Фазы любви пациента ПАС Глава II

В стихах и письмах Пушкин делил свою «любовь» на: «раннюю», «первую»  и «настоящую». О «раннем» периоде у Пушкина не сохранилось никаких биографических данных. Но в 1815 г. Пушкин в стихотворном "Послании к Юдину" вспомнил о этом периоде :
                «Подруга возраста златова,
    Подруга красных детских лет,
    Тебя ли вижу, - взоров свет,
    Друг сердца, милая ***?
... ... ...
    И ногу стройную рисует...»

 Биографы не могли доискаться, кто скрывался под тремя звездочками, поставленными в рукописи самим поэтом. Предполагают, что героиней детского романа Пушкина была Софья Николаевна Сушкова. Софья была на год моложе Пушкина и, разумеется, что никаких тайных свиданий не могла назначать девятилетнему Пушкину. Юная особа, будучи здоровым ребёнком, имевшая от роду всего восемь лет и находившаяся на попечении нянек и гувернанток, разве могла такое вытворять – тайное свидание с обнажёнными ножками и тому подобным, как то представляет мой «пациент П.А.С.»? Скороспелый эротизм Пушкина и его похотливое воображение наводят тень на девочку, ни сном ни духом не представлющей о его бредовых желаниях. А он трезвонит Юдину, выдавая плод больной фантазии за действительность.
 

 В возрасте 12-ти лет, в 1811 году Пушкин был зачислен в Царско-Сельский лицей, который окончил в 1817 году, следовательно в 18-ть лет. В Лицее, когда надзор ослабел, и воспитанники почти беспрепятственно получали разрешения отлучаться в город, где водили компанию с царскосельскими гусарами, Пушкин имел возможность впервые познакомиться с доморощенными Венерами, Лаисами, Делиями, Хлоями. В пирушках с гусарами и их девицами, он, как губка, впитывал яд разврата. Именно в лицейские годы у Пушкина развивались нарцизм и мизогиния, то есть сексуальное влечение, эгоизм и женоненавистничество. Он всё более «любил любовь» телесную, удовлетворяя свои животные инстинкты самца, но не духовную свойственную человеку.

Зимою 1829 -30 года, проживая в Москве, Пушкин часто бывал в доме Ушаковых. Магнитом притяжения здесь служили две взрослых дочери - Екатерина и Елизавета Николаевны. Со свойственным ему хвастовством, флиртуя с Елизаветой Николаевной Ушаковой, он в её альбоме написал «Список» женщин, которых, якобы, «любил» и был любим ими в былые годы.

Начитавшись «чистой правды» авантюриста Джакомо Казановы, который похвалялся 116-ю победами над женской плотью, наш «пациент П.А.С.» поскромничал и написал только 113-ть, и, как утверждают пушкинисты «это далеко не полный список». И, если Казанову «... превратили в циркового медведя, ожесточённо искажая его образ... представили его куклой, любовной машиной», то нашего «пациента П.А.С.»-Пушкина превратили в «ГЕНИЯ», вокруг которого роились влюблённые мужчины и влюблённые женщины.

Протрём глаза и прочтём хотя бы часть «Списка» нашего «пациента П.А.С.».

«Список», открывается именем Натальи.
Среди биографов нет полного единогласия относительно того, которую из трех Наталий, известных Пушкину в Царском Селе, должно связывать с этою записью. Наташей звалась миловидная горничная фрейлины Валуевой, привлекавшая усиленное внимание подростающих лицеистов. Из-за нее Пушкин чуть было не нажил серьезных неприятностей. Однажды, около второй половины 1816 года, ему попалась навстречу в темном корридоре дворца какая-то женская фигура. Уверенный, что имеет дело с хорошенькой горничной, он довольно бесцеремонно обнял ее и, на беду свою, слишком поздно заметил, что перед ним находится сердитая старая дева, фрейлина княжна В. М. Волконская. Она пожаловалась, и дело дошло до государя. Но директор Лицея выпросил прощение виновному. По стихотворным признаниям самого поэта, первою любовью Пушкина была "жрица Тальи" т.е. актриса. Следовательно это не горничная фрейлины.


«Жрица Тальи» принадлежала к составу крепостной труппы графа В. В. Толстого и «гастролировала» в его домашнем театре. Повидимому, она была очень красива, но совершенно бездарна. Послания "К Наталье" и "К молодой актрисе" относятся  к 1814 году, когда Пушкину-лецеисту ещё не было15-ти лет. Этим годом, по делению периодов своей «любви» самим Пушкиным, можно датировать «первую [в отличие от "ранней"] любовь» Пушкина. Эта мимолетная страстишка, возникшая в зрительном зале и, можно думать, не успевшая привести Пушкина даже за кулисы, продолжалась не долго.

 В следующем году предметом его мечтаний явилась Катерина I, т.-е. Екатерина Павловна Бакунина, сестра товарища по Лицею, о которой 29-го ноября 1815 года он записал у себя в дневнике: «... Я счастлив был!... Нет, я вчера не был счастлив: по утру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу - ее не видно было! Наконец, я потерял надежду; вдруг, нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, - сладкая минута! Как она мила была! Как черное платье пристало к милой Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов - ах! Какое положение, какая мука! Но я был счастлив пять минут".

Пушкин томился любовью к Бакуниной всю зиму, а также весну и большую часть лета 1816 года. Весь этот типично-юношеский роман повлек за собою лишь несколько мимолетных встреч на крыльце или в парке. И не более, так как осенью Бакунины переехали на житье в Петербург, и Пушкин, если верить его стихам, долгое время был совершенно безутешен. Конечно же при своём похотливом эгоизме получивший от ворот поворот, не добившись её тела, сластолюбец страдал.

 Сердечная рана затянулась, и освободившееся после Бакуниной место заняла хорошенькая вдовушка Мария Смит- в девичестве  Шарон-Лароз. Чувством к Марии Смит внушены кой-какие не совсем пристойные послания 1816 - 1817 годов. Она появляется в них под именами Лилы и Лиды. Пушкин описывает свою любовь, сначала не разделенную и отвергнутую, а потом достигшую всего, чего только можно желать; говорит о таинственных ночных свиданиях и о страхе красивой вдовы, которая, принимая юного любовника, боится загробной мести мертвого мужа. Нет никакой возможности установить, какие из этих подробностей взяты с натуры и какие зародились исключительно в фантазии сластолюбца. Никогда впоследствии Пушкин не вспоминал о Марии Смит, и, вероятно, эта небольшая лицейская интрижка совершенно изгладилась из его памяти.
   
 Я безоговорочно признаю версию Петра Губера, прерасного исследователя жизни Пушкина, который приводит доводы «Первой любви» моего «пациента» зародившейся в лицейские годы. Любви отвергнутой, но оставившей, якобы, глубокий след на всю его жизнь. Именно «якобы», которое в конце исследования он сам же и отрицает, что и соответствует моему диагнозу «пациента П.А.С.» Как и он, нахожу в Наталье Викторовне Кочубей тот вожделенный «пациентом П.А.С.» объект, который нанёс ему наибольший удар по его больному генетическому эгоизму и, возможно, остался одной из первопричин его мизогинии (женоненавистнечества) на всю его жизнь. Повторяю – это очень сомнительно с позиций психоанализа, но возможно. Не будем забывать, что мой «пациет» натура влюбчивая в тело, и, страдая высочайшей степенью похоти и самовлюблённости, очень низко ценил нравственно-духовные качества женской половины рода человеческого. Все они у него, как только он удовлетворил свою похоть, сразу же становились «дурами набитыми». Особенно Анна Петровна Керн, которая не уступала плотью ему целых три года и он, мучаясь от этого, посвятил ей самые прекрасные стихи: «Я помню чудное мгновенье...». Стоило ей уступить моему «пациентуП.А.С.» своё тело, как она тут же стала «первостатейной дурой и т. д.». Поэтому буду очень внимательным, когда речь идёт о юной графине, а не о зрелой, многоопытной по части мужчин Анны Петровны Керн или иной женщины.

  Продолжение следует.