Катька

 


        …Электричка медленно отъезжает от станции Грязи, как будто кораблик, которому надо выйти на простор, подальше от берега, чтобы иметь возможность выполнить команду «Полный вперёд!». Медленно меняются картины в рамке вагонного окна, словно страницы из книги о бабушке, её детях, голоде и козе Катьке
         
   …Валя проснулась, как всегда, рано – вместе с мамой. И, как всегда, очень хотелось есть. Сейчас мама подоит козу и даст молока. А ещё кусочек хлебушка. Эх, если бы уметь его медленно жевать! Но хлеб проскакивает как-то сам. А вот молоко… Оно обволакивает рот, густо стекает куда-то внутрь, и сразу становится тепло и радостно. В свои четыре года Валя так редко испытывает это чувство.
 – Сиди дома, – говорит мать и, не целуя, уходит на работу.
Уходит Миша в мастерские. Ему четырнадцать. Миша взрослый. Он вместе с мамой зарабатывает деньги. Ушёл братко Коля. Ему десять. Он тоже работает – пасёт коз. А сестра Нина убежала куда-то на весь день. Валю закрыла. Дома холодно, хотя и лето. Мебели никакой, кроме двух железных кроватей и кухонного стола. На кроватях никто не спит: тряпок мало. Все вместе спят на полу. Валя ходит плохо, а то, наверное, Нина брала бы её с собой. Почти до трёх лет она вообще не ходила – а с чего силы-то взять? Как ещё выжила?! Теперь вот коза хоть есть! Валя привыкла терпеть: одиночество, холод, голод. Некоторое время она передвигается по комнате за солнечным пятном. Это её игрушка. Есть ещё несколько палочек и уголёк. Голод опять выскочил внезапно и стал грызть изнутри. Валя тихо заплакала.
    А чего плакать-то? До вечера никто не придёт, а до утра никто ничего не даст. Она подошла к кухонному столу, хотя и знала, что там ничего нет. Но всё же открыла дверцы. Какая-то посуда и солонка с солью. Послюнила палец. Опустила в соль. Слизала. Опять заплакала. Ещё раз слизала соль и, свернувшись калачиком на лохмотьях, заснула.
 – Валя, Валя! – соседка трясёт её за плечо.
 – На, Валя, хлебца, - протягивает она ей кусочек маленький, меньше детской ладошки. Жаль, что не умеет Валя есть медленно. Но успела понюхать, прежде, чем проглотить, чтобы запомнить запах. Побродила по комнате, порисовала на стене какие-то полосочки, покачала палочку-куклу. Скореё бы мама пришла! Но мама приходит с работы, когда они уже все спят. Сначала прибежит Нина, принесёт свежей воды. Потом придут Коля и Миша. Уставшие, неразговорчивые. Они положат Валю между собой, чтобы ей было теплее, и заснут тяжёлым сном взрослых уставших мужчин. Мама придёт домой почти ночью. В темноте звякнет кружкой – попьёт воды. Подойдёт к лежбищу своих четырёх детей. Не видя в темноте, проверит руками все ли на месте. Посидит рядом с ними, беззвучно рыдая. Да так и заснёт в ногах, уставшая, голодная, страдающая, что ничего не может изменить, что не может даже накормить своих четырёх детей после смерти мужа.
 А утром всё снова по кругу.

      И вдруг – горе! У Коли из стада пропала коза. Хозяйка козы, тётя Фрося, билась в истерике, кидалась на Колю. Валя боялась, что Тётя Фрося  убьёт брата. Но вместе с тем, она, заплаканная, грязная и голодная всё же очень жалела эту тётю. Она знала что такое – потерять козу. Фрося рвалась в квартиру Вали и кричала, что Наташка – мама Вали – должна отдать ей теперь свою Катьку. Соседи держали Фросю, но она всё же ворвалась в комнату. Влетела и остолбенела, увидев Валю и Нину, испуганного Колю, те тряпки, на которых они спали. Она опустилась на пол и тихо заплакала.
 –  Чего же с них брать-то?! Господи, помоги выжить этим детям! – причитала она.
Валя мало что понимала от страха и прижималась к Коле. Но вдруг ей стало легко – она почувствовала, что козу Катьку не заберут.
       
     Дни летели или тянулись, но были одинаково голодные и безрадостные. Мама пыталась подкармливать детей, и сама таяла, как свеча. Не умирали они только благодаря козе Катьке. Благо травы было много, и Катька паслась возле дома, исправно давая каждое утро около полутора литров молока. В соседней квартире поселились беженцы: одинокая молодая женщина с тремя детьми. Им жилось ещё хуже. Валя видела как они ели картофельные шкурки от сваренной в мундире картошки. Но мама их всё же часто пела длинные протяжные песни. Валя любила их слушать . Это были сказки её детства.
         Иногда Валю не закрывали, и она могла выбраться из комнаты на травку к козе Катьке. Тогда Вале казалось, что это её мама. Она могла заснуть прямо на траве возле своей кормилицы. Сегодня её тоже не закрыли. Она с трудом спустилась с крыльца и направилась за угол дома, к Катьке. Катька была большая, с закрученными рогами и длинной чёрной шерстью, свисающей до земли. Валя уже представляла, как она сейчас прижмётся к ней. Завернула за угол. И маленькое детское сердце дёрнулось подбитой пташкой. Потом застучало быстро-быстро и Валя потеряла сознание. Катьки не было. Очнулась она, когда соседка похлопала её по щеке и брызнула на неё водой.
 – Съешь, Валя, хлебца, – И сунула ей в ладонь крошечный кусочек хлеба. Валя машинально проглотила хлеб.
 – Где Катька? Где? – завопила она, содрогаясь всем своим худеньким тельцем.
Куда делась Катька никто не знал. Колышек, к которому она была привязана, белел в траве. А Катьки не было. Искали всем миром.
Безрезультатно. Мама в этот день пришла с работы раньше. Еще не дойдя до дома, она почувствовала, что произошло что-то страшное. Она прибавила шаг. Вбежала в комнату:
 – Что?
Валя и Нина, зарёванные и испуганные, ставшие от горя ещё меньше, завыли:
– Пропала Катька!
Мама выдохнула:
 – Коля? Миша?
 – Они пошли искать.
Все понимали, что в это голодное время глупо было надеяться найти Катьку. Коза была умная: никуда не уходила со своей лужайки, любила Наташу, грубо ласкаясь к ней своими крупными рогами. Ей незачем было куда-то уходить.
Мама прошептала, бешено округлив глаза:
 – Мои дети теперь умрут.
Потом она вскочила с криком:
 – Мои дети теперь умрут!
Она, как обезумевшая кинулась к железнодорожному полотну. У неё и раньше были мысли броситься под поезд от бессилия и невыносимой боли наблюдать, как мучаются её дети. Нина остолбенела. А Валя каким-то звериным чутьём поняла, что сейчас она может потерять и маму, ухватила её за юбку, съехала, уцепившись за ногу, на землю. И так волоклась за ней по земле, не давая ей бежать. При этом она истошно кричала:
 – Мамочка! Не надо!
Откуда только взялась сила в этом полуживом ребёнке?! Мама трясла ногой, отрывала Валю руками, царапая её совсем по-звериному. Но та не разжимала своих худеньких пальцев.

Счастье! Навстречу шёл дядя Паша Иванов. Он поймал Наташу, обхватил её всю своими руками. Спрашивать «что случилось» было некогда: паровоз профыркал за его спиной. Наташа, маленькая, как девочка, рухнула из рук дяди Паши на землю. Силы кончились.
Дядя Паша поднял её, принёс к дому и посадил на крыльцо. Рядом посадил Валю:
 – Сиди рядом. Всё время. Вдруг мама захочет пить.
И ушёл. А что могли соседи? У каждого своя семья, свой голод. Валя сидела, прижавшись к маме, долго-долго. Ей казалось, что прошло уже много дней и ночей, но она терпеливо грела полумёртвую мать своим худеньким тельцем. Они ждали Мишу и Колю. Валя видела, что глаза у мамы были закрыты, но она понимала, что та не спит, и слушала как дышит мама: часто вдыхая и выдыхая со стоном. Братья пришли поздно.
      Козу, разумеется, не нашли. Мама молча уложила Валю и Нину. Сама легла, как всегда, в ногах. Она не плакала. Только стонала. Братья ещё почему-то сидели на крыльце. Потом легли и они. Утром мама разделила свой хлеб между старшим Мишей и младшей Валей. Миша отказывался, но мама заставила его съесть этот хлеб. Все понимали: Миша кормилец. От его жизни зависят жизни остальных. Мать молча ушла на работу. Там уже знали о её беде: посёлок-то небольшой. К концу смены к ней зашёл двоюродный брат Иван. Он иногда навещал её на работе, поддерживал то кусочком хлеба, то яблочком, то просто добрым словом.
 – Какая была твоя коза? – спросил он сразу, не здороваясь. Наташа бесцветно описала свою Катьку.
 – Пойдём со мной, – сказал Иван. Она не стала спрашивать «зачем». Сознанье было, как будто отключено.
     Просто  безропотно пошла за братом на другой конец посёлка, хотя ноги шли  с трудом после тяжёлой смены. Не доходя до дома Ивана, они остановились перед калиткой его соседа. Иван открыл калитку и позвал хозяина.
 – Значит, говоришь, к тебе коза приблудилась? – спросил он.
 – Ну-ка, Наташа, опиши ему свою Катьку.
Глаза у Наташи загорелись, и жизнь и надежда загорелись где-то в душе. Она заговорила громко. Почти кричала. И вдруг из сарая послышалось радостное и нетерпеливое «Ме-е ».

       Сосед Ивана открыл дверь сарая. Оттуда выскочила коза – чёрная, лохматая, с крутыми рогами – и начала как котёнок ласкаться к Наташе. Коза тёрлась о её колени, слегка подталкивая её рогами и при этом без остановки орала радостно своё «Ме-е». Наташа плакала, обнимала козу и пыталась её целовать. Сосед Ивана вытер рукавом глаза:
 – Ну ладно лизаться-то. Ночь уже. Идите домой со своей козой.
 Наташа взяла козу за верёвку и они пошли к своим детям по тёмным улицам посёлка Отрожка. Наташа плакала и смеялась, и ей было ничего не страшно. А коза подпрыгивала время от времени как молодой козлёнок.

 А утром мама разбудила не успевших отдохнуть за ночь детей. Они не поняли  почему она улыбается, не поняли откуда в стакане молоко. И тут мама впервые за многие горькие годы даже засмеялась. А потом они побежали к Катьке. И соседи радовались вместе с ними. Потому что в то время люди ещё умели радоваться и горевать вместе.