Мерцание

На часах без двух минут полночь. Конец одного дня возвещал о начале другого для человека, что лежал на диване в позе, больше подходившей для просмотра телевизора, чем для сна. Но аппарат давно уже сбросили с девятого этажа, когда на владельца сошло умопомрачение. Нет, он вовсе не являлся душевнобольным, просто его мировосприятие стало значительно отличаться от того, что было у людей десять или даже пятнадцать лет назад. Теперь, конечно, всё изменилось, как это обычно и происходит с течением времени. Однако наличие в черепной коробке мозга из позапрошлого десятилетия, а в шкафу - одежды из настоящего казалось довольно странным.

Человек мирно спал. Похоже, он не видел никаких снов. На самом деле вся жизнь для него представлялась в виде фантастических событий какой-то сказки, написанной наспех неизвестным писателем, причем происходила она почти всегда ночью. Утро, день и вечер поглотила неясная суета беспорядочных масс, которые вечно слонялись по улицам города, заключённые в треугольник власти, то и дело меняя свой курс попеременно к каждому углу. Были те, кто оставался у одного и не старался уйти прочь; другие умудрялись существовать одновременно у всех трёх. Всё равно треугольник губил и первых, и вторых, и третьих, и даже тех, кто просто лежал на диване.

Телефон, лежавший на полу, зазвонил. Спящий, проснувшись, заворочался и протянул руку к устройству. "Снова этот ужасный будильник, - произнёс он сонным голосом, - никак не даст нормально выспаться".
 
На часах ровно полночь. Человек зевнул, сел на диване, потом встал и направился в сторону журнального столика, на котором лежала гора из разного рода пластмассовых и картонных стаканчиков, упаковки от сухариков, несколько бутылок и недоеденный бутерброд. Попытки отыскать что-либо в этом беспорядке почти в полной темноте никак не могли увенчаться успехом. Однако причина заключалась вовсе не в темноте и беспорядке - в них человек ориентировался хорошо - а в том, что страдала память. Парень прочёл множество статей о том, как её улучшить, но ни одна из них не помогла, поэтому он последовал совету соседа, который работал пять лет грузчиком в аптеке.

В последнее время человека стали мучить ещё и головные боли. Не найдя истинной причины их возникновения и постепенно погружаясь в депрессию, он гулял по городу в поисках тихих мест, где ничто не напрягало бы ни зрение, ни слух.

Капюшон, наушники. Путь среди серых масс в покрытый бесконечными грудами мусора парк, искажался сознанием, превращаясь в дорогу, окутанную густым серым туманом. Дома представлялись в виде бесконечного опасно наклонившегося бетонного забора с окнами, откуда вверх изливались разноцветные языки пламени. Иногда из асфальта вырастали пугающе чёрные силуэты, которые стремительно приближались на очень близкое расстояние, отчего на лбу человека выступали крупные капли холодного пота. По сторонам улицы то и дело вспыхивали и гасли огни, будто от фонарей, словно силясь разорвать пелену тумана. Тщетно. То мог быть и не туман вовсе, а дым из труб последних заводов города, застрявшего между двух эпох.

Вся сюрреалистическая обстановка пропадала, когда парень доходил до своего любимого места в парке, бывшего вне власти серой завесы, и садился на скамью. Кругом росла невысокая зеленоватая травка, уходя вниз к пруду, в котором когда-то плескались утки. Теперь он высох и стал больше походить на лужу, чем на солидный водоём. Через подобие пруда был перекинут деревянный мост на старинных каменных опорах. У скамьи лежала на боку на удивление пустая мусорная корзина. Тишина. Лучезарный лик солнца застрял в ясном небе то ли осеннем, то ли летнем, то ли весеннем, то ли вообще зимнем. Несмотря на это, человек не снимал капюшона и, наслаждаясь тишиной, закрыл глаза.

И вот он дома в поисках истины среди беспорядка никому не нужных вещей, составлявших картину внутреннего мира квартиры, без которого сломался бы внутренний мир её владельца. Вдруг комнату озарила вспышка белого света. Одна, затем ещё другая, третья, четвёртая. Вспышки появлялись одна за другой, озаряя не только неуютную ячейку в бетонном улье, но и темнейшее ясное, беззвёздное ночное небо, способное и, по всей видимости, хотевшее поглотить ничтожную Землю, будто нескольких триллионов звёзд ему оказалось мало.