Дионисий и Надежда

   Когда-то лесопарк по-свойски звался лесом.  Он не забывал   напомнить о своём происхождении потянувшимся к нему на пикники горожанам. Лес на зелёных ладошках подбрасывал в небо рыжехвостых белок.  Они виртуозно не падали, а натягивали пушистые горизонтали между раскидистых ветвей. Сойки и чибисы нарезали среди резной листвы круги. Дятлы переговаривались высекаемой клювами дробью. Озёра по вечерам рассыпали бубенцы квакающих лягушек, днём купали в своих сияющих заводях камыши и катали на голубеющей  ряби уток.
 -- Если чтение увлекательного учебника по физике доставит Вам, прекрасная наяда, больше удовольствия, чем общение со мной, я ни в коем случае не стану отрывать Вас от Вашего занятия! – голос из-за спины был тёплым и почему-то дышал акацией. Ну как было не обернуться, чтобы дать понять незнакомцу, что Надя серьёзная девочка, просто воспитанная,  и не станет разговаривать, сидя к человеку спиной?
Человек тоже, видать, был студентом, а товарищи его неподалёку с любопытством ждали развязки диалога. Ну нет уж – ни какой развязки не бывать! Но любопытство взяло верх.
- Конечно, учебник физики для моего будущего полезнее чем разговоры ни о чём…   Но о наядах там не говорится ничего.  А я что вправду бросилась вам в глаза сходством с ними?  - Надюша умела парировать легко и весело.  Вот и на этот раз ей было стыдно признаться, что она ничегошеньки о наядах не знает, а в глубине души было даже приятно, что ею любуются и разговаривают не абы как, а почтительно.
--  Наяда, конечно.  Вы, Наяда, - Божество этого озера, с точь-в-точь  такими же лучистыми  волосами и… - собеседник на несколько секунд задумался, окинув взглядом её силуэт, и выпалил:  - с воздушным силуэтом.  Она, как и вы,  - дочь Зевса и подруга Дионисия…  Кстати, мы не познакомились. Меня тоже зовут почти Дионисий – Дениска.
- А меня зовут почти Наяда  – Надя! Очень приятно познакомиться.
Почему он тогда не сказал ей, что наяды погибают, когда пересыхает их озеро? Может, потому, что в шестнадцать  лет сочный и радостный июньский лес похож на жизнь впереди, а в озере отражается небо, по которому так упоительно кататься на байдарке, на надувном матрасе и просто стоять на мостике, вдыхать в себя его оттенки его запахов.
   Кто-то из компании принёс Наяде и Дионисию по эскимо.  А потом  Дионисий закатил целое пиршество из пирожных Картошка и яблочной шипучки для всего лесного братства студентов,  напрочь забывших  про подготовку к сессии.
- Идём, я покажу тебе, кто поит небо  летом. Цветастый ситцевый сарафанчик Наяды на берегу озера манил, и Дионисию  Наяда казалась озёрным хрустальным изваянием.
   Родник возник как из-под земли, выплеснул  на ладошку свою прохладную струю, и вновь шмыгнул в заросли пахучих до одури трав. Попробуй-ка не охмелеть от такого соседства? Совсем немного времени прошло, и им двоим казалось, что они жизнь провели вместе на берегу этого озера. То ли ещё впереди…   А лето уже вступило в свои права. Васильки, разбрызгавшие небесную синь по лужайкам, норовили примоститься сплетённым  веночком в распущенные кудри Наяды.
   Когда плетёшь венок для любимой, то в каждом жесте видятся объятия. Кто это решил, что венки недолговечны, если их питает небо –  озеро,  лес, родник   и даже лето, названое в народе Господним?
- А ты знаешь, почему солнце, прежде чем заблудиться в зелёных волнах горизонта, прощается с озером?  Смотри, это его пригоршни капелек отражаются на крылышках стрекоз!
   Дионисию не нужно было слов, чтобы догадаться, о чём думает его Наяда.  Они уже знали, что Наяда покидает родной город, отец получил другое место работы,  и перевод в другой вуз не заставил себя ждать. Но стрекозам не было дела до припозднившегося солнца ,   оно трепетало на их крылышках.
--Солнце не прощается, - заметил Дионисий.  - В озёрных отражениях навсегда останутся солнце, Наяда и её спутник.
- Спутники есть у солнца, а я только гостья этого озера, - вздохнула Наяда, - и твоя подруга.
-Я приеду к тебе зимой, на зимние каникулы, - поспешно выпалил Деонисий , и мы навсегда останемся вместе.
--Нет уж, лучше я вернусь сюда, к озёрным отражениям. Ведь ты будешь ждать меня?
   А солнце ещё блуждало по златовласой головке Наяды, по озёрной глади, по листьям подорожника. Оно гладило их и умалчивало о чём-то неотвратимом. О чём?  Лишь бы не растащили бы солнечные отблески шустрые иволги, не расплавили в своих горлышках с похмелья соловьи. Первые поцелуи, когда им всего шестнадцать лет, тоже пьют маленькими глоточками солнце, медвяное на вкус  с оттенками  акации,  ивы,  озёрной сини и чувств, ещё нетронутых словами.
   Когда лесу бывает грустно, он не подаёт виду, чтобы не взгрустнулось его гостям. Лес умеет штормить всеми кронами, теребить верхушками деревьев небо и всеми раскатистыми  ароматами исполнять симфонию нежности. Родник  знает, что если поить небо, оно никогда не иссякнет, и у отражений никогда не отнимутся небеса. А иначе где парить отражениям?
-А давай бросим монетку и загадаем желание, - предложил Деонисий.
- Смотри, смотри! Брошенные монетки под куполом – луковкой солнца напоминают затонувший Китеж!
- В нём останутся жить наши отражения. Лесная чаща, скрой их поглубже, пожалуйста!
И было лето, и бил из-под земли родник. Потом поезд растянул свою гармошку, чтобы озвучить воспоминания Наяды.
   Кто-то чужой и  нахрапистый решил, что часть леса нужно вырубить и обнести забором из срубленных веток,  завезёнными из города балками и камнями. Озеро без леса стало сохнуть, точнее, сохнуть по лесу. А родник, чтобы не разреветься при виде этого зрелища, глубоко ушёл под землю. Пришельцу, нахрапистому и чужому, это было на руку. Земля здесь благодатная, питается подземными водами. Вот и решил он на месте леса разбить огород. Посадил смородину, помидоры, тыквенные растения и  фруктовые насаждения. Им в застенках  надлежало приносить прибыль.  Занявший своё место под солнцем километровый огород стал понемногу забывать, что он был когда-то лесопарком, а ещё раньше  -  лесной чащей. Забор между озером и огородом походил на  рубежи между родным доморощенным  прошлым  и меркантильным не-настоящим. Кто сказал, что Наяды недолговечны, что они высыхают, когда умирает их водоём? Дионисий знал, что при виде пахнущих полынью кудрей Наяды он вновь опьянеет.  Только вот хрустальный её силуэт слишком глубоко упрятало озеро.
- Скажи, огород,  чувствовать себя не в своей тарелке так уж приятно? Не мучают по ночам кошмарики? Ведь столько деревьев было загублено на этом месте?
  -- А кто тебе сказал, лес, что это не моё место? Я наполняю тарелку хозяина сытными яствами, купленными за деньги, вырученные от продажи овощей и фруктов.  Подумаешь, сотня другая деревьев полегли здесь, зато никто не смеет сунуться в мои владения.  А через тебя, лес, ходят, кому не лень. Разве щебетом и ароматом сыт будешь? Разве соловья баснями кормят?
   Лес не сдавался. Он накатывал на город полынные вздохи и источал запахи трав и соцветий. Белки выбегали, точнее, вылетали на кроны городских деревьев, и ошарашенная детвора тыкала в них пальчиками. Лягушечьи концерты с лесного озера зазывали сюда посетителей. Ну чем не зелёный театр? Только доносились они всё глуше. Озеро мелело. Лес редел.  Огород изнутри и город из-вне  теснили лес. И он уходил в себя. Деонисий знал, что память подобно озеру. В нём ещё живут и грустят былые отражения.  Пока в сердцевине леса плещет озеро, жива в памяти его Наяда.  Летом она не приехала. Не вернулась она и через год, и через два.  На том месте,  где бил родник, наливались соком ягоды смородины. Сказывают, что кедры из которых смастерили ясли для младенца, стол для вечери и крест, далёкие кедры из старой легенды, тоже росли в пику огороду. Но ведь выросли и исполнили предначертанную миссию.
- Кстати, лес! Тебе не надоело ютиться у городской черты и уповать на то, что и у тебя есть какое-то высокое предназначение? – насмешливо обратился к лесу разросшийся огород.
   Лес не отвечал. Это соловей окунал в тишину свои горькие трели. Они окликали воспоминания. Что с того, что ходят смутные слухи о Наяде, что вот уже год от неё нет весточки.  Что случилось в городе, куда отправился на поиски Наяды Деонисий, он не  рассказывал никому.   Как всё же  беспомощен и жалок  был кружевной чёрный платочек на поседевшей голове  мамы  Нади. Они вместе с Надиной мамой  пили из прозрачных, рюмочек воспоминания. Почему-то его рюмка так походила на озёрное изваяние.  Теперь рядом с их озером стоит забор, за ним – огород .  Надо ехать домой.
    Огородник был вне себя от гнева. Кто позволил?  Кто-то разнёс забор, вывез балки и брёвна. На фруктовые деревья запрыгнули белки. А к ягодам смородины ринулись птицы и дети.  Лес окатил огород щебетом, настоем трав и озёрными  всплесками или всхлипами.  Дионисий знал, что жива его Наяда.  В затонувшем  озере  очнулись  отражения,  и вернулось к ним лето Господнее.
-- Возлюби ближнего как самого себя, - напомнил лес огороду.  – Хочешь, я омою твои ноги, точнее, корни, родником?
    А через год огород совсем распоясался без изгороди. Он забыл,   для чего был разбит здесь хозяином.  Просто проходившие мимо горожане,  подбирая кто яблоко, кто сливу, срывая ягодку смородины и малины,  были уверены, что  эта трапеза не обошлась без участия Наяды. Уж очень им хотелось на это надеяться.