Странная история. Часть IX

  Женщина в твидовом пальто стояла в телефонной будке и набирала номер с бумажки.
   —Алло. Здравствуй... да, я. Чего звоню? В общем, забыла у тебя кое-что.—Голос в трубке говорил низко и размеренно.—Да, хорошо, я тогда приду часам к шести, ты будешь дома? Отлично, до встречи.
  Она подняла воротник пальто и засеменила в сторону бульвара.
  Виталий Петрович вел практику у небольшой группы студентов, когда его позвали к телефону. Вернулся в палату доктор немного радостнее обычного и продолжил диалог.
   —Вам, Архипов, я бы не доверил и кровь из пальца взять.
   —Это почему?
   —Да кто же так делает, вы слишком жизнерадостны для данного заведения. Поди еще и примут за своего.
   —Шуточки у вас, Виталий Петрович, злые.
   —Поработай здесь столько, сколько я, посмотрим, у кого какие шуточки.—Он вытащил из папки четыре карты и раздал студентам.—Сегодня вам поручена самая благородная миссия. Угадаете или подсказать?
   —Лечить пациентов?
   —Близко.
   —Разобрать сложные случаи?
   —Не совсем, но мыслишь правильно.
   —Дать вам возможность отдохнуть?
   —Да, что ты с ним будешь делать! Архипов, у меня на лице что-ли написано?
   —Виталий Петрович, вы вот говорите, не шутить, а у самого действительно написано.
   —Ты о чем это?
   —У вас вся щека в ручке, Виталий Петрович, я вот только что заметила. Справа тут,—объяснила другая студентка.
  Зотов вышел из палаты и посмотрел в зеркало, затем зашел обратно и дал распоряжение работать.
   —Это я, наверное, на руку облокотился, а оно и отпечаталось, сказал бы кто раньше, так нет, будто специально молчали.—Мужчина недовольно покачал головой, потом будто застыл, смотря на стену, и улыбнулся.
   —Виталий Петрович, это с чего вдруг вы такой довольный?—послышался из-за спины женский голос. Зотов обернулся и заморгал глазами. Перед ним стояла Катенька, тонкий белый халат и спущенная под подбородок медицинская маска придавали ей вид особо статный, и можно было подумать, что она здесь в роли кого-то более важного, чем медсестра.—А, Виталий Петрович? Влюбились никак?
  Мужчина насупил брови и грозно посмотрел на нее.
   —Влюбишься тут... Настроение у меня хорошее, вот и весь секрет.—Катенька иронично закивала и быстро удалилась из коридора.—И улыбнуться нельзя, что ж за люди-то такие, во всем подвох видят!—пробурчал он и направился в ординаторскую.
  Нельзя сказать, что за Виталием Петровичем закрепилась какая-то слава вечно угрюмого человека, однако действительно, улыбка на его лице была необычайно редким гостем. Времени улыбаться с такой работой особо не было, да и желания тоже. Только в нечастые моменты, когда нашему дорогому другу было особенно хорошо и его ничего не тяготило, или когда наступало время отпусков, или как сегодня, позвонил дорогой человек, — вот эти моменты пресловутой улыбки.
  Мало только рассказать о его улыбке, ведь ее наличие — не показатель счастья. Улыбка бывает разная: снисходительная, ироничная, наигранная, печальная, приветливая, вежливая, робкая и циничная. Каждая из них как особый вид искусства, но есть лишь одна, по которой можно понять, что человек действительно счастлив. Это такая улыбка, когда кончики рта едва растягиваются, в глазах появляется яркий блеск, а брови делают всем знакомое движение, будто человек умиляется чему-то.
  Такой же улыбкой обладал Виталий Петрович, при чем ничто не играло роли в те моменты, когда он улыбался, кроме объекта его восхищения. Он мог часами смотреть на изумительной красоты закатное небо и ни один мускул на его лице не дрогнул, мог приобрести то, о чем давно мечтал, мог излечить сложного пациента, мог отлично провести время со знакомыми, но это его не привлекало. И, несмотря на полное, казалось бы, отсутствие увлечений, слабость его была достаточно простой, чтобы ее понять, но слишком сложной, чтобы объяснить ее.
  Один лишь человек мог в секунду поднять в нем бурю, а в следующую — вернуть все на свои места. И, о ужас, он это прекрасно понимал! Намеренно не желая менять ход событий, он плыл по течению и лишь изредка цеплялся за подводные камни, в попытке что-то сделать. Варвара Алексеевна, попросту — Варенька, женщина, изменившая его жизнь до неузнаваемости. Какого же ему теперь было прокручивать в голове снова и снова момент конца. Конца для их отношений, для их будущего и прошлого, всех планов, всех надежд и стремлений.
  Все это началось одним сентябрьским днем, когда летняя жара уже спала и листва понемногу окрашивалась в золото. Он как сейчас помнит этот момент: комната была вся в теплом свечении, Варенька сидела около серванта на табурете и перебирала шкафчики. В тот момент Виталий Петрович только вернулся с ночной смены  и единственным его желанием было — хорошенько выспаться. Он небрежно бросил свои туфли в коридоре, на них сверху упал раскрытый, полу-сломанный зонт и Зотов побрел вглубь квартиры в спальню.
   —Вить, куда же ты, одетый прямо в кровать?
   —Да все, что я сейчас хочу...—он обернулся на нее и прищурился, потом полез в карман плаща и достал сигареты.—Хотя тоже неплохо было бы,—он достал из пачки одну и вернулся обратно в коридор.—Варя, где спички?
   —Там, на комоде лежат!—донеслось из зала и женщина подошла к Виталию Петровичу.—Вить, нельзя так, я тебя почти не вижу. Ты месяц уже в этом режиме: работа, дом, покурить, поспать. Ты даже не ешь совсем, я вон готовлю тебе.—Она положила руку на плечо мужу и наклонила голову набок.—А еще вся твоя одежда дымом пропахла, мне неприятно. Я, конечно, терплю, но когда-нибудь моему терпению придет конец и я выкину все твои запасы,—она усмехнулась, но Зотову это нисколько не показалось шуткой. (ох знал бы он тогда, что ее терпение закончится так скоро!)
   —Я хочу курить, значит буду курить! Тебе и в страшном сне не приснится, где я работаю и что вокруг меня происходит каждый день. Сидишь тут, штаны с носками перекладываешь из шкафа в шкаф, конечно, никакого стресса.
   —Но стресс можно снимать и другими способами, хочешь, я тебе ванну наберу?
   — Я сказал тебе уже, чего хочу! Неужели это так трудно... Ай, ай, ай!—он зажмурился и схватился рукой за голову, резкая боль прошла сквозь нее и будто сдавила виски.—Принеси лучше таблетки с тумбочки, большие такие.
   —И голова у тебя раньше не болела, это началось уже после того, как ты стал работать по этому адскому графику!—бросила она и ушла в комнату за таблетками.
   —Да не шуми ты!—Зотов поджег спичку и первые клубы дыма через несколько секунд окутали его лицо.
   —Нет уж, с каких пор ты начал курить в квартире?—Варя гневно смотрела на него, сжимая в руке пластинку.
   —Ты таблетки принесла?—смягчился Виталий Петрович.(видимо боль была сильнее желания спорить)—Отлично, давай.
   —Совмещать такие препараты с сигаретами, ты с ума сошел?
   —С тобой сойдешь...—пробормотал он и потянул таблетки к себе.—Отдай мне пластинку и иди своими делами занимайся!
  Хлопок. Головная боль выветрилась в одно мгновение. Зотов стал как вкопанный, по спине его пробежал холод, зрачки резко сузились.
   —Я тебе не слуга!— отныне она проговаривала каждое слово четко и каждое слово будто отлетало тысячами голосов от стен и потолка. Зотов не мог поверить, что это произошло, он был в тот момент не в себе.—С меня хватит, мне надоело терпеть это изо дня в день. Чего ты еще хочешь?—он кинул на нее непонимающий взгляд. Быть может, он и сам не знал.—Я выходила тебя, как израненное животное, ты оказался плохой породы. Что я могла, ты смотрел на меня прямо как сейчас...—Зотов снова отвернулся — ему стало не по себе.—Да и потом, что бы я не делала, ты никак не отвечал. Я пыталась понять тебя, ты считал, что я жалею. А жалость нам ведь не знакома?
  Мужчина сейчас походил на бродячую собаку, его рассудок помутился, боль прошла, но щека полыхала огнем, на коже ясно проявился след ладони. В глазах поселился дикий безмолвный ужас, руки охладели. Он весь будто ощетинился, обнажил клыки и готов был порвать.
   —Завтра меня уже здесь не будет. И кому теперь ты ляжешь на плечо и будешь рассказывать свои истории, кто бросит все дела и примчится к тебе по первому зову — твои проблемы. От меня помощи не жди. Ты поистине животное, которое слепо следует инстинктам, — вот что я хочу вложить в твою пустую голову.