Военное детство

Беседа  со  школьниками.
Я  не  помню  своего  отца.  Когда  началась  война,  мне  было  всего  три  годика.  Поэтому  не  помню,  как  он  уходил  на  войну.  Не  помню  его  лица,  его  фигуры,  Не  помню  его  ласковых  рук,  которые  обнимали  и  прижимали  меня  к  себе,  не  помню  его  слёз  в  глазах.  Не  помню  его  спины,  уходящей  в  вечность.  Это  ужасно,  что  я  не  помню.  Это  всю  жизнь  меня  мучает.   Отец  с  войны  не  вернулся.  Я  всю  жизнь  пытаюсь  его  мысленно  представить  и  даже  разговариваю  с  ним ,  но  вспомнить  не  получается.
Дорогие  ребята!   Берегите   те  мгновения  жизни,  когда  вы  рядом  с  родителями  и  знаете,  что  вас  любят,  защитят,  направят  на  правильный  путь.  Ведь  жизнь  такая  короткая  штука  и  непредсказуемая.  В  любое  время  может  случиться  всё,  что  угодно   и  жизнь  оборвётся.  Ведь  посмотрите,  ежедневно  происходят  трагические  события:  то  самолёт  упадёт  и  все  погибнут,  то  корабль  потонет,  то  дома  рухнут,  то  террористы  взорвут  что-нибудь,  то  автомобили  на  автодорогах  бьются,  то  пожар,  то  наводнение!  И  везде  гибнут  люди  и  взрослые  и  дети.  Да  и  опасность  войны  не  ушла.  Поднимают  головы  фашисты  и  террористы,  никак  не  поделят  мир  финансовые    магнаты.  Так  что  любите  и  берегите  своих  родителей,  не  капризничайте,  не  требуйте  от  них  невозможного.  Они  ведь  вас  любят  и  порой  идут  на  многие  жертвы  ради  вашего   спокойствия.   Первое  воспоминание  о  войне:  это  больничный  коридор,  где  мы  с  братом  бегали  и  мешали  всем.  Нас  остановила  пожилая  женщина,  дала  по  кусочку  хлеба,  вздохнула  и  попросила  нас  не  шуметь.  Подошёл  доктор,  взял  нас  за  руки  и  повёл  в  палату.
--  Пойдёмте  к  вашей  маме,--  со  вздохом  сказал  нам.
Помню  палату,  где  лежала  на  кровати  мама.  Совершенно  неподвижная,  с  широко  открытыми  глазами,  она  смотрела  в  потолок  и  на  нас    совсем  не  обратила  внимания.   Доктор  взял  наши  руки  и  вложил  их  в  ладони  мамы  .  Ладонь  была  холодная  и  неподвижная  и  мне  стало  страшно.  Доктор  сел  на  стул  рядом  с  кроватью,-
-Ты , доченька,    поплачь,  поплачь,  тебе  легче  станет. Ну,  что  поделаешь,  война  проклятая  никого  не  щадит,  а  тебя  дети  малые,  кому  они  будут  нужны  если  ты  уйдёшь.  Ты  поплачь,  поплачь.   Я  удивилась:  нас  обычно  мама  ругает,  если  мы  с  братом  плачем  и  капризничаем.  А  тут,  наоборот,  маму  просят  поплакать.  Наконец,  мама  опустила  глаза,  посмотрела  на  меня,  на  брата  и  заплакала.  Плакала  она  молча,  слёзы  текли  обильно,  ручьём,  мама  их  не  вытирала и  они  текли  по  щекам,  по  подбородку  на  шею.
--Ну,  вот  и  хорошо ,  вот  и  ладненько,--сказал  доктор.
Второй  эпизод  помню  такой.  Зимняя  дорога  посреди  гор.  Раннее  утро,  горы  тёмные  страшные.  Мы  едем  на  санях.  Мама  лежит,  укутанная    во  что-то  тёмное.  Мы  с  братом  сидим  у  неё  в  ногах,  тоже  все  укутанные.  На  мне  шаль  толстая,  чёрная,  на  ногах  валенуи.  Вот  возница  остановил  лошадь  и  высадил  нас  с  саней.
--Лошадь  устала,  ей  нужно  отдохнуть.  Я  поеду  потихоньку,  а  вы  догоняйте,  Я  буду  идти  рядом  с  лошадью.  И  они  поехали.  Я  страшно  испугалась,  что  мы  останемся  среди  этих  страшных  гор  и  побежала,  но  запуталась  в  большой  шали,  упала,   упала  лицом  в  снег,  заревела.  Толя  подбежал  ко  мне,  пытается  меня  поднять,  торопит:
--Вставай,  Люда,  вставай,  а  то  отстанем.  Ну,  скорее.  Он  помог  мне  подняться  и  мы  побежали  и  даже  согрелись.  Тут  и  возница  подошёл:  ну,  что,  согрелись,  воробушки?  Давайте  посажу  вас  в  сани  и  поедем  дальше.
Как  рассказывала  позже  мама,  когда  я  ей  эти  эпизоды    вспомнила;  это  пришло  извещение  о  том,  что  погиб  папа  и  мама  заболела  и  решила  уехать  в  родную  деревню  к  родителям.  В  случае,  если  она  умрёт,  то  будет  с  кем  оставить   нас  с  братом.  Деревня  была  глубоко  в  тылу,  в  Казахстане.      Конечно,  там  не  стреляли,  не  взрывались  снаряды,  люди  не  прятались  в  подвалах,  но  там  всё  равно  была  война.  В  деревне  остались  одни  женщины,  старики    и  дети.  Помню  эпизод.  Большой  деревенский  двор.  Много  народа,  в  основном  женщины,  Все  они  алачут  и  повторяют  «  проклятая  война».  А  из  дома  доносится  плач,  даже  не  плач,  а  какой-то  вой.  Такой  отчаянный,  что  у  меня  холод  побежал  по  спине.  Как    я  поняла  из  разговоров,  бабушка  получила  извещение  о  гибели  Ильи,  младшего  сына,  маминого  брата.  Бабушка  его  очень  любила.  Так  я  поняла,  что  такое  «  проклятая  война»,  которая  всех  убивает.  Я  её  представляла  в  виде  косматой  страшной  старухи  с  топором,  которым  она  размахивает  и  всех  убивает.  Она  мне  однажбы  даже  приснилась.  Прошёл  год.  Я  подросла  и  уже  многое  помню.  Мама  поправилась,  но  в  поле  работать  ещё  не  могла  и  потому  работала  в  конторе  колхоза.  Всё  остальное  население  деревни  работало  на  полях  и  в  скотном  дворе.  Работали  с  рассвета  до  темна.  Фронту  нужен  был  хлеб,  крупы,  мясные  консервы.  Люди  работали  на  износ,  но  понимали ,  что  кроме  них  не  кому,  ведь  все  житницы  страны  под  фашистами.
Так  что  мы,  малышня  были  предоставлены  сами  себе,  Проснёшься  утром:  в  доме  никого,  на  столе  несколько  вареных  картофелин  и  кружка  молока.  Это  еда  на  целый  день.  Брат  был  старше  меня  на  3  года  и  уже  помогал  деду  на  сенокосе,  ворошил  и  сгребал  сено.   А  у  меня  ещё  обязанностей  не  было,  такие  же  мальцы  как  я,  сбивались  в  стайки  и  бегали  по  деревне,  в  округе,  по  лугу.  Помню,  что  мы  были  босые,  из  одежды  только  трусики.  Почему-то  мы  всё  время  куда-то  бежали.  Перелазили  через  канавы,  через  заборы,  в  какие-то  дырки  в  заборах,  даже  на  могилки.  Почему  бегали?  Не  помню,  что  за  игры  были?  Вымажимся,  подбежим  к  арыку(  ручеёк  вдоль  дороги)  помоемся  и  дальше  побежали.  Ноги,  руки  были  вечно  в    цыпках»,  вечером  бабушка  или  мама  мазали  цыпки  сметаной,  всё  щипало,  я  ревела  и  брыкалась.  Но  взрослые  были  неумолимы.  А  зимой  все  наши  стайки  сидели  по  домам  на  печах.  Было  скучно  и  одиноко.  Наконец,  мама  поправилась  и  её  направили  работать  в  детский  дом,  для  детей  беженцев,  которые  вырвались  из  пекла  войны.  Было  лето.  За  нами  приехала  телега  с  возницей,  погрузили  какие-то  вещи  и  нас  с  братом  и  мы  поехали.  Ехали  долго  и  опять  почему-то  в  горы.   Было  лето,  тепло,  поэтому  мы  мы  не  замерзали,  как  прошлую  поездку,  ехали  неторопясь,  спокойно.  Я  даже  с  интересом   рассматривала  горы,  когда  поехали  по  ущелью.  Горы  были  разные,  но  не  очень  высокие,  покрытые  где  лесом,  а  где  просто  травой  с  цветами,  а  где-то  совсем  голые  скалы.   Мне  было  интересно  и  я  удивлялась,  почему  в  прошлый  раз  так  испугалась  гор.  Приехали  мы  на  место  под  вечер.  Детский  дом  располагался  в  ущелье,  на  берегу  горной  речки,  обильно  заросшей  деревьями.  Для  жилья  были  построены  землянки  или  блиндажи,  я  не  знаю  как  их  назвать,  но  с  печками,  о  чём  говорили  трубы  для  дыма.   Нас  выгрузили  в  каком-то  заброшенном  сарае  или  конюшне   с  дырявой  крышей.  Посадили  нас  с  братом  на  узлы,  а  мама  стала  ходить  и  осматриваться.  Пошёл  дождь,  и  дырявая  крыша  дала  о  себе  знать.  На  нас  капало  с верху  и  мы  кое-как  прикрывались  от  капель.  Я  было  начала  хныкать,  но  тут  прибежал  директор  детдома  и  начал  тормошить  нас  и  успокаивать    маму.
--Ничего,  Мария  Семёновна,  мы  сейчас  с  рабочими  отгородим  вам  комнату,  утеплим,  поставим  печку.,  а  вы  пока  с  детьми  поживёте  в  землянке  со  служащими.  Был  он  мужчина  молодой,  но  без  руки  и  хромал,  наверно,  был  на  фронте.  Действительно,  комнату  нам  сделали  быстро.  А  мы  с  Толей  попытались  познакомиться  с  детьми.  Но  они  были  какие-то  особенные,  молчаливые  и  не    очень  хотели  с  кем-то  общаться.  Как  сказала  мама,  они  были  «  опалённые  войной».  Опять  проклятая  война.   Со  временем  я  познакомилась  с  одним  мальчиком,  он  был  старше  меня,  но  почему-то  стал  со  мной  разговаривать.  Он  рассказал  мне,  как  они  с  мамой  убегали  от  войны,  кто  на  чём:  кто  на  телегах,  кто  на  машинах,  а  кто  пешком.   Народу  было  много  и  когда  они  совсем  уж  было  подумали,  что  спаслись,  вдруг  на  низком  полёте  налетел  фашистский  самолёт  со  свастикой  и  начал  стрелять  ,  кружась  над  толпой  беженцев.    Матери  загородили  детей  своими  телами  и  многие  погибли,  и  его  мама  тоже.  И  он  всё  время  твердил,  что  он  убежит  на  фронт  и  будет  бить  фашистов.  И  мне  даже  стало  страшно  смотреть  ему  в  глаза,  настолько  там  было  много  ненависти.  Взрослые,  как  могли,  пытались  утешить  детей,  привозили    кинопередвижку,  устраивали  всякие  праздники,  дни  рождения,  но  так  и  не  расшевелили  их.  Слишком  глубокая  рана  была  в  детских  душах.  Вскоре  детский  дом  перевели  в  город  и  я  так  и  не  узнала,  сбежал  тот  мальчик  на  войну  или  нет.  Мама  с  братом  осталась  в  городе  работать,  а  меня  дедушка,  приехав  в  город,  увёз  с  собой  в  деревню.   По  дороге  домой  я  завалила  дедушку  вопросами6  Что  такое  самолёт,  кто  такие  фашисты  и  почему  они  убивают  люде,  что  такое  чёрные  кресты.
-  Откуда  у  тебя  такие  вопросы?—удивился  дедушка.
--Мне  рассказывал  один  мальчик  о  том  Как  погибла  его  мама.
--А,  ну  теперь  понятно.   Дедушка  мне  долго  обовсём  рассказывал,  но  я  из  всего  поняла,  что  самолёты  это  железные  большие  птицы,  на  которых  сидят  люди    в  чёрной  одежде  с  крестами  на  груди   и  из  железных  труб  стреляют  по  людям.    Наконец,  мы  приехали  и  дедушка  вздохнул  спокойно.  В  деревне  всё  изменилось.  Мне  и  моим  друзьям  уже  исполнилось  6  и  более  лет   и  у  нас   появились  трудовые  обязанности,  а  игры  и  уличная  беготня  кончились.  Хотя  мы,  по  прежнему,  ходили  босиком  и  в  одних  трусиках  летом,  трудиться  нам  это  не  мешало.  Война  продолжалась,  взрослые  работали  на  износ,  очень  уставали  и  нам  пришлось  им  помогать,  как   могли.  Я  научилась  разводить  огонь,  топить  печку,  варить  картошку,  подметать  пол,  полоть  грядки  на  огороде,  хотя  я  всё  никак  не  могла  отличить  траву  от  морковки  и  часто  выпалывала  морковку.  Бабушка  ругалась,  снова  и  снова  мне  показывала,  но  всё  равно  ничего  не  помогало.  Зато  морковка  вырастала  крупная.  Самое  трудное  было  достать  воды  из  колодца.  Я  подставляла  подставку,  дотягивалась  до  ручки  и  двумя  руками  крутила  её. Главное,  надо  было  набрать  не  полное  ведро,  иначе  не  вытащу.  А  потом,  когда  ведро  появлялось  наверху,  я  одной  рукой  и  плечом  удерживала  ручку,  а  другой  хватала  ведро.  У  меня  вначале  ничего  не  получалось,  но  со  временем  я  приноровилась  и  меня  получалось  и  схватить  ведро  и  второй  рукой   поддержать  его,  иначе  оно  упадёт  обратно  в  колоде.  Я  всё  время  боялась  упасть  вниз,  колодец  то  был  глубокий  и  страшный.  Но  я  справлялась,  и  к  приходу  дедушки  и  бабушки  у  меня  всё  было  готово.  Корову  запустила  во  двор(  со  стада  она  приходила  сама  и  стояла  у  калитки),   напоила  её  и  запустила  в  хлев,  картошка  была  сварена.  Единственно,  что  я  не  смогла  освоить—Это  доить  корову.  Сколько  бабушка  не  показывала,  у  меня  ничего  не  получалось.  Тянула,  тянула  за  соски,  а  молоко  не  идёт,  да  нщё  Зорька  дерётся  хвостом,  а  то  ещё  ногой  наподдаёт  по  ведру.  Приходилось  снова  бабушке  садиться  на  табуреточку  и  снова  мне  показывать.   А  я  смотрю  на  неё,  а  бабушка  вот  вот  упадёт,  глаза  закрываются  и  говорит  всё  тише.  Я  её  толкаю:  Бабушка,  ты  чего?
--Ох,  внученька,  устала  я  чего-то  сегодня.  Еле  держусь.  Ну,  ничего,  сейчас  подою   Зорьку  и  лягу  отдохнуть.   Вот  так  вырабатывались  взрослые!  Да  ещё  похоронки  приходили    почти  каждый  день     и по  всей  деревне    слышался  отчаянный  плач.   Дедушка  сокрушённо  вздыхал:
--Ох,  нескоро  мы  ещё  оправимся  от  этой  проклятой  войны.  Подросшие  мальчики  уходили  на  фронт,  на  смену  им  в  доме  и  в  полях  и  на  лугах  вставали  новые  подростки  из  нашей  малышовской  компании.  А  с  колхоза  требовалось  всё  больше  и  больше  зерна  и  скота.  Иногда  через  нашу  деревню  прогоняли  стада  коров,  быков,  овец,  лошадей  не  только  с  нашего  колхоза,  но  и  из  соседних  деревень.  Всё  это  многообразие  скота  шло  на  мясокомбинат  на  консервы.   Это  необходимо  было  фронту,  рабочим  заводов  и  фабрик.    Но  частные  коровы  не  трогали-  иначе  крестьяне  начнут  голодать.  Только  налоги  нужно  было  платить.  Денег  у  крестьян  не  было,  платили  натурой.  Вначале  сдавали  молоко,  затем  решили  платить  маслом.    У  нас  была  отличная  породистая  корова  холмогорской  породы.  Она  давала  много  жирного  молока  и    хватало  и  на  налоги  и  самим  доставалось.  Недаром  дедушка  за  Зорькой  ещё  до  войны  далеко  ездил.  Пришлось  масло  сбивать  мне.  Дедушка  сделала  маслобойку  из  круглого  бочонка,  проделал  в  крышке  дырку,  в  которую  вставлялся  стержень  с  вертушкой  на  конце.  Целыми  часами  сидела  и  молотила  сбивалкой  вверх,  вниз  и  постепенно    сметана  сбивается  в  масло  и  пахту.  Потом  бабушка  долго  это  масло  мнёт  руками  в   воде,  чтобы  получилось  чистое  масло (  иначе  не  примут) .  Масло  всё  сдавали,  а  пахта  и  простокваша  были  в  семье.    Ох  и  вкусная  была  простокваша  с  погреба,  густая,  слоистая.  Мы  её  ложками  ели.  Так  что  мы  не  голодали,  даже  соседям  помогали,  тем  у  кого  не  было  коровы,  а  было  много  детей.  Так  вот  коллективно  и  выживали.    
И  вот  война  кончилась.  Это  я  поняла  из  разговоров  взрослых.  Митингов  и  каких-то  торжеств  не  помню. Может  быть  они  и были.  Слишком  много  потерь  в  деревне,  победа  получилась  со  слезами  на  глазах.  Да  и  не  до  праздника  было.  Попрежнему  нужно  было  работать  из  последних  сил,  хлеб  был  нужен  всей  стране,  а  даже  в  освобождённых  житницах  страны,  таких  как  Кубань,  Украина,  Белоруссия,  Ростовская  область  нужно  было  залечивать  раны,  принесённые  фашистами.
Наконец,  я  пошла  в  школу.  Впервые  мне  сшили  платье,  а  мама  по  разнарядке  купила    ботиночки.На  первом  уроке  нам  выдали  по  карандашу,  по  одной  ручке  с  металлическим  пером,  чернильницу  непроливайку.  Тетрадей  и  книг  не  было.  Мне  тетрадь  бабушка  сделала  из  обоев,  неведомо  откуда  оставшиеся  с  довоенных  времён.  Обои  разрезали  на  квадраты,  сложили  пополам  и  сшили  нитками.  На  одной  стороне  были  синие  розы,  на  другой  стороне  дедушка  карандашём  провёл  линии.  Получилась  тетрадь.  А  чернила  бабушка  надавила  из  тёртой  свёклы.  Со  временем,  привезли  старые  подержанные  буквари  и  началась  школьная  жизнь.   Но  трудовая  жизнь  не  кончилась.  Помимо  учёбы  мы  ходили  осенью   на  поля  собирать  колоски.  Вы  думаете  легко  собирать  колоски?  Как  же!  Колоски  колят  руки,  а  стерня  царапает  ноги,  а  холодный  ветер  пронизывает  насквозь.  Я  настолько  замерзала,  что  пальцы  рук  уже  не  сгибались.  Моя  подружка  Римма  предложила  мне  свою  куртку  погреться.
-  А  ты  как  же?
--А  мы  с  тобой  по  очереди:  сначала  ты  погреешься,  потом  я.  Так  мы  до  самого  конца  сбора  колосков  и  грелись.  Хорошо,  что  мы  были  закалённые,  не  простывали.  Прибежишь  домой,  чаю  горячего  попьёшь,  на  печке  отогреешься.  И  хорошо.   На  второй  год  мама  взяла  меня  к  себе  в  город,  появились  нормальные  тетради,  учебники,  правда  не  новые,  а  перешедшие  к  нам  от  старших  школьников.   Учиться  стало  легче.  Да  и   жить  веселее.  Мы  были  люди  коллективные,  вместе  учились,  вместе  устаивали  всякие  школьные  праздники,  ходили  в  походы,  даже  спортивные  соревнования  у  нас  были  обязательные.
Несмотря  на  трудности,  мы  старались  хорошо  учиться,  затем  получить  специальности.  Независимо  от  знаний  и  финансовых  возможностей,  все  знали,  что  специальность  необходимо  приобрести  обязательно.  Иначе  не  проживешь.
От  вас,  нынешних  школьников  зависит,  какая  будет  наша  страна,  да  и  будет  ли  вообще.  Какой  будет  прогресс,  как  вы  будете  жить,  в  радости  или  в  горе.   Всё  зависит  от  вас,  дорогие  мои  дети.
                КОНЕЦ