Глава 27. Встречи и расставания 2

   До полуночи было ещё немало времени, однако я не стал тратить силы в блужданиях по незнакомому, а потому интересному мне городу. Вместо этого сразу отправился на поиски памятника герою, чтобы потом не опоздать и не упустить встречи со своими довольно резкими и нетерпеливыми товарищами. Они могли не дождаться моего появления и отправиться действовать без меня. Пока что я очень смутно представлял себе, что я буду делать, полагаясь на то, что главное выяснить где находится Арсиноя, а там бы я просто пошёл "на Вы", и судьба сама бы решила за кем будет победа.

   Расстались мы с Ниной довольно сумбурно и скованно. Мне не хотелось размазывать сопли и давать ненужные и невыполнимые обещания. Она в свою очередь из врождённой деликатности и гордости тоже вела себя сдержанно, ограничившись советом меньше бродить в бестолковости по затемнённым улицам и нарываться на приключения, а пойти лучше в центральный парк, где многолюдно, звучит музыка и люди катаются на коньках. Там я среди разнообразной городской публики, продолжающей праздновать долгие новогодние торжества, не буду смотреться нелепо со своей длинной палкой в сочетании с искажённой внешностью. На прощание она уведомила меня, что сейчас я стал больше похож на Фантомаса, а потому без особой нужды не стоит приставать к людям и пугать их.

   Советы были разумными, но после того как я нашёл памятник бегущего на дзот с автоматом в руке Александра Матросова, и прочувствовал расположение окружающих центральных улиц и доступных для автомобиля подъездов, всё-таки решил немного изучить и периферийные улочки на случай необходимости уйти "в партизаны".

   Так я забрёл на улицу со смешным названием "Торфобрикетная" и, задумавшись о происхождении её, свидетельствовавшей об окружающих город болотах, торфяниках и торфоразработках, чуть не нарвался на конфликт с пасущейся группой местных подвыпивших маргиналов. На их требование дать закурить, я ответил объяснимым и обоснованным отказом некурящего человека. Однако они ринулись ко мне с угрожающим видом оскорблённых до глубины души людей и с явным намерением наказать неизвестного чужака за такой дерзкий ответ, но увидев моё опухшее лицо в зеленовато-синих отсветах ёлочной иллюминации, падавшей на улицу из рядом находящегося дома барачного типа, сразу прониклись ко мне неподдельной симпатией как к своему брату-горемыке, и с настойчивостью жаждущих оказать скорую помощь ближнему, настоятельно предложили опохмелиться. Второй раз идти "в отказ" я не решился и вынужден был проявить уважение к потеплевшим ко мне душой добрым людям. Одним словом, я не стал кочевряжиться и снобировать, а, напротив, ощутил себя в теме с людьми дна, нисколько не сознавая про себя каких- либо скрытых достоинств по сравнению с другими босяками.

   И всё же, выпив с ними щедро налитую до краёв стопку "султыги" и поздравив их с Новым годом, я не стал долго задерживаться в дружественной беседе с колоритной компанией, по опыту зная, чем всё может в итоге закончиться. Палку Бо я не выпускал из рук, чем вызвал вспышку веселья у моих новых друзей- собутыльников, которые  единодушно представили, что я спешу погонять ей свою докучливую тёщу. Я проявил благоразумие и не стал отрицать их разгулявшуюся фантазию, и приняв вторую дозу явной отравы, на вдохновенной волне поддержки понятий о современном подвиге, отравился поскорее восвояси.

   То ли от выпитого, то ли от окружающей атмосферы новогодних каникул и симпатичного времяпровождения встречавшихся мне на пути великолучан, я почувствовал себя в парке комфортно и хотел даже взять на прокат коньки. Прокатный пункт в духе нового времени и с учётом рождественских каникул работал круглые сутки.

   Но кататься с палкой было небезопасно для окружающих, и я ограничился тем, что понаблюдав за жизнерадостно скользящими по льду горожанами, отошёл к ближней скамейке и присел рядом с очень пожилым человеком в белом армейском полушубке времён Великой Отечественной войны. Он покосился на меня добродушно и спросил:

   - Эк тебя раздуло! Вторую неделю, поди, пьёшь, сердешный?

   - Заметно?

   - Ещё бы не заметно! Пропился совсем видно, друг ситный?

   Я горестно кивнул вместо ответа. Старик сочувственно крякнул, полез за пазуху и вытащил оттуда зелёную армейскую фляжку.

   - Глотнёшь или завязываешь?

   - Пора бы завязывать, - уныло ответил я.

   - Молодец! - похвалил меня старик. - На алкаша, вроде, не похож. С чего запил-то? Супруга, поди, бросила? Уехала с каким-нибудь богатеем в заграницу?

   Версии прозорливого и фантазийного деда были близки к истине, и я в ответ только горестно вздохнул.

   - Не горюй! - сказал он. - Хлебни и легче станет.

   - А как же насчёт завязки? - попытался я уличить деда в двойных стандартах.

   - Со мной за компанию маленько можно. С добрым человеком почему не утешиться?

   - И то правда!

   Я принял фляжку и отхлебнул из неё изрядно.

   - Ну, как? - спросил меня лукаво старик. - Настоящая водка, настоянная на клюкве!

   - Клюковка, значит... - я покрутил головой. - Крепкая!

   - Сам разводил... чистый спирт... медицинский... По понятиям военного времени. Не то, что сейчас продают в магазинах!

   - А вы воевали?

   - А как же! В девятнадцать лет призвали и сразу на фронт.

   - Как Александра Матросова?

   - Примерно так. Только меня пораньше. Я в самом начале угодил. Мы тогда больше отступали. Бил нас немец почём зря.

   - А почему? Оружие у них было лучше? Автоматы у всех?

   - Ума у них было больше. Командиры толковые. Организация и дисциплина... А что касается автоматов - это всё кино! У нас их было не меньше, если не больше... Пулемёты у них были хорошие, лёгкие и убойные, не то что наши "максимы", которые надо было всё время поить водой.

   - А как же "шмайсеры"?

   Дед отнял у меня фляжку, заметив, что я хочу опять приложиться.

   - Говорю, это всё кино! Режиссёрам так надо было... чтоб много не думать... И чтоб непременно с закатанными рукавами да с автоматами на шее... " Шмайсеры " у танкистов ихних находили, как личное оружие, а пехота всё больше с винтовками да с пулемётами наступала.

   - А вы только отступали?

   - Не умели мы правильно наступать... Били они наши танки как мишени в тире, потому как без прикрытия шли, без пехоты... а когда уже мы шли в атаку без танков с винтовками наперевес, то нас косили пулемётами.
Говорю, командиры были бестолковые. Умных-то почти всех порасстрелял Сталин перед войной... Хорошо, хоть Рокоссовского не успел. Вернул из лагерей, хоть и без зубов...

   Старик взволновался и, открутив крышку алюминиевой помятой фляжки, тоже отхлебнул и горько сморщился. А потом передал мне.

   - Хлебни! В память о погибших...

   Я хлебнул и меня конкретно повело. В голову пришла сразу необычная мысль, и я её сразу выложил:

   - У нас генералы были глупые, а немцами командовал бывший ефрейтор!..

   Старик тут же отреагировал:

   - У них ефрейтора знали и понимали больше наших генералов. Это, ведь, у нас принято без разбору лепить звёзды и лычки всяким-разным выскочкам-дурачкам, а у немцев, чтобы стать унтером, надо было прежде выучиться всяким премудростям. Тот же ефрейтор-пехотинец должен был уметь машину водить, стрелять из разных видов оружия и много чего ещё. А наши генералы горазды были только пыхтеть недовольно с подчинёнными, ломать шапки перед начальством и доносить друг на друга!..

   " Злой старикан! " - подумал я. - " А, впрочем, он имеет право быть таким... Сам испытал и повидал..."

   - Вы бы спрятали фляжку, - сказал я примирительно. - Не стоит так волноваться...

   - И то правда, - согласился старик. - Вон и внучка возвращается, накаталась... Вроде большая, а всё беспокоюсь... Шальной стал нынче народ, не углядишь - обидят... Ну бывай, не журись и не обижайся на старика, ежели что!

   - Не буду... Берегите себя!

   - И ты, малый, береги себя, слышь...

   Мой собеседник встал, и, запахнув свой исторический полушубок, направился к миловидной девочке-подростку, которая возвращалась со льда в окружении подружек и мальчиков-поклонников. Совсем приближаться к ним он не стал, и, придерживаясь деликатной дистанции и незаметно сопровождая, пошёл следом за ними.

   "Вот как надо!" - подумал я, и мне стало совестно. Я вспомнил Нину, которой придётся возвращаться в потёмках к автостоянке, и, подхватив свой боевой посох, решительно и стремительно поспешил к дому её золовки.

   Я успел вовремя. Она стояла у подъезда со своей словоохотливой родственницей, которая не сразу её отпустила. В руках у Нины были два туго набитых пакета, но по виду не тяжёлые, и я воздержался от возникшего было желания помочь ей. Вместо этого я настроился на волну бесшумного индейского разведчика, и, стараясь бесшумно ступать своими мокасинами, сопроводил её куда надо. Она ни разу не оглянулась, и этот отрадный факт я поставил себе в зачёт.

   Проводив взглядом выезд ставшей милой автомашины, я первым делом нашёл ближайший киоск, купил там бутылку местной минералки и побежал к памятнику Матросова, чувствуя себя пехотинцем с гранатой в одной руке и винтовкой в другой.

   Небольшой город показался мне огромным. Сказалось негативное влияние принятого алкоголя. Без него довольно длительная пробежка показалась бы мне приятным и здоровым развлечением, но после "султыги" и дедовского спирта, ощущения были противоположными: меня подташнивало и в горле саднило - нахватался открытым ртом стылого зимнего воздуха.    

   " Баста! Больше не буду пить, пока не вызволим Арсиною! "

   Минералки такая установка не касалась, и я с удовольствием сковырнул с неё жестяную крышку, шагая уже по набережной неподалёку от конечной цели. Остудившаяся на морозце вода была чрезмерно холодной, но я опрометчиво, на ходу, проглотил всё содержимое и чуть было не зашвырнул пустую бутылку на заснеженный лёд речки Ловати, но вовремя остановил себя. Подобный кураж был здесь неуместен, и я, умерив свой боевой пыл, нашёл глазами встречную "мусорку" и аккуратно засунул туда свою опустошённую "гранату". 

   Поначалу холодная минералка проявила себя положительно, и я почувствовал себя очень хорошо, бодро вышагивая по вычищенной брусчатке у памятника с боевым шестом на плече, словно часовой на своём посту. Но постепенно в горле возникло неприятное, явно болезненное ощущение. " Как бы ангиной не заболеть, едришкина жизнь! " - забилась в голове тревожная мысль. Но я себя тут же успокоил. Гландами я никогда не страдал, и всё как-то обходилось, даже в детстве. 

   Всё же бодрое хождение я прекратил, и, слегка загрустив, просто встал лицом к монументу, как к алтарю молящийся, опершись руками и подбородком на торец вертикально поставленного посоха и погрузившись в конкретное забытьё. Даже закрыл глаза. И стоял так не знаю как долго...

   " Это не он... " - услышал я сквозь дрёму знакомый мужской голос. " Он! " - тут же опроверг его не менее знакомый женский...