Как страшно умирать

Как страшно умирать!
Москва. Вечерние пробки на выезд, люди, спешащие попасть в свои дома, отдохнуть, забыться перед экраном, брызжущего негативом или приторным, ниже пояса пошлым юмором, погрузиться в виртуальный мир компьютерных игр, став властителем вселенной или брутальным супергероем,  чтобы хоть на время  почувствовать себя настоящим человеком. А мы пробираемся на выезд , чтобы покинуть город, мы едем на встречу с Настоящим человеком. Наш защитного цвета УАЗик «буханка» в столичных пробках выглядит как простой пехотный солдат Ваня на придворном балу, среди лощеных, породистых гвардейских офицеров. Блестящие иномарки с опаской, брезгливо расступаются перед нами. Леха Буравлев со спокойствием и достоинством сфинкса, с высоты лифтованного кузова презрительно взирает на элитных водителей, пробираясь в потоке на выезд. Вперед, вперед, туда к жизни , к реке, лесу, людям от экранов, гаджетов, склок, безразличия и черствости. Вырываемся на трассу, напряжение потока спадает. Все реже желтыми, причудливо искривленными в мокром стекле, кометами проносятся мимо огни фар от встречных машин. Ночь. Мерное покачивание УАЗика на хорошем асфальте убаюкивает, и приходит спасительный сон, как саваном отгораживая от проблем и забот.
26 февраля 1942 года, искрящаяся в солнечных лучах белым снегом укатанная полоса фронтового аэродрома, рев авиационных двигателей и деловая суета механиков, снаряжающих в бой грозные боевые машины. Смеющиеся красивые молодые парни в летных комбинезонах, собачих унтах, теплых меховых шлемофонах, с летными очками-консервами, будто сошли с агитационных плакатов «Сталинские соколы». Хлопок, в высь взлетает красная ракета и звено ЛаГГов, поднимая снежную поземку, уносится в голубую высь. Покрытая девственно белым снегом земля , линия горизонта соединяет невозможное, две стихии - землю и небо,  стирая границы между белым и голубым . Там впереди они едины. Молодой летчик с любопытством осматривает землю и чистое небо,  сердце наполнено восторгом полета и всесилия человека, в 20 лет покорившего небо. Вперед , вперед к подвигу. Вперед, туда, где враг марает крестами своих крыльев наше голубое небо, туда, где гусеницы их танков рвут белый покров снега с нашей земли, превращая его в черно-кровавое месиво, замешанное на крови наших солдат. Он ведет свой самолет туда, вперед, где на реке Ловать немцы пытаются прорвать нашу оборону. Он всесилен, он не боится смерти, потому что ему 20 лет. Вот белое покрывало земли начинает пестреть черными кляксами воронок, прерывистыми пунктирами траншей и точками артиллерийских и минометных позиций. Вот голубое небо рвут и пачкают кляксы зенитных разрывов, в сердце кипит ненависть и жажда мести за поруганную землю. Лицо пилота становится сосредоточенным, он сгибается в чашке сидения, пытаясь слиться с боевой машиной , стать с ней одним целым. Впереди цель- река Ловать и ненавистные немецкие самолеты. Что может противопоставить им он, сержант, имеющий десяток часов налета? Им, прошедшим и покорившим всю Европу. Им, увешанным крестами «рыцарям» , походя, между делом расстреливающим остатки боекомплекта по колоннам беженцев, женщин и детей? Немного или все! Ненависть! Ненависть и жажду мести. Бой. Все смешалось: крылья, винты, рев моторов, треск очередей пушек и пулеметов. Небо смешалось с землей, поменялось местами, в еще непридуманных фигурах высшего пилотажа. Свои , чужие, темень в глазах и удар, один , второй. Дым в кабине. Забрызганный маслом из пробитого двигателя козырек фонаря, пламя, лижущее удлиненный капот ЛаГГа и подбирающееся к кабине. Лихорадочный взгляд на землю и как вспышка в затуманенном боем мозгу: «Жииииить». Жить, чтобы что-то успеть, полюбить, родить, воспитать сына,дочь,  работать, строить страну, сажать красивые сады. Мама, а как же она ??? МАМА….ЖИИИИИТЬ. Вот на реке, скованной льдом , как родной аэродром , прямой участок…. Туда скорее туда. Туда, чтобы жить…. Пламя пожирает деревянный самолет, затрещала горящая шерсть на унтах , как гигантская сковорода раскалилось пилотское кресло, значит пламя уже снизу и сгорел парашют. Значит только вниз , только на реку, только вместе с машиной. ЖИИИИИТЬ!!! Нельзя... Нечестно умирать в огне в двадцать лет!!!!! ЖИИИИТЬ-шепчут лопающиеся от бензинового пламени нецелованные мальчишечьи губы…. ЖИИИИИТЬ- бьется в затухающем от боли сознании единственная мысль. И как дар Божий, как избавление от мук - темнота. Руки в горящих перчатках отпускаю ручку управления, объятый пламенем самолет бессильно клюет носом, мощный трехлопастной винт рабивает толщу февральского льда. Удар, взрыв, шипение гаснущего пламени и третья, черная стихия воды поглощает истерзанную машину и человеческое тело. А смерть освобождает душу и тишина….
    Передо мной через семьдесят пять лет тот винт, уже покрывшийся ракушками и проржавевший, но сохранивший на своих исковерканных лопастях следы того страшного удара и копоть того пламени. Надо мной чистое голубое, без единого облачка небо, не измазанное пятнами зенитных разрывов, а подо мной чистый, без воронок и следов пламени белоснежный лед реки Ловать. Мои друзья склонились над обгоревшими останками навеки двадцатилетнего сержанта Дмитрия Павловича Малькова и исковерканными обломками его ЛаГГа… Он прилетел. Через 75 лет , но прилетел. Алексей- житель деревни Черенчицы Старо-Русского района Новгородской области показал Саше Морзунову, где лежит в реке самолет. Ребята из Новгородского клуба дайверов на дне нашли обломки машины. Валентин нашел в архиве документы пилота. Серега Степанов, Мишка, Славик, дядя Витя, Люба неделю на ветру и морозе со льда поднимали его обгоревшее тело из реки. Мы помогли ему долететь. А когда мы закончили, Серега Степанов, взрослый мужик , ветеран Мясного бора, поднявший, наверное, тысячи бойцов, ночью истошно кричал на весь старенький деревенский дом, ставший на  приютом на эти дни: «Гооорююю,гоооорюююю!!!» Мы все горели вместе с Димой Мальковым, мы горели с ним неделю, вынимая из черной воды его оплавившееся в алюминиевые слитки сидение, черные, до сих пор пачкающиеся копотью, пряжки парашюта. Мы чувствовали что он хотел нам сказать. Как страшно умирать в двадцать лет, как страшно сгорать заживо в самолете… как страшно ничего не успеть в жизни, ничего и все! Успеть умереть за свою страну, умереть страшной смертью и кануть в безвестие. Если бы все, слышите все граждане нашей страны горели бы вместе с Димой Мальковым. То не было бы в стране столько равнодушных и пустых людей, и больше никогда не сгорали бы заживо наши парни, защищая нашу землю и наше небо. Помните, очень страшно умирать в двадцать лет, мне это передал сержант Дмитрий Павлович Мальков, сгоревший заживо в своем самолете 26 февраля 1942 года у тихой Новгородской деревни Черенчицы. И вы, умудренные жизнью и опытом дяди и тети, с непониманием, а иногда брезгливостью смотрящие на наш замызганный УАЗик из салонов своих крутых авто подумайте , а что я сделал, чтобы мой сын не горел заживо за штурвалом боевого самолета или рычагами танка? Ведь они, наши дети могут оказаться лучше нас и по-настоящему любить свою землю. И им, не дай Бог, придется сесть в боевые машины , чтобы исправлять наши с Вами ошибки. Потому что любая новая война начинается, когда забываются итоги предыдущей. Когда люди становятся  черствыми и равнодушными к чужой боли, к своей Земле, к своим предкам.