Бог знает

  Когда это случилось – никто сказать не может: давняя история. Но знающие утверждают, что все было именно так. Пересказываю, что слышала:

   Поначалу Добро и Зло, появившиеся среди людей, всем понравились. Они были «двое из ларца, одинаковых с лица», и отличить их друг от друга не могли даже самые толковые и наблюдательные. Еще бы: всё одинаковое. Жесты, мимика, слова, голос – всё один в один. Вот только смеются по – разному. Добро рассмеется – всем подхватить хочется. Прямо распирает людей подхватить. А когда Злу смешно, остальным почему – то нет. Некоторым даже грустно. А еще глаза чем – то неуловимым разнились: у Добра вроде бы как светлели, если с ним заговоришь, а у Зла голубизна сгущалась, будто льдистость обретала. Но эта игра цвета такой легонькой была, что ошибиться было проще, чем угадать. Люди предпочитали спрашивать прямо, без выкрутасов: - Ты кто - Добро? Зло?  В ответ – смешок: - А кого тебе надо, мил человек? Вот по смешку – то и определялись, хотя ошибались не раз, пока приспособились.
 
   Время шло, и как – то само собой получилось, что вокруг Добра – толпа желающих поулыбаться, а рядом со Злом – единицы, да и те ищут предлог, чтобы необидно удалиться. Недоумевал Зло: почему так? Добро – такой же, как и он. Во всем. Почему ж ему предпочтение? Чем заслужил?
    Стал Зло к людям присматриваться повнимательней.
- Ага, вот в чем дело: шутки безвредные им милей. Доброе слово, оказывается, лучше мягкого пирога…
   - Что ж, - решил Зло, - и отлично: посмотрим, чья возьмет. Пусть Добро людей приятным словом тешит, а я делом займусь.
 
  И занялся. Без хиханек и хаханек, с серьезным подходом. Вон, Маня – девка складная, а судьба к ней – задом. Почему это, спрашивается? Чем она хуже Таньки? Танька – та всё плясы плясать, да глазами стрелять, а как работа в руки – так на сердце муки. А ведь отхватила парня - да какого! Иван у нее – картинка: рукастый, усастый, приветливый, непривередливый, ласковый (с цветами ходит, чтоб люба венок носила на медноволосой головке)… Такой - Мане, а не Тане пара. И как он сам - то этого не видит?

   Подсказал Зло Ивану верное направление, повернул глаза в нужную сторону. И Мане шепнул: не зевай, будет Ваня твой. Нет такого закона, чтоб кому один раз «люблю» сказал - до умиранья ему только это и говорить.  Все у Зла получилось по задумке, легко: сам не ожидал. Спрашивает Ваню с Маней: - Хорошо ли вам, голуби?
- Лучше и не бывает! – смеются, - спасибо, что надоумил!
Помог людям? Помог: счастливы. А что Танька ревмя ревет – так сама дуреха: не надо словам верить. И ревет зря: от этого краше не становятся. Кому такая зареванная нужна?
 
    Это на радостях Зло так рассуждал, а потом поутихла радость… и стало ему Танюху жаль. Песен не поет, в хоровод не идет, косу не плетет. Реветь –то прекратила (лишняя влага в теле кончилась), а вздыхать еще горше стала. Ну, не зверь же он в самом деле: может и Таньке счастья в ладошки насыпать, как семечек (ох, любила раньше щелкать! Это теперь ей и семка в рот не лезет).
 
   Зло сказал – Зло сделал. Помог Танечке алый бант в косу вплесть, помог сарафан пофасонистей выбрать, пощекотал ушко словами бодрящими – и на круг. Вон сколько парней с нее глаз не сводят: бери любого! А чего ж ей не взять? Свободная птица. Выбрала того, что глазами ярче посверкивал. Зачем – то опять поплакать потянуло, да не стала. Завела таким ярым голосом, что вороны вскаркнули, с дерев попрыскали:
Мене милый изменил,
Теперь я измененная.
От измены не завяну,
Не трава зеленая!

Мои щечки, что листочки,
Глазки, что смородинки.
Давай, милый, погуляем,
Пока мы молоденьки!..

- Ну, что, Танюшка, хорошо ли стало? – спросил Зло, выбрав удачный момент: одного ухажера спровадила, а другой еще не пришел.
- Хуже не будет! – стрельнула игривым глазом, да и плечиком еще зажеманничала. (Вот бедовая! Аж искрится. И чего, дура, ревела, красу кукожила?)
Доволен Зло: одна польза от него людям. Девка гладка, парням сладко. Скоро все его за благодетеля почтут. Вот еще пару таких полезностей подскажет -  его будут человеки.  А Добро – что? Ничто Добро, одни слова приятные.

 Зло довольный стал, улыбчивый. Правда шутить пока остерегается: вдруг да опять запривередничают доброхоты? А Добро загрустил: многие подмечать стали. От шуток отмахивается, от песен кривится. Конечно, народ теперь другие песни запел: заковыристые, забористые. Раз живем! Затянет кто раздольное, душещипательное – ему тут же платок на роток: сырость разведешь, когда к Богу попадешь.
- Экий ты, братец, неугомонный! – попенял Добро кровнику, - не все же медовуху пить – надо и хлебушко растить. Отстал бы ты от сердца – то, а?
- Это тебе завидки, что ли? – смеется тот белозубо, - вот как люди сами попросят – тогда и отстану.

А люди живут себе: то с Добром потолкуют, то со Злом поскрытничают. И тот хорош, и другой гож. Со Злом–то проку поболее. Добро послушать – так и комара зашибить совесть спрашивать надо, а Зло везде выгодный ход подскажет. Бродят люди от одного к другому, мирят совестливость с выгодой. Обоих привечают как братьев, Богом даденых.

   Между тем Иванушка позевывать начал. Манечку на груди греет, а Танечку вспоминает. Вон как ее смех летает – в каждом дому слышно! Всем улыбнется, ко всякому повернется, только для него – друга первого – доброго словечка нет. Обидно! Он же ей - не враг, кланяется при встрече с почтением, прежние ласки помнит.
- Ты, Ванятка, в очередь вставай! – поддевают зубоскалы, - да деньгу копи на бусы яхонтовы!
Шутки шутками, а бусы купил. Не яхонтовые, но тоже не завалящий товар. И повод есть в гости напроситься: аккурат год назад сама позвала лавку глянуть: покосилась лавка, а кто поправит? Поправил тогда… теперь пора посмотреть, выдержала ли выданную гарантию… А вдруг не пустит глянуть? Тогда что? Да ничто. Повешу даренок на трын под тын: хочешь – бери, не хочешь – смотри.
  Пустила Танюша. Будто и не уходил никуда. А слов – то наговорила! «Все хороши, а ты хорошее всех» – вот какие слова услыхал. Скребануло кошкой раздумье (Маняша тоже «лучшим» зовет), да не всерьез скребануло: только царапнуло. Что ж ему прикажете, ежели он – такой? Разорваться на всех желающих?! Имеет право выбирать, кому да на сколько хорошим быть. Нет такого закона, чтоб кому один раз «люблю» сказал - до умиранья ему только это и говорить.

   Манечка частушек громко петь не стала: тихо утопла. Никто и не схватился сразу: думали – плачет в подушку, как принято. Другие все - так, почему ж она -  растак? Видали, чего отмочила?! Весь свет взбудоражила. Сама в голубую деву со смеженными оченьками обратилась, а живых – в черные фигуры превратила с глазищами очумелыми.
   Реву поднялось! И старой, и малой – все в слезах промокли: так жалко, так жалко утопшую душу! Никого ни разу не обидела, кроме Танькиного случая. Так тот - то  - единый раз. Не со зла ведь - по любви… Или со зла? Где Зло?! Пусть ответит: не он ли насоветовал на Ваню глаз положить?
  А Зло и не прячется: стоит чуть поодаль от всех, на холмик без креста смотрит. Не поймешь, о чем щурится. И Добро рядом, буравит глазами брательника, будто дырку провертеть во лбу хочет.
 - Говори, Зло! – топнул Макар-Седая Борода сапожищем разбитым, - правду говори!
И все насупились в ожидании: чем молодчик ответит? Будет каяться, или не при чем?
 - А что говорить? – хмыкнул с удивленьем Зло, обвел безвинными глазами люд.       Ну-ка, кому я тут плохо сделал? Тебе, Степа, что ли, что подсказал, как продать подороже то, что самому негоже? Или тебе, Оленка, чтоб был отец у твово ребенка?
Что началось!!! Степа глаза в сторону отвел, а Тимоша кулаком в грудь бьет:         
- Я пострадавший!
- А я тебе, Тимоша, советов покупать не давал! – ласково улыбится Зло.
- Что, не моя кровинка – сынок Сереженька?! – очумело выкатил на жену глаза конопатый Федот. Оленка, как рыба на берегу – воздух ртом хватать: что сказать? А Зло и в цвете не изменился, голубеет ласковым глазом: - Кто ж его знает, а, Федя? Может, твоя. А если и не твоя? Разве ж тебе плохо, когда Сереженька папой зовет да конопушки на твоем - то носу считает?
И всем людям сразу: - Ну, чего горло рвете? Бывает так! Что одному - хорошо, другому – не всегда нравится. Всем не угодишь. Вон Федот на Олену озлится, а будет ли мальчонке от их раздрая хорошо? То – то. Всем одинаково даже плохо не бывает, верно, Добро?
   Нечего Добру возразить: не бывает всем одинаково. Притихли люди, задумались. И вот в этой – то тишине - стоном – Иван: - Советчики!!! Как же мне - то теперь - то?!! Добро слушал –  венок Танечке плел, Зла наслушался – Манечке венок на сыру землю принес!.. Сгиньте вы оба пропадом, радетели - благодетели! Уйдите с глаз долой туда, откуда явились!!!
  Выкричался Иван, побрел, заплетаясь ногами, от всех прочь. Еще горше у народа в душе стало. Захотели по привычке Добро со Злом порасспрашивать: догонять Ваньку – то или пусть выветрит беду, - а… нету ни Добра, ни Зла. Сгинули с глаз. Невидимы людям стали.

  Невидимы–то стали, а только и невидимые все за человечье внимание меж собой спорят. То нашепчут чего тихонько, да так, что и не поймешь: сам захотел или силы какие пособили? То - ни за что не хочешь чего сделать, а делаешь (после диву даешься: зачем было?).  А еще бывает: так хорошо вдруг выйдет, что и не надеялся даже, а оно вышло.
   Много и теперь говорят про Добро и Зло люди. И так повернут вопрос, и этак: что они такое? Кто такие? Если верить старым слухам, неспроста к людям тогда явились. А – зачем же тогда? Вопросов много, да ответов нет. 
Поговорят, поговорят, поспорят, поспорят желающие эту историю распутать – крякнут с досады, махнут рукой, да и сойдутся в одном: - А Бог их знает…