Эх, яблочко

  Все также,как много лет назад, стоит поселковый клуб из щлакоблока,с крышей под оцинкованным железом и деревянными ступенями крыльца, смотрит глазищами окон на дома, что напротив и на саму улицу. Все также стоят жаркие дни и ,кажется, поселок вымер
от зноя, как и тогда, в те давние времена.
  Тогда на доске объявлений ,что стояла поодаль клуба, частенько красовалось объявление:
"Товарищи! Сегодня вечером состоится большой концерт самодеятельного вокально-инструментального ансамбля поселка.
   Гвоздь программы -сольный концерт Николая Осипова".
В такой день поздно вечером клуб наполнялся до отказа. Большое желание было у всех увидеть своих поселковых артистов и артиста-гармониста, и плясуна, и певца Осипова. Для всех он был своим, поселковым, хотя уже много лет проживал в городе, что стоял в десятке километров от его родного поселка. Поговаривали о нем, что попивал водочку, что с женой не все ладилось и не было детей...
Ансамбль исполнял популярные в те времена песни: "Жил да был черный кот", "На побывку едет...", "Издалека долга..." и прочие, прочие.
Дружные аплодисменты сопровождали каждую песню артистов. Лица зрителей светились неподдельной радостью. Пределом их восторга было выступление Николая Осипова. Он садился на стул посреди сцены, сам себе объявлял номер, начинал наигрывать на хромке и петь: "Раскинулось море широко..." И так песня за песней: то посиделочные, то морские, то про любовь. Затем исполнял "Уличную", "Сербиянку", "Барыню".
Заканчивал концерт коронным номером. За кулисами снимал рубаху и выходил на сцену в брюках клеш и тельняшке. И вот оно: "Эх, яблочко..." Виртуозно исполняемая мелодия чуть ли не подбрасывала в пляс каждого зрителя со своего места. Сам Николай Осипов, играя и напевая, пускался вприсядку:
"Эх, яблочко, куда котишься?
Ко мне в рот попадешь,
Не воротишься"
Ещё на службе, будучи моряком, он отточил мастерство танца, доведя до высшего класса исполнения. А на гармони играть начал, когда еще сам меньше неё был.
Зал взрывался аплодисментами, бурными, несмолкаемыми. Николай улыбался, приглаживая курчавые волосы и кланялся...
Давным-давно это было. Ни отца, ни матери уже не было. Только остался от них дом -флигерёк, где прошли его детство и юность, куда он вновь вернулся после поиска жизни в городе.
Новая жизнь крепко изменила многое: было в ней и хорошее, было и плохое. Теперь поселок остался без работы. Редкие рабочие обслуживали свиноферму и полустанок, через который проходил всего один пассажирский поезд местного значения туда и обратно, четыре раза в день.
Пенсионеры, у которых ещё достаточно было силенок, держали коровку, боровка иль маточку. Сено заготавливали, дрова, по выходным встречали детей и внуков из города. Да и сам поселок уже давно преобразился в дачный. Николай не прижился в городе. Много работ поменял и все разные они были. Все растерял из-за этой пьянки. Пальцы отморозил, кончики их отрезал хирург. Для него это чуть не стало трагедией: "Как играть буду, кто я без гармошки?" Играть попробовал, когда едва зажили пальцы - получается. Пенсию дали по инвалидности. На неё и жил, и пил. А был, ведь парнем-рубахой. Как исполнял "Яблочко!" До сих пор его так и зовут Яблочко. Не представлял дальнейшей жизни. Все меркло и гасло.
Веснами он ещё ходил в горы за травой кислянкой.
-Николай, хороша кислянка? Полный рюкзак набил, - спрашивали его, возвращающегося из гор.
-Дождей давно нет. Откуда ей быть хорошей, так низкорослая местами.
-Николай, - спрашивал кто-нибудь из приезших, - пальцы ты потерял, а, слышу, играешь во дворе иногда.
-Заболел зимой я однажды. Глотнул сразу четыре таблетки, чтоб наверняка было излечиться. Вынес во двор ведро с отходами, да упал в снег. Видно сонными оказались таблетки. Очнулся - руки синие. И никто не подобрал меня, поздно вечером это было, фильм-сериал показывали по телеку. Ладно хоть так оставил хирург.
-Эх, яблочко..., - пропел он и укоризненно повращал перед собой ладони рук, как бы внимательно рассматривая их. - Куда котишься? - продолжил песню. - Вот и докатился. Недобро засмеялся.
- Постой, посмотри-ка, полтинник годный или старый, а то не примут в магазине. Заколебали эти денежные реформы, к деньгам не дают привыкнуть. Ну ладно, господин дачник, пока - пошутил напоследок...
Жизнь его меркла. Уже три дня не слышалась со двора игра на гармошке. Приехали из города двое забулдыг-друзей. Гуляли по-черному. Песню Николая пропили, добрались до вещей в доме.
-Зингерка зачем тебе, кореш? Швеей что ли заделался. Ха-ха-ха. Шубу овчинную тоже можно толкнуть на базаре. Полтинник лет разменял, пальцы потерял, зачем тебе музыка?
-Машинка швейная - это память о матери. Не-е ры-ы-пай-ся! - пьяно промямлил Осипов. Взял неуверенно хромку и, сбиваясь, заиграл: "Эх, яблочко, куда ты котишься?" Остановил игру: "Вот и докатился..."
-Спать ложись. Отдохни. Проспись.
Очнулся после долгого пьяного сна. Плохо соображая, поискал на столе водку. Не осталось ни грамма. Жалкий надкусанный кусочек хлеба лежал на столе среди грязных тарелок и стаканов, пустых бутылок. По нему ползали мухи.
Дружков не было ни в доме, ни во дворе. Не было и швейной машинки.
-Сперли поганцы, - вслух произнес Осипов. Долгое время сидел, что-то обдумывая. Порылся в шкатулке, нашел фотографии матери и отца. Смотрел и плакал скупыми мужскими слезами.
День, изнывая от жары, перевалил далеко за полдень. И опять соседи и прохожие слышали, как со двора Осипова лилась музыка.
-Очухался после пьянки Николай. Играет, жизни радуется, - сказала соседка из дома напротив.
"Эх, яблочко, куда ты котишься?" - доносился музыкальный концерт Николая - артиста. Потом все смолкло. Николай Осипов, почти отрезвевший, быстро устремился к реке, где резвились в воде ребята. Выше по реке и подальше от них окунулся с головой, долго не показывался. Окунулся во второй раз, почти утонул, но зов жизни заставил его вынырнуть. Он был страшен, этот всегда добрый Колька Осипов. Закашлялся от воды, попавшей в легкие.
-Яблочко топится, - сообразил кто-то из ребят постарше. - Дядя Коля, вы что надумали?
-Не ваше, сопляков, дело! Пошли вы все...
Последние его слова утонули вместе с ним. Почти через час взрослые достали его. Он лежал на берегу спокойный и умиротворенный.
Старая, застиранная тельняшка на его теле, напоминала всем, что был он морячком во флоте, что любил гармошку, песни и танцы.
По поселку прошел слух: Яблочко утопился.