Человек с биноклем

Его сложно было не заприметить. Каждое солнечное утро в одно и то же время он появлялся на берегу с раскладным радужным стулом под мышкой. На плече оранжевое вафельное полотенце. На голове панамка цвета яичной скорлупы. Синие купальные шорты, слегка светлее сланцы. Вот, пожалуй, и всё. А, нет, не всё. На шее у него висел бинокль. Чёрный, обычный бинокль. Такие часто пахнут рыбой, потому что в приморских городах если кто в них и смотрит, то разве что владелец лодки. Высматривает конкурентов, поджидает морских друзей, держит под контролем приближение водной полиции. И он, наш герой, тоже в него смотрит. Каждое солнечное утро, как вы уже догадались.

Познакомилась я с ним перед очередным кукурузным рейдом. У меня всё было расписано: в 7 утра - подъём, чистка початков, укладывание их чин по чину в чан, потом залить водой, поджечь газ. Есть час, покуда не закипит, а завтрак волшебным образом не появится на столе. Это время я тратила на то, чтобы на берегу выровнять рабоче-крестьянский загар. Получалось, признаться честно, плохо. Видимо, солнце в полвосьмого и солнце в десять - совершенно разные личности!

- Бесполезно, бесполезно! Кукурузный отпечаток на тебе до конца лета! - резюмировал человек с биноклем.
- Вот уж открыли Америку, а! Я, наверное, поэтому и надеваю майку, а не футболку! И шорты покороче!

Я знала его фамилию и то, что он ведёт колонку в местной газетёнке "Жёлтые пески". Во многом именно благодаря ей издание ещё держалось на плаву. Это были этюды в пляжных тонах. Что-то из разряда "Подслушано, подсмотрено на взморье". Почти каждый день кто-то узнавал себя и направлял анонимные письма в редакцию с просьбой прекратить беспредел и уволить гражданина Попеску. Генерала песчаных карьеров иногда даже поджидали в тёмной подворотне, несколько раз ему даже приходилось пускать в ход раскладной стул. Получалось не шибко радужно. Потом его вновь оставляли в покое. До очередной магнитной бури. Отдыхающие приезжали и уезжали, увозя с собой свои истории, анекдоты, гнев и обиды.

- Кто на дурака обижаться будет?
- Его вообще ещё кто-то всерьез воспринимает?
- Сто лет в обед, а всё угомониться не может. Строчит!

Соседки все без исключения реагировали одинаково. Не первый десяток лет знакомы. И каждое полугодие продляли подписку на "Жёлтые пески". Интересно же! Что вновь хрыч старый в повседневности найдёт, какой опять сюжет за хвост вытащит? От кого снова по мордасам прилетит?

- Знаешь, а я не могу по-другому. Пыл это, наверное, называется. Не могу быть равнодушным. Уши слышат, глаза видят, пальцы печатают. Я ведь по старинке всё. Вот ты работать пойдёшь, первый круг с рюкзаком сделаешь, солнце припекать начнёт, и я домой поползу. Душ приму, арбузик зарежу и пойду в тенёк. Там у меня машинка печатная. Ты вообще представляешь, что это такое? Да? Хорошо! Ну почти как у Довлатова, но не Ундервуд, нет. И вот потом час, а то и полтора за ней проведу. Это черновик. После четырёх снова на пляж. Уже на то место, что свободным окажется. И до семи сижу, смотрю кино о море. Думаю, привожу мысли в порядок. Потом вернусь, всё начистоту сделаю. И соседу отдам. Мишке. Это он уже на компьютере наберёт и шефу отправит. Нравится ему первым с материалом знакомиться. Иногда спрашивает: "А та женщина - это не та ли, что в полосатом купальнике?" Ни разу ещё не угадал! Хотя взрослый уже, наблюдательный, Бунина всего перечитал. А всё равно скрытые фигуры не замечает.

... Нравится мне, как ты людям хамишь. Ой как нравится! Брат то твой посмирнее будет, заискивать умеет. Ему бы в продажи, успех обеспечен! А ты - нет. Философия проста как дырка от бублика: да - да, нет - нет, до свидания! Упрощаешь жизнь, легко прощаешься, быстро отвлекаешься, меняешься. Ясно же, что на душе ой как неспокойно, но сама с этим воюешь, не жалуешься каждому встречному-поперечному. Улыбаешься, смеёшься, сама над собой шуточки шутишь. Дальше идёшь. Люблю таких людей.

- Оооо! Гадалка местная в вас заговорила, не иначе! Про хамство мне особенно понравилось. Вы ж тоже - тот ещё хам! Писучий! Тёть Таня угловая рассказывала, что как-то сарай ваш спалили за фельетон один.
- И сарай жгли, и собак травили, и забор семь раз дерьмом обливали, зеркало битое под калитку подбрасывали, змею убитую во двор закидывали, соль сыпали, кукол вуду делали. А мне хоть бы хны! Как из пепла каждое утро восстаю, нащупываю бинокль на тумбочке. Покойно так на душе становится. Чувствую огонь внутри. Пылаю. Значит, и сегодня напишу. Скажу. Мыслями поделюсь.
А зажгу кого - ещё лучше. Значит, всё не зря. Эмоции пробудил, душу разбередил. Сейчас же черствеют все быстрее хлеба. А так хоть пробуждаются. От вечного сна жизни.

И многие ездили каждый год в этот город специально. Посудачить на берегу, рассказать о своём житье-бытье на севере, о том, что за это время приключилось. Вновь увидеть человека с биноклем, попасться ему на глаза, а ещё лучше на язык. Увековечить свой образ в тоненькой газетке, вырезать страничку, сложить вчетверо и положить в паспорт.
Холодными мурманскими вечерами сидеть под лимонным абажуром, водить пальцами по шершавым знакомым строчкам и будто дышать морским воздухом.

Солнце прячется - человек с биноклем складывает свой стул, забрасывает на плечо оранжевое полотенце и бодро идёт домой. По песку.