Нож

Июль в далёком девяносто третьем выдался жарче обычного. Длинными летними вечерами никто из отдыхающих пансионата не собирался укладываться спать. Засиживались допоздна, наслаждаясь долгожданной после дневной жары прохладой. Дети играли до полного изнеможения, женщины сплетничали на скамейках, мужчины играли в нарды в чайхане. Парочки уединялись в темных аллеях. Вот и получалось, что когда утреннее солнце вовсю заглядывало в окна отдыхающих, большинство ещё крепко спали.
Нана, в свои неполные двадцать три года, уже была мамой очаровательной девятимесячной малышки. И мамой оказалась образцово-показательной. В половине восьмого утра Нана, по дороге к морю, бодро толкала перед собой коляску с дочуркой. Малышка была накормлена, напоена, одета в пляжные вещички, в сумке у Наны перекатывался обязательный набор - свежевыжатый яблочный сок в бутылочке, нарезанные фрукты, водичка в другой бутылочке. Фрукты она всегда нарезала дома, не любила брать с собой ножик. На берегу моря Нана никогда не засиживалась позднее одиннадцати часов утра, считая что малышке это будет вредно. И к тому же, была у дочки дурацкая, как считала Нана, привычка. Она терпеть не могла панамки, и все время скидывала их с головы. Какие нужно было приложить усилия, чтоб отвлечь внимание девочки от предмета на ее голове, знали почти все обитатели пансионата, посещающие пляж. Стоило молодой маме отвернуться, как панамка уже валялась рядом с малышкой. Этим утром Нана довольная и спокойная, любуясь бескрайней морской гладью, безоблачным небом, парящими в нём птицами,не спеша шла по широкой асфальтовой дороге к морю. Почему довольная и спокойная? Так накануне вечером муж привез для дочки новую панамку! И не простую, а с ленточкой! Завязала  - и любуйся себе спокойно морем! Всё, доченька, не получится больше маму мучить!
Размышляя о том, как мало, собственно говоря, нужно человеку, чтоб почувствовать себя хоть чуточку счастливым, Нана продолжала катить коляску по дороге. Не подумайте, всё у Наны в семье было замечательно. Но стать в двадцать два года, когда сама еще «в куклы не наигралась», мамой, это, конечно, большое испытание и огромная ответственность. А в силу своего характера, Нана ответственно относилась ко всему в жизни, перфекционизм иногда просто зашкаливал.
На мгновение она перевела взгляд с горизонта на головку дочери, невозмутимо едущей в коляске, и,  увидев белоснежную с мелкими цветочками и бабочками панамку на месте, снова удовлетворенно погрузилась в размышления.
Она замедлила ход, остановилась и «зависла», наблюдая за разноцветным удодом, поймавшим маленькую стрекозку. Мысль перенеслась в детство, на новханинскую дачу, где папа неизменно называл удода «шинабу», а дедушка на шемахинский манер «шинапипи». Ей вдруг показалось, что это было не с ней. Или в другой жизни. «Как же всё меняется с рождением детей», не без некоторой горечи, подумала Нана. В ту же секунду она услышала хрип. Вздрогнув и обернувшись к коляске, Нана с ужасом поняла, что хрипит её девочка, её малышка. Всю дорогу к морю, дочка втихомолку пыталась стянуть с себя злосчастную панамку. Действия ребенка закончились плачевно. Ленточка, которую она дёргала из стороны в сторону, каким-то странным образом затянулась в узел, стала невероятно короткой и попросту впилась ребенку в горло... Двигать головой девочка уже не могла. Она хрипела, а личико на глазах у матери  становилось синюшно-багровым. Нане показалось, что у неё отнялись ноги и язык одновременно. Она как каменный истукан стояла и смотрела на своего задыхающегося ребенка и не могла ни пошевелить пальцем, ни издать звук. В половине восьмого утра по дороге на пляж не было ни души. Поворот дороги скрывал Нану с дочкой от самого здания пансионата и от берега тоже. Они были совершенно одни. Очнувшись, девушка присела на корточки и попыталась сделать что-нибудь со злосчастной ленточкой. Бесполезно. Ни просунуть палец, ни попробовать развязать было нереально. От малейшего движения малышка хрипела ещё больше. Время шло на секунды...
Вдруг, из-за поворота, показалась чья-то фигура. Нана повернула голову и увидела отдыхавшего в пансионате парня, моложе ее года на два-три, одного из самых шумных и весёлых ребят дома отдыха. Тех, что кутят ночи напролет, а днём обычно отсыпаются. Что он делал ранним утром на пляже, Нане дела не было. Она посмотрела на него, открыла рот, но издала лишь странный звук. Парень посмотрел на Нану, а потом на ребенка в коляске.
- Аман Аллах! – воскликнул парень, она же сейчас задохнется!
 В ту же секунду он выхватил из кармана складной нож. Мгновение - и нож в воздухе щёлкнул, раскрылся, блеснуло на солнце лезвие. Парень каким-то виртуозным движением поддел ножом ленточку ближе к уху ребёнка и... в следующее мгновение панамка валялась на асфальте, девочка закашлялась, и начала громко плакать. А Нана продолжала молча стоять.
–  Ты онемела что ли, мать? - спросил парень.
– Ну, всё, теперь или носи ножик с собой или не покупай всякую китайскую хрень ребенку. Привет мужу!
И он, как ни в чём не бывало, двинулся дальше, в сторону здания пансионата. Нана схватила дочку на руки, крепко обняла и стала целовать. И плакать одновременно. Малышка заревела еще громче. Она трогала пальчиком ранку около уха, лепетала что-то похожее на «ва-ва», а Нана продолжала обнимать ее и плакать.

 Ровно через два года, теперь уже в свои  неполные двадцать три года, парень погиб. На свадьбе лучшего друга. В совершенно нелепой драке. От удара... ножа. Складного. Карманного. Погиб не сразу. Чуть позже. От потери крови из бедренной артерии. Народу рядом было много. Не спасли.