Раз дрова, два дрова

Жена всю плешь переела Семёну Ивановичу; житья от неё не стало. Хоть под забором спи, только бы утром ненароком не разбудить. Всю зиму и весну, едва глаза утром раскроет, начинает она учинять ему допрос:
- Когда дрова привезёшь? Когда дрова привезёшь? Последнюю чурку прошлой осенью сожгли.
- Прошлой осенью сожгли, а чем же мы зимой печь-то топили, - огрызается Семён Иванович и, не доев, хмуро и резко вылезает из-за стола, спешит во двор и оттуда, слова не сказав, исчезает на работу.
Работа Семёну Ивановичу досталась такая, что он каждый день может приходить пьяным. Такое его состояние не мешает управлять машиной, а Всевышний с завидным постоянством отводит от него ГАИшников. Уже все мужики с его улицы, хотя бы раз в год принявшие в праздник на грудь, в тот же вечер попались, только не ежедневно попивавший Семён Иванович.
- Я, - ворчит он всякий раз по возвращению домой, - стресс снимаю. Как только закончишь меня пилить, так за дровами и поеду. Из принципу.
Но нашла коса на камень – жена пилит мужа, а муж пьёт.
Соседи наблюдают, кто же кого и как скоро изведёт в такой семейной битве, но не вмешиваются, потому что знают: двое дерутся, а достаётся третьему. Соседи в роли третьего быть не хотят – было: попадали под горячую руку сначала Семёна Ивановича, а потом и его жены.
Наконец, жена сдаётся.
- Ладно, - сказала, проснувшись июньским радостным утром, - чёрт с тобой! Даю тебе неделю сроку на привозку дров, а потом объявлю тебе полный развод. Поезжай в Шушенское, в бывший шалаш вождя мирового пролетариата. Там тебе дрова не скоро потребуются.
И тут Семён Иванович сникает. Это же надо договариваться с председателем насчёт машины. Опять же, одному дрова не нагрузить, требуется помощник. В-третьих, пьяным за пределы деревни боязно выезжать – схватят ГАИшники, оштрафуют.
«И за какие шиши тогда самогонку купишь, болезный?» - мысленно пожалел себя Семён Иванович.
Но на третий день смирился с участью, сходил к двоюродному брату, уговорил поехать в горную деревушку Рыбное.
Определили день, купили парочку бутылок водки. Не столько себе приобрели зелье, сколько на всякий непредвиденный случай. А если случай не подвернётся, что было бы справедливо, так и сами приголубят. Главное, про запас вовремя подсуетились, а бутылки не камни, спина от их тяжести не переломится, карманы не порвутся и рессоры у машины не лопнут.
- Если к вечеру не вернусь, - буркнул недовольно Семён Иванович жене, - считай меня героем капиталистического труда, сгинувшим ни за понюшку табака на заготовке дров родному подворью. Выхлопочешь потом себе пособие.
- Типун тебе на язык! - молвила жена и перекрестила мужиков перед дорогой.
Мужики уже тронулись в путь, но тут  жена кричит вдогонку:
- Пилу забыли! Пилу забыли!
- А точно, Иваныч, - смеётся услышавший возглас двоюродный братка. - Пилу забыли! Татьяна твоя такая острая пила!
Семёну Ивановичу не до шуток.
Поехали без своей пилы.
Всё Рыбное взяли – никто дрова не продаёт: то продали, то ещё не привезли, то ещё чего-нибудь.
Поехали в Елиново. И там дров не купили.
Сколько ни езди, а день имеет границы. Следуя извечному распорядку, покатилось к горизонту солнышко, и уже темнеть стало.
Совсем отчаявшийся Семён Иванович погрустнел: водку почти проквасили, а даже не понюхали. Кто в это поверит?
- Давай, - предлагает Семён Иванович двоюродному братке, - ещё кружок по деревне дадим, да и возвращаться будем. Зря водку с собой возим, что ли.
Делать нечего, заехали в какой-то закоулок, смотрят – прямо как в сказке: не было ни гроша, да вдруг алтын. Лежит лес у избушки на курьих ножках.
- Ну, слушай, - только и молвит Семён Иванович и останавливает машину.
Заходят внутрь, здороваются вежливо, без употребления нелитературных слов. По нескольким фразам хозяйки понимают – провожает мужа на работу, на смену.
«То ли муж кочегар, то ли чёрт его знает», - думает зачем-то Семён Иванович, но решается спросить о другом. Глотнул воздуха и поинтересовался:
- Дрова продаёте?
Смотрит пристально на хозяйку и шепчет двоюродному братке:
- Ой, слушай, она попивает, кажись.
- Нету дров!
Это им так, незнакомым людям, можно сказать, незаслуженно грубо отвечает хозяин.
Хозяйка прям зыркнула:
- Да, там вот, есть, лежат.
- Я тебе сказал, - отрезает муж, - никому не продавай! Это надо… мы тут… на это…
И всё! Идёт мимо гостей к двери; того и смотри – зацепит плечом бугай этакий, зашибёт.
- Чтоб ни чурки со двора не пропало! - кричит с улицы.
Ну, и всё! Сказал – как приговор огласил.
Утром в автопарке Семён Иванович будет обрисовывать дальнейшее действие такими словами. Он, кстати, смаковал рассказ непристойными словами, однако же автору хватило такта их здесь не оглашать.
- Бабочка крутится по-за нами. Тогда я вслух и произношу братке погромче, дескать, вот тебе и зря водку покупали. Прокиснет теперь.
«А чё, привезли? - встрепенулась хозяйка. - Поди, самогонку?» - «Да какую самогонку?! Водка чистого розлива. Как бы бутылки друг об дружку не разбить на обратном пути». - «Да чё же делать? - ломает руки бабочка. - Охо-хо! Да вот, чей, уж я продам».
А дрова, знаете, лиственные. Не поднять вдвоём с браткой.
«Ну, всё! «Ушёл мужик, - опять подкатываюсь я к бабочке. - Продавай дрова. Подумаешь, побуцкает тебя маленько мужик, когда узнает. Не до смерти же! Чё, он тебя ни разу не бил, что ли?!» - «О, да битая каждый день!»
Кто бы сомневался; весь вид говорит за то. И вот кинулись мы загружать лесины, а ни хрена не поднимем. Пупки-то рвать тоже не хочется, не колхозные же, а свои.
Бабочка и говорит: «О, да у меня «Дружба» есть!» - «Ну, так и неси пилу скорее! Чего ты медлишь?! - приказывает ей братка. - Не ровен час, мужик явится. Всем троим достанется на орехи!»
Принесла хозяйка пилу, а цепи на ней нету. Опять послали во двор. Отыскала она цепь, приладили мы её. «Дружба» новая, хорошая. Я с ней метнулся к стволу – надо же торопиться, пока муж не вернулся и нас не пришиб. Жикаю, а пила вместо того, чтоб пилить начать, отталкивается от ствола и меня за собой увлекает. Я не пойму, думаю: «Что за чёрт?! Никогда такого не видал. У других цепью тянет пилу к бревну, а тут, наоборот, отбивает». Я посильней, потуже на пилу налегаю животом, а она от бревна, знаете, аж это… Я и говорю: «Чей, уж мы переломим лесину скорее, чем распилим!»
Потом пригляделся и братке толкую: «Слушай, а у нас цепь правильно надета? Она же отталкивает от бревна!»
Пригляделись вдвоём. А цепь, оказывается, неправильной стороной приладили. Это ж надо так опростоволоситься перед незнакомой бабочкой?! Стыдоба – будто ни разу цепи не менял я дома. Но, наверное, страх перед возвращением мужа-бугая сбил нас с понтолыку. Когда цепь переставили, тогда только дело радостно пошло.
Бутылки-то мы хозяйке вместе с деньгами пообещали, а братке самому охота выпить. И вот он крутится-крутится, чтобы изловчиться и сэкономить бутылку.
«Ну, - говорит, - на тебе бутылку одну!» Это он бабочке то-то.
«А говорили, у вас две!» - хмурится хозяйка.
Пришлось соврать, что одна уже в сумке разлилась почему-то.
Мужики в автопарке весь день подтрунивали над Семёном Ивановичем: как это он удоумился цепь приладить не той стороной и при этом цел и не вредим остался, да ещё одну бутылку домой вернуть.
Вернуть-то вернули, но по приезду сразу же с браткой и опорожнили её. Жена Семёна Ивановича при том присутствовала, однако вместо ворчания налила добытчикам щей и обещала не пилить мужа до исчезновения в сарае последней чурки.
А чурки ещё только предстояло наготовить из лесин.