я полюбила бандита

написан рассказ в соавторстве с Ольгой Кострыкиной
http://www.proza.ru/avtor/anapa59



Оранжевый шар луны зацепился ущербным краем за антенны соседней высотки.  Ветер стих, угнездившись в кроне старой липы. Уличный фонарь таращил жёлтый пыльный глаз в занавешенное окно третьего этажа, трогал лучом проём открытой балконной двери, как будто хотел разглядеть тайную жизнь её обитателей.

Странная огромная тень бесшумно налетела на фонарь, с фонаря перетекла на липу, отразилась в лобовых стёклах иномарок и затерялась в чёрном провале слепого окна. Гигантская птица бесшумно опустилась на перила балкона, сложила крылья, напоминающие старинные опахала, и упала в сумрак спящей квартиры.

- Ууу, злодейка, летает, жертву ищет.  Чует, что срок близится, - в соседнем окне дрогнула занавеска. Маленькая фигурка, заторопилась к двери, выставив вперёд руку, боясь налететь на невидимую преграду.

- Бабушка Уля? Ты чего? – девчачий голос застал старушку врасплох. 

- Спи, спи, внучка. Это я так, водички попить. Истомилась во сне-то.
Заскрипели пружины кровати. 

- Грехи наши тяжкие. Спаси Господи и сохрани люди твоя, - женщина перекрестилась, зевнула, поворочалась с минуту, пошепталась и затихла, уходя в сон.

***

«…Больше терпеть нету силы, больше терпеть невозможно.
Боже, какой он красивый. Как же любить его сложно…»

Сонная тишина, царившая во дворе старой девятиэтажки, взорвалась барабанным боем динамиков. Кот, старательно вылизывающий яйца на подоконнике второго этажа, с перепугу свалился вниз на кусты сирени. Пацаны, гоняющие мяч на спортплощадке перед домом, остановились и с любопытством уставились на шикарный внедорожник. Бабки на скамейке замолчали, как по команде повернули головы.

«…Мамочка, что с нами будет. Я полюбила бандита.
Но он не знает ничегоооо…»

Заключительным аккордом взвизгнули тормоза. Возле первого подъезда остановилась иномарка с тонированными стёклами. Оттуда не спеша вылез молодой мужчина, лет тридцати, не больше. Широкий в плечах, под два метра ростом, в роскошном костюме с распущенным галстуком и с такими манерами, будто он везде как дома и всему хозяин.

Мужчина прищурился, сплюнул под ноги, постукал ногой по каждому колесу и открыл капот. Капот моментально перетянул на себя внимание праздношатающегося мужского контингента двора. Так в фильмах про зомби, мертвяки, почуяв жертву, медленно поворачивают головы, не торопясь следуют в сторону звука. Хозяин машины уставился в ее недра, с удовольствием созерцая металлические и пластиковые внутренности. Вскоре его окружили мужики, сосредоточенно тыча пальцами под капот и что-то жарко обсуждая.

-  Молодой человек, здесь вам не дискотека. Выключите…

Белая голова в смешной драповой шляпке с драповым цветком на боку высунулась в раскрытое окно второго этажа.

- Отвали, плесень, - хрипло огрызнулся обладатель чёрного джипа, пересёк дорожку и скрылся в подъезде.

***
Лика в первый же день натёрла ноги новыми босоножками. На городской улице она ещё как-то терпела боль, но войдя во двор, поспешно скинула обувь и пошла босиком по согретым солнцем квадратикам тротуарной плитки.
В подъезде холодный кафельный пол приятно остудил ступни.
Лика услышала, как разошлись двери лифта.

- Не уезжайте! – закричала она и помчалась к лифту, рискуя поскользнуться на гладком кафеле.

Между дверных створок вылез огромный чёрный туфель с квадратным носом. Лифт зашипел, дёрнулся, попытался его раздавить. Не получилось. Недовольные створки нехотя разъехались.
Перед самыми дверями Лика всё же поскользнулась, влетела в лифт и, чтобы не упасть, инстинктивно ухватилась за то, что было рядом. Двери медленно сошлись, и лифт поехал. Лика держалась обеими руками за полы шикарного коричневого пиджака.

- Ой! – она отдернула руки и подняла голову.

Двухметровый верзила смотрел ей прямо в глаза, игнорируя открытый топик и длинные красивые ноги, выглядывающие из-под короткой юбки.
Лика смутилась, покраснела и тут же разозлилась:

- Чего уставился?

Мужчина ухмыльнулся:

- Тебе на какой?
- Четвертый.
- Придется спускаться. На шестой едем.
- Так и будешь смотреть?
- Угу. Ну и глаза у тебя – два озера. Тонуть - и то сладко.

Лика еще больше смутилась и не нашлась, что ответить. Лифт остановился, мужчина вышел, развернулся, и пока двери снова не закрылись, смотрел на Лику, едва заметно улыбаясь, будто дразня ее.

***

- Ульяна, нет, ты слышала? Это быдло назвало меня плесенью! Меня - народную артистку Советского Союза, Аполлинарию Генриховну Семикрылову, ученицу Мейерхольда! Да я всех генсеков пережила, НЭП застала… - высокая, костлявая старуха упала в кресло, раскинув руки и закатив глаза.

- Ах ты, Божечки, да не принимайте всё так близко к сердцу, Аполлинария Генриховна, – шустренькая, востроносая женщина лет шестидесяти, держала в руках ножницы и портняжную ленту.

Аполлинария резко выпрямилась, так же резко повернула голову и замерла, вперив возмущённый взгляд в подругу.

- Это же бандит! Уля, ты разве не видишь? Сталина на них нет!
Все повадки Аполлинарии: то, как она замирала, уставившись на человека или внутрь себя, алые губы, собранные в гузку на старом сморщенном лице, ее бесцветные косматые волосы, выбивающиеся из-под шляпки, - всё делало ее похожей на птицу.

- Ну, уж вы скажете, Аполлинария Генриховна. Почему сразу бандит? На нем не написано, кто он и что. А я вот третьего дня с соседкой нашей, Танечкой, беседовала. Так она сказала, что на шестом этаже квартиру продали. Жилец новый у нас. Дай Бог, милый, тихий, в летах. Как и все в нашем подъезде.

- Оставьте, Ульяна Фёдоровна, – в минуты сильнейшего раздражения и неудовольствия Аполлинария переходила с подругой на строгое «вы». - Держите ваши домыслы при себе. Кого вы называете милыми? Этого глупого трясущегося старикашку из первой? Или эту необъятную бегемотиху из седьмой. Когда я служила в Большом, нас...

Громкий, резкий звонок прервал монолог. Аполлинария по-птичьи дернула головой, упершись немигающим взглядом в дверь, с места не двинулась. 

Ульяна Фёдоровна подскочила, осторожно положив шитьё на кровать, засеменила к дверям.

В комнату влетела черноглазая, шоколадно-смуглая девушка. Увидев гостью, ойкнула и степенно поздоровалась.

Аполлинария вскинула брови. Драповая шляпка на ее голове покачнулась, но не слетела, видимо, была приколота шпильками. Старуха с пристрастием оглядела девицу, повелительным жестом велела сесть рядом.
Та смущённо улыбнулась, опустилась на краешек дивана.

- Откуда в твоём роду такая смуглянка? - Аполлинария смотрела на девушку сквозь очки в старинной прямоугольной оправе, но вопрос обращала к Ульяне.

Портниха вдруг засуетилась, стала собирать в шкатулку мелки, нитки с иголками:

- Дочь моя... Маша, в шестнадцать лет из дома-то первый раз убежала. Мы с мужем под Тулу ездили, вызволяли её из табора. Силой увезли. Влюбилась она тогда. А первая любовь, она ж какая? Тут хоть плёткой бей, хоть кол на голове теши. Уезжать не хотела. Только уговорили мы её, дурочку беременную, пообещали, что и цыгана её примем. Но не приехал он к Машке. Ищи свищи этих горе-отцов по стране, где ж они таборуют. Зато вот Анжелика у нас такая краса выросла.

- Хм, - Аполлинария криво усмехнулась. - Пойду к себе, Уля. Устала. Ты про шляпку не забудь, к четвергу обещалась. Мероприятие важное у меня. В театр зовут, – легко поднявшись, прошествовала к двери.

- Да вот прямо сейчас и сяду пороть да заново кроить. Журнал-то с фасоном шляпки вы куда положили? А, вот он. На полочке. Красивый фасон. И тулья с нашитой бейкой вам к лицу будет. Да вам всё к лицу, Аполлинария Генриховна. Уж сколько лет вас обслуживаю. Шить на такую даму – одно удовольствие.


***

Вечером другого дня Лика вышла из подъезда. Было часов девять, стемнело.  Уличные фонари, выстроившись в цепочку, заступили на ночную вахту. Лика снова вырядилась в короткую юбку, выставив стройные, длиннючие ноги на всеобщее обозрение, волосы распустила.

Эти ноги, которым завидовали все девчонки с курса, обутые в шпильки, и лишь символически прикрытые мини-юбкой, гордо вышагивали по мостовой, направляясь в клуб. Черные волосы разметались по плечам, а надушилась Лика так, что учуять ее можно было метров за двадцать. От радостного предвкушения танцев и бесшабашного веселья у девушки сладко заныло сердце.

Повернув за угол дома, она врезалась во что-то. Чуть не упала. Вскрикнула, отступила. Перед ней, шатаясь, стоял высоченный мужик. Одной рукой упирался о стену, а другой обнимал себя, как будто у него прихватило живот.

- Вам помочь?

Мужчина поднял голову, и Лика узнала незнакомца из лифта.
Взгляд у него был мутный: Лику он как будто не видел, смотрел поверх ее головы, словно выискивая кого-то в кронах деревьев.

- Где ты живешь? – Лика попыталась заглянуть ему в глаза, но ничего не вышло.

Незнакомец отлепился от стены, покачнулся и чуть не упал. Она поднырнула ему под руку, присела под его весом, но устояла.

Мужчина испуганно озирался.

- Тут… – он оторвал руку от живота, похлопал по стене дома.
- Знаю, знаю. Ты на шестом, я на четвёртом. Давай провожу, а то сам не дойдёшь.

Мужчина кивнул, и они осторожно двинулись вдоль фасада. Лика скинула каблуки, сунула туфли в сумочку.

Идти стало легче, хотя теперь она стала ниже ростом. Странный мужик временами заваливался на неё, приходилось останавливаться, опираться на стену, чтобы не упасть обоим.

Затащив его сначала в лифт, а потом на площадку шестого этажа, Лика помогла незнакомцу открыть дверь и вошла вместе с ним. Он оперся о стену и сполз на пол, стал стягивать с себя пиджак. Тот был весь в белых перьях и таком же белом пуху.

- Пчха! - разнеслось по квартире.

- Аллергия на перья, – как будто оправдываясь, пробормотал он и зашвырнул пиджак в дальний угол прихожей.

- Пчха!

И тут Лика увидела, что его руки изодраны в кровь, несколько порезов на лице и там, где он прижимал рукой, рубашка вся промокла от крови.

- Кто же это тебя так?

Лика присела на корточки, и мужчина впервые осмысленно посмотрел на нее.
- Кто-кто... конь в пальто. Скажи кому – не поверят. Сам бы не поверил, - он поднялся с трудом и стал шарить по карманам. – Чччёрт, курить охота.

- Кони так не царапаются, - Лика усмехнулась, вытащила из сумочки тонкие дамские сигареты, молча протянула ему. – Познакомимся?

- Коля, – взял сигарету, щелкнул зажигалкой.

- Анжелика. Для друзей - Лика, - она протянула руку, и Николай осторожно пожал ее.

- Кони не царапаются. Да... - Николай закурил. Пальцы предательски подрагивали. - Зато птицы озверели. Не, ты представь... иду, никому не мешаю, музыку слушаю, а она на меня спикирнула откуда-то с крыши и давай клювом долбить…

- Кто спикирнул? Птица?

Лика прошлась скептическим взглядом по его фигуре – вверх-вниз, вверх-вниз.

- А я тебе о чём? Птеродактиль, бля. Лапищи - как сабли. Рубашка в лоскуты,
- Николай сморщился от боли, затянулся, закашлялся. – Огромная. Клювом, сука, в шею метит.

- Коля, а ты случаем не того? - Лика смотрела с подозрением. - Не пил с утра? Где ты видел птичек с саблями?

- Не пил! - рявкнул Николай. 

Лика вздрогнула и отступила.

Он жадно затянулся, стряхнул пепел прямо на антикварный стол.

- Огромная, белая птица. Вот такая, - Николай раскинул ручищи в стороны и замер, глядел прямо на Лику – в одной руке дымился окурок. Между ладонями было около метра.

- Ладно... птица так птица, - Лика пошла на кухню. - Ты потерпи... я сейчас... Можешь лечь.

- Не… я тут посижу, – Николай зашёл в комнату, плюхнулся в огромное кожаное кресло.

Оно стояло у стены с фотообоями, на которых ночной волк в шлеме и коже нёсся на взбесившемся байке прямо на тех, кто находился в комнате.

- Да где ж аптечка в этом доме? - было слышно, как Лика выдвигает ящики и с силой задвигает их обратно - А... вот... нашла.

- Будет больно, - Лика зубами помогла себе отвинтить крышку с пузырька с перекисью водорода. Она осторожно промокнула салфеткой выступавшую розовую пену.

- Оооо, блллллллллллль... - Николай скрипнул зубами, - Ничо... не обращай внимания, мажь.

Лика ватной палочкой смазала йодом порезы и царапины на руке и груди Николая, осторожно закрыла повязкой самую глубокую рану на животе. Аккуратно прилепила два пластыря – на шею и на правую скулу, уже подернутую жесткой щетиной.

- Вот и всё, - Лика собрала в кучу окровавленные салфетки и подтёрла капли перекиси. - Жить будешь.

Николай тяжело поднялся, держась за косяк, Лика уставилась на его спину.
- Ахринеть!

- Что не так? - он резко обернулся. - А, ты про наколку.

На его широченной спине красовался огромный крест. Начинался у шейных позвонков и заканчивался где-то под брюками.

- Классная тату! - Лика восхищённо цокнула. – Где такую набивал? Дорого, наверное?

- Да не, - Николай надел футболку, снова опустился в кресло. - Недорого. Два года.

- Чего два года?

- Два года на зоне, - он бросил на Лику испытывающий взгляд.

Она уселась на диван, закинув ногу за ногу, уставилась на стену, сосредоточенно разглядывая волка на картине.
- Нравится? – спросил он.
- Ага. Хочу такой байк.
-  И я хочу. Но только чтоб мы с тобой на этом байке. Не испугаешься?
- С тобой не страшно.
Лика наконец решилась посмотреть Николаю в глаза.
- Ты милый. Но царапины эти странные...

Лика сняла с шеи кулон, медленно подошла к Николаю. Смущенно улыбнулась, присела на подлокотник.

- Мне его бабушка подарила. Это оберег. Беду отводит, - Лика осторожно надела кулон ему на шею.

- Вообще-то я сам кого хочешь в беду по уши затолкаю, - Николай протянул руку, но не успел коснуться Лики.

- Не снимай его, - она легко вскочила, словно что-то вспомнила, и поспешила к дверям.
- Мне домой пора.

***

Николай не спал всю ночь. Не считать же сном два часа полузабытья, в которые ему привиделся пережитый вечером ужас.

С утра, злой и невыспавшийся, слонялся по пустой квартире. От душевной муторности хотелось материться. Он достал из холодильника минералку и отпил в несколько глотков половину полторашки. Пузырьки газа прогнали тошноту и непонятную кислость во рту.

- Так недолго и мозгами потечь! - Николай схватил брелок с ключами, захлопнул дверь, не дожидаясь лифта, слетел вниз и вышел из подъезда. Сел в раскалённый салон, включил кондиционер и с места рванул со двора. Визг тормозов в который раз испугал кота Аполлинарии Генриховны, и тот не замедлил свалиться в кусты.

Николай нёсся по МКАДУ, умело обходя всех, кто, по его мнению, еле тащился и только мешал движению. Врубил любимый диск.

«Что же теперь скажут люди. Сердце навеки разбито.
Мамочка что с нами будет. Я полюбила бандита…»

Быстрая езда немного сняла напряжение, но мысли раз за разом возвращались к вечернему происшествию.

Почему монстр в перьях средь бела дня напал именно на него. Что гигантская птица ему не привиделась, Николай не сомневался.

Николай свернул налево и через пару километров оказался на берегу Клязьмы. На той стороне реки, словно взбираясь на гору, толпились щёлковские многоэтажки. Левый берег, поросший ивняком и редким мелколесьем, давно был облюбован Николаем. Сюда они с друзьями приезжали на шашлыки. Заодно и купались в чистой Клязьме.

Оставив машину под молодой берёзой, росшей чуть внаклон, Николай не спеша разделся, сложил вещи на траве, придавив чистым валуном.
Речка в этом месте делала крутой изгиб, между сваями моста и пологим берегом образовалась небольшая спокойная заводь. Там всегда было прохладно, а вода была чуть теплее, чем в остальной части реки. Народ эту часть берега посещал неохотно. Вот и сейчас, кроме Николая, на берегу никого не было.

Рука нащупала шнурок.

- Оберег. Бабская штучка… - Николай рассматривал костяную то ли пуговицу, то ли пластину. – А, ладно… висит – есть не просит.

Николай вразвалочку пошёл к воде.
Он долго нырял, кружил, выпрыгивал из воды почти по пояс, снова погружался, отхаркивался, пытался через резкие движения сбросить напряжение и прогнать тревожное состояние.
Устав, не спеша вернулся на берег, попрыгал на одной ноге, выливая воду из ушей.

Достал из багажника старый плед, расстелил на траве, лёг, блаженно раскинул руки и закрыл глаза. Солнце только краешком задевало эту сторону берега. Прогретый ветер обдувал лицо.
Николай постарался отрешиться, чувствуя, как постепенно успокаивается. Мысли о происшествии улетучились, сонная истома овладела телом.

Вдруг Николаю показалось, что над тем местом, где он лежал, набежала и остановилась туча. Солнце, которое только что щекотало лучом макушку и пыталось проникнуть за ресницы, как будто переместилось. Световые блики перестали бить по глазам.

– Чёрт, кого там притащило? - Николай лениво приоткрыл глаза и, как ошпаренный, вскочил с покрывала.
Огромная белая птица, похожая на сову и орла одновременно, но раз в пять крупнее, с черным оперением на мощной шее, широко расставив крылья, падала прямо на него. Та самая птица.

Николай растерялся и не успел увернуться от удара. Злобная тварь с клёкотом набросилась на него и опрокинула на песок. Одной рукой он прикрыл глаза, второй попытался скинуть с себя летающую гадину.

- Пчха! – ненавистные перья были прямо у его лица.
 
Птица яростно щелкала клювом, метила в шею, скользила лапами по груди, оставляя глубокие борозды царапин, которые тут же наливались кровью.

- Бля! Что это...? Пчха! - Николай защищался одной рукой, не оставляя попыток столкнуть птицу на песок.
Чудовищное создание забило крыльями, поднялось на крючковатые лапы, и со всей силы клюнуло его в шею, но промахнулось, попало в мощную квадратную челюсть. Николай успел опустить подбородок, годы занятия самбо не прошли даром. Боль прошила, добравшись, казалось, до самого мозга. Промелькнула мысль: останется шрам... ну и фиг с ним, лишь бы живой…

- Вот сука! - Николай схватил птицу за обе ноги, злость придала ему силы. Его хриплый крик превратился в вой.

Птица вырывалась, била крыльями, продолжая полосовать его когтями по животу, а клювом попадая то по груди, то по рукам. Николай старался не поднимать подбородок, защищая самое уязвимое место – шею. Несколько ударов пришлись в голову.

Сквозь собственные крики, хлопанье крыльев и жуткие вопли огромной твари, он вдруг услышал странный звук, будто раскололи орех. Сразу стало легко дышать, птица в его руках обмякла. Он отбросил ее от себя и вскочил.

Глаза от попавшего песка слезились. Николай проморгался.
Рядом с ним на песке, раскинув бесстыдно тощие ноги, лежала голая Аполлинария Генриховна.

Николай опешил, осмотрелся вокруг. Птицы как ни бывало. 

- Не губи, милок. Отпусти по-хорошему.
- Вы че тут…? Вы откуда? – Николай озирался, вытирая кровь с лица. Рана на голове всё еще кровоточила, заливала правый глаз, мешала смотреть.
- Вас обокрали?

Он наклонился и хотел помочь Аполлинарии подняться, шнурок оберега коснулся её тощей груди.

- Ааааа, изыди! Убери! Жжжёт! - старуха молотила в воздухе руками и ногами, будто отбивалась от пчелиного роя.

К ужасу Николая, её лицо стало меняться, нос удлинился и окостенел, а из тела, как черви, полезли мокрые перья.

- Ой-ё!

Николай отскочил от бабки, и тут же метаморфоза прекратилась, перья будто бы усохли и отвалились, лицо стало прежним. Старуха стонала и хрипела на вдохе, словно ей не хватало воздуха.

- Не-тронь-ме-ня, - просипела и повернулась на бок.
- Колись, бабка, это че за хрень?
- Если расскажу, отпустишь? - в ее странных глазах промелькнула надежда.
- Отпущу, - пообещал Николай, хотя никак не мог взять в толк, как же он удерживает ее.

Аполлинария попыталась подняться. Для этого она с трудом перекатилась и встала на карачки. Выглядело это жалко. Николай вновь шагнул к ней, протянул руку, желая помочь.

- Не подходи! - старуха снизу-вверх смотрела на Николая. - Накинь на меня что-нибудь.

Николай рывком дёрнул плед, отряхнув его от песка и, как попону на лошадь, набросил на голую спину Аполлинарии.

- Спасибо, я всегда говорила: воспитанного человека узнаешь по поступкам, - Аполлинария заискивающе глянула в глаза Николаю, уселась, запахнувшись в плед.
- Ты это... Не гони, бабка, - непонятная ситуация действовала ему на нервы. - У меня глюки или ты была птицей?
- Была, была. Вторая тысяча годков пошла, как я птицей оборачиваюсь, чтобы жизнь себе продлить.
 - Сколько? Тыыща? - Николай выпучил глаза, сделал два шага назад, запнулся о корягу и чуть не упал. – Почему я? Где дорогу тебе перешёл?

Аполлинария вдруг похолодела взглядом, как-то враз приосанилась, плотнее закуталась в плед.

- А мне дела нет до тебя. Ты подвернулся, тобой и пожертвую, чтобы еще сотню лет прожить. Первый раз сорвался, второй раз не упущу. Дело принципа.
 
- Принципы?! Кому угрожаешь? Да я тя придушу на хер, тварь!

Старуха с трудом поднялась, глядя на Николая зло и угрюмо. Отбросила ненужный плед. Её тело стремительно менялось – ноги вмиг усохли и укоротились, волосы с головы осыпались, перья, разрывая кожу, пробивались наружу.

Николай озирался в поисках хоть какого-нибудь оружия. Ему не хотелось еще раз с голыми руками вступить в схватку с крылатой тварью. Под ногами увидел втоптанный в песок кусок костяной пластинки от амулета. Не спуская глаз с птицы-старухи, быстро наклонился и поднял потерю.

Старуха скривилась и застонала. Голова её затряслась, руки, которые теперь больше походили на крылья, свело судорогой, пальцы растопырились, словно уродливые куриные лапы.

- Что ты... сынок, я пошутила, - голос её стал скрипучий, срывался на визг. - Давай договоримся. Только не подходи... и убери это, - Аполлинарию перекосило, она заслонилась обеими руками-крльями от Николая, как от слепящего солнца.

- Ты мне баки не вкручивай. Не люблю. Давай по делу.
- Николай... Коленька, я жить хочу. Не нажилась ещё.
- Я при чём?
- При том. Донором станешь.
- Чеееего? Бабка, ты рехнулась?
- Выслушай... мне кровь твоя нужна. Без свежей молодой крови в новую оболочку не влезть, - Аполлинария облизнула тонкие губы и сделала два шага в сторону Николая.

- Ох*ела?!

От одной мысли, что эта гадина присосется и будет пить его кровь, Николай почувствовал дурноту, за ней – раздражение, а за раздражением пришла ярость.

Он прыгнул на Аполлинарию, уронил её, подмял под себя. Она впилась острыми ногтями ему в лицо, а он исхитрился ухватить её за тощую шею двумя руками и начал душить. Когда медальон касался впалой груди старухи, она истошно вопила, скрюченные пальцы оставляли на его щеках кровавые дорожки. В какой-то момент Николай не выдержал, на мгновение ослабил хватку. Бабка-птица тут же ринулась из-под него, и пока Николай соображал, что происходит, обратилась огромной белой птицей и взмыла в воздух.


Николай прыгал на одной ноге, пытаясь второй попасть в брючину. Натянув штаны, схватил остальные вещи, забросил их в багажник. Забравшись в машину и заблокировав двери, он вцепился в руль и несколько минут сидел не шевелясь. Оцарапанные щёки горели, рана на голове продолжала сочиться кровью. На грудь и руки было страшно смотреть.

Николай наклонился и глянул на себя в узкую полоску салонного зеркала.

- Ну и рожа…

Рука нащупала амулет.

- Лика! Вот кто всё знает.

Николай на малой скорости осторожно поднялся на прибрежный бугор, выехал на шоссе и погнал в город.


***

- Тебя что, к звонку приклеили? О, господи! Опяяять? - Лика испуганно попятилась, увидев Николая, голого по пояс и всего в крови.


- Не опять, а снова. - ухмыльнулся Николай. - Умыться можно?

- Проходи. - Лика отступила в кухню, щёлкнула выключателем. - Ванная там.

- Вторая серия фильма ужасов. Расскажу - не поверишь.

- Опять птица?

Николай набирал воду горстями и кидал себе в лицо и на разодранную грудь. Громко фыркал и тряс головой.

Лика замерла в проходе.

- Ты как лошадь на водопое, - засмеялась она. - Вокруг тебя уже озеро.

- А ты не смейся, лучше полей на спину.

Лика перехватила лейку душа, стала смывать со спины Николая песок, помогая себе ладошкой. Она чувствовала, что этот чужой мужчина за два дня стал вдруг для нее родным и не только. От этого «не только» сладко ныло в груди.

- На полотенце и пойдем. Снова буду тебя лечить.

Он вытерся, вышел из ванной.

- Ты прям боевая подруга.

Она стояла в узком коридорчике, спиной к стене. Николай оперся о стену обеими руками так, что Лика оказалась аккурат между ними.

- Но-но, раненый, - Лика поднырнула под его левую руку и направилась в кухню. - Притормози.

Она придвинула табурет к Николаю, а сама стала сосредоточенно рыться в коробке с лекарствами.

Николай опустился на табурет.

Лика осторожно, со знанием дела обрабатывала его раны, стараясь не смотреть в глаза.

Вдруг он схватил ее за руку, потянул к себе и осторожно усадил на колено. Дождался, когда Лика поднимет на него глаза.

- Замуж за меня пойдешь? – губы улыбались, но взгляд оставался серьезным.
Лика попробовала вырваться, но его руки удерживали её.

- А тебе личная медсестра нужна? Часто спасать придется? 

Лика старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал, а по щекам словно кто провёл горячим утюгом.

Тут щелкнул дверной замок. Лика снова дернулась, на этот раз Николай убрал руки.

Ульяна Федоровна вошла на кухню. Лика ахнула:

- Офигеть! Бабуль, круто выглядишь!

Волосы Ульяны Фёдоровны были уложены в сложную прическу, роскошное старинное платье сидело на ней как влитое. В ушах сверкали огромные изумруды.

Николай подскочил, замер.

Ульяна Федоровна подошла к нему и улыбнулась:

- То, что взял на время, отдай! Оберег тебе не навсегда даден.
Николай опешил. Рука непроизвольно схватилась за шнурок, на котором болталась обломанная костяная пластинка.

- Да ты, милок, не бойси, он теперь тебе без надобности, - Ульяна Федоровна заговорщицки подмигнула Лике. – Та, от которой он оберегал, за моря-океяны подалась. В страны жаркие. Назад дорога ей заказана. Вот так шта, милаи, - она с улыбкой протянула сморщенную ладошку.

- Бабуль... только я это... не сберёг... - Николай снял с шеи шнурок с обломком и достал из кармана вторую половинку оберега.

Ульяна Федоровна осторожно взяла оберег и соединила обломки. Глядя на них, что-то пошептала и потёрла между ладонями. Подняла шнурок кверху. Перед изумлёнными Николаем и Ликой на шнурке покачивалась абсолютно целая пластинка. Без трещин и обломанных граней – гладкая, с чуть матовым отливом.

Ульяна Федоровна спрятала оберег в складки пышной юбки.

- Благословляю вас, дети, - она перекрестила сначала Николая, потом Лику.

Та зарделась, уставилась в пол, но перечить не стала

- Вот это я понимаю, оперативность, - Николай подмигнул Ульяне Фёдоровне. - Классная у тебя бабушка, сразу просекла ситуацию. Не то, что ты. Невеста!

Он подхватил взвизгнувшую Лику и закружил по комнате.