Мечты сбиваются

***
День походил на нить, растянувшуюся от столба до столба. Два бетонных колосса передавали электрический импульс один другому. Дождь мочил их, мочил и кабель, и деревья, растущие вдоль линии электропередач.
Так, они и неслись мимо дороги, по которой шумели машины. Мы выехали на выборгское шоссе, когда ливневый шквал накрыл нас. Тучи преследовали ещё в городе, и мы не знали наверняка, где гроза догонит нашу «шкоду». Тяжелые капли клацали по крышке и заливали лобовое стекло, дворники работали туда-сюда, и ручьи воды, сдуваемые ветром, тянулись против направления движения и срывались, оставаясь позади.
Если не считать меня, в машине двое, вел Даня. И поскольку он недавно получил права, ехал молча и не отрывал руки от руля. Где-то не помню, где именно, он свернул с дороги и остановился на заправке, возле бензоколонки.
Надя и я тоже вышли из машины, чтобы размять затекшие после часовой езды ноги.
Дождь попадал на навес, оставляя нас сухими, но асфальт даже тут был мокрым, а в воздухе пахло сыростью и холодом. После салона автомобиля стоять на ветру было неприятно, но атмосфера загородной заправки, которая всегда сопровождает тебя ощущением путешествия, даже если просто едешь на дачу, перевешивала непогоду. Мы вошли в мини-маркет, где, как и везде в таких местах, продают воду, шоколад, готовые сандвичи, а также варят кофе и иногда пекут булочки. А с другой стороны выставлены машинное масло, очистители стекол и одноразовые тряпочки.
Пока Даня стоял на кассе, я прошелся по магазинчику и набрал какого-то печенья, взял сандвич и заказал три кофе. Даня посмотрел на меня исподлобья, а я постарался улыбнуться наивно, но при этом, чтобы мои глаза не встретили его.
- Он заплатит, - улыбнулся я продавщице и повернулся к Дане. – Ты же заплатишь, старина?
И не дожидаясь ответа, быстро зашагал к выходу.
- У нас будет кофе, - обращаясь к Наде пришлось повысить голос, потому что дождь стал сильнее. Садясь в машину, добавил. – Иди, скажи ему сколько сахара.
- Он знает, - тоже громко ответила Надя.
«Шкоду» наполнил запах свежесваренного кофе, которых в итоге было два. Даня любит чай, я это знаю, а он знает, что я знаю. Просто хотелось пошутить и дать лишний повод пообщаться с продавщицей. В моем напитке шесть одноразовых пакетиков сахара, в надином меньше в три раза. Когда в руках теплый бумажный стаканчик, а за окном ливень сразу становится уютнее. Вот-вот и запотеют стекла и придется включать обдув.
- Дайте мне термос, пожалуйста, - попросил Даня он самый вежливый из нас. Наверное, поэтому мы и шутим над ним.
Ехать нам оставалось еще около получаса, то есть половину пути. Мало того, что Даня только получил права, так он еще и практически не водил машину после экзамена, поэтому такой долгий переезд, тем более в такую погоду, видимо, казался ему тяжелым испытанием. Но под шутки друзей, смех и Дэвида Боуни можно и океан пересечь.
Мы ехали дольше, чем планировали, и поэтому на парковке возле дома уже стояли машины Даши, Бори, и еще чья-то, кого я не знал. Возвышался трехэтажный дом из красного кирпича. Участок был довольно большой, выходил на дорогу, с двух примыкающих сторон ограждался забором от соседей, а на запад выходил на крутой склон, который спускался к реке. Отсюда, должно быть, открывался вид на закат, но его не было видно из-за серых тяжелых туч. Дождь почти прекратился, и мы ступили на мокрую траву. Сквозь которую вела выложенная камнями тропинка прямо к крыльцу. Валуны, врытые в землю, большие и мокрые упирались в резиновые подошвы кед. Вокруг дома росли кусты роз, листья и шипы которых сейчас от влаги выглядели пристыженно и грустно.
Нас никто не встречал, но дверь не была заперта. В прихожей накидано почти два десятка пар обуви. Из глубины дома доносилась музыка – они даже не слышали, что мы приехали.
Нельзя сказать, что это встреча одноклассников – приехали далеко не все, а те, кто приехали, привезли с собой друзей из вуза, с которыми больше всего сошлись за этот год. Получилась смесь медиков, экономистов, манагеров, журналистов. Или, правильнее сказать, любителей рассказывать истории, весельчаков и шутников, тусовщиков, музыкантов, художников, поэтов и писателей, и, как мне тогда показалось, мечтателей, которые думают не о будущем, а просто мечтают настоящим.
Я знал тут многих, но не всех. Мы с Даней прошли по большой комнате, пожимая руки парням, представляясь девушкам. Казалось, никто не смотрит на нас, и все отрываются от разговора, только чтобы пожать руку, а затем возвращаются к своей беседе.
Они были рассредоточены в небольшие группы по интересам, кто-то сидел на стульях и креслах, кто-то стоял, но основная масса еще не приехала, это было видно. Мы проходили из комнаты в комнату, продолжая здороваться и встречая все новые лица. Все эти люди были так или иначе нашими знакомыми – друзья друзей, герои невероятных историй, тени прошлого, чьи-то скелеты – все собрались. Казалось, это было невозможно, чтобы в один день приехало такое количество, но, если честно, это был конец июня, время, когда сессия у многих уже закончилась, а уехать в отпуск они не успели.
Надя нашла компанию подруг из школы и отделилась от нашей тройки. Да и я с Даней остановились с Кириллом и Женей, образуя квадрат.
Тут же предлагали выпить.  Кто-то уже делал музыку громче и начинал танцевать, постепенно все становилось теплее, смелее и быстрее. Но пили пока только пиво. Было радостно видеть столько знакомых лиц и друзей детства, хотелось тут же отдаться, не оглядываясь, этому чувству и остаться с ним один на один этим вечером.
Шутки вертелись вокруг воспоминаний школьных лет, а на языке вертелось желание говорить как можно больше, воспроизводя школьные мысли и чувства. Эта ретроспектива постепенно вывела нас в сад, потому что дождь совсем закончился, в то время как в доме стало тесно. Музыку сделала еще громче. Костя с Никитой вынесли стол, а девушки накрыли его, появилась водка. Пора было ставить мясо, а то потом жарить его было бы некому. Все нашли себе дело, парни разводили костер.
Паша взялся колоть дрова, но тут случилось происшествие. Пьяный Паша не заметил, что рукоятка болтается, и от нескольких ударов по полену топор слетел вместе с деревяшкой, размятая в разные стороны щепки. Обух задел Даню по руке, раздался тяжелый выдох. Сообразив, что случилось, Паша кинулся на помощь. Незнакомые мне люди тащили воду, пихая этого идиота в сторону. Наташа училась на медицинском и поэтому знала, что делать. Она нашла где-то в доме аптечку, и пока другие соображали, что произошло уже села рядом и стала осматривать руку.
- Пальцы целы, перелома нет, - объявила она.
Я заглядывал на Данину руку через головы других ребят и мало, что видел. Обух прошел вкось и просто немного содрал кожу, оставив след на предплечье, из которого теперь чуть текла струйка крови. Все больше перепугались, чем Даня пострадал, зато ему, я знал это, было приятно такое количество внимания, особенно женского. Смотрела и Надя, и он не мог не видеть этого. Она тоже испугалась за друга, как и мы все. Кто-то резвый отвесил Паше подзатыльник. Даша предложила всем успокоиться и выпить за Даню. А что еще делает молодежь для решения своих проблем? Ну, а что нам еще остается?
Обошлось, и все потихоньку рассосались снова по своих делам. Музыка не замолкала, но все услышали ее только сейчас, не обращая внимания до этого. Всплеск адреналина сделал веселье еще более насыщенным и разнузданным, может быть, каждый про себя посмеялся над судьбой.
Я заметил одного человека, облокотившегося на деревянные поручни террасы и наблюдавшего за ситуацией оттуда. Он, как и я не подходил осматривать Дане руку, но я делал это потому, что знал, что ним все в порядке, а кто был этот человек…
- Антон Куприн, - представился парень, протягивая мне руку. Я понял, что слышал это имя.
- Ну да, филфак СПбГУ? Я прав? – Я прав?
 Антон издал приятное мурчание, явно польщенный тем, что я его знаю. А я не мог не знать его, потому что в современной полуписательской среде, куда более входили алкаши и маргиналы, чем настоящие литераторы, куда входил и я, все по крайней мере слышали друг о друге, особенно если учишься с человеком в одном вузе. Мир тесен.
Это была проекция сегодняшней тусовки, где каждый знает друг друга понаслышке.
- Андрей Швед, - я представился, но видимо мое имя ему ничего не сказало, как это и бывает обычно.
- Очень приятно, - сказал Антон, которому видимо чуть менее приятно, чем он это сказал. – Он твой друг?
- Даня? Да, я знаю его 11 лет, мы всю школу общались.
- Тогда береги своего друга, - такой совет и манера общения незнакомого человека показалась странной. Она как бы манила, но держала на расстоянии. Это было время, когда я судил о писателе по его произведениям, поэтому попросил Антона почитать что-то из своего, он согласился, но к ночи, когда все будет вокруг более спокойным. 
Мимо прошел Даня, в здоровой руке он сжимал бокал пива, я похлопал его по плечу:
- Ты как? Жив?
Он что-то весело и неразборчиво пробормотал, но этого было достаточно, чтобы понять, что у него все хорошо и переживать не стоит. Я вернулся к собеседнику:
- Куприн – это псевдоним?
- Антон – это псевдоним, - сказал он и засмеялся.
- Мне кажется, если я изменю имя, это буду уже не я. – Сказал я просто. Произвести нужный эффект получилось, Антон посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Его глаза – тихие и серые – глаза, за которым пряталось нечто большее, выразили интерес.
Во двор закатил мощный «рендж ровер». Там, откуда он приехал шел дождь, поэтому корпус его, омытый проливной водой, серебрился в вечернем воздухе.
Со стороны водительского кресла вышел Давид, которого я не ожидал тут видеть и поэтому был искренне рад, а вот на пассажирском месте сидела Саша.
Пообещав еще поговорить с Антоном, я спустился с веранды и поспешил к новым гостям. Подошли и другие.
- Зачем ее-то привез? – спросил шепотом Никита, пока Саша еще не успела открыть дверь, и потому не слышала, о чем говорят снаружи.
Саша была младше на год, то есть сейчас закончила 11 класс. Но для нас все равно была школьницей, хотя тут были и другие, более маленькие, девочки из 76-ой, и десятиклассницы, и даже несколько девятиклассниц. Когда планировали поездку, все разделились на пополам – те, кто «против» их присутствие и тех, кто «за». «За» были и сами школьницы. Аргументами первых было то, что они еще маленькие и даже формально им нельзя пить и курить, да и вообще это, вроде как, встреча выпускников. У вторых аргументов особенно не было, но выиграли все равно они. Просто всегда были люди, желающие напоить на вечеринке девчонку на пару лет младше себя.
Я не голосовал по двум причинам, во-первых, это бы ничего не решило, как, собственно, и произошло. И, во-вторых, выбор для каждого свой – ехать или нет, пить или не пить. В конце концов, это мы же служим им примером такого отдыха. Но нести ответственность за секс с несовершеннолетними я и те мои знакомы, кого я мог назвать друзьями не собирались, поэтому просто держались от девочек подальше, чтобы те никого сами не провоцировали.
Саша встречалась с Никитой в школе в течение четырех лет, но, когда он выпустился, они расстались. У него началась студенческая жизнь в Политехе, у нее – подготовка к экзаменам в последний год обучения. Я не особо общался с Никитой, но как-то там все было не гладко. Ведь он лишил ее девственности, а потом, выходит, что бросил.  Она коротко поздоровалась с ним и с нами, спросила, что мы пьем и как жизнь.
Я вспомнил, каким же идиотом я был пять лет назад, и я точно знал, что через пять лет скажу себе то же самое. Школьная жизнь оставила плеяду неприятных историй и неловких ситуаций, как с девушками, так и с парнями, многие из которых лучше было бы забыть. Что же касается того меня, которым я был сейчас, то я проводил лето заливая жару и свой желудок пивом и лимонадом, а дождливые дни, такие как этот водкой и виски. Так можно было спиться, но я говорил себе, что все под контролем. Ведь, так все и было, я работал в редакции газеты, которая мне по-настоящему нравилась и у меня были друзья, создающие вот такие дни. Наверное, и это лето, и именно такие дни служили почвой новых событий, от которых потом захочется отказаться, забыть их, извиниться. Но почему-то так и получалось – то, что происходило в жизни после осмысления оказывалось неправильным.
Ко мне подошла Надя и спросила, как я себя чувствую, видимо вид у меня был потрепанный. Глаза налились кровью и покраснели, я это чувствовал, а речь стала более медленной и расслабленной, этого не чувствовал, но был в этом уверен. Надя никогда не пила. Не пила из принципа или еще почему-то. На выпускном, главном празднике всей молодежи, она позволила себе полбокала шампанского, здесь в ее стаканчике был только сок или кола.
Минус такого человека на вечеринке – то, что он один все видит и запоминает. Но если этот человек твой лучший друг, стыдно не будет. Наоборот, иногда бравишься и стараешься выглядеть пьянее, чтобы просто выпендриться, понимая, что этот человек запомнит тебя таким.
Это было что-то похожее на материнскую заботу, или мне с моими усилившимися чувствами так казалось. Это и есть дружеская поддержка. Я кивнул, мол, все отлично. Она улыбнулась, как бы произнося: «Ну, смотри…»
Никита и Паша объявили, что первая партия мяса готова и можно есть. Поэтому часть парней и девушек расселись за столом, другие ушли есть в дом, а кто-то продолжил танцевать.
На столе было много овощей и прочей зелени: огурцы, помидоры, лук, укроп, листья салата, картошка… ели из пластиковых тарелок, натыкая из тазика чуть подгоревшую курицу. В старину во главе стоял самовар, сейчас его функции перенял бурлящий кальян. Лили водку, кто-то из парней, кого я не знал по именам, явно пытался напоить девчонку, сидящую напротив меня.
Все были заняты поеданием мяса и не обращали внимания, а мне есть расхотелось. Я смотрел на лица вокруг, на то, как двигаются их челюсти, а волокна курицы застревают между зубов, как они берут, крошат и ломают хлеб руками, как пьют пиво и водку, и жидкости стекают по подбородку и капают на одежду. Меня стало мутить, я с грустью и жалостью глянул на девушку спереди. Если сейчас что-то не сделать, это кончится сексом в одной из комнат дома. Я смотрел перед собой на красные улыбающиеся лица с бегающими глазами. Кирилл зачем-то полез под скатерть, я на секунду перестал понимать, что происходит вокруг.
Нади и Дани по близости не было, значит они куда-то ушли. Но позволить себе быть беспомощным я не мог, поэтому протиснулся между стульев и обогнул стол.
- Пойдем потанцуем? – предложил я девушке. Не знаю, зачем я это сделал, не мое это, блин, дело. Стало ли мне ее жалко или же противно от всех этих лиц так, что захотелось уйти и я искал компанию. А может просто поступил, потому что поступил.
Она была слишком пьяной, чтобы возразить, поэтому покорно, как собака, идущая за хозяином, встала со стула. Ее ухажер недовольно привстал, начиная соображать разбросанными алкоголем остатками мозгов, что я помешал его планам, но он тоже был чересчур пьян. Меня же отрезвил вид двигающихся при жевании затылков, запах лука, чавканье и бульканье.
Мы отошли в сторону.
- Тебя как зовут? – спросил. 
Она заговорила не сразу, будто понадобилось время, прежде чем она услышала мои слова.
- Я – Лия.
Она улыбнулась и на ее порозовевших щечках появились ямочки. Глаза были красивые, но смотрели сквозь и не видели меня. Мое имя она так и не узнала.
- Сколько тебе лет?
- Семнадцать.
Это обязательный этап всех подобных вечеров. Вы знакомитесь, общаетесь и забываете друг друга.  Проживаете маленькую жизнь длинною в ночь, но цена – это воспоминания о ней.
-Лия, - позвал я. – Пойдем, погуляем?
Мы стали спускаться по склону, медленно, чтобы она не упала. Я шел впереди, готовый к тому, что она может споткнуться. На секунду она поскользнулась и схватила меня за руку. Я старался не смотреть на нее – искал что-то под ногами и видел, как осыпаются мелкие камушки.
Встали у самой воды, глядя в отражение. Она спросила умею ли я делать «блинчики», я ответил, что нет, тогда она попросила сигарету, я дал. Внимательно смотрел, как она курит, делает затяжку, вдыхает и выдыхает дым, смотрел на ее губы в этот момент и представлял, как она сидит в юбке и белой блузке на уроке математики. Думал о том, кто ее родители, что она любит делать после школы, но ничего не спрашивал. Не позволял себе спрашивать.
Лия распустила волосы, и я заметил, как она чуть поежилась, а взглянув на ее плечи, увидел, что кожа покрыта мурашками.
- На, - сказал я, снимая свое пальто.
От воды шла сырость, а после дождя было прохладно. В воздухе летали мошки, и мы пошли вдоль берега, по направлению течения. Речка бежала мимо кустов и травы, мимо корней и мимо старых деревьев. Слева от нас были чужие участки, и мы не могли подняться на частную территорию, поэтому просто продолжали идти вперед. Я придерживал шатающуюся девушку за локоть, давая ей идти чуть впереди.
- Кем ты хочешь стать? – вдруг спросила она.
- Не знаю.
- А на кого учишься?
- На журналиста, статьи пишу.
Она попросила рассказать про мою учебу, и я пустился в длинные истории о том, из каких мест мне приходилось делать репортажи и с кем я встречался из знаменитостей, и какие они, по сути, все глупые.
Я часто рассказывал это, почти при каждом новом знакомстве, поэтому в моих словах чувствовалась отточенность, я знал, где нужно замедлить темп, повысить голос, остановиться на деталях.  Лия слушала с интересом, задавая вопросы, когда ей было непонятно, а иногда восклицая: «Божечки!»
Истории про журналистику переросли в историю жизни. Когда я говорил, что у меня есть брат, она, как ребенок, радовалась, когда я сказал, что зимой у меня умер кот, она расстроилась и остановилась.
- Это так грустно. Наверное, он был очень хорошим. – Помолчав, она добавила, - мы так далеко ушли.
Ушли мы не особо далеко, шли минут двадцать по виляющей тропке. В груди появилось приятное чувство замирания, возникающее всегда, когда идешь в новое место, не зная куда.
Я ее растрогал, но того, что она захочет меня обнять, я не ожидал. Лия развернулась ко мне лицом и дотронулась до шеи. «Она же в школе учится» - мелькнуло в голове и там же потухло. Мгновенно, как искра. Она стояла настолько близко, что я мог разглядеть каждую ресничку на ее глазах. На правой щеке у нее была родинка, почему я запомнил именно это?
- Послушай… - хотел сказать я, но ее губы, влажные и теплые коснулись моих. Я замолчал.

***
Ничего нет, и меня нет. Я часть воздуха, часть леса и часть дороги. Я вобрал в себя кусочек каждого, с кем встретился сегодня в этом доме, и они стали частью меня. Я часть Лии.
Мы вышли из кустов, поднявшись по склону там, где не было построек, и пошли в обратную сторону. Она молчала. Так странно, обнимать человека в своей одежде, будто обнимаешь и целуешь самого себя.
Теперь я спросил ее, кем она хочет стать.
- Не знаю, - ответила она.
Дорога пуста и одинока.
- Чего ты хочешь от жизни? -  так спрашивал герой Керуака всех женщин, с которыми он спал. Я спросил девушку, которая меня поцеловала.
- Не знаю, - повторила Лия. Я почему-то почувствовал себя виноватым.
- Слушай, Лия, я не хочу, чтобы… - начал я, но осекся. «Эй!» - раздалось позади. Мы оглянулись. Нас полубегом догонял Антон Куприн с сигаретой во рту. Подходя, он запутался в шарфе и выругался, когда пепел упал на одежду.  «Все курят» - подумал я. Сам я не особо курил, одной пачки хватало на месяц, а носил ее с собой, чтобы делиться с другими. 
- Чилите? – спросил он и только после этого понял, что помешал. Но уходить было поздно, так как до дома оставалось меньше сотни метров. Он не извинился, однако глянул поочередно на меня и на Лию, как будто с каждым обо всем договорился.
Затем он выкинул бычок в кусты и тут же закурил снова, долго воюя с зажигалкой.
- Ночь будет ясной, имхо. – Заключил он. – Прошу…
Он пропустил нас вперед, в калитку. Приехала еще одна машина, на участке она не поместилась и стояла перед воротами и забором, поэтому войти мы могли только по очереди. Лия шмыгнула носом и пошла в дом. Я не стал ее останавливать, пусть уж лучше так.
Мы подходили к столу, и я махал Дане и Давиду, которые потеряли меня, когда вдруг почувствовал толчок в плечо.
Через секунду я понял, что падаю от удара, еще через секунду услышал:
- Сука, бля!
Второй удар в голову, пока я падал. Третий спиной об землю, кажется, на камни. Я машинально толкнул ногой и попал во что-то мягкое. Вокруг слышались голоса. В голове загудело, но включились рефлексы, я моргнул несколько раз и увидел, как тот мудак, от которого я увел Лию, теперь прет прямо на меня. Я может не был сильнее, но я был трезвее, это давало мне преимущество. Попытался подняться, одновременно махая рукой. Мышцы сами сокращались в нужный момент, костяшки обдало жаром. Что-то щелкнуло… какого хрена?
Парень попытался дорваться до меня и схватить за одежду, но уже подоспели Даня и Давид, к ним присоединился Никита. Давид влетел между нами двумя ногами вперед, а Никита обхватил этого идиота сзади. Подбежали еще люди, парни помогали Никите. Я увидел лица Паши, Жени и остальных. Я перевернулся на четвереньки, потом встал на одно колено. Отдышка была такой будто я пробежал марафон, грудь ходила ходуном, вверх и вниз. Ошалелым взглядом осмотрел толпу.
Кто-то особо умный со словами «поспи, бля» уже толкнул того мудака на землю так, что тот отключился. Хотя скорее это произошло не от удара, а от количества выпитого. Мне протянули воды. Глотнул и выплюнул. Это было второе неприятное события за вечер.
Все что-то говорили.
- Чей он? – спросил я ни к кому конкретно не обращаясь.
- Андрюх, прости, это мой знакомый, - из толпы вышел Боря, - он с моим братом в классе учится, не доглядел. Ты норм?
- Ага, ну…
Школьники пошли те еще. Он был выше меня и плечист, а ведь еще даже не перешел в 11. Сколько стероидов надо жрать, чтобы быть таким, или просто я совсем разваливаюсь, рано как-то. Жизнь восстановила прежний темп и снова стала мягкой и приятной. Я пришел в себя, вспышка утихла.
Странные эти девушки, видимо, суррогат материнской заботы, сформировавшийся в подростковом возрасте, требует выхода и они, готовы делится теплом с тем, кому плохо, самовыражаются таким образом на подобных вечерах. Одни остались присматривать за тем парнем, другие поспешили узнать, как я.
Я попросил, чтобы меня оставили в покое, и потер вспотевший и ушибленный висок.
- Ну дела, - усмехнулся Женя, проводя рукой по ежику на своей голове. – Выпьем виски? Вон Даня к нам присоединится.
Мы открыли бутылку, которую принес Давид. Разлили на четверых в специальные бокалы, Женя откуда-то достал лед.
- Тебе холодное приложить надо. – Посмеялся он. Мы чокнулись. Я был уже почти трезвый, и теперь терпкое древесное тепло снова разлилось по горлу и потекло ниже и ниже.
- Помните, - заговорил Женя. – Я в школе мечтал, что буду вот так пить виски на террасе где-нибудь в Калифорнии в своем доме, рядом с домом пикап, а вокруг будут поля, где работают внуки. А я сижу в кресле-качалке под пледом и с сигарой.
«Надо бы запомнить это» - я достал телефон и полез в Твиттер. Социальные сети стали черновиком моей книги, которую я никогда не напишу, а все, что со мной происходило, наверное, и было этой книгой.
Подходил Паша и спрашивал про виски. Женя, в чьем распоряжении была бутылка, поставил ее за голень так, чтобы ее было не видно, сказал, что она кончилась. Мы сдержанно улыбнулись и потупили головы. С террасы, где мы сидели, открывался вид на весь участок, поэтому перед нами танцевали, ели, и сидели на траве. Далее начинался склон и реки не было видно, земля будто обрывалась, а потом сразу начиналось небо. Получалось что, мы, долго идя, пришли к линии горизонта, до которой осталось пару десятков метров.
Тучи медленно таяли, обнажая белую ночь. Солнце село и только вдалеке остались последние следы прошлого дня, как воспоминания об утраченных моментах. Вечер, томимый временем, больше не прятался под пеленой света. Темные кудри сумерек вились по углам, сплетали узоры скорой полуночи. Голый воздух пощипывал лицо.
К нам подошла Надя. Она села рядом на деревянные ступеньки, как будто в театре купила места ближе к сцене. Захотелось потрепать ее по голове и сказать спасибо потому, что мы общались со второго класса. Было как-то необходимо выразить то, что я чувствовал. Закричать, чтобы они увидели не только оболочку этого вечера, а всю полногласную нить жизни, пропитавшую пространство. Но крик только испортит все, я знал это и поэтому молчал. Интересно, чувствует ли они то, что и я?
Дружба – это умирающий призрак прошлого, которого мы безнадежно пытаемся спасти редкими встречами. Или это сила вне времени и пространства, которое останется с нами на всю жизнь.  Осмотрел всех вокруг.
В стороне горел костер. И только увидев, что большинство людей стоит вокруг него и греет руки, я понял, что уже правда похолодало. Это вернуло в настоящую реальность, дало почувствовать человеческие ощущения, основанные на пяти чувствах.
Пальто осталось у Лии. Нужно было ее найти.
Сквозь дымку и эхо услышал имя. Кто-то звал меня.
-А?
- Спишь, что ли?
-Не… задумался.
- Мы хотим пройтись до залива, ты с нами? – это говорил Давид.
- Да, ща я только пальто найду, вы идите, я вас догоню. Долго идти?
- Минут тридцать…
- Ну вы значит будете идти час. – Я засмеялся.
Много людей ушло, и дом сразу опустел. Было видно, как они петляют между машин, открывают калитку, громко смеются и разговаривают. Кто-то, дурачась, попытался запрыгнуть на плечи Дане, но он не удержал его. Ушли Женя с Давидом, Кирилл. Ушла и Надя.
Сразу стало тихо. Я заметил, как в безлюдном дворе Никита танцевал с Сашей под «What a wonderful world».
Из большой черной колоне тихо доносились слова:
I see skies of blue and clouds of white
The bright blessed day, the dark sacred night
And I think to myself
What a wonderful world.
Пара плавно двигалась посередине двора, аккуратно и скромно переступая с ноги на ногу. Эти маленькие шаги, стопы, стоящие против друг друга, руки, сплетенные воедино, создавали единый хрустальный образ, разбившийся прошлым летом, двух людей, любивших друг друга и встретившихся после годовой разлуки.
Плевать то, что завтра они почти все забудут. К черту, что они просто пьяные. Они держались за руки, и я видел любовь.
Саша положила голову на плечо Никиты, а он едва дышал, чтобы не спугнуть ее.
Я постоял до конца песни, прислонившись к колонне у крыльца, наблюдая за ними. Когда они остановились, Саша увидела меня и что-то прошептала на ухо своему партнеру. Никита посмотрел на меня с улыбкой.
Я отвернулся и пошел в дом.
Здесь было темно, заглядывал в комнаты, кое-где были люди, но не друзья, а скорее знакомые. Музыку почти было не слышно. Я кивнул одному парню, который сейчас учился в колледже, а до девятого был нашим одноклассником. Прислушался.
Деревянный пол скрипел под ногами. На втором этаже горели светильники, но Лии нигде не было. Кучка ребят по-турецки скрестивших ноги играла в карты и, увидав приближающегося человека, предложила к ним присоединится. Я пробормотал что-то невнятное, но они поняли, что мне не до них. Может спросить у них не видели ли они Лию? Но тишина, жившая в этих комнатах, было сильнее и нарушить ее не получалось. Это как пытаться говорить под водой – можно, но бессмысленно, только захлебнешься. Необъяснимо почему, но здесь была такая же тишина. И, как и под водой, ощущалось непонятное давление. Видимо просто алкоголь и шишка голове с каждым шагом отягощали все сильнее. Руки стали вялыми. Из-за того, что все друзья ушли, не с кем было поговорить и захотелось спать.
Узкая странно-неприятная лестница вела вверх на третий этаж. Я был без обуви и по ногам дуло. Пошевелил пальцами под носками. И снова никого. Переступать по высоким ступенькам, повторяя однообразное действие, стало невыносимо.
Передо мной была дверь, ведущая в небольшую комнату. Войдя, я увидел, спящую у стенки Лию. Она накрылась моим пальто. Тут же сидели еще две девушки и Антон Куприн. В комнате было темно и лица всех четверых я разглядеть не мог, но первых двух я узнал точно, а девушек выдел впервые. Зато с первых секунд догадался, что они лесбиянки. Это стало ясно по тому, как одна из них протянула мне и пожала руку. Опущенные шторы не пропускали свет с улицы, и все что происходило можно было понять только при свете дисплея мобильного телефона. Впрочем, в углу горела лампочка, но ее света едва ли хватало на полкомнаты. Думаю, так даже лучше, ведь Лия спала, а свет помешал бы ей.
Антон посмотрел на меня в упор:
- Хочешь дунуть?  - Спросил он прямо.
Я растерялся:
- Что у вас? – Но по дырявой пластиковой бутылке уже догадался. – Гаш?
- Угу, - промычал Антон и продолжил греть на зажигалке маленький зелено-коричневый комочек.
Я смотрел, как он отрывает кусочек размером с фару игрушечного автомобиля и аккуратно давит его так, чтобы он принял плоскую форму. Антон делал это зажигалкой, и в конце у него в руках оказалась точка размером с шапочку гвоздя. Затем он зажег сигарету и неспеша раскурил ее, предварительно сдавив, чтобы потом положить на получившуюся платформу плюху. Другой рукой он взял бутылку и тихонько всунул сигарету в расплавленную сбоку дырку. Полулитровая емкость быстро наполнилась непроницаемым дымом. Подождав несколько секунд, Антон Куприн вынул сигарету и положил ее на пол рядом с собой. Большим пальцем левой руки он зажал дырку в бутылке, чтобы дым не выветрился.
- Будете? – спросил он девушек, те одновременно замотали головами. Тогда он повернулся ко мне:
- Если хочешь, конечно, никто не заставляет.
Я взял. Будь это игра сейчас нужно было бы сохраниться.
- Вот тебе мое настоящее произведение. Искусство вторично, играть нужно не на сцене, а в жизни.
- Я первый раз - не умею.
- Нужно отвинтить пробку, а потом выпей дым, как будто это какая-то жидкость, только потом возьми еще воздуха, чтобы получилась затяжка, подержи в легких и выдыхай.
Первое, что я почувствовал – как першит в горле, чешется внутри так, что я не смог бы смыть это ощущение водой. Через несколько минут меня начало накрывать. Я не помню, как это произошло, как человек не помнит, когда именно он уснул. Однако пока что я все видел и понимал для себя довольно отчетливо, насколько это может делать просто пьяный парень.
Не знаю, почему я это сделал. Антон был едва-едва моим знакомым, поэтому я же мог и отказаться. Меня никогда не волновало чужое мнение или то, что я буду хуже. Сделал просто так. Сделал, потому что думал, что человек, а тем более творческая личность, какой я себя тогда считал, должна это попробовать. Сделал, чтобы испытать себя на прочность, а получилось испытать реальность. Она исчерпывала себя с каждой последующей секундой, а я себя. Измотанные, мы в итоге смотрели друг на друга, зная, что уже ничем не удивим. Первый поцелуй, сигарета в школе, алкоголь и секс, к списку добавились наркотики. Я попробовал все, круг замкнулся. Равные по силе противники, я и реальность, столкнувшись однажды, уже никогда не разошлись бы, расходуя силы, побеждали друг друга снова и снова.
Сначала я смотрел на двух целующихся девушек, не могу сказать сколько это продолжалось, но, по-моему, я откровенно пялился на них. Мне срочно понадобился листок, я понял, что могу записать эти ощущения только сейчас, а утром уже все забуду.
Собраться с мыслями. Время прихода - 00:43. Это было последнее, в чем я был уверен наверняка.
Картинка начала двоится, или скорее разделилась на N-ое количество кусков, как будто смотришь телевизор, но так быстро листаешь каналы, или даже одновременно смотришь несколько сразу, что картинка искажается, зато ты получаешь в несколько раз больше информации. Так у меня обострился слух, зрение, вкус, обоняние и осязание, но к ним добавилось что-то еще, новые чувства, о существовании которых узнал только теперь. И их была бесконечность. Альтернативная реальность замелькала перед глазами, все, что я видел, раскладывалось на спектр цветов и снова собиралось вместе. Такие колебания порождали струны проходящие через все предметы вокруг. 
Сколько бы алкоголя ни выпил человек, следующую стадию опьянения можно предугадать, словно идешь по лестнице – одна ступенька за другой. Здесь лестниц было несколько, и они накладывались друг на друга, расщепляя пространство. Другой вариант вообще не предусматривал лестницы. Я пытался записать это, но руки не слушались, кроме того, моя ручка стала мягкой, как свеча, и таяла в руке. Таяло все вокруг, стены стекали обоями к полу, я ввалился в кресло, на котором сидел, оно плавно стягивало мою кожу. Я не мог сопротивляться, потому что руки набила вата – они стали мягкими и непослушными, но в то же самое время я чувствовал, как колотится сердце. Казалось, сосуды не выдержат и лопнут, все одновременно. Я саморазрушался по клеткам и срастался одновременно. Цепи ДНК распадались на фрагменты и обменивались кодом с внешним миром и снова собирались.
Нужно встать. Потерял Антона. Где я? Подняться я тоже не мог, так как книга, лежавшая на мне, где я пытался вести свои записи, придавила меня. Я боролся с ней в течение нескольких минут, как с кирпичом, пока наконец мой помутившийся рассудок осознал, что борьба происходит в голове. Наркотики напоминали американские горки – если сейчас ты чувствовал себя, как обычный человек, то через секунду тебя бросало в сторону метапространства, где приходилось барахтаться в киселе собственных галлюцинаций. После войны со своим подсознанием в голову пришло логичное объяснение происходящего – просто мозг судорожно пытался объяснить себе, что же все-таки с ним происходит – человек существует в трехмерном пространстве. «Это факт» - говорил мозг. Однако, что мешает поместить себя в пятимерное пространство? Шестимерное? Двадцатимерное? И так далее. От этой мысли стало легче, собственно, все вокруг так и происходило – распадалось делилось и снова собиралось, как будто я быстро листал книгу, не успевая заглядывать в каждый разворот, но при этом успевая прочитать его.
Представим кадр в кино. За одну секунду человек воспринимает на видео 24 таких кадра. Хорошо. То есть, если взять один кадр, время его условной жизни будет 1/24 секунды. Следовательно, два кадра не могут существовать одновременно иначе бы в одном пространстве было два одинаковых предмета. Два человека, два дерева и две Москвы. Либо они сосуществовали всегда, но люди не знали об этом, либо существуют тысячи измерений для каждой возможной фазы каждого живого и неживого объекта.
Либо и то, и другое.
Страшно стало, когда время пошло назад длилось это не долго, минут десять. Но я думал, по крайней мере время определено и является осью, по которой можно двигаться. Осей было несколько и в математическом измерении они разбросаны в хаотичном порядке.
Можно представить мир как пространство. У ребенка оно чистое и ничем не затуманено. Наркотик ставит точку в этом пространстве, которая выполняет роль черной дыры, искажающей мир. А поверхность нашего мира – это плоскость, проще говоря земля, по которой мы ходим. Но только через три точки можно провести одну единственную плоскость, поэтому я дунул еще дважды.
Внутренности давали на ребра, от смеха рвался живот. Не уверен, что оказался на улице, потому что возможно ее никогда не существовало, как и дома. Нет понятий «в» и «из», только «до» и «после».
Я начал понимать, видя лица вокруг, какое на самом деле это поколение, потому что сейчас в полной мере испытал это на себе. Они пьют, курят, ругаются, и только и думаю, как потереться гениталиями. С другой стороны, я сам был неотъемлемой частью этого мира. А чего вы хотели? – впрочем, я точно не знал к кому обращаюсь. Но ведь чего хотело от нас общество? Чтобы мы ходили счастливые и всегда улыбались. Брали кредит, создавали семью, делались ячейкой общества. Посмотреть на этих разжиревших людей по телевизору. А чего они так все улыбаются, вы задумывались? Они делают все, чтобы твоя жизнь выглядела как гребаный праздник. Показываются тебе шоу, чтобы не пришлось думать.
То, что делали мы – это был протест. Глупый, нелепый и саморазрушительный. Но лучше так, чем жить до старости и кончать как они. Акт самосожжения, перфоманс, если угодно. Но ведь лучше так, верно?
Наши звёзды умирают, не успеваем мы повзрослеть.

***
Одна девушка подарила мне цветок.
Я ухаживал за ним, удобрял и поливал, но он все равно погиб. И я вспомнил сколько за жизнь я мял, рвал и резал травы и листьев, когда был на даче, шел по улице. Подумать только, ведь иногда наступаешь на них, даже не замечая, а я и один не смог вырастить. Наверное, есть кто-то, кто посадил все эти цветы и сорняки, дубы и траву. Он один ухаживал на ними за всеми, и у него получилось, в отличие от меня. Это правда талантливый садовник…
- Эй, ты чего?
 Я приоткрыл глаза и увидел лицо Жени. Он не дал мне отключиться.
- Я спал?
- Не, вроде, - он сел рядом.
Женин отец – полицейский, по крайней мере был им, работает ли он сейчас в государственных органах я не знал, потому что с Женей общался мало и не тесно, к сожалению, как я думаю. На всех вечеринках Женя всегда старался уснуть последним, он советовал всем ложиться на живот или бок, чтобы не захлебнуться в собственной рвоте, а потом ходил от человека к человеку, проверяя дышит ли он.
- Сколько времени?
- Надо говорить: «Который час?» - он не был занудой, а делал это из дружеской вредности.
- Да иди ты.
- Пять утра.
- Все-таки ты разбудил. – утвердил я.
Меня отпустило, даже как-то странно. В комнате мы были одни. Мебели тут не было, только какие-то коробки. Значит, я лежал на полу, поэтому все тело так ломит. Похоже меня продуло.
- Где все? Вы на заливе были? – спросил я.
- Да, там, где-то хотят.
Я так и не понял, что это значит. Надо было мне спать до утра. Или я правда не спал, а лишь находился в оцепенении. Как много он видел? Что он знает?
Я посмотрел на Женю. Может он тоже принял? 
- Там у Антона… гаш на третьем этаже. – Я это сказал вслух или только подумал? Нет, я все еще под кайфом.
Женя не ответил, а может не услышал. Все же он был пьяный и едва различал звуки. Все сегодня ночью были такими кто-то больше, кто-то меньше.
Мне захотелось во двор, и я ступил на мягкую, неровную землю – всяко приятнее холодных досок дома.
Костер не потухал. Костя стоял возле него подкладывая новые и новые паленья. Пламя горело ярко, языки вырывались высоко над землей, разгоняя темноту вокруг. В стороне, в беседке, которую я раньше не замечал, сидели люди и играли на гитаре. Это походило на картину цыганского табора – все свободные от предрассудков и счастливые.
Я подошел к костру. Костя молчал, а мне говорить не хотелось. Язык умер во рту и не шевелился.  Если мне не изменяет память, подошел Боря и начал что-то громко говорить. Он стоял совсем рядом, но слов я не понимал. Он был недоволен, а я радовался, что говорил он не мне, а Косте.
Оказалось, Костя зря подкладывал дрова – в зале пеклась картошка, но теперь, по-видимому, сгорела. Костя и Боря стали ворошить пепел палками. Выковыривая из-под горячих завалов редкие опаленные картошины. Они походили больше на угольки, чем на овощи. Пока я смотрел на работу ребят, я подумал, что им надо было поступать в МЧС и спасать так людей из пожара. И хотя Боря недовольно покрикивает, из них получилась бы отличная команда. Вот они собрали все, что смогли и понесли в беседку.
Я остался стоять один. Огонь завораживал и для моей онемевшей кожи не казался уже горячим. Захотелось его потрогать, но я знал, что в реальном мире это оставит ожег.
Я вспомнил, пока мог, все, что произошло за сегодня: заправка, Даня и Надя, ребята, еда, алкоголь, Лия, поцелуй у реки, наркотики. Захотелось сохранить это в своей памяти, чтобы мысли остались частью меня, но я также знал, что это невозможно.
И думал о всех, кто сегодня приехал сюда. Мы могли стать танцорами, художниками, музыкантами, но мы решили употреблять наркотики и стали ими всеми сразу, правда только на время. Нас никто не выбирал, но это было и не нужно. Мы просто объявили себя королями этого мира. Мы герои одного дня – We can be heroes just for one day – громко горим, как кометы, пока не иссякнем.
Я уже развернулся, чтобы пойти и попросить кого-нибудь сыграть Дэвида Боуни на гитаре, но тут мне навстречу вышла Надя.
- Увидела, что ты один, - объяснила она.
«Она знает или нет? И если нет, нужно ли говорить?» - подумал я. Веди себя естественно. Наверное, ей не обязательно все знать сейчас. Я боялся, что, если скажу ей, она будет думать обо мне плохо. Наркотики отделяют тебя от остальных людей. Ты не падаешь и не взлетаешь, ты становишься другим.  «Вдруг по тебе и так все видно?» Я чуть пододвинулся, как бы уступая место, а на деле прячась подальше в тень. Если и видно, всегда можно сослаться на алкоголь.
- Да, я хотел подумать, правильно ли все, что мы делаем.
- Ты про такие вечеринки, алкоголь и курение?
- Нет, я про все. Понимаешь, о чем я?
- Да.
- Правда?
- Да, я серьезно, - Надя сонно засмеялась, наверное, без алкоголя и наркотиков ночь кажется еще длиннее. Как было бы здорово не спать совсем, сколько всего можно было бы сделать и успеть.
- Я не знаю, как жить. Как сделать выбор…
- Делая выбор, ты всегда ошибаешься, но не потому, что ты неудачник, а потому что выбор и есть ошибка. Его не должно быть. Оставайся на распутье – и это твой путь, это твоё правильное решение. Знаешь почему? Потому что выбирая из двух одно, ты автоматически отсекаешь другое. -она немного помолчала. – А сейчас я пойду спать, ты идешь?
- Иду.
В одной комнате сдвинули три кровати, получив таким образом шесть или восемь спальных мест. Ложились как попало, но старались, чтобы места хватало всем. Поэтому тех, кто уже спал двигали и теснили.
Я спал прямо в одежде, как и все, накрывшись не пойми чем, поэтому под утро замерз.
Утро наступило в 11. Кто-то настойчиво теребил волосы на моей голове. Подействовало это не сразу. Я долго мычал и отмахивался, пока наконец не приоткрыл воспаленные, красные глаза. Надо мной стояла Лия. По ее жестам, а не словам, я понял, что она принесла пальто. «Ты не могла просто положить?»
- Ты чего? – пробормотал я, стараясь подобрать растекшиеся за ночь слюни.
- Я уезжаю. – Ответила она и, предугадывая мой вопрос, освобождая меня от трудности произношения, добавила. - На электричке.
Я потянулся. Надо собраться.
- Подожди… я с тобой, ты… знаешь где станция?
Тут я закашлялся.
- Тогда вставай, поезд через 40 минут. – Поторопила она.
Я дернулся и задел лежащего рядом человека. Попрощаться с Даней и Надей… но их нигде не было, точнее я не мог их найти. Это было правда трудной задачей, с учетом того, что, сделав два шага по комнате, я чуть не рухнул на пол. Среди раскиданных шмоток нашлась нужная обувь, я почти ничего не брал, когда ехал сюда, поэтому быстро похлопал себя по карманам, проверяя телефон и документы. Где-то моя записная книжка. Все цело.
После наркотиков нет похмелья, как после алкоголя, но мой язык все равно прилип к небу и не хотел слушаться, хотелось пить, лежать и не думать. В доме и вокруг него были разбросаны бутылки и всякие шмотки. Те редкие люди, кто уже встал, не говорили с нами, а бесцельно бродили по участку, плевали с обрыва или пили чай и воду.
Я впервые увидел дом трезвыми глазами, рассмотрел кирпичные линии, каждую впадину и трещину. Я был расслаблен и вял, как после бани, только после нее ты чист, а мне страшно хотелось в душ. Кто-то шевелился в комнате, но я не заглянул за дверь, все действия, казалось требовали слишком много усилий. Я предложил Лии посидеть пару минут. В это время тщательно разминая воспаленные веки и пытаясь прийти в себя.
Я не любил носить солнечные очки, но сейчас они бы были, кстати, чтобы скрыть мои зрачки и налитые кровью белки. Стало не по себе при мысли, что на вокзале, куда мы направлялись полицейские увидят меня в таком виде.  Пора идти.
Закрыв, за собой калитку, мы поспешили по проселочной дороге, дальше от дома. Весь путь Лия снова молчала, как и тогда вечером, но только теперь она скорее была погружена в мысли о прошлой ночи.
К самой станции приближались уже почти бегом, потому что опаздывали. Гудок электрички раздался из-за дугообразного поворота. Лия забралась на станцию первая, я следом по бетонным ступенькам.
Вагон был пуст – все, кто ехал на работу в город, делали это на более ранних электричках. Мы сели лицом по направлению движения. И только сейчас я разглядел свою спутницу внимательнее. На щеке и вправду была розовая родинка, чуть правее, для смотрящего на нее, над пухлой губкой. Красивая девочка. Она по-детски провела ладонью по щеке и несколько раз моргнула. Уставший взгляд Лия опустила на ноги, сведенные вместе. Русые волосы локонами падали на лоб глаза и плечи, но она как бы смирилась и перестала их поправлять.
Нас сближало то, что мы оба пережили эту ночь. Всем космонавтам покинуть борт корабля. Через саморазрушение мы движемся вперед, но к чему?
- Ты домой?
Вместо отвела она кивнула.
- На какую тебе станцию метро?
Она промолчала и, положив голову мне на плечо, закрыла глаза. Ноги она поджала под себя, а правой рукой держалась за мою ладонь:
- Я посплю, можно?
Я прижался щекой к ее макушке. Лия почти сразу засопела. От ее волос пахло дымом и лесом.

Андрей Швед
04 июля 2018