Освободитель часть 2 глава 16

Художник
Сын священника Николай Кибальчич родился в местечке Короп Кролевецкого уезда Черниговской губернии в 1853 году. Его отец был настоятелем православного прихода в имении Ивана Петровича Забила и его супруги Анны Васильевны, дочки генерального обозного артиллерии Василия Каспаровича Дунина-Борковського, человека пожилого и пользующегося большим уважением всей округи.
- Коля тоже будет священнослужителем, - решил отец Иоанн.
Пользуясь привилегиями сына священника, Кибальчич успешно учился в Новгород-Северской духовной семинарии. Пока не повзрослел.
- Духовный сан не прельщает меня… - заявил подросток родителям.
Приближалась светлая Пасха, празднуемая с торжественностью, и он приехал домой на каникулы. В городке был расквартирован гусарский эскадрон вместе с офицерами. Все члены их семей, а также друзья и соседи обычно присутствовали на богослужении, совершаемом батюшкой Иоанном, происходящем ровно в полночь.
- Гостей будет много! - Иван Петрович ожидал большого съезда в этот день, тем более что он недавно роскошно отделал приходскую церковь.
Заранее наняли художника по фамилии Пушкин из Петербурга, чтобы расписал отремонтированные стены. Он происходил из крепостных крестьян знаменитой дворянской фамилии и, выучившись на живописца в столице, лишь недавно получил личную свободу.
- Половина церквей в Пскове в его фресках! - рекомендовали его Забила.
Художник работал месяц, запершись по привычке внутри один. Коля приносил ему еду и смешивал краски. Пришёл день сдачи работы. Приехало церковное начальство и заказчик. Ходили по церкви, смотрели роспись, им нравилось. Вдруг увидели на потолке детально нарисованную картину ада.
- Это что такое?! - грозно воскликнул Иван Петрович.
На чертях была надета форма Третьего отделения, а в котле на пламени адском варились два великих грешника - бывший император Николай и его глава Третьего отделения Бенкендорф. 
- Это картина Ада, - спокойно ответил Пушкин.
Серьёзно и внушительно, с высоты двухметрового роста.
- А это кто в котле?! - церковники не осмелились имена называть, хотя всё было очевидно для присутствующих.
- А это грешники.
- Убрать! - рявкнул заказчик.
- Не могу. Я когда рисовал, моей рукой перст святой водил, - аргументировал он.
Поругались они ещё немного и Пушкин примирительно предложил:
- Давайте так сделаем. Я замажу это картину чёрным углём, чтобы ничего видно не было. Если завтра она под углём не проступит, тогда я её закрашу. Если же видна будет, значит, правда нарисована.
Он взял уголь и зарисовал своё творение. Все удалились, кроме тринадцатилетнего Николая.
- Уголь в чистом виде не стойкая субстанция, - сказал ему художник. - Он осыпается через несколько часов после того, как им чего-то нарисуешь.
Так и случилось, осыпался уголь часа через три. А утром снова пришла солидная делегация и церковники не смогли сдержать возглас изумления:
- Батюшки!
На стене снова проступили лики грешников под охраной чертей.
- Значит, так и в самом деле свыше угодно! - заверил Пушкин.
Перекрестились, церковники одобрили роспись и уехали, а фреска осталась.
- Рука не поднялась Божий знак зарисовать... - заверил Иван Петрович.
За три до праздника, он проснулся среди ночи, разбуженный топотом лошадей и шуршанием колёс. Его дворец, по распространённому в России обычаю, стоял на самом берегу небольшого пруда. Церковь расположена на другой стороне пруда, соединяющей дом, с приходским храмом.
- Что там ещё? - изумлённый необычными ночными звуками, хозяин дома встал с постели и, подойдя к окну, увидел при свете многочисленных факелов великолепную коляску, запряжённую четвёркой лошадей в сопровождении верховых.
Он узнал с иголочки новый экипаж и его владельца, одного из блестящих гусарских офицеров, молодого сумасброда, недавно разбогатевшего благодаря полученному наследству.
- Что он делает? - изумился сонный Забила.
Со страхом он провожал глазами элегантный выезд и окружающих его всадников. Необычайный кортеж направлялся к церкви. Видя, как гусар разъезжал глубокой ночью в открытом ландо, Иван Петрович решил:
- Мой гость сошёл с ума!
Перед папертью все остановились, гусар торжественно вышел из коляски, слуги бросились к дверцам и бережно поддерживали барина.
- Хотя тот гораздо моложе и проворнее их... - понял хозяин усадьбы. 
Едва коснувшись ступенек паперти, гусар столь же торжественно вновь сел в экипаж, который объехал вокруг, вторично остановился у церкви, и вся церемония началась сначала.
- Что он делает?! - воскликнул он.
Такое времяпрепровождение военного продолжалось до рассвета. С первыми лучами зари офицер возвратился во дворец, отпустил лошадей, и все успокоились. Утром первым делом Забила спросил у молодого ротмистра, что означали эти ночные путешествия.
- Ничего особенного, - ответствовал без малейшего смущения бравый гусар. - Видите ли, мои лакеи новички, а к вам на Пасху съедется множество знатных гостей, хотел сделать репетицию моего прибытия в церковь.
Празднование Пасхи прошло успешно, священник Кибальчич провёл торжественную службу выше всяких похвал. Коля помогал ему и упросил радостного отца отпустить его с Пушкиным в Нижний Новгород:
- Там ему предлагают новый заказ на роспись церкви, и я смогу увидеть знаменитые церкви местного Кремля!
- А как же учёба?
- Я вернусь через две недели, - пообещал ему сын.
Часть дороги проехали на лошадях, часть по железной дороге. Благодаря этому добрались до цели значительно быстрее, чем раньше.
- Мне предлагают реставрировать росписи в церкви нижегородского Кремля! - объяснял Пушкин цель их путешествия. - Но я не уверен, стоит ли браться за эту работу… Вот и нужно посмотреть на месте.
Чтобы не скучать в пути он и пригласил с собой Николая и почти всё время рассказывал ему об особенностях церковной жизни:
- Русская империя погибнет от религиозных разногласий! Поэтому завидовать нашей религиозности может только тот, кто судит, не зная нас на самом деле. В православных церквах проповеди всегда занимали скромное место. В России и духовная, и светская власти противились богословским спорам. Как только появлялось желание обсуждать спорные вопросы, разделявшие Рим и Византию, обеим сторонам предписывали замолчать.
- В семинарии нам не говорят об этом, - метко вставил Коля.   
- В некоторых мужских и женских учебных заведениях преподаются богословские предметы, но их время от времени запрещают! - настаивал художник. - Следствием этого является множество сект, о существовании которых правительство знать не разрешает. Одна из них допускает многоженство. Другая на словах и на деле проводит общность жён и мужей.
- Разве так можно? - удивился впечатлительный юноша. 
- Русские крестьяне толкуют библию вкривь и вкось, выхватывая отдельные тексты, и новые секты, весьма разнообразные по своему содержанию, возникают беспрестанно. Когда поп спохватывается, ересь обычно оказывается уже глубоко вкоренившейся.
- Если поп поднимает шум, сектантов ссылают в Сибирь деревнями. Это, понятно, разоряет помещика, у которого есть достаточно средств заставить священника молчать. В тех случаях, когда правительство узнаёт о ереси, количество её приверженцев уже столь многочисленно, что бороться с нею поздно. Насильственные меры приведут к огласке, но не уничтожат зла, а действовать убеждением - значит открыть дорогу спорам - наихудшему злу в глазах самодержавного правительства. Прибегают к замалчиванию, то есть не лечат болезнь, но, наоборот, способствуют её распространению!
Вскоре они подъехали к Нижнему Новгороду и первым делом увидели Кремль. На плоской и незначительной возвышенности стоял город, окружённый мощными зубчатыми стенами.
- Подобно Москве, его позолоченные главы и шпили горят на солнце и издали манят паломников! - залюбовался им Пушкин.
По гребню стен шла крытая галерея. В лавре имелось девять церквей, небольших по размерам и теряющихся в массе построек.
- Все православные церкви похожи, - осмотрел их художник. - Живопись византийского стиля, неестественная, безжизненная и однообразная.
Все прославленные в истории России личности делали богатые вклады в этот монастырь, казна которого полна золота, бриллиантов, жемчуга. 
- Императоры и императрицы, набожные царедворцы, ханжествующие распутники и истинно святые подвижники, соперничая друг с другом в расточительности, одаряли знаменитую обитель! - пояснил Пушкин юноше. - На мой взгляд, простые одежды и деревянная утварь святого Сергия затмевают все великолепные сокровища, включая богатейшие церковные облачения, принесённые в дар самим Потёмкиным.
Рака с мощами Сергия ослепляла невероятной пышностью. Она сделана из вызолоченного серебра великолепной отделки. Её осенял серебряный балдахин, покоящийся на колоннах - дар императрицы Анны.
- Минин, освободитель России, чья память особенно прославлялась после нашествия французов, похоронен в Нижнем Новгороде! - напомнил он спутнику. - Я хочу поклониться его праху!
Могила народного героя находилась в соборе среди могил удельных князей. Когда они шли туда, художник вспомнил, что знамя Минина и Пожарского - реликвия, высоко почитаемая в России, хранилось в деревне между Ярославлем и Нижним.
- В тысяча восемьсот двенадцатом году, - сообщил он, - когда понадобилось подогреть энтузиазм солдат, эту хоругвь послали в армию, причём торжественно обещали её хранителям, что по миновании надобности она будет возвращена.
После победы знамя, вопреки обещаниям, было помещено в московский Кремль на хранение, а обманутым крестьянам дали копию чудотворной святыни. Причём снисходительно объяснили им, что копия эта в точности соответствует оригиналу. 
- К исторической истине в России питают не больше уважения, чем к святости клятвы! - заверил Пушкин. - Подлинность камня здесь невозможно установить, как и достоверность устного или письменного слова. При каждом монархе здания переделывались по прихоти нового властелина.
Войдя в собор, он почувствовал волнение от древности и сказал:
- В нём покоится прах Минина и его не трогали лет двести!
Его уверенность увеличивала почтение сына священника к старинному зданию. В благоговейном молчании они стояли перед усыпальницей героя.
- Это, безусловно, одна из самых прекрасных и интересных церквей в нашей стране, - сказал он чиновнику, которого  прислал губернатор для подписания договора с художником.
- Я участвовал в строительстве, - гордо заметил он.
- Как? Что вы хотите этим сказать? Вы её, очевидно, реставрировали?
- Ничего подобного. Древняя церковь совсем обветшала, и император Николай Павлович признал за благо, вместо того чтобы ремонтировать, отстроить её заново. Ещё недавно она стояла шагов на пятьдесят дальше и, выдаваясь вперёд, нарушала правильность распланировки нашего Кремля.
Пушкин знал, что благодаря дикой мании русских, увенчанной гордым титулом прогресса цивилизации, ни одно сооружение не остаётся на том месте, где его воздвиг основатель.
- Но здесь находится прах Минина? - воскликнул он в изумлении.
- Его вырыли, так же, как и останки князей, - спокойно пояснил чиновник для особых поручений. - Теперь они покоятся в новом месте погребения, которые вы в настоящую минуту обозреваете.
Когда он на минуту отвлёкся, отдавая приказания церковному служке, художник шепнул Кибальчичу:
- Вот в каком смысле понимают у нас почитание усопших, уважение к памятникам старины и культ изящных искусств. Император Николай, разыгрывая из себя архитектора, перепланировал по своему вкусу и московский Кремль. Буря царских капризов не щадит даже могил!
Бывший император знал, что всё древнее вызывает особое благоговение и приказал, чтобы недавно выстроенная церковь почиталась как старинная. 
- Новый собор стал древним, - уточнил надменный чиновник, - и если кто сомневаетесь в этой истине, значит, тот бунтовщик!
По выходе из Кремля он повёз гостей в военные лагеря, где находился губернатор, захотевший посмотреть на столичную знаменитость.
- Мания смотров, парадов и маневров имеет в России характер повальной болезни! - снисходительно усмехнулся Пушкин. - Губернаторы, подобно государю, проводят жизнь за игрой в солдатики.
В лагерях стоял полк, состоящий из солдатских детей. Шестьдесят мальчиков пели заупокойную молитву, и в надвигающихся сумерках этот хор рабов хватал за душу. Издалека глухо доносились ружейные залпы, своеобразно вторившие религиозным песнопениям.
- Любимейшее занятие высокопоставленных русских чиновников, - поведал художник Николаю, когда их везли устраивать на ночлег - командовать военными экзерцициями, и, чем больше у них солдат, тем сильнее они гордятся своим сходством с царём.
Монастырское подворье, расположенное вне ограды лавры, оказалось довольно внушительным зданием с просторными и по внешнему виду подходящими для жилья комнатами. Не успели они улечься спать, как были разбужены вторжением насекомых.
- Чёрные, коричневые, всех форм и видов… - изумился Пушкин.
Ночь прошла в битве с нашествием тварей. Смерть одного навлекала на человека месть всех его собратьев, бросившихся туда, где пролилась кровь павшего на поле славы. Гости сражались с отчаянием в душе, восклицая:
- Не хватает огненных крыльев, чтобы довершить сходство с адом!
Утром хозяева объяснили, что насекомые остались в наследство от паломников, стекающихся со всех концов Российской империи, и размножающихся в невероятном количестве под сенью раки святого Сергия:
- По-видимому, на их потомство сходит небесное благословение, ибо плодятся они здесь, как нигде на свете!
Художник посчитал это плохим знаком и от заказа отказался. После обеда они уехали в Москву. Оттуда Кибальчич в одиночку выехал домой.  После возращения из путешествия он окончательно решил уйти из семинарии и перешёл на учёбу в гимназию.

 
продолжение http://www.proza.ru/2018/07/06/291