Дважды грешник Часть 1. Гл 11. Кто нам судьи?

    К оглавлению: http://www.proza.ru/2018/07/07/573
    Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/07/03/496

Шел 1968 год. В Польше, с "лёгкой руки" Владислава Гомулки развернулась антисемитская истерия под лозунгами «Сионистов - в Сион» и «Оторвём голову антипольской гидре». Сам генсек, будучи женат на еврейке, не питал антисемитских предрассудков, но слишком велик был соблазн направить народный гнев в нужное русло. В массы пошла гулять невесёлая шутка: «В чём разница между нынешним и довоенным антисемитизмом? - До войны он не был обязательным».



Все эти годы я жил в ожидании этого дня, дня правды. Вот только не думал, что он придёт таким образом. Угодит ударом в спину, отберёт самую важную часть моей жизни - тебя и работу. Ты слышала когда звонил мой приятель и известил меня об увольнении, о немедленном увольнении. Они даже не дали мне возможности отработать положенные по закону дни. «Ну, что ж, - проговорил я, - началась охота на ведьм».

Удар был двойной. Меня предупредили, что против меня готовится обвинение в том, что я обманом "влез" в партию, что я бывший военный преступник, на которого не распространяется "за давностью лет", и что, в конце концов, я женат на еврейке. Кто-то явно поднимал архивы госбезопасности. Мне это грозило тюрьмой, а для тебя, как еврейки, пусть даже и наполовину, закрывались издательства. Кроме того, тебя вот-вот должны были лишить польского гражданства.

Но не это меня пугало. Я страшился, что однажды всё раскроется и мне придётся отвечать перед тобой за годы лжи. Но только сейчас понял, что всё как раз наоборот, и раскрыв правду перед своим самым любимым человеком, я наконец избавлюсь от страха. Страха, продолжающегося двадцать пять лет. Я виноват перед тобой. Это я своим эгоизмом, своим цеплянием за жизнь, погрузил тебя в пучину лжи, хотя никакой лжи не было. Ведь я знал правду почти с самого начала.

Ты боялась этого всегда. Жила в постоянном страхе. Сначала, что придёт гестапо, потом, что кто-то из знакомых, или студентов твоего отца узнает тебя на улице, что с чьих-то губ сорвется твоё настоящее имя - Эва Беркович. Имя, которое носила и моя мать. Эва Ковальчик впустила тебя к нам в квартиру, в нашу жизнь. Впустила, зная, что гестапо, возможно, идёт по твоим следам, зная что ты еврейка из гетто, что ты из-за стены.

Двадцать пять лет я заставлял чувствовать тебя человеком, которому вот-вот объявят о конце света.

Когда-то ты пожертвовала собой ради моего спасения, оставила свой народ, свою нацию, потеряла своё имя, своё внутреннее самоуважение. Теперь наступила моя очередь спасать тебя, вернув всё, что я у тебя отобрал.



Ты стояла в прихожей и надевала пальто, когда я вернулся и неожиданно открыл входную дверь.  Рядом стоял чемодан.

- Куда ты собралась, Эва?

Она застыла. Глаза её потемнели и наполнились страхом и отчаянием.

Я выпалил:

- Ты не Ядвига Бжезинская. Это не твоё настоящее имя. Твоё настоящее имя - Эва . И ты еврейка.

Залез во внутренний карман пальто, нащупал твердую корочку твоего нового паспорта, достал и развернул перед тобой.

Ты не смогла вымолвить ни слова. Так и стояла с поднятой рукой, которую пыталась вдеть в рукав, а по лицу градом текли слёзы.

- И снова плачешь? Не плачь, любимая. И прости меня за годы лжи, страха. Я жил эти годы так же, как и ты, в ещё худшей лжи и страхе, цепляясь за свое благополучие, за свою жизнь. Идя на сделки с совестью и каждый раз толкая тебя на новое преступление во имя любви.

- Как давно? - спросила ты тихо.

- С того времени, как я вернулся в клинику профессора Альтермана. Я подозревал, но не был уверен, что это ты вернула меня к жизни и к работе. Но однажды я сделал операцию одной женщине. Женщине, которая знала тебя еще со времён гетто. Её звали Ханна Кристинская. А потом ты болела, и я встретился с твоим любовником Константином Бергманом. Но давным-давно изменив собственным идеалам, я предпочёл жить ничего не меняя, лишь прогибаясь под ударами судьбы.

О тебе знаю не только я. Они - я показал пальцем наверх, - всё знают о тебе. И в нынешней охоте на ведьм ты снова на переднем крае. Снова на мушке.

Любимая, мы едем в Вену, а оттуда вылетаем в Израиль. Вот вызов от твоей мамы из Иерусалима. И вот билеты.

- Но как же твоя работа? И...

- И как моё отношение к евреям? Помнишь, когда-то я шутил, что у каждого антисемита есть свой любимый еврей? Оказалось - ты моя любимая еврейка. И не только ты. Но и твой отец, и мой профессор, который рекомендовал меня на своё место заведующего отделением, зная, что умирает от рака, и мои новые друзья, которые помогали мне подготовить все документы. А ещё Мирослава однажды рассказала мне, как в Освенциме немцы отправляли евреев в печи крематория только за то, что они евреи. 

Я чувствую свою вину перед евреями. И перед тобой. А искупить её могу тем, что там, в Израиле, постараюсь стать врачом и спасать жизни евреев. Лишь бы ты была рядом.

Но главное: я так запутался, что не в силах разобраться, где правда, а где ложь, могу только описать факты, то есть не столь значимую часть правды. Более важными являются мотивы лжи. Чаще всего они не ясны судьям. А кто в моем случае будет судьей? И мы оба знаем ответ: - ты! И я сам.



    Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/07/05/505