4. Актёр с человеческим лицом

Но подлинное зло имеет два ростка:
Один подобен наступленью дня,
В другом сокрыта встреча берега с волнами…
А в остальном ищи иль труса, или дурака.



Постепенно возвращалось сознание. Точнее осознание самого себя. Трудно передать словами это начальное состояние, когда присутствует только сама мысль, еще бесформенная, ни на что не направленная, не имеющая никаких точек опоры. Ни внутренних, ни внешних. Наверно что-то подобное должен испытывать парализованный человек, проснувшийся в невесомости в полной тишине в пустом пространстве без света, направления, забывший о том, кто он, что он и где. Сколько длилось это сказать нельзя, так как сама постановка вопроса не имела смысла. Сначала появились отдельные картинки, как кадры из пленки. Потом фрагменты каких-то событий и наконец, как вспышка молнии возникло осознание себя личностью со своей памятью, в которой была целая жизнь. Моя жизнь! Вся целиком от рождения и до конца развернулась вдруг в сознании. И я мог пережить заново любое ее мгновение, любое событие, их череду; почувствовать запах травы прохладным утром на лугу, услышать пение птиц и журчание ручья, который тек рядом с дачным домиком. Возникли и пронеслись вереницей лица всех встреченных мною в жизни людей. Сначала лицо матери и еще каких-то незнакомых людей. Потом отец, родственники, очень много лиц, которые повстречались лишь однократно, одноклассники, первая любовь, друзья, знакомые, что появлялись и исчезали куда-то, жена, ребенок, коллеги, снова семья, друзья. Промчались разом все те, с кем были связанны самые сильные чувства и надежды, не всем из которых суждено было воплотиться в этой реальности. Постепенно возникло понимание того, что можешь услышать каждую мысль всех этих людей, увидеть, как эти мысли и чувства рождаются, расцветают. И умирают. Вернее теряются, блокируются и погребаются под ворохом других. И тут, словно вспышкой молнии появилось потрясающее своей непостижимой красотой видение цветных радужных рек чистого яркого света, потоков, вихрей, проникающих друг в друга, кружащих, переплетающихся, замыкающихся и плывущих вместе во всем пространстве, словно на лазерном шоу, образуя удивительную живую картину взаимодействия. Это были они, ростки жизни в сознании и сердцах людей, которым суждено было такое разное будущее.
Глядя на  всю эту грандиозную панораму нового измерения, что стремительно открылось в моем сознании, я вдруг почувствовал такую тоску и боль, ибо при всей своей божественной красоте, она была живой, полной горя и страдания. Я мог теперь переживать и видеть все, что чувствовали они все. Я видел, как умирают доверие, любовь, понимание, красота, вера, жизнь; как рождались ненависть, злоба, равнодушие, предательство, смерть. Вот бледный мальчик остановился в беззвучном ужасе, увидев как на улице какой-то урод избивает его мать, – этот миг перевернул всю его жизнь, он внезапно стал другим; вот попользовавшись,  девушку бросил, тот, кого она боготворила и без кого не представляла своей жизни, – так умирала первая любовь и происходит то, что называют взрослением; вот в автокатастрофе погибла целая семья из трех человек, - они счастливые ехали на отдых, на который копили несколько лет… Много больше перечисленного пронеслось тогда перед взором.
Постепенно мысли стали возвращаться обратно к себе, вспомнились узловые моменты жизни, когда на сердце появлялись очередные насечки. Они всегда были сопряжены с выбором, который предстояло сделать, и от которого зависел дальнейший ход событий. В некоторых случаях этот выбор был очевидным и давался легко, в других же приходилось переламывать себя, одни свои желания и необходимости в угоду другим. При этом иногда ломалось не только что-то внутреннее, но и внешнее. В том числе и судьбы окружающих меня, близких мне людей. И я увидел гигантское окутанное океаном радужного света дерево, которое было моей жизнью. Всей жизнью со всеми ее возможностями и путями, из которых я выбирал одни, проходя мимо других. В конце я оказался на одном маленьком листочке, спрятавшимся в необъятной кроне этого дерева. Но сейчас оно было передо мной целиком, и я видел каждую из его бесчисленных веточек, изгибающихся и переходящих одна в другую, видел все те места, где одна давала начало многим, мог оказаться на любой из них, добраться до каждого листочка. И это была страшная возможность. Словно в диком спектакле дано было менять по ходу свою роль. И происходило это абсолютно естественно, просто в бесконечном внутреннем споре предпочтение отдавалось другим аргументам.  И все это был я. Всегда я, какой бы выбор не был бы мной сделан. Я видел, как говоря другие слова, выбирая другие течения в бушующем лазерном океане мыслей и чувств, одни ростки заменялись другими. Казалось, они не умирали, просто я выбирал другие. Я выбирал. Другие выбирали. И тут вторым ударом молнии стало видение того, что это дерево не одиноко, что во круг него миллионы и миллиарды таких же деревьев, многие сотни и тысячи которых были более или менее сильно связанны с моим. Их ветки переплетались и расходились, соединялись в одну и удалялись друг от друга на всегда. И каждое следующее мгновение, что видел я этот лес, меняло меня до неузнаваемости по сравнению с каждым предыдущим. И каждое из них мне казалось, что более величественной картины просто невозможно себе представить. И каждую веточку в этом лесу пронизывал все те же лазерные потоки света мыслей и чувств, вливающиеся в какой-то гигантский океан.
Но опять что-то зарождалось в собственной бездне, и в мое состояние экстатической восхищенности стала проникать какая-то тревога. Я увидел, что все так же присутствовали в этом океане и горе, и боль, и страдание. Что после взаимодействия некоторые веточки сохли, искривлялись, переставали расти. На некоторых отсутствовали листья, некоторые были темны и уродливы. Тогда мне захотелось отыскать самый прекрасный листок во всем этом дереве. Я начал искать и находил множество восхитительных ярких и чистых в своем свете листочков, некоторые из которых, казалось, росли лишь на одном стебельке, вместо целого дерева. И свет их достигал огромного количества деревьев, наполняя их силой, оживляя многие ветви и листья. Но не все. Не все деревья и не все ветви на каждом из них доставали до этого света. Большая часть, казалось, не испытывает никакого влияния. Если же свет все-таки и доходил до них, то многие теряли его в своих сложных переплетениях. И опять почувствовал я тогда, что мной овладело горе и отчаяние, дна которых я не мог разглядеть. Заметил я что, много красивых листьев образовалось у деревьев, что росли на редких полянках без соседей или в небольшом окружении похожих на них соседей. Но не распространялся далеко от них свет, не переходил границы полян. Отчаяние тогда захватило меня. Но почему же так много горя и страдания в этом мире, почему все листья не могут быть так же прекрасны, как те яркие и чистые, что росли на одном стебельке. 
И в этот миг третья молния поразила меня, и осознал я, что нет больше отдельных ветвей, листьев и деревьев. Что нет полян, и нет леса, а есть лишь бесконечный и безбрежный океан чистого света, в котором подобно вспыхивающим искрам возникали, переплетаясь, отдельные потоки, вихри и течения, образовывая невообразимой красоты, динамики и сложности рисунок. И почувствовал я тогда, что растворяюсь в этой бездне света. И понял я тогда, что нет ничего кроме меня, и что все есть я, все есть абсолютная гармония, абсолютный свет, абсолютная потенция и свобода. И тут поразила меня четвертая молния, и понял я, что я ничто. Ибо абсолютное все неотличимо от абсолютного ничто. И что быть можно лишь прибывая во множественности, так как в единстве нет свободы. Тогда увидел я в себе возможность – это была возможность быть. Увидел многообразие – это была свобода. Понял тогда, почему не возможен лес из стебельков – это будет не лес. Они все будут одинаковы и едины. Не будет многообразия, не будет свободы. И почувствовал тогда я всю ту бездну счастья и горя, что возможны лишь во множественности. И понял, что свобода должна быть везде, что невозможно постичь единое во всей полноте, не зная многого. И вернулся тогда я в лес, страдая и радуясь за каждую ветвь и лист.

2009