алкоголики, наркоманы, лица нетрадиционной ориентации и прочие извращенцы. А где образованные интеллигентные мужчины, рыцари без страха и упрёка? Нет их. Перевелись все.
Профессор весело рассмеялся.
- Так уж и все?
- За исключением вас, разумеется. Вы и папа для меня - пример идеальных мужчин. Привет вам от отца. Пока я гостила дома, он записал новую песню. У меня диск с собой. Хотите, послушать? - предложила она, заметив на столе включённый монитор старенького компьютера.
- С удовольствием, - согласился профессор. -  У Амана красивый тембр. Как он себя чувствует?
- Держится молодцом. Как и вы – человек  крепкой советской закалки. Представляете, ещё умудряется на даче хозяйством заниматься. Я ему говорю: «Папа, отдохните». А он мне: « Не дождётесь»!
Девушка извлекла из сумочки диск, щелкнула кнопкой дисковода. На экране  появилось изображение степных просторов, скачущие на лошадях джигиты,  в высоком синем небе - парящий над ними беркут. Садовский не знал казахского языка, но смысл песни понял без слов, услышав в ритмичной, напевной мелодии и шелест трав, и топот копыт, и колыхание ветра…

    С Казахстаном профессора связывали давние воспоминания…Когда началась война, Боре Садовскому шёл пятый год, но он хорошо помнил бомбежки, продукты по карточкам, длиннющие очереди за хлебом и уставшего отца, сутками пропадавшего на Горьковском авиазаводе. Фронту были нужны самолёты, и отец дневал и ночевал на работе. А в самом конце войны, когда жизнь стала налаживаться и входить в привычную колею, отца вдруг арестовали за вражескую пропаганду и измену Родине. Якобы, он хвалил немецкую технику, чем подрывал обороноспособность страны и способствовал развалу отечественного самолётостроения. Мама долго оббивала пороги НКВД и даже писала в Москву самому товарищу Сталину, свято веря, что арест авиаконструктора Марка Садовского - трагическая ошибка, что мужа огульно оговорили, и вождь народов обязательно во всём разберётся. Но время шло, отца осудили на 15 лет и сослали в Степлаг на медные рудники. Только через несколько лет, всеми правдами и неправдами, подключив связи и знакомства, матери удалось выхлопотать разрешение на свидание.
Тогда Борис впервые попал в Казахстан. Он хорошо запомнил заросшие ковылем бескрайние степи, обжигающий лицо горячий ветер, горький запах полыни и хруст песка на зубах.
Они вышли из поезда на станции Кенгир - дальнейшее следование без разрешения местного начальника НКВД было запрещено. Никаких гостиниц на станции не было. Ночевать оказалось негде. Несчастные и голодные они с мамой, тесно прижавшись, друг к другу, сидели на полу в ветхом здании местного вокзала. Добрая казашка по имени Мадина сжалилась и пригласила их к себе домой.
Мадина Каримова жила в маленьком, обмазанном глиной домишке, недалеко от станции и приносила к поезду молоко, курт и бараний жир. Иногда удавалось что-то продать, но такие дни были огромной редкостью и большой удачей. Сегодня торговля не шла, но даже обмену продуктов на соль и спички женщина обрадовалась. Её муж погиб под Москвой в 41-ом году, и с тех пор она одна растила двоих детей. Младший сын Мадины – Аман Каримов был ровесником Бориса. Одиннадцатилетние мальчишки сразу подружились. На следующий день, когда мама уехала за разрешением к начальнику лагеря, сорванцы отправились помогать старшему брату Амана пасти овец. Сначала Аман учил Бориса ездить верхом на лошади, а потом Борис учил друга плавать в местной речушке. Садовский вырос на Волге, и узкий арык переплывал в два гребка.
Свидание с отцом маме разрешили только через три дня. Детям проход на территорию лагеря был строго воспрещён. Когда Боря узнал, что не увидит папы – расплакался. Проникшись сочувствием, Аман предложил другу секретный план. Мальчишки тайком забрались на гору отработанной руды и в полевой бинокль, украденный Аманом у пьяного, отставшего от поезда особиста, пытались разглядеть Бориного отца среди заключённых. Борис не сразу узнал папу в худом, измождённом, сгорбленном человеке. Он помнил его стройным и красивым. Мальчик едва сдержался, чтобы не закричать. Чтобы не набросится с кулаками на толкавшего папу в спину надсмотрщика. Когда мама вернулась после свидания, по её грустному взгляду и заплаканным глазам сын догадался, что дела совсем плохи. Отец заболел туберкулёзом, и лежал в госпитале. «Может, его всё-таки отпустят из-за болезни», – утешал он маму на обратном пути в Горький. Но отца не выпустили, он умер в лагере. Известие о его смерти пришло только через полгода после кончины.
Марка Садовского, как и многих, безвинно осуждённых, реабилитировали после смерти Сталина. На месте бывших концентрационных лагерей построили город Жезказган. Мама мечтала съездить в Казахстан и отыскать могилу отца, но не успела, тяжело заболела и умерла, завещав  Борису исполнить её последнюю просьбу. Молодой человек сдержал обещание.
Прошли годы. В Казахстане всё изменилось до неузнаваемости. Там, где раньше находились бараки заключённых, из камня выложили  оградительную стену с мемориальной плитой. Это и была братская могила погибших в лагере. Всплакнув у плиты, Борис положил цветы к мемориалу и отправился на поиски Мадины Каримовой.
Домик Мадины-апы давно снесли, но Садовский, во что бы то ни стало, решил разыскать женщину. Он хотел поблагодарить  эту добрую, мужественную казашку, не побоявшуюся приютить у себя родственников врага народа в далёком 49-ом году.
Каримовых в телефонном справочнике Жезказгана значилось 8 человек. После двух неудачных звонков, ему, наконец, повезло. Он даже не успел закончить объяснение, кто он такой и кого ищет, как на том конце телефонной линии мужской голос разразился радостным воплем:
-Борька! Братишка! Неужели это ты? Ушам не верю! Сто лет, сто зим!
Это был сын Мадины – Аман. Неожиданно Борис попал прямо на его свадьбу. За то время, пока они не виделись, Аман окончил институт культуры, играл на домбре в национальном оркестре и даже сам писал песни. Его невеста - Ботагоз преподавала географию в школе. Постаревшая Мадина-апа жила с ними в новой трёхкомнатной квартире. Отгуляв на весёлой казахской свадьбе, Борис уехал по месту работы в Новосибирск, но с тех пор они с Аманом Каримовым поддерживали тёплые дружеские отношения. Аман периодически гастролировал по Сибири и всегда останавливался у друга. Потом они с супругой нагрянули на свадьбу Бориса и Людмилы. Когда в Жезказгане в парке «Наурыз» установили памятник жертвам политических репрессий, семейство Садовских: Борис, Людмила и их сын Владимир приезжали в Казахстан на открытие монумента. Шли годы, Гуля – младшая дочь Амана, решила поступать в Новосибирский университет на факультет журналистики. Профессор и слышать не хотел, чтобы девочка жила в общежитии и выделил ей отдельную комнату в своей квартире. Первые три курса Гульнара жила у Садовских, а когда окончательно освоилась в городе и влюбилась, всё же ушла. Девушке захотелось свободы и личной жизни. Но она не забывала своих, как она говорила, вторых родителей и регулярно навещала их по праздникам или выходным, правда, чем дальше, тем реже. Гуля давно стала взрослой самостоятельной женщиной, снимала квартиру, работала журналистом в газете «Эко Сибири», но для профессора Садовского она по-прежнему оставалась милой маленькой девочкой, с огромными глазами испуганной лани и длинными косами – именно такой она приехала к ним 13 лет назад…

      Вечер воспоминаний затянулся. Стрелки часов приближались к полуночи. Подарки были вручены, гостинцы отведаны. Профессор уже клевал носом, опустив на грудь седую голову. Девушка вдруг спохватилась и собралась уходить.
- Борис Маркович, мне пора, - она тихонько коснулась его плеча.
- Куда же ты, на ночь глядя? Оставайся, - искренне предложил Садовский.-  Ты же здесь как дома.
Но Гуля заказала такси.
- Не могу, Борис Маркович. Не обижайтесь. Я же вам говорила, утром уезжаю с экологами на озёра. Еду за журавлём в небе, а если повезёт, то и за розовым пеликаном. Надо приготовить одежду, собрать фотоаппаратуру, отвезти в деревню кота. Дел - завались. Ничего не успеваю, – она чмокнула профессора в сухую небритую щёку.- После экспедиции - сразу к вам. Обещаю. Вы первый увидите мои фото …

Если бы Гуля знала тогда, что следующего раза уже не будет, что она больше никогда не увидит профессора…Она бы ни за что не ушла и отменила поездку…Но увы… Она уехала, оставив профессора одного, и вот теперь горько рыдает у его могилы.
- Эх, дядя Боря, дядя Боря. Как же так? Обещали на свадьбе у меня погулять, а сами,- сокрушалась она, разговаривая с портретом Садовского. – Простите меня. Простите, ради бога, что не почувствовала беды и уехала, – слова давались с трудом и горло сдавил предательский ком отчаяния.- Простите, что не успела на похороны. Простите, что в трудный час рядом с вами не было ни одного близкого человека, – Гуля наклонилась и возложила цветы. - Прощайте, дорогой дядя Боря, и пусть земля будет вам пухом.
 Солёным потоком слёзы лились из глаз. На портрет профессора упали первые капли дождя, и возникло ощущение, что он тоже плачет, прощаясь с ней.
Медленно уходя по дорожке кладбища, раскрывая на ходу зонт, Гульнара столкнулась с темноволосым мужчиной в коричневой спортивной куртке. Незнакомец пристально посмотрел на неё. В его взгляде не было ничего отталкивающего, но она все равно испугалась и ускорила шаг. Пустынное кладбище - не самое приятное место для общения с незнакомцами. Кто знает, что у него на уме? В конце дорожки она всё-таки оглянулась. Мужчина в куртке остановился именно у могилы профессора. Интересно, кто он? Родных у Садовского не осталось. Жена умерла. Единственный сын погиб. Коллег профессора Гуля представляла себе как-то иначе, более важными и солидными, а этот - одет слишком небрежно. На научного сотрудника явно не тянет. Однако его лицо с трёхдневной щетиной на впалых щеках, показалось Гульнаре смутно знакомым. У неё была профессиональная память на лица. Где-то она его уже видела…