Ни грамма сочувствия

Сухие губы обхватывают фильтр, а изящные пальцы игриво подбирают зажигалку, поднося её к сигарете, уже, кажется, седьмой за последние полтора часа. Коротенькие шорты, практически полностью убитые многочисленными окрашиваниями волосы, стройная фигурка, наполненный разноградусным алкоголем желудок, ветер в голове да вечное «здесь и сейчас», — она — феномен невинности, детской открытости и юности вперемешку с жизнью в кайф и готовностью пойти на всё; он — лидерство, опыт и чрезмерный отрыв, мода в самых разных её проявлениях и ощущение чистого господства.

Краснеющий, как её губы от постоянных укусов, закат скользит лучами сквозь приоткрытые окна балкона двадцать первого этажа, заставляя её глаза сверкать ярче звёзд, пока почти дотлевшую сигарету лёгким движением гасят о пепельницу хрупкие руки. Она, бросив короткий взгляд куда-то в пустоту, встаёт и подходит к нему, стоящему в проходе и жадно смотрящему на неё, запускает ладони в его волосы, а затем аккуратно спускает их на шею.

– Красивый закат, не правда ли? – её голос на порядок тише, чем обычно, но такой спокойный, нежный и расслабленный, что мог бы послужить колыбельной.

Он не ответил. Взглянул на неё с улыбкой, как на ребёнка, потрепал её волнистые от уличной, просочившейся в помещение через приоткрытые окна, влаги волосы и притянул к себе, обжигая оголённую из-за короткого топа талию холодными руками.

Ей ничего не оставалось: улыбнулась в ответ да замолчала, уткнувшись носом в его плечо. Воцарилась тишина. Тишина, которая не режет уши, не звенит, тишина, которая не давит и не напрягает – отсутствие звуков приятным бальзамом обволакивало души обоих, в чьи головы уже давно ударила практически целиком выпитая бутылка вина, а руки их лишь крепче сжимали друг друга.

Прямо сейчас многие люди готовятся ко сну, мегаполис сбавляет свой ритм и теряется в пелене ночного тумана, замедляя время, чтобы его жители смогли вдоволь отдохнуть, набраться мнимых сил, а утром с неохотой, проклиная все будильники мира, покинуть свои норы ради собственного выживания в дальнейшем. Она же чувствует, что время для неё и вовсе остановилось. Любовь ли это? Влюблённость? Возможно. Он научил её многому, заставил повзрослеть, стать таким же лидером, как он. Брать же пример у старших всегда считается правильным? Вот она и брала, всё чаще начиная мелькать в лентах и историях инстаграма юных хищников и оторв, зависающих на квартирах, где каждый сам за себя и нет ни грамма сочувствия — только килограммы травы, литры алкоголя.

Человек есть человек: плоть имеет душу. И это не спор о том, используем ли мы наше тело только для физического контакта с окружающим миром, когда на самом деле можем существовать и без ломкого ящика из мяса с костями — это будоражащие сознание мысли, что являются частью огромной системы отдачи и силы, настоящей магии в черепной коробке, мысли, что ставят во главе ценность собственного «я» и убивают одновременно. Она же чувствовала подъём, лёгкость и перманентную поддержку, точно зная: если сорвётся — поймают. Но в то же время ей овладевал азарт, казалось, сама вселенная бросала ей вызов: шагни в пропасть сейчас, ведь тебе же всё равно не дадут упасть, верно?

Она посмотрела прямо ему в глаза, так, что отвести взгляд было невозможно — возможно было только раствориться в этой голубизне её радужек и огромных — то ли от освещения, то ли от выпитого алкоголя — переливающихся угольно-чёрных зрачках. А он и не собирался убегать — послушно смотрел, крепче обнимая и всё ещё улыбаясь, но теперь как-то яростно и страстно, маняще, с огнём, подобно только что ушедшему за горизонт жаркому летнему солнцу. Она почувствовала на своих губах вкус только что допитого парнем вина, но вкус этот отдавал чем-то сладким, никак не горьким и не терпким. Руки с талии спускались ниже, языки их сплетались вместе, играя. Он делал всё с напором, забрав инициативу в свои уверенные руки, так, что она чувствовала, понимала: никаких отказов не принимается, о них не может быть и речи, ведь он — сила и лидерство.

Секунда — её ноги крепко обхватывают его матёрое тело, а руки обвивают шею, целуя то её, то его губы, как-то грязно и скомкано, но горячо и страстно. Две — она оказывается на кровати без возможности выбраться, потому что над ней — его решительность и твёрдость, играющие против неё самой любовь и доверие. Каждая клетка её несформировавшегося организма напрягается, заполняясь адреналином, дыхание учащается, внимание падает практически до нуля, самоконтроль — тоже. Она верит ему, послушно соглашается на всё, отдавая не только одежду, но и что-то большее, спрятанное где-то под рёбрами или, может, даже в самом центре её сердца, что-то, что ноет и режет при разлуке и даёт мотивацию жить, когда он рядом, согревая. Ей всё равно, что будет дальше — важно то, что есть сейчас. Крылья за её спиной никогда не расправлялись так широко.

Ей очень жарко и даже почти не больно. Она жадно глотает воздух и царапает ему спину в сумасшедшем порыве, а он и не против — двигается быстрее, довольно улыбаясь, когда она сжимает в кулак под собой простыню, а с её губ слетает очередной тихий нежный стон. Он тоже на высоте: каждый толчок— трофей, вздох — самая сладкая песня для ушей, осознание, что ей некуда бежать, — плюс тысяча к самооценке. Всё это для него — игра, а она даже не подозревает о тех, кто был такими же «не-такими-как-все» в его власти.

Вечное противостояние сердца и ума. Часто кажется, что победитель здесь очевиден, ведь как же так? Ты не можешь управлять собой? Всё обдумывать? Отнюдь. Человек — верх цепочки эволюции и развития. Нет существа умнее во вселенной, по крайней мере для тех, кто отрицает существование внеземной жизни. И нет существа глупее одновременно. С одной стороны величайшие изобретения и невероятные научные прорывы, поражающие сознание технологии и огромный мир, открывающий ещё больше возможностей, когда человечество делает шаг за шагом в его изучении, с другой — слабость перед могущественными природными силами и буквальный страх, наказания свыше, казалось, даже за самые маленькие осечки и обычные человеческие эмоции, с которыми ещё никому не удавалось ужиться. Ведь так хочется каждый раз быть сильнее и доказать самому себе, что можешь, что не сдашься, не забудешь, не убежишь, а дойдёшь до победного конца с трезвым умом и холодным расчётом, заперев все особенности человеческой физиологии на замки анализа и аналитики, а стекло всё равно трескается под весом даже самой маленькой слезинки, отпущенной по ошибке — я же сильный! — раздаётся эхом в голове, когда под ногами уже только плавающие осколки.

Вот и ей кажется, что война проиграна. Вместо эйфории — ненависть в апатии, сопровождающаяся чем-то ноющим и жгущим, от осознания которого хочется кричать и сбивать костяшки пальцев в кровь. В ней уже нет той смелости, а от крыльев остались лишь фантомные боли. Не спасли, не поймали. Глаза зажмуриваются с надеждой на то, что это всё сон, но теперь она одна в своей комнате и в чёрном списке у него, без единого намёка на то, что всё действительно могло ей присниться. Она выдыхает и растворяется в личном дискомфорте, порождённом чёрной дырой в районе солнечного сплетения, вновь зажмуриваясь, чтобы видеть лишь пустоту, подобно той, что цветёт и господствует внутри неё.

Тихие всхлипы заполняют комнату. Ощущение использованности пронизывает каждый миллиметр тела, разъедая обидой грудь до отключки. «Больше никогда не буду доверять» как желание успокоить саму себя. «Никогда и никому» как последний шанс поверить в лучшее и будущее. Нет никакого лидера внутри неё – сломалась, потому что всё было иллюзией. Опыт всегда оставляет шрамы на сердце и на запястьях, такие обжигающие, как если бы она вернулась в тот день и прикоснулась к уходящему за горизонт солнцу — так же невозможно далеко, глубоко под кожу и невозможно больно. Только вот никто ей уже не поможет — каждый сам за себя, ни грамма сочувствия теперь не осталось даже в ней.